*577. Русский голод

[Толкователь]

http://ttolk.ru/?p=11593
Английский советник Гарет Джонс: очевидец Голодомора в СССР
19.06.2012

Гарет Джонс, советник по международных вопросам премьер-министра Англии Сэнли Болдуина, с 1930 по 1933-й несколько раз приезжал на Украину следить за ходом советской индустриализации. Он стал очевидцем страшного голода, запечатлев его на фото.

Гарет Джонс прожил недолгую жизнь: уже в 1935 году он, в возрасте всего 30 лет, при невыясненных обстоятельствах был убит в Монголии. В архивах советской разведки он значился как шпион, были зафиксированы несколько его контактов с лидерами троцкистской оппозиции в СССР – с Христианом Раковским, Карлом Радеком. Он прекрасно владел 6 языками, в том числе в совершенстве – русским.

Но официально Джонс числился английским консультантом по советской индустриализации. В ранге советника по международным вопросам премьера Болдуина он контролировал доставку машин и оборудования на советские стройки. Наиболее часто он бывал на востоке Украины, где английские компании оборудовали угольные шахты и паровозоремонтные депо.

Первый раз Джонс приехал в СССР в 1930 году. И первые его записи были таковы: «Местное правительство – самое жестокое из всех возможных в мире. Крестьяне ненавидят коммунистов… В Юзовке в первый день я смог отыскать лишь батон хлеба, и он стал моим пропитанием на весь день. Но многие рабочие не имели даже хлеба, и были слишком слабы, чтобы работать».

В 1931 году он вместе с ещё одним «английским шпионом» совершает 6-недельную поездку по индустриальным стройкам СССР (в т.ч. на Урале и в Сибири). По итогам этой поездки он пишет книгу «Опыты в России – 1931: Дневник» (Experiences In Russia – 1931: A Diary)». В январе 1933 года он дописал книгу бывшего премьер-министра Англии Дэвида Ллойда Джорджа «Военные мемуары» (литературные «негры» были и тогда), и снова отправляется с инспекцией в СССР. Он снова высадился на востоке Украины – в Юзовке. Со слов местных крестьян он оставляет такие записи в своём дневнике: «Нет хлеба. Мы уже не ели хлеба пять месяцев. Много людей умирает. Уже не осталось картофеля. Скот умирает. Нет и лошадей? Как нам пахать весной?».

Джонс приводит закрытую советскую статистику: к лету 1933-го на востоке Украины умерло 20% крестьян, падёж скота – 85% от поголовья. В Харькове и Донецке он видит умирающих на улицах людей. Их трупы не убирали по 2-3 дня.

Он также наблюдает за первыми сталинскими репрессиями, пока ещё мягкими. «100 тысяч членов компартии Украины исключены из неё. Старые большевики, видя происходящее – забвение ленинского пути, стреляются. Старых инженеров арестовывают, обвиняя их в шпионаже на западные державы», – пишет он.

Приехав в Англию, Джонс, через правительственные круги, организовывает масштабную PR-кампанию, рассказывая в СМИ о наступившем голоде в СССР. Позднее эту кампанию объясняли не столько заботой об умирающих советских людях, сколько желанием Англии США нажать на СССР, чтобы тот свернул советско-германские экономические проекты. К примеру, в Manchester Guardian были такие заголовки: «Голод охватил Россию, миллионы умирают», в New York Times: «Я слышал стоны: «Нет хлеба, мы умираем!».

СССР начинает свою контригру. 6 британских инженеров, работавших на Metro-Vickers, были обвинены в шпионаже и посажены на Лубянку. Из них были выбиты официальные показания, что «всё, что пишет Гарет Джонс – ложь». Гарет был обвинен в шпионаже и его имя было внесено в чёрный список для въезда в СССР.

Но кампания по обвинению советского руководства в организации голода продолжается в Англии и США. В Daily Express Джонс пишет о своём пребывании на Украине: «Я остановился в доме у одной деревенской семьи. Их 9 человек, у всех вздувшиеся животы от голода. Страх смерти объял избу. Картофеля не хватало, чтобы как-то дотянуть до нового урожая. Когда я поделился куском своего белого хлеба и маслом, одна женщина сказала: «Теперь я съела что-то такое хорошее, что могу умирать спокойно». Когда вы едете на Полтаву, вы видите сотни пустых изб. В селе на 300 домов только в сотне будут люди, остальные вымерли».

В апреле 1933 года эта кампания в английских и американских СМИ неожиданно стихает. В Германии к власти приходит Гитлер, советско-германское экономическое сотрудничество начинает сворачиваться. Джонса же удаляют от дел в СССР и направляют на новый фронт работы – в Монголию. Он исследовал вопрос нападения Японии на Китай и возможные столкновения с Советским Союзом в Сибири. В 1935 году он погибает там, неизвестно от чьих рук – китайцев, советских спецслужб, японцев или самих англичан.

Ниже – фотоархив Гарета Джонса из его поездок по Украине:

[Newsland]

http://newsland.com/news/detail/id/1281028/
Вчера в 20:43vverh2589289157

Хорошая подборка документов иллюстрирующих лживость попыток представить голод 30х годов на Украине в виде голодомора, когда кровавый Сталин специально решил уморить голодом побольше украинцев. Документы демонстрируют ужасающую картину, когда кровавый тиран вместо того, чтобы продолжать политику геноцида, зачем то засылает на Украину продовольственную помощь.

Из протокола заседания бюро Киевского обкома КП(б)У. 27 февраля 1933 г.

«…Обязать все РПК приступить к немедленной ликвидации очагов крайнего истощения среди колхозников и единоличников на почве острого недоедания, с тем, чтобы до 5-го марта ликвидировать все случаи опухания и поднять на ноги всех, пришедших в полную нетрудоспособность от истощения.

Для этого:

1) Всех опухших или находящихся от истощения в лежачем положении — как детей, так и взрослых — в течение 48 часов определить в специально предназначенные и приспособленные помещения, организовать для них питание на срок, необходимый для ликвидации болезненного состояния организма, не допуская ни в коем случае оставления их на дому в таком состоянии.

2) В пораженных селах считать обязательной организацию горячих завтраков в школах с прикреплением к школам всех детей дошкольного возраста, находящихся в состоянии истощения, организовав для них специальные питательные пункты.

3) Ввиду наличия фактов острого недоедания среди колхозников, имевших много трудодней — вследствие злоупотребления в колхозах при распределении натуральной части или многосемейности, — считать необходимым помощь таким семьям оказывать из колхозов, причем эти лица в каждом отдельном случае определяются постановлением правления колхоза.

4) Лицам, находившимся в состоянии крайнего истощения и приведенным в работоспособное состояние, предоставлять работу в колхозах, совхозах, леспромхозах, оказав им соответствующую помощь авансом.

5) Обязать РПК организовать для указанных целей специальные фонды.

Предложить РПК немедленно сообщить обкому:

а) количество сел, где будет организована эта помощь;

6) количество людей, которым необходимо оказать помощь;

в) наличие ресурсов, из средств района и колхозов, которые нужны и могут быть ассигнованы на эти цели…»
* * *

Из постановления ЦККП(б)У о продовольственной помощи. 13 марта 1933 г.

«В целях оказания продовольственной помощи крайне нуждающимся отдельным районам и колхозникам ЦК постановляет:

1. Обкомы и облисполкомы должны на основе проверки через ответственных товарищей, командированных из областей не позже 20 марта, установить окончательно те районы, которые настоятельно нуждаются в оказании помощи…»

«…3. Для оказания помощи этим районам необходимо:

а) наиболее тяжелые районы прикрепить для заготовки хлеба, картофеля, капусты, огурцов, мяса к благополучным районам области…

Заготовки возложить на потребкооперацию как районов, которым оказывается помощь, так и тех районов, в которых происходят заготовки…»

«…4. Продовольственная помощь должна оказываться в первую очередь колхозникам, имеющим значительное количество трудодней и оказавшимся в связи с плохим хозяйствованием или неправильным распределением результатов хозяйствования без хлеба и семьям красноармейцев (как колхозников, так и единоличников). Во вторую очередь — колхозникам и единоличникам, находящимся в исключительно тяжелом положении».

«Продовольственная помощь колхозникам и единоличникам должна идти рядом с привлечением их к труду в колхозах, совхозах, лесоразработках, дорожном строительстве и т. д…»

«6. Обкомы и облисполкомы должны потребовать и обеспечить более бдительное отношение РПК и райисполкомов других районов к отдельным случаям голодовки, в особенности добросовестно работавших колхозников и семей красноармейцев, предупредив, что за работу по организации дела продпомощи ответственность возлагается целиком на пред. РИКа. За непринятие своевременно мер районные руководители будут привлекаться к самой суровой ответственности».

«7. ЦК особо обращает внимание обкомов на необходимость оказать помощь в первую очередь детскому населению. Для этой цели создать особый централизованный фонд, выделив в первую очередь 700 т муки… 170 т сахара… 100 тыс. банок консервов…

8. Обязать ЦК УЧХ на период март-июнь включительно развернуть сеть детских площадок с пропускной способностью 50 тыс. детей в день с полным обеспечением детей питанием… Всю эту питательную сеть развернуть в течение 10 дней.

9. Обязать общество „Друзья детей“ через Красный Крест взять на себя питание 10 тыс. детей…»

«…Сезонными яслями-площадками охвачено уже свыше 250 тысяч детей и в примитивных стационарах — около 20 тыс. человек… Все, что можно было выделить из украинских источников при максимальной мобилизации всех ресурсов — уже выделено… Однако наплыв беспризорных настолько велик, что в детдомах одной только Харьковской области, рассчитанных на 9 тыс. детей, размещено уже около 19 тыс. детей».

«За последний месяц имеет место огромный приток детей села в промышленные центры Украины… Использованы все возможные местные и республиканские ресурсы для пропитания вновь принятых в детские дома детей. Однако эти ресурсы ни в коем случае не обеспечивают даже минимальное снабжение хотя бы по самым низким нормам, между тем указанные дети чрезвычайно истощены и значительная часть из них по состоянию здоровья находится в очень тяжелом, даже угрожающем положении…

Приняты исключительные меры задержания притока детей села в промышленные центры, кстати, двигающихся в города всеми путями и видами передвижения. Смертность среди детей чрезвычайно высока и живут они в исключительно тяжелых условиях — размещены в бараках и помещаются по 3–4 на одной койке.

В г. Харькове, помимо того, что для детей отведены все бараки, заняты также клубы и школьные помещения. В одном Харькове и его пригородах размещено таких детей до 20 000…»

«Приказываю:

Через аппарат милиции и ГПУ следить:

1. Чтобы фонды для оказания помощи шли действительно и исключительно по назначению, а не расходовались бы на другие нужды.

2. Отпускаемая из государственных и местных ресурсов продовольственная помощь была бы оказана действительно нуждающимся и, в первую очередь, колхозникам с большим количеством трудодней, бригадирам, трактористам, семьям красноармейцев, колхозникам и единоличникам».

«3. Вся помощь, в том числе и индивидуальным хозяйствам, производилась бы через колхозы и совхозы.

4. Помощь оказывалась только тем из единоличников, которые пожелают вступить в колхозы, или заключившим контрактационные договора с совхозами…»

«5. Весь нетрудовой и паразитический элемент — спекулянты, кулаки, люди без определенных занятий, упорно нежелающие работать — подлежат выселению на Север, черед Особое Совещание…»

«… 7. С целью предупреждения хищений тщательно проверить состав организаций и технические аппараты по хранению и распределению продфондов, обслуживающий персонал питательных пунктов, детских учреждений…

8. Повести решительную борьбу с иждивенческими тенденциями и рвачеством отдельных сельсоветов, правлений колхозов, которые вместо изыскания всех возможностей помощи на месте, преувеличивая размеры трудностей, будут пытаться получить ее от государства…»

* * *

п. 110/98 от 1.IV.1933. О продовольственной и семенной помощи.

«Отпустить для оказания продовольственной помощи единоличникам Северо-Кавказского края, Киевской и Харьковской областей 500 тыс. пудов зерна. Из них Северо-Кавказскому краю — 100 тыс. пудов ржи и 100 тыс. пудов кукурузы; Киевской области 150 тыс. пудов ржи; Харьковской области 150 пудов ржи». (ед. хр. 14, л. 109)

* * *

п. 103/79 от 20.IV.1933. О Госфонде.

«Предложить Комитету резервов из Госфонда овса в Западной области переместить на Украину 300 000 тыс. пудов и на Северный Кавказ 300 000 пудов».(ед. хр. 14, л. 125)

* * *

Голодомор глазами детей

п. 18/5 от 26.IV.33. Вопрос ЦККП(б)У.

«Отпустить для колхозов и трудящихся единоличников Украины на обработку свеклы 850 тыс. пудов ржи, из них 120 тыс. пудов для обработки совхозной свеклы.

Продпомощь для колхозов и единоличников на обработку свеклы распределить по областям следующим образом:

Винницкой области 260 тыс. пудов

Киевской области 160 тыс. пудов

Харьковской области 210 тыс. пудов

Черниговской области 45 тыс. пудов

Одесской области 45 тыс. пудов

AM ССР 10 тыс. пудов

Сверх этого Киевской области — 100 тыс. пудов из неиспользованной в области семенной ссуды.

б) Отпустить Украине дополнительно к ранее оказанной продпомощи ржи для:

Одесской области 100 тыс. пудов

Донецкой области 100 тыс. пудов

Винницкой области 150 тыс. пудов

в) Отпустить Украине дополнительно к ранее оказанной фуражной помощи — 1800 тыс. пудов овса для колхозов, в том числе: Днепропетровской области 250 тыс. пудов

Киевской области 350 тыс. пудов

Винницкой области 300 тыс. пудов

Харьковской области 350 тыс. пудов

Одесской области 250 тыс. пудов

Донецкой области 250 тыс. пудов

AM ССР 50 тыс. пудов». (ед. хр. 14, л. 133, 134)

* * *

п. 82/69 от 8.V.1933. Об отпуске рыбы для Украины и ЦЧО.

«Предложить Наркомснабу отпустить во втором квартале 1500 тонн рыбы для колхозников, работающих на прополке, прорывке и шаровке свеклы, из них — 1200 тонн Украине и 300 тонн ЦЧО». (ф. 17, оп. 3, д. 922, л. 17)

* * *

п. 34/13 от 12.V.1933. Записка тов. Сирко.

«1) Отпустить 30 000 пудов ржи для колхозов Молдавской республики в качестве продссуды на прополочную кампанию…» (ф. 17, оп. 162, д. 14, л. 141)

* * *

п. 44/23 от 14.V.1933. Телеграмма т. Постышева.

«Отпустить Украине для фуражной помощи колхозам 1700 тыс. пудов сена из фонда Комитета Резерва по следующему распределению по областям:

Киевской 500 тыс. пудов

Харьковской 500 тыс. пудов

Винницкой 300 тыс. пудов

Днепропетровской 200 тыс. пудов

Одесской 200 тыс. пудов». (ед. хр. 14, л. 141).

* * *

п. 82/61 от 23.V.1933. Об отпуске муки Днепропетровской области.

«Отпустить дополнительно в мае месяце 300 тонн муки на снабжение Днепропетровской области за счет июньского общего плана из союзных ресурсов снабжения». (ф.17, оп. 3, л. 923, л. 18)

* * *

№ 1321/1707 от 17 мая 1933 г. Совнарком СССР — тов. Молотову

«Тов. Шлядко — председатель Харьковского облисполкома и Ильин — секретарь Харьковского обкома обратились с телеграммой в Комзаг СНК с указанием тяжелого положения отдельных колхозов и просьбой об отпуске 50 000 пудов в качестве продссуды с возвратом 10 августа.

В отдельных колхозах Харьковской области положение действительно тяжелое. На 5–10 дней до уборки следующего урожая им следует помочь.

Поэтому прошу их ходатайство удовлетворить.

Чернов.

Резолюция: „За“. Молотов». (Ф. 17, опись 163, д. 986, л. 61)

* * *

п. 138/106 от 28 мая 1933 г. О продссуде Украине.

«Отпустить ржи для оказания продовольственной помощи Украине колхозам, дополнительно к ранее отпущенной ссуде:

Одесской области 300 000 пуд.

Днепропетровской области 300 000 пуд.

Донецкой области 100 000 пуд.

Отпуск произвести в порядке ссуды на условиях, установленных по ранее отпущенным ссудам». (ф. 71, оп. 10, ед. хр. 256, л. 204)

* * *

п. 139/118 от 31 мая 1933 г. О продпомоши Украине.

«1) Отпустить Украине продпомощь в размере 500 тыс. пудов ржи, в том числе:

Харьковской области 200 тыс. пудов

Винницкой области 135 тыс. пудов

Киевской области 135 тыс. пудов

Черниговской области 30 тыс. пудов

2) Отпуск произвести из фонда Комитета Резервов на условиях ранее отпущенной продссуды».

* * *

п. 166/145 от 1 июня 1933 г. Вопрос ЦККП(б)У.

«…Отпустить дополнительно 70 тыс. пудов хлеба для Старобельщины (Донбасс) на условиях продссуды».

* * *

п. 89/72 от 13 июня 1933 г. О продссуде Украине.

«Отпустить Украине в качестве продссуды дополнительно 900 тысяч пудов ржи, в том числе:

Одесской области 150 тыс. пудов

Днепропетровской области 150 тыс. пудов

Харьковской области 180 тыс. пудов

Черниговской области 40 тыс. пудов

Винницкой области 180 тыс. пудов

Киевской области 180 тыс. пудов

AM ССР 20 тыс. пудов

Отпуск произвести из Комитета Резервов на условиях ранее отпущенных ссуд». (ед. хр. 14, л. 159).

* * *

п. 25/16 от 4 июля 1933 г. О продпомощи колхозам Винницкой и Киевской областей.

«Отпустить для оказания продовольственной помощи колхозам на обработку свеклы Винницкой области 120 тыс. пудов и Киевской области 150 тысяч пудов ржи». (ед. хр. 15, л. 1)

* * *

п. 28/14 от 18 июля 1933 г. О продпомощи колхозам Харьковской области.

«Отпустить Харьковской области 50 000 пудов ржи для оказания продовольственной помощи колхозам с условием возврата этих 50 000 пудов ржи к 10-му августа».т(ф. 17, оп. 3, д. 927, л. 7)

Источник: Голод в СССР 1929-1934 Т. 1-3 М.: МФД 2012, архив РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 42. Д. 82.. Заверенная копия.

Colonel Cassad. Собственно, ситуация с голодом на Украине в этом плане с точки зрения документов давно прозрачна - голод был (к нему привел целый комплекс объективных и субъективных причин), голодомора не было.
Источник: trueinform.ru

[Публий Корнелий Тацит]

http://goldentime.ru/nbk_08.htm
Одним из белых пятен советской истории долгое время был Великий голод 1932-1933 годов, который, судя по безусловно надежным источникам, унес 6 миллионов жизней1. Эта катастрофа не умещается в масштабы прочих затяжных голодных лет или периодов, которые с разными интервалами постигали Россию. Великий голод был прямым следствием новой системы хозяйствования на селе, «военно-феодального способа правления», как выражался один из большевистских руководителей, выступавший против Сталина, Николай Бухарин. Голод возник в период насильственной коллективизации и стал трагической иллюстрацией чудовищного социального регресса, которым сопровождалась форсированная политика советской власти на селе в конце 20-х годов.

В отличие от голода 1921-1922 годов, во время которого советское правительство обращалось за помощью к другим государствам, голод 1932-1933 годов советский режим отрицал, более того, он с помощью средств пропаганды заставлял умолкнуть те голоса, которые пытались привлечь внимание к этой трагедии. В этом советской власти очень помогли «личные впечатления» французского депутата и лидера радикальной партии Эдуара Эррио, совершившего летом 1933 года путешествие по Украине и выяснившего, что там теперь есть только «колхозные сады и огороды, прекрасно возделываемые и орошаемые». Эррио поспешил сделать следующее заявление: «Я проехал через всю Украину. И что же! Я видел большой плодоносящий сад»2. Это ослепление было отчасти итогом потрясающей инсценировки, организованной ОГПУ для иностранных гостей, маршрут которых пролегал через образцовые колхозы и образцовые детские сады. Такая позиция подкреплялась, вероятно, еще и политическими соображениями со стороны французских руководителей, стоявших в то время у власти: с их точки зрения, не следовало прерывать наметившийся процесс сближения с Советским Союзом перед лицом все более ощутимой угрозы со стороны Германии, где недавно к власти пришел Адольф Гитлер.

Однако некоторые высокие политические руководители, особенно немецкие и итальянские, были осведомлены о голоде 1932-1933 годов. Донесения итальянских дипломатов из Харькова, Одессы и Новороссийска, недавно открытые и опубликованные итальянским историком Андреа Грациози3 показывают, что Муссолини читал эти тексты с особой тщательностью и был прекрасно осведомлен о положении дел в России. Тем не менее он никогда не использовал полученных сведений для антикоммунистической пропаганды, наоборот, лето 1933 года было отмечено договором об итало-советском сотрудничестве в области торговли, за которым последовал договор о дружественных отношениях и о ненападении. Отрицаемая или замалчиваемая в государственных интересах правда о большом голоде, известная ранее лишь немногим из публикаций в изданиях украинских организаций за границей, начала осознаваться только со второй половины 80-х годов после опубликования серии исследовательских работ как западных историков, так и историков бывшего Советского Союза.

Наверное, нельзя понять голода 1932–1933 годов вне контекста новых «экономических отношений» между государством и крестьянством, ставших следствием насильственной коллективизации деревни. В деревнях, где состоялось обобществление хозяйств, роль колхозов была стратегической. Целью обобществления было обеспечение фиксированных поставок сельскохозяйственных продуктов, причем львиную долю всех сельскохозяйственных поставок должна была занимать продукция колхозов. Каждой осенью кампания по коллективизации превращалась в настоящее испытание на прочность отношений между государством и крестьянством, которое всеми средствами старалось утаить часть своего урожая. Игра была масштабной: государство думало только об увеличении получаемой от крестьян продукции, в то время как крестьянину важно было выжить. Чем более плодородным был регион, тем большей сдачи сельхозпродукции от него требовали. В 1930 году государство забрало 30% колхозной продукции на Украине, 38% – в богатых районах Кубани и Северного Кавказа, 33% – в Казахстане. В 1931 году при получении еще более низкого, чем в предыдущем году, урожая эти проценты поднялись соответственно до 41,5%, 47% и 39,5%. Такое изъятие сельскохозяйственной продукции у крестьянства могло полностью расстроить производственный цикл; достаточно напомнить, что при НЭПе крестьяне продавали только 15%-20% своей продукции, оставляя 12%-15% всего собранного зерна на семена, 25%-30% – на корм скоту, а остальное – для собственных нужд. Крестьяне, которые пытались сохранить хотя бы часть своего урожая, и местные власти, обязанные во что бы то ни стало выполнять все более ирреальный план хлебозаготовок (так, план сдачи сельхозпродукции государству в 1932 году превышал на 32% план сдачи 1931 года)4, неизбежно вступали в конфликт.

Кампания по заготовкам 1932 года разворачивалась постепенно. Как только началась новая жатва, колхозники стали стараться спрятать хотя бы малую часть своего урожая. Настоящий фронт «пассивного сопротивления» возникал при молчаливом согласии колхозников и бригадира, бригадира и бухгалтера, бухгалтера и председателя колхоза, тоже крестьянина, который только недавно был выдвинут из массы; зачастую к нему примыкал также и секретарь местного партбюро. Чтобы «взять зерно», центральные власти вынуждены были посылать в деревню новые «ударные комиссии», состоявшие из городских коммунистов и комсомольцев.

В деревне установилась атмосфера войны и противостояния, о чем пишет инструктор Центрального исполнительного комитета, прибывший в командировку в один из зерновых районов на Нижней Волге:

«Арестовывают и обыскивают все, кому не лень: и члены сельсоветов, и уполномоченные, и члены штурмовых бригад, и вообще всякий комсомолец, кому не лень. За этот год осуждено судами в районе 12% хозяйств, не считая раскулаченных высланных хозяйств, оштрафованных и т.д. По подсчетам бывшего здесь пом[ощника] краевого прокурора, Васильева, за год репрессировано 15% взрослого населения. Если к тому прибавить, что за последний месяц исключено из колхозов в районе 800 хозяйств, то масштаб репрессивных методов в районе будет ясен. <...>

Не говоря о массовости репрессий, репрессировании тех, кого надо, эффективность мер принуждения снижается и потому, что они вследствие своего большого количества часто в жизнь не проводятся. <...>

Все домзаки и арестные дома переполнены. Балашовский домзак переполнен в 5 раз, в Елани в арестном доме сидит 610 человек. За последний месяц Балашовский домзак «вернул» в Елань 78 осужденных, из которых 48 до 10 лет, причем 21 из них были просто сразу же освобождены. <...>

Для того, чтобы закончить с единственным применяемым здесь методом – методом принуждения – пара слов о единоличнике, с кот[орым] делают все возможное для того, чтобы его оттолкнуть, чтобы он не сеял.

