6333. Юрий Власов

[CALEND.RU]

http://www.calend.ru/person/7145/
Юрий Власов советский тяжелоатлет, олимпийский чемпион, российский политик и писатель
5 декабря 1935
81 год назад

Юрий Власов
Юрий Петрович Власов – тяжелоатлет, один из самых великих богатырей за всю историю планеты, а еще писатель, общественный и политический деятель – родился 5 декабря 1935 года в Макеевке (Украина). Его отец, Петр Парфенович, был неординарным человеком – работал разведчиком, дипломатом, журналистом, специализировался на Китае. Мать, Мария Даниловна, заведовала библиотекой. Юноша с отличием окончил Суворовское военное училище в Саратове и Военно-воздушную инженерную академию в Москве, получив звание старшего лейтенанта. Свои спортивные способности он начал показывать еще в училище – прекрасно бегал на лыжах и коньках, имел второй мужской разряд по легкой атлетике, а на первенстве суворовских и нахимовских училищ страны был вторым в толкании ядра и первым в метании гранаты. После завершения учебы Власов несколько лет работал инспектором по спорту ЦСКА (до 1968 года, после чего подал рапорт об увольнении в запас) и тогда же серьезно увлекся тяжелой атлетикой и вскоре стал выступать в тяжелом весе. Весной 1957 года Власов стал рекордсменом СССР в рывке и толчке, а первую медаль заработал на чемпионате СССР 1958 года – тогда он положил в свою копилку «бронзу». Спустя всего год ему уже принадлежало безоговорочное лидерство, и затем он не проиграл ни одних соревнования вплоть до летних Олимпийских игр 1964 года, когда первым стал его товарищ по команде Леонид Жаботинский.
А вот на Олимпиаде в Риме, которую еще называют именем Власова, в 1960 году, он выиграл олимпийское «золото», причем с оглушительным успехом. При этом Юрий сумел установить здесь четыре олимпийских рекорда, подняв в сумме 537,5 килограмма (жим – 180, рывок – 155, толчок – 202,5) и установив в троеборье и толчке одновременно мировые рекорды. Такой вес еще никто и никогда не поднимал над своей головой! Помимо олимпийского золота на этой Олимпиаде он получил еще и специальный приз «За наиболее фантастический результат» и титул лучшего спортсмена игр. На торжественном закрытии XVII летних Игр Власов нёс спортивное знамя советской команды.

Власова называли одним из самых великих богатырей за всю историю планеты Заслуженный мастер спорта СССР, олимпийский чемпион (1960), серебряный призер XVIII летних Игр (1964), 4-кратный чемпион мира (1959, 1961-1963), 6-кратный чемпион Европы (1959-1964), 5-кратный чемпион СССР (1959-1963) – Юрий Власов к тому же за свою спортивную карьеру установил 31 мировой рекорд и 41 рекорд СССР. При этом он не просто побеждал, а усовершенствовал и обновил всю методику подготовки штангиста к соревнованиям. Уйдя из большого спорта, великий спортсмен и богатырь оставил следующим поколениям тяжелоатлетов систему тренировок, которая стала обязательной для всех штангистов нашей страны. Свой последний мировой рекорд Власов установил на чемпионате Москвы в 1967 году, а спустя год официально простился с тяжелой атлетикой, отдав предпочтение литературной деятельности. Несмотря на насыщенную спортивную жизнь, очерки и рассказы Юрий Власов начал публиковать еще в 1959 году, в 1961-м стал победителем конкурса на лучший спортивный рассказ, а уже в 1962 году приехал на чемпионат Европы не только как спортсмен, но и как специальный корреспондент газеты «Известия». Первая полноценная книга Власова – сборник рассказов «Себя преодолеть» – вышла в 1964 году. В дальнейшем были изданы повесть «Белое мгновение», роман «Соленые радости», а также книга «Особый район Китая. 1942–1945» – результат семилетней работы в архивах и бесед с очевидцами событий. После некоторого перерыва увидели свет еще несколько произведений, в том числе трехтомник «Огненный крест». Причем книги писателя посвящены не только спорту, он также является автором многочисленных исторических и публицистических произведений. Кроме того, Власов вел весьма активную общественную и политическую жизнь. Он, в частности, был президентом Федерации тяжелой атлетики, Федерации атлетической гимнастики СССР и Независимой Пушкинской Академии, избирался народным депутатом Советского Союза и депутатом Государственной Думы России. В августе 1991 году во время попытки государственного переворота принял участие в защите Белого дома. Став известным и опытным политиком, он в 1996 году баллотировался на пост Президента России, однако потерпел поражение и, набрав менее одного процента голосов избирателей, выбыл в первом туре. После чего Юрий Петрович Власов отошел от общественной и политической деятельности и полностью посвятил себя литературному творчеству.

