*2494. Уильям Шекспир

[Частный корреспондент]

http://www.chaskor.ru/article/son_o_gamlete_27807
Дмитрий Степанов среда, 23 апреля 2014 года, 08.00
03.05.2014, 18:43
Сон о Гамлете
450 лет назад, 23 апреля 1564 года, родился, а 23 апреля 1616 года умер Уильям Шекспир

//gamutplays.org

Особо близки духу «Гамлета» те эпохи, которые созвучны отраженному в пьесе временному надлому, скажем, наше время. Все мы – заревное поколение. Появившиеся на свет в одну эпоху, вступившие в жизнь – в другую, мы видим мир в зыбком неясном свете. Былые истины и ценности кажутся нам изменчивыми и неустойчивыми. Многие из них для нас – лишь «words, words, words».

Размышляя над «Гамлетом» Шекспира, Александр Аникст отмечал: «Все действие трагедии проходит под знаком тайн. Тайно был убит прежний король, тайно выслеживает Гамлет убийцу, тайно готовит Клавдий расправу над Гамлетом, тайно сговаривается он с Лаэртом. Тайны, тайны, тайны!» Таинственны мотивы поведения Гамлета, загадочен язык трагедии, удивительно ее восприятие в продолжение веков. Действительно, трагедия тайн. «Таинственное постигается не отгадыванием, – утверждал юный Лев Выготский, – а ощущением, переживанием таинственного». Поэтому, всякое восприятие «Гамлета», по его мнению, должно быть переживанием таинственности, иррациональности трагедии, сновидением о Гамлете.

Я никогда не понимал этого вековечного упрека Шекспиру в бездеятельности Гамлета. Все действие трагедии обращается вокруг датского принца, подобно тому, как мироздание вращается вокруг неведомого Демиурга (не случайно юный Выготский экстатически сравнивал «Гамлет» с «мифом, как религиозной (по категории гносеологии) истиной, раскрытой в художественном произведении (трагедии)»). Прямо или косвенно именно Гамлет решает судьбы действующих персонажей пьесы, включая и свою собственную судьбу (ведь он предчувствует свою смерть перед поединком с Лаэртом; он может отказаться от схватки, но не делает этого).

И тем не менее с разных сторон неоднократно раздавались голоса о слабости и беспомощности Гамлета, на которого была возложена якобы столь непосильная ноша. Удручающее поведение принца доводило некоторых читателей трагедии до отчаянного отрицания самого смысла пьесы. «Признать Гамлета за вершину человеческого духа, – восклицал Фридрих Ницше, – это я назову скромным суждением и о духе, и о вершинах. Прежде всего это неудавшееся произведение: автор его признался бы мне в этом со смехом, если бы я ему сказал об этом в лицо». Кому принадлежат эти слова? Человеку, чьи кричащие суждения о «переоценке всех ценностей» являются, по сути, теми же гамлетовскими монологами, звучащими в полном одиночестве на ином историческом фоне. А это роковое «to be, or not to be»[1] в зрелые годы возгоралось перед глазами Ницше всякий раз, когда он оставался наедине с самим собой. Его письма полны соответствующих признаний: «Существование стало для меня мучительным бременем, и я давно покончил бы с ним, если бы терзающий меня недуг и необходимость ограничивать себя решительно во всем не давали мне материала для самых поучительных экспериментов и наблюдений над сферою нашего духа и нравственности»…

«Лекции о Шекспире» Уистена Хью Одена, составившие превосходно оформленный и изданный том, были прочитаны поэтом в нью-йоркской Новой школе социальных наук при большом стечении народа в 1946/1947 году. Все пьесы Шекспира расположены здесь в порядке написания, так что выходит вполне себе биография, рассмотренная через произведения. Для Одена нет сомнений в том, что Шекспир существовал, пьесы разбираются насквозь, с постоянными, можно сказать, интерактивными отсылками.
«Гамлет» как неудача

Видимо, каждому художнику его боль кажется такой особенной («so particular»[2]), исключительной и необычной. И лучший способ выразить эту особость – сравнить ее со страданием датского принца – что само по себе весьма характерно. Но дело даже не в этом. Тот, кто утверждает, будто Гамлет слаб, лишен воли и сломлен, сам ведом Гамлетом. Не действие пьесы, а слова самого Гамлета изображают его «тупым и вялодушным дурнем». А кроме того, Ницше, как и другие слепые пилигримы Эльсинора, был слишком увлечен фабулой трагедии, но «Гамлет» – нечто большее, чем просто трагедия мести. В сущности, «Гамлет» - такая же трагедия мести, как «Хитроумный идальго Дон Кихот Ламанчский» - рыцарский роман.

Сам Шекспир, обратившись к истории датского принца, возможно, первоначально полагал создать классическую трагедию мести. Но что-то сломало его замысел, что-то сломало саму трагедию, заставляя одних видеть в ней «трагедию трагедий», образец выражения надтрагического, а других – лишь художественную неудачу Шекспира. Это что-то – гений Шекспира – самовластно вторглось в действие пьесы гамлетовскими монологами.

Именно монологи Гамлета сделали из типичной трагедии мести – а таких трагедий во времена Шекспира было предостаточно, некоторые из них наделялись незаурядным философским смыслом, как например «Трагедия атеиста, или Месть честного человека» Сирила Тернера, но ни одна из них не прозвучала так, как прозвучал «Гамлет» Шекспира, – трагедию эпохи.

«The time is out of joint…»[3] «Век вывихнулся…» Время было надломлено. И линия надлома прошла по душе Гамлета, по его «prophetic soul»[4]. В этом – вся трагедия. Она посвящена не мести датского принца, вся она пронизана шекспировским осмыслением эпохального излома, осмыслением «drossy age»[5], блистательной елизаветинской эпохи, лучшую характеристику которой дала сама Елизавета своим небезызвестным высказыванием: «Pauper ubique jacet!»[6] Гамлет – с этими бедняками. «Beggar that I am…»[7] – говорит он о себе. «He’s loved of the distracted multitude…»[8] – говорит о нем Клавдий. Боль Гамлета позволяет ему познать боль самой эпохи, скрепить надлом времени собственным нервом, выразив эту боль в своем Слове, в своем Искусстве.

«Принц датский отнюдь не бунтарь, – отмечал А. Аникст. – Он, можно сказать, «государственник». Его задача мести усложнена также и тем, что, борясь против тирана и узурпатора, он должен совершить то же, что сделал Клавдий, – убить короля. Гамлет имеет на это моральное право, но… Почему же Гамлет не поднимает восстания против Клавдия? – задавался вопросом исследователь и тут же давал сногсшибательный ответ. – Да потому, что при всем сочувствии бедствиям простых людей Гамлету совершенно чужда мысль о привлечении народа к участию в делах государства».

Гамлет действительно не бунтарь. Он – художник, поэт с пророческой душой. Его судьба – это не «трагедия мстителя», это «и жизнь, и скорбь, и смерть пророка». Его оружие – не «rapier and dagger»[9], а «words, words, words»[10]. По сути, Гамлет – это Шекспир (забавно видеть, как Александр Аникст разделяет Гамлета и Шекспира, приводя значимые на его взгляд отличия в их судьбах). Они настолько тесно связаны друг с другом через все те же «слова, слова, слова», что уже не знаешь наверняка, то ли Гамлет был одной из масок Шекспира, то ли Шекспир был одной из масок Гамлета.

В «Гамлете» одновременно звучат две эпохи, два мира – отсюда тот трагический диссонанс, который придает пьесе всю ее загадочность и непостижимость с одной стороны и впечатление незавершенности и даже художественной неудачи – с другой. Этот трагический диссонанс выражается художником, как правило, бессознательно или, как сказал бы Александр Блок, стихийно, иногда просто вопреки его воле (так помимо воли Сервантеса он прозвучал в его «Дон-Кихоте» ). Трагический диссонанс – не просто слепок времени, а выражение временного надлома, выражение смены эпох. А потому он придает произведению – будь то «Царь Эдип» Софокла, «Гамлет» Шекспира или «Двенадцать» Блока – особое звучание, наделяет его потенциями незавершенности и возможности быть всем.

Весь Шекспир в одном обзоре. Он есть везде. И всегда. В крупных театрах, в антрепризе. Традиционный и осовремененный. Шекспир если и не наше всё, то весьма многое. И для творцов, и для зрителей.
О свойствах страсти

Поэтому у каждого поколения есть свой «Гамлет». Каждое новое поколение борется с этим извечным «This must be so»[11] и по-своему переживает трагедию датского принца. Но особо близки духу «Гамлета» те эпохи, которые созвучны отраженному в пьесе временному надлому, скажем, наше время. Достаточно открыть текст трагедии, погрузиться в монологи Гамлета, чтобы понять, как мало изменился человек за прошедшие четыре века. Наше время вполне может быть описано цитатами из «Гамлета» , это действительно время Гамлета, надломленная эпоха, время утренней зари.

«Есть в ежедневном замыкающемся кругу времени, – описывал Лев Выготский свое сновидение о Гамлете, – в бесконечной цепи светлых и темных часов – один, самый смутный и неопределенный, неуловимая грань ночи и дня. Перед самым рассветом есть час, когда пришло уже утро, но еще ночь. Нет ничего таинственнее и непонятнее, загадочнее и темнее этого странного перехода ночи в день. Пришло утро – но еще ночь: утро как бы погружено в разлитую кругом ночь, как бы плавает в ночи. В этот час, который длится, может быть, всего лишь ничтожнейшую долю секунды, все – все предметы и лица – имеет как бы два различных существования или одно раздвоенное бытие, ночное и дневное, в утре и в ночи. В этот час время становится зыбким и как бы представляет собой трясину, грозящую провалом. Ненадежный покров времени как бы расползается по нитям, разлезается. Невыразимость скорбной и необычной таинственности этого часа пугает. Все, как и утро, погружено в ночь, которая выступает и обозначается за каждой полосой полусвета. В этот час, когда все зыбко, неясно и неустойчиво, нет теней в обычном смысле этого слова: темных отражений освещенных предметов, отбрасываемых на землю. Но все представляется как бы тенью, все имеет свою ночную сторону. Это – самый скорбный и мистический час; час провала времени, раздирания его ненадежного покрова; час обнажения ночной бездны, над которой вознесся дневной мир; час – ночи и дня».

Все мы – заревное поколение.

Появившиеся на свет в одну эпоху, вступившие в жизнь – в другую, мы видим мир в зыбком неясном свете. Былые истины и ценности кажутся нам изменчивыми и неустойчивыми. Многие из них для нас – лишь «words, words, words».

