3362. Сталин бы не одобрил

[Алексей Чадаев]

http://izvestia.ru/news/594121

27 октября 2015, 14:11 | Политика |

О политическом беспамятстве лидера коммунистической оппозиции

Геннадий Зюганов заявил о том, что он и его КПРФ не будут принимать участие в торжествах по случаю Дня народного единства 4 ноября.

Год назад было иначе: Зюганов с Сергеем Неверовым, Сергеем Мироновым и Владимиром Жириновским предстали в этот день на публике вместе, держась за руки. Но тогда до думских выборов было еще сравнительно далеко, а сейчас — меньше года; и, видимо, настало уже время начинать изображать из себя «единственную настоящую оппозицию», что он и делает.

Можно было бы погрустить по поводу ветрености и непостоянства думского старца, но, увы, массовый избиратель сегодня плохо помнит даже прошлую неделю, не то что прошлый год. Что уж говорить о более ветхой истории — будь то события начала ХХ века (7 ноября) или тем более начала XVII (4-е). Зато есть вполне определенный сегодняшний политический контекст, в котором демарш лидера КПРФ приобретает интересные краски.

Прежде всего среди руководителей российских регионов есть теперь уже два губернатора-коммуниста и еще один является мэром третьего по численности населения города страны.

4 ноября — государственный праздник по своей сути принципиально надпартийного, общенародного значения. К празднику относится положительно и собирается его отмечать значительное большинство населения, в том числе и в помянутых регионах и городах. С кем в такой ситуации быть этим руководителям — со своими людьми или со своим партийным лидером?

Кто для них окажется важнее?

Далее. События, связанные с восстановлением русской государственности, — благодаря героической инициативе простых людей, уставших от беспредела и анархии Смутного времени, — сюжет сугубо положительный и героический даже в советских учебниках истории. Равно как и основная смысловая доминанта праздника, она же и строка Конституции — то, что первоисточником и верховным носителем власти в конечном счете является народ. По большому счету примерно так сами же коммунисты и обосновывали всегда легитимность революции и сформированных ею структур власти.
Читайте еще:
[Прогресс во благо?]
Прогресс во благо?
Пойдет ли развитие индустриальных технологий на пользу цивилизации — большой вопрос

В этом смысле события 1613 и 1917 годов похожи — в обоих случаях новый режим устанавливала группа людей, действовавших от имени народного большинства. Принципиальная разница лишь в одном: если после 1613-го Смута закончилась, то после 1917-го она, наоборот, только началась. Более того, есть те, кто и сегодня не прочь был бы ее продолжить. И, вольно или невольно, Геннадий Андреевич своим заявлением дал понять, что он — среди таковых.

Что ж, это его право как политика. Вопрос в том, насколько это удачный политический ход накануне выборов. Во-первых, ясно, что значительная часть деятелей КПРФ на местах не пойдет в этом вопросе за своим лидером, тем самым показав, насколько рыхлой и аморфной структурой является сегодняшняя КПРФ. Во-вторых, уровень поддержки президента страны, а значит, и ценностей народного единства сегодня составляет порядка 90%, и в этих процентах огромная часть потенциальных избирателей КПРФ, которые теперь вполне могут пересмотреть свои партийные предпочтения. Ибо что-что, а Смута никогда популярностью у нас не пользовалась. Идеалы социальной справедливости, борьбы с коррупцией, поддержки малоимущих, содержательная и кадровая альтернатива господствующей бюрократии — да, а Смута — нет.

В этом смысле даже результаты региональных и местных выборов в 2015 году показали, что на пятки КПРФ наступает СР, которая выступает за тот же набор идей, но без эрзац-большевизма и шариковщины. Скорее всего в штабах «Справедливой России» теперь потирают руки — можно всерьез побороться за вожделенное место «второй партии».