© Calend.ru

[ЦСКА. HISTORY]

Армейцы

Власов Юрий Петрович

5 декабря 1935 года родился Власов Юрий Петрович — советский спортсмен, тяжелоатлет. Заслуженный мастер спорта.
Русский писатель, российский политический деятель.

Выступал за ЦСКА.

Чемпион СССР 1959—1963
Чемпион Европы 1959—1964
Чемпион мира 1959, 1961—1963
Олимпийский чемпион 1960

Установил 31 рекорд мира и 41 рекорд СССР (1957—1967).
Знаменосец делегации СССР на открытии летних Олимпийских игр 1960 и 1964 годов.

Биография

Его боготворит Шварценеггер

[Ymorno]

Власов (в центре) на пьедестале на Олимпийских играх 1960 года в Риме

Первого успеха на чемпионатах СССР по тяжелой атлетике Власов достиг в 1958 году, заняв 3-е место, но в 1959 году он захватил лидерство. С тех пор Юрий Петрович не проигрывает ни одного соревнования, а участвовал он и в Чемпионатах Европы, и в Чемпионатах Мира, в различных спартакиадах СССР и даже на Олимпийских играх в 1960 году. Все выиграл, всех победил.

Поражение ждало его на очередных Олимпийских игр в 1964 году. Он стал вторым. Как написала одна из японских газет, «два сильнейших человека России — Никита Хрущёв и Юрий Власов — пали почти в один день» (соревнования в тяжёлом весе состоялись 18 октября, через 4 дня после снятия Хрущёва).

Как вспоминал сам Власов, сразу же после Игр в Токио он отказался от активных тренировок, но из-за финансовых проблем в 1966 году возобновил тренировки. 15 апреля 1967 года на чемпионате Москвы Власов установил свой последний мировой рекорд, а в следующем году официально простился с большим спортом.

[Я. Куценко]

http://magzdb.elibrary.keenetic.pro/...84%96%2002.pdf

Ю. Власов на помосте в
Варшаве.
Фото автора.



3олотую листву в рощах подмосковной Балашихи быстро срывал
порывистый осенний ветер, а непрекращающийся дождь нагонял
тоску. Энергия, накопившаяся в
мышцах атлета, требовала разрядки. Лишь бы не «перезреть», не
«прокиснуть» — вот о чем думал
Власов. Мысль о предстоящем
чемпионате мира в Варшаве сверлила его мозг. Он старался все
время быть чем-то занятым: то
поднимался на помост, то садился
за письменный стол. Молодой
спортсмен увлекается литературным творчеством: пишет рассказы.
С детских лет Юрий Власов
привык к суровому трудовому
распорядку в своей жизни. Так
было заведено в семье. Сын полковника, Юрий окончил Саратовское суворовское училище.
Там он полюбил спорт и, поступив в Военно-Воздушную академию имени Жуковского, уже
на первом курсе занялся
тяжелой атлетикой. А через
год его имя прозвучало на
московском чемпионате: он
завоевал первое место и установил всесоюзный рекорд в
толчке.
Прошло еще два года упорных
занятий. Власова включили в сборную команду СССР. Старший инженер-лейтенант сразу завоевал
всеобщую симпатию и уважение.
И вот Власов собирался в Варшаву, он думал о своих будущих
соперниках — могучем Бр

де, флегматичном Ашмане.
Казалось бы, чего опасаться?
Ведь совсем недавно Власов установил мировой рекорд в толчк е — 197,5 килограмма. Побит
один из самых феноменальных
результатов американца Андерсена. Но Юрий был в том состоянии, которое обычно для спортсменов, впервые принимающих
участие в крупнейших международных соревнованиях. «Меньше
думать об этом! — убеждал себя
Власов. — Скорее в Варшаву!»
А в польской столице Юрия
Власова ждали уже с нетерпением. Хозяин американской
команды Боб Гофман подробно
расспрашивал о советском атлете.
«Я хочу увидеть парня, который
лишил Андерсена его главного


рекорда», — говорил Гофман и
внимательно наблюдал первую же
тренировку молодого спортсмена.
— Шеманский, Дэвис, Андерсен были великими атлетами, —
заявил Гофман после тренировки. — Но Власов — это лучшее, что
я когда-либо видел. Изящный тяжеловес!
И Гофман рассмеялся, довольный своим парадоксом...
Мышцы Андерсена утеряли

