*2692. Томас Пикетти. «Капитал в XXI веке»

[Пол Кругман]

11.06.2014 00:01:00
Неудавшаяся критика Пикетти
ПРЕДЫСТОРИЯ: В защиту данных Сразу после выхода в марте английское издание книги Томаса Пикетти «Капитал в XXI веке» стало блокбастером. В течение шести недель оно было в списке бестселлеров, составляемом New York Times, причем три из них – на первом месте. Французский экономист Пикетти утверждает в своей книге, что неравенство является неотъемлемой частью капитализма, поскольку в среднем норма прибыли для капитала гораздо выше, чем общие темпы экономического роста. Он высказывает предположение, что периоды всеобщего процветания (как, например, в США после Второй мировой войны) являют собой исторические аномалии, порожденные глобальными кризисами (уничтожающими богатство в огромных масштабах), за которыми следуют политические усилия по ограничению неравенства. В мае экономический редактор Financial Times Крис Джайлс выступил с критикой в адрес Пикетти и заявил, что некоторые из использованных им цифр, похоже, были «взяты из воздуха», чтобы подкрепить заранее придуманный нарратив. Джайлс указал на необъяснимые расхождения между материалом источников, использованных Пикетти, и теми цифрами, которые он в конечном итоге опубликовал. Кроме того, Джайлс отметил, что Пикетти использует данные о налоге на недвижимость как показатель уровня неравенства в Великобритании, а не данные опросов, которые считаются более точными, но не показывают столь резкого усиления неравенства. Пикетти резко отреагировал на эту критику. На следующий день он опубликовал на своем сайте ответ и пояснил, что все изменения, которые Джайлс назвал непонятными, на самом деле прокомментированы в доступных онлайн-примечаниях, где он детально пояснил все корректировки, внесенные им ради удобства сравнения данных.

Неудавшаяся критика Пикетти ФОТО ED ALCOCK FOR THE NEW YORK TIMES Томас Пикетти, французский экономист, специализирующийся на экономическом неравенстве, получил на редкость положительные отзывы на свою книгу «Капитал в XXI веке».

Экономист Томас Пикетти дал обстоятельный ответ на попытку экономического редактора Financial Times Криса Джайлса разгромить его работу «Капитал в XXI веке». И сделал он это очень убедительно. Джайлс, по сути, пытался сравнивать яблоки и апельсины, а в результате получил лимон.

В центре спора находится вопрос, который знаком каждому, кто долгое время занимался проблемой неравенства. У нас есть два вида данных о распределении доходов и богатства: данные опросов, в ходе которых людей спрашивают, сколько они зарабатывают и чем владеют, и данные налоговой службы.

Данные опросов лучше описывают семьи с низкими доходами, которые зачастую вообще не платят налогов, но явно не отражают положение богачей, грубо говоря, потому что затруднительно провести опрос среди миллиардеров. Кроме того, опросы стали проводиться сравнительно недавно – после Второй мировой войны, а то и позже.

Так что Пикетти работал в основном с данными о налогах, хотя он также использовал некоторое количество данных опросов. Если он их комбинировал, то вносил поправки с учетом известной склонности обладателей состояний занижать свое богатство.

Джайлс тем не менее отметил, что некоторые относительно недавние оценки крупных состояний (основанные на данных опросов) меньше, чем основанные на налоговых данных оценки за более ранние периоды, и использовал это, чтобы заявить, будто нет никакого очевидного тренда в сторону концентрации богатства.

Ошибка!

Уже одно это должно было положить конец спорам, однако не тут-то было. Отрицатели неравенства возьмут на вооружение ошибочную критику из Financial Times, и она станет частью того, что, как они «знают», является правдой.

Все та же старая история

Ладно, я не знаю, что сам Джайлс думал о своих действиях, но я точно знаю, что он делал на самом деле, и это все та же старая-престарая история. С тех самых пор, как стало очевидно, что неравенство усиливается (еще в 80-е годы), действует созданная правыми целая индустрия по отрицанию неравенства. Это отрицание не полагается на какой-то один конкретный аргумент. Вместо этого они как будто швыряют об стенку разные аргументы, надеясь, что какой-нибудь прилипнет: неравенство не усиливается; оно усиливается, но компенсируется за счет социальной мобильности; оно компенсируется за счет большей помощи бедным (которую мы пытаемся ликвидировать, но не обращайте на это внимание); неравенство – это в любом случае хорошо. Все эти аргументы выдвигались одновременно, и ни от одного из них не отказались перед лицом доказательств – их просто повторяют снова и снова.

Почитайте статью «Богачи, правые и факты», которую я написал для American Prospect 22 года назад (ее можно найти по адресу bit.ly/1h4ndwE и, хотя об этом не говорится, на сайте American Prospect, она действительно была опубликована в 1992 году). Все лживые аргументы, которые я выявил еще тогда, выдвигаются по сей день. И мы прекрасно знаем, почему. Все дело в том, что надо защищать 1% от угрозы более высоких налогов и других мер, которые могут ограничить доходы самых богатых.

Единственное отличие нынешней ситуации заключается в том, что изменилось место действия. Традиционно отрицание неравенства происходило на страницах Wall Street Journal и других изданий, придерживающихся схожей доктрины.

Появление материалов на эту тему в Financial Times – что-то новенькое. Это признак того, что издание страдает от ползучей мердокизации.

КОММЕНТАРИИ ЧИТАТЕЛЕЙ С САЙТА NYTIMES.COM

Расчет на то, что люди поверят шуму

Цель критики вовсе не в том, чтобы развенчать работу Томаса Пикетти на профессиональном уровне.

Она заключается в том, чтобы дать глашатаям олигархии аргументы с налетом правдоподобности, которые можно выплеснуть на неосведомленное большинство на форумах и в ходе политических дебатов. Консервативную шумомашину не интересует мнение профессиональных экономистов и грамотных читателей.

– Без имени, Нью-Джерси

У меня есть вопрос по поводу критики Джайлса: как ему удалось так быстро проделать такой большой объем исследований, а затем сделать выводы, основанные на этой поспешно проделанной работе?

Пикетти потребовалось много времени на его исследования, но на подготовку опровержения ушла всего пара недель. Похоже, Джайлс сначала сделал свои контрвыводы, а затем нарыл данные, чтобы обосновать их.

– KEN, Нью-Йорк

Могу представить, как разозлились представители 1%, когда книга Пикетти вышла в свет. Да еще и продавалась хорошо.

Подозреваю, что статья Джайлса – лучшее, что смогли придумать оппоненты Пикетти. И наверняка правым этого будет достаточно, чтобы вести дебаты. Думать не требуется.

– P., Нью-Йорк

Вот почему при научных публикациях предусмотрено рецензирование. Оно нужно, чтобы найти и устранить технические ошибки в анализе данных до публикации. Financial Times следует прибегнуть к чему-то подобному, чтобы исключить досадные ошибки.

– STEPHEN, Иллинойс

["Коммерсантъ Власть"]

http://www.kommersant.ru/doc/2675013

Чем объясняется успех книги Тома Пикетти "Капитал в XXI веке"
02.03.2015

Книга Тома Пикетти "Капитал в XXI веке" взорвала мир. Business Week, The Financial Times, The Economist, The New York Times — все ведущие мировые издания откликнулись на ее выход серией публикаций. Нобелевские лауреаты в области экономики прокомментировали ее, а McKinsey признала бизнес-книгой года. Среди критиков отметились бывший глава Банка Англии Мервин Кинг и бывший министр финансов США Ларри Саммерс, а один из богатейших людей планеты Билл Гейтс лично позвонил автору, чтобы высказать свое мнение.

Леонид Крутаков

"Капитал в XXI веке" был издан в 2013 году на французском языке и остался никем не замеченным. В апреле прошлого года книгу перевели на английский, и она моментально возглавила список самых продаваемых книг на Amazon.com, а Тома Пикетти объездил с ее презентацией практически все университеты США. Встречи проходили при полном аншлаге, слушатели сидели в коридорах переполненных аудиторий с диктофонами в руках.

В итоге книгу признали самым ярким явлением за последние 50 лет и водоразделом в истории экономической мысли. Не заметили книгу почему-то только российские экономисты, хотя для России она значит гораздо больше, чем для США.

Во-первых, книга Пикетти стала своеобразной реинкарнацией "Капитала" Карла Маркса, идеи которого Россия долгое время пыталась реализовать на практике. А во-вторых, автор заново переосмыслил модель современного мира, в рамках которого Россия пытается сегодня найти свое место.

"Капитал в XXI веке" Тома Пикетти формирует новую глобальную повестку дня. Переворачивает с ног на голову (или наоборот) все современные представления о взаимоотношениях государства и рынка. Помещает в принципиально иной контекст доминирующие сегодня социально-политические концепты, а также общественные вызовы, которые этими концептами порождены и с их же помощью пытаются решаться.

Главный вывод Пикетти состоит в том, что доход на капитал (рента) в условиях свободного (неограниченного политически) рынка всегда превышает рост экономики. Иначе говоря, пределом экономического роста в современной рыночной модели является не ограниченность ресурсов или производительных сил, а концентрация капитала.

Сегодня мир возвращается в систему наследуемой власти времен викторианской эпохи, если рассматривать эту систему с экономической точки зрения. В основу концентрации капитала заложен принцип родственных связей, который реорганизует политическую систему демократии в механизм иерархического отбора элиты.

Вывод Пикетти не стал новостью или открытием. Ранее точно к такому же выводу пришел в своем "Капитале" Карл Маркс. Открытием стал способ, с помощью которого Пикетти "переоткрыл" Маркса в XXI веке.

Он построил свое исследование не на философских концептах и ценностных установках, а на общепринятой в США и Великобритании экономической статистике и на общепризнанных в англо-саксонском научном мире методах анализа. Около 700 страниц формул и статистических рядов с последовательным описанием всего хода исследования. Именно это обстоятельство обеспечило книге феноменальный успех в США.

Самой сильной стороной книги является возможность легко (на уровне математики) перепроверить использованные автором данные и методы их обработки. В итоге можно сколько угодно спорить и не соглашаться с выводами Пикетти, но оспорить использованный им доказательный ряд (статистику и принципы научного анализа) невозможно. Подобная попытка равнозначна попытке оспорить всю историю экономической мысли.

Книга Пикетти перевернула представление американцев о политике, которая в США никогда не мыслилась в рамках экономических категорий. Политэкономия как методология англо-саксонской научной мысли традиционно считалась маргинальным взглядом на историю, а ее сторонники автоматически записывались в коммунисты или фашисты.

Книгу признали водоразделом в истории экономической мысли

Пикетти же выстроил исторически обусловленный процесс политического развития мира, используя стандартную экономическую модель, которая основана на длинных статистических рядах. В книге исследован период начиная с XVIII века и использована статистика по десяти развитым странам мира.

Он экстраполировал выводы из анализа экономики в политическую среду, доказывая, что внутри рыночной системы нет естественных сил и механизмов, которые противостоят концентрации богатства (в трактовке автора понятия капитала и богатства идентичны).

Пикетти доказывает, что все сегодняшние политические и экономические дисбалансы не вызваны страновыми рисками или некими сторонними силами (например, терроризмом), а являются прямым следствием существующей системы. Дефект изначально встроен внутрь механизма и заложен в принципах современной модели рыночной экономики.

Автор "Капитала в XXI веке" как бы возвращает нас в начало XX века, предлагая переосмыслить историю и сделать выводы из глобальных катаклизмов, мировых войн и революций, которыми этот век изобиловал. Возвращает нас к невыученным урокам.

За основу своего исследования Пикетти взял проблему концентрации богатства, механизм которой основан на преобладании ренты над предпринимательским доходом, что в корне противоречит фундаментальным принципам демократии. Один из них — материальный успех должен быть закономерным (являться результатом конкретных усилий), а не случайным (даваться от рождения).

К примеру, систематизация данных по выплаченным за 30 лет (начиная с 1977 года) налогам в США показала, что 60% всех национальных доходов Америки было перераспределено в пользу всего 1% получателей. Асимметрия сильна и внутри этого процента: первая десятка по уровню дохода намного превосходит первую сотню.

Более крупный капитал растет быстрее менее крупного. За годы глобализации средний прирост капитала составлял около 4%. При этом очень крупный капитал рос на 6-7%, а более мелкий — на 2-3%. При этом отношение размера капитала к общему доходу остается неизменным уже на протяжении двух веков.

В основе механизма заложен принцип реинвестирования. А рост капитала по отношению к росту экономики и росту общих доходов обусловлен внутренним законом и носит самовоспроизводящийся характер.

Дело в том, что цена капитала определяется только через доход (процент), который он приносит. Если этот доход ниже предпринимательского, то капитал теряет всякий смысл, так как ведет к смене собственников богатства, к его перетеканию от инвестора к предпринимателю. И наоборот. Чем доход на капитал выше, тем больше остается у его владельца средств после удовлетворения различных потребностей и тем выше объем реинвестирования капитала.

Сложившееся в итоге неравенство в доходах невозможно объяснить разницей в интеллектуальных возможностях или в объемах выполняемой работы. А это рушит главный миф рынка о разумности и справедливости его механизмов, основанных якобы исключительно на таланте и работоспособности участников этого рынка.

В 1910 году концентрация богатства в двух ведущих странах Европы — Англии и Франции — достигла предельного уровня. В руках 10% населения было сосредоточено 80-90% национального богатства, а 1% контролировал 50-60% богатства.

Это соотношение сохранялось с XVIII века. Французская революция с ее всеобщим избирательным правом, гражданским кодексом и отменой сословных льгот и привилегий не отменила действия закона концентрации капитала. А потом стартовала эпоха войн и революций.

В 1914-1950 годах средний уровень доходности на капитал упал с 4-5% до 1-1,5%, следствием чего стал опережающий рост экономики по отношению к росту ренты. В этот период произошло перераспределение богатства в пользу так называемого среднего класса. В 50-70-е годы доля общего богатства под контролем 10% населения снизилась почти до 60%, а доля 1% населения упала в два раза, до 30%.

До Пикетти выравнивание доходов в 50-70-е годы ХХ века и формирование среднего класса экономисты трактовали как естественный, эволюционный процесс развития рыночных отношений. То есть первопричиной перераспределения богатства объявлялся опережающий рост экономики, а не сокращение ренты, дохода на капитал.

Исследования Пикетти показывают, что начиная с 1970 года рост капитала вновь опережает рост экономики. А ХХ век с его социальными моделями и возникновением среднего класса был лишь исторической паузой. Корректировкой основной рыночной модели, вызванной политическими потрясениями: двумя мировыми войнами, русской революцией и возникновением СССР.

Сегодня социальная структура общества вновь возвращается в викторианскую эпоху вместе с пропорцией разделения богатства. Идея невидимой руки рынка, которая сама собой регулирует неравенство и гармонизирует развитие общества, тонет в статистических выкладках Пикетти. Рыночное равновесие, согласно Пикетти,— иллюзия, которая сложилась на коротком историческом отрезке и была преодолена самой системой.