Насколько все единоличники без исключения терроризованы, показывает то, что в Морцах единоличник полностью 100% засыпавший семена, приходит к председателю РИКа т. Фомичеву и просит его выслать из края на север, так как «все равно житья не будет».

Показательно тоже заявление 16 единоличников Александровского сельсовета, которые сами просят о высылке их из пределов края! <...>

Есть только один вид «массовой работы» – штурм. «Штурмуют» семена, заем, животноводство, выход на работу и т.д. Без «штурма» ничего не делается. <...>

«Штурмуют» ночью, от 9-10 час. вечера до утра. Штурм заключается в том, что «штурмовая бригада», сидящая в одной избе, «вызывает» поочередно невыполнивших то или другое обязательство и «уговаривает» их, любым способом, их выполнить. «Штурмуют» каждого по списку, за ночь несколько раз. То же повторяется и в следующую ночь»5.

В арсенал репрессивных мер попал и знаменитый закон от 7 августа 1932 года, изданный в момент наиболее напряженного противостояния власти и крестьянства. Закон устанавливал осуждение на 10 лет лагерей или смертную казнь за «кражу и расхищение колхозной собственности». Этот закон народ прозвал законом «о трех колосках», так как, согласно ему, могли быть наказаны и те, кто собирали на колхозных полях оставшиеся после уборки колоски ржи или пшеницы. Закон позволил осудить в период с августа 1932 по декабрь 1933 года более 125 000 человек, из которых 5 400 были приговорены к смертной казни6.

Но, несмотря на эти драконовские меры, зерно никак не собиралось в нужных количествах. В середине октября 1932 года общий план главных зерновых районов страны был выполнен только на 15%-20%. 22 октября 1932 года Политбюро решило послать на Украину и Северный Кавказ две чрезвычайные комиссии, одну под руководством Вячеслава Молотова, другую – Лазаря Кагановича, с целью «ускорения хлебозаготовок»7. 2 ноября комиссия Лазаря Кагановича, членом которой был и Генрих Ягода, прибыла в Ростов-на-Дону. Тотчас было созвано совещание всех секретарей парторганизаций Северо-Кавказского региона, по окончании которого была принята следующая резолюция: «В связи с постыдным провалом плана заготовки зерновых, заставить местные парторганизации сломить саботаж, организованный кулацкими контрреволюционными элементами, подавить сопротивление сельских коммунистов и председателей колхозов, возглавляющих этот саботаж». Для некоторого числа округов, внесенных в черный список, были приняты следующие меры: возврат всей продукции из магазинов, полная остановка торговли, немедленное закрытие всех текущих кредитов, обложение высокими налогами, арест всех саботажников, всех «социально чуждых и контрреволюционных элементов» и суд над ними по ускоренной процедуре, которую должно обеспечить ОГПУ. В случае, если саботаж будет продолжаться, население предполагалось подвергнуть массовой депортации.

В течение только одного месяца «борьбы против саботажа» – ноября 1932 года – 5 000 сельских коммунистов, обвиненных в «преступном сочувствии» «подрыву» кампании хлебозаготовок, были арестованы, а вместе с ними – еще 15 000 колхозников такого важного сельскохозяйственного района, каким является Северный Кавказ. В декабре началась массовая депортация не только отдельных кулаков, но и целых сел, в частности казацких станиц, уже подвергавшихся в 1920 году подобным карательным мерам8. Число спецпоселений, таким образом, стало быстро расти. Если в 1932 году, по данным администрации ГУЛАГа, прибыли 71 236 поселенцев, то в 1933 году был зарегистрирован приток в количестве 268 091 спецпоселенца9.

На Украине комиссия Молотова приняла аналогичные меры: началась регистрация округов, где не выполнен план заготовок, в черном списке оказывались многие из них со всеми выше отмеченными последствиями – чисткой местных партячеек, арестами не только колхозников, утаивших часть своего \рожая, но также и колхозных руководителей, занижающих доходы коллективного хозяйства. Вскоре эти меры распространились и на другие зернопроизводящие регионы страны.

Могли ли эти репрессивные меры помочь государству в войне против крестьянства? «Нет, никак», – отмечал в своем донесении весьма проницательный итальянский консул из Новороссийска:

«Советский государственный аппарат, сверх меры вооруженный и мощный, находится перед фактом невозможности победы в одном или нескольких сражениях; враг в данном случае не сконцентрирован, он разбросан, и аппарат изматывает силы, осуществляя много мелких операций: здесь, например, не прополото поле, там укрыли несколько центнеров пшеницы; тут не работает один трактор, другой трактор сломан, третий, вместо того чтобы работать, куда-то уехал. Далее следует отметить, что амбары, где хранят зерно, разграблены, бухгалтерский учет по всем статьям плохо ведется или фальсифицируется, а председатели колхозов из страха или по небрежности не говорят правды в своих отчетах. И так далее и до бесконечности на этой огромной территории! <...> Враг, его ведь надо искать, переходя из дома в дом, из деревни в деревню. А это все равно что носить воду дырявым черпаком!»10.

Таким образом, чтобы победить врага, остается единственный выход: оставить его голодным.

Первые сообщения о возможной критической ситуации с продовольствием зимой 1932-1933 годов пришли в Москву летом 1932 года. В августе Молотов рапортовал в Политбюро, что «существует реальная угроза голода в районах, где всегда снимали превосходный урожай». Тем не менее он же предложил выполнить план хлебозаготовок во что бы то ни стало. В том же августе председатель Совнаркома Казахстана Исаев информировал Сталина о том, до какой степени голодно в республике, где коллективизация сочеталась с попыткой сделать оседлым традиционно кочевое население, в результате чего хозяйство было дезорганизовано. Даже ярые сталинисты, такие как Косиор, первый секретарь Компартии Украины, или Михаил Хатаевич, первый секретарь Днепропетровского обкома, попросили Сталина и Молотова урезать план хлебосдачи. «Для того, чтобы в будущем сельскохозяйственная продукция могла бы действительно соответствовать нуждам пролетарского государства, – писал Хатаевич в Москву в ноябре 1932 года, – мы должны принять во внимание хотя бы минимальные нужды колхозников, а то вообще будет некому сеять и убирать урожай».

«Ваша позиция, – отвечал Молотов, – глубоко неправильная, небольшевистская. Мы большевики, и мы не можем отодвигать нужды государства ни на десятое, ни даже на второе место, это определено нашими партийными постановлениями»11.

Несколько дней спустя Политбюро направило местным властям циркуляр, предписывающий немедленное лишение колхозов, не выполняющих свой план заготовок, «всего зерна, включая семенные запасы»!

Вынужденные под угрозой пыток сдавать все свои скудные запасы, не имея ни средств, ни возможностей покупать что бы то ни было, миллионы крестьян из самых богатых в Советском Союзе сельскохозяйственных регионов остались голодными, при этом они даже не могли выехать в город. 27 декабря 1932 года правительство ввело общегражданский паспорт и объявило об обязательной прописке городских жителей в целях ограничения исхода крестьянства из деревень, «ликвидации социального паразитизма» и остановки «проникновения кулаков в города». Столкнувшись с бегством крестьян в города с целью «выживания», правительство издало 22 января 1933 года распоряжение, в котором миллионы фактически приговаривались к голодной смерти. Подписанное Сталиным и Молотовым, это распоряжение предписывало местным властям и в, частности, ОГПУ запретить «всеми возможными средствами массовое передвижение крестьянства Украины и Северного Кавказа в города. После ареста «контрреволюционных элементов» других беглецов надлежит вернуть на прежнее жительство». В этом распоряжении ситуация объяснялась следующим образом: «Центральный комитет и Правительство имеют доказательства, что массовый исход крестьян организован врагами советской власти, контрреволюционерами и польскими агентами с целью антиколхозной пропаганды, в частности, и против советской власти вообще»12.

Во всех областях, пораженных голодом, продажа железнодорожных билетов была немедленно прекращена; были поставлены специальные кордоны ОГПУ, чтобы помешать крестьянам покинуть свои места. В начале марта 1933 года в донесении ОГПУ уточнялось, что только за один месяц были задержаны 219 460 человек в ходе операций, предназначенных ограничить массовое бегство крестьян в города. 186 588 человек были возвращены на места проживания, многие арестованы и осуждены. Но в докладе замалчивалось состояние, в котором находились вынужденно покидавшие свои дома крестьяне.

В продолжение этой темы приведем свидетельство итальянского консула из Харькова, города, находившегося в самом центре охваченных голодом районов.

«За неделю была создана служба по поимке брошенных детей. По мере того, как крестьяне прибывали в город, не имея возможности выжить в деревне, здесь собирались дети, которых приводили сюда и оставляли родители, сами вынужденные возвратиться умирать у себя дома. Родители надеялись, что в городе кто-то займется их отпрысками. <...> Городские власти мобилизовали дворников в белых фартуках, которые патрулировали город и приводили в милицейские участки брошенных детей. <...> В полночь их увозили на грузовиках к товарному вокзалу на Северском Донце. Там собрали также и других детей, найденных на вокзалах, в поездах, в кочующих крестьянских семьях, сюда же привозили и пожилых крестьян, блуждающих днем по городу. Здесь находился медицинский персонал, который проводил «сортировку». Тех, кто еще не опух от голода и мог выжить, отправляли в бараки на Голодной Горе или в амбары, где на соломе умирали еще 8 000 душ, в основном дети. Слабых отправляли в товарных поездах за город и оставляли в пятидесяти-шестидесяти километрах от города, чтобы они умирали вдали от людей. <...> По прибытии в эти места из вагонов выгружали всех покойников в заранее выкопанные большие рвы»13.

В деревнях смертность достигла предельной точки весной 1933 года. К голоду добавился еще тиф; в селах с населением в несколько тысяч человек насчитывалось не более нескольких десятков выживших. Случаи каннибализма отмечены как в докладах ОГПУ, так и в донесениях итальянских дипломатов из Харькова.

«Каждую ночь в Харькове собирают 250 трупов умерших от голода или тифа. Замечено, что большое число из них не имеет печени, и эти деяния приняли солидный размах. Полиции удалось схватить охотников за печенью, которые признались, что готовят из этого «мяса» пирожки и торгуют ими на рынке»14.

В апреле 1933 года писатель Михаил Шолохов, проехав по многим станицам Кубани, написал два письма Сталину, в которых подробно рассказал о том, как местные власти изымают под пытками все колхозные запасы, оставляя крестьян голодными. Он просил первого секретаря послать на Кубань продовольственную помощь. В своем ответе писателю Сталин изложил свою позицию: крестьяне справедливо наказаны за то, что бастуют и саботируют, они, оказывается, «ведут тихую «тайную» войну с советской властью <...> на измор»15. Только в 1933 году миллионы крестьян умерли от голода, а советское правительство продолжало поставлять зерно за границу; 18 миллионов центнеров пшеницы были вывезены из страны ради «нужд индустриализации».

Отрывки из письма И.Сталину, направленного автором «Тихого Дона» Михаилом Шолоховым 4 апреля 1933 года

т. Сталин!

Вешенский район, наряду со многими другими районами Северо-Кавказского края, не выполнил плана хлебозаготов[ок] не потому, что одолел кулацкий саботаж и парторганизация не сумела с ним справиться, а потому, что плохо руководит краевое руководство. <...>

В декабре крайком направил в Вешенский район особого «уполномоченного», чтобы «ускорить» дела, тов. Овчинникова. <...>

Овчинников провел следующие мероприятия: 1) приказал изъять весь хлеб, по всем хозяйствам района, в том числе и выданный в счет 15% аванса по трудодням; 2) задолженность каждого колхоза по хлебозаготовкам приказал разверстать по дворам. <...>

Какие же результаты дали эти мероприятия? Когда начались массовые обыски (производившиеся обычно по ночам)... крестьяне стали прятать и зарывать хлеб, чтобы не отобрали. <...> Теперь, несколько слов о результатах этих обысков... всего 5 930 цент[неров]. Вот перечисление способов, при помощи которых добыто 573 тонны хлеба, часть которого была зарыта ... с 1919 г.! <...>

Сажание «в холодную»... Колхозника раздевают и босого сажают в амбар или сарай. Время действия – январь, февраль. Часто в амбары сажали целыми бригадами.

В Вашаевском колхозе колхозницам обливали ноги и подолы юбок керосином, зажигали, а потом тушили, и снова начинали...

В Наполовском колхозе «уполномоченный» РК кандидат в члены бюро РК Плоткин при допросе заставлял садиться на раскаленную лежанку... а потом «прохладиться» выводили на мороз и запирали в амбар...

В Лебяженском колхозе ставили к стенке и стреляли мимо головы...

Примеры эти можно бесконечно умножить. Это – не отдельные случаи загибов, это – узаконенный в районном масштабе «метод» проведения хлебозаготовок. Если же описанное мною заслуживает внимания ЦK – пошлите в Вешенский район дополнительных коммунистов, у которых хватило бы смелости разоблачить всех, по чьей вине смертельно подорвано колхозное строительство района... Только на Вас надежда.

Ваш Михаил Шолохов16.

И.В. Сталин – М.А. Шолохову 6 мая 1933 г.

Дорогой тов. Шолохов!

Оба ваших письма получены, как вам известно. Помощь, какую требовали, оказана уже.

Для разбора дела прибудет к Вам в Вешенский район т. Шкирятов, которому очень прошу Вас оказать помощь.

Это так. Но это не все, т. Шолохов. Дело в том, что Ваши письма производят несколько однобокое впечатление. Об этом я хочу написать Вам несколько слов.

Я поблагодарил Вас за письма, так как они вскрывают болячку нашей партийно-советской работы, вскрывают то, как иногда наши работники, желая обуздать врага, бьют нечаянно по друзьям и докатываются до садизма. Но это не значит, что я во всем согласен с Вами. Вы видите одну сторону, видите неплохо. Но это только одна сторона дела. Чтобы не ошибиться в политике (Ваши письма не беллетристика, а сплошная политика), надо обозреть, надо уметь увидеть и другую сторону. А другая сторона состоит в том, что уважаемые хлеборобы вашего района (и не только вашего района) проводили «итальянку» (саботаж!) и не прочь были оставить рабочих. Красную Армию без хлеба. Тот факт, что саботаж был тихий и внешне безобидный (без крови), – этот факт не меняет того, что уважаемые хлеборобы по сути дела вели «тихую» войну с советской властью... Войну на измор, дорогой тов. Шолохов...

Конечно, это обстоятельство ни в какой мере не может оправдать тех безобразий, которые были допущены, как уверяете Вы, нашими работниками. И виновные в этих безобразиях должны понести должное наказание. Но все же ясно, как божий день, что уважаемые хлеборобы не такие уж безобидные люди, как это могло показаться издали.

Ну, всего хорошего и жму Вашу руку.

6.V.33 г. Ваш И. Сталин17.

Демографические архивы и переписи 1937 и 1939 годов, которые до недавнего времени были засекречены, позволяют проследить, как разрастался голод 1933 года. Географически «голодная зона» занимала почти всю Украину, часть Черноземья, богатые долины Дона, Кубани, а также Северный Кавказ и большую часть Казахстана. Около 40 миллионов человек пострадали от голода и лишений. В наиболее затронутых голодом районах, в сельской местности вокруг Харькова, смертность в январе и июне 1933 года увеличилась в десять раз по сравнению со средней смертностью: 100 000 похоронено в июне 1933 года в районе Харькова против 9 000 в июне 1932 года. Нужно ли говорить о том, что далеко не все случаи смерти были зарегистрированы? Сельские районы пострадали больше, чем города, но голод не пощадил и их. Харьков за год потерял 120 000 своих жителей, Краснодар – 40 000, Ставрополь – 20 000.

За пределами «голодной зоны» также нельзя снимать со счетов демографические потери, связанные с недоеданием. В сельской местности вокруг Москвы смертность достигла 50% в период между январем и июнем 1933 года, в Иванове – эпицентре голодных бунтов 1932 года, в последние месяцы 1933 года смертность возросла на 35%. Иначе говоря, за весь 1933 год в целом по стране наблюдается увеличение числа смертей более чем до 6 миллионов. Большая часть этих смертей вызвана голодом, именно с голодом и только с ним связаны 6 миллионов жертв развернувшейся трагедии. Крестьянство Украины понесло особо тяжкие потери – 4 миллиона человек В Казахстане от голода умерли приблизительно миллион человек, в основном, ведущих кочевой образ жизни. Создавая коллективные хозяйства, людей принуждали к оседлой жизни, при этом они теряли свой скот. На Северном Кавказе и в районах Черноземья также насчитывается миллион погибших...18

За пять лет до Большого террора, который поразил в первую очередь интеллигенцию, экономистов и партийцев, Великий голод 1932-1933 годов стал кульминацией второго действия направленной против крестьян тихой войны, развязанной «партийным государством» в 1929 году. Голод 1932-1933 годов стал решающим эпизодом в процессе становления репрессивной системы, выступающей то против одной, то против другой группы населения. Насилия, пытки, смертные приговоры целым группам и слоям населения привели к ужасающему регрессу, политическому и социальному одновременно. Появилось много местных деспотов и тиранов, готовых на все, чтобы забрать у крестьян их последние запасы, и воцарилось варварство. Лихоимство превратилось в каждодневную практику, перестали быть новостью брошенные дети, каннибализм, эпидемии и грабительство, как-то сами собой организовались «бараки смертников», крестьяне познали новую форму рабства – и все это по указке государства! Как провидчески писал Серго Орджоникидзе Сергею Кирову в январе 1934 года, «наши кадры, прошедшие через ситуацию 1932-1933 годов и выдержавшие ее, закалились как сталь. Я думаю, что с ними можно будет построить Государство, которого история еще не знала».

Нужно ли видеть в этом голоде, как утверждают сегодня некоторые украинские публицисты и историки, «геноцид украинского народа»?19 Украинское крестьянство, бесспорно, было главной жертвой голода 1932-1933 годов, и «нажиму» на него предшествовали наступления 1929 года: наступление на украинскую интеллигенцию, обвиненную в «националистическом уклоне», потом, начиная с 1932 года, наступление на украинскую компартию. Бесспорно, можно, используя выражение Андрея Сахарова, говорить об «украинофобии Сталина». Однако следует отметить, что репрессии голодом постигли также места расселения казаков на Дону и Кубани и жителей Казахстана. В этой республике коллективизация и принуждение к оседлости имели разрушительные последствия: 80% скота было уничтожено за два года. Лишенные всего, что имели, принужденные голодать, два с лишним миллиона казахов покинули пределы республики, около миллиона из них ушли в Центральную Азию, полтора миллиона – в Китай.

В действительности, на Украине, в областях, заселенных казаками, некоторых районах Черноземья голод стал последней каплей в противостоянии между большевиками и крестьянством, возникшем еще в 1918-1922 годах. Можно сравнить зоны, сопротивлявшиеся продразверстке 1918-1921 годов и коллективизации в 1929-1930 годах, и зоны, пораженные голодом. Из тех местностей, где состоялись 14 000 бунтов и крестьянских восстаний, зарегистрированных ОГПУ в 1930 году, 85% были наказаны голодом в 1932-1933 годах. Это самые богатые и самые перспективные сельскохозяйственные районы, т.е. такие, которые могли бы дать государству больше других, но именно эти районы больше всего потеряли при изъятии у них сельскохозяйственной продукции во время хлебозаготовок, смененной затем насильственной коллективизацией, и именно в эти районы принес смерть голод 1932-1933 годов.

Примечания

1. A. Blum, Naitre, vivre et mourir en URSS, 1917–1991, Paris, Plon, 1994, p. 99. Ивницкий считает, что голод 1932–1933 гг. унес 7–8 миллионов человеческих жизней (НА Ивницкий, Голод 1932–1933 годов, М, 1995, с. 64.).

2. F. Kupferman, Аи pays des Soviets. Le Voyage francais en Union sovietique, 1917-1939, Paris, Gallimard, 1979, p. 88.

3. A. Graziosi, Lettres de Kharkov. La famine en Ukraine et dans le Caucase du Nord a travers les rapports des diplomates italiens, 1932–1934, «Cahiers du Monde russe et sovietique», XXX (1–2), Janvier–juin 1989, p. 5–106.

4. M. Lewin, La Formation du systeme sovietique, Paris, Gallimard, 1987, p. 206–237.

5. ГАРФ, 1235/2/1521/71–78; N. Werth, G. Moullec, op. cit, p. 152–155.

6. ГАРФ, 3316/2/1254/4–7.

7. НА Ивницкий, Коллективизация..., с. 192–193.

8. Там же, с. 195.

9. В.Н. Земсков, цит. соч., с. 4–5.

10. A. Graziosi, Lettres de Kharkov.., p. 51.

11. Н.А. Ивницкий, Коллективизация..., с. 198– 199.

12. Там же, с. 204.

13. A. Graziosi, Lettres de Kharkov.., p. 59–60.

14. Ibid, p. 79; R Conquest, Sanglantesmoissons, Paris, R Laffont, 1995, p. 267–296.

15. Президентские архивы Российской Федерации, 45/1/827/7–22.

16. Там же.

17. Там же, 3/61/549/194.

18. Н. Араловец, Потери населения в 30-е годы, «Отечественная история», № 1, 1995, с. 135–145; Н. Осокина, Жертвы голода 7933. Сколько их?, «Отечественная история», № 5, 1995, с. 18–26; В. Цаплин, Статистика жертв сталинизма, «Вопросы истории», № 4,1989, с. 175–181.

19. С. Мерль, Голод 1932–1933 – геноцид украинцев для осуществления политики русификации?, «Отечественная история», № 1,1995, с. 49–61.

[Лентa.Ru]

http://lenta.ru/articles/2015/09/27/golod/
09:02, 27 сентября 2015

Историк Стивен Уиткрофт об особенностях голода в России в XIX — XX веках

Фото: РИА Новости

За последние полтора столетия Россия пережила четыре крупных голода, каждый из которых отличался от предыдущего как по причинам, так и по масштабам. «Сколько человек погибло? Много это или мало? Почему так произошло?» — вот основные вопросы, возникающие в связи с этой темой. Еще популярнее вопрос «кто виноват?». На них в разговоре с «Лентой.ру» ответил один из ведущих специалистов по истории голода, профессор Мельбурнского университета Австралии Стивен Уиткрофт.

«Лента.ру»: В советской историографии голод 1891-1892 годов нередко служил доказательством того, что крестьяне при «царизме» влачили нищенское существование, а сами меры, предпринятые тогда властями для борьбы с голодом, не раз подвергали критике и называли недостаточными. Как вы считаете, действительно ли в последние десятилетия царствования Романовых крестьяне были угнетаемым, изможденным сословием?

Стивен Уиткрофт: Этот вопрос в России несколько лет назад поставили на обсуждение историки Сергей Нефедов и Борис Миронов. Я принимал участие в аналогичном диалоге с западными коллегами пару десятилетий назад. Историки-ревизионисты (исторический ревизионизм — академический термин, означающий коренной пересмотр каких-либо устоявшихся исторических концепций — прим. «Ленты.ру») заявляли, что проблема крестьянских долгов перед государством в преддверии революции 1905 года не была реальным индикатором крестьянского обнищания. Крестьянство уходило от налогообложения, и в действительности доходы на душу населения росли, к тому же тогда долги по выплатам репараций составляли относительно небольшую долю в налогообложении.

Главными источниками поступлений в казну в те годы были косвенные налоги, в особенности налог на водку. Государство не заставляло крестьян покупать и пить ее, а, значит, говорить о том, что царский режим обирал их, неправильно. Помимо этого, экспорт зерна, связанный с увеличением производства на душу населения, рос, и это свидетельствует о росте благосостояния людей, а не об их обнищании.

Я же, в свою очередь, применил региональный подход — сравнил показатели по территориям условного «старого света» (Поволжье и Центральное Черноземье) с Украиной, Северным Кавказом, Уралом, Сибирью и Казахстаном, и нашел в них принципиальные отличия. Так, в Поволжье и Центральном Черноземье наблюдался настоящий кризис — здесь падало производство на душу населения, а поступления от косвенных налогов в казну были невелики. Кроме того, эти регионы были перенаселены, земли на всех не хватало, и они периодически голодали, как в 1892 году.

Крестьяне отправляются из деревень на заработки в города, 1901 год
Фото: РИА Новости

На фоне этого новые регионы выглядели совершенно иначе: плотность населения здесь была ниже, показатели по экспорту зерна — намного выше, производство зерна на душу населения росло. Отмечался также и рост относительно крупных вливаний в казну от косвенных налогов.

