*4778. «Великая трансформация» Карла Поланьи

[Григорий Юдин]

https://postnauka.ru/video/59456
Социолог о классическом труде по социальной теории, рыночном мышлении и «двойном движении»
01 апреля 2016

В XX веке социальная теория породила некоторое количество книг, которые можно считать классикой одновременно в разных областях гуманитарной социальной мысли. Одна из таких книг — это «Великая трансформация» Карла Поланьи. Поланьи — человек с удивительной судьбой, который оказал влияние на философию, историю, антропологию, социологию — во всех этих областях он считается, безусловно, классиком.

Поланьи родился в 1886 году в Вене (в то время это была столица Австро-Венгрии) и учился в Университете Будапешта, где он, будучи достаточно молодым, стал весьма политически активным, основал небольшой политический кружок, и поэтому его интерес к политике в дальнейшем не должен вызывать удивления. Поланьи воевал в Первую мировую войну против России, был кавалеристом, и в 1918–1919 годах, после завершения войны, был частью проекта Венгерской демократической республики, который был, впрочем, очень недолговечным. Когда коммунисты перехватили власть в Венгрии, Поланьи был вынужден бежать и длительное время находился в Австрии, где продолжал работать как журналист, отстаивая социал-демократические идеалы. Однако в 1933 году в Австрии после прихода Гитлера к власти в Германии дела ухудшились, и Поланьи был вынужден бежать. Это была вторая часть длинной серии его побегов, это был побег в Лондон, где он до 1940-го года продолжал работать как журналист и также читал лекции. Он был связан с рабочим движением. В предвоенное время и в начале войны он начал задумываться о том, чтобы перебраться из Англии, и через некоторое время очутился в Америке, где, собственно, и написал свой главный труд.

Поланьи — пример человека, который долгое время вынашивал одну большую идею, публиковал ее во множестве публицистических журналистских текстов, до тех пор пока у него, наконец, не появилась возможность всерьез сесть за книгу и написать «Великую трансформацию». Эта книга принесла ему огромный успех, и до конца своих дней, до своей смерти в 1964 году, он преподавал или работал в Америке, где, впрочем, его пребывание было омрачено тем, что его жена, которая имела вполне внятное коммунистическое прошлое, не могла жить в Америке, поэтому Поланьи все время приходилось путешествовать между Канадой и США. Этот портрет должен показать, что такой человек был очень глубоко вовлечен в политическую жизнь одновременно нескольких стран: Венгрии, Австрии, Великобритании, Америки — везде Поланьи быстро входил в курс текущих политических событий, и везде он пытался с помощью социальной мысли повлиять на то, что происходило вокруг него.

Книга «Великая трансформация» в некотором смысле относится ко всей евро-американской культуре. Она показывает, каким образом Европа вслед за бурным экономическим ростом XIX века, вслед за технологическим прогрессом невероятных темпов, который происходил весь XIX век и в особенности ускорился к веку XX, — каким образом все это торжество прогресса цивилизации пришло к краху и чудовищной войне. В книге Поланьи начинает, казалось бы, с довольно странных вещей. Он проводит большую реконструкцию экономической мысли начиная с XVIII века. Какая связь между экономической мыслью XVIII–XIX веков и событиями в Европе в середине XX? Поланьи показывает, что в то время, которое он описывает, закладывались основы нашего современного мышления. Это мышление, которое нас позже и приведет к глобальной катастрофе, Поланьи называет рыночным мышлением. У этого мышления есть более или менее конкретные авторы, и возникает оно во вполне конкретной исторической ситуации.

Поланьи детально показывает, как новое мышление об экономике возникает из проблемы борьбы с бедностью, которая мучила Англию начиная с XVII века, все сильнее мучила в XVIII веке и продолжала быть проблемой в веке XIX. Бедность — этот совершенно новый феномен, который раньше не заслуживал никакого внимания социальных мыслителей, — потребовала существенной перестройки всей социальной теории — возникновения политической экономики в том виде, в котором позже она породила экономическую науку, которую мы знаем и по сей день.

Если обобщать ключевые мысли, которые Поланьи высказывает в этой книге, по-настоящему прорывные идеи, то можно выделить несколько вещей. Первая из них связана с демонстрацией того, что саморегулирующиеся рынки вовсе не являются антитезой государству, как мы привыкли думать, а были порождены государством. Поланьи внимательно, скрупулезно изучает политическую мысль конца XVIII века, ее контекст и показывает, что решение произвести на свет саморегулирующиеся рынки принималось под воздействием нового способа мышления о том, как следует управляться с экономикой, как государство должно создавать экономическую систему, контролировать ее и развивать.

Другая важная идея, которую он высказывает в «Великой трансформации» и в других своих статьях, состоит в том, что экономическая наука базируется на идее о том, что экономика представляет собой отдельную сферу жизни общества. Без этой идеи экономическая наука мертва. И это выделение экономики в отдельную сферу общества может быть прослежено еще с античных времен. С точки зрения Поланьи, первым, кто обратил на это внимание, был Аристотель, который жил в ситуации древнегреческого полиса и которого начало сильно тревожить, что экономика потихонечку трансформируется, выделяя себя в отдельную область, в которой стандартные способы жизни в полисе не действуют, не работают. Аристотель не довел до конца эту мысль, поскольку, в самом деле, он мог наблюдать только первые этапы зарождения экономики как отдельной сферы, однако его последователи в XVIII–XIX веках в полной мере довели эту идею до конца, построив экономическую науку на идее об экономике как независимой сфере.

С точки зрения Поланьи, этому соответствуют реальные процессы изменения ткани общественной жизни. В некоторых исторических условиях экономика начинает реально выделяться в отдельную сферу. Поланьи обозначает этот процесс термином «разукоренение» (по-английски disembeddedness, disembedding). Что это означает? Это означает, что в исходном естественном состоянии экономика включена в политическую жизнь людей. Это значит, что они не выделяют экономические взаимодействия в какую-то отдельную область, которая управляется какими-то отдельными законами. Все наши хозяйственные действия и всё наше общение по поводу хозяйства друг с другом являются частью нашей политической жизни. Только начиная с какого-то момента мы переописываем эту часть жизни в специальных экономических терминах, начиная думать, что она управляется какими-то специальными экономическими законами.

Что здесь на кону? На кону здесь одна простая вещь: как мы относимся к другому, с которым мы вступаем в хозяйственное взаимодействие? Это партнер по сообществу, к которому мы принадлежим? Это человек, который принадлежит, как и я, к одной деревне, одному городу, одной стране, одному народу, одной политической общности, или же это чужак, от которого мне что-нибудь нужно, я вынужден с ним общаться, потому что ему тоже что-нибудь нужно от меня — мы таким образом удовлетворяем потребности друг друга? Вот когда мы переходим из первого режима во второй, мы получаем представление об экономике как отдельной сфере, регулирующей взаимодействие с другими людьми. Но самое интересное состоит в том, что у экономики нет никаких прирожденных границ. Как только она начинает выделяться в самостоятельную сферу (этот процесс довольно трудно остановить), она начинает распространяться на все большее и большее количество человеческих взаимоотношений.

В самом деле, то, что вчера казалось недоступным для экономического рассудка, недоступным для экономической рациональности, сегодня начинает подчиняться этой экономической рациональности. Если еще вчера мы думали, что наши взаимоотношения с родителями или с любимым человеком не могут быть описаны в экономических терминах, то сегодня мы вполне допускаем эту мысль, мы думаем, что, в самом деле, если я ему что-нибудь даю, то и он мне по идее должен что-нибудь дать, все наше взаимодействие описывается в режиме «ты мне — я тебе», и важно вести правильную калькуляцию в этом взаимодействии. Мы начинаем думать, что любые взаимодействия между людьми в конце концов описываются с помощью экономических терминов — это взаимодействия между людьми, которые ищут выгоды друг у друга и получают ее, взаимодействуя друг с другом.

Так вот, именно таким образом происходит расширение экономики как сферы. Она, будучи исходно подчинена политическому сообществу, потихонечку начинает из него выделяться и, как говорит Поланьи, разукореняться. Исходная ситуация укорененности экономики разрушается, и мы приходим к ситуации, которую Поланьи называет тотальной разукорененностью, или, как он отчасти метафорически выражается, «укорененностью общества в экономике». Иными словами, в конце концов мы достигаем такого состояния, когда все наши взаимодействия оказываются подчинены принципу максимизации полезности и рационального взаимодействия с другим. Эта ситуация тотальной разукорененности экономики или укорененности общества в экономике, то есть такая обратная укорененность, — это, конечно, антиутопия для Поланьи, потому что в этих условиях каждый каждому становится чужаком и между нами идет такая невидимая война всех против всех, которая чуть-чуть сдерживается только тем, что нам всем друг от друга что-нибудь нужно получить. Разумеется, такая война долго сдерживаться не может, и довольно быстро она приводит к открытым конфликтам.

Поланьи, впрочем, говорит, что реально достигнуть такого чудовищного состояния невозможно, потому что в общество встроены механизмы самозащиты. Оно начинает защищать себя само, оно начинает выделять те области, в которые оно пытается не допустить экономику, где оно пытается сохранить укорененность. Этот процесс борьбы между экономикой и обществом Поланьи обозначает термином «двойное движение». Двойное движение означает, что экономика со своей стороны пытается выделиться из общества, а общество пытается вернуть себе все больше и больше взаимодействий, которые были потеряны и уступлены экономике. Самое страшное, что может произойти в этой ситуации, — это быстрая, стремительная реакция. Эта реакция будет обычно носить крайне консервативный характер, она будет мгновенным натиском забирать себе все больше и больше областей, которые, казалось бы, уже были завоеваны экономикой. Именно такого рода реакции, именно такого рода консервативные повороты и приводят к явлениям вроде фашизма. Именно в этом состояло объяснение, которое Поланьи дал фашистской катастрофе.

Можно ли сказать, что человечество чему-то научилось? С одной стороны, конечно, да. Поланьи предсказал многие из явлений, которые имели место впоследствии, после Второй мировой войны. Именно он предсказал негативные последствия неолиберальных реформ во многих странах мира, однако, по-видимому, он указал на какой-то более важный, фундаментальный процесс исторического развития, на важный механизм исторического развития, потому что с тех пор мы вновь видим, как рынки и то, что Поланьи называл рыночным мышлением, отвоевывают себе все большие и большие территории. В этих условиях реальным исследовательским вопросом становится то, как это происходит и какие тактики сопротивления этому используются. Иными словами, за счет чего экономике удается сделать экономическим то, что еще вчера экономическим не было, и как общества могут сопротивляться этому? В разных уголках мира мы видим самые разные тактики сопротивления, и эти тактики разворачиваются разным образом, но одинаково интенсивно где-нибудь на Гаити и в центре Нью-Йорка на Уолл-Стрит.

кандидат философских наук, старший научный сотрудник Лаборатории экономико-социологических исследований НИУ ВШЭ, преподаватель МВШСЭН