Суворовец Юрий.
А этот снимок мы взяли
из альбома самого Юрия
Власова. Последним слепа стоит Юра Власов (отмечен крестиком), руководит зарядкой воспитатель отделения майор
И. А. Студеникин.
логические формы и пропорции.
Власов — он весит 115 килограммов, на 50 килограммов меньше
Андерсена, — сложен на редкость
гармонично. Вот что имел в виду
Гофман, когда назвал Юрия
«изящным тяжеловесом».
Пауль Андерсен! Феноменальные результаты этого «человекаскалы» хоть кого могли вывести
из равновесия. После Мельбурна
Андерсен перешел в профессионалы, но рекорды остались. Найдется ли спортсмен, который сможет не только состязаться с
«подъемным краном из Теннесси»,

атно и победить его хотя бы в заочной борьбе?
Перед самым отъездом в Варшаву Юрий Власов ответил на этот
вопрос: он побил мировой рекорд
Андерсена на целый килограмм.
Да, не огромные габариты и собственный вес атлета решают победу, а техника, мастерство!
Многочисленные журналисты и
фоторепортеры, съехавшиеся в
Варшаву, не могли не отметить


всестороннего развития советского атлета. Превосходное знание
французского языка облегчило
его общение с иностранцами. Любители сенсаций интересовались
аппетитом Власова, но им пришлось довольствоваться самыми
скромными сведениями. Власов
ел мало в отличие от других тяжеловесов, поглощавших по нескольку бифштексов за один присест.
Власов интересовался другим:
что представляет собой его главный соперник Джим Брэдфорд?
Тренер Джон Терпак говорил о


нем: «Этот лентяй принялся наконец за тренировки и сможет в
сумме показать полутонный результат». Брэдфорд работал на
тренировке в полную силу. Густым
баритоном напевал он перед каждым подходом к штанге песенку
«И-оу-эй!», напоминающую нашу
«Дубинушку», и выжал 167,5 килограмма! Восхищенное «О'кэй!»
слышится вокруг. «О'кэй!» — произносит сам Брэдфорд. Он явно

доволен собой. Затем гигант-негр
вырывает 145 килограммов и толкает 175 килограммов. И вновь
слышится «О'кэй!». Гофман выражает удовлетворение. Он тоже
доволен «главным козырем» своей команды. Терпак угощает всех
жевательной резинкой. Усиленно
работая челюстями, присутствующие обсуждают шансы Брэдфорда

Этих результатов, показанных
на тренировке, достаточно для
серьезного «разговора» с Власовым— так заключили многие.
Трудно предвидеть, как сложится спортивный поединок, но еще
труднее уберечь спортивную форму. Власов излишне волновался и
начал соревнование не совсем
удачно. В жиме ему удалось зафиксировать всего лишь 160 килограммов. На следующем подходе — 167,5 килограмма он допустил грубую ошибку, и вес так и
не был засчитан. Плохо, очень
плохо для начала! А в это время
Брэдфорд зафиксировал 170 килограммов и сразу вырвался вперед
на 10 килограммов. А ведь это
только после жима! Что же будет,
если такой же срыв случится у
Юрия Власова и в рывке? Тогда
поражение... Недаром многие считают, что победа в жиме — это
все равно, что попутный ветер
для остальных движений. Неужели
Власов, подлинный мастер толчка
и рывка, даст себя растерзать
«мышечному чуду» Брэдфорду?
Эпическое спокойствие Гофмана сменилось оживлением: срыв
русского атлета увеличивает шан

сы его питомца взойти на высшую
точку пьедестала почета. Товарищи Брэдфорда тоже возбуждены.
Ему предлагают серые таблетки
протеина, в мощное тело втирают
белую согревающую жидкость,
бережно, словно ребенка, его пеленают в теплые одеяла.
Советский атлет неторопливо
выходит во двор, на свежий воздух. Он не переносит запаха растирок, которым за шесть дней
пропитался зал, не любит он также коллективной опеки и хора советчиков. Конечно, хорошо почувствовать рядом с собой друзей,
но советы Юрий привык получать
только от своего тренера Сурена
Петровича Багдасарова.
Начался рывок. Брэдфорд достиг 145 килограммов. Далось ему
это нелегко. Нужно было слышать,
как он скрежетал ослепительно
белыми зубами, видеть, как лихорадочно горели его огромные
глаза перед каждым выходом к
штанге. ,
Власов действовал осторожно,