Я полагаю, что для ответа на ваш вопрос необходимо провести четкое деление по регионам и датам. До 1906 года в старых центральных регионах земли пребывали в кризисном состоянии и были перенаселены, в то время как молодые земли процветали и приобретали все большее экономическое значение. После 1906 года, под руководством Столыпина, оставшиеся выкупные долги за землю были списаны, крестьянам предоставили существенную поддержку в переселении, и это в какой-то степени помогло исправить ситуацию. Исследования Миронова показывают, что положение крестьян в Российской империи в те годы улучшалось, уровень их здоровья и благосостояния во многих регионах рос.

Верно ли утверждение о том, что власти приняли недостаточно мер для борьбы с голодом 1891-1892 годов? Почему страна оказалась неподготовленной к нему?

В 1880-1881 годах произошел серьезный кризис, из-за которого Центральный статистический комитет ввел новые формы учета производства зерна. Именно поэтому сейчас мы располагаем гораздо большим числом данных о неурожае 1891 года, чем об аналогичных событиях более раннего времени.

Долгое время правительство не позволяло региональным властям самоорганизоваться, опасаясь, что это подорвет централизованное управление. Однако с началом голода этот запрет был снят, земства получили возможность координировать свои действия и работы сообща. Такие меры были чрезвычайно эффективны.

Мои исследования показывают, что высокая смертность во время кризиса 1892 года была в первую очередь связана с эпидемией холеры, пришедшей из Индии, а летом того же года производилось сокращение мероприятий по борьбе с голодом. Если вычесть из статистики смертность от холеры, полученные показатели были бы даже ниже обычных.

Насколько серьезными были последствия голода для власти, общества и настроений в нем? Какие уроки правительство вынесло из кризиса, решил ли он какие-то продовольственные и аграрные проблемы?

Вероятно, голод дискредитировал власть больше, чем должен был. После его окончания правительство вновь вернулось к политике запрета на самоуправление в губерниях (который отменили только во времена Первой мировой войны). Этот факт в какой-то мере внес свой вклад и в Февральскую революцию 1917 года. Стоит отметить, что председателем Временного правительства, фактически главой государства, стал земский деятель, князь Георгий Львов.

Чем был вызван голод в Поволжье 1921-1922 годов и в чем его отличие от предыдущего?

Дело было не в сокращении посевной площади, а в разрыве отношений между потребительскими областями под большевистским контролем и областями поставки, контролировавшимися антибольшевистскими силами, блокировавшими Москву. Голод 1918-1920 годов сильно повлиял на северные города. Из-за блокады уменьшились посевные площади, снабжавшие северный дефицитный регион четырьмя миллионами тонн зерна ежегодно. К тому же, была создана продовольственно-реквизиционная армия Наркомпрода РСФСР, состоящая из вооруженных продотрядов. Они лишили крестьян запасов, которые обычно позволяли выживать в годы засухи.

Голодающих детей Поволжья кормят обедом, 1921 год
Фото: РИА Новости

В голоде 1921 года было два принципиально важных отличительных момента. Во-первых, крестьянство сильно ослабили набегами продотрядов в ходе Гражданской войны, и оно было абсолютно не готово к любому возможному кризису. Во-вторых, засуха 1921 года оказалась серьезнее предыдущих, ее можно даже сравнить по масштабам с засухой 1891 года.

В 1891-1892 годах помощь из-за рубежа для борьбы с голодом поступала преимущественно от американцев. К 1921 году помощь решили оказать англичане, уговорившие на это и остальных европейцев. В призыве лорда Пармура и Джорджа Пэйша «Русский голод и его значение для Европы», в качестве одной из причин для оказания помощи говорилось о возможном снижении импорта российского хлеба в Европу. Получается, Запад, помогая России, исходил не из добрых побуждений, а из холодного расчета?

Насколько мне известно, из этого мало что в итоге вышло. Идеи Джорджа Пэйша и его сподвижников не разделяли в британском правительстве тех времен. Западная помощь шла из двух источников.

Во-первых, ее оказывал норвежец Фритьоф Нансен и международный Красный Крест. Небольшая поддержка шла от британцев, в основном через фонд «Спасем детей» в Саратове. Сам Нансен был большим благотворителем, он активно помогал в переселении европейских беженцев после Первой мировой. Люди вроде него совершали поступки, исходя из собственных побуждений, не обязательно при этом представляя интересы групп политических элит.

Во-вторых, намного более крупным был вклад «Американской администрации помощи» (American Relief Administration, АРА) во главе с Гербертом Гувером. Сам Гувер, судя по его предыдущей деятельности в Бельгии и Центральной Европе, был гуманистом. Конечно, и он, и правительство Соединенных Штатов были также заинтересованы в сдерживании экспансии коммунизма, которая, по их мнению, во времена социальных бедствий и голода лишь усиливалась.

Интересно, что в 1932-1933 годах почему-то умалчивали о голоде, упоминая лишь события на Украине, хотя этот голод задел и другие регионы СССР.

Серьезные продовольственные проблемы и связанное с ними увеличение смертности в городах начались вскоре после кризиса заготовки зерна в 1927-1928 годах. В последующие три года ситуация с продовольственным снабжением продолжала ухудшаться, и в крупнейших населенных пунктах была введена карточная система распределения продовольствия.

С проблемами столкнулся и Казахстан, где произошла смена политики в отношении феодальных элит. С 1927 года начались атаки на частную собственность крупнейших феодалов — беев, затем три года подряд атакам подвергались кулаки. Беи в ответ пытались бежать со своими сторонниками и скотом. Это привело к началу нескольких кампаний по принудительному расселению казахских кочевников, что повлекло за собой массовый падеж скота и голод среди бывших кочевников. Некоторые из них со своим скотом перебрались в Китай, остальные, уже без скота, — в другие части Советского Союза.

В 1930 году ситуация со снабжением продуктами немного улучшилась из-за хорошей погоды на протяжении всего года. В связи с этим некоторые специалисты утверждают, что голод был спровоцирован непосредственно началом коллективизации и раскулачиванием, но это в корне неверно. Первая массовая волна раскулачивания началась в январе 1930 года. Если бы она стала причиной голода, то он бы начался уже в середине того же года, а не три года спустя, в первой половине 1933 года.

Голод на Украине в 1932 году
Фото: РИА Новости

Здесь фактор хорошей погоды играл намного более значимую роль, чем раскулачивание. Впрочем, правительству это в голову тогда не пришло, и высокий урожай 1930 года они для себя объяснили успехом своих политических действий. Сталин, впрочем, первое время сомневался в необходимости продолжения коллективизации (его письмо «Головокружение от успехов» в марте 1930 года), но высокий урожай убедил его в правильности принятого решения.

В 1931 году случилась засуха на Волге, куда, в том числе, переселились и казахские кочевники. Первые признаки голода начали проявляться не только в городах, ситуация в сельской местности также стала ухудшаться. До этого момента еще можно было спорить о том, что Украина занимала лучшую позицию по сравнению с другими регионами (в конце 1920-х Урал и Сибирь были главными жертвами продовольственного кризиса, неурожай 1931 года сильно ударил по Приволжью). Только в 1932 году, когда пострадали все остальные районы снабжения, дело дошло до Украины. В то время неурожай здесь был спровоцирован плохой погодой и нехваткой тягловой силы.

Планы по сбору зерновых немного подогнали под сложившиеся обстоятельства, но Украине это не помогло — регион облагался большим налогом, несмотря на низкую урожайность зерна (в заготовленном на хранение эквиваленте). Без сомнения, здесь уровень смертности в 1932-1933 годах был чрезвычайно высоким, но то же самое можно сказать о Северном Кавказе и о Нижнем Поволжье.

Почему государство после 1921 года, зная о засушливости некоторых регионов, предпринимало мало усилий для решения этой проблемы? Например, лесопосадки там начались только после голодомора.

Действительно, удивительны инфантильность и, с другой стороны, осторожность в действиях государства. Когда Рыков заговорил о невозможности за пять лет повысить урожайность зерна на 35 процентов, его заклеймили правым уклонистом. В этом смысле очень точно выразился экономист Станислав Струмилин, работавший в Госплане: «Лучше стоять за высокие темпы, чем сидеть за низкие». Вероятно, только после сильнейшей засухи 1946 года Сталин понял, что к таким случаям надо быть подготовленным.

Какие меры государство предпринимало после 1932-1933 годов для того, чтобы в дальнейшем избежать голода? Вот, например, начали создавать государственные резервы зерна. Почему эти методы не были введены раньше? Или они были, но неправильно функционировали?

Нет, попытки создать неприкасаемые запасы зерна были и ранее. Главная проблема заключалась в том, что излишки хлеба, произведенные в результате хорошего урожая 1930 года, продали за границу, а не пустили на масштабное пополнение государственных резервов.

Следующий период — 1946-1947 годы. Что стало главной причиной этого голода — засуха и неурожай или ошибки правительства?

Советское правительство задолго до этого сделало многое для того, чтобы избежать массового голода. Думаю, такой результат был обусловлен экстраординарно жесткой и рациональной системой центральных госзакупок. Помимо этого, существовало еще два важных фактора. Прежде всего, в начале войны удалось накопить огромные запасы продовольствия за счёт сбора урожая до захвата части территории Советского Союза немецкими войсками. Сыграли свою роль и относительно благоприятные погодные условия, засуха началась лишь в 1946 году. Напади Гитлер на СССР раньше, перед сбором урожая, последствия были бы ужасными.

Во время войны запасы продовольствия значительно сократились, и в 1946 и 1947 годах снабжение хлебом было сильно ограничено. Когда в 1945 году население страны за счет присоединенных территорий увеличилось, проблем стало только больше. Все надежды возлагались на урожай 1946 года — будь он хорошим, остались бы даже излишки. Но засуха в это тяжелое время спровоцировала неурожай и голод. Если бы аналогичные погодные условия были в 1942 или 1943 году, то последствия могли стать решающими для судьбы страны.

Насколько велика была разница между событиями 1892, 1921 и 1932 годов с точки зрения их восприятия простым населением?

Главные отличия заключались в масштабе трагедии, наличии или отсутствии эпидемий и в ответных мерах властей. В 1892 году смертность была небольшая. Власти знали о сложившейся ситуации и пытались с ней бороться. Голод 1932-1933 годов напоминал предыдущий, но здесь реакция государства была совсем иной, народ получал существенно меньше помощи. Эпидемий тогда практически не было, не считая незначительной вспышки тифа.

Беженцы покидают голодные губернии. Голод в Поволжье, 1921 год
Фото: РИА Новости

Как в начале 1920-х годов, так и в начале 1930-х отмечались случаи каннибализма и трупоедства. Многие из них описаны в книге «Трагедия советской деревни. Коллективизация и раскулачивание. Документы и материалы». О том, что происходило в 1921-1922 годах, известно больше, об этом говорили, в некоторых журналах того времени публиковались фотографии каннибалов на фоне останков их жертв, преступников судили. К убийцам, поедавшим своих жертв, суд относился суровее, чем к людям, просто питавшимся человечиной.

В 1932-1933 годах о таких случаях старались молчать, не выносить их на публику. Например, в докладе заместителя председателя ГПУ УССР Карла Карлсона Киевскому областному отделу ГПУ от 1 марта 1933 года протоколируются различные последствия голода по районам области. Карлсон насчитал 72 случая людоедства в Киевской области и 16 в Уманском районе. По трупоедству: в области — 65 случаев, самое больше число по районам (28 случаев) в Володарском. Это данные всего по одной области за период до 1 марта 1933 года. Киевская область страдала от голода больше остальных в стране, проблема там была чрезвычайной.

Виктория Кузьменко

[Википедия]

https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%93...81%D0%B8%D0%B8
Материал из Википедии — свободной энциклопедии

Благотворительная открытка Нансена иллюстрирует масштабы бедствия во время голода 1921 года (под Оренбургом).

Голод в России, как и в других странах, случался испокон веков.

Известный исследователь голода профессор В. Н. Лешков насчитал, что с начала XI до конца XVI века на каждое столетие приходилось по 8 неурожаев, которые повторялись через каждые 13 лет, вызывая иногда сильнейший голод.

Содержание

1 Средневековье
2 XVII столетие
3 XIX век
4 Меры по предотвращению голода в России до 1917 года
4.1 До XVIII века
4.2 XVIII век
4.3 XIX век
4.4 Положение о запасах для пособия в продовольствии 1834 года
4.5 Положение об обеспечении Продовольствием государственных крестьян 1842 года
4.6 После крестьянской реформы 1861 года
5 Голод в СССР после 1917 года
5.1 Голод в Поволжье 1921—1922
5.2 Массовый голод 1932—33
5.3 Голод 1946—47 годов
6 См. также
7 Примечания

Средневековье

Голод был отмечен, например, в 1024, 1070, 1092, 1128, 1215, 1230—1231, 1279, 1309 и 1332 гг.

Особенно сильные вспышки голода приводили к тому, что в неурожайные годы народ прибегал к употреблению суррогатов. В 1121 году в Новгороде «ядяху люди лист липов, кору берёзовую, а инии мох, конину». Также было и в 1214—1215 году, а в 1230—1231 году «инии простая чадь резаху люди живые и ядяху, а инии мёртвые мяса и трупие обрезаече ядяху, а другие конину, псину, кошки».

Подробное описание голода в России в 1230 году даёт Н. М. Карамзин («История государства Российского»):

«Жестокий мороз 14 сентября побил все озими; Между тем голод и мор свирепствовали, цена на хлеб сделалась неслыханная: За четверть ржи платили уже гривну серебра или семь гривен кунами. Бедные ели мох, жёлуди, сосну, ильмовый лист, кору липовую, собак, кошек и самые трупы человеческие; некоторые даже убивали людей, чтобы питаться их мясом: но сии злодеи были наказаны смертию. Другие в отчаянии зажигали домы граждан избыточных, имевших хлеб в житницах, и грабили оные; а беспорядок и мятеж только увеличивали бедствие. Скоро две новые скудельницы наполнились мёртвыми, которых было сочтено до 42 000; на улицах, на площади, на мосту гладные псы терзали множество непогребённых тел и самых живых оставленных младенцев; родители, чтобы не слыхать вопля детей своих, отдавали их в рабы чужеземцам. „Не было жалости в людях, — говорит Летописец: — казалось, что ни отец сына, ни мать дочери не любит. Сосед соседу не хотел уломить хлеба!“ Кто мог, бежал в иные области; но зло было общее для всей России, кроме Киева: в одном Смоленске, тогда весьма многолюдном, умерло более тридцати тысяч людей.»

Далее голод был отмечен в 1422, 1442, 1512, 1553, 1557 и 1570 годах. Причины были те же, как и в новейшее время: засуха, избыток дождей, ранние морозы, «прузи» (саранча) и т. д. Приблизительная оценка людских потерь с XII по начало XVII века только среди городского населения — около 3,4 миллиона человек.

XVII столетие

XVII столетие открылось страшным голодом при Борисе Годунове в 1601 и 1602 годах (Великий голод). В энциклопедическом словаре Брокгауза и Ефрона (1893 г., т. 9) отмечается: «Спутниками голода были болезни, мор, грабежи, убийства и самоубийства… Особенно распространено было употребление суррогатов в злосчастный 1601—02 г., когда ели… такую мерзость, что, как говорит летописец, писать недостойно; в Москве человеческое мясо продавалось на рынках в пирогах»[1]. Ели солому, сено, собак, кошек, мышей, всякую падаль.

Вновь разразился голод в 1608, 1630 и 1636 годах. Из множества неурожаев, постигших Россию в царствование Алексея Михайловича, неурожай 1650 года вызвал бунт в Пскове, усмирённый без содействия вооружённой силы: царь созвал земский собор, который послал в этот город своих представителей.

Во время голода в Нижегородской губернии в 1734—1735 годах крестьяне питались гнилою дубовой корою, ели дубовые жёлуди и т. п.

В общем, число неурожаев и голодовок в течение XVII, XVIII и XIX столетий увеличивается. В XVIII столетии было 34 неурожая, а в течение XIX столетия лишь до 1854 года их было 35.

XIX век

В 1842 году правительством было констатировано, что неурожаи повторяются через каждые 6—7 лет, продолжаясь по два года кряду. За вторую половину XIX столетия особою жестокостью отличались голода, порождённые неурожаями 1873, 1880 и 1883 года. В 1891—1892 году голодом были постигнуты 16 губерний Европейской России и губерния Тобольская) с населением в 35 миллионов; особенно тогда пострадали Воронежская, Нижегородская, Казанская, Самарская, Тамбовская губернии. В Поволжье от катастрофического голода пострадали восточные области чернозёмной зоны — 20 губерний с 40-миллионным крестьянским населением. В менее обширном районе, но не с меньшей интенсивностью бедствия голод повторился и в 1892—1893 годах.

В 1822 году в Повенецком уезде Олонецкой губернии во всеобщем употреблении у крестьян была сосновая кора вместо муки. В 1833 году хлеб заменялся желудями и древесной корою, а муку смешивали с глиной.

То же делали и в 1891 году — в некоторых местностях перед тем, как поспела правительственная помощь, лебеда считалась роскошью. Само министерство внутренних дел прописывало иногда рецепты для приготовления разных суррогатов: в 1843 году учило, как делать хлеб из винной барды или из картофеля с примесью ржаной муки, а в 1840 году преподавало способы приготовления муки с примесью свекловицы. Неизменный результат всякого рода суррогатов — болезни и усиленная смертность.

Одной из главных причин наступления голода являлось не всеобщее отсутствие продовольствия в стране, а отсутствие у крестьян, ведущих полунатуральное хозяйство, средств для покупки хлеба. Когда в 1873 году страдала от голода левая сторона Поволжья — самаро-оренбургская, на правой стороне саратовской — был редкий урожай и хлеб не находил сбыта даже по низким ценам. То же самое наблюдалось в 1884 году в Казанской губернии, когда казанские мужики питались всяческими суррогатами, на волжско-камских пристанях той же Казанской губернии гнили 1 720 000 четвертей хлеба. В 1891 году, когда весь восток Европейской России был объят неурожаем, урожай хлебов в малороссийских, новороссийских, юго-западных, прибалтийских губерниях и на севере Кавказа был таков, что всего в России уродилось на каждую душу несравненно больше тех 14 пудов, которые были признаны тогда достаточными для продовольствия души в течение года.

Меры по предотвращению голода в России до 1917 года
До XVIII века

Обеспечение населения продовольственными средствами в случае их недостатка составляет одну из важнейших отраслей государственного управления России. Самым древним общественным вопросом, возбужденным в нашем отечестве и отмеченным в летописях с XI века, был, по словам В. Н. Лешкова, вопрос о предохранении населения от того действия природы, которое называется неурожаем и получает общественное значение под названием голода. Недороды хлебов и полные неурожаи, часто повторявшиеся и иногда захватывавшие обширные территории, издавна вызывали со стороны государственной власти различные меры помощи нуждающимся; но эти меры имели характер временных и более или менее случайных. Они состояли в поощрении ввоза хлеба в пораженные неурожаем местности и воспрещении его вывоза, запрещении скупки хлеба со спекулятивными целями, регулировании цен посредством установления такс и продажи по пониженной цене из царских житниц, наконец, в конфискации частных запасов для продажи и раздачи нуждающимся. Непосредственная помощь неимущим оказывалась в виде безвозвратных или заимообразных пособий, деньгами или натурой, а иногда в виде организации общественных работ. Обязанность кормить несвободных людей лежала на их владельцах. По Уложению 1649 года бояре и всяких чинов люди должны были в голодное время кормить своих холопей под страхом утраты прав на них; холоп, сосланный боярином в голодное время со двора, получал свободу.

XVIII век

С XVIII в. начинает вырабатываться целая система мер обеспечения Продовольствия народного. Петр Великий признаёт необходимым создать для этой цели особые правительственные учреждения, которые бы мыслили о том, «каким образом во время недорода народ довольствовать», и заботились, чтобы «везде запасной хлеб был, дабы не в урожайные годы народ голоду не терпел» (указы 27 февраля 1723 г. и 20 января 1724 г.).

При Анне Иоанновне, в 1734 г., вновь возникает вопрос об изыскании способов, «как бы во всех местах недостаток от хлебных недородов отвратить». Однако до 60-х годов прошлого столетия этот вопрос остаётся неразрешённым: делаются попытки устройства запа́сных магазинов (в 1734 г. — в Смоленской губернии, чаще других подвергавшейся неурожаям, в 1749 г. — в Архангельске и т. д.), подтверждается обязанность помещиков, дворцовых и синодальных управителей кормить крестьян и по миру для милостыни ходить не допускать под угрозой «взыскания с немалым штрафом», «жестокого истязания и вечного разорения без всякого милосердия»; иногда производятся закупки хлеба для раздачи в ссуду, а бедным крестьянам, которые «ходя по миру, глад претерпевают», — в милостыню (1735, 1749 и др.); но все эти меры по-прежнему сохраняют случайный характер.

Указ сената 14 февраля 1761 г. даёт продовольственному делу новую постановку. Вновь подтверждая обязанность владельцев продовольствовать крестьян, этот указ предписывает помещикам, дворцовым, синодальным, архиерейским и монастырским вотчинам сделать для себя и для всех людей их ведомства запасы продовольственного и семенного хлеба не только до ближайшей жатвы, но еще, по крайней мере, на год, предупреждая, что правительство слагает с себя дальнейшие заботы о прокормлении этих крестьян: в случае неурожая раздача хлеба неимущим производима не будет, а «принуждены будут нерадивые о экономии своей помещики по тогдашней цене покупать хлеб и неимущих крестьян своих довольствовать». С этого времени образование запасов и устройство магазинов составляют предмет особенной заботливости правительства.

Именным указом 20 августа 1762 г. Екатерина II повелевает завести во всех городах хлебные магазины, как средство для борьбы с дороговизной, чтобы, по выражению императрицы, всегда цена хлеба в её руках была. Это повеление вызвало серьёзные возражения и не было приведено в исполнение в полном объёме. Комиссия об учреждении государственных магазинов, исчислив расход на осуществление проектированной меры в 126 млн руб., признала такое «ужасного иждивения востребующее» предприятие «напрасным, бесполезным, невозможным и вредным казне и сущей всего общества пользе», она полагала, что поставленная императрицей цель с большим успехом может быть достигнута посредством общих экономических мер — развития хлебной торговли, улучшения путей сообщения и т. п. Для предупреждения голода от неурожая комиссия рекомендовала учреждения повсюду запасов не за счёт казны, а на местные средства — в селениях помещичьих попечением владельцев, в государственных — местных начальников вместе с миром, а в городах — магистратов. Проект комиссии не получил дальнейшего движения, но установленные им положения легли в основание всего последующего законодательства.

С 60-х годов XVIII столетия следует ряд правительственных распоряжений об устройстве запасных магазинов в селениях разных ведомств, но распоряжения эти не достигают цели; наконец, закон 29 ноября 1799 г. повелевает завести хлебные магазины по всей империи, в селениях всякого звания, казенных и владельческих, с годовой пропорцией хлеба на каждую ревизскую душу по 3 четверти ржи и по 3 четверика ярового, и возлагает составление этих запасов на самих поселян, устанавливая сбор по получетверику ржи и полугарнцу ярового с ревизской души. В казённых селениях магазины должны быть заведены при всяком селении, составляющем не менее 50 дворов, в помещичьих же устройство отдельных магазинов для каждого селения или общих для нескольких представляется на волю дворян с обязательством, чтобы магазины «в своё время и с надлежащей пропорцией хлеба были устроены». Смотрение за магазинами поручено предводителям. По издании этого закона устройство запасов в селениях пошло успешнее, нежели прежде, но и на этот раз стремления законодателя не получили полного осуществления.
XIX век

В 1807 г. обнаружилось, что по некоторым губерниям в иных селениях совсем не было заводимо магазинов, по другим недоставало много хлеба, по некоторым же производима была раздача совсем несообразная с правилами, а подписки о состоянии запасов, которые обязаны были давать помещики, не соответствовали наличности хлеба.

В 1816 г. правительство предложило на обсуждение дворянства вопрос о том, каким образом лучше и удобнее на будущее время пополнять хлебом и содержать в надлежащем виде сельские магазины, под чьим надзором и ответственностью, не только в помещичьих, но и в экономических и удельных имениях, причем дворянству каждой губернии было предоставлено составить особое положение о порядке содержания и пополнения магазинов. Из отзывов дворянских собраний и заключений губернаторов управлявший министерской полицией вывел заключение, что существование сельских запасных магазинов для поддержания Продовольствия народного «при всем пространном в России хлебопашестве, но неодинаковом успехе оного, необходимо», но правила 1799 г. неудобны и определенная пропорция запасов слишком велика; найдено было также, что содержание продовольственной части в надлежащем порядке требует ближайшего надзора со стороны лиц, которым вернее может быть известно состояние в губернии народного Продовольствия. Отсюда возникло предположение об учреждении при губернских правлениях особых комитетов о Продовольствии народном.

