*382. Как испортилось "Яблоко"

[Сергей Черняховский]

http://www.km.ru/v-rossii/2013/12/25...rkovskii-prizn
12:52 25.12.2013

Пикет в поддержку Ходорковского © KM.RU

Одной из наиболее обсуждающихся в связи с освобождением Ходорковского тем стало то, означало или не означало прошение о помиловании признания им своей вины.

Изначально в большинстве комментариев констатировалось, что, безусловно, означает. Через день пресс-служба экс-олигарха заявила, что о признании вины речь не шла, и тут же дружественные известным политическим группам журналисты стали, как по команде, утверждать, что прошение о помиловании не предполагает признания виновности.

Спор от обсуждения естественного факта перешел к противостоянию трактовок. И не столько к оценке самой истории ЮКОСа, сколько к оценке того, чем и зачем занимались люди, превратившие свой личный пиар в качестве «защитников Ходорковского» в свой личный бизнес.

Если Ходорковский признал вину – значит, либо они все ошибались, доказывая его невиновность, и были наивными чудаками, на мнение которых в будущем не стоит обращать внимания, либо же они все были мошенниками, наживавшимися на утверждениях о невиновности виновного. Мошенниками, откровенно лгавшими, утверждая, что Ходорковский невиновен, в расчете заработать деньги и известность. И так к ним ко всем в будущем и нужно относиться.

Так что если «Единая Россия» – «жулики и воры», то они все – корыстные лжецы и мошенники, готовые за деньги твердить что угодно: что Земля круглая – и что она квадратная; что Бог есть – и что Бога нет; что люди ходят на ногах – и что люди ходят на головах...

В рамках этого, если Ходорковский не признал вину, то можно представлять его освобождение как подтверждение его невиновности и признание властью либо неоправданности своих обвинений в его адрес, либо своей слабости и капитуляции – то есть уже своей вины и своего поражения в противостоянии с Ходорковским. Тогда он – герой, победивший «кровавую тиранию», вышедший на свободу с гордо поднятой головой «в результате мужественной и честной борьбы честных простых людей, принявших вызов противостояния с бесчеловечной системой». И тогда те люди, которые вели «борьбу за его свободу» все эти десять лет, – герои и праведники, «совесть нации» и, может быть, даже ее «мозг».

В принципе, понятно, что больше всех заключение Ходорковского было нужно именно им, ибо давало им комфортное и хорошо оплачиваемое занятие на длительное время. Желательно – пожизненно. И освобождение Ходорковского – в любом случае удар именно по ним, поскольку ведет их к трагической потере данного поля деятельности и данного заработка.

Для власти освобождение Ходорковского несло в себе большой риск, потому что могло выглядеть как ее капитуляция перед олигархическими кланами, как признание своего бессилия. Форма помилования, осуществленного (неясно, намеренно или нет, но, тем не менее, почти символически) в «День чекиста», эти риски минимизировала.

Помилование в день образования Всероссийской чрезвычайной комиссии по борьбе с контрреволюцией, спекуляцией и саботажем, с одной стороны, почти открыто декларировало, кто помиловал и кто вообще имеет право миловать и, следовательно, казнить в России. С другой стороны, оно намекнуло или напомнило, что контрреволюция и спекуляция – вещи неразделимые: где имеет место контрреволюция, всегда можно будет найти и спекуляцию. Имея в виду под первым преступление политическое, а под вторым – преступление экономическое.

Если быть точными, то заявление о том, что при подаче прошения о помиловании речь о признании вины не шла, вовсе не означает, что вина отрицалась. «Речь не шла» ровно также может предполагать, что она не оспаривалась, что вопрос не обсуждался как по умолчанию принятый в своей на сегодня официальной трактовке: где есть контрреволюция, там найдется и саботаж, и, тем более, спекуляция. Как честно сказал в одном из интервью Ходорковский: «Мы все понимали – и я, и власть».

И здесь, тем не менее, есть два интересных и заслуживающих внимания вопроса. Первый: является ли само по себе помилование фактом признания вины? Второй: о признании или непризнании какой, собственно, вины идет речь?

Помилование, по определению, есть акт верховной власти, полностью или частично освобождающий осужденного от наказания либо заменяющий назначенное ему судом наказание более мягким. Осужденный – значит признанный виновным. Прошение о помиловании, таким образом, есть признание себя осужденным (то есть, опять же, признанным виновным) и отказ от оспаривания этого признания.

Признание или непризнание вины – это некая публичная позиция. Не признающий себя виновным либо требует официального оправдания, либо принимает наказание со словами: «Все вытерплю, но правда – на моей стороне». То есть восходит на крест, подвигом утверждая свою правоту. Но тогда он восходит на свой крест и несет его до конца.

Есть, впрочем, и третий вариант, когда не признающий себя виновным говорит что-то вроде: «Да, я невиновен, но сил терпеть моих больше нет. Будьте людьми, пожалейте». И тогда ему могут сказать: «Ладно. Мы же люди. Иди. Но помни, что ты виноват. И подумай – больше так не делай».

Возможно, именно так и было в данном случае. Но об этом никому не известно. А все эти варианты – варианты публичной декларации. Без публичной фиксации они для общества не существуют.

Помилование – акт милости, освобождение от наказания, признанного справедливым. Прошение о милости есть отказ от борьбы и признание как поражения, так и заслуженности наказания. По российскому законодательству «актом помилования лицо, осужденное за преступление, может быть освобождено от дальнейшего отбывания наказания либо назначенное ему наказание может быть сокращено или заменено более мягким видом наказания».

Когда-то спорили о том, бывает ли преступление без наказания. Потом – бывает ли наказание без вины. Можно, конечно, спорить, бывает ли освобождение от наказания за преступление без преступления. Но – не бывает. Не бывает помилования без преступления хотя бы потому, что тогда это не помилование, а оправдание. И не бывает прошения об освобождении от наказания за преступление без признания факта преступления: тогда это не прошение о помиловании, а апелляция на приговор, объявляемый несправедливым.

Кстати, сам спор о признании или непризнании вины Ходорковским лукав, ибо важно, о признании или непризнании какой именно вины идет речь. Если речь идет о том, что было объявлено его виной судом, – это одно. И это, вообще-то, никому не интересно: никого не волнует, что делал Ходорковский с «нефтяной жидкостью», равно как никто не знает и никому не интересно, что это вообще такое.

Все понимали, что вина Ходорковского в другом: мягко говоря, в «борьбе за власть неконвенциональными способами». В такой борьбе либо побеждают, либо несут бремя поражения.

Любое артикулированное признание или непризнание им вины рождало бы вопрос о том, к чему оно относится – к «нефтяной жидкости» или к «борьбе за власть». «Нефтяная жидкость» никому не интересна, «борьба за власть» всем очевидна.

Признаешь вину по «нефтяной жидкости» – получается, что отрицаешь вину в борьбе за власть, то есть отрицаешь очевидное. Отрицание очевидного делает тебя смешным. Признаешь вину в «борьбе за власть» – так ее никто и не оспаривал...

Вообще в борьбе за власть всегда есть только одна вина – поражение. Рискнул – выиграл – все твое. Проиграл – получи «ответку» и не жалуйся.

Ходорковский рискнул. И проиграл. Сколько мог – пытался выиграть. Когда стало ясно, что не получится, – признал поражение. Тем более что вел борьбу «неконвенциональными методами».

Прошение о помиловании есть декларация о прекращении борьбы. Раз борьба прекращена – значит, она была. Если она была – то была и вина. Что им и признано. И, по молчаливому согласию, всем понятно, в чем она признана.

Sapienti sat. Умному достаточно.

Неразумные же пусть смешат людей утверждениями о непризнании очевидного. Самое интересно, что они исходят из того, что, по их мнению, непризнание Ходорковским вины было бы достоинством, не понимая, что в сложившейся ситуации достоинство – именно в признании вины. Потому что тот, кто, потерпев поражение, открыто говорит: «Я проиграл, я виноват», выглядит куда лучше, чем тот, кто начинает царапаться, плеваться и истеричным голосом осыпать всех проклятиями и угрозами.

Истерика – не дело серьезных мужчин. Истерика – амплуа квазилибералов и «правозащитников».

Читать полностью: http://www.km.ru/v-rossii/2013/12/25...rkovskii-prizn

[Сергей Черняховский]

http://www.stoletie.ru/obschestvo/se...naroda_422.htm
Беседа с доктором политических наук, членом Общественного совета при Министерстве культуры и Изборского клуба
28.08.2014

Осенью российскому обществу будет представлена дорабатываемая ныне «Концепция государственной политики в области культуры», еще на стадии проекта вызвавшая немалое раздражение у наших либералов самой попыткой госрегулировании в этой сфере.

– Сергей Феликсович, в последнем выступлении на Валдае президент Путин впервые четко обозначил необходимость культурной самоидентификации современной России, основанной на национальных духовных и культурных кодах. В администрации президента разработан проект программы «Основы государственной культурной политики». В Совете Федерации в начале июля прошли парламентские слушания по этой теме. Затем в экспертных кругах была разработана концепция «культурного суверенитета». В чем сходство и различие президентской и экспертной концепций?

– Документ под названием «Концепция государственной политики в области культуры» родился в одном из исследовательских центров Минкультуры. 5 июня он был представлен на круглом столе в Университете культуры. Эта концепция широко обсуждалась также и в Изборском клубе, в котором я состою.

Выработанное нами понятие культурного суверенитета содержит три основных постулата. Во-первых, каждый народ имеет право жить в соответствие с теми установками и нормами, которые выработаны веками и значимы для него, никто не вправе навязывать ему неких «универсальных» норм. Строго говоря, это положение соответствует конвенции ЮНЕСКО о сохранении самобытных культур в её более широком толковании. Во-вторых, государство и народ имеют право защищаться и пресекать распространение тех культурных образцов, которые нарушают нормы, ими принятые. И наконец, в-третьих, государство и народ имеют право пресекать попытки использования сферы культуры в целях разрушения политического суверенитета страны. Авторы документа выступают за то, чтобы такой или похожий по смыслу концепт лег в основу новой государственной политики в сфере культуры.

– В чем основное противоречие вашего подхода и сегодняшних официальных проектов?

– Оно, я бы сказал, методологическое. В Кремле традиционно пытаются вырабатывать компромиссные документы, которые учтут и как-то совместят весь спектр позиций в обществе. Мы же считаем, что в судьбоносных вопросах за основу нужно брать позицию абсолютного большинства народа. Уточню, какого большинства: того, что при всех идеологических, политических и если хотите, эстетических различиях считает, что судьбу народа и выбор его целей развития должен решать сам народ, внутри страны. Что касается меньшинства, то это малочисленная, но очень активная и весьма специфическая часть общества, которая убеждена, что решать за народ должны некие внешние «прогрессивные» силы и структуры. Так вот, мы не ставим перед собой задачу – примириться с этой частью общества, которой от силы наберется 10 %. Гораздо важнее - объединить 90 %. Если мы посмотрим на «Всеобщую декларацию прав человека», на которую наше деструктивное меньшинство любит ссылаться, то увидим, что там есть положения, которыми ограничено действие нескольких десятков перечисленных в ней прав. Например, сказано, что отношения между людьми должны основываться на духе братства; каждый гражданин может требовать соблюдения своих прав, только если несет обязательства перед обществом; осуществление прав может быть ограничено, если они расходятся с требованиями общественной морали.

– Но ведь сегодня на «просвещенном» Западе сами требования морали подвергаются значительной деформации, причем уже де-юре…

– Мы считаем, что если большинство общества не приемлет каких-то этических новшеств, то они не являются неотъемлемыми «правами человека». В конце концов, есть классическая «вольтеровская» максима либерализма о том, что моя свобода заканчивается там, где начинается свобода другого человека. А например, оскорбление религиозных или национальных чувств – это тот же удар по коллективной свободе народа. О чем наши «свободолюбцы» предпочитают забывать.

Кроме того, по сравнению с традиционной трактовкой, определенной, в частности, документами ЮНЕСКО, мы расширяем понятие «культурное наследие». Помимо двух признанных его составляющих: материальная и нематериальная культура, мы вводим еще одну – нормативно-ценностную, подразумевающую привычные приоритеты, ценности, нравственные установки. Главное, что эти установки признаются сегодня ценными большинством общества. Мы утверждаем, что нельзя разрушать ценностный мир другого человека, как и другого государства. По сути, – это глубоко либеральный подход в классическом понимании слова «либерализм».

– Когда мы говорим о внешней угрозе культурно-духовному коду нашего народа, не следует ли на первое место среди угроз поставить общее чудовищное падение культуры в широких слоях общества: от рабочих до высших чиновников, от школьников до их учителей?

– Сегодня возникла огромная пропасть между теми, кто признает, что есть безусловное понятие добра и зла, высшей истины и теми, кто видит цель человека только в удовлетворении любых его прихотей, кто утверждает, что истин бесконечное множество, а добро и зло относительны. Так я, будучи, кстати, атеистом, настаивал на наиболее жестком судебном решении по провокации «Пусси райт». Поскольку, если православные могут, в силу евангельских постулатов, простить такое безобразие, то атеисты просто обязаны защитить права верующих, поскольку речь идет о надругательстве над ценностным миром.

– Не типичный вы, однако, атеист... Впрочем, давайте вернемся к угрозам культурному суверенитету.

– Угрозы эти делятся на субъективные и объективные. Из числа первых – угроза информационной агрессии, направленной на разрушение культуры и политического суверенитета. Объективная же угроза – это утверждение стереотипов общества потребления, которое превращает человека в объект. Установка на безграничное потребление уничтожает мир. Противоположность ему – общество созидания, где главным достоинством человека становится не мера его потребления, а то, что он смог привнести в мир. Такая установка всегда была значима для русской культуры и нашла концентрированное воплощение в советскую эпоху.

Другая объективная угроза – массовая культура, когда широким массам преподносится опошленный эрзац великих культурных достижений. В результате от Вольтера остается только скепсис, от Шекспира – только борьба за власть и любовные страсти, от Боккаччо – лишь скабрезность. Можно ли этому противостоять? Такой, на мой взгляд, выдающийся советский писатель-философ, как Борис Стругацкий (которого нынешние псевдолибералы совершенно напрасно записывают в «свои») писал, что противостоять агрессивной западной масс-культуре можно только развивая и укрепляя собственную национальную культуру.

Третья объективная угроза – кризис так называемого общества Модерна. В Европе, со времени Декарта, само понятие разума стало такой же неотъемлемой традицией, как и вера. Однако сейчас, когда западный мир стирает все традиции, он также стирает и понятие разума.

– Позволю себе процитировать известного публициста Сергея Кара-Мурзу, выступившего на слушаниях по культурной политике в Совете Федерации. «В ближайшие 10–15 лет Россия окажется перед лицом угроз, которые лишь зародились в ходе реформ и в зрелой форме реализуются уже тогда, когда сойдет с арены поколение советских людей с их знанием, навыками и ценностями. Люди какого культурно-исторического типа должны будут преодолевать эти угрозы?» Как бы вы ответили на этот вопрос?

– Я бы сказал, что этот искомый тип «новые советские». Это люди – созидатели, чувствующие родство со своей историей, но продолжающие идти выше и дальше. Откуда они возьмутся? А они есть среди нас. Такие люди всегда рождались даже в самые темные времена. Просто государство должно помогать, поддерживать в своих людях этот огонек творчества. Объединить российских людей можно только общим делом и движением в будущее. Об этом свидетельствует вся наша история.

– Известный пушкинист Валентин Непомнящий утверждал, что культурное пространство России всегда равнялось нравственному, духовному. И в нем всегда была вертикальная лестница – от хаоса к гармонии. А ныне эта лестница, по его словам, лежит плашмя. Сегодня государство производит запоздалые манипуляции с этой лестницей. Но тоже какие-то странные: одной рукой приподнимает ее, а другой – отпускает: мол, у нас свобода падать. Чем на ваш взгляд вызвана такая непоследовательность?

– К сожалению, наше государство не может до конца определиться с целями и установками. Не стоит забывать о том, что 23 года назад произошло крушение страны. У нас государственность сегодня только-только восстает из обломков, что вполне сопоставимо с восстановлением Руси после татарского нашествия. Но сегодня нашему государству пришла пора уже опереться на народ, в широком понимании этого слова, на богатые культурные традиции прошлого.

– Сейчас уже далеко не редкостными стали намеренно провокационные, кощунственные выставки так называемого «актуального искусства», издевательства над классикой в театрах. Но ведь это, так сказать, боевая «верхушка» антикультуры. Ее основная армия, имя которой, к сожалению, легион, густо разлита вокруг: в теле- и радиоэфире, глянцевых журналах, визуальном пространстве городов… Как бороться с этой массовой пошлостью? Это ведь сложнее, чем просто запретить мат в кино, не так ли?

– Прежде всего, надо поддерживать классические образцы культуры и те морально-нравственные императивы, эстетические основы, которые они генерируют. Давно замечено: культура расцветает отнюдь не в условиях вседозволенности. Требования и ограничения, предъявляемые извне, концентрируют мысль создателя произведения культуры, позволяя высказаться глубже и многограннее. Отсутствие запретов расслабляет не только дух, но и разум. В конце концов, сама культура – это система запретов, так было всегда. От запретов свободен дикарь, исповедующий промискуитет и съедающий побежденного врага.

Проблема в том, что когда людям нечего сказать в содержательном смысле, они пытаются утвердить себя произвольным изменением формы. В конце 1980-х – начале 1990-х произошел ценностный погром в нашем обществе. Но внутренне большинство людей, даже неосознанно, сопротивлялось этому. Именно поэтому советские фильмы до сих пор пользуются массовой популярностью: там внутренне близкие для большинства моральные установки. Кстати, нам в советское время показывали лучшие образцы зарубежного кино, прошедшие через тщательный отбор, и мы ими очаровывались. И лишь потом, когда к нам хлынуло их массовое, второсортное кино, мы увидели, что оно гораздо ниже уровнем, чем отечественное. Не следует забывать и о том, что сам Запад за последние десятилетия сильно деградировал.

– Сегодня нас всех последовательно превращают в homo economicus, выведенного впервые в трудах теоретика современного капитализма Макса Вебера. Общие условия рыночной «игры» таковы, что любая публичная деятельность, в том числе в сфере культуры зависит от дебета-кредита, за всем стоит банковский ростовщический капитал. А рыночные механизмы, как известно, в итоге воспроизводят для массового потребления – играя на самых низменных чувствах – секс, насилие, пошлость. Как нам выбраться из этой западни?

– Рыночные отношения – это система короткой мотивации. Поэтому вполне естественно, что в рамках этой парадигмы торговать порножурналами выгоднее, чем продавать Гегеля или Трубецкого. Но когда мы начинаем удовлетворять какие-то потребности, мы начинаем их и стимулировать. Неизбежно возникает вопрос целеполагания. Поэтому позиция «допустимо все», которой долгое время придерживалось Министерство культуры и до сих пор придерживается влиятельная часть чиновников – лукава. На недавнем заседании общественного совета Минкультуры и СПЧ под председательством господина Федорова, мы высказали свои замечания о недостаточной последовательности государственного регулирования в сфере культуры, а они, наоборот, были недовольны самой тенденцией начавшегося регулирования. Такое вот принципиальное противоречие в обществе.

– Тот же Сергей Кара-Мурза, называет одной из явных угроз российскому обществу углубляющийся ценностный раскол, выход из которого «сильное» меньшинство ищет в социальном и культурном апартеиде. Сергей Георгиевич предлагает обдумать «обеспечение культурной автономии расколотых частей общества и диалог между ними, чтобы затормозить стихийный уход большинства в катакомбную культуру». Поставлю вопрос так: а остались ли общие культурные доминанты у нашего расколотого общества?

– Общество расколото по многим направлениям. Но центральный пункт раскола тот, о котором я уже упоминал: одни считают, что народ должен сам решать свою судьбу, определять форму государственности, нормы культуры и морали, другие – с разной степенью откровенности – выступают за подчинение в этих вопросах внешним силам.

Перед лидером страны сегодня стоит очень серьезный выбор: стать на позицию меньшинства, как это было в 90-е годы, попытаться примирить обе части общества в некоем паллиативе или же твердо встать на позицию большинства народа. Первый путь явно катастрофичен и чреват социальным взрывом, второй – практически исчерпан. Примирить непримиримое уже не получится: недовольны будут и те и другие, а в итоге клубок противоречий все равно обратится против государства. Для искренних государственников и патриотов остается только третий путь и на него надо вступить обеими ногами после стольких лет балансирования.

– Стоит уточнить, что в отличие от начала 2000-х, когда эта политика баланса и «примораживания» была относительно успешна, сегодня сами противоречия вышли на новый уровень глубины и остроты. Особенно, в связи с событиями на Украине. Порой кажется, что у нас в государстве живут два разных народа…

– Так оно и есть. Формирование современных западных наций происходило как хозяйственно-рыночное объединение на языковой культурной основе. Сейчас складывается наднациональный рынок, который начинает эти нации разрушать. Противостоять этому может только сохранившийся языковой культурный компонент. Если он ослаблен, то народ превращается в беспамятных туземцев, полностью открытых самым примитивным внешним влияниям. Скажем, прибывает миллионер на роскошной яхте, и туземец думает: если у меня будут такие же белые штаны, я буду таким же, как он. И тогда он либо крадет эти штаны, либо сшивает их из банановых листьев и красит белой краской. Но он не становится от этого миллионером.

–- Ведущие западные социологи и культурологи, а вслед за ними и некоторые наши «прогрессисты» утверждают, что время национальных культур ушло безвозвратно, а вместо них пришла транскультура. При этом они как бы не отрицают национального своеобразия, если подавать его как хорошо упакованный рыночный брэнд. То есть, перефразируя известный советский постулат, «национальный по форме, капиталистический по содержанию». На этом фоне многие наши соотечественники весьма эмоционально требуют возврата «железного занавеса». Другие возражают: у России есть шанс стать новым центром духовно-культурной «сборки» мира. Что вы думаете по этому поводу?

– Надо просто идти своим путем. Конечно, есть ветви восходящего цивилизационного развития. Если говорить о европейском восходящем потоке, то он сегодня остался только в России. В Западной Европе в целом утеряна классическая европейская идентичность, к которой мы часто еще по привычке апеллируем. То, что там именуется «развитием» и «прогрессом», к традиционной культуре уже не имеет никакого отношения.

Трудно сохранить свою идентичность в одиночку – в необъятном окружающем море распада. Чтобы нам ее сохранить, нужно сегодня поддержать классическую европейскую культуру, ее корневые начала, ее оставшихся немногих носителей. Сегодня Россия отчасти, пока, правда, больше на уровне деклараций, уже начала это делать. Но требуются более последовательные и системные усилия. Я вижу их в ретрансляции лучших (не только российских) образцов культуры на весь мир, создании культурных представительств, своеобразного «Культинтерна» под покровительством Москвы, противостоящего культурной и моральной деградации. Ведь особенность российской культуры еще и в том, что, выйдя на историческую арену позже культур западных народов, она стремительно возвысилась, вбирая и переосмысливая лучшие достижения Запада и Востока. В итоге русская культура стала интегративной или «всечеловеческой», что подметил еще Достоевский. И сегодня мы можем и должны возвратить Западу то, что он практически утратил.

– Многие исследователи констатируют, что идеологическая, общественная, культурная надстройка обществ в большинстве стран превратилась в борьбу симулякров, то есть объектов, лишь имитирующих эту борьбу. Есть, скажем, симулякры борьбы за справедливость, симулякры патриотизма и духовности. И это очень удобно для тех, кто «рулит». Возможно ли, на ваш взгляд, сегодня в рамках одного государства справиться с этим?

– Когда некие силы начинают играть формой, игнорируя или извращая содержание, они не только уничтожают его, но и невольно пропагандируют… Россия не просто отдельная страна, а одна седьмая часть планеты Земля. На такой территории и с такими традициями, безусловно, можно сделать что-то свое. Нам необходимо сыграть на естественном глубинном протесте против манипулятивных западных симулякров, который бродит в умах и сердцах значительной части тех же европейцев. Мы сегодня находимся в ситуации, когда у нас, с одной стороны, нет сил, готовых к напряженной созидательной работе в обществе. А с другой – у нас нет и 4-5 лет, чтобы запустить, как в центрифуге, процесс кристаллизации этих сил. Поэтому приходиться действовать осторожно, не допуская разрушений, но, при этом, ловя моменты созидательного начала, чтобы их консолидировать и развернуть для созидания нового государства.

В конце концов, перед Россией стоит вызов: согласиться с нынешним «беспорядком вещей» и исчезнуть, либо попытаться изменить мир, вернув ему смыслы.

– Кто должен сделать это: государство, народ, гражданское общество?

– Прежде всего, это может сделать та часть государственных людей, которые понимают сам вызов, и та часть общества, которая хочет этого. Тем более что в союзе они составляют абсолютное большинство.

Беседу вёл Андрей Самохин
Специально для Столетия

[Сергей Черняховский]

http://file-rf.ru/analitics/1176
04 декабря 16:20

доктор политических наук

Михаил Федотов называет себя человеком совести и нравственного закона. И ещё – убеждённым сторонником диалога и поиска согласия.

Михаил Федотов. Фото ИТАР-ТАСС.

Правда, когда его назначили постоянным представителем России при ЮНЕСКО – он категорически выступил против существования в постпредстве профсоюзной организации. Заявив: «Демократии не должно быть слишком много. Меня вам будет вполне достаточно».

Вообще-то он – за демократию. Только полагает, что «настоящая демократия – это диктатура настоящего демократа».

Обычно такая диктатура называется «просвещенным абсолютизмом» – но он не историк и не политолог. Он – юрист и правозащитник. А их такие вещи не интересуют и они об этом ничего не знают…

Людмила Алексеева и Михаил Федотов. © РИА «Новости» / Дмитрий Астахов.

А ещё он недавно прославился новым изречением: «Экспертов должны отбирать эксперты». А ни в коем случае не те, кому нужна их экспертиза и не общество, которое должно подчиняться власти, подчиняющейся воле экспертов. Избранных другими экспертами.

В 1949 году он родился, как любит вспоминать, в семье «потомственных юристов». Правда, о том, кто это был – публично не вспоминает, как не говорят об этом и его биографии.

Во всяком случае, потомку потомственных юристов было не сложно в 1966 году поступить на юридический факультет МГУ, имевший тогда один из самых высоких конкурсов в стране. Откуда был отчислен за «длинный язык» уже через два года.

Но как за члена семьи потомственных юристов – за него тут же вступились влиятельные профессора факультета.

Советский период страны Федотов называет тоталитаризмом. И, очевидно, тоталитаризм был явно мрачный и тяжёлый – потому что после такого отчисления его тут же восстановили на вечернем отделении.

И приняли на работу журналистом в газеты «Вечерняя Москва» (издание МГК КПСС и Моссовета), «Социалистическая индустрия» (издание ЦК КПСС), журнал «На боевом посту» (издание МВД СССР).

Закончив в 1972 году юрфак МГУ, Федотов тут же оказался в аспирантуре Всесоюзного заочного юридического института (что было нелегко), и в 1976 году успешно защитил кандидатскую.

И не по деполитизированной теме – по сугубо идеологической. Доказывающей преимущества советского строя: «Свобода печати — конституционное право советских граждан».

Замечу – это ещё только 1976-й год, то есть в стране действует Конституция 1936 года – Сталинская. То есть тогда он предпочитал уже доказывать, что советским гражданам свобода печати была гарантирована именно по сталинским конституционным нормам.

А через 13 лет он оформит своё видение ещё более концептуально и защитит докторскую - «Средства массовой информации как институт социалистической демократии (государственно-правовые проблемы». Борец за социалистическую демократию.

Это было не слишком престижным делом (как и заочное образование, с подачи Аркадия Райкина иногда называвшееся «заушным» – «за уши тащили») – зато комфортным. Студенты приезжали на сессии – преподаватель в форсированном режиме месяца за два отчитывал им курсы – зато всё остальное время мог ничего не делать.С 1976-го по 1990-й год относительно спокойно отпреподавал в том же Всесоюзном заочном юридическом институте.

Те из студентов, кто действительно хотел учиться – учились большей частью сами. Те, кто не хотел – вытягивались, чтобы не портить отчётность вуза. Работа преподавателя с ними была сведена до минимума.

В таких вузах большей частью работали либо те, кого больше никуда не брали – либо те, кто сам особо напрягаться не хотел, но хотел жить особо вольной жизнью.

При этом зарплата была та же: у доцента, каким был Федотов – 320 рублей в месяц. Тяжёлых, брежневских. За то, чтобы ходить на работу пару месяцев году, а 10 месяцев – не ходить.

Правда, он ещё был «бессменным научным руководителем Студенческой научно-исследовательской лаборатории государствоведческих проблем. Такая лаборатория для заочников был весьма интересный жанр. Ведь институту нужно показывать, что он что-то делает и между сессиями.

А в 1990-м году как-то сразу он поднялся наверх. Тогда это было несложно: требовалось проявить «новизну мышления». Как в одном позднем и абсолютно неполитическом советском фильме говорит герой: «Приеду, понесу Советскую власть – сразу все поймут, что перестроился».

Связи «члена семьи потомственных юристов» обеспечивали благосклонное отношение власти. Связи «участника правозащитного движения» – благосклонное отношение её противников.

И в сентябре 1990 года Федотов стал заместителем министра печати и массовой информации в созданном Ельциным правительстве России – целью своей деятельности ставившей противостояние с союзным центром и «демонтаж СССР».Почему-то все оглашенные биографии Федотова не упоминают ни его участия в избирательной кампании по выборам на Съезд народных депутатов РСФСР в 90-м году, ни активную деятельность в «Демократической России», ни активное лоббирование со стороны последней.

Но в мае 1992 года свой пост утратил – в условиях наступившей в стране катастрофы, к которой привела деятельность этого правительства. Съезд народных депутатов РСФСР встал на дыбы и потребовал от Ельцина удалить из правительства наиболее одиозные политические фигуры.

Хотя за прошедшее тогда время и у Федотова было реальное благое дело: разработанный и принятый закон «О СМИ». Действительно чрезвычайно демократический (в хорошем смысле слова) закон, обеспечивший в 90-е годы возможности существования свободной и независимой журналистики.

Но здесь политика по-своему пошутила над его авторами.

Закон был принят российским парламентом в декабре 1991 года. Прежняя система власти была разрушена, вместе со страной. Но разрабатывали закон раньше. С целью создать внешне безукоризненный документ, отвечавший демократическим декларациям – но позволяющий представителям вполне определённого политического направления вести борьбу против существующей страны и власти.

По сути – закон обеспечивал гарантии безопасности для ведения информационной войны против СССР и развязывания информационного террора против его защитников.

Но выполнить эту свою задачу не успел: страна оказалась разрушена быстрее, чем того ожидали её противники. И по иронии ситуации, оказалось, что теперь этот же закон обеспечивал некие возможности для противников разрушения. И тогда, в 90-е – те, кто стоял за этим человеком – попали в им же вырытую для других ловушку.

В правительство Федотова всё же вернули в декабре 1992 года. Когда его возглавил Виктор Черномырдин и по составу кабинета достигли компромисса между съездом и Ельциным. С повышением – теперь в качестве министра печати и информации России. Но не надолго. До августа 93-го.

Тогда съезд попытался ограничить информационную вольницу проельцинских СМИ, организовавших травлю высшего органа государственной власти страны и, по сути, открыто призывавших к государственному перевороту.

На пресс-конференции на тему «Дело Магнитского: случай и система». © РИА «Новости» / Алексей Филиппов.

Министра не устраивало такое ограничение, и он заявил об отставке в знак протеста. Изменения в Закон о печати всё равно внесли – но в заявленную отставку он уходить не стал: по его словам, «чтобы не нарушить баланс сил».

Борьба обострялась – и люди, пытавшиеся делать реверансы и в одну, и в другую сторону, не были нужны уже никому – Ельцин отправил Федотова в отставку, послав полномочным представителем России в ЮНЕСКО.

Где тот спокойно наслаждался статусом дипломата до 1998 года, когда оказалось, что и для этой должности он не вполне подходит: всё-таки к культуре, искусству и деятельности по их защите он особого отношения никогда не имел, как и особой компетенции. Разве что – навык к любительскому исполнению бардовских песен.

Но Федотов обеспечил персонально для себя существование в России кафедры ЮНЕСКО по авторскому праву и другим отраслям права интеллектуальной собственности.

После 1998 года он оказался секретарем Союза журналистов России – и гордо указывает эту должность в перечне званий. Кроме особо погруженных в тему, никто не знает, что в СЖ – примерно полтора десятка секретарей. Федотов – секретарь по юридическим вопросам, нечто вроде главного юрисконсульта.

Почти двенадцать лет мало кто знал, где он и что делает – его забыли. Правда, в начале 2000-х, когда в Госдуме было представительство СПС, он входил в состав федерального политсовета этой партии. Но потом – поссорился и с ними.

И неожиданно в 2010-м Федотов вдруг оказался в составе Совета при президенте РФ по развитию гражданского общества и правам человека.

Это было время, когда ностальгенты 90-х собирали силы для намечавшегося ими реванша. Собирали «старых бойцов». Внедряли их в государственные и политические структуры.

Федотов выговорил себе статус советника президента РФ: чтобы работать не на общественных началах, как прежде Памфилова, а штатным госслужащим высшего ранга. И вывел политические скандалы, инициируемые Советом, на новый уровень.

Сначала он включился в лоббирование идеи оправдания Ходорковского. Потом – Магницкого.

Параллельно разработал план «детоталитаризации страны» – как настоящий «демократ», потребовав запрета на профессии для всех, кто не согласен с его уничижительной точкой зрения на историю страны.

Причём, к тоталитаризму он отнёс не только сталинский период – но и всю ее историю с 1917 по 1991 год. И потребовал признать ответственность СССР «за геноцид» (какого народа?) во Вторую мировую войну. То есть, по его мнению, войну начали не Гитлер и пестовавшие его в противовес СССР олигархические круги Запада – а Советский Союз.

Что не слишком удивительно, учитывая его бывший статус представителя Ельцина на процессах в Конституционном суде, когда он сначала требовал признать антиконституционной КПСС, потом – только что созданный Фронт национального спасения, пытавшийся противостоять авантюризму тогдашнего правительства, потом – пытался опротестовать создание Верховным советом наблюдательных советов на телевидении.

Журналисты определенной политической тенденции говорят о Федотове как о «юридическом гуру». Юристы и депутаты так не считали.

В октябре 91-го он был выдвинут активистами «Демроссии» кандидатом в члены Конституционного суда – но Верховный совет трижды его провалил.

В 97-м Ельцин выдвинул Федотова на ту же должность. Однако теперь его кандидатуру провалил Совет Федерации.

Зимой 2011-2012 годов Федотов требовал уступок «людям Болота». В июне – категорически возражал против ужесточения ответственности за нарушение правил организации и проведения митингов.

Тогда же – против закона «Об иностранных агентах» и возвращения ответственности за клевету, рассматривая её как естественное и правомерное проявление свободы слова.

Бурно возмущался, когда после выхода из Совета ряда общественных аллергенов было предложено, чтобы кандидатуры в его состав вносились не его председателем, а общественными организациями. Был резко против расширения круга принимающих участие в обсуждении и выдвижении этих кандидатур. Требуя сохранить положение, когда только он и группа его единомышленников имела бы право определять, кто может претендовать на место в Совете.
Митинг оппозиции на Болотной площади. © РИА «Новости» / Илья Питалёв.

Вступал в поддержку особей из группы «пусси» и настаивал на их освобождении от ответственности.

При этом ни разу за время руководства данным Советом не обратился к теме защиты реальных социальных прав граждан. К вопросам их достойной зарплаты. К её задержкам на многих предприятиях. Ни слова не сказал о том, что пенсии в стране малы. О том, что стипендии студентов недостаточны…

Он готов защищать кого угодно – только не тех, кто принадлежит к людям, трудом которых кормится страна. И любые права – кроме тех, которые реально волнуют людей.

Вот ведущих войну против страны на деньги иностранных спонсоров он защищает. Буйствующих на улицах – тоже. Работодателей – однозначно. Как он сам сказал в одном из интервью, профсоюзы не должны слишком сильно «кусать работодателя за пятку» – вдруг разорится. Щадить его нужно.

И «олигархов» защищать будет – требовал и будет требовать пересмотра «дела Ходорковского». И не просто так. Если посмотреть внимательнее – среди его старых знакомых, в частности прошедших его «студенческую научную лабораторию» ещё в 80-е годы – есть люди, напрямую связанные с тем же ЮКОСом.

Так что далеко не всё в его правозащитной деятельности ясно.

[Сергей Черняховский]

http://novopol.ru/sergej-chernyaxovs...eofashizm.html
19:43, 6 марта 2016

доктор политических наук, профессор, действительный член Академии политических наук.

Когда эти люди обвиняют ГУЛАГ, НКВД, тройки и «репрессии» это еще может выдаваться за идейную позицию. Хотя постоянная артикуляция одного и того же и постоянное оперирование давно опровергнутыми либо признанными, незначимыми и искаженными фактами – уже само по себе давно утомляет любого, кто хочет остаться минимально беспристрастным.
Во многом главное, что не устраивает антисталинистов в том, что они называют «сталинизмом», это его противостояние фашизму: как в виде гитлеровского нацизма, так и во всех иных формах. И их больше не устраивает не то, что под удар «карательных органов» попадали невиновные, а то, что под него подпадали как раз виновные. Это не значит, что из Гозмана нужно делать абажур: абажуром пользоваться будет противно. Но это и не значит, что его и таких, как он, нужно оставлять безнаказанными.
Люди этого типа заучено зовут к «суду над сталинизмом», пытаясь игнорировать то, что общество их давно отторгает и относится как к обычным уличным скандалистам, под вечер задирающим прохожих с банкой пива в руках.
Строго говоря, в содержательном плане сам термин «сталинизм» имеет не научный, а публицистически-бессмысленный характер. Фашистов называют фашистами, потому что те сами так себя называли, монархистов – потому что они сами избрали это имя, белогвардейцев белогвардейцами по тем же причинам. Даже единомышленников Гозмана, Сванидзе и Прохоровой называют либералами лишь потому, что те сами такими себя объявили. Хотя к либерализму имеют даже меньшее отношение, как Гитлер к социализму. Ни Сталин, ни его симпатизанты себя сталинистами не называли и никто из них сам термин «сталинизм» не использовал.
То есть, сам термин – это некое произвольное измышление тех, кто себя относит к «антисталинистам». Если «антисталинисты», – это те, кто против «сталинизма», а что такое «сталинизм» – остается не вполне понятным, встает вопрос все же против чего же выступает «антисталинизм».
Они повторяют, что считают «фашизм» и «сталинизм» одинаково «преступными». Но, если против гитлеризма боролся «преступный сталинизм», то и гитлеризм становится чуть «менее преступным». То есть атаки на «сталинизм» на самом деле являются скрытой формой реабилитации и оправдания нацизма, фашизма, и гитлеризма. Скрытой – не только потому, что открыто пытаться встать на сторону последних, тем более в России, слишком кощунственно, но и потому, что есть момент, действительно смущающий (но только смущающий) их в практике нацизма – его этническая политика и геноцид, среди прочего, по отношению к тому этносу, к которому принадлежат многие из этих людей.
В фашизме их не устраивает его этническая направленность, в «сталинизме» – классовая. Но, поскольку классовые интересы все же более значимы, чем этническое пристрастия, Советский Союз они ненавидят больше, чем фашистскую Германию, чья классовая политика и классовая сущность во многом является воплощением их социал-дарвинистских идеалов. Они также презирают народ, как презирал его фашизм. Они также видят себя высшими судьями и высшими вершителями судеб, как себя таким видели лидеры фашизма. Они также лгут, как лгали фашисты, они также ненавидят антифашистов, как ненавидел их Гитлер, они также своей демагогией развращают людей, как развращала их гитлеровская пропаганда. Они – такие же.
Кроме политических и идеологических причин, о которых стоит говорить отдельно, у антисталинизма есть и определенные политико-психологические причины. В первую очередь – это частью личностная ущербность, некое «обезьянье начало», протестующее против человеческого в человеке, напряженности и установки на мобилизационность, которой жили люди эпохи Сталина (http://zavtra.ru/content/view/2011-03-1562/). «Антисталинизм» — это обезьяна в человеке, это желание стоять на четвереньках. И зависть к тем, кто действительно стоит на ногах. И агрессивное требование ко всем опуститься на четвереньки.
Но в данном случае важнее другое. Антисталинизм, это, в первую очередь, ненависть ко всему, чем жила страна в период руководства Сталина, тому, что от этого осталось, и стремление все это разрушить. То есть, это не только неприятие либо осуждение издержек той эпохи и цены, которую пришлось заплатить за успехи, это именно неприятие всего и ненависть ко всему. Включая то положение, которое в мире занял СССР в результате победы во Второй Мировой войне.
Вообще их постоянное стремление перенести обсуждение с вопроса о том, что удалось получить, на вопрос о том, сколько заплатили, показывает их маниакальное стремление все получать бесплатно: в каком-то смысле психологически антисталинизм – это доведенный до патологии паразитизм.
И как любая идейно-политическая тенденция, он имеет разные формы проявления. Это может быть предметом особого академического анализа, но в данном случае и в общем плане можно выделить три такие формы, три его исторические воплощения.
Первая – это собственно гитлеризм и нацизм. Разумеется, Гитлер ставил своей задачей общее завоевание России, порабощение и уничтожение ее государственности и культуры. Но в не меньшей степени он ставил своей задачей именно уничтожение социально-экономического строя и политической системы существовавшей в СССР, образа жизни и отношений между людьми – всего того, что на тот момент и можно было назвать «сталинизмом». В отношении того, стал бы он уничтожать лагеря и освобождать «узников ГУЛАГа», большие сомнения. Хотя понятно, что тех, кто там оказался оправданно – тех же его сторонников и агентом – конечно, освободил бы. А «честных коммунистов-ленинцев» там бы и оставил.
Вторая историческая форма антисталинизма – это даже не хрущевство и фальсификация «XX съезда»: там «обвиняли» Сталина, но не покушались на совокупность созданного при нем отношений. Вторая форма – это «антисталинизм» периода «перестройки». Когда сначала задачи развития страны были подменены осуждением ее прошлого, а потом на фоне истерии по поводу этого монопольно навязанного «осуждения» осуществлено разрушение и экономики, и государственности, и позитивных латентных образцов, созданных в ту эпоху.
Третья историческая форма – непосредственное правление «антисталинистов» в 1990-е годы: уничтожение промышленности и экономики, обнищание населения, разграбление страны с количеством человеческих жертв в несколько раз превышающим общее число узников ГУЛАГа и в полтора десятка раз – число приговоренных к расстрелу по политическим статьям за все время правления Сталина.
Три исторические формы: гитлеровская, горбачевско-яковлевская, чубайсовская.
Обвиняющие «сталинизм» сегодня – по сути, большей частью в том или ином виде реабилитируют и защищают преступления Гитлера, «перестройки» и начала 90-х, чубайсовщины. Они – действительно враги страны, ее народа, ее истории и культуры. Но когда те, кого они объявляют своими врагами, говорят им, что тогда и их будут рассматривать как врагов, они гневно заявляют, что назвать врага врагом – это наследие ими же придуманного тоталитаризма. И твердят о своем праве критиковать государство – в основном потому, что считают себя подданными другого государства.
Любое упоминание осуществленного ими преступления они постараются утопить в массе уводящих в сторону обсуждений. И размыть любое обличение своих действий в истерических оскорблениях в адрес назвавшего их своим именем.
Во всех своих трех воплощениях «анстисталинизм» был направлен не только против коммунизма и социализма – но против России, ее культуры и ее суверенитета, ее влияния в международных отношениях. И каждый раз наносил катастрофический ущерб стране, равно как приводил к массовой гибели мирного населения.
Кстати, что есть по своему деятельностному характеру антисталинизм: возбуждение ненависти либо вражды, а также унижение достоинства человека либо группы лиц по признакам национальности, происхождения, а равно принадлежности к какой-либо социальной группе, совершенные публично или с использованием средств массовой информации – пункт 1 статьи 282 уголовного кодекса РФ в чистом виде. И давно уже совершаемые организованной группой лиц с применением насилия (морального и информационного), а часто и с использованием служебного положения: второй пункт той же статьи. Еще раз: пресловутая 282 статья. Да и многие другие.
Антисталинисты шумят и скандалят, давно отвергнутые и презираемые обществом. Но если беспристрастно проанализировать, что такое антисталинизм, он оказывается предельно античеловечной и антироссийски ориентированной идеологией. Содержащей в себе попытки реабилитации и оправдания преступлений нацизма и гитлеризма. А как политическая практика – по количеству жертв, бесчеловечности, масштабу разрушений – бесчеловечной и преступной политикой.
Нужно, наконец, быть честными и сказать прямо: антисталинизм – это преступная идеология и политика. Антисталинизм – преступен.
И, пока его представители безнаказанно терроризируют людей, нанося удары по их исторической памяти и исторической самоидентификации и отводя их возмущение от себя, требуют «суда над сталинизмом», нужно просто поставить все с головы на ноги, вернуться к здравому смыслу официально провести суд как раз над антисталинизмом как преступлением против человечности, рассмотрев вопрос о совокупности его преступлений в 1940-е, второй половине 1980-х и 1990-е годы. И об их рецидивах в наше время.

[Сергей Черняховский]

http://khazin.ru/khs/2353578?COMEFROM=SUBSCR
29 мая, 17:28

Чем мы считаем нынешний украинский режим? Законной государственной властью, существующей в цивилизованном правовом поле? Или преступной диктатурой, что то же самое, что ИГИЛ.

Вот если ИГИЛ пошлет кому-нибудь запрос, понятно, как на него будут реагировать. Но поскольку киевский режим не приравняли пока к ИГИЛ — хотя, вообще-то, надо бы — естественно, он может чего-то требовать, выступать с протестами. И его позиция в какой-то мере более эффективна, чем позиция России. Потому что Украину — поддерживают. А Россию подвергают санкциям.

Почему, в частности? Потому что позиция Украины — будучи, безусловно, лживой, — последовательна. Потому что «свободная демократическая Украина», которая сделала европейский выбор, «борется с тоталитарным агрессором»… Это позиция логически завершенная.

У России нет логически завершенной позиции.

— Поясните?

— Вот если бы Россия сказала, что на Украине преступный режим, который мы не признаем, и, защищая украинский народ, освобождаем территорию Украины, это была бы логичная целостная позиция. Если бы Россия сказала: «На Украине гражданская война между теми, кто совершил переворот и теми, кто ему сопротивляется. И мы поможем тем, кто представляет остатки демократического конституционного поля Украины победить узурпаторов». Это была бы целостная позиция.

—А какая сейчас позиция у России?

— По всей видимости, она укладывается в те пункты Минских соглашений, которые так упорно саботирует Киев. И в невыполнении которых нас все время пытается обвинить Запад…

— Минские соглашения не представляют целостной позиции. Концептуальной. Потому что в них заложено то же самое противоречие. С точки зрения минских соглашений необходим внутриукраинский диалог между Донбассом и киевским режимом. Так? Значит, мы приравниваем Донбасс и киевский режим. Это две стороны, в которых мы не разбираемся, кто хороший, кто — плохой. Но есть конфликт — давайте помирим.

То есть, условно говоря, грабитель где-то в транспорте пытается отнять у вас сумочку с кошельком. Вы зовете полицию, а полиция говорит: «Ребята! Нам не важно, кто у кого, что украл. Нам важно, чтобы вы здесь не скандалили. Давайте, тихо-мирно разойдемся в разные углы. Половина содержимого кошелька одного, половина — другого».

— Как вы отнесетесь к такому полицейскому?

Вот минские соглашения написаны с этой точки зрения. Они не плохи были для приостановки кровопролития…

— В этом как раз была их главная задача…

— Понимаете, нет большей глупости, в принципе, чем пытаться уладить конфликт, останавливая кровопролитие. Потому что кровопролитие — не причина. Это — исход. Но когда это писалось, в том логика была.

Только выгодно это было не Донбассу и России, а выгодно это было киевскому режиму. Потому что когда между тем, кто проигрывает, и тем, кто выигрывает, заключается мир, это всегда выгодно тому, кто проигрывает.

Другой вопрос, что в этом была и дипломатическая логика, дающая, прежде всего, возможность сказать, что киевский режим не будет выполнять даже эти соглашения.

Вот только та политическая группа, которая находится у власти на Украине, она никакие соглашения никогда не выполняла. И Запад каждый раз закрывал на это глаза.

— Запад и сам сначала гарантировал Януковичу мирную развязку Майдана, а потом просто «умыл руки»…

— А перед этим было ведь еще несколько текущих соглашений. Потом женевские встречи в апреле…

Украина ничего так и не выполнила. А Запад промолчал.

Получается, позиция «незалежной» на международной арене на сегодня более эффективна, чем позиция России. И это не абсурд. Потому что западная коалиция и западная цивилизация, она наглость воспринимает как то, с чем надо считаться. А попытки пойти на уступки, как основание для новых требований.

Лидеры «семерки» накануне провозгласили необходимость новых санкций против России, одновременно с продлением нынешних. А ведь там были колеблющиеся — Италия, в частности, и Франция… А знаете, почему они приняли позицию остальных?

— Почему?

— Потому что была освобождена Савченко. Они решили, что Россию можно «продавить». Если бы они так не считали, они бы ничего не делали.

Вор, если уж он схватил вашу сумочку, делиться с вами не будет. Уступили? Значит, уступите еще.

— Понятно, что признание постмайданной власти на Украине было ошибкой. Но теперь уже на попятную не пойдешь…

— Есть масса формул, как можно было бы себя вести по отношению к э тому вопросу. Например, есть такая формула, которую любят наши оппоненты — «данный правитель утратил легитимность».

Я опять-таки не к тому, чтобы сейчас высаживать десант в Киеве. Но, честно говоря, если бы Россия с самого начала после переворота ввела войска хотя бы до линии Днепра, то санкций было бы не больше. Может быть, меньше. И стороны конфликта вели бы переговоры, как урегулировать ситуацию на Украине.

А вот эти постоянные уступки, постоянное миролюбие России, оно реально играет роль поощрения агрессора.

— И как нам «разрубить гордиев узел» этот?

— Это зависит от каждой конкретной ситуации. Я не исключаю, что надо провести выборы в Донбассе и признать Донецкую и Луганскую республики. Признать их независимость.

И пора изменить риторику, как минимум. Я бы сказал, что на Украине осуществлена агрессия со стороны западной коалиции. Что законную украинскую власть и конституционный строй представляют ДНР и ЛНР. Что остальная территория оккупирована. И мы целиком поддерживаем освободительную борьбу украинского народа против марионеточной иностранной диктатуры.

Вопрос заключается в том, кто готов выдержать противостояние. Вести атомную войну против нас не будут. Я вас уверяю, что мы приобретем большее количество сторонников. Потому что наглость США угнетает многие европейские страны. Но когда стоит вопрос, чтобы однозначно повернуться в сторону России, они этого не делают по просто причине: наши потенциальные сторонники не знают, будет ли Россия бороться до победниго конца. Или она будет каждый раз о чем-нибудь договариваться и уступать.

[Сергей Черняховский]

http://www.nakanune.ru/articles/111861/
"Онэксим" после обысков продает все российские активы?

"Онэксим" Прохорова после обысков продает все российские активы, сообщают СМИ. Компания владеет активами в горно-металлургической отрасли (UC Rusal, "Уралкалий"), финансах (страховая компания "Согласие", банки "Ренессанс капитал", "Ренессанс кредит", МФК), энергетике ("Квадра"), недвижимости (ОПИН), медиа (РБК, "Сноб"). Крупнейшие из них – 20% "Уралкалия" (цена на Московской бирже в прошлую пятницу – 103,9 млрд руб.) и 17,02% UC Rusal ($765,9 млн на Гонконгской бирже).

Тут надо понимать, что Прохоров – человек достаточно зависимый от власти. И версия о продаже активов для того, чтобы бежать от власти, выглядит очень сомнительно. Тем более, он человек с простыми реакциями, с простым поведением.

Второй момент – безусловно, многие решения для Прохорова, решения политического уровня принимает его сестра. Он ее очень любит, он содержит ее журнал, она для него - большой авторитет. И, учитывая ее одиозные и антинациональные, антигуманистические воззрения, сложно предположить, на что она могла бы сориентировать его и как его использовать. Хотя считать ее какой-то политической интриганкой тоже нет оснований. Но наполнить его своими оценками – понятно, какими – она могла.

И третий момент. Возможно, это некая форма концентрации ресурсов в руках государства, и продажа российских активов Прохорова проводится не в знак, условно говоря, протеста или противодействия государству или противоборства с ним, а именно по неким достигнутым соглашениям. То, что за рубежом, - оставь себе, а здесь все нужно концентрировать в одних руках.

Есть люди, про которых сложно сказать, что у них на уме, потому что у них все запутанно, а у Прохорова обычно все неожиданно просто. Его попытки войти в политику показали, что он человек неполитический. Хотя он и участвовал в политических проектах, но с известным результатом. Он "политическую ткань" не понимает и вообще не особо рвался этим заниматься, но почему он этим занялся – отдельная тема. Когда он участвовал в выборах, то заявлял о многих диких вещах, наподобие пересмотра Трудового кодекса, то есть выдвигал инициативы в социал-дарвинистском направлении.

В данном случае в игровой роли "общипывания олигархов" он не участвует, не вписывается. Потому что некая политическая позиция не заявлена, если бы он сейчас что-нибудь заявил в этом ключе, тогда можно было рассматривать эту версию, но он же этого не делает.

Таким образом, обыски могут вписываться в президентский курс, как некая система взаимоотношений, направленная на концентрацию в государственных руках прохоровских активов. И обусловлено это не столько предвыборной, сколько общефинансовой ситуацией.

Профессор, политолог специально для Накануне.RU

[Сергей Черняховский]

https://zavtra-den-tv.livejournal.com/149634.html

Кудрин озвучил очень важные цифры. Кудрин, конечно, не экономист, а счетовод и бухгалтер. Но в данном случае у этого есть свои достоинства: цифры, которыми он оперирует и не понимает законов экономики как таковой.

Огромное достоинство – что при этом отлично знает цифры, умеет их сводить и считать. А не понимая, что они значат, проговаривается и оглашает то, о чём власть, отдавай она себе отчёт в значении этих цифр, предпочла бы молчать.

Что сказал Кудрин формально: что в России производительность труда отстаёт от производительности труда и наиболее развитых, и многих среднеразвитых стран, оставаясь на уровне производительности труда стран G-7 1980-х гг. В Турции сегодня в полтора раза больше, в США – в три раза больше.

Но главное, что он сказал – цифры: именно 23 доллара в час. Если он свою мысль выразил точно, то имеется в виду не выработка одного работника того или иного производства, а выработка в среднем на каждого работающего в стране.

Здесь есть два момента, вызывающих ремарки. Первый – и даже не самый главный – сколько собственно занимается выработкой, а сколько занимается смежными операциями.

Если на производстве в стране работает меньше 20% работающих (то есть непосредственно участвуют в производстве тех или иных продуктов, от станков и зерна до книг и картин), а остальные заняты участием в перераспределении произведенных ценностей в разных формах – от составления отчетной документации обслуживания чиновников, развоза пиццы и оформления покупок в торговых салонах и центрах, – то получится, что созданное одной пятой производительного труда распределяется и при расчете выработки, и при присвоении вырученных средств еще на четыре пятых.

То есть произведенное одним работником на производстве присваивает огромная армия к производству отношения не имеющих – от миллионов «офисного планктона» из торговых центров до нескольких десятков и сотен крупнейших собственников страны: «олигархов», банкиров, владельцев корпораций и т.д.

Если бы не было только последних, средняя выработка на работающего уже выросла бы в несколько раз. Правда, и в США, и в других поминаемых Кудриным странах они тоже есть. Только имущественный разрыв между «верхними» и «нижними» много меньше, чем в России.

Но это всё не ново и традиционно известно. Сократите число людей в торговле и увеличьте на производстве – уже показатели выработки изменятся.

Важнее, и с точки зрения значения приведенных Кудриным цифр – намного важнее — другое.

Если, как он сказал, выработка на одного работающего в стране составляет 23 доллара, значит, при 8-часовом рабочем дне она составляет 184 доллара в день. Иначе – по 15 000 рублей. Месяц считается в среднем состоящим из 22 рабочих дней, то есть – 184 доллара умножаем на 22 и получаем 4 048 долларов в месяц. Или, при нынешнем курсе 65 рублей за доллар – 263 120 рублей в месяц. В среднем на работающего.

А средняя зарплата в стране – 36 000 рублей. То есть работник в России получает примерно 13.7% того, что он произвел. Меньше одной седьмой.

Нет, конечно, понятно, что из произведенного часть денег идет на оборону, развитие производства, образование, здравоохранение, науку и культуру. Формально – 13% подоходного налога. Практически — много больше: 13% подоходного, 31% социального сбора, который формально платит работодатель, а на практике — хоть и он, но не из своей прибыли, а из заработанного работником, и еще 20% НДС – сбором которого Минфин компенсирует свое неумение приносить прибыль стране. Но все равно — вместе 64%.

Если так, то из месячной выработки среднего работающего, которая, по данным Кудрина, составляет 263 120 рублей, 64% должно уходить на данные налоги и сборы, а 36% — оставаться.

36% от 263 120 – это 94 723. Почти сто тысяч – это то, что при вычете даже наших немыслимых налогов должен получать средний работающий по стране. Еще раз – средний. Кто-то – 500 тысяч, кто-то – 50. Но средний – 97.7.

Получает – 36 000. 60 000 – просто исчезают.

Речь уже не идет о том, чтобы работающий получал, как по классике: зарплата минус подоходный – тогда было бы порядка 220 тысяч. Нет – всего 97 из 263, а две трети на вычет. Нет, платится вообще порядка одной десятой (13% с небольшим от выработки).

Строго говоря, считается, что определенное различие индустриального и постиндустриального производства в том, что если в условиях первого характер труда работника позволяет работодателю выплачивать ему треть произведенной стоимости, то в условиях второго – уже две трети.

Официальные экономисты постоянно апеллируют к условиям постиндустриального производства — и тогда в среднем работающему при названной выработке в месяц должно выплачивать под 180 000 в среднем по стране. Если принять, что Россия к постиндустриальному производству ещё не перешла (хотя отдельный вопрос, что считать постиндустриальным производством) и пока остается на предыдущем, индустриальном, выплачиваться должно в среднем как раз под 90 000 в месяц, что показали и предыдущие расчёты, основанные на цифрах Алексея Кудрина.

И в этом отношении – да, работник сегодня в среднем получает не одну треть от им созданного, а одну треть от одной трети им созданного. Строго говоря, как и считали – примерно одну седьмую.

Что хотел сказать Кудрин: что производительность труда в стране низкая, нужно повышать её, и пока она не будет повышена – не нужно повышать заработную плату.

Что сказал Кудрин: что производительность труда в стране относительно низкая – как в ведущих странах Запада в 1980-е годы — но и за нее коллективный работодатель с работающими не расплачивается, присваивая себе две трети от того, что при такой производительности работник должен был бы получать после уплаты самых грабительских налогов.

В принципе, любой минимально грамотный экономист знает, что после повышения налога на производителя выше 50% экономический рост стопорится – стимул для производителя исчезает. Экономист это знает из теории и истории. Предприниматель – из собственной практики и собственной психологии.

Налог на работающего – много больше: по сути оказывается даже не 64%, а 86%, только все делают вид, что не понимают, куда идут еще 22%, 60 тысяч из средней зарплаты среднего работающего.

Только если куда и кому они идут – это вопрос справедливости и политики, то сам факт, что они куда-то идут, оставляя среднему работнику 36 тысяч вместо 97 – это вопрос экономической эффективности.

Предприниматель не заинтересован развивать производство, если у него изымается более 50% средств. Не стоит удивляться, что работающий не хочет повышать производительность труда, когда у него изымается чуть ли не 90%.

Продолжение: http://zavtra.ru/blogs/proizvoditel_..._ekspluatatcii.