Одни из нас все еще пребывают во власти ночных видений. В заревном свете они грезят сумерками, сумеречными истинами – впрочем, какие это истины? скорее сновидения – Зигмунда Фрейда и Карла Юнга, Клода Леви-Строса и Мишеля Фуко, Жана Бодрийяра и Жиля Делеза, Станислава Грофа и Чарльза Тарта. Завороженные, они искренне убеждены, что эти истины открывают перед ними новые горизонты, позволяют им уйти из затхлого воздуха марксистско-дарвиновских идей. Но что это за ночные горизонты и куда они стремятся уйти из этого воздуха – то неизвестно им самим.

Другие, напротив, не доверяют заревным видениям. Они пытаются рассеять их ритуальными осмеянием и цинизмом (тоже гамлетовскими), а также заговорить их магическими именами – такими, например, как «новый реализм», – наивно полагая, что эти имена – все те же «words, words, words» – сделают их мир более устойчивым, более реальным. Далекие горизонты и недосягаемые горные вершины скрыты от них во мраке, и они не желают всматриваться в него. Поэтому, они могут себе позволить высказывания, подобные следующему: « … есть реалист Достоевский, но также и нет никакого Достоевского. Ведь если начать здраво править его тексты – ничего не останется…» Впору бы воскликнуть: какая несусветная чушь! Но нет. Это всего лишь особенность заревного мировидения. В зыбком заревном свете тоскующие по реальности – безумно парадоксальная тоска! «there is something in this more than natural, if philosophy could find it out»[12] – видят лишь самих себя. Но и себе они кажутся лишь темными силуэтами.

Потому что «пришло утро – но еще ночь». Время сновидений.

Примечания (пер. с англ. М. Л. Лозинского)

1. «быть или не быть».
2. «столь необычный».
3. «Век расшатался…»
4. «пророческая душа».
5. «пустой век».
6. Лат. «Бедняки валяются повсюду!»
7. «Такой нищий, как я…»
8. «К нему пристрастна буйная толпа…»
9. «рапира и кинжал».
10. «слова, слова, слова».
11. «Так должно быть».
12. «в этом есть нечто сверхъестественное, если бы только философия могла доискаться».

[Карен Степанян]

http://www.ng.ru/ng_exlibris/2016-04...stepanyan.html
21.04.2016 00:01:00

К 400-летию со дня смерти «поэта отчаяния»

Автор: – доктор филологических наук, вице-президент российского Общества Достоевского.

Представляем фрагменты из будущей книги достоевиста Карена Степаняна "Шекспир, Бахтин и Достоевский: герои и авторы в большом времени".

Единственное известное
достоверное изображение Шекспира.
Мартин Друшаут. Уильям Шекспир.
Гравюра из посмертного
«Первого фолио». 1623

Принято считать, что Шекспир был, во всяком случае, в своих созданиях индифферентен по отношению к религиозному и идеологическому противостоянию своей эпохи. Автор глубокого исследования, посвященного идейному содержанию шекспировского творчества «Шекспир как мыслитель», Энтони Натолл даже утверждает, что для Шекспира будто не существует различия между католицизмом и протестантизмом, он писал так, будто Реформация вовсе и не произошла «и все мы остаемся друзьями».

Вряд ли такое было возможно. Да, в пьесах Шекспира нет явно выраженной позиции автора по отношению к основному духовному противостоянию, определявшему жизнь европейских народов в XVI–XVII веках. Но это не означает его глухоту или безразличие: их и нет, если взглянуть глубже. Да и не могло быть иначе. В 1534 году был принят «Акт о супрематии», провозгласивший Генриха VIII (отца царствовавшей при Шекспире Елизаветы I) верховным главой Церкви Англии и ее протектором. Отныне власть папы упразднялась в пределах английского королевства, а все присущие ей титулы, почести, достоинства, привилегии, юрисдикция и доходы переходили к английскому королю. Начиная с этого разрыва с Римским папой Англию на протяжении более полувека буквально сотрясало религиозное противостояние между имевшим, казалось, незыблемую 12-вековую опору в сознании людей католицизмом, особой организацией западноевропейского мира во главе с духовным вождем в Риме (Англия стала первым государством, вышедшим из состава Священной Римской империи, и новой, независимой Церковью (впоследствии названной англиканской).

Это противостояние на любом уровне общества, от высшей власти (к примеру, Генрих VIII и его любимый канцлер Томас Мор, за отказ признать короля главой Церкви заплативший жизнью) до рядовой семьи, оборачивалось враждой между родными братьями, родителями и детьми, кровавыми конфликтами, уносившими жизнь и ломавшими судьбу десятков тысяч людей и в царствование Генриха VIII, и в годы правления его детей, Эдуарда VI и Марии Тюдор, и в первую половину царствования Елизаветы I. Но главное потрясение происходило в сознании людей. Конечно, авторитет римских понтификов резко пошатнулся в ту эпоху (Реформация возникла не случайно), но он все же был освящен веками существовавшим убеждением, что именно Римский епископ облечен от самого Христа властью «связывать и развязывать», ему и рукоположенным им иереям во всех народах и странах дано право разрешать все дела, касающиеся совести человека. И вот теперь эта власть передается светскому лицу, присвоившему ее себе самостоятельно, разоряющему монастыри, изменяющему церковные догматы. В 1570 году Римский папа Пий V отлучил тогдашнюю главу англиканской церкви, Елизавету I, от Вселенской католической церкви, а в 1580 году папа Григорий XIII заявил, что убийство английской королевы не было бы грехом. В то же время сама Елизавета носила медальон с белым пеликаном: эта птица всегда была символом Христа, ибо, по преданию, накормила однажды своих голодных птенцов кусками своей плоти, портрет изображал ее с сияющим нимбом вокруг головы, сторонниками Реформации она была провозглашена протестантским папой. Надо было быть слепым и глухим солипсистом, чтобы не откликнуться на все это. И вот одним из таких откликов и явился образ Гамлета, как и других центральных героев Шекспира, берущих на себя функции Провидения.

При этом сама королева Елизавета в зрелый период своего правления старалась не разжигать в стране особо яростных конфликтов между протестантами и католиками, объясняя это так: «Я не хочу отворять окна в человеческие души». За нее эти окна открывал в строках своих творений ее гениальный современник Уильям Шекспир.

Гамлет – участник
апокалиптического сна Раскольникова.
Джон Генри Фузели.
Гертруда, Гамлет и
Призрак отца Гамлета. 1785.
Фонд Маньяни-Рокко,
коммуна Траверсетоло

***

Интересно, что сразу после Второй мировой войны, когда Европа начала отходить от морока обаяния сильными личностями (Гитлером, Франко, Салазаром, Сталиным, Муссолини), англо-американский поэт Уистен Хью Оден в своих знаменитых «Лекциях о Шекспире» назвал «Гамлета» пьесой с вакантной главной ролью. И аргументировал это так: «Гамлет совершенно поглощен собой, интерес к собственной персоне не покидает его до конца. … Ему чуждо само понятие смысла существования. Гамлету недостает веры в бога и в самого себя. Следовательно, он вынужден определять свое бытие в категории других людей, то есть: я тот человек, чья мать вышла за его дядю, который убил его отца. …Сложность роли Гамлета в том, что он актер, а играть самого себя невозможно. Самим собой можно только быть».

Но быть можно только в ответственном и реальном взаимодействии с другими, с ближними и дальними, с миром. Когда слышишь только самого себя, сам превращаешься в пустоту (куда быстро вселяются бесы), теряешь личность. Однако вся трагедия «Гамлет» представляет собой фактически монолог главного героя, все другие действующие лица предстают в его восприятии. Это нельзя объяснить только спецификой драматургического искусства. Как точно замечает герой романа Айрис Мэрдок «Черный принц» Брэдли Пирсон: «Гамлет» – это слова, и Гамлет – это слова. Он остроумен, как Иисус Христос, но Христос говорит, а Гамлет – сама речь». Христос личностью удостоверяет свои слова, за словами Гамлета каждый волен помещать самостоятельно изобретенную личность (отсюда количество трактовок этой трагедии, почти равное числу читателей ее). Гамлет и после смерти хочет остаться в памяти людей своими словами (его предсмертная просьба к Горацио).

В определенной степени все то же относится и к Раскольникову: несмотря на то, что повествование ведется «от автора», мы почти все время видим мир в восприятии самого Раскольникова, большей частью настроенного на оправдание себя и обличение окружающих. И хотя, казалось бы, пропасть лежит между такими героями, как Гамлет и Раскольников, забившимся в свою щель «подпольным», классическая формула, выражающая «подпольное» мировидение, «Я-то один, а они-то все!» приложима и к ним.

И Раскольников, и Гамлет внешне вроде бы лишены своекорыстия, они готовы существовать «на аршине пространства» и «в своей скорлупе», как черепаха (Раскольников), в «ореховой скорлупе» (Гамлет), но, по сути дела, амбиции их простираются на переделку всего мира (во всяком случае, его нравственного основания) по собственному разумению. Можно, конечно, сказать, что Гамлет стремится восстановить традиционные основы мира (разрушенные, по его мнению, всеми окружающими его людьми), а Раскольников, напротив, стремится «сломать все», разрушить «закон отцов», установить новый порядок вещей. Но на самом деле тот и другой убеждены, что они знают, где истина и в чем состоит справедливость; оба они при этом предоставляют себе право распоряжаться волей и правами (вплоть до права на жизнь!) других людей. Это снимает различие между ними и делает их обоих «участниками» апокалиптического сна Раскольникова на каторге («всякий думал, что в нем в одном и заключается истина»).

Как известно, последние слова Гамлета перед смертью – «The rest is silence». Андрей Горбунов отметил, что это может быть цитатой из английского перевода 115-го псалма, но не проанализировал эту аллюзию. Вот как звучат последние строки (17–18) 115-го псалма в Библии короля Иакова (King James Version): «The dead praise not the LORD, neither any that go down into silence. But we will bless the LORD from this time forth and for evermore. Praise the LORD». В русском синодальном переводе это последние стихи (25–26) 113-го псалма: «Не мертвые восхвалят Господа, ни все нисходящие в могилу; но мы будем благословлять Господа отныне и вовек. Аллилуйя». В переписке с автором этой книги Татьяна Ковалевская высказала предположение, что если тут у Шекспира аллюзия именно на 115-й псалом, это может означать, что Гамлет отнесен к тем, кто, нисходя в могилу, не стал благословлять Господа.