С 1970 по 2010 год в США доля национального дохода, перераспределяемого в пользу всего 1% населения, выросла с 9% до 20%, намного превысив уровень роста экономики. Значительно выросли также доходы и остальных 9% из общей десятки самых богатых. Для сравнения, рост дохода 90% оставшегося населения США составил менее 0,5%.

Произошел запредельный скачок покупательной способности 10% населения. Но одна десятая часть населения США не съест столько котлет и не износит столько штиблет, сколько это сделают оставшиеся 90%. Относительное падение общей покупательной способности преодолели с помощью кредита, что лишь ускорило процесс концентрации капитала и увеличило дисбаланс.

Кредит в условиях, когда доход на капитал (процент) превышает рост экономики, ведет не к росту деловой активности, а к торжеству мотивации рантье. Единожды созданный капитал воспроизводит себя быстрее, чем растет экономика. Прошлое в буквальном смысле начинает пожирать будущее.

Сегодня объем мирового фондового рынка составляет порядка $700 трлн, а совокупный годовой продукт — $70 трлн. Проще говоря, мир уже потратил все свои будущие доходы на десять лет вперед.

Единственным мирным выходом из создавшегося положения является введение глобального налога на богатство

Несмотря на столь разительное неравенство в распределении доходов, разница в распределении богатства еще более глубокая. Сегодня в США во владении 10% населения находится более 70% национального богатства. А 50% населения, расположенного на другой половине социальной лестницы, распоряжаются всего 2% общего богатства. При этом концентрация происходит за счет сжатия доли среднего класса.

Усиление имущественного неравенства всегда ведет к резкому падению социальной мобильности общества. Иначе говоря, формирует жесткую внутреннюю иерархию (средневековая сословность и кастовость). Удачный брак становится чуть ли не единственной возможностью подняться на вершину иерархической лестницы.

В этом смысле опережающий (по отношению к росту экономики) рост доходов 10% населения и сокращение доли среднего класса в общем богатстве представляется как формирование нового обслуживающего крупный капитал общественного слоя под названием топ-менеджмент. В середине 80-х годов в США и Англии был существенно снижен конфискационный подоходный налог.

Концентрация богатства в руках ограниченного круга лиц создает еще один (помимо социального) глобальный риск. Сегодня в развитых странах Европы госдолг приближается к 90% ВВП (как в послевоенном 1945-м), а в США он превышает национальный ВВП. При этом 95% национального богатства в этих странах принадлежит частному капиталу, и оно сильно дифференцировано в пользу всего 1% населения.

Подобная структура собственности и долга создает мощнейшие политические риски. Когда богатство в руках частников, а долг числится на государстве, рано или поздно появляется мотив подрыва долговых обязательств. Мотив сброса долгов вместе с государством.

С экономической точки зрения таких способов списания долга всего два: либо война, либо революция. Что и происходило на протяжении всего XX века.

Глобализация и офшорная экономика позволили на время избежать военного сценария через скрытый механизм экспорта нищеты на периферию мирового хозяйства. Если выражаться более корректно, то через дефляционный механизм снижения издержек и рост производства за счет снижения зарплаты. Наблюдаемым для нас этот процесс стал в виде вывоза производства из США и Европы в Азию, прежде всего в Китай.

Экспорт нищеты отсрочил необходимость решения проблемы, которая встроена внутрь системы. И, как при любой отсрочке, проблема со временем лишь усугубилась. На внутристрановой конфликт, порожденный социальным дисбалансом общества, наслоился международный конфликт. Страны периферии экономически выросли и стали буквально вываливаться из мировой финансовой системы, куда их силой пытаются вновь вернуть.

Теперь мы кроме социального кризиса получили еще и глобальный политический кризис. Мир вернулся к состоянию, в котором он находился в начале ХХ века. И мир либо зайдет на второй круг (Первая мировая, Великая Октябрьская, Вторая мировая), либо найдет внутрисистемное решение проблемы.

Кто виноват? И что делать? С первым вопросом, согласно Пикетти, все понятно. Существует системный изъян, вшитый в современную (инвестиционную) модель рынка. С выводом этим, основанным на общепризнанной статистике, практически никто из аналитиков и критиков "Капитала в XXI веке" не спорит. Оспаривать пытаются последствия, рассуждая о некоем общем росте уровня жизни в развитых странах, включая беднейшие слои населения.

Однако заслуга исследования Пикетти именно в том и состоит, что он выводит проблему за рамки национальной парадигмы на глобальный уровень, не замыкает ее на США, Европе, Китае или России. Он возвращает дискурс на более общие основы. Диалог на тему, как совместить богатство и свободу личности, нужен всем.

Будущее будет выглядеть как прошлое, если мир не примет политических решений, чтобы воздействовать на внутренний системный сбой капитализма. Если процесс оставить без изменений, то к 2050 году одна тысячная населения Земли будет владеть 60% глобального богатства. А доля наследуемого (незаработанного) богатства достигнет 90%, уровня начала ХХ века.

Насколько современные политические системы и социальные институты способны адекватно реагировать на возникающие вызовы? Когда богатство сильно сконцентрировано, общество просто не в состоянии осознать не только его размеры, но и само существование богатства. Оно его не "видит" и начинает искать другие инструменты решения проблемы общей бедности. Следствием чего является запуск новых (альтернативных) механизмов накопления богатства (революция). В этом смысле Пикетти действительно возвращает нас к дискуссиям начала ХХ века.

С ответом на второй вопрос (что делать?), как всегда, возникают трудности. И трудности эти вызваны прежде всего тем, что вопрос связан с необходимостью перераспределения собственности. С самым кровавым процессом в истории человечества.

Пикетти приходит к выводу, что существует три выхода из сложившейся ситуации. Первый — введение глобального налога на богатство. Второй — инфляция. Третий — режим строгой экономии. Иначе — гиперинфляция и развал общего мирового хозяйства через политические катаклизмы.

Второй и третий сценарий уже задействованы. Программы количественного смягчения в США, Японии и ЕС являются не чем иным, как скрытой формой инфляции. А программа жесткой экономии является главным требованием МВФ к странам экономической периферии, как это было с Россией, а теперь происходит на Украине. Мало того, ЕЦБ недавно навязал эту программу Ирландии, а сегодня продавливает ее в отношении Греции.

Однако при накопленном совокупном мировом долге, а главное, при уровне долга стран "экономического центра" второй и третий сценарии уже не спасают ситуацию. Автор "Капитала в XXI веке" приходит к выводу, что единственным мирным выходом из создавшегося положения является введение глобального налога на богатство. Цель — создать преимущество предпринимательского дохода над доходом на капитал и вновь запустить рост экономики, как это происходило в середине ХХ века. Именно этот вывод является предметом наиболее серьезной критики Пикетти.

Основным аргументом критики является утверждение, что вывод носит политический, а не экономический характер. Хотя почему у вывода должен быть иной характер, если около 700 страниц текста посвящено тому, что в условиях свободного рынка (неограниченного политически) рента всегда превышает рост экономики?

Например, бывший министр финансов США Ларри Саммерс в качестве альтернативы называет совершенствование налоговой системы, антимонопольного законодательства и системы коллективных договоров. А Билл Гейтс предлагает вместо налога на богатство ввести налог на сверхпотребление.

Ни то ни другое предложение не устраняют дефекта системы, который в своей книге обозначил Тома Пикетти. По его мнению, налог на богатство должен быть небольшим, максимум 2-3%. Но введение такого налога требует недостижимого сегодня уровня международного сотрудничества и политической интеграции (унификация правовых и налоговых режимов), что сделает общее богатство "видимым" для всего мира.

В противном случае капитал всегда будет использовать офшорные зоны и межстрановую налоговую конкуренцию, чтобы прятаться от общества. При этом Пикетти противопоставляет капитализм и демократию как форму осуществления политического контроля над общим богатством со стороны общества.

Если следовать логике Пикетти, то современный проект интеграции на основе экономизма (глобализация) без политического контроля ведет не к объединению, а к поглощению слабых (менее капитализированных) сильными. Он противоречит главному демократическому принципу: национальная стратегия развития (будущее общества) определяется самим обществом через выборы и создание национальной администрации.

Главная заслуга Пикетти состоит в том, что он смог рационализировать ценностные императивы. Сформулировал политические и социальные проблемы на языке современной экономики. Фактически он создал инструментарий для ответа на клерикальные и этнонациональные модели, которые возникают и начинают преобладать сегодня в качестве альтернативы базовому изъяну проекта под названием "глобализация".

[Джордж Рейсман]

http://antisocialist.ru/papers/reism....programma.htm
Введение

Уже несколько поколений правительство США изымает в виде налогов многие триллионы долларов, которые иначе могли бы служить, через сбережения и инвестиции, росту капитализации американской экономики. Капитал – это блага, находящиеся в собственности фирм и предприятий, служащие для получения прибыли. Он может включать в себя фермы, шахты, заводы, механизмы, инструменты, материалы, детали и полуфабрикаты, средства транспорта, склады, магазины, всевозможные товары и т.п. Он так же включает и фонды заработной платы, и средства, из которых осуществляются покупки дорогих потребительских товаров – домов, автомобилей, обстановки. Эти триллионы изымаются посредством прогрессивного подоходного налога, налога на доходы корпораций, налога на недвижимость, на рост капитализации, а также через систему социального страхования и её налоги. Вдобавок, триллионы долларов возможных сбережений не направляются на инвестиции из-за необходимости правительства финансировать хронический бюджетный дефицит. А политика постоянной инфляции и кредитной экспансии приводит к разбазариванию существенной части оставшегося капитала.

Инфляция и продолжающийся рост цен на недвижимость, который она питает, приводит к тому, что потребительские блага, такие как личный автомобиль, мебель или собственный дом, начинают рассматриваться как капитальные блага, и, следовательно, подходящие объекты для вложения средств; из-за этого значительные суммы уходят из настоящего инвестирования в покупку недвижимости. Кредитная накачка рынка недвижимости, осуществлённая в последние десять лет, привела к строительству миллионов домов для покупателей, которые не могут их себе позволить – иначе говоря, произведено массивное и убыточное перераспределение богатства, являющееся причиной дефицита производительного капитала во всей экономической системе. К тому же, инфляция привела к искусственному росту прибылей, и, соответственно, росту налогов на них, несмотря на то, что эти дополнительные прибыли явялются лишь следствием роста издержек на возмещение основного капитала, каковой рост обусловлен той же инфляцией, т.е. прибыли не являются прибылями в истинном значении этого слова.

Последствия массового вымывания капитала можно наблюдать не только в виде последних рецессии/депрессии, но и в крупномасштабном разрушении индустриальной базы США и заменой её картинами брошенных заводов. Как следствие этого опустошения, население когда-то крупных американских городов, таких как Детройт, Сен-Луис, Кливленд, Питтсбург сократилось процентов на десять. Большая часть земель Детройта балансирует на грани перехода в сельскохозяйственный статус.

Разумеется, конкуренция со стороны других стран вкупе с серьёзными ограничениями на конкуренцию внутри страны (наиболее примечательным примером является государственная политика по принудительному созданию профсоюзов), сыграли значительную роль. Но подобного разорения можно было бы избежать, будь те триллионы долларов, которые американское правительство проело за счёт инвестиций и сбережений в прошедшие годы, доступны для американской экономики в виде капитала.

Нехватка капитала дополняется всё растущим списком правительственных ограничений и правил, проводимых в жизнь десятками правительственных агенств; общий объём регламентирующих документов достигает 700 тыс. страниц. Цель всех этих постановлений – принудить предпринимателей делать то, что не приносит прибыли, или не делать того, что прибыль приносит. Конечным результатом в обоих случаях является рост издержек производства, поскольку принуждение к неприбыльной деятельности обычно означает вменение дополнительных и ненужных расходов, а запрет на прибыльную деятельность обычно означает запрет на менее затратные способы этой деятельности.

Рост издержек производства, в свою очередь, оборачивается меньшей производительностью и меньшей отдачей на тот же капитал. Меньшая отдача означает снижение количества не только потребительских, но и капитальных благ (капитальные блага, как и потребительские, являются продуктом экономической деятельности и их предложение затрагивается всем тем, что затрагивает производство в целом). Таким образом, наличествует наложение двух проблем – и капитальных благ меньше, и отдача на них меньше. Это приводит к двойному давлению на предложение капитальных благ, так как снижение количества капитала, произведённого в текущий момент времени означает соответствующее снижение производства капитала в следующий момент.

Под влиянием правительственной атаки на капитал американская экономическая система, бывшая примером постоянного развития и роста общего уровня жизни, начала демонстрировать признаки стагнации, а то и упадка. Видя, что уровень жизни падает, люди приходят в ярость. Они привыкли верить, что, в отличии от природы, которая может быть хрупкой и баланс которой может быть нарушен утратой одного-единственного вида растений или животных, экономическая система является несокрушимой. Никакие налоги, никакое регулирование не являеются для неё чрезмерными. Издержки всегда будут каким-то образом возмещены из прибылей богачей, а не за счёт снижения уровня жизни среднего работника, даже в том случае, когда всё большее количество этих добавочных издержек уничтожают всю прибыль в экономике.

Поняв, что экономика не является несокрушимой, люди оборачивают свой гнев и негодование против “экономического неравенства”, как будто именно остатки богатства третьих лиц являются причиной их бедности, а не тот факт, что, благодаря правительству, эти лица не имеют достаточно капитала чтобы обслужить или нанять на работу людей так, как они того хотели бы.

Разрушительная программа Т. Пикетти

И вот, в этой обстановке войны с капиталом, падения производительности американской экономики, вызваного этой войной, и обеднения, являющегося причиной необоснованных претензий к “экономическому неравенству ”, возникает некто Томас Пикетти. Французский профессор-неомарксист публикует почти семисотстраничную книгу, выпущенную издательством Гарвардского университета. Книга озаглавлена “Капитал в двадцать первом веке”, явная отсылка к “Капиталу” К. Маркса. Книга была встречена бурными аплодисментами со стороны левого интллектуального истеблишмента, и собрала рецензии в “Нью-Йорк Таймс”, “Ньюсуик”, “Тайм Мэгэзин”, “Дейли Бист”, “Хаффингтон пост”, в диапазоне от весьма благосклонных до восторженных. Книга попала в списки бестселлеров как в “Таймс”, так и на Амазоне.

Пикетти призывает к принятию мер, специально направленных к предотвращению накопления капитала и более того – к его откровенному изъятию. Меры подразумевают прогрессивный подоходный налог до 80% “на доход более 500 000 или миллиона долл. в год”, плюс прогрессивный налог на сам капитал до 10% год. Эта программа должна быть выполнена чтобы “остановить бесконечное разворачивание спирали неравенства”.