Есть и еще один аспект. Прошлогоднее присоединение Крыма — это не только и не столько территориальное приобретение. Это еще и заявка на восстановление преемственности с исторической Россией — как царской, так и советской. Ту же роль выполняет и дата 4 ноября — единственная в нашем официальном календаре связь с событиями, происходившими до великих потрясений ХХ века.

КПРФ потратила многие годы на то, чтобы спозиционировать себя не как наследницу революционных матросов и политических экстремистов, развязавших после 1917-го кровавую бойню на всей территории страны, а как конструктивную, государственническую силу, ориентирующуюся на лучшие образцы отечественного госстроительства — опять-таки как советского, так и досоветского. Зачем сегодня одним конъюнктурным жестом все это перечеркивать — глубоко не ясно.

Кстати, между нами говоря, «Сталин бы не одобрил»: именно зрелый СССР давал образцы того, как можно и нужно чтить память великих событий и великих деятелей прошлого, будь то Александр Невский, Петр Великий, Суворов, Кутузов, Ломоносов, Пушкин или Менделеев. Опера Глинки «Иван Сусанин», опять-таки посвященная именно событиям 1613 года, также вполне органично смотрелась в репертуаре Большого театра именно в советскую эпоху. Вот Троцкий и троцкисты — те да, наверное, порадовались бы.

Но тут уже либо — либо: или массовая системная партия, опирающаяся на широкую народную поддержку и борющаяся за победу на демократических выборах, или группа заведомых маргиналов, ориентированная на то, чтобы разжечь мировой пожар, а также разрушить, отнять и поделить. Однако ж при всем уважении вряд ли Геннадий Андреевич на старости лет окажется способен последовательно идти по этой непростой дороге. А значит, есть немаленький риск потерять и ту, и другую возможность.

Есть известная фраза Черчилля про отличие политика от государственного деятеля — один ориентируется на следующие выборы, другой — на следующее поколение. Проблема в том, что погоня за сиюминутной конъюнктурой подчас оказывается проигрышной не только в долгосрочной, но даже и в краткосрочной политической перспективе. Судя по всему, с Геннадием Андреевичем сейчас именно это и произошло.

[Алексей Чадаев]

http://izvestia.ru/news/598124
3 декабря 2015, 17:28 | Политика |

О социально-коммуникационном аспекте президентского послания

Президентское послание по устоявшейся традиции оглашается почти в конце года — и тем самым подводит итоги и намечает горизонты уже на следующий год. Однако сейчас слишком много важного произошло именно в последние недели и месяцы, и эти срочные темы оказались более значимыми в контексте выступления президента. Многие блогеры уже заметили, что, скажем, слово «Украина» в нынешнем послании не было произнесено ни разу — зато ближневосточные события стали одним из основных смысловых акцентов.

Тем не менее тот факт, что следующий, 2016 год — это год больших выборов в России, не мог быть обойден вниманием президента. И тема выборов в Госдуму прозвучала уже вначале, сразу после Сирии. Но установка, озвученная здесь главой государства, также адресовала нас к тому, что единство различных сил страны перед лицом внешних угроз и вызовов важнее, чем внутриполитические споры и дискуссии, которыми мы еще вдосталь наедимся в грядущем сезоне.

Внутриполитический блок начался цитатой Карамзина — о самоуважении и об отношении к Отечеству. В последние месяцы Кремль неоднократно транслировал новую установку во внутренней политике: «все, кто про Россию, — наши союзники»; в том смысле, что старинный расклад «партия власти против всех остальных» в новых обстоятельствах более не работает. Все политические партии — большие, малые, старые, новые — воспринимаются как «свои»; единственное исключение из этого правила — аффилированность со внешними для страны силами. В том же ключе высказался сейчас и президент, демонстративно встав в позицию «над схваткой» и призвав сделать особый упор на прозрачность процедуры и общественное доверие к итогам голосования.
Читайте еще:
[Антитурецкое эмбарго коснется овощей, фруктов, мяса, рыбы и молока]
Антитурецкое эмбарго коснется овощей, фруктов, мяса, рыбы и молока
Экономические меры против Турции в продовольственной части будут аналогичны запретам на поставки из США и ЕС

