*1559. Холодная война на льду

[Андрей Колесников]

http://www.chaskor.ru/article/holodn...na_ldu-1_22657
суббота, 19 марта 2011 года, 09.00

Холодная война на льду — 1
К предстоящему 40-летию суперсерии СССР — Канада 1972 года: большая игра, прорубившая окно в евро-атлантический мир


Вратарь Владислав Третьяк и старший тренер сборной СССР по хоккею с шайбой Анатолий Тарасов, 1972 год // Итар-Тасс
Спустя полтора года сравняется четыре десятилетия с того момента, как восемь игр советских любителей и канадских профессионалов (среди которых было немало настоящих любителей — от студента-юриста Кена Драйдена до заводчанина Фила Эспозито) перевернули представления о хоккее в обеих державах.

С этого момента началось взаимопроникновение двух стилей и школ, которое имело не только спортивное, но и политическое значение. Об этом — очерк-сериал «Холодная война на льду», который «Частный корреспондент» будет публиковать с продолжением один раз в две недели.

Из маленького целлофанового пакета на меня смотрела улыбающаяся рожица. Шарик был похож на нашего Колобка, только оранжевого цвета. Да и не Колобок вовсе, не по сусекам метён, а какое-то существо с решительно нездешним видом, подставлявшее свои глянцевые бока электрическому свету дворца спорта «Лужники». «Жвачка!» — меня пронзила счастливая и яркая, как молния на свитерах игроков тогда ещё не существовавшей команды Tampa Bay Lightning, мысль. «Да, папа, ты лучше всех», — подумал я, когда родитель с достоинством ответил вместо онемевшего меня: «Сенкью вери мач» («Сенька, бери мяч!» — такая была у их поколения шутка). Так я впервые в жизни вступил в контакт с иностранцем, точнее иностранкой. Ещё точнее — канадкой, присутствовавшей на одном из октябрьских матчей второй суперсерии СССР — Канада 1974 года в Москве с игроками не НХЛ, а ВХА, Всемирной хоккейной ассоциации.

Пока зрители медленно покидали трибуны, соотечественница моей канадки развалилась на жёстком кресле, водрузив ноги на соседние сиденья. Совсем как капиталисты на картинке из книжки Сергея Михалкова — «для которых дело мира — всё равно что в сердце нож». «У нас так не принято», — с дидактической печалью произнесла советская тётя и поджала и без того узкие губы. Фраза удивительным образом гармонировала с крылатым выражением Николая Николаевича Озерова «Такой хоккей нам не нужен», однако была лишена его обаяния. Капиталистка сделала вид, что не поняла. Или в самом деле не поняла, что ей сказали с укоризной в стране тогда уже развитого социализма.

А нездешнего Колобка я показал избранным одноклассникам. По их реакции понял, что Колобок не жилец — ученики третьего класса советской средней школы могли его только насильственным образом сжевать. Пришлось это сделать самому, хотя было страшно жаль этого улыбчивого круглого парня. Вкус хоккейного трофея (Kolobock Trophy) я помню до сих пор. Жвачка оказалась ещё к тому же и съедобной — совсем уж невиданное удовольствие. Сама игра в памяти не осталась: разве что узнаваемые абрисы Бобби Халла и Горди Хоу, казавшихся неправдоподобно пожилыми людьми, хотя уж Халлу-то тогда было всего тридцать пять.

На первую и главную суперсерию 1972 года меня не водили. Кто ж знал, что хоккей для многих мальчиков, родившихся в 1960-е, станет главным делом жизни как минимум до самого конца брежневского правления. Этих мальчиков, грузных и седеющих, лысых и высохших, но не потерявших азарта, я регулярно вижу на льду пруда в Филёвском парке, куда вывожу поиграть сыновей и где сам начинал тогда же, в 1972-м, кататься. Как сказано в мемуарах вышеупомянутого Халла, «на льду залива». Есть среди игроков даже один, постарше, согбенный и неразгибающийся, который наверняка ещё Фирсова видел… Примерно такого типа игру можно наблюдать на старой хронике чемпионатов СССР по хоккею на льду, когда играли без бортов на территории футбольного стадиона «Динамо». Все они — из поколения, «отравленного» сентябрём 1972 года, суперсерией, «развеявшей миф о непобедимости канадских профессионалов». Впрочем, как и о непобедимости (по эту сторону океана) советских офицеров, потому что наших ребят любителями никак назвать было нельзя. Да и суперсерию мы проиграли, выиграв только по разнице заброшенных шайб.

Этот яркий сентябрьский день, бликовавший на чёрно-белом экране телевизора «Темп», где был хорошо виден итоговый результат — 7:3 в нашу пользу, предопределил страсть к хоккею целых поколений советских людей. Незаметным образом игры с канадцами прорубили окно для нас в евро-атлантический мир, поначалу точно соответствовавший официальным представлениям о нём: канадские хоккеисты дрались, ругались, орали, жевали жвачку, бегали по льду без шлемов, а у Кена Драйдена и Тони Эспозито были маски, как у смешного вратаря команды «Метеор» из мультфильмов «Шайбу! Шайбу!!» (1964) и «Матч-реванш» (1968). Но и они стали своего рода героями Советского Союза: как в Канаде были страшно популярны, скажем, Валерий Харламов и Александр Якушев, так и нашими кумирами стали братья Эспозито, Драйден, Курнуайе и даже гадёныш Бобби Кларк, похожий на поэта Есенина и чуть не сломавший лодыжку нашему гению — 17-му номеру. Из-за чего мы, возможно, и проиграли по сумме встреч.

Суперсерия, открыв эпоху всепобеждающего советского хоккея, имела и обратное воздействие на советских граждан, сравнимое с эффектом, который производили даже разрушенные европейские города на советских солдат в 1945-м. Миллионы советских обывателей сквозь тусклое стекло телевизора в течение восьми сентябрьских вечеров (19:00) наблюдали совершенно западных людей с неподдельными иностранными именами и фамилиями. Холодная война словно бы переместилась на лёд, но эти мощные патлатые парни оказались при всей их драчливости вполне себе живыми людьми. Война на льду обернулась детантом, разрядкой.

Благодаря суперсерии Большой хоккей, который в то время действительно был Большим, стал неотъемлемой частью советской идеологии. Собственно, выражение «народ и партия едины» было далёкой от жизни метафорой, если не считать двух объединяющих факторов, за которые в 1970-е интуитивно держался Леонид Брежнев, — памяти о Великой Отечественной и хоккее.

Всё дело в разном ментальном подходе нашего отношения к победам на хоккейном ристалище и канадским. Уверенность изобретателей хоккея в своём превосходстве над неофитами игры, а русские таковыми до сих пор являются, непоколебима. Как вера в то, что летом в Канаде будет тепло. Но при всей значимости самоутверждения победа в хоккее — не более чем победа в хоккее. Даже само понятие гордости за своих у канадцев несколько иного свойства. Ну как бы мы реагировали, если бы, скажем, оказалось, что наши солдаты умеют маршировать хуже, чем какие угодно ещё?!
Золотая ниша спокойствияХоккейные баталии приравнивались к политическим. Достаточно вспомнить, какое значение придавалось играм с Чехословакией, в которых всегда ощущалось особое ожесточение и специфический подтекст. А вот суперсерия прорубила окно в Атлантику, столь нестандартным образом закрепив реальное потепление 1972—1974 годов и положительную эмоцию в отношениях с атлантической цивилизацией, символом которой несколькими месяцами раньше стал визит Ричарда Никсона в Москву. Даже в человеческом плане Никсон нравился Брежневу, Брежнев — Никсону: фотографии Владимира Мусаэльяна фиксируют это эмоциональное сближение и то, с каким комфортом два лидера общаются друг с другом и в какой домашней манере генсек разговаривает, например, с Генри Киссинджером — прямо как со своим помощником. К тому же с ним, как и с помощниками, он гулял по аллеям и охотничьим буеракам резиденции в Завидове.

Эпоха на самом деле была далека от благостности. В 1972-м был процесс над Владимиром Буковским, аресты активистов «Хроники текущих событий», была идеологическая борьба в самом ЦК, закончившаяся в ноябре скандалом с публикацией в «Литгазете» статьи Александра Яковлева «Против антиисторизма», бившей на поражение патриотов-почвенников, и его почётной ссылкой послом в ту же Канаду. В сентябре, пока шло великое противостояние советских и канадских хоккеистов, случилась драма с захватом арабскими террористами израильских спортсменов на мюнхенской Олимпиаде. Но в том-то и дело, что хоккей оказался анестезией для народа, который измерял свою жизнь фамилиями: Третьяк, Харламов, Михайлов, Петров, Мальцев, Якушев, братья Эспозито, Драйден, Кларк, Хендерсон, Курнуайе… Ничего не было важнее этой экзотической, как западная музыка, прихотливой звукописи, состоявшей из фамилий итальянского, французского, английского происхождения. Да и в фамилиях Маховлич и Микита звучало что-то, мягко говоря, до боли знакомое. А рано начавший лысеть Курнуайе вообще носил гордое имя Иван…

Канадская сборная в Москве столкнулась с некоторыми типичными гэбистскими фокусами. То на ледовой арене канадцы обнаруживали тренировку детской команды, то возникала путаница со временем тренировок, то вдруг напрочь исчезли прихваченные из Канады запасы пива. Советские люди тогда же снова убедились в том, что в мире чистогана всё продаётся и покупается: Третьяку и Харламову были предложены контракты в Канаде. Но как могли спортсмены-любители, офицеры Советской армии, которые обязаны были чувствовать себя на льду не дворовыми игроками, а солдатами империи, всерьёз воспринимать столь странные предложения! Разве что могли сбежать, как солисты балета. Но из правительственной ложи в Москве за их игрой наблюдал, нервно разминая в руках зелёную пачку сигарет «Новость» с белым пижонским фильтром, сам Брежнев — как «наши ребята» могли его подвести?! Хотя, как писал в своих воспоминаниях Эспозито, его неприятно удивило, сколь активно Третьяк бегал в Канаде по магазинам за джинсами, — уже если ты коммунист, думал канадский капитан, то будь аскетом…

Развенчание мифа о «непобедимости канадских профессионалов» естественным образом создало ещё один миф, точнее особый фактор, способствовавший единству нации: хоккей встал в один ряд с покорением космоса, балетом и прочими витринными достижениями СССР и стал неистощимым источником генерации советского патриотизма — в этой, спортивной, части совершенно искреннего.

Энергии хоккейного патриотизма хватило ненадолго — примерно настолько же, насколько хватило самотлорской нефти для поддержания видимого благополучия застоя. С закатом великого хоккея начался и закат нефтяной империи…

Но всё это произошло гораздо позже.

30 лет назад, когда наши хоккеисты побеждали канадцев, говорили о превосходстве советской школы. Сегодня мы тоже побеждаем, но по причинам, весьма далёким от чисто национальных особенностей. Скорее наоборот: глобализм профессионального спорта — залог успеха.

Антикризисный хоккей

Великая серия-1972 была, возможно, важнейшим событием в истории хоккея, в том числе его политической истории. Хотя этот тезис можно оспорить, потому что великих и важнейших матчей было много до и особенно после сентября 1972-го. Взять хотя бы Miracle on Ice, победу 22 февраля 1980 года на Олимпиаде в Лейк-Плэсиде американской сборной, состоявшей из совсем зелёных хоккеистов, над «красной машиной» Виктора Тихонова со счётом 4:3. Для более разборчивых — игра 31 декабря 1975 года во время клубной серии советских и энхаэловских команд: два концентрированных стиля, две харизмы — Montreal Canadiens и ЦСКА — сыграли боевую ничью. И бывшие лютые бескомпромиссные враги образца трёхлетней давности, 1972 года, Третьяк, Пит Маховлич и Курнуайе позировали после игры обнявшись. Что уж говорить о нескольких принципиальных, отягощённых политическим контекстом событиях августа 1968 года, играх со сборной ЧССР. Или о том, что было до эпохи тотального телевидения: например, о первом золоте сборной Советского Союза в чемпионатах мира, завоёванном 7 марта 1954 года. Тогда наши обыграли канадцев почти с таким же счётом, как и 2 сентября 1972-го, — 7:2, правда цвета Канады защищала команда East York Lindhursts из второго дивизиона Хоккейной ассоциации Онтарио. Лучшим нападающим был признан Всеволод Бобров, которому предстояло в 1972-м стать тренером сборной.

Больше того, стоит признать, что сборная СССР 1972 года при всей своей мощи была своего рода переходной от советского хоккея 1960-х к 1970-м. Достаточно сказать, что первая тройка выглядела неканонически: Борис Михайлов — Владимир Петров — Юрий Блинов, Валерий Харламов играл со своим ближайшим другом Александром Мальцевым и Виктором Викуловым, Александр Рагулин — звезда непобедимой сборной 1960-х — доигрывал свой предпоследний сезон. Анатолий Фирсов, дебютировавший в сборной в 1964-м, в бобровский состав не попал, хотя отыграл в 1972 году победную Олимпиаду в Саппоро в составе тарасовской сборной. Сборная-1972 словно бы итожила чернышевско-тарасовский период истории сборной и начинала короткий период триумфа Боброва — Кулагина, который сменился ещё одним переходным периодом, на который пришлись серебро и бронза сборной уже Константина Локтёва на чемпионатах мира 1976 и 1977 годов. Потом начался период ещё одной сборной, столь же непобедимой, что и тарасовская, — команды Виктора Тихонова. Переход сборной из рук Тарасова в руки Боброва в 1972-м тоже оказался небезболезненным — наши заняли на чемпионате мира — 1972 второе место. После чехов, отомстивших за август 1968-го.

Суперсерия знаменовала четвёртое рождение советского хоккея — после физической даты появления на свет в 1946-м, первого золота в 1954-м, беспроигрышной серии 1963—1971 годов. На этот раз он словно потерял счастливую невинность — началось взаимопроникновение школ и стилей хоккейных держав. Выиграли от этого процесса все. А игра 31 декабря 1975 года Montreal Canadiens —ЦСКА, по выражению хоккейного историка Тода Дено, спасла хоккей, который превращался в НХЛ в грязную и уже по-настоящему жестокую игру, в которой доминировали стиль Бобби Кларка и тренерские наказы Фреда Шеро, кстати говоря, большого поклонника Анатолия Тарасова. Из этого советско-энхаэловского бульона и выварился современный, сегодняшний хоккей — быстрый, атлетичный, жёсткий, но в то же время умный.