***

В комедии «Как вам это понравится» меланхолик (а прежде развратник) Жак говорит: «Весь мир – театр. В нем женщины, мужчины – все актеры, У них свои есть выходы, уходы, И каждый не одну играет роль», и далее перечисляются эти роли: младенец, школьник, любовник, солдат, судья, тощий Панталеоне, старик. Это достаточно распространенное и даже превратившееся в общее место в ренессансную эпоху утверждение часто принимают и за кредо самого Шекспира, но разве у него действуют такие безличные фигурки в качестве персонажей, а Бог выступает как кукловод? (Кстати, у Достоевского это аукается в тираде Великого инквизитора о «слабосильных существах», «созданных в насмешку», в насмешку для Демиурга, естественно. Этому знаменитому пассажу из поэмы Ивана Карамазова почти в точности соответствуют и слова Глостера в «Короле Лире»: «Мы для богов – что для мальчишек мухи: нас мучить – им забава»; перевод Б. Пастернака.) Но основной пафос и у Шекспира, и у Достоевского в отрицании такого взгляда на мир, ибо в центре внимания у них индивидуальный, свободный в своем выборе человек, сердце которого – поле битвы дьявола с Богом, в каждом случае особой. И от результата каждой такой битвы зависит судьба мироздания.

Гегель писал, что разложение античной классики началось, когда субъект стал притязать на свободу не только в государстве, но и в своем стремлении «порождать добро и зло из самого себя и собственными силами добиться их признания». Вот это стремление порождать добро и зло «из самого себя», то есть руководствуясь исключительно собственными критериями, и составляет сущность трагедии героев-идеологов Шекспира и Достоевского. Спасены оказываются лишь те, кто в результате сумел отыскать реальное, а не «чертово добро и зло» (по выражению Ивана Карамазова; вспомним тут и встречу Макбета с ведьмами).

Шекспир и Достоевский создали, по существу, нового героя трагедии – рефлектирующего героя, и притом такого, чье главное героическое действие – его рефлексия. «Душа каждого принадлежит ему самому», – говорит Генрих V в одноименной драме; «И если победить добро не сможет, то скоро смерть, как червь, растенье сгложет» – это уже метафора из «Ромео и Джульетты» (перевод Т. Щепкиной-Куперник).

Блестящий анализ мучительного противодействия узнаванию правды о себе у двух Иванов, героя шекспировской хроники «Король Иоанн» и Ивана Карамазова проводит американский достоевист Роберт Джексон в небольшой работе «Двусмысленное утверждение: ранний Шекспир и поздний Достоевский, два Ивана». Король Иоанн настойчиво пытается убедить себя и своего вассала Хьюберта, что в предполагаемом убийстве его юного племянника Артура, реального претендента на трон, виновато не его, Иоанна, скрытое желание, а готовность их осуществить со стороны Хьюберта. Так же ведет себя и Иван Карамазов при встрече со Смердяковым после убийства. Но одновременно, показывает исследователь, и Смердяков стремится переложить вину на Ивана: если б тот не откликнулся на скрытые намеки Смердякова и остался при отце, убийство не случилось бы. Тем самым король Иоанн оказывается и в положении Смердякова…

В работе «Автор и герой в эстетической деятельности» Михаил Бахтин писал: «Там, где преодолевается в себе ценностное самодовление бытия-наличности, преодолевается именно то, что закрывало Бога, там, где я абсолютно не совпадаю с самим собою, открывается место для Бога». Таким образом, свойственное героям Шекспира стремление навязать миру свою волю, нарушить иерархию мироздания оборачивается обретением маски, закрывающей лицо человека от Бога и других людей.

Макбет соглашается со всеобщей масочностью мира: «Пусть ложь сердец прикроют ложью лица. В этой наиболее кровавой из всех великих трагедий Шекспира мысль о том, что угнездившаяся в сердце ложь (а Достоевский всегда подчеркивал, что «ошибки сердца» много страшнее «ошибок ума», ибо почти не поддаются исцелению) превращает лицо в застывшую маску, повторяется особенно настойчиво. В результате сам Макбет окончательно теряет человеческое лицо («Я как медведь на травле, что привязан к столбу») и приходит к полному отрицанию мира: «Пусть рушится весь мир вослед за мной!» (Вспомним ироничный, но оттого не менее страшный тезис «подпольного человека» Достоевского: «Свету ли (не «миру», как часто цитируют, а именно свету. – К.С.) провалиться или вот мне чаю не пить? Я скажу, что свету провалиться, а чтоб мне чай всегда пить!») Собственно, для Макбета весь мир уже давно рухнул, ибо потерял смысл: «Жизнь – это только тень, комедиант, Паясничавший полчаса на сцене; И тут же позабытый; это повесть, Которую пересказал дурак: В ней много слов и страсти, нет лишь смысла» (перевод Ю. Корнеева).

В трагедии «Юлий Цезарь» Брут говорит: «Ведь себя мы можем видеть лишь в отражении» в других. Если же мир вокруг воспринимается лишь как враждебный тебе, он становится для тебя фиктивным (что показал Шекспир в «Макбете» и «Гамлете», Достоевский в повести «Двойник» и в «Подростке»). Как точно формулировал Михаил Бахтин, «глазами… фиктивного другого нельзя увидеть своего истинного лика, но лишь свою личину». Личина, маска может быть и не злой, а доброй. В трагедии «Тимон Афинский» изображен вроде бы преисполненным любви ко всем окружающим, который, как и Мышкин, убежден, что все вокруг добрые и прекрасные люди; как и Лев Николаевич, он всем раздает имеющееся у него богатство. Однако после того, как в трудную минуту не нашел помощи у того, кого прежде считал другом, Тимон вмиг превращается в страшного мизантропа, проклинающего всех людей, весь род людской, все живое и природу. В отличие от других героев Шекспира, тоже проходящих путь от добра ко злу, но перед смертью все же раскаивающихся (Отелло, Лир, отчасти Макбет и Гамлет), Тимон так и умирает во зле и отчаянии, подобно Ипполиту Терентьеву в «Идиоте». В чем же причина такого безобразного (или «безобразного») падения? На это ответил в свое время Достоевский: «Отсутствие Бога нельзя заменить любовью к человечеству», потому что такая любовь может при определенных условиях, если нет, скажем, ответа на вопрос «для чего мне любить человечество?» перейти в «ненависть к человечеству».

Однако обратного пути, преображения человека не показывает Шекспир, лишь порой упоминая об этом как о происшедшем за сценой. Надежды на такое преображение у Шекспира было мало, о чем свидетельствуют его последние пьесы «Перикл», «Цимбелин», «Зимняя сказка», «Буря». В трех из них мы видим как бы чудо воскрешения мертвой. Но в том-то и дело, что «как бы». В «Перикле» чудо объясняется искусством врачевания, которое помогает уже почти умершую вернуть к жизни, в «Цимбелине» замечательным свойством снадобья, позволяющем человеку, оставаясь живым, какое-то время выглядеть умершим, в «Зимней сказке» оживает погубленная царем Гермиона, но, как выясняется, речь идет лишь о хитрости: верная служанка прятала Гермиону в течение многих лет, а потом вернула ее горевавшему мужу под видом ожившей статуи. Эта последняя сцена очень напоминает сцену возвращения Жучки Колей Красоткиным больному Илюше в «Братьях Карамазовых». Но если в последнем романе Достоевского идея воскресения существует как несомненная данность, утверждаемая главой «Кана Галилейская», речью Алеши у Илюшиного камня в финале, то Шекспир останавливается перед этим упованием, не решаясь художественно принять и воплотить его.

Как свидетельствует одна из последних шекспировских пьес «Буря», он отказывается и от волшебных средств искусства, имеющих цель преображение человека. «And my ending is despair» (ждет меня в итоге отчаяние), – такова одна из последних фраз финального монолога автобиографического героя Просперо, с которой Шекспир уходит из творчества и совсем скоро из жизни. «Шекспир – поэт отчаяния», – писал Достоевский.

[Ирина Баранчеева]

http://www.stoletie.ru/versia/sheksp...jancem_912.htm
Новая версия о происхождении великого поэта и драматурга

14.04.2016

В Италии широко отмечается 400-летие со дня смерти английского поэта и драматурга, и это не случайно. Итальянская тема обширно представлена в творчестве Уильяма Шекспира: действие 15 из 37 его пьес происходит именно на территории Апеннинского полуострова, многие его герои носят итальянские имена, и его драмы и комедии полны примерами из итальянской истории.

То, что Италия притягивала воображение писателя, было известно давно. Благодаря своей богатой культуре и необыкновенной природной красоте эта страна была для Шекспира, можно сказать, духовной родиной, а некоторые последние ислледования позволяют предположить, что... не только духовной.

О Уильяме Шекспире осталось довольно мало достоверных сведений. Считается, что он родился в Стратфорде-на-Эйвоне в апреле 1564 года и был крещен 26 апреля, хотя по традиции день его рождения отмечается 23 апреля, одновременно с днем его смерти, в праздник св. Георгия. Известно также, что в возрасте 18 лет он женился на Энн Хатауэй, от которой имел троих детей. Позже он уехал в Лондон, где стал актером и написал почти все свои литературные произведения, а затем вновь вернулся в Стратфорд и умер в 1616 году в возрасте 52-х лет.

Величие его литературного наследия и одновременно весьма скромное происхождение впоследствии породили множество легенд и предположений.

Как мог сын перчаточника из маленького провинциального городка, не получивший хорошего образования, создать выдающиеся шедевры, поражающие богатством языка и глубиной мысли, совершенно невозможные без глубокого знания мировой истории и культуры?

Уже в XVIII веке высказывались предположения, что актер Уильям Шекспир, выступавший на сцене лондонского театра «Глобус», и автор «Гамлета» и «Короля Лира», «Ромео и Джульетты» и «Отелло» - это два разных человека. Назывались и претенденты на авторство бессмертных трагедий, которые выбирались из круга самых образованных людей того времени – от философа Фрэнсиса Бэкона до Роджера Меннерса, 5-го графа Ратленда, от кардинала Уолси до поэта и переводчика Кристофера Марло, и даже самой королевы Англии Елизаветы I.

На сегодняшний день 60 (!) человек претендуют на авторство произведений Шекспира.

Свою лепту в этот длинный и разнообразный список решил внести и преподаватель итальянской литературы, профессор Мартино Йювара, который утверждает, что Уильям Шекспир – это не кто иной, как сицилийский аристократ Микеланджело Флорио Кроллаланца, родившийся также в 1564 году, но не в английском Стратфорде, а в Мессине, в семье врача Джованни Флорио и аристократки Гульельмы Кроллаланца. Профессор Йювара заинтересовался этим особенным персонажем, когда несколько лет назад ему в руки попала книга сицилийских поговорок, составленная в XVI веке Кроллаланца, многие из которых встречаются в «Гамлете».

Начав интересоваться биографией Микеланджело Флорио Кроллаланца, итальянский профессор сделал сенсационные открытия. Оказывается, тот еще ребенком изучал латынь, греческий и историю во францисканском монастыре, но когда ему исполнилось 15 лет, семья должна была бежать из Мессины, опасаясь преследований инквизиции, поскольку родители Микеланджело были приверженцами кальвинизма.

Вначале семья Флорио Кроллаланца прибыла на север Италии, поселившись в городе Тревизо недалеко от Венеции, во дворце, который носил имя своего прежнего хозяина – Отелло, знатного венецианца, который из ревности убил свою жену. Несколько лет спустя молодой аристократ, обучавшийся в Венеции, Падуе и Мантуе, переехал в Милан и здесь влюбился в юную графиню, которую, как нетрудно предположить, звали Джульетта. Однако история любви двух молодых людей закончилась трагически – девушка была похищена и затем покончила жизнь самоубийством, а Микеланджело Флорио Кроллаланца, несправедливо обвиненный в ее похищении, вынужден был бежать из Италии. Наконец, посетив Данию, Грецию, Испанию и Австрию и завязав дружбу с Джордано Бруно, в 1588 году, в возрасте 24-х лет, он прибывает в Англию и поселяется в Стратфорде у своего дяди с материнской стороны. Стараясь скрыть свою подлинную личность, он англофицирует фамилию (по-английски «Shake-Speare», то есть «потрясающий копьем», то же самое, что по-итальянски «Scrollare-Lancia») и берет имя своего умершего кузена, хотя нельзя исключить, что он лишь изменил на английский лад имя его матери.

Версия, скажем прямо, неожиданная и даже несколько ошеломляющая, если подумать о том, что национальный английский гений может оказаться совсем не англичанином.

Однако она уже нашла своих сторонников и даже появилась на страницах газеты «The Times». Во-первых, как уже говорилось, Италия постоянно присутствует в литературном творчестве Шекспира. Во-вторых, до сих пор не найдена библиотека писателя, и это многим кажется странным. А что если она была найдена – рассуждает профессор Йювара, – но книги в ней оказались не на английском, а на итальянском языке? В-третьих, не сохранилось рукописей Шекспира, а значит, нельзя отрицать, что его первые произведения могли быть переведены с итальянского языка. Несколько лет назад в Италии была поставлена пьеса «Много шуму из ничего», написанная известным писателем Андреа Камиллери, который вольно переложил знаменитую комедию Шекспира, действие которой, кстати сказать, происходит в Мессине, на сицилийский диалект, предположив, что ее автором является именно «Мессер Микеле Аньоло Флорио Кроллаланца».

Но независимо от того, был или нет Шекспир итальянцем, в Италии его имя остается особенно любимым, а описанные им места давно уже живут своей собственной жизнью. Шекспировскую атмосферу можно почувствовать в Венеции в квартале бывшего гетто, где разворачивается действие «Венецианского купца». Здесь сохранились многие синагоги, а узкие улочки и высокие многоэтажные дома переносят во времена Венецианской республики, когда еврейская община в городе быстро росла. Тогда гетто, располагавшееся на острове, было обнесено решетками, его ворота закрывались на ночь, и только Наполеон, оккупировав Венецию в 1796 году, приравнял еврейское население в правах ко всем остальным гражданам и приказал убрать заграждения.

В Венеции находится еще один «шекспировский» дом – палаццо Контарини Фазан, выходящий на Большой канал, в котором, по преданию, жила Дездемона перед тем, как стать женой мавра Отелло. Однако самым известным «шекспировским» городом Италии является, без сомнения, Верона, куда ежегодно устремляются тысячи и тысячи туристов, чтобы увидеть «дом Джульетты» на улице Каппелло, а также «дом Ромео» и «могилу вечных возлюбленных» в крипте церкви св. Франциска, неподалеку от которой, в церковном дворе, растет «дерево желаний», хранящее многочисленные записочки с просьбами о помощи в любовных делах...

Специально для «Столетия»

[Историческая правда]

http://www.istpravda.ru/chronograph/3099/
Считается, что именно в этот день в семье простого ремесленника городка Стратфорд-он-Эйвон родился Уильям Шекспир - классик мировой литературы, великий драматург, человек, определивший развитие мирового искусства. Как сын перчаточника стал самым знаманитым поэтом мира - никому доподлинго неизвестно. О частной жизни Шекспира сохранились весьма обрывочные сведения. К примеру, известно, что Уильям учился в грамматической школе, считавшейся одной из лучших; основными предметами в ней были английский, латинский и древнегреческий языки. В 18 лет он женился на дочери соседа-помещика, которая была старше его на 8 лет, а в семье было трое детей. Около 1587 года Уильям перебрался в Лондон, примерно в 1593 году вступил в театральную труппу Р.Бербеджа, где и начал писать первые исторические пьесы: «Ричард III», «Генрих IV». В 1595–1600 годах Уильямом Шекспиром были написаны «Король Джон», «Ричард II», «Два веронца», «Сон в летнюю ночь», «Ромео и Джульетта», «Венецианский купец».

[Игорь Буккер]

http://www.pravda.ru/society/family/...re_hathaway-0/
26 апр 2014 в 16:00

Уильям Шекспир, родившийся 450 лет назад, представляет загадку для исследователей его творчества. Авторство всемирно известных пьес приписывают самым разным людям — от философа Фрэнсиса Бэкона до королевы Англии. Слишком мало документов об этом человеке и очень много слухов. Сказанное в полной мере относится и к истории любви и женитьбы Шекспира.

Существует не подлежащий сомнению исторический документ — разрешение Шекспиру на вступление в брак, выданное 27 ноября 1582 года в консисторском суде Вустера. Двое поручителей со стороны невесты, соседи и друзья ее покойного отца — Фулк Сэнделс и Джон Ричардсон — отправились за разрешением к тамошнему епископу, в ведении которого находился родной город драматурга Стрэдфорд-на-Эйвоне (Stratford-upon-Avon.).

Эти люди подписали обязательство на 40 фунтов, освобождающее епископа от всякой ответственности в случае, если выявятся какие-либо непредвиденные нарушения или препятствия к заключению брака. На другой день была получена лицензия на заключение брака между 18-летним Уильямом Шекспиром и 26-летней Энн Хэтеуэй (Anne Hathaway).

Шекспир просил разрешения венчаться без общепринятого трехкратного оглашения в церкви, на что понадобилось бы три недели. Этому есть объяснение. Начиная с 1 декабря по 13 января был период, когда венчания и оглашения откладывались из-за Рождественских праздников. Молодые торопились и не могли ждать полтора месяца. Почему?

Спустя полгода, 26 мая 1583 года, в страдфордской церкви крестили их первенца — дочь Сьюзен. Мало того, что шекспироведы не знают был ли это брак по любви или случайная связь зашла настолько далеко, что юноше пришлось взять на себя ответственность за последствия. Судя по записям в церковноприходской книге Стрэдфорда, Шекспир и его избранница были не исключением из венчавшихся, кто ожидал скорого появления ребенка на свет.

Самое интересное, в записи о разрешении на брак, сделанной 27 ноября, написано другое имя невесты — Энн Уэтли (Anne Watley) из Тэмпл-Графтона. Больше имя этой девицы(?) из местечка, находящегося километрах в восьми от Стрэдфорда, нигде не встречается. Позже родилась романтическая версия о близких отношениях Уильяма сначала с Энн Хэтеуэй, а потом с ее тезкой Уэтли.

Например, в романе Энтони Бёрджесса (Anthony Burgess), названного строкой из 130-го сонета Nothing Like the Sun ("На звезды не похожи"), Энн Уэтли — вторая любовь Шекспира, которая оттолкнула его своим чрезмерным целомудрием и он вернулся в объятия более опытной Энн Хэтеуэй, которая старше своего избранника.

Однако исследователи обнаружили, что имела место описка писаря епископской канцелярии. В тот день в суде разбиралось дело некоего Уэтли и его имя крепко запало в голову клерка.

Энн Хэтеуэй — дочь Ричарда Хэтеуэя, богатого фермера из соседней деревни Шоттери. Здесь, в трех километрах от Стрэдфорда, у ее покойного папаши было 75 акров земли и сверх того он оставил по завещанию 43 фунта стерлингов наличными. Сумма в те времена немалая. Половины ее хватило бы на постройку хорошего деревянного дома. Впрочем, собственным домом Шекспиры обзаведутся только через 15 лет, в 1597 году.

Похоже, Шекспиры и Хэтеуэи дружили семьями и не чурались деловых связей. Отец "эйвонского барда" Джон Шекспир как-то внес залог в поручительство за Хэтэуея, а в другой раз дал денежную гарантию за него, когда тот вел имущественную тяжбу. Можно предположить, что Уильям знал Энн с младых ногтей.

Через два года после рождения Сьюзен, жена Шекспира произвела на свет двойню — сына Гамнета и дочь Джудит. В феврале 1585 года их окрестили в честь крестных отца и матери — пекаря Гамнета Сэдлера и его супруги Джудит. В 21 год Уильям стал отцом семейства, а вот жене своей поэт сонетов не посвящал. За исключением, возможно, одного — 145-го. По этой причине его считают самым ранним. Такое стало возможным на основании игры слов: фамилии Hathaway и глагола hate away ("ненавидеть"). Лирическая героиня берет назад слова о ненависти, добавляя: "ненавижу, но не тебя" — I hate not you.

За отсутствием фактов, исследователям остаются одни лишь спекуляции и умственные построения. Имя супруги драматурга за все время совместной жизни с Шекспиром будет упомянуто всего лишь один раз. 25 марта 1601 года в завещании пастуха из Шоттери Томаса Уиттингтона, в котором он просит взыскать с Энн Шекспир, жены Уильяма Шекспира, 40 шиллингов долга в пользу бедных.

В своем завещании Уильям Шекспир (большую часть своей жизни проживший в Лондоне, вдалеке от семьи) оставил на усмотрение дочери Сьюзен вопрос о том, где будет проживать после его смерти ее мать. Определить место, куда бы вдова могла поставить "вторую по качеству кровать".

"Завещаю своей жене вторую по качеству кровать со всеми принадлежностями…", начертано в завещании Шекспира. Добротная кровать с резьбой из хорошего дерева с дорогим прикладом, пологом и постельным бельем, по мнению некоторых специалистов, вполне могла стоить не меньше небольшого домика. Ну, а любовь, если она и была некогда — выплеснулась в художественное творчество.

[Игорь Буккер]

http://www.pravda.ru/science/useful/...3-shaikspir-0/
Всякие досужие исследователи на Западе подпортили не одну карьеру своим политическим деятелям, уличив их в плагиате при написании диссертаций, но доценты с кандидатами тоже не лучше, только ловят за руку они не своих современников, а давно умерших классиков. Вот и сейчас они замахнулись на "Уильяма нашего…", вернее, их собственного Шекспира.

Мог ли Шекспир быть одновременно великим поэтом и прожженным дельцом? Новое исследование открывает неромантичные подробности о жизни английского драматурга в родном городе. Оказывается, чтобы сколотить состояние, Шекспир в голодные годы утаивал зерно и не платил налоги.

Группа специалистов по Средним векам из университета Aberystwyth в Уэльсе на основании тщательного изучения исторических документов пришла к выводу, что в городе Стратфорд-на-Эйвоне (Stratford-upon-Avon) богатый владелец недвижимости и беззастенчивый бизнесмен по имени Уильям Шекспир, уроженец этого города, бесчестными путями сколотил немалое состояние. На протяжении 15 лет Шекспир скупал зерно, ячмень и солод, а потом распродавал свои запасы по завышенным ценам и преследовал несостоятельных должников. Свою прибыль он вкладывал в кредиты, которые за проценты предоставлял другим. Законные власти завели против Шекспира дело по уклонению от уплаты налогов, а в неурожайном 1598 году его оштрафовали за спекуляцию зерном во время голода.

Восстания голодной черни, так ярко описанные в драмах "Король Лир" и "Кориолан", по мнению многих шекспироведов, явно несут на себе отображение реальных событий, свидетелем которых был писатель. Яростные народные протесты, описанные в "Кориолане", можно было непосредственно связать с крестьянскими восстаниями против голода в 1607 году. И совершенно другой коленкор приобретает наше восприятие творчества Шекспира, когда мы узнаем, что поэт и драматург лично был причастен к наживе за счет своих голодающих сограждан.

Сенсационного в новом исследовании ничего нет. О зажиточном торговце Уильяме Шекспире давно знала не только узкая кучка исследователей его творчества, но и широкая общественность. Достаточно пролистать переведенную на русский язык увлекательную книгу "Шекспир" (Shakespeare: The Biography) именитого британского писателя Питера Акройда (Peter Ackroyd) или взять в руки биографию из серии ЖЗЛ, написанную еще в начале 1960-х годов советским литературоведом Александром Абрамовичем Аникстом. В конце концов, первоначальный памятник Шекспиру, установленный ему в родном городе, изображал писателя с мешком зерна. И только в 18-м столетии памятник "мешочнику" заменили на монумент, более подобающий творческой личности.

Доцент кафедры литературы Средневековья и Возрождения Джейн Арчер (Jayne Archer), которая принимала участие в исследовании, считает, что литературные критики и ученые, "вероятно, из снобизма", охотно игнорируют предпринимательские таланты Шекспира, поскольку они не в состоянии осознать, "что творческий гений может соседствовать с эгоистическим интересом". О шекспировских амбарах с житом предпочитают лишний раз не упоминать, чтобы не повредить литературной славе английского гения. Однако для более верного понимания произведений Шекспира нельзя продолжать утаивать неприглядные стороны его биографии.

Но был ли хапуга из Стратфорда-на-Эйвоне — автором знаменитых на весь мир творений? Некоторые люди, среди которых профессор физики из Стэнфорда (Stanford) Питер Старрок (Peter Sturrock), считают, что на самом деле творения Шекспира созданы Эдвардом де Вера, 17-м графом Оксфордским (Edward de Vere, the 17th Earl of Oxford). Впрочем, на сайте Stanford News говорится, что сам Старрок утверждает: приходится выбирать между тремя — Шекспиром, графом Оксфордским и неизвестным лицом, называемым Ignotus.

Как сообщает интернет-издание Popular Science, после прочтения книги под названием "Неавторизованная биография Шекспира" ("Shakespeare's Unauthorized Biography"), в которой находилась таблица с дюжиной качеств, которыми обладал известный по документам Шекспир, сопоставленных со свойствами характера писателя, 88-летний астрофизик Старрок решил, что проблему авторства Шекспира можно решить статистическим методом. Астрофизик, долгие годы изучавший Солнце и пульсары, решил обратиться к статистическим (байесовским) алгоритмам, чтобы наконец-то поставить точку в вопросе авторства шекспировских произведений.

Свою новую книгу "Известный как Шекспир: научный подход к вопросу об авторстве" ("AKA Shakespeare: A Scientific Approach to the Authorship Question") Старрок написал в форме беседы четырех вымышленных персонажей, каждый из которых высказывает 25 своих аргументов "за" или "против" авторства Шекспира. В каждой главе оставлена пустая страничка, где читатель может вписать собственные мысли, а затем отослать их на созданный Старроком веб-сайт.

По словам стэнфордского профессора, каждый может выделить более или менее вероятные версии, а затем из приглянувшихся вариантов сделать свой выбор. Старрок противопоставляет этот подход всем прочим: высказать свою точку зрения, найти факты в ее поддержку, представить ее максимально убедительно, опровергнуть факты, представленные противной стороной. Как для британца, говорит профессор, для него ужасно воздавать почести не тому, кто их в действительности заслужил.

[Игорь Буккер]

http://www.pravda.ru/science/mysteri...speare_weed-0/
29 июн 2011 в 11:00

Наука и техника » Непознанное » Прошлое

Что бывает, когда один человек с "литературной" фамилией просит разрешения на эксгумацию тела гениального драматурга, чтобы установить, отчего же тот умер? Палеонтолог Фрэнсис Теккерей из Университета Витватерсранда в Йоханнесбурге (ЮАР) вполне искренен в своем стремлении расставить все точки над i в деле о причинах смерти Уильяма Шекспира.

В 1616 году мир собирается торжественно отметить 400-летие со дня смерти великого английского драматурга, а мы до сих пор теряемся в догадках относительно того, от чего она наступила. Чтобы узнать это, достаточно эксгумировать тело мистера Шекспира, упокоенное под алтарем приходской церкви Святой Троицы в его родном городе Стратфорд-на-Эйвоне. В сущности, это пустяк: современные технологии позволяют вдоль и поперек исследовать скелет, вовсе не прибегая к транспортировке бренных останков в лабораторию.

Это весьма важный момент, поскольку покойный страсть как не любил, чтобы какой-нибудь новоявленный принц датский, разглядывая его череп, восклицал: "Бедный Вилли! Poor Willy!" Британский ученый Филип Швайзер отметил, что Уильям Шекспир неспроста живо описывал эксгумацию в "Гамлете", "Ромео и Джульетте" и "Ричарде III". Всего, по подсчетам специалиста, беспокойство из-за потревоженного праха можно обнаружить в 16 из 37 пьес драматурга. По мнению шекспироведа, Шекспир относился к тому типу людей, которые боятся осквернения своей могилы больше, чем самой смерти.

Стремясь воспрепятствовать святотатству, по указанию Шекспира над местом, где он погребен, была положена доска ("простой дикий камень") с предупреждением, облеченным на староанглийском языке в стихотворную форму: "Добрый друг, во имя Иисуса, не извлекай праха, погребенного здесь. Да благословен будет тот, кто не тронет этих камней, и да будет проклят тот, кто потревожит мои кости".

По мнению части исследователей творчества великого англичанина, проклятие, выраженное в общепринятой литературной форме, адресовано кладбищенским сторожам, которые из-за дефицита свободных мест для захоронений в церкви периодически переносили прах в соседний с церковью склеп. Выкапывание останков для новых захоронений было незаконным, но широко распространенным в средневековой Англии делом.

В 1694 году будущий пребендарий собора Святого Павла Уильям Холл в послании "дорогому Недди" (известному знатоку англосаксонской литературы Эдварду Твейтсу) писал: "В этой церкви есть место, которое называют помещением для костей, — в нем хранятся все вырытые кости, которых так много, что ими можно было бы нагрузить множество телег. Поэт, желавший, чтобы его кости остались нетронутыми, призвал проклятие на голову того, кто тронет их; и поскольку он обращался к причетникам и церковным сторожам, по большей части невежественным людям, создавая надпись, он опустился до их низкого умственного уровня, сбросив с себя одеяние того искусства, которое никто из его современников не носил более безупречно".

Высказывалось авторитетное предположение, что останки Шекспира захоронены в храме, а не на церковном кладбище не потому, что он был знаменитым лондонским поэтом и драматургом, а вследствие приобретения им части десятинных земель в Стратфорде, что автоматически превращало его в некое подобие мирского священнослужителя.

В одном источнике конца XVII века написано: "Его (Шекспира. — Ред.) положили на глубине метров пяти-шести, достаточно глубоко". Однако уже в середине XVIII столетия, по свидетельству очевидцев, могильная плита ушла в землю ниже уровня пола и так обветшала, что приходские попечители храма заменили ее.

Вовсе не к юбилею приуроченное событие касается всего-навсего пары-тройки необходимых вещей. Первым делом необходимо установить личность похороненного на основе сравнения анализа его ДНК с потомками Уильяма Шекспира. Далее, создать первую трехмерную реконструкцию облика поэта, не прибегая при этом к выкапыванию останков из могилы. И наконец, на основании полученных данных написать подлинную историю болезни Уильяма Шекспира.

К традиционным "белым пятнам" мирового шекспироведения (в частности, вопрос, был ли актер лондонского театра "Глобус" сам сочинителем своих пьес, или под его именем творили выдающиеся деятели эпохи Возрождения) прибавились и другие неразрешимые вопросы.

Лет десять тому назад при раскопках в саду драматурга были найдены 24 курительные трубки. Исследования ясно показали: во всех найденных экземплярах содержатся остатки марихуаны, или анаши. В эпоху, когда жил Шекспир, коноплю выращивали повсеместно и вполне легально. (До полной легализации легких наркотиков на Западе в нынешнем веке коноплю сеяли и убирали в СССР в прошлом столетии, правда, не для развлечения отдельного индивида, а для народного хозяйства в целом.)

Часть фанатов и исследователей творчества драматурга встали на рога, настаивая: не надо превращать Шекспира в рядового наркомана. У подобных защитников что-то неладное с головой. Они напрочь забыли о том, что многие кумиры публики и гениальные творцы, великие мистики и религиозные деятели использовали психотропные препараты и наркотические зелья: от Франсуа Вийона и Элвиса Пресли до Владимира Высоцкого, от Эдгара По и Шарля Бодлера до Олдоса Хаксли и Джона Леннона.

Любое сравнение неточно, и аналогиям нельзя придавать силу истины в последней инстанции. Пушкин, говоря, кажется, о Байроне, отмечал, что публика любит подмечать в великом человеке какие-то недостатки, однако даже если великий человек бывает низок и мелок, но не так, как низок и мелок обыватель.

Обвинять Шекспира в том, что он забивал косячок, когда легкий дурман не был запретным, равносильно обвинению его в том, что он использовал чужие сюжеты, когда не существовало авторского права. С легализацией Всемирной организацией здравоохранения легких наркотиков многие стали понимать: в этом случае нет никакой речи о допинге. Курение обычных сигарет или употребление крепкого кофе ведь не считают преступлением! Принято говорить о подпитке мозга творческого человека. Примеры этому можно найти в замечательной книге польского писателя Яна Парандовского "Алхимия слова".

Между прочим, "борцам за нравственность" стоит прислушаться к мнению Стэнли Уэллса, почетного президента организации Shakespeare Birthplace Trust, который полностью поддерживает предложение о вскрытии могилы и изучении всех аспектов, связанных с Шекспиром. "Я был бы счастлив, если бы они вскрыли могилу. Это положило бы конец бесплодным догадкам", — философски заметил шекспировед.

[Максим Руссо]

http://polit.ru/article/2016/09/11/ps_shakespeare/
11 сентября 2016, 23:26 Великобритания история история искусства литература


Портреты Шекспира
Wikimedia Commons

О внешности Шекспира судить трудно. Мы не располагаем надежно датированными прижизненными портретами или описаниями внешности драматурга. О портретах, сделанных после смерти Шекспира, сложно сказать, насколько точно они отражают оригинал. Тем не менее, будущая реставрация одного из самых известных портретов Шекспира позволяет надеяться, что мы сможем взглянуть на его истинное лицо.

Существует около дюжины портретов Шекспира, которые, возможно, созданы при его жизни или вскоре после смерти, мы расскажем о трех из них, с каждым из которых связаны свои загадки. Когда в 1623 году, то есть через семь лет после его смерти, было напечатано «Первое фолио», на титульном листе была помещена гравюра с портретом. Они известна как «Друшаутский портрет» (Droeshout portrait), так как в качестве автора гравюры был указан Мартин Друшаут (Martin Droeshout).

Титульный лист «Первого фолио» Шекспира

Подпись гравера под портретом

В стихотворном предисловии «К читателю» Бен Джонсон, знавший Шекспира лично, говорит, что гравюра хорошо отражает черты Шекспира. Друшаутский портрет известен в двух вариантах, отличающихся в деталях. Первый вариант редок, он известен лишь в четырех экземплярах. Исследователи полагают, что это были пробные оттиски гравюры, после которых Друшаут внес в резную доску изменения.

Друшаутский портрет в первом и втором вариантах

Имя автора гравюры известно благодаря подписи. Но Друшауты были целой семьей художников, переселившихся в Англию из Брюсселя, и имя Мартин из них носили двое. Большинство исследователей полагает, что портрет сделал Мартин Друшаут Младший (1601 – после 1639). Поскольку Мартину было 15 лет в год смерти Шекспира, возможно, он никогда не видел драматурга, а гравюру создал с какого-то портрета. Но у Мартина-Младшего был дядя, брат отца, Мартин Друшаут Старший (1560-е – 1642). О нем известно, что он был членом гильдии лондонского Сити, объединявшей живописцев и маляров (Worshipful Company of Painter-Stainers), сохранились его рисунки, так что он тоже мог быть автором гравюры.

В 1991 году в Мадриде были найдены несколько гравюр 1635 – 1639 годов, подписанных фамилией Друшаут. Стилистически они похожи на работу из «Первого фолио», а один из них – портрет священника Франсиско де ла Пенья – вообще очень походит на портрет Шекспира. Историк Христиан Шукман (Christiaan Schuckman), обнаруживший испанские гравюры, предположил, что портрет из «Первого фолио» был сделан Мартином-младшим, который затем принял католичество и бежал в Испанию.

Исследователи не оставляли надежды найти оригинальный портрет, с которого Друшаут сделал гравюру. В XIX веке семейство Флауэр подарило Королевскому шекспировскому обществу портрет Шекспира, схожий с гравюрой Друшаута. Ставший известным как «флауэровский портрет» он написан на подлинной доске XVII века, а на изображении стояла дата – 1609 год. Но в 1905 году историк искусства Марион Шпилман (Marion Spielmann) обнаружил, что флауэровский портрет соответствует второму варианту гравюры, поэтому исследователь заподозрил, что портрет был сделан позже, уже по существующей гравюре. Наконец, в 2005 году исследование с применением рентгеновских лучей и химического анализа красок показало, что портрет Шекспира был написан поверх картины XVII века, изображавшей Мадонну с младенцем Христом и Иоанном Крестителем. А в изображении нашелся желтый хром – пигмент, который начали использовать лишь в XIX веке.

Флауэровский портрет – поддельный портрет Шекспира

С гравюрой Друшаута связаны некоторые из конспирологических теорий, которых и без того немало вокруг Шекспира. Сторонники гипотезы о том, что под именем Шекспира на сцене ставились пьесы какого-то другого автора, увидели в гравюре удвоенную линию левой щеки и подбородка. По их мнению, она должна была показывать, что изображенное лицо – на самом деле маска, и намекать, что и актер театра «Глобус» Шекспир тоже был маской для подлинного автора.

Двойная линия на портрете

Не все согласны увидеть на гравюре маску, но, даже признавая портрет подлинным, многие хотели разглядеть в нем того человека, которого они считали автором шекспировских произведений. Сначала вручную, а в наши дни – с помощью компьютера Друшаутский портрет сравнивают с портретами кандидатов, пытаясь найти анатомические соответствия. Правда, одни уверены, что перед ними Фрэнсис Бекон, а другие – что Елизавета II.

Второй портрет известен как коббовский портрет (Cobbe portrait), так как принадлежал Чарльзу Коббу (1686–1765), англиканскому архиепископу Дублина, и его потомкам. Сейчас этот портрет вместе с другими предметами из коллекции семьи Коббов (она известна в первую очередь старинными музыкальными инструментами) экспонируется в поместье Хэтчлендс-Парк в Суррее, принадлежащем Национальному фонду.

Коббовский портрет

Портрет стал известен ученым лишь в 2006 году. Тогда Алек Кобб увидел на выставке в Национальной портретной галерее привезенный из США портрет Шекспира, приписывавшийся ранее художнику Корнелису Янсенсу («янсенский портрет»). Это один из самых известных портретов драматурга, хранится он в Шекспировской библиотеке Фолджера в Вашингтоне. Алек Кобб был поражен сходством этого портрета с картиной из коллекции его семьи. Он обратился к специалистам из организации Shakespeare Birthplace Trust. Исследования продлились три года, и в 2009 году шекспировед Стэнли Уэллс и ряд других исследователей объявили, что считают изображенного на портрете человека Уильямом Шекспиром, а портрет из собрания Кобба – оригиналом, с которого написан «янсенский». Согласились с ними далеко не все, и с тех пор полемика вокруг портрета не угасает.

Изучение картины современными средствами показало, что она написана на дубовой доске вскоре после 1595 года. Форма воротника заставляет предположить примерно 1610 год. Видно определенное сходство в композиции с друшаутским портретом. Существует по крайней мере пять ранних копий коббовского портрета, в течение долгих лет считающихся изображениями Шекспира. Наличие большого числа копий портрета, сделанных в первой половине XVII века, указывает, по мнению исследователей, на популярность изображенного человека.

Есть и косвенный довод в пользу Шекспира. Еще одна картина из коббовской коллекции изображает Генри Ризли, графа Саутгемптона – покровителя Шекспира и, возможно, того самого «прекрасного друга» (Fair Youth), к которому обращены шекспировские сонеты с первого по сто двадцать шестой. Предполагается, что оба портрета достались Чарльзу Коббу от Элизабет Нортон, жены его двоюродного брата. Она была правнучкой графа Саутгемптона и унаследовала многие его реликвии. Ризли, по мнению ученых, мог заказать неизвестному художнику и свой портрет, и портрет Шекспира. Долгое время считалось, что на портрете изображена сама Элизабет Нортон, и лишь в 2002 году было установлено по ряду характерных черт, что это Генри Ризли.

Портрет Генри Ризли из коллекции семьи Кобб

Противники гипотезы о Шекспире на коббовском портрете нашли своего кандидата – сэра Томаса Овербери (крещен в 1581 – 14 сентября 1613), придворного Якова I и поэта, написавшего поэму «Жена». В историю портретов Шекспира Томас Овербери попал еще в 1964 году, когда предположили, что он изображен на янсенском портрете. С тех пор этот портрет подвергся реставрации. В восстановленном первоначальном варианте изображенный на нем человек оказался куда менее лысым, чем раньше. Но сходство с Томасом Овербери все равно сохранилось.

Янсенский портрет до и после реставрации

Единственный аутентичный портрет Томаса Овербери, хранящийся в Бодлеанской библиотеке в Оксфорде, действительно поражает сходством с человеком на коббовском и янсенском портретах. Сходны даже детали: прическа, форма левого уха, указывающая, что мужчина носил тяжелую серьгу.

Портрет Томаса Овербери

Однако Руперт Физерстон (Rupert Featherstone) из Института Гамильтона Керра Кембриджского университета, исследовав прописи обоих портретов, пришел к выводу, что на них изображены разные натурщики. Но его исследование показалось убедительным далеко не всем. Например, Тарния Купер (Tarnya Cooper) – куратор отдела XVI века в Национальной портретной галерее – полагает, что как на коббовском портрете, так и на копии, выполненной Янсенсом, изображен Томас Овербери. Сэр Рой Стронг (Roy Strong), бывший директор музея Виктории и Альберта и Национальной портретной галереи, ведущий специалист по портретам эпохи Елизаветы и Якова I назвал гипотезу Стенли Уэллса чепухой. Полемика продолжается и поныне, исследователи усиленно обсуждают линию волос на портретах и прочие детали.

Интерес представляет и латинская надпись на коббовском портрете: principum amicitias! Она взята из оды Горация (II, 1), адресованной его другу Гаю Азинию Поллиону, который помимо прочего был поэтом и драматургом:

Времен Метелла распри гражданские,
Причина войн, их ход, преступления,
Игра судьбы, вождей союзы (principum amicitias),
Страшные гражданам, и оружье,
Неотомщенной кровью залитое,
Об этом ныне с полной отвагою
Ты пишешь, по огню ступая,
Что под золою обманно тлеет… (перевод Г. Ф. Церетели)

На отсылку к Горацию указывает, что словосочетание стоит в винительном падеже, точно как в оде, а не в именительном, как ожидалось бы при употреблении вне контекста. Те, кто считают, что на портрете изображен Шекспир, склонны видеть в цитате из Горация дополнительный намек на мир поэзии.

Наконец, третий портрет – единственный, которые Национальная портретная галерея признает сделанным при жизни Шекспира. Он известен как «чандосовский портрет», так как до 1856 года находился в коллекции герцогов Чандос.

Чандосовский портрет

По преданию, портрет написал великий английский актер и друг Шекспира Ричард Бербедж, первый исполнитель многих ролей в пьесах Шекспира. Но первые упоминания о портрете сохранились только с послешекспировских времен. О нем говорится в записных книжках гравера и антиквара Джорджа Вертью (1684 – 1756), который всю жизнь вел записи относительно произведений искусства. Более сорока томов архива Вертью после его смерти приобрел известный писатель Гораций Уолпол и издал их под названием «Анекдоты о живописи Англии». Там есть запись 1719 года, где говорится, что портрет Шекспира принадлежит адвокату Ричарду Кеку. Картина была написана художником Джоном Тейлором и по его завещанию досталась сэру Уильяму Давенанту (William Davenant (1606-1668), поэту и драматургу. Сохранились упоминания, что Давенант был крестником Шекспира, а согласно слухам (которые он сам поддерживал) даже внебрачным сыном. После смерти Давенанта портрет купил Томас Беттертон, а когда умер и он, картину приобрел Кек, который коллекционировал вещи, связанные с Шекспиром.

Возможно, автор картины был тем же Джоном Тейлором, что входил в существовавшую до 1603 года труппу актеров-мальчиков, составленную из хористов собора святого Павла (Children of Paul's). По крайне мере, Вертью упоминает, что Джон Тейлор играл в пьесах Шекспира. Но сведений о ранних годах художника Тейлора немного, а с 1620-х он упоминается только как художник и видный член гильдии живописцев, в которой он достиг ранга магистра. Кэтрин Дункан-Джонс (Katherine Duncan-Jones) из Университетского колледжа Лондона полагает, что «Джон Тейлор» было написано по ошибке и следует читать «Джо Тейлор». По ее мнению, автором картины был Джозеф Тейлор – актер, ставший лидером труппы Шекспира после Ричарда Бербеджа.

Картина принадлежала потомкам Ричарда Кека до 1789 года, когда его правнучка вышла замуж за Джеймса Бриджеса, третьего герцога Чандоса. В этом семействе портрет оставался до 1848 года. Потом его купил Фрэнсис Эгертон, 1-й граф Элсмир, который передал ее в 1856 году только что открытой Национальной портретной галерее. Поскольку это была первая картина в коллекции музея, она получила инвентарный номер NPG 1. Исследования показали, что выполнен портрет был примерно в 1610 году.

Ученые давно обратили внимание на портрет. И многие отказывались узнавать на нем Шекспира, да и сам портрет им не нравился. Шекспировед XVIII века Джордж Стивенс (George Steevens), который ознакомился с одной из копий чандосовского портрета, сказал, что поэт на нем имеет «облик еврея или больного желтухой трубочиста». С ним соглашался литератор Джеймс Хейн Фрисуэлл (James Hain Friswell): «Невозможно представить себе нашего по сути английского Шекспира смуглым, грузным человеком, иностранного облика, с явно еврейской физиономией, тонкими вьющимися волосами, похотливым ртом, покрасневшими глазами, распутными губами, неотесанными видом и серьгами в ушах». Иракский писатель Сафа Хулуси (1917 – 1995) считал портрет подтверждением своей оригинальной теории, согласно которой Шекспир был арабом.

Большинство ученых, впрочем, не склонны видеть на портрете иностранца и скорее согласны с тем, что это Шекспир. Но они сомневаются, что нынешний вид портрета отражает с достаточной точность облик модели. Вызывает тревогу и состояние картины. Тарния Купер и ее коллеги, изучавшие портрет три с половиной года, установили, что он перенес неудачные расчистки, истончившие красочный слой, и обширные доделки, из-за которых борода стала более длинной и заостренной. Удлинились также и волосы. Поверхность картины покрылась трещинами и утратила оригинальные цвета из-за потемневшего лака.

Ранняя копия портрета (около 1670) может дать представление о первоначальной форме бороды

С момента появления в Национальной портретной галерее картина не реставрировалась. Теперь реставраторы планируют начать работу по ее очистке и консервации. Окончательное решение о том, что именно можно сделать с портретом, будет принято в 2017 году. Пока специалисты уверены только в том, что необходимо снять поздние слои лака.

Планы реставраторов особенно интересны, так как дают шанс получить дополнительные сведения об изображенном на портрете человеке. Возможно, удастся найти новые аргументы в пользу того, что это Шекспир (или наоборот), а также увидеть портрет, а значит и внешность знаменитого драматурга такой, какой ее видели его современники.

246

[Filosof.at.ua]

https://filosof.at.ua/publ/biografii...spir/2-1-0-265

Уильям Шекспир
Уильям Шекспир (англ. William Shakespeare) — великий английский драматург и поэт, один из самых знаменитых драматургов мира.

Уильям Шекспир родился в городке Стратфорд-на-Эйвоне (графство Уорикшир) в 1564, по преданию, 23 апреля. Фамилия «Шекспир» может быть переведена с английского как «потрясающий копьём».

Его отец, Джон Шекспир, был состоятельным ремесленником (перчаточником) и ростовщиком, часто избирался на различные общественные должности, один раз был избран мэром города. Он не посещал церковные богослужения, за что платил большие денежные штрафы (возможно, что он был тайным католиком). Его мать, урождённая Арден, принадлежала к одной из старейших английских фамилий.

Считается, что Шекспир учился в стратфордской «грамматической школе» (англ. «grammar school»), где получил серьёзное образование: стратфордский учитель латинского языка и словесности писал стихи на латыни. Некоторые учёные утверждают, что Шекспир посещал школу короля Эдуарда VI в Стратфорде-на-Эйвоне, где изучал творчество таких поэтов, как Овидий и Плавт, однако школьные журналы не сохранились, и теперь ничего нельзя сказать наверняка.

В 1582 он женился на Анне Хатауэй, дочери местного помещика, бывшей на 8 лет его старше; в 1583 у них родилась дочь Сюзанна, в 1585 — двойняшки: сын Хемнет, умерший в детстве (1596), и дочь Джудит. Около 1587 Шекспир покинул Стратфорд и переехал в Лондон.

В 1592 Шекспир становится членом лондонской актёрской труппы Бёрбеджа, а с 1599 — также одним из пайщиков предприятия. При Якове I труппа Шекспира получила статус королевской (1603), а сам Шекспир вместе с другими старыми членами труппы — звание камердинера. В течение многих лет Шекспир занимался ростовщичеством, а в 1605 стал откупщиком церковной десятины.

В 1612 Шекспир вышел по неизвестным причинам в отставку и вернулся в родной Стратфорд, где жили его жена и дочери.

Все сохранившиеся от Шекспира документы подписаны неразборчивым почерком, на основании чего некоторые исследователи полагают, что он был в то время серьёзно болен. 23 апреля 1616 Шекспир скончался.

Первый период (1590—1594)

По литературным приёмам его можно назвать периодом подражательности: Шекспир ещё весь во власти своих предшественников. По настроению этот период сторонники биографического подхода к исследованию творчества Шекспира определяли как период идеалистической веры в лучшие стороны жизни: «С увлечением наказывает молодой Шекспир порок в своих исторических трагедиях и с восторгом воспевает высокие и поэтические чувства — дружбу, самопожертвование и в особенности любовь» (Венгеров).

В трагедии «Тит Андроник» Шекспир в полной мере отдал дань традиции современных ему драматургов удерживать внимание зрителей нагнетанием страстей, жестокостью и натурализмом. Комические ужасы «Тита Андроника» — прямое и непосредственное отражение ужасов пьес Кида и Марло.

Вероятно, первыми пьесами Шекспира были три части «Генриха VI». Источником для этой и последующих исторических хроник служили «Хроники» Холиншеда. Тема, объединяющая все шекспировские хроники, — смена череды слабых и неспособных правителей, приведших страну к междоусобицам и гражданской войне и восстановление порядка с воцарением династии Тюдоров. Подобно Марло в «Эдуарде II» Шекспир не просто описывает исторические события, а исследует мотивы, скрывающиеся за поступками героев.

«Комедия ошибок» — ранняя, «ученическая» комедия, комедия положений. По обычаю того времени, переделка пьесы современного английского автора, источником для которой стала итальянская версия комедии Плавта «Менехмы», описывающая приключения братьев-близнецов. Действие происходит в Эфесе, мало похожем на древнегреческий город: автор переносит приметы современной ему Англии в античную обстановку. Шекспир добавляет сюжетную линию двойников-слуг, тем самым запутывая действие ещё больше. Характерно, что уже в этом произведении присутствует обыкновенное для Шекспира смешение комического и трагического: старику Эгеону, невольно нарушившему эфесский закон, грозит казнь, и только через цепь невероятных совпадений, нелепых ошибок, в финале к нему приходит спасение. Перебивка трагического сюжета комической сценой даже в самых мрачных произведениях Шекспира — это уходящее корнями в средневековую традицию напоминание о близости смерти и, в то же время, непрекращающемся течении жизни и постоянном её обновлении.

На грубоватых комических приёмах построена пьеса «Укрощение строптивой», созданная в традициях фарсовой комедии. Это вариация популярного в лондонских театрах в 1590-х годах сюжета об усмирении жены мужем. В увлекательном поединке сходятся две незаурядные личности и женщина терпит поражение. Автор провозглашает незыблемость установленного порядка, где главой семьи является мужчина.

В последующих пьесах Шекспир отходит от внешних комедийных приёмов. «Бесплодные усилия любви» — комедия, созданная под влиянием пьес Лили, которые тот писал для постановки в театре масок при королевском дворе и в аристократических домах. При довольно простой фабуле пьеса представляет собой непрерывный турнир, состязание персонажей в остроумных диалогах, сложной словесной игре, сочинении стихов и сонетов (к этому времени Шекспир уже владел непростой стихотворной формой). Язык «Бесплодных усилий любви» — вычурный, цветистый, так называемый эвфуизм, — это язык английской аристократической верхушки того времени, ставший популярным после выхода в свет романа Лили «Эвфуэс, или Анатомия остроумия».

Второй период (1594—1600)

Около 1595 Шекспир создаёт одну из самых известных своих трагедий — «Ромео и Джульетту», — историю развития человеческой личности в борьбе с внешними обстоятельствами за право на любовь. "Для своей версии "Ромео и Джульетты" Шекспир, возможно, использовал переработку старого текста, оставленную "академиками" (кругом драматургов, имевших университетские дипломы)." "Первоначально прозвучавший в новелле Луиджи Да Порто (Luigi Da Porto, 1485-1529) рассказ о горестной судьбе Ромео и Джульетты (1524) был подхвачен другими итальянскими авторами (Банделло, Больдери, Грото) и далее распространился в европейской литературе. В Англии известный сюжет был положен Артуром Бруком в основу поэмы "Трагическая история Ромеуса и Джульетты" (Arthur Brooke. The tragicall Historye of Romeus and Juliet, 1562)." Вероятно, произведение Брука и послужило источником для Шекспира. Он усилил лиризм и драматизм действия, переосмыслил и обогатил характеры персонажей, создал поэтические монологи, раскрывающие внутренние переживания главных героев, таким образом преобразив ординарное произведение в ренессансную поэму о любви. Это трагедия особого типа, лирическая, оптимистичная, несмотря на гибель главных героев в финале. Их имена стали нарицательным обозначением высшей поэзии страсти.

Приблизительно 1596 датируется ещё одно из знаменитейших произведений Шекспира — «Венецианский купец». Шейлок так же, как и ещё один знаменитый еврей елизаветинской драмы — Варавва («Мальтийский еврей» Марло), жаждет отмщения. Но, в отличие от Вараввы, Шейлок, остающийся отрицательным персонажем, гораздо сложнее. С одной стороны это жадный, хитрый, даже жестокий ростовщик, с другой — оскорблённый человек, обида которого вызывает сочувствие. Знаменитый монолог Шейлока о тождестве еврея и любого другого человека «Да разве у жида нет глаз?..» (акт III, сцена 1) признаётся некоторыми критиками лучшей речью в защиту равноправия евреев во всей литературе. В пьесе противопоставляются власть денег над человеком и культ дружбы — неотъемлемой составляющей жизненной гармонии.

Несмотря на «проблемность» пьесы и драматизм сюжетной линии Антонио и Шейлока, по своей атмосфере «Венецианский купец» приближён к пьесам-сказкам, подобным «Сну в летнюю ночь» (1596). Волшебная пьеса была написана вероятно для торжеств по случаю свадьбы одного из елизаветинских вельмож. Впервые в литературе Шекспир наделяет фантастические существа людскими слабостями и противоречиями, создавая характеры. Как всегда, он переслаивает драматические сцены комическими: афинские мастеровые, весьма похожие на английских рабочих, старательно и неумело готовят к свадьбе Тезея и Ипполиты пьесу «Пирам и Фисба», представляющую собой историю несчастной любви, рассказанную в пародийной форме. Исследователей удивлял выбор сюжета для «свадебной» пьесы: её внешняя фабула — недоразумения между двумя парами влюблённых, разрешаемые лишь благодаря доброй воле Оберона и волшебству, насмешка над женскими причудами (внезапная страсть Титании к Основе), — выражает крайне скептический взгляд на любовь. Однако это «одно из самых поэтичных произведений» имеет серьёзный подтекст — возвеличивание искреннего чувства, имеющего под собой нравственную основу.

Венгеров видел переход ко второму периоду «в отсутствии той поэзии молодости, которая так характерна для первого периода. Герои ещё молоды, но уже порядочно пожили и главное для них в жизни — наслаждение. Порция пикантна, бойка, но уже нежной прелести девушек „Двух веронцев", а тем более Джульетты в ней совсем нет».

В это же время Шекспир создаёт бессмертный и интереснейший тип, которому до сих пор не было аналогов в мировой литературе — сэра Джона Фальстафа. Успех обеих частей «Генриха IV» не в последнюю очередь и заслуга этого самого яркого действующего лица хроники, сразу ставшего популярным. Персонаж несомненно отрицательный, но со сложным характером. Материалист, эгоист, человек без идеалов: честь для него ничто, наблюдательный и проницательный скептик. Он отрицает почести, власть и богатство: деньги нужны ему лишь как средство получить еду, вино и женщин. Но сущность комизма, зерно образа Фальстафа не только его остроумие, но и весёлый смех над самим собой и окружающим миром. Его сила в знании человеческой природы, ему противно всё, что связывает человека, он — олицетворение свободы духа и беспринципности. Человек уходящей эпохи, он не нужен там, где государство могущественно. Понимая, что такой персонаж неуместен в драме об идеальном правителе, в «Генрихе V» Шекспир убирает его: зрителям просто сообщают о смерти Фальстафа. По традиции принято считать, что по просьбе королевы Елизаветы, желавшей увидеть Фальстафа на сцене ещё раз, Шекспир воскресил его в «Виндзорских насмешницах». Но это лишь бледная копия прежнего Фальстафа. Он растерял своё знание окружающего мира, нет более здоровой иронии, смеха над самим собой. Остался лишь самодовольный пройдоха.

Гораздо удачнее попытка снова вернуться к фальстафовскому типу в заключительной пьесе второго периода — «Двенадцатой ночи». Здесь мы в лице сэра Тоби и его антуража имеем как бы второе издание сэра Джона, правда, без его искрящегося остроумия, но с тем же заражающим добродушным жуирством. Отлично также вкладывается в рамки «фальстафовского» по преимуществу периода грубоватая насмешка над женщинами в «Укрощении строптивой».

Третий период (1600—1609)

Третий период его художественной деятельности, приблизительно охватывающий 1600—1609, сторонники субъективистского биографического подхода к творчеству Шекспира называют периодом «глубокого душевного мрака», считая признаком изменившегося мироощущения появление персонажа-меланхолика Жака в комедии «Как вам это понравится» и называя его чуть ли не предшественником Гамлета. Однако некоторые исследователи считают, что Шекспир в образе Жака всего лишь осмеивал меланхолию, а период якобы жизненных разочарований (по версии сторонников биографического метода) на самом деле не подтверждается фактами биографии Шекспира. Время создания драматургом величайших трагедий совпадает с расцветом его творческих сил, решением материальных затруднений и достижением высокого положения в обществе.

Около 1600 Шекспир создаёт «Гамлета», по мнению многих критиков, — самое глубокое своё произведение. Шекспир сохранил сюжет известной трагедии мести, но всё внимание перенёс на духовный разлад, внутреннюю драму главного героя. В традиционную драму мести был введён герой нового типа. Шекспир опередил своё время — Гамлет не привычный трагический герой, осуществляющий мщение ради Божественной справедливости. Приходя к выводу, что одним ударом невозможно восстановить гармонию, он переживает трагедию отчуждения от мира и обрекает себя на одиночество. По определению Пинского, Гамлет — первый «рефлектирующий» герой мировой литературы.

Герои «великих трагедий» Шекспира — люди выдающиеся, в которых перемешано добро и зло. Сталкиваясь с дисгармонией окружающего мира, они совершают нелёгкий выбор — как существовать в нём, они сами творят свою судьбу и несут всю полноту ответственности за это.

В это же время Шекспир создаёт драму «Мера за меру». Несмотря на то, что в Первом фолио 1623 она отнесена к комедиям, комического в этом серьёзном произведении о неправедном судье почти нет. Её название отсылает к поучению Христа о милосердии, по ходу действия одному из героев угрожает смертельная опасность, а финал можно считать условно счастливым. Это проблемное произведение не укладывается в определённый жанр, а существует на грани жанров: восходя к моралите оно устремлено к трагикомедии.

Настоящая мизантропия проступает только в «Тимоне Афинском» — истории щедрого и доброго человека, разорённого теми, кому он оказывал помощь и ставшего человеконенавистником. Пьеса оставляет тягостное впечатление, несмотря на то, что неблагодарные Афины после смерти Тимона постигает кара. По мнению исследователей, Шекспира постигла неудача: пьеса написана неровным языком и наряду с достоинствами обладает ещё большими недостатками. Не исключается возможность того, что над ней работал не один Шекспир. Характер же самого Тимона не удался, иногда он производит впечатление карикатуры, другие персонажи просто бледны. Переходом к новой полосе шекспировского творчества можно считать «Антония и Клеопатру». В «Антонии и Клеопатре» талантливый, но лишённый всяких нравственных устоев хищник из «Юлия Цезаря» окружён истинно-поэтическим ореолом, а полупредательница Клеопатра геройской смертью в значительной степени искупает свои прегрешения.

Четвёртый период (1609—1612)

Четвёртый период, если не считать пьесу «Генрих VIII» (большинство исследователей сходятся в том, что она почти вся написана Джоном Флетчером), включает всего только три-четыре года и четыре пьесы — так называемые «романтические драмы» или трагикомедии. В пьесах последнего периода тяжёлые испытания подчёркивают радость избавления от бедствий. Клевета уличается, невинность оправдывает себя, верность получает награду, безумие ревности не имеет трагических последствий, любящие соединяются в счастливом браке. Оптимизм этих произведений критиками воспринимается как знак примирённости их автора. «Перикл», пьеса существенно отличающаяся от всего ранее написанного, знаменует появление новых произведений. Наивность, граничащая с примитивностью, отсутствие сложных характеров и проблем, возврат к построению действия, характерному для ранней английской ренессансной драмы, — всё указывает на то, что Шекспир находился в поиске новой формы. «Зимняя сказка» — причудливая фантазия, рассказ «о невероятном, где всё вероятно». История о ревнивце, поддавшемся злу, терпящем душевные муки и заслужившем своим раскаянием прощение. В финале добро побеждает зло, по мнению одних исследователей, утверждая веру в гуманистические идеалы, по мнению других — торжество христианской морали. «Буря» самая удачная из последних пьес и, в некотором смысле, финал творчества Шекспира. Вместо борьбы здесь царит дух гуманности, всепрощения. Поэтические девушки, созданные теперь — Марина из «Перикла», Утрата из «Зимней сказки», Миранда из «Бури» — это образы прекрасных в своей добродетели дочерей. Исследователи склонны видеть в заключительной сцене «Бури», где Просперо отрекается от своего волшебства и уходит на покой, прощание Шекспира с миром театра.

[Аргументы и Факты]

https://aif.ru/culture/gallery/nashi...yama_shekspira
23.04.2014 15:00 7053
«Наши сомнения – это наши предатели». 10 цитат Уильяма Шекспира
Уильям Шекспир родился 23 апреля 1654 года и умер 23 апреля 1616 года.

Более четырех столетий его произведения тревожат сердца читателей всех поколений - он писал о вечных и глубинных вопросах человека, на многие из которых отвечают его простые, но искусные строки о захватывающей страсти, пылкой любви, предательстве, смерти и чести. Именно Шекспиру принадлежит фраза «Весь мир – театр», но то же самое можно сказать и о его пьесах – в них заключён весь мир. АиФ.ru вспоминает бессмертные строки из его произведений.