Впрочем, одну из неизбежных тем грядущей внутриполитической борьбы Путин всё же затронул, и это тема прозрачности госрасходов и борьбы с коррупцией. Но и она прозвучала в таком ключе, что антикоррупционная деятельность — в большей степени предмет заботы правоохранительных органов и структур гражданского общества, нежели политических партий. В этом блоке он упомянул свою встречу с активом ОНФ — очевидно, что для него сейчас это более приоритетная сфера внимания.

И тем не менее самая большая и акцентированная доля послания была посвящена экономике. Но стилистика экономического блока претерпела одно существенное изменение по сравнению с предыдущими годами — если раньше в нем чаще всего речь шла о мегапроектах, макроэкономических факторах и инфраструктуре, то сейчас основной упор был сделан на выстраивании нормальных, человеческих отношений с теми, кто всё еще, вопреки всему, продолжает заниматься у нас в стране предпринимательством. То есть экономика-то — она экономика, но сам набор задач, который президент нарезал бюрократии, относится в гораздо большей степени к сфере общественной коммуникации, чем к управлению экономической или финансовой политикой.

И вот это момент, на который я обратил особое внимание. Набор структур, упомянутых в послании, — ОНФ, АСИ, «Деловая Россия» и другие — это структуры, которыми президент пользуется как основными источниками «обратной связи» о положении дел в стране и предложений по корректировке госполитики. Это же прослеживалось и в социальном блоке — в разделах по медицине, образованию и т.д. звучали предложения, ранее обсуждавшиеся на тематических площадках того же ОНФ. Можно сказать, что выстраиваются две параллельных друг другу институциональных иерархии: одна — в партийно-политической сфере, другая — в пространстве, которое мы привыкли называть аббревиатурой НКО. А по сути, они становятся механизмами прямого народовластия, своего рода аккумуляторами запроса различных общественных сред — профессиональных сообществ, активистов различных видов, бизнесменов, экспертов и т.д. И если выборы — это раз в 5–6 лет, то здесь гораздо более высокая «тактовая частота» прямой демократии.

И вот что я думаю. Часто замечают, что большинство «цветных революций», как свершившихся, так и несостоявшихся, происходило в связи с выборами. И начинались они как сравнительно безобидные кампании по интерпретации выборных итогов. Но именно в такие моменты вскрывалась ключевая уязвимость классических моделей представительной демократии в наше время: жизнь сегодня слишком динамична, чтобы сигнал «обратной связи» власти от общества проходил всего лишь раз в 4–5 лет на избирательном участке. Нужны также и другие, более оперативные и действенные механизмы аккумуляции общественного запроса, обсуждения острых тем и поиска решений. Если этого не происходит, каналы обратной связи забиваются — и этим сразу же пытаются воспользоваться силы, ждущие момента, чтобы нанести удар по основным институтам государства.

Соответственно, стратегически единственный способ защитить основной, конституционный контур институтов от «гибридного» взлома изнутри и снаружи — это дополнить его еще одним параллельным контуром обратной связи по линии «общество–власть». Сегодня — интуитивно или сознательно — Путин нащупывает механизмы решения этой давней проблемы, адекватные новой эпохе. И жизнь показывает, что направление выбрано верно — так, фиксируемый социологами уровень доверия к ОНФ превышает текущий электоральный рейтинг любой из партий. А для президента это еще и дополнительный механизм давления на тот самый госаппарат, весь цвет которого сидел сегодня в Георгиевском зале и кивал головами, получая те или иные поручения. И зная теперь, что «замылить» их не дадут: будет кому напомнить.