Содержание темы:
01 страница
#01. Андрей Колесников. Холодная война на льду
#02. Андрей Колесников. Холодная война на льду — 2
#03. Андрей Колесников. Холодная война на льду — 3
#04. Андрей Колесников. Холодная война на льду — 4
#05. Андрей Колесников. Холодная война на льду — 5
#06. Андрей Колесников. Холодная война на льду — 6
#07. Андрей Колесников. Холодная война на льду — 7
#08. Андрей Колесников. Холодная война на льду — 7
#09. Андрей Колесников. Холодная война на льду - 8
#10. Андрей Колесников. Холодная война на льду – 9
02 страница
#11. Андрей Колесников. Холодная война на льду — 10
#12. Андрей Колесников. Холодная война на льду — 11
#13. Андрей Колесников. Холодная война на льду — 12
#14. Андрей Колесников. Холодная война на льду – 13
#15. Андрей Колесников. Холодная война на льду – 14
#16. Николай Озеров.
#17. Николай Озеров.
#18. Газета.Ru. «Суперсерия у меня перед глазами»
#19. Николай Озеров.
#20. Николай Озеров. Евгений Зимин: «После Суперсерии-72 канадцы переняли у нас все самое лучшее, а мы у них все самое худшее
03 страница
#21. Николай Озеров.
#22. Николай Озеров. 1972 Summitseries
#23. Николай Озеров.
#24. Андрей Колесников. Холодная война на льду – 15
#25. Википедия. Суперсерия СССР — Канада (1972)
#26. Николай Озеров. Все шайбы того матча
#27. Николай Озеров. Весь матч
#28. Николай Озеров. 2 матч
#29. Николай Озеров. 3 матч
#30. Николай Озеров. 4 матч
04 страница
#31. Николай Озеров. 5 матч
#32. Николай Озеров. 6 матч
#33. Николай Озеров. 7 матч
#34. Николай Озеров. 8 матч
#35. Николай Озеров.
#36. Андрей Колесников. Большой хоккей: перезагрузка-74
#37. Николай Озеров. Знаменитый гол Валерия Харламова. СССР - Канада 1974
#38. Николай Озеров. Paul Henderson scored the dramatic goal in Moscow to give the Canadians the series victory (photo by Frank Lennon/Toronto Star)
#39. Николай Озеров. Team Cananda '72
#40. Николай Озеров.
05 страница
#41. Николай Озеров. Canada’s Hat Trick: You didn’t have to see Paul Henderson’s 1972 Summit
#42. Николай Озеров. 1972 Summit Series shaped modern hockey
#43. Николай Озеров. 1972 Summit Series: The miracle ending
#44. Николай Озеров. 1972 Summit Series
#45. Николай Озеров. Game 3 tie in Summit Series left Canada disappointed by John Kreiser / NHL.com
#46. Николай Озеров. Canadian Tire wants to bid for Summit Series jersey
#47. Николай Озеров. 1972 Summit Series 40th Anniversary: Game 8
#48. Николай Озеров. How Vancouver's Surly Fans Helped Win the '72 Summit
#49. Николай Озеров. 1972 Summit Series remains one of Canada's greatest hockey moments
#50. Николай Озеров. Ken Dryden vs. the Soviets during the famed 1972 Summit Series | Canada | Russia
06 страница
#51. Николай Озеров. 1972 Summit Series 40th Anniversary: Game 6 - Canada 3 USSR 2
#52. Николай Озеров. Winners: Phil Esposito, Ice Hockey
#53. Николай Озеров. Game 5 loss pushed Canada to brink in Summit Series
#54. Николай Озеров. PHOTOS: The 1972 Summit Series
#55. Николай Озеров. 1972 Summit Series: A battle for hockey supremacy
#56. Николай Озеров. Game 8 Moscow, Sept. 28, 1972 - Canada 6 - Soviet Union 5
#57. Николай Озеров. #17 Valeri Kharlamov Valeri Kharlamov awed Canadian audiences. His slick foot and stick work and amazing speed and shot accuracy places him as perhaps the single most talented player in the e
#58. Николай Озеров. Clarke Did What He Had To Do
#59. Николай Озеров. Game One: We Lost!
#60. Николай Озеров. Game Two: Redemption
07 страница
#61. Николай Озеров. Game Three: The Win That Got Away
#62. Николай Озеров. Game Four: Canada Booed Off Ice
#63. Николай Озеров. Game Five: Buried in Moscow
#64. Николай Озеров. Game Six: The Slash
#65. Николай Озеров. Game Seven: Canada Forces Game 8
#66. Николай Озеров. Game Eight: Henderson Has Scored For Canada!
#67. Николай Озеров. Team Canada player Jean-Paul Parise raises his arms in joy after scoring first goal for Canada in Prague against the Czech National team
#68. Николай Озеров. Game 5 loss pushed Canada to brink in Summit Series by John Kreiser / NHL.com
#69. Николай Озеров. 1972 Summit Series 40th Anniversary: A Preview
#70. Николай Озеров.
08 страница
#71. Николай Озеров.
#72. Николай Озеров.
#73. Николай Озеров. How Vancouver's Surly Fans Helped Win the '72 Summit
#74. Николай Озеров. Canada rallies to win Game 6 of Summit Series
#75. Николай Озеров. Summit Series: Russians outclass Canada, Esposito fumes
#76. Николай Озеров. War & peace: The 1972 Summit Series
#77. Николай Озеров. 1972 Summit Series: Game One: We Lost!
#78. Николай Озеров.
#79. Николай Озеров. 1972 Summit Series USSR - Canada
#80. Николай Озеров. Александр Якушев
09 страница
#81. Николай Озеров.
#82. Николай Озеров.
#83. Николай Озеров.
#84. Николай Озеров. Валерий Харламов
#85. Николай Озеров. Бобби Кларк
#86. Николай Озеров. Бобби Кларк
#87. Николай Озеров.
#88. Николай Озеров. 1972 Summit Series shaped modern hockey
#89. Николай Озеров.
#90. Николай Озеров. Paul Henderson and Bobby Clarke (left) of Team Canada
10 страница
#91. Николай Озеров. Game 3 tie in Summit Series left Canada disappointed
#92. Николай Озеров.
#93. Николай Озеров.
#94. Николай Озеров.
#95. Николай Озеров. Summit Series Heroes: Phil Esposito
#96. Николай Озеров. Summit Series Heroes: Ken Dryden
#97. Николай Озеров. 1972 Summit Series game USSR vs. Canada - Stock Image
#98. Николай Озеров.
#99. Николай Озеров.
#100. Николай Озеров. History Of Hockey: 1972 Summit Series
11 страница
#101. Николай Озеров. 07.04.2014, 20:32
#102. Николай Озеров.
#103. Николай Озеров.
#104. Николай Озеров. Soviet Union Valeri Kharlamov (17) celebrates, behind net after scoring the goal against
#105. Николай Озеров. Soviet Union goalie Vladislav Tretiak (20) in action vs Canada at Montreal Forum. Game 1. Melchior DiGiacomo F30 )
#106. Николай Озеров. Soviet Union Valeri Kharlamov (17) in action vs Canada <a gi-track
#107. Николай Озеров.
#108. Николай Озеров.
#109. Николай Озеров.
#110. Николай Озеров.
12 страница
#111. Николай Озеров. 16.08.2014, 19:51
#112. Николай Озеров.
#113. Николай Озеров. Матч, посвященный 40-летию серии СССР - Канада
#114. Николай Озеров. СССР-Канада. Хоккей на все времена
#115. Николай Озеров. Хет-трик Буре принес СССР победу над сборной мира
#116. Николай Озеров. Рождение суперсерии-72
#117. Николай Озеров. СУПЕРСЕРИЯ-72 стала началом новой эры современного хоккея
#118. "Коммерсантъ". День в истории: 2 сентября
#119. Историк. РФ. 2 сентября 1972 года первая в истории встреча сборной СССР по хоккею со сборной канадских профессионалов завершилась победой
#120. Николай Озеров. 1971 год
13 страница
#121. Николай Озеров. СУПЕРСЕРИЯ-72
#122. Википедия. Спустя десятилетия
#123. АЛЕКСАНДР ГУСЕВ. Воспоминания легенд суперсерии - 72
#124. ЕВГЕНИЙ МИШАКОВ. Воспоминания легенд суперсерии - 72
#125. ВЛАДИМИР ПЕТРОВ. Воспоминания легенд суперсерии - 72
#126. ВЯЧЕСЛАВ АНИСИН. Воспоминания легенд суперсерии - 72
#127. ВЛАДИМИР ШАДРИН. Воспоминания легенд суперсерии - 72
#128. Всеволод КУКУШКИН. 30 ЛЕТ ВЕЛИКОЙ СУПЕРСЕРИИ
#129. Всеволод КУКУШКИН. В КАНАДЕ РАССЧИТЫВАЛИ ВЫИГРАТЬ 7 МАТЧЕЙ ИЗ ВОСЬМИ
#130. Википедия. Суперсерия СССР — Канада (1974)
14 страница
#131. Николай Озеров. 1974 год
#132. Николай Озеров. 1974 год. Хоккей СССР-Канада. Матч № 391*
#133. Petrovich_iii. Перед началом московской части
#134. Petrovich_iii. Кен Драйден, Александр Якушев и Фил Эспозито 1972
#135. Petrovich_iii. Паризе и Компалла
#136. Petrovich_iii. Компалла
#137. Николай Озеров. Статус: Суперсерия-74. № 392*
#138. Николай Озеров. № 393* 1974 год. Хоккей СССР-Канада
#139. Николай Озеров. Суперсерия-74. № 394*
#140. Николай Озеров. 1974 год. Хоккей СССР-Канада. № 395*
15 страница
#141. Николай Озеров. № 396*. 1974 год. Хоккей СССР-Канада
#142. Николай Озеров. № 397*. 1974 год. Хоккей СССР-Канада
#143. Николай Озеров. № 398*. 1974 год. Хоккей СССР-Канада
#144. Николай Озеров. 1975 год
#145. Николай Озеров. Кубок Канады-76. 1:3
#146. Николай Озеров. 1977 год
#147. Николай Озеров. 1978 год
#148. Николай Озеров. Статус: Суперсерия-74. № 392*
#149. Рicturehistory. Суперсерия СССР-Канада
#150. Архивариус Саныч. Такой хоккей нам не нужен! Не нужен? Неужели? Суперсерия-1972 - противостояние на века
16 страница
#151. Владимир Дворцов.Вызов принят
#152. Владимир Дворцов.
#153. Владимир Дворцов.
#154. Архивариус Саныч. Гретцки vs Советский Союз-1982
#155. Владимир Дворцов.
#156. Ольга Бурбенцова.
#157. Владимир Дворцов.
#158. Владимир Дворцов.
#159. Владимир Дворцов. Итоги «Кубка вызова»
#160. Владимир Дворцов.
17 страница
#161. Ольга Бурбенцова. Открытие Рандеву-1987. Капитаны сборной НХЛ Уэйн Гретцки и сборной СССР Вячеслав Фетисов
#162. Ольга Бурбенцова. Рандеву-1987. Слева — атакует Сергей Макаров. Справа — Вячеслав Фетисов против Марка Мессье
#163. Ольга Бурбенцова. Рандеву-1987. Второй матч. Сборная Советского Союза выходит вперед
#164. Ольга Бурбенцова. Рандеву-1987. После завершения второго матча капитаны поменялись свитерами
#165. Ольга Бурбенцова. Кубок Канады 1987/88
#166. Владимир Дворцов.
#167. Владимир Дворцов.
#168. Владимир Дворцов.
#169. Владимир Дворцов.
#170. Владимир Дворцов.
18 страница
#171. Hockey99.ru. «Они привезли с собой спортивное богатство»
#172. "Коммерсантъ". Короли льда
#173. Андрей Сидорчик. Игра ледовых престолов. Как СССР и Россия бились против Канады
#174. Николай Озеров. СССР - Канада. 1979 год
#175. Николай Озеров. 1987. Рандеву СССР - НХЛ
#176. Николай Озеров. Кубок Канады 1981г
#177. Николай Озеров. Кубок Канады - 1981 год. Уэйн Гретцки и Владислав Третьяк
#178. Николай Озеров. 1979. "Кубок вызова"
#179. Николай Озеров. 1979. "Кубок вызова"
#180. Известия. История в датах: 2 сентября
19 страница
#181. Известия. История в датах: 28 сентября
#182. Константин Столбовский. Александр Якушев: «Весь мир был уверен, что русским в Канаде делать нечего»
#183. Рicturehistory. Восьмая игра
#184. Историк. РФ. 2 СЕНТЯБРЯ 1972 ГОДА ПЕРВАЯ В ИСТОРИИ ВСТРЕЧА СБОРНОЙ СССР ПО ХОККЕЮ СО СБОРНОЙ КАНАДСКИХ ПРОФЕССИОНАЛОВ ЗАВЕРШИЛАСЬ ПОБЕДОЙ
#185. Еженедельник «Футбол-Хоккей». 1972 год. Монреаль
#186. КРАСНАЯ МАШИНА. Challenge Cup 1979 1 Game 8 february
#187. Николай Озеров. Борис Михайлов
#188. Николай Озеров. А.Рагулин и Б.Кларк
#189. Еженедельник «Футбол-Хоккей». СССР - Канада (ВХА)
#190. Андрей Сидорчик. Накануне «Чуда». В 1979 году хоккейная сборная СССР стёрла НХЛ в порошок
20 страница
#191. Советский хоккей (Хоккей СССР). СССР - Канада. 1972г.
#192. Советский хоккей (Хоккей СССР). Александр Мальцев во время игры против сборной Канады (НХЛ) в Лужниках
#193. Иван Богданов. Суперсерия 1972. Владимир Шадрин
#194. Советский хоккей (Хоккей СССР). 1976г. Владислав Третьяк, Геннадий Цыганков, канадец Бобби Халл во время матча между сборной СССР и Виннипег Джетс
#195. Советский хоккей (Хоккей СССР). Б.Михайлов и Г.Цыганков
#196. Еженедельник «Футбол-Хоккей». С шайбой Евгений Паладьев
#197. Еженедельник «Футбол-Хоккей». В.Васильев, Ф.Эспозито, В.Шадрин, В.Третьяк
#198. Владимир Дехтярёв. Михайлов: после игры в Монреале нас провожали стоя
#199. Sports.Ru. Счет за вызов – 6:0
#200. Лентa.Ru. Суперсерия 1972 года СССР — Канада может повториться
21 страница
#201. Никита Петухов. Суперсерия-72. Оценки сборной СССР
#202. Sports.Ru. Евгений Зимин: «Серия 1972 года с Канадой носила политический подтекст»
#203. Советский хоккей. Суперсерия 1972
#204.
#205.
#206.
#207.
#208.
#209.
#210.

22 страница
#211.
#212.
#213.
#214.
#215.
#216.
#217.
#218.
#219.
#220.
23 страница
#221.
#222.
#223.
#224.
#225.
#226.
#227.
#228.
#229.
#230.

[Андрей Колесников]

http://www.chaskor.ru/article/holodn...na_ldu-2_22853
Андрей Колесников суббота, 2 апреля 2011 года, 09.00

«Косыгин А.Н. и Трюдо Пьер Эллиот - хоккейная дипломатия» // Итар-Тасс

Хоккейная дипломатия, квебекские сепаратисты и противостояние 50-х

Мы продолжаем публикацию очерка-сериала об исторических обстоятельствах, предшествовавших хоккейной суперсерии СССР — Канада 1972 года. Первый фрагмент был опубликован 19 марта.

Из-за травм во время суперсерии один из лидеров Chicago Black Hawks Стэн Микита провёл на площадке всего две игры. Знаменит он был тем, что в 1960-е ставил рекорды по результативности и кардинально пересмотрел свой чрезмерно жёсткий стиль игры, когда его маленькая дочь, сидя у телевизора, поинтересовалась у мамы, почему основной маршрут папы на льду лежит по направлению к скамейке штрафников…

Благодаря суперсерии Большой хоккей, который в то время действительно был Большим, стал неотъемлемой частью советской идеологии. Собственно, выражение «народ и партия едины» было далёкой от жизни метафорой, если не считать двух объединяющих факторов, за которые в 1970-е интуитивно держался Леонид Брежнев, — памяти о Великой Отечественной и хоккее.
Холодная война на льду — 1Когда сборная Канады играла после серии-1972 товарищескую встречу со сборной ЧССР в Праге, тренер Гарри Синден назначил Микиту капитаном. По одной причине: партнёр Бобби Халла по Chicago, которому предстояло провести за эту команду 22 сезона, по национальности был словак. Звали его Станислав Гоут. В 1948 году восьмилетнего Станислава в связи с коммунизацией Чехословакии родители отправили в Канаду к его дяде и тёте, которые носили фамилию Микита. Мальчик, оказавшийся в провинции Онтарио, ни слова не говорил по-английски, и его языком общения со сверстниками стал канадский хоккей. Так произошло превращение Станислава Гоута в Стэна Микиту, которому в Праге устроили овацию: победив команду СССР, канадцы, в рядах которых играл центрфорвард Black Hawks, отомстили за 1968 год.

Это был ещё один эпизод холодной войны, перенесённой на искусственный лёд дворцов спорта. Так кому нужна была эта война, кто больше всех хотел столкновения двух систем на льду и зачем?

Это длинная и сложная история, где много чисто хоккейных обстоятельств, но не меньше и политических. Бывали и совпадения, символические, но с исторической точки зрения не случайные. Именно в апреле 1972 года, во время чемпионата мира, в Праге представители советской и канадской сторон договорились об организации кульминационного события холодной войны на льду, за которой последовала хоккейная разрядка. И тогда же секретная миссия Генри Киссинджера, приехавшего в Москву договариваться о саммите Никсон — Брежнев, увенчалась успехом, а сами переговоры в конце мая обозначили начало эры детанта.

Организация такой серии матчей и участие в ней были давним желанием Анатолия Тарасова. Но реализована мечта была уже его вечным оппонентом Всеволодом Бобровым. Казалось бы, политика тут ни при чём. Но она вторгалась даже в отношения двух выдающихся игроков и тренеров. Первый раз их пути разошлись в сезоне-1950/1951, когда Бобров перешёл из ЦДКА (играющий тренер — Тарасов) в патронируемую Василием Сталиным команду ВВС МВО, ставшую чемпионом страны. Лишь в сезоне-1954/1955 армейцы под руководством Анатолия Владимировича снова стали чемпионами страны, но во многом потому, что наступило постсталинское время; ЦДКА и ВВС слили, и Всеволод Михайлович снова оказался в одной команде с Тарасовым-тренером… Что уж говорить о победе бобровского «Спартака» над непобедимым тарасовским ЦСКА в 1967 году — спартаковцы стали чемпионами страны, а их лучший бомбардир Вячеслав Старшинов обошёл по заброшенным шайбам армейца Анатолия Фирсова.

Личная несдержанность Тарасова могла стать причиной уже чисто политического решения — отстранения его от сборной в 1972-м (в которой, кстати, в течение долгих лет старшим тренером считался не «отец русского хоккея», а Аркадий Чернышёв). И первый нехороший сигнал прозвучал во время знаменитого матча в воскресенье, 11 мая 1969 года, между московским «Спартаком» (который тренировал Николай Карпов, тоже в своё время поигравший под началом Тарасова и имевший с ним напряжённые отношения) и ЦСКА. Оппонентом великого тренера неожиданно стал лично генеральный секретарь ЦК КПСС Леонид Брежнев.

В то время вратари менялись воротами спустя десять минут после начала третьего периода. Говорят, это чисто русский атавизм, связанный с продолжительным периодом истории советского хоккея, который проходил не под крышей ледовых дворцов, а на открытом воздухе, то есть почти по дворовым правилам. А они уравнивали в природных возможностях обе соревнующиеся стороны: если уж ветер бросал пригоршни снега в лицо вратарю одной команды, так пускай теперь то же самое произойдёт с голкипером другого уникального хоккейного коллектива… Так вот, «Спартак» вёл 2:1, а на отметке 9:59 третьего периода Владимир Петров, сравнительно недавняя находка Тарасова, бережно перенесённая из «Крыльев Советов» в ЦСКА, забросил шайбу в ворота спартаковцев. При этом так называемый контрольный секундомер показал, что шайба влетела в ворота уже после остановки игры. Гол не был засчитан. Разъярённый Тарасов увёл команду в подтрибунные помещения. Ровно такой же шаг предпримет тренер ЦСКА Константин Локтев, когда в январе 1976 года его команда столкнётся с беспрецедентно грязной игрой Philadelphia Flyers и его задачей станет сохранение здоровья хотя бы Валерия Харламова. Константин Локтев увёл команду с площадки, потом, правда, вернул. И деморализованный ЦСКА проиграл 1:4. Но это была всё-таки совсем другая история…

Итак, пауза 11 мая 1969 года длилась чуть ли не 40 минут (из-за чего полетела сетка центрального телевидения и был разрушен привычный ритм жизни советских людей). До тех пор пока она не надоела Брежневу, который присутствовал на матче и хотел досмотреть игру, не будучи удовлетворённым тем, что она прервалась, как сериал, на самом интересном месте. От Леонида Ильича к Тарасову прибежал гонец, который потребовал возвращения команды на лёд. «Спартак» победил со счётом 3:1, стал чемпионом страны, Александр Якушев забросил шайб больше, чем даже Вячеслав Старшинов и восходящая звезда Валерий Харламов, а наставника армейцев лишили за выходку звания заслуженного тренера СССР с публичным осуждением в прессе. Впрочем, из сборной и ЦСКА Тарасова никто не гнал, больше того, осенью того же года без шума и пыли восстановили звание. В следующем сезоне в жёстком противостоянии со «Спартаком» ЦСКА вернул себе золотые медали, а чернышёвско-тарасовская сборная блистательным образом завоевала золото чемпионата мира в Стокгольме. Но осадок от тарасовской выходки остался.


Всё дело в разном ментальном подходе нашего отношения к победам на хоккейном ристалище и канадским. Уверенность изобретателей хоккея в своём превосходстве над неофитами игры, а русские таковыми до сих пор являются, непоколебима. Как вера в то, что летом в Канаде будет тепло. Но при всей значимости самоутверждения победа в хоккее — не более чем победа в хоккее. Даже само понятие гордости за своих у канадцев несколько иного свойства. Ну как бы мы реагировали, если бы, скажем, оказалось, что наши солдаты умеют маршировать хуже, чем какие угодно ещё?!
Золотая ниша спокойствияХарактерно, что именно на рубеже 1968—1969 годов сборная СССР провела серию товарищеских (сейчас бы сказали — выставочных) матчей в Канаде. Произошло это спустя более чем десять лет после того, как вошедшая в мировую хоккейную элиту советская сборная совершила экспериментальное туре, сыграв шесть игр в Канаде с любительскими и юниорскими клубами. Советские тренеры выставили необычный состав, поэтому команда называлась «Сборная клубов Москвы». Итог — два поражения, одна ничья, четыре победы. Огромный интерес публики и специалистов, связанный с тем, что никто дотоле живьём не видел команду, как чёрт из табакерки выскочившую из-за железного занавеса и во многом предвосхитившую вектор развития хоккея. В частности, для канадцев была незнакомой столь интенсивная игра в пас и смена составов пятёрками, в то время как в канадских командах тройки нападения и защитники менялись отдельно. В этом смысле советский подход оказался инновационным. На советских же тренеров, включая Тарасова, огромное впечатление произвела первая увиденная ими живьём игра команд НХЛ — они наблюдали за матчем Toronto Maple Leafs и Chicago Black Hawks. Вот, оказывается, на кого надо было равняться!

К концу 1960-х советская сборная была уже очень мощной: канадские клубы из разных лиг, которые выставлялись на международные турниры высшего уровня, уже не могли противостоять команде СССР. Поэтому в начале 1969 года Тарасов бросил вызов Toronto Maple Leafs и Montreal Canadiens, но, разумеется, не был понят, хотя его высказывания цитировали серьёзные газеты — Toronto Star и Globe and Mail. Но цель была сформулирована. Обеим сторонам по оба берега океана нужно было только привыкнуть к идее: суперсерия возможна, пора ставить точку в споре, кто сильнее.

Выигранные сборной СССР, ведомой тандемом Чернышёв — Тарасов, чемпионаты мира 1970 и 1971 годов лишь укрепили уверенность в том, что суперсерия нужна всем. Её необходимость диктовал ход развития и советского, и канадского хоккея — сборная Канады терпела имиджевые поражения на Олимпиадах и чемпионатах мира, поскольку профессионалы не имели права выступать на этих турнирах: пора было показать настоящий класс. Мировая политическая история тоже служила фоном для движения к суперсерии.

Пьера Эллиота Трюдо сегодня назвали бы богатым словом «метросексуал» . Сухощавый, изящный, неизменно изысканно одетый, он словно бы воплощал в себе французскую составляющую канадской идентичности, хотя и был сторонником единой Канады. В 1968-м 48-летний лидер Либеральной партии и министр юстиции стал премьером. И началось то, что очень скоро было названо Trudeaumanie, трюдоманией. Кто-то о нём сказал: «Пьер, он как ещё один битл». 23 декабря 1969 года премьер встретился с Джоном Ленноном и Йоко Оно, после чего главный битл заявил: «Если бы все политики были как мистер Трюдо, на планете наступил бы мир».

