*344. О русском национализме

[Михаил Берг]

http://www.ej.ru/?a=note&id=11444
О легитимации национализма
3 НОЯБРЯ 2011 г.

ЕЖ/Олендская Мария
Вслед за песнопениями на тему оправдания русского национализма, последовали рулады оправданий национализма еврейского. Если можно Ивану, почему нельзя Абраму. Хрен редьки не слаще. Латынина с Миловым и Навальным хозяйственным мылом отмывают своего черного русского кобеля, Носик французским шампунем — свою нервную сионистскую левретку. То есть легитимация идет не со стороны мерзкой и подлой путинской власти, для которой национализм (понятно русский) давно стал заменой национальной идеи. Или простонародно-телевизионной толпы, традиционно падкой на сладкую националистическую и великодержавную лесть. А со стороны тех, к кому мы сами каким-то боком-припеком принадлежим. К русской интеллигенции — уже вроде не скажешь: пафосно да и немодно, расхерачила перестройка и это понятие, и это явление. К русским интеллектуалам — звучит слишком широко, громогласно и как-то нескромно. К российским либералам — неточно: либерализм и национализм нигде, кроме нас, не перемешивается, как вода и керосин. Кто мы такие, если возле тут есть место столь разным и полярно непохожим. Проблема самоопределения, между прочим, только кажется надуманной и легко решаемой. В любом случае не здесь и не сейчас. Но пока пусть будет более-менее образованная часть российского общества. С Радзиховским, но без Шевченко, с Латыниной, но без Пушкова, с Лимоновым, но без Леонтьева. То есть с теми, кто мыслит, пусть и противно и даже подчас неприемлемо, как некоторые перечисленные, но не принадлежит к обслуге власти, то есть мыслит, скажем так, независимо.

Не буду говорить, что национализм сегодня есть только у нас по причине нашей дремучести. Дремучесть в наличии, но лукавые попытки легитимации национализма предпринимаются и старушкой Европой, и сомнительной молодушкой Америкой. Другое дело, что западное общество поопытнее и пообразованнее нашего будет, но правые — они есть везде (а именно правые и есть по большей части националисты). С ними надо как-то жить, хотя очень часто не хочется, в том числе полемизировать. Отличие России от Запада состоит только в том, что на Западе быдловатый национализм правых в отчетливом меньшинстве (разве что в Израиле он вездесущ как воздух), а в России ему явно или тайно симпатизирует подавляющее большинство. И вот в ту же дуду стали дуть — пока осторожно — братья по разуму.

Хотя после опыта Освенцима, то есть немецкого национал-социализма, любой стеснительный пропагандист национализма вынужден дистанцироваться от нацизма (о тех, кто не дистанцируется, мы здесь не говорим). То есть делить национализм на плохой и хороший. Мол, плохой — это ксенофобы и фашисты (хотя фашисты здесь вообще ни при чем, это их Сталин приплел для маскировки, чтобы затушевать рифму национал-социализма и просто социализма и скрыть, что советский народ борется не со своей тенью). Хороший — тот, что национальные особенности заставляет работать на общее дело единения нации во имя самых светлых целей. И такие цели, сразу скажем, бывают, особенно когда на нацию малую наваливается с агрессивными намерениями нация большая; тогда малой, чтобы выжить, надо объединиться, что называется «явить национальную солидарность». То есть, скажем, нападает на раздробленную и островную Грецию безудержная континентальная Персия, и Греция, дабы дать отпор, призывает всех греков объединиться, а объединившись, дает врагу полный отлуп.

Правда, люди грамотные нас бы уже давно поправили, сказав, что никаких греков никто никогда не пытался объединить — объединить пытались граждан, среди которых были и греки, и не греки, а вот неграждан, в том числе греков, никто объединяться не приглашал. Большая разница.

Согласно наиболее вменяемым и авторитетным исследователям нашего предмета (Б. Андерсон, Э. Хобсбабум и др.), само понятие нации появляется только на границе XVIII и XIX веков. И ему синхронны такие явления, как переформатирование Европы после французской революции и — одновременно — колониализм. То есть в империи, скажем, Римской, нет никаких наций, есть опять-таки граждане или подданные. Никакой графы национальность, нации появляются при распаде империи, когда обнаруживается необходимость собрать воедино ту стайку рыб, что начинает разбегаться, если сеть порвалась.

То же самое происходило при колонизации, в Африке или Америке. То есть захватывают какие-нибудь испанцы или британцы новую страну и сталкиваются с проблемой легитимации своего привилегированного положения. Вот тогда они и говорят: мы — скажем, британцы — привезли вам свет и цивилизацию, а у вас — индейцев — теперь есть возможность хвалить нас за это и благодарить. И работать на нас. Кто здесь индейцы, почему индейцы — само обозначение появляется от противного: те, кто не испанцы и не британцы. То есть не захватчики. Иначе говоря, индейский национализм, когда он появился, а он появился — возник как реакция на попытку отнять былую жизнь. Те, кого назвали индейцами, никогда себя индейцами не называли. Они называли себя Звездная Гора или Горная Звезда. А им сказали: никакая ты, мил человек, не Звездная Гора, а индеец. То есть член общества, не входящий в круг цивилизованных захватчиков, а принадлежащий к числу порабощенных местных жителей. Таков, если объяснять на пальцах, процесс появления наций.

Еще раз: нация появляется от разделения на правых и виноватых. На цивилизованных и не очень. И если искать относительно оправданный национализм, то это — национализм малых и слабых. Тех, кого заставили быть нацией по сути насильно и кто восстал, чтобы не быть уничтоженным до конца. То есть это и есть вариант хорошего национализма, если уж называть этим неточным выражением то, что мы понимаем под простым лейблом свобода и независимость. Если национализм — это защита малого и слабого, то так и быть, пусть среди других приемов объединения для отпора большому и сильному врагу будет и национализм. Но здесь нужно быть очень точным и тщательным в выборе слов, а желательно и интеллектуально честным.

Возьмём такую штуку, как русский национализм. Чтобы ему стать хорошим, необходимо, чтобы был враг — большой и страшный. И наши посконные националисты этого раскладного врага всегда имеют под своей подушкой — этот враг неправославный Запад. То есть любая пропаганда антизападничества есть на самом деле попытка сделать мерзкий русский национализм хорошим. Хотя хорошим он может быть только в том случае, если Запад и взаправду мечтает отобрать нашу нефть (молочные реки) и лакомую территорию (кисельные берега). А поскольку это не так, русский национализм и не может быть хорошим.

То же самое, кстати, и с еврейским национализмом. То есть если это попытки отстоять свою национальную идентичность в окружении большой и сильной нации (скажем, евреи в диаспоре, среди русских или в любой другой стране, кроме Израиля), то здесь все в порядке. Формула малого в окружении большого работает. Также это работало, пока Израиль казался малым и слабым во враждебном окружении безбашенных арабских стран. Но вот по отношению к палестинцам еврейский национализм ничем не отличается от русского империализма. Так как палестинцы заведомо слабее, их национализм более светлого оттенка, что ли. И именно поэтому Израиль во всем видит заговор антисемитов, для него и Европа — антисемитская, и Африка, и латинская Америка. Потому что надо, чтобы враг был больше и сильнее, хотя бы на словах. Но наиболее точное понятие нации дал Бенедикт Андерсон, назвавший нацию воображаемым сообществом. Нет никакой возможности в современном мире найти чистую нацию, поэтому нация, в отличие от общества, понятно как образующегося, нечто иллюзорное и пригодное в основном для пропаганды.

Или, как сказал русско-израильский поэт: моей бы ангельской державушке два чистых ангельских крыла. Но если был бы хуй у бабушки, она бы дедушкой была.

Фотография ЕЖ/ Мария Олендская

Содержание темы:
01 страница
#01. Михаил Берг. О русском национализме. 05.11.2011, 06:22
#02. Азеф на велосипеде. Национализм и нацизм
#03. Дмитрий Вайсбурд. Рукопожатный национализм
#04. Николай Розов. "За своих" или "За всех"
#05. Дмитрий Быков. БЕЗ ПСЕВДОНИМОВ
#06. Евгений Ихлов. Как русские демократы не захотели быть россиянами
#07. Егор Холмогоров. О национальной демократии, государственничестве и патриотизме
#08. Россия 1. Хакамада vs Зюганов. Национальный вопрос
#09. Эдуард Понарин. Империя или кровь: каким будет русский национализм
#10. Svobodanews. Притесняют ли русских в России?
02 страница
#11. Национальная Служба Новостей. Прошел 12-й Русский Марш. «Долой власть ЧКистов!» — один из важных лозунгов акции

[Жертва на велосипеде]

http://www.ej.ru/?a=note&id=11448
3 НОЯБРЯ 2011 г.

РИА Новости

Решение Навального идти на «Русский марш» вызвало широкую и длительную дискуссию, в которой лучшие умы России высказали свои аргументы против братания с националистами. Аргументы были обильны, убедительны и сводились к двум положениям: «Ни-ззя!» и «Хороших националистов не бывает, всякий националист есть нацист».

Признаться, эти аргументы меня удивили, потому что не всегда необходимо доказывать очевидное. Если человек говорит, что земля плоская, его мнение редко обсуждают всерьез, а чаще улыбаются: мол, это тот парень, который считает, что земля плоская. Но уж если дело доходит до обсуждения формы земли, то никто не будет аргументировать так: «Земля круглая, потому что она круглая, а кто говорит иначе – тот продался дьяволу». Всегда можно обойтись снимками из космоса.

«Ни-ззя!» — это уже арьергардные бои. Лет пятнадцать назад мы бы услышали совсем другую аргументацию: типа, в Чечне идет национально-освободительная борьба, и долг каждого – сочувствовать чеченцам в их борьбе за демократию и права человека.

А что думать воину?

По поводу того, что всякий патриотизм есть нацизм, я бы сначала хотела сказать пару слов с практической точки зрения.

В своей жизни я общалась где-то с десятком офицеров «Вымпела» и «Альфы». Кто-то из них брал «Норд-Ост», кто-то вырвал у чеченца-смертника гранату с оторванной чекой, все исползали на брюхе Чечню. Это очень разные люди. Тот, который наглотался газу в «Норд-Осте» (они ведь сняли противогазы, потому что в них неудобно стрелять, а что за газ такой, им тоже не сказали) живет в общежитии в Балашихе с женой и детьми.

А другой ничего, ездит на крутом джипе, разруливает дела. Этот офицер меня, помню, спрашивал: «А правда, что американцы сейчас запретят доллар и введут новую валюту – «амеро?» Это им на политзанятиях так объясняли. Кстати, этот, на крутом джипе, как раз и вырвал у смертника гранату, и еще смеется: да ну, мол, этот чечен трусливый был, хотел бы подорваться – подорвался б, они типа все трусливые, чечены, только понты колотят.

А еще один из моих знакомых «альфовцев» купил квартиру на Ленинском. В доме, облюбованном новой чеченской элитой. И он ее в конце концов продал, потому что в этом доме у чеченских детей было такое обыкновение: плевать в русских взрослых.

И вот эти люди, профессия которых – воевать, должны объяснить себе, за что они убивали и за что их убивали, и почему те, кто их убивал, ездят мимо них на «лексусах». И кстати, эти люди не особенно жалуют начальство.

И тут другие люди, профессия которых думать, говорят им: «Низ-зя! Фашизм! Освенцим! Мы виноваты перед покоренными народами!» И ни один офицер, вытаскивавший из рук смертника гранату, такую идеологию не может принять.

Он как-то скорее поверит объяснениям начальства, что те, кто это говорит – враги России и специально врагами России куплены, потому что в объяснениях начальства есть хоть какая-то логика.

От прагматизма к идиотизму

Я должна констатировать, что тезис «это обсуждать нельзя, потому что всякое такое обсуждение есть нацизм» – не выдерживает никакой критики, потому что весь XIX век, век прогресса, был построен на прагматической идее расового и национального превосходства и идею «расы», нации, национального духа и пр. обсуждал постоянно.

Обсуждали все – и «острый галльский смысл», и «сумрачный германский гений». Кювье (еще в XVIII в.) писал, что негры в близком родстве с обезьянами. Дальтон назвал детей-дебилов «монголоидами». И иногда это было остроумно, иногда глубоко, иногда чрезвычайно мерзко (как в случае Кювье и Дальтона), но все-таки нацизмом это не было. Кювье и Дальтон – не Гитлер, и заслуг у них перед наукой побольше, чем у иных политкорректных идиотов.

XIX век, век прогресса и прагматизма, был полон отвратительных расовых высказываний, но было в нем и поразительное стремление к просвещению покоренных народов: собственно, этим-то стремлением европейцы и отличались от монголов или гуннов, которых никто почему-то в расизме и нацизме не упрекает.

Белые американцы ввязались в гражданскую войну ради освобождения черных рабов, губернатор Французской Африки генерал Рум ввел в 1905 бесплатную медицину для местного населения (чего не было в самой Франции), а в 1883-м новоназначенный английский вице-король Индии маркиз Рипон чуть не вызвал в Индии восстание белых, приняв билль, дающий право местным судьям судить белых.

При всем том этот либерализм мгновенно забывался, как только покоренные поднимали бунт. Когда в Индии вспыхнуло восстание сипаев, никто не говорил: «Ох, вы знаете, у них такие замечательные национальные обычаи, и мы виноваты перед ними — заставили их надкусывать патроны, смазанные коровьим жиром, и запретили самосожжение вдов». Когда воины Махди вырезали войска генерала Гордона, никто не говорил: «Вы знаете, это протест против жестоких колонизаторов, это борьба за свободу, расизм, национализм – это ужасно». И вообще, ну да, конечно, тут восставшие сипаи вырезали несколько сот женщин и детей после того, как те сдались, но говорить об этом неприлично, кто говорит об этом – тот нацист.

Ответом на резню была резня; ответом на истребление войск Гордона – битва при Омдурмане.

Примерно так же обстояло дело в России. В 1863-1964 годах Россия устроила геноцид черкесского населения в нынешних Краснодарском и Ставропольском краях. И это никто не скрывал, и этим никто не гордился.

Сознание офицеров Российской и Британской империи было абсолютно прагматичным. Да, ребята, мы восхищаемся вашей доблестью, мы ужасаемся вашим несчастьям, но, извините, при всей вашей храбрости у вас нет того, что есть у нас – лучшая технология и лучшая цивилизация, а у вас есть то, что нужно нам – земля.