[Алексей Чадаев]

http://izvestia.ru/news/601088
2 января 2016, 18:02 | Политика |
О новогодней политической инновации

Новый, 2016 год уже 1 января отметился невиданной новацией в сфере внешней и внутренней политики. В ответ на предложение Киева о согласии возобновить поставки энергии в Крым при условии, что в договоре он будет указан как часть Украины, Владимир Путин предложил провести на эту тему соцопрос среди жителей полуострова.

В первый день нового года результаты опроса были обнародованы: 94% жителей полуострова не хотят иметь с Украиной ничего общего, и согласны какое-то время терпеть трудности с энергоснабжением, лишь бы не давать бывшей метрополии повод считать иначе.

Прецедент имеет значение, выходящее далеко за рамки очередной российско-украинской энергетической войны.

Впервые со времён Земских Соборов глава государства при принятии важных внешнеполитических решений апеллирует напрямую к «гласу народа», за пределами «канонических» официальных институтов. И принимает решения на основании результатов полученной «обратной связи».

То, что для президента Путина данные опросов населения являются одним из важнейших инструментов при выработке управленческих решений – не новость для тех, кто давно следит за политическим стилем главы нашего государства. На вузовских лекциях по новейшей истории России я как-то предложил студентам перечислить случаи, когда принимаемые Путиным решения шли откровенно вразрез с социологически зафиксированным мнением большинства. Нашли ровно один: в вопросе о моратории на смертную казнь – президент ввёл его несмотря на то, что большинство выступало (и продолжает выступать) за сохранение «высшей меры».

В повседневной деятельности внутриполитического блока Кремля социология и работа с ее данными также всегда играли значительную роль. Не понимающие этого фактора западные аналитики всегда становились в тупик, объясняя сохраняющийся высокий уровень поддержки Путина населением: по их лекалам, «авторитарные режимы» рано или поздно неизбежно ее теряют, безотносительно к результатам выборов. Но в том-то и дело, что путинская система никогда не вписывалась в прокрустово ложе авторитарной модели.

«Чуять страну» - едва ли не главный урок, извлечённый ее нынешним руководством из катастрофы конца 80-х годов прошлого века. И проблема в том, что одних только классических институтов представительной демократии для решения этой задачи в наше время уже недостаточно.

Выборы, то есть ситуация, когда народ реализует своё конституционное право верховного суверена власти, проходят лишь раз в несколько лет – современная динамика жизни требует обсуждения и принятия важных решений гораздо чаще. Ранее организовать большую общегражданскую дискуссию по тому или иному актуальному вопросу было сложно технически – развитие средств цифровой коммуникации сняло этот барьер, открыв дорогу к практической реализации идей «прямой демократии», до того считавшихся полуутопическими.

Механика «цветных революций» в новосозданных государствах целиком построена на этом темповом «провале» классической представительской модели. Выборы в этом случае – не более чем повод аккумулировать накопившееся недовольство и социальный протест, вывести его на улицу и построить бронебойно убедительную драматургию «народ против власти». Правители в этой ситуации оказываются перед выбором – или кровь, или добровольная сдача полномочий, безотносительно к их законности: закон в этом случае начинает диктовать толпа.

В свою очередь, механика путинской контрреволюции, так пока и не взломанная многочисленными претендентами на роль вождей московского оранжа, построена на том, что внешне «авторитарная» стилистика маскирует демократизм реальной модели выработки и принятия решений.

Путинская Россия – это система с постоянно усиливающимся контуром прямой демократии, где социологический инструментарий служит непрерывным, функционирующим в недельном такте средством прямой коммуникации власти со страной. И, кроме социологии, все время появляются дополнительные механизмы – начиная от института общественных палат и заканчивая феноменом ОНФ как структуры-агрегатора активности «третьего сектора», направленной на реализацию предвыборных обещаний президента.