Комитет министров 8 января 1819 г., приняв в соображение обнаруженные опытом неудобства запасных магазинов, между тем как в России по обширности ее и разнообразию климатов и почвы повсеместного голода никогда не было и быть не может, — определил сбор хлеба для пополнения магазинов отменить и непосредственную заботу об обеспечении продовольствием крестьян возложить на помещиков под их ответственностью и под страхом взятия в опеку имений владельцев, допустивших голод; на случай же необходимой помощи образовать в каждой губернии денежные капиталы посредством единовременного сбора по 25 коп. с ревизской души. Положение комитета было одобрено Александром I, но не приведено в исполнение вследствие возбужденных императором сомнений в целесообразности упразднения хлебных запасов; вопрос несколько раз подвергался новому рассмотрению в комитете министров и особом комитете из директоров департаментов.

Результатом этой работы явился высочайший указ от 14 апреля 1822 г., которым установлены основания для составления внутренних запасов и меры пособия в неурожайные годы. Новые правила, сроком введения которых в действие было назначено 1 июля 1822 года, различают два рода мер продовольствия народа во время неурожая: одни зависят от распорядка обыкновенных запасов, в каждой губернии содержимых, другие — от чрезвычайных пособий, когда обыкновенные запасы будут недостаточны. Местные запасы должны быть хлебные или денежные, по выбору особых губернских собраний, основанному на соображениях о количестве собственных хлебных произведений каждой губернии, положении ее относительно водяных и сухопутных сообщений и хлебной торговли, способах промышленности и удобности содержать хлебные магазины. Запасы натурой должны составлять по 2 четверти на ревизскую душу с ежегодным сбором до составления этого количества по 4 гарнца на душу, а денежные капиталы — равняться сумме, потребной на покупку хлеба в размере 1 четверти на ревизскую душу по средней за 5 лет местной цене, и составляться посредством ежегодного сбора по 25 коп. с души. Денежные капиталы, составляя общественную собственность и имея единственным своим назначением обеспечение Продовольствия, ни на какое другое употребление не должны быть обращаемы. Впредь до образования полного количества местных запасов в случае недостаточности их допускаются чрезвычайные пособия в виде ссуд от правительства. Помещичьим крестьянам такие ссуды разрешаются лишь в крайних случаях, когда самим помещиком не будет принято надлежащих мер и его имение будет взято в опеку. Заведование продовольственной частью в каждой губернии возлагается на комиссию Продовольствия из губернатора, вице-губернатора, губернского предводителя и двух уездных предводителей, непременного члена и управляющего удельной конторой. Комиссия наблюдает, чтобы ежегодное Продовольствия губернии хлебом было обеспечено, собирает сведения об урожае и состоянии положенных запасов, определяет меры пособия из местных запасов или, в случаях чрезвычайных, ссудой от правительства. Ссуды из хлебных запасов разрешаются только селениям свободных хлебопашцев и казенным, в помещичьих же распоряжение по этому предмету зависит от помещиков, а в удельных — от удельных контор. Из денежных капиталов комиссия разрешает ссуды в пределах 25 тыс. руб., на отпуск же большей суммы испрашивается высочайшее разрешение. Пособие оказывается, смотря по обстоятельствам, или деньгами, или заготовленным комиссией хлебом. Ответственность за денежные ссуды лежит в казенных и удельных селениях на обществах, а в помещичьих они обеспечиваются залогом имения и в случае его недостаточности — надежным поручительством. При выдаче пособий из денежных капиталов должно быть наблюдаемо, чтобы «каждое состояние получало пособие из капитала, непосредственно оному принадлежащего». Правила 1822 г. были введены в действие во всей империи, кроме Бессарабии, Грузии, остзейских губерний и Сибири (положение о казенных хлебных магазинах в сибирских губерниях утверждено 22 июля 1822 г.); они не распространялись на колонии иностранцев, на магазины, «собственно по горной части существующие», и на города; в последних ранее учрежденные магазины продолжали существовать на прежнем основании, а в 1824 г. министерством внутренних дел изданы правила для городских магазинов, поставившие их в зависимость от комиссий народного Продовольствия, которые и разрешали с тех пор отпуск из них хлеба как городским, так и сельским жителям посредством ссуды или продажи. Из установленных законом 14 апреля 1822 г. способов обеспечения народного Продовольствия большинство губерний — 40 — отдало предпочтение хлебным запасам, только в 12 были учреждены денежные капиталы. Движение тех и других за первое десятилетие после издания правил выразилось в следующих цифрах:
Года Число магазинов Хлебные запасы (в тысячах четвертей) Денежные капиталы (в тысячах рублей)
Налицо В ссудах В недоимках Поступило В недоимках
1823 29 568 5438 2570 344 1814 256
1824 32 560 5876 3237 516 3044 538
1825 32 124 6407 3341 656 4277 615
1826 33 025 7199 3228 693 5540 743
1827 34 512 7480 3590 829 7265 696
1828 33 405 7796 3042 867 8519 755
1829 36 149 8195 3199 915 9981 827
1830 33 000 8750 3417 1000 11 450 847
1831 32 398 7738 4471 1374 12 845 739
1832 33 311 1168 4602 1446 14 367 739

Собранные запасы, далеко не достигшие установленной нормы, оказались совершенно недостаточными при неурожае, постигшем в 1833 году многие губернии. Там, где были учреждены денежные запасы, собранные средства не составили и 1/3 сумм, потребовавшихся на оказание пособий, в губерниях же с натуральными запасами наличность последних не удовлетворила и половины всех требований. Правительству пришлось израсходовать на закупку хлеба и выдачу ссуд на Продовольствие около 30 миллионов рублей. Это вызвало пересмотр узаконений о Продовольствии народном.

Положение о запасах для пособия в продовольствии 1834 года

Высочайшим повелением 10 ноября 1833 г. учрежден особый комитет, которому поручено изыскать меры для приведения продовольственной части в более удовлетворительное и прочное положение. Комитет пришел к убеждению, что безуспешность применения правил 1822 г. обусловливалась недостаточным надзором за сельскими магазинами, неопределенностью постановлений, касающихся отчетности по их операциям, и недостаточностью правил об ответственности за упущения по их содержанию. По существу дела, комитет признал необходимым ввести во всех губерниях обе системы обеспечения Продовольствием, посредством денежных капиталов и хлебных запасов, так, чтобы невыгоды одной покрывались преимуществами другой. Выработанный комитетом проект «Положения о запасах для пособия в Продовольствии», по рассмотрении в Государственном Совете, был высочайше утвержден 5 июля 1834 г.

Отличие нового продовольственного устава от прежнего заключается в том, что повсеместно вводятся и хлебные запасы — по 1,5 четверти (1 четверть озимого и 1/2 четверти ярового), и денежные — по 1 руб. 60 копеек ассигнациями на ревизскую душу. Первые служат для выдачи «частных» ссуд, когда лишь некоторые семейства или какие-либо селения постигнуты неурожаем или потерпели от других бедствий, последние — для ссуд «общих, чрезвычайных», в случае важного во всей губернии или в большей ее части неурожая и непомерного возвышения вследствие того цены на хлеб. Денежные капиталы составляют собственность не отдельных селений, как прежде, а всей губернии. В городах составляются денежные капиталы посредством сбора с мещан в течение 20 лет по 15 копеек с ревизской души. Помощь правительства на продовольствие устраняется, но взамен того устанавливается взаимопомощь уездов и губерний: с разрешения министра внутренних дел могут быть делаемы заимствования из запасов соседних волостей и уездов, а с высочайшего разрешения — и других губерний.

Заведование продовольственной частью оставлено за губернской комиссией народного Продовольствия в прежнем составе, с тем лишь различием, что вместо двух уездных предводителей в ней участвует один — того уезда, где губернский город. Комиссия имеет ежегодно два очередных заседания: одно для суждения об урожае истекшего лета и осенних всходах, другое — о весенних всходах и видах будущего урожая. В случае появления нужды комиссия обсуждает меры, которые должны быть приняты. Разрешение ссуд из хлебных магазинов зависит от сельских сходов государственных крестьян и от помещиков — в размере не свыше 1/4 наличных запасов, от комиссии — до половины и от министра внутренних дел — свыше этого количества. Денежными капиталами в пределах 35000 руб. ассигнациями распоряжается комиссия; до 60 тыс. сверх того может быть употреблено с разрешения министра, о разрешении же расходов на большую сумму представляется комитету министров. Ссуды выдаются на трехлетний срок. Возврат их обеспечивается в селениях свободных хлебопашцев — круговой порукой, а у помещичьих крестьян — имением, для которого выдается пособие, или другим того же владельца. Надзор за содержанием запасных магазинов в помещичьих имениях возложен на уездных предводителей и избираемых дворянством в помощь им попечителей, обязанных свидетельствовать магазины, по крайней мере, раз в год и представлять отчеты о их состоянии в губернскую комиссию; в казенных селениях за целостью магазинов наблюдают волостные правления и окружные управления, а в некоторых губерниях — полиция и казенные палаты. За самовольный разбор и выдачу хлеба из магазинов установлены строгие взыскания.

Целью установления продовольственных запасов было оказание лишь первоначальной помощи пострадавшим от неурожая. Устанавливая меры пособий при недородах хлеба, правительство, по свидетельству Государственного совета, никогда не имело в виду обеспечить, кроме посевов, и народное продовольствие до новой благополучной жатвы. Прямая цель учреждаемых правительством хлебных и денежных запасов состоит собственно во временном пособии. Эти запасы и при ограниченности своей признаются полезными в том отношении, что представляют некоторую преграду непомерному возвышению цен на хлеб, средство для посевов и возможность в самом начале бедствия устранить внезапность народного страха и помочь нуждающимся в прокормлении, пока не будут приняты правительством чрезвычайные меры. В таких чрезвычайных мерах неоднократно после издания Положения 1834 г. представлялась надобность, в 1844—47, 1852 и 1853 и последующих годах делались займы не только из капиталов других губерний, но и из сумм государственного казначейства, сохранной казны и приказов общественного призрения, вследствие чего некоторые западные губернии задолжали несколько миллионов другим губерниям.

Заботы о приведении в порядок хлебных магазинов в селениях и на этот раз не увенчались успехом. В 40-х годах неоднократно обнаруживалось, что по некоторым имениям магазины вовсе не устроены, а где они есть, не имеется узаконенной пропорции хлеба или они совсем пусты. Правительство настаивало на упорядочении дела, но безуспешно. По сведениям, собранным в 1861 году, оказалось, что правительственные распоряжения исполнялись не всегда и не везде с надлежащей точностью; в некоторых имениях магазинов никогда не строили и следующего с крестьян хлеба не собирали, в других — помещики собирали с крестьян деньги на устройство магазинов, но по назначению их не употребляли; иногда общественный хлеб засыпался в господские амбары и обращался в собственность помещика. Вообще в этом деле царил такой беспорядок, что, по свидетельству нижегородского губернатора, едва ли не большая часть помещиков и крестьян Нижегородской губернии подлежали бы суду, если принять в соображение растрату хлеба, какая оказалась в 1861 году и какая может обнаружиться впоследствии.

Положение об обеспечении Продовольствием государственных крестьян 1842 года

В дополнение и изменение Положения 1834 г. было издано несколько узаконений; из них заслуживает внимания высочайше утвержденное 16 марта 1842 г. Положение об обеспечении Продовольствия государственных крестьян, в основание которого предполагалось положить начало взаимного страхования, выразившееся, впрочем, только в установлении постоянного ежегодного денежного сбора: для составления капитала в размере 48 копеек на ревизскую душу крестьяне должны были платить по 6 коп. в год с души, а по достижении нормы — по 3 коп. Денежные сборы были обращены:

1) на составление общего Продовольственного капитала государственных крестьян, состоявшего в распоряжении министерства и шедшего на покупку хлеба в случае недостатка частных запасов, и
2) общих хлебных запасов посредством покупки хлеба в урожайные годы в губерниях хлебородных.

Для хранения общих запасов были учреждены в удобных местах центральные магазины. Пособия из центральных магазинов оказывают крестьянам в виде продажи хлеба по пониженной цене при дороговизне или в виде ссуд на продовольствие и посев. Другой особенностью положения 1842 г. было введение общественных запашек для наполнения магазинов, обязательное в селениях, состоящих на хозяйственном положении, и с согласия крестьян, состоящих на оброке. Несмотря на провозглашение начала страхования, помощь нуждающимся установлена была исключительно в виде ссуд, подлежащих возврату: министерство находило, что безвозвратные пособия составляют неблагоприятную сторону страхователей, а в некоторых случаях и корыстные расчеты. Изложенная организация привела к благоприятным результатам: с введения Положения по 1853 год приходилось неоднократно выдавать поселянам крупные пособия и каждый раз все их нужды удовлетворялись их собственными средствами, а вместе с тем капиталы и хлебные запасы постоянно возрастали.

В 1866 г., при передаче государственных крестьян в ведение общих учреждений, в казенных селениях состояло 39 453 магазина и разных складов, 9 центральных и 46 торговых; хлеба в них числилось 16 256 тыс. четвертей, в том числе более 5 млн четвертей в ссудах за крестьянами; продовольственного капитала, за израсходованием 1380 тыс. руб. на расходы по общему крестьянскому делу, состояло 7 996 754 руб., из них в ссуде 6 010 676 руб.

После крестьянской реформы 1861 года

Освобождение крестьян и последовавшее затем преобразование местного хозяйственно-распорядительного управления вызвали новые изменения в организации продовольственной части. С отменой крепостного права:

с помещиков сложены все обязанности по продовольствию крестьян;
устройство и поддержание сельских запасных магазинов отнесено к числу обязательных мирских повинностей;
назначение ссуд из них предоставлено сельским сходам, а надзор за целостью общественного хлеба и правильным распоряжением им возложен на сельского старосту;
существовавшие в некоторых местностях волостные магазины переданы в ведение волостных сходов.

24 ноября 1862 г. установлены правила выдачи ссуд из сельских магазинов, на основании которых отпуск хлеба производился действительно нуждающимся крестьянам: на посев — в количестве не более необходимого на засев обрабатываемой ими земли, на продовольствие — по мере действительной необходимости, не допуская ни в каком случае разделения хлебных запасов поголовно между всеми крестьянами. На выдачу ссуд составлялись приговоры. Наблюдение за точным исполнением правил возложено на волостные правления. Пособия из продовольственного капитала испрашивались при недостатке хлебных запасов по приговорам сельских обществ, представляемых через уездного предводителя в комиссии народного Продовольствия Ссуды из магазинов и капитала взыскивались с лиц, их получивших, при совершенной же несостоятельности заемщиков — с общества. Надзор за магазинами оставлен временно на уездных предводителях. Введение земских учреждений сопровождалось новыми изменениями в организации продовольственной части. Способы обеспечения народного продовольствия оставлены прежние — хлебные запасы и денежные капиталы, но безусловная обязательность первых отменена и сельским обществам предоставлено заменять их денежными; к продовольственным капиталам применена система, установленная Положением 1842 г. для обеспечения продовольствия государственных крестьян: из собранных на основании прежних законов сумм, образованы капиталы местные, губернские и центральный — общий по империи. Первые переданы в ведение земских учреждений, а последний поступил в распоряжение министерства внутренних дел. В отношении хлебных запасов роль земских учреждений первоначально была ограничена надзором за ненарушением установленных правил сельскими сходами, от которых зависели все непосредственные распоряжения по взносу, хранению и расходованию общественных запасов; впоследствии, по высочайшему повелению 7 декабря 1867 г., выдача ссуд поставлена в зависимость от разрешения земских управ: уездных — в размере половины запасов, и губернских — в большем количестве.

21 мая 1874 г. издан новый закон, изменивший порядок заведования сельскими запасными магазинами. На уездные земские управы возложена обязанность производить на местах, через своих членов, ревизии магазинов для выяснения, состоит ли в них надлежащее количество хлеба, хорошего ли он качества, а также вполне ли правильно и согласно с данным разрешением производились ссуды и своевременно ли они возвращаются. При разрешении ссуд распределение их между нуждающимися предоставлено управам, которые производят через своих членов или гласных, при участии сельского старосты и понятых, местное дознание о действительном положении нуждающихся; затем ссуда выдается только тем членам общества, которые при дознании признаны нуждающимися и внесены в составленный при этом акт. Поголовное разделение запаса строго воспрещается под ответственностью сельского начальства. Замена хлебных запасов денежными капиталами по закону 1874 г. разрешается губернскими управами при условии, чтобы взамен установленного количества хлеба были внесены деньги по высшей из годовых среднесложных справочных цен за предыдущие 10 лет и чтобы распродажа запасов разрешалась лишь в мере, соответствующей сделанным в действительности денежным взносам, а магазины передавались в распоряжение сельского схода после взноса всего общественного капитала. Обратная замена денежных капиталов хлебными запасами разрешается министром внутренних дел.

Новым Положением о земских учреждениях 12 июня 1890 года губернским земским собраниям предоставлено издавать обязательные постановления касательно хранения и расходования хлебных общественных запасов и заменяющих их общественных продовольственных капиталов, превращения хлебных запасов в денежные, устройства и содержания хлебных магазинов, о порядке засыпки в магазины хлеба и об отчетности по магазинам. Все эти меры не привели к существенному улучшению в деле устройства хлебных запасов. В губерниях, пострадавших от неурожая 1891 г., наличный хлеб не доходил до 25 % требуемой законом нормы, в некоторых губерниях (Казанской, Рязанской, Самарской и Уфимской) не превышал 15 %, а в Тульской и Олонецкой — 5 %.
В губерниях с земскими учреждениями В губерниях без земских учреждений
1 января 1891 г. 1 января 1893 г. 1891 г. 1893 г.
Менее 10 % 2 губ. 10 губ. — —
От 10 до 25 % 6 губ. 4 губ. — 1 губ.
От 25 до 50 % 17 губ. 13 губ. 1 губ. 1 губ.
От 50 до 75 % 7 губ. 6 губ. 1 губ. 3 губ.
Более 75 % 1 губ. 1 губ. 10 губ. 7 губ.

В одной земской губернии, Екатеринославской, к 1 января 1891 г. наличных запасов не было совсем. Таким образом, из 34 губерний с земскими учреждениями только в 8-ми к 1891 г. и в 7-ми к 1893 г. было налицо более половины положенных запасов; наоборот, из 12 губерний без земских учреждений большинство имело более 3/4 запасов, а одна, Могилевская, в 1891 г. имела даже более нормы. Замена хлебных запасов денежными капиталами встретила сочувствие со стороны земских учреждений многих губерний: губернские собрания тульское, рязанское, калужское и некоторые уездные собрания возбуждали даже ходатайства об обязательном применении этой меры ввиду преимуществ, которые представляют денежные запасы сравнительно с хлебными. Посредством предпринятой сельскими обществами замены хлебных запасов деньгами образовались значительные общественные капиталы, составившие по 45 губерниям Европейской России к 1 января 1893 г. 35 370 274 руб.; из них 16 920 675 руб., или 47,8 %, числилось налицо, остальное — в ссудах и недоимках. Из губерний с земскими учреждениями в двух — Олонецкой и Пензенской, а из губерний без земских учреждений в четырех — Архангельской, Виленской, Гродненской и Минской — общественных капиталов нет.

Высочайше утвержденным 25 апреля 1866 г. мнением Государственного совета определено из общей массы продовольственных капиталов ведомств внутренних дел, государственных имуществ и уделов отчислить: а) по 48 коп. серебром на каждую ревизскую душу всех вообще сословий, участвовавших в составлении капиталов, и образовать из этих отчислений губернские продовольственные капиталы по числу ревизских душ в каждой губернии с тем, чтобы капиталы эти не были обращаемы на какое-либо другое употребление, кроме заимообразных, в пределах той губернии, которой принадлежит капитал, пособий на обсеменение полей и продовольствие; б) по 52 коп. на каждую ревизскую душу из тех сословий, которые подлежали рублевому денежному сбору (мещане и другого звания городские обыватели, а также поселенные в некоторых частных имениях крестьяне), составив из этих отчислений местные, подлежащих городских или сельских обществ, денежные средства, назначаемые исключительно на предметы продовольствия.

Остальные, как в наличности, так и в ссудах и недоимках, суммы продовольственных капиталов подлежали обращению в общий продовольственный капитал по империи (за исключением Закавказья и губерний, где сбор в продовольственный капитал не производится) для производства пособий на продовольствие в тех исключительных случаях, когда при сильных неурожаях существующие хлебные запасы и местные продовольственные капиталы в той или другой губернии будут оказываться недостаточными. В момент распределения продовольственных капиталов их оказалось налицо около 16 млн руб. Из этого количества отчислено: на образование губернских капиталов — 11 084 528 руб., сословных — 1 112 817 руб. С тех пор те и другие значительно возросли. К 1 января 1893 г. губернских капиталов числилось 24583131 руб. (налицо 7 768 878 руб., остальные в ссудах и недоимках) и сословных 2 413 143 руб. (налицо 1 969 925 руб.).

Общий по империи продовольственный капитал по правилам 6 марта 1867 г. относится к специальным средствам министерства внутренних дел, которое для производства из него расходов испрашивает по годовой смете кредит на сумму, какая будет представляться необходимой. Ссуды в пределах этого кредита на сроки от 2 до 3 лет назначаются министерством по представлениям губернаторов, основанным на постановлениях губернских земских управ или продовольственных комиссий в размере не свыше 50 тыс. руб. на одну губернию; на отпуск большей суммы испрашивается высочайшее разрешение через комитет министров. Разрешенные к выдаче суммы зачисляются беспроцентным на 3 года долгом на местной губернской земской управе, а где земские учреждения не введены — на подлежащих сельских и городских обществах. Выдачей ссуд нуждающимся и возвратом их к назначенному сроку распоряжаются губернские управы, а где их нет — комиссии народного продовольствия или губернаторы. По ссудам, не уплаченным в срок, взимается с недоимщиков по ¼% в месяц. Недоимки могут быть признаны безнадежными лишь в тех случаях, когда при несостоятельности лиц, с которых они подлежат взысканию, поступление их не обеспечивается круговой порукой. В 1886 г. (выс. утв. 23 мая полож. комит. мин.) разъяснено, что ответственность за исправный возврат правительству ссуд, выдаваемых из общего продовольственного капитала губернским земским учреждениям, лежит на сих последних с тем, что от них при содействии губернского начальства зависит принимать в установленном порядке меры к возмещению упомянутых ссуд лицами, воспользовавшимися ими от земств. Сумма, подлежавшая обращению в общий капитал, равнялась 14 1/2 млн, но большая часть ее заключалась в ссудах и недоимках, по поступлении которых капитал постепенно возрастал. Средний за 1868—1892 гг. годовой расход из капитала достигал 2 млн руб., не считая таких исключительных неурожаев, как бывшие в 1891 и 1892 году. Наличность капитала за все время его существования составляла к 1 января (в тысячах руб.):
1868 1869 1870 1871 1872 1873 1874 1875 1876 1877 1878 1879 1880
885 1472 2072 2680 4373 4212 4579 3940 5138 6403 7204 6827 7365
1881 1882 1883 1884 1885 1886 1887 1888 1889 1890 1891 1892 1893
1147 1229 5512 6407 8543 7998 8370 8611 10 454 10 868 11 601 363 215

Общая сумма капитала с долгами и недоимками превышает 20 млн руб.