Пикетти, общий взгляд

Хотя книга и посвящена исследованию капитала и его доходности, её автор, по видимости, подошёл к предмету, не прочитав ни одной страницы из работ Людвига фон Мизеса или Ойгена фон Бом-Баверка, двух ведущих исследователей капитала и его доходности. Нет ни одной ссылки ни на них, ни на их книги. Зато имеются семьдесят ссылок на Маркса. И, хотя Пикетти и демонстрирует знакомство с некоторыми идеями Дэвида Рикардо, он никак не обнаруживает знаний того вклада, который Рикардо внёс в теорию накопления капитала, а этот вклад сам по себе способен подорвать основания его взглядов на предмет.

В результате, Пикетти обосновывает свою программу с позиций невежества касательно основной роли капитала в производстве: повышение производительности труда и как следствие – реальной заработной платы и уровня жизни. Он также не знает, что возможность накапливать значительные состояния необходима для создания новых образцов продукции и новых отраслей промышленности, что является самой сутью экономического прогресса. Представте, что бы стало с автомобильной промышленностью, если бы Генри Форд облагался подоходным налогом в 80%, а его капитал – в 10%, или с нефтяной промышленностью, если бы Рокфеллеру не дали бы скопить капитал, необходимый для строительства нефтеперегонных заводов и трубопроводов, которые он построил. Это касается всех новых отраслей – их развитие было бы остановлено из-за недостатка капитальных благ.

Глубина невежества Пикетти такова, что он верит, что накопление капитала не только не подымает ставки реальной заработной платы, а напротив, снижает их, т.к. якобы большая часть часть национального дохода выплачивается в виде прибылей, уменьшая долю, приходящуюся на заработную плату; при этом общее количество произведённого остаётся неизменным или меняется очень мало, и даже в последнем случае – вне какой-либо связи со вкладом капитала в производство. Заявляемый результат – капиталист, богатеющий за счёт беднеющего работника – и предполагается предотвратить при помощи разрушительной программы конфискационного налогообложения. Как я намереваюсь показать, истина состоит в том, что накопление капитала не только приводит к росту реальной заработной платы, но и увеличивает долю национального дохода, приходящегося на заработную плату и уменьшает долю доходов на капитал.

Невежество Пикетти относительно роли капитала усуглубляется путаницей с понятиями прибыли и нормы прибыли. Он считает, например, что технический прогресс ведёт к росту нормы прибыли, хотя на самом деле между ними нет причинной связи; роль прогресса заключается в повышении предложения благ, прежде всего – капитальных благ, и, соответственно, в снижении цены на них. Пикетти путает рост предложения и падение цены на капитальные блага с падением нормы прибыли – и это одновременно с прямо обратным утверждением, что технический процесс поднимает норму прибыли. В результате он не понимает, что именно определяет величину и норму прибыли в экономике, как и будет показано ниже.

Невежество Пикетти относительно роли капитала ещё больше усуглубляется его неосведомлённостью о роли сбережений, как валовых (т.е., осуществляемых из выручки, gross saving), так и чистых сбережений (т.е. осуществляемых из прибыли и заработной платы, net saving). Он не отличает сбережений, совершаемых в экономической системе, где нет роста количества денег и объёма трат, от сбережений в экономической системе, где этот рост есть. Поэтому он не в состоянии осознать [...] что в обоих случаях имеются факторы, предотвращающие бесконечный рост сбережений и капитала по отношению к текущему заработку, а такой рост и объявляется сутью его доктрины. (Из перевода выпущен фрагмент, перечисляющий эти факторы, т.к. он имеет отношение не к рецензируемой книге, а, скорее, к теории прибыли самого Рейзмана. Интересующиеся отсылаются к статье Джеймса Кикпатрика “Reisman’s Net Consumption, Net Investment Theory of Aggregate Profit”)

И, разумеется, это невежество не даёт ему понять, что накопление капитала в любой форме, будь то рост его количества из-за снижения цен на капитальные блага при общей неизменной денежной стоимости, или его рост как в количественном, так и денежном выражении, является основой экономического роста, роста реальных зарплат и уровня жизни в целом.

Невежество относительно роли капитала в производстве

Как уже утверждалось, Пикетти не рассматривает прирост капитала как необходимое условие прироста в производительности труда и уровня жизни. Он считает, что подобный прирост всего лишь углубляет экономическое неравенство и снижает уровень жизни наёмных работников, поэтому на него должно быть наложено ограничение. Он отмахивается от необходимости накопления капитала, когда он пишет о “структурном росте” и “росте производительности”, которые якобы не имеют отношения к такому накоплению.

Он заявляет:

"Вспомним, что Р (рост) означает норму долгосрочного структурного роста, являющегося суммой роста производительности и роста населения. По мнению Маркса, а также всех экономистов девятнадцатого и начала двадцатого века (до появления в 50-х работ Роберта Солоу), сама идея структурного роста, вызванного постоянным ростом производительности, чётко не осознавалась и не формулировалась. В те дни молчаливо принималась гипотеза, что рост производства, в особенности промышленной продукции, объясняется накоплением промышленного капитала. Иными словами, объёмы производства росли только потому, что на каждого работника приходилось больше станков и оборудования, а не потому что росла производительность (на данное количество труда и капитала), как таковая. Сегодня мы знаем, что долговременный структурный рост возможен только потому, что растёт производительность труда. Но во времена Маркса это не было известно из-за отсутствия исторической перспективы и достоверных данных."

Пикетти, как и Солоу до него, обращает внимание только на один показатель предложения капитала – отношение денежной стоимости капитала к национальному доходу, которое Пикетти называет “отношение капитал/доход”. Если этот показатель не растёт, то, предполагается, что и накопления капитала не происходит. (Капитал, как величина, входящая в это соотношение, состоит из суммы всех денежных запасов всех предприятий и фирм, плюс покупная стоимость всех запасов и незаконченной продукции, плюс покупная стоимость заводов и оборудования, минус накопленная годовая амортизация. Национальный доход определяется как сумма всех прибылей, включая процент, и заработной платы, или, для краткости – прибыль плюс зарплаты).

Они видят, что экономическое развитие, т.е. подушевой рост количества товаров и услуг, не зависит от дальнейшего роста этого соотношения. Рост может продолжаться и с неизменным отношением капитал/доход. Солоу приписывает это техническому прогрессу, отличному от накопления капитала. Пикетти приписывает это некому “росту производительности”, под которым, как я предполагаю, он опять-таки понимает технический прогресс. (Если же это не так, то его теория развития не имеет вообще никакого основания). Именно с этих позиций Пикетти, вслед за Солоу, отметает накопление капитала как причину экономического прогресса.

Они оба не понимают, что прирост капитала может происходить и без увеличения отношения капитал/доход. Они оба не понимают, что сама величина этого отношения является важной для темпа подобного прироста, а накопление капитала – необходимое условие для воплощения технических новшеств.

Ошибочно отвязав экономический рост от накопления капитала, Пикетти пошёл ещё дальше, вообразив возможность быстрого роста производительности при полном отсутствии использования капитала. Он пишет:

"Как уже отмечалось, вполне возможно представить себе общество, в котором капиталу нет никакого применения (кроме как в качестве чистого хранилища ценности, с доходностью строго равной нулю), но в котором люди предпочитают владеть им в больших количествах, например, в ожидании какой-то будущей катастрофы, экстравагантных трат, или просто потому что они очень терпеливы и великодушны по отношению к будущим поколениям. Если, к тому же, производительность в этом обществе быстро растёт, из-за постоянного внедрения новых изобретений, или потому что страна быстро догоняет более технически развитые страны, то темп роста может определённо превышать ставку доходности капитала."

В этом отрывке Пикетти обнаруживает свою веру в возможность быстрого роста производительности и усвоения передовых технологий других стран не только без задействования дополнительного капитала, но и без какого либо капитала вообще.

Для Пикетти “капитал” – слово без содержания, пустой символ, пригодный к манипулированию. Он не видит, что в это понятие входят все запасы потребительских товаров, готовых к продаже, магазины и склады, эти товары содержащие, заводы, фабрики, шахты, и мнгое другое, необходимое для их производства. Он не понимает, что капитал стоит и за предложением благ, приобретаемых людьми, и за спросом на труд этих людей. Только из-за отсутствия серьёзных представлений о природе капитала ему мнится, что капитал может “не иметь применения”, а его прирост вреден.

Подлинная роль накопления капитала и технический прогресс

Экономическое развитие в теории, предложенной Пиккети, объявляется результатом никак не объяснённого “роста производительности”, или роста производительности как результата технического прогресса, лишённого всякой связи с накоплением капитала. Однако, в действительности, рост производительности труда и, соответственнно, экономическое развитие, невозможен без предварительного увеличения предложения капитальных благ относительно предложения труда. Например, большее количество железной руды на одного сталевара является необходимым условием для выпуска большего количества стали на одного сталевара, то же самое можно сказать о других капитальных благах – прокатных станах и прочем сталелитейном оборудовании. Это, разумеется, относится и ко всем соответствующим благам во всех отраслях промышленности.

Необходимо ещё раз подчеркнуть, что капитальные блага являются точно таким же продуктом экономической системы, как и потребительские блага, и задействуются в производстве капитальных благ не меньше, чем потребительских. Помня об этом, легко представить, как однократный рост количества капитальных благ, достигнутый путём сбережений и сопровождающийся ростом отношения капитал/доход, делает возможным их дальнейший прирост, и как этот процесс может повторяться неопределённо долго. Ведь капитальные блага могут задействоваться для собственного воспроизводства и приумножения. Так, например, прокатные станы, электростанции и нефтеперегонные заводы вносят вклад в создание прокатных станов, электростанций и нефтеперегонных заводов, наряду со вкладом, прямым или косвенным, в производство других благ. В самом деле – чтобы экономика не пришла в упадок, существующие капитальные блага должны производить капитальных благ достаточно хотя бы для возмещения тех из них, что были истрачены при производстве.

Для продолжающегося накопления капитала, запущенного единократным ростом сбережений (и отношения капитал/доход), требуется два условия. Первое – чтобы достаточная доля производства была посвящена производству капитальных благ, т.е. чтобы капитальных благ производилось больше, чем было истрачено в процессе производства. Достигается ли это условие, определяется отношением величины спроса на капитальные блага к величине спроса на потребительские блага в данной экономической системе; это отношение, в свою очередь зависит от соотношения величины валовых сбережений к величине потребительских трат.

Второе – чтобы убывающая отдача, сопровождающая каждое последующие добавление единицы капитальных благ (при том же количестве труда), компенсировалась техническим прогрессом. Это означает, например, что увеличившийся выпуск стали, приходящийся на одного работника, время от времени должен сопровождаться изготовлением парового экскаватора, сделанного из этой стали и заменяющего обычные лопаты, сделаные из неё же. Производительность труда работника, вооружённого тысячью или десятью тысячами обычных лопат не вырастет за пределы производительности работника с одной лопатой, в то время как паровой экскаватор, изготовленный из этого же металла, существенно её увеличит. Подобный прогресс необходим для продолжающегося роста количества капитальных благ.

Технический прогресс как условие для накопления капитала

Таким образом, роль технического прогресса, как причины роста уровня жизни, неотделима от накопления капитала. Действительность такова, что технический прогресс является необходимым условием для любого крупномасштабного накопления капитала. Отсутствуй технический прогресс в последние двести лет, и количество капитальных благ сегодня не сильно отличалось бы от такового начала девятнадцатого века, и неважно, каков был бы уровень сбережений и отношение капитал/доход. В отсутствии прогресса даже самые крупные сбережения того времени могли бы стать причиной более или менее существенных улучшений парусных судов, повозок и каналов и т.п., но не причиной создания пароходов, железных дорог, автомобилей, электростанций и промышленности, использующей электричество. Существование всех этих видов дополнительных капитальных благ обусловлено техническим прогрессом.

Технический прогресс делает возможным накопление капитала и сопутствующий рост общего уровня жизни, который продолжается неопределённо долго и с неослабевающим темпом. Технический прогресс поддерживает производительность всё увеличивающегося количества капитальных благ. Поддерживая производительность при создании самих капитальных благ, прогресс делает возможным накопление капитала, а через накопление – и экономическое развитие. Так что технический прогресс не является заменой накоплению капитала, что бы по этому поводу не считали Солоу и Пикетти. Напротив, его роль в процессе накопления капитала – решающая.

Теория прибыли Пикетти

Невежество Пикетти относительно роли накопления капитала в экономическом развитии тесно соседствует с широко распространённым заблуждением относительно причин, определяющих норму прибыли, которое он целиком разделяет. Большинство современных экономистов ошибочно считают, что технический прогресс, поднимая физическую производительность капитальных благ, поднимает и норму прибыли на капитал, в то время, как увеличение количества капитальных благ эту норму снижает.

Пикетти пишет:

Согласно простейшим экономическим моделям … норма прибыли на капитал должна быть в точности равна “предельной производительности” капитала (т.е. прироста доходности, вызванного введением дополнительной единицы капитального блага) … В любом случае, норма прибыли на капитал определяется двумя следующими факторами: во-первых, технологией (для чего используется капитал?), а во-вторых, изобилием капитальных благ (слишком большое количество капитала убивает доходность капитала).

Сторонник доктрины предельной производительности капитала должен объяснить, каким образом несколько долларов дополнительной прибыли, которую где-то можно получить, вложив дополнительные сто долларов, превращаются в триллионные доходы в рамках экономической системы.

Как уже было сказано, настоящая роль технического прогресса – поддерживать способность дополнительного количества капитальных благ к увеличению отдачи, включая способность производить дальнейшие капитальные блага. Норма прибыли не определяется ни техническим прогрессом, ни количеством капитальных благ. Рост количества капитальных благ приводит к падению цен на них, а не к падению нормы прибыли. Тенический прогресс ответственен за рост количества благ, в том числе капитальных, и, соответственно, более низкие цены. Он не отвечает ни за рост, ни за падение нормы прибыли.

Как я собираюсь показать, норма прибыли определяется общими факторами, действующими в экономической системе, такими как “чистое потребление” и “чистые инвестиции”, в которых последние отражают прирост в количестве денег и объёма трат, а первые – текущий уровень временного предпочтения.

Страх перед сбережениями и более высоким отношением капитал/доход

Как отмечалось, Пикетти считает, что увеличение соотношения капитал/доход не только не даёт ничего для экономического развития и роста уровня жизни, а попросту вредно. По его мнению, оно приводит только к росту экономического неравенства, увеличению доли дохода, приходящегося на капиталиста, уменьшая таковую у работников.

Фундаментальной проблемой, согласно Пикетти, является превышение нормы отдачи (прибыли) над темпом роста. Он пишет:

Если норма отдачи на капитал остаётся значительно выше темпов роста на протяжении длительного перода времени (вероятность чего повышается, хотя и не обязательно, в периоды низкого роста), то сильно повышается риск отклонений в распределении богатства. Это фундаментальное неравенство, которое я обозначу как r > g (где r – это среднегодовая норма отдачи на капитал, включая прибыль, дивидены, проценты, ренту и прочие виды доходности капитала, в процентах от его общей стоимости, а g – это темп роста экономики, т.е. годовой прирост дохода или выработки), сыграет главную роль в этой книге. В некотором смысле, оно полностью содержит в себе логику моих выводов.