без риска. Он последовательно
зафиксировал 140 и 145 килограммов, но перед третьим, последним, подходом к штанге случилась новая беда. Уходя с помоста,
Власов зацепился за выступ, и
нижний слой подошвы ботинка
оторвался. Судейские правила суровы: только три минуты между
подходами отведены спортсмену
для того, чтобы отдохнуть и
сосредоточиться. Стрелки неумолимо отсчитывали секунды,
а лихорадочные поиски ножниц и проволоки продолжались.
Лишь перед самым вызовом на
помост подошва была кое-как
скреплена у носка. Можно действовать. Борьба продолжается.
Блестяще зафиксирован вес
147,5 килограмма. Власов попросил разрешения использовать четвертую, незачетную попытку для
установления мирового рекорда.
И вот штанга весом в 153 килограмма взлетела в воздух и замерла в сильных руках штангиста.
Но дело было не только в мировом рекорде: у Власова появилась уверенность. Сейчас он готов сделать все, выложиться в
этом захватывающем поединке до
конца, лишь бы догнать Брэдфорда.
Брэдфорд, видимо, чувствует,
как нарастает натиск Власова. Он
не может поднять в толчке больше 177,5 килограмма и заканчивает борьбу с суммой 492,5 килограмма.
«Кто силен в толчке, тот силен
и в троеборье!» — гласит старая
штангистская истина. Власов уже
после первого подхода догнал
американца по сумме трех движений и выиграл звание чемпиона мира: он был ведь легче Брэдфорда. Но в запасе оставались
еще два подхода! Судья вызывает
его к штанге. Легко и грациозн о — если так можно сказать о
человеке, поднимающем штангу
весом в 192,5 килограмма —
Юрий фиксирует вес. Он набрал
заветную сумму — 500 килограммов. Брэдфорд позади!..
Шесть лет упорно шел к цели
Власов, увлекаемый мечтой о
победе на мировом чемпионате.
И мечта стала явью. В натруженной, огрубевшей от частых прикосновений к стальному грифу
ладони он ощутил наконец легкий холодок двух золотых чемпионских медалей — мировой и
европейской.

[Юрий Власов]

http://magzdb.elibrary.keenetic.pro/...84%96%2048.pdf

Огонек № 48 (1745) 27 ноября 1940 года


Ш та н ги с т Ю рий Власов — страстны й би блиоф ил. Его библиотека насчиты вает 2 ты сячи томов.
Фото Л . Доренского.