Если сложить приведенные суммы продовольственных капиталов, то окажется, что они все — сельские, сословные, губернские — по 46 губерниям вместе с общим по империи составляют, по счетам, 82 366 тыс. руб.; между тем, по случаю неурожая 1891 г. ассигновано по 20 губерниям из общего продовольственного капитала и из казны 128 559 тыс., из общественных и губернских — до 7 млн, выдано в ссуду переселенцам и киргизам 1 5 32 тыс. руб., израсходовано на устройство общественных работ свыше 10 млн и из сумм особого комитета ассигновано около 10 млн, всего более 150 млн руб. Очевидно, что при серьёзном бедствии существующие продовольственные средства оказываются совершенно недостаточными, но и при неурожаях, постигающих отдельные губернии, последние не могут обходиться собственными средствами и обращаются за помощью к правительству. Вследствие этого неоднократно возникал вопрос об усилении местных продовольственных запасов по инициативе самих земских учреждений, а в 1880 и 1881 гг. — по предложению министерства внутренних дел. Временные правила для земских учреждений 1864 г. — предоставляют земским собраниям устанавливать особые сборы со всех предметов обложения для усиления продовольственного капитала. Этим правом воспользовались лишь немногие земства, преимущественно уездные. Когда министерство внутренних дел обратило внимание земских собраний на эту меру, некоторые приступили к образованию капиталов; другие, не возражая против целесообразности сборов, воздержались от их установления ввиду обременения плательщиков, особенно крестьян, усиленным обложением земель, на которые преимущественно падает всякое увеличение земских сборов; третьи обусловливали применение этой меры привлечением к обложению торговых документов на общем основании. Против предположений об установлении дополнительных земских сборов на продовольствие в земских собраниях нередко приводилось соображение, что при сословном характере существующей продовольственной системы представлялось бы несправедливым привлекать к обложению классы, не имеющие права на пользование пособиями. С другой стороны, раздавались голоса и в пользу образования земских, то есть всесословных капиталов. В настоящее время ссуды на посев и продовольствие могут быть выдаваемы исключительно членам сельских обществ по приговорам и за круговой порукой последних; между тем среди сельского населения существует многочисленный класс лиц, занимающихся земледелием на собственных или арендуемых землях и не входящих в состав сельских обществ. В 50 губерниях Европейской России численность этого класса, имеющего в своей среде представителей разных сословий — мелкопоместных дворян, панцирных бояр, мещан, казаков и т. д., — достигает 4 млн, составляя в общем 1/15 крестьянского населения и в некоторых губерниях представляет крупные цифры: в Волынской 471 тыс., Ковенской 356 тыс., Воронежской 284 тыс., Тамбовской 268 тыс. и т. д. Весь этот класс не имеет прав на продовольственную помощь, а так как положение его ничем не отличается от крестьянского, то земства или допускали отступление от закона, разрешая таким лицам ссуды наравне с крестьянами, или возбуждали ходатайства об оказании им помощи. Практика земских учреждений обнаружила многие другие недостатки действующей системы и вызвала ряд ходатайств об ее изменении. Наконец, неурожай 1891 г. убедил правительство в настоятельной необходимости коренного пересмотра продовольственного устава. С этой целью были образованы в губерниях, пострадавших от неурожая, особые совещания под председательством губернаторов, которые, однако, не представили проектов коренного преобразования системы и ограничились указаниями на необходимость частных изменений.

По высочайшему повелению 18 февраля 1893 г. была образована под председательством товарища министра внутренних дел В. К. Плеве особая комиссия для пересмотра устава о народном продовольствии. Этой комиссией был, между прочим, рассмотрен и отклонен составленный Л. И. Грассом проект государственного страхования посевов. Выработанный хозяйственным департаментом на основании суждений комиссии проект устава об обеспечении народного продовольствия не имел дальнейших последствий.

Зато организованная несколько позже система помощи пострадавшим от неурожая местностям («Голод» в Российской Империи (1890—1910-е гг.)) дала хорошие результаты и предотвратила смертность от голода 1911 года.

Голод в СССР после 1917 года

Немаловажную роль в возникновении голода играли и происходящие в стране политические и социальные явления (войны, революции и т. п.). К таковым случаям голода можно отнести и наиболее известные вспышки голода в России в XX веке — голод в Поволжье 1921—1922 годов, вызванный длительным отсутствием осадков и осложненный последствиями Гражданской войны, Массовый голод 1932—1933 годов в период коллективизации, голод в блокадном Ленинграде (1941—1944). И, наконец, после Великой Отечественной войны последний в истории Советского Союза массовый голод 1946/47 годов.
Голод в Поволжье 1921—1922

Почтовая марка «помощь голодающим Поволжья» в 1923 г. Во время голода в Поволжье многие умерли не только от голода, но и от болезней.

В первом издании «Большой советской энциклопедии» (1930 г., т. 17) голод признается «небывалым даже в летописях русских голодовок»: охвачено 35 губерний с населением 90 миллионов, погибло около 5 миллионов человек, опустошено до 10—20 процентов дворов и хозяйств, армия беспризорных детей дошла почти до 7 миллионов. При этом уже в третьем издании БСЭ отмечалось, что «Катастрофическая засуха 1921 благодаря эффективным мерам Советского государства не повлекла обычных тяжелых последствий» (1972 г., т. 7)[1].
Массовый голод 1932—33
Основная статья: Голод в СССР (1932—1933)
Голод 1946—47 годов
Основная статья: Голод в СССР (1946—1947)

См. также

План голода

Примечания

«Пальчики в супе». Слухи о голоде не всегда были сильно преувеличены " Журнал Столица

Голод // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
Продовольствие народное // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
Пыхалов И., «Кормила ли Россия пол-Европы?», Альманах «Восток», Выпуск: N8, ноябрь 2003 года
Нефедов С. А. Демографически-структурный анализ социально-экономической истории России. Конец XV — начало XX века. — Екатеринбург: УГГУ, 2005.- 543 с.
Голод, как социально-экономическое явление//Новый энциклопедический словарь. Под общ. ред. акад. К. К. Арсеньева. Т.14. СПб.: Ф. А. Брокгауз и И. А. Ефрон, 1913. С.39-46.

При написании этой статьи использовался материал из Энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона (1890—1907).

[Википедия]

https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%93...2%80%941892%29
Материал из Википедии — свободной энциклопедии

Голод в России 1891—1892 годов — экономический и эпидемический кризис, охвативший осенью 1891 — летом 1892 годов основную часть Черноземья и Среднего Поволжья (17 губерний с населением 36 млн человек[⇨]).

Непосредственной причиной кризиса был сильнейший неурожай в этой зоне в 1891 году[⇨], который поразил именно те местности, где существенная часть крестьянских хозяйств была экономически слабой[⇨]. Запасы зерна в государственно-общественной системе продовольственной помощи, предназначенной для ликвидации подобных кризисов, на момент неурожая практически отсутствовали[⇨]. Цены на продовольствие повсеместно росли, а спрос и цены на труд крестьян в зоне неурожая — падали. Существенная часть населения, таким образом, не имела ни зерна текущего урожая, ни запасов от предшествующих урожаев, позволяющих дожить до следующего урожая, ни возможности найти работу и жить на заработную плату. В результате создалась реальная опасность массового голода и краха сельского хозяйства, потребовавшая организации государством помощи голодающим.

Помощь голодающим оказывалась в форме продовольственной ссуды зерном[⇨]. Государство централизованно финансировало закупки зерна, которые осуществлялись губернскими земствами; зерно затем ссужалось сельским обществам, которые, в свою очередь, выдавали его в ссуду нуждающимся. Правила выдачи ссуд и их размеры были жёстко регламентированы, а списки получателей помощи проверялись чиновниками и земскими служащими. Стандартный размер ссуды составлял 12,3 кг зерна в месяц на человека. Кроме продовольственной ссуды, крестьяне получали также ссуду на засев полей. Максимальное количество получателей ссуд в наиболее голодные весенние месяцы 1892 года составляло 11,85 млн человек. Общий размер ссуд составил 1,48 млн тонн зерна, а общие расходы государства на все виды помощи превысили 160 млн рублей (7,2 % от расходов бюджета за 1891—1892 годы суммарно). Кампания по закупке зерна была организована земствами неудачно, закупки производились хаотично и привели к чрезмерному росту цен[⇨]. Перевозка огромных количеств зерна в необычное время и в необычных направлениях привела к дезорганизации работы железных дорог[⇨]. Государство также предприняло для борьбы с голодом ряд административных мер, главнейшими из которых были запрет на экспорт зерновых и льготный железнодорожный тариф для продовольственной помощи[⇨].

Недостаток питания в поражённой неурожаем зоне усугубился эпидемическим кризисом[⇨], состоявшим из двух фаз. Для первой фазы (зима 1891—1892 годов) были типичны эндемичные инфекции, прежде всего тиф. Увеличение передвижений (в поисках работы) и систематическое недоедание большой части населения стали причиной того, что и заболеваемость, и смертность от инфекций заметно возросли. Во второй фазе (лето 1892 года) в зону голода пришла пандемия холеры. Пик смертности от холеры пришёлся на июль и август, то есть на момент, когда собственно голод уже окончился. Общее увеличение смертности в зоне неурожая в 1891—1892 годах составило около 400 тыс. человек[⇨]. Разделить воздействие собственно голода и инфекций не представляется возможным; по некоторым оценкам, смертей исключительно от голода (алиментарная дистрофия) практически не было.

Страдания голодающих вызвали большое сочувствие в образованной части общества, в деревню устремился поток интеллигентных добровольцев, стремящихся организовать помощь крестьянам[⇨]. Государство, пытаясь контролировать этот процесс, организовало систему официальных благотворительных учреждений и попыталось наладить сотрудничество с добровольцами, привлекая их к составлению и проверке списков получателей помощи. Наиболее эффективной формой общественной помощи крестьянам оказались благотворительные столовые.

Действия правительства по организации помощи пострадавшим от голода были восприняты общественным мнением критически. По мнению как современников, так и историков, голод послужил начальной точкой в развитии конфликта между самодержавной властью и общественностью[⇨].
Административно-территориальное деление Российской империи к 1914 году.

Содержание

1 Аномальная погода и неурожай
2 Развитие событий
3 Государственная и общественная помощь пострадавшим
3.1 Государственная помощь
3.1.1 Административные меры
3.1.2 Финансирование продовольственной помощи
3.1.3 Общественные работы
3.1.4 Официальные благотворительные учреждения
3.2 Закупка продовольствия и хлебный рынок
3.3 Продовольственная помощь на местах
3.4 Общественная помощь
4 Положение в деревне
5 Эпидемии
6 Причины голода
6.1 Общий анализ явления
6.2 «Продовольственное дело» и его состояние в 1891 году
6.3 Отсталость и упадок крестьянского хозяйства
6.4 Общие экономические и демографические факторы
7 Демографические потери
8 Последствия
8.1 Влияние на экономику России
8.2 Политические последствия
9 Итоги и оценка событий
9.1 Оценка современниками
9.2 Оценка историками
9.3 Голод 1891—1892 годов в общественном сознании русской интеллигенции
10 Примечания
11 Литература
12 Ссылки

Аномальная погода и неурожай
Дмитриев М. П. Раздача крестьянам хлеба в ссуду в дер. Урге Княгининского уезда, Нижегородская губерния, 1891—1892 годы
Дмитриев М. П. Деревня Пермяево, Нижегородская губерния, 1891—1892 годы

С осени 1890 года на обширной части Российской империи установилась аномальная погода. Зима пришла очень рано — первые морозы начались ещё в конце октября — и была суровой, но при этом выпало очень мало снега. Весна началась также рано, в конце февраля, но была очень сухой. В середине марта оттепель вновь сменилась морозами. Это был самый неблагоприятный комплекс условий для развития озимых зерновых культур, занимавших около половины общей площади посевов. С апреля установилась жаркая, исключительная сухая погода, продолжавшаяся остаток весны и всё лето. Это означало уже полный неурожай, охватывающий и озимые, и яровые посевы. До середины июля яровые посевы имели возможность выправиться там, где прошёл сильный дождь. Но после этого срока урожай можно было считать погибшим, какая бы ни установилась далее погода.

Таким образом, уже с конца весны можно было предполагать наступление сильнейшего неурожая, а к концу июня это стало очевидным фактом. Однако было трудно понять, насколько именно урожай не дойдёт до обычного среднегодового значения. Неурожай поразил далеко не всю Россию, и даже не всю Европейскую Россию. Обширные регионы пострадали от неурожая слабо или не пострадали совсем, а на Кавказе и в юго-западных губерниях урожай был даже выше среднего. В зоне, пострадавшей от аномальной погоды, размер урожая по различным местностям внутри каждой отдельной губернии, уезда и даже волости очень сильно варьировался — там, где жарким летом хотя бы раз прошёл сильный дождь, урожай мог быть нормальным, а в километре от такого места мог наблюдаться полный неурожай[Л 1].

К октябрю выяснилось, что урожай 1891 года по России в целом оказался на 26 % ниже среднего значения за десятилетие и составил 4,5 ц/га. Последний раз столь же низкий урожай наблюдался в 1865 году, а ещё более низкий — только в 1848 году. На одного жителя в шестидесяти губерниях Европейской России и Царства Польского было собрано 17,2 пуда (282 кг) зерновых, что соответствовало среднегодовому потреблению. Недобор зерновых был приблизительно равен среднему объёму их экспорта. Но проблема заключалась в том, что неурожай отнюдь не был равномерным. Засуха, основная причина неурожая, охватила чётко очерченную зону, протянувшуюся от северо-востока Европейской России (Пермь, Вятка, Уфа) через Среднее Поволжье (Саратов, Самара) на юго-восток до южного Черноземья (Тамбов, Воронеж). Плодородные южные губернии (Херсон, Область Войска Донского, Таврида) были охвачены засухой лишь частично.

Размер зоны, охваченной бедствием, был велик. Серьёзно пострадавшими были признаны 17 губерний (Воронежская, Вятская, Казанская, Нижегородская, Оренбургская, Орловская, Пензенская, Пермская, Рязанская, Самарская, Саратовская, Симбирская, Тамбовская, Тобольская (только 7 округов), Тульская, Уфимская, Херсонская), в которых проживало 30,5 млн человек. Продовольственная помощь оказывалась также и в шести менее пострадавших губерниях (Архангельская, Калужская, Курская (только в 11 уездах), Олонецкая, Таврическая, Харьковская), в которых проживало 6,3 млн человек.

Основной зоной неурожая были Воронежская и смежно расположенные Казанская, Самарская, Саратовская губернии, в которых проживало 8,6 млн человек[К 1].

В пределах зоны, охваченной засухой, урожай оказался крайне низким. В Воронежской губернии на душу населения было собрано 2,1 пуда зерновых (то есть урожай погиб практически полностью), в Самарской — 6,2 пуда, в Казанской — 3,8 пуда, в Симбирской — 8,4 пуда; при том, что минимальная годовая потребность в зерне на питание и посев определялась в 13 пудов на душу населения[Л 2]. Единственным условием выживания населения в этой зоне было то, что либо на местах имеются достаточные запасы продовольствия от урожаев прошлых лет, либо необходимое продовольствие будет перемещено туда из других областей. В самом возникновении такой ситуации не было ничего необычного — неурожаи, накопление резервов и перемещение продовольствия для борьбы с голодом были обычными событиями для России. Необычным был масштаб бедствия, как по размеру охваченной неурожаем зоны, так и по масштабу недобора зерновых. Аномальный неурожай стал серьёзным вызовом для экономики и политической системы России.
Развитие событий

Земства с начала лета 1891 года забили тревогу. В большинстве пострадавших губерний летом прошли экстренные уездные и губернские земские собрания, принимавшие резолюции с просьбами о помощи, обращёнными к правительству. Реакция бюрократической системы была замедленной — ещё в начале осени правительство считало отношение земств к ожидаемому голоду паникёрством, урезало запросы земств о помощи. Земства, в среднем, требовали 2—2,5 млн рублей на губернию, но губернаторы и МВД считали земские расчёты завышенными и считали необходимым урезать кредиты до 1—1,5 млн рублей. Таким образом, к тому моменту земства недооценивали необходимые расходы в 3,5—4 раза, а государство — в 6—8 раз (по сравнению с реально произведёнными). Ни земства, ни правительство на тот момент не умели оценивать будущий урожай (и вообще, собирать данные с мест в экстренном порядке), сведения о запасах хлеба в системе продовольственной помощи были значительно преувеличенными.

В конце июня правительство перешло к действиям. С одной стороны, была начата, ещё в небольших масштабах, продовольственная операция — земства начали составлять списки настоящих и будущих голодающих, разрешать выдавать ссуды из местных запасов (только в самых крайних случаях), закупать на свободном рынке хлеб для последующих выдач, государство же финансировало эту деятельность[⇨]. С другой стороны, государство применило косвенные меры регулирования: в конце июля было объявлено о частичном запрете экспорта зерновых[⇨] (предполагалось, что это понизит внутренние цены) и о льготных тарифах на перевозку железными дорогами хлеба в пострадавшие регионы[⇨] (предполагалось, что это выровняет цены на хлеб в различных местностях)[Л 3].

Не доверяя сведениям земств и, тем более, сведениям в газетах и паническим слухам в обществе, правительство долго не решалось официально признать сам факт голода несмотря на то, что меры по борьбе с ним уже предпринимались. Вплоть до октября — ноября 1891 года цензура запрещала публиковать наиболее вопиющие известия о голоде, а само слово голод заменяла на неурожай. Между тем множество добровольцев уже отправилось в пострадавшие губернии организовывать помощь голодающим, энтузиасты начали сбор денег. Местные власти, относившиеся к любым формам общественной активности с насторожённостью, во множестве случаев воспрещали благотворительные акции: закрывали бесплатные столовые, прекращали раздачу пожертвованного хлеба, высылали из терпящих бедствие губерний активистов. Борьба с распространением информации о голоде привела к обратному эффекту: общество было наполнено паническими слухами, представлявшими ситуацию катастрофической, а правительство — абсолютно бездеятельным. На относительную неразворотливость правительства повлияло и то, что Александр III недооценивал тяжесть создавшейся ситуации. По дневниковым записям графа В. Н. Ламсдорфа: «Тон, взятый в высших сферах по отношению к бедствиям голода, доказывает, что там совершенно не отдают себе отчёта в положении, и, в сущности, совсем не симпатизируют ни несчастным, которые терпят эти бедствия, ни сострадательным людям, старающимся прийти им на помощь»[1].
Дмитриев М. П. Село Мерлиновка, Нижегородская губерния, Лукояновский уезд, 1891—1892 годы
Дмитриев М. П. Детская столовая в школе села Черновского (1891—1892). Село Черновское, Нижегородская губерния, Сергачский уезд

До урожая трудно было понять, какова будет точная цифра сбора хлебов (хотя уже с середины лета приближение сильного неурожая было очевидным). В октябре правительство запросило уточнённые сведения с мест об урожае и продовольственных запасах; информация стала поступать к началу ноября. Сведения оказались неблагоприятными — урожай был необычайно низок, продовольственные запасы и капиталы почти полностью использованы, значительная часть населения не имела никакой возможности прокормиться до нового урожая, а часть крестьян уже не имела хлеба.

По подсчётам Центрального статистического комитета МВД, в 17 пострадавших губерниях к концу сбора урожая 1891 года на руках у крестьян оказалось 8,56 пудов (140 кг) хлеба на душу. Этого количества зерна не могло хватить на продовольствие до следующего урожая — минимальная потребность оценивалась в 13 пудов на душу; а кроме этого, ещё было нужно зерно для корма скота и засева полей (дополнительно 5—6 пудов на душу). Во многих губерниях ситуация была совсем катастрофической; например, у воронежских крестьян средние запасы составляли 0,6 пуда (то есть урожай погиб полностью), у самарских — 2 пуда[Л 4]. Столь же печальными были данные о запасах хлеба и денег в системе продовольственной помощи, полученные в конце сентября — резервы оказались многократно менее ожидаемых. В пострадавших губерниях налицо имелось только 14 % от требуемого законом запаса хлеба в общественных магазинах. Фактически вся предусмотренная законом система помощи за счёт накопления хлеба в сельских общественных магазинах[⇨] оказалась неработоспособной — не имея над собой действенного контроля, крестьянские общества к неурожайному году почти полностью растратили свои запасы[⇨]. Под влиянием этих сведений государственная политика изменилась — государство начало осознавать размах бедствия, действовать энергичнее и расходовать средства с большей щедростью.

Изменилось и отношение правительства к общественной помощи. В конце ноября был создан «Особый комитет наследника цесаревича»[⇨]. Комитет вскоре после создания обратился к публике с обращением, призывая всех принять участие в борьбе с бедствием, как пожертвованиями, так и личным участием[2]. Это обращение послужило своеобразным приказом, подчиняясь которому местные власти перестали чинить препятствия общественной благотворительности (впрочем, печатать в газетах частные объявления о сборе средств по-прежнему воспрещалось).
Дмитриев М. П. Семья больных тифом в городе Княгинине (1891—1892)

После того как собранная статистическая информация показала властям истинные размеры бедствия, правительство стало значительно более щедро выделять земствам средства на закупку продовольствия. Если ранее МВД пыталось урезать заявки земств и сдержать их активность, теперь земцев подгоняли и давали больше, чем они просили. Однако быстро закупить необходимый хлеб было сложно — момент был упущен, цены на зерно быстро росли, железные дороги были перегружены. Ситуацию в МВД и в Комитете министров на тот момент наблюдатели оценивают как растерянность и хаос — неповоротливая бюрократическая машина была плохо подготовлена для решения экстренных задач[Л 5]. Найти все необходимые средства, завершить закупочную операцию, развезти хлеб по пострадавшим губерниям удалось только в феврале — марте 1892 года. С этого времени ситуация для чиновников и земцев (но отнюдь не для голодающих крестьян) потеряла остроту — им оставалось только следить за правильностью раздачи помощи до начала лета, когда урожай озимых позволит крестьянам перейти на собственный хлеб.

Обстановка в поражённых голодом селениях была тяжёлой. Выдаваемая земством ссуда[⇨], обычный размер которой составлял 12,3 кг зерна в месяц на едока, не была достаточной для нормального питания; стандартный нормальный расход зерна на питание составлял в крестьянском рационе того времени 18—19 кг в месяц (13—14 пудов в год). На недостаточность питания крестьяне реагировали неожиданным образом — они не уменьшали объём выпекаемого ими хлеба, но добавляли в хлеб малосъедобные компоненты — жёлуди, лебеду и т. п. Вид и вкус этого хлеба, казавшегося обеспеченному горожанину совершенно несъедобным, неизменно поражал всех интеллигентных свидетелей голода. Сильная летняя засуха привела и к неурожаю картофеля и всех огородных овощей, так что крестьяне не имели возможности компенсировать нехватку хлеба иной растительной пищей.

Кроме собственно голода, крестьянские хозяйства тяжело страдали от невозможности прокормить домашних животных. Урожай продовольственных хлебов сопровождался, разумеется, и неурожаем фуражного хлеба — овса, основного корма для лошадей. Кроме того, неурожай хлебов был одновременно и неурожаем соломы, а летняя засуха привела также и нехватке сена. Недостаточность корма для коров привела к нехватке молока, что ещё более ухудшило питание крестьян. Крестьяне, не мыслившие нормального хозяйства без лошадей и коров, часто совершали ошибку — вместо того, чтобы зарезать животных в конце осени и далее питаться их мясом (мяса коровы или лошади достаточно для прокормления семьи в течение года), продолжали кормить их до последнего и всё равно вынуждены были зарезать сильно отощавших животных в начале весны, зря потеряв ценный корм.

Голод не сопровождался ни нарушениями общественного порядка, ни какими-либо видимыми свидетельствами упадка. Единственным ярким внешним признаком бедствия были раскрытые крыши крестьянских домов — солома, обычное в то время покрытие кровли, была скормлена скоту. По объяснению Л. Н. Толстого, «обыкновенно люди, не видящие и не видавшие того, что делалось и делается среди голодающих, думают, что вид голода*ния представляет нечто яркое, ужасное: валяются трупы людей, скотов, умерших с голоду, народ бежит и т. п. Ничего подобного нет»[3].

Сторонние заработки крестьян во время неурожая заметно уменьшились. Урожай помещиков пострадал так же как и крестьянский, а вместе с ним уменьшился и объём работ, к которым помещики привлекали крестьян. Лишённые обычной работы в соседних имениях, крестьяне массово устремились в крупные города; увеличенное предложение неквалифицированного труда вызвало падение заработной платы. Множество крестьян не смогло найти никакой работы в городах и было вынуждено вернуться в деревни, зря истратив последние деньги на поиск работы. Правительство пыталось организовать общественные работы, затратив на эти цели 9,6 млн рублей; но, не имея должного опыта, неудовлетворительно справилось с задачей[⇨].

Зимой в пострадавших регионах произошла вспышка эндемических инфекционных заболеваний, прежде всего возвратного тифа. Хроническое к тому моменту недоедание крестьян стало причиной того, что смертность начала резко повышаться.

В течение зимы количество крестьян, получавших продовольственную ссуду, постепенно увеличивалось — всё новые и новые хозяйства проедали последние запасы и разорялись. К марту количество получателей помощи дошло до максимума — более 11 млн человек.

