*2663. Третий путь патриция

[Сергей Шелин]

http://www.gazeta.ru/comments/column.../6106701.shtml

О том, от чего отрекся высший класс за три года

Обозреватель информагентства «Росбалт»
09 июля 2014, 10:41

В знаменитой книге «La trahison des clercs» («Предательство интеллектуалов») духовная элита Запада обвинялась в отречении от своих высоких идеалов и моральном саморазрушении. Наш номенклатурный класс высоких идеалов не имел изначально, однако и он нашел от чего отречься. За три последних года «элита» сумела проделать над собой огромную разрушительную работу.

По случаю роспуска Госдумы на каникулы и отработки ею половины отведенного срока комментаторы с удивлением вспоминают, что этот парламент избирался в 2011-м в атмосфере надежд и в первые месяцы своего существования обладал внушительным и шумным оппозиционным крылом. Репутация сомнительного сборища, занятого штамповкой все новых и новых каверз, пришла не сразу.

Наш руководящий класс никогда не отличался чувством ответственности перед подданными, но три года назад некоторыми своими звеньями к ним все-таки тянулся, пытался наладить контакт, собирал голоса на выборах, держал перед ними завлекательные речи.

Сегодня же отречение тех же людей от всякой общественной ответственности приближается к стопроцентному.

Это и дивное перерождение практически всех федеральных и подавляющего большинства местных депутатов. И трансформация избирательной машины, которая сегодня выворачивается наизнанку ради того, чтобы на сентябрьских выборах не было даже символической конкурентной борьбы. И почти бессловесное подчинение номенклатуры издевательской «муниципальной реформе», крайне унизительной для местных влиятельных лиц и бьющей по устоявшимся патерналистским связям между ними и простонародьем.

Наше сословие самодельных «патрициев» и раньше не любило и не уважало «плебс», но хотя бы стремилось им манипулировать. Пугливо и демонстративно от него отгородиться оно пытается только теперь. Это часть стихийно сложившейся в нашем привилегированном классе стратегии спасения.

К началу нового путинского президентского срока необходимость принятия каких-то отчаянных мер ради собственного выживания осознавалась этим классом достаточно четко. Вороватый, безграмотный, изнеженный и наглый, он уже не был нужен ни вождю, ни народу.

Привилегированное сословие, унаследованное от девяностых и нулевых, устойчиво воспринималось как антинациональная сила и действительно было таковой, если слово «антинациональная» использовать в истинном его смысле, то есть как сила антиобщественная и непригодная для руководства страной.

Выходов из тупика виделось два. Первый – обновление руководящего класса с участием низов – через выборы и прочие процедуры политической жизни – выглядел трудным, рискованным, никого по-настоящему не воодушевлял и был отброшен после первых же экспериментов.

Шестая Дума этим и войдет в историю – как символ отречения политиков от народа.

Стремление экс-политиков не просто выполнять приказы сверху, но еще и по собственному почину травить и мучить прежних своих избирателей – типичный синдром ренегата.

Впрочем, вторая перспектива – чистка, производимая сверху, – пугала «патрициев» еще сильнее. «У нас нынче все-таки не 37-й год» – слишком уж частая повторяемость этого тезиса высшими сановниками и тем более сановниками охранительного блока наводила на подозрение, что именно об этом, о радикальной кадровой чистке, хотя бы на сей раз и бескровной, в высшем кругу как раз и подумывают.

Перипетии дела Сердюкова – Васильевой, хотя и не перешедшего роковую черту, но несколько раз вплотную к ней приближавшегося, приводили номенклатуру к самым унылым выводам.

С одной стороны, видно было, что у обвиняемых, еще недавно принадлежавших к самому высшему слою, нет вообще никакой опоры, за исключением надежд на высочайшую милость.

А с другой стороны, страшило, что народ увидел в этом расследовании пролог массовой чистки. Причем, по всем признакам, собирался ее одобрить с тем же примерно энтузиазмом, с каким потом поддержал присоединение Крыма, и явно был разочарован вегетарианским исходом этой истории. А ведь в дело, подобное делу «Оборонсервиса», легко можно было бы втянуть почти любого.

Чтобы избавить себя от обеих мрачных альтернатив, номенклатура инстинктивно выбрала третий путь – путь смирения и трусливого отречения от всех своих кастовых завоеваний – от корпоративной спайки, от зачатков сословного достоинства, от здравого отношения к окружающему миру и даже от прав на имущество, приобретенное сомнительными путями, но считавшееся уже как бы своим.

Разумеется, «национализация элиты» вовсе не привела ни к возвращению активов из-за границы, ни к усердию в работе на общественное благо.

Зарубежную собственность либо переоформили, либо перевели на нелегальное положение. Но теперь само ее наличие – источник перманентного страха. Флоридские приключения Владимира Пехтина, экс-председателя думской комиссии по этике, персоны, вроде как олицетворявшей совесть парламента, показали, что героем публичного скандала с зарубежными активами может теперь оказаться буквально каждый. Номенклатура не столько «ушла» с Запада, сколько оказалась на крючке в России. Как, собственно, и было задумано.

Примерно то же самое произошло и со сменой духовных вех. Привилегированный класс повидал Запад и в общих чертах знаком с его устройством. Но теперь это тайное знание, которым обмениваются шепотом. А публично исповедуемая идеология номенклатуры – это конспирологические бредни, антизападничество, советская державность, культ вождя и показная набожность. Все – более или менее наигранное, зато исполняемое с утра до ночи.

Этим и спаслись. Не полюбились народу, но временно им подзабыты. Надоели Кремлю, но пока массовым порядком не заменяются, потому что вроде бы не видно замены. Никем не уважаемы, но денежное содержание им ежегодно наращивают, чтобы послушание было идеальным, а готовность ради кресел пойти на что угодно – абсолютной.

Российский привилегированный класс отрекся от тех немногих достоинств, которыми был наделен, и не приобрел ни одной из сильных сторон прежней советской номенклатуры. Зато продлил свое существование.

Мнение автора может не совпадать с позицией редакции

Содержание темы:

01 страница

#01. Сергей Шелин. Третий путь патриция. 10.07.2014, 18:31
#02. Сергей Шелин. Коктейль-2015: лояльность по-советски + пессимизм 90-х
#03. Сергей Шелин. Путин повторяет ходы
#04. Сергей Шелин. Наши вожди идут в ногу с Западом
#05. Сергей Шелин. Конец посткрымской эры
#06. Сергей Шелин. Обещали патриотизм, получился феодализм
#07. Сергей Шелин. Разгул гламурных мудрецов
#08. Сергей Шелин. Украина все равно ушла
#09. Сергей Шелин. Таких способных нам не прокормить
#10. Сергей Шелин. Новый кремлевский минимализм
02 страница
#11. Сергей Шелин. Россияне поверили в бесполезность свободы. 09.06.2016, 05:19
#12. Сергей Шелин. "Система научила никогда на нее не обижаться"
#13. Сергей Шелин. Невыносимая легкость погрома
#14.
#15.
#16.
#17.
#18.
#19.

[Сергей Шелин]

http://www.rosbalt.ru/blogs/2015/12/28/1475585.html
Росбалт, 28/12/2015 10:19

Споры о том, какие тайны кроются за легендарной неизменностью народного одобрения работы Владимира Путина, начались в 2014-м и в 2015-м не закончились.

Так или иначе, наступающий год глава России встречает все с теми же индикаторами популярности – 85% сограждан ему доверяют, полностью или с оговорками (все приводимые здесь цифры для сопоставимости взяты из одного источника – опросов фонда "Общественное мнение").

Для полноты картины напомню о двух вещах.

Во-первых, такую же подозрительную устойчивость демонстрируют рейтинги премьер-министра, уровни поддержки партии "Единая Россия" и вообще всего, что рядовой человек связывает с высшей властью. Например, доверие к Дмитрию Медведеву как держалось почти два года, так и сейчас держится вблизи 60%, хотя конкретные мероприятия правительства, которое он номинально возглавляет, не столь уж часто бывают популярны.

А во-вторых, сам этот феномен супердоверия возник только в начале 2014-го и в первое двухлетие третьего путинского президентства не наблюдался.

Еще в течение 2013 года в среднем 28% опрошенных сообщали, что стали меньше доверять Владимиру Путину, и только 17% — что больше. В 2014-й год первое лицо вступило с довольно умеренным уровнем доверия — 60%, а у второго лица этот индикатор и вовсе был незавиден – 40%.

Переворот в умах совершила крымская операция, а вовсе не предшествующие ей антизападные телекампании, законы против геев и иностранных усыновлений, суды над участниками демонстраций и пикетов и прочие подобные мероприятия. Только после Крыма народ начал соглашаться с начальством решительно во всем, будь то война в Донбассе, война в Сирии, разрыв с Турцией или череда продуктовых эмбарго. И с тех пор никак не остановится.

Ну а теперь перейдем от общеизвестного к нетривиальному.

Тех же самых людей та же самая опросная служба каждый декабрь просит подвести итоги уходящего года. И для себя лично, и для страны. И вот что народ ответил на этот раз.

Целых 47% опрошенных граждан сообщили, что 2015-й был для России хуже, чем 2014-й, и лишь 10% — что лучше. То есть, если верить заверениям респондентов, начальство делало в уходящем году все хорошо и даже превосходно, а вот страна тем временем чувствовала себя очень и очень неважно. Это первое наблюдение.

Второе наблюдение заключается в том, что столь ощутимый перевес отрицательных оценок над положительными в XXI век достигнут впервые. Предыдущий антирекорд ФОМ зафиксировал в кризисном 2009-м, и он был более скромен, чем сейчас (41% отрицательных оценок при 14% положительных).

Чтобы увидеть нечто более пессимистичное, чем народные итоги 2015 года, придется вернуться в прошлый век. Только 17 лет назад, в последефолтном декабре 1998-го, картина была мрачнее, чем нынче: по мнению 81% опрошенных, тот год был хуже предыдущего, и только для 3% — лучше.

При другой формулировке вопроса, когда респондентов просили сообщить, каким был ушедший год для них лично, цифры оказались немного другими, но их колебания от года к году — такими же. И взятый в персональном плане 2015-й тоже оказался наихудшим из всех после 1998-го.

Для обоих вариантов вопроса баланс народных оценок 2015-го оказался приблизительно на уровне, зафиксированном в конце 1996-го – не самого плохого, но и не лучшего года в позапрошлом десятилетии.

Итак, пессимистические интонации 90-х, совершенно очевидные, лишь только речь заходит о личных или общественных делах, спокойно уживаются сейчас с одобрительными и даже восторженными отзывами о высшем начальстве, выдержанными в духе добротной советской лояльности. Решайте сами — то ли это тайна народной души, то ли фальсификация опросов.

Что до меня, то я почти без колебаний выбираю первый вариант. Да, это тайна души. Хотя и такая, которую можно разгадать.

Ключ нам даст свежий опрос того же ФОМа, выяснявшего, как публика воспринимает запреты на турецкие овощи-фрукты и на продажи турпутевок в Турцию.

Оба запрета одобрили по 69%, а осудили по 13% россиян. Подозреваю, что многие из 18% затруднившихся с ответом на самом деле тоже против, но решили не раскрывать своего истинного лица. Так или иначе, одобрение этих запретов все равно довольно уверенное, хотя назвать его единодушным, пожалуй, нельзя.

Но куда интереснее ответы на следующий вопрос: "Как вы думаете, а на вашей жизни этот запрет как-то отразится?" И тут — сюрприз: целых 73% сограждан воображают, что запрет на ввоз турецких помидоров и винограда на "их жизни" не отразится.

Это объясняет почти все. То, что 11% опрошенных сообщают, что отразится отрицательно, а 9% воображают, что положительно — это лишь дополнение к главному. К тому, что почти все одобряющие начальственное эмбарго просто решили не примерять его к себе. По крайней мере, пока. Может быть, завтра они и задумаются о причинах опережающего роста цен на помидоры (на 29% за первые три недели декабря), уже зафиксированного статистическими службами, а может, еще долго будут держать выключенной ту часть мозга, которая отвечает за увязку этих фактов с действиями властей.

Кое-какую добавочную информацию дают ответы на "туристические" вопросы. Во-первых, 88% собеседников ФОМа заверили, что они даже и не собирались "в ближайшие годы" посетить Турцию, и лишь 9% признались в подобных греховных намерениях. Тут опять одобрение запрета в первую очередь исходит от тех, кто воображает, что он по ним не ударит. Хотя по многим из них ударит обязательно — хотя бы потому, что запреты на выездной туризм гарантируют взлет цен на все внутрироссийские туруслуги.

Но это еще не все. Среди признавшихся в намерении когда-нибудь посетить Турцию запрет на турпоездки одобрили 47%. Остальных, даже и тех, кто затруднился с ответом, запишем, конечно, в противники запрета. Но все равно — внушительная, хотя уже и не достигающая абсолютного большинства, группа людей готова, пусть и словесно, одобрить высочайший каприз, пошедший поперек их личных интересов.

И теперь перейдем к выводам, они же — духовные результаты 2015-го.

1. Россияне трезво оценивают итоги прошедшего года и находят их крайне удручающими и для себя лично, и для страны. Пессимизм 90-х уверенно возвращается в быт.

2. Одновременно сограждане продолжают цепляться за лоялизм советского образца, освоенный в 2014-м.

3. Интеллектуальная техника, применяемая ими для того, чтобы совместить п.1 и п.2, сводится к тому, чтобы поверить, будто деяния высшего начальства совершаются в какой-то другой реальности, не пересекающейся с той, в которой обитает рядовой человек. А сверх того, самые усердные даже готовы на словах (хотя обычно и не на деле) одобрять те высочайшие мероприятия, которые явно вредят им лично.

Шизофрения? Безусловно. Однако такая, которая до поры помогает справляться с житейскими противоречиями. Отвечая еще на один вопрос – о том, верят ли они, что 2016-й окажется для них лично лучшим, чем уходящий год, — собеседники ФОМа демонстрируют очень скромный оптимизм, на уровне, опять же 90-х, а не последующих годов. Но к их доводам, высказанным ФОМу в вольной форме, стоит присмотреться.

Те, кто не ждет от следующего года хорошего, жалуются на упадок экономики и угрозу бедности. А те, кто ждет, ссылаются на потребность надеяться на лучшее и отчасти на собственную способность найти новые заработки и преодолеть трудности. И ни те, ни другие почти не вспоминают о властях – ни как о виновниках кризиса, ни как о людях, знающих выход из него.

Лояльность, странным образом соседствующая с верой в то, что мероприятия высшего начальства никак не отражаются на жизни рядовых людей, может какое-то время существовать. Но вряд ли много лет.

[Сергей Шелин]

http://www.rosbalt.ru/blogs/2016/02/09/1488275.html
9 февраля 2016, 19:58 | Война | внешняя политика | Сирия

Операцию в Сирии начинали, чтобы выйти из тупика в Донбассе. Но чем она победоноснее, тем яснее: это еще один тупик.

У России все меньше шансов разомкнуть кольцо врагов © Фото с сайта kremlin.ru
ИА «Росбалт»

Февраль стал месяцем очередной перестройки отношений России с внешним миром. В январе еще можно было рассуждать в жанре «Путинопятьвсехпереиграл» и повторять, что наша держава, хотели этого другие или нет, сделалась ключевым участником некоей мировой коалиции против ИГ, а потому может требовать для себя приз от западных игроков. В первую очередь — в виде отмены санкций, введенных в позапрошлом году.

И вдруг все расклады молниеносно изменились. Наша госпропаганда сегодня просто-таки упивается, перечисляя и уличая все новых и новых врагов.

Говорящая голова МИДа Мария Захарова объясняет Пан Ги Муну, что он нарушил подобающие генсеку ООН правила поведения, заявив, будто российские авиаудары в Сирии стали причиной провала женевских мирных переговоров.

Президентский пресс-секретарь Дмитрий Песков наставляет Ангелу Меркель, советуя ей делать только ответственные заявления и не рассуждать «о якобы имеющих место человеческих жертвах в результате авиаударов российских Воздушно-космических сил».

Целый хор агитаторов на все лады повторяет непроверенное и, вероятно, сильно опережающее события сообщение CNN о каких-то 150 тысячах бойцов «исламской коалиции» (Саудовская Аравия, Кувейт, Эмираты, Марокко, Бахрейн, а со временем даже и Малайзия с Индонезией), которые якобы вот-вот «войдут в Сирию с севера, со стороны Турции». Впрочем, некоторое правдоподобие этому придают срочно устроенные переговоры министра иностранных дел Саудовской Аравии с американским госсекретарем, во время которых первый и в самом деле грозил ввести в бой спецназ, а второй поощрительно жестикулировал.

Ну и, наконец, Турция. Высказывания Тайипа Эрдогана о России и Владимире Путине, еще недавно весьма аккуратные, сделались сейчас стилистически и содержательно неотличимыми от высказываний Путина об Эрдогане и Турции. Перспектива открытия турками фронта в Сирии явно перестает быть абстрактной.

Причина столь разительных перемен в том, что на пятый месяц участия в этой войне российские силы (вместе с иранцами, «Хезболлой» и войсками Башара Асада) впервые добились реального успеха, взяли в кольцо Алеппо и ведут бои у самой турецкой границы.

Хотя в Москве, судя по всему, и не предвидели добавочных международных осложнений, но остальные участники конфликта ответили на активизацию боевых действий стремительным сплочением против России. Разумеется, новейшая антироссийская коалиция существует пока только на словах. Но даже и это впечатляет.

Путин опять сумел объединить против себя множество тех, кто друг друга как минимум недолюбливает, а то и просто ненавидит.

Напомню, что в прошлый раз, в 2014-м, такое тоже произошло не одномоментно. Кто мог тогда вообразить, что Европейский союз — весь такой вялый, раздерганный, трусоватый и падкий на деньги — согласится ввести реальные антироссийские санкции? На начальной стадии кризиса там даже и не думали об этом. Первый, посткрымский, пакет санкций был почти символическим. Чтобы как следует встряхнуть и сплотить Европу и Америку против Москвы, понадобилось более сильное средство — проект ДНР-ЛНР, продвижение которого и породило летом 2014-го второй санкционный пакет, уже достаточно серьезный.

Сирийская операция Путина, помимо спасения режима Асада, имела целью вовлечь западных и местных противников ИГ (запрещенной на территории РФ террористической организации — ред.) в некие единые с Россией действия и отвлечь внимание от того, что наши державники называют «сливом Новороссии». И тем самым дать европейцам удобную возможность сделать то, чего они, как искренне верят в Кремле, ждут не дождутся — отменить если не первый, так хотя бы второй пакет санкций.

Однако все опять пошло не по плану. Спасение Асада вступило в непримиримый конфликт с прочими задачами операции. Ведь оно реализуемо только через новый раунд кровавой войны и лишь в союзе с Ираном и «Хезболлой». Но Иран и «Хезболла» — лютые враги большинства региональных игроков, а новая вспышка ближневосточной войны, да еще и с растущим участием ядерной державы, привела в смятение игроков мировых.

Намечавшаяся вроде бы консервация российско-украинского конфликта вместе с сопутствующим ей «сливом Новороссии» не успели еще вступить в решающую фазу, а модные совсем недавно рассуждения западных руководящих лиц о близости снятия санкций уже сменились раздраженными упреками и обвинениями в адрес Москвы, разномасштабными военными маневрами от Иордании до Финляндии и призывами спешно укреплять периметр НАТО.

СС0 «Исламское НАТО»: блеф или реальность

«Исламская коалиция» — пока нечто абстрактное, но саудиты и их союзники, возможно, и в самом деле успели решить свои задачи-минимум на йеменском фронте. А если так, то их вовлечение в наземную операцию — официально против ИГ, но по факту также против Асада, а значит и тех, кто его спасает, — может стать реальностью.

При условии, конечно, что эту операцию санкционируют и прикроют Соединенные Штаты. Что отнюдь не гарантировано, несмотря на всю показную решительность американских заявлений. Президент Обама боится международных конфликтов и в меру сил старается от них увиливать. Но поток событий может так же увлечь Белый дом за собой, как он уже увлек Кремль.

Тем более, что международная легитимность действий России в Сирии, видимо, перестает быть очевидной и в глазах руководства ООН. А это серьезный козырь для общественного мнения западных стран.

Если участие России в сирийской войне, все больше напоминающее наземную операцию, и в самом деле столкнется с параллельной наземной операцией складывающейся противороссийской коалиции, то никому мало не покажется.

По логике, сейчас самое время искать позволяющие сохранить лицо пути отступления. Вот только привычные кремлевские инструменты для этого плохо подходят. Путин ведь как раз и хотел с помощью сирийской авантюры избавиться от последствий авантюры донбасской. Но повторение ходов привело к тому, что вместо одного тупика сейчас держава упирается в два.

[Сергей Шелин]

http://www.rosbalt.ru/blogs/2016/03/16/1498404.html
16 марта 2016, 18:00 | Власть | режим | Россия-Запад

Вопреки популярному мнению, политическая система в России, как и раньше в СССР, всегда равнялась на внешний мир.

Проблемы «у них» — залог стабильности «у нас». © Иллюстрация ИА «Росбалт»
ИА «Росбалт»

Принято считать, что все или почти все режимы, которые существовали в нашей стране, спорили с Западом, старались подорвать его устои и сами хотели быть совершенно на него не похожими. Соответственно, и путинский режим в сегодняшнем своем виде, с его идеологией особого пути, антиобамизмом и антиевропеизмом, — это просто возвращение к истокам.

Но если смотреть внимательно, картина не так проста. То, что Запад сегодня в плохой форме, — это вовсе не выдумка нашей пропаганды.

Можно как угодно относиться к результатам правления Барака Обамы, но если бы граждане его собственной страны считали их убедительными, то фаворитом борьбы за американское президентство был бы сегодня политик, провозглашающий себя его «наследником». Однако даже самый системный из кандидатов, Хиллари Клинтон, говорит о преемственности с Обамой неуверенно и с опаской, а ее конкуренты справа и слева зарабатывают очки на обещаниях подвергнуть его курс полной ревизии. Дональд Трамп, например, популярен не только в российском телевизоре, но и у себя дома, и не за брошенные мимоходом фразы о том, что Путин, мол, сильная личность, а за обличения системной политики США и американского руководящего класса. На такую критику там сегодня большой спрос.

А у граждан ЕС еще больший спрос на разоблачения евробюрократов и немецких лидеров, которые в зловещем альянсе якобы гонят Европу по неверному пути. Какой-нибудь французский «Национальный фронт», так трогательно любимый говорящими головами на наших экранах, может быть, и политическая фикция (хотя наперед ручаться за его фиктивность не стоило бы). Но предстоящий нынешним летом референдум о членстве Британии в ЕС — это уж точно не фикция. И авторитарно-консервативный режим в Венгрии, сооруженный тамошними переродившимися либералами и чрезвычайно далекий от прежних европейских общественных стандартов, — это тоже суровая реальность. Как и победа националистов на польских выборах. И растущая неуверенность старого политического класса в Германии.

Если все это, вместе взятое, не есть кризис сложившихся на Западе систем правления, тогда что такое кризис? Привычные идеологические шаблоны там повсюду вызывают сегодня раздражение, руководящие прослойки принято высмеивать, а господствующий политкорректный политический язык воспринимается как фальшивый и неуместный.

Сегодняшнему Западу в отношениях с Россией плохо дается роль умудренного жизнью взрослого, наставляющего хулиганистого подростка. Запад перестал чувствовать себя мудрым и уверенным в себе. Такое с ним время от времени случается, и в прошлые разы с большими или меньшими приключениями, но проходило. Вполне возможно, пройдет и на этот раз. Но пока этого не случилось, российский руководящий круг переживает перманентный драйв от слабости западных визави.

В своем воображении он, конечно, преувеличивает эту слабость. Но ведь она действительно есть, и очередной раз конвертируется у нас в желание показать прогоревшим иноземным наставникам, как надо жить. Неестественно озабоченный судьбами человечества тон нашего хора пропагандистов, назойливые наставления европейцам и американцам, как им поступить с мигрантами, как обустроить пространство для своих геев, с кем и как дружить или враждовать на Востоке — все это для нас совершенно органично и нисколько не ново.

Именно это и есть фирменный способ нашего начальства идти в ногу со временем. Прошлые поколения правителей проделывали это неоднократно, и особого накала эта самонадеянность достигала в те моменты, когда их эксперименты над собственным народом можно было изобразить как урок и пример обанкротившемуся Западу.

Советская индустриализация-коллективизация в начале 1930-х происходила в годы Великой депрессии в США и Европе. В пропагандистской подаче наши тогдашние бедствия выглядели как разумная альтернатива растерянным метаниям западных правительств и унынию их народов. И мыслящие западные люди издалека восхищались уникальным советским опытом.

Хрущевское «великое десятилетие» (1953—1964 гг.), с его освоением целины, прорывом в космос и грандиозными социальными проектами, было очень созвучно с популярными тогда в Европе, а отчасти и в Америке, левыми управленческими идеями, поголовной верой в планирование и в направляемый бюрократами прогресс. Передовые и мыслящие представители Запада считали тогда, что советская модель — это лишь немножко чересчур радикальное воплощение правильных идей. Целая плеяда уважаемых экономистов предсказывала, что СССР обгонит США, и уверенно называла точные сроки.

Мы не отгораживались от мира, а, наоборот, показывали путь человечеству — и оно с любопытством присматривалось. Хрущев со своим коммунизмом, при котором «будет жить нынешнее поколение советских людей», стал смешон не тогда, а позднее.

К концу 1960-х, когда стало ясно, что со светлым будущим у нас не получилось, американо-европейцы тоже вошли в многолетнюю полосу растерянности и потери ориентиров. Брежневский застой вполне с этим гармонировал. Желание учиться у Америки и Европы стало у нас всеобщим только в середине 1980-х, через несколько лет после того, как к Западу вернулась уверенность в себе.

И сейчас, когда он опять ее потерял, не надо удивляться нынешнему нашему коктейлю из антизападничества и болезненного желания наставить Европу и Америку на истинный путь. Ведь не в первый раз, и не во второй. Назовем это формой российско-европейского симбиоза, соответствующей сегодняшнему состоянию дел.

Для того, чтобы режим в нашей стране начал по-настоящему обновляться, должно много чего сойтись. Притом одно из важнейших, а может быть и обязательное условие — наличие Запада, вызывающего желание брать у него уроки. Сегодня такого Запада у нас нет.

[Сергей Шелин]

http://www.profile.ru/politika/item/...stkrymskoj-ery
21.03.2016 |

Политика 2014-2015 годов устарела. Она утомила всех, и больше не захватывает ни верхи, ни низы. Какой будет политика-2016, пока непонятно, но ясно, что она будет другой
Конец посткрымской эры

Политика 2014-2015 годов устарела. Она утомила всех, и больше не захватывает ни верхи, ни низы. Какой будет политика-2016, пока непонятно, но ясно, что она будет другой

Торжества по случаю двухлетия обретения Крыма прошли как рутинное мероприятие. Народ по-прежнему одобряет случившееся, но ликовать в этот день уже не настроен. А тем временем одна за другой происходят вещи, которые откровенно не укладываются в логику 2014–2015 годов.

Из Сирии если и не полностью, то частично возвращают технику и людей. И это при том, что победы ни над кем не одержано, а единственным реальным результатом пятимесячной кампании стал разрыв с Турцией. У Владимира Путина впервые с начала спада проснулся интерес к экономической конкретике. С главами хозяйственных и финансовых ведомств он совещается уже и ночами. Он обещает лично собирать и мирить бизнес-магнатов с силовиками. Организуются утечки, что первое лицо якобы подумывает перезагрузить правительство и чуть ли не дать ему автономию. В атмосфере что-то меняется. Ползут даже слухи о каких-то послаблениях. Неочевидно, что на подходе именно послабления, но большие перемены действительно назревают, и понятно почему.

Удерживать массы в состоянии перманентного экстаза больше не удается. Срок вышел. Телезритель не то чтобы перестал верить пропаганде, но явно ею утомлен и все сильнее озабочен собственным бытом. В кризисе перестали наконец видеть нечто мимолетное. Народное долготерпение зря считали безграничным. Люди определенно не готовы к тому, чтобы в нынешнем году уровень жизни еще раз снизился в таких же масштабах, как в прошлом.

Это отражается уже и на формальных рейтингах, непоколебимость которых оказалась мифом. Накануне заявления об уходе из Сирии доля готовых голосовать за Путина составила, по данным ФОМа, 69% (в мае 2015‑го, когда все индикаторы вышли на максимум, было 76%), а доля безоговорочно ему доверяющих – 37% (было 44%). Индикаторы популярности премьера Медведева снизились куда заметнее и приблизились уже к скромным докрымским уровням.

Сквозь вымученную лояльность народа сквозит растущая тревога, усталость от санкций и самосанкций, от ссоры с Западом и от прочих мероприятий, еще недавно проходивших на ура. Рядовому человеку стало вдруг неуютно жить среди событий, изобретаемых для него начальством.

Из восторженного посткрымского оцепенения выходят не только низы. Терпимость к оскудению всех бюджетов, от федерального до местных, а также и к общему ухудшению условий жизнедеятельности перестала быть хорошим тоном для гражданских, силовых и коммерческих кланов. На фоне несбывшихся надежд на прекращение спада в экономике повседневностью стали аресты и другие формы экспроприации высоких должностных и деловых лиц. Привычные схемы раздела национальных богатств больше не работают.

Безвольно-подобострастное отношение ко всему, что идет с кремлевских вершин, перестает быть номенклатурной нормой. При всей особости положения Чечни Кадыров никогда раньше не позволял себе так выпячивать свой статус и так открыто демонстрировать свои приемы. И он не такое исключение, как кажется. Региональные правящие группы зашевелились, и это плохой симптом для центральной власти.

Другим симптомом стал распад верхушечного консенсуса относительно правил финансовой политики, рост популярности рецептов обобщенного Глазьева, который стал выразителем запросов части деловых кругов, не имеющих доступа к кормушке и в качестве компромисса требующих для себя эмиссионных денег. Той бесподобной атмосферы, когда на каждую новую трудность было проще всего ответить международными авантюрами и поднятием градуса пропаганды, больше нет. Владимир Путин, кажется, это понял. Поэтому и приступил к поиску новых способов управления страной.

Сворачивание сирийской операции – эксперимент над внешней политикой, продиктованный желанием посмотреть, что будет, если умерить ее безоглядность. Скандальное заявление, что люди якобы «одобряют репрессивные меры, если они в интересах общества», отображает, возможно, поиски новой формулы лоялизма. Именно потому, что посткрымской экзальтации больше нет, народное послушание перестало быть автоматическим. Для его сохранения нужны дополнительные мероприятия, и, возможно, достаточно суровые. А намерение в ручном режиме устанавливать баланс между бизнесом и охранителями – попытка восстановить ускользающий из рук контроль над сведением межклановых счетов.

Эти меры совсем не обязательно принесут успехи. И, скорее всего, за ними последуют еще и другие. Принципиальная новизна ситуации просто заставляет искать. Посткрымская эра оказалась куда короче, чем думали. Политика 2014–2015 годов устарела. Она утомила всех и больше не захватывает ни верхи, ни низы. Контуры политики 2016‑го еще не видны. Но она точно будет другой.

[Сергей Шелин]

http://www.rosbalt.ru/blogs/2016/04/05/1504077.html
5 апреля 2016, 18:00 | Офшоры | скандал | коррупция | элиты | национализация

Офшорный скандал подвел черту под грандиозным пиар-проектом «Национализация элит».

Из офшорного скандала вельможи ничего нового для себя не узнали. Но готовы ли они к публичному перемыванию косточек? © FreeImages.com Content License

Обозреватель
ИА «Росбалт»

Размышляя о том, возымеет ли панамская история крупные последствия во внешнем мире и подорвет ли она авторитет Владимира Путина у нас дома в народных массах, аналитики на первый из этих вопросов отвечают, как правило, утвердительно, а на второй – отрицательно.

Может быть, и так, хотя полной уверенности, по-моему, нет ни в том, ни в другом случае. Но есть еще и третий вопрос, который задают реже. Что теперь должна думать наша так называемая элита, во всех ее подразделениях – от небольших бизнесменов и до вельмож в гражданском и в форме?

Понятно, что уж вельможи-то ничего нового для себя не узнали. Но были ли они готовы к публичному перемыванию косточек? Скорее всего, нет. И уж точно они сейчас раздражены и встревожены, даже если сами на этот раз и не попали под раздачу. Что же касается многочисленных обладателей более скромных, но вовсе не таких уж маленьких чинов и состояний, то они переживают своеобразное удовлетворение: все их подозрения насчет изнанки «национализации элит» полностью оправдались.

Грандиозная кампания по «национализации элит», анонсированная в 2012 году и широко развернутая с 2013-го, официально преследовала две задачи – перевоспитать растленный и космополитичный руководящий слой, поставив его на патриотические рельсы, и вернуть его капиталы из-за границы в Россию, дабы работали на пользу страны.

И сверх того, еще одна задача, возможно даже главная, носила неофициальный характер: все начальственное сословие насаживалось на крючок. Скрупулезного выполнения бесконечного множества «патриотических» предписаний от него вовсе и не ждали. С самого начала было понятно, что оно все равно найдет способы сохранить свои активы и прочие зацепки на Западе. То, что на это будут смотреть сквозь пальцы, как бы даже подразумевалось. Но зато при малейшей нелояльности проштрафившегося сановника ждало торжественное разоблачение во всех антинациональных грехах.

Нарушив высочайшую монополию на эти разоблачения, расследователи панамской истории выставили на общее обозрение подлинную начинку «национализации элит». И вся эта кампания мигом лишилась какой бы то ни было пиаровской ценности.

С умилением читаешь сегодня опубликованные ровно три года назад в благонамеренном издании излияния процветающих и сегодня депутатов и «экспертов»: «Это задел на будущее. Это изменение ментальности. Попытка сформировать новую конфигурацию элиты. Чтобы изменить мотивацию будущих поколений… Элита должна быть национальной… Российский народ требует, чтобы чиновники были здесь и душой, и телом. Чтобы здесь были их деньги, жены и любовницы… Начало третьего срока Путина ознаменовалось беседами со многими владельцами крупных капиталов, которым настоятельно рекомендовали подумать над выводом большей части капиталов из офшоров…»

Проект был задуман «с замахом на поколенческость» и именно так сам себя и аттестовал.

Три года спустя, еще до панамской истории, выявилось вот что.

В страну вернулись не капиталы, а физические и юридические лица, попавшие под западные санкции. Соответственно, вместо притока денег в российскую экономику, состоялся мощнейший их отток в распоряжение потерпевших. Для компенсации морального и материального ущерба им открыли доступ к накопительным вкладам будущих пенсионеров и национальным фондам, обеспечили монопольные права в реализации государственных суперпроектов, отдали на некое подобие феодального откупа системы вроде «Платона» и т.д. и т.п.

Изъятие таких средств из экономики тяжело ударило по тем отрядам руководящего класса, которые безо всякой «национализации элит» по собственному выбору вели бизнес в России. Но их интересами, понятное дело, пришлось пожертвовать.

Что же касается «мотивации будущих поколений», то именно эти годы и даже, по случайному совпадению, последние недели были ознаменованы стремительным продвижением на высокие должности, связанные с разруливанием финансовых потоков, сыновей (куда реже – дочерей) гран-сеньоров из патриотического крыла истеблишмента.

Зрелая феодальная практика, когда за знатной семьей закрепляется не только привилегированный статус, но и конкретный государственный пост, напрямую передаваемый от отца к сыну, у нас еще не успела сложиться. Но и того, что уже есть, вполне достаточно, чтобы резко и наглядно уменьшить карьерные возможности людей незнатных и внеклановых, хотя бы и безупречно патриотичных.

И, наконец, эвакуация из-за границы «денег, жен, и любовниц», разумеется, не состоялась. Это, пожалуй, единственное, что заранее было понятно. «Жены» (особенно не зарегистрированные или фиктивно разведенные) и прочие близкие люди стали ключевыми фигурами в схемах, предназначенных для одновременного сохранения и денег, и служебной незапятнанности вельмож-бенефициаров.

Наличие хоть каких-то офшорных родственников или свойственников – почти обязательный признак принадлежности человека к высшей касте, какие бы словесными формулами этот человек ни жонглировал в качестве публичной фигуры - умеренно-прогрессивными или, наоборот, отвязно-конспирологическими.

Все это, вместе взятое, стало очевидным еще до панамского скандала. Три года «национализации элит» привели не к сплочению руководящего чиновно-коммерческого класса, а к ускорению его феодализации и росту внутреннего напряжения.

«Космополиты» не перековались. Зато широкий круг состоятельных и квалифицированных людей, прежде достаточно лояльных, потерял веру в перспективы страны и все меньше связывает с ней свое будущее. Индикатор этого - снижение инвестиций в российскую экономику, год за годом происходящее под крики об «амнистии капиталов» и «деофшоризации».

От борьбы за «национализацию элит» оставалась только видимость. Но и видимость имеет значение. Наименее циничная часть руководящего класса до самых последних дней продолжала в какой-то степени надеяться, что высшая власть хочет этот класс не только выдрессировать, но и морально приподнять. И вдруг даже и эта видимость начисто исчезает.

Есть ли на свете способ ее вернуть? Желающих дать совет почему-то немного. Впрочем, вот соображения комментатора, до недавних пор вполне благожелательного к нашим начальственным затеям: «Если два миллиарда долларов, собранные офшорами Ролдугина – это взятки, то встает вопрос – в интересах кого они собирались?… Возможно, я ошибаюсь, и упустил какого-то политика, который мог собирать взятки в таком масштабе. В этом случае, в интересах Владимира Путина, максимально быстро найти этого политика и публично идентифицировать, чтобы защитить свое честное имя… Вдруг в России есть тайный политик федерального уровня, о котором мы никогда ничего не слышали?…»

Только и остается, что острить.