Ситуация с крымским соцопросом выводит эту модель на новую орбиту. Два принципиальных новшества: во-первых, мнение людей становится определяющим при принятии решений не только во внутренней, но и во внешней политике. Во-вторых, механизм, до того действовавший без особой публичности - то, что Кремль регулярно работает с данными соцопросов из множества независимых источников, и пользуется ими при выработке политических приоритетов, ранее не было в столь публичном фокусе.

Институциональное строительство в наше время – такая же точно область соперничества, как вооружения или экономика. Прочность национальных политических институтов регулярно проходит проверку на излом, и более развитые страны активно пользуются относительно более высоким качеством своих политических институтов в глобальной конкуренции стран. Слабых бьют столь же нещадно, как и на полях военных сражений или при переделе глобальных рынков.

Прочная, устойчивая демократическая система, где сила власти опирается на доверие людей и постоянную, прямую коммуникацию с большинством граждан – залог выживания государства в ХХI веке. И на этом поле Россия оказывается кое в чем даже впереди западных демократий с их многовековой институциональной историей.

[Алексей Чадаев]

http://um.plus/2016/05/17/957/

Сейчас, когда во взрослую жизнь уже начинает входить поколение, родившееся при Путине и знать не знающее допутинской России, реалии 90-х уходят все дальше в туман истории. Однако для тех, кто жил и действовал тогда, многие сегодняшние события и фигуры выглядят иначе — есть с чем сравнивать.

1997-ой год. Дело «Связьинвеста». Последняя крупная сделка эпохи «большой» приватизации, два олигархических консорциума, отчаянно борющихся за крупнейший телекоммуникационный актив. Проигравшие — Березовский и Гусинский — разворачивают крайне жесткую медиакампанию против правительства, посредством подконтрольных им телеканалов. И главным аргументом в этой кампании были обвинения в коррупции в адрес правительственных чиновников, произносимые с экранов с хорошо оплачиваемым пафосом правдолюбцев.

Тогдашний экономический блок — команда «молодых реформаторов» Чубайса-Немцова — никогда не отличался способностью «держать удар» в медиаполе: демонизация сработала, антирейтинг рос от месяца к месяцу, и становилось очевидно, что единственной политической опорой этой команды является доверие президента Ельцина. Который, хотя и близко не мог похвастаться такими рейтингами, как у его преемника, все же был достаточно силен для того, чтобы давление до определенного момента выдерживать. И выдерживал — до августа 1998-го.

Многие помнят Бориса Абрамовича Березовского, у которого в руках было три сотовых телефона, по двум из которых он одновременно и непрерывно с кем-то разговаривал. Потом он весь день, не отнимая трубки от уха, бегал по кабинетам и рассаживал везде своих людей. Ощущение было жутковатое: Березовский был похож на рехнувшийся компьютер, но именно этот компьютер, как тогда казалось, и дорвался наконец до управления государством. Впрочем, ближайшие события — назначение Примакова и все то, что произошло потом, показали всю эфемерность его тогдашнего триумфа

Вот как характеризует историю со «Связьинвестом» один из ее непосредственных фигурантов:«В частных беседах он (Б.А. Березовский) любит порассуждать о том, что нельзя руководствоваться только одними соображениями цены, когда речь идет о захвате контроля над целым рядом отраслей. Мол, конкурентную среду в стране надо поддерживать. И делать это предлагается следующим способом: отдали Потанину «Норильский никель» и СИДАНКО – попридержите его. «Связьинвест» отдайте Гусинскому. Аргументация очень спорная. Кто и каким образом будет определять, кого и когда надо «попридержать»? Я, например, считаю, что Гусинского с Березовским вообще опасно подпускать к «Связьинвесту», потому что эта отрасль сильна замкнута на телекоммуникации, а там они и так очень сильны. Если мы им еще и «Связьинвест» отдадим, они будут печь президентов каждые четыре года, как пирожки».

