*3302. Интернатная зависимость

["Коммерсантъ Власть"]

http://www.kommersant.ru/doc/2821104

Комиссия Общественной палаты РФ провела длительный мониторинг Звенигородского психоневрологического интерната
05.10.2015

Опубликован отчет комиссии Общественной палаты РФ, проводящей мониторинг Звенигородского психоневрологического интерната. Нарушения конституционных прав граждан в этом ПНИ, по мнению комиссии, являются системными и устранить их можно только при помощи региональных и федеральных властей.

Ольга Алленова, Роза Цветкова

Первая общественная проверка Звенигородского психоневрологического интерната (ЗПНИ) состоялась в ноябре 2014 года: ее предложили член ОП РФ Елена Тополева-Солдунова и ее коллеги после публикации во "Власти" материала "Это такая территория вне закона". В феврале 2015 года был опубликован первый отчет комиссии, которая зафиксировала нарушения прав и свобод личности в ЗПНИ: применение лекарств в репрессивных целях, незаконное лишение свободы, отказ в предоставлении информации, превышение должностных полномочий, неправомочное вмешательство в частную жизнь и умаление достоинства, препятствия свободе передвижения, отсутствие добровольного информированного согласия на медицинское вмешательство и госпитализацию, нарушение права на образование и труд (см. материал "Порог сопротивления во "Власти" N6 от 16 февраля).

С 19 февраля по 30 августа 2015 года общественная комиссия проводила длительный мониторинг ЗПНИ, чтобы узнать, как меняется жизнь внутри учреждения и меняется ли она вообще. В отчете, опубликованном на сайте Общественной палаты РФ на прошлой неделе, отмечаются позитивные изменения в работе интерната: новая администрация ЗПНИ оказалась более открытой, демонстрировала готовность взаимодействовать с членами комиссии и предоставлять необходимую информацию, конструктивно относилась к критическим замечаниям. Директор и его заместители записывали замечания членов комиссии в блокноты. Изменилось и отношение персонала — если раньше старшая медсестра одного из отделений могла повысить голос на членов комиссии, то теперь вела себя корректно.

Штат ПНИ увеличен, в отделениях появились воспитатели, которые по утрам делают с жильцами зарядку. Опрошенные комиссией жители интерната были довольны и утренней зарядкой, и тем, что теперь можно ходить в спортзал или в храм, расположенный на первом этаже. Напомним, что еще год назад социально-трудовая реабилитация здесь практически не проводилась, а обычная эмоциональная активность подавлялась при помощи психотропных препаратов. Один из участников общественной проверки, директор благотворительной организации "Перспективы" Мария Островская, работающая с психоневрологическими интернатами Санкт-Петербурга, полагает, что в условиях вынужденного безделья и изоляции даже здоровые люди могут проявлять агрессию и деструктивное поведение (см. интервью "Это противоречит Конституции, но это никого не волнует" во "Власти" N6 от 16 февраля).

Комиссия отметила и улучшение внешнего вида интерната: появились газоны, расширена территория для прогулок, во дворе можно поиграть в подвижные игры с мячом, а внутри учреждения есть бильярдная комната. Самостоятельно передвигающиеся жильцы ПНИ гуляют теперь ежедневно. Питание стало более сбалансированным и разнообразным, чем раньше, а в столовой — новая посуда и чистые скатерти на столах.

В отчете, опубликованном на сайте Общественной палаты РФ на прошлой неделе, отмечаются позитивные изменения в работе интерната

Но позитивные изменения коснулись в основном только тех вопросов, которые администрация ПНИ могла решить самостоятельно. Большинство проблем учреждения и проживающих в нем граждан невозможно решить на уровне интерната.

Общественная комиссия работала в закрытом мужском отделении на 4-м этаже, где проживают 65 человек, и именно здесь зафиксировано множество нарушений. Люди, живущие в закрытых отделениях интерната, фактически лишены свободы, хотя никаких юридических оснований для такой изоляции у интерната нет, а сама изоляция является нарушением российского законодательства. У администрации ПНИ по этому вопросу есть собственная позиция: четверть жителей закрытого мужского отделения имеет погашенную судимость и тюремное заключение в прошлом. По мнению администрации, эти люди могут быть общественно опасными. Однако если бы эти люди жили дома, им нужно было всего лишь отмечаться в органах правопорядка - никто не мог бы лишать их свободы. Комиссия отмечает, что нельзя считать общественно опасными бывших заключенных, а если бы такое решение суда было, то суд должен был бы поместить их в специализированное учреждение под надзор, например в психиатрическую больницу или специализированный ПНИ.

Администрация утверждает, что в закрытом отделении ЗПНИ живет около 20 человек, устанавливающих вокруг себя тюремные порядки, и убеждена, что выпускать этих людей в открытые отделения нельзя. Члены общественной комиссии не согласны с такой позицией. Во-первых, из-за 20 "авторитетов" свободы лишены еще 45 ни в чем не повинных граждан в этом отделении; во-вторых, заперев этих мужчин вместе, администрация никогда не добьется соблюдения прав и свобод личности в этом отделении и будет иметь там постоянные ЧП, что часто и происходит; в-третьих, даже "трудные" обитатели ПНИ имеют право на социально-психологическое сопровождение, на реабилитацию и труд — может быть, при наличии такого сопровождения они смогут жить, не причиняя неудобств остальным.

Нарушения конституционных прав зафиксированы не только в закрытых отделениях. "Все проживающие, в том числе и дееспособные, которых в ПНИ большинство, лишены возможности свободно выходить из интерната, а ведь официально дееспособные граждане находятся там добровольно, и Конституционный суд об этом писал",— резюмирует член общественной комиссии, помощник депутата Госдумы Сергей Колосков.

Комиссия отметила и нарушение конституционного права граждан на неприкосновенность частной жизни, их права владеть и распоряжаться личным имуществом. Во многих комнатах закрытого мужского отделения нет дверей, тумбочек, личных вещей. Казенное белье выдается раз в неделю после бани. Многие опрошенные комиссией граждане на вопрос "Где ваша одежда?" отвечали: "Вот все на мне, но это не мое". Некоторые собеседники комиссии просили разрешить им иметь "хоть что-то свое".

Много жалоб члены комиссии получили от людей, которые не получают на руки пенсию, несмотря на то, что являются дееспособными, и не имеют никаких личных средств и возможностей для того, чтобы сходить в магазин за покупками. Чтобы выйти за пределы учреждения, нужно получить пропуск, и этим правом удается воспользоваться единицам.

По мнению комиссии, в ЗПНИ нарушается конституционное право граждан на труд. Большинство мужчин молодого и среднего возраста на закрытом 4-м этаже жаловались на отсутствие каких-либо занятий в течение всего дня. Мария Островская отмечает, что вынужденное бездействие и изоляция могут приводить к усилению эмоциональных и психических нарушений у граждан и нарастанию их инвалидизации.

Одним из самых серьезных нарушений комиссия считает отсутствие у жителей ПНИ права на получение качественного лечения и отсутствие информированного согласия на лечение у многих пациентов

Люди, которые постоянно проживают в ПНИ, называются получателями социальных услуг, а сам интернат — учреждением социальной защиты. Однако эти услуги, по словам Сергея Колоскова, практически не финансируются, а поэтому не оказываются. "Сотрудников, предоставляющих собственно социальные услуги, в интернате менее 5% от штатного расписания,— говорит Колосков.— По существу сфера социального обслуживания в учреждении сведена до медико-бытового, но и эти услуги для многих проживающих в закрытых отделениях и в отделении милосердия предоставляются с грубыми нарушениями. Например, люди маломобильные или те, кто совсем не может себя обслуживать, не бывают на воздухе даже в теплое время года — с ними просто некому гулять".

Одним из самых серьезных нарушений комиссия считает отсутствие у жителей ПНИ права на получение качественного лечения и отсутствие информированного согласия на лечение у многих пациентов. Большинство опрошенных комиссией людей не имеют никакой информации о своем состоянии и о том, какую медикаментозную помощь они получают. Многие выражали несогласие с тем лечением, которое им было назначено врачом. Несколько человек пожаловались на излишнюю сонливость, вялость и снижение жизненного тонуса, связанные с приемом психотропных препаратов. Один собеседник комиссии, 75-летний В., сообщил, что болел язвой желудка и после каждого приема таблеток мучается от изжоги и боли. Выяснилось, что он в течение многих лет, три раза в день принимает аминазин, имеющий такие побочные эффекты.

Психиатр интерната рассказал комиссии, что заменить аминазин нечем: "Мы не сами закупаем препараты, для нас закупают их централизованно. Сейчас в день на медикаменты для одного человека выделяется 14 рублей. А современные препараты, не имеющие побочных эффектов, стоят дороже". По словам медиков, такая ситуация с лекарственными препаратами является проблемой не только этого учреждения, а имеет более широкую географию.

В целом нарушения прав и свобод граждан, противоречащие Конституции РФ, закону о психиатрической помощи, закону об основах социального обслуживания в РФ и зафиксированные общественной комиссией в Звенигородском ПНИ, являются системными и встречаются в большинстве психоневрологических интернатов России. Поэтому в своем отчете комиссия Общественной палаты отмечает, что большинство данных ею рекомендаций администрация учреждения может выполнить только при активном содействии органов региональной и федеральной власти.

Жизнь граждан в ПНИ может существенно измениться, если Госдума примет закон о распределенной опеке — соответствующий законопроект внесен сенаторами в сентябре этого года. Он предлагает назначать недееспособным гражданам не одного, а сразу несколько опекунов, в том числе представителей родительских организаций и других НКО. Если ПНИ перестанет быть единоличным опекуном, определяющим судьбу недееспособного гражданина, то и количество нарушений прав человека со стороны ПНИ резко снизится, ведь другие опекуны получат возможность контроля.