Записки олимпийца

ЗНАКОМ СТВО
С АНДЕРСОНОМ

Сейчас, когда на моем письменном столе лежит золотая олимпийская медаль,
мысли невольно обращаются к тому недалекому прошлому, когда я впервые
прикоснулся к холодному, с шершавой насечкой грифу.
Это случилось в декабре
1953 года. Трудно сейчас понять,
какая же сила вела меня через
годы напряженной учебы, житейских забот, через разочарования,
неудачи, на которые так щедр
спорт, к желанной цели. Вспоминается мать. Она жалела меня,
боялась: «Что это за спорт! Штанга! Она же изуродует тебя!» И
мама подолгу, почти каждый день
уговаривала, увещевала, просила...
И все-таки я всегда упрямо возвращался в мужественный грохот
гиревого зала. Дышал одним воздухом со здоровыми ребятами в
пропотевших майках, с намозоленными руками и часами упражнялся с тяжестями.
Одних к большому спорту привел случай, других — хорошее честолюбие, многих — поддержка
товарищей. Меня...
Я любил читать с самого детства. И когда в руки мне попали
книги Джека Лондона, в мое
сердце навсегда вошли герои его
повестей. Я почти зримо представлял себе Пэта Глендона. Вот
он осторожно скользит по рингу.
Мягкие, почти неслышные движения, скупые мгновенные удары.
Его тело словно вылеплено скульптором. Настороженные глаза. Сейчас они поглощены боем, но
бой — это всего-навсего увлекательная игра, взятая из жизни, где
столько прекрасного и интересного. И Пат Глендон понимает: работа мысли, полет фантазии — главное...
Рос я в суворовском училище
среди крепких и здоровых мальчишек. Сила и удаль особенно ценились и уважались у нас. Мы понемногу занимались борьбой, боксом, легкой атлетикой, и книжные
герои и желание двигаться, бороться, побеждать зародили в нас
любовь к спорту. Поэтому, когда я
окончил училище и поступил на
первый курс Военно-воздушной
инженерной академии имени Жуковского, я уже не мыслил себя
вне спорта. И если слепой случай
привел меня в гиревой зал, то уже
не случай заставил полюбить этот
с виду малоинтересный и по-настоящему тяжелый спорт.
Первые робкие попытки встретили горячую поддержку Евгения
Николаевича Шаповалова, первого моего тренера. Я всегда буду с
благодарностью вспоминать этого
человека, его почти фанатическую
приверженность к любимому делу. Вспоминать же весь долгий и
извилистый путь к золотой олимпийской медали нет смысла. Хочу
лишь рассказать о трех памятных
эпизодах из моей спортивной жизни.
...Лето 1955 года. Несмотря на
мелкий дождик, Зеленый театр
парка имени Горького переполнен.
Идет матч штангистов СССР и
СШ А. Я сижу в центре зрительного зала и жадно ловлю каждое
движение, каждый вздох стоящего
на помосте человека. А он, приветствуемый тысячами людей, переваливаясь, медленно двигается
по сцене, замирает над новенькой,
блестящей штангой, и вместе с
ним, затаив дыхание, замираем
все мы.
Огромные тяжести в его руках
становились невесомыми, и зал
буквально ревел от восторга. Потрясенный виденным, я долго
блуждал по засыпающим московским улицам. Я не слышал и не
видел ничего, кроме грохота опускаемой штанги, неистового шума
зала, и в глазах, то исчезая, то отчетливо всплывая, вставало его лицо и руки, поднятые в радостном
приветствии. И долго после этого
вечера по всей стране гуляли передаваемые из уст в уста рассказы о необыкновенной силе американского атлета тяжелого веса
Пауля Андерсона.
«Почему, отчего, как?» — все
спрашивал я себя, пытаясь выяснить, в чем же таится успех американца. Что это: прирожденная
феноменальная мощь или искусство? Собственно, с этого дня я
впервые и стал относиться серьезно и сознательно к тренировкам.
Так началась большая и упорная работа. Нет, тогда я еще не
верил в то, что Андерсона можно
победить: слишком фантастическими и недосягаемыми казались
его результаты. Ведь тогда я еще
не понимал предельно простой и
вместе с тем очень сложной истины, гласящей, что возможности человека беспредельны, что любой
высокий результат является лишь
вехой на пути вперед. В любой области человеческой деятельности
большое, выдающееся опережает
свое время и поражает современников, а потом, глядишь, феноменальное уже воспринимается
как обыденное, привычное.