Во внешней политике Пьер Эллиот Трюдо работал по всем азимутам, включая тонкие отношения с США (Никсон заверял его в том, что не воспринимает Канаду как колонию Соединённых Штатов, но за глаза называл asshole, засранцем) и СССР. Свою разрядку с Советами он начал раньше американцев, и здесь его партнёром выступал советский премьер Алексей Косыгин, который если и не очень увлекался романтикой хоккея, то должен был по крайней мере учитывать страсть Брежнева к этой игре. Естественно, Трюдо использовал для сближения и хоккейную дипломатию. Ему нужна была суперсерия — и для страны, и для себя лично.

Для страны, потому что ему постоянно приходилось обеспечивать её единство, преодолевая диссонанс английской и французской частей Канады, считаясь с таким фактором, как квебекский сепаратизм. Хоккей на высшем уровне, да ещё с участием лучших игроков без различия их происхождения, без учёта англо- или франкофонии, мог бы объединить канадцев, заставить их почувствовать себя одной нацией под звуки и слова гимна, неизменно исполнявшегося Роже Дусе по прозвищу Мистер О’Канада. (В те времена даже среди хоккеистов Montreal Canadiens были и такие, кто двух слов не мог связать по-английски, например защитник, которому предстояло стать одним из лучших в лиге, Ги Лапуэн, упорно транскрибировавшийся у нас на английский лад — Лапойнт; впрочем, и привычные для русского уха «Канадиенс» по-французски звучит как «Канадьян»; что уж говорить о более ранних временах — даже великий Морис «Ракета» Ришар в начале своей карьеры не говорил по-английски.)

Вероятно, Трюдо помнил события марта 1955 года, когда дисквалификация Мориса Ришара до конца сезона за грубость привела к беспорядкам в Монреале. Кларенс Кэмпбелл, президент НХЛ (31 год возглавлял лигу!), в преддверии плей-офф лишивший Canadiens их звезды и идола, оказался англофонной мишенью для франкофонных болельщиков. Юрист оксфордской выучки и бывший хоккейный судья, он строго формально подходил к провинностям хоккеистов, без учёта их популярности. Когда Кэмпбелл появился, вопреки предупреждениям полиции и мэра Монреаля Жана Драпо, на матче Detroit Red Wings и Canadiens, началось нечто невообразимое: сначала его пытались забросать помидорами, потом напали, полиция применила слезоточивый газ, толпа из монреальского «Форума» смешалась с уличной толпой, требовавшей отставки Кэмпбелла, — и случилась вакханалия с разбитыми витринами и перевёрнутыми машинами. Результатом стало нагнетание сепаратистских настроений.

«Хоккей для них (болельщиков. — А.К.) был больше, чем религией, — писал историк хоккея Майкл Маккинли. — Он был сражением… Однако теперь канадский хоккей поджидал другой противник. И он был не английским и не французским. Он был русским».

Личный мотив канадского премьера сводился ещё и к тому, что в преддверии выборов осени 1972 года победа в суперсерии могла поддержать его пошатнувшийся рейтинг. Отравленный трюдоманией, он не мог смириться с тем, что век популярного политика иной раз бывает недолгим. Символическое вбрасывание 2 сентября 1972 года в монреальском «Форуме», исполненное Пьером Эллиотом Трюдо, облачённым в брюки клёш, приталенный пиджак, полосатую рубашку, из-под которой виднелся не формальный галстук, а продуманно повязанный шейный платок, не вернуло трюдомании, но выборы он всё-таки выиграл.

И здесь нам понадобится ещё один флешбэк в середину 1950-х. Поражение второстепенной команды, защищавшей цвета Канады на чемпионате мира 1954 года, было не только спортивным, но и идеологическим шоком, — проиграли-то коммунистам, да ещё в самый разгар холодной войны. Поэтому в 1955-м на мировое первенство была выставлена команда существенно более сильная — Pentincton Vees, обладатель Кубка Аллана 1954 года, вручаемого сильнейшей любительской команде. Играющим тренером пентинктонцев был Грант Уорвик, бывший игрок НХЛ. Среди хоккеистов было несколько экс-профессионалов. Во время одной из тренировочных встреч, предшествовавших чемпионату мира, Бобров со товарищи пытались фотографировать лучших игроков противника. Как шпионы — что соответствовало эстетике холодной войны. В раздевалке канадские хоккеисты поменялись свитерами, чтобы запутать хитрых «комми». В финале чемпионата команда Канады обыграла команду СССР со счётом 5:0. Хоккеисты понимали, что они представляют даже не Канаду и не канадский хоккей, а нечто большее. Брат Гранта Уорвика Билли, тоже игравший в турнире, констатировал: «Это была политика. Восток против Запада и холодная война».

Впрочем, проблемы канадцев на этом не закончились. Сборная СССР выиграла и чемпионат мира 1956 года, и Олимпийские игры. В 1957-м на чемпионат мира в СССР канадцы не приехали, а сам турнир выиграли шведы, украшенные Свеном «Тумбой» Юханссоном. В 1958-м и в 1959-м канадцы взяли золото — их представляли соответственно Whitby Dunlops и Belleville McFarlands, команды, усиленные бывшими игроками НХЛ. К тому времени пришло понимание: победить сильнейшие европейские команды, и прежде всего сборную СССР, можно, только если пригласить играть против них хотя бы ветеранов Национальной хоккейной лиги.

В ноябре 1958 года произошло ещё одно знаменательное событие: команда Kelowna Packers из Британской Колумбии, чемпион Западной Канады и финалист Кубка Аллана, представляла Канаду в серии выставочных матчей, три из которых они провели в Швеции (проиграв одну и выиграв две у национальной сборной). Остальные пять предстояло сыграть за железным занавесом. Причём не только в недавно отстроенном Дворце спорта, но и на открытых площадках. Психологически канадцам было нелегко. К тому же у Грега Яблонски и Расса Ковальчука, игроков украинского происхождения, отобрали паспорта. Бедные парни не знали, куда они отправятся после игры — в раздевалку Ледового дворца «Лужники» или в Сибирь. Что удивительным образом не мешало тренерам Джеку О’Рэйли и Анатолию Тарасову с помощью переводчика горячо обсуждать хоккейные сюжеты.

Наверное, канадцы зря боялись проделок коммунистов: фестиваль молодёжи и студентов 1957 года уже пробил брешь в железном занавесе, а XX съезд КПСС всё-таки несколько изменил атмосферу в стране. Первую игру Packers проиграли команде Тарасова, затем сыграли вничью с «Крыльями Советов» и «Динамо» (Москва), что на самом деле продемонстрировало очень высокий уровень советского клубного хоккея. «Они играют так, как будто всё было заранее начерчено на доске», — говорил один из нападающих канадцев. Тем не менее Packers в оставшихся двух матчах обыграли молодёжную сборную и сборную клубов. Яблонски и Ковальчук не были отправлены в Сибирь, а сама канадская команда с триумфом вернулась на родину. Это был первый контакт канадцев и русских на территории противника.

Но «советскую угрозу» канадскому хоккею никто не отменял. Наоборот, стало очевидным, что развитие мирового хоккея ожидают более чем непредсказуемые времена. Прошло ещё пять лет, и советская сборная стала непобедимой. Во всяком случае, в терминах любительского хоккея. В год, когда Пьер Эллиот Трюдо пришёл к власти и занялся хоккейной дипломатией с Советами, а советские танки вошли в Прагу, сборная Канады заняла на чемпионате мира, совмещённом с Олимпиадой в Гренобле, третье место — после СССР и Чехословакии. Проиграв советской сборной 5:0. С тем же счётом, с которым Pentincton Vees обыграла сборную СССР в 1955-м, восстановив статус Канады как хоккейной державы номер один.

[Андрей Колесников]

http://www.chaskor.ru/article/holodn...na_ldu-3_23035

суббота, 16 апреля 2011 года, 19.20

Как Генри Киссинджер при поддержке офицеров Советской армии, вооружённых клюшками, проделал дыру в железном занавесе


Уникальный случай в истории НХЛ: брат пошел на брата – Кен Драйден и Дэйв Драйден сыграли друг против друга 20 марта 1971 года в мачте Montreal Canadiens – Buffalo Sabres

Мы продолжаем публикацию очерка-сериала об исторических обстоятельствах, предшествовавших и сопутствовавших хоккейной суперсерии СССР — Канада 1972 года. Предыдущие фрагменты были опубликованы 19 марта и 2 апреля.

Первые советские хоккеисты были вполне себе «гармонически развитыми личностями». Родом из дворов, они летом играли в футбол, а зимой — в русский и канадский хоккей. Тот, кто катался с клюшкой на льду, поймёт, какая это соковыжималка и превосходная физическая подготовка. После хоккея с мячом, имеющего дело с полем, которое в связи с его размерами хочется назвать «русским», а хоккеиста — «хилым колоском», тогдашний канадский хоккей мог показаться увеселительной прогулкой. Площадки для хоккея с шайбой так и остались в России большими по размеру, чем в Канаде…

Итак, источник советского хоккея на льду — двор и всё, что могло замерзать, от миргородской лужи до озёр. Будущие канадские звёзды в те времена тоже обкатывались на улице, outdoors. Их хоккей, как и наш, был дворовым, backyard hockey. С той лишь разницей, что у существенной части даже небогатых канадских домовладений на заднем дворе был собственный, пусть и небольшой, каток. В этом было принципиальное отличие индивидуалистической цивилизации от коллективистской.

Кто ж знал, что хоккей для многих мальчиков, родившихся в 1960-е, станет главным делом жизни как минимум до самого конца брежневского правления. Этих мальчиков, грузных и седеющих, лысых и высохших, но не потерявших азарта, я регулярно вижу на льду пруда в Филёвском парке, куда вывожу поиграть сыновей и где сам начинал тогда же, в 1972-м, кататься. Как сказано в мемуарах вышеупомянутого Халла, «на льду залива».
Холодная война на льду — 1Сейчас в Канаде и вовсе можно приобрести портативную хоккейную площадку для дворовых игр. Прогресс зашёл очень далеко. Она, эта переносная площадка, очень бы пригодилась сегодня, потому что на той территории, где я со своими сверстниками играл в хоккей, теперь лопух вырос — то есть урод московской точечной застройки… И так почти в каждом московском дворе.

В 1970-е, после отсмотренной всей страной суперсерии, мы играли на площадке, которая официально считалась асфальтовым теннисным кортом, а на самом деле в тёплое время года адаптировалась под футбол. Зимой поле заливалось, ставились хоккейные ворота, в которых поначалу была даже сетка, — звон шайбы о металлическое основание или штангу ни с чем нельзя было перепутать, это были колокола абсолютного счастья, заброшенной шайбы. В хоккей играли сразу после школы, затем — после сделанного домашнего задания до самого вечера. И так каждый день в течение тогдашних длинных морозных зим. Не обращая внимания на возраст контрагентов. (Так было и в Канаде: например, в ту же самую эпоху Марио Лемье снимал коньки только после 8—9 вечера и играл преимущественно с ребятами старшими по возрасту.)

Заливался не только корт, но и баскетбольная площадка. Играли не только там, но и на льду пруда в парке, который иногда замерзал столь странным образом, что гудел, чтобы не сказать пел под коньками. Каждый день сушились куртка, толстые зимние спортивные штаны, шерстяные носки, от которых отваливались комья спрессованного снега, истекали ржавой водой коньки, топорщились куски изоленты на изуродованном мокром крюке клюшки, испещрённом следами шайбы, как маска вратаря Джерри Чиверса. В углу валялись красный хоккейный шлем, отнюдь не Jofa и не CCM, и футбольные щитки, заменявшие хоккейные. Мальчишеские коленки лучше было не показывать маме, даже издалека. Стандартные обморочно-белые вратарские маски, продававшиеся в спортивном магазине, больше подошли бы Виктору Зингеру, чем Владиславу Третьяку: экипировка дворовых хоккеистов отставала от спортивных школ на целую эпоху. Примерно так играли во времена Боброва: футбольные щитки, а на голове — велосипедные шлемы (был даже хоккеист, игравший в шлеме танкиста): не зря, когда в Москву в 1948 году приехала чешская команда ЛТЦ, наши тайно разглядывали оставленную на ночь на стадионе профессиональную экипировку лучшей чехословацкой команды, игравшей в хоккей с конца 1920-х годов.

Если бы тогда меня кто-нибудь удосужился спросить, кем я хочу быть, когда стану взрослым, я бы без всяких сомнений ответил, как маленький Фил Эспозито возмущённой его неправильной профориентацией миссис Каннингем: «Хоккеистом».

Братья Эспозито — разница в год, мальчишки из итальянского комьюнити городка Солт-Сент-Мэри, провинция Онтарио, там, где пересекаются Великие озёра Мичиган, Верхнее и Гурон, — начинали играть в хоккей на площадке во дворе собственного дома рано утром, пока не приходило время идти в школу. Затем во время ланча. Возвращались в школу. Потом снова играли в хоккей — до пяти вечера. Ужинали, не снимая коньков, чтобы снова выйти на лёд. Отец Тони и Фила не ленился вставать в три часа утра, чтобы залить или почистить каток.

По этой же схеме вырастали многочисленные канадские, чешские и советские семейные династии — от братьев Голиковых и братьев Мальцевых до братьев Штясных, братьев Драйден, старших и младших Халлов и Хоу. Единственным случаем, когда брат играл против брата в воротах соперничающих команд, была история матча 20 марта 1971 года между Montreal и Buffalo: молодой Кен Драйден заменил получившего травму Роже Вашона, в ответ на что тренер Sabres заменил вратаря Джо Дэйли голкипером Дэйвом Драйденом, страшим братом Кена. Кстати говоря, Дэйв Драйден был первым вратарём НХЛ, который стал пользоваться маской современного типа — системы «птичья клетка», столь веселившей канадских профессионалов, когда они наблюдали за Владиславом Третьяком…

Первые коньки Эспозито были на четыре размера больше — он играл, надев несколько пар носков. В 1970-е в России с коньками тоже было не очень: я начинал играть на позаимствованных у друзей родителей старых, обшарпанных, коричневого цвета коньках для фигурного катания — учился, балансируя тело клюшкой, кататься «переступанием»: налево получалось хорошо, направо — не очень. (Только потом появились хоккейные коньки, причём сразу чехословацкие, фирмы Botas.) Впрочем, Морис Ришар признавался, что он, даже начиная играть в НХЛ за Montreal, поворачивал «переступанием» направо не слишком хорошо. Что не мешало ему носиться по льду, действительно напоминая ракету. «Я всегда катался с клюшкой, — вспоминал Фил Эспозито, которого суперсерия превратила в героя Канады на все времена. — Я даже не знаю, могу ли кататься без неё. Она позволяет держать равновесие, как третья нога… Я никогда не хотел закончить игру». Однажды у десятилетнего Фила на хоккейной площадке случился приступ аппендицита, который был сочтён им досадным обстоятельством, мешавшим играть. Парня еле успели откачать.

Уличный хоккей был единственным содержанием жизни Фила Эспозито. И он привёл форварда туда, куда привёл, — в Национальную хоккейную лигу, где про него сочинили поговорку: «Господь Бог отбил бросок, но Эспозито забросил шайбу на добивании». Этот фокус он повторит не один раз во время суперсерии-1972. Хотя Владислав Третьяк и не Господь Бог, но иной раз на площадке в своём амплуа вратаря он приближался к этому статусу. Что не помешало Филу Эспозито стать лучшим бомбардиром серии…

Канадские хоккеисты перед суперсерией не испытывали сколько-нибудь добрых чувств к советской команде. Для них русские были всего лишь «комми», к тому же претендовавшие на лидерство в спорте, который и сами с конца 1940-х называли «канадским хоккеем» в отличие от «русского». Вся Канада, включая игроков, была уверена в победе. Исключение составлял лишь голкипер Кен Драйден, который совсем молодым вратарём играл за любительскую сборную Канады на чемпионате мира 1969 года и имел возможность наблюдать за командой, ставшей победителем этого турнира. И в этой команде, как и в 1972 году, играли те же Харламов, Якушев, Петров, Михайлов, Мальцев, Викулов. Да и в силу своей интеллигентности Драйден не разделял грубоватых ура-патриотических настроений.

Позднее Фил Эспозито в одном из интервью скажет, что, в сущности, все русские ребята ему нравились, кроме Михайлова, который постоянно позволял себе мелкие тычки клюшкой. Ничего похожего нет в книге его мемуаров «Гром и молния» (Lightning—аллюзия на команду, где он был потом генеральным менеджером и которую, по сути дела, создал с нуля). «Красные козлы» (red bastards можно перевести и иначе) — так он называл своих противников: «Я ничего не хотел знать про них. Они были коммунисты, и это всё, что мне нужно было знать». И далее в воспоминаниях, записанных Питером Голенбоком (изданы в 2003 году), воспоминаниях ярких, откровенно грубых и грубых до откровенности, следует весьма характерный пассаж, вскрывающий идеологические — в принципиальном и высоком смысле слова — разногласия: «Я не интересовался их образом жизни, но обнаружил, что им нужен мой образ жизни. В Канаде их принимали по-королевски. Они ели как короли, они занимались шопингом и покупали джинсы. Третьяк был наихудшим нарушителем дисциплины. Я вот думаю, что если ты коммунист, то для чего тебе деньги, одежда и прочие материальные предметы? Потому-то я их и не уважал — уж будь по крайней мере тем, кем ты себя объявляешь».

Словом, лидер сборной Канады был недоволен тем, что заезжие коммунисты оказались в недостаточной степени коммунистами и любили джинсы. Так что разрядки на льду нечего было и ждать. Особенно от опытного 30-летнего Эспозито.

А что же происходило с разрядкой вне льда? Что проходило фоном — благоприятным фоном — для исторических игр?

Юрий Гагарин, сфотографировавшийся с клюшкой, на коньках, в хоккейном свитере с самопальной надписью «Наши», очень любил хоккей. В отряде космонавтов, судя по другой фотографии, на которой фигурирует и Леонов, любили эту игру. Многочисленные биографы утверждают, что Гагарин числился среди страстных хоккейных болельщиков, был на короткой ноге с тренером Борисом Кулагиным, а Анатолий Тарасов с помощью Гагарина пытался уговорить сначала Хрущёва, потом Брежнева на игры с канадскими профессионалами.

Гагарин оказался символом победы «нашего строя», человеком, который забил «решающий гол» в «суперсерии», именовавшейся космической гонкой, в которой участвовали русские и американцы. Нетрудно заметить, что уговоры Гагарина, инспирированные Тарасовым (если только это не легенда), пришлись на годы расцвета советского хоккея: нужна была хоккейная гонка двух держав, разделённых океаном.

Уже в 1963-м, всего через год после Карибского кризиса, Джон Кеннеди предлагал Советскому Союзу совместное освоение Луны. (А ещё в 1962-м употребил слово «разрядка» в письме Хрущёву.) Суперсерия, в свою очередь, по сути дела, означала совместное освоение хоккея нового типа, о чём, конечно, её будущие участники не подозревали.

В те годы, когда Трюдо налаживал контакты со своим партнёром в СССР, Никсон тоже вступил в переписку с Алексеем Косыгиным (1970) о возможности ограничения вооружений. Это был один из первых шагов к разрядке. Ещё в 1969 году американский президент обнародовал так называемую гуамскую доктрину (с ней он познакомил общественность во время дозаправки самолёта на острове Гуам). Среди прочего она предполагала ограничение участия Америки в операциях по «установлению демократии» за пределами Соединённых Штатов. Как писал позже Генри Киссинджер, пожалуй, ключевой архитектор разрядки, Никсон «пытался соотнести цели и задачи Америки с её возможностями». Параллельно был взят курс на «вьетнамизацию» конфликта, который сильно напрягал общественное мнение в США и советских партнёров. Что, по сути дела, означало постепенный выход Штатов из бесперспективной вьетнамской войны.

