*6266. 1917 год

[РАПСИ]

День за днем.

Юстиция переживает самые тяжкие времена. Варварин суд, щегловитовские замашки, суд Линча – все это перемешалось с каким-то сентиментальным непротивленчеством, а над всем этим стоит бедная Фемида с намокшей от слез повязкой на глазах и ничего не видит. Куда ей в руки меч и весы! В пору бы под руки пару костылей, да и тех нет.

Почти каждый день читаю «Русский Вестник» из Берлина, любезно доставляемый Немцами при каждом удобном случае, и диву даешься. Немцы уже нас покорили и только хотят сделать пилюлю послаще. В одном месте они пишут о любви Бетман-Гольвега, кайзера и Немцев к России, в другом – о России в руках Англии и Японии, о начале примирения и о том, что наша армия – за немедленное заключение мира. Иногда для этого они ссылаются на официальное агентство, иногда на нашу печать, и утверждают, что «это не перестаем повторять и мы» (т.е. Немцы).

Да погибнет юстиция, пусть здравствует Переверзев

Какие-то военнопленные славословят Германию, немецкую дружбу, благодарят за заботы о них, и т.д. Нигде ни одного дурного слова о русской армии. Напротив того: Германия готова помочь нам и против Англии, и против Японии, и против Франции. Конечно, молчит о Сербии, Бельгии и Польше, как и ленинских газетах, а о северной Франции немецкий военный министр не без иронии сообщает, что увод вглубь Германии населения – просто забота об этом населении.

«Нами были отправлены, - говорит генерал ф. Штейн, - в тыл не только все молодые девушки, но и все трудоспособное население. По той же причине должны были мы взять с собой всякого рода металлы: олово, цинк, железо и медь. Они бы (девушки и медь?) пошли впрок работающей против нас неприятельской военной промышленности. Впрочем, имеется (у кого – у Ленина?) удостоверение местного начальства занятых нами раньше населенных пунктов, отзывающиеся с похвалой о поведении германских войск во время их почти двух с половиной-летнего там пребывания».

Чем не «Новая Жизнь», всякие суррогаты «Правды» и прочей немецкой и немцефильской агитации?

Но даже та печать, которая с успехом могла бы объединиться, если не объединилась в синдикат «Проданемец», кажется, не отстаивает еще свободного распространения «Русского Вестника». А почему бы и нет? Правда, в немецкой газете г-жа Колантай пока не пишет о бедных немецких пленных, но зато она могла бы разъяснить там нашим инвалидам и беглецам из плена, что они все лгу и что немецкие тюремщики – чистейшие люди на свете, да, наконец, разве Ленин не работает прямо или косвенно в этой газете?

Возьмите статью «На что России Дарданеллы?»

«Маститый предводитель русских революционеров Ленин, которого преследует англофильская печать, разъясняет на заседаниях и собраниях, что для России Дарданеллы имеют лишь второстепенную важность и что Россия, не обладая ими, будет несравненно счастливее».

Так и написано: «маститый вождь Ленин». Видите, «если Дарданеллы останутся закрытыми, то южно-русское зерно будет отправляться в Северную Россию, и Великороссу не придется выписывать дорогое английское зерно через Петроград». Это говорит немецкий вождь Ленин.

«С другой стороны, если Дунай останется в руках центральных держав, для перевозки зерна представляется дешевый водный путь по Дунаю в Австрию и Германию».

Это утверждает маститый Немец Ленин. Все для Германии - для нее можно и не подумать о «Великороссе».

«Требование занятия Дарданелл ставится лишь в интересах английских торговцев зерном, для которых, как заявляет Ленин, русские солдаты не должны проливать свою кровь».

Я ничего не прибавляю к выдержкам из этой статьи о маститом немецком работнике Ленине.

Где же ты наша Фемида? Разве этого всего мало? Разве маститость в Германии Ленина не улики, разве его путешествие, его захваты, его призывы, его защита немецких шпионов - разве это не улики?

Но у тебя костыли и нет меча.

Когда три месяца над тобой смеялась кронштадтская чернь, ты тихонько плакала и зажимала уши у ограбленного дома на Петроградской, чтобы не слышать голосов преступных головотяпов и не слышать плача вдов и сирот в Кронштадте убиенных?

Ты, русская Фемида, отворачиваешься со стыдом от самосуда толпы и конфузливо глядящая на гнусные подвиги захватчиков, грабителей и насильников, куда забросила ты свои весы?

Неужели в старом суде, где если и бывала неправда, но где ты жила и побеждала, сгорели они вместе со старым домом и твоим архивом?

На одну из чашек твоих весов сила бросила топор и фомку, и этих первобытных атрибутов справедливости для тебя достаточно?

Бедная, загнанная в хлев, русская Фемида!

Немецкие шпионы гуляют как хотят, везде проповедуется торжество Германии, развеваются флаги «да здравствует Германия», захватывают дома, гостиницы, типографии, убивают на улицах, вылавливают трупы из каналов, а где Фемида и ее жрецы? Неужели в этом хриплом шепотке можно узнать ее властный голос? Неужели эта потрепанная дама – это богиня?

Сейчас ночь, сзади нас слышится стрельба нашей артиллерии. Куда-то в темноте к Немцам летят наши снаряды. Еще и еще, а в это время распоясавшиеся Немцы в России работают, не покладая рук, немецкие миллионы пляшут на улицах Петрограда, как сказал Тома, Ленинцы, Зиновьевы, Троцкие и прочие Нибелунги, Зигфриды, Апфельбаумы и Бронштейны торопятся рыть в тылу России ей могилу.

Эта редкая стрельба – это призыв к надежде; хочется, чтобы ее грохот заглушил крики отчаяния и вселил уверенность.

Но вот опять все стихло, и сердце слышит, как терпеливо кончают свою работу жуки-могильщики, боясь опоздать к приходу своего властелина, слышится звон немецких марок, и тяжкий стон идет от разбросанных вдоль Двины братских могил неотомщенных «неизвестных».

Действующая армия, 7 июня. Борис Суворин.

(Вечерняя газета Время)