Далее, он развивает эту мысль:

Теперь, с вашего разрешения, я перейду к описанию влияния r > g на динамику распределения богатства. Отдача на капитал, которая явно и длительно превышает темп роста, является мощным фактором, делающим распределения богатства более неравномерным. Например, если g=1%, а r=5%, богатым людям достаточно переинвестировать только [чуть более чем] 1/5 их годового дохода на капитал, чтобы их капитал рос быстрее, чем средний доход. При этих условиях, способностью предотвратить бесконечное раскручивание спирали неравенства, и зафиксировать неравенство на некой конечной величине, обладают следующие силы. Во-первых, если состояния богатых людей растут быстрее, чем средний доход, отношение капитал/доход будет расти бесконечно, что в долгосрочной перспективе приведёт к падению отдачи на капитал. Работа этого механизма, однако, может занять десятилетия, особенно в открытых экономиках, где богачи могут накапливать зарубежные активы, как это было во Франции и Британии в XIX веке и вплоть до начала Первой мировой войны.

Вторая сила, которая может “предотвратить бесконечное раскручивание спирали неравенства” описывается следующими, весьма причудливыми строками, которые читатель может понимать как хочет: “В принципе, этот процесс всегда приходит к концу (когда владельцы зарубежных активов заполучают в собственность всю планету), но это определённо может занять много времени.”

Следующий пример поясняет, какая ситуация, по мнению Пикетти, получится, если капиталисты будут накапливать капиталы быстрее, чем растёт экономика. Предположим, что начальное, общее для всей экономики, соотношение накопленного капитала к национальному доходу равно трём, а норма прибыли на капитал – 5%. В этом случае капиталисты получат 15% национального дохода, т.е. 5% на капитал, который втрое превышает национальный доход. В то же время, работники получат 85% национального дохода.

Теперь предположим, что капиталисты начинают сберегать часть дохода, и через некоторое время увеличивают соотношение капитал/доход до 6. Если доходность капитала не упала, 30% национального дохода отойдёт капиталистам, оставив работникам только 70%. В случае, если общее количество произведённого не выросло, или выросло незначительно, положение работников явно ухудшается. Разница в процентах распределения богатства показывает, что капиталисты получают больше не только в относительных, но и в абсолютных показателях.

Пикетти допускает некоторое падение нормы прибыли. Однако, он считает, что это падение будет ниже, чем рост отношения капитал/доход. Если, скажем, норма прибыли упала до 4%, то удвоение отношения капитал/доход всё же поднимет долю капиталистов в национальном доходе с 15% до 24% (4% на капитал, вшестеро превышающим национальный доход), соответственно уменьшая долю работников с 85% до 76%. Опять же, если экономический рост отсутствует или низок, это будет означать выигрыш капиталистов за счёт равного, или близко к равному, проигрышу работнков. Сама возможность того, что накопление капитала приводит к росту, попросту игнорируется, на основании убеждения Пикетти в том, что ни отношение капитал/доход, ни капитальные блага не играют необходимой роли в производстве. Вспомним, что, согласно Пикетти, “структурный рост, вызванный постоянным ростом производительности” является причиной экономического роста, а вовсе не накопление капитала.

Так что, в условиях низкого или отсутствующего спроса, любое значительное изменение в долях дохода более-менее соответствует и изменению реальных доходов. Другими словами, согласно Пикетти, капиталисты, накапливающие капитал, получают всё больше и больше, а работники – всё меньше и меньше.

Пикетти замечает, что “экономический рост был практически нулевым на протяжении большей части человеческой истории: объединяя демографический и экономический рост, мы получим среднегодовые темпы роста от античности до XVII в. не превышающие 0,1 – 0,2%” (стр. 353). Нужно отметить, что согласно его же теории о r > g, как основе для накопления капитала относительно дохода, данный период должен был характеризоваться огромной величиной отношения капитал/доход, не только потому что темпы роста были крайне низки, но и потому что норма прибыли была значительно выше, чем в современности. При таких условиях, сбережения, сделанные из этих высоких прибылей, очень легко обогнали бы чахлые темпы роста того времени.

Но данный период, разумеется, не отмечен накоплением капитала. Вторжения варваров, столетия феодальной вражды и общая незащищённость частной собственности, усугублённая близоруким отношением к будущему, которое характерно для эпохи страха и предрассудков, предотвращали сколь-нибудь значительное накопление капитала. На самом деле, не раньше чем к XV в. экономика Европы достигла уровня античности. Из фактов экономической истории ясно, что превышение r над g не значит абсолютно ничего в смысле накопления капитала. Удивительно, что не только сам Пикетти, но и его многочисленные поклонники, похоже, не заметили эту дыру, возникающую при попытке применить его теорию к историческим фактам.

Пикетти считает, что теперь, т.е. с XVIII века, долгосрочная норма роста лежит между 1 и 1,5% и что “однопроцентный подушевой рост представляет, на самом деле, огромную величину”. Нас не должно удивлять, что ему и в голову не приходит объяснить относительно быстрый взлёт европейской экономики капитализмом, точнее, присущими ему ценностями, такими как рациональность, свобода, защищённость частной собственности; эти ценности обусловили значительно более высокие значения отношения капитал/доход и постоянное развитие средств производства. И, разумеется, рост экономики в 1% или 1,5% значительно ниже темпов развития Соединённых Штатов от момента их основания до последних 40 лет.

Противоречия касательно производительной роли капитала

Для того, чтобы объявить результатом накопления капитала рост отходящей капиталистам доли национального дохода (при соответствующем снижении доли, приходящейся на работников), Пикетти необходимо объяснить, почему рост отношения капитал/доход всегда обгоняет любое падение нормы прибыли на капитал. Если, к примеру, удвоение отношение капитал/доход сопровождается падением доходности капитала вдвое или больше, доля приходящегося на капиталистов дохода не увеличится; она останется такой же или упадёт, в то время как доля работников будет прежней или возрастёт. Так что для Пикетти жизненно необходимо объяснить, почему рост отношения капитал/доход всегда обгоняет любое сопутствующее падение нормы прибыли на капитал.

Вот как он это делает:

“Что касается доли в национальном, или мировом доходе, то она определяется соотношением α = r x β [Расшифровка: доля капитала в национальном доходе равна норме прибыли на капитал, помноженной на отношение капитал/доход], и практика показывает, что предсказуемое увеличение отношения капитал/доход не обязательно приведёт к значительному падению отдачи на капитал. В течении очень длительного времени капиталу найдутся разные применения, что можно заметить из того факта, что долговременная эластичность замещения капиталом рабочей силы, вероятней всего, больше единицы [т.е. одна единица капитального блага замещает больше, чем одну единицу труда при неизменной отдаче; прим. пер.]. Наиболее вероятный исход – снижение нормы прибыли будет меньше, чем рост отношения капитал/доход, так что доля капитала возрастёт.”

Читатель, должно быть, заметил, что теперь Пикетти заявляет, что “в течении очень длительного времени капиталу найдутся разные применения, что можно заметить из того факта, что долговременная эластичность замещения капиталом рабочей силы, вероятней всего, больше единицы”. Удивительно, но эти “разные применения” капитала, в которых он заменяет труд, т.е. снижает количество труда при неизменной отдаче, снова якобы не является примером того вклада, который накопление капитала вносит в экономический рост; и это несмотря на то, что неоспоримым является факт роста производительности, так как капитальные блага заняли место труда, а вытесненные им трудовые ресурсы теперь работают на увеличение производства где-нибудь ещё. Это же противоречие появляется на стр. 223-224, где Пикетти заявляет, что “поскольку капиталу есть множество применений, то возможно накопить огромное его количество без падения до нуля отдачи”. Но, похоже, ни один из этих способов применения капитала не приносит никакого увеличения производительности и, соответственно, темпов роста.

Пикетти приходится ссылаться на производительную роль капитала, чтобы обосновать утверждение о росте доли капиталистов в национальном доходе, сопутствующем росту отношения капитал/доход. В то же время, ему необходимо отрицать всякий вклад капитала в рост производительности, чтобы поддержать свои идеи о причинах роста и о невозрастании реального дохода при увеличении количества капитальных благ. Для обоснования утверждения о росте доли капиталистов за счёт доли работников последнее утверждение является ключевым. Если Пикетти признает, что накопление капитала приводит к росту производительности, то развалится вся теория о причинах неравенства. Его описание целиком зависит от факта превышения нормой прибыли темпов роста. Чем больше превышение, тем якобы легче капиталистам накапливать богатство быстрее, чем растёт экономика, и тем быстрее раскручивается “бесконечная спираль неравенства”. Но если накопления приводят к экономическому росту, то никакая “спираль” просто не может существовать.

Итого – признать производительную роль капитала невозможно. Но при этом, каким-то образом, капитал должен вносить существенный вклад в производство, чтобы расти несмотря на любое падение нормы прибыли.

Как поступает Пикетти? Он неявно допускает производительную роль капитала и немедленно забывает об этом. Так он получает возможность твердить о значительном, а то и бесконечном, росте отношения капитал/доход, который не сопровождается ни пропорциональным падением нормы прибыли, ни значительным ростом производительности. Это, разумеется, серьёзное противоречие – одновременно утверждать наличие и отсутствие вклада капитала в производство.

Временное предпочтение против предполагаемого бесконечного роста отношения капитал/доход

Пикетти озабочен отсутствием фиксированного ограничения для роста отношения капитал/доход и увеличения в национальном доходе доли капиталистов за счёт работников. Он пишет:

“Когда отсутствует структурный рост, а демографический рост и рост производительности g равен нулю, мы наталкиваемся на логическое противоречие, очень близкое к описанному Марксом. Если норма сбережений s положительна, то это означает, что капиталисты год от года продолжают и продолжают накапливать капитал – то ли для того, чтобы увеличить свою власть и сохранить преимущества, то ли потому, что их уровень жизни и так высок – в любом случае, отношение капитал/доход будет расти бесконечно. В более общих терминах, при g → 0 долговременная величина отношения капитал/доход β = s/g стремится к бесконечности. Если же β [отношение капитал/доход] чрезвычайно велико, то отдача на капитал r будет очень мала и близка к нулю, иначе доля капитала, α = r x β, поглотит весь национальный доход.”

Тут нам предлагается вообразить ситуацию, в которой отношение капитал/доход растёт до 10%, затем 20%, 50%, 90% и даже выше, в то время, как норма прибыли падает до 3%, 2%, 1% и ниже. В этом случае доля капитала в национальном доходе продолжает расти – сначала до 30% (10x3%), затем до 40% (20x2%), после до 50% (50x1%), и наконец дальше, приближаясь к 90%, оставляя работникам долю в 70%, затем 60%, затем 50% и, наконец, близко к 10% или даже ниже.

Он продолжает:

“Эта противоречивая динамика, обнаруженная Марксом, представляет из себя большое затруднение, из которого единственный логический выход – структурный рост, который единственный может сбалансировать (до определённого предела) накопление капитала. Только постоянный рост производительности и населения может компенсировать постоянное прибавление новых единиц капитальных благ, как это ясно из формулы β = s / g. Иначе капиталисты действительно сами себе выкопают могилу – или разорвут друг друга на части в борьбе с падающей нормой прибыли (например, развязав войну за колониальные рынки, как это сделали Франция с Германией во время Марокканского кризиса 1905 и 1911 годов), или вынудят работников принимать всё уменьшающуюся долю национального дохода, что непременно приведёт к пролетарской революции и общей экспроприации. В любом случае, капитализм страдает неразрешимыми противоречиями.”

Позвольте мне указать на ещё один “логический выход” из проблемы падения нормы прибыли на капитал до нуля и капиталистов, “поглощающих весь национальный доход”. Настоящий “выход” заключается в осознании того факта, что предполагаемого роста отношения капитал/доход, движимого сбережениями капиталистов, нет и быть не может.

Пренебрегая мнением Пикетти, капиталисты вовсе не “продолжают и продолжают накапливать капитал год от года”, а когда они сберегают, то точно не для того, чтобы “увеличить свою власть и сохранить преимущества”, и не потому, что “их уровень жизни и так высок”. Сбережения осуществляются только тогда, когда они необходимы для поддержания баланса между текущим потреблением и заботой о будущем потреблении. Как только такой баланс достигнут, сбережения прекращаются.

Представте себе богатого капиталиста, получающего 4% прибыли от инвестированного состояния в 100 млн. долл.; допустим, он тратит все 4 млн. долл. годового дохода. Он не сдерживает своего потребления и не увеличивает своего капитала, т.к. он удовлетворён тем фактом, что только этого состояния достаточно на 25 лет подобных трат. Прибавление одного миллиона к его запасам на будущее за счёт соответствующего урезания текущего потребления не рассматривается им как улучшение собственного благосостояния. В результате он не сберегает больше того, что уже сбережено. Ему не даёт этого делать его временное предпочтение – предпочтение настоящих благ будущим благам.

При данном временном предпочтении необходимым условием для возобновления капиталистом сбережений является превышение его доходом тех 4 млн. долл., которые он позволяет себе потратить. К примеру, если к концу года выяснится, что норма прибыли составила 10%, т.е. доход, вместо 4 млн., составляет 10 млн. долл., то текущий уровень потребления в 4 млн. подразумевает возможность сберечь 6 млн. долл. На следующий год, капитал в 106 млн. и доход на него, допустим, в те же 10 млн., при временном предпочтении, ограничивающем сбережения двадцатипятикратной величиной текущего потребления, дадут величины: потребления – 4,24 млн. и сбережений – 5,76 млн. Эти показатели никак не увеличивают первоначального отношения капитал/доход. Более того, увеличение дохода послужило резкому падению этого отношения. Первоначальная величина была 25:1 (100 млн. капитала при 4 млн. дохода). Теперь она чуть больше 10:1 (106 млн. капитала при 10 млн. дохода). Даже если его доход отныне будет всегда составлять 10 млн. в год, потребуются многолетние и значительные сбережения, прежде чем восстановится первоначальное отношение 25:1. Капиталисту придётся сберегать до тех пор, пока его капитал не достигнет величины в 250 млн. Только тогда годовая норма потребления в 4% относительно накопленного капитала превысит величину годового дохода в 10 млн., и сбережения прекратятся.

Сбережения, понадобившиеся для увеличения капитала со 100 млн. до 250 млн. никак не послужили увеличению первоначального отношения капитала к доходу. Они пошли исключительно на восстановление предыдущего значения, нарушенного возросшей доходностью. Именно такая величина нужна для обеспечения 25 лет потребления в условиях возросших трат, обусловленных новыми, более высокими доходами.

