*3282. Уголовный суд над сталинизмом

[Von-hoffmann]

https://von-hoffmann.livejournal.com/565350.html
Пишет Россия — Родина моя! (von_hoffmann)
2020-05-30 10:47:00 117
Назад Избранное Поделиться Отслеживать Пожаловаться Вперёд
Категории:
История
Россия
6 главных расстрельных полигонов Сталина



Сталинская эпоха ознаменовалась массовыми репрессиями так называемых «врагов народа». Многие из них приговаривались к расстрелам. Как правило, родственникам в этих случаях сообщали, что человек осужден на «десять лет без права переписки». Хоронили расстрелянных в общих могилах. Такие захоронения имели статус спецобъектов. Подробная информация о них появилась лишь в последние десятилетия.

Коммунарка

В 20-х годах прошлого века в Ленинском районе Подмосковья появился ряд совхозов и объектов, подведомственных органам безопасности. Один из них находился в поселке Коммунарка, на территории, где до революции располагалась барская усадьба, а позднее – дачная резиденция главы сталинской службы госбезопасности Генриха Ягоды. Спецобъект представлял собой участок площадью в 20 гектаров, огороженный высоким забором с колючей проволокой. Начиная с 1937 года сюда по ночам стали свозить тела расстрелянных в Лубянской, Лефортовской, Бутырской и Сухановской тюрьмах. Ходили слухи, что от следственной тюрьмы в Сухановке до Коммунарки специально прорыли подземный тоннель, чтобы тайно доставлять трупы в спецзону. По одной из версий, изначально в Коммунарке предполагалось хоронить угодивших в расстрельные списки сотрудников ОГПУ. Кстати, среди них оказался и сам Ягода. Но позднее территорию приспособили и для захоронения прочих «врагов народа», которых казнили в московских тюрьмах по приговорам «троек». По данным ФСБ, здесь покоятся около 10-14 тысяч осужденных, но имена большинства из них неизвестны, удалось выяснить личность лишь около 5 тысяч человек. Среди них - писатели Борис Пильняк, Артем Веселый, Бруно Ясенский, члены правительства Монголии, лидеры Коминтерна…

Бутово

В отличие от Коммунарки, где хоронили в основном представителей «элиты», Бутовский полигон близ подмосковной деревни Бутово, организованный на месте бывшего помещичьего имения Дрожжино и действующий с 1935 года, изначально предназначался для простых смертных. Больше всего здесь было погребено крестьян из окрестных подмосковных деревень, часто арестованных по надуманным поводам, по статье «Контрреволюционная агитация». Порой расстреливали целыми семьями, чтобы выполнить страшный «план-разнарядку». Среди захороненных также были рабочие, служащие и заключенные Дмитлага (примерно около трети от общего числа): ученые, священнослужители, сектанты, воры-рецидивисты. Еще одна категория - инвалиды. Поскольку слепые, глухие и увечные люди редко бывали способны к физическому труду, а значит, на них приходилось бы зря тратить тюремную баланду, их после формального медицинского освидетельствования просто приговаривали к «высшей мере наказания». По документальным источникам было установлено, что с августа 1937 года по 19 октября 1938 года только на территории Бутово было совершено 20 765 расстрелов.

Левашовская пустошь

Сегодня это мемориальное кладбище в окрестностях Санкт-Петербурга. С августа 1937 года по 1954 год оно являлось спецобъектом, где проводились массовые захоронения расстрелянных: ленинградцев, новгородцев, украинцев, белорусов, эстонцев, латышей, литовцев и даже иностранцев – поляков, немцев, шведов, норвежцев, итальянцев. Всего за указанный период в Левашово закопали около 45 тысяч человек. Сегодня здесь можно увидеть памятники репрессированным каждой отдельной национальности. А еще – памятники представителям различных религиозных конфессий и даже репрессированным глухонемым. Самые известные объекты мемориала – памятник «Молох тоталитаризма» и «Колокол памяти».

Сандармох

Это лесное урочище находится в 20 километрах от карельского города Повенец. На этой территории закапывали расстрелянных в 1934-1939 годах. Их трупы сбрасывали в ямы. Всего таких ям впоследствии было обнаружено 236. Подсчитано, что в Сандармохе захоронены около 3,5 тысячи жителей Карелии, более 4,5 тысячи зэков Белбалтлага и 1111 заключенных Соловецкого лагеря особого назначения.

Пивовариха

В лесном урочище близ поселка Пивовариха под Иркутском в начале 1930-х годов был организован подведомственный иркутскому УНКВД совхоз «Первое Мая». Рядом разместили дачи сотрудников УНКВД и пионерлагерь для их детей. В 1937 году внутри совхозной территории устроили спецзону, где стали хоронить расстрелянных по приговорам «троек» жителей Иркутска и его окрестностей. Приговоры обычно приводили в исполнение в Иркутске, в подвалах отделения УНКВД на ул. Литвинова, 13, а также во внутренней тюрьме НКВД (ул. Баррикад, 63). Ночью трупы на грузовиках вывозили в Пивовариху. В наши дни в поселке во время огородных работ местные жители до сих пор находят человеческие кости, обувь, пуговицы. По имеющимся данным, здесь обрели покой около 15 тысяч человек.

Ягуновка

В районе поселка Ягуновский (ныне Кемеровская область) с октября 1937 года по май 1938 года располагался так называемый «расстрельный лагерь», где хоронили жертв Большого террора. Как рассказывают очевидцы, трупы расстрелянных сбрасывали во рвы, а их одежду сжигали. До местных жителей доносились выстрелы, а потом по поселку летали клочья горелой одежды. Сегодня на месте лагеря установлена мемориальная часовня.

Русская Семерка

Источник: 6 главных расстрельных полигонов Сталина
© Русская Семерка russian7.ru

["Коммерсантъ"]

1907 год. Ограбление инкассаторской кареты в Тифлисе, организованное Иосифом Джугашвили (Сталиным, на фото)

[Von-hoffmann]

https://von-hoffmann.livejournal.com/571756.html
Пишет Россия — Родина моя! (von_hoffmann)
2020-06-04 14:29:00 123

https://ic.pics.livejournal.com/von_...1_original.jpg
О-репрессиях-против-членов-семей


Этот документ я ещё не публиковал. Как говорится, "комментарии излишни"...

[Von-hoffmann]

https://von-hoffmann.livejournal.com/360952.html

Докладная записка Шверника Сталину о порядке применения указа Президиума ВС СССР от 10.08.1940 г.
Oct. 30th, 2019 at 5:00 PM

Докладная записка председателя Президиума Верховного Совета СССР Н.М.Шверника И.В.Сталину о порядке применения указа Президиума Верховного Совета СССР от 10 августа 1940г. «Об уголовной ответственности за мелкие кражи на производстве и за хулиганство» от 5 августа 1948г.

ГА РФ. Ф. Р-7523. On. 65. Д. 384. Л. 1—3.
Опубл.: История сталинского Гулага. Конец 1920-х — первая половина 1950-х го*дов: Собрание документов в 7-ми томах. Т. 1. Массовые репрессии в СССР. — М.: РОССПЭН, 2004






Взято отсюда: https://petroff17.livejournal.com/63350.html

[ОТР]

https://otr-online.ru/programmy/prav...t8N1m6fZz7JQKo
30 октября 2019
ГОСТИ
Никита Петров
историк, заместитель председателя Совета общества «Мемориал»
Михаил Плутахин
Театральный режиссер и актёр «Мастерской Дмитрия Брусникина»
Ирина Карацуба
историк
Андрей Нечаев
председатель партии «Гражданская инициатива»
«Диктатуру учреждают не для того, чтобы охранять
революцию; революцию совершают для того, чтобы
установить диктатуру. Цель репрессий – репрессии.
Цель пытки – пытка. Цель власти – власть».

Джордж Оруэлл

Варвара Макаревич: Здравствуйте! В эфире программа «ПРАВ!ДА?». Меня зовут Варвара Макаревич. И вот о чем мы поговорим сегодня:

30 октября в России – День памяти жертв политических репрессий. В сталинском СССР преследованиям со стороны государства мог быть подвергнут любой – от безызвестного крестьянина, не желающего идти в колхоз, до людей из ближайшего окружения вождя. Бессудные расправы, сфальсифицированные дела, изощренные пытки, нечеловеческие условия в тюрьмах и лагерях – все это было обычной практикой карательных органов. ГУЛАГ стал символом государственного террора. Идеология единственной в стране партии подразумевала непрерывный поиск врагов народа, и человеческий материал для ГУЛАГа поставлялся в изрядном количестве.

Зачем было все это? Может ли зло быть объявлено исторической необходимостью? И какие уроки мы можем извлечь из этого позорного прошлого?

Варвара Макаревич: Каждый год к этой памятной дате программа «ПРАВ!ДА?» готовит спецвыпуск – выпуск, в котором мы вместе с экспертами анализируем сталинские репрессии и говорим о том, чем они были, какие были причины, каков был их характер, а главное – какие последствия для сегодняшней России.

2019 год стал своего рода рекордсменом – именно в этом году уровень одобрения Сталина как никогда высок с момента развенчания культа личности. «Левада-Центр» проводил опрос практически каждые три года. И видно, что по сравнению с 2016 годом количество людей, которые считают, что роль Сталина была целиком положительной, выросло с 8 до 18%. А количество тех, кто считают его роль скорее отрицательной, упало опять же на те же 10% – с 24 до 14%.

Ирина, с чем связан такой рост популярности Сталина?

Ирина Карацуба: Ну, этот вопрос, конечно, лучше было бы задать специалистам-социологам, которые проводили этот опрос. Я думаю, что тут, знаете, по Платону – свет изнутри встречается со светом извне. И некоторые темные, тяжелые стороны нашей общей души, которая подверглась дикому насилию на протяжении многих поколений… Что нас, собственно говоря, связывает? Страх и травма. Это изнутри.

А снаружи идет совершенно сознательная такая ресталинизация. Недаром одним из первых деяний нынешнего президента, когда он пришел к власти, была еще в 2000 году установка в Кремле, на такой закрытой территории Кремля мемориальной доски с именами кавалеров ордена «Победа». И там на третьем месте было имя Иосифа Виссарионовича Сталина. Это был 2000 год. Об этом Борис Дубин очень много писал, у него прекрасные статьи на тему как раз о том, как Сталин вдруг вырастает, вырастает и вырастает. Сейчас уже по всей стране, если я правильно понимаю, более 20 памятников и памятных досок Сталину.


СМОТРИТЕ ТАКЖЕ
Житель Благовещенска обнаружил человеческие останки у себя на участке
Варвара Макаревич: Никита, а можно ли сказать, что народ каким-то образом ностальгирует по тем временам, соскучился по репрессиям? Откуда вот этот рост количества людей, которые считают роль Сталина положительной?

Никита Петров: Ну, я бы сказал, что здесь играет роль и та государственная пропаганда, которая идет в отношении прошлого: что советское прошлое нельзя перечеркивать, что советское прошлое нужно уважать, что свою историю нужно уважать. Это внушается.

Варвара Макаревич: Какой бы она ни была.

Никита Петров: Да. И люди думают так: «Все-таки был лидер какой-то». И опять же он был в тот момент, когда была одержана Победа над нацистской Германией. Значит, все то отрицательное, скажем, уходит в тень. Если мы тех же людей, которых опрашивали, спросим: «Массовые репрессии – хорошо ли?» – я уверен, большинство ответит: «Нет, не хорошо». Но они не связывают одно с другим. То есть в головах вот этот когнитивный диссонанс.

Варвара Макаревич: Две разные вещи.

Никита Петров: Да, как будто две разные коробочки. В одной коробочке – слава и величие советское, в том числе и российское, которое было еще и до 1917 года. А в другой части головы: «Да, были какие-то тяжелые вещи, были ужасные вещи, но это вообще… А у кого-то так не было».

Здесь их примирили с этим прошлым тем, что: «А во всех странах были какие-то безобразия». Но им не объяснили, что то, что было в Советском Союзе – это уникальный опыт, это уникальный опыт построения человеконенавистнической системы, которая прикрывалась человеколюбивыми лозунгами. Отнятие собственности, придумывание системы принудительного труда – это что-то уникальное для XX века. Это уникальный тоталитарный опыт. Мы можем его сравнивать только с нацистским опытом.

Но этот разговор со стороны государства запрещен. И государство убегает от правды о советских репрессиях, о масштабах не говорят. Хотя, конечно же, понятно, что государство должно было бы обнародовать цифры, что называется, выверенные, основанные на архивном материале. Почему этим занимается общество «Мемориал»? Потому что государство этим не хочет заниматься.

Варвара Макаревич: Михаил, я еще могу понять, почему молодые люди, например, не представляют, не имеют представления о том, что происходило, в каких масштабах: тут прогуляли урок, тут что-то взрослые недорассказали. Но есть огромное количество взрослых людей, которые действительно находятся в таком некоем отрицании этой истории. Как вы для себя объясняете этот парадокс? Вот почему так происходит?

Михаил Плутахин: Ну, если поставить себя на место этого взрослого человека, который любил страну, но который не знал об этом и который вдруг узнал, то, конечно же, как любая истина, он отворачивается от этого, ему неприятно это слышать, он не верит, у него шок.

Варвара Макаревич: То есть не хочется признавать, что это было частью той страны, которую он любил, в которой он жил?

Михаил Плутахин: Ну конечно, конечно, конечно. У него же есть свое представление. А есть другое представление, которое на самом деле. И конечно, к этому путь долог и сложен.

Варвара Макаревич: Андрей, а может быть, есть какой-то запрос в обществе, мол «Сталина на вас нет!», и поэтому так растут цифры людей, которые одобряют то, что он делал? Может быть, это такой ответ на сегодняшнюю действительность?

Андрей Нечаев: Ну конечно, есть такое извечное стремление к справедливости. А в силу некоторых исторических особенностей развития российского государства и российского народа у многих это ассоциируется с добрым царем. И неважно, как он называется – царь, император, генеральный секретарь, президент Российской Федерации…

Варвара Макаревич: Идея одна, в общем.

Андрей Нечаев: «Вот некий добрый барин есть, у которого часто бывают плохие бояре, и просто до него не доходят правильные сведения, правильная информация, а так бы он разобрался». И надо сказать, что эту иллюзию наша пропаганда, в том числе применительно к Сталину, она очень активно поддерживает.

Более того, с одной стороны, есть просто замалчивание. У нас же до сих пор не открыты архивы полностью, они до сих пор засекречены, а некоторые перезасекречены повторно уже сейчас. В наше время форма секретности продлевается на архивы того времени. Но помимо того, что государство не говорит правду, помимо того, что оно выпячивает… Это то, о чем вы совершенно правильно сказали: сейчас (не побоюсь этого слова) такое победобесие, когда нынешняя власть пытается присвоить себе ту Победу в Великой Отечественной войне. И естественно, тогдашний победитель – это просто ее друг и товарищ, ну объективно.

Но, с другой стороны, происходит и колоссальное передергивание. Вот я совсем недавно в этом убедился. Я вхожу в оргкомитет, который пытается уже пару месяцев провести акцию «Бессмертный ГУЛАГ». Отдельная тема, что нам мэрия уже трижды запрещает соответствующую демонстрацию. Но когда это начинает обсуждаться в соцсетях, вылезает огромное количество людей (некоторые из них даже довольно популярные блогеры, и не только из пригожинской «фабрики троллей»), которые говорят: «Какие репрессии? Какие жертвы? Это были бандеровцы. Да, абсолютное большинство людей в ГУЛАГе – это были бандеровцы». Напрямую вопрос: простите, а в 37-м, в 38-м, во время Большого террора, какие бандеровцы были? Ну, это как-то все быстро микшируется…

Варвара Макаревич: И на это ответа нет.

Андрей Нечаев: С одной стороны – замалчивание. С другой стороны – косвенная пропаганда. И с третьей стороны – активное вколачивание в мозги населения откровенной неправды. Вот вам три фактора, которые и дают ответ на эти результаты социологов.

Варвара Макаревич: Чтобы лучше разобраться в том, чем были сталинские репрессии, я отправилась в Музей истории ГУЛАГа и вместе с его сотрудником прошлась по экспозиции. Давайте посмотрим.

СЮЖЕТ

Варвара Макаревич: В мае 2019 года в 1-м Самотечном переулке открылся арт-объект «Дожди истории». Вот на этой бетонной стене при взаимодействии с водой проявляются портреты репрессированных деятелей культуры. Эта стена – часть экспозиции Музея истории ГУЛАГа, в который мы сейчас отправимся.

Ходить по музею я сегодня буду не одна, для меня персональную экскурсию проведет руководитель экскурсионного отдела Музея истории ГУЛАГа Алексей Трубин. Алексей, здравствуйте.

Алексей Трубин: Здравствуйте. Я предлагаю начать.

Варвара Макаревич: Да, пойдемте.

Алексей, я знаю, что раньше музей был в другом здании. Как давно вы здесь?

Алексей Трубин: С 2015 года наш музей переехал в это здание на 1-м Самотечном переулке. Маленький музейчик на Петровке превратился в такой большой современный музей.

Варвара Макаревич: Вы заметили, что как-то растет интерес у публики к истории ГУЛАГа? Много ли проходит экскурсий сегодня?

Алексей Трубин: Экскурсий действительно много. У нас приходят и школьники, и студенты. Мы очень популярны среди иностранных гостей Москвы, включены в огромное количество их туристических маршрутов. Поэтому сегодня действительно растет посещаемость нашего музея. И открытие новой экспозиции этому только способствует.

Варвара Макаревич: Ну давайте тогда, наверное, начнем как раз таки осмотр.

Алексей Трубин: Конечно.

Варвара Макаревич: Я так понимаю, что это самый первый зал, в который мы попадаем. И здесь какое-то невообразимое количество разных дверей. Что они символизируют?

Алексей Трубин: Первым залом мы даем вступление к теме. Мы даем возможность каждому, кто сюда приходит, даже не зная о том, чему посвящен музей, с чем придется соприкоснуться (школьники часто, например, об этом до конца не имеют представления), с помощью этих дверей создать такой паззл, потому что каждая из 16 дверей – это отдельная история.

Около этой двери начинаются школьные экскурсии обычно в этом зале, потому что нам важно ребятам показать, что репрессии – они скорее массовые, чем политические, они могли коснуться каждого человека в стране. Мы предлагаем ребятам пофантазировать, что в 30-е годы они могли бы в Москве делать, если были бы взрослыми людьми. Ну, кто-то отвечает: инженерами были бы, врачами и так далее.

А дальше мы говорим: «Представьте, что после обычного рабочего дня вы возвращаетесь к себе домой. Вот дверь вашей квартиры, ну, скорее всего, коммунальной квартиры – значит, там есть комната, которая вам принадлежит». И дальше реконструируем вечер ареста, когда в дверь стучат. Думая, что какое-то будничное событие происходит, люди дверь открывают. Дальше начинается обыск без объяснения каких-либо причин или оснований. А после этого кому-то из членов семьи объявляют, что нужно проехать на пару часов и дать некие объяснения. Человек же еще не знает, что он из этой двери выходит не на пару часов, а иногда на много-много лет, а иногда и навсегда.

Варвара Макаревич: Алексей, вы справедливо сказали, что постучать могли в абсолютно любую дверь. И были тысячи историй. Но у них же есть какая-то отправная точка. С чего начались репрессии?

Алексей Трубин: Нам важно зафиксировать отправную точку всей этой истории – это 1918 год, когда в нашей стране объявлен Красный террор. Это событие, которое сопутствовало Гражданской войне. И именно с этого события начинается наша экспозиция.

Варвара Макаревич: Давайте посмотрим.

Алексей Трубин: Конечно.

Варвара Макаревич: Алексей, что это за нити? Что они символизируют? Такая сеть целая.

Алексей Трубин: Ну, это стена следователя. Знаете, как следователь протягивает между разными фактами логические цепочки? Мы таким образом хотели показать, что каждый может провести свое собственное историческое расследование у этого стенда. Здесь мы показываем, как идеология постепенно в Советском Союзе становилась нормами права, то есть трансформировалась. Именно это произошло после Гражданской войны, когда на смену лагерям для классовых врагов приходят лагеря нового типа. И люди, которые туда отправляются, отправляются уже по совершенно другим обвинениям – это обвинения уголовные.

Варвара Макаревич: Я так понимаю, что репрессии начались и до Сталина, хотя обычно их связывают именно с ним.

Алексей Трубин: Да. Вот мы как раз и хотим показать, что репрессии начались с 1918 года, то есть с самых первых лет советской власти, со времен Гражданской войны. А Сталин сделал важное и самое главное для репрессивного механизма – он поставил его на правовой конвейер и постепенно-постепенно выводил из традиционного правового поля. То есть начинался юридический произвол, который мы тоже здесь показываем.

Варвара Макаревич: И как раз за моей спиной собственно профиль Сталина. Все нити, все пути приводят к нему.

Алексей Трубин: Да, это такой метафорический Сталин. Здесь нити приводят к профилю, который не сразу читается. В этом тоже заложена определенная идея, идея наших сценаристов и экспозиционщиков, которые хотели показать, что, приближаясь к этим событиям, становясь их участником, мы теряем понимание, что Сталин является лично причастным к нашей собственной истории. Нам кажется, что это произвол, что это ошибка, как часто и было. Люди писали письма Сталину с просьбой пересмотреть их дело, жалуясь на какой-то произвол. Но если мы отходим от этих событий на дистанцию (а здесь мы можем физически отойти от этой стены), то мы начинаем видеть, конечно, за этими деталями одного человека, который фактически аккумулировал огромную власть.