Да, был еще и такой тревожный звоночек. Наиболее либеральной в отношении к покоренным народам (отмена рабства, введение законов метрополии) была Британская империя, где господствовал аристократический национализм, национализм как идея служения Отечеству; либеральной была и Российская империя (тут и «Дикая дивизия», и грузинская аристократия, влившаяся в российскую, и поголовное романтическое увлечение диким и храбрым Кавказом).

А вот Германская империя, в которой патриотизм насаждался Бисмарком не как аристократическая идея служения, а как стадное чувство единства, с самого начала попахивала трупным душком. И в то время как французы пытались ввести в своей Африке бесплатную медицину, германская Юго-Восточная Африка была местом, где чернокожие не имели права посещать библиотеки, ездить на лошадях и иметь велосипеды, и где германские поселенцы за убийство и изнасилование туземца официально отделывались штрафом. Вы будете удивлены, но рейхскомиссара этого прекрасного места звали Эрнст Геринг, и это был отец Германа Геринга.

Так или иначе, повторю: весь XIX век покоился на идее прогресса и национального и расового превосходства. Для кого-то это расовое превосходство было вечным, кто-то считал, что задача Европы – просветить отсталые народы, но просто вот такой наблюдаемый факт – в нацизм и фашизм как в тоталитарную идеологию, утверждающую заведомое превосходство одной толпы над другой, это не переходило. Был прагматизм: у нас есть пулемет, а у них нет. We have got/The Maxim gun, and they have not.

После Второй Мировой

Вовсе не любой национализм является нацизмом, но любой национализм несовместим с коммунистической идеологией.

Нацизм как тоталитарная идеология, провозглашающая общность толпы на основе крови и расы, противостоит тоталитарной идеологии, основанной на классовой общности.

Аристократический национализм, национализм как идея служения Отечеству противостоит интернациональному коллективизму. А идея «бремени белого человека», который должен просвещать «полудикие племена», «полудетей-полузверей», противостоит самой технологии коммунизма, которая предусматривает, что «полудетей-полузверей» не просвещают, а наоборот, поощряют их худшие инстинкты и заменяют их грубые верования не менее грубой и в сущности первобытной идеологией.

Поэтому после конца Второй Мировой Сталин приравнял любое рассуждение о нации и расе к фашизму, и левые интеллектуалы на Западе с восторгом поддержали эту мысль.

Мысль о превосходстве Запада была заменена на общепринятый тезис о вине Запада перед всеми, кого он завоевал. Тезис «всякий национализм есть нацизм, фашизм, и пр.» стал одной из самых успешных идеологических диверсий в борьбе СССР против Запада и в короткое время привел к превращению идущих по пути прогресса колоний в страны с больными экономиками, людоедскими элитами и тоталитарными идеологиями.

Уже после конца СССР трусливая евробюрократия, желающая построить мир, где сила не имеет значения, взяла эту идеологию на вооружение.

Проблема заключается в том, что тезис о вине победителей перед побежденными становится все более и более нежизнеспособным по мере того, как побежденные превращаются в победителей. А тезис «всякий национализм есть нацизм» звучит все более комично по мере того, как западного национализма становится все меньше, а вот арабский мир, мусульманский мир, черная Африка и т.д. демонстрируют все более омерзительные формы нацизма. Причем левые интеллектуалы и евробюрократы либо в упор этот нацизма не видят, либо разделяют его ценности.

Еще тридцать лет назад можно было смело рассуждать об ужасах апартеида; сейчас все съездили на чемпионат мира по футболу в ЮАР (а это еще лучшая африканская страна), и как-то так оказалось, что белые управляли страной лучше, чем черные.

Еще тридцать лет назад можно было рассуждать об ужасах колониализма; сейчас ты приезжаешь на благополучный Барбадос и слышишь «ну и дураки мы были, что попросили независимость»; прилетаешь в Полинезию и видишь самую отвратительную коррупцию пополам с самой первобытной демократией.

То есть это, конечно, очень здорово, когда нам с тревогой сообщают, что вот, мол, какой неполиткорректный ужас — половина из опрошенных жителей Евросоюза считает, что мигранты несправедливо используют систему welfare state, но вот вопрос: а КАК они ее используют? И как они при этом называют проклятых кяфиров, которые им так мало дают?

То есть это, конечно, очень мультикультурально, когда Клаудио Кордоне из Amnesty International говорит нам, что джихад разрешен, если он оборонительный, но вот проблема: бен Ладен говорит то же самое.

То же в России. Еще 10 лет назад было хорошим тоном говорить, что маленькая Чечня сражается за свободу и независимость, что дома в Москве взорвал кровавый режим, чтобы скомпрометировать мирный ислам, и что бедных ваххабитов (тех самых, которые не взрывали дома в Москве) убивают без суда и следствия только потому, что они не так молятся. Сейчас это уже не хороший тон – это маргинальная глупость.

Дверь и окно

Точка зрения «всякий, кто начинает рассуждать о нации – нацист» — не выдерживает критики.

С этой точки зрения получается, что белые американцы, сражавшиеся за свободу негров – нацисты, потому что они ведь сражались за то, чтобы негры стали как белые, а должны были, если они по-настоящему за самобытность культур, сражаться за то, чтобы негры снова заговорили на африканских языках, надели набедренные повязки и занялись неповторимым национальным обычаем – людоедством.

С этой точки зрения, все романтики – нацисты, потому что они писали о национальном характере, с этой точки зрения лермонтовское «злой чечен ползет на берег» — это нацизм, пушкинская «Полтава» — нацизм в квадрате, «ко мне постучался презренный еврей» — уголовная статья за разжигание, а «Клеветникам России» и вовсе геббельсовщина. С этой точки зрения, Лермонтов, Пушкин и Толстой – нацисты, потому что они описывают Кавказ как нечто другое, и Толстой не говорит, что Хаджи-Мурат сражался за демократию против колонизаторов, Фенимор Купер, описывающий индейцев как других, вестимо, тоже нацист. Кто рассуждает о нации – тот уже нацист: «ни-ззя!» Как же так: Кювье было можно, Пушкину было можно, а сейчас это – нацизм?

Если «всякий, кто начинает рассуждать о нации – нацист», то что такое государство Израиль, основанное на сионизме – самодвижении нации во имя спасения? Революции в Прибалтике в 1989-1991 г. были одновременно и национальными и демократическими. Следует ли так понять, что то, что можно эстонцу, по определению нельзя русскому?

Есть национализм как идея служения Отечеству — «я русский, поэтому я должен служить России». Есть национализм как некий свод правил здравого смысла: мы такие, они другие, давайте посмотрим, чему мы можем научиться у них (в случае Кавказа – уважению к старшим и чувству рода), а чему они – у нас (в случае Кавказа – в 19-м веке многому, а сейчас, увы, почти ничему).

Есть национализм как идеология стада («я русский (татарин, немец, матабеле) – поэтому я лучше всех»). Любая идеология и религия вообще опасны и легко превращаются в орудие уничтожения: начинают гореть костры инквизиции, горят печи Освенцима, но все-таки глупо говорить, что христианство – это непременно инквизиция, а национализм – это непременно Освенцим.

Проблема в том, что если вы приравниваете любой национализм к нацизму, то он и становится нацизмом. Если объяснять воинам, что служение собственной нации – это нацизм, то служение исчезнет, а нацизм останется.

Это как в спорте. Если два человека сходятся на ринге, то можно ненавидеть своего противника («ща как дам этому козлу!»), а можно относиться к нему по-рыцарски («ты крут, но я еще круче, выясним, кто из нас сильней»). Но вот если рядом с чемпионом стоит человек и каждый раз, когда ты нанес удар, говорит: «Ты подлец, ты бьешь того, кто слабее тебя!», а каждый раз, когда ты получил удар, говорит: «Наконец этот несчастный угнетенный тобой человек дал сдачи!», то вот эта философия на ринге – и в бою – неисповедуема.

Современная Россия тяжело больна, как и Веймарская республика. Мы платим дань Чечне – и это унижение переносится тяжело. Законы в России исчезли, и в отсутствие законов Кавказ, с его родовыми связями и понятиями о чести, оказывается в более выигрышном положении, чем разобщенная русская толпа. И, наконец, обилие мигрантов из Средней Азии – бесправных и живущих на положении коллективных рабов – одновременно и пугает нацию и провоцирует на то, чтобы выместить свой испуг на беззащитных людях.

Растущий русский национализм является наиболее опасной для режима силой. Чем он обернется – пробуждением нации или появлением русского Гитлера – зависит, в том числе, и от российских интеллектуалов. Если все, что они могут сказать, это «Москва — для всех» и «это обсуждать низ-зя!», то Гитлер нам обеспечен.



Фотография РИА Новости

[Дмитрий Вайсбурд]

http://www.ej.ru/?a=note&id=11453
В круге идей

4 НОЯБРЯ 2011 г.

РИА Новости

Вчерашний «ЕЖ» практически полностью был посвящен проблеме национализма. Проблема актуальная. Весьма. Но если отвечать Латыниной уже нет никакой возможности, то на рассуждения Михаила Берга хотелось бы кое-что возразить.

Мы все учились в советских вузах. И все изучали «К вопросу о национальностях или об "автономизации"». Поэтому разделение национализма на «национализм нации маленькой (угнетенной)» и «национализм нации большой (угнетающей)» — первое, что приходит в голову, когда начинаешь понимать, что «национализма вообще» не бывает, что это явление более сложное, неоднозначное. Однако эта ленинская классификация не отражает реалий национализма, во всяком случае, сегодняшнего.

Национализм появился в начале XIX века и был в то время весьма позитивным и плодотворным явлением. Но вовсе не потому, что тогда он сам по себе был лучше, чем сейчас. И уж тем более не потому, что относился только к маленьким и угнетенным нациям. Главное, на мой взгляд, здесь то, чему он противостоял. А противостоял он империализму, в то время французскому. Т.е. националист начала XIX века отнюдь не считал свою нацию лучше других. Он лишь протестовал против того, чтобы французы навязывали его родине свои порядки. Естественно, что вся национальная элита большинства европейских стран, в том числе и России, состояла из националистов.

Ситуация принципиально изменилась, когда к национализму присоединился, условно говоря, обыватель. Французов он, как правило, и в глаза не видел. Его национализм распространялся на евреев, татар, цыган и прочие народы Российской империи, с которыми ему реально приходилось сталкиваться. Они, что естественно, отнюдь не претендовали на навязывание русским своих порядков, напротив, старались сохранить свои. Так что Чацкий, говорящий:

«Воскреснем ли когда от чужевластья мод?

Чтоб умный, бодрый наш народ

Хотя по языку нас не считал за немцев.

«Как европейское поставить в параллель

С национальным — странно что-то!

Ну как перевести мадам и мадмуазель?

Ужли сударыня!!» — забормотал мне кто-то...

Вообразите, тут у всех

На мой же счет поднялся смех»,

— это одно, а какой-нибудь Пуришкевич, толкующий в антисемитском духе евангельские обличения в адрес иудеев (хотя они написаны иудеями, т.е. это обличение своего народа, а не чужого) — совсем другое. И дело здесь не в том, какая нация меньше или угнетеннее. У русских ничуть не меньше оснований считать себя угнетенными, чем у многих других народов. Вопрос в том, какова альтернатива. Националист, отстаивающий свое право на собственную национальную идентичность, борется за свободу — свою свободу быть русским (евреем, поляком и т.д.). Националист, добивающийся от других, чтобы они стали такими, как он, или убирались с его территории, борется против свободы. Ибо свобода, как известно, заканчивается там, где начинается чужой нос. Такой националист не против империи, а за — за великую Россию от Балтийского моря до Охотского. Что на всей этой территории живут народы, которые совершенно не хотят становиться русскими, его совершенно не волнует. Его цель не национальное государство, а империя.

Так вот до недавнего времени весь русский национализм был именно такого сорта — имперский. Во всяком случае автор этих строк ничего иного не находил, хотя и искал. Только в последний год или чуть раньше в России (говорят, на Западе это существует давно) появился и иной, вполне рукопожатный национализм. Национализм, считающий, что русский народ порабощен бандой жуликов и воров, и мечтающий о его освобождении. Почему это национализм? Потому что освобождение эти националисты видят в образовании русского национального государства. Разумеется, с предоставлением автономии или независимости всем народам Российской империи, которые этого пожелают. Очевидно, что такой национализм не имеет ничего общего ни с участниками «русских маршей», ни с гопотой с Манежки. Для такого националиста его принадлежность к русской нации означает, прежде всего, ответственность за свою страну, а не гордость достижениями ее граждан. Таким националистам можно лишь пожелать всяческих успехов и помощи божией. К сожалению, их пока очень мало.

[Николай Розов]

http://www.kasparov.ru/material.php?id=4EB286EB681B8
03.11.2011

В борьбе с режимом оппозиции поможет "приличный" национализм

"Национальный вопрос" стал вновь горяч и актуален. Кто-то видит в этом коварные политтехнологические замыслы правящей группы по отвлечению внимания от (гибели) публичной политики, кто-то – единственную оставшуюся возможность для выпускания пара в условиях накопления напряжений и протестных настроений в обществе.

Полностью отрицать ни то, ни другое нельзя. Однако следует принять во внимание влияние на Россию общемировых тенденций, где распад прежних доминирующих социальных идеологий вкупе с напором глобализации вызвал повсеместно подъем этнополитических и религиозно-фундаменталистских движений.

На Россию как на постимперское государство распространяются те же тенденции, но в обостренной форме, поскольку на все это накладывается известная историческая специфика. Царская Россия и особенно СССР были, пожалуй, единственными империями, где русские как основной народ имперского хартленда ("государствообразующий" в терминах нынешних националистов) не получал значимого преимущества по сравнению с народами присоединенных земель, а зачастую был унижен и угнетен даже пуще них.

Золотые перья либеральной публицистики уже высказались относительно допустимости или недопустимости сотрудничества и даже просто общения с русскими националистами (главным поводом послужило анонсированное участие Алексея Навального в "Русском марше").

Крайний полюс неприятия представили Евгений Ихлов ("самый умеренный русский этнический национализм взрывает концепцию многонациональной гражданской нации. А иного средства сохранить государство не существует") и Сергей Арутюнов ("в России цивилизованный национализм невозможен, потому что здесь другие культурные и политические традиции, ментальность народа другая").