Пикетти всё перепутал. Сбережения капиталистов не приводят к росту отношения капитал/доход, и никакой “структурный рост”, оторванный от накопления капитала, неизвестно, произойдущий или нет, не нужен для предотвращения бесконечного роста этого отношения. Наоборот – сбережения являются результатом выросших доходов; они необходимы для восстановления такого отношения капитал/доход, при котором потребление всего годового дохода будет увязано с нормой предпочтения текущего потребления будущему потреблению.

Разумеется, любое увеличение нормы предпочтения капитала текущему потреблению, т.е. рост величины за пределы значения 25:1, приведёт к увеличению производительности и послужит более быстрому экономическому развитию, чего бы по этому поводу не думал Пикетти. Но, как я уже объяснил, всегда существует точка, за которой временное предпочтение не даст капиталистам увеличивать это соотношение, и нет никаких причин предполагать, а тем более – бояться, что у всех капиталистов разом временнное предпочтение продемонстрирует бесконечное падение.

Капитализм последовательно повышает реальные заработные платы и их долю в национальном доходе, снижая при этом долю прибыли

Главный тезис Пикетти – капитализм приводит к росту прибылей за счёт заработной платы, что происходит это из-за всё увеличивающейся доли национального дохода, приходящейся на капитал, при соответствующем снижении доли, остающейся работникам. Более того, как уже было сказано, это снижение происходит якобы не только в денежном, но и в реальном выражении. Согласно Пикетти, причина состоит в том, что накопление капитала не делает ничего для увеличения производства, и более низкая зарплата означает и меньшее количество товаров и услуг, доступных работнику.

Как я уже объяснил, на самом деле чем выше отношение капитал/доход, тем боле способна экономическая система усваивать технологические новшества и, соответственно, наращивать производство. Прирост производства, разумеется, касается не только потребительских, но и капитальных благ. Увеличившийся выпуск капитальных благ делает возможным дальнейшее развитие технологий и дальнейшее увеличение предложения капитальных и потребительских благ; этот процесс может продолжаться неопределённо долго.

Результат – постепенный рост производительности труда, который постоянно увеличивает количество произведённых благ по отношению к количесту производящих их работников. Следствием этого является постепенное падение цен по отношению к зарплатам, падение, имеющее место даже в условиях увеличения количества денег и объёма трат, достаточных для роста цен; в последнем случае, рост зарплат в денежном выражении обгоняет рост цен, так что цены относительно зарплат всё равно снижаются. Другими словами, результат – продолжающийся рост реальной заработной платы и среднего уровня жизни.

Более того, необходимо заметить, что, в полном противоречии с утверждениями Пикетти капитализм, по самой своей природе, действует в направлении увеличения доли национального дохода, приходящегося на заработную плату, уменьшая долю прибыли. Рост отношения капитал/доход приводит именно к этому.

Эти рассуждения могут быть пояснены одним простым примером.

Предположим, что валовая прибыль в экономике первоначально равна 200 монетам. (Монета может представлять из себя такое количество долларов, которое необходимо, чтобы 200 монет равнялись текущей совокупной прибыли в настоящей экономике)

Предположим также, что накопленный капитал в экономике первоначально равен 2000 монетам. Таким образом, первоначальная средняя норма прибыли равна 10%. И, наконец, предположим, что капиталисты, до сих пор проедавшие свои 200 монет прибыли, решили сберечь половину, инвестировав 100 монет в дополнительные капитальные блага и найм труда.

Какая бы часть из этих 100 монет не пошла на оплату труда, она увеличит валовую заработную плату в экономической системе. В то же время, дополнительные траты в 100 монет рано или поздно должны увеличить на ту же сумму валовые издержки производства, что соответственно снизит выручку, уменьшая тем самым и валовую прибыль.

Рост валовых издержек производства может произойти немедленно или через много лет, в зависимости от того, на что были потрачены 100 монет. Одной крайностью является их трата на то, что не капитализируется, как, например, торговые или административно-хозяйственные расходы; в этом случае эти траты немедленно проявятся как дополнительные издержки. Другой крайностью является их трата на строительство здания с соракалетним сроком полного износа; тогда потребуется сорок лет, чтобы эта сумма полностью проявила себя в виде возросших издержек производства. Но так или иначе, раньше или позже, она обнаружится в дополнительных издержках, соответственно уменьшая величину прибыли в экономической системе.

Так называемое “открытие” Пикетти можно закрывать обратно. Сбережения и инвестиции капиталистов, поднимающие велчину отношения накопленного капитала к доходу увеличивают долю заработной платы в национальном доходе и уменьшают долю прибыли.

Более высокие совокупные издержки как источник более низкой (и продолжающей падение) удельной себестоимости

Нужно отметить, если это ещё не очевидно, что более высокие совокупные издержки, происходящие из желания капиталистов расширить траты на капитальные блага и труд за счёт урезания собственного потребления, являются основанием для более низкой стоимости производства единицы продукции (удельной себестоимости). Это так, потому что подобное расширение является основой расширения производства вообще, и капитальных благ в частности. Растущее количество благ, делённое на затраты, которые тоже возрастают, но затем стабилизируются на более высоком уровне, даёт постоянно снижающуюся удельную себестоимость.

Пикетти не способен осознать, что более высокое отношение капитал/доход означает не увеличение, а дальнейшее падение нормы прибыли

Далее, когда капиталисты снижают потребление и увеличивают сбережения и инвестиции, норма прибыли падает не только за счёт падения общего количества прибыли в экономической системе, но также и за счёт имеющегося роста величины накопленного капитала. Последняя причина выглядит особенно иронично в свете мнения Пикетти, что рост величины накопленного капитала компенсирует эффект от падения нормы прибыли. Он и представить себе не может, что такой рост сам по себе способен толкнуть норму прибыли вниз. (Вспомним его пример падения нормы прибыли с 5% до 1%, при котором, однако, прироста величины накопленного капитала оказывается достаточно для роста доли прибыли в национальном доходе).

В действительности, средняя норма прибыли в экономической системе никогда не существует в отрыве от величины накопленного капитала, как о том думает Пикетти. Напротив, значение средней нормы прибыли отражает количество накопленного капитала, поскольку он стоит в знаменателе вычисляющей её дроби, в то время как числителем выступает совокупная прибыль. На какую бы величину не подняли накопленный капитал дополнительные инвестиции капиталистов, всё равно – совместно со снижением совокупной прибыли она послужит дальнейшему снижению средней нормы прибыли.

Так, в примере с ростом на 100 монет трат на капитальные блага и труд предположим, что к моменту, когда издержки выросли на эту величину, величина накопленного капитала поднялась с 2000 до 4000 монет. В таком случае норма прибыли упадёт не просто до 5%, отражая падение совокупной прибыли вдвое, а до 2,5%, потому что знаменатель дроби (накопленный капитал) также удвоился. И чем больше прирост величины накопленного капитала, сопровождающий падение совокупной прибыли, тем меньше норма прибыли. Если накопленный капитал увеличится до 5000, средняя норма прибыли упадёт до 2%, Если он увеличится до 10000 – до 1%.

Поэтому, как это ни смешно, рост отношения капитал/доход, которому Пикетти приписывает способность более чем компенсировать сопутствующее падение нормы прибыли и поддерживать рост совокупной прибыли, работает в обратном направлении. Он усиливает эффект падения величины совокупной прибыли, которое сопровождает рост отношения капитал/доход. Чем больше величина дополнительного накопленного капитала, тем больше падение нормы прибыли.

Знай Пикетти об этом, он, возможно, написал бы другую книгу, где главной темой стала бы старая марксистская страшилка о предполагаемом вечном падении нормы прибыли как результате накопления капитала. Но тогда ему пришлось бы отказаться от тезиса, который объясняет таким накоплением рост доли прибылей в национальном доходе.

Тенденция к вечному падению нормы прибыли не существует

Подняв из могилы призрак падающей нормы прибыли, сопровождающей накопление капитала, я должен немедленно загнать его обратно. Временное предпочтение всегда остановит любой подобный процесс. Хотя выше в нашем примере и имеет место снижение временного предпочтения, что отражается в падении потребления с 200 до 100 монет, само временное предпочтение никуда не делось. И, соответственно новому, более низкому временному предпочтению, накопление добавочного капитала даст рост и добавочному потреблению со стороны капиталистов. Так, если временное предпочтение требует наличия капитала, достаточного для 20 лет потребления величиной в 100 монет за год (20 лет – это число, подразумеваемое размерами накопленного капитала в 2000 монет), то прирост капитала не может продолжаться до удвоения его величины при неизменном потреблении со стороны капиталистов. Задолго до того, как эта точка будет достигнута, их затраты на потребление также возрастут, подталкиваемые величиной дополнительно накопленного капитала. Соотношение, изменённое дополнительными затратами на капитальные блага и оплату труда вернётся к прежней величине, как только держатели капитала увеличат потребление. Накопление дополнительного капитала остановится под действием двойного процесса роста производственных издержек до уровня, соответствующего новым дополнительным тратам на капитальные блага и труд, при одновременном снижении этих трат. Новое равновесие будет достигнуто при, например, 3000 монетах совокупного капитала и потреблением со стороны его владельцев в 150 монет.

По сравнению с начальной точкой, эти величины всё равно дадут падение совокупной прибыли и средней нормы прибыли, при возросшем отношении капитал/доход и росте доли зарплат в национальном доходе.

Подлинный результат деятельности капиталистов

Таким образом, никакой возможности для роста доли прибыли и падения доли зарплат, сопровождающих снижение временного предпочтения капиталистов и роста отношения капитал/доход, попросту нет. Также нет возможности и для накопления капитала в пользу капиталистов за счёт работников. Верным является прямо противоположенное утверждение. Подлинным результатом деятельности капиталистов является увеличение доли зарплат в национальном доходе и постоянный рост производительности труда. Дальнейшим результатом этого будет падение цен относительно уровня зарплат и, соответственно рост уровня реальной заработной платы.

И, опять-таки, нет никакой опасности снижения нормы прибыли до нуля под действием накопления капитала, как то утверждает столь уважаемый Пикетти Маркс. В полном противоречии с Пикетти, капиталисты не “роют себе могилу”. Нет никакой постоянно падающей нормы прибыли, которая вынуждала бы их “разорвать друг друга на части”. И они не “вынуждают работников принимать всё уменьшающуюся долю национального дохода”, так что никакой “пролетарской революции и общей экспроприации” тоже не будет. Не страдает капитализм никакими “неразрешимыми противоречиями”. Зато ими страдает Пикетти, до полной потери связи с реальностью.

Распутывая путаницу: рост количества денег как причина поддержания процесса накопления и инвестирования

Предыдущее обсуждение подразумевало наличие ограничений, накладываемых временным предпочтением на процесс сбережений и величину отношения капитал/доход. Теперь необходимо увязать обнаруженные закономерности с тем наблюдаемым фактом, что почти каждый год осуществляются новые сбережения и инвестиции, в результате чего стоимость накопленного капитала продолжает расти.

Связь проста. Продолжающийся процесс сбереженй и инвестиций, и соответствующий рост стоимости накопленного капитала, являются следствиями продолжающегося роста количества денег и объёма трат в экономической системе. Увеличение трат поднимает прибыли и зарплаты. Прибыли возрастают выше того уровня потребления, который требуют существующие временное предпочтение и величина накопленного капитала. Для того чтобы поддержать баланс между накоплением капитала и потреблением, весь или почти весь прирост сберегается и инвестируется, как в примере с капиталистом, чья норма прибыли на капитал в 100 млн. долл. возрастает с 4% до 10%. Точно так же рост зарплат увеличивает доход работников относительно их, существовавших до этого, сбережений на будущее. Если они пожелают сохранить прежнее отношение между новыми, возросшими доходами и существовавшими сбережениями, им придётся увеличить последние, для чего потребуется задействовать часть этих доходов.

Таким образом, сбережения и инвестиции продолжаются не из-за постоянно падающего временного предпочтения, а из-за увеличения количества денег и объёма трат. Временное предпочтение может вообще не меняться неопределённо долго, но при этом сбережения и инвестиции будут осуществлятся просто потому, что прирост количества денег и объёма трат поднимает доход в денежном выражении. (Это, разумеется, не означает, что наводнение экономики вновь созданными деньгами приведёт к значительному росту нормы сбережений. Поскольку подобная политика может снижать покупательную способность денег, результатом может быть и снижение сбережений в денежном выражении, т.к. у людей исчезнет желание держать их или заключать в них контракты).

Пикетти утверждает прямо обратное, подразумевая положительную норму сбережений, которая одновременно постоянна и независима от роста количества денег и объёма трат. Остановись этот рост – и сбережения и инвестиции (в денежном выражении) также остановятся, как они это сделали в примере, когда капиталисты урезали потребление на 100 монет и увеличили на эту сумму величину затрат на капитальные блага.

[Джордж Рейсман]

Крах “Второго Фундаментального Закона Капитализма им. Пикетти”

Норма сбережений не является независимой и постоянной на длительных интервалах времени величиной, стремящейся обеспечить некий беспричинный рост. Напротив, это прирост количества денег (и связаный с ним рост денежных доходов) является независимой величиной, которая делает необходимыми дополнительные сбережения из этого дохода для поддержки любой данной величины отношения капитал/доход. Ставя на голову пример, используемый Пикетти, можно показать, что необходим рост денежных доходов на 2%, который даст норму сбережений в 12%, которая позволит сохранить на прежнем уровне величину (равной 6) отношения капитал/доход. Отправной точкой вовсе не является двенадцатипроцентная норма сбережений, задающая бесконечный рост отношения капитал/доход, да ещё в условиях отсутствия всякого объяснимого прироста дохода.

Таким образом, предполагаемый “второй фундаментальный закон капитализма” –β = s/g (т.е. утверждение, что отношение капитал/доход имеет тенденцию стремиться к величине, равной отношению нормы сбережений s к норме экономического роста g) – разваливается. Во-первых, в отсутствии роста количества денег и объёма трат, долгосрочные значения как s, так и g с необходимостью равны нолю (в денежном выражении). Во-вторых, при наличии роста количества денег и объёма трат именно величина g, совместно с тем балансом между капиталом и потреблением, что соответствовал общепринятому временному предпочтению, определяют величину s.

Ещё раз: s не является независимой фиксированной величиной. Это результат взаимного влияния прироста количества денег и объёма трат, с одной стороны, и временного предпочтения, выраженного в соотношении капитал/потребление – с другой.

Связь между прибылью и чистыми инвестициями: денежно-инвестиционная составляющая прибыли

Чтобы окончательно уяснить вклад, который денежное предложение вносит в феномен существования чистых сбережений и чистых инвестиций, нужно понять, что рост количества денег и объёма трат систематически добавляет соответствующие суммы как к величине прибыли в экономической системе, так и к величине чистых инвестиций в ней. Как только подобный рост исчезнет, прирост этих величин, рано или поздно, также остановится.

Прибыль – это выручка минус издержки. Общая прибыль – это разница между совокупной выручкой всех предприятий в данной экономической системе и совокупной величиной издержек производства. Чистые инвестиции – это разница между производительными расходами и этими же самыми совокупными издержками.

Производительные расходы – это расходы предприятий на капитальные блага и труд. Эти расходы приводят к росту капитала данных предприятий тогда, когда они являются тратами на здания или оснастку, либо тратами на завершение производства товаров, уже находящихся в работе. Траты в форме амортизационных отчислений или торговые издержки вычитаются из капитала пердприятий. Разница между приростом капитала, вызванного совокупными производительными расходами и его уменьшением в связи с вычитанием совокупных производственных издержек и есть чистые инвестиции.

При постоянном росте количества денег и объёмов трат, производственные издержки неизбежно отстают от производительных расходов. Это и является причиной существования чистых инвестиций. Производственные издержки отражают более низкие уровни производительных расходов, сделанных в более ранний период времени.

Сегодняшние производительные расходы выше, чем прошлогодние, а в будущем году они будут ещё выше. Издержки же, отражая более низкий уровень производительных расходов предыдущих лет, не могут сравнятся с теперешними, поскольку последние продолжают расти.

Совокупная величина прибыли в экономической системе соответствует чистым инвестициям практически доллар в доллар. Это происходит не только потому, что они вычисляются вычитанием одной и той же величины – т.е. издержек производства. То, из чего вычитают – в одном случае, совокупная выручка, в другом – производительные расходы – не сильно отличаются друг от друга. Одной из составляющих производительных расходов являются траты на капитальные блага. Эти же траты являются соответствующей составляющей совокупной выручки. Что одна фирма тратит, покупая капитальные блага, другая получает, продавая их. То, что для Форда является расходами на стальной прокат, для продавца проката является выручкой.

Другой составляющей производительных расходов является, разумеется, заработная плата. Можно, не сильно греша против истины утверждать, что эта заработная плата обнаруживается как другая составляющая выручки, поскольку выручка получается от продажи потребительских благ. Таким образом, пока величина совокупных производительных расходов превосходит величину совокупных издержек производства, имеется, соответственно, и некоторая величина читсых инвестиций; и на эту же величину выручка, порождаемая этими производительными расходами превосходит совокупные издержки. Таким образом, количество прибыли в данной экономической системе отражает количество чистых инвестиций.

Составляющая прибыли в виде чистого потребления

Выручка, однако, превосходит производительные расходы. Поскольку, как было показано, затраты на капитальные блага являются составляющей как выручки, так и производительных расходов, то разница между выручкой и производительными расходами сводится к разнице между их оставшимися компонентами. То есть, она равна величине, на которую потребительские траты превосходят заработную плату, выплаченную бизнесом и потраченную получателями.

Источник этой разницы – траты бизнесменов и капиталистов на потребление, питаемые выплатой дивидендов, процентов, или за счёт вывода фондов из оборота предприятий как партнёрами, так и единоличными собственниками. Я называю эту разницу чистым потреблением.

“Национальный доход” и “чистый национальный продукт” – это одно и то же

Как можно узнать из любого учебника макроэкономики, величина “национальный доход”, являясь суммой величин прибылей и зарплат, является также суммой величин потребления и чистых инвестиций, т.е. “чистым национальным продуктом”. (ЧНП отличается от валового национального продукта только вычтенными затратами на амортизацию).

Эти величины идентичны по той простой причине, что являют собой один и тот же набор компонентов (выручка/траты), только складываемых в разной последовательности. Чтобы получить национальный доход, складывают величины, являющиеся разными видами выручки. Чтобы получить чистый национальный продукт, складывают величины, являющиеся разными видами трат. Так, в национальный доход входит выручка от продаж как потребительских, так и капитальных благ. Заработная плата включает в себя соответсвующие выплаты как потребителей (в первую очередь – правительства), так и предприятий. В чистом национальном доходе прибавляют выручку от продаж потребителям к заработной плате, выплаченной потребителями, чтобы получить величину потребления, в то время как заработную плату, выплаченную бизнесом складывают с затратами на капитальные блага, и получают производительные траты. При вычислении национального дохода издержки вычитаются из выручки. При вычислении ЧНП – из производительных затрат.

Сведение к потреблению

При продолжительном отсутствии роста количества денег и объёма трат, а вместе с ними – чистых инвестиций, величина прибыли в экономике стремится сравняться с величиной одного только чистого потребления. В то же время, при отсутствии чистых инвестиций величина национального дохода приходит к равенству с величиной одного только потребления. Когда национальный доход в точности равен потреблению, для сбережений не остаётся места.

Таким образом, можно считать основное положение этой главы доказанным. Существование чистых инвестиций и чистых сбережений обусловлено ростом количества денег и объёма трат. Бесконечный рост сбережений и инвестиций и соответствующий ему бесконечный рост отношения капитал/доход, так беспокоящий Пикетти, просто не существует. Рост будет остановлен временным предпочтением. Существующий же в реальности процесс сбережений и инвестирования поддерживается ростом количества денег и объёма трат. Этот процесс влияет только на долговременное значение отношения капитал/доход, постоянно приводя его в соответствие с временным предпочтением, которое существует вне зависимости от роста количества денег. Этот процесс не приводит к постоянному росту данного отношения. Более того, как было показано, сбережения, движимые ростом количества денег, существуют в ситуации, в которой рост прибылей и зарплат приводит к снижению отношения капитал/доход.

Денежная составляющая в норме прибыли не означает инфляцию

Нужно отметить, что денежо-инвестиционная составляющая прибыли и норма прибыли не являются в обязательном порядке индикаторами инфляции. При капитализме и золотом стандарте прирост количества денег и объёмов трат был бы весьма скромным, а рост производства и предложения благ легко бы сравнялся, а на самом деле и превзошёл бы его, как это и было в XIX в. В такой ситуации рост количества денег не только не приводил бы к росту цен, но и, как показывает тот же XIX в, сопровождался бы их падением. Но, поскольку подобный рост всё-таки существует, он должен обнаружиться в норме прибыли. И это по-прежнему была бы денежо-инвестиционная составляющая.

Из этого с очевидностью следует, что, в то время как в показателе “норма прибыли” имеется важная составляющая, зависящая только от темпов роста количества денег и объёмов трат, показатель “реальная норма прибыли”, т.е. норма прибыли с учётом покупательной способности, имеет в себе компонент, зависящий от темпов роста производства и предложения благ. В случае, если темпы роста производства и предложения благ опережают темпы роста количества денег и объёмов трат, цены остаются стабильными или падают, так что рост прибыли, выраженный в деньгах, является и реальным ростом прибыли. При капитализме и золотом стандарте денежная составляющая нормы прибыли почти наверняка представляет собой реальную прибыль, а то и занижает её – до той степени, до которой падали цены.

До тех пор, пока реальная норма прибыли обусловлена ростом производства, она очевидно означает улучшение жизни всех, а не только капиталиста. Большая часть денежной прибыли капиталиста в этом случае представляет собой некий маркер, показатель, отмечающий прирост богатства, направленного на удовлетворение потребителей в настоящем и создающем задел на будущее. Более того, как уже было показано, чем более капиталист урезает своё потребление в пользу инвестирования, тем большая доля увеличевшегося предложения потребительских благ отходит наёмным работникам.

Почему в реальном мире сбережения не сопровождаются падением нормы прибыли

Тот факт, что рост количества денег и объёма трат в экономике ответственен как за существование чистых сбережений, так и за соответствующий положительный компонент в норме прибыли объясняет, почему сбережения, осуществляемые в реальном мире не приводят к падению нормы прибыли. По сути, сбережения увеличат ценность накопленного капитала, а питаемые ими инвестиции увеличат совокупные издержки производства не раньше, чем продолжающийся рост количества денег и объёма трат увеличат производительные расходы, доходы от продаж и прибыль. Так, я всегда утверждал что “чистые сбережения как постоянный, продолжающийся экономический феномен сопровождаются нормой прибыли, которая не только не снижена фактом существования этих сбережений, а, скорее, поднята, причём по тем же причинам, что обуславливают это существование. При продолжающихся сбережениях норма прибыли выше, чем она была бы при их отсутствии. В действительности, именно более высокая норма прибыли является источником большей части чистых сбережений”.

Вот и всё, что можно сказать по поводу страхов Пикетти и Маркса о падении нормы прибыли как процесса, посредством которого “капиталисты копают себе могилу”.

Налогообложение, снижающее уровень сбережений и инвестиций, увеличивает прибыли и снижает заработную плату

Важно понимать, что любые государственные мероприятия, направленные на снижение объёма сбережений и инвестиций, искусственно увеличивают (относительно зарплат) прибыли и проценты по кредитам. Уже было установлено, что сбережённые и инвестированные средства рано или поздно объявятся в графе “производственные издержки” отчётности предприятий, и будут вычтены из выручки от продаж, снижая, таким образом, прибыль.

Следовательно, если налоги или бюджетный дефицит служат уменьшению объёма сбережений и инвестиций в экономике, то они одновременно послужат и снижению совокупных издержек производства, которые необходимо вычесть из совокупной выручки, чтобы получить значение прибыли. Поскольку совокупная выручка остаётся той же самой, т.к. правительственные траты компенсируют как падение спроса на потребительские блага, вызванное падением зарплат работников, так и падение спроса на капитальные блага, то результатом будет соответствующий рост прибыли и средней нормы прибыли. А поскольку именно прибыль руководит ставкой процента, она также возрастёт.

Программа Пикетти приведёт к росту прибыли и нормы прибыли

Из вышесказанного следует, что программа конфискационного налогообложения доходов и капитала – это программа снижения заработных плат и затрат на капитальные блага, а через это – роста как количества, так и нормы прибыли. Вместе со снижением предложения капитальных благ понизится производительность труда, реальные зарплаты и общий уровень жизни.

Чтобы капиталисты смогли принести тот вред, о котором говорит Пикетти, им нужно делать прямо обратное тому, что, по его опасению, является их обычным поведением

Для увеличения доли прибылей и снижения доли заработной платы в национальном доходе капиталистам необходимо действовать прямо противоположенным образом – вместо сбережений и инвестиций им необходимо удариться в траты и потребление. Если временное предпочтение капиталистов возрасло, и они нарастили потребление за счёт сокращения трат на капитальные блага и труд, то издержки производства со временем упадут на эту же величину, а прибыли соответственно вырастут. Разумеется, из-за смещения спроса от капитальных благ в сторону потребительских благ производство последних возрастёт в ущерб первым. Дальнейшим результатом такого поведения будет понизившаяся способность производить как потребительские, так и капитальные блага – из-за снизившегося предложения капитальных благ.

Если сдвиг в производстве благ от капитальных к потребительским дойдёт до той точки, за которой вновь изготовленных капитальных благ будет недостаточно для замещения тех из них, что были истрачены, то производство всех видов благ будет снижаться от года к году. Экономическая система вступит на путь регресса.

Подлинную взаимосвязь между прибылями и сбережениями хорошо понимал Адам Смит, написавший следующее: “Но норма прибыли, в отличии от ренты и заработной платы, вовсе не растёт при процветании и не снижается при упадке. Напротив, она естественным образом низка в богатых странах и высока в бедных, и она всегда самая высокая там, где дела быстрее всего идут к катастрофе”.

Похоже, Пикетти возник для того, чтобы продемонстрировать истинность этого утверждения посредством направления Соединённых Штатов, да и вообще всех, кто достаточно безумен для принятия предлагаемой им политики, на путь скорейшего прибытия к этой катастрофе. Он настолько мало разбирается как в феномене прибыли, так и в определяющих его факторах, что считает сбережения тем большим злом, чем больше норма прибыли превышает темп экономического роста. На самом деле действительно прямо обратное – если уровень потребления так высок, а уровень сбережений так низок, то никакому росту просто неоткуда взяться. Вместо него приходит упадок.

В пику Пикетти: защита тысячекратного неравенства доходов

Критика Пикетти не была бы полна без обсуждения его враждебности к высоким заработкам директоров и вообще менеджмента различных фирм.

В 2012 г. средний доход в США был приблизительно равен 51 тыс. долл. В тот же год шестеро директоров крупнейших компаний заработали в среднем более 51 млн. долл. каждый - т.е. в тысячу раз больше. Пикетти же полагает страшно несправедливым положение дел, при котором директор зарабатывает в сто раз больше среднего дохода.

Я не буду тратить время, оправдывая стократную разницу. Я сразу перейду к оправданию тысячекратной, как в реальном случае самых высокооплачиваемых менеджеров США.

На ответственности этих людей – управление десятками тысяч людей персонала и десятками миллиардов долларов капитала. Они определяют, что будет производиться и как это будет производиться. То есть, их решения приводят к последствиям огромной важности. Разумно предположить, что их вознаграждение должно быть соразмерно масштабу принимаемых ими решений. 50 млн. долл. вознаграждения – это всего 1% от капитала в 5 млрд. долл., или 1% от выручки того же размера, а на самом деле суммы, управляемые этими людьми, гораздо больше. Финансовые консультанты обычно получают более высокий процент дохода от управляемого капитала. Риэлторы обычно берут ~6% с проданного дома. Со своим одним процентом, а на самом деле, с ещё меньшей величиной вознаграждения относительно задействованного капитала, эти люди выглядят просто-таки недооплаченными.

Более того, очень важно, чтобы управленческие решения, принимаемые директорами, были подкреплены фактом владения ими доли в управляемой собственности. Для правильной работы они должны быть мотивированы не только стремлением максимизировать прибыль, но и желанием минимизировать убытки. А это желание может возникнуть только у человека, владеющего хотя бы долей в управляемом им предприятии. Поэтому высокий заработок является средством приобретения такой доли – обычно большая часть заработка выплачивается директору в виде акций компании или опциона на покупку акций компании.

Есть некоторая ирония в том, как капитализм посредством высоких зарплат менеджмента достигает результата, одобрения которого можно было бы ожидать от всяких самозванных защитников прав работников и поборников “социальной справедливости”. А именно – передачу значительной части собственности на средства производства от более-менее пассивного капиталиста людям, выполняющим основную работу по управлению предприятием. Разумеется, и сами “пассивные капиталисты” могут ожидать, что следствием подобного стимулирования менеджмента станет улучшение дел по сравнению с ситуацией, когда такое стимулирование отсутствует.

Приобретение (за счёт высоких заработков) руководством компании значительных долей в предприятии служит для решения ещё одной проблемы, о которой левые давно переживают. Имеется в виду предполагаемое разделение собственности и управления, проблема описанная ещё в 1932 г. Бёрлем и Минсом. До той степени, до которой эта проблема реальна (а конфискационное налогообложение доходов и наследования делает всё, чтобы она стала реальной), она решается высокими заработками менеджмента. Выкуп ими доли в предприятии означает, что право собственности переходит тем, кто реально управляет этой собственностью.

Разваливается ещё одна претензия критиков капитализма – по их мнению, якобы невозможно организовать новый бизнес в случае, если это требует значительного капитала, например, автомобильную компанию. Высокие заработки высшего руководства, сбережённые и инвестированные, могут предоставить необходимый капитал. Группа, состоящая из десятка топ-менеджеров какой-нибудь уже существующей автомобильной компании вполне может за несколько лет накопить капитал в несколько сот миллионов долларов и действительно организовать новую компанию. Такое накопление произошло бы ещё быстрее, если бы не налог на доходы.

И, наконец, масштаб деятельности менеджмента сохраняется и при управлении персоналом – например, при обнаружении необходимости уволить часть работников. Такая необходимость может возникнуть в связи с развитием технологий и увеличением капиталовооружённости, позволяющими добиваться того же результата при меньших затратах труда. Сбережение этого труда является огромным вкладом не просто в благополучие фирмы и её собственников, но и в улучшение положения в экономической системе в целом, а через это – и в благополучие каждого обыкновенного участника этой системы. Рабочая сила, более не занятая в данной фирме, становится доступна для расширения производства в других (более трудоёмких) отраслях экономической системы. Освобождение фондов заработной платы, более не выплачиваемой в данной фирме, позволяет перенаправить средства для выплаты заработной платы в эти отрасли.

Разумеется, уволенный персонал временно будет безработным. Но эта временная безработица не является чем-то ужасным. Когда уволенные работники вновь трудоустроятся и восстановят свои доходы, их положение, на самом деле, улучшится, т.к. они выиграют в качестве покупателей из-за общего снижения цен, вызванного теми самыми нововведениями, которые лишили их предыдущей работы. И, разумеется, каждый выиграет от любого сберегающего труд усовершенствования, которое имело, имеет или будет иметь место в любой части экономической системы. Так что менеджмент определённо заслуживает хорошего вознаграждения за столь значительный вклад в рост производительности. Нужно понимать, что работодатели и работники не являются одной семьёй, призванной “совместно делить радость и горе”. Они представляют различные группы с совершенно определёнными интересами, общим из которых, однако, является тот, что каждый член любой из групп мог бы мирно стремиться к наиболее полной реализации его личного интереса. Последовательная реализация этого принципа и ведёт к росту всеобщего благосостояния.[При переводе этого абзаца был изменён порядок предложений по сравнению с оригиналом, для лучшей связности русского текста]

В пику Пикетти: неравенство доходов как общественная польза

Как только речь заходит об экономическом неравенстве, Пикетти переселяется в мир романа XIX века. Чтобы подчеркнуть роль наследственного богатства, он ссылается на произведения Джейн Остин и Оноре де Бальзака, в которых эта роль весьма значительна. Он думает, что мир этих романов – это и есть мир капитализма, вопреки тому факту, что в самой капиталистической из всех стран – США – крупные состояния в каждом из поколений не наследовались от предыдущего, а создавались с нуля. Состояния Астора, Вандербильта, Рокфеллера, Форда, а в наши дни – Гейтса или Баффета, не являются наследственными. Они созданы этими людьми. А относительные размеры состояний их наследников последовательно снижаются, так как на сцене появляются новые поколения предпринимателей-новаторов, создающих ещё более крупные состояния.

Пикетти вместе со всеми остальными участниками движения за уравниловку не понимает ничего ни в том, как при капитализме создаются крупные состояния, ни в их экономической значимости. А создаются они путём получения очень высокой нормы прибыли в течении многих лет при постоянном переинвестировании большей части этой прибыли. Именно это обеспечивает высокие многолетние темпы прогресса и экономического роста, которые только и дают возможность, начав с незначительных вложений, позже скопить огромные состояния.

Чтобы обеспечить высокую норму прибыли, нужно постоянно внедрять новые, более эффективные способы производства уже существующих товаров и выводить на рынок новые товары, лучшего качества. Поскольку высокая норма прибыли привлекает и других производителей, конкуренция которых стремится сравнять её со средней, то для сохранения этой высокой нормы предпринимателю-новатору почти всегда приходится вводить всё новые и новые усовершенствования. Как правило, инвестировать в новшества приходится в течении всего периода накопления собственного состояния.

И поскольку это накопленное состояние существует в инвестированном виде, то получается, что служит оно общественной пользе, а именно – усовершенствованию производства. Так, Рокфеллер получил своё состояние, постоянно снижая стоимость единицы произведённого продукта нефтепереработки и расширяя линейку этих продуктов. Растущее состояние использовалось для строительства нефтеперегонных заводов, трубопроводов и других средств производства, которые совместно работали на дальнейшее повышение качества и снижение цены нефтепродуктов. Так что высокая норма прибыли и то, чему эта прибыль служила – инвестициям в производство – показывают, как личное состояние Рокфеллера работало на удовлетворение потребностей самой широкой публики.

То же самое можно сказать и о Генри Форде, который, начав с капитала в 25 тысяч в 1903 году, по своей смерти в 1946 году оставил состояние в один миллиард долларов. Это состояние было принесено такими новшествами, как конвеерная сборка, массовое производство стандартных взаимозаменяемых деталей и таким снижением себестоимости, что в 1920 году за триста долларов можно было купить автомобиль значительно лучшего качества, чем за 10 тысяч в начале века. Большая часть прибыли, принесённая этими нововведениями, была инвестирована в развитие компании и обернулась заводами, сборочными линиями, оборудованием, запасами и прочим, необходимым для производства миллионов новых автомобилей.

Несмотря на то, что всё это должно быть самоочевидным, сторонники уравниловки пребывают в полном неведении. Разделяя идею Пикетти об экономике, которая может не просто существовать, но и развиваться вообще без какого-либо участия капитала, они полагают, что результаты капитализма свалились с неба. Их заблуждение состоит в том, что они рассматривают капитал как потребительские блага – т.е. такие, которые приносят пользу только своим владельцам; те же, кто не вошёл в число этих счастливчиков, смогут улучшить своё положение только став, в свою очередь, владельцами.

Сторонники уравниловки не понимают одной простой вещи – при капитализме не обязательно быть владельцем капитала, чтобы получать от него пользу. Единственное, что необходимо, это свобода в выборе – покупать или нет. Любой покупатель бензина или моторного масла выигрывает от существования нефтеперегонных заводов и трубопроводов. Любой покупатель или арендатор автомобиля выигрывает от существования автозаводов и металлургических комбинатов. При капитализме и производстве, ориентированном на рынок, каждый получает выгоду от капитала, принадлежащего кому-то ещё.

С этой выгодой тесно связан ещё один факт: частный капитал создаёт спрос на труд людей. Он является как источником предложения благ, которые покупает обычный человек, так и источником спроса на труд, который тот продаёт. Разумеется, именно этот спрос на труд людей, не владеющих капиталом, и даёт возможность последним совершать покупки.

Таким образом, даже если обычный человек и не владеет никакими средствами производства, он будет всё равно выигрывать от самого факта их существования. Он будет выигрывать и как покупатель товаров и как продавец труда. Разумеется, быть богатым капиталистом приятней, чем обычным рабочим. Но разница между рабочим и капиталистом куда меньше, чем предполагается и отмеряется она не размерами капитала или прибыли, потому что капитал, как правило, не тратится на потребление, а тем чувством удовлетворённости, которое даётся знанием, что капитал – здесь и доступен для нужд, если таковые возникнут. Эта разница имеет психологическую природу.

Прибыль также не является показателем. Как и капитал, прибыль, вложенная в производство, служит не капиталисту, а покупателю товаров и получателю заработной платы. Реальным преимуществом, даваемым статусом капиталиста, является возможность потреблять больше, чем обычные люди. Но даже эта возможность сильно переоценена в том, какие прямые личные выгоды она приносит. Большая часть потребительских трат богатого человека вполне может работать на благо более-менее широких групп населения, а зачастую – и всего общества. Это происходит в тех случаях, когда чьё-то личное богатство достигает уровня, когда человек становится способным финансировать важные для себя виды деятельности: его потребление принимает вид содержания оперных трупп, оркестров, библиотек, университетов, больниц, научных исследований. Ровно так же, как ценность алмаза обычно выше, чем ценность галлона воды для человека, чьи потребности в воде полностью удовлетворены, так и ценность подобной деятельности выше для человека, который уже имеет в изобилии все обычные жизненные блага.

Так что, по здравому размышлению, разница между богатым и бедным человеком в их реальном, непосредственном потреблении, в капиталистической стране вроде США не такая уж и огромная. Они оба одеты, накормлены, у них у обоих есть кров, удобства, электричество, телефон, телевизор, автомобиль, холодильник и т.п. У богатого человека всего этого больше, и оно выше качеством, но и у бедного жизненных благ достаточно, чтобы его можно было счесть богачом по сравнению с большей частью жителей других стран, или даже по сравнению с самыми богатыми людьми прошлых поколений. Благодаря капитализму, “бедняк” в современных Соединённых Штатах богаче королевы Виктории на излёте XIX века, в смысле доступных ему жизненных благ. Он разве что не может позволить себе иметь слуг.

Обычный человек не умеет совершать великие изобретения, переворачивающие производство в существующих отраслях и закладывающие новые. Но если он живёт в обществе, где защищены права собственности, результаты подобных изменений всё равно будут служить ему. Всё, что для этого нужно – это достаточно разумности, чтобы понять, что всеобщее экономическое благополучие зависит от свободы, которая позволяет более способным людям мирно реализовывать их навыки. Он должен уяснить, что у него нет никаких прав на собственность тех, кто снабжает его товарами и нанимает на работу, что отъём у них имущества во имя “перераспределения доходов” или “социальной справедливости” – это что угодно, только не справедливость, и что добра из этого выйдет не более, чем от разграбления толпой какого-нибудь магазина.

Любой участник подобного грабежа уверен, что он-то поступает по справедливости – ведь в магазине так много товаров, а лично у него – так мало. Но результатом будет исчезновение магазина вообще, и назавтра каждый окажется в худшем положении. И не имеет никакого значения, будет ли толпа грабить сама, или, во имя “перераспределения”, поручит государству обложить налогами магазин или его владельцев, а затем раздать вырученные из налогов деньги потенциальным грабителям с тем, чтобы те смогли вместо ограбления совершить покупку. В этом случае магазин начинал с деньгами и товарами, а закончил с теми же деньгами, но без товаров – итог, полностью идентичный разграблению.

Данные, используемые Пикетти, фундаментально неверны

Неверность данных можно описать в четырёх основных пунктах. Во-первых, как и любой другой оплакиватель роста экономического неравенства, Пикетти не различает той роли, которую в этом росте играет осуществляемая государством накачка дешёвым кредитом фондового рынка и рынка недвижимости. Поскольку этими активами владеют скорее богатые, чем бедные, соответственно растёт и разница в их экономическом положении.

Во-вторых, он никогда не даёт себе труда выяснить, как выглядит это неравенство после того, как кредитный пузырь на этих рынках лопается, и многие состояния, сделаные благодаря дешёвому кредиту, испаряются, а предприятия по всей экономической системе демонстрируют резкое падение прибылей, а то и убытки, или просто банкротятся.

В-третьих, и этот пункт ещё серьёзней, его оценки количества капитала в экономике всегда завышены примерно вдвое, потому что он включает в капитал недвижимость, заселённую собственниками. По словам Пикетти, “на неё приходится около половины национального богатства”. “Жилая недвижимость”, продолжает он, “может рассматриваться как капитал, приносящий доход в виде “пользы от крыши над головой”, величину которой можно принять равной ставке арендной платы”. Но дом, занятый собственником, является потребительским благом, так же как, например, чей-то автомобиль, мебель, утварь и т.п. Основным различием между капитальным и потребительским благом является то, что капитальное благо приносит средства, необходимые для поддержки его существования и, со временем, замены; также оно может приносить и прибыль, которая тратится на приобретение потребительских благ.

Потребительское же благо, напротив, обычно не порождает никаких средств на собственное поддержание и замену. Они должны браться из какого-то другог источника, обычно – заработной платы, прибылей от ведения бизнеса, дивидендов, процентов и т.п. Так что потребительские блага являются источником трат. Это и делает их потребительскими благами.

Уже упоминалось, что ошибка, из-за которой жилую недвижимость записывают в капитальные блага, возникает из-за государственной политики постоянного расширения денежного предложения. Это приводит к росту цен на недвижимость, и заставляет людей предположить, что покупка дома – это прибыльная инвестиция.

В действительности, хотя ценовая инфляция и делает возможным продажу дома по более высокой цене, но этот денежный выигрыш, рассмотренный в долговременной перспективе, оказывается недостаточным, чтобы компенсировать общее повышение цен. Представте, что за тридцать лет все цены, включая цены на новые дома, выросли втрое. При прочих равных, рост цены на старый дом должен быть значительно ниже, чем на новый, т.к. за тридцать лет старый дом поизносился. Если, к примеру, цена старого дома увеличилась лишь вдвое, это даст потерю в одну треть по покупательной способности.

Конечно, домовладелец мог бы получить реальную прибыль, обратившись к ипотеке. Если, скажем, в 1984 году он взял кредит общей суммой 80 тыс. долл. для покупки дома ценой в 100 тыс. долл., то при продаже в 2014 году, принимая во внимание рост цен, он может получить на руки и вдвое больше своего первоначального взноса. Так, если цена продажи была втрое выше цены покупки, то выигрыш будет равен 40 тыс. долл. по покупательной способности на момент покупки.

Но в этом гипотетическом случае выигрыш заёмщика будет оплачен гораздо большей суммой потерь кредитора. Кредитор, который при заключении сделки обладал покупательной способностью в 80 тыс. долл. теперь, после утроения цен, имеет только одну треть, т.е. 26 тыс. 667 долл. – потеря в 53 тыс. 333 доллара. Он потерял не только 20 тыс. долл., которые составили выигрыш заёмщика, но ещё и дополнительно 33 тыс. 333 доллара – потеря покупательной способности в цене самого дома. Очевидно, что в любом случае покупка дома привела к проеданию капитала, или, точнее сказать – к потреблению.

И, наконец, в-четвёртых, классификация собственного жилья как капитала приводит к искажению показателей выручки, якобы приходящейся на этот капитал. Это та самая выручка, которая, по словам Пикетти, равна ставке арендной платы. Нам предлагается вообразить, что домовладелец арендует дом у самого себя – по текущей рыночной ставке арендной платы. Эта воображаемая рента затем трактуется как своего рода выручка. Затраты домовладельца на ремонты, коммунальные платежи и т.п. предлагается считать издержками, которые нужно вычесть из этой несуществующей выручки. Результат якобы представляет собой “чистую ренту”, или прибыль. Вся подобная “прибыль” затем прибавляется к прибылям предприятий и фирм и работает на заявленное увеличение разрыва между прибылями и зарплатами.

Можно было бы ещё больше увеличить долю прибылей в национальном доходе, применяя эту же процедуру к любым другим долговременным потребительским благам, для которых есть рынок аренды – автомобилям, мебели, бытовой технике, даже одежде. Доля прибыли относительно зарплат ещё больше возрасла бы, а вместе с ней – и воображаемая проблема роста соотношения капитал/доход.

Можно также предположить, что показатели прибыли, используемые Пикетти, ещё больше искажены включением в них так называемой условной процентной ставки. Подобная практика является стандартной в современных методах вычисления национального дохода. Согласно этой фантазии, вкладчики банка получают не тот процент по вкладам, которые они действительно получают, а всю величину процента, начисленного банком по выданным кредитам – до учёта каких бы то ни было банковских издержек. Это, разумеется, ещё больше увеличивает количество прибыли в экономической системе.

Я не могу сказать, сколько ещё ошибок содержится в его данных. Да даже и не в данных дело. В экономике невозможен контролируемый эксперимент. Нет у экономистов набора планет или стран, для которых можно было бы создать одинаковые условия с разницей в единственном параметре и наблюдать последствия. Соответственно, любые экономические данные отражают влияние мириадов причин, следствия которых невозможно изолированно проследить.

К счастью, эксперименты не только невозможны, но и не нужны. Важные экономические закономерности можно обнаруживать, применяя последовательные логические рассуждения к элементарным базовым фактам, вроде того, что люди предпочитают изобилие – скудности, а низкие цены – высоким.

Прибыль как первичная форма трудового дохода

Ранее представленная в данной работе идея, что сокращение капиталистом потребления и использование сбережённых таким образом средств для найма работников и приобретения капитальных благ будет иметь результатом увеличение зарплат и падение прибыли во всей экономической системе, требует дальнейшего развития. Она подрывает самые основы того мировоззрения, носителем которого является Пикетти, а именно – веру в то, что прибыль является конфискацией части честно заработанной платы за труд. Из её развития следут прямо противоположенный вывод – что прибыль является первичной формой дохода работников.

Для демонстрации этого вывода можно использовать тот же пример, только в обратном порядке. Вместо предположения, что капиталисты сокращают потребление, а взамен расширяют на ту же сумму в 100 условных монет траты на найм и капитальные блага, предположим, что они поступают наоборот. Они уменьшают траты как на труд, так и на капитальные блага, а освободившиеся суммы тратят на потребление. В этом случае сумма зарплат в экономической системе снизится на 100 монет, а прибыль соответствено вырастет. Она вырастет потому, что рано или поздно совокупные издержки производства снизятся на 100 монет, отражая падение издержек на заработную плату и капитальные блага, в то время, как совокупная выручка в экономической системе останется прежней. Выручка остаётся прежней, т.к. рост трат на потребительские блага со стороны капиталистов компенсирует снижение трат как на капитальные блага со стороны капиталистов, так и на потребительские со стороны наёмных работников (из-за падения зарплат).

Теперь представим, что падение спроса на труд и капитальные блага при росте спроса на потребительские блага со стороны капиталистов достигло предела – траты на капитальные блага отсутствуют, в наличии только траты на потребительские блага. Капиталисты перестают быть капиталистами, однако они остаются продавцами продукции и выручка от продаж по прежнему существует. Разумеется, эта продукция будет весьма примитивна. Отсутсвие трат на найм и капитальные блага приведёт к практическому искоренению разделения труда, и производить блага придётся как без помощи наёмных работников, так и без какой-либо оснастки, приобретённой на стороне.

В этой гипотетической ситуации, когда выручка существует, а траты на деятельность, эту выручку приносящую – нет, издержки производства, выраженные в деньгах, будут раны нолю; таким образом, вся выручка будет прибылью. При отсутсвии трат на труд и капитальные блага цена инвестированного капитала падает до ноля. А норма прибыли, соответственно, бесконечна: прибыль (эквивалентная в данном случае выручке), разделённая на ноль (цена капитала).

Причудливость этой картины не помешала двум самым знаменитым экономистам – Смиту и Марксу – принять её за отправную точку для своих рассуждений. Смит называл такую ситуацию иногда “ранним и примитивным состоянием общества”, а иногда “начальным состоянием вещей”. Маркс описывал её как “простое обращение” – продажа товара Т за деньги Д, с последующей покупкой другого товара Т'. Его формула для простого обращения – Т – Д – Т'.

Разница между моими и их рассуждениями в том, что доход, образующийся при наличии выручки и отсутствии издержек, они почему-то относили к заработной плате, а не к прибыли. Они считали, что рабочий, производя то, что может быть произведено в подобных условиях, занят ручным трудом, а доход, приносимый трудом, автоматически и безусловно является заработной платой. Но на самом-то деле доход рабочего в такой ситуации это прибыль, а не заработная плата! По определению: выручка минус издержки (в данном случае нулевые). Так что первичной формой трудового дохода является прибыль, а не заработная плата.

Приняв свою ошибочную посылку, Смит и Маркс пришли к заключению, что прибыль возникает позже, с появлением на сцене капиталистов и капиталов, и является она вычетом из того, что первоначально и по справедливости было заработной платой. На самом деле, капиталисты не только не получают прибыли путём присвоения части заработной платы, но являются причиной самого существования заработной платы, также как и трат на капитальные блага; будучи вычтенными из выручки, эти издержки производства соответственно снизят и прибыли. Прибыль не является вычетом из чего бы то ни было. Это заработные платы и прочие издержки являются вычетом из выручки, которая первоначально – вся прибыль.

Забавно, что действительное положение дел вполне может быть выражено марксовой формулой “капиталистического обращения”. По этой формуле производство начинается с траты некоторого количества денег Д, затраченных на покупку труда и капитальных благ, необходимых для производства товара Т, который предполагается продать за большую сумму Д'. У Маркса эта формула выглядит как Д – Т – Д'.

Эта формула может быть использована для демонстрации того, что я называю “степенью капиталистичности экономики”, т.е. отношения Д к Д'. У “ранних стадий” Смита или в марксовой формуле “простого обращения” эта степень нулевая, т.е. Д = 0/Д'. Чем более “капиталистична” экономика, тем выше величина соотношения Д к Д'.

Пример, который я использую против Пикетти, по сути просто демонстрирует влияние более высокой степени капиталистичности на соотношение заработных плат и прибылей. Рост величины Д отражает частично рост трат на заработные платы, а частично рост трат на капитальные блага. Поскольку величина Д', представляющая совокупную выручку, остаётся прежней, рост Д означает соответствующий рост издержек и падение прибылей. Внутри величины Д' доля трат на потребительские блага падает, доля трат на капитальные блага растёт. Внутри доли трат на потребительские блага растёт доля покупок, совершаемых из заработных плат, и падает доля покупок, совершаемая из доходов капиталистов. Общий баланс выручки, таким образом, неизменен.

Более высокая степень капиталистичности работает в интересах получателей заработных плат двояким образом. Она приводит к большей доле заработных плат в национальном доходе, но что более важно, она является условием для экономического развития. Как было объяснено ранее, накопление капитала имеет следствием рост производительности труда, более производительный труд увеличивает предложение потребительских благ по отношению к предложению труда, снижая, таким образом, цены относительно заработных плат и повышая величину реальной заработной платы.

Я показал, что в условиях, которые Смит и Маркс принимают как начальные, именно прибыль, и только прибыль является доходом на труд, поскольку в отсутствии нанимателя заработная плата отсутствует как таковая. Заработная плата – это деньги, уплаченные за работу, а не за её результаты.

Ещё один вопрос: можно ли прибыль капиталистов, как продавцов конечного продукта в условиях “капиталистического обращения”, отнести на счёт труда, ими выполняемого? Можно ли прибыль крупного предпринимателя тип Форда или Рокфеллера, Гейтса или Джобса рассматривать как их заработок, несмотря на тот факт, что количество ручного труда, выполняемого ими, минимально?

Примечательно, что ответ дан ни кем иным, как самим же Адамом Смитом, страниц через двести после ошибочного утверждения о заработной плате, как первичной форме дохода на “ранних и примитивных состояниях общества”. Тут он сообщает читателю, что

"Именно капитал, задействованный ради извлечения прибыли, приводит в движение большую часть трудовых ресурсов, существующих в обществе. Планы и проекты держателей капитала регулируют и направляют все важнейшие приложения труда, а целью этих планов и проектов является прибыль".

Смит указал на тот существенный факт, что именно планы капиталистов, мотивированных прибылью, двигают экономику и определяют способы использования труда. Исполнение этой роли и есть та деятельность, которая позволяет отнести капиталистов к работникам и производителям. Их работа заключается в приложении сознательных усилий к решению задачи, как должны быть использованы средства производства для выпуска продукции. Этим занимается все работники, хотя масштаб деятельности большинства из них значительно меньше.

Рабочий использует руки для производства продукции. Но производителем его делает не тот факт, что он работает руками, а то, что эти руки направляются его сознательными усилиями, цель которых – производство этого продукта. То есть, его работа заключается в приложении сознательных усилий к решению задачи, как должны быть использованы его руки и инструменты для выпуска продукта.

Так вот, капиталист ставит цели и прикладывает сознательные усилия для определения того, как должны быть использованы не только его собственные руки и инструменты, но и вся организация, средства производства которой он предоставляет. Капиталист – это производитель, чьим инструментом является управляемая им организация. Всё, что произведено им при помощи этого инструмента – его.

Разумеется, работает он не один. Его планы могут требовать задействования труда сотен, тысяч, даже десятков тысяч человек. Подходящее название для этих работников – помошники, в смысле той помощи, которую они оказывают при производсте его продукции. Так что продукция Стандарт Ойл – это продукция Рокфеллера, а не рабочих промыслов и нефтеперерабатывающих заводов. Именно Рокфеллер собрал их вместе, снабдил орудиями труда, предварительно определив, какими именно орудиями, и как и что производить с их помощью.

Обратите внимание, что отдавая капиталисту лавры производителя, как я это только что сделал, я использовал стандартный приём, стандартный, во всяком случае, за пределами обсуждения экономических вопросов. Учебники истории сообщают нам, что именно Колумб открыл Америку, и именно Наполеон выиграл битву при Аустерлице. И что это за правило, по которому исход подобных событий приписывается одному человеку? Это то правило, что именно эти люди на самом высоком уровне приложили сознательные усилия для достижения цели.

Изменение величины прибылей в зависимости от количества инвестированного капитала не противоречит тому, что прибыли являются формой трудового дохода

Хотелось бы отметить, что всё вышесказанное полностью сообразуется с хорошо известным фактом, что размер прибыли, получаемой фирмой, имеет тенденцию меняться в зависимости от капитализации этой фирмы. Бизнесмен, владеющий одним магазином или заводом получит одну прибыль. Никто не удивится, если, владея десятью заводами, он получит прибыль в десять раз больше. Его труд имеет интеллектуальную природу и может быть применён более эффективно, когда задействован больший капитал. Не зная об этом, Адам Смит предположил, что для того, чтобы отнести прибыль на счёт труда капиталиста необходимо, чтобы прибыль была пропорциональна этому труду, а поскольку она чаще всего пропорциональна капиталу, то это противоречит подобному выводу.

У Смита тут явная ошибка. Разумеется, результат всегда является итогом приложения труда, потому что труд и есть набор сознательных усилий по решению задачи, как подобный результат должен быть достигнут. Именно поэтому мы считаем, что рабочий с лопатой и рабочий с экскаватором являются рабочими в одинаковой степени. Хотя результат их труда драматически различается из-за разных инструментов, ими задействованных, но это всё равно результат труда. Точно так же различаются и результаты труда бизнесменов. Владея большим капиталом, бизнесмен может создать и большую организацию, обеспечивающую лучшее выполнение его планов. И результат их исполнения принадлежит ему. Вклад всех остальных имеет место лишь потому, что он создал те условия, в которых этот вклад может быть сделан.

Экономическое неравенство и всемирная история в двух сценах

Противоречивость теорий экономического неравенства и его роли во всемирной истории можно оценить, представив следующие две сцены.

В первой сцене все равны. Все живут в глинобитных хижинах, без электричества и водопровода. Голод, недоедание или эпидемии являются повседневной угрозой. Но “социальная справедливость” торжествует, поскольку все равны.

Во второй сцене почти все, даже очень бедные, живут в домах или квартирах из современных материалов, снабжены электричеством, водопроводом, канализацией, телевидением, связью, холодильником и отоплением, может даже машиной. Проблемой является ожирение, а не голод. Но есть люди, которые значительно богаче других. Их богатство инвестированно в средства производства, которые и приносят вышеперечисленные блага и ещё сверх того, а также служит источником заработка людей. Разумеется, сами они пользуются благами лучшего качества и в большем количестве, чем обычный человек.

Вторая сцена несовместима с идеалами “социальной спарведливости”. Такое положение дел предположительно “несправедливо”, потому что нарушает якобы существующее священное право людей быть одинаковыми. Экономичесое неравенство осуждается как аморальное явление, оскорбительное для множества людей, а в особенности – для профессиональных интеллектуалов, которые сильно переоценивают свои умственные способности. Экономическое неравенство являет собой зеркало, в котором они вдруг видят отблеск того факта, что многие из тех, которых они полагали людьми второго сорта, на самом деле лучше их. Этого они не в состоянии ни вынести, ни признать. Поэтому они изобретают “социальную справедливость”, во имя которой теперь можно поносить, грабить, а то и убивать ненавистного капиталиста, чья вина заключается только в том, что его деятельность по улучшению всеобщего благосостояния слишком хорошо демонстрирует чудовищную переоценку интеллектуалами своей роли в жизни.

Заключение

Пикетти рекомендует намеренно предотвращать накопление капитала, путём ввода налога в 80%. Он собирается уничтожить уже накопленный капитал, облагая его ежегодным налогом в 10%. Если этим советам последуют, это приведёт к росту разрушительных сил, уже действующих в нашей стране и ответственных за нынешние состояния стагнации и упадка. Если так пойдёт дальше, то спор о неравенстве будет вестись не потому, что у одних дома и машины дороже, чем у других, а потому, что рис с картошкой распределяются неравномерно.

Пикетти настаивает на этих разрушительных мерах потому что он невероятно невежественен в экономической теории. Его основные источники – это Маркс и Солоу. Как только дело доходит до теории капитала, исчезает и Рикардо. В результате Пикетти не понимает роли капитала в производстве и неверно понимает роль сбережений и инвестиций.

Америка и весь остальной мир, а рабочие всего мира – в первую очередь, нуждаются в отмене налогов и регуляций, стоящих на пути накопления капитала и роста производительности. Накопление и рост производства, а не оправдывающие уравниловку абсурдные теории и политические программы – вот фундамент как для роста уровня жизни вообще, так и для роста реальной заработной платы в частности.

Популярность этой книги – мерило экономической безграмотности нашего времени. Высокая оценка, выставляемая ей, должна считаться показателем невежества тех, кто её выставляет.

Источник: Piketty’s Capital: Wrong Theory/Destructive Program
Перевод: http://farfenhugel.livejournal.com/