Урожай 1892 года во многих пострадавших ранее губерниях снова оказался невысоким, и правительство, уже в меньших масштабах, вынуждено было продолжать продовольственную помощь и в сезон 1892—1893 годов. Хотя угрозы голода в этот год уже не было, продовольственные запасы на местах были опустошены в предшествовавший голодный год, и основным источником помощи крестьянам снова стала бюджетная ссуда; итоговый размер помощи достиг 26 млн рублей[Л 6]. И только с высоким урожаем 1893 года народное бедствие, начавшееся с гибели озимых посевов 1890 года, наконец, закончилось по всей территории России.
Государственная и общественная помощь пострадавшим
Государственная помощь
Административные меры
Дмитриев М. П. Доктор Решетилов осматривает больного сыпным тифом Кузьму Кашина в селе Накрусове (1891—1892)

Регулирование экспорта хлеба. Одним из первых мероприятий правительства было запрещение экспорта хлеба. С 15 августа 1891 года был запрещён экспорт ржи, ржаной муки и отрубей; 16 октября — и всех остальных хлебов и продуктов из них, кроме пшеницы; 3 ноября был запрещён также и экспорт пшеницы и продуктов из неё. С начала 1892 года ситуация с запасами хлеба в стране прояснилась, и запреты постепенно начали снимать: 7 февраля был разрешён вывоз хлебов в Норвегию; 30 апреля — вывоз кукурузы и овса; 4 июня — всех хлебов и хлебопродуктов, за исключением ржи, ржаной муки и овса; 7 августа запреты на экспорт были окончательно сняты[4]. Таким образом, экспорт пшеницы (основной экспортный продукт) был запрещён в течение 7 месяцев, а экспорт ржи (основной продукт внутреннего потребления) — в течение года. Запрет преследовал не столько цели регулирования количества хлеба в стране (при достаточно высокой внутренней цене экспорт остановился бы сам и появилось бы предложение импортного хлеба), сколько понижение цены на хлеб за счёт искусственного сужения рынка для продавцов.

Регулирование железнодорожных перевозок. 26 июля 1891 года были понижены провозные платы на перевозку хлеба в местности, пострадавшие от неурожая; льготный тариф предоставлялся по особым свидетельствам от земских управ. 7 сентября был введён льготный тариф на перевозку корма для скота. 21 сентября перевозка всех грузов, собранных на пожертвованные средства и предназначавшихся для бесплатной раздачи, была сделана бесплатной. Кроме того, в разное время вводились льготные тарифы на перевозку скота (который предполагалось временно передавать в те местности, где имелся корм) и на проезд самих крестьян, ищущих работы в других местностях. За весь период голода по льготным тарифам было перевезено 87,6 млн пудов (1,43 млн тонн) хлеба, бесплатно — 4,2 млн пудов (68 тыс. тонн)[Л 7]. Льготные тарифы, принудительно введённые на частных железных дорогах, не представляли собой казённого пособия — убытки, по существу, были возложены на акционеров дорог. Однако, большинство частных железных дорог на тот момент имели 4—5-процентную доходность, гарантированную казной; так что часть убытков, опустивших доходность ниже этого уровня, всё равно была возмещена государством.
Финансирование продовольственной помощи

Обязанности по оказанию помощи правительство разделило с земствами следующим образом: государство полностью финансировало (на возвратной основе) все текущие закупки земствами хлеба и денежные выдачи пострадавшим, земства закупали хлеб и организовывали его раздачу. Хлебный рынок, за исключением запрета на экспорт, не регулировался, цены на хлеб были свободными.

Формальная сторона финансирования продовольственной кампании была сложной. Государство кредитовало из бюджета имперский продовольственный капитал (внебюджетный фонд, управляемый Министерством внутренних дел), который, в свою очередь, кредитовал губернские продовольственные капиталы (независимые внебюджетные фонды, управляемые комиссией с преобладанием чиновников). Губернские капиталы финансировали губернские земства, которые, действуя в качестве операторов, закупали хлеб. Земства от лица губернских капиталов ссужали хлебом сельские и волостные общества. В результате крестьянские общества оказывались должны хлебом (в размере, установленном для местных капиталов) и деньгами (в сумме, равной реальной закупочной стоимости хлеба, приобретённого земствами на средства губернских капиталов). Установленный законом срок возврата долга составлял 2 года, в виде исключения — 3 года; на практике эти сроки никогда не соблюдались.

Государственные расходы на продовольственную кампанию 1891—1892 годов из губернских и общеимперского продовольственного капиталов достигли 2,8 млн рублей и 90,5 млн пудов (1,48 млн тонн) хлеба, что в совокупной денежной оценке составляло 113 млн рублей. Суммарные расходы казны, связанные с неурожаем, составили 146 млн рублей[Л 8]. Размер расходов казны был значительно большим, чем во все предшествующие неурожайные годы; например, в неурожай 1880 года казна израсходовала 10 млн рублей; годовые обороты хлебных ссуд из продовольственных капиталов в 1880—1890-х годах обыкновенно составляли 18—25 млн пудов[Л 9].
Общественные работы

Крестьяне пострадавших губерний уже летом 1891 года столкнулись с безработицей. В августе 1891 года правительство отменило сбор за выдачу паспортов для крестьян 18 губерний (паспорта требовались для выезда за пределы губернии проживания), надеясь этим стимулировать поиск крестьянами работы в других местностях[Л 10], а также ввели льготный тариф на проезд этих крестьян по железным дорогам. Эти скромные меры не оказали заметного воздействия на ситуацию — работы в городах в голодный год было очень мало, а расценки на неё упали.
Дмитриев М. П. Раздача хлеба голодным детям священником Модератовым (1891—1892). Лукояновский уезд, с. Протасово

Правительство решило организовать также масштабные общественные работы. Основной расчёт состоял в том, что для населения будет более выгодным быть занятым общественно полезным трудом и питаться самостоятельно на заработанные деньги, чем получать ссуду и затем выплачивать её из последующих урожаев. На организацию и оплату работ было ассигновано 10 млн рублей, а управление ими было поручено генералу свиты М. Н. Анненкову, под надзором Особого совещания министров. С самого начала попытки организации общественных работ оказались неудачными. Крестьяне были свободны до начала полевых работ весной, между тем громоздкая бюрократическая машина тормозила любые решения. Работы только начали разворачиваться к середине зимы, а основная масса работ пришлась на лето 1892 года, когда крестьяне были заняты уборкой урожая. Ещё более неудачным был выбор самих работ и их мест — основная масса работ велась там, куда крестьянам из голодной зоны было тяжело добраться. Например, одной из главнейших работ было строительство дороги из Новороссийска в Сухум. В результате основная масса денег была израсходована после окончания голода и на наём рабочих из не пострадавших от голода губерний; результаты работ оказались весьма скромны по сравнению с расходами на них. Постепенно вскрылись и тяжкие финансовые злоупотребления. М. Н. Анненков был предан суду и в результате скандального судебного процесса в 1895 году уволен со службы с наложением на него начёта[К 2].

Земства между тем пытались самостоятельно организовать общественные работы, состоявшие преимущественно в благоустройстве селений и ведущих к ним дорог. Эти мероприятия оказались и полезнее, и эффективнее, чем казённые работы. Однако же и без того скромные бюджеты земств были подорваны различными экстренными расходами, связанными с голодом, и общественные работы проводились в незначительном объёме.
Официальные благотворительные учреждения
Дмитриев М. П. Народная столовая общественного питания (1891—1892). Село Большой Муром, Нижегородская губерния, Княгининский уезд

18 ноября 1891 года был создан «Особый комитет наследника цесаревича Николая Александровича» (официально именовавшийся «Особый комитет по оказанию помощи населению губерний, пострадавших от неурожая»). Комитет являлся официальным учреждением при Министерстве внутренних дел. Задачами комитета были накопление пожертвований и согласование различных видов благотворительной помощи[5]. Комитет, действовавший до марта 1893 года, собрал и распределил 4,5 млн рублей пожертвований, а также провёл две благотворительные лотереи, давшие 8,7 млн рублей прибыли[6]. В январе 1892 года в 14 губерниях были организованы единые официальные губернские благотворительные комитеты, а в 4 губерниях — образованы особые совещания под председательством губернаторов. Эти новые органы вобрали в себя уже действующие разрозненные благотворительные учреждения. За время голода через всю официальную благотворительную систему (включая Комитет наследника цесаревича) было распределено пожертвований деньгами и хлебом на сумму 19,7 млн рублей, то есть около 13 % от размера казённой помощи нуждающимся[7].

Деятельность официальных благотворительных комитетов была более широкой, чем пособия земств хлебом: кроме обычного пайка крестьяне получали пособия на прокорм скота, было куплено и роздано крестьянам (по льготной цене и с оплатой в рассрочку) 42 тыс. лошадей. Губернские комитеты не только сами организовывали помощь на местах, но и оказывали пособия частным лицам и организациям, выступавшим с различными благотворительными инициативами. Необычной формой помощи было командирование в губернии уполномоченных Комитета, обычно высокопоставленных чиновников МВД или чинов двора; предполагалось, что их высокий статус поможет преодолеть бюрократическую инерцию на местах. Комитет принимал и целевые пожертвования, направляя их по прямым распоряжениям благотворителей, и общие пожертвования; для распределения последних были составлены специальные списки, учитывавшие конкретные нужды голодающих. В числе удачных мероприятий Комитета было прикрепление губерний-доноров материальной помощи к определённым пострадавшим территориям, что позволяло оптимизировать логистику перевозок хлеба. Комитет оказывал помощь также мелким землевладельцам (например, обедневшим мелкопоместным дворянам), которые в хозяйственном смысле не отличались от крестьян и так же бедствовали, но не принадлежали к крестьянскому сословию и не имели права на казённую помощь, на эти цели было израсходовано 6,5 млн рублей[Л 11].

Среди крупных жертвователей Комитета были княгиня З. Н. Юсупова, внёсшая 100 тыс. рублей, бухарский эмир Сеид-Абдул-Ахад-Хан (100 тыс. рублей), граф А. Д. Шереметев (50 тыс. рублей), великие князья Сергей Михайлович, Георгий Михайлович и Александр Михайлович (35 тыс. рублей каждый), великий князь Георгий Александрович (30 тыс. рублей), будущий премьер-министр Столыпин (10 тыс. руб)[8].
Закупка продовольствия и хлебный рынок

Заготовительная кампания 1891 года с самого начала приобрела беспорядочный характер. Объявление о прекращении с 15 августа хлебного экспорта[⇨], произведённое за месяц до события, дало неожиданный результат. Владельцы хлеба и хлеботорговцы поверили в то, что внутренняя цена после запрета упадёт ниже экспортной, и срочно приступили к вывозу хлеба за рубеж, нарушив деятельность железных дорог. После вступления запрета в силу внутренняя цена немедленно поднялась выше международной, и хлеб, только что подвезённый к вывозным портам, двинулся в обратном направлении, снова перегружая железные дороги.
Дмитриев М. П. Изба крестьянина Савойкина, умершего от голода. 1891—1892 годы. Село Мерлиновка, Нижегородская губерния, Лукояновский уезд

К окончанию сбора урожая в пострадавших губерниях в товарных хозяйствах землевладельцев было достаточно хлеба, чтобы обеспечить им все пострадавшие крестьянские хозяйства, не прибегая к закупкам за пределами губерний. В действительности на местах удалось закупить только 42 % необходимого хлеба[Л 12], весь остальной хлеб был к началу закупочной кампании уже продан на экспорт и в другие регионы. Агентами, ответственными за закупку хлеба для продовольственной кампании, выступали губернские земства. Земства, как правило, назначали особого уполномоченного, который выезжал непосредственно в те регионы, в которых имелись излишки хлеба. Земства, не имевшие никакой объединяющей их организации, не смогли скоординировать свою деятельность и, перебивая друг другу цены, способствовали их повышению. Логистика поставок оказалась очень неудачной. Некоторые земства покупали хлеб в дальних регионах, в то время как соседние земства покупали хлеб на их собственной территории; некоторые земства перекупали хлеб друг у друга. Все эти неудачные действия привели к дальнейшей перегрузке железных дорог[Л 13].
Пути сообщения Европейской России, 1893 год

Обширные по объёму закупки, сопровождавшиеся движением хлебных грузов против обычного направления, дезорганизовали железные дороги. За всё время закупочной кампании на дорогах постоянно возникали заторы (скопления вагонов) и залежи грузов на станциях. Станции в пострадавших губерниях, откуда хлеб обычно только отправлялся, не были оборудованы для его приёмки и хранения. Чтобы хлеб не сгнил при хранении под открытым небом, железные дороги начинали хранить его в вагонах; за этим следовала следующая неприятность — вагоны занимали все станционные пути и препятствовали разъезду поездов. Для борьбы с заторами был командирован особый уполномоченный полковник А. А. Вендрих, активная и беспорядочная деятельность которого получила большую известность. Беспорядки на железных дорогах стали одной из причин возвышения С. Ю. Витте, который был призван на пост министра путей сообщения в феврале 1892 года как активный деятель, способный быстро справиться с кризисом.

Не меньшие проблемы возникали и с доставкой хлеба от железнодорожных станций до селений. Крестьянские лошади частью погибли от бескормицы или были съедены, а оставшиеся ослабели от недостаточного питания. Доставка в результате обходилась чрезвычайно дорого; в Симбирской губернии расходы достигали 24 копеек на пуд, в Пермской — 54 копеек на пуд, то есть были соразмерны с полной ценой хлеба в урожайные годы[Л 14].

Хотя председатель Комитета министров И. Н. Дурново постоянно выступал с идеями регулирования хлебного рынка (запрет на закупки за пределами отдельных губерний, установление твёрдых государственных цен), такая позиция не встречала одобрения в бюрократических кругах[9]. С самого начала кризиса правительство последовательно сохраняло полную свободу рынка хлебов. В отдельных губерниях местные власти проводили противоположную политику, пытаясь справиться с хлебными спекулянтами антирыночными методами. Например, вятский губернатор А. Ф. Анисьин в нарушение всех инструкций МВД с сентября 1891 года воспретил вывоз хлеба из своей губернии[Л 15]. Но подобные случаи были исключением, а не правилом. В целом правительство пыталось воздействовать на ситуацию рыночными методами. В частности, основным методом выравнивания цен на хлеб по различным губерниям признавалось понижение тарифа на его перевозку железными дорогами.

Хлеб, закупленный земствами, обошёлся в среднем в 122 копейки за пуд; чем севернее, тем дороже был хлеб — Пермское земство покупало его по 159 копеек, Таврическое — по 94 копейки[Л 16].

Хлебный рынок в целом следовал закупочной кампании — пока земства и государство скупали хлеб, цены демонстрировали тенденцию к повышению. Например, в центре голода — Саратове — цена на рожь, составлявшая до голода 55 копейки за пуд, к июлю 1891 года (когда неурожай стал очевидным) достигла 107 копеек, к январю — февралю 1892 года (пик закупочной кампании земств) дошла до 146 копеек, а по завершении закупок упала до 107—114 копеек, продержавшись на этом уровне до нового урожая. В целом в регионах, удалённых и от производства, и от неурожая, цены повысились в 1,7—1,8 раза, в зоне голода — в 2,3—2,5 раза, в зоне производства хлеба, не поражённой неурожаем, — в 1,9—2 раза[Л 17].
Продовольственная помощь на местах

Организация продовольственной помощи на местах по законодательству была обязанностью самих крестьянских обществ (волостей и сельских обществ) и их выборных должностных лиц. Но и земства, и чиновники мало верили в способность крестьянского самоуправления к организации правильного распределения помощи. В сельской местности было очень немного официальных должностных лиц: на уезд (в среднем 100—120 тыс. жителей) приходилось 5—6 земских служащих (председатель и члены земской управы) и 3—4 земских начальника (государственная должность). Эти служащие были крайне перегружены работой по сбору и проверке сведений о нуждах крестьян. Хотя формально каждая заявка на получение пособия и прилагаемый к ней список получателей (составляемые сельскими старостами и утверждаемые сельским сходом) должны были проверяться и земством, и земским начальником, на практике они начали разделять зоны ответственности, не дублируя друг друга.
Дмитриев М. П. Изба татарина Саловатова. 1891—1892 гг. Деревня Кадомка, Нижегородская губерния, Сергачский уезд

Перегруженность постепенно привела немногочисленных чиновников к тому, что они начали широко приветствовать появление в деревне добровольцев. Как только находился волонтёр — местный помещик, священник, купец или любой интеллигентный горожанин, земство назначало его попечителем (особая временная должность) и передавало ответственность ему; крестьяне, как потенциальные получатели ссуды, попечителями быть не могли. В некоторых уездах устраивали съезды попечителей, помогавшие волонтёрам согласовывать свою деятельность. Институт попечительства привёл к частичному слиянию государственной и общественной помощи голодающим; такой пример сотрудничества был весьма необычным на фоне общей внутренней политики Александра III, для которой была характерна крайняя насторожённость по отношению ко всем формам общественной деятельности. Если помощь крестьянам ограничивалась казённой ссудой, попечители проверяли правильность списков получателей (то есть выполняли работу чиновников), если же в их распоряжение попадали какие-либо благотворительные средства, они имели возможность перейти к более разнообразной деятельности.

Ссуды выдавались как на продовольствие, так и на семена для посева. На продовольствие было выдано 63,9 % зерна, на озимый посев 1891 года — 9,1 %, на яровой посев 1892 года — 27 % зерна[Л 18]. Ссуд на корм для скота не предусматривалось.

Выдача продовольственных ссуд крестьянам была начата — в очень незначительных масштабах (573 тыс. получателей) — в июле 1891 года, в октябре ссуды получали уже 1331 тыс. человек, в декабре — 5464 тыс., в феврале 1892 года — 9669 тыс. Максимума — между 11 140 и 11 850 тыс. человек — количество получателей ссуд достигло в марте — июне. Затем, с урожаем озимых, ссуда стала уменьшаться — в июле её получали 5070 тыс. человек, в августе — 112 тыс. человек. С сентября 1892 года все крестьяне были уже способны питаться собственной продукцией[Л 19].

Стандартный размер продовольственной ссуды составлял 30 фунтов (12,3 кг) зерна на одного едока в месяц[Л 20].

Из 38 млн жителей пострадавшего от неурожая района ссуды (в месяцы их максимальной выдачи) получали 13,1 млн человек (39 %). Процент населения, получавшего ссуду, различался по разным местностям — в наиболее пострадавшей Самарской губернии ссуда выдавалась 2⁄3 крестьян, а в наиболее пострадавших уездах разных губерний эта цифра доходила до 70 %[Л 21].

За всю продовольственную кампанию было в среднем выдано 1,94 пуда (31,8 кг) на едока, в наиболее пострадавших губерниях средний размер выдачи доходил до 3,37 пудов (55,2 кг) на едока. Таким образом, ссуду в среднем по губерниям выдавали в течение 2,5—3 месяцев (апрель — июнь 1892 года), в наиболее пострадавших губерниях — в течение 5 месяцев (февраль — июнь 1892 года)[Л 22].

[Аntisovetsky]

https://antisovetsky.livejournal.com/97371.html
Пишет Антисоветский Блог (antisovetsky)
2018-03-01 16:08:00

Массовый голод, начавшийся в 1932 году, поразил Украину, Поволжье, весь Кавказ, особенно Северный, всю черноземную полосу России, Белоруссию, Урал, Сибирь – как Западную, так и Восточную, Казахстан… Все это были зоны сплошной коллективизации, основные зерновые районы страны. По подсчетам историков и демографов, на территории тогдашней РСФСР от голода начала 1930-х годов погибло не менее 2,5 млн человек, еще 1,5 млн человек умерли от голода в Казахстане, а 3 млн – на территории Украины. Всего же тогда в Советском Союзе погибло от голода до 7 млн. При этом, как свидетельствует историк Виктор Кондрашин, не установлено ни одного факта смерти от голода коммуниста, председателя колхоза или сельского совета…


Фотографии австрийского инженера Александра Винербергера, лето 1933 года, Харьков. На тротуарах становится все больше и больше тел умирающих или погибших от голода. Фото и подпись Александр Винербергер.

Весь ужас не только в том, что это был самый страшный голод за всю историю страны, но и в том, что голод тот был рукотворный: это было прямое следствие сталинской политики насильственной коллективизации и сталинской же политики принудительного изъятия хлеба у села – все делалось под дулами чекистских наганов и пулеметов войск ОГПУ.
Собственно, коллективизация ведь и была начата ради тотального выгребания зерна из села: Сталину позарез был нужен дешевый хлеб для армии, города и, главное, для продажи за границу – за валюту, поскольку кроме зерна поставлять за рубеж было нечего. Валюта же, в свою очередь, была позарез нужна Сталину для обеспечения форсированной индустриализации и милитаризации страны. 6 августа 1930 года Сталин писал Молотову: «Форсируйте вывоз хлеба вовсю. <…> Если хлеб вывезем, кредиты будут».




Голод 1932, докладная записка секретаря ЦК КП(б) Беларуси Николая Гикало о ситуации с хлебом

«Если за эти 1 ½ месяца не вывезем 130–150 мил [лионов] пудов хлеба, наше валютное положение может стать потом прямо отчаянным. Еще раз: надо форсировать вывоз хлеба изо всех сил» – это уже из письма Сталина Молотову от 23 августа 1930 года.

На другой день Сталин бьет в ту же точку: «Микоян сообщает, что заготовки растут и каждый день вывозим хлеба 1–1 ½ мил[лиона] пудов. Я думаю, что этого мало. Надо бы поднять (теперь же) норму ежедневного вывоза до 3–4 мил[лионов] пудов минимум. Иначе рискуем остаться без наших новых металлургических и машиностроительных (Автозавод, Челябзавод и пр.) заводов. <…> Чтобы ждать, надо иметь валютн[ые] резервы. А у нас их нет. Чтобы ждать, надо иметь обеспеченные позиции на междун [ародном] хлебн[ом] рынке. А у нас нет уже там давно никаких позиций, – мы их только завоевываем теперь, пользуясь специфически благоприятными для нас условиями, создавшимися в данный момент. Словом, нужно бешено форсировать вывоз хлеба».


Голод 1931-1933, Казахстан

Голод 1932-1933 Поволжье, Кавказ

Голод Юг России

Всего за 1930–1933 годы из Советского Союза в Европу было вывезено не менее 10 млн тонн зерна: в полном смысле слова «экспорт на костях», уничтоживший крестьянство страны. Как подсчитал покойный ныне историк Виктор Данилов, один лишь отказ от хлебного экспорта в 1932 году позволил бы прокормить по нормам благополучных лет примерно 7 млн человек… Это был настоящий геноцид, только по признаку не национальному, а классовому: уничтожали крестьянство. Причем крестьян русских (или белорусских, мордовских, татарских…) истребляли точно так же, как и украинских.

Рухнула советская власть, исчезли, казалось бы, запреты, но и в современной России тема фактически осталась закрытой: власти «антисоветской» горькая правда о рукотворном голоде 1930-х годов тоже не нужна – как-то она не очень патриотична. Потому первая настоящая работа по этой теме вышла в нашей стране лишь в 2008 году – спустя 75 лет после голода!

Как открытым текстом признал в 2009 году руководитель Росархива, лишь «политизация проблемы голода в СССР в 1930-х годах и ее сведение на Украине в рамки геноцида украинцев заставила экспертов приступить к масштабной работе по выявлению в архивах России, Белоруссии, Казахстана документов, связанных с этой историей».

Голод в Харьковской области, Украина, 1933 год

[Тakoe_nebo]

https://takoe-nebo.livejournal.com/820495.html
Пишет takoe_nebo (takoe_nebo)
2018-06-04 21:31:00

Сообщение No 536 2-го спецотдела НКВД СССР по письмам колхозников Рязанской обл., 1 июля 1939 г.

В документах, исходящих от колхозников Рязанской обл., за июнь отмечено значительное количество сообщений, характеризующих плохое состояние озимых и яровых хлебов, а так же неудовлетворительное снабжение колхозников хлебом, вследствие чего отдельные колхозники высказывают нездоровые настроения. Выдержки приводим:

«Сообщаю насчет хлеба, как дело обстоит. Стал каждый базар, очереди захватывают с вечера, дело обстоит плохо еще и тем, что служащим дают без очереди. Они разберут черный хлеб, а мужичкам остается белый, да и того не вдоволь. Это мужиков за сердце цепляет. Не смотрят на то, что мужик всех кормит, хотя весь век идет так, на нем катались, катаются и будут кататься, на это ему дали худую долю, ходить рваному, недоедать и недопивать» (Рязанск[ая] обл., Сараевский район, с. Борец, Иляхин С.К. — в Москву, Мееровский пр[оспект], И.Л. Пирожкову) .

«Прошу Вас, пришлите мне крупы овсянки, мы сидим по неделе голодные. Вы, наверное, знаете, что у нас озимый клин (рожь, пшеница) весь пропал. Прошу, пожалуйста, помираем с голоду, семья большая — 8 душ, а у меня 6 чел. ребят. Для Вас десять или 12 кг овсянки стоят малые деньги. До чего я дожила, ребята все оборвались, ходят побираются. Мы тоже работаем. Прошлый год заработали 737 [трудо]дней. Дали нам на трудодень только 800 г хлеба. Мы этот глазами съели. Картошки не было, капусты не было, сейчас мы работаем 4 чел., дают нам на 8 душ 32 кг муки, и больше ничего нет. Мы работаем за одни [трудо]дни, считаешь, а осенью получать нечего. Ржи, пшеницы, хотя бы один колосик был бы, так что опять получать нечего, только надежда вся на картошку, на огород. Хотели завербоваться все, но нас не пускают. Все равно где умирать, но все-таки лучше было бы. Стали побираться, стали кормиться. Тут мы умираем с голоду» (Рязанск[ая] обл., Николо-Гай — в Москву, П. Шинкаревой).