Наблюдая сейчас за активностью блогера Навального, я испытываю определенное дежавю. По сути, он сейчас выступает как идейный наследник — не самого Березовского, разумеется, а тех хорошо оплаченных правдолюбцев с центральных каналов, которые в то время поставили на поток технологию медиарэкета. Лозунг борьбы с коррупцией — великолепная «крыша» и универсальное алиби для тех, кто профессионально занимается политическим шантажом власть предержащих. Многолетний устойчивый стереотип, что в российском государстве воруют все и всегда — удобная канва для таких кампаний: достаточно лишь сфокусировать внимание публики на ком-то конкретном и превратить его в заведомого антигероя — оправдывающийся всегда выглядит смешно и глупо.

Олигархические медиахолдинги, державшие за горло центральную власть, были разгромлены один за другим в первый путинский срок. Но то была еще реальность, где президентов «пекло как пирожки» центральное телевидение. Главное, что изменилось с тех пор — цифровая революция сместила приоритеты в медиа: сегодня интернет и соцсети — пространство столь же, если не более значимое, чем телеканалы. И было бы странно, если бы старую технологию конвертации политики в деньги и денег в политику не попробовали бы на новой технологической платформе.

Многие рассуждают так: мол, на то и щука, чтобы карась не дремал — каким бы циничными демагогами ни были Навальный и сотоварищи, деятельность их даже до некоторой степени полезна стране: высвечивая те или иные коррупционные истории, они оздоравливают среду. Наблюдая за российской политикой уже четверть века, рискну с этим категорически не согласиться. Парадокс в том, что коррупция в России в основном является порождением борьбы с коррупцией: чем больше людей участвует в охоте на ведьм, тем больше этих самых ведьм и колдунов варят мухоморы в котлах, приговаривая заклинания. Тот, кто занимается демонизацией, по факту как раз-таки и вызывает демонов.

Это метафоры, но если говорить в прикладной плоскости, то реальное снижение «коррупционного налога» на экономику предполагает решения совсем в иной плоскости: в первую очередь, изменение бюджетной политики и политики администрирования госрасходов. Такие решения могли бы предлагать люди и политические силы, идущие на выборы — однако от записных борцов с коррупцией мы не слышим даже робких попыток поговорить на эту тему. Одно лишь показывание пальцем — жулики и воры. А значит, делаю я вывод, ни в какой действительной борьбе с коррупцией эти люди не заинтересованы. Их интересы лежат в другой плоскости

Проблема Березовского была в том, что он регулярно путал свой личный интерес с государственным, объясняя первое через второе. По этому же пути сегодня идут и гражданственные блогеры, пусть их личный интерес пока — пока! — номинирован не столько в дензнаках, сколько в лайках и перепостах. Но базовый движок системы медиарэкета от этого не меняется никак: достаточно посмотреть на недавнюю историю в подмосковной Барвихе — «мы идём на выборы, и если нас не пустят, это будет означать, что избирательная система нелегитимна». Трехлетней давности унижение московских муниципальных депутатов, которых заставляли отдавать свои подписи за Навального ради того, чтобы он мог выдвинуться в мэры Москвы, было воспринято гражданственными блогерами как должное — ну да, действительно, им же нужна легитимность, а вот и мы тут как тут. Правила расторговки те же самые, что и в 1996-97: мы вам — медиаресурс, вы нам — активы (в данном случае — активы политические). А упаковка — по-прежнему гражданственный пафос, мало изменившийся за двадцать лет даже на уровне используемых терминов.

В начале 2000-х была такая троллинговая аббревиатура — УЖК (уникальный журналистский коллектив), родившаяся как раз в разгар страстей по поводу киселевского НТВ. Сегодняшний ФБК впору, по аналогии, именовать УБК — уникальный блогерский коллектив. Единственная их проблема — не видно пока на горизонте своих Березовских и Гусинских, которые могли бы через этот механизм проворачивать действительно крупные госактивы. Однако очередная приватизация, как нам говорят в правительстве, не за горами. Есть товар — будет и купец.