ПЕРВЫЕ
ПОБЕДЫ

...Весна 1957 года. Как-то совсем
неожиданно, но мне удается улучшить рекорд чемпиона страны
Алексея Медведева в толчке. В газетах появляются мои фотографии, обо мне пишут, ко мне обращаются фотокорреспонденты,
журналисты... Это приятно кружит
голову, льстит самолюбию. Полученную золотую медаль тут же
прикалываю к отвороту пиджака.
Ношу ее важно, с достоинством,
а сам незаметно кошу глазом: видят ли ее? Теперь от меня уже
ждут рекордов, как же я могу не
оправдать этих ожиданий! И я, потеряв чувство меры, забираюсь
все выше, выше. Очень быстро
миную в толчке такие большие веса, как 183 килограмма, 185 килограммов. Затем устанавливаю в
рывке рекорд — 144,5 килограмма. Отчаянно пробую поднять в
толчке 187,5 килограмма... 190...
Развязка наступила скоро. Одна
за другой обрушились на меня тяжелые травмы, и только после
этого я убедился в том, что в спорте сила не может заменить технического совершенства.
...Весна 1959 года. Ленинград.
Первенство Вооруженных Сил
СССР. После последнего удачного
подхода в рывке вес на штанге —
151,5 килограмма. Это выше мирового рекорда. Замираю над
штангой, стараясь позабыть обо
всем на свете, и сразу же плавным движением отрываю снаряд
от помоста. Он почти наверху,
остается еще совсем немного, а
сил уже больше нет. Тогда ухожу
совсем под штангу, ноги разбросаны почти в шпагат. О т большого
напряжения все тело дрожит, а
вес по-прежнему тянет меня вперед. И в этот момент зал грохнул аплодисментами...
Может быть, я и не удержал бы
снаряд, уронил бы его, но аплодисменты подбадривают меня, заставляют держаться. И откуда
только взялись силы! Подаю весь
корпус вперед, напрягаюсь в последнем усилии и медленно встаю.
Есть!.. Этого я еще не осознаю,
не слышу и команды судьи-фиксатора: «Опустить, опустить!»
Крепко держу гриф руками, и к
действительности меня возвращают лишь яркие вспышки фотокорреспондентских блицев.
Выполняя толчок, окрыленный
успехом, подбадриваемый залом,
я не чувствую тяжести большого
веса. Есть рекорд Союза —
192,5 килограмма! Но и этого мне
кажется мало. На штангу надевают еще четыре килограмма. Это
больше абсолютного мирового рекорда Пауля Андерсона! Я на помосте. Отрываю снаряд... Он почти на моей груди! Но неуверенность, рожденная всем, что связано с именем прославленного
американского атлета, оказывается сильнее. С грохотом катится
штанга по помосту. «Что это? —
спрашиваю я себя.— Ведь вес мне
показался -не таким уж страшным.
Он мне по силам!» И я снова выхожу на помост. Последняя попытка... Смело под вес! Вот он над
моей головой. Сбылось несбыточное! И все так просто. Так неожиданно просто...
БРЭДФОРД
РЯДОМ
...В октябре 1959 года я впервые
принял участие в чемпионате мира.
Варшава. Осень. Ветер гонит по
улицам опавшие листья. Вокруг
блеклые, безжизненные краски.
Небо подернуто пеленою серых
туч, часто и подолгу накрапывает
мелкий, надоедливый дождик.
В городе еще не исчезли следы
войны. Здесь каждый клочок земли обильно полит горячей человеческой кровью. Нет, в Варшаве
нельзя выступить плохо! А я один.
Сейчас все товарищи на соревнованиях, пришел и их черед, мне же
на старт еще через несколько
дней. Томительное ожидание!
Возьмешь в руки книгу, а
потом спохватишься и видишь:
ничего из прочитанного не
понял; мои мысли незаметно унеслись в зал, густо завешанный иностранными флагами, до отказа заполненный тысячами зрителей. Ярким пятном в полумраке выделяется возвышение, на котором
установлены помост и сверкающая
в лучах прожекторов штанга. Нет,
так не годится! Встряхиваешься,
отбрасываешь книгу, идешь куда
глаза глядят, а мысли опять незаметно обращаются к соревнованиям. И как мысленно ни упираешься, все равно идешь в зал
«Гвардия», где проходят соревнования. Знаешь, тебе идти не следует: слишком велик спортивный
азарт, а нервы надо беречь для
решающего часа. Успокаиваешь
себя: «Только узнаю, как там дела, и уйду». Но куда там!
На соревнованиях в Варшаве я
впервые столкнулся с американским негром Джимом Брэдфордом. Много повидал на своем веку Джим. Он выступал на первенстве мира в Стокгольме в