У нас погода жаркая, дождей совсем нет, озимые все пересеяли, а земля черная, все пожарило, надежды никакой на яровок, даже трава, и та плохо растет. Народ из Каверино весь уезжает, многие продают постройки. По случаю голодовки вербуются прямо семьями и уезжают на Дальний Восток. За хлебом стоим с полночи, кто первый взял, тот счастливый, а не досталось, иди голодный. А народ волнуется, выпекают хлеба мало и иногда плохой. Народу на работу стало ходить мало. Просят, дай хлеба, a его нет. В колхозе нынешний год получать нечего. У нас мука — 55 руб., картошка — 50 руб., 20 руб. мясо — баранина, свинины нет, а налоги все треплют, словом, жизнь очень плохая, некоторые криком кричат: и уехать не на что и здесь жить нечем, жара и жара, а дождя нет» (Рязанск[ая] обл., Каверино — в Москву, Соломатину И.Л.). Док[умент] «А».

«В нынешнем году пришлось и коровкам пострадать, сейчас в деревне нет такой коровы, которая была бы хоть немножко похожа на корову. Все скелеты, а власть свое напирает, неси молоко в заготовку, и никто не несет, потому что нести нечего. Власть сейчас строго грозит штрафовать. Теперь сами не едим, а заготовку неси, мы три литра в четыре дня отнесли. Если описать вам колхозную жизнь, вы бы тоже сказали, что колхознику мучение. Одно еще не выполнили, преподносят другое. Теперь роздали под расписку предупреждение на мясозаготовки. За первую половину надо 14,5 кг нести. Объявили, что если в 5-дневный срок не уплатите, то реквизируем из вашего скота все, что попадется под руку. Теперь что и делать? Овцу отнести — овцы очень плохие, как раз вся овца уйдет на одну первую половину. Продавать овцу — их же не покупают, а если продашь, то за полцены, многие возили продавать и привозили назад. Я Мишке и Пашке напишу, как по нынешнему голодному году, чтобы не забывали нас. Хлеб нам стали возить в наш колхоз только через два дня в третий и дают только по одной буханке на двор» (Рязанск[ая] обл., Райполье — в Москву, Корнееву З.К.). Док[умент] «А».

Источник: Советская деревня глазами ВЧК-ОГПУ-НКВД, Том 4 1935-1939, РОССПЭН, 2012 http://sovetskaya-derevnya-glazami-vchk-4.blogspot.com/

«Цена на хлеб все больше и больше растет, так, ржаная мука доходит до 50 руб. В колхоз почти никто не ходит, потому что нет хлеба, не евши — не пойдешь. В кооперации полно народу и чуть не дерутся. Дают хлеб один раз в сутки, а очередь захватываю с 12 час. дня и до другого дня. Когда станут давать, иной раз и очередь сломается, и совсем не возьмешь. Дают хлеба только по 1,5 кг. Почти всем охота уехать, только не дают справку из колхоза» (Рязанск[ая] обл. — в Москву, Чекмареву Н.Ф.). Док[умент] «А».

«В колхозе дело обстоит очень плохо. Рабочих рук очень мало, почти совсем нет, но какие и остались, и то все старики да инвалиды, некому работать в колхозе. Но озимых культур совсем нет, очень все плохое, никуда не годится, и вот за что хочешь, за то и работай. В колхозе сейчас все никак не отделаются, все идет работа в поле, а народу никого нет и не за что работать. Голодный не пойдешь работать, надо сперва поесть, а потом идти на работу, и в колхозе дело обстоит очень и очень плохо» (Рязанск[ая] обл., Михайловский район, д. Терехово, В.Д. Кузнецов — в Москву, П.В. Кузнецову). Док[умент] «А».

«Хлеба никак не достанешь, по 3-е суток без хлеба, возят, но мало — мука по 2 руб. 90 коп. и по 3 руб. за кг, и больше ничего нет. Сахара нет, и сейчас у нас плохо — хоть подыхай — хлеб только по знакомству дают, остальные — хоть подыхай» (Рязанск[ая] обл., п/о Чучково, А.В. Кулябипа - в Москву, И.И. Кулябину). Док[умент] «А».
[...]

«У нас жить сейчас очень плохо, ходи в колхоз каждый день, работай, а хлеба не дают. Ксюня, я сходила на питомник 8 дней — заработала 32 руб. и все проели на хлеб. Хлеба в колхозе нет. Озимого хлеба нет. Зелень вся пропала, и ярового нечего ожидать. Сейчас у нас стоит очень холод, так что нынешний год и нечем жить. Только осталось продать последнюю корову» (Рязанск[ая] обл., Протасьев угол — в Москву, К.Н. Лихановой). Док[умент] «А».

«Вы пишете, как мы живем? У нас жизнь доходит очень плохая. Озимые все подпахали, посеяли кое-чем и как-нибудь. Лошади не ходят, и их нечем кормить, хлеб у нас очень дорогой, мука — 50 руб., а печеного хлеба никак не захватишь, очередь большая, больше чем в 36-м году была. Время у нас стоит очень плохое, сперва было холодно, но дождей не было, только мороз, а теперь стало тепло, но дождя нет, скотине нечего дать, ничего нет. Так очень плохо, пока прошу тебя, если можно, то воздержись, а если будет хоть немного урожай, тогда мы тебе напишем, а теперь, наверно, самим придется помирать» (Рязанск[ая] обл., Сапожек — в Москву, П.М. Сарычеву). Док[умент] «А».

Начальник 3-го от/деле/ния 2-го Спецотдела НКВД СССР, лейтенант госбезопасности Макаров
ЦА ФСБ России. Ф. 3. Оп. 6. Д. 602. Л. 39-44. Копия.

[Виктория Сергеевна Титова]

http://www.memorial.krsk.ru/Work/Kon...3/Titova/0.htm
Всероссийский конкурс исторических работ старшеклассников «Человек в истории. Россия XX век»
https://ic.pics.livejournal.com/igor...9_original.jpg
Автор: Титова Виктория Сергеевна
Учащаяся 9 кл., МБОУ Алексеевской СОШ №9
Член НОУ «Поиск»

Руководитель и корректура текста:
Романченко Мария Васильевна,
Учитель истории МБОУ Алексеевской СОШ №9,
руководитель НОУ «Поиск»

Алексеевка 2012

Послевоенный голод был одним из самых «закрытых» эпизодов советской истории. Все данные о размерах бедствия были строго засекречены. «Последствия войны», «засуха» - вот тщательно дозированный набор сведений, который оставался неизменным даже в эпоху перестройки. Многие о голоде 1946-1947 гг. не знают ничего вообще. Это одна из причин, того, почему для меня эта тема актуальна, но главное – то, что история наших поселений, которую мы пишем, доведена до середины 40-х гг., поэтому тема определилась сама собой и является продолжением ряда исследований членов НОУ «Поиск» Алексеевской СОШ №9.

Тема послевоенного голода мало изучена историками. И если в перестроечные годы появляются исследования по СССР в целом, то публикаций по России не было и только в начале 90-х годов появляются в журнале «Отечественная история» статьи к.и.н. В.Ф. Зимы, посвященные теме голода в России. А затем и его монография «Голод в СССР в 1946-1947гг.: происхождение и последствия» (М., ИИРАН, 1996г.), где впервые на новом, ранее недоступном для исследователей материале секретных документов из фондов партийных и государственных архивов СССР, писем, воспоминаний очевидцев, показаны причины, масштаб и последствия послевоенного голода в СССР. Публикаций по поводу голода в Красноярском крае нет, не говоря уже об отдельных районах или селах, то есть тема голода в Красноярском крае не изучена вовсе.

В архивах нет документов за период с 1937 по 1957гг., кроме протоколов заседаний Курагинского Райисполкома, так же нет подшивок районной газеты именно за эти два года. Еще один источник, который поможет пролить свет на проблему, это воспоминания еще живых очевидцев событий - жителей села Алексеевка, деревень Новопокровка и Сидорово - Курагинского и деревни Тыгда – Идринского районов. Одним из них является моя прабабушка, Глекова Антонида Захаровна, 1926 года рождения, всю войну проработавшая в колхозе «Знамя труда» (Новопокровка).

Целью моего исследования является, доказательство того, что факт голода в 1946-1947гг. имел место не только в западной части СССР, охваченной засухой, но и в сибирской деревне, всю войну снабжавшей фронт продовольствием. А правительство, своей политикой не только спровоцировало голод, но и официально не признавая факт его существования, предоставило населению выживать, рассчитывая на собственные силы.

Великая Отечественная война привела к огромным людским потерям, небывалым разрушениям. Деревни в западной части страны, подвергшиеся оккупации, обезлюдели. Сибирская деревня, где не было ни бомбежек, ни оккупантов, тоже была обескровлена. Победу встречали изможденные непосильным трудом женщины и подростки, которым уже с первых лет войны пришлось работать не только на лошадях, но и на коровах. Ведь за годы войны поставка селу тракторов и плугов сократилась в 9 раз, а комбайнов в 50 раз. Количество автомашин в 1946 году по сравнению с 1940 годом уменьшилось в 2 раза. [6, с.279]

В Новопокровке работали в поле 2 трактора: СТЗ и ХТЗ, да 2 комбайна на тракторной тяге: «Коммунар» и «Сталинец». Не хватало лошадей, так как лучшие, фондовские, были отправлены на фронт, а оставшихся было недостаточно, к тому же был частый падеж от болезней, плохого корма или от его недостатка. Это стало причиной использования в упряжке коров, не только в годы войны, но и в конце 40-х годов. Об этом говорится в материалах заседания Курагинского Исполкома Райсовета: «1.За неорганизованное вступление в весенне-полевые работы в апреле 1947г., непривлечение крупного рогатого скота колхозников и упущения лучших агротехнических сроков сева, предупредить председателя колхоза «Путь второй пятилетки» т. Вольского, что если он не перестроит в ближайшие дни работу и не привлечет на полевые работы все живое тягло колхоза и крупный рогатый скот колхозников, к нему будут приняты строгие меры взыскания…» [1,Л.105.]

В.Ф. Зима в своей статье пишет, что причиной нехватки хлеба являлось то, что часть зерна шла на корм лошадям и коровам. Но, как вспоминает Василий Гаврилович Ганенко, 1923г.р., демобилизовавшийся в марте 1947г. и работавший зав. конефермой в колхозе «Степной пахарь»: «…если лошадям перед посевной давали по горсти овса, то на коров никто внимания не обращал, коровы часто дохли от голода, Кобзарь не успевал шкуры обдирать». (Степан Степанович Кобзарь работал сторожем на ферме). А в Новопокровке, - вспоминает бабушка, - мы всей фермой коров спасали во время отела. Коровы худые, слабые, сил растелиться нету, мы теленка вытащим, а корова подыхает. К весне кормить нечем, мы с крыши гнилую солому снимаем, а коровы кричат, солому из рук рвут, пока донесешь, всю тужурку рогами порвут». Почему такие трудности с кормами были в незасушливые годы в деревне? Ганенко В.Г.: «Из колхоза все забирали, даже полову, а потом колхоз отходы в «Заготзерне» покупал». (Пункт государственной заготовки зерна, расположенный в 28км от Новопокровки, 17км от Алексеевки). То есть о последствиях таких изъятий продуктов и кормов из колхозов никто не думал или руководители колхозов были вынуждены так поступать, боясь репрессий со стороны вышестоящих партийных органов.

Оплаты за работу на трудодни не было, хотя паек уже составлял 500 граммов на работающего. Часто его давали просто овсяной мукой, из которой готовили затируху на всю семью. В 1946 году открыли в колхозе пекарню, а до этого пайковый хлеб пекли по домам. В пекарне стали выпекать калачи, специально по 500 граммов, как раз на размер пайка. «Вот так, - говорит баба Тоня, - всю войну за пайку работали, за палочки, и после войны так же – от темного до темного работаешь, а получишь калач в 500 граммов, или наша бригадир, Фекла Степановна Доценко, разделит нам по пригоршне овсяной муки и все, и корми этим семью целый день».

Почему государство по-прежнему держало в «черном теле» свой народ? Дело в том, что в 1946-1947 гг. в СССР разразился голод в зерновых районах России, Украины, Молдавии. Из-за засухи в целом по стране собрали 4, 6 ц с га, т.е. меньше, чем в 1944-1945гг. В создавшейся обстановке правительство использовало засуху для применения жестких методов продразверстки, заставив колхозы и совхозы сдать государству 52% урожая, т. е. больше, чем в годы войны. [7, с. 396]

Государственные поставки зерна по всем категориям хозяйств составили в 1946 году 17,5 млн. т, что было на 2,5 млн. т ниже уровня 1945 года и в 2 раза меньше, чем в 1940 году. [8, с.28.]. Собранного количества зерновых с учетом имевшихся запасов и резервов было достаточно для обеспечения всего населения страны. Но, решив максимально сохранить накопленное, правительство избрало иной путь. Осенью того же года сняли с карточного снабжения 28 млн. рабочих и членов их семей, живших в сельской местности. Всего в конце 1946 года, включая колхозников, не было обеспечено хлебом более 100 млн. человек. Практически миллионы людей не были защищены от голода, свирепствовавшего с ноября 1946 по август 1947 годов, в большинстве областей Черноземной полосы, Средней и Нижней Волги, Южного Урала, Западной Сибири, Украины, Белоруссии, Молдавии. Голод затронул Москву, Ленинград, Минск, Киев, Кишинев, Свердловск, Новосибирск и другие крупнейшие административные центры. [9, с.202-204.]

В Курагинском районе было введено карточное снабжение и «утвержден контингент и нормы выдачи хлеба 1. …получающих хлебное снабжение в системе потребкооперации 1956 человек…2. Установить норму выдачи хлеба учителям, врачам, специалистам сельского хозяйства, госснабжение, совпартактиву и другим 1166 по 500 грамм, рабочим МТС и демобилизованным 220 человек по 350 грамм, прочих рабочих и служащих 370 человек по 200 грамм, иждивенческих 190 человек по 100 грамм. 3. Обязать правление Райпотребсоюза и сельпо выдавать населению хлебные карточки, а хлеб выдавать с 1 мая 1947г. по вышеуказанным нормам». [2,Л.165.]Ф.1.Оп.1.Д.684.Л.165]. Размер пайка в колхозах тоже сократился: женщинам за работу стали выдавать только 300 – 350 грамм, мужчинам – механизаторам оставили норму пайка в 500 грамм. (По воспоминаниям Ганенко Анны Петровны, 1926г.р., работавшей в 1947 году кладовщиком колхоза «Степной пахарь»). По воспоминаниям супругов Карсаковых, в Тыгде паек составлял от 100 до 300 граммов. Чтобы утолить голод, в полученную муку добавляли растертую сухую кислицу и щавель, собранные летом, и пекли драники.

Для того чтобы выполнить государственный план по сбору зерна, в колхозах и совхозах изъяли семенное и продовольственное зерно, включая предназначенное к выдаче по трудодням. Для обеспечения приемки собранных в резерв 2,8 млн. т зерна срочно открыли дополнительно 3 тыс. глубинных пунктов. Но так как в них не было условий для просушки и хранения, много хлеба сгнивало. [10, с.35.] Такие случаи происходили и в пунктах «Заготзерно», Курагинского района, о чем говорится в Решении Исполкома Райсовета: «…до сего времени еще не наведен надлежащий порядок по охране зерна на пунктах Заготзерно… не на всех глубинках накладываются пломбы….в складах снег, птичий помет, нет систематического наблюдения за состоянием зерна… не ведется проверка в ночное время сторожевой охраной…». [3, Л.27,28.] Ф.1.Оп.1.Д.684.Л.27,28]. О том, что такие явления были действительно массовыми, подтверждает своими воспоминаниями Ганенко Василий Гаврилович: «Осенью, (на автомашинах, мобилизованных из военных частей для уборки хлеба - прим. автора), мы возили хлеб в шалоболинское «Заготзерно», и там произошла такая история. В месте разгрузки, вокруг столба, лежало проросшее, гнилое зерно, мой односельчанин Амельченко Яков Яковлевич набрал его в портсигар и показывает нам со словами: вот он, наш хлебушек, от нас последний забирают, а тут вот как с ним обращаются». Тут же его окружили люди в штатском, потребовали документы и учинили ему допрос: - кто он, что он имел в виду, и так повернули, что все мы поняли, что Якова сейчас заберут. Но снизу от Тубы подошли мужики из других сел и говорят: «вы посмотрите, что под берегом делается, там, же хлеб в реку сбрасывают». Тут они от Якова отступились. Оказывается, баржа не пришла вовремя, хлеб ссыпать было некуда, его и спихнули в Тубу». И это в то время, когда люди даже в сибирских деревнях пухли и умирали от голода, так как независимо от урожая, зерно из колхозов изымалось, планы госпоставок все увеличивались, а колхозникам на заработанные трудодни выдавать было нечего. По приказу Генерального прокурора СССР от 21 июля 1947г. № 191 «О надзоре за точным соблюдением законов об урожае и заготовках сельскохозяйственных продуктов 1947г.» следователи выезжали в колхозы, где на месте контролировали соблюдение законности. [11, с.49.] Только получается, что требовали ее соблюдения только от самих голодных тружеников. А как пишет В.Ф. Зима, «испорченного хлеба, могло бы хватить, чтобы оплатить зерном отработанные трудодни голодавшим колхозникам России, Украины, Белоруссии, Молдавии. По неполным подсчетам, за 1946 - 1947 годы в целом в СССР было загублено около одного миллиона тонн зерна». [12, с.36.]

И, тем не менее, на 1 февраля 1947 года в так называемом госрезерве было 10 млн. т хлеба. Не много, но больше, чем в начале 1946 года. На внутренние нужды, на содержание армии и чиновников, на пайки рабочих, ученых, сотрудников «карательных органов» было израсходовано около 5,7 млн. т зерна. Таким образом, государственные запасы могли остановить голод. К госрезервам следует прибавить зерно, вывезенное за пределы СССР в страны Восточной Европы. Это делалось по чисто политическим соображениям: зерно получили те страны, где коммунисты находились у власти. Правда, вывоз хлеба был не столь уж значителен – 1,7 млн. т в 1946 году. Если бы этот хлеб был распределен среди населения страны, прибавка к пайку бы составила всего 27 г на человека в день или 10 кг в год. Но «нормы» выдачи продовольствия на душу берлинского населения превышали те, что имели место в тогдашней России. [13, с.38.]

Вспоминает баба Тоня: «Как-то приехали уполномоченные из района, собрание созвали, а собирались в школе, и в своём выступлении уполномоченный говорит: - колхоз план недовыполнил, колхозникам хлеб выдать нельзя, пока план не выполнят. А колхозники сидят в изношенной одежде, шапки на них - у кого без козырька, у кого без уха. Слушают покорно. Тут пожилой колхозник Зайцев Илья поворачивается к собранию и говорит: - так что ж, ребятки, опять мы, считай, полгода отработали, и опять нам говорят, что ничего нет. Встал, и, выругавшись, ушёл с собрания, а следом за ним и все, загремев стульями, стали уходить. Так ничего и не решили. А и решали - то всё время одно и то же: как бы людям хлеба не дать».

Дело в том, что указ от 27 июня 1947г. «О мерах по обеспечению сохранности хлеба, недопущении его разбазаривания, хищения и порчи» и от 25 октября того же года «Об обеспечении сохранности государственного хлеба», [14, с.48.] вновь напомнили крестьянам о том, что произведенное ими зерно является собственностью государства, и распоряжаться им не имеют права ни колхозники, ни председатели. За утайку хлеба и выдачу его на трудодни до полного расчета по госпоставкам, колхозное руководство привлекалось к уголовной ответственности, как за разбазаривание государственного имущества. Разбазариванием хлеба в колхозах считалась выдача зерна авансом в счет трудодней или на общественное питание до полного расчета с государством по обязательным поставкам. О таких случаях писали газеты: «Всего в 1946-1947гг. общее количество отданных под суд председателей колхозов составило 21 285 человек. Карсаков Н.В.: «В Тыгде тоже посадили на 3 года председателя Дибина Терентия Васильевича, который как-то выделил людям хлеба больше, чем положено». Кроме председателей оказались за решеткой 14 569 человек сельсоветского и колхозного актива». [12, с.38.] Но после такого расчета колхозные амбары были пусты. Крестьяне, помня о голоде 30-х годов, понимали, что их ждет после заготовок 1946 года. Не получавшие хлеба на трудодни, люди вынуждены были красть его. Особенно тяжело переживали голод семьи с детьми. Матери при любой возможности старались принести детям по горсти зерна. Вспоминает бабушка Тоня: «Под Родькиной горой бабы деревянными цепами розвесь проса молотили (скошенное зерно, не связанное в снопы), Хрунова Анастасия Захаровна, Волошина Федосья Ильинична, Кучерова Наталья, Смирнова Анна, Семенова Марья и др. Алексеев Герасим круподерку сделал в колхозе. Вот женщины мешка по три намолотят за день и везут на склад, на круподерку, а председатель – Попов Григорий Григорьевич, возле кладбища сидит, оно по дороге, проверяет их. А они под юбкой мешочки сделают и пронесут в них маленько, потом дома высушат и в ступке толкачом истолкут, просеют и кашу сварят, молочком разведут и ребятишек накормят. А потом кто-то рассказал, что они мешки с зерном домой возят, наутро их всех в контору, милиция приехала: - кто тут у вас главный? Сейчас всех в милицию заберем. - А куда им в милицию – у каждой дома по 5-6 ребятишек. Бабы в рев: - мы никакие мешки не брали, а вот что в мешочках принесли - ребятишек покормили. Милиция тогда посмеялась и говорит: - идите, да больше не воруйте. Вот так бабы детей своих от голода спасали, но не всегда с рук сходило. Была у нас весовщиком на складе Елена Краюшникова, молодая женщина, ребенок у нее был грудной. Видя, как на поле хлеб пропадает, она стала говорить людям, чтобы брали хлеб, все равно, мол, сгниет. Некоторые взяли, а наутро милиция приехала и с обысками по домам пошла. Везде искали, вилами землю тыкали, но ничего не нашли, а Лена никого не выдала. Мы свои мешочки под двойной пол спрятали, а у Лены дома бабушка больная лежала, так вот мешочки с зерном у нее на кровати были спрятаны, их сразу и нашли. Лену осудили на 5 или 7 лет, а ребенок с ее матерью остался. Коней ведь на войну забрали, а на пашне вороха пшеницы лежали, вывозить не на чем. В Малиннике, под Родькиной горой, около Дубинкина лога лежали вороха по 300 – 400 ц, гнили. Его колхозным свиньям скармливали – под Родькиной свинарник был на 500 голов. Картошку - то не успевали выкапывать, замерзала в поле, кормили свиней этим хлебом. Но людям, даже подходить, к нему было запрещено. Остатки пшеницы, что в землю вобьется, бабы сметали вместе с землей, потом моют-моют, чашку с мешка намоют, напарят и едят. Мои, сестра и мама, туда ходили, вся деревня туда ходила, а хлеба хотелось, 5 лет хлеба не видали».

Перезимовавшее на полях зерно, содержало токсические вещества. По всей стране начались массовые отравления, нередко приводившие к смертельному исходу, так как многим больным не оказывалась вовремя медицинская помощь. Причиной смерти в таких случаях записывали септическую ангину, поскольку пострадавшие жаловались на боли в горле, при этом горлом шла кровь. Под септической ангиной скрывали лейкопению - заболевание, связанное с отравлением кроветворной системы. Медицинским работникам нельзя было указывать реальный диагноз, т.е. лейкопению или дистрофию, т.к. факт голода в стране официально правительством не признавался. [12, с.38.] По стране заболевших и умерших насчитывались тысячи, были такие случаи и в Курагинском районе. Ганенко Галина Михайловна, 1935г. р., в детстве проживавшая с братьями в д. Сидорово вспоминает, что «через их деревню в Поначевскую больницу везли на лошадях полуживых, изможденных людей, они лежали на подводах, изо рта у них шла кровь. Говорили, что они из Чердаков или из близлежащих деревень Викулово или Карташово, и что многие потом умерли.… И так было не один раз. А еще взрослые говорили, что они умерли потому, что ели вытаявшее весной зерно, даже специально ходили по домам и предупреждали, что есть это зерно смертельно опасно, но люди ничего не могли с собой поделать, так хотелось есть». В Курагинском архиве нами найдены протоколы Исполкома Райсовета, которые являются подтверждением массовости заболеваний септической ангиной в районе: «В соответствии с решением Исполкома Крайсовета от 26 марта 1947г. за № 271, в целях своевременного предупреждения заболеваний септической ангиной, Исполком Райсовета решил: 1. Обязать председателей сельсоветов немедленно развернуть среди населения широкую разъяснительную работу о смертельной опасности употребления в пищу перезимовавшего в поле под снегом зерна и продуктов его переработки, путем проведения массовых бесед, лекций, используя для этого печать и радио, привлекая к этой работе медработников, учителей, учащихся старших классов и сельский актив.2. Обязать райздравотдел провести инструктаж о септической ангине с медицинскими работниками района не позднее 10 апреля 1947г…» [4, Л.100-101.] Ф.1..Оп.1.Д.684.Л. 100-101].