В марте этого года вступили в силу нормы Гражданского кодекса об ограниченной дееспособности, которые предполагают несколько уровней дееспособности и которые, с одной стороны, сделают жизнь гражданина с ментальной инвалидностью более безопасной, а с другой — сохранят значимые для него возможности и свободы.

Продолжается работа над законопроектом о пациентской службе, которая обеспечит соблюдение прав человека в психоневрологических интернатах и психиатрических больницах. Все эти законодательные инициативы разработаны рабочей группой, которая создана в Совете федерации совместно с правительственными чиновниками и представителями общественных организаций. Однако дальнейшие реформы в системе ПНИ зависят от того, какой путь выберет российское правительство для защиты интересов граждан с ментальной инвалидностью: если власти будут поддерживать исключительно интернатную систему и полностью игнорировать систему сопровождаемого проживания, за которую бьются общественники, никаких существенных изменений в жизни людей с ментальной инвалидностью не случится.

["Коммерсантъ Власть"]

http://www.kommersant.ru/doc/2821795

"Власть" продолжает следить за судьбой бывшего жителя Звенигородского ПНИ
05.10.2015

В октябре прошлого года "Власть" опубликовала материал "Это такая территория вне закона", послуживший поводом для начала общественной проверки в Звенигородском ПНИ. "Власть" выяснила, что стало с главным героем публикации.

Роза Цветкова, Ольга Алленова

В начале октября прошлого года 25-летний Паша Скворцов (имя изменено) был наказан — помещен на закрытый этаж Звенигородского ПНИ. Закрытый этаж — это что-то вроде тюрьмы. В большинстве комнат нет дверей, так что отделение находится под контролем "паханов" — авторитетных мужчин, с которыми считаются даже санитары. Вскоре после заключения на закрытый этаж Паша сообщил волонтерам, которые ранее посещали ПНИ и с которыми у него сложились дружеские отношения, о том, что его изнасиловал один из "авторитетов" — А., в то время как второй, П., держал Скворцова за ноги. Волонтеры рассказали об этом адвокату Елене Маро, которая по их просьбе консультировала некоторых проживающих в ПНИ людей и имела с ними договор. Адвокат зафиксировала показания Паши и позвонила в полицию Звенигорода. Ночью в ПНИ прибыл наряд полиции, однако дежурный отказался открыть ворота. Руководство ПНИ пыталось поскорее замять эту историю. Спустя несколько дней после заявления Паши об изнасиловании юрист интерната Екатерина Проскурина подала в Звенигородский городской суд заявление о лишении Скворцова дееспособности. Если человека лишают дееспособности, то его интересы в суде представляет опекун. А опекуном в случае с Пашей может быть только сам ПНИ. От услуг адвоката опекун может отказаться, чтобы не выносить сор из избы,— в системе ПНИ такое происходит часто.

Поспешность, с которой администрация ПНИ пыталась лишить Скворцова дееспособности, привлекла к этой истории внимание СМИ и общественности. По заявлению адвоката Елены Маро, Следственный комитет Одинцовского района Московской области возбудил уголовное дело об изнасиловании. А судья Звенигородского городского суда Анастасия Солодова, назначив судебно-психиатрическую экспертизу Скворцова, отложила рассмотрение требований Звенигородского ПНИ о лишении Скворцова дееспособности на неопределенный срок.

В сам ПНИ отправилась комиссия Общественной палаты, которая обнаружила много грубых нарушений прав и свобод личности в учреждении: жителей ПНИ запирали на закрытый этаж или в карцер, что является незаконным лишением свободы; им назначали неоправданно высокие дозы психотропных препаратов в качестве наказания, а те, кто не был согласен с лечением, получали его принудительно; в целом люди в ПНИ жили, как заключенные в местах лишения свободы.

Нарушения в Звенигородском ПНИ обсуждались на заседании совета по вопросам попечительства в социальной сфере при правительстве РФ — вице-премьер Ольга Голодец отреагировала на публикацию во "Власти", назвав действия администрации ПНИ издевательством над людьми. Вскоре было возбуждено еще одно уголовное дело о злоупотреблении должностными полномочиями в Звенигородском ПНИ. Директор интерната Михаил Горожанинов покинул свой пост. На его место пришел директор образцово-показательного Егорьевского ПНИ Сергей Овдин.

Поспешность, с которой администрация ПНИ пыталась лишить Скворцова дееспособности, привлекла к этой истории внимание СМИ и общественности

С тех пор в самом ПНИ многое изменилось. Овдину удалось объяснить подчиненным, что выносить продукты из ПНИ запрещено; обездвиженных людей, живущих в интернате, надо мыть чаще чем раз в неделю; телевизор на рабочем месте смотреть нельзя; в любое время дня директор может зайти в отделение и проверить, чем занимается персонал. Кто-то не выдержал новых правил и уволился. Кого-то уволил Овдин.

Не сразу, но ушли с должностей юрист Екатерина Проскурина и замдиректора по медицинской части Мария Тагирова, которых особенно боялись жители ПНИ. Впрочем, расценивать эти кадровые ходы как увольнения нельзя — обе бывшие сотрудницы ПНИ получили более высокие административные посты в Московской области.

Сейчас живущие в интернате люди чувствуют себя более свободно. Если осенью прошлого года многие из них на вопросы членов общественной комиссии отвечали односложно: "Мы живем хорошо, у нас все есть", то теперь они общаются более откровенно. В интернат вернулись волонтеры — сестры милосердия благотворительного фонда помощи детям "Милосердие", которых прежняя администрация интерната выдавила из учреждения.

Изменилась и судьба Паши Скворцова. Еще в конце прошлого года член Общественной палаты Елена Тополева-Солдунова обратилась в департамент социальной защиты населения города Москвы с просьбой перевести его в один из московских ПНИ. Московские чиновники пошли навстречу, Скворцова перевели в ПНИ N20. Сюда и приходят навещать Пашу его друзья волонтеры. Он стал спокойнее и поправился, свободно выходит гулять с волонтерами за пределы ПНИ. В кафе он может заказать любое блюдо, научился пользоваться ножом и вилкой, придерживает дверь перед входящими женщинами и помогает донести тяжелые сумки своим друзьям-волонтерам. Он теперь сам распоряжается своей пенсией. В ПНИ с ним работают психолог и логопед, Паша три раза в неделю занимается хореографией и выступает перед аудиторией на праздничных мероприятиях. Еще год назад он не знал, что за стенами интерната есть жизнь, а внутри интерната его жизнь может быть вполне интересной.

Паша еще не знает, что 31 марта центр судебной и социальной психиатрии при Московской областной Центральной клинической больнице написал заключение о том, что он "не может руководить своими действиями и осознавать их значение". Другими словами, областная комиссия разрешила лишить его дееспособности. Ранее, осенью 2014 года, во время общественной проверки ЗПНИ, известный психиатр президент Независимой психиатрической ассоциации России Юрий Савенко после продолжительной беседы с Пашей Скворцовым сообщил членам комиссии в письменном виде: "Никаких оснований для постановки вопроса о недееспособности Скворцова не имеется". По мнению юриста Центра лечебной педагогики Павла Кантора, также общавшегося с Пашей Скворцовым во время общественной проверки ЗПНИ, критерии и подходы проводивших экспертизу областных психиатров давно устарели: "Экспертиза сконцентрирована на совершенно отвлеченных для Скворцова обстоятельствах — названии месяца, страны и имени ее президента. Обычный человек, находясь в больнице или в отпуске, часто может забыть и даты, и политические события. А тут речь идет о человеке, который всю жизнь живет в интернате. Для него такие вещи, как календарь, Конституция и география, носят совершенно отвлеченный характер. В то же время в конкретных бытовых вопросах человек может быть хорошо адаптирован и прекрасно разбираться в событиях своей личной жизни, но это почему-то прошло мимо внимания экспертов".

20 мая 2015 года судья Звенигородского городского суда Анастасия Солодова возобновила производство по делу о лишении Скворцова дееспособности. В начале июня Звенигородский ПНИ покинула юрист Екатерина Проскурина. Уже 5 июня новый юрист Жанна Каминская направила в суд заявление об отказе интерната от прежних требований лишения Скворцова дееспособности. 11 июня в адрес суда поступило по факсу заявление от Паши Скворцова, заверенное директором московского ПНИ N20 Леонидом Мусатовым, о том, что Скворцов согласен с отзывом иска Звенигородского ПНИ. Казалось бы, в этом деле можно было ставить точку. Однако суд не стал рассматривать заявление Скворцова, решив, что оно могло быть написано другим человеком.

На следующем заседании судья Солодова вынесла сразу три определения. Рассмотрев заявление Звенигородского ПНИ об отказе от иска, она по собственной инициативе назначила правопреемником в этом деле ПНИ N20 города Москвы, учитывая полученное ранее письмо из ПНИ N20 о том, что Скворцов с февраля проживает в Москве. На основании того что в деле появился правопреемник, а Звенигородский ПНИ уже не является заявителем по данном вопросу, судья отказала ему в удовлетворении его же ходатайства об отзыве иска. А третьим шагом судья вынесла решение о переводе дела по лишению дееспособности Скворцова в Гагаринский суд Москвы.

Волонтеры и адвокаты полагают, что судебная волокита вокруг дееспособности Скворцова затеяна с целью развалить уголовное дело об изнасиловании

26 июня Звенигородский суд передал дело Паши в Москву, а уже 17 июля Гагаринский райсуд вынес свое первое определение, поручив отделу социальной защиты Звенигорода дать заключение по существу дела. Так в деле Скворцова снова появились звенигородские чиновники, которые весь предыдущий год были не на его стороне.

Директор ПНИ N20 Леонид Мусатов заявил "Власти": "Мы никакого заявления о лишении дееспособности не подавали, на заседании в Звенигороде не присутствовали и не считаем себя правопреемниками в этом вопросе. Кто-то очень заинтересован в том, чтобы признать Пашу недееспособным, но нам это абсолютно не нужно". Следующее заседание Гагаринского районного суда Москвы состоится 8 октября.

Волонтеры и адвокаты, представляющие интересы Скворцова, полагают, что судебная волокита вокруг его дееспособности затеяна с одной целью — нейтрализовать все его заявления и развалить уголовное дело об изнасиловании, которое является частью большого уголовного дела о превышении должностных полномочий администрацией ЗПНИ. Если развалится дело об изнасиловании, то и у основного дела мало шансов быть расследованным. Один из бывших жителей Звенигородского ПНИ, проживающий сейчас в другом подмосковном интернате, рассказал на прошлой неделе о том, что к нему приезжали сотрудники одинцовских правоохранительных органов и просили вспомнить "что-нибудь плохое" про сестер милосердия. Напомним, что сестры милосердия являются основными свидетелями по двум уголовным делам.

Человек, которого Паша обвинил в изнасиловании, был опрошен представителями общественной комиссии, делегированной в ЗПНИ Общественной палатой РФ, осенью прошлого года. В беседе с членами комиссии А. сообщил, что знает об этих обвинениях, но ему "ничего не будет", потому что у него есть влиятельные родственники, которые его в ПНИ "спрятали". От чего или кого его спрятали, А. не уточнил. Другие проживающие на закрытом этаже люди в беседах с членами комиссии рассказали, что знают о том, что А. изнасиловал Скворцова, потому что сам А. об этом хвалился. По их словам, А. и раньше совершал насильственные действия сексуального характера.

А. больше не живет в ЗПНИ, он переведен в другой подмосковный ПНИ — Колычевский. Иногда он звонит оттуда своим знакомым в Звенигород. Следователь Первого управления по расследованию особо важных дел ГСУ СК России по Московской области Артем Долганин, который более полугода вел оба уголовных дела и собирал свидетельские показания, больше не участвует в расследовании: основное дело о превышении должностных полномочий администрацией ПНИ передано другому следователю, а дело об изнасиловании вообще вернули с областного уровня на районный. Адвокат Елена Маро считает, что это плохой знак: "Уголовное дело по Скворцову вернули из Первого управления по расследованию особо важных дел ГСУ СК России по Московской области в следственный отдел по г. Одинцово следственного управления Следственного комитета РФ по Московской области. Именно в этот одинцовский отдел первоначально попало заявление об изнасиловании Скворцова, именно там проводили опрос Скворцова без адвоката и именно там мне сказали, что никакого уголовного дела возбуждать не будут. И именно в этот отдел еще раньше, в декабре 2013 года, обратились инвалиды из Звенигородского ПНИ и рассказали, что их в интернате регулярно избивают, издеваются, насильно лишают свободы и держат в карцере, но их заявление было оставлено без внимания. Я думаю, что бывшие сотрудники Звенигородского ПНИ уйдут от уголовной ответственности".

Журнал "Коммерсантъ Власть" №39 от 05.10.2015, стр. 16

["Коммерсантъ"]

http://www.kommersant.ru/doc/2954610
Как устроены психоневрологические интернаты в России
02.04.2016, 21:51

Министр труда Максим Топилин заявил о необходимости реформы психоневрологических интернатов. Его поддержали сенаторы и Общественная палата РФ. «Власть» выясняла, с чем придется столкнуться реформаторам.

«Это повсеместная практика в ПНИ — стерилизация, аборты»

Ольге Л. 26 лет, она инвалид второй группы с детства с диагнозом «умеренная умственная отсталость со слабо выраженным нарушением поведения». Вся ее жизнь протекала в государственных учреждениях Москвы: родильный дом №20, дом ребенка №13, детский дом №1, детский дом-интернат №7. С 19 февраля 2008 года живет в психоневрологическом интернате (ПНИ) №30. В 2014-м интернат лишил Ольгу дееспособности. «Шесть лет дееспособность Ольги не вызывала сомнений,— говорит юрист Центра лечебной педагогики (ЦЛП) Павел Кантор.— Ее лишили дееспособности в 24 года, и произошло это, как мы выяснили, одновременно с лишением дееспособности 28 других проживающих в интернате людей. Причем все решения вынесла одна судья в один день. Иными словами, ни о каком рассмотрении дела по существу не было и речи».

В сентябре 2015 года выяснилось, что Ольга беременна. Отец ребенка — дееспособный житель ПНИ №30. Руководство интерната приняло решение об аборте. Тут нужно отметить, что в ПНИ по закону дети жить не могут, а учреждения, в котором недееспособная Ольга могла бы жить вместе с ребенком, нет даже в «продвинутой» в социальном плане Москве. Поэтому в ПНИ женщины не рожают, даже если беременеют. Им делают аборты. Или, в редких случаях, ребенка отбирают сразу после родов, а мать пишет отказ. Во время общественных проверок ПНИ, в которых участвовали авторы этой статьи, жительницы интернатов рассказывали, как во время абортов им заодно перевязывали маточные трубы, то есть стерилизовали, мотивируя это обнаруженными «серьезными осложнениями». Мы видели женщину с рубцом от кесарева сечения, которая говорила, что ее ребенка забрали сразу после операции, а потом сказали, что он умер. Одна из руководительниц социальных учреждений рассказала нам в приватной беседе, что давно знает о такой практике: девушек, попавших в ПНИ, другие его жители или санитары склоняют к сожительству или насилуют; раз в месяц всех осматривает гинеколог; и тех, кому «не повезло», везут на аборты.

«Это повсеместная практика в ПНИ — стерилизация, аборты, только бы не допустить родов,— говорит председатель правления ЦЛП Роман Дименштейн.— Система в таких случаях всегда против появления ребенка».
Как волонтеры помогают жителям российских психоневрологических интернатов
В России идут реформы в сфере образования, здравоохранения, социальных услуг. Но есть места, которые общественники называют серой зоной и куда реформы приходят в последнюю очередь. Психоневрологические интернаты многие десятилетия оставались закрытыми, в них нарушались базовые права человека, так что ПНИ стали сравнивать с тюрьмами и концлагерями. Спецкорреспондент ИД "Коммерсантъ" Ольга Алленова выяснила, можно ли реформировать такие интернаты и для чего туда ходят волонтеры

В больнице, куда Ольгу привезли на аборт, ее увидели волонтеры православной службы помощи «Милосердие». Разговорившись с ними, Ольга сказала, что не хотела бы прерывать беременность, но в интернате ей велели это сделать. Волонтеры связались с кризисным центром для женщин «Дом для мамы», который уже не один год успешно работает при Синодальном отделе по благотворительности РПЦ как один из проектов «Милосердия». Сотрудники «Дома для мамы» приехали к Ольге в больницу — она подтвердила, что не хочет делать аборт. Решив помочь Ольге, директор кризисного центра Мария Студеникина, юрист Синодального отдела по благотворительности Наталья Старинова и юрист ЦЛП Павел Кантор отправились в ПНИ № 30 на встречу с директором Алексеем Мишиным. Кроме директора в его кабинете находилась почти вся администрация учреждения. Встреча длилась более часа и была записана на диктофон. Ни один из ее участников со стороны интерната не высказался за право Ольги сохранить ребенка. Общественникам приводили всевозможные аргументы: она не выдержит беременность и может умереть (никаких специфических диагнозов, которые предполагали бы смерть от беременности, администрация не назвала); ребенок не может жить в ПНИ, а значит, после родов Ольгу с ним разлучат, что приведет к ухудшению ее состояния (слов Студеникиной о том, что «Дом для мамы» готов сопровождать Ольгу с ребенком и решать все их проблемы, никто не слышал); наконец, утверждали, что Ольга не хочет этого ребенка, а общественники просто используют ее для достижения каких-то целей. «На этой встрече, особенно при общении с психологом ПНИ, которая откровенно давила на нас, стало понятно, что при таком мощном воздействии Ольга сделает все, что ей велит администрация учреждения»,— рассказывает Павел Кантор.

Уже на следующий день администрация интерната снова попыталась доказать свою правоту. Ольга заявила на видеокамеру, что хочет сделать аборт. Директор Мишин сообщил в своем фейсбуке, что сама Ольга не хочет рожать, но ее уговорили отказаться от аборта некие женщины в черном, утверждающие, что «аборт — это грех» (волонтеры «Милосердия» не являются монахинями, они светские люди и одеты в обычную, современную одежду). Ольгу повезли в другую больницу на аборт. Однако к этому времени известные общественные организации уже создали группу поддержки беременной жительницы ПНИ: представители ЦЛП, благотворительного фонда помощи детям с особенностями развития «Я есть!», православной службы помощи «Милосердие», благотворительного фонда «Волонтеры в помощь детям-сиротам» по очереди стали звонить в московский департамент труда и соцзащиты населения (ДТСЗН) и убедили чиновников дать Ольге шанс. «Директор департамента Владимир Петросян лично пообещал нам поддержку,— добавляет Студеникина.— Он пытался убедить директора Мишина сотрудничать с нами». После звонка из ДТСЗН Мишин согласился привезти Ольгу в гости в «Дом для мамы», но, по словам Марии Студеникиной и Натальи Стариновой, все время держал подопечную за руку, не отпуская ни на шаг. На следующий день руководство интерната сообщило, что в «Дом для мамы» Ольга «не хочет». Эту фразу потом много раз повторяли представители ПНИ как главный свой аргумент. Правда, впоследствии, во время общественной проверки в учреждении, администрация ПНИ попросила «не поднимать на щит» высказывания и желания проживающих, потому что они «больные люди».

Общественники нашли для Ольги временного опекуна, сотрудника РАН Наталью Токареву: Ольга могла бы жить у нее, а социальные и психологические услуги получать в «Доме для мамы». Сопровождать девушку, в частности ходить с ней в поликлинику и женскую консультацию, должна была профессиональная сиделка-помощница Алена Селифанова, а постоянный контакт с ней осуществляла психолог Городского ресурсного центра содействия семейному воспитанию Елена Житомирская, с которыми «Дом для мамы» заключил договор. Казалось бы, чиновники и общественность придумали неплохой формат для Ольги и других женщин в ПНИ, которые могут оказаться в такой ситуации.

23 октября 2015 года по очередному звонку из департамента Ольгу «отпустили на гостевой режим» к Наталье Токаревой. Гостевой режим приходилось продлевать каждые две недели. За последующие три с половиной месяца социальной адаптации, которые Ольга провела в квартире Токаревой вместе с помощницей Аленой, она не имела возможности забыть об интернате: ей постоянно звонил главный врач-психиатр учреждения, который был осведомлен обо всех изменениях в ее жизни. После каждого такого звонка, по свидетельству очевидцев, настроение Ольги портилось, она начинала повторять, что надо делать аборт и ехать в интернат. Бывало, представители ПНИ в сопровождении сотрудников отдела опеки устраивали неожиданную инспекцию: без предупреждения с видеокамерой приезжали в квартиру к Токаревой. Но даже в таких условиях состояние Ольги менялось в лучшую сторону: директор центра «Дом для мамы» Мария Студеникина говорит, что девушка начала читать, хотя до этого едва могла осилить страницу крупным шрифтом, у нее расширялся кругозор, она даже попросила купить ей глобус; полюбила гулять с собакой на улице и слушать музыку; с интересом участвовала в домашних делах, например в приготовлении пищи. Как сирота, которая никогда не жила в семье, она даже не знала, как готовят суп. Однако директор ПНИ, по словам Студеникиной, регулярно принимал решение о прекращении гостевого режима и срочном возвращении Ольги в интернат. Аргументы о том, что в условиях интерната невозможно полноценно сопровождать беременность, не действовали. После каждого такого «решения» общественникам приходилось звонить чиновникам в ДТСЗН.

«Ее буквально выставили на улицу»

20 ноября сотрудники службы «Милосердие» и ПНИ привезли Ольгу в территориальную женскую консультацию Чертаново, чтобы она встала там на учет. Врачи решили госпитализировать ее в Боткинскую больницу, где по итогам исследований сказали, что серьезной патологии беременности нет, но для стабилизации состояния нужно полежать в больнице одну-две недели. Через четыре дня ее выписали и увезли в ПНИ — сотрудники «Милосердия» узнали об этом на проходной больницы. В личной переписке с Алексеем Мишиным один из авторов этой статьи пытался выяснить, почему его подопечной не дали долечиться: директор утверждал, что Ольгу выписал завотделением Боткинской больницы, а так как никто из общественников за ней не приехал, то представителю ПНИ пришлось ее забрать. В свою очередь Мария Студеникина сообщила нам, что по рекомендации лечащего врача Ольге необходимо было остаться в больнице хотя бы на неделю и что забирать ее из больницы в угрожающем здоровью плода состоянии нельзя. Юрист ЦЛП Павел Кантор прояснил ситуацию: «Ольгу могли выписать по ее желанию или по желанию опекуна, поскольку пребывание в больнице является добровольным».

После выписки Ольга провела в ПНИ сутки. Администрация предлагала Токаревой или Студеникиной незамедлительно забрать девушку. Те, полагая, что ее состояние вызывает опасения, настояли на ее осмотре врачом в женской консультации. Врач вызвал скорую, и Ольгу снова госпитализировали в Боткинскую больницу. Таким образом, медики подтвердили, что стремительная выписка беременной пациентки была неоправданной.
Как живут выпускники детских домов, оказавшиеся в Звенигородском психоневрологическом интернате
Выпускники детских домов и интернатов часто оказываются в психоневрологических интернатах и становятся заложниками системы — выбраться оттуда для многих уже невозможно. Как они живут в ПНИ и почему эти учреждения считаются территорией беззакония, выясняли Ольга Алленова и Роза Цветкова

У сопровождающих Ольгу специалистов «Дома для мамы» возникло ощущение, что медицинские показания для ее госпитализации вполне серьезны, но по какой-то причине администрация ПНИ вмешивается в лечебный процесс, и лечение прекращается. Поэтому Студеникина стала искать больницу с комфортными условиями, где Ольга могла бы жить в отдельной палате вместе с помощницей Аленой и под наблюдением врачей. «Мы пытались найти санаторий для беременных, но оказалось, все подобные санатории не обеспечивают психиатрического наблюдения,— рассказывает директор “Дома для мамы”.— Договорились наконец с хорошей загородной больницей, куда Ольга уже заселилась, но все сразу сорвалось после звонка из интерната — ее буквально выставили на улицу. В конце концов, мы договорились с руководством кризисного отделения одной из горбольниц, там есть возможность жить комфортно в отдельной палате вместе с помощницей. Ольга с Аленой заселились в отделение обсервации — ждали только подписи договора со стороны ПНИ, чтобы перейти в кризисное отделение беременных. Но на следующий день, 24 декабря, представители ПНИ №30 приехали в больницу и полтора часа провели за закрытой дверью с руководством больницы. Нашего представителя туда не пустили. Утром в пятницу 25 декабря мне позвонил главный врач-психиатр ПНИ Иванов и сообщил, что Ольгу выписывают из больницы и что в 15 часов нужно ее забрать. Руководство ПНИ уверяло нас, что все документы между интернатом и больницей подписаны, но позже мы выяснили, что с кризисным отделением для беременных интернат так и не подписал договор». До позднего вечера 25 декабря общественники звонили Алексею Мишину и чиновникам в ДТСЗН. В 18 часов представитель ДТСЗН Павел Келлер уверил соучредителя фонда «Я есть» Ксению Алферову, что Ольгу из больницы никто не выпишет, однако в это время Ольгу и Алену уже выставили из медицинского учреждения. Марии Студеникиной пришлось срочно искать машину, чтобы привезти Ольгу в «Дом для мамы».

После стабилизации психологического состояния Ольга снова поселилась у Токаревой. По словам психолога Елены Житомирской, медицинские исследования показали, что видимых повреждений плода нет, внутриутробно ребенок развивался нормально. «И хотя у Ольги время от времени проявлялись негативные установки и страхи по отношению к родам, она стала задавать много вопросов, свидетельствующих о пробуждении интереса к будущему материнству,— отмечает Житомирская.— Она стала поглаживать живот и выбирать имя для сына». Кроме этого, Ольга, выросшая в интернатной системе, привязалась к Наталье, Алене и Елене Житомирской. Личные привязанности давали надежду на нормализацию ее дальнейшей жизни.
Интернатная зависимость
Опубликован отчет комиссии Общественной палаты РФ, проводящей мониторинг Звенигородского психоневрологического интерната. Нарушения конституционных прав граждан в этом ПНИ, по мнению комиссии, являются системными и устранить их можно только при помощи региональных и федеральных властей

29 января в квартиру Натальи Токаревой нагрянули правоохранительные органы. Как выяснилось впоследствии, это была реакция на «заявление» Ольги о том, что ее насильно удерживают в квартире Токаревой. «Заявление» было напечатано неизвестным лицом, датировано 4 декабря и адресовано уполномоченному по правам человека в городе Москва Татьяне Потяевой, которая ранее работала заместителем руководителя департамента соцзащиты и знакома с Алексеем Мишиным. В нем вполне грамотным языком сообщалось, в частности, что Ольгу увезли к Токаревой обманом, а еще назывался «РБОО “Центр лечебной педагогики”» как один из консультантов Марии Студеникиной. «Юридическое название нашего центра даже здоровый, дееспособный человек не запомнит, а Оля его и раньше не знала»,— комментирует председатель правления ЦЛП Роман Дименштейн. По его мнению, утверждение о насильственном удержании опровергает согласие, данное интернатом на гостевой режим в квартире Токаревой.

В тот же вечер Студеникина сообщила следователю, что опекун Ольги — администрация ПНИ — владеет всей информацией о ее местоположении, психиатр учреждения регулярно ей звонит, а сотрудники интерната могут приехать в любое время без предупреждения, что регулярно и делают. Поэтому ни о каком удерживании Ольги нет речи. Казалось, дело улажено, Ольга осталась в квартире Токаревой. К этому времени «Дом для мамы» начал искать роддом, в котором она могла бы родить, однако во всех горбольницах им отказывали, едва услышав о том, что девушка из ПНИ, недееспособная. Ксения Алферова договорилась с директором Перинатального медицинского центра Москвы Марком Курцером, тот предложил для Ольги бесплатную подготовку к родам в его учреждении и скидку на оплату родов. Оплату взяла на себя служба помощи «Милосердие».

«В глаза не смотрит, слова чеканит»

Вскоре Наталья Токарева заболела, и ей потребовалось обследование в больнице. «Дом для мамы» нашел для Ольги нового опекуна — Лидию Махалову, которая и оформила опеку 8 февраля. Однако 9 февраля в квартиру к Махаловой пришли сотрудники отдела опеки и попечительства Дмитровского района. Ольга к этому времени еще не переехала к новому опекуну, а находилась в «Доме для мамы» — на основании договора между опекуном и учреждением об оказании Ольге социальных, реабилитационных и психологических услуг. Визитеров интересовало, где находится опекаемая и почему в квартире спустя сутки после установления опеки нет ее вещей. Махалова объяснила, что вещи Ольги еще не передал ПНИ. «У нас была договоренность с директором ПНИ Мишиным, что мы приедем за вещами Ольги в интернат на следующий день,— рассказывает Мария Студеникина,— однако он, как обычно, нарушил договоренности». 11 февраля в «Дом для мамы» приехала полиция с документом об отмене опеки и поручением вывезти Ольгу от опекуна. Так Ольга вернулась в ПНИ — вывести человека из системы даже при содействии известных общественников оказалось невозможно.

В листе назначений Ольги, выданном ей лечащим врачом Перинатального центра, говорится о необходимости многократного дробного питания, приеме определенных препаратов, прогулках, покое. По словам Елены Житомирской, которая навещает Ольгу, всего этого в ПНИ нет. «Оля в глаза не смотрит, слова чеканит, твердит постоянно как заклинание: “Мой дом здесь”,— рассказывает Житомирская в переписке с общественниками.— На вопрос “Ты ела?” отвечает: “Мой дом здесь”».
Люди доброй воли
В Москве некоммерческие организации ищут волонтеров для работы с детьми-сиротами. Особенно волонтерская помощь нужна в детских домах-интернатах для детей с умственной отсталостью. Спецкорреспондент ИД "Коммерсантъ" Ольга Алленова выяснила, кто и как вербует добровольцев, почему молодые люди идут работать в интернаты и зачем они там нужны

В среду 30 марта общественникам стало известно, что представители ПНИ отвезли Ольгу в 20-ю городскую больницу, в отделение обсервации. Вероятно, предложение Перинатального медцентра, гарантировавшего Ольге отдельную палату, круглосуточное наблюдение врачей и посещение волонтеров, так и не было принято руководством ПНИ. В четверг 31 марта, раньше запланированного срока, Ольге сделали кесарево сечение, родился мальчик. Психолога Житомирскую к роженице не пустили, но медики сказали ей, что «ребенок хороший». Мы не знаем, виделась ли Ольга с сыном и как сложится их дальнейшая жизнь. «Дом для мамы» и другие НКО готовы оказывать ей системную помощь, чтобы она могла жить вместе со своим ребенком. Однако общественники считают, что ПНИ будет и дальше делать все возможное для изоляции своей подопечной. По мнению Романа Дименштейна, Ольга, как заложник системы, будет говорить то, что ей велят: «Для людей, с детства воспитывающихся в интернатной системе, очень сложно принимать собственные решения: многие из них очень внушаемы и легко подчиняются решениям администрации».

В свою очередь директор Мишин убежден, что общественники не справились со своей задачей, ранее он заявлял о «безалаберном отношении к беременной женщине со стороны общественной организации, которая не может осуществить качественное и всестороннее сопровождение человека с психическим расстройством».

«Наша “группа поддержки” действовала в условиях сжатых сроков,— рассказывает юрист ЦЛП Павел Кантор.— У нас не было возможности что-то планировать. Но сделано очень много: установлен контакт и взаимодействие с Ольгой, найдена сиделка, психолог, два кандидата в опекуны, подобраны лечебные учреждения, проведены медицинские исследования, найдены денежные средства на сопровождение родов. Не было никаких правовых препятствий для того, чтобы руководство ПНИ приняло предложение “Дома для мамы” о сопровождении Ольги. Но директор этого просто не хотел. Мы видим совершенно ненормальную картину абсолютной власти, когда директор ПНИ одновременно является единственным опекуном гражданина и единственным поставщиком всех необходимых для его жизни услуг — таким образом, любой человек в ПНИ попадает под тотальный контроль и диктат директора учреждения».

История Ольги совершенно типична, полагает юрист — многие сироты в ПНИ находятся под таким же давлением системы: «Ольга не может в принципе принять никакого обдуманного решения в вопросах личной жизни, потому что она ничего не знает про жизнь в семье, никогда не наблюдала отношений “мать—ребенок”, “отец—мать”, а тем более не участвовала в них. Это никак не связано с интеллектом или состоянием здоровья — в такую ситуацию поставлены все без исключения сироты, живущие в ПНИ. Они физически здоровы, мечтают о личной жизни, но из-за сиротских стигматов и ментальных нарушений они попадают в закрытую систему, которая не предлагает никакого ответа на их потребности, кроме мимолетных связей и абортов».

«Установлен порядок произвольного ограничения свободы граждан»

В январе 2016 года, когда Ольга еще жила у Натальи Токаревой, в ПНИ №30 покончила с собой жительница этого учреждения Елена Ш. Член Общественной палаты РФ (ОПРФ) Елена Тополева-Солдунова инициировала общественную проверку в интернате, в которой приняли участие представители общественных организаций. Несмотря на то что ДТСЗН проверку ОПРФ быстро согласовал, в назначенный день в самом учреждении заявили, что не видят для нее оснований. Препирательства между директором ПНИ Алексеем Мишиным и участниками общественной комиссии продолжались более часа. Тополева-Солдунова отметила, что в ее практике это первый случай, когда руководство учреждения препятствует проверке, санкционированной ОПРФ. Мишин разрешил проверку только после звонка Ксении Алферовой руководителю ДТСЗН Владимиру Петросяну.

В ПНИ №30 живет более 1 тыс. человек. Почти 70% жителей, как выяснили участники проверки, лишены дееспособности. Это и молодые люди, выросшие в детских домах, и молодые люди из семей, и люди среднего возраста, и старики. Когда в учреждении живет такое количество недееспособных, это вызывает много вопросов. Например, где их квартиры, как расходуются их пенсии, а также ежемесячные и единовременные пособия, которые сироты получают на личный счет с первого дня в сиротской системе и потом, когда достигают совершеннолетия. Доступ к личным средствам прекращается при установлении недееспособности гражданина — с этого момента его финансами распоряжается опекун, то есть руководство интерната. Во время проверки ее участники запросили информацию о нескольких жителях интерната и увидели, что они были лишены дееспособности на выездном заседании Чертановского райсуда в ПНИ — их даже не возили в суд. Один из наших собеседников утверждал, что лишение дееспособности происходило без его участия. Многие молодые люди хотели бы получать свою пенсию на руки, однако они этой возможности лишены и не могут делать даже самые простые покупки. У большинства нет мобильных телефонов, хотя они хотели бы их иметь; свет в их комнатах выключается и включается с внешнего пульта медсестрой, хотя многие из них не хотели бы ложиться спать в 22 часа и просыпаться в семь. Правила внутреннего распорядка учреждения, утвержденные приказом директора от 19 декабря 2012 года, разрешают сотрудникам интерната ограничить право граждан на личную переписку, прием посетителей, приобретение предметов первой необходимости и пользование собственной одеждой. Такие меры члены общественной проверки расценивают как превышение полномочий и нарушение прав и свобод граждан, гарантированных им Конституцией РФ.

Многие жители ПНИ заперты на своих этажах — ключ от железной двери, блокирующей этаж, хранится у медработника. Молодые люди, живущие в ПНИ, говорили нам, что мечтают выйти за ворота учреждения, но им не разрешают даже спуститься во двор. Такой закрытый режим, по мнению участников общественной проверки, является нарушением прав граждан, живущих в ПНИ. Постоянная изоляция приводит к вторичным психическим нарушениям и госпитализации. Наши собеседники жаловались и на то, что не могут отказаться от назначенного им лечения: один молодой человек сообщил, что при такой попытке был наказан и госпитализирован в психиатрическую больницу, после чего лишен дееспособности.

В отчете общественной комиссии, опубликованном на сайте ОПРФ, приводятся объяснения чиновников ДТСЗН, наблюдавших за проверкой: по их словам, в учреждении применяются подзаконные акты 1978 и 1981 годов (приказ Министерства социального обеспечения от 24 сентября 1981 года №109 об организации медицинского обслуживания и санэпидрежима в ПНИ и приказ Министерства социального обеспечения от 27 декабря 1978 года №145 — Положение о ПНИ). «Несмотря на то что эти документы не соответствуют Конституции РФ и действующему федеральному закону об основах социального обслуживания, именно они являются основой регламентов учреждения. Благодаря этим документам фактически установлен порядок произвольного ограничения свободы и иных личных прав граждан, проживающих в ПНИ»,— сообщают авторы отчета.

На вопрос, когда они в последний раз гуляли, обитательницы женского отделения милосердия, отвечали: «Летом». Сотрудники интерната в свою очередь утверждают, что люди «сами не хотят гулять». Одна жительница интерната сообщила, что уже четыре года не видела внучку — детей в ПНИ не пускают. Другая, сидя в кровати, пожаловалась, что за три месяца в интернате она ни разу не покидала свою кровать — в ней ее кормят и моют. Таких людей персонал называл лежачими.

Участница проверки Ксения Алферова отмечает, что врачи не знают жителей отделений по именам, у многих людей в отделении милосердия нет личных вещей — даже своего нижнего белья; директор благотворительного фонда Владимира Смирнова Елена Береговая полагает, что штатное расписание не позволяет сколько-нибудь серьезно оказывать психологическую, социальную или реабилитационную помощь — на весь интернат один массажный кабинет и два соцработника, а индивидуальные программы предоставления социальных услуг составлены как под копирку.

Общение жителей ПНИ с родственниками и знакомыми ограничено часами посещения, хотя ПНИ является учреждением социального обслуживания граждан, а не тюрьмой, и доступ сюда может быть разрешен в течение всего дня. В начале года члены общественной проверки получили письмо от Ирины Д., у которой в ПНИ умерла престарелая мать: она писала, что ей не давали видеться с матерью, хотя та ее ждала.

«Пребывание в изоляторе может быть бессрочным»

Наконец, общественная проверка, пытаясь выяснить причины самоубийства Елены Ш., осмотрела изоляторы ПНИ, расположенные на каждом этаже, в одном из них и провела свои последние дни Елена. Официально в интернате эти помещения называют карантинными отделениями, в них помещают людей, вернувшихся из больницы или домашнего отпуска. Проверяющие выяснили, что Елену «поместили в карантин» 25 декабря 2015 года, после выписки из психиатрической больницы. Новогодние и рождественские праздники она провела в маленькой комнате, запертой снаружи. В этой комнате нет телевизора, радио и каких-либо других предметов для проведения досуга. Покидать изолятор Елена не могла, к ней никого не пускали. 12 января, на 18-й день нахождения в изоляторе, Елена повесилась на казенном халате. «К Елене Ш. были применены меры изоляции и лишения свободы,— говорит помощник депутата Госдумы РФ Олега Смолина Сергей Колосков.— Для нее создали ненадлежащие, а возможно, и психотравмирующие условия пребывания в учреждении; примененные к ней меры изоляции были незаконными, потому что Конституция РФ запрещает ограничение свободы человека без предусмотренных законом оснований». По словам Колоскова, принудительное нахождение гражданина в психоневрологическом учреждении допустимо лишь при госпитализации в психиатрическую больницу по постановлению судьи — об этом неоднократно выносил решения Конституционный суд РФ. Действия ПНИ в отношении Елены Ш., по мнению Колоскова, могут быть квалифицированы как незаконное лишение свободы (ст.127 УК РФ).

При подробном изучении документов, которые регламентируют жизнь ПНИ №30, общественная комиссия обнаружила Положение об изоляторах (в отчете оно названо «Положение-И»), которое издал директор ПНИ. В документе говорится, что «изоляторы предназначены для временного пребывания получателей социальных услуг с целью исключения риска распространения инфекционных заболеваний», а также что основанием для помещения в изолятор является не только инфекционное заболевание, но и «первичное поступление получателя социальных услуг в отделение» и «возвращение получателя социальных услуг в отделение после отсутствия более пяти дней».

Однако федеральное законодательство (п.10.5 СанПиНа) гласит, что пациент может быть переведен в изолятор только при появлении признаков инфекционного заболевания и только до госпитализации в инфекционный стационар. А все остальные правила, изложенные в Положении-И, предусмотрены для помещения людей не в изоляторы, а в приемно-карантинные отделения, которых в ПНИ нет. В приемно-карантинных отделениях есть место ожидания с тамбуром, кабинет для медицинского осмотра, санузел с умывальником для персонала и отдельный вход с улицы.

Таким образом, руководство ПНИ смешало два понятия и долгое время незаконно помещало граждан в условия полной изоляции.

В изобретенном администрацией ПНИ №30 Положении-И не установлен предельный срок пребывания гражданина в изоляторе, а также не указаны действия, которые лечащий врач обязан предпринять для того, чтобы человек вернулся в свою обычную жизнь. «Другими словами, пребывание в изоляторе, согласно Положению-И, может быть фактически бессрочным и зависит только от решения врача,— говорится в отчете комиссии ОПРФ.— Это является недопустимым ограничением личной свободы получателя социальных услуг». По мнению участников общественной проверки, применение в ПНИ №30 «произвольных правовых актов» способствовало длительной изоляции Елены Ш. и ее трагической смерти. Эти факты, как полагают эксперты, дают основания для обращения в прокуратуру и следственные органы.

Департамент труда и социальной защиты Москвы, изучив отчет ОПРФ, вынес директору ПНИ №30 выговор и обязал его устранить нарушения до 15 апреля. Кроме этого, на совещании у главы ДТСЗН было принято решение о реформировании психоневрологических интернатов столицы. Ранее о необходимости реформы ПНИ заявил и министр труда РФ Максим Топилин. Неоднократно о нарушениях прав людей в психоневрологических интернатах говорила и вице-премьер Ольга Голодец. «Реформа в этой системе необходима, хотя бы потому, что живет она по нормативным документам советских времен и не соответствует современным общественным отношениям и современному социальному законодательству,— полагает руководитель благотворительного фонда “Перспективы” Мария Островская.— А существует она в таком виде только потому, что граждане мало знают о том, что такое жизнь человека в интернате, и совсем не знают о том, что для большинства жителей ПНИ — это смесь больницы и тюрьмы на пожизненный срок. Весь мир давно перешел на стационарозамещающие технологии жизнеустройства людей с психофизическими нарушениями: инвалиды живут в небольших домах или самостоятельно — при поддержке специалистов; их могут навещать друзья и волонтеры. В тех же огромных интернатах, куда посторонний войти не может, добиться соблюдения прав каждого гражданина невозможно».

Ольга Алленова, Роза Цветкова

[Мария Эйсмонт]

http://www.vedomosti.ru/opinion/colu...elno-strashnee
Статья опубликована в № 4065 от 28.04.2016 под заголовком: Гражданское общество: Над гнездом кукушки

Психоневрологические интернаты в нынешнем виде должны прекратить существование
27.04.2016

Отчет комиссии Общественной палаты по итогам проверки столичного психоневрологического интерната (ПНИ) № 30 хочется привести полностью, снабдив сухим комментарием: «Россия. Москва. 2016 год». Интернат, руководимый депутатом Мосгордумы Алексеем Мишиным, проверяли после самоубийства женщины, которую продержали в изоляторе 18 дней. Вот некоторые выдержки.

«Сразу при появлении комиссии женщины хором начали говорить: «У нас тут все хорошо, кормят хорошо!», хотя их еще ни о чем не спросили. Некоторые граждане, проживающие в интернате и сообщавшие комиссии о нарушении своих прав, говорили: «Нам за это дадут по голове». Впоследствии обнаружилось, что кто-то из них был после проверки госпитализирован, кому-то увеличили дозу нейролептиков <...> Назначение нейролептиков, и в частности аминазина, рассматривается проживающими также как способ наказания. Некоторые проживающие утверждали, что от назначенных нейролептиков чувствовали себя очень плохо, однако медики не реагировали на жалобы и не меняли препараты <...> Многие дееспособные получатели социальных услуг жаловались на то, что им невозможно или трудно получить даже разовый пропуск для выхода из учреждения».

Ситуация в 30-м интернате не уникальная. Несколько знакомых с темой волонтеров уверяли меня, что «бывает значительно страшнее». Но почти везде людей запирают на этаже или не дают выйти на улицу, почти везде отправляют в психбольницу без их согласия. «Главная задача такой системы – покорность и управляемость, – говорит Мария Сиснева, клинический психолог и волонтер в ПНИ с 2008 г. – Задача адаптировать, помочь в реабилитации, как правило, не стоит».

ПНИ – одно из самых уродливых порождений тоталитарной системы, в основе которой изоляция, а не лечение и жесткий контроль, который часто достигается подавлением личности, лишением ее свободы, воли и человеческого достоинства. Еще несколько лет назад все происходящее за дверями таких учреждений оставалось тайной для внешнего мира. «Раньше даже не рассматривали вопрос захода с улицы, если ты не родственник, – вспоминает Сиснева. – Сейчас больше открытости, информация стала просачиваться». С 2013 г. Мария посещает ПНИ в составе группы волонтеров из 15 человек. Их задача – не только помогать обитателям интерната в социализации и реабилитации, но и требовать радикальных изменений системы.

До сих пор все изменения были незначительными, признается член Общественной палаты Елена Тополева-Солдунова, один из авторов приведенного отчета. Как правило, удавалось добиться смены руководства и некоторого облегчения режима после скандала. В остальном «пока только разговоры».

Российские чиновники, по крайней мере на словах, солидарны с общественниками. Министр труда Максим Топилин недавно признал: реформа ПНИ необходима. Какая это будет реформа, в министерстве пока до конца не понимают, но готовы принимать предложения от общественников. Последние уверены: ПНИ в их сегодняшнем виде должны прекратить свое существование, уступив место новой системе сопровождаемого проживания. Волонтеры верят, что у общества есть шансы эту систему победить.

Автор – журналист

[СУ СК РФ по Еврейской автономной области]

http://eao.sledcom.ru.prx.zazor.org/news/item/1044900/
06 Июня 17:57

Следственными органами Следственного комитета Российской Федерации по Еврейской автономной области по информации, размещенной в одном из региональных периодических печатных изданий о ненадлежащем продовольственном обеспечении и питании пациентов областного государственного казенного учреждения здравоохранения «Областная психиатрическая больница», начата доследственная проверка.

По предварительным данным, в газету поступило коллективное письмо от пациентов областной психиатрической больницы о том, что рацион ежедневного питания пациентов, в т.ч. несовершеннолетних, состоит из круп, разбавленных водой. Такие продукты как мясо, яйцо, масло, картофель в него не входят. Сумма на питание в день составляет сорок три рубля сорок пять копеек в день. Многие пациенты больницы находятся в депрессивном состоянии и им необходимо нормальное питание, вместе с тем, со слов работников учреждения, пациенты, в т.ч. дети остаются голодными.

В настоящее время проводится комплекс мероприятий, направленных на установление всех обстоятельств произошедшего. По результатам доследственной проверки будет принято процессуальное решение.

[Svobodanews]

https://www.svoboda.org/a/28961371.html
07 Январь 2018

Елизавета Маетная

Сокращение психиатрических больниц и перепрофилирование их в психоневрологические интернаты (ПНИ) в Москве, против которого активно возражали врачи и родственники пациентов, привело к тому, что больных теперь выписывают домой недолеченными, а их близких уговаривают сдавать их в интернаты, чтобы заполнить пустующие койки.

"Жить в ПНИ, считай, как отбывать пожизненное заключение в тюрьме, но мой племянник не совершал никакого преступления, он никого не убивал и не грабил, у него есть жилье и мы готовы о нем заботиться, но вы бы знали, сколько усилий мы приложили, чтобы забрать его после лечения домой", – говорит дядя 55-летнего москвича Игоря Холина, больного шизофренией. Родственники других пациентов, с которыми пообщалось Радио Свобода, утверждают, что их родных под разными предлогами не хотят выписывать домой, уговаривая сдать их в ПНИ, поскольку интернаты выгодны государству, в то время как лечить психиатрических больных для бюджета, наоборот, накладно.
56-летний Игорь Холин может жить сам, но его родных уговаривают сдать его в ПНИ
56-летний Игорь Холин может жить сам, но его родных уговаривают сдать его в ПНИ

Высокий, крепкий, очень спокойный и рассудительный Игорь Холин провел в различных психиатрических больницах почти 1,5 года и еще полгода в психинтернате, прежде чем смог вернуться домой. Все это время его близкие через правоохранительные органы и суды пытались вернуть его недвижимость, которой завладели мошенники. В только что отремонтированной двухкомнатной квартире на северо-западе Москвы уютно и чисто, в серванте стоят три банки "утро", "день" и "вечер", в которых разложены лекарства, которые Игорь принимает по графику. Он сам ходит в магазин за продуктами, может сварить себе пельмени или разогреть в микроволновке готовую еду, постирать одежду. В общем, он совсем не лежачий "овощ", за которым нужен круглосуточный уход.

Свою жизнь в ПНИ Игорь вспоминает с содроганием:

– Отношение к больным просто ужасное. Санитары чуть что – бьют, даже внутри интерната не разрешают ходить, не то что на улицу, но и на территории ПНИ. Подъем в пять утра, и нельзя прилечь до обеда, нашу палату часто закрывали на ключ и даже в коридор не пускали. Кормят когда хорошо, когда плохо. Но самое плохое, что лечить не хотят, так и говорят: пусть лечат врачи в диспансерах или больницах, а мы тут будто брошенные или бродячие животные, отданные на передержку перед усыплением.

Подписывайтесь на нас в telegram



Игорь окончил школу и техникум, работал в типографии. Однажды вечером по дороге с работы на него напали грабители и сильно избили, в том числе Холин получил много ударов по голове. Ему тогда было 18, появились сильные головные боли, после походов по врачам в итоге оказался у психиатра, который поставил диагноз – "вялотекущая шизофрения" и назначил препараты. Боли усиливались два раза в год, на это время он ложился в больницу. Сначала он жил с родителями, потом, когда мама умерла, самостоятельно, у отца была своя квартира.

Олег Сергеевич, папа Игоря, вел довольно активный для пенсионера образ жизни: пел в хоре при соцзащите, там же и познакомился с пенсионеркой Евой, которая приехала в Москву из Белоруссии с дочерью и внуками. Зимой 2014 года 75-летнего Олега Холина родственники планово положили на обследование в хорошую больницу, врачи сказали, что для своего возраста он находится в отличной форме, жить да жить. А в апреле того же года Олег женился на 69-летней Еве. Через три недели после свадьбы его в тяжелейшем состоянии увезли на скорой в реанимацию, где он умер. В реанимации Олег оказался уже с недельными пролежнями. Сразу после женитьбы квартира Олега оказалась переоформлена на Еву. Узнав, что у мужа есть не совсем здоровый сын, дочка Евы развелась с мужем и вышла замуж за Игоря, сына Олега, в течение пяти дней переоформив его "двушку" на себя. Сам Игорь вскоре оказался в психиатрической больнице. "Я помню только, что мне дали какие-то черные таблетки, похожие на активированный уголь, я их выпил, подписал какие-то бумажки, которые даже не прочитал. И больше в тот день ничего не помню", – говорит Игорь.

– О том, что Олег умер, а Игорь лежит в больнице, мы узнали от полиции, и то через несколько месяцев, после того как их объявили в розыск, – вспоминает Алексей Холин, дядя Игоря. – Трубку в квартире Олега всегда брала Ева, она придумывала причины, почему он не может сейчас подойти: то на рыбалку уехал, то моется, то еще что-то. Мы в итоге начали волноваться, приезжали к Олегу несколько раз домой, но нам не открывали. В квартире Игоря вообще жили посторонние люди, замки там поменяли. Когда новые "родственники" узнали, что мы ищем Игоря, то попытались забрать его из больницы. План, как мы узнали, был такой: бросить его в старом доме в деревне в нескольких сотнях километрах от Москвы, ну а дальше пусть сам как хочет – может, выживет, может, нет.

В ПНИ №25 Игоря перевели, чтобы он отдохнул от больниц.
Алексей Холин отстаивает интересы племянника уже три года, чтобы он снова мог жить самостоятельно
Алексей Холин отстаивает интересы племянника уже три года, чтобы он снова мог жить самостоятельно

– Нам обещали хорошие домашние условия и еду, а это оказалась тюрьма, – говорит Алексей Холин. – Но жить в квартире тогда было нельзя: ее полностью "убили", вывезли оттуда всю мебель, кроме старой стенки, которую просто не смогли вытащить, забрали все вплоть до ложек-вилок, мы восстанавливали все буквально с нуля.

Пока Алексей Викторович в суде отыгрывал в интересах племянника все сделки "брачных аферисток" назад, над Игорем оформили опекунство на родственницу. Вот тут-то и начались проблемы: и врачи, и сотрудники интерната сначала по-хорошему стали уговаривать ее отказаться от опекунства и оставить Игоря на пожизненный срок в ПНИ. А не хочет добровольно – пригрозили ей, что найдут законный способ лишить ее опекунства.

– По закону 75% всех доходов пациента (это и пенсия, и деньги от сдачи его имущества, и доходы от акций, например) распоряжается интернат, который сам решает, на что их тратить, и сам же себя контролирует, – объясняет Любовь Виноградова из Независимой психиатрической ассоциации России. – В квартирах таких больных, как правило, живут сами сотрудники ПНИ, деньги больным якобы не нужны, заявляют в интернатах, потому что они и "так на всем готовом". Еще недавно у больных забирали лишь 75% пенсии, многие из них на оставшиеся деньги покупали себе хорошую одежду и технику. Молодые, но лишенные дееспособности, копили на самостоятельную жизнь в надежде, что смогут восстановить дееспособность и жить отдельно. Но закон изменили, сейчас они и этого лишены. Недееспособные пациенты по-прежнему остаются самыми бесправными членами нашего общества.

По словам Виноградовой, такого большого количество жалоб на врачей и сотрудников ПНИ, сколько появилось после начала реформы психиатрической службы, не было никогда.

– На опекунов давят, им угрожают, потому что они могут контролировать расходы ПНИ, а это, конечно, им невыгодно. Очень много жалоб на психиатров, которые оскорбляют и пациентов, и их родных, отказываются госпитализировать больных, – перечисляет Виноградова. – Вообще, тенденция сейчас – максимально ограничить родственников в правах, чтобы заполнить больными интернаты, часть из которых срочно переделывают из бывших психиатрических больниц, которые весь прошлый год сокращали вместе с медицинским персоналом. Конечно, в Москве есть и хорошие ПНИ, и иногда положить туда больного – это единственно правильное решение, потому что один он жить не может, а присматривать за ним некому, родители умерли, другим родным он не нужен. Но дело в том, что в Москве, в отличие от многих других регионов, никогда не было особых проблем с помещением больного в ПНИ, места для них всегда находились, на родственников прежде так не давили. Особенно много претензий от родных и больных, которых теперь направляют в расформированную недавно психиатрическую больницу №15, в которой было около тысячи коек, перепрофилированную в психоневрологический интернат.

Елене Ломановой 59 лет, ее сыну Сергею 27, он лежит сейчас в психиатрической больнице №14, в рамках реформы присоединенной к ПКБ №1, и отдавать его домой матери врачи не хотят.

Сергей инвалид по психиатрическому диагнозу с детства, во время родов из-за врачебной ошибки он на несколько часов остался без кислорода. Сергей учился в коррекционной школе, регулярно лежал в психиатрической больнице. Но теперь, сказали его матери, больше двух раз в год на строго определенной срок в больницу никого класть не будут, даже если такое лечение показано больному, лучше отправьте его в интернат, а вы, мол, уже старая, сами с ним не справитесь. "У Сергея вследствие родовой травмы бывают проблемы со сном, на это время он и ложится в больницу", – поясняет Ломанова. "Буйным он никогда не был, и держать его взаперти бесчеловечно", – считает она.

Видимо, в ПНИ никто не хочет добровольно, поскольку уже знают, что ничего хорошего там нет, и теперь вот такой бесплатной услугой туда заманивают

– Мне дали бумажку, написанную от руки, сказали, что я должна написать такое же заявление – мол, прошу оказать содействие в оформлении документов для помещения моего недееспособного сына в ПНИ. А перед этим сказали, что нужно заплатить 30 тысяч рублей, чтобы мне все оформили. Я отказалась платить, но, видимо, в ПНИ никто не хочет добровольно, поскольку уже знают, что ничего хорошего там нет, и теперь вот такой бесплатной услугой туда заманивают, – рассуждает Елена Федоровна. – Я, конечно, сказала, что никуда сына не отдам, он будет и дальше жить со мной, ходила в департамент здравоохранения, к юристам, правозащитникам, мне подтвердили, что против воли опекуна, то есть меня, сына в ПНИ забрать не могут, поскольку это незаконно.
Та самая рукописная бумажка, которую предлагают написать родственникам пациентов
Та самая рукописная бумажка, которую предлагают написать родственникам пациентов

Вере Михайловне, матери еще одного больного, которого хотят забрать из той же больницы №14 в интернат, 69 лет. Ей не только заявили, что она "старая", но и что "скоро умрет". Вера Михайловна, хоть и ходит с тросточкой, но умирать пока не собирается, так же как и отдавать сына на пожизненное содержание под замок и государево око.

– У меня есть еще один сын, который, конечно же, случись что со мной, Артема никогда не бросит, – не сомневается женщина. – Артем заболел в 17 лет, у него поднялась температура до 40 градусов, он нес какой-то бред. Заболевание оказалось наследственным, то же самое было у моего брата. Болеет Артем уже 20 лет, все время лечился в 14-й больнице. Иногда он сам туда ложится, иногда я вызываю врачей, обычно он лежит два раза в год по два месяца. Этим летом он вернулся с лечения раньше обычного, на вид совсем больной, – как же его такого отпустили, не могла поверить я своим глазам. Через пять дней он разбудил меня рано утром и спросил: "Ты кто?" Из больницы его выписали без лекарств, за ними надо было ехать в ПНД, куда сам он в таком состоянии добраться не мог. Поехала я, но мне никаких препаратов не дали, поскольку Артем не лишен дееспособности и должен в ПНД за терапией приезжать сам. Вот такую вот реформу психиатрической службы у нас проводят, может, она и в интересах государства, но только явно против больного.

6 сентября 2017 года Артем снова оказался в больнице. Вера Михайловна говорит, что он давно уже находится в нормальном состоянии и мог бы жить дома, регулярно посещая диспансер. Но его не выписывают. Она уже подала несколько заявлений, что хочет забрать сына из больницы, но ей ответили, что состояние Артема пока не позволяет это сделать. Сына ей не отдают, требуя подписать бумаги на его перевод в ПНИ. Ей выдали точно такое же заявление, написанное от руки, как и Елене Ломановой.

Это установка сверху – заполнить больными интернаты, чтобы показать разумность и востребованность проводимой реформы психиатрической службы

– Устно врач мне сказал, что это установка сверху – заполнить больными интернаты, чтобы показать разумность и востребованность проводимой реформы психиатрической службы, – говорит пожилая женщина. – А еще мне сказали в больнице, что сопротивляться этому бесполезно: что хотим, то и напишем в его документах, и ничего вы сделать не сможете.

По состоянию на 2013 год в России насчитывалось 220 психиатрических больниц, а ПНД, имеющих в своей базе стационары, было 75. В Москве обеспеченность психиатрическими койками на 2013 год составляла 118,1 на 100 тыс. населения, в 2016 году их уже стало в два раза меньше – 62 койки на 100 тыс. населения. После проведения оптимизации общая коечная мощность составит 3112 коек, это около 12,5 коек на 100 тыс. населения, то есть фактически произошло снижение в десять раз в сравнении с 2013 годом. После реформы психиатрической службы на всю Москву, включая присоединенные территории Новой Москвы, осталось лишь три психиатрических больницы – ПКБ №1, №4 и №13, в которых пациенты могут находиться не больше 30 дней, отправляясь потом в дневные стационары (ПНД) на долечивание. По замыслу авторов проводимой реформы, до 40% психбольных должны в итоге перейти на амбулаторное лечение.

[Московский городской суд]

https://mos-gorsud.ru/mgs/news/komme...edeesposobnymi
09.04.2019
Комментарий Московского городского суда к публикациям о рассмотрении судами заявлений о признании граждан недееспособными
На сайте радиостанции «Эхо Москвы» опубликованы материал Анны Мальчиковой под заголовком «Сколько стоит адский конвейер по лишению дееспособности?» (https://echo.msk.ru/blog/tmalchikova/2392207-echo/), а также стенограмма эфира программы «Быль о правах» с участием Алексея Кузнецова и Калоя Ахильгова на тему «Об ограничении гражданской дееспособности» (https://echo.msk.ru/programs/prava/2397377-echo/). В публикации и в эфире обсуждалась практика рассмотрения московскими судами дел по заявлениям о признании граждан недееспособными, в частности, Нагатинским, Люблинским и Симоновским районными судами города Москвы.

По причине того, что в этих материалах дана некорректная оценка статистическим показателям, а некоторые высказывания не соответствуют действительности или же голословны, пресс-служба Московского городского суда полагает необходимым привести следующий комментарий.

В соответствии с требованиями ч. 2 ст. 281 Гражданско-процессуального кодекса Российской Федерации (далее – ГПК РФ), дело о признании гражданина недееспособным вследствие психического расстройства может быть возбуждено в суде на основании заявления членов его семьи, близких родственников, органа опеки и попечительства, медицинской организации, оказывающей психиатрическую помощь, или стационарной организации социального обслуживания, предназначенной для лиц, страдающих психическим расстройством.

Так, в комментируемых материалах указано, что число дел данной категории, рассмотренных в Нагатинском районном суде в 2018 году, резко возросло, в частности, число рассмотренных за 2 месяца 2019 года этим судом заявлений о признании граждан недееспособными составило 160.

Однако согласно данным Единого информационного портала судов общей юрисдикции Москвы, за период с 01 января 2019 по 28 февраля 2019 в суде зарегистрировано 161 дело, но рассмотрено лишь 17 дел, из которых 8, по уточненному сообщению районного суда, вынесены по заявлениям специализированных медицинских учреждений. За период с начала года по настоящее время в Нагатинском районном суде зарегистрировано 218 дел, однако из этого числа рассмотрено 41 дело, по заявлениям специализированных медицинских учреждений – лишь 26, по более чем 170 делам назначено проведение экспертизы, часть производств прекращена и пр.

Необходимо согласиться с тем, что в сравнении с 2016, 2017 годами число дел данной категории, рассмотренных Нагатинским районным судом г. Москвы в 2018 году, резко возросло. Однако это объясняется следующим.

С 2018 года на территории, подсудной Нагатинскому районному суду, располагается Филиал ГБУЗ г. Москвы «Психиатрическая клиническая больница №1 им. Н.А. Алексеева Департамента здравоохранения г. Москвы» - Психиатрическая больница №14, а также ГБУ «Психоневрологический интернат № 34».

Пункт 27 Положения об оказании медицинской помощи при психических расстройствах и расстройствах поведения в медицинских организациях государственной системы здравоохранения г. Москвы, оказывающей психиатрическую помощь, утвержденного Приказом Департамента здравоохранения г. Москвы от 01.09.2017 г. № 628, определяет компетенцию упомянутого филиала.

Так, с 2018 года стационарная помощь лицам с психическими расстройствами и расстройствами поведения, имеющим регистрацию по месту жительства в городе Москве, которые согласно заключению врачебной комиссии нуждаются в оформлении в психоневрологические интернаты и не могут проживать самостоятельно, для решения социально-правовых вопросов и до получения путевки в стационарные организации социального обслуживания осуществляется в филиале – «Психиатрическая больница № 14». Таким образом, на территории, подсудной Нагатинскому районному суду, расположен филиал, оказывающий специализированную помощь названым гражданам, доставляемым из всех районов Москвы.

В эфире также прозвучали голословные утверждения о том, что подобные материалы рассматриваются без извещения сторон, в суд не привозят лиц, в отношении которых возбуждено гражданское дело, сами судебные заседания не проводятся, не ведутся аудио-, видеозапись и протокол судебных заседаний, а решения принимаются, «не выходя из совещательной комнаты».

Однако районными судами Москвы, как предписывают требования ст. 284 ГПК РФ, заявления об ограничении, лишении дееспособности рассматриваются с участием самого гражданина, а также заявителя, прокурора, органов опеки и попечительства. Гражданин, в отношении которого рассматривается дело, вызывается в судебное заседание, если его присутствие в судебном заседании не создает опасности его жизни и здоровью или жизни и здоровью окружающих. В случае, если нахождение гражданина в помещении суда создает такую угрозу, то судебное заседание проводится по месту нахождения гражданина, в том числе в медицинских учреждениях, опять же с участием самого гражданина.

Необходимо подчеркнуть, что распространена практика проведения выездных судебных заседаний в медицинских учреждениях по месту нахождения лица, что обосновано состоянием его здоровья, интересами этого гражданина и окружающих. Между тем в одном из упомянутых материалов указано, что судьей Нагатинского районного суда в разные дни декабря 2018 года рассмотрены по 22, 24, 25 дел данной категории. Рассмотрение этих заявлений состоялось именно в рамках выездных судебных заседаний, что сокращает время доставки лиц, в отношении которых решается вопрос об их дееспособности, и, соответственно, оптимизирует работу суда, в том числе, и в части сокращения времени, необходимого суду для назначения судебной экспертизы, с которой в подавляющем большинстве случаев согласны все участники разбирательства.

Помимо прочего, действующими в настоящее время нормами ГПК РФ ведение обязательных аудио-, видеозаписи таких заседаний не предусмотрено, тогда как протокол судебного заседания, вопреки доводам участников названного эфира, ведется по каждому делу.

При наличии оснований полагать, что в рамках рассмотрения дел такой категории допущены нарушения требования ГПК РФ, например, требования ст. 284 ГПК РФ, лица, наделенные правом обжалования, в том числе, прокурор, могут оспорить данные решения.

Что же касается других судов, упомянутых в комментируемых материалах, то следует отметить, что практика рассмотрения дел единая в части соблюдения требований ГПК РФ. При этом то число дел, о которых говорится в материалах, также обусловлено нахождением на территориях, относящихся к подсудности перечисленных судов, медицинских организаций, оказывающих психиатрическую помощь: на территории, подсудной Люблинскому районному суду г. Москвы, расположено ГБУЗ г. Москвы «Психиатрическая больница № 13 Департамент здравоохранения г. Москвы», на территории, подсудной Симоновскому районному суду г. Москвы, расположено ГБУЗ г. Москвы «Психиатрическая клиническая больница № 1 им. Н.А. Алексеева».



09 апреля 2019 года