* * *

Варвара Макаревич: Ирина, а можно ли было вообще обойтись без политических репрессий? Как уже было сказано, вначале был Красный террор, Гражданская война, боремся с врагами. Но, начиная с 21-го года, в общем, жизнь входит в относительно мирное русло. Почему бы тогда это все не прекратить?

Ирина Карацуба: Нет, советская система, как она складывается (правда, конечно, не в начале, а скорее в конце 20-х годов, все нити шли к этому), – это система, основанная на нескольких таких базовых вещах. Во-первых, это огосударствление экономики. Вещь не новая для России, прямо скажем. Корни этой системы уходят во времена становления Московского царства-государства Ивана III и Василия III. Затем это слияние аппарата партии с государственным аппаратом. Это тотальная идеологизация духовной сферы. И это система насилия.

Собственно говоря, это карательная система, которая обеспечивает функционирование всего вышеперечисленного, потому что иначе кто же тебе добровольно отдаст землю, предприятия, я не знаю, особняк и пойдет за тобой. Поэтому без системы дикого, оголтелого и расширяющегося насилия, основанного на теории якобы обострения классовой борьбы по мере успехов социализма, это тоже было бы невозможно. И вся система на этом построена, она не может существовать без репрессий.

К сожалению, нельзя сказать, что мы от этой системы избавились. И тревожные черты наших нынешних дней – это возврат к тем же самым политическим репрессиям, ну, точечным, но с тем же самым попранием закона и с очень пугающими признаками.

Варвара Макаревич: Никита, у большевистской партии действительно было много противников. Это такая утопическая идея, да? И понятно, что были люди, которым, возможно, она не нравилась по разным причинам. Но есть ли какая-то точка, какая-то черта, когда мы понимаем, что борьба с врагами реальными перерастает в борьбу с врагами мнимыми?

Никита Петров: Ну, это довольно, я бы сказал, философский вопрос, потому что… Да, большинство населения не принимало тех, я бы сказал, правил, которые принесла с собой советская власть. Принудительный труд не нравится никому. И сегодня никому не нравился бы. Отъем собственности – пусть даже минимальный, пусть даже речь шла о раскрестьянивании и отъеме лошадей – тоже не нравился никому. То есть база для сопротивления была всегда.

И советская власть, которая всегда делала ставку на силу и насилие в качестве инструмента решения социальных проблем, она в данном случае держит репрессии на определенном уровне в 20-е годы, когда есть НЭП. Мы видим снижение общих показателей репрессий, условно говоря, в 23-м, в 24-м, в 25-м году, а с 27-го года они снова начинают нарастать, потому что возникает политическая воля отбирать собственность у крестьян, объяснять все проблемы в экономике диверсией, диверсионными актами.

А дальше – 37-й и 38-й годы, которые дают неслыханный, небывалый всплеск репрессий, которые, конечно же, вытекают, с одной стороны, из природы социалистического строя, а с другой стороны – из субъективных представлений Сталина о том, как нужно обеспечить монолитность и единство советского народа. И это уничтожение почти 700 тысяч человек за полтора года массовых репрессий 37-го и 38-го года и арест полутора миллионов.

Это, между прочим, цифры, которые не были достигнуты ни до (в период советской власти, который предшествовал этому), ни после. После этого были, что называется, репрессии «необходимые и достаточные», даже в брежневское время, когда в год сажали от 30 до 60 человек по статье «Антисоветская агитация и пропаганда, и еще, может быть, сотню с небольшим – по статье 190 «Распространение измышлений, порочащих советский общественный строк».

Это, я бы сказал, та псевдостабильность, которая была достигнута за счет «кровопускания» 37-го года. Страх, который вселили эти годы в народ, был столь долгоиграющий, что потом уже никто даже и не помышлял вслух и публично ругать советскую власть.

Варвара Макаревич: А зачем «кровопускание» в таких масштабах нужно было Сталину?

Никита Петров: В данном случае, если мы посмотрим на формулировки оперативных приказов 37-го года, которые шли по руслу национальному и социально-классовому (так называемая «кулацкая операция»), то мы увидим, что это реализация тех доктрин, которые заложены в основах идеологии советской власти.

Бесклассовое общество должно быть, с точки зрения советской власти? Должно быть. А как это обеспечить? Сами по себе грани между классами не стираются. Само по себе отношение человека к собственности не меняется. Значит, это делается искусственно и силовым путем.

Если кто-то думает, что это только исключительно, скажем, наше местное явление, то он неправ. Если мы посмотрим на развитие других социалистических стран – и Китая, и Кореи, и даже Восточного блока, – то мы увидим такие же (но, конечно, не в таком масштабе) чистки, «кровопускания», аресты. И я бы сказал, что риторика борьбы с вдруг возникшими неизвестно откуда врагами была везде, в каждой социалистической стране. То есть обязательно и культ личности местного руководителя, и вот эти массовые репрессии с подчеркиванием того, что весь мир вокруг – это враги.

Когда мы сегодня говорим о России и об этой риторике, что кругом нас враги, то за этим следуют непременно сразу же и репрессивные практики. И мы сегодня наблюдаем возвращение очень неприятных явлений, очень неприятных примет, которые, если они будут развиваться дальше, в общем, никому не понравятся уж точно.

Варвара Макаревич: Андрей, а можно ли сказать, что в 30-е годы репрессии – это единоличная «заслуга» Сталина? В какой момент он становится в ответе за то, что происходит? Опять же я пытаюсь найти какую-то отправную точку.

Андрей Нечаев: Я думаю, что, безусловно, главный импульс исходил от Сталина. Другое дело, что он пытался свое ближайшее окружение фактически в некую такую кровавую поруку ввести, заставляя всех остальных (или какую-то группу как минимум) тоже визировать расстрельные списки.

Варвара Макаревич: Ставить подписи.

Андрей Нечаев: Но то, что базовая инициатива была его – это вне всякого сомнения.

И началось-то это, кстати, в 20-е годы, когда… Здесь с большим ужасом для себя я угадываю некоторую перекличку с нашими современными временами. Выражаясь в современных терминах, Иосиф Виссарионович начал выстраивать вертикаль власти. И первые, собственно говоря, его оппоненты, с которыми он активно боролся репрессиями, вплоть до уничтожения, – это его товарищи по партии и борьбе. Сначала одна группа, потом следующая группа, потом третья группа – до тех пор, пока эта вертикаль, построенная почти исключительно на страхе и на самом деле весьма слабо управлявшаяся… Это иллюзия, сейчас активно пропагандируемая, что Сталин был эффективным менеджером. Система управляемости была отвратительной! За всю историю советской власти ни один пятилетний план не был выполнен.

Варвара Макаревич: Кстати, вы сказали «эффективный менеджер». А система лагерей эффективной была, с точки зрения экономики?

Андрей Нечаев: Ну, давным-давно доказано, что рабский труд – вообще самый неэффективный, когда у вас нет мотивации. Более того…

Варвара Макаревич: А почему? Казалось бы, вот она, дешевая рабочая сила, подневольная ко всему прочему.

Андрей Нечаев: Да. Только у этих людей а) нет мотивации работать; б) как вы понимаете, если это рабы, им нельзя доверить, выражаясь современными терминами, высокие технологии. Ну, кирка, лопата, молот и наковальня. Все! Поэтому производительность труда в ГУЛАГе была рабской.

И более того, очень интересное явление, о котором почти не говорят: через несколько лет после создания уже системы ГУЛАГа его руководители стали «бомбить» письмами высшее руководство СССР о том, что ГУЛАГ нуждается в субсидиях, что они себя не могут прокормить, что настолько большая выбраковка… Чудовищно звучит для современного человека «выбраковка», когда речь идет о людях. Настолько высокий уровень выбраковки рабочей силы, что или нужны бесконечно новые пополнения, потому что те через пару лет уже просто не могли работать…

Варвара Макаревич: Ну понятно, нужны новые люди.

Андрей Нечаев: Никак не могли – ни высокопроизводительно, ни низкопроизводительно. Были доходяги. Либо постоянное пополнение новой рабочей силой, либо субсидии, потому что…

И сколько стоили реально эти объекты? Потому что если цена человеческой жизни у вас нас, то тогда они бесплатные. А если вы ее как-то по-другому оцениваете, как человеческий капитал, то все эти «Норильские никели», Беломорканалы и прочие великие стройки ГУЛАГа оказывались просто золотыми.

И буквально два слова еще в продолжение – по поводу того, зачем нужны были репрессии. Ну, пик репрессий – тут элементы просто личного психоза, я так думаю.

Варвара Макаревич: Какая-то паранойя, страх?

Андрей Нечаев: Да. Но в целом это была попытка построить абсолютно искусственную систему (уже как старший экономист вам говорю), когда никаких серьезных мотивов для предприятия производить то, что оно должно производить нет, когда цены абсолютно искусственные, когда у вас вся система цен перекошена, когда у вас, образно говоря, булка стоит по себестоимости десять рублей, а вам ее предписывают продавать по восемь, и так далее. Вот вся эта система стимулов и мотиваций отсутствует.

Тогда нужны другие стимулы. И единственным таковым стимулом является страх. Кстати, на чем закончилась советская экономика? На том, что вот этот стержень страха был вынут, а никаких других не появилось. И дальше все это быстро рухнуло.

Варвара Макаревич: Раз уж мы заговорили о труде заключенных в лагерях, давайте как раз посмотрим сюжет, продолжение экспозиции в Музее истории ГУЛАГа.

СЮЖЕТ

Алексей Трубин: Наша экспозиция помогает каждому, кто сюда приходит, соизмерить себя физически с объектами, которые строили заключенные, – ну, например, с Беломорско-Балтийским каналом. Его средняя глубина – 3,65 метра. Мы видим здесь отвесную каменную стену (по графике это очевидно). И представляем себе: а как он строился? Оказывается, без механизации, только с помощью ручных инструментов – вот таких самодельных лопат и других каких-то примитивных орудий труда.

Варвара Макаревич: Как преподносилась стройка Беломорканала в официальном информационном пространстве?

Алексей Трубин: Как перековка. Это такой лозунг, который говорит о том, что система исправительно-трудовых лагерей, которая к тому моменту уже начала активно формироваться, – это система перевоспитания несознательных граждан. Ну и пропаганда, в общем, об этом активно заявляет. Те фильмы, которые снимаются, они декларируют, что эти «каналоармейцы», которые строят канал, они…

Варвара Макаревич: Даже название какое!

Алексей Трубин: Да. Кстати, именно из этого слова произошло слово «зэк», которое сегодня есть в нашем языке. Дело в том, что официально их называли «заключенный каналоармеец» – ЗК (ЗэКа). В общем, «зэк».

Варвара Макаревич: Оттуда и пошло.

Алексей Трубин: Мы уже даже забыли, откуда это слово.

Варвара Макаревич: Но ведь лагеря – это не только труд, но это еще и расстрелы, и казни.

Алексей Трубин: Ну, это немножко дальше от лагерей. Лагерные приговоры тоже иногда заканчивались для людей расстрелами, потому что и в самих лагерях можно было получить новый срок или новую статью, в том числе расстрельную. Расстрельные приговоры – это еще одна страница истории репрессий, о которой в первую очередь рассказывает период Большого террора. Вот наш зал об этом периоде.

Варвара Макаревич: Этот звук невозможно спутать ни с чем. У нас под ногами сотни тысяч гильз, которые дают представление о масштабах террора и репрессий. Есть сегодня точное и подтвержденное количество жертв репрессий?

Алексей Трубин: Мы говорим о том, что в годы Большого террора точно было расстреляно не менее 700 тысяч человек. Это такая точная цифра. И за годы репрессий – с 30-го по 56-й год – в лагерях умерли не менее 2 миллионов человек из 20 миллионов, которые там за это время успели побывать.

Варвара Макаревич: Есть такая версия, говорят, что репрессии и все то, что происходило в тот период времени, – это, в общем, были перегибы на местах, а руководство страны вообще понятия не имело о том, что происходит. Но вот здесь как раз у вас документы с подписью Сталина.

Алексей Трубин: Зал о Большом терроре в этом плане самый говорящий, потому что здесь действительно мы видим личные подписи и резолюции Сталина на каждой шифровке. А шифровки эти поступали к нему из регионов, когда в регионах заканчивались лимиты. То есть когда по лимитам, выделенным в 37-м году вот этим приказом, уже было расстреляно соответствующее количество людей или отправлено в лагеря, регионы обращались к Сталину с просьбой расширить эти квоты, увеличить – по самым разным основаниям. Ну, вроде бы как слишком много врагов, нужно еще больше этих лимитов.

И Сталин лично на каждую такую шифровку вместе с членами Политбюро наносит резолюцию. Где-то они простые: «за», «утверждаю». А где-то они посложнее: «за 3,5 тысячи дополнительно», например, или «увеличить по первой категории не на 300, а на 500 человек». А «первая категория» означает расстрел, соответственно.

Варвара Макаревич: Есть ли люди, которые утверждают, что эти документы фальшивые? И как с ними разговаривать?

Алексей Трубин: У нас вообще есть оппоненты, есть люди, которые говорят, что эти события либо очень преувеличены, либо не существовали и вовсе в нашей истории. И даже эти документы порой где-то называют какими-то фальсификациями хрущевских времен, например.

Разговаривать мы стараемся скорее о ценности человеческой жизни, о том, что эти события несут ведь глобальный месседж, который актуален не только как историческая некая реальность, а актуален сегодня. Это история о ценности человеческой жизни – и не только для государства, но для каждого из нас.

* * *

Варвара Макаревич: В Музее истории ГУЛАГа есть не только документы, но есть и орудия труда, и предметы быта. Михаил, вы сегодня тоже пришли с каким-то артефактом. Что это?

Михаил Плутахин: Да, я пришел с артефактом. Это предмет из экспозиции Магаданской области, из лагеря, где добывался Уран. Это банка, распространенный предмет.

Варвара Макаревич: Я знаю, что совместно с Музеем истории ГУЛАГа вы поставили спектакль, который называется «Наблюдатели». Это предметный спектакль?

Михаил Плутахин: Да, это предметный спектакль.

Варвара Макаревич: А что это значит?

Михаил Плутахин: Ну, предметный театр – это то же самое, что и кукольный театр, только вместо кукол используются предметы. Ко мне обратился Петр Волков, который руководил этой экспериментальной лабораторией, и мне доверили эти предметы.

Варвара Макаревич: А каким образом? Я так понимаю, что предметы рассказывают истории, а никакого текста во время спектакля нет?

Михаил Плутахин: Да, никакого текста. Есть только художники, которые анимируют предметы, оживляют предметы. И есть музыканты, которые озвучивают всю эту историю путем звуков, музыки.

Варвара Макаревич: У этой банки есть уже какая-то конкретная история? Или что она могла бы рассказать?

Михаил Плутахин: Она участвует как раз в спектакле. И вся сцена заключается в том, что… Вообще предметный театр изучает границы предмета, он как бы работает над тем, чтобы не просто анимировать, а работать с тем, что есть. И в этом заключается особенность его. Особенность этой банки в том, что она не стоит, она не может встать.

Варвара Макаревич: Это нетипично для банки, в общем-то.

Михаил Плутахин: Ну да. И там история заключается в том, что постепенно власти выстраивают предметы: «Вот сейчас мы будем строить страну. Вот есть люди, которые с нами, и есть люди, которые не могут быть». Ну не могут встать! Не могут быть. Просто им границы не позволяют, условия не позволяют. И в таком языке я пытаюсь искать трагедию всей этой истории.

История «Наблюдатели» – это история света и тьмы. Мне интересно было узнать, за счет чего люди выживали там, какие причины они находили, чтобы жить. Вот мы сидели с ребятами, читали дневники, читали разные рассказы и пытались вычленить весь свет. И этот свет не только в обычных людях происходит, а он происходит и со стороны властей. С одной стороны, молоток, чтобы строить, а с другой стороны – чтобы уничтожить.

Варвара Макаревич: Он может уничтожать и ломать.

Михаил Плутахин: Лопата, чтобы убивать тоже людей, закапывать их, а с другой стороны – успокаивать их. Пытались это найти.

Варвара Макаревич: Ирина, вот Михаил таким способом пытается рассказать о трагедии. А, говоря о трагедии, мы можем сравнить сталинские репрессии с каким-то другим историческим периодом в Советском Союзе или до него? В нашей истории было что-то подобное?

Ирина Карацуба: Ну, по численности – вряд ли. Только если в пересчете… Ну, скажем, Пол Пот в Кампучии, если считать в процентах, погубил больше людей, чем Сталин у нас.

Варвара Макаревич: Ну, если мы берем у нас, понятно, не в абсолютных цифрах, может быть, а в каком-то процентном соотношении.

Ирина Карацуба: А так, конечно, нет. Но, понимаете, все время возникают отсылки… Вот почему сейчас не только почти 20 памятников Сталину, но уже почти три памятника Ивану Грозному за последнее время образовалось? Тут, конечно, первое, что приходит на ум, – Опричнина.

Я хотела бы еще одну вещь добавить. Вот мы все говорим: лагеря, террор, статьи. Все верно. Но ведь репрессировать, запугивать и, в конце концов, просто расчеловечивать можно не только этим. Я хотела бы напомнить про три страшные голодовки. Это голод в Поволжье в начале 20-х годов. Это беспрецедентный искусственный голод, Голодомор 32–33-го годов. И это послевоенный голод 46–47-го годов.

Вот мы говорим о числе погибших. Но ведь эти люди тоже погибли от сталинской политики. И только Голодомор – это, по самым слабым, по самым умеренным оценкам, 7,5 миллиона. А надо плюсовать еще Поволжье, где тоже 1,5–2 миллиона. И надо плюсовать послевоенный голод, где тоже не меньше 2 миллионов.

Таким образом, мы уже выходим на цифру ближе к 11–12 миллионам жертв этих голодов, которые тоже были средством устрашения прямого. «Или ты сдохнешь с голоду, причем еще будет заградотряд, который тебе не даст выползти из села, и твое село будет занесено на «черные доски», – это страшная совершенно вещь! Ну, это только на Украине было. – Или ты пойдешь в колхоз».

Варвара Макаревич: То есть получается, что это то, о чем говорил Никита: люди в своем сознании, скажем так, все эти события в звенья одной цепи не выстраивают, и поэтому мы чаще говорим о репрессиях как только о лагерях?

Ирина Карацуба: Вы знаете, люди в своем сознании такие категории… Еще раз повторяю: наш исторический опыт всегда с нами. Это опыт страха и травмы. Люди даже сейчас боятся отвечать на социологические опросы. И мы это прекрасно знаем. Люди боятся говорить.

Вот я сама из семьи, где только в 89-м году выяснилось, что один из моих дедушек, оказывается, не погиб от туберкулеза в 38-м году, а был в тюрьме расстрелян в 38-м году. И когда я сказала: «Как?! А почему мне всегда говорили другое?» – «А потому». Моя мама мне всегда говорила: «Ирочка, ну мы же совсем ничего не знали. Мы ничего не знали!» – говорила моя мама, у которой половина родственников сидела и которая работала сама на кафедре в Высшей школе КГБ. Ну ничего не знали люди! Понимаете?

Был прекрасный роман Ганса Фаллады «Каждый умирает в одиночку», вот там очень хорошо показаны эти механизмы. Так же, как, например, в замечательной повести Лидии Корнеевны Чуковской «Софья…»

Никита Петров: «…Сергеевна».

Ирина Карацуба: Там, по-моему, другое отчество было. Ну, неважно. Вот там тоже очень хорошо показано, как человек сам себя заколдовывает. Кстати, это было любимое выражение Бориса Дубина – «нерасколдованная история». Вот она до сих пор и остается нерасколдованной. Более того, она сейчас все заколдовывается и заколдовывается.

Варвара Макаревич: Никита…

Андрей Нечаев: Можно просто крошечную реплику, чтобы эту тему, может быть, чуть-чуть закончить?

Варвара Макаревич: Да.

Андрей Нечаев: Помимо Голодомора и других таких косвенных жертв, ведь еще же было массовое переселение народов.

Ирина Карацуба: Депортация, да.

Андрей Нечаев: Депортация целых народов. По разным оценкам, это 6 миллионов человек, из которых 1,2 миллиона погибли. Это если мы умножаем и подсчитываем число жертв.

И знаете, эти опросы… Вот если вы спросите, например, почти в любой калмыцкой семье или в семье крымских татар, то никаких там нет иллюзий. Все там прекрасно помнят, ненавидят и Сталина, и советскую власть того времени, потому что почти в каждой семье есть этот кровавый след.

Варвара Макаревич: Есть жертвы.

Андрей Нечаев: Поэтому тут еще очень важно, как вы формулируете вопрос и кому вы его задаете. Хотя я вполне допускаю, что какие-то молодые люди, не очень интересующиеся историей… А официальная пропаганда (вот ваша программа одна, а таких антипрограмм – тысячи), она им навязывает совершенно другую точку зрения. И они знать не знают о том, что вообще была трагедия калмыцкого народа, чеченского народа и других народов.

Варвара Макаревич: Да, пожалуйста.

Ирина Карацуба: Извините, я как преподаватель… Можно на яблоках? Когда я еще была православной и ходила в нашу церковь (до дела Pussy Riot), я как-то раз пришла на исповедь в храм московской интеллигенции, знаменитая община отца Александра Меня. Исповедовал священник не тот, который должен был быть по расписанию. Ну, как бы исповедуешься не священнику, а Богу. Мы с ним начали разговаривать.

И вдруг его снесло на то, как раньше хорошо жили, как хорошо при Сталине жили. Тут я подумала: «Нет, родной мой, ты что-то не то говоришь». Я говорю: «Извините, пожалуйста, отец, но как же заповедь «не убий»?» Он так на секунду тормознулся и говорит: «Это не главное», – и продолжил про то, как…

Понимаете, это тоже очень важно. Это не фрик, это не какой-то маргинал, а это протоиерей очень известный. «Это не главное». «Цель оправдывает средства».

Никита Петров: Ирина, здесь важно совершенно другое – здесь важно, что говорят сегодня об этом люди, которые при Сталине ни дня не жили. Это уже совсем другое поколение. Надо делать на это, собственно говоря, довольно важный акцент. Это все, что называется «свет, дошедший от давно угасшей звезды».

Варвара Макаревич: Никита, кстати, о людях. Как разговаривать с теми, кто считает, что документы с подписью Сталина сфальсифицированы, или что он вообще ни о чем не знал, а это были перегибы на местах, с теми, кто считает, что количество жертв репрессий сильно преувеличено? Как с ними разговаривать и что им говорить?

Никита Петров: Довольно сложно, и по одной простой причине: очень трудно говорить с человеком, который считает, что Земля плоская; убедить его в том, что она круглая – непростая задача. Довольно сложно говорить с человеком, который считает, что можно зарядить воду, или излагает какие-то основы астрологии или алхимии. Потому что есть объективные знания. С историком проще – историк все-таки, как правило, понимает.

Варвара Макаревич: Оперирует фактами.

Никита Петров: Оперирует архивными документами: фонд, опись, дело, лист. А обывательское сознание, к сожалению, сейчас запутано до крайности. И действительно, вот эта пропаганда, я бы сказал, лженауки у нас во всем, не только в истории. Она во всем! Это чудовищное падение уровня объективных знаний о природе, о реальности, о прошлом.

Ирина Карацуба: Никита, но это еще и принцип «цель оправдывает средства». Слишком много комплиментов историкам. А историки-сталинисты? А Стариков? А Вдовин и Барсенков?

Никита Петров: Ира, минутку, минутку! Мы сейчас не говорим об историках, которые на самом деле сознательно пытаются эту историю препарировать и преподнести в ином свете. Мы сейчас говорим об обывателе, который ориентируется на авторитеты и говорит: «А вот тот-то сказал», – и опять на тех же самых историков, кстати говоря, которые тяготеют к оправданию сталинизма.

Варвара Макаревич: У меня сейчас наивный вопрос: а зачем вообще историю как-то переворачивать и показывать в каком-то другом свете?

Никита Петров: Ну, вообще-то, история – это объективная наука. А у нас в стране, к сожалению…

Варвара Макаревич: Вот почему бы ее так и не преподносить, собственно говоря?

Никита Петров: А потому что у нас историю берут за основу, как некую идеологическую дисциплину для воспитания патриотизма. Если государство поставило задачу воспитывать патриотизм, то тут же найдутся те самые историки, о которых говорит Ирина, которые скажут: «Давайте из истории брать вот эти примеры. А вот эти нам не нужны, потому что на их основе мы никакого патриота не воспитаем».

Варвара Макаревич: Они не подходят.

Никита Петров: «Наоборот – воспитаем человека, который начнет сомневаться в государственной политике».

И еще я не согласен, кстати говоря, относительно страха. Страх-то уходил, но он снова приходит. В начале 90-х годов люди довольно откровенно и открыто могли и критиковать власть, и говорить все, что они думают о Ельцине, – и ничего им за это не было. Сегодня мы видим возвращение страха.

Андрей Нечаев: Программа «Куклы» была.

Никита Петров: Да. Я уж про программу «Куклы» молчу.

Ирина Карацуба: А я думаю, что он ушел не очень далеко. В подсознание он ушел, он там сидел.

Никита Петров: Вот! То, что на генетическом уровне возвращаются все эти, я бы сказал, архетипические страхи, «лучше помалкивай – целее будешь», – это факт.

И когда мы говорим опять же об истории и ее освещении, нужно показывать все так, как оно действительно было. Но очень мало литературы на этот счет. Масса псевдолитературы, фейковой литературы, которая как раз отрицает репрессии, отрицает подлинность документов. И это издается, и довольно широко издается. И очень мало историков, профессиональных историков, кто работает, я бы сказал, на популяризацию того, что действительно было, реальные истории. Мало.

Но если мы посмотрим наше телевидение, то мы увидим, что все-таки существуют фильмы «Завещание Ленина», «В круге первом» – то есть все то, что действительно дает определенный визуальный ряд того, что происходило. Но обыватель опять скажет: «А зато же были великие страницы». И так далее, и так далее, и так далее. Это когнитивный диссонанс, с которым мы обречены жить еще довольно долго.

Андрей Нечаев: Вы знаете, мне кажется, не надо как-то эту задачу переусложнять и искусственно придумывать ходы, которые будут объяснять человеку, что Земля круглая.

Варвара Макаревич: Переубеждать.

Андрей Нечаев: Хотя тут есть физические доказательства. Ну давайте мы сделаем очень простую вещь – давайте мы откроем архивы. И давайте мы поручим их обработку и дальнейшее публичное распространение…

Варвара Макаревич: И тогда все станет ясно?

Андрей Нечаев: …не сотрудникам Комитета государственной безопасности или нынешнему…

Никита Петров: У кого они сейчас.

Андрей Нечаев: Да. А неким независимым комиссиям из ученых. Пусть туда даже входят и сталинисты, ничего страшного.

Варвара Макаревич: Чтобы это была какая-то экспертная группа, которая будет заниматься исследованием архивов.

Андрей Нечаев: И они просто тупо обнародуют факты. Вот сейчас же действительно цифры «гуляют». Николай Копосов называл (к чему апеллировал Солженицын) 110 миллионов, если мы в целом посчитаем все жертвы советского строя. А во время Большого террора – есть цифры, что 600 тысяч расстреляно, 700 тысяч. «Мемориал» чаще называет 895 тысяч. По крайней мере, это то, что я встречал. И так далее. Так давайте на основе…

Варвара Макаревич: …документов просто посчитаем.

Андрей Нечаев: …архивных данных просто людям скажем правду, а дальше каждый выводы сделает сам.

Давайте мы в рамках государственного финансирования культуры (чем занимается гражданин Мединский у нас) не будем говорить, что мы будем поддерживать фейк о героях-панфиловцах, хотя все знают, что это придуманная история. «Но это подрывает веру в патриотизм, поэтому мы будем и дальше государственно финансировать фейки». Давайте мы не будем этого делать.

Варвара Макаревич: А лучше откроем архивы.

Андрей Нечаев: Давайте мы будем финансировать…

Варвара Макаревич: Андрей, к сожалению, у нас просто время подходит к концу.

Андрей Нечаев: Два слова…

Варвара Макаревич: Я хочу успеть показать еще…

Андрей Нечаев: Я хочу про вас сказать. Давайте мы будем финансировать вот такие программы…

Варвара Макаревич: Мы только «за»! Спасибо, я согласна!

Андрей Нечаев: …документальные фильмы, которые будут просто рассказывать правду. А дальше человек выводы сделает сам.

Варвара Макаревич: Давайте сейчас дадим зрителям сделать вывод самим и посмотрим третий сюжет из Музея истории ГУЛАГа.

СЮЖЕТ

Варвара Макаревич: Алексей, мы с вами в зале, где огромное количество папок с документами. У меня в руках сейчас «Ликвидация ГУЛАГа». Собственно, в какой-то же момент эта система была разрушена.

Алексей Трубин: Мы как раз и говорим об этом. В 1953 году, 5 марта, умирает Сталин – и сразу за этим начинается постепенный процесс ликвидации системы. Ее сначала предполагалось сохранить, но трансформировать. Потом в лагерях происходят восстания, о которых тоже у нас ряд документов говорит. Первое восстание в Горлаге, в Норильске, вслед за которым другие, которые подавляют силами действующей армии. И это, конечно, означает, что сохранить систему уже не удается.

Соответственно, после этого начинаются амнистии, начинают людей освобождать. И через несколько лет начинается процедура реабилитации, которая до сих пор продолжается, но которая автоматически затрагивает только обвиненных по политическим статьям. А остальные, которые по уголовным (например, хищения и так далее), остаются не реабилитированными до сих пор – даже несмотря на то, что дела были либо сфальсифицированы, либо это наказание, которое они получили, несоизмеримо с преступлением.

Варвара Макаревич: Кроме того, что здесь можно познакомиться с документами, вы предлагаете посетителям ответить на несколько вопросов. Вот у меня в руках стикеры. «Что нужно сделать сегодня, чтобы прошлое не повторилось завтра?» Или например: «Повторения не будет, если я…» Что вы дальше делаете с ответами людей? Вы как их анализируете?

Алексей Трубин: Сложные вопросы, правда?

Варвара Макаревич: Действительно, да.

Алексей Трубин: Очень сложные! Я не понимаю, когда прихожу сюда, как люди на них отвечают. Но – отвечают. И мы действительно работаем с этими ответами, мы их систематизируем, анализируем.

Варвара Макаревич: Что чаще всего пишут? Что чаще всего отвечают?

Алексей Трубин: Иногда такие довольно банальные вещи, но очень важные: «Мы должны это помнить. Мы должны об этом рассказывать». Недаром девиз нашего музея, который к открытию экспозиции родился: «Знать. Помнить. Рассказать». То есть некий такой слоган. Но иногда встречаются интересные ответы.

Варвара Макаревич: Например?

Алексей Трубин: Кто-то пишет: «Все! Уезжаю из страны завтра же». А бывают, наоборот, некие обвинения в адрес нашего музея или людей, которые об этом рассказывают.

Варвара Макаревич: А те, кто пишут «Все! Уезжаю», – они как-то это соотносят с сегодняшним днем? Или их настолько пугает прошлое?

Алексей Трубин: Очень сложно сказать. Может быть, они действительно не могут ужиться с этим прошлым, не могут принять, что в этой стране, в их стране, в нашей стране такое могло быть.

Варвара Макаревич: Алексей, а чем заканчивается экспозиция?

Алексей Трубин: Нам важно вывести человека из травмы, в которую он погружается в процессе осмотра залов, вернуть его в сегодняшний день. И для этого мы используем некую такую метафору света в конце тоннеля – ею служит вот это открытое окно в обычный московский дворик.

* * *

Варвара Макаревич: Коллеги, у нас осталось совсем немного времени. И я хотела бы сейчас каждому из вас задать один и тот же вопрос, которым заканчивается экспозиция. Что нужно делать, чтобы прошлое не повторилось? Михаил, давайте начнем с вас.

Михаил Плутахин: Я, кстати, думал недавно об этом. Мне кажется, надо просто воспитывать новое поколение детей с тем, чтобы любить, чтобы уметь быть свободным и не нарушать свободу ближнего своего. Вот такой месседж.

Варвара Макаревич: Спасибо. Никита?

Никита Петров: Я думаю… Вопрос, конечно, требует короткого ответа, поэтому я скажу так: жить не по лжи и не бояться жить так, как ты считаешь правильным, различать добро и зло.

Варвара Макаревич: Спасибо. Андрей, какой у вас ответ?

Андрей Нечаев: Во-первых, говорить правду о прошлом. А во-вторых, противостоять любым попыткам повторить эту ситуацию. В нашей сегодняшней ситуации это борьба за свободы нынешних политзаключенных и недопущение подобных политических процессов и репрессий вновь.

Варвара Макаревич: Спасибо. Ирина?

Ирина Карацуба: Я целиком и полностью согласна со всеми предыдущими ораторами, но самое главное – это политические изменения. Нужны политические изменения. Без политических изменений никакого воспитания в свободе и заботы о заключенных не будет.

Варвара Макаревич: Сегодня есть возможность эти политические изменения произвести?

Ирина Карацуба: Хороший вопрос! Это от нас с вами зависит. А мы готовы к этому?

Андрей Нечаев: Только на лафете.

Никита Петров: Вот это и есть, кстати говоря, – говорить правду и не бояться говорить правду, властям в том числе.

Варвара Макаревич: Сегодня общество готово говорить правду?

Никита Петров: Часть общества готова, и она это демонстрирует.

Ирина Карацуба: Да. Это хорошо показывают летние события.

Никита Петров: Молодая часть общества как раз дает нам надежду.

Варвара Макаревич: Ну что же, хорошо. Мы заканчиваем все-таки на такой ноте, что надежда есть на какие-то изменения. И я надеюсь, что наша программа сегодня, может быть, заставит и вас тоже задуматься, и что после просмотра вы постараетесь ответить для себя на вопрос: «Что нужно сделать сегодня, чтобы прошлое не повторилось?» И, как сказали все гости в студии, главное – помнить, рассказывать свою историю, не бояться ее, даже если она не очень приятная.

А мы увидимся совсем скоро на Общественном телевидении России.

Подписывайтесь на наши материалы в Яндекс.Дзене и Яндекс.Новостях

[Фукидид]

https://p-balaev.livejournal.com/934554.html

2018-10-02 10:36:00 1187

Записка А.Н. Яковлева, В.А. Медведева, В.М. Чебрикова, А.И. Лукьянова, Г.П. Разумовского, Б.К. Пуго, В.А. Крючкова, В.И. Болдина, Г.Л. Смирнова в ЦК КПСС «Об антиконституционной практике 30-40-х и начала 50-х годов»1
22.12.1988
ЦК КПСС

Комиссия Политбюро ЦК КПСС по дополнительному изучению материалов, связанных с репрессиями, имевшими место в период 30–40-х и начала 50-х годов, продолжает работу по реабилитации лиц, необоснованно осужденных в эти десятилетия. Анализируются архивные материалы, рассматриваются многочисленные заявления и жалобы граждан, которые просят сообщить о судьбе родственников, датах их смерти, местах захоронений. В местных органах ведется аналогичная работа по анализу и рассмотрению той категории дел, которые от начала до конца проходили на местном уровне.

Эта работа способствует формированию новой нравственной атмосферы, возрождению общественной потребности в законности и порядке, уважения к конституционным и правовым нормам. Восстановлены честное имя и достоинство многих тысяч незапятнанных людей, снят тяжелый груз необоснованных обвинений и подозрений. В настоящее время уже пересмотрено 1 002 6172 уголовных дел репрессивного характера на 1 586 104 человека. По этим делам реабилитировано 1 354 902 человека, в том числе по делам несудебных органов – 1 182 825 человек.

Помимо восстановления социальной и юридической справедливости, проводимая в этом направлении работа способствует углубленному пониманию причин, внутренних механизмов практики беззакония и произвола, оказавшей столь сильное и долговременное деформирующее воздействие на общественное развитие страны.

Вместе с тем опыт работы Комиссии ставит вопросы, требующие, как представляется, принципиальной политической и конституционной оценки. Только сейчас, в условиях демократизации общества, по существу начинают выявляться действительные масштабы имевших место репрессий, степень их беззаконности, а тем самым – и общественно-политическое, правовое значение работы по всестороннему анализу и оценке этих явлений.

В этой связи требуют особого рассмотрения и оценки четыре группы вопросов.

1. Об антиконституционности, противоправности «троек», «двоек», особых совещаний, списков и т.п.3

Значительная часть приговоров по репрессивным делам была вынесена именно этими, несудебными и неконституционными органами.

В результате изучения документальных материалов органами государственной безопасности установлено, что в период 1930–1953 годов по возбужденным органами ОГПУ, НКВД, НКГБ-МГБ 2 578 592 уголовным делам было подвергнуто репрессиям 3 778 234 человека, в том числе осуждено к высшей мере наказания (расстрелу) 786 098 человек. Среди лиц, подвергнутых репрессиям, осуждено судебными органами 1 299 828человек (в том числе к расстрелу – 129 550 человек), несудебными органами – 2 478 406 человек (в том числе к расстрелу – 656 548 человек).

В настоящее время остаются пока непересмотренными 1 575 975 дел на 2 192 130 человек. В их общем количестве – 738 866 дел производства несудебных органов, по которым осуждено 1 097 293 человека (в том числе к расстрелу – 339 125 человек).

Руководство Верховного Суда СССР, многие юристы обращают внимание на то, что апелляционное рассмотрение приговоров, выносившихся в 1930–1953 гг. несудебными органами, придает этим последним видимость законности, тогда как в действительности их создание и функционирование, само существование были антиконституционными, не опирались на правовые акты своего времени. Но коль скоро подобные органы были изначально незаконны, то и любые вынесенные ими приговоры не могут считаться законными.

Подобная позиция обоснована и по юридическим, и по морально-политическим критериям. Поэтому, видимо, будет правильно, если бы Президиум Верховного Совета СССР вынес решение об объявлении всех перечисленных несудебных органов неконституционными. Таким образом, все жертвы несудебных решений реабилитируются автоматически.

Вместе с тем такое решение не должно распространяться на особый порядок рассмотрения уголовных дел о грабежах, разбоях, бандитских нападениях и прочих преступлений в годы Великой Отечественной войны, когда за такие преступления проводился расстрел на месте без суда и следствия.

2. О личной ответственности Сталина и его непосредственного окружения за организацию и осуществление массовых репрессий, насаждение противоправной, антиконституционной практики

Их вина перед партией и народом за массовые репрессии и беззакония огромна и непростительна. Чем дальше, тем очевиднее становится, что вина эта носит не только моральный и политический, но и прямой юридический, уголовный характер. Общественность правомерно требует соответствующей оценки.

Впервые массовые репрессии были осуществлены в начале 30-х годов. Решением Комиссии ЦК ВКП(б) о выселении кулаков, во главе которой стоял А.А. Андреев, органами ОГПУ было осуществлено выселение из европейской части СССР в северные районы и Сибирь в 1930–1931 годах 356,5 тыс. крестьянских семейств общей численностью 1 680 000 человек. Часть их была направлена в места заключения, другая – в спецпоселения. В 1929–1933 годах органами ОГПУ было только арестовано и привлечено к уголовной ответственности 519 000 человек, причисленных к кулакам. Сюда не входят сотни тысяч раскулаченных и подлежащих ссылке.

Именно в эти годы по предложению Л.М. Кагановича были созданы так называемые «тройки». Усилению репрессий способствовало изменение законодательства в сторону предельного упрощения возможностей ареста и ведения следствия по делам политического характера. С начала 30-х годов происходит упрощение судопроизводства и одновременно ужесточение применяемых при этом мер наказания внесудебными органами.

Размах арестов был столь велик, что в специальном директивном письме ЦК ВКП(б) и СНК СССР (май 1933 г.) за подписью Сталина и Молотова содержалось указание, что в местах предварительного заключения не должно быть более 400 тысяч человек. Были установлены разнарядки на количество арестов и число высылаемых лиц.

В начале 30-х годов были проведены фальсифицированные политические процессы над представителями различных групп интеллигенции. Чудовищный размах массовые репрессии приняли во второй половине 30-х годов. Они захватили партийный, советский, хозяйственный актив, широкие слои рабочих, крестьян, интеллигенции.

Инициатором и организатором массовых арестов, расстрелов без суда и следствия, депортации сотен тысяч людей был Сталин.

Получила широкое распространение преступная практика, заключавшаяся в том, что НКВД составлялись списки лиц, дела которых подлежали рассмотрению в Военной коллегии Верховного суда СССР или «особым совещанием» НКВД, притом заранее определялось «наказание». Эти списки направлялись лично Сталину. В списках определялось три категории наказания: первая – расстрел, вторая – тюремное заключение от 8 до 25 лет и третья – заключение до 8 лет и высылка. В настоящее время обнаружена лишь часть списков, которые направлялись НКВД лично Сталину. Так, обнаружено 383 списка за 1937–1938 годы, в которые были включены 44 тысячи видных работников партии, военных деятелей, хозяйственников. Из этого числа 39 тысяч должны были быть осуждены по первой категории, 5 тысяч – по второй и 102 человека – по третьей. На этих списках имеются собственноручные резолюции Сталина и других членов Политбюро, в частности из 383 списков Сталиным подписано 362, Молотовым – 373, Ворошиловым – 195, Кагановичем – 191, Ждановым – 177. Есть также подписи Микояна, Ежова и С. Косиора. Члены Политбюро не только соглашались с предлагаемыми репрессиями, но и делали записи, поощрявшие работников органов НКВД к дальнейшим репрессиям, а против отдельных фамилий стояли надписи: «Бить – бить».

Самые грубые нарушения социалистической законности, введение в повседневную практику деятельности НКВД применения методов физического воздействия, пытки и истязания арестованных, которые приводили к так называемым «признательным показаниям» и оговорам невинных людей, были открыто санкционированы Сталиным от имени ЦК ВКП(б). Судя по документам, Сталин лично осуществлял контроль за репрессивной деятельностью.

Непосредственную ответственность за репрессии и беззаконие, кроме Сталина, несут Молотов, Каганович, Берия, Ворошилов, Жданов, Маленков, Микоян, Хрущев, Булганин, Андреев, С. Косиор, Суслов. Они давали личные указания об арестах, осуждении и расстрелах большого числа партийных, советских, военных и хозяйственных кадров. Для расширения и усиления массовых репрессий на местах, напряженности и взаимной подозрительности члены Политбюро выезжали в местные партийные организации, часто в сопровождении группы работников НКВД. Такие поездки, как правило, сопровождались снятием с работы и арестами первых секретарей обкомов и ЦК компартий союзных республик, репрессиями партийного и советского актива.

В.М. Молотов, будучи Председателем СНК СССР (с 1930 по 1941 годы), принял самое активное участие в организации и проведении массовых репрессий в 30-е годы. На его ответственности в первую очередь репрессии работников центрального советского аппарата. Многие из них были арестованы и физически уничтожены по его личной инициативе. Из числа народных комиссаров, входивших в СНК СССР в 1935 году, 20 человек погибли в годы репрессий. В живых остались лишь Микоян, Ворошилов, Каганович, Андреев, Литвинов и сам Молотов. Из 28 человек, составивших Совет народных комиссаров в начале 1938 года, были вскоре репрессированы 20 человек. Только за полгода с октября 1936 года по март 1937 года было арестовано около 2 тысяч работников наркоматов СССР (без Наркомата обороны, НКВД, НКИД).

В августе 1937 года Ежовым был подготовлен так называемый «оперативный» приказ НКВД о проведении массовой операции по репрессированию лиц польской национальности4. На этом приказе имеются подписи: «За – И. Сталин, В. Молотов, Л. Каганович, С. Косиор». Всего за период с августа по декабрь 1937 года в ходе проведения этой операции было репрессировано 18 тысяч 193 человека. Были случаи, когда вместо санкции на тюремное заключение Молотов ставил рядом с некоторыми фамилиями отметки ВМН (высшая мера наказания). В 1949 году Молотовым был санкционирован арест многих советских и иностранных граждан, обвинявшихся в шпионаже и антисоветской деятельности. Большинство из них в настоящее время реабилитировано за отсутствием состава преступления.

Весь путь Л.М. Кагановича как политического деятеля связан с вероломством и репрессиями. Известны тяжелые последствия его деятельности в годы коллективизации на Украине, в Воронежской области, на Северном Кавказе, в Западной Сибири. Именно Каганович в начале 30-х годов выдвинул предложение о введении чрезвычайных внесудебных органов – так называемых «троек».

Особенно зловещую роль сыграл Каганович в годы массовых репрессий 1935–1939 годов. С санкции Кагановича были арестованы по обвинению в контрреволюционной и вредительской деятельности многие ответственные и рядовые работники железнодорожного транспорта и тяжелой промышленности, которые затем по сфальсифицированным материалам были осуждены к высшей мере наказания и длительным срокам тюремного заключения. Подлинные письма и санкции Кагановича на арест 1587 работников железнодорожного транспорта, репрессированных в 1937–1939 годах, составляют 5 томов. Как видно из переписки Кагановича с НКВД СССР, он в одних случаях санкционировал аресты лиц, на которых ему представлялись компрометирующие материалы, а в других сам выступал инициатором арестов.

Для организации массовых репрессий Каганович выезжал в Челябинскую, Ярославскую, Ивановскую области, Донбасс. Сразу же по приезде в Иванове он дал телеграмму Сталину: «Первое ознакомление с материалами показывает, что необходимо немедленно арестовать секретаря обкома Епанечникова, необходимо также арестовать заведующего отделом пропаганды обкома Михайлова». Когда на пленуме обкома секретарь Ивановского горкома А.А. Васильев усомнился во вражеской деятельности арестованных работников областного комитета партии, Каганович потребовал исключения его из партии и дал указание об аресте. Таким же образом он действовал и в других областных организациях, куда направлялся для расширения массовых репрессий. После его поездки в Иванове только с санкции членов Политбюро ЦК ВКП(б) было репрессировано 297 человек.

А.А. Жданов, длительное время фактически выполняя обязанности второго секретаря ЦК ВКП(б), несет прямую ответственность за организацию массовых репрессий. В сентябре 1936 года он вместе со Сталиным в телеграмме, адресованной Политбюро, требовал усиления репрессий. По их предложению НКВД возглавил Ежов. Жданов повинен в организации расправ с партийным и советским активом ряда местных партийных организаций, и в первую очередь ленинградской. В 1935–1940 годах в Ленинграде было репрессировано 68 тысяч 88 человек. Только по спискам, лично подписанным Ждановым, было репрессировано 879 ленинградцев.

Для расширения массовых репрессий Жданов выезжал в Башкирскую, Татарскую и Оренбургскую партийные организации. В Оренбургской области за пять месяцев (с апреля по сентябрь 1937 г.) было репрессировано 3655 человек, из них половина приговорена к высшей мере наказания. И тем не менее Жданов, прибыв в начале сентября 1937 года в Оренбург, нашел эти репрессии недостаточными. По его телеграмме Сталину был арестован первый секретарь обкома Митрофанов, затем последовали многочисленные аресты в Оренбурге и области, и только по спискам НКВД, которые рассматривались в Политбюро после поездки Жданова, было репрессировано еще 598 человек.

После поездки Жданова в Башкирию были арестованы первый и второй секретари обкома, по спискам НКВД в Политбюро было репрессировано 342 человека из числа партийного и советского актива. После «чистки», осуществленной Ждановым в Татарской парторганизации, было арестовано 232 человека, и почти все они были расстреляны.

Активную роль сыграл Жданов в расправе над руководством ЦК комсомола в 1938 году. Выступая от имени Политбюро, он охарактеризовал секретарей ЦК комсомола как «предателей родины, террористов, шпионов, фашистов, политически прогнивших насквозь врагов народа, проводивших вражескую линию в комсомоле, как контрреволюционную банду». В его редакции была принята резолюция пленума, подтвердившая эти оценки.

Жданов был одним из организаторов августовской (1948 год) сессии ВАСХНИЛ. В докладной записке на имя Сталина от 10 июля 1948 года им были сформулированы те предложения, которые легли в основу решения сессии и положили начало травле большой группы ученых-биологов. Жданов был инициатором преследований и гонений многих представителей советской художественной культуры и науки.

Активное участие в организации репрессий принял К.Е. Ворошилов. С его санкции было организовано уничтожение кадров высших военачальников и политических работников Красной армии. В 30-е годы были уничтожены из 5 маршалов – 3, из 16 командармов первого и второго ранга – 15, из 67 комкоров – 60, из 199 комдивов – 136, из 4 флагманов флота – 4, из 6 флагманов первого ранга – 6, из 15 флагманов второго ранга – 9. Погибли все 17 армейских комиссаров первого и второго ранга, а также 25 из 29 корпусных комиссаров.

Ворошилов несет прямую ответственность за то, что в 1937–1939 годах по сфальсифицированным материалам были обвинены в участии в так называемом «военно-фашистском заговоре» многие видные деятели и командиры Красной армии. В бытность его наркомом обороны в Красной армии за 1936–1940 годы было репрессировано свыше 36 тысяч человек. В архиве КГБ выявлено свыше 300 санкций Ворошилова на арест видных военачальников Красной армии. Запросы и справки НКВД СССР, направленные в 1937–1938 годах на имя Ворошилова о санкционировании арестов и увольнений из армии командного состава РККА в связи с раскрытием «военно-фашистского заговора», составляют 60 томов. В ряде случаев Ворошилов сам был инициатором арестов и репрессий видных командиров Красной армии, в том числе Федько (его первый заместитель), Орлова (командующий ВМС), Смирнова (нарком ВМФ).

Н.С. Хрущев, работая в 1936–1937 годах первым секретарем МК и МГК ВКП(б), а с 1938 года – первым секретарем ЦК КП(б)У, лично давал согласие на аресты значительного числа партийных и советских работников. В архиве КГБ хранятся документальные материалы, свидетельствующие о причастности Хрущева к проведению массовых репрессий в Москве, Московской области и на Украине в предвоенные годы. Он, в частности, сам направлял документы с предложениями об арестах руководящих работников Моссовета, Московского обкома партии. Всего за 1936–1937 годы органами НКВД Москвы и Московской области было репрессировано 55 тысяч 741 человек.

С января 1938 года Хрущев возглавлял партийную организацию Украины. В 1938 году на Украине было арестовано 106 тысяч 119 человек. Репрессии не прекратились и в последующие годы. В 1939 году было арестовано около 12 тысяч человек, а в 1940 году – около 50 тысяч человек. Всего за 1938–1940 годы на Украине было арестовано 167 тысяч 565 человек.

Усиление репрессий в 1938 году на Украине НКВД объяснялось тем, что в связи с приездом Хрущева особо возросла контрреволюционная активность правотроцкистского подполья. Лично Хрущевым были санкционированы репрессии в отношении нескольких сот человек, которые подозревались в организации против него террористического акта.

Летом 1938 года с санкции Хрущева была арестована большая группа руководящих работников партийных, советских, хозяйственных органов и в их числе заместители председателя Совнаркома УССР, наркомы, заместители наркомов, секретари областных комитетов партии. Все они были осуждены к высшей мере наказания и длительным срокам заключения. По спискам, направленным НКВД СССР в Политбюро, только за 1938 год было дано согласие на репрессии 2140 человек из числа республиканского партийного и советского актива.

Прямую ответственность за участие в массовых репрессиях несет А.И. Микоян. С его санкции были арестованы сотни работников системы Наркомпищепрома, Наркомвнешторга СССР. Микоян не только давал санкции на арест, но и сам выступал инициатором арестов. Так, в письме на имя Ежова от 15 июля 1937 года он предлагал осуществить репрессии в отношении ряда работников Всесоюзного научно-исследовательского института рыбного хозяйства и океанографии Наркомпищепрома СССР. Аналогичные представления делались Микояном и в отношении работников ряда организаций Внешторга СССР. Осенью 1937 года Микоян выезжал в Армению для проведения чистки партийных и государственных органов этой республики от «врагов народа». В результате этой кампании погибли сотни и тысячи кадров партийных, советских работников. Микояна в этой поездке сопровождал Маленков и группа работников НКВД. Результатом непосредственной деятельности Микояна и Маленкова был арест 1365 коммунистов.

Микоян возглавлял комиссию по обвинению в контрреволюционной деятельности видных членов партии. Он, в частности, вместе с Ежовым был докладчиком на февральско–мартовском Пленуме ЦК ВКП(б) по делу Бухарина (1937 г.). Именно Микоян выступал от имени Политбюро ЦК ВКП(б) на торжественном активе НКВД, посвященном 20-летию органов ВЧК–ГПУ–НКВД. После восхваления деятельности Ежова, оправдания массовых беззаконных репрессий Микоян закончил свой доклад словами: «Славно поработало НКВД за это время!», – имея в виду 1937 год.

Г.М. Маленков, занимая пост заведующего отделом руководящих кадров ЦК ВКП(б), имел непосредственное отношение к большинству акций, которые предпринимались НКВД в отношении руководящих партийных работников и в центре, и на местах. Он неоднократно вместе с представителями НКВД выезжал в местные партийные организации для осуществления массовых репрессий. Так, Маленков вместе с Ежовым выезжал в 1937 году в Белоруссию, где был учинен настоящий разгром партийной организации республики. Было немало случаев, когда Маленков лично присутствовал на допросах и пытках арестованных партийных руководителей. Именно таким путем Маленков вместе с Берия сфабриковали дело о контрреволюционной организации в Армении. Вместе с работниками НКВД Маленков выезжал для организации репрессий против партийного актива в Саратовскую, Тамбовскую и ряд других областей. Произведенной проверкой установлена преступная роль Маленкова в фабрикации «ленинградского дела».

А.А. Андреев, будучи членом Политбюро и секретарем ЦК ВКП(б), лично участвовал в организации репрессий во многих республиканских партийных организациях Средней Азии, и в частности, Узбекистане и Таджикистане, в ряде областных и краевых организаций Поволжья и Северного Кавказа. Только после его поездки в Саратовскую партийную организацию по спискам НКВД Сталиным, Молотовым и другими было санкционировано применение высшей меры наказания к 430 работникам области, 440 партийным и советским работникам Узбекистана, 344 – Таджикистана.

Отдельно следует сказать о М.И. Калинине, который, будучи председателем ЦИК СССР, подписал подготовленное Сталиным и Енукидзе постановление от 1 декабря 1934 года «О внесении изменений в действующие уголовно-процессуальные кодексы союзных республик». Это незаконное постановление развязало руки для проведения репрессивных мер, сделав возможным рассмотрение дел без участия сторон, без права подачи ходатайств о помиловании, а также предусмотрев немедленное приведение приговора к высшей мере наказания в исполнение. Возглавляя с 1931 года по 1946 год Комиссию по расследованию и разрешению судебных дел при ЦИК СССР, Калинин по существу потворствовал практике беззакония и массового террора, оставляя без рассмотрения прошения о помиловании репрессированных лиц.

Произвол Сталина и его окружения способствовал произволу других, в том числе руководителей на местах, превращал беззаконие и преступления в средства политики, антиконституционность и противоправие – в норму, разрушительные последствия которых полностью преодолеть практически невозможно.

В инструмент осуществления массовых репрессий были превращены органы ОГПУ–НКВД, прокуратуры, суды. В проведение репрессий были втянуты руководители партийных органов на местах.

Массовые репрессии не прекратились в конце 30-х годов. Уже после окончания Великой Отечественной войны одно за другим фабрикуются дела на большие группы партийных, советских работников, представителей интеллигенции. Только по так называемому «ленинградскому делу» были незаконно репрессированы тысячи людей, в том числе видные деятели партии, члены Политбюро, Секретариата и Оргбюро Центрального комитета партии.

Значительная группа советской интеллигенции была репрессирована в связи с деятельностью «Еврейского антифашистского комитета». Фактически инициатором этой расправы был М.А. Суслов. 26 ноября 1946 года он направил Сталину записку, в которой содержались клеветнические обвинения в адрес комитета. Эта записка послужила основанием для проведения следствия органами МГБ. По делу «Еврейского антифашистского комитета» было осуждено 140 человек, из них 23 – к высшей мере наказания, 20 человек – к 25 годам тюремного заключения.

Суслов – участник массовых репрессий в бытность его секретарем Ростовского обкома. Став первым секретарем Орджоникидзевского крайкома партии, он не только резко возражал против освобождения ряда невинно осужденных лиц, но и настаивал на новых арестах. Комиссия НКВД СССР в июле 1939 года докладывала Берия, что Суслов недоволен работой краевого управления НКВД, так как оно проявляет благодушие и беспечность. Суслов прямо называл лиц, арест которых необходим. В результате в 1939 и 1940 гг. в крае усилились репрессии. Как председатель Бюро ЦК ВКП(б) по Литве он несет непосредственную ответственность за репрессии, незаконные выселения большой группы лиц из Прибалтики. Суслов был инициатором и организатором преследований и травли многих видных представителей советской художественной и научной интеллигенции.

3. О местах захоронения жертв массовых репрессий и увековечении их памяти

В последнее время в средствах массовой информации, обращениях общественных организаций и заявлениях граждан все чаще и настойчивее ставятся вопросы о розыске мест захоронения репрессированных лиц и увековечении их памяти.

В архивах КГБ СССР нет документальных материалов, содержащих сведения о всех конкретных местах захоронения, именах похороненных и их числе. В результате опроса бывших сотрудников НКВД и информации, полученной от местного населения, удалось выявить часть участков захоронений. По приблизительным подсчетам, в них погребено около 200000 человек. Время захоронения тоже установлено приблизительно.

Вопросы восстановления справедливости приобрели сейчас исключительное политическое значение. Полной реабилитации невинно пострадавших, увековечения их памяти ждут общественность, их родственники и близкие. Такие меры способствовали бы практическому утверждению в повседневной жизни гуманистических норм и идеалов, укрепили бы авторитет и престиж СССР в мире.

4. О восстановлении исторической справедливости по отношению к безвинно депортированным гражданам

В письмах ЦК компартий Латвии, Литвы и Эстонии ставится вопрос об отмене постановлений ЦК ВКП(б) и СНК СССР, на основании которых были произведены административные выселения в 40-х и начале 50-х годов отдельных категорий граждан с территории этих республик5.

В 40-е и 50-е годы были осуществлены административные выселения отдельных категорий граждан Прибалтики, Украины, Белоруссии, Молдавии, Таджикистана и целых народов ряда областей и автономных республик РСФСР. В общей сложности 2 300 000 тысяч человек различных национальностей были выселены в восточные районы страны.

Решения о депортации касались тех граждан, которые, по заключению органов НКВД–НКГБ и местных властей, представляли социальную опасность или потенциально могли представлять ее в случае осложнения обстановки в регионе. Им не предъявлялись обвинения в уголовных преступлениях, для обоснования выселения не проводилось каких-либо установленных законом или иных специальных расследований с участием представителей правоохранительных органов, не было и необходимого судопроизводства.

С учетом изложенного полагали бы целесообразным:

– рекомендовать Президиуму Верховного Совета СССР законодательным актом признать противоречащими Конституции СССР, социалистическим принципам и нормам морали действия и решения «троек», «двоек», «особых совещаний», списки и прочие формы массовых репрессий6. Объявить все такие акты незаконными, а вытекающие из них правовые, политические и гражданские последствия, ущемляющие права граждан и унижающие их достоинство, – не имеющими юридической силы. Тем самым будут полностью реабилитированы все пострадавшие, в том числе и те, у которых не осталось в живых родных и близких. Продолжить в установленном законом порядке рассмотрение уголовных дел на осужденных судебными органами. Прокуратуре СССР, Верховному Суду СССР, КГБ СССР, Минюсту СССР и Минфину СССР обеспечить работу по возмещению в установленном порядке материального ущерба реабилитированным7.

Все перечисленное не может распространяться на изменников Родины и карателей периода Великой Отечественной войны, нацистских преступников, участников националистических бандформирований и их пособников, на работников, занимавшихся фальсификацией уголовных дел, а также на лиц, совершивших умышленные убийства и другие общеуголовные преступления. В отношении перечисленных категорий действует установленный законом порядок обжалования и рассмотрения вынесенных им приговоров;

– рекомендовать Президиуму Верховного Совета СССР, Совету Министров СССР, Президиумам Верховных Советов и Советам Министров союзных и автономных республик, другим местным органам власти отменить принятые указы и постановления, связанные с присвоением имен Ворошилова, Жданова, Калинина8, Микояна и Суслова городам, районам, поселкам, улицам, предприятиям, колхозам и совхозам, воинским частям, кораблям и судам, учебным заведениям и другим учреждениям и организациям, расположенным на территории соответствующих республик, краев и областей. Рекомендовать отменить также все прочие акты, связанные с увековечением памяти указанных лиц;

– рекомендовать Государственному комитету СССР по народному образованию представить в Совет Министров СССР предложения по переименованию и реорганизации стипендий имени указанных лиц, выплачиваемых студентам и аспирантам различных учебных заведений;

– поручить ЦК компартий союзных республик, крайкомам и обкомам партии создать из представителей партийных, советских органов, органов прокуратуры, КГБ и МВД, общественных организаций комиссии по увековечению памяти жертв репрессий. Комиссиям провести работу по выявлению мест захоронений, приведению их в надлежащий порядок, сооружению памятников и мемориалов.

Все расходы, связанные с увековечением памяти жертв репрессий, целесообразно осуществлять за счет государства, в связи с чем следовало бы поручить Совету Министров СССР изыскать необходимые средства для проведения этих работ. Готовность государства нести такие расходы не должна рассматриваться как противодействие самодеятельным инициативам общественности по увековечению памяти жертв репрессий. Было бы целесообразно стремиться к соединению здесь средств и усилий государства и общественности;

– рекомендовать Советам народных депутатов, органам внутренних дел и прокуратуры, государственной безопасности разработать и осуществить меры по охране мест захоронений жертв репрессий, исключив случаи самовольных раскопок и эксгумаций. Предусмотреть при этом обязанность перечисленных органов проводить тщательное расследование по каждому заявлению о предполагаемом наличии таких захоронений с привлечением к нему представителей общественности и освещением результатов расследования в местных средствах массовой информации.

Работа по осуществлению перечисленных мер должна вестись гласно, на широкой демократической основе и при строжайшем соблюдении положений Конституции СССР, процессуальных и иных норм и требований действующего законодательства. Она призвана стать школой воспитания правового сознания масс, их гражданской и политической зрелости, направлена на цели построения правового социалистического государства и общества.

Постановление ЦК КПСС по данному вопросу целесообразно опубликовать в печати в изложении и полностью постановление и записку с некоторыми извлечениями – в «Известиях ЦК КПСС». Контроль за выполнением постановления возложить на государственно-правовой и идеологический отделы ЦК КПСС.

Проекты постановления ЦК КПСС и сообщения в печати прилагаются9.

А. Яковлев, В. Медведев,В. Чебриков,

А. Лукьянов, Г. Разумовский, Б Пуго,

В. Крючков, В. Болдин, Г. Смирнов