1954 году вместе со своим знаменитым товарищем по команде
десятикратным чемпионом мира
негром Дэвисом. Тогда они боролись против канадца Дага Хэпбурна. Потом Пауль Андерсон
заменил его на помосте. Шло
время. Увенчанный олимпийскими лаврами, ушел в профессиональный спорт «делать деньги»
Андерсон. У Джима опять появились надежды. И вот я впервые
увидел его в Варшаве.
Огромная физическая сила,
большой собственный вес (133
килограмма), богатый опыт международных встреч, а самое главное — хорошие бойцовские качества делали этого негра грозным противником. И вот после
жима я проиграл Брэдфорду десять килограммов! (Мой результат— 160 килограммов, Брэдфорда — 170.) Это неожиданность! На тренировках мы были
равны. Окрыленные американцы радостно засуетились вокруг
своего товарища. Мимо, победно
поглядывая в мою сторону, проплыла долговязая фигура Боба
Гофмана, босса американского
тяжелоатлетического спорта. Корреспонденты и фоторепортеры,
дотоле тесным кольцом окружавшие меня, дружно отхлынули в
другую сторону и плотно сомкнулись вокруг Джима.
В рывке я отыграл 2,5 килограмма и установил новый мировой рекорд — 153 килограмма,
но у Джима еще остаются в запасе 7,5 килограмма. Это много,
очень много, а у нас остается одно лишь движение — толчок, всего три попытки. Атмосфера в зале
накаляется. Везде кипят ожесточенные споры. Все внимание приковано сейчас к нам двоим, ну а
я, естественно, не спускаю глаз с
одного Брэдфорда. Он могуч, его
черное тело, обтянутое белым
трико с полосатой национальной
эмблемой на груди, рвется наружу
крутыми буграми необъятных
мышц. Он уверен в себе, нетороплив. Часто и добродушно улыбается, а когда его сильные руки
берутся за гриф, в притихшем зале гулко разносится его низкий,
рокочущий бас. Это нравится публике, она восторженно гудит в ответ...
Да, борьба была равная, и
только значительное преимущество в толчке принесло мне победу. Толкнув 192,5 килограмма, я
завоевал первенство мира. И вот
мы на пьедестале почета: справа, немного ниже,— Джим Брэдфорд, слева — болгарин Иван
Веселинов, а я почти не испытывал радости: подавило чувство
безмерной усталости, большого
нервного утомления. Так и осталось в моей памяти воспоминание об этой встрече: усталость,
усталость, усталость...
ПЕРЕД
РИМОМ
Что же надо сделать, готовясь к
Олимпийским играм? Поднять в
толчке 200 килограммов! Уже в
Варшаве я попытался добиться
этого и, осмелев, в третьем зачетном подходе поднял огромный вес на грудь. Но с груди вверх поднять штангу не смог.
И вот, вернувшись домой, я
продолжал свои поиски на помосте. Во время долгих зимних
тренировок меня постоянно преследовало одно желание: первым
поднять 200 килограммов. Вместе с тренером Суреном ПетровиТа к готовятся рекорды...
чем Богдасаровым мы упорно готовились к воплощению этой мечты в жизнь. И вдруг в газетах
промелькнуло сообщение о том,
что американец Дэйв Ашман на
каком-то малозначительном соревновании одолел этот вес.
Как огорчило нас это известие!
Ведь 200 килограммов — знаменательный рубеж в истории развития тяжелой атлетики, и вот
этот рубеж перешагнул не я, а
штангист США.
В мае нынешнего года в составе советской команды я поехал
в Милан на чемпионат Европы.
Сколько надежд возлагали мы с
Богдасаровым на эти крупнейшие
международные соревнования!
Но в Италии нас ждали тяжелые
испытания. Явно переоценив свои
возможности, выступив самоуверенно, я постепенно потерял
контроль над собой и в результате поднял в толчке до смешного
малый вес — 185 килограммов,
да и то на третьем, последнем
подходе.
Ночь после этого соревнования
надолго запомнится мне. На душе
было очень скверно. Мне казалось, что я навсегда опозорен в
глазах всех своих друзей, товарищей по спорту. Мне становилось
жарко от стыда, когда вспоминалось мое выступление... Долго и
мучительно размышлял я тогда,
пытаясь понять происшедшее.
Взволнованное воображение мешало сделать правильные выводы,
они пришли позже, когда я успокоился. Всегда и везде выступать

