*802. Русские. Стереотипы поведения. Традиции. Ментальность.

[Николай Розов]

Условия, способствующие становлению полиархии как возможного разрешения политического или системного кризиса в первых двух развилках [Розов 2008], были выделены на основе обобщения результатов нескольких
теоретических и эмпирических исследований закономерностей демократического транзита [Weiner 1987; Di Palma 1990; Huntington 1991; Карл, Шмиттер 1993; Растоу 1996; Пшеворский 2000; Даль 2003; Рыженков 2006;
Гельман 2007]. Рассмотрим, что и как должно измениться в базовых фреймах, символах и установках российского менталитета.
Универсальный для всех культур и обществ фрейм “свое и чужое” имеет явную российскую специфику, которая состоит, в частности, в высоком уровне отвержения, непризнания чужого, в отказе чужому в праве на достоинство или даже на существование. Изменение глубинных структур менталитета, которыми являются базовые фреймы – дело если не вовсе безнадежное, то в течение жизни одного-двух поколений точно неосуществимое.
Зато поддаются формированию новые связки фреймов – мировоззренческие установки.
В аспекте минимизации насилия при политическом кризисе искомая установка легко конструируется. Все российские граждане, пока они не прибегают к насилию и уголовщине, в некотором общем смысле – свои. Пусть даже
они имеют ровно противоположные взгляды, кажутся крайне неприятными, ведущими себя скандально и неприемлемо, как, например, геи – для истовых традиционалистов, “Наши” – для либералов, инородцы – для русских националистов или “несогласные” – для местных властей и омоновцев, все равно необходимо воздерживаться от насилия.
Что же должно стать совершенно неприемлемым чужим? Конечно же, само насилие и все те, кто его применяют против мирных граждан, не совершивших никакого преступления.
Разумеется, такого рода пропаганда ненасилия в политических конфликтах должна стать значимой частью просветительской деятельности всех общественных сил, всерьез настроенных на демократизацию.
Однако, согласно концепции ментальной динамики, установки меняются не вследствие рациональных увещеваний, а благодаря сериям эмоционально насыщенных ритуалов с положительным или отрицательным подкреплением
таких установок и соответствующего поведения [Коллинз 2002, гл.1; Розов 2010].
С этой точки зрения, главная роль принадлежит всем распространителям социальной информации, прежде всего, журналистам и блоггерам в Интернете: каждый случай столкновения, особенно между государственными силовы-
ми структурами (милицией, ОМОНом, внутренними войсками, спецслужбами) и любыми мирными, не совершающими преступлений, гражданами должен оцениваться с точки зрения императива ненасилия, а оценка эта долж-
на распространяться как можно шире.
При этом, каждый случай неправового насилия (против инородцев, иноверцев, представителей сексуальных меньшинств, идеологических противников и т.д.), не получивший должного законного отпора, не повлекший наказания, также должен как можно более широко обсуждаться.
Идея состоит в том, что людям вовсе не обязательно всегда включаться в ритуалы “натурально”. Почувствовать себя на месте жертвы насилия, преисполниться неприятием насилия – вот что сдвинет установки граждан.
Почувствовать себя на месте обвиненного в неправомерном насилии представителя власти – вот что может остановить начальство и исполнителей в решениях и действиях при последующих уличных столкновениях с протестующими.
Другое требуемое изменение во фрейме “свое/чужое” можно назвать допущением разносторонности. Прочно сложившиеся в головах склейки типа “если православный, то державник и почвенник, противник рынка”, “если западник, то либерал и атеист, противник левых и социалистических идей” в кризисные периоды обусловливают жесткую поляризацию. Большое
число тех, кто “не укладывается” в стереотипы, оказываются между разных огней, многие примыкают к тому или иному лагерю. Допущение разносторонности делает нормальными и приемлемыми самые разные сочетания установок в человеке, а значит и самые разные, перекрещивающиеся коалиции, что является важным условием смягчения конфронтации, успеха
переговоров и развития мирного политического процесса в сторону демократизации [Растоу 1996].