По словам президента США, американский опыт 1960-х годов подчеркнул тот факт, что США не должны были «делать за границей больше того, что может поддержать общественное мнение».

Параллельно свою игру вели европейские лидеры: де Голль ещё с начала 1960-х пытался действовать вне фарватера американской политики, а в конце 1960-х на этот путь встал канцлер ФРГ Вилли Брандт, немедленно ставший переговорным партнёром Советов. «Четвёрке» — США, Франции, Великобритании и СССР — удалось достичь соглашения по статусу Западного Берлина, он перестал быть отрезанным от мира анклавом. В том же году в речи на XXIV съезде КПСС Брежнев допустил саму возможность улучшения отношений с США.

В 1972-м администрация Никсона, понимая неизбежность ухода Америки из Вьетнама, начала строительство того, что было названо «структурой сохранения мира», — такой конфигурации взаимоотношений ведущих мировых держав, принадлежавших к разным системам, которая сохранила бы глобальное равновесие и позволила избежать ядерной войны. А заодно дала бы возможность Америке, истощённой войной морально и физически, сосредоточиться на решении домашних проблем. На самом деле речь шла о политике треугольника США — Китай — СССР. Что, надо сказать, устраивало все три стороны процесса, в том числе и Китай, который Никсон с помпой посетил в феврале 1972 года. Следующей остановкой должна была стать Москва.

Парадоксальным образом активность коммунистических войск во Вьетнаме в начале 1972 года оказалась чрезмерно высокой. Это приводило в бешенство Никсона, который был склонен увязывать саму возможность встречи на высшем уровне в Москве с подъёмами и спадами во вьетнамской войне. Сами же американцы, с учётом этого фактора, побаивались сделать то, что они хотели сделать в ответ на наступление войск противника, — усилить бомбёжки и заминировать залив Хайфон.

Именно в апреле 1972 года, во время чемпионата мира, в Праге представители советской и канадской сторон договорились об организации кульминационного события холодной войны на льду, за которой последовала хоккейная разрядка. И тогда же секретная миссия Генри Киссинджера, приехавшего в Москву договариваться о саммите Никсон — Брежнев, увенчалась успехом, а сами переговоры в конце мая обозначили начало эры детанта.
Читать дальшеВ апреле 1972 года, тайно даже от американского посла в Москве, советник президента СГА по национальной безопасности Киссинджер с командой своих помощников оказался в гостевом комплексе на Ленинских горах. Он не хотел провала саммита и действовал во многом даже вопреки воле Никсона. Киссинджеру казалось, и в своих ощущениях он был прав, что Брежнев совершенно не собирался увязывать прагматические отношения СССР и США и ситуацию на вьетнамском фронте. Поэтому американцы сделали то, что хотели сделать, и это несколько погасило наступательный пафос почувствовавших запах приближавшейся победы вьетнамских коммунистов. Со стороны СССР не поступило никаких возражений. Саммит не был сорван.

Когда несколько позже у Киссинджера спрашивали, почему он так настаивал на том, чтобы советско-американский саммит состоялся, он отшутился: «Ради икры я готов сделать всё что угодно. И, кажется, уже сделал». Личный триумф архитектора новой структуры мира не остался незамеченным для посла СССР в США Анатолия Добрынина, который заметил, что Киссинджер — единственный человек, который научился есть икру китайскими палочками.

Несмотря на то что 1972 год был омрачён «великим зерновым ограблением» — советские закупщики ухитрились купить у американских производителей больше зерна и по более низким ценам, нежели те рассчитывали, и поправкой Джексона — Вэника, поставившей крест на торговом режиме наибольшего благоприятствования, которого добились Никсон и Брежнев, это было время настоящего триумфа лидеров двух сверхдержав и начала реальной разрядки. Договор об ограничении стратегических вооружений — ОСВ-1 и соглашение об основах взаимоотношений СССР и США стали дорожной картой детанта.

В конце 1972 года в докладе, посвящённом 50-летию СССР, Леонид Брежнев констатировал с чувством глубокого и заслуженного удовлетворения: «В политике многих капиталистических государств всё больше дают себя знать элементы реализма». Явным образом эти элементы проявились в политике Канады и США. Брежнев назвал это «мирным сосуществованием». Американцы предпочитали, как уже было сказано, термин «структура сохранения мира».

И даже когда эра разрядки постепенно клонилась к закату, тот же Киссинджер, теоретик и практик realpolitik, писал 5 апреля 1976 года в бюллетене Госдепа: «…советское общество более не изолировано от влияния и привлекательного воздействия внешнего мира и не ограждено намертво от необходимости для него внешних контактов».

Провозвестниками и агентами «влияния внешнего мира» парадоксальным образом стали офицеры Советской армии, вооружённые клюшками и облачённые в хоккейную экипировку. Не следует недооценивать обнаруженную Филом Эспозито любовь Владислава Третьяка, будущего делегата съездов комсомола, а затем и парторга сборной, к джинсам — чем сильнее протирался деним, тем уязвимее оказывался железный занавес. Да и дружелюбные образы ведущих советских хоккеистов, и прежде всего того же Третьяка, смягчали имидж Советов в глазах Запада.

Так Генри Киссинджер при поддержке советских хоккеистов за один только 1972 год растопил лёд в отношениях Запада и Советского Союза.

[Андрей Колесников]

http://www.chaskor.ru/article/holodn..._ldu_-_4_23218

Андрей Колесников четверг, 28 апреля 2011 года, 16.00

Юрий Трифонов, вымышленный игрок Дуганов и начало хоккейного бума в СССР

Юрий Трифонов времен написания сценария фильма «Хоккеисты» // РИА Новости
увеличить размер шрифта уменьшить размер шрифта распечатать отправить ссылку добавить в избранное код для вставки в блог

Мы продолжаем публикацию очерка-сериала об исторических обстоятельствах, предшествовавших и сопутствовавших хоккейной суперсерии СССР — Канада 1972 года. Предыдущие фрагменты были опубликованы 19 марта, 2 и 16 апреля.

Юрий Трифонов был необычайно увлечён спортом. Писал для разных изданий спортивные очерки, почти двадцать лет состоял членом редколлегии журнала «Физкультура и спорт». Очень романтично писал о футболе. Побывал и на нескольких чемпионатах мира по хоккею: в Праге в 1959-м, Женеве в 1961-м, Стокгольме в 1963-м, в Вене в 1967-м.

Хоккейные баталии приравнивались к политическим. Достаточно вспомнить, какое значение придавалось играм с Чехословакией, в которых всегда ощущалось особое ожесточение и специфический подтекст. А вот суперсерия прорубила окно в Атлантику, столь нестандартным образом закрепив реальное потепление 1972—1974 годов и положительную эмоцию в отношениях с атлантической цивилизацией, символом которой несколькими месяцами раньше стал визит Ричарда Никсона в Москву.
Холодная война на льду — 1

Стокгольм и шведы, кажется, произвели на Юрия Валентиновича особое впечатление. Во всяком случае, герои его сценария к фильму «Хоккеисты» готовились играть со шведами. А рассказ о хоккее называется «Победитель шведов». Главный герой и фильма, и рассказа — хоккеист Дуганов по кличке Дуган, звезда, от которого болельщики ждут очень многого.

В середине 1950-х Трифонов жил около стадиона «Динамо». И, наверное, в «Победителе шведов» фигурирует именно этот стадион: «Все мальчишки Алёшкиного дома, и соседних домов, и всех ближайших улиц бредили хоккеем. И это было понятно: они жили в орбите стадиона. Огромный стадион возвышался над окружающими домами, подобно скале среди моря крыш. По вечерам он озарял небо пыланием своих прожекторов. Он наводнял улицы многотысячными толпами и запруживал их автомобилями, его гомерический свист, его ропот и вздохи сотрясали воздух и слышались далеко вокруг.

И мальчишки теряли голову.

Алёше было двенадцать лет. Он был такой же, как все: ходил в школу возле трамвайного круга, держал голубей на балконе и замечательно умел проникать на стадион без билета. Так же, как и все, он гонял шайбу на дворовом катке и был влюблён в знаменитого хоккеиста Дуганова. Он был обыкновенный, рядовой мальчишка до того дня, когда счастливая случайность...

Впрочем, следует рассказать по порядку. Итак, на заднем дворе был каток. Настоящие деревянные борта и настоящая шайба, которую гоняли кто чем: кто просто палкой, кто обломками клюшки, а у Алёши была проволочная кочерга с загнутым концом. На этом клочке льда, стиснутом котельной и гаражами, каждодневно кипела битва. Здесь были свои динамовцы и армейцы, свои канадцы и чехи, свои знаменитости, неудачники, ленивые таланты и робкие новички. Каждый из хоккеистов присваивал себе какое-нибудь звонкое имя. Алёша мечтал называться «Дуганом», но поклонников Великого Эдика было чересчур много, и никто не хотел уступать этой чести другому. Были два «брата Уорвик» — Генка и Толя Селезнёвы, был и прославленный швед по прозвищу «Тумба» — Женька Лобов, здоровенный парень с толстыми кривыми ногами и грубым голосом. Он всегда нарушал правила и толкался как слон. Игры с его участием обыкновенно кончались дракой.

Междоусобицы прекращались в дни больших матчей. Тут уж все были заодно. Сложная процедура проникновения на стадион без билета требовала дружных и согласованных действий.

О, вечера Больших Матчей!

О, зарево прожекторов над чёрной скалой стадиона! О, праздничное, знобящее, нервное, неутолимое нетерпение! О, музыка репродукторов, трескучая и ломкая на морозе!

О, прикосновение к великой жизни мужчин!

Музыка обрывалась. Две команды, в зелёных и оранжевых фуфайках, выстраивались на блистающем льду. Переваливаясь в тяжёлых доспехах, вратари задом отъезжали каждый к своим воротам. Судья в узких чёрных брюках, стройный и чопорный — человек из другого мира, — подъезжал к центру поля с высоко поднятой рукой. Изящным движением он бросал шайбу и тотчас пугливо отскакивал в сторону.

И, как ракета, взрывалась игра».

Тема хоккея возникает и в «Доме на набережной» — здесь видны корни увлечения Трифонова этой игрой: «Вокруг Шулепникова сбивались летучие компании, крутилась какая-то особая жизнь: дачи, автомобили, театр, спортсмены. В те годы возник хоккей с шайбой, или, как его называли тогда, «канадский хоккей», просто «канада». Увлечение было модным и, пожалуй, изысканным. На стадион приезжали дамы в цигейковых шубах и мужчины в бобрах. Шулепников носился с какими-то знаменитостями из команды лётчиков». (Попутно заметим, что и сегодня зрительская аудитория хоккея гораздо более респектабельная, чем футбольная, — здесь нет брутальности фанатов и есть большая погружённость зрителя в собственно игру.)

Фильм «Хоккеисты», снятый по сценарию Трифонова, обнаруживает глубокое погружение в игру, хотя само по себе кино слабоватое. Но симптоматичное и характерное для эпохи: лента снята в 1964 году, в эпоху начала хоккейного бума в СССР. Здесь хоккеист — участник сладкой жизни, и некоторые сцены фильма, где показана «богема», прямо отсылают к итальянским феллиниевским прототипам — женщины, с ногами завалившиеся на диван и по-декадентски красиво выпускающие сигаретный дым, мужчины в чёрных костюмах и узких галстуках, представители свободных профессий в лыжных свитерах с оленями, праздно пялящиеся на портрет Хемингуэя. Эльза Леждей, будущий «знаток», ведущий «следствие», здесь предстаёт в облике этакой Моники Вити — в слегка антониониевской эстетике, не от мира сего, с холодноватыми оливковыми глазами и крупными планами лица сразу после соития (не продемонстрированного, естественно) с хоккеистом. По сценарию она его подруга. Хоккеист же, в свою очередь, больше похож на вечно рефлексирующего интеллектуала-гуманитария (играет его Вячеслав Шалевич).

Выигранные сборной СССР, ведомой тандемом Чернышёв — Тарасов, чемпионаты мира 1970 и 1971 годов лишь укрепили уверенность в том, что суперсерия нужна всем. Её необходимость диктовал ход развития и советского, и канадского хоккея — сборная Канады терпела имиджевые поражения на Олимпиадах и чемпионатах мира, поскольку профессионалы не имели права выступать на этих турнирах: пора было показать настоящий класс. Мировая политическая история тоже служила фоном для движения к суперсерии.
Холодная война на льду — 2

Есть в фильме и характерные типы наставников. Заводной, экспрессивный, резковатый тренер «Ракеты» (Москва) Лашков в исполнении Николая Рыбникова. Явный типаж Тарасова. Его девиз — «Давить!». Правда, он-то и оказывается отрицательным героем, который устраивает разводку в команде между амбициозными молодыми игроками и третируемыми им ветеранами, у которых, как выясняется, есть ещё порох в пороховницах. В жизни, кстати, случались такие ситуации. И тот же Тарасов жонглировал звеньями, в том числе и вытесняя ветеранов, что, вообще говоря, естественно для того, кто конструирует команду. Тренер команды-конкурента — «Металлиста» (Белогорск) — Сперантов, которого играет Георгий Жжёнов, прямая противоположность Лашкову. Он этакий коктейль из Аркадия Чернышёва и Николая Эпштейна, мягких, спокойных, деликатных. [Эпштейн тренировал неудобный для грандов «Химик» (Воскресенск), и об играх этой команды с тарасовским ЦСКА ходили легенды, согласно которым, например, Тарасов кричал на своих подопечных: «Вы что, не можете обыграть эту воскресенскую синагогу?!»; а однажды, когда в раздевалке «Химика» стало известно, что тренер ЦСКА назвал воскресенских хоккеистов «карликами с большими х…», они до такой степени рассвирепели, что обыграли армейцев.] Если угодно, здесь представлены архетипические хоккейные образы, которые появились в фильме «Шайбу! Шайбу!!», — яростные и мастеровитые в красных свитерах, ну прямо ЦСКА, и тянущиеся за лидером, но более интеллигентные на площадке «синие» — вероятно, динамовцы.

В фильме упоминаются «американские профессионалы»: Лашков, подзадоривая игроков, говорит о том, что, мол, бычья ярость, которая исповедуется за океаном, конечно, не нужна, но здоровая злость не помешала бы. До суперсерии ещё восемь лет, однако подготовка к ней идёт даже во второстепенном советском спортивном кино, правда уснащённом актёрами-звёздами и сценаристом — будущей звездой советской литературы. Здесь мы имеем дело с Юрием Трифоновым, только что вышедшим из периода не слишком плодотворного, «Утоления жажды», вошедшего в этап осмысления истории своей семьи с «Отблеском костра» и исподволь готовящегося к самому продуктивному периоду «московских повестей» — в 1966 году в «Новом мире» появятся первые рассказы, предвосхитившие поворот в его прозе.

Кроме Леждей, Шалевича, Жжёнова, Рыбникова, в фильме режиссёра Рафаила Гольдина были заняты Лев Дуров, Кир Булычёв, Михаил Глузский. Николай Озеров, по сути, играл самого себя. Песню «Синий лёд» исполнил Олег Анофриев. Правда, она так и не стала, в отличие от «труса», который «не играет в хоккей», Пахмутовой — Добронравова в исполнении Эдуарда Хиля, гимном игры.

Трифонов увлечён шведами, потому что, наряду с чехами, они были основными нашими конкурентами в тогдашнем хоккее начала — середины 1960-х. В 1961-м у наших была ещё бронза — без Тарасова. В 1962-м чемпионат мира бойкотировали, потому что американцы не дали виз спортсменам из ГДР, — шведы стали чемпионами мира, а Свен Тумба Юханссон — трёхкратным чемпионом. Тумбой у Трифонова в «Победителе шведов» называют самого крупного мальчишку. Кстати, в детстве я думал, что Тумба — это прозвище, потому что лидер шведской сборной и правда был огромных по тому времени размеров (сегодня это стандарт). Оказалось, он всего лишь поставил в качестве дополнительной фамилии название своего родного города.

С 1963-го начинается эпоха Тарасова и время побед. А шведы занимают вторые места два года подряд и третье место в 1965-м. Странное свойство памяти: я не видел живьём Локтева, Альметова, Александрова и других звёзд того времени, включая даже Коноваленко и Фирсова, дебютировавшего в сборной в 1964-м. Захватил только Кузькина, Рагулина, Зингера, Блинова, Зимина. («Троцкий! Почему не ставите Зимина?!» — орал Тарасову Бобров, единственный, кто осмеливался называть его странным и обидным прозвищем Троцкий.) Но фамилии почему-то остались в подсознании в качестве «сохранённых файлов»: просто ярлыки без лиц и игровых характеристик. Равно как и иностранная звукопись — Владимир Дзурилла, Ян Старши, Лейф Хольмквист, Ульф Стернер… Никаких канадцев и в помине не было, они начались только в том самом 1972-м…

…В трифоновском сценарии команда «Ракета» сводит игру вничью только после того, как упрямый тренер, гнобящий ветеранское звено, вынужден вывести их на площадку. А вся команда подвергает его остракизму за неверно выбранную тактику и недоверие к «старикам». Производственная проза — производственный конфликт. Любовная линия почти повторяет (как и имена героев — Анатолий Дуганов и девушка Майя) рассказ «Победитель шведов» (только здесь Дуганов носит претенциозное имя, как у Стельцова, Эдуард. И в этой линии угадывается слабыми всполохами будущий «большой» Трифонов «московских повестей» и даже «Времени и места»).

Выдающийся писатель копался в том, что ему было интересно, — психологии спорта, психологии игроков и тренеров. В 1967 году не где-нибудь, а в «Правде» была опубликована статья Трифонова «Труден путь к Олимпу», публицистически продолжавшая линии хоккейных сценария и рассказа: «В нашем спорте есть немало тренеров, обладающих редким даром человековедения. Они есть и в футболе, и в хоккее… Кого поставить на матч? Кого посадить на скамейку запасных? Кто обещает стать первоклассным мастером, хотя этого не знает пока ни один человек? Эти вопросы, постоянно терзающие тренера, может по-настоящему решать только один человек, способный быть глубоким психологом и, если хотите, провидцем, то есть воспитателем, умеющим угадывать будущность своего ученика».

Трифонов был одним из первых, кто обратил внимание на то, что телевидение изменило представление о спорте и его восприятие. В статье в «Советском спорте», опубликованной в июне 1969 года, кстати, вскоре после памятного майского матча «Спартака» и ЦСКА, стоившего Тарасову доверия руководства и сбившего, быть может, впервые в истории телевидения сетку трансляций, Трифонов писал, предвосхищая феномен хоккейной лихорадки — 1972: «Спорт завоёвывает эфир. Благодаря телевидению мощно возросло число ценителей спорта, поклонников хоккея, футбола, гимнастики, фигурного катания. Я знаю пожилых, далёких от спорта людей, кабинетных интеллигентов, которые за последние год-два превратились в отчаянных болельщиков. «Как вам нравится Старшинов? — говорят они при встрече. — Подумайте, не забить такой шайбы!» Ещё недавно они не знали, что такое шайба».

Роль телевидения в истории хоккея, как принято выражаться в англоязычной литературе, «драматически» возросла. Понятно, что оно способствовало популяризации хоккея: он явным образом проигрывал футболу, иногда в разы, по заполняемости трибун. Погодные условия тоже, деликатно выражаясь, разные. Чтобы быть хоккейным болельщиком, нужно было быть страстным фанатом этой игры, которая постепенно перерастала рамку зимнего дополнения к футболу и экзотического субститута русского хоккея. Когда в конце 1950-х появился ледовый дворец «Лужники», это был огромный шаг вперёд по оцивилизовыванию «канадского хоккея», который превращался в просто хоккей. Именно тогда начинали тренироваться будущие звёзды конца 1960-х — начала 1970-х годов. В 1964 году появилась арена у главной команды страны ЦСКА и у главного «стилеобразующего» тренера — Тарасова. Следующим шагом к популярности игры стала именно «массовизация» телевидения.

Технические возможности получать зарубежные спортивные трансляции появилась в 1962 году. А в марте 1963-го по центральному телевидению уже показывали целиком чемпионат мира по хоккею из Стокгольма с комментариями Николая Озерова и Яна Спарре. Важно было, что чемпионат показывали. Гиперважно, что наши играли в финале. Суперважно, что с Канадой, которую представляла команда Trail Smoke Eaters. Сверхважно, что мы победили со счётом 4:2 и стали чемпионами мира. И это был чемпионат, с которого началась беспроигрышная серия команды Чернышёва — Тарасова. И — бешеной популярности хоккея, столь тонко отражённой в «Победителе шведов» и в «Хоккеистах» Трифонова. Коноваленко, Рагулин, Кузькин, Давыдов, Сологубов, Юрзинов, Старшинов, Альметов, Александров (Вениамин), Якушев (Виктор), братья Майоровы — вот ярлыки волшебных пропусков в мир советского хоккея, который должен был выдержать испытание на прочность канадскими профессионалами девять лет спустя. И тоже на глазах у многомиллионной мировой аудитории. Трое из этого состава сыграют в суперсерии, правда совсем не равное число матчей (32-летний Старшинов появится только в одном).

Как отмечал Лоуренс Мартин, автор книги о советском хоккее «Красная машина», финал ЧМ-1963, эффект от которого был усилен телевидением, стал поворотным моментом в истории отечественного хоккея и знаменовал собой начало золотого века — начался советский хоккейный бум. И не случайно уже в декабре 1964 года был запущен механизм по улавливанию хоккейных талантов — детский турнир «Золотая шайба», патронировавшийся лично Тарасовым.

Инерции развития, имеющей своим истоком начало 1960-х, хватит надолго, до самого конца Союза, когда на чемпионате мира 1991 года сборная СССР, тренировал которую по-прежнему Виктор Тихонов, займёт третье место. После последнего рецидива 1993 года, когда команда России под руководством Бориса Михайлова станет чемпионом мира, настанет долгий период — 15 лет — угасания и последующего возрождения отечественного хоккея.

[Андрей Колесников]

http://www.chaskor.ru/article/holodn..._ldu_-_5_23382

вторник, 17 мая 2011 года, 13.00

Очерк-сериал об исторических обстоятельствах, предшествовавших и сопутствовавших хоккейной суперсерии СССР-Канада 1972 года


Встреча сборных команд СССР и Чехословакии на чемпионате мира по хоккею в Стокгольме. Вячеслав Старшинов атакует ворота чехословацкой сборной // РИА Новости

До канадцев были чехи: «Хей, хей, до-то-го!»; Чехословакия как первый учитель; чехословацкие спецслужбы против чехословацкого хоккея; «Во рту сухи, а в глазах черны»: 21 марта 1969-го — месть ученикам за август 1968-го.

Мы продолжаем публикацию очерка-сериала об исторических обстоятельствах, предшествовавших и сопутствовавших хоккейной суперсерии СССР — Канада 1972 года. Предыдущие фрагменты были опубликованы 19 марта, 2, 16 и 28 апреля.


Из набора открыток с чемпионата мира-1973. На фото справа Виктор Кузькин и Вацлав Недомански мирно обмениваются вымпелами. Нет ничего более обманчивого, чем эта идиллическая картинка…

«Похождения бравого солдата Швейка» Ярослава Гашека начинаются с того, что агент тайной полиции Бретшнейдер арестовал трактирщика Паливца и Швейка за высказывания по поводу убийства эрцгерцога Фердинанда: «Не тревожься, — утешал Паливца Швейк. — Я арестован всего только за государственную измену.

— Но я-то за что? — заныл Паливец. — Ведь я был так осторожен!

Бретшнейдер усмехнулся и сказал с победоносным видом:

— За то, что вы сказали, будто на государя императора гадили мухи».

В марте 1950 года чешская тайная полиция прямо в пражской пивной «У Герцлику» неподалёку от Народного театра арестовала несколько человек из блестящей сборной Чехословакии — лучшей команды Европы, чемпиона мира 1947 и 1949 годов, серебряного призёра Олимпиады в Санкт-Морице 1948 года (сыграли с канадцами 0:0 благодаря первоклассной игре вратаря Богумила Модрого и получили серебро только из-за худшей разницы заброшенных и пропущенных шайб). Причём, как выяснилось позже, арестованы они были не за хулиганство в пивной, а, как Швейк, за государственную измену. Конечно, по пьяни кто-то из ребят крикнул «Смерть коммунистам!», и на это у него были основания. Но приговор всё равно был вынесен не за выкрикивание лозунгов…

Костяк команды составляли игроки ЛТЦ, с которыми в 1948 году в Москве сыграли команды, патронировавшиеся Тарасовым, уже тогда считавшим, что советским хоккеистам нужно учиться, учиться и учиться. И, в частности, у чехов. Не имевшие представления о нормальной хоккейной амуниции, советские хоккейные «менеджеры» за ночь скопировали все элементы формы чехов. Так что позаимствована у Запада была не только атомная бомба… Отец русского хоккея восхищался мастерством вратаря ЛТЦ и чешской сборной — того самого Богумила Модрого. («Особенно большую помощь оказал нашим вратарям Богумил Модрый. Он чуточку умел говорить по-русски и потому смог рассказывать немало интересного и полезного», — писал Тарасов.) В 1950-м Модрый, который к тому времени уже закончит карьеру, получит 15 лет лагерей, а лучший чешский бомбардир 21-летний Августин Бубник — 14 лет. Остальные игроки получили сроки несколько меньшие, но тоже по-сталински внушительные. Три года влепили даже хозяину пивной (см. случай гашековского Паливца).

Что же, собственно, произошло? 11 марта 1950-го сборную Чехословакии, действующего чемпиона мира, отправлявшегося на очередной мировой турнир в Лондоне, буквально сняли с самолёта. Хоккеисты должны были подтвердить официальную версию: они не едут на чемпионат в знак протеста против того, что англичане не дали визы корреспондентам Чешского радио. Очень скоро стало известно, что никаких проблем с визами, естественно, не было. Именно поэтому, осерчав, в пивной хоккеисты были несколько неосторожны в выражениях в адрес коммунистов. При этом они не знали о том, что в трактире — ну совсем как в «Похождениях бравого солдата Швейка» — сидят осведомители тайной полиции.

Хоккейные баталии приравнивались к политическим. Достаточно вспомнить, какое значение придавалось играм с Чехословакией, в которых всегда ощущалось особое ожесточение и специфический подтекст. А вот суперсерия прорубила окно в Атлантику, столь нестандартным образом закрепив реальное потепление 1972—1974 годов и положительную эмоцию в отношениях с атлантической цивилизацией, символом которой несколькими месяцами раньше стал визит Ричарда Никсона в Москву.
Холодная война на льду — 1На самом деле лучшим представителям чешского хоккея, которых судил военный суд, потому что некоторые из них были в призывном возрасте и считались военнослужащими, вменяли эпизод декабря 1948 года. Чешской сборной, игравшей в Давосе на Кубке Шпенглера, было предложено остаться в Швейцарии и стать командой Чехословакии «в изгнании». Часть чешских хоккеистов уже осталась за границей, включая Олега Забродского, брата Владимира Забродского, капитана команды. Ему-то и поступило предложение организовать коллективное бегство лучшей хоккейной сборной Европы. Это как если бы на Западе остались не одна-две звезды балета, а целиком Большой театр.

В команде было проведено голосование: 8 — против бегства, 6 — за. Бубник, кстати, голосовал против, потому что понимал: если он окажется в эмиграции, его родители останутся заложниками и им не выжить. После этого у хоккеистов сборной были многочисленные шансы сбежать, в том числе на чемпионате мира 1949 года в Стокгольме, но они и не думали ими воспользоваться. Что не помешало закатать звёзд чехословацкого хоккея на огромные сроки.

Практически все они вышли по амнистии в 1955 году, но с уже разрушенными карьерами и здоровьем. Тот же самый Модрый умер в 1963 году в возрасте 47 лет — сказались последствия отсидки. А Бубник, пройдя через урановые рудники и фактический запрет на профессию хоккеиста после освобождения, предпочитал тренировать финнов. И, кстати, в 1960-е подготовил неплохую финскую сборную. (А Владимир Забродский всё-таки сбежит в 1965 году на Запад и станет хоккейным тренером в Швеции.)

…В том же 1950-м, согласно полицейскому рапорту 624/1950, ровесник Аугуста Бубника студент-кинематографист Милан Кундера якобы донёс в полицию на появившегося в Праге эмигранта Мирослава Дворжачека. Тот был арестован и много лет провёл в лагерях. Полицейский отчёт был опубликован в 2008 году и стал основой для моральных обвинений в отношении одного из символов чешского сопротивления, великого — без оговорок — писателя Милана Кундеры. Сам престарелый автор «Невыносимый лёгкости бытия» обвинения отвергал. Но это так, к слову, для иллюстрации положения в стране спустя два года после того, как коммунисты пришли к власти. И стали пожирать сами себя — в 1951-м состоялся процесс главы КПЧ Рудольфа Сланского. Незадолго до этого его славословила вся страна. Впрочем, после победы на чемпионате мира 1949 года будущих заключённых-хоккеистов тоже чествовала вся страна и её коммунистическое руководство.

Так Служба национальной безопасности Чехословакии едва не разрушила чешский хоккей. Но основы, заложенные ещё в 1930-е годы, оказались столь фундаментальными, что сборная ЧССР оставалась одной из сильнейших начиная уже с середины 1950-х годов.

Чешская сборная играла ещё на самом первом чемпионате мира по хоккею в Антверпене и заняла там третье место. В 1930-е и 1940-е чехословаки были одной из самых сильных команд Европы и мира. В 1938 году, кстати говоря, в матче за третье место они обыграли сборную фашистской Германии со счётом 3:0. Правда, спустя год сильнейший чешский клуб ЛТЦ по независящим от него причинам — из-за Мюнхенского сговора — стал чемпионом уже не Чехословакии, а так называемого протектората Богемии и Моравии и сохранял свой титул в 1940, 1942, 1943 и 1944 годах. После того как сборная оправилась от удара, нанесённого ей спецслужбами, чехи зарабатывали бронзу чемпионатов мира в 1955, 1957, 1959 годах, а 1961-м обошли сборную СССР, заняв второе место, сыграв вничью 1:1 с канадцами, получившими золото.

1960-е — эпоха триумфа советской школы, много позаимствовавшей у чехов (в 1948 году игроков ЛТЦ поразило, что русские не умели отрывать шайбу ото льда, а их вратари — ловить её в ловушку, зато, наученные русским хоккеем, носились на диких скоростях), стала периодом противостояния СССР, ЧССР и Швеции (не считая наезжавших канадских любительских команд). Чешские фамилии вошли в советский хоккейный фольклор. Где-то в начале 1970-х родилась знаменитая поговорка: «Проснулся я рано утром. Во рту сухи, в глазах черны. Надел на себя кохту, сунул в рот бублу и поспишил в магазин». Ян Сухи — один из ключевых защитников, много раз входивший в символическую сборную мировых первенств, Йозеф Черны — нападающий, который дебютировал в сборной ЧССР в конце 1950-х и доиграл до начала 1970-х, Иржи Кохта — нападающий, Франтишек Поспишил — защитник, оба начали играть в конце 1960-х, Иржи Бубла — нападающий, дебютировавший в 1971-м.

Ну а другая поговорка отражала иную проблему и была чрезвычайно политизирована: «У СССР две проблемы — Даманский и Недомански». Вооружённый конфликт на границе с Китаем, унёсший жизни 58 советских военнослужащих, приравнивался тем самым к хоккейным сражениям. И на этом эпизоде стоит остановиться подробнее, потому что чехословацкая сборная стала стороной в холодной войне внутри социалистического лагеря. И, пожалуй, единственным оружием, которым чехи могли отомстить Советам за вторжение в августе 1968 года.

На чемпионате мира в Стокгольме чехи заняли третье место после СССР и Швеции. Но зато результат их встреч с советской командой — 2:0 и 4:3. «Вы нам танки, мы вам — бранки (шайбы)!» Это была страшная месть за 1968-й год.

Но ещё до вторжения, в самом начале Пражской весны, чехословацкая сборная вдохновенно сыграла на чемпионате мира — 1968, проиграв СССР со счётом 5:4 и заняв второе место. Свидетели событий утверждают, что позитивный настрой сборной был связан именно с обнадёживающими общественными переменами.

21 марта 1969 года в Стокгольме чехи обыграли мощную советскую сборную, за которую играли блестящие тройки Викулов — Мальцев — Фирсов, Михайлов — Петров — Харламов (потом разлучённые на время), Зимин — Старшинов — Якушев, а в защите блистали Рагулин и Лутченко (которого многие потом ставили выше Бобби Орра). На 33-й минуте счёт открыл Сухи, а на 47-й шайбу забросил Черны, заложив основу той самой поговорки: «Во рту сухи, а в глазах черны». Капитаном был знаменитый Йозеф Голонка, играли братья Голики, в воротах стоял знаменитый Владимир Дзурилла, в нападении блистал тот самый Вацлав Недомански. В 1972 году на Олимпиаде в Саппоро он, по одной версии, плюнул в лицо Мальцеву, по другой — бросил шайбу в Чернышёва. Сам же Недомански вспоминал, что он жёстко припечатал к борту Якушева (которого канадцы называли Як-17, а Недоманского — Большой Нед) у скамейки запасных советской сборной и был обложен Тарасовым матом. Разозлившись, он ударил ни в чём не повинного, неизменно олимпийски спокойного Чернышёва…

Кстати, по одной из версий, изложенной в биографии Мальцева, написанной Максимом Макарычевым, именно поведение Анатолия Владимировича Тарасова, «провоцировавшего» чехов, стало последней каплей, за которой последовало отстранение тандема Тарасов — Чернышёв от сборной перед чемпионатом мира — 1972 в Праге. Версия эта выглядит более чем правдоподобно: это была просьба Густава Гусака, высказанная им лично Леониду Брежневу, который прекрасно помнил эпизод мая 1969 года, когда Тарасов сломал ему удовольствие от хоккея, уведя ЦСКА с площадки.

В пользу правдоподобия этой версии говорит и тот факт, что советское политическое и спортивное руководство, учитывая напряжённый характер отношений ЧССР и СССР, и не только на хоккейных площадках, ставило советским хоккеистам задачу играть с чехами максимально корректно. В наборе широко разошедшихся открыток, где представлялась сборная СССР — чемпион московского чемпионата мира — 1973, запечатлены Виктор Кузькин и Вацлав Недомански в знаменитой тёмно-синей форме сборной ЧССР, обменивающиеся вымпелами. Фотография сопровождена политкорректной подписью: «Как бы остро и напряжённо ни проходили матчи в Саппоро и в Москве, они всегда завершались крепким дружеским рукопожатием». Ну да, строго после того, как Недомански толкнул тренера сборной страны-супостата…

В 1976-м, когда на турнире на приз газеты «Руде право» мощный защитник, знаменитый номер два советской сборной, Александр Гусев слишком жёстко припечатал к борту чешского коллегу, разбор команде и самому Гусеву устраивал лично Сергей Павлов, многолетний «министр спорта» — председатель комитета по физической культуре и спорту при Совете министров СССР, в прошлом — «румяный комсомольский вождь». «Играть не будете!» — бросил Павлов в сердцах Гусеву, который после бронзы советской сборной на чемпионате-1977 действительно перешёл в финальную стадию своей долгой карьеры, но скорее по возрасту: в 1978—1979-м он доигрывал в СКА (Ленинград). Павлов, впрочем, тоже «доигрывал» свою карьеру в не слишком престижных местах — послом в Монголии и Бирме…

Шайба, заброшенная защитником Яном Сухи с подачи Ярослава Голика на 33-й минуте матча 21 марта 1969 года, имела, разумеется, символическое значение. Это был первый гол — гол в широком, в том числе политическом, смысле, — забитый в ворота оккупантов. Мало того что сама по себе игра, как и большинство матчей СССР — ЧССР, отличалась необычайным напряжением и была практически равной, о чём свидетельствует статистика бросков в створ ворот, чехи выполняли установку на победу над сборной Советского Союза любой ценой. Радовались они так, как будто выиграли в ретроспективе и перспективе все чемпионаты мира, вместе взятые. Характерно, что Вацлав Недомански на радостях ударил ворота Виктора Зингера и сдвинул их, что-то крикнув советскому вратарю, а Ярослав Голик с размаху шарахнул по верхней перекладине и фактически ткнул клюшку в маску голкиперу, явно едва удержавшись от физического контакта. И тоже не без слов. Бедный Зингер ответил за советских лидеров, за советских танкистов, за унижение чехословаков.

А настрой на победу, даже если абстрагироваться от высочайшего уровня игры, у чехов был мощный. Это была уже не спортивная злость. Милан Кундера, «Невыносимая лёгкость бытия»: «Прага неузнаваемо изменилась: на улицах он встречал других людей, чем когда-то. Половина его знакомых эмигрировала, а из той половины, что осталась, ещё половина умерла. Этот факт не будет зафиксирован ни одним историком: годы после русского вторжения были периодом похорон». Таков был эмоциональный и психологический фон хоккея с чехами.

Как относились к политической подоплёке игр с чехами игроки нашей сборной?

Среди них, разумеется, не было диссидентов. Как, впрочем, не были диссидентами и хоккеисты ЧССР — они всего лишь выражали доминирующие среди чехов и словаков настроения после ввода советских войск. Из той блестящей плеяды хоккеистов на Запад стремился и в итоге там оказался в 1974 году Недомански — он играл в Detroit Red Wings. Это уже потом, много позже, случился побег братьев Штястны, тоже, как и Недомански, звёзд, строго говоря, словацкого хоккея. Петер Штясны получил предложение уехать за океан ещё в 1976 году, но его мечтой было играть за сборную, которая в то время громила всех подряд, включая «красную машину» Виктора Тихонова. (Тогда в сборной ЧССР играли Петер и Мариан, а Антон Штястны присоединился к национальной команде в 1979-м.) В 1980-м Петер и Антон, связавшись с канадскими скаутами, заявили о своём запоздалом согласии играть в Северной Америке. Мариан, который, будучи отцом троих детей, не имел возможности оставить членов своей семьи заложниками, мог лишь позавидовать братьям, надевшим синие свитера Quebec Nordiques (бывшей команды ВХА, которая после распада лиги играла в НХЛ). На следующий год братья воссоединились в Квебеке. Петер Штястны потом будет удостоен самой высокой для хоккеиста чести — избрания в Зал хоккейной славы.

Наши игроки, которые тогда и помыслить не могли о том, чтобы играть где-то ещё, кроме СССР (только у тренеров были шансы уехать куда-нибудь в Финляндию или Японию, да и то уже в более поздние времена), могли себя ощущать только солдатами, выполняющими приказ, причём приказ высшего руководства страны. В сборной были парторг (Петров) и комсорг (Третьяк), костяк команды составляли хоккеисты ЦСКА, то есть офицеры. За победы полагались высокие правительственные награды, вплоть до орденов Ленина и Трудового Красного Знамени. В том числе и прежде всего за игры с чехами. (Хотя и чехословацкие спортсмены получали ордена и медали разных достоинств — социалистический подход к спорту никто в этой стране не отменял.)

Что вообще могли думать о чехословацких событиях или совсем молодые ребята, рекрутированные из провинциальных моногородов, или опытные бойцы, воспитанные идеологизированным Тарасовым? Что могли думать о противостоянии с чехами спортсмены, чьё детство пришлось на 1950-е годы или в крайнем случае на начало 1960-х, молодые люди, которые получали от партии и правительства всё — от квартир и машин до орденов, званий и всесоюзной славы? Их воспитывали советская семья, школа, улица, тренеры. Единственным «диссидентством» для них был алкоголь и гулянки — а как ещё могли развлекаться люди, большую часть времени заточённые на спортивных базах? У них была простая и внятная мотивация — защищать честь и славу Родины. «Эй, вратарь, готовься к бою, часовым ты поставлен у ворот!» — это же были слова не с пустой семантикой. На предложение поиграть за рубежом за деньги в те годы они могли ответить только так, как футбольный голкипер Антон Кандидов из «Вратаря республики» Льва Кассиля: голкипера сватали в сборную Ватикана за сто тысяч лир жалованья: «Ах ты, зараза! — заорал Антон. Он бешено колотил себя в грудь и топал ногами. — На бога, на папский паёк меня берёшь!.. Ты всерьёз сторговать меня хочешь?!»

Выигранные сборной СССР, ведомой тандемом Чернышёв — Тарасов, чемпионаты мира 1970 и 1971 годов лишь укрепили уверенность в том, что суперсерия нужна всем. Её необходимость диктовал ход развития и советского, и канадского хоккея — сборная Канады терпела имиджевые поражения на Олимпиадах и чемпионатах мира, поскольку профессионалы не имели права выступать на этих турнирах: пора было показать настоящий класс. Мировая политическая история тоже служила фоном для движения к суперсерии.
Холодная война на льду — 2Даже иные соблазны не могли взять за живое советского спортсмена. Так, в 1966-м на Олимпиаде в Любляне (она же чемпионат мира — тогда они были совмещены) Александр Рагулин отверг сексуальные притязания некоей миллиардерши, обезумевшей от созерцания гренадерской комплекции защитника, и предпочёл провести вечер с товарищами по команде. Правда, даже если бы ему пришло в голову позабавиться с миллиардершей, компетентные органы нашли бы способ отлучить его от хоккея и от армии, и никто бы не посмотрел на то, что это лучший защитник страны.

Характерно, что Вячеслав Старшинов написал в 1970-е диссертацию на тему «нравственного долга и ответственности спортсмена». Тут не до шуток — это были не просто слова, а действительно предмет для исследования хоккейной мотивации. К тому же как поэт в России больше, чем поэт, так и команда в СССР была больше, чем команда. Даже тактика советского хоккея строилась на коллективизме. Тарасов обосновывал это теоретически и, в частности, в книге «Совершеннолетие», написанной после чемпионата мира в Вене 1967 года, отмечал: «Однако при таком хоккее, при игре в одно касание спортсмен, отдающий пас, часто остаётся в тени (особенно в глазах неквалифицированных зрителей), и потому на такую манеру игры могут идти не все спортсмены, а только те, кто ради общего успеха согласен быть как бы на втором плане, только те, у кого хороший, добрый характер. Кто, перефразируя Константина Сергеевича Станиславского, любит не себя в хоккее, а хоккей в себе.

Первые советские хоккеисты были вполне себе «гармонически развитыми личностями». Родом из дворов, они летом играли в футбол, а зимой — в русский и канадский хоккей. Тот, кто катался с клюшкой на льду, поймёт, какая это соковыжималка и превосходная физическая подготовка. После хоккея с мячом, имеющего дело с полем, которое в связи с его размерами хочется назвать «русским», а хоккеиста — «хилым колоском», тогдашний канадский хоккей мог показаться увеселительной прогулкой. Площадки для хоккея с шайбой так и остались в России большими по размеру, чем в Канаде…
Холодная война на льду — 3Я твёрдо убеждён, что подлинный коллективизм в современной классной хоккейной команде возможен только в том случае, когда в ней, в этой команде, играют добрые, умные, хорошие и скромные люди, умеющие уважать и любить своих товарищей, люди, которые всегда готовы бескорыстно прийти на помощь другу».

Это уже потом именно канадский хоккей «развратит» советских хоккеистов. Причём не идеологически: они просто захотят попробовать себя в другой хоккейной рамке — это не менее сильная мотивация, чем долг советского офицера и любовь к родине. Парадокс состоял в том, что едва ли не первым, кто задумался о карьере в НХЛ, был человек, ставший витриной советского хоккея, — Третьяк. Считается, что сравнительно раннее окончание его карьеры было вызвано именно тем, что его не пустили играть в Северную Америку.

Юрий Трифонов был необычайно увлечён спортом. Писал для разных изданий спортивные очерки, почти двадцать лет состоял членом редколлегии журнала «Физкультура и спорт». Очень романтично писал о футболе.
Холодная война на льду — 4В общем, находясь на льду, наши хоккеисты вряд ли думали о справедливости или несправедливости вторжения. Они видели перед собой злую, сильную, замотивированную команду, которую тем более надо было победить. Опыт таких игр психологически должен был помочь справиться с канадцами, где к сугубо спортивным эмоциям добавлялась ненависть к идеологическому противнику, покусившемуся на авторские права на хоккей с шайбой.

[Андрей Колесников]

среда, 15 июня 2011 года, 13.37

Очерк-сериал об исторических обстоятельствах, предшествовавших и сопутствовавших хоккейной суперсерии СССР — Канада 1972 года

Тренер советской сборной Всеволод Бобров // РИА Новости

Организация серии на финишной прямой: функционеры с обеих сторон, Андрей Старовойтов и Алан Иглсон, плетут кружева интриг; Гарри Синден собирает сборную; скандал вокруг Бобби Халла: президент НХЛ не пускает его в сборную Канады, несмотря на просьбу премьер-министра Трюдо; в середине августа канадцы приступают к тренировкам в Торонто; к суперсерии наконец всё готово и… Жак Плант появляется в раздевалке советской сборной…

Мы продолжаем публикацию очерка-сериала об исторических обстоятельствах, предшествовавших и сопутствовавших хоккейной суперсерии СССР — Канада 1972 года. Предыдущие фрагменты были опубликованы 19 марта, 2, 16, 28 апреля и 17
Бобби Халла, перешедшего из НХЛ в ВХА за миллион долларов аванса (увеличенный чек – на снимке), не пустили играть с русскими. Это стало для него самым большим разочарованием в карьере.

3 сентября 1972 года было солнечным днём — таким, каким бывает в средней полосе России роскошное бабье лето, оправдывающее безысходную серость и слякоть последующих долгих, тонущих в ранних сумерках недель. 1 сентября, пятница, тоже было отмечено солнцем и даже, пожалуй, отсутствием рассветных заморозков, того самого, пастернаковского, ощущения: «…был утренник, сводило челюсти». 1972-й оказался последним годом, когда первоклашек облачали в мышиного цвета пиджаки и брюки, — уже приближалась эра синих костюмчиков с эмблемой книги на рукаве, которую было принято нещадно разукрашивать шариковой ручкой. Мы с моим лучшим другом, будущим спортивным комментатором канала «НТВ-Плюс» Мишей Мельниковым, жались друг к другу в возбуждённой толпе незнакомых ребят, уворачиваясь от развесистых гладиолусов. Едва ворвавшись в класс, мы ухитрились сесть вместе, заняв место чуть ли не в первом ряду. Но спустя несколько минут были разлучены ради соблюдения гендерного баланса — нас посадили с девицами.

Что происходило на следующий день, в памяти не осталось. А в воскресенье был хоккей, по экрану чёрно-белого телевизора «Темп» сновали фигурки хоккеистов, которые потом переселились в альбом для рисования. Харламов, Третьяк, Кларк, Фил Эспозито — четырёхтактный пароль, открывавший школьную эру, насыщенную морозами, пробами льда, оставлявшими синяки шайбами, сменой с хрустом ломавшихся клюшек ЭФСИ, небезопасными побегами Мельникова на электричке в Калининград почему-то для просмотра матчей игравшего в хоккей с мячом тамошнего «Вымпела» (хотя вполне можно было ограничиться близлежащим стадионом «Фили» с одноимённой командой).

Перед самой игрой, 3 сентября, в воскресенье, я, валяясь на полу, вяло дёргал за головы футболистов из настольного футбола — одна команда была красной, другая синей. «Спартак» — «Динамо», натурально. Ну или ЦСКА.

Словно бы ветром принесло лозунг эпохи: «Развеян миф о непобедимости канадских профессионалов». Мы рождены, чтобы сокрушать их мифы.

Трансляция была не прямой — игра состоялась поздно ночью по московскому времени, 2 сентября по канадскому календарю. Но ни одна живая душа в стране, кроме дипломатов, служивших в государствах вероятного противника, руководства страны и спортивного начальства, не знала о том, что наши не просто победили, а что-то там «развеяли». И Харламов теперь звезда по обе стороны Атлантики.

Фил Эспозито провёл день перед игрой, несмотря на упрёки своего брата Тони, в постели с любимой женщиной по имени Донна, которая потом станет его второй женой, что не повлияло на качество его игры — он-то и забросил первую шайбу, но и не помогло команде.

Канадцы были настроены на быструю и впечатляющую победу. Наши были эмоционально ошеломлены их напором и одновременно — технически — размерами канадского типа площадки, к которой они не успели адаптироваться…

Почему-то считается, что Тарасов не рвался играть с профессионалами. Даже открытые источники — его собственные книги — свидетельствуют ровно об обратном. Повторимся: игры со сборной НХЛ должны были стать венцом его карьеры, доказательством преимуществ советского хоккея и советского строя. К ним он готовил лучших своих питомцев — от Фирсова до Третьяка, наигрывал тактические схемы, пробовал и тасовал тройки и пятёрки, экспериментировал, вводя в хоккей понятие полузащитника. (Один из его экспериментов своим следствием имел тот факт, что даже в суперсерии-1972 Михайлов и Петров играли без Харламова: в сезоне-1971/1972 Тарасов в ЦСКА разбил наигранную тройку, заменив Харлама Юрием Блиновым, а Харламов с Владимиром Викуловым стал нападающим в пятёрке, где появились полузащитники — Геннадий Цыганков и Анатолий Фирсов; на чемпионате мира — 72 и в суперсерии Харламов играл в сборной с Викуловым и Мальцевым, но сразу после игр с канадцами великая тройка была восстановлена в правах.)

Первые советские хоккеисты были вполне себе «гармонически развитыми личностями». Родом из дворов, они летом играли в футбол, а зимой — в русский и канадский хоккей. Тот, кто катался с клюшкой на льду, поймёт, какая это соковыжималка и превосходная физическая подготовка. После хоккея с мячом, имеющего дело с полем, которое в связи с его размерами хочется назвать «русским», а хоккеиста — «хилым колоском», тогдашний канадский хоккей мог показаться увеселительной прогулкой. Площадки для хоккея с шайбой так и остались в России большими по размеру, чем в Канаде…
Холодная война на льду — 3

Запрет президента Международной хоккейной ассоциации Джона Ахерна на участие профессионалов в чемпионатах мира (а значит, по факту и в Олимпийских играх) мешал реализации планов Тарасова. Его невольным союзником стал Пьер Трюдо, который сказал во время официального визита в Москву в 1971-м: «Давайте позволим нашим лучшим игрокам сыграть с вашими лучшими — без всяких предварительных условий». Историк хоккея Майкл Маккинли пишет, что одним из тех, кто в начале 1972-го стал активно лоббировать организацию серии, был дипломат Гэри Смит, по совместительству игрок любительской команды Moscow Maple Leafs, естественно, названной так в честь второго после Canadiens легендарного клуба — «Кленовых листьев» из Торонто, игравших ту же роль, что «Спартак» или «Динамо» по отношению к ЦСКА.

Примечательно, что в партнёры по переговорам Смит взял не кого-нибудь, а Бориса Александровича Федосова, выдающегося спортивного журналиста, председателя Федерации футбола СССР (с 1973 по 1980 год), куратора турнира на приз «Известий», неизменно проводившегося под эгидой газеты с декабря 1969 года, автора несмываемого знака эпохи — снеговика с вратарской клюшкой. Канадский дипломат продемонстрировал известинцам фильм о финале Кубка Стэнли между Montreal и Chicago. «Когда они смотрели на Бобби Халла, — с усмешкой вспоминал Смит, — они думали, что фильм прокручивается в ускоренном темпе». Правда, чуть позже канадцам придётся признать: Харламов — такой же быстрый, как Курнуайе, только обводка у него много лучше…

В апреле 1972-го, во время чемпионата мира в Праге, официальные лица с обеих сторон договорились о том, что серия будет проведена. К этому времени Тарасов уже не был тренером сборной. С советской стороны над организационными вопросами работал в том числе ответственный секретарь Федерации хоккея СССР, бывший хоккейный судья и игрок ЦДКА Андрей Старовойтов. Существует устойчивая легенда, которая может оказаться и правдой, что Старовойтов не мог простить Тарасову «отставки» из ЦДКА. Месть — это блюдо, которое подают холодным. И вот спустя более чем два десятилетия уже Старовойтов «отставил» Тарасова, только не из ЦСКА, а из сборной.

Как раз советский спортивный функционер и не был-то большим сторонником серии. Надеялся на то, что клубы не отпустят в сборную Канады лучших игроков. Вынужден был вести сложную бюрократическую интригу с Джоном Ахерном, чтобы тот по крайней мере не возражал против самого факта проведения серии. А вот с противоположной стороны мотором «сделки» был куда более эксцентричный и энергичный персонаж — исполнительный директор Ассоциации игроков НХЛ, легендарная и весьма противоречивая фигура Алан Иглсон (достаточно сказать, что подзаголовок книги Расса Конвея о нём звучит так: «Алан Иглсон и коррупция в хоккее»).

В интервью журналисту Всеволоду Кукушкину Иглсон говорил: «В 1969 году я приехал в Швецию на чемпионат мира. Я был ярым канадским болельщиком, и меня задевало, что на мировых первенствах регулярно побеждала советская команда. На том турнире в составе нашей сборной играли Кен Драйден, Уэйн Стивенсон и ещё семь хоккеистов калибра НХЛ, но мы заняли лишь четвёртое место. Именно тогда и начались переговоры с русскими о серии матчей с командой НХЛ. Шли они довольно долго, но в итоге закончились успехом.

Я не хотел, чтобы в серии было чётное количество матчей. Предложил сделать так, как в розыгрыше Кубка Стэнли, — определять победителя в серии из семи поединков, но Андрей Старовойтов настоял на восьми. Нам было всё равно, где начинать, — полагали, что без особого труда возьмём верх в семи из восьми матчей. И когда Андрей предложил начать серию у нас, мы согласились».

Иглсон обладал потрясающей пробивной силой и талантом переговорщика. А говорить ему пришлось и с хозяевами клубов, и с самими игроками, которых интересовала не только патриотическая и чисто хоккейная составляющая серии, — они хотели заработать. Но, кстати говоря, и он хотел заработать. И хотел этого четверть века — всё то время, что возглавлял Ассоциацию игроков НХЛ, своеобразный профсоюз и пенсионный фонд в одном флаконе. Это в результате сгубило и его самого, и его репутацию. Но об этом чуть позже.

Советская сборная уже методично тренировалась, уже прошли командные сборы на летних базах, а у канадцев ещё конь не валялся. В июле Алан Иглсон позвонил Филу Эспозито. И между ними произошёл следующий разговор:

— Мы собираем команду Канады, чтобы играть с русскими.

— Будет ли играть Бобби Кларк?

— Мы ещё не уверены. Мы даже не уверены в том, что будем играть. Я хотел только дать тебе знать, что мы были бы очень рады, если бы ты и твой брат согласились играть в команде.

Конечно, Иглсон хитрил. Во-первых, всё уже было договорено. Во-вторых, у сборной был старший тренер — Гарри Синден, который тренировал команду Boston Bruins как раз тогда, когда именно в ней восходила звезда Эспозито. (Он же был в 1958 году капитаном Whitby Dunlops, которая представляла Канаду на чемпионате мира в Осло, где канадцам достались золотые медали. То есть Синден играл против команды Тарасова. Показательна разница шайб, с которой канадцы закончили турнир: 82 заброшенных при 6 пропущенных!) Больше того, под руководством Синдена «медведи» стали обладателями Кубка Стэнли.

Ещё в июне тренер договорился с монреальскими звёздами Курнуайе, Трамбле, братьями Маховличами и Драйденом, что они присоединятся к сборной. (Драйдену, очному студенту-правоведу, до этого нужно было ещё сдать экзамены в Университете Макгилла.) Иглсон просто не хотел отвечать на вопросы человека, который очень быстро станет неформальным лидером сборной Канады, вопросы, касавшиеся финансовой составляющей, заработков игроков серии и отчислений в пользу ветеранов НХЛ. На последнем обстоятельстве Иглсон делал особый акцент, подчёркивая, что заработанное пойдёт в помощь энхаэловцам-пенсионерам. И это же обстоятельство стало формальным поводом для того, чтобы не взять в команду мощнейших игроков, которые перешли в только что созданную лигу-конкурент — ВХА. И речь шла не только о Бобби Халле, но и, например, о Джерри Чиверсе, блестящем вратаре, который два года спустя будет защищать ворота сборной ВХА в серии игр со сборной СССР.

— Это команда Канады, а они не будут играть? Тогда и я отказываюсь, — говорил Эспозито.

Серия сделала Фила Эспозито самым узнаваемым хоккеистом по ту сторону океана и подлинным героем Канады. Но не принесла существенных доходов. Мало того, что он и его брат Тони вынуждены были закрыть свою хоккейную школу. Даже права на трансляцию игр, а значит, и на доходы от неё были у Алана Иглсона и его клиента, лучшего клиента, выдающегося защитника Бобби Орра, который не смог участвовать в матчах из-за травмы колена. Пройдёт время, и Иглсон «кинет на деньги» уже самого Орра. Да и вообще всё кончится для выдающегося хоккейного менеджера плохо — он даже отсидит несколько месяцев в тюрьме. А главное — его исключат из Зала хоккейной славы, куда он вошёл именно за выдающиеся менеджерские заслуги перед канадским хоккеем.

Особенно звонким оказался скандал с Бобби Халлом. Причём Иглсон был не главной фигурой — он уступил это право Кларенсу Кэмпбеллу (читатель ранее уже имел возможность ознакомиться с другим сюжетом — скандалом по линии Кэмпбелл — Ришар). Именно президент НХЛ наотрез отказался пустить в сборную Канады перешедших в ВХА уже упомянутых Халла, Чиверса, а ещё Жан-Клода Трамбле и Дерека Сандерсона (всего из НХЛ перебежало 66 игроков). Все упомянутые хоккеисты получили приглашение от Синдена войти в сборную ещё в июне.

Позируя 28 июня 1972 года в Виннипеге с увеличенным в разы чеком на 1 млн долларов (беспрецедентный для хоккея аванс), Бобби Халл, Золотая Ракета, присоединившаяся к «Виннипегским ракетам», ещё не знал, что его не пустят играть за Канаду.

Причины были более или менее ясны. Появление Халла в ВХА резко поднимало престиж лишь год тому назад образованной лиги и создавало реальную конкуренцию НХЛ. Кроме того, гигантский гонорар звезды — 2,75 млн долларов за десятилетний контракт с Виннипегом (Халлу в то время было уже 33 года) — разрушал ценовой консенсус, который сдерживал «инфляцию» в НХЛ. Когда Золотая Ракета благодарил коллегу Уэйна Кэшмена, доставшего ему четыре билета на ванкуверский матч суперсерии-72, и спросил, чем он может отблагодарить несостоявшегося партнёра по сборной Канаде, Кэш ответил Халлу: «Это я тебя должен благодарить. Моя зарплата утроилась благодаря тебе!»

Интересы владельцев и менеджеров НХЛ входили в противоречие с интересами Канады. Что поделать — гримасы капитализма! Вокруг Халла, этого мужчины с обаятельной улыбкой, рыжими бакенбардами и простым, можно сказать, русским лицом, делающим его похожим на тракториста из подмосковного совхоза «Путь Ильича», разгорелась настоящая война. Легендарная «девятка» Chicago Black Hawks, десять лет на высочайших скоростях пересекавший ледовые арены Северной Америки с профилем индейца на груди и скрещёнными томагавками на плечах, в глазах руководства НХЛ предал интересы лиги. А Халл просто действовал в логике любого игрока-профессионала — клонившаяся к концу карьера была внезапно ознаменована новым поворотом и беспрецедентными деньгами. Кто же от такого отказывается? И при этом он очень хотел играть в суперсерии. Отказ в приёме в команду, по его собственному признанию, стал «величайшим разочарованием во всей карьере».

Газета Toronto Star затеяла кампанию давления на Кэмпбелла под лозунгом «В Россию с Халлом» (To Russia with Hull), пародировавшим известное «из России с любовью» (From Russia with love). В адрес президента НХЛ сыпались «письма трудящихся» с одинаковым текстом, составленным в крупнейшей газете провинции Онтарио, она же одна из популярных газет страны: «Я хочу, чтобы Бобби Халл играл за Канаду. Пожалуйста, сделайте всё, что в ваших силах, чтобы это произошло. Мы годами ждали серии Россия — Канада, и будет несправедливо, если мы не выставим на лёд свою лучшую команду. В традициях НХЛ, чтобы на льду находились лучшие игроки. Почему бы не применить то же самое правило к Канаде?»

Премьер-министр Трюдо послал Кэмпбеллу телеграмму, в которой вежливо, но твёрдо намекал на то, что присутствие Халла в сборной отвечает интересам Канады. Управляющий Национальной хоккейной лигой невозмутимо ответил, что премьера «ввели в заблуждение». Иглсон потом оправдывался, понимая, что позиция Кэмпбелла не могла быть популярной: мол, у него был выбор — отменить серию или «отменить» Халла. Было выбрано наименьшее зло. Пожалуй, он не преувеличивал. Два упёртых юриста — Кэмпбелл и Иглсон — поставили под удар саму возможность столь ожидавшихся по обе стороны океана игр.

Интересы большого бизнеса и не меньшего размера обида победили интересы страны. А Халл получил возможность сыграть с русскими в 1974-м. И всю жизнь гордился тем, что из всех североамериканцев он забросил наибольшее число шайб Третьяку.

14 августа сборная НХЛ, она же сборная Канады, была собрана под началом тренера Гарри Синдена в Торонто, чтобы начать тренировки в Maple Leafs Garden. За две недели было нелегко наиграть сборную, создать из ярких индивидуальностей команду, вдохнуть в этот конгломерат профессионалов-индивидуалистов командный дух. Из троек только одна была по-настоящему сыгранной — Вик Хэдфилд, Жан Рателль, Род Жильбер из New York Rangers. Её называли GAG Line, где GAG расшифровывалось как goal-a-game, гол за игру. Точнее, ни одной игры без гола — ни дня без строчки. (Чуть позже возникшая тройка Rangers называлась Mafia Line — итальянец, «крёстный отец», Фил Эспозито и два «дона» — Дон Молони и Дон Мардок.) Советские «разведчики» — Борис Кулагин и Аркадий Чернышёв — побывали на тренировках канадцев. Спортивный журналист Дмитрий Рыжков писал: «Мне довелось тогда беседовать с Чернышёвым и Кулагиным. Оба с улыбкой рассказывали о тренировках сборной НХЛ — мол, у нас даже детские команды тренируются с большей нагрузкой. Посмеялись над режимом дня энхаэловцев — после тренировки все куда-то разъезжаются».

Характерно, что Вячеслав Старшинов написал в 1970-е диссертацию на тему «нравственного долга и ответственности спортсмена». Тут не до шуток — это были не просто слова, а действительно предмет для исследования хоккейной мотивации. К тому же как поэт в России больше, чем поэт, так и команда в СССР была больше, чем команда. Даже тактика советского хоккея строилась на коллективизме.
Холодная война на льду — 5

С противоположной стороны — канадской — царили не только шапкозакидательские настроения. Многие из игроков серьёзно волновались. В их числе поигравший со сборной СССР Кен Драйден. Гарри Синден, прославившийся своей необычайной подвижностью за скамейкой запасных, клетчатым пиджаком и сильно расслабленным галстуком, признавался одному из журналистов: «Я дьявольски нервничаю. Больше всего меня беспокоит скорость, с которой они играют». И это несмотря на то, что тренеры-«разведчики» с другой стороны Боб Дэвидсон и Джон Маклеллан (главный скаут и главный тренер Toronto Maple Leafs), наблюдая 22 августа 1972 года в Ленинграде за тренировочной игрой сборной и ЦСКА, остались разочарованы уровнем советских хоккеистов и особенно голкипера Третьяка, схлопотавшего восемь шайб. Кто ж знал, что Третьяк был расслаблен из-за предстоявшей на следующий день свадьбы, а предыдущим вечером он отмечал с друзьями-хоккеистами грядущее бракосочетание. К тому же он стоял в воротах практически второго состава ЦСКА, против которого играл, в сущности, первый состав этой же команды, почти в точности совпадавший со сборной СССР (устоявшаяся шутка тех лет квалифицировала сборную как «ЦСКА + Мальцев»).

Кулагин внимательно изучал тренировки канадцев, Бобров отсматривал игры плей-офф НХЛ 1971 и 1972 годов. Советские хоккеисты тоже дико волновались, но были лучше готовы. Как минимум физически. Хотя и это обстоятельство Синден учёл. В книге «Хоккейное представление» (публиковавшиеся в СССР в «Комсомолке» фрагменты почему-то метились как «Хоккейное откровение») он писал: «Джон Фергюссон (второй тренер, бывший игрок Canadiens) и я решили создать наступательную команду… решили взять в команду тех хоккеистов, которые летом не прохлаждались, а работали в тренировочных лагерях… А во-вторых, тех, кто более всего подходил для наступательного хоккея. Нашей взрывной силой должны были стать Эспозито, Фрэнк Маховлич и Курнуайе… Хотя они тренировались вместе только 17 дней и по-настоящему ещё не сыгрались, парни были уверены в своих силах». За последний сезон в НХЛ упомянутые звёзды забросили на троих 156 шайб!

Доминирующим настроением было требование быстрой и разгромной победы Канады во всех восьми матчах. Репортёр Globe and Mail Дик Беддаз пообещал «съесть свою колонку при полной луне с тарелкой борща на ступеньках советского посольства». В колонке, разумеется, прогнозировалось поражение сборной СССР. Во всех восьми матчах. Тренировка сборной Советского Союза в Монреале дезориентировала публику — наши, возможно, специально тренировались спустя рукава. Канадцы же на разминке в день игры, наоборот, продемонстрировали всё, на что были способны, — в качестве акции устрашения.

Серия, впрочем, могла в очередной раз сорваться. Канадец, чья машина пострадала в Праге во время вторжения советских войск в Чехословакию, требовал возмещения ущерба. В качестве обеспечения судебного вердикта квебекский суд арестовал экипировку советской сборной. И тут снова историческую роль сыграл Алан Иглсон, который сквозь тернии и звёзды, сопротивление тренеров и правительств, причуды Кэмпбелла и капризы игроков пробивал начало суперсерии. Утром 2 сентября, за несколько часов до матча века, он заплатил из своих личных денег злосчастные 1889 долларов 00 центов канадскому сутяжнику. Причём прямо в лобби Queen Elizabeth Hotel, где с комфортом разместилась советская сборная, которой предыдущим вечером устроили коллективный просмотр «Крёстного отца» Фрэнсиса Форда Копполы.

В этот жаркий выходной день, 2 сентября, субботу, традиционное время для Saturday Hockey Night, в монреальском «Форуме», где, кстати, не было кондиционеров, всё было готово к исторический встрече лучших канадских и советских хоккеистов.

В раздевалке советской сборной внезапно появился в сопровождении переводчика… Жак Плант, легендарный вратарь, в свои 43 года продолжавший карьеру в Maple Leafs. Усевшись рядом с Третьяком и вооружившись мелом, Плант начал наглядно объяснять, как играют Эспозито, Маховлич и Курнуайе и что вратарь может противопоставить их мощи.

Возможно, многоопытный мастер, первый вратарь, надевший маску, просто пожалел юного коллегу, игравшего в смешной для канадцев «птичьей клетке» на голове. Ведь он, Жак Плант, тоже был уверен в победе канадской сборной. Во всех восьми играх.

Продолжение следует…

[Николай Озеров]

[Николай Озеров]

[Николай Озеров]

[Николай Озеров]

http://manhattanrollerhockeyleague.c...87-canada-cup/
The 1972 Summit Series

On September 2nd, 1972 the Canada – USSR Summit Series started when Game 1 was held at the Montreal Forum to begin one of the most dramatic series of hockey games ever played. What continued through seven more games held in three other arenas in Canada and four games played at the Luzhniki Ice Palace in Moscow was a battle for hockey supremacy and nationalistic pride fought in the icy shadow of Cold War geopolitical brinkmanship. Team Canada won the series 4-3-1 with an exciting Game 8 victory but the Soviet Union’s unexpectedly strong play in the tournament earned them the respect of both NHL players and fans.

Team Canada assembled in Toronto and started training camp on August 13. Sinden named four co-captains: Phil Esposito, Frank Mahovlich, Stan Mikita and Jean Ratelle. The team trained for three weeks in Toronto, and arrived in Montreal on August 31 for the first game. The team held a practice on September 1 at the Forum. The unheralded line of Bobby Clarke, Ron Ellis and Paul Henderson impressed in camp, enough to earn a place in the starting lineup for game one.

The Soviets named 31 players for its roster on August 11. The roster included four goaltenders led by 20-year-old Vladislav Tretiak, Olympic and two-time world champion. The defense was led by Alexander Ragulin, who had played in three Olympics and nine world championships. The team was a veteran team with only a handful of players to make their national team debut. Several players were named provisionally, depending on their performance in the Sovietsky Sport tournament being held during August. Boris Kulagin, coach of Krylia Sovietov, was named the assistant coach. Among the forwards, the team did not name Anatoli Firsov, regarded as the “Bobby Hull” of the Soviets, who had reportedly spoken out against his new coach. Most of the players named were from the Soviet “Red Army” team HC CSKA Moscow, the team managed by former national coach Tarasov.

Along with their regular training, Bobrov had the Soviet players take boxing lessons in preparation for the series. The Soviets arrived in Montreal not long before the series, on August 30. Staying at Montreal’s Queen Elizabeth Hotel, the team began two-a-day workouts at the St. Laurent Arena the next day. They were already acclimatized to the time zone as the team had been training on Montreal time for two weeks before travelling there. They brought 15 forwards, nine defensemen and three goaltenders.
Team Canada’s Phil Esposito pursued by Soviet players during the 1972 Summit Series

The NHL website offers information about the Summit Series here as part of a 40th anniversary tribute done in 2012r and a great documentary made in 2006 can be found here. Another great source of information is the Summit In 1972 site. Scores and descriptions from the games and links to recaps and video links can be found below.

1972 SUMMIT SERIES

Games / Locations / Dates Results / Recap and Video Links
Game 1: Montreal / Montreal Forum / 9/2/72 USSR 7 – Canada 3 Part 1 Part 2
Game 2: Toronto / Maple Leaf Gardens / 9/4/72 Canada 4 – USSR 1 Part 1 Part 2
Game 3: Winnipeg / Winnipeg Arena / 9/6/72 Canada 4 – USSR 4 Part 1 Highlights
Game 4: Vancouver / Pacific Coliseum / 9/8/72 USSR 5 – Canada 3 Highlights
Game 5: Moscow / Luzhniki Ice Palace / 9/22/72 USSR 5 – Canada 4 Highlights
Game 6: Moscow / Luzhniki Ice Palace / 9/24/72 Canada 3 – USSR 2 Highlights
Game 7: Moscow / Luzhniki Ice Palace / 9/26/72 Canada 4 – USSR 3 Highlights
Game 8: Moscow / Luzhniki Ice Palace / 9/28/72 Canada 6 – USSR 5 Highlights Highlights

Game One

Game one was held in Montreal in a very warm Montreal Forum on September 2 before 18,818 fans. The gamesmanship between the teams started before the first face-off. Canada was assigned the home team for all games in Canada, while the Soviets would be the home team in Moscow. The Soviets would not release their lineup until they had seen their opponents’, the opposite order, considering they were the visitors. The official scorer had to return to the Soviets’ dressing room and demand the lineup. To Sinden, he wanted to put the Ellis-Clarke-Henderson line on against Valeri Kharlamov’s line. The Soviets did not start Kharlamov’s line and Sinden named Phil Esposito’s line for the opening face-off.

The move paid off as Phil Esposito scored for Canada after just 30 seconds of play, knocking a puck out of the air behind the Soviets’ goaltender Vladislav Tretiak. But even after a few minutes, Sinden felt the Soviets were coming on and having no difficulty getting through Canada’s defense. Henderson scored after six minutes to give Canada a two-goal lead on a face-off win by Clarke, the only advantage that Team Canada had, in Sinden’s estimation. To Canadian spectators and the media, the second goal gave the appearance that the pre-series predictions of a rout had been proven correct. But the Soviets got over any awe of the NHLers and scored two goals to tie the score before the end of the first period. Yevgeni Zimin scored on a pass from behind the net, and Vladimir Petrov scored a short-handed goal on a Soviet two-on-one break, with Petrov potting the rebound. According to Sinden, the Canadian players had lost their poise, “running all over the ice” to establish their hitting game, while the Soviets used an unexpected tactic, that of the long pass, to break a man out of their defensive zone. The Canadian defense was also dropping to the ice to block shots, while the Soviets only skated around the defense to get a good shot. Although Tretiak had given up the two Canada goals on the first two shots, he recovered later in the period to make a couple of magnificent saves off Esposito at point-blank range.According to Esposito, “at Christmas time, it would have been 4–0 for us.”

In the second period, Kharlamov scored on a great individual effort to put the Soviets ahead. Kharlamov deked Don Awrey, skated around him, faked a back-hand shot on Dryden, but scored on the fore-hand. Kharlamov scored a second goal to give the Soviets a two-goal lead at the end of the second period. By the end of the second period, the temperature in the Forum had reached 115 degrees Fahrenheit.

Sinden made changes for the third period. He benched Awrey and the Jean Ratelle line, going with three lines. In the third, Clarke scored to bring Canada within one. The Canadians attempted to get the equalizer, and Yvan Cournoyer put a puck off the post, but the Soviets broke out afterwards and Boris Mikhailov scored on the counter-attack to restore the two-goal lead with six minutes to play. Mikhailov skated across the Canadian net about 20 feet out, lured Dryden away from the net, then back-handed the puck into the net between his legs. The strategy of three lines had left the Canadians exhausted by then and the Soviets scored twice in the final minutes to finish with a 7–3 victory.

“I was stunned by their performance” was Sinden’s assessment.Former Montreal Canadiens‘ coach Claude Ruel commented that the Soviets’ forwards were one of the most finely honed units he had ever seen. “They are always moving, never standing around, they head-man the puck as well as anyone has ever done — and they always seem to be in the right place.”According to Canada’s goaltender Ken Dryden: “We didn’t play our game at all. After they tied it up, we started playing a panic type of game. Sometimes there were five men going for the puck at once.”At the end of the game, Team Canada accidentally snubbed the Soviets by returning to the dressing room directly without shaking hands with the Soviets after the game.

Game Two

The second game was played at Maple Leaf Gardens in Toronto. Sinden sat out several players from the first game, including Don Awrey, Red Berenson, Ken Dryden, Rod Gilbert, Vic Hadfield, Jean Ratelle, Mickey Redmond and Rod Seiling. Hadfield took the benching hard, as he was from the Toronto area and felt he was being embarrassed in front of his home town. On defense, Serge Savard, Pat Stapleton and Bill White were added. On offense, Stan Mikita, Wayne Cashman and J. P. Parise were added. Tony Esposito took over goaltending duties. Sinden’s changes were to get “the diggers into the game and try to grind the Russians down. We had went for speed and quickness in our first lineup, yet the Russians were still faster and quicker.”

Team Canada responded to their previous defeat with strong play in this game. The first period was scoreless, but the Canadians used the period to intimidate the Soviets with hard body checking, especially from Cashman, Bergman, Peter Mahovlich and Parise, to throw the Soviets off their game. In the second period, the first goal of the match was again scored by Esposito, this time from a feed from his regular Bruins’ linemate Cashman, who had retrieved the puck deep in the Soviets’ zone after colliding with the Soviets’ defenseman Vladimir Lutchenko. In the third period, Yvan Cournoyer wheeled around Alexander Ragulin and beat Tretiak. Yakushev got the Soviets on the board after team-mate Yevgeni Zimin missed on a break-away. Lyapkin pounced on the rebound and fed it out front for Yakushev to bury the puck behind Esposito. Peter Mahovlich then scored a remarkable shorthanded goal, in which he deked both the Soviet defender 1-on-1, then Tretiak to give Canada a two-goal lead. Frank Mahovlich finished the scoring on a feed from Mikita, who had circled around a Soviets’ defenseman. Team Canada won the game 4–1 and tied the series.

The Soviet coaches blamed the loss on the refereeing. Bobrov complained that the pair of American referees, Frank Larsen and Steve Dowling, let the Canadians get away with everything. After the game, the head of the USSR Hockey Federation, Andrei Starovoitov, charged the door of the officials’ dressing room and kicked chairs over. The pair of referees, scheduled to referee game four in Vancouver, were replaced by the pair who had refereed game one and game three, Gord Lee and Len Gagnon. Team Canada agreed to the request by the Soviets to change referees, apparently not aware of Starovoitov’s tantrum after game two.

Game Three

Game three was held in Winnipeg on September 6. After the second game, the Soviets said that they had strayed into playing too much of the Canadian style, as individuals, and promised to return to their team style for the third game. Canada went with the same lineup as game two, with the exception of Ratelle replacing Bill Goldsworthy. Team Canada held leads of 3–1 and 4–2, but the Soviet side responded and the game ended in a 4–4 tie. Canada took the lead only 1:54 into the game on a goal by J. P. Parise, but Petrov replied short-handed at 3:16 to tie the game. Petrov stole the puck from Frank Mahovlich and broke away and deked Tony Esposito to score. After a strong forecheck by the Canadians on the Soviets in their zone, Ratelle scored to put Canada ahead 2–1 after the first. Wayne Cashman dug the puck out of a scrum in the corner to feed the puck to Phil Esposito who scored to put Canada ahead 3–1. On another Canadian power play, Kharlamov was circling behind the Canadian defense and received a pass to put himself on a breakaway. Kharlamov deked Esposito to score the Soviets’ second short-handed goal. Paul Henderson scored seconds later to restore the two-goal lead, on an individual effort. The Soviets’ “Youngster’s Line” of Yuri Lebedev, Vyacheslav Anisin and Alexander Bodunov then scored two goals to tie the game at 4–4 after two periods.

Team Canada assistant coach Ferguson felt that the Canadians had gotten over-confident. “I was fooled again. I felt that after we had taken a 3–1 lead, the final score might be something like 7–1. But those two short-handed goals. When you score one shorthanded goal it can turn it all around. But two? That’s almost fatal.” According to Tim Burke of the Montreal Gazette, both goaltenders, Tony Esposito and Vladislav Tretiak, reached great heights, or the outcome could have been 10–10. Tretiak was making an unexpected start for the Soviets. The Soviets had planned to start Viktor Zinger, but he was reported to be ill before the game.The Soviets coach Bobrov complained about the refereeing and the play of Wayne Cashman, stating that “if that game had been played in Europe, he would have spent the whole game in the penalty box.”

Summit Series Kharlamov

Game Four

Game four was played in Vancouver. Team Canada was surprised to find that the crowd booed Canada during the warm-up and cheered louder for the Soviets during the game’s introduction. The game started with two consecutive penalties by Bill Goldsworthy and Boris Mikhailov scored power play goals on both penalties to give the Soviets a 2–0 lead. Goldsworthy, who had started in place of Wayne Cashman, wanted to replace Cashman’s truculence, but only hurt his team and was criticized privately by Sinden. In the second, Gilbert Perreault scored on a Soviet own-goal to get Canada within one goal, but Blinov scored less than a minute later to restore the two-goal lead. Rod Gilbert scored a questionable goal that was disallowed and Canada’s protests went unheeded. To Sinden, that was the turning point of the game, and the result could have been different had the goal been allowed, although Sinden admitted that it was “a beating.” Vikulov scored to put the Soviets ahead 4–1 after two periods. In the third, Goldsworthy made partial amends to get Canada to 4–2, but Shadrin scored to put the game out of reach. Dennis Hull scored in the final minute to make it closer, but it was too late.

Sinden had changed the lineup and the Canadian goals were all scored by players Sinden had inserted in place of players who had played in Winnipeg. Still, Sinden felt that changing the lineup had been a mistake. According to Sinden, Ken Dryden, who had replaced Tony Esposito, did not have a good game; he was shaky and Tretiak was great. According to Conacher, the Soviets used cross-ice passing in the attacking zone, a tactic that caused problems for Dryden. Serge Savard missed the game after fracturing his ankle in practice.


Team Canada was booed off the ice at game’s end. Responding to the negative public and media reaction in light of the expectation for an overwhelming Team Canada sweep of the series, Phil Esposito made an emotional outburst on Canadian national television:

“To the people across Canada, we tried, we gave it our best, and to the people that boo us, geez, I’m really, all of us guys are really disheartened and we’re disillusioned, and we’re disappointed at some of the people. We cannot believe the bad press we’ve got, the booing we’ve gotten in our own buildings. If the Russians boo their players, the fans… Russians boo their players… Some of the Canadian fans—I’m not saying all of them, some of them booed us, then I’ll come back and I’ll apologize to each one of the Canadians, but I don’t think they will. I’m really, really… I’m really disappointed. I am completely disappointed. I cannot believe it. Some of our guys are really, really down in the dumps, we know, we’re trying like hell. I mean, we’re doing the best we can, and they got a good team, and let’s face facts. But it doesn’t mean that we’re not giving it our 150%, because we certainly are.

I mean, the more – everyone of us guys, 35 guys that came out and played for Team Canada. We did it because we love our country, and not for any other reason, no other reason. They can throw the money, uh, for the pension fund out the window. They can throw anything they want out the window. We came because we love Canada. And even though we play in the United States, and we earn money in the United States, Canada is still our home, and that’s the only reason we come. And I don’t think it’s fair that we should be booed.”

Brad Park and Frank Mahovlich also criticized the booing. According to Park: “We get nothing — not a dime for this. Brother, I’m sick”. Other players were more sanguine. Dryden didn’t lash out at the fans. “I’m disappointed, but I can understand it. The fans wanted us to do real good, and they’re frustrated we didn’t. I didn’t think I deserved to be booed. Tretiak frustrated us, but I guess I didn’t frustrate them enough.”

After the fourth game, the series went on a two-week hiatus. The Soviets returned to Russia and continued playing in an ice hockey tournament. The Canadians took a few days off, then traveled to Sweden for a pair of exhibition games before arriving in Moscow.

Game Five

Team Canada arrived in Moscow for the final four games at the Luzhniki Ice Palace, accompanied by 3,000 Canadian fans. Not long after starting practices in Moscow, Team Canada players Vic Hadfield, Rick Martin and Jocelyn Guevremont left the team and went home for various reasons. Team Canada used its practice-time in the Dvoretz Sporta to learn the differences of the Russian rinks. While there had been concern about the wider ice surface, what was most strange to the Canadian players was the fish-netting draped at the ends above the boards. The netting was strung tight and a slap-shot to the netting could ‘catapult’ the puck back as fast as the original shot.

Game five was held on September 22. Luzhniki was filled to its 14,000 capacity, including Communist Party Secretary Leonid Brezhnev, Soviet Premier Alexei Kosygin and Soviet President Nikolai Podgorny and a large contingent of the military in dress uniform. The 3,000 Canadian fans were given seats, but a second group, of 150 Canadian sports figures, were unable to get seats. The players marched out to the rink for the game to loud cheers, and accompanied by the song “Cowards Don’t Play Hockey”. During the pre-game introductions, Jean Ratelle, captain for the night, was given the traditional gift of bread. The players were all given red and white carnations. Phil Esposito was given flowers, but he slipped and fell on a flower stem, landing on his back.Esposito recovered to laugh at his pratfall, and bowed to the delight of all of the spectators.

In the game, Parise scored the only goal of the first period, and Clarke and Henderson scored in the second to give Canada a 3–0 lead into the third period. Blinov scored for the Soviets at 3:34 and Henderson scored at 4:56 to restore Canada’s lead. Anisin scored on a deflection at 9:05 to start a run of four straight goals by the Soviets, who won 5–4.According to Bobby Clarke, “we’re not a defensive club, yet we tried to play defensively.”

Despite the loss, all Canadian fans present sang “O Canada” as Team Canada left the ice. The cheering of the Canadian fans was unknown at Soviet hockey games. The Russian newspaper Pravda noted wryly that the roof of the arena had withstood the loudness of the cheering and had remained in place.

Team Canada was now faced with the daunting task of having to win all three remaining games to win the series. To add to the Canadian struggles, Gilbert Perreault left Team Canada for home to focus on getting into shape for the upcoming NHL season. Perreault had played in game five, practiced with the team the day after, and then asked to return home.

Game Six

Game six was a Canadian 3–2 victory. There was no scoring during the first period. Lyapkin scored the first goal at 1:12 of the second period, but the Canadians’ confidence did not waver.The Canadians caught the Soviets in a lapse and scored three goals in a one-and-a-half-minute span to take a 3–1 lead. Hull flipped a rebound over Tretiak to tie the score after Gilbert had capitalized on a Soviet giveaway. Cournoyer scored on a set-up from behind the net by Berenson. Fifteen seconds later, Henderson scored what turned out to be the winning third goal on a thirty-foot slap shot. Yakushev scored late in the second on a power play to finish the scoring.

According to Montreal Gazette sports editor Ted Blackman, Canadian players Ken Dryden and Brad Park turned in their first big games of the series. Dryden ended a personal losing streak to Soviet teams dating back to his amateur career and two previous games in the series. In his opinion, the Canadian penalty-killing unit of Serge Savard, Peter Mahovlich, Bill White and Pat Stapleton was “brilliant” as it held the Soviets to one power play goal despite the disadvantage in penalty minutes. Savard himself was recovering from a fractured ankle during the series.According to commentator Brian Conacher, Team Canada had adjusted its game to not play “dump and chase” but instead retain possession in the offensive zone. The strategy led directly to Henderson’s winning goal on an interception of an errant Soviet pass. According to Conacher, “for the first time, the Soviets had opened the door a crack and Team Canada had rushed through like a freight train.”

Following the game, the Canadians complained that Josef Kompalla and Franz Baader, the German referees of the match (the same ones who refereed a controversial Canada-Sweden game), were biased, since Canada was handed 31 minutes in penalties during the game, while the Soviets only received four minutes. Phil Esposito complained that one goal by the Soviets was directly the result of the referee dropping the puck while he was talking to a teammate. The Canadians gave the pair the nickname of “Badder and Worse.”

“The Slash”

During game six, Valeri Kharlamov was targeted by Team Canada for attention. According to Conacher, “every time they get a chance, they’re taking him for a rough ride along the boards.” Kharlamov was the target of numerous bodychecks by Brad Park. Things started to heat up in the second period. Kharlamov had knocked down Bobby Clarke, who in retaliation, rubbed Kharlamov’s face with his glove to raise Kharlamov’s temper and the two exchanged punches. Bergman then stepped in and bumped into Kharlamov and harassed him all the way back to the bench. Peter Mahovlich later elbowed Kharlamov, who retaliated by dumping Mahovlich to the ice.

Summit Series SlashIn an incident missed by the referees, Clarke deliberately slashed Kharlamov’s already sore ankle, injuring it and according to reports, fracturing it. Kharlamov skated over to the Canadian bench and yelled at the Canadians, before limping off the ice to the dressing room. The referees realized that they had missed the incident and gave Dennis Hull a slashing penalty, during which Yakushev scored. On his injured ankle, Kharlamov returned to play and very nearly scored on Dryden during a power play later in the second period. The incident was widely reported and condemned by the Soviet press. Kharlamov himself believed that “Bobby Clarke was given the job of taking me out of the game.” The slash was apparently done at the instigation of assistant coach John Ferguson. “I remember that Kharlamov’s ankle was hurting pretty bad. I called Clarke over to the bench, looked over at Kharlamov and said, ‘I think he needs a tap on the ankle.’ I didn’t think twice about it. It was Us versus Them. And Kharlamov was killing us. I mean, somebody had to do it.” Canadian journalist Dick Beddoes asked Clarke about it later at a team reunion, calling it a “wicked two-hander”, to which Clarke replied “Dick, if I hadn’t learned how to lay on a two-hander once in a while, I’d never have left Flin Flon.” In a 2006 interview with the Russian Sport Express, Clarke states that he was unaware of Kharlamov’s sore ankle at the time and does not recall Ferguson telling him to target the ankle. Further, that Kharlamov used stick work on him, and Clarke’s slash was in retribution for Kharlamov’s actions: “we were going for the puck together, he pushed me with the stick, then turned around and skated away. I caught up with him and hit him on the leg, not thinking at all where and how I hit.” “I could hit them on the leg, but don’t forget that they did the same things to me. I am all for fairness, so the players who play tough hockey have to be prepared to get the same thing back. And I was ready for that. Soviet hockey had no fights so the players used other methods to get the point across. Like a little bit of ‘stick work’ here and there, you know. And I personally don’t mind this. I am a tough player and I respect toughness in others. But if I am poked with a stick I will do the same. We just had to adapt to the new ways of doing things, that’s all.”

On the thirtieth anniversary of the series, Henderson called the incident “the low point of the series”, but would later apologize to Clarke. In his 2007 book, Conacher wrote that “from the broadcast booth I was shocked and disgusted when I saw Clarke viciously chop at Kharlamov’s left ankle.” He noted “that emotionally these games had clearly gone beyond sport for Team Canada and had truly become unrestricted war on ice. Media opinion is divided on the effect it had on the outcome of the series. The controversy and admissions that have come forth throughout the years have led some to the belief that the incident could be considered a form of cheating. Kharlamov, who had been one of the Soviets’ best forwards, missed game seven, when the Soviets could have clinched the series and while he did play in game eight, he was not at 100% and did not score. In Clarke’s opinion, there were other factors for Team Canada’s turnaround in Moscow: “In Moscow we played much better than in Canada. We were almost equal to the Soviet team physically by then, we passed much better, we shot the puck much better, we became faster and played better on defence. Besides, when you have nothing to lose, it is easier to play. And after the fifth game we had nothing to lose.”

Game Seven

Canada won game seven by the score of 4–3. In the first period Phil Esposito scored two goals around a pair by Yakushev and Petrov, ending the first period tied 2–2. The second period was scoreless. In the third, Gilbert put Canada ahead, but Yakushev scored again to tie the score at three. At 17:54, Henderson fooled Soviet defender Tsygankov with a pass through Tsygankov’s feet, then skated around Tsygankov to pick up the puck and break in on Tretiak. As Henderson shot and scored, Tygankov tripped Henderson and Henderson did not see his shot go in. The goal light went on and off quickly and Team Canada rushed onto the ice to congratulate Henderson before there was any doubt raised about the goal. The Soviet coach Bobrov publicly blamed the loss on Tsygankov. After the game, Henderson commented about the goal as the “one that gave him his most personal satisfaction ever.”

The game also featured a controversial incident: During the third period, a small scuffle broke out between Canada’s Gary Bergman, and the USSR’s Boris Mikhailov, in which the future Soviet captain used his skate as a weapon, kicking Bergman two times before the fight ended. Czech referee Rudy Bata and Swede referee Ove Dahlberg officiated the match, and it was announced that the German referee pair of Josef Kompalla and Franz Baader had been sent home and Bata and Dahlberg would referee the final match, in exchange for a promise that Bergman would not publicly berate the Soviets’ coach Bobrov.

Game Eight

Controversy ensued when the Soviets wanted to back out of the refereeing agreement. The Soviets wanted to include the German pair of referees, originally scheduled for the game. Eagleson threatened to pull Team Canada from playing the eighth game. In a compromise, Kompalla refereed along with Bata instead of Baader. The ill will spilled over into the presentation of a totem pole as a gift from Team Canada. The pre-game presentation was cancelled by the Soviets, but restored on the insistence of Team Canada. According to Coach Sinden, Eagleson stated that they “were going to take this totem pole and bring it to center ice and they’ll have to take it or skate around it the whole game.”

Heading into the eighth and final game, each team had three wins and three losses and one tie, but the Soviets were ahead in goal differential by two goals. In Canada, much of the country enjoyed an unofficial ‘half a day’ holiday, with many students in Toronto being sent home the afternoon of the game, while many others watched the game at work or school. In Montreal’s Central Station, 5,000 fans gathered around ten TV sets to watch the game.

Team Canada took a number of questionable early penalties. With two Canadians (White and Peter Mahovlich) off, Yakushev scored to give the Soviets the lead 1–0. The game was delayed after a mistaken call against J. P. Parise, (he was called for interference, but Parise admitted later he was guilty of cross-checking) and emotions boiled over. Parise was called for a misconduct for banging his stick on the ice, and when he saw the misconduct called, he dashed across the ice with his stick raised. Parise nearly swung his stick at Kompalla and got a match penalty. Sinden threw a chair on the ice. Some writers have commented that the incidents resulted in the rest of the game being refereed capably.

After Parise’s penalty was served, it was Canada’s turn to go on the power play, and Esposito scored his sixth goal of the series to tie it at 1–1. The teams exchanged power plays before Lutchenko scored a power play goal on a slap shot to put the Soviets ahead 2–1. Brad Park then scored his only goal of the series at even strength to complete some pretty passing between Dennis Hull and the Rangers’ team-mates of Ratelle, Gilbert and Park to tie the score. The period ended with the teams tied 2–2.

In the second, the Soviets started with a quick goal by Shadrin after 21 seconds. The last ten minutes saw two goals from the Soviets: Yakushev scoring his seventh of the series followed by Vasiliev on the power play to put the Soviets ahead 5–3 after two periods. White had countered for Canada midway through the period. It was one of few moments for Canada to cheer as the Soviets played an excellent period. The other was a goal-saving play by Esposito who stopped a shot by Yury Blinov who had faked goaltender Dryden out of position and had an empty net to shoot at. Blinov was denied by Esposito who stopped the puck with his stick on the goal line. Blinov and the crowd had prematurely celebrated the apparent goal, and Blinov shook his head in disbelief.
Sinden told the players to try to get one back quickly, but play tight defensively and not allow the game to get out of hand. Don’t gamble until after the half-way point if need be. Esposito scored to put the Canadians within one. The tension rose at the rink, and extra soldiers were dispatched for security. It was matched on the ice as Gilbert and Yevgeni Mishakov had a fight. Foster Hewitt noticed: “You can feel the tension almost everwhere!”

At the ten-minute mark, Sinden noticed that the Soviets had changed their style, playing defense to protect the lead, rather than pressing. However, the strategy back-fired on the Soviets. The change in tactics gave the Canadians more chances to score and Cournoyer scored to even it up.

After the Cournoyer goal, the goal judge refused to put the goal light on despite the fact that it was signalled a goal on the ice. In response, Alan Eagleson (seated across the ice from the Team Canada bench) attempted to reach the timer’s bench to protest, causing a ruckus in the crowd as he made his way to the timer’s bench. As he was being subdued by the Soviet police, the Canadian players headed over and Peter Mahovlich jumped over the boards to confront police with his stick. Eagleson was freed and the coaches escorted him across the ice to the bench. In anger, he shoved his fist to the Soviet crowd, as a few other Canadian supporters also gave the finger to the Soviets.

The Soviets continued to play defensively. Sinden speculates the Soviets were willing to accept the tie and win the series on goal differential. In the final minute of play, with Phil Esposito, Yvan Cournoyer and Peter Mahovlich out on the ice, Paul Henderson stood up at the bench and called Mahovlich off the ice as he was skating by. Bobby Clarke was supposed to replace Esposito, but Phil didn’t come off (“There was no way I was coming off the ice in that situation” Esposito said). Cournoyer picked up a puck that had been passed around the boards by the Soviets in a clearing attempt. He missed Henderson with a pass, but the Soviets mishandled the puck in the corner and Esposito shot on Tretiak.

Summit Series Henderson

Henderson, who had fallen behind the net, got up and went to the front of the net where he was uncovered. Henderson got the rebound of Esposito’s shot, shot and was stopped; but in perhaps the most famous moment in Canadian sports history, he put the rebound behind Tretiak with only 34 seconds to play. “I jumped on the ice and rushed straight for their net. I had this strange feeling that I could score the winning goal”, recalls Henderson.This play is widely known as “the goal heard around the world” and was captured on film by cameraman Frank Lennon. The picture became one of Canada’s most famous photographs. The call of the play by Foster Hewitt would become an indelible memory for millions of Canadians: “Cournoyer has it on that wing. Here’s a shot. Henderson made a wild stab for it and fell. Here’s another shot. Right in front. They score! Henderson has scored for Canada!” Canada held on for the win in the game and thus the series. Pat Stapleton picked up the puck after the game.
1972 Summit Series_Henderson

Aftermath

Team Canada arrived back in Canada on October 1. The team was mobbed by an estimated crowd of 10,000 at Montreal’s Dorval Airport. Also greeting the team was Prime Minister Pierre Trudeau and City of Montreal Mayor Jean Drapeau. Montrealers Ken Dryden, Serge Savard, Yvan Cournoyer, Jean Ratelle and coach John Ferguson stayed in Montreal, while the rest of the team travelled on to Toronto. In Toronto, an estimated crowd of 80,000 attended a ceremony at Nathan Phillips Square to salute the players. The players were welcomed by Ontario Premier Bill Davis and Toronto Mayor William Dennison.

Kompalla gave an interview with newspaper General-Anzeiger after the series. “When I recall these matches, my flesh creeps. Ten more such games and I would age several years. I am very glad that I got back home uninjured.” He went on to state that the Canadians played “very crudely, purposely using foul methods that endanger the lives of their rivals.” He complained that the Canadian team threw “cucumbers and other leftovers” at his colleague Franz Baader on the flight from Moscow to Prague and harassed visitors in hotels. Bobby Hull also criticized Team Canada, stating that the fighting and gestures of the Canadian players “were a bad example to young players and diplomatically harmful.”

The Soviet coaches Bobrov and Kulagin were interviewed after the series in Sovietsky Sport. They accused Team Canada of “trying several methods to intimidate their players, though this war of nerves did not bring them success.” The coaches said they were astonished that the Canadians argued with the referees. They singled out Team Canada Assistant Coach John Ferguson for his “pugnacity”. They did compliment Team Canada on their defensive skills but felt that the Soviets were technically superior, and, but for some deplorable mistakes by their players, the Soviets would have won the series.