Галина Михайловна так же помнит случаи голодной смерти в Сидорово: «умерли враз трое детей у матери, по фамилии Истомины, их и хоронили в одном гробу, в 1946 же году умер мой одноклассник, Сибрин Миша. Бывало, подойдет к окну и просит милостыню, хлеба все просил, да где ж его взять? Потом слышим: – Мишка умер от голода…». В деревне Жербатиха, Курагинского района, начался настоящий мор. Люди, собиравшие вытаявшее из под снега просо, умирали семьями, пока не вмешались районные власти. В деревню стали привозить съедобное зерно и обменивать его на непригодное. Об этом рассказывала своей дочери Тамаре Тарасова – Лисица Мария Степановна, 1930г.р., проживавшая в те годы в Жербатихе.

Вспоминают супруги Карсаковы - Зоя Федоровна, 1935г.р., в девичестве Балмаева и ее муж Николай Васильевич: «В Тыгде (Идринского района Прим. автора) часто умирали от отравления зерном, зараженным спорыньей. Голодные люди, как безумные, ели что попало, собирали зерно, перезимовавшее в поле на токах после молотьбы. Умирали так часто, что, бывало, за день по 2 гроба выносили. У Никитиных умерли мать, Мария Ивановна, и дочь Маруся, а у Попковых умерли и муж, и жена. А бедность, какая была! Когда его хоронили, то какую-то одеженку по людям собрали, а ее схоронили страшно. В гроб вместо покрывала лопухов настелили, лопухами же и прикрыли, остались трое дочек сиротками». Почему в семье к тому времени не осталось почти никакой одежды? Видимо, была выменяна на продукты.

В то время самым эффективным мероприятием по предупреждению заболеваний септической ангиной считался обмен населению перезимовавшего в поле под снегом зерна на доброкачественное. В организованные пункты обмена в 1947г. поступило от населения 9 287т зерна, не убранного вовремя колхозами и совхозами и собранного зимой и весной руками голодных людей. В Красноярском крае на обменных пунктах было принято 227 ц. пшеницы, ржи, овса, впоследствии оно отправлялось на спиртозаводы на переработку. [12, с.45.]

Бабушка Тоня вспоминает, что и в Новопокровке плохое зерно вывозили в Минусинск на спиртозавод, а оттуда привозили хорошее. А её отец, 70 летний Захар Яковлевич работал в Алексеевке на складе сторожем, куда привозили это зерно, и помогал его разгружать. «Бывало, что зерно из мешков где-то просыплется на землю, и вот его мой отец собирал вместе с землей, и относил вдове с четырьмя детьми, у которой на квартире проживал, она его промывала и им кашу варила. А один раз вдова с соседкой поругалась, и та доложила начальству, что мой отец зерно носит со склада, тогда стали спрашивать у детей, что они едят, а малыши сказали, что мама варит им кашу. Пришли с обыском, нашли 2кг зерна, отца посадили в тюрьму на 2 года. Там у него открылась экзема, он совсем ослабел и через 9 месяцев его отправили домой умирать. А дома он подлечился, и пошел снова работать сторожем в бригаду, чтобы иметь паек. Но пожить ему не удалось. Как-то в бригаде издох жеребенок, отец ободрал с него шкуру и сдал, как положено, на склад, а мясо попросил не выбрасывать, и стал, его варить и есть, а потом напился холодной воды и простудился. Под утро его, опухшего, в горячке, привезли домой конюхи. Из Алексеевки вызвали фельдшера, Беспалову Марию Михайловну, осмотрев его, она сказала, что ему уже ничем помочь нельзя. Так, в мучениях, через две недели он и умер. И все две недели кричал от боли. А похоронить его не в чем, - говорит бабушка, - надели на него, галифе не по размеру, что люди дали, а рубаху нижнюю постирали, стали натягивать на него, а она вся порвалась – старая была, да мала, так и положили. В гроб половину скатерки постелили, которую мама за картошку у сосланных немцев выменяла, а второй половиной его накрыли, а под голову положить нечего, тогда обструшили веник и на листья положили, вместо подушки. Маме он потом приснился, и во сне сказал: - «что же ты мне, старуха, рубашку не зашила»? На поминки лепешек с травой напекли да картошки наварили. Было это в 1947 году, летом, два года уж как война кончилась, а жизнь наша была все такой же тяжелой и беспросветной», - говорит бабушка. Получается, что мой прапрадед, измученный голодом, вынужден был заниматься трупоедством. Рассказывала бабушка и о других случаях трупоедства: «В колхозе часто погибали лошади, от недокорма или от болезней. Их сбрасывали в яму скотомогильника, а люди по ночам спускали туда ребятишек на веревочках, а те топориком нарубят мяса, а потом на речке намоют, намоют, наварят и едят. Без соли ели. И никто не умер, видно Бог нас хранил». Карсакова З.Ф.: в Тыгде тоже люди ели головы от павших коров.

Голод сопровождался и бытовыми трудностями, о которых вспоминает бабушка: «Керосина в лавке давали по 3 литра на год, заливали его в лампы трех, пяти - линейные. А у нас вместо лампы бутылка была с трубочкой. Мы в нее фитилек из тряпочки вставим, подожжем от печки, так впотьмах поужинаем, и мама говорит: - скорей, скорей, ребятишечки, ложитесь, а то керосину мало, не хватит на всю зиму». А летом никакого фитилька, с работы придем, в потемках помоемся, все на ощупь. Спичек-то не было еще и в 47 и в 48 годах, чтобы печь растопить, друг к другу за угольком бегали. Рядом с нами чабаны жили, так к ним поутру вся деревня за угольками бегала, только чашки гремели. А они, видно, серянки делали - палочки деревянные в горючую серу обмакивали. А сера в ветлечебницах была, ею скот от лишая и чесотки лечили.

А вши заедали, Боже мой! Одежда из шерсти овечьей связана, мыла не было, стирали щелоком и мылись им же». Ганенко Г.М.: «Нас старший брат от вшей спасал смесью пороха и сметаны, где он его брал – я не знаю». Острый дефицит мыла был и в городе и в деревне, так как его производство в 1946 году составляло всего лишь треть предвоенного 1940. [12, с.39.] Районные власти обязывали правления колхозов устраивать вошебойки, в которых пропаривали одежду, но не везде они работали. Были случаи заболевания сыпным тифом. Рассказывает Карсакова Зоя Федоровна: «В семье моего двоюродного деда Канаева Ивана, от тифа умерли жена и четверо детей. Когда они начали умирать один за другим, приехали из районной больницы и сказали, что у них тиф, и ходить к ним нельзя, можно заразиться. Но мои бабушка и мама по ночам к ним ходили, носили какую-то еду, ухаживали за ними, но они все равно умерли».

Голод был вызван еще и увеличением налогов. Сбор налогов считался настолько важным мероприятием, что к нему привлекался весь сельский актив. На заседаниях сельсовета 1-2 раза в месяц заслушивалась информация о выполнении плана по сбору налогов.

Послевоенная система налогообложения состояла из нескольких видов государственных и местных налогов. К государственным налогам относились – сельскохозяйственный и подоходный (для рабочих), налог на холостяков и малосемейных граждан, который составлял 250 рублей, (таким же был налог за молодую корову). Рыболовный и билетный (разрешавший ловлю рыбы) сборы, налог на лошадей единоличных крестьянских хозяйств. К местным налогам относились: налог со строений, земельная рента, разовый сбор на колхозных рынках, сбор с владельцев транспортных средств, вплоть до велосипедов, сбор с владельцев скота и налог со зрелищ, (кино и театральные постановки, принадлежащие государственным заведениям). Как самостоятельный платеж налогового характера продолжала действовать государственная пошлина.

Почти каждая семья в сельской местности платила самообложение, которое в отличие от налога являлось добровольным сбором. Полученные средства предназначались на проведение и ремонт дорог, постройку и ремонт школ, больниц и пр. Общая сумма получаемых по самообложению средств в 1948г. в целом по Союзу составила 385млн. руб. [14, с.117.] Но лишь незначительная часть этой суммы расходовалась по назначению.

Начавшаяся «холодная война» требовала все больших затрат на вооружение, государство не видело другого пути для пополнения госбюджета, как постоянно повышать налоги. Например, сельхозналог с 1947 по 1948 гг. вырос на 30%.[14, с.117.]

Бабушка вспоминает: « - ой, давили нас налогами – как выжили только. Молоко сдай, масло, мясо, яйца, шерсть, овчины – сдай. Военный налог – заплати, на облигации - подпишись. Если нету масла или яиц – купи и сдай. Была у нас налоговым агентом Кильдеватова Матрена Епифановна, ох жестоко налоги выбивала. Коров соломой кормили, на пашне, у нас коровеночка маленькая была, худая, по 3 литра молока давала. Все лето голодаем, а коровушка отелится, не успеешь неделю теленка попоить – уже квитанцию принесут: сдать 500 литров молока. Так мы-то молока, считай, и не видели, все лето и носишь его на сливотделение. И картошка тогда плохо родила – по 2 картошины испечем – вот и весь ужин. Мы и частушку тогда такую пели:

Если хочешь познакомиться –
Приди на бугорок,
Принеси четыре драника,
Картошки котелок.

Вот о чем пели тогда, мечтали хотя бы картошки вдоволь поесть.

Так вот, чтобы налоги заплатить – везу в Абакан на базар барана, где какого поросенка вырастим, а знаешь, чем поросят кормили? Конским навозом, в очереди стояли за ним, бывало, что и не достанется, навозу-то. С отрубями его перемешаем и кормим, а свиньи худые, желтые. После уж и муку возили. Приедешь с базара, рассчитаешься, и не хватает за все заплатить».

Завышенный сельхозналог вынуждал жителей деревни за бесценок сбывать свою продукцию на рынке. Цены на продукты питания по сравнению с 1947 годом снизились в 3-4 раза. В Центрально - Черноземном районе средняя цена на мясо понизилась с 37 до 11 руб., на масло животное – со 115 до 33-40 руб. за килограмм, на молоко – с 6 руб. за литр до 2 руб., на картофель – с 3 руб. до 56 коп. за килограмм. [14 с.117.] Чтобы заплатить денежный налог, крестьянин должен был продать на рынке почти всю произведенную в хозяйстве продукцию. «А еще, - говорит бабушка, коров приписывали, овец: у тебя, ее уже нет, а налог на нее требуют. А куды жаловаться, темные, забитые были. А Кильдеватиха каждую неделю придет: - ты отдавать собираешься или нет, мне, что на тебя в суд подавать? Смотри, не отдашь – пойдешь туда (в тюрьму)».

И ведь это были не пустые угрозы. Налог имел силу закона, всякое сопротивление уплате, нарушение сроков считалось государственным преступлением. А кто не мог сдать продукты в счет налога, у того могли корову или поросенка забрать. В сентябре 1948г. Секретариат ЦК ВКП(б) принял постановление «Об усилении налоговой работы и организации поступления сельхозналога», которое давало право местным партийным комитетам применять чрезвычайные меры. [13, с.116.]

Вместе с сельским активом уполномоченные ходили по дворам колхозников. Требовали с них выполнения обязательств на поставку государству картофеля, зерна, мяса, яиц, шерсти, кож. Причем нередко забирали все попавшееся на глаза, имели место случаи избиения тех, кто пытался защищать свое имущество.

«У нашей соседки, - говорит бабушка, - Сенотовой Катерины Матвеевны, матери Лены Краюшниковой, которая ее дочку растила, забрали корову за неуплату. Та следом бежала, плакала: - буренушка моя, отдайте мою буренушку! - Оттолкнули старуху – она и полетела, лет 76 ей, было, осталась с ребенком на руках и без молока». Карсакова З. Ф вспоминает: «У нас за неуплату налогов забрали двух овец. Осталась одна овца с ягненком».

В 1947 году хозяйства нетрудоспособных колхозников, своими силами ведущих хозяйство, от уплаты налога освобождались. Но в связи с указом Президиума Верховного Совета СССР от 13 и 15 июня 1948 г., увеличившим сельхозналог на 30%, такие хозяйства стали облагаться в размере 50% исчисленного налога. Если до указа колхозники с большим трудом, лишаясь своих последних продуктов и денег, рассчитывались с государством, то теперь они стали сокращать поголовье и посевы, а это привело к сокращению поступлений натуральных и денежных средств в государственную казну. Но правительство, не находя другого выхода, продолжало политику увеличения налогов. Если сельхозналог в 1947 году составлял 217 руб., то в 1948 он был уже 642 руб.

Каковы были последствия такой политики государства по отношению к крестьянству? Имея заведомо невыполнимые налоговые обязательства, сельчане стали сокращать и без того малочисленное поголовье скота в личном подсобном хозяйстве. Это привело к сокращению поступления натуральных и денежных средств в государственную казну.

В целом по стране разрушение деревни к концу 40-х - началу 50-х гг. стало катастрофическим. В 1951 году производство зерна составляло 82%, подсолнечника – 65%, льноволокна - 55%, картофеля – 77%, овощей – 69% от уровня 1940 года. [8, с.24-25.] По плану намечалось иметь в 1951 году в колхозах 34 млн. голов крупного рогатого скота, 18 млн. свиней, 88 млн. овец и коз, а имели, соответственно 28, 12, 68 млн. голов. [10, с.38.] Государственные закупки зерна, подсолнечника, картофеля, овощей на шестом году мирного времени уступали уровню довоенного 1940 года. [8, с.28.]

Таким образом, голод в России 1946/47 годов, был рукотворным, вызванным политикой правительства, свалившего проблемы послевоенного кризиса на плечи обнищавшего народа. Цель состояла в том, чтобы усмирить голодом народ, ждавший перемен к лучшему, и таким способом уйти от решения проблемы острого дефицита продовольствия в стране, списав все потери на засуху. Ценой узаконенного ограбления деревни, голодного и полуголодного существования всех трудящихся пополнялись госрезервы продовольствия, увеличивался его экспорт, вырученные средства направлялись в военно-промышленный комплекс для укрепления мощи социалистического лагеря. Все это в полной мере относится и к сибирской деревне, точно так же пострадавшей от рукотворного голода.

Список использованной литературы
1. Ф.1.Оп.1.Д.684.Л.105
2. Там же, Л.165.
3. Там же, Л.27,28.
4. Там же, Л.100-101.
5. «Голод в СССР в 1946-1947гг.: происхождение и последствия», М., ИИРАН, 1996г. С.4.
6. Арутюнян Е.В. Советское крестьянство в годы Великой Отечественной войны. М., 1970. С. 279.
7. Советское крестьянство: краткий очерк истории (1907-1970) М., 1973.С.396.
8. Сельское хозяйство: Стат. сб. М., 1971. С.28.
9. Любимов А.В. Торговля и снабжение в годы Великой Отечественной войны. М., 1968. С.202 – 204.
10. Отечественная история.1993.№1.С.35.
11. О.И. 1993. №5. С.49.
12. О.И. 1994.№1.С.36, 38,45,39.
13. О.И.1995. №5.С.48, 117, 116,118.
14. Островский В.Б. Колхозное крестьянство СССР. Саратов, 1967. С.38.

[Александр Черемных]

https://alexsrb.livejournal.com/468300.html
Jul. 23rd, 2018 at 7:13 PM

Коммунисты зачастую кичатся тем, что Советский Союз первым в Европе после войны отменил продовольственные карточки. Вот только они не договаривают, что же было в этом страшном 1947 году. Многие из них действительно не знают об этих страшных событиях, а другие знают, да помалкивают. Потому что говорить об этом было тогда запрещено, да и сейчас не принято.
А в 1947 году случился страшный голод, под стать голоду 1933 года, и был он рукотворным, как и все предыдущие и вызван дефицитом продовольствия. Карточная система была введена во всех основных воюющих странах, но только в СССР люди умирали от голода.


Дефицит продовольствия в 1946 году привёл к тому, что государство сняло с продовольственного пайка практически всё сельское население (100 млн человек), которому предлагалось выживать исключительно за счёт собственного подсобного хозяйства. Однако из-за директив по максимизации хлебозаготовок, в 8 % колхозов оплата трудодней зерном была прекращена (в Черноземье не выдавали зерно больше половины колхозов), а большинство остальных выдавало не более 1 кг зерна в день. Денежная оплата труда в 30 % хозяйств не осуществлялась, поэтому приобрести продовольствие за деньги люди там также не могли.


К весне 1947 года в одной только Воронежской области число больных с диагнозом «дистрофия» составляло 250 тыс. человек, всего по РСФСР — 600 тыс., на Украине — более 800 тыс., в Молдавии — более 300 тыс.
Таким образом, не менее 1,7 млн человек в СССР числились «официально голодающими», смертность от дистрофии достигала 10 % от общего числа людей, которым был поставлен этот диагноз. Также выросла заболеваемость так называемой «асептической ангиной» (анемия, вызванная употреблением в пищу неубранного зерна, бывшего под снегом) и другими болезнями, связанными с голодом, употреблением в пищу суррогатов (содержание примесей в хлебе достигало 40 %) и т. д.

В начале 1947 года численность сельского населения сократилась почти на 1 млн человек, сверхсмертность от голода в РСФСР и на Украине перекрыла естественный прирост населения.
Особенно высокой была детская смертность, в начале 1947 года составлявшая до 20 % общего числа умерших.
В ряде областей Украины и Черноземья были отмечены случаи каннибализма. Так, в январе — июне 1947 года в УССР официально было зарегистрировано 130 случаев людоедства и 189 — трупоедства.











В то же самое время коммунисты жили, ни в чем себе не отказывая. В подтверждение сказанного приведу текст письма, отправленного руководством области в Москву 17 апреля 1947 года, копия которого хранится в Государственном архиве Николаевской области - Украина*.


Письмо Николаевского обкома КП(б)У и областного Совета депутатов трудящихся начальнику Главрыбснаба Министерства рыбной промышленности СССР:

«Исполком облсовета депутатов трудящихся и обком КП(б)У просит Вас отпустить для снабжения руководящего состава области ко дню 1 Мая рыботоваров повышенного качества: икры кетовой — 500 кг, икры паюсной — 30 кг, балыков — 100 кг, сельдей иваси тихоокеанских — 1000 кг, консервов разных банок — 1000 банок.
Указанные рыботовары просим Вашего разрешения получить непосредственно с баз промышленности г. Москвы» (Ф.Р-992, оп. 2, д. 761, л. 25).
* источник


Причины голода


Первое в мире "социалистическое" государство, разрушив прежние экономические связи, не смогло создать новых и паразитировало на эксплуатации полученных в наследство от России человеческих и природных ресурсов. Находясь в изоляции советский режим форсировал строительство военно-промышленного комплекса. С этой целью средства и люди брались из деревни. На случай войны ценою жизней миллионов своих граждан создавались невиданные прежде запасы продуктов питания и промышленных товаров - резервы.
Пенсии в СССР стали выплачивать только после 1938 года. А до 1936 года все население сидело на продовольственных карточках. Хлебный паек был решающим фактором в реализации честолюбивых замыслов советских вождей. Нищетой и голодом народ был превращен в забитую людскую массу. Личности уничтожались и изолировались. Денежная масса у населения всеми правдами и неправдами изымалась, в том числе и через принудительные облигации.






С 1927 года займы захватывают всю страну и становятся обязательными. Правительство нашло устойчивый приток денежных средств, это открыло пути для великих строек довоенного времени. Каждого гражданина страны, исключая детей, обязывали приобретать облигации в размере, равном одному месячному окладу в год. Но иногда отдельных рабочих и служащих в добровольно-принудительном порядке подписывали и на два месячных оклада в год.
Несколько по-другому подходили к колхозникам. Их заставляли платить дважды — сначала индивидуально каждого, а затем брали деньги еще и с колхоза в целом, не выдавая никаких облигаций. Точно так же поступали и с производственными кооперативами, которые в ту пору еще не начали ликвидировать. Та же политика продолжалась и в войну и после войны.
Таким образом насление страны было лишено возможности делать накопления и было всецело зависимо от государства.





Экспорт зерна был высоким до войны и еще больше возрос после войны. Помимо того, что экспорт зерна представлял важную статью валютных поступлений в казну и способствовал развитию народного хозяйства, он использовался и как средство большой политики.
В годы войны он сократился до минимума. В 1946 г., несмотря на тяжелую обстановку внутри страны, он вновь составил более 1 млн тонн. В первом полугодии 1946 г. было разбронировано из госрезерва 4,6 млн тонн, в том числе для экспорта во Францию - 0,5 млн тонн.
Как отмечалось в сообщении о подписании соглашения о поставках зерна во Францию, Советское правительство, "учитывая тяжелое продовольственное положение во Франции и просьбу Французского правительства, решило пойти навстречу Франции как своему союзнику". Политическая направленность помощи понятна - поддержать французских коммунистов и повысить их престиж на выборах.
Непонятно только, почему эта "щедрость" должна была осуществляться за счет населения собственной страны? Помимо Франции зерно поставлялось в Болгарию, Румынию, Польшу, Чехословакию, Восточный Берлин и другие страны.
Экспорт зерновых из СССР в 1946 г. составил 1,7 млн т или 10% всего заготовленного за год, что было существенным изъятием из скромного продовольственного фонда государства.


В таких условиях главной причиной наступления голода были не погодные условия, а диктат правящей верхушки.
Более того, исследователь В.Ф. Зима пишет что, ссылаясь на засуху и опасность агрессии со стороны бывших союзников, советское правительство сознательно «пошло на голод»:
«Руководство СССР во главе со Сталиным неадекватно реагировало на сигналы из регионов… В 1946–1947 гг. смертность людей от голода власть могла сократить в 2–3 раза путем привлечения на народное питание хотя бы половины государственных резервов зерна и сокращения его экспорта»*.
Причем историк доказывает, что даже при экспорте хлеба государство все равно располагало достаточными запасами для прокормления населения, но не использовало их с этой целью.
* В.Ф. Зима. Голод, медицина, власть: 1946–1947 годы. //Отечественная история. — 2008, № 1.


В разоренной войной стране, где в результате засухи 1946 года погибли от недоедания, по некоторым данным, два миллиона человек, люди ютились в бараках и землянках и по много лет донашивали фронтовое обмундирование, выделялись практически неограниченные ресурсы на создание ядерной бомбы. Сколько тратилось средств, не знал даже министр финансов.
Если атомный проект еще можно объяснить желанием получить средство сдерживания возможной американской агрессии, то ни в какую оборонительную логику не укладывается масштабное военное строительство на крайнем северо-востоке СССР.
Для наступления в тыл США через Аляску и Канаду на Чукотке была развернута 14-я армия, ударными темпами возводились военные базы и аэродромы. От Салехарда вдоль побережья Ледовитого океана заключенные тянули железную дорогу, прозванную "дорогой смерти".
Проектировались гигантские десантные подлодки для скрытной переброски к берегам Орегона и Калифорнии морских пехотинцев и бронетехники...


Вам это ничего не напоминает, дорогие читатели?


Сравнение усилий по борьбе с голодом в 1946–1947 гг. с мерами царского правительства в 1891–1892 гг. оказывается не в пользу советского правительства. В июне 1891 г. Комитет министров признал существование «крайне серьезной» ситуации.
В июле 1891 г. был издан указ, запрещающий экспорт ржи.
К августу того же года тысячи железнодорожных вагонов, полных зерна, были направлены в голодающие районы. В ноябре 1891 г. Император предпринял специальные меры, чтобы помочь борьбе с голодом, включая программу общественных работ и назначение специальных уполномоченных для разрешения транспортного кризиса, возникшего из-за движения большого количества грузовых вагонов в голодающие районы. Всего для борьбы с голодом в 1891–1892 гг. было направлено около 1,7 млн т продовольствия*.
* Эллман Майкл — профессор экономики (Амстердамский университет, Нидерланды). Перевод с английского языка И.В. Кузнецова.

Благодарю блогеров oboguev и allin777


... Многие мои знакомые и друзья пеняют мне, зачем ты пишешь об этом. Ведь это было давно, и никому уже не нужно. Сам только расстраиваешься, да и нас расстраиваешь.
- Ну, а как не писать? Миллионы людских глаз смотрят с неба на нас с немым укором. У них нет ни памятников ни могил, и даже Церковь не вспоминает о них, которая вроде бы и Русская и Православная. Так давайте хотя бы один раз в году мы вспомним о них. Ведь это не им нужно, а нам.