За русский национализм ("как инструмент" и в "аристократической" форме) вступилась Юлия Латынина: "Почему российскому национализму отказано в возможности быть нормальным? Ребята, если вы ему отказываете в возможности быть нормальным, он точно будет ненормальным".

Уже сделано несколько попыток провести демаркацию (отделить "зерна от плевел", "овец от козлищ"), то есть выделить критерий, позволяющий отличить "приличный", "нормальный", "цивилизованный", "позитивный" национализм от национализма неприемлемого и опасного. При разности терминологии обращает на себя внимание сходство идей, вплоть до полного тождества.

Та же Латынина различает "национализм аристократии" и "национализм быдла":

"Насколько для меня позитивен и важен аристократический национализм, который налагает на человека некий свод обязанностей (я русский, я родился в этой стране, поэтому я должен служить этой стране), настолько для меня отвратителен национализм быдла, которое заявляет, что "я русский, поэтому я замечательный".

Для Александра Скобова аналогом аристократизма является "бремя белого человека", который заботится не только о "своих", но и о "чужих". Такая позиция противопоставляется "закону племени", согласно которому "свои" всегда хороши и правы, тогда как никаких ограничений по отношению к "чужим" не признается.

Илья Яшин ставит во главу угла принцип равноправия между "своими" и чужими": "Националисты, признающие равноправие русских и других народов России, могут быть политическими союзниками либералов и демократов. От националистов, отрицающих Конституцию и провоцирующих гражданскую войну, лучше держаться подальше".

Александр Верховский считает критерием (не)допустимость насилия опять же по отношению к "чужим".

По содержанию основных критериев отделения приемлемого национализма от неприемлемого намечается важный консенсус. Рассмотрим теперь не идейную сторону, а основные социальные группы с националистическими умонастроениями и стратегии взаимодействия с этими группами.

Есть "неприличные" националисты, крайние в своих взглядах, установках и практиках. Здесь главенствует принцип "чистоты крови", откровенный антисемитизм и излюбленные взаимные обвинения в "еврействе", терпимость к насилию (вплоть до явных или неявных призывов к нему) в отношении "чужих", "врагов русского народа", соответственно, откровенное неприятие каких-либо гражданских, гуманистических принципов равенства, защиты прав, свобод и т. д. С проповедниками таких взглядов нельзя не только сотрудничать, участвовать в общих акциях, но не следует даже ввязываться с ними в споры. Никакие рациональные аргументы тут не действуют. Оптимальна стратегия на полную изоляцию, остракизм, высмеивание таких субъектов с твердым контролем применения правовых санкций к ним при рецидивах насилия или призывах к насилию.

На другом полюсе имеются "приличные" националисты, такие как Алексей Навальный, Владимир Милов, Константин Крылов, открыто признающие общегражданские ценности равенства, прав и свобод, но при этом не чурающиеся участия в "Русских маршах" и активно использующие националистическую риторику.

Ради некоей "либеральной чистоты" выталкивать такие популярные фигуры из "круга приличных людей" в объятия совсем уже "неприличного" национализма", как это фактически делают Ихлов, Дмитрий Шушарин и другие, — стратегия неразумная и тупиковая. Политика вообще и, тем более, политика слабых оппозиционных сил состоит в том, чтобы "договариваться с теми, кто неприятен", в расширении своей коалиции, в привлечении на свою сторону всех значимых и популярных в народе сил, кроме тех, чьи взгляды и практики являются абсолютно несовместимыми с правом, главными статьями Конституции, гуманистическими ценностями и т. д. (см. выше о "неприличных").

Зато планка в отношении "приличных" националистов может и должна быть высокой – той самой "аристократичной".

Требовать от них нужно не только и не столько признания равенства прав русских и нерусских, сколько признания обязательств и ответственности русских как "государствообразующего этноса" (80 процентов населения России) по отношению ко всем меньшинствам, нерусским гражданам России, в том числе кавказцам, евреям и цыганам. Логика проста: если уж русские — это "стержень" страны и государства, то "положение обязывает": заботиться мы должны не только о "своих" (что позволено этническим меньшинствам), но также обо всех гражданах страны. А чтобы обрести чаемый авторитет среди нерусских, об их благополучии и правах надо русским как "стержню" заботиться даже больше, чем о родном племени.

Есть также слой националистов, "претендующих на приличность". Характерным представителем здесь является Наталья Нарочницкая. Теперь она старается избегать откровенно ксенофобских и шовинистических высказываний, умело сочетает риторику "государствообразующего народа" и "стрежня" с благонамеренными планами "решения проблем русских людей", "обустройства малых российских городов" и т. п. Даже в названии и манифесте нового Русского гражданского движения заимствованы свойственные либеральному и демократическому дискурсу понятия и идеи гражданской ответственности и самоорганизации.

Хотя Нарочницкая с ее великодержавием и имперством — фигура для либералов гораздо более одиозная, чем Навальный, здесь также неразумны стратегии разоблачения и отталкивания. И кто же против реального решения проблем рабочих мест, образования, медицины, обустройства городов, пусть и "для русских" и с "русской" риторикой?

Слова имеют значение, особенно про гражданское равенство, защиту прав и проч., и за слова нужно отвечать. Разумеется, планка тут должна быть пониже: никогда Нарочницкая и Ко не допустят даже мысли (не говоря уж о словах и делах) о том, что русские как "государствообразующий народ" должны заботиться не только о себе, о славянах и ранее "присоединенных" этносах — "меньших братьях", но еще и о таких гражданах России как евреи, цыгане и кавказцы. Значит и требовать такого от данного слоя националистов не нужно. Зато необходимо делать упор во всех разговорах с радетелями "особой духовности русских" на то, что "государствообразующий" статус — это не привилегия, а ответственность. Ответственность же за страну с необходимостью включает заботу о честности и справедливости судов, о равенстве граждан перед законом, о реальной борьбе с коррупцией, "откатами" и "распилами". В этой долгой и трудной борьбе всегда лучше иметь больше союзников (пусть в чем-то одиозных), а вовсе не врагов.

Есть также широкий слой явных или неявных приверженцев великорусского шовинизма, убежденных в том, что русские в силу своего большинства, "коренного" и "стержневого" статуса, прошлых заслуг, самобытной культуры, особых добродетелей должны получить в России особые привилегии и права, включая статьи о "государствообразующем народе" в Конституции и проч. Похоже, что такой шовинизм характерен для всех вышеупомянутых групп, только "неприличные" об это говорят прямо, "приличные" усиленно скрывают, а "претендующие на приличность" признаются в этом только в кругу "своих".

Наконец, есть самое обширное "болото" обычного и обывательского национализма — социальной почвы и поддержки для всех вышеупомянутых идеологических групп. Смутные и аморфные националистические настроения характерны, пожалуй, для 70–80 процентов, российских граждан, а то и более.

Здесь уже вряд ли можно делать что-то более глупое, чем строго выдерживать либеральную "идейную чистоту" с проповедями космополитизма, мультикультурализма, универсальных ценностей и т. п. Вся эта риторика подавляющей частью нынешнего российского населения отвергается сходу. Вопрос в том, какие националистические взгляды в этом безбрежном "болоте" будут доминировать:

"приличные" (у русских особая ответственность за всех граждан России");
"претендующие на приличность" ("русские должны заботиться о себе и о стране, никак не притесняя нерусских");
шовинистические ("Россия для русских!" — читай "у русских должны быть особые привилегии и права");
вовсе "неприличные" (ксенофобские, черносотенные со ставкой на насилие против "врагов русского народа").

Национализм в своих "приличном" и "претендующим на приличность" изводах имеет общегражданский статус. Шовинизм и "неприличная" ксенофобия относятся к этнонационализму.

Тут возникает нетривиальный вопрос: всякий ли этнонационализм порочен?

Вовсе нет. Этнический фактор обычно играет важную роль в национально-освободительных движениях. Но если они побеждают или силой обстоятельств обретают суверенитет, то качество новой страны напрямую зависит от того, удалось ли элитам превратить свой привычный этнический национализм в общегражданский (это было и остается актуальным для всех 14 национальных республик СССР).

Есть ли приемлемая роль этнонационализма в современном правовом обществе?

Да, но только вне политики. Язык, фольклор, литература, искусство, музеи, библиотеки, возрождение традиций — вот достойные, благородные и вполне достаточные сферы деятельности для любого этнического национализма меньшинств.

Для доминирующего этноса (англосаксы в США, англичане в Великобритании, французы во Франции, немцы в Германии, русские в России) все эти сферы этнического воспроизводства также важны и открыты, но добавляется еще и особая ответственность: утверждать верховенство права, не ущемлять прав меньшинств и при этом заботиться о поддержании общегражданской культуры, общенациональной солидарности и идентичности (чтобы не было чуждых и враждебных анклавов в родной стране).

Вне этих четких различений разговор просто о "русском национализме" будет неминуемо смутен и бесполезен.

Для либеральной и демократической оппозиции повестка дня в национальном вопросе такова: не разоблачать и выталкивать русский (и любой другой) национализм в "неприличие", а цивилизовать его и присоединять в общей борьбе за свободную и процветающую Россию (см. об этом в статье "Другая повестка дня" и в книге "Колея и перевал: макросоциологические стратегии России в XXI веке").

[Дмитрий Быков]

http://www.profile.ru/items/?item=33351

№41(740) от 06.11.2011
Писатель, Публицист

Национализм сегодня - непременная добродетель, хотя, в чем именно она заключается, сформулировать не в состоянии никто.
Убийцы русских (надо бы "российских", но что мы будем отделываться псевдонимами?) футбольных фанатов получили сроки, близкие к максимальным: Аслан Черкесов - 20 лет строгого режима, Ахмедпаша Айдаев - 17 лет, тоже строгого. Все понятно: Черкесов - не ангел, пять раз избегал приговора, на шестой расплатился за все. Айдаев - тем более не святой. Оба главных обвиняемых на процессах каялись лишь формально, вели себя вызывающе, родственники потерпевших рассказывали о том, что им угрожали, - короче, весь набор, необходимый для того, чтобы наказать строго и примерно. Однако обвинительный уклон в этих процессах был очевиден с самого начала - защита неоднократно заявляла, что ее и слушать не хотят. А выслушать было что: оба убийства - Свиридова и Волкова - случились не на ровном месте. Была драка, и о том, кто ее спровоцировал, свидетели говорили разное. Черкесов утверждал, что действовал в пределах необходимой самообороны. Ему возражали: а почему тогда стрелял в спину? Он отвечал: но не мы же начали. Другие обвиняемые настаивали, что защищали честь родственников, которых оскорбили болельщики. Как бы то ни было, покойный Юрий Буданов, похитивший и убивший Эльзу Кунгаеву, получил 10 лет, хотя это преступление было и более резонансным, и более жестоким. Что-то здесь не сходится. А если вспомнить, что Александра Иванникова в свое время, убив "в порядке самообороны" водителя Багдасаряна, при повторном рассмотрении дела была вчистую оправдана, - вырисовывается и вовсе поразительная картина. Да, Багдасарян собирался совершить с Иванниковой развратные действия и даже спустил брюки, однако до сих пор остается тайной, как Иванникова оказалась ночью в его машине, имея в сумочке внушительный нож. Что интересно, Иванникова тоже признаков раскаяния не демонстрировала - напротив, еще и благодарно приняла пятидесятитысячную премию, врученную ей ДПНИ за образцово-показательные действия по избавлению Москвы от насильника.
Все это свидетельствует ровно об одном - хотя вслух о таких вещах говорить не принято: российское правосудие панически боится националистов, ни в коем случае не хочет их разозлить, с явной предвзятостью относится к любому пришельцу и в лучших архаических традициях защищает своих. Трудно сомневаться в том, что, если бы фамилия обвиняемой была Багдасарян, а за рулем находился Иванников, - чуть не изнасилованная убийца получила бы по полной программе. Сама виновата, нечего развратничать по чужим машинам. Все произошедшее - большой успех русских правозащитных националистических организаций (пишу об этом без кавычек, хотя слова "успех" и "правозащитные" вызывают лично у меня серьезные сомнения). Но что поделаешь - эти люди в самом деле защищают права русских. Защищают интенсивно, с привлечением прессы, с прямым и явным давлением на суд (как еще назвать демонстрации перед судебными заседаниями?) и с полным сознанием своей правоты. На деле это, конечно, сознание глубинной слабости - потому что движет этими правозащитниками самосознание последнего отряда в осажденной крепости: нас теснят мигранты, они заняли уже все наши рабочие места, они ведут себя не как гости, а как хозяева… Предполагается, что гости должны в ответ на угрозы извиняться, а в драке немедленно капитулировать.
Я пишу это до так называемых русских маршей, в которых теперь охотно участвует и либеральная оппозиция: где-то активней, где-то неохотней, но факт есть факт, смычка состоялась. Марши собирают все больше народу, власть глядит на это с откровенным попустительством. Иные либералы выступают с умеренными похвалами: дескать, я как еврейский националист могу понять русских... Иными словами, все ведут себя, как перед пришествием серьезной и памятливой силы, которая будет отчаянно мстить любому, кто недостаточно почтительно отзывался о ней прежде. Об интернационализме сегодня напоминать позорно. И марши, и грядущие выборы проходят под знаком разрешенного националистического бума, и боязнь разозлить национал-радикалов, чего доброго, способна сделать из них реальную политическую силу.
Правда, главными их врагами являются они сами: все никак не договорятся, кто такие все-таки русские и как относиться к советскому проекту? Зло вообще нелегко объединяется с другим злом. Не то - при этаком попустительстве - страшно подумать, во что бы оно превратилось. Но Бог не фраер. И не националист.

[Евгений Ихлов]

http://forum-msk.org/material/society/7654682.html
15.11.2011
8 тезисов по национальному вопросу

В очень характерной статье «Россия: быть или не быть» коллег Ивана Тютрина и Александра Лукьянова содержится мечта о выстраивании российской гражданской нации на базе формирования цивилизованного (он же «умеренный», он же софт) русского национализма, о сближении концепции российской (по аналогии с американской, канадской, бразильской...) гражданской нации с концепцией русской политической нацией (нацией-государства по аналогии с польской, грузинской, израильской, французской, немецкой...). В этой связи предлагается (в духе вербальной магии) не употреблять понятие русская нация в этническом смысле. Однако 99% населения Российской Федерации употребляют слово нация исключительно в этническом, и даже этноконфессиональном смысле (русский=православный, чечен=мусульманин, еврей=иудей, поляк=католик...). Оставшийся процент знает, что в европах слово нация значит совокупность граждан, но во избежание путаницы при чтении их текстов остальными, в неэтническом смысле понятие нация применяет только к населению США. Впрочем, для США население охотно делает исключения, мол, что с них взять с пиндосов, возникли 200 лет назад, корней нет... (то, что североамериканские колонии возникли синхронно с Россией в её нынешних цивилизационных границах осознаёт лишь вышеупомянутый процент).

Автор настоящего текста утверждает, что именно развитие умеренного русского национализма и вбивает, вспоминая слова Чубайса о коммунизме, сказанные в июне 1996 года, последний гвоздь в гроб России. Вот те восемь тезисов, которыми он пытается обосновать свою позицию.

В последние годы такие разные, и по-разному популярные в демократической среде деятели как Гарри Каспаров, Алексей Навальный и Михаил Ходорковский провозгласили путь к российскому национальному государству в качестве панацеи от авторитаризма. Лозунг национального государства становится таким же универсальным и революционным, как сахаровский лозунг долой «6-ую статью!» (статья конституции СССР 1977 г. о монополии КПСС на власть и политику). Однако население Российской Федерации слишком разнообразно в культурно-историческом смысле, чтобы оно могло консолидироваться на основании общего этнического ядра. Этнических русских, наверное, действительно 80%, но оставшиеся 20% (как показала история последних 150 лет), категорически не согласны ассимилироваться. Приезжающие в США натурализуются не в англосаксов-протестантов, но в обобщенных американцев. И знаменитые WASP также развариваются в «плавильном котле», как и потомки ирландцев, сицилийцев, польских евреев или мексиканцев. Строго говоря, президент Обама - ирландского происхождения (так же, как Кеннеди и Рейган).

Мы видим острый кризис идентичности России. Нам предлагают выбор этнонациональной, иначе «европейской», модели: отдельно англосаксы, шотландцы, ирландцы, фламандцы, валлоны, сербы, хорваты, косовары, испанцы, каталонцы, баски... Его итог - это неизбежный распад Российской Федерации. Ещё одной «чеченской кампании» страна не выдержит.

Но такой выбор проще и для власти, которая лучше понимает, как обращаться к массам, апеллируя к русской националистической мифологии, и для народа, которому такая мифология греет душу примитивностью и почти сексуальной соблазнительностью.

Нынешний Кремль, как и Кремль 30 лет назад понимает, что у российского населения есть лишь одна точка в истории, принимаемая консенсусом - 9 мая 1945 года. Поэтому, чем глубже кризис идентичности, тем сильнее казённое педалирование темы. Дальше включаются хорошо известные финансистам (а также всем, жившим здесь в 1992-96 годы) процессы, связанные с эмиссионной поддержкой экономики... Надсадные «воспоминания», как все вместе били поляков и французов вызывают у всех думающих людей только презрение и отвращение.

Полностью мифологизировано представление об особой консолидации «этнической нации» (в противовес атомизации имперского большинства), которое возникло из: а) неосознанной зависти к Израилю (у правых), Сербии (у левых) и б) осознанной зависти - к племенной солидарности кавказских диаспор. Серьезнейшие гражданские конфликты и гражданские войны в таких странах, считающихся эталоном этнической монолитности, как Венгрия, Франция, Италия, Германия, Грузия, Израиль и Чечня - полностью разоблачают миф о национализме как факторе стабилизации.

Даже исходя из теории, что национальную нацию создаёт не общность этнических корней, а социокультурная идентичность, необходимо признать, что любая идентичность может базироваться только на осознании глубинной общности исторической судьбы. А такая общность рождается только из совокупности сделанных народом (или элитой от его лица) ответов на экзистенциальные вызовы. Но такие вызовы часто противоположны. Например, указом младшего сопрезидента началом российской государственности объявлено приглашение в качестве кондотьеров варваров-викингов в по тем временам высокоурбанизированный древнерусский полисный союз. Процерковная русская историософия придаёт огромное значение ритуальному поруганию в Киеве Перуна (исторически - древнелитовского бога-громовника). Телевизионный опрос сделал «Именем России» не борца с ордынским игом Дмитрия Донского, но Александра Невского - генерала Власова XIII века. Московское царство возвысилось с того, что князь Иван Калита стал играть при Золотой Орде роль Кадырова (своими войсками он кровопролитно покорял непокорные города, например, конкурентов Москвы Тверь и Владимир). Очевидно, что у других народов Федерации в исторической памяти отпечатались иные образцы.

Поэтому общая идентичность может базироваться на консенсусе вокруг общего будущего, а не прошлого. Общее будущее - это равенство в правах и свободах, единство в понимании справедливого общественного устройства.

Софт-национализм предполагает именно ассимиляцию меньшинств в недрах, как с подачи Льва Гумилёва, стало модно говорить лет тридцать, суперэтноса. Но российские меньшинства к этому не готовы (как не готовы стать французами арабы парижских пригородов, стать англичанами великобританские шотландцы и ирландцы или квебекские французы). Они были готовы стать частью российской цивилизации, поскольку она, начиная с Ломоносова, Карамзина и Пушкина, была для них единственным путём к европейской культуре.

Сегодня путь к модернизации лежит и мимо Москвы и Петербурга.

Кстати, сходные проблемы одолели и Западную Европу. В позапрошлом и в первой половине прошлого века для сотен тысяч поляков, евреев, итальянцев, испанцев, русских, выходцев из африканских и вест-индских колоний, оказавшихся во Франции, не было чести выше стать настоящим французом. Для миллионов, ныне живущих в арабских районах французская модель жизни - это упадок и разложение, от влияния которого надо защищаться... То же в Англии, Германии или Швеции. И начался крик о крахе мультикультурализма. Вот в США нет никакого краха мультикультурализма. Твоя культура и религия - твоё дело. Хочешь прозябать - живи в этническом квартале. Хочешь процветать - учи язык, учи законы, становись джентльменом - и тебе открыты все пути-дорожки. Социальные лифты известны: нужная профессия или хорошее образование. Для молодых и бедных - в университет дорога идёт через спорт или армию. А полиция, суд и миллионы правозащитников защитят твои гражданские права...

Россия - безусловно, цивилизация, поэтому её базисный этнос - русских стали называть суперэтносом. Но это - неправильно. Базисный этнос цивилизации может быть таковым, только если собственно этническое в нём приглушено, ослаблено. С точки зрения носителя консолидированного этнического сознания национального меньшинства - такой «суперэтнос» - лишён корней, «денационализирован». Зато с позиции «базового этноса» «племенная» насыщенность меньшинств - слишком аффектировано.

Россия, конечно, это - субцивилизация, «дочерняя» цивилизация от цивилизации Западноевропейской. Западноевропейская цивилизация, наследница Эллинской и Римской, как бы испустила несколько лепестков субцивилизаций - Русскую, Североамериканскую, Латиноамериканскую... К этому перечню автор считает нужным добавить ещё три - Южнобалканскую, Закавказскую и Еврейскую. А рядом на планете существуют Исламская цивилизация, Китайская (ее дочки - Непал, Монголия, Япония, Корея, Индокитай), Индийская (ее дочки - Индонезия, Шри-Ланка, Капучия...). Как (суб)цивилизация, Россия не может целиком превратиться в классическое национальное государство, даже государство русских, из которого «вынуты» ареалы компактного проживания этнических меньшинств.

Автор полагает, что взрыв немецкого шовинизма при последней кайзере и особенно гитлеризм были болезненным проявлениям отказа грандиозного германского культурного пространства от оформления как цивилизации в пользу этнического немецкого государства. Вспомним, что Германия (как сумма немецких государств) успешно ассимилировала французов-гугенотов в XVIII веке и евреев в XIX веке. В германскую цивилизационную орбиту можно было включить Данию, Голландию, Эльзас, Западную Польшу, Латвию, Чехию, Трансильванию. Не говоря уже об Австрии... Немцы совершенно не стремились к имперскому - от Аргентины и Пенсильвании, до Балкан и Волги спокойно существовали «кляйне Дойчланд» - немецкие колонии, жители которых никогда никакой ностальгии не проявляли. Но был избран иной путь, который в итоге привёл немцев к исторической катастрофе и сильно сократил ареал германской культуры.

Совершенно ошибочно путать традиционную империю и государство-цивилизацию.

После ухода от традиционализма и того, что Тойнби называл «универсальная монархия», цивилизация (субцивилизация) может разделиться на национальные государства (путь Балкан, Западной Европы и постиспанской Латинской Америки), может попытаться искусственно продлить имперское состояние, радикально идеологизировав общество (большевизм, нацизм, маоизм, исламская революция в Иране), а может стать на путь создания государства как гражданской нации, в которой не только религия, но и этническая принадлежность - частное дело каждого, как это произошло в США, в Индии, Пакистане, отчасти в Бразилии, Аргентине, Мексике, на Кубе... Для создания гражданской нации необходимо либо мощнейшее общее культурное поле, необычайно привлекательная для всех и легко перекрывающее локальные этнические культуры (так развивались события в России в 1917 году), либо общее политическое поле - осознание возможностей от нерушимых гарантий гражданских и экономических свобод.

Сегодня сложившаяся в петербургский период Российская империя вступила в завершающий период 100-летней трансформации от средневеково-имперского государства к иному, возможному в современном мире состоянию.

Здесь развилка. Если пассивно следовать характерным для Европы XIX - XX веков тенденциям, то в недрах империи должны возникнуть несколько (несколько десятков) национальных государств, включая, разумеется, и русское. Стремительный рост русского этнического национализма в эпоху Александра III и Николая II, приведший к всплеску черносотенных настроений, и ставшая возможной на его фоне антифеодальная национальная политика Столыпина на территориях будущей Восточной Польши - это и есть проявления типичного романтического национализма. Только в Германии и Италии он объединял нации, а в Восточной Европе расчленял Империи - Австрийскую и Османскую. Так шло формирование этнорусской идентичности и отдельного этнорусского национального интереса. Однако процесс распада империи был прерван и обращен вспять большевиками, создавшими уникальную модель надэтнической идеологической идентичности, сравнимый только с Халифатом.

Закономерный распад советского Халифата-2, полностью повторивший, но только в 20 раз быстрее, историю распада Халифата исламского*, освободил Российскую Федерацию. Но она осталась ядром империи, в первую очередь, по идеологии новейшей правящей группы и по гипертрофической роли центральной администрации. Соответственно, вирусы распада разрушают её тело. Идея распада РФ, по крайней мере, отделения исламских республик Северного Кавказа, уже не вызывает шока в общественном сознании. Еще год назад «русский национал-патриот» - это сторонник присоединения Беларуси, Донбасса и Крыма. Сегодня - это сторонник изгнания кавказцев (в том числе - с землей). Имперский «старопатриотизм» Проханова находится в глухой обороне под натиском «младопатриотов», от геополитического сложения перешедших к вычитанию. Сужу по комментариям к своим статьям: еще год назад отчетливо провокативные тексты о неизбежном распаде РФ вследствие разгула этнорусского шовинизма вызывали вал агрессии. Сейчас - они становятся предлогом для деловитого обсуждения, что хорошо бы и Сибири получить независимость...

Формула «Россия для всех» - пуста, потому что она означает только терпимость к меньшинствам, готовность обеспечить высокие статусные позиции русифицированным евреям, грузинам, татарам...

Формула должна быть иная - «Россия всех». Это - американская модель идентичности, плавильный котёл. Полного «растворения» не получится, поскольку национальные меньшинства опираются на свои «ланды» - области своего многовекового проживания, на которых формировались этнические (или субэтнические) государственные или квазигосударственные образования. Нет больше и явного доминирования русской цивилизационной модели. В предыдущие века модернизация и чаемое приобщение к европейской цивилизации на территории Российской империи и Советского Союза можно было получить только через приобщение к русской культуре, через вхождение в русские элиты: административную, силовую, культурную, хозяйственную, научную.

Сейчас приобщение к высшим достижениям западной цивилизации идёт мимо русской культуры - в университетах США и Западной Европы.

8. Демократическое государство-цивилизация, построенное на трансэтнической основе - это вовсе не новая маска на полуразложившемся теле империи, как кажется национал-демократам. Это наиболее совершенный способ существования локальной цивилизации. Её создание кажется утопией. Действительно, это очень сложная задача, это работа на десятилетия и для политической и для культурной элиты. Такая же сложная задача как ликвидация расовой дискриминации в США или национальных конфликтов в послевоенной Западной Европе. Те, кто помнят атмосферу космополитизма в советской интеллигенции 60-80 годах, могут даже мечтать, что с той точки до перехода к «плавильному котлу» было рукой подать - лишь подтянуть среднего «образованца» до уровня элиты наукоградов и столичных НИИ и КБ...

Этнический национализм просто уничтожает такой сложный подход. Создаётся простая схема - набор национальных государств из которых выдавливается (и таской, и лаской) «нетитульная» публика, а оставшимся предлагается признать себя - диаспорой, вечный удел которой знать своё место.

Что же касается русского национального движения, то никаких отдельных этнических русских целей в этой борьбе нет. Русские не испытывают национального гнёта. А ведь именно по степени радикальности сопротивления национальному угнетению или национальной несправедливости градуируется национализм от умеренного до ультрарадикального. С точки зрения стандартов современного мира и современного понимания национализма, национализм (применительно к русскому этносу) может иметь следующие четыре общепризнаваемые цели: стремление обеспечить русскому этносу суверенной политической субъектности; стремление обеспечить русской культуре доминирование на территории русского политического образования; стремление присоединить к России территории компактного проживания русских, являющихся объектом ассимиляции и стремление вычленить территории компактного проживания русских из ареалов исторического проживания иных народов («ландов»).

Однако если в общественной жизни будет звучать требование реализации этих лозунгов (что на деле будет означать призывы расчленить как соседей России, так и субъекты федерации), то демократическое движение будет безнадёжно расколото, а общегражданская идентичность не возникнет никогда.

Если бы в ответ на расовые беспорядки 60-х годов, правительством США был бы выдвинут лозунг «цивилизованной» защиты белых, а афроамериканцам для получения полноты гражданских прав было бы предложено сперва стать «настоящими англосаксами», то вместо Америки во главе с нынешним президентом, мы видели бы полуразрушенную фашистскую страну, в южных штатах которой идёт многолетняя партизанская война... И над Эйфелевой башней развивался бы красный флаг победы, поднятый генералиссимусом Брежневым.

Но ещё есть ещё возможность дать нации общие представления о свободе.

Очевидно, что в России (любых размеров и конфигураций) уровень демократии ещё долго будет вполне евразийский. Более того, если к модернизации относится серьёзно, то её проведение будет почти столь же болезненно, как и вход в рынок 20 лет назад, поэтому любой режим будет тем или иным способом ограничивать народовластие.

Последняя возможность объединить нашу страну - это объединить её правом, отсутствием коррупции, государственного рэкета, полицейского и судебного произвола.

[Егор Холмогоров]

http://www.rus-obr.ru/lj/18778
сб, 30/06/2012 - 23:41.

Надлежит сказать несколько слов о национально-демократическом отношении к государству.

В этом вопросе врагами национальных демократов создано немало враждебных мифов, а сами н-д часто ленятся их развеивать.

Например, распространяется дезинформация о том, что национальные демократы питают патологическую ненависть к государству, к чиновникам, являются едва ли не анархистами или, по крайней мере, минархистами.

Соответственно любое, даже нейтральное высказывание, наши враги пытаются подать как "антигосударственное".

Поэтому необходимо дать по данному вопросу некоторые пояснения.

1. Национальные демократы выступают за мирную трансформацию РФ в Россию - национальное государство русского народа. Соответственно, как и любые националисты, русские национальные демократы - государственники. Националист не может не быть государственником, поскольку обладание своим национальным государством является одной из важнейших политических задач любой нации. Русский националист не за то, чтобы государство Россия прекратило свое существование или было слабым, а за то, чтобы оно было сильным и национальным.

2. Поскольку мы демократы, то это значит, что как полноценную и эффективную форму государственности мы рассматриваем современную демократию - институционально развитую, обладающую разнообразными инструментами защиты интересов нации в целом и прав конкретных граждан. Авторитарные формы государственности и квазигосударственности мы рассматриваем как элемент ослабления государства, а не его усиления.

Это важно подчеркнуть, поскольку в политической демагогии, популярной в современной РФ очень часто выстраиваются ложные уравнения - "сильное государство=авторитарное государство", "демократия=слабое государство". Это совершенно ложно. Особенно абсурдно выслушивать такие рассуждения со ссылками на РФ 1990-х годов как на пример демократии. РФ того периода - это диктаторский режим, установленный в 1993 году при помощи государственного переворота и кровавой бани в центре столицы. В этой диктатуре фальсифицировались результаты выборов - президентских и парламентских, шли систематические убийства по политическим и экономическим соображениям, отсутствовала свобода слова, монополизированного кастой "уникальных творческих коллективов", расхищалась государственая и частная собственность, формировались регионы с тотальной гражданской дискриминацией русского населения, а в некоторых местах проводилась его этническая чистка, доминировала неподконтрольная никакому закону олигархия. Представлять как образец демократии диктатуру, основанную на насильственном попрании демократического волеизъявления, - это, конечно, креативно, но методологически просто нечестно.

Примеры хорошо устроенных демократических государств показывают, что как правило это сильные государства, контролирующие свою внутриполитическую ситуацию, эффективно принуждающие всех граждан и проживающих неграждан исполнять свои законы, проводящие внешнюю политику в соответствии со своими интересами. Такие государства иногда способны на чрезвычайно жесткие меры по своей самозащите. Таким образом, приписывать национальным демократам концепцию слабого государства на основании защиты ими демократических ценностей нет никаких оснований.

При этом необходимо сразу устранить некоторую политическую омонимию в понятии "демократия". Демократией сейчас именуется не только демократическое государственое устройство в интересах большинства граждан, но и сколь угодно насильственный, антинациональный и антидемократический строй, который _нравится_ демократическим странам Запада. Сами страны Запада при этом имеют достаточно развитые демократические режимы, но при этом исходят их предположения, что в других странах такие режимы не обязательны, достаточно, чтобы там были режимы проводящие политику нравящуюся западным демократиям. Поскольку режим Ельцина западным странам в целом нравился, то его и именовали "демократией", а мы его ненавидели как "демократию".

Сразу рассеем это недоумение. Русские национальные демократы выступают за формирование в России развитой демократии, аналогичной тем, которые имеют западные страны, но никак не за формирование политического режима, который нравится западным странам. Более того, мы отдаем себе отчет в том, что скорее всего формирование подлинной демократии в России западу совершенно не понравится, поскольку, во-первых, повысится контроль русской нации за ресурсами и финансовыми потоками, а во-вторых демократическая Россия будет проводить независимую внешнюю политику, которая может и не совпасть с интересами Запада, поскольку будет проводиться в национальных интересах русских.

При этом национальные демократы выступают против политики бессодержательного и безвредного внешнеполитического троллинга запада, выражающегося в пустой риторике о "многополярности", в символических конфронтационных акциях, в демонстративной поддержке самых отвратительных политических режимов. Этот политический троллинг не имеет ничего общего с реальной защитой национальных интересов, поскольку, как уже неоднократно было замечено, символический конфликт сопровождается реальными тотальными уступками (характерный пример Ливия), а взаимная порча отношений не окупается никаким реальным результатом. При этом антизападническая риторика вкупе с прозападной политикой имеют лишь тот результат, что она направляется на дискредитацию понятий демократии, правового государства, прав человека и т.д., поскольку к ним апеллирует в своей империалистической политике Запад. А в противоположность им апологизируются авторитаризм, произвол, деспотизм, коррупция, как якобы нечто "антизападное" и едва ли не выражение "русского духа". Национальные демократы, подчеркну еще раз, против такой символической конфронтации в сочетании с реальным капитулянством. Мы исходим из предположения, что спокойная, дружественная, чуждая элементов "троллинга" и нарочитой конфронтационности политика основаная на реальном и последовательном жестком проведении национальных интересов России, базирующаяся на осознании реальной ограничености наших возможностей и направленная на то, чтобы сделать наши возможности больше, будет гораздо более эффективной.

3. Претензия национальных демократов к существующему государству РФ, равно как и к его правящему слою и чиновничеству, которое пытается отождествить себя с государством, состоит не в том, что это государство есть, или что оно сильное и на многое посягает. Претензия национальных демократов к РФ состоит в том, что по сути этого государства нет - это невнятное, антинациональное, местами и временами полуанархическое-полуфеодальное политическое образование, которое старается более казаться чем быть. Его чиновничество постоянно проводя антигосударственную политику, разрушающую государство, тем не менее требует, чтобы мы отождествляли его с государством и хочет, чтобы мы переносили принцип уважения к государству на разрушающих государство чиновников. Для нас это неприемлемо. Точно так же как неприемлемо требовать от граждан "во имя патриотизма" соглашаться и поддерживать антипатриотическую политику.

К сожалению, за последнее время антипатриоты научились чрезвычайно искусно манипулировать патриотической риторикой. Прошли те времена, когда государственные интересы предавались под барабанный бой "вступления в мировое цивилизованное сообщество". Теперь они чаще всего предаются под пятикратно более сильный бой: "Не сдадим ни пяди государственных интересов! Еще теснее сплотимся вокруг... Всякий, кто критикует и сомневается - изменник, предатель и враг...". Собственно вступительный бой про "не сдадимся" необходим для мощной коды "всякий кто критикует - враг". Поскольку это позволяет устранить как врагов большую часть тех, кто будет препятствовать реальной измене государственных интересов. От нас требуют "во имя патриотизма" не противодействовать антипатриотическим действиям.

Конечно национальные демократы в такую игру играть не хотят и не могут. Если мы видим расхождение между словами и делами - мы об этом говорим.

4. Чтобы избежать подобных коллизий национально демократическое мировоззрение выстраивает определенную иерархию взаимоотношений нации и государства, национализма, патриотизма и государственничества.

А именно...

Нация является для националиста высшей социальной целью и ценностью. Любые личные цели и ценности - Бог и вера, совесть, справедливость, свобода, националист стремится социально привязать именно к нации.

Высшей целью и ценностью для русского националиста является русская нация. Если кто-то именует себя русским националистом, но предпочитает интересы другой нации, то он не националист.

Нация устойчива и жизнеспособна только тогда, когда обладает сособственным государством, являющимся инструментом ее самозащиты, саморазвития, самообеспечения и исторического самовыражения. Стремиться к формированию своего национального государства для националиста нормально.

Русские националисты исходят из обоснованного предположения, что в созданной историческим подвигом русской нации стране под названием Россия должно существовать национальное государство русского народа.

Для национальных демократов в высшей степени желательно, чтобы самоорганизация нации в государство происходила при помощи демократических механизмов, позволяющих, во-первых, максимально учесть права и интересы каждого конкретного представителя нации (а нация это не абстрактная категория, а совокупность живых личностей), во-вторых, при помощи механизмов народного контроля предовратить трансформацию национального государства в ненациональное, измену национальным и государственным интересам и т.д. Спору нет, даваемые демократией гарантии часто несовершенны. Но при авторитарной форме правления их вообще нет и быть не может.

Соответственно, Нация для нас является высшей земной ценностью, государство - важнейшей ценностью для нации в той мере в которой оно служит интересам нации, демократия - важнейшим принципом для государства в той степени в которой этот принцип усиливает государство и позволяет ему более эффективно служить интересам нации.

Сама по себе, без национального государства, демократия ценна для русских националистов в той степени в которой позволяет защищать конкретные интересы конкретных русских граждан, отстаивать позиции русского национализма и интересы русской нации. Другими словами, вненациональная демократия нам симпатичней антинациональной диктатуры. При этом мы исходим из предположения, что если демократия реальна, то быть антинациональной она не может. В той степени, в которой демократия антинациональна, она отходит от принципов демократии (приведем конкретный пример - реформу парламентской системы во Франции с переходом от пропорциональной к мажоритарной именно для того, чтобы не допустить в парламент национальную партию Национальный фронт).

5. Из вышесказанного следует, что мнимая "враждебность национальных демократов к государству" есть на деле активное неприятие антинациональной политики проводимой от имени этого государства присвоившим его чиновничьим слоем, вкупе с нежеланием ловиться на крючок требований подчиниться антинациональной государственой политики из соображений патриотизма.

Претензия русских национальных демократов к государству РФ состоит не в том, что оно существует и функционирует, не в том, что чиновники какие-то "вечные враги" русского народа.

Претензия русских национальных демократов к государству РФ состоит в том, что оно проводит политику систематического нанесения ущерба русской нации.

Это политика демографического замещения русских нерусскими при помощи стимулирования внешней и региональной миграции, следствием которой является захват исконных русскихъ областей лицами не просто другого этнического происхождения, а другой культуры, другого менталитета, не останавливающихся перед насилием, самосудом, мафиозными сговорами и т.д.

Это политика дискриминации русских в вопросах гражданства РФ, от которого оказались фактически отсечены десятки тысяч наших единокровных братьев, в то время как выходцы из Средней Азии получают гражданство Росси сотнями тысяч.

Это политика "антиэкстремизма" и "толерантности", ведущая к жестокому подавлению любых протестов русских и выражения ими недовольства.

Это бюджетное и юридическое неравенство регионов, ведущее к тому, что в то время как в одних, русских, регионах отсутствует нормальная дорожная сеть, в других строятся межрайонные шестиполосные шоссе.

Это политика разрушения экономической базы русского народа, распродажи его сельхозугодий, передачи промышленных активов и т.д. в руки иностранцев или региональных лоббистов, которые направляют, к примеру, прибыли выжатые из труда русских рабочих Пермского края на поддержку дорогостоящего дагестанского футбольного клуба.

Это политика юридического неполноправия простых русских граждан, когда перед лицом полиции, прокуратуры, судов, они оказываются гражданми четвертого сорта по сравнению с привелегированными категориями представителей других национальностей, чиновников и богачей. Это юридическая незащищенность, бесправность, сочетающаяся с демонстративным унижением человеческого достоинства.

Это политика торможения гражданского и демократического развития русских, когда в большинстве случаев граждане не имеют возможности сменить коррумпированных, некомпетентных, проводящих антинациональную политику руководителей всех уровней. Когда на пути наиболее естественной и мирной формы протеста против неверной политики - протеста при помощи избирательного бюллетеня стоят мощные фильтры из коррумпированных избиркомов, фейковых партий, дискриминационных избирательных законов, манипулирующих СМИ.

Собственно тот факт, что правящая элита РФ обеспечила себе практически полную несменяемость, вынуждает нас говорить о конфликте между национальными демократами и государством, а не о конфликте в рамках политической системы государства между представителями разных взглядов.

Но еще раз, конфликт между безнаказанным чиновничьим слоем и национальными силами - это не конфликт с государством как таковым.

Мы выступаем не за крах, а за оздоровление и нормализацию государства.

Мало того, по каждому конкретному вопросу мы всегда готовы видеть и различать проявления здорового функционирования государства (увы, все более редкие) и проявления антинациональной политики.

А главное - мы, как национальные демократы, никогда не должны путать причину и следствие.

К примеру мы возмущаемся тем, что в том же Демьяново полиция фактически защищала дагестанцев и дозволяла им палить в русских из-за собственных спин. Такие события формируют у нас, понятное дело, негативное отношение к полиции. Мы начинаем рассматривать их как вольных или невольных изменников и своему долгу перед государством и русской нации.

Но, если те же самые или другие этномафиози начнут расстреливать эту же самую полицию как чем-то не угодившую или в чем-то помешавшую их интересам, если они начнут оказывать ей сопротивление при задержании и отстреливаться, как делали "маймониды", то со стороны русских националистов буедт и глупостью и самоотречением от принципов не то что поддерживать этномафии, но хотя бы сомневаться в выборе стороны.

Совершенно очевидно, что в конфликте с преступниками из "Маймонида" российский ОМОН выступает ровно в той функции для которой он и существует в государстве, в то время как избивая мирно протестующих русских он выступает в противоположность своей государственной роли и национальному призванию.

Точно так же, как в деле об убийстве "чеченским предпринимателем" главы района в Волгоградской области, сопровождавшемся обвинением этого главы в коррупции. Интонация "отличный мужик, правильно сделал с продажным чинушей" для русских националистов и национальных демократов не уместна.

Во-первых, потому, что одна из наших основных претензий к "продажным чинушам" состоит именно в том. что они всегда и всюду идут на поводу у "чеченских бизнесменов", обслуживают их интересы, помогают им обворовывать русских, сквозь пальцы смотрят на убийства и самосуды, если убийца - выходец с Кавказа.

Поддерживать субъект А. в расправе над субъектом Б. на том основании, что субъекты класса Б. вызывают наше острое неудовольствие тем, что не оказывают сопротивления субъектам класса А. и выдают нас им на поругание и расправу - это верх шизофрении.

Максимум что тут можно сказать - это то, что субъекта Б. убило то, чему он поткал и служил. Но убившее его зло от этого не станет добром.

Во-вторых, в данном конкретном случае, по имеющимся у нас данным чиновник был убит _именно за то_, что _противодейтстовал_ той деятельности (скупке земель), непротиводействие чиновников которой и вызывает наше ими возмущение. То есть, получается, что чиновник был убит за проведение той политики, которой мы хотели бы от своих чиновников. И если это так, то любой, кто одобряет его убийство, - мерзавец, а русский националист так высказывающийся, еще и предатель.

В-третьих, даже если бы речь шла об убийстве действительно коррумпированного чиновника, то нет никаких оснований одобрять или даже снисходить к этому убийству. Даже если кто-то одобряет внесудебные расправы над коррумпированными чиновниками, то и в этом случае, если он русский националист, он не может признать такое право за Вагаповым. Здесь не его "охотничьи угодья". Мы вынуждены и обязаны тут придерживаться двойных стандартов и проповедовать их, потому что иначе любые наши благопожелания будут разрушены разницей культурных кодов о которых я как-то писал в эссе "Убить Элвиса". Когда русский предприниматель Иванов приходит в приемную чиновника и убивает его из Макарова, то, скорее всего, он говорит этим самым: "Довели меня до последней черты. Терпения больше нет. Сяду, но выносить дальше это унижение со стороны этой наглой рожи не буду". Когда горский предприниматель, назовем его Махмудов, приходит в то же место и делает тот же выстрел, то он хочет сказать совсем другое: "Я буду жить здесь по закону гор. Если ты перешел мне дорогу, то я тебя убью. Если у меня не осталось другого выбора - то я тебя убью. Сейчас наше время, наша сила, дадут небольшой срок, или оправдают. Но по любому я поступлю как горец".

Именно тут разница по которой многие националисты сочувственно относятся если не к поступкам "приморских партизан", то к причинам на них толкнувшим, но в то же время нет никого, кроме психически больных, кто бы сочувственно относился к поступкам чеченских или дагестанских "партизан" убивающих русских солдат и полицейских, захватывающих заложников.... Понятно, что в одном случае речь идет о локальном разогревании холодной гражданской войны идущей в нашем обществе, а в другом о попытках взорвать наше общество и уничтожить его.

Другими словами, тот ,кто апплодирует Вагапову, выступает за установление на русской земле чужого закона. И не важно оправдан или не оправдан поступок того, кто устанавливает этот чужой закон. Если мы допустим его установление, то после этого против нас будут совершены миллионы "оправданных" с точки зрения пришельцев и совершенно неоправданных с нашей точки зрения поступков.

При этом, разумеется, мы должны в каждом случае отделять правду от лжи и не попадаться на демагогические крючки. То есть мы не должны прощать ОМОН-у на том основании, что он отлавливает маймонидов, разгонов мирных русских протестов. Первое никак не оправдывает второго. Точно так же, как наличие чиновников, которые стараются защищать русские интересы, если таковые удивительные факты имеют еще место, никак не снимает наших общих претензий к государственной политике и к нравам этого сословия. То есть мы не можем от конкретной позиции в конкретной ситуации, где государство так или иначе совпадает со своими задачами и своей идеей переходить к апологетике общей политики, которая ведет к уничтожению нации и разрушению государства.

Но не должно быть и обратного. Мы не должны позволять внешним врагам или пришельцам разрушать государство. На развалинах возникнет не наше более лучшее государство, а лишь их оккупационный режим, который будет еще более кровавым и жестоким (там, где им это удалось, как в дудаевской Чечне, они очень хорошо показали ждущую русских судьбу).

Задача национальных демократов состоит в том, чтобы спасти и освободить нацию укрепив и оздоровив государство. Ничего общего с анархией это не имеет.

[Россия 1]

[Эдуард Понарин]

http://www.forbes.ru/mneniya-column/...i-natsionalizm
16.03.2016 04:21

заведующий Лабораторией сравнительных социальных исследований НИУ ВШЭ в Санкт-Петербурге

Участники "Русского марша" проходят по улицам Москвы.Фото Андрея Стенина / РИА Новости
Власть пытается строить новую евразийскую державу, но для этого нужно ослабить позиции этнического национализма

Рост национализма в России в ближайшее время – неизбежность. Вопрос в том, какую форму он примет – имперскую или этническую, считает Эдуард Понарин, заведующий Лабораторией сравнительных социальных исследований НИУ ВШЭ в Санкт-Петербурге. Forbes публикует избранные фрагменты его лекции, прочитанной на Зимней дискуссионной школе GAIDPARK – 2016, организованной Фондом Егора Гайдара и Университетом КГИ*.

Популярность националистической идеи в нашей стране объясняется не только событиями последних лет. Ей способствовал ряд закономерностей, которые социологи отмечали еще с 1990-х годов.

На знаменитой карте ценностей Рональда Инглхарта и Кристиана Вельцеля Россия расположена в верхнем левом квадрате рядом с другими посткоммунистическими странами. Это означает, что в России в целом успешно завершился «первый ценностный переход» – от традиционного религиозного общества к обществу секулярному. На уровне элит этот переход произошел в нашей стране в XVIII веке, а на уровне массового сознания – относительно недавно, в советское время.

В результате перехода побеждает вера в то, что человек способен контролировать свою жизнь и окружающую среду самостоятельно, без помощи высших сил. Тогда религия замещается верой в науку и прогресс, обоснованную представлением о рациональности человеческого познания и развития.

Но последствия этого перехода не всегда позитивны.

В традиционном обществе люди живут в небольших общинах, где все знают друг друга лично и часто родственны друг другу. При разрушении общины люди переезжают в города; традиционные социальные, родственные и соседские связи разрываются, и человек становится более одиноким, продолжая при этом испытывать потребность быть признанным и защищенным коллективом. Отсутствие коллектива ведет к неопределенности социальных норм, определяющих, что такое хорошо и что такое плохо: «Если Бога нет, то все дозволено». В ответ на эту социальную аномию появляются и приобретают популярность массовые идеологии, заполняющие вакуум и подчеркивающие принадлежность человека к большой и сильной группе – передовой нации или передовому классу. Эти учения определяют и новые нормы поведения. Учение Маркса и Ленина из этой серии.

Незавершенный переход

Второй ценностный переход – от ценностей выживания к постматериалистическим ценностям – происходит в развитых странах с 1960-х годов. Вследствие индустриализации и развития экономики возникает поколение людей, уверенных: что бы ни случилось, они не умрут от голода. Это чувство похоже на нашу неосознаваемую убежденность в том, что нам всегда хватит в воздухе кислорода, чтобы спокойно дышать. Поэтому мы не ценим кислород; мы ценим то, чего нам остро не хватает. Уверенность в выживании порождает затухание в человеке традиционной и естественной жадности и подозрительности: их вытесняет большее доверие, открытость и готовность активно вступать в экономические связи и политические объединения.

Второй переход в России не осуществлен.

Хотя в благополучных сегментах населения крупных мегаполисов нашей страны мы можем встретить таких «постматериалистов», но они составляют меньшинство. Более того, за время наблюдений – с 1981 года по настоящий момент – Россия в этом графике сместилась немного в сторону ценностей выживания и даже традиционных ценностей, хотя большая часть остальных стран мира идет в противоположном направлении. Смещение вниз означает рост веры россиян в сверхъестественное.

Помимо традиционной религиозности сюда же относится широкий спектр явлений от заряженной Чумаком воды до предсказаний Ванги и существования НЛО. Однако откат ценностей россиян по горизонтальной оси влево говорит о повышенном недоверии другу друг, социальной аномии и, как следствие, высокой предрасположенности к идеологиям эпохи ранней модернизации. Поскольку с коммунизмом мы экспериментировали и разочаровались недавно (а с либерализмом – совсем недавно), то из всей палитры идеологий остается только консервативная идеология. Ее религиозный вариант в масштабе всей России маловероятен в силу законченности первого ценностного перехода (хотя, например, в Чечне ситуация другая). Поэтому остается только национализм.

Новая надежда

Прогнозы, вытекающие из теории модернизации, в России уже сбываются. Посмотрите на данные опросов элит, полученных социологом Уильямом Циммерманом. Его исследовательская группа с 1993 по 2012 год опрашивала представителей российской элиты. Вопрос, который им был задан: «Считаете ли Вы, что США представляют угрозу для порядка и безопасности России?» Как видно, мнение элиты за прошедшие 15-20 лет резко менялось от изначально проамериканского состояния к антиамериканизму.

Позитивный настрой элиты по отношению к Западу в начале 1990-х объясняется надеждами, которые большинство возлагало на либерализацию режима после падения СССР. Элитные группы верили, что после того, как коммунистическая власть рухнула, мы наконец-то сможем достичь западного уровня жизни и благосостояния. Они верили, что либеральная революция сделает нашу жизнь лучше, и Россия благодаря демократическим и рыночным реформам сможет занять достойное место в ряду цивилизованных стран.

Однако быстрых перемен не случилось. К 1995 году значительная часть элиты осознала, что надежды и чаяния не оправдались. Уровень жизни падал, а Запад не спешил «принимать нас в семью». На графике четко видны два пика антиамериканских, антизападных настроений – это 1999 год и 2008-й. Они отмечены внешнеполитическими шоками для России: первый – Косовский кризис и знаменитый разворот Примакова над Атлантикой, второй – грузино-осетинский конфликт.

Рост антиамериканских настроений приводит к формированию «значимого другого» в лице носителя западной культуры, западных ценностей. Это, в свою очередь, увеличивает шансы развития «имперского национализма» – когда народ считает себя выше других не по этническому признаку, а по факту принадлежности к определенному большому государству – «империи». Еще сильнее растет национализм благодаря явлению, называемому «ресентимент».

Чувство обиды

Фридрих Ницше ввел понятие «ресентимента» для описания взаимоотношений между хозяином и рабом. Изначально раб восхищается своим господином – его умом, красотой, силой, властностью — и мечтает стать таким же, как он. Однако вскоре он осознает: мечта так и останется мечтой. Достичь такого же уровня у раба никогда не получится. И он переосмысляет образ хозяина и взаимоотношения с ним, переворачивая все с ног на голову. Все, что раньше казалось рабу привлекательным, теперь высмеивается, и в собственных представлениях раб становится лучше (как минимум «моральнее») хозяина. Чувство ненависти, зависти и досады начинает доминировать в отношении к бывшему объекту подражания.

Явление ресентимента свойственно многим нациям, которые ранее ориентировались в своем развитии на другие страны.

Тотальное стремление к безопасности становится главной угрозой общественному благу в России→

К примеру, германские княжества в XVII-XVIII веках мечтали стать в один ряд с французским государством, там были сильны франкофильские настроения. Однако после завоевания Германии Наполеоном возникает осознание: Германия так и не смогла дотянуть до уровня Франции. После этого ее образ внутри немецкой элиты меняется на противоположный. Возникает ресентимент, а следом за ним – довольно сильный национализм, который к 1871 году приводит к объединению разрозненных княжеств в единое целое. В итоге отношения между Германией и Францией на протяжении очень длительного периода – с начала XIX века до 1945 года – определялись именно эффектом ресентимента.

Это же явление затронуло и представителей российской элиты, особенно рожденных в 1960-х. Надежда стать вровень с западными державами по уровню благосостояния и влиятельности на мировые процессы окончательно умерла после дефолта 1998 года и Косовского кризиса 1999 года. Из ориентира западные страны превратились в главный источник ненависти и досады. Судя по приведенному выше примеру Германии, это чувство обиды будет занимать российское сознание еще довольно долго, поскольку оно совпало по времени с формированием новой русской идентичности.

Выбор масс

Интересно сравнить данные Циммермана о настроениях элит с результатами массовых опросов «Нового русского барометра» (совместный проект ВЦИОМ и социолога Ричарда Роуза) на ту же тему. Можно увидеть, что рост национализма на массовом уровне хоть и идет параллельно его росту у элит, но с отставанием – особенно на первых этапах.

Это связано, во-первых, со значительным символическим влиянием позиции элит на мнение масс в результате формирования политической повестки и контроля за СМИ. А во-вторых, в это же время в массах возникают очаги иного национализма – этнического. Массовые волнения на межэтнической почве от Кондопоги до Бирюлево демонстрируют возникновение «значимого другого» для русскоязычного населения в лице мигранта-мусульманина.

Этот вектор усиливается благодаря распространенной в национальных республиках России этнократии – интеграции в элиту на основе принадлежности к определенному этносу, а также осознаваемому массами неравномерному и несправедливому перераспределению бюджетных трансфертов между российскими регионами.
Дилемма русского национализма

Итак, с точки зрения теории модернизации и текущих тенденций в динамике ценностей российского общества падение России в объятия нового русского национализма – неизбежность.

Вопрос в том, каким именно будет этот национализм – этническим или имперским.

До событий в Крыму и на Юго-Востоке Украины противоречие между этими двумя вариантами национализма не разрешалось: массы предпочитали первый, а элита – второй. Однако нынешнее обострение отношений с западными странами в связи с украинским кризисом можно интерпретировать как решение в пользу «великодержавного сценария» – построения национализма по имперскому образцу с противостоянием большой русской нации западному миру.

Публичный выбор США в качестве «значимого другого» и основного объекта российской пропаганды легитимирует попытки построения новой евразийской державы, для чего необходимо ослабить межэтнические противоречия. Маргинализация и криминализация движений, ставящих своей задачей распространение этнического русского национализма в последние 2-3 года (дело против БОРНа, преследование лидеров движения «Русские»), также говорят в пользу курса на имперский национализм. Однако и этот процесс может выйти из-под контроля в случае системного кризиса, если, например, такие оппозиционные сторонники имперского национализма, как движение «Комитет 25 января», смогут оказаться в нужный момент в нужном месте и реализовать свой мобилизационный потенциал.

*Текст подготовил Михаил Комин.

[Svobodanews]

http://www.svoboda.org/a/28091233.html
02 ноября 2016


Елена Рыковцева

Одной рукой государство готовит закон о консолидации нации, другой разрешает русский марш в Москве. Нет ли здесь противоречия? Обсуждают Митя Алешковский, Даниил Константинов, Олег Степанов. Ведущая Елена Рыковцева.

Видеозапись программы

Елена Рыковцева: Мы обсуждаем два события, которые прошли друг за другом, за ними последует еще одно, сейчас мы все это увяжем в одну цепочку. В понедельник Владимир Путин объявил, что нужен закон о российской нации, консолидирующий эту нацию. Потом вдруг неожиданно на следующий день в ночи мэрия Москвы принимает решение разрешить «Русский марш» в Люблино, то, чего она пыталась запретить, не давала такого согласия, и вдруг оно последовало. И наконец сам «Русский марш», сейчас мы его обсуждать не будем, потому что он еще не случился, он будет в День народного единства 4 ноября консолидировать русскую нацию. С нами Митя Алешковский.

Митя Алешковский: Яркий представитель российской нации.

Елена Рыковцева: Какой - русской или российской нации? Вы подпадаете под закон о российской нации.

Митя Алешковский: Российской, безусловно, во мне множество кровей.

Елена Рыковцева: С нами на связи Даниил Константинов из Вильнюса. Он не от хорошей жизни в Вильнюсе. Все, кто знает его историю, понимают, что он вынужден был покинуть страну, он провел ннсколько лет в заключении. Даниил, как вы считаете, сказать: я - русский националист. Это прилично, неприлично, это нормально? Вы как это оцениваете?

Даниил Константинов: Абсолютно нормально, абсолютно адекватно. Я считаю, что любой приличный человек наоборот должен быть в определенной степени националистом, особенно в условиях кризиса нации, кризиса во всем, демографического, духовного кризиса, кризиса идентичности, вымирания фактического на больших территориях. В этих условиях, безусловно, свой народ поддерживать. Говорить об этом можно, вопрос только в формах. Есть приемлемые формы, есть неприемлемые формы.

Елена Рыковцева: Почему это стало неприличным произносить, что я русский националист?

Митя Алешковский: И не только русский, «я таджикский националист» не менее неприлично.

Елена Рыковцева: Был такой Вячеслав Мальцев по ходу избирательной кампании от партии ПАРНАС, он про себя так и говорил: я русский националист, что здесь плохого? Но все либеральное движение, если вы помните, отворачивалось в этот момент от ПАРНАСа и осуждало Михаила Касьянова за то, что они взяли его в свою тройку ровно потому, что он произносил про себя эти слова. Для вас почему это неприлично?

Митя Алешковский: Потому что национализм, как и любой шовинизм — это превосходство одного человека над другим не за его моральные качества или интеллектуальные качества, а за качества, которые он никоим образом не может в себе изменить, в принципе которые неопределяемы. Я не знаю, кто вы по национальности, вы не знаете, кто я по национальности, но перед законом мы с вами равны. Почему мы с вами должны быть один хуже другого или лучше другого, если у вас мама русская, а у меня мама еврейка? В фашистской Германии меня бы сожгли в печи, потому что моя мама еврейка. При этом у меня полным-полно украинской, польской, греческой, русской, белорусской кровей и так далее. Мои родственники сделали довольно много для нашего государства и того, и которое было до этого, и для нынешнего тоже. Но почему-то с точки зрения русских националистов я, например, не подхожу под человека, чьи права нужно защищать, отстаивать. Вымирание русской нации людей беспокоит, а вымирание думающих людей почему-то националистов не беспокоит. На мой взгляд, разделять людей по настолько выдуманной, нереальной вещи, как нация — это, по-моему, странно. Разделять людей на дураков и умных — это нормально. Разделять людей на тех, которые уехали и остались — это нормально. Разделять людей на работающих и не работающих — это нормально. Разделять людей на преступающих закон и не преступающих закон — это нормально. Но почему-то возникает движение против нелегальной миграции, которое говорит, что мы должны бороться с этнической преступностью. А почему нельзя бороться с просто преступностью, почему нужно именно на национальной почве утверждать, что таджики много воруют, а узбеки много убивают.

Елена Рыковцева: Что касается преступности, я предлагаю ее выводить или обсуждать отдельно в этой дискуссии. Для меня фраза «преступность не имеет национальности» немножко от лукавого. Вы прекрасно знаете, что есть этнические группировки, они существуют, есть причины, по которым одна группировка совершает больше определенных преступлений, чем другая, они тоже существуют.

Митя Алешковский: Например, какая?

Елена Рыковцева: Я не могу вам этого сказать сейчас.

Митя Алешковский: Я могу сказать. Я в свое время, когда работал журналистом, внимательно изучил статистику, оказалось, что все домыслы о том, что этнические группировки совершают большее количество преступлений.

Елена Рыковцева: Определенных.

Митя Алешковский: Я могу даже сказать, каких — подделки документов на регистрацию. Существует мнение, что якобы люди, которые приезжают сюда из Средней Азии, совершают больше преступлений, воруют, телефоны отнимают, цепочки. Но по статистике оказывается, это лишь 4% преступлений в Москве и 1,5% преступлений в России. Откуда данные? «Кримстат.ру», любой человек может зайти, там эти данные в открытом виде.

Елена Рыковцева: Я ровно по этой причине предлагала вывести этот разговор, потому что у нас сейчас нет эксперта, который предоставит нам данные по конкретным группировкам, которые по некоторым причинам, социальным, бытовым, каким угодно, совершают больше преступлений, чем другие. Есть такие данные, в некоторых спорах они предоставляются.

Митя Алешковский: Вопрос в другом, они же совершают эти преступления не потому, что они этнически принадлежат к другой нации.

Елена Рыковцева: Конечно, нет. Потому что они прибыли из определенного региона, испытывающего проблемы в том-то, том-то.

Митя Алешковский: Скажем, тамбовская группировка, мы можем отнести эту группировку к этническим?

Елена Рыковцева: Не можем, потому что не является родом этноса Тамбовская область.

Митя Алешковский: Значит это географическая группировка.

Елена Рыковцева: Я даже не знаю, какими именно преступлениями знаменита тамбовская группировка. Вы можете их перечислить?

Митя Алешковский: Нет, не могу, слава богу. Тут же есть некоторые понятные вещи, что касается национальности. По каким-то причинам тамбовскую организованную преступную группировку мы не считаем этнической группой, а таджикскую или узбекскую мы считаем этнической группой и говорим об этнической преступности. О тамбовской преступности или о люберецкой преступной группировке, о челнинской преступности мы не говорим.

Елена Рыковцева: Я совершенно не об этом говорила. Я говорила о том, что есть регионы, выходцы из которых совершают большее количество определенных преступлений по таким-то причинам. Тамбовская группировка, у меня никаких данных по тем преступлениям конкретным, наибольшее количество которых она совершает, я этого не знаю. Но по поводу других есть такие сведения.

Даниил, те причины, по которым Митя Алешковский считает не очень приемлемым и приличным произносить слово «националист», вы признаете? Почему вы заступаетесь за права русских, почему находящийся на одной территории с русским таджик не может на вашу помощь рассчитывать?

Митя Алешковский: Уважаемый Даниил, а вы за мои права будете заступаться?

Елена Рыковцева: Подходит ли вам Митя в качестве объекта защиты?

Даниил Константинов: Нация — это все-таки не порода собак, чтобы выслеживать количество кровей разных в ней и по объему этих кровей, процентному содержанию причислять себя к той или другой нации. Для меня все-таки нация — это прежде всего самоопределение, принадлежность к определенной культуре, языку и социально-культурной общности. Потому что если мы будем смотреть на кровь, на гены — это очень запутанная история, на мой взгляд, ненужная. Не все придерживаются таких взглядов на этот вопрос из националистов, как я, но я придерживаюсь такой позиции. Поэтому для меня в основе нации, национальности всегда лежит самоопределение человека внутреннее. Второе, что касается приличий или неприличий — это такие пропагандистские шаблоны, которые мы надеваем друг на друга, они в общей дискуссии не имеют никакого значения, потому что вопрос в ценностях. Для одного человека абсолютной ценностью является просто личность вне контекста, а для другого человека ценностью является общность. Для националиста ценностью важной является существование русского народа. И для любого другого народа. Вы говорите неприлично, а в Каталонии выходит по сто тысяч человек ради того, чтобы существовала Каталония, ради того, чтобы она была независимой, имела свой язык и так далее. В Ирландии боролись, стреляли, взрывали для того, чтобы существовала Ирландия, не страна умных людей или приличных, а Ирландия. Шотландия борется за независимость и так далее. Израиль боролся военным путем за существование своего государства и до сих пор существует в противостоянии с окружающим миром не по принципу приличных, либо неприличных людей, не по принципу умных или не умных, я подозреваю, что в Израиле есть и умные, и дураки. Поэтому речь идет о крупных общностях, нациях и о людях, для которых эти нации важны как ценность, такие люди называются националистами. Если для человека это не имеет ценности, таких людей довольно много, его не переубедишь в этом. Для него имеет ценность личность как таковая, он космополит, интернационалист, живет в другом мире, в других представлениях. Для меня нация имеет значение, родина для меня имеет значение — это входит в моей список ценностей, в то, что для меня важно. Теперь касательно вопроса, буду ли я защищать Алешковского. Я на самом деле лично вас не знаю, но дело не в этом. В общегражданском смысле, в смысле защиты ваших конституционных прав и свобод, конечно, буду. Противостояние с государственным беспределом, произвол, фальсификации уголовных дел, принуждение и так далее. В этническом смысле, я не знаю, к кому вы себя причисляете, являетесь ли вы частью общности русских, нужно ли вас защищать в этом смысле, ценен лидля вас русский язык, существование русских, продолжение их существования, интересы и так далее. Поэтому на вторую часть вопроса я не могу ответить. Если вы считаете себя русским, значит надо и в этом смысле вас защищать. Не надо здесь драматизировать.

Митя Алешковский: Я правильно понимаю, что человек должен сделать выбор осознанный? Если он не сделал выбор, то он лишается каких-то благ? Я имею в виду с точки зрения поддержки. Если я решаю, что я чувствую себя русским, а не украинцем, то я не буду поддержандвижением русских националистов?

Елена Рыковцева: Он сказал следующее, насколько я его поняла, что если вы себя ощущаете украинцем, а ваши права как украинца нарушаются на территории Российской Федерации, тогда не они как националисты, а просто он как гражданин Даниил Константинов, считает, что, конечно, вас нужно поддержать. Другое, наверное, нужно думать, почему на территории Российской Федерации есть люди русские, которые не считают, что их как русских нужно защищать в своей стране. Они говорят на своем языке, смотрят свой телевизор, работают на своей русской работе и не слишком обеспокоены, что нужно выходить на марш. Как секс-меньшинства выходят на марш, мы прекрасно понимаем, потому что их права нарушаются, мы знаем в чем, по пунктам. А почему русские выходят на марш в своей стране, чувствуя себя абсолютно защищенными? Даниил, в чем вы чувствуете себя как русский не защищенным? В чем смысл этих маршей, чего они требуют для себя от своего государства, от своей страны, в которой они живут?

Даниил Константинов: На самом деле большой комплекс проблем существует. Если говорить о проблемах теоретического характера и политико-правового, то мы сталкиваемся с тем, что русский народ де-юре вообще не существует. Вдруг мы можем с вами обнаружить с точки зрения права, конституции, законов, что огромный стомиллионный этнос просто не существует. Его существование, его права, его статус политический, культурный вообще никак не определен ни в России, ни в других странах. В некоторых странах говорят, что есть русские, в Китае даже говорят, что какие-то русские живут где-то. Его как бы нет, и это не есть правильно. Слово «русский» в конституции употребляется один раз применительно к языку — русский язык. То есть огромный стомиллионный народ растворен в правовом поле, он не существует.

Елена Рыковцева: А что для них с точки зрения права, для русских, должно быть чем-то особенным?

Даниил Константинов: В России, например, существует закон о национально-культурных автономиях, каждый малый этнос имеет право создавать свою национально-культурную автономию, есть определенные права у нее, отсюда вытекают некоторые гарантии, возможности, в том числе финансовые, организационные. Законом прямо запрещено существование только одной национально-культурной автономии — русской. Это о чем-то говорит, наверное. В России существуют национальные республики, 21 республика.

Елена Рыковцева: Что значит запрещено?

Даниил Константинов: Просто запрещено, нельзя. С точки зрения российских властей, которые исповедуют имперские принципы государственного строительства, русский народ является просто цементом, который должен скреплять это все пространство плохо скрепленное.

Елена Рыковцева: Вы нам найдите ссылочку, где это могло быть запрещено, запрещена русская автономия специально.

Даниил Константинов: Национальные республики в составе России, республики (государства) у каждого крупного этноса на территории России, татары, чуваши, чеченцы, дагестанцы и так далее. Есть определенные права, собственные правительства, региональные языки республиканские, свои бюджеты, организационно-финансовые возможности поддержки своих этносов. Республики нет у русских. Ни республики, ни государства, ни автономии, ничего.

Елена Рыковцева: Митя, что вы скажете? Я тоже растеряна.

Митя Алешковский: Мне кажется довольно странным говорить, что у русских нет ничего, потому что, по-моему, у нас, русских есть все. Я не вижу никаких проблем: у нас есть государство, у нас есть наш язык, у нас есть наша культура, у нас есть наша русская православная церковь и не только в виде РПЦ, наш русский вид христианства. Есть огромное количество вещей, которые нас объединяют, на мой взгляд, делают нас русскими, русской нацией. Насколько я понял со слов Даниила, и он считает, что русская нация, объединяющая какое-то количество факторов культурного, социального свойства. Я не понимаю, что именно нам нужно. У нас есть государство Россия.

Елена Рыковцева: Я практически не понимаю, что нужно сделать по предложению Даниила, отбросить Татарстан, Башкортостан, Ханты-Мансийский округ, границу нарисовать на карте России, она будет называться «русская автономия»?

Митя Алешковский: Нужно ли давать там русским людям какой-то особенный статус по сравнению с другими людьми?

Елена Рыковцева: Даниил, как вы это представляете графически?

Даниил Константинов: Если настаиваем на существовании общегражданского принципа, то мы сталкиваемся с существованием фактически этнократии на территории России, протогосударственных этнических образований республиканских, и это никого не смущает. Это не называется национализмом, это не вызывает бурю эмоций либеральных, левых в сетях и в средствах массовой информации. Но когда у самого крупного этноса не существует ничего юридически, его, во-первых, нет, во-вторых, у него ничего нет — это нормально! Я считаю, что это ненормально. Тут нужно идти от чего-то одного, либо существует российская нация, как нас сейчас пытаются убедить...

Митя Алешковский: Вы сказали, что нужно идти от чего-то одного. Мне кажется, что русская нация не идет от чего-то одного совсем. Есть разные мнения насчет того, какие народы включаются в русскую нацию, какие нет, но достаточно упомянуть Новгород, Киев, Новгородскую Русь, Киевскую Русь, Тверское княжество и так далее, чтобы понять, что это были разные государства изначально, и это были разные люди, которые потом объединились. Они даже говорили на несколько разных языках, но почему-то все вместе они потом объединились в так называемую русскую общность, русскую нацию. Может быть смысл в том, что это все разные люди и нет такого понятия, как русский народ, а это такое объединяющее понятие? Мы можем говорить о финно-уграх, которые живут на севере или о народах, которые живут на юге, но они все объединены под общим описанием объединяющим их под названием «русские».

Елена Рыковцева: Давайте мы Олега Степанова послушаем. Можно вас назвать эксперт по националистам?

Олег Степанов: Отчасти можно меня так назвать, это связано как с образованием, так и с работой, которую я проводил на этот счет.

Елена Рыковцева: Вы как определите, чтобы мы понимали, цели их, что защищают, за какую идею выходят на своих «Русских маршах»?

Олег Степанов: На мой взгляд, националистическое движение находится в кризисе именно из-за того, что оно именно как движение, как некая целостность, не способно дать на него ответ. Я вижу его две основные направленности, две основные тенденции. Первая тенденция модернизирующая — это связано с появлением политической нации. Нация с точки зрения современной науки является продуктом модерна, нация — это то, что учреждает государство. Современная Россия не является государством, которое было бы учреждено некоей условной нацией. Поэтому задача русских националистов именно создать русскую нацию, которая была бы учредителем государства Россия. С другой стороны есть державный, более архаичный тренд — это тренд на обоснование действий современной российской власти, современная не та, которая есть сейчас, а в принципе любая современная. Националисты, которые способны провести модернизацию, они потерпели поражение в борьбе внутри националистов, не сумели развить этот тренд на то, чтобы была русская нация, которая бы учредила государство, которое бы действовало в целях русской нации, а не в целях чиновничества, власти или кого-то еще. Поэтому современные русские националисты вообще не имеют собственной повестки, эту повестку у них очень хорошо перехватила власть, сказав, что мы защищаем некий «Русский мир», мы защищаем права русскоязычных, начав заигрывать с этой этнической тематикой. Сейчас, как мы видим, власть решила отойти от этого. В принципе для власти в нашей стране это не очень новый ход, достаточно часто власти в СССР, и в России использовали техническую риторику как способ мобилизации, это было и во Второй мировой войне, когда Сталин начал делать определенные реверансы в сторону русского народа, определенные символы в виде наград. На мой взгляд, сейчас русский национализм, к сожалению, как движение, не имеет своей повестки, потому что ее выбрала власть, но вообще ему стоило бы реализовываться как политическому игроку именно в сторону модернизирующего направления.

Елена Рыковцева: Вы все-таки выделяете русских как некую нацию, которая способна какие-то другие вести за собой, то есть она должна быть отдельно выделена в этом государстве хотя бы для того, чтобы модернизировать его?

Олег Степанов: Есть термин «нация», классическое определение — это некое воображаемое сообщество, группа людей, которая считает себя единым сообществом, она может считать себя по большому количеству признаков.

Елена Рыковцева: Мы говорим о национальности. Вы нам сказали сейчас, что русские, мы сегодня модернизируем Россию, передовой отряд Российской Федерации и к нам подтягиваются другие народы, так?

Олег Степанов: Это один из возможных вариантов. Мы говорим с вами немножко в разных терминах. Я говорю о том, что «русский» может быть не только этническим понятием, он может включать в себя с одной стороны как собственно русских, так и очень большое количество народов. Но к сожалению, в силу ряда исторических событий очень многие народы не готовы называть себя русскими, условно говоря, очень сложно обосновать чеченцу после того, как была чеченская война, что он русский. Мы живем в одной стране, безусловно, но этнически мы разные. Поэтому, на мой взгляд, эти проекты национальные, что русская нация, что российская нация, находятся в тупике, сейчас не реализован ни один из них. Если мы говорим о русских как этнической группе, то они по многим критериям являются пораженными в стране, но они не являются учредителем какого бы то ни было государства, даже внутригосударственного объединения.

Елена Рыковцева: Мы сейчас посмотрим, чтобы проникнуться духом будущего, прошлогодний «Русский марш», репортаж моего коллеги Мумина Шакирова.
Женское лицо "Русского марша"
0:03:12
0:00:00 /0:03:12
▶
Скачать mp3 файл

Елена Рыковцева: Я предлагаю перед тем, как начать обсуждение, послушать опрос прохожих, который мы сегодня проводили на улице. Мы, во-первых, спросили в Твиттере наших читателей, нужен ли вам «Русский марш» в Москве, 78% сказали — не нужен.
Нужен ли вам в Москве "Русский марш"?
0:02:28
0:00:00 /0:02:28
▶
Скачать mp3 файл

Елена Рыковцева: Я вспомнила фильм «17 мгновений весны», когда говорили о Кэт, когда она спаслась, что такой шанс у разведчика бывает только раз в жизни. Человек проводит опрос на улице о «Русском марше» и встречает организатора «Русского марша», был так потрясен наш корреспондент, что даже не поверил, что он настоящий, пришел в редакцию и перепроверил, что да, это он его встретил на улице. Начинаем обсуждать.

Митя Алешковский: У меня вопрос как у человека, который занимается в том числе защитой прав людей всех национальностей: почему нельзя отстаивать свободу всех в принципе перед законом? Почему нельзя отстаивать права всех в принципе перед законом? Почему нельзя бороться за справедливость в отношении всех и перед законом, и перед кем угодно? Почему нужно бороться за права русских, евреев, таджиков, узбеков? Почему нельзя бороться за общегуманистические ценности? Почему нельзя возвести в высшую ценность человеческую жизнь, а не какую-то человеческую жизнь особенную, человеческую жизнь, которая воспитывается и чувствует себя какой-то конкретной нацией? Почему человек, который чувствует себя русским, называет себя русским, сделал много для России, почему его жизнь более ценна, нежели жизнь человека, который точно так же много сделал для Франции?

Елена Рыковцева: Или сделал для России точно столько же, будучи украинцем по национальности.

Митя Алешковский: На мой взгляд, любая человеческая жизнь одинаково ценна, она является высшей ценностью, важнее человеческой жизни нет ничего. Но почему-то нам предлагается их ранжировать и говорить, что у этой человеческой жизни большая ценность, а у этой меньшая. Ранжирование это происходит, я готов обсуждать в принципе, хотя не соглашусь с этим, в зависимости по делам людей, скажем, педофил, убийца, страшный человек, наверное, есть много людей, которые скажут, что его жизнь менее ценна, у меня на это есть свои точки зрения, как это прописано в христианстве, «не убий» для всех заповедь, и педофила, и убийцу тоже не убий. Почему русский лучше, чем якут, чем японец, чем филиппинец, чем кто угодно?

Елена Рыковцева: Вам сейчас националист скажет, что наоборот он хуже, он ущемлен, в отличие от якута, у которого есть своя республика. Даниил, вот слушатель спрашивает: марийцы проведут в Москве марш, потом татары, им может тоже не нравится, как они здесь устроены, в Татарстане им хорошо, а здесь в Москве может быть им не нравится? Как вы относитесь к такого рода национальным проявлениям?

Даниил Константинов: Я сначала отвечу на вопрос Алешковского, скажу, что можно защищать права всех, защищать гуманистические ценности, чем я и предлагаю ему заняться - это вопрос личного выбора и ценностей человека. Теперь по поводу татарских маршей и так далее, я ничего не имею против татарских маршей, особенно в Татарстане. Большинство этносов в России и так уже имеют определенные, закрепленные в том числе конституцией права, собственные государственные образования и так далее. Кстати говоря, и общественные организации свои они имеют, и культурные центры, и представительства республик в Москве при президенте и так далее.

Елена Рыковцева: Они потому и имеют, чтобы их права были приближены и уравнены с русскими. Всегда меньшинствам стараются давать больше для того, чтобы они чувствовали себя увереннее — это же обычное дело совершенно, понятное.

Даниил Константинов: Если русские хотят защищать свои права и интересы, им это запретить невозможно.

Елена Рыковцева: Хороший вопрос: а от кого? Как бы вы определили ту силу, от которой нужно сегодня защищаться русским? Кто эти некто, которые ущемляют их права в Российской Федерации?

Даниил Константинов: Прежде всего государство. Я по итогам своих размышлений, жизненного опыта не очень радостного последние годы, пришел к мнению, что российское государство в его нынешнем виде, правящий политический режим или, скажем точнее, элита российская политическая и экономическая является главным противником русских людей.

Митя Алешковский: Им пофиг, русский вы или не русский. Ильдар Дадин сидит, явно не русский человек, извините. Им по барабану, кого сажать, не от национальности это зависит.

Даниил Константинов: Кстати, сегодня мы проводили пикет в поддержку Ильдара Дадина в Вильнюсе, в котором я принимал участие, меня не смущало, что он татарин, для меня это не было препятствием. Что касается государства, правящей элиты, я, например, вижу, что совершенно сознательно в течение последних 20-25 лет российская элита подавляет русское национальное движение в зародыше.

Митя Алешковский: Русское национальное движение и права русских людей — это совершенно разные вещи. Я себя ощущаю русским человеком, я вырос в России, я говорю на русском языке, я изучаю русскую культуру, я очень близок с множеством русских традиций и так далее. Я не чувствую, что российское государство ущемляет мои права как русского человека. Я знаю свою родословную в России с XVII века.

Даниил Константинов: Возможность создавать свои организационно-правовые формы, движения, организации и так далее — это и есть часть прав народа, часть прав гражданских и эти права определенным образом угнетаются в России в последние 20 лет, мы это видим. Нет ни одной национальной русской политической партии, им не дают создаться. Русские общественные организации подавляются. Существуют левые партии, существуют либеральные партии, и абсолютно точно государство не дает возможности существовать национальной партии — это абсолютно точно.

Митя Алешковский: Я не понимаю, почему вы вычленяете из общей проблематики только проблематику русскую? Государство вообще не дает возможности для политического развития, для политической конкуренции.

Даниил Константинов: Вопрос в степени. Одним дает в определенной степени, другим не дает совсем. Партию «Яблоко» вы можете создать или партию ПАРНАС, а вот национальную партию, защищающую интересы русского народа, вы создать не можете просто по определению, вам не дадут этого сделать. А если вы будете заниматься организационной работой, вас посадят в тюрьму, как меня, я вас уверяю.

Елена Рыковцева: А вы видите причины, по которым государство не дает создавать, легализовать русские националистические партии?

Митя Алешковский: Во-первых, так как в нашей политике это будет не реальная политика, а политика популизма. Совершенно очевидно, что на таких популистских идеях, как объединение русского народа, можно собрать действительно большой, серьезный протестный электорат, поэтому совершенно очевидно, что государство не дает создавать подобные партии, потому что оно видит себе в этом угрозу. Я считаю, что подобная партия должна быть создана, подобные организации регистрироваться и так далее. Для всех должны быть одинаковые права, что для русских, что для японцев, что для чеченцев.

Елена Рыковцева: То есть вы видите в этом чисто эгоизм власти, которая не хочет уступить первенство, а не тот светлый порыв, что это может представить угрозу для других наций?

Митя Алешковский: Когда нашему государству нужно, оно использует идеи «Русского мира», русского национализма. Посмотрите на товарища Гиркина, на историю в Украине и так далее. Когда России надо, русский национализм она использует и в хвост, и в гриву.

Елена Рыковцева: У нас остается буквально минута поговорить еще об одном предложении власти, которое только что прозвучало. Давайте видео посмотрим. Владимир Путин, понедельник, Астрахань. Предложение принять закон о российской нации и объявить год российской нации.

(Видео смотрите в видеоверсии программы)

Елена Рыковцева: Осталось только год выбрать, в какой год консолидировать нацию. Я за 2018-й.

Митя Алешковский: Мне кажется, что это предложение очень напоминает, копирует предложение из великого романа Generation «П», где герой просил создать русскую идею так, чтобы можно было разложить на пальцах сразу, что такое Россия и все такое. А теперь давайте законом создадим русскую нацию.

Елена Рыковцева: Российскую.

Митя Алешковский: Законом создать нацию невозможно. Мне кажется, что нация создается общностью какой-то. Но сама по себе необходимость создания некоторой единой общности для всех жителей России.

Елена Рыковцева: А как можно законом общность создавать?

Митя Алешковский: Нам все-таки необходимо объединиться. Мне кажется, нам нужно объединиться вокруг любви к собственной родине и вокруг любви к жителям этой родины.

Елена Рыковцева: То есть о законе надо забыть, об этой дурацкой идее?

Митя Алешковский: Только любовь.

Елена Рыковцева: Даниил, что вы скажете о законе с таким названием, как закон о российской нации?

Даниил Константинов: Я скажу, что наши правители ощутили себя явно небожителями, которые могут на принтере создавать нацию. Такие боги, жители Олимпа, которые по мановению руки создают общности, нации, государства. Это, конечно, не так. Закон о российской нации — это будет мертворожденное дитя, совершенно пустое. Для них оно имеет смысл, потому что им как-то нужно скрепить вот это все огромное российское пространство, грубо говоря, от Дагестана до Тувы, и скреплять им его нечем, у них самих нет никаких ценностей, никакие ценности создать они общие не могут, заменяют эти ценности некими бюрократическими продуктами, напечатали на компьютере российскую нацию, распечатали ее на принтере и заставили всех быть такими россиянами. Я думаю, что из этого ничего не получится.

Елена Рыковцева: Разделите все-таки мою надежду на то, что «Русский марш», который разрешен в Люблино, пройдет без этих экстремальных, экстремистских лозунгов, которые мы слышали в нашем репортаже.

Митя Алешковский: Конечно, с ними.

Елена Рыковцева: Это печальный прогноз.