в полную силу, в каждом сопернике видеть грозную мощь и никогда не шутить с «железом» — вот
что стало после Милана моим девизом.
Но не сразу удалось мне преодолеть сокрушительную неудачу;
настолько она обескуражила меня,
что я почти потерял в себя веру
и провел оставшийся до первенства СССР месяц в нервных, полных беспокойства тренировках. Я
искал себя, очень часто поднимал предельные веса, но чувство
уверенности в своих силах все не
возвращалось. Прошло много
дней, пока мои труды были вознаграждены. На чемпионате победа была одержана, да еще какая!
Результаты хороши во всех трех
движениях. А я радовался не
только за себя, но и за моего
тренера С. П. Богдасарова. Наши тренировочные планы, которые были подвергнуты после Милана уничтожающей критике, теперь снова были признаны целесообразными. Нам никто больше
не мешал, не навязывал своих
взглядов, не докучал туманной и
путаной критикой. Мы были предоставлены самим себе, и работа
закипела!

[Юрий Власов]

http://magzdb.elibrary.keenetic.pro/...84%96%2049.pdf

Огонек № 49 (1746) 4 декабря 1960 года

ОЖ ИДАНИЕ
23 августа 1960 года. Самолет,
упруго подпрыгивая, 'катится по
бетонной дорожке римского
аэродрома. Наконец стихает надоевший за пять часов перелета
шум. Распахиваются дверцы. Щурясь от яркого света, спускаемся
по трапу. Почти мгновенно тело
охватывает горячий, сухой воздух.
Нещадно палит щедрое южное
солнце; ни облачка, ни ветерка)
Такой и останется, наверное, в
памяти Италия.
Автобусы везут нас по залитому солнцем городу. Это же Рим)
Вечный город, с которым все мы
начали знакомство еще в младших классах. Тот самый Рим, изза которого 13 лет тому назад я
однажды получил двойку, решив,
что сегодня меня учитель истории не вызовет к доске. Так вот
ты какой, Рим) Древние развалины дворцов. Растрескавшийся,
выщербленный временем и непогодой мрамор одиноких колонн.
Улицы города забиты машинами
и людьми. Огромные щиты реклам, пестрые афиши, нарядные
витрины магазинов. И повсюду
олимпийская эмблема — пять переплетенных колец и изображение волчицы с вопросительно
повернутой головой и двумя маленькими детскими фигурками,
жадно прильнувшими к ее соскам.
Вот и олимпийская деревня со
странными домами на бетонных
столбах и спасительной тенью
под ними. Здесь живут молодые
люди со всех концов земли.
Здесь царствуют смех, шутки, ну
и, конечно же, обмен значками.
Его по праву можно считать
двадцать вторым видом спорта в
программе игр. Во всяком случае,
здесь были и свои победители
и свои рекорды...
Мне выпала большая честь — на
открытии Олимпийских игр нести
красное советское знамя. Путь
спортивных делегаций, направляющихся на стадион «Ф оро Италико», пролегал по живому коридору людей. Мне, идущему впереди
советской делегации, особенно
были заметны радостные улыбки
итальянцев. Вокруг раздавались
голоса: «Руссо! РуссоІ», «Браво,
совьетика!»
Навсегда останутся в моей памяти стройная фигура юноши-бегуна с горящим факелом и тысячи голубей, затмивших небо...
«Знаменосцы, вперед!» — разносится по радио команда — и
знаменосцы сходятся полукругом
у трибуны, с которой ветеран
итальянского спорта Консоллини
громовым голосом читает олимпийскую клятву.
И вот уже стал историей день
Окончание. См. Югонек» № 48.
открытия олимпиады, началась
борьба велогонщиков, фехтовальщиков, боксеров, пловцов, а
штангистам надо было еще долго оставаться в резерве. Лишь
7 сентября выйдут на помост атлеты легчайшего веса. Мы же,
тяжеловесы, вступим в борьбу
лишь 10 сентября...
Тянулись дни жаркие и знойные, вечера прохладные и черные с неумолчным пением цикад. Одна за другой гремят над
Римом победы Шавлакадзе, Капитонова, Руденкова. Наши товарищи уже ведут борьбу, а мы
тренируемся по-прежнему в
ожидании своего часа. И этот час
наконец пришел. Начался триумфальный путь советских штангистов Евгения Минаева, Виктора
Бушуева, Александра Курынова,
Аркадия Воробьева. Блистательные победы) Мы гордились ими,
а я все еще готовился к соревнованиям. Вечный мой спортивный спутник — ожидание...
НА СТАРТЕ
И вот наконец пришла последняя ночь перед выходом на помост. Пестрая ткань каких-то беспорядочных ночных видений, туманом окутавшая мой дремлющий мозг, внезапно разрывается,
и я вижу помост в Палаццетто
делло спорт. Ведь сегодня, уже
сегодня вечером я выйду на помост) И сразу же, как только эта
мысль доходит до сознания, сон
испаряется. Открываю глаза. В
комнате полумрак. Сквозь неплотно закрытые жалюзи бьют
тонкие, острые лучи света. Часы
показывают около пяти. Совсем
рано, но спать больше не хочется. Тяну шнур. Жалюзи со скрипом ползут вверх. За окном голубое небо с ярким солнцем. По
шоссе, опоясывающему олимпийскую деревню, изредка, нарушая
утреннюю тишину, проносятся автомашины. Интересно, сколько
еще вот таких медленных часов
ожидания ждут меня впереди?
День тянулся необыкновенно
долго, и что бы я ни делал, мысли мои возвращались в одно и то
же место — на помост. В какой
уже раз строил я различные варианты предстоящей борьбы,
взвешивал и прикидывал возможности своих противникові В голову лезет и всякая чепуха; вспоминаются неудачи, и сразу же
следует неизбежный тревожный
вопрос: «А вдруг?..»
Как нужны мне в эти трудные
предстартовые минуты поддержка
и внимание товарищей) С признательностью вспоминаю я заботу
замечательного советского
спортсмена Рудольфа Плюкфельдера, который провел вместе со
мной весь этот бесконечный день
и оставшиеся до взвешивания несколько самых горячечных часов.
Для меня сбор спортивной амуниции — почти священный ритуал. Он всегда связан с воспоминаниями и надеждами на будущее. За этими привычными вещами, разбросанными сейчас передо мной, длинной вереницей дней
встают бесконечные тренировки.
Они стерлись в моей памяти и
кажутся мне одним долгим-долгим днем. На дно чемодана ложