6843. Почему нацизм был социализмом, и почему социализм тоталитарен?

[Джордж Рейсман]

http://antisocialist.ru/papers/reism...otalitaren.htm

Моя цель сегодня состоит в том, чтобы обосновать только два главных тезиса:

- показать, почему нацистская Германия была социалистическим государством, а не капиталистическим. И
- показать, почему социализм, понимаемый как экономическая система, основанная на собственности правительства на средства производства, положительно требует тоталитарной диктатуры.

Идентификация нацистской Германии как социалистического государства была одним из многих огромных теоретических вкладов Людвига фон Мизеса.

Если бы мы вспомнили, что слово "Nazi" было сокращением для "der Nationalsozialistische Deutsche Arbeiters Partei" - в переводе: "национал-социалистическая рабочая партия Германии" - то идентификация Мизеса не могла бы показаться необычной. Почему мы должны ожидать, что экономическая система страны, которой управляет партия со словом "социалистическая" в её названии, может быть чем-либо отличным от социализма?

Однако, кроме Мизеса и его читателей, фактически никто не думает о нацистской Германии как о социалистическом государстве. Намного более привычным считается полагать, что это представляло собой форму капитализма, - то, что заявляли коммунисты и все другие марксисты.

Обоснованием утверждения о том, что нацистская Германия была капиталистической, был тот факт, что большинство отраслей промышленности в нацистской Германии, казалось бы, было оставлено в частных руках.

То, что определил Мизес - было то, что частная собственность на средства производства при нацистах была лишь номинальной, и что фактически, по сути, собственность на средства производства принадлежала немецкому правительству. Поскольку именно немецкое правительство, а не номинальные частные собственники, осуществляло все независимые полномочия, связанные с собственностью: это - не номинальные частные владельцы решали, что должно было быть произведено, в каком количестве, каким способом, и кому это должно было быть распределено, так же как и какие цены будут установлены, и какую заработную плату следует платить, и какую часть дивидендов или других доходов номинальным частным собственникам будет разрешено получить. Статус предполагаемых частных владельцев, как показал Мизес, было сокращен, по существу, до правительственных пенсионеров.

Фактическая правительственная собственность на средства производства, как это назвал Мизес, логически вытекала из таких фундаментальных коллективистских принципов, принятыми нацистами, как принцип приоритета общественной пользы перед частной пользой, и принцип существования человека как средства для государства. Если человек - средство для государства, то, конечно, и его собственность - тоже. Так же, как он сам принадлежит государству, его собственность также принадлежит государству.

Но то, что определённо установило фактический социализм в нацистской Германии, было введение мер контроля над ценами и заработной платой в 1936 г. Они были приняты как ответ на инфляцию денежной массы, порождённой режимом после его его прихода к власти в начале 1933 г. Нацистский режим раздувал денежную массу как средство финансирования значительного увеличения расходов правительства, требуемых в соответствии с его программами общественных работ, субсидий и перевооружения. Контроль над ценами и заработной платой был введён в ответ на повышение цен, которое стало результатом инфляции.

Эффект от комбинации инфляции и контроля над ценами и заработной платой - дефицит, то есть ситуация, когда количество товаров, которое люди пытаются купить, превышает количество, доступное для продажи.

Дефицит, в свою очередь, имеет следствием экономический хаос. Не только потому, что потребители, которые появляются в магазинах в начале дня, имеют возможность скупать все запасы товаров и оставлять клиентов, которые прибывают позже, ни с чем, - это ситуация, на которую правительства обычно отвечают нормированием. Дефицит имеет следствием хаос во всей экономике. Он вводит хаотичность в распределении поставок между географическими областями, в распределении производства по различным продуктам, в распределении рабочей силы и капитала среди различных отраслей экономики.

Перед лицом комбинации контроля над ценами и дефицита эффект уменьшения в предложении изделия не таков, каков он был бы в свободном рынке - повышение цены и увеличение доходности, действовало бы таким образом, чтобы остановить уменьшение в предложении, или полностью обращало бы этот эффект, если уменьшение слишком велико. Контроль над ценами запрещает повышение цены и, таким образом, увеличение доходности. В то же самое время, дефицит, вызванный ценовым контролем, предотвращает увеличение предложения из-за сокращения цены и доходности. Когда есть дефицит, эффект увеличения предложения - просто сокращение серьёзности дефицита. Только когда дефицит полностью устранён, увеличение предложения требует уменьшения в цене и доходности.

В результате комбинация средств контроля над ценами и дефицита делает возможными случайные движения в предложении без какого-либо действия на цену и доходность. В этой ситуации производство наиболее тривиальных и незначительных товаров, даже любимых леденцов, может быть расширено за счет производства наиболее срочно необходимых и важных товаров, вроде жизненно важных лекарств, без влияния на цену или доходность любого товара. Средства контроля над ценами препятствовали бы производству лекарств становиться более выгодным, если бы их предложение уменьшалось, в то время как даже нехватка любимых леденцов препятствовала бы их производству становиться менее выгодным, если бы их предложение увеличивалось.

Как показал Мизес, для того, чтобы справиться с такими непредвиденными эффектами средств контроля над ценами, правительство должно или отменить ценовой контроль, или ввести дополнительные меры, буквально уточняющие контроль над тем, что должно быть произведено, в каком количестве, каким способом, и кому это должно быть распределено, о чём я упомянул ранее. Комбинация средств контроля над ценами с этим дальнейшим набором средств контроля означает де факто национализацию экономической системы. Это означает, что правительство в таком случае осуществляет все основные полномочия владения.

Это был социализм, установленный нацистами. И Мизес называет этот социализм социализмом немецкого или нацистского образца, в отличие от более очевидного социализма Советов, который он называет социализмом российского или большевистского образца.

Конечно, социализм не прекращает хаос, вызванный уничтожением ценовой системы. Он увековечивает его. И если он вводится без предшествующего существования средств контроля над ценами, его действие должно открыть тот же самый хаос. Это происходит потому, что социализм - действительно не позитивная экономическая система. Он - просто отрицание капитализма и его ценовой системы. Экономический хаос, возникающий из разрушения ценовой системы средствами контроля над ценами и заработной платой, является существенной, характерной чертой социализма как такового. (Я хочу обратить внимание на то, что навязывание социализма большевистского стиля системы производственных ограничений, с повсеместными стимулами, чтобы превысить эти ограничения, является безошибочной формулой для универсального дефицита, такого же, какой существует всюду при всех средствах контроля над заработной платой и ценами.)

Самое большее, что делает социализм - просто изменяет направление хаоса. Контроль правительства над производством может сделать возможным большее производство некоторых товаров, важных самих по себе, но это делается только за счёт нанесения ущерба повсюду - по остальной части экономической системы. Это происходит потому, что правительство не имеет никакого метода узнать воздействие его защиты производства товаров, которым оно придаёт особенную важность, на остальную часть экономической системы.

Требования принуждения системы контроля над ценами и заработной платой проливают главный свет на тоталитарную природу социализма - наиболее очевидную, конечно, в немецком или нацистском варианте социализма, но также и в социализме советского стиля. Мы можем начать с того факта, что личный финансовый интерес продавцов, работающих под средствами контроля над ценами, побуждает уклоняться от средств контроля над ценами, и поднимать цены. Покупатели, иначе неспособные получить товары, которые они хотят, действительно готовы заплатить за своё нетерпение эти более высокие цены как средство обеспечения товаров, которые они хотят. При таких обстоятельствах, что должно мешать ценам повышаться, и развиваться громадному чёрному рынку?

Ответ - комбинация серьезных наказаний, объединённых с большой вероятностью того, чтобы быть пойманным и затем фактически понести это наказание. Простые штрафы вряд ли обеспечат значительную часть средств устрашения. Они будут расценены просто как дополнительный деловой расход. Если правительство серьёзно относится к собственным средствам контроля над ценами, необходимо для этого применять наказания, сопоставимые с теми, которые применяются для уголовного преступления.

Но простое существование таких наказаний - недостаточно. Правительство должно сделать фактически опасным проведение сделок посредством чёрного рынка. Это должно заставить людей бояться, что при проведении подобной сделки они могли бы так или иначе быть найдены полицией, и фактически закончить тюрьмой. Чтобы создавать такое опасение, правительство должно развивать армию шпионов и секретных информаторов. Например, правительство должно испугать владельца магазина и его клиента тем, что если они участвуют в сделке чёрного рынка, некоторый другой клиент в магазине сообщит о них.

Из-за секретности и тайны, в которой могут проводиться много сделок чёрного рынка, правительство должно также напугать любого намеревающегося совершить сделку чёрного рынка тем, что другая сторона может оказаться агентом полиции, пробующим его завлечь. Правительство должно сделать людей напуганными даже их давними партнёрами, даже их друзьями и родственниками тем, что даже они, оказывается, могут быть информаторами.

И наконец, чтобы получить уверенность, правительство должно отдать решение о невиновности или вине в случае сделок чёрного рынка в руки административного суда или его полицейских агентов на месте. Невозможно полагаться на суды присяжных, потому что маловероятно, что можно найти много судей, желающих выносить обвинительные приговоры в случаях, в которых человеку, возможно, придётся сесть в тюрьму на несколько лет за преступление, выразившееся в продаже нескольких фунтов мяса или пары ботинок выше максимальной цены.

Следовательно, если суммировать, сами по себе требования принуждения к контролю над ценами означают принятие существенных особенностей тоталитарного государства, а именно, учреждение категории "экономических преступлений", в которой мирное преследование личного материального интереса рассматривается как преступное нарушение, и учреждение тоталитарного полицейского аппарата, переполненного шпионами и информаторами, с властью произвольного ареста и заключения.

Ясно, что осуществление мер контроля над ценами требует правительства, подобного тем, которые были в гитлеровской Германии или сталинской России, где фактически любой мог бы оказаться полицейским шпионом, и где существовала тайная полиция, имеющая власть арестовывать и заключать людей в тюрьму. Если правительство не желает заходить так далеко, то его меры контроля над ценами оказываются не имеющими силы, и просто ломаются. Чёрный рынок тогда принимает громадные размеры. (Кстати, из-за этого не стоит полагать, что меры контроля над ценами были причиной господства террора, установленного нацистами. Нацисты начали свой террор задолго до установления мер контроля над ценами. В результате они установили ценовой контроль в среде, уже готовой для его осуществления).

Деятельность чёрного рынка влечет за собой полномочия для дальнейших преступлений. При социализме де-факто производство и продажа товаров на чёрном рынке влекут за собой контроль правительства над производством и распределением, точно так же, как и контроль над ценами. Например, подразумевается, что товары, которые проданы на чёрном рынке, должны быть распределены правительством в соответствии с его планом, а не на чёрном рынке. Производственные факторы, используемые, чтобы выпустить эти товары, также предопределены правительством, чтобы использоваться в соответствии с его планом, а не ради снабжения чёрного рынка.

При системе социализма де-юре, вроде существовавшего в советской России, в которой юридический кодекс страны открыто и явно делает правительство владельцем средств производства, вся деятельность чёрного рынка обязательно влечёт за собой незаконное присвоение или воровство государственной собственности. Например, фабричные рабочие или управленцы в советской России, выпускавшие изделия, которые они продавали на чёрном рынке, рассматривались как укравшие сырьё, поставляемое государством.

Кроме того, в любом типе социалистического государства, нацистском или коммунистическом, экономический план правительства - часть высшего закона страны. Всем нам хорошо известно, насколько хаотичен так называемый процесс планирования при социализме. Его дальнейшее разрушение рабочими и управленцами, скрывающими материалы и запасы, чтобы производить для чёрного рынка, является чем-то, что социалистическое государство логически имеет право расценивать как акт саботажа его национального экономического плана. И саботаж - именно то, как юридический кодекс социалистического государства действительно расценивает это. Совместно с этим фактом деятельность чёрного рынка в социалистической стране часто влечёт смертную казнь.

Теперь я полагаю, что фундаментальный факт, который объясняет всестороннее господство террора при социализме - невероятная дилемма, на которую социалистическое государство обрекает массы его граждан. С одной стороны, предполагается полная ответственность за экономическое благосостояние человека. Социализм русского или большевистского стиля открыто признает эту ответственность, и это - главный источник его привлекательности для народа. С другой стороны, любыми путями, которые только можно вообразить, социалистическое государство заставляет невероятно плохо делать дело. Это превращает жизнь человека в кошмар.

Каждый день своей жизни гражданин социалистического государства должен тратить время в бесконечных очередях. Для него проблемы, испытанные американцами из-за дефицита бензина в 1970-ых нормальны; только он не испытывает их относительно бензина - поскольку у него нет автомобиля, и нет никакой надежды то, что когда-либо он будет им обладать - но относительно простых вещей: одежды, овощей, и даже хлеба. И даже хуже: он часто вынужден выполнять работу, которую не выбирал, и которую поэтому он должен, конечно, ненавидеть. (При дефиците правительство вмешивается в распределение рабочей силы точно так же, как оно делает это в отношении материальных факторов производства). И он живёт в условиях невероятного перенаселения, с почти нулевыми шансами на частную жизнь. (Перед лицом дефицита жилого фонда, проживающие приписаны к домам; семьи вынуждены делить квартиры. И принята система внутренних паспортов и прописки, чтобы ограничить серьёзность дефицита жилого фонда в более привлекательных областях страны). Мягко говоря, человек, вынужденный жить в таких условиях, должен кипеть от негодования и враждебности.

Затем, против кого было бы более логичным для граждан социалистического государства направить их негодование и враждебность, чем непосредственно против того самого социалистического государства? Того самого социалистического государства, которое провозгласило свою ответственность за их жизнь, обещало им жизнь, полную счастья, и которое фактически ответственно за данную им жизнь, полную ада. Действительно, лидеры социалистического государства живут в дальнейшей дилемме, в которой они ежедневно поощряют людей верить, что социализм - совершенная система, плохими результатами которой может быть только работа вредителей. Если бы это было верно, то кто явился причиной, кто эти вредители, как не сами руководители непосредственно, которые не только сделали жизнь aдом, но извратили предположительно совершенную систему, чтобы сделать это?

Из этого следует, что руководители социалистического государства должны жить под террором людей. По логике их действий и их учения, кипение, негодование, охватывающее людей, должно хорошо проглотить и их самих в оргии кровавой мести. Правители ощущают это, даже если они не признают это открыто; и, таким образом, их главной заботой должна быть забота всегда держать население под колпаком.

Далее, это верно, но очень неадекватно просто сказать такие вещи как, что социализм испытывает недостаток в свободе печати и свободе слова. Конечно, он испытывает недостаток в этих свободах. Если правительство владеет всеми газетами и издательствами, если оно решает, для каких целей газетная бумага и газета должны быть предоставлены, то очевидно, что ничто не может быть напечатано, если правительство не хочет видеть это опубликованным. Если оно владеет всеми конференц-залами, никакую публичную речь или лекцию можно не допустить, если правительство этого не хочет. Но социализм идет гораздо дальше простой нехватки свободы печати и слова.

Социалистическое правительство полностью уничтожает эти свободы. Это превращает прессу и любой общественный форум в средство продвижения истеричной пропаганды его собственного имени, и это выражается в неустанном преследовании каждого, кто смеет отклоняться хотя бы на дюйм от его официальной партийной линии.

Причина этих фактов - террор социалистических правителей со стороны народа. Чтобы защищать себя, они должны распорядиться, чтобы министерство пропаганды и тайная полиция работали круглые сутки. Во-первых, чтобы постоянно отвлекать народное внимание от ответственности социализма, и правителей социализма за народные страдания. Во-вторых, чтобы лишить духа и заставить молчать любого, кто мог бы даже отдаленно предположить ответственность социализма или его правителей - лишить духа любого, кто начинает показывать хоть какие-то признаки самостоятельного мышления. Именно в этом ужасе правителей, их отчаянной потребности найти козлов отпущения для неудач социализма, и содержится ответ на вопрос: почему пресса социалистической страны всегда полна историй об иностранных заговорах и саботаже, о коррупции и неумелом руководстве части зависимых чиновников, и почему периодически необходимо бывает разоблачать крупномасштабные внутренние заговоры, жертвовать важными чиновниками и целыми фракциями в гигантских чистках.

Именно из-за их ужаса, и их отчаянной потребности сокрушить каждое дыхание даже потенциальной оппозиции, правители социализма не смеют позволять даже простую культурную деятельность, которая не находится под контролем государства. Если люди собираются для художественных выставок или поэтических чтений, не контролируемых государством, правители должны бояться распространения опасных идей. Любые неутверждённые государством идеи - опасные идеи, потому что они могут заставить людей начать думать самостоятельно, и таким образом, начать думать о природе социализма и его руководителей. Правители должны бояться спонтанного собрания горстки человек в комнате, и использовать тайную полицию, свой аппарат шпионов, осведомителей, и террор, - или чтобы остановить такие встречи, или чтобы удостовериться, что их содержание полностью безвредно с точки зрения государства.

Социализм не может слишком долго обходиться без террора. Как только страх смягчён, негодование и враждебность очень логично обращаются против правителей. Таким образом, готовится почва для революции или гражданской войны. Фактически, при отсутствии террора, или, более правильно, при достаточной степени страха, социализм характеризовался бы бесконечным рядом революций и гражданских войн, поскольку каждая новая группа правителей оказывалась бы столь же неспособной к созданию успешно функционирующегосоциализма, как и её предшественники. Неизбежный вывод, который должен быть сделан - то, что террор, фактически испытанный в социалистических странах, не был просто работой злых людей вроде Сталина, но возникал из самой природы социалистической системы. Сталин смог выдвинуться, потому что его необыкновенная воля и хитрость в использовании террора были определёнными особенностями, наиболее необходимыми правителем социализма, чтобы остаться во власти. Он поднялся к вершине в процессе естественного социалистического выбора: выбора худшего.

Я должен ожидать возможное непонимание относительно моего тезиса о том, что социализм является тоталитарным по его природе. Это касается предположительно социалистических стран, которыми управляют социал-демократы, вроде Швеции и других скандинавских стран, которые, очевидно, не являются тоталитарными диктатурами.

В таких случаях необходимо осознать, что месте с тем, что эти страны не тоталитарные, они - также не социалистические. Их правящие партии могут поддерживать социализм как свою философию и свою окончательную цель, но социализм - вовсе не то, что они осуществили как свою экономическую систему. Их фактическая экономическая система - система ограниченной рыночной экономики, как назвал её Мизес. В то время как она более ограничена, чем наша собственная, в важных отношениях их экономическая система чрезвычайно подобна нашей собственной, в которой характерная движущая сила производства и экономической деятельности - не правительственный декрет, но инициатива частных владельцев, мотивируемых перспективой частной прибыли.

Причина того, что социал-демократы не устанавливают социализм, когда они приходят к власти, - то, что они не желают делать то, что требовалось бы. Учреждение социализма как экономической системы требует массивного акта воровства - средства производства должны быть конфискованы у их владельцев и переданы государству. Такая конфискация фактически способна спровоцировать существенное сопротивление со стороны владельцев, сопротивление, которое может быть преодолено только при помощи огромной силы.

Коммунисты всегда желали, и теперь желают применять такую силу, чему свидетельство - советская Россия. Их характер - характер вооруженных грабителей, готовых совершить убийство, если это является необходимым для выполнения их грабежа. В отличие от коммунистов, характер социал-демократов более сходен с теми из карманников, которые могут говорить о большой работе когда-то, но кто фактически не желает совершать убийство, которое требовалось бы, и бросают всё при малейших признаках серьёзного сопротивления. Что касается нацистов, то они, в общем-то, не должны были убивать, для того чтобы захватить собственность немцев, не являющихся евреями. Это произошло из-за того, что как мы видели, они установили социализм втихомолку, через меры контроля над ценами, которые служили, чтобы поддержать облик, направленный на внешний мир, и видимость частной собственности. Частные собственники были таким образом лишены их собственности, не зная об этом, и таким образом не чувствовали никакой потребности защититься от этого силой.

Я полагаю, что я показал, что социализм - фактический социализм - является тоталитарным по самой его природе.

В Соединенных Штатах в настоящее время нет социализма в любой форме. И нет диктатуры, не говоря уже о тоталитарной диктатуре.

У нас также ещё нет фашизма, хотя мы двигаемся к этому. Среди существенных элементов, которых всё ещё недостаёт - однопартийное правление и цензура. Мы все ещё имеем свободу слова и печати, и свободные выборы, хотя они и были подорваны, и их дальнейшее существование нельзя гарантировать.

То, что мы имеем, - ограниченная рыночная экономика, которая становится когда-либо более ограниченной когда-либо большим правительственным вмешательством, и это отражается в растущих потерях индивидуальной свободы. Рост экономического вмешательства правительства синонимичен с потерей индивидуальной свободы, потому что это означает всё большее и большее использование физической силы, чтобы заставить людей сделать то, что они добровольно не хотят делать, или препятствовать им делать то, что они действительно добровольно хотят делать.

Так как человек - лучший судья его собственных интересов, и по крайней мере, как правило, стремится делать то, что в его интересах, и избегает делать то, что вредит его интересам, то из этого следует, что чем больше степень правительственного вмешательства, тем больше та степень, до которой людям препятствуют делать то, что приносит пользу им, и вместо этого вынуждают их делать то, что причиняет им ущерб.

Сегодня в Соединенных Штатах правительственные расходы: федеральные, государственные и местные, составляют почти половину денежных доходов части населения, которое не работает на правительство. Пятнадцать федеральных отделов кабинета, и намного большее число федеральных регулирующих агентств, совместно, в большинстве случаев, с коллегами на государственном и местном уровнях, обычно злоупотребляют вмешательством в каждую область жизни индивидуального гражданина. Бесчисленными способами она обложена налогами, вынуждена и запрещена.

Эффект такого массивного правительственного вмешательства - безработица, повышающиеся цены, падающая реальная заработная плата, потребность работать дольше и тяжелее, и рост экономической ненадежности. В дальнейшем это приводит к растущему гневу и возмущению.

Хотя политика интервенционизма властей - их логичная цель, обычно гнев и чувство негодования людей направляются вместо них на бизнесменов и богатых. Это - ошибка, которая подпитывается, главным образом, неосведомленным и завистливым интеллектуальным истеблишментом и СМИ.

И в соответствии с этим отношением, с момента краха пузыря фондовой биржи, который был фактически создан политикой кредитной экспансии Федеральной Резервной системы, а затем проколот её временным отказом от такой политики, государственные обвинители приняли то, что кажется особенно мстительной политикой по отношению к исполнителям, обвинённым в финансовой непорядочности, как будто бы это они должны отвечать за широко распространившиеся потери, являющиеся результатом краха пузыря. Таким образом прежний глава основной телекоммуникационной компании недавно получил двадцатилетний тюремный срок. Другие топ-менеджеры - исполнители пострадали подобным же образом.

Ещё более тревожен тот факт, что власть правительства добиваться простых уголовных обвинений стала эквивалентной власти разрушить фирму, как это произошло в случае Артура Андерсена, главы крупной аудиторской фирмы. Угрожающее использование этой власти было тогда достаточно, чтобы вынудить главные страховые брокерские фирмы в Соединенных Штатах сменить их менеджменты по требованию генерального прокурора Нью-Йорка. Нет никакого способа описать подобные события другими словами, кроме как осуждение и наказание без суда, и как вымогательство властей. Это - крупные шаги по очень опасной дорожке.

К счастью, в Соединенных Штатах всё еще достаточно свободы, чтобы уничтожить тот ущерб, который был нанесён. Есть прежде всего свобода публично назвать это своми именами, и осудить это.

Более существенно то, что есть свобода анализировать и опровергать идеи, которые лежат в основе разрушительных политик, которые были приняты, или могут быть приняты. И это как раз то, что имеет решающее значение. К основным факторам, лежащим в основе интервенционизма и, конечно, также социализма, либо нацизма или коммунизма, относятся только неправильные идеи, прежде всего, неправильные идеи об экономике и философии.

Теперь существует обширный и растущий пласт литературы, которая представляет рациональные идеи в этих двух жизненно важных областях. На мой взгляд, два самых важных автора этой литературы - Людвиг фон Мизес и Айн Рэнд. Широкое знание их трудов является необходимым условием успеха в области защиты личной свободы и свободного рынка.

Этот институт, институт Людвига фон Мизеса, является всемирным ведущим центром распространения идей Мизеса. Он представляет постоянный поток исследований, основанных на его идеях, исследований, которые появляются в его научных журналах, книгах и периодических изданиях, и в его ежедневных статьях и новостях веб-сайта, касающихся текущего момента. Он обучает студентов колледжей и университетов, молодых преподавателей его идеям и связанных с ними идеям других представителей австрийской школы экономики. Он делает это через Летний университет Мизеса, конференции австрийской школы, и разнообразные семинары.

Два очень важных способа бороться за свободу состоят в том, чтобы научиться быть в состоянии говорить и писать членораздельно в его защиту также, как и ученые, связанные с этим институтом или, если у вас нет времени или склонности к такой деятельности, то вы можете оказать посильную финансовую поддержку Институту в его жизненно важной работе.

Возможно повернуть течение. Никакой отдельный человек не может сделать это. Однако всё большее и растущее число интеллектуальных людей, образованных в предмете экономической свободы, говорящих и спорящих в её защиту, когда только возможно, способно к постепенному формированию культуры взглядов, и таким образом, влиянию на характер политической и экономической системы.

Вы в этой аудитории все уже участвуете в этих больших усилиях. Я надеюсь, что Вы продолжите и усилите вашу приверженность к ним.

Эта статья появилась как лекция "Экономика фашизма" в институте Мизеса на встрече его сторонников в 2005 г. Автор - Джордж Рейсман, доктор философии, профессор экономики, Pepperdine University's Graziadio School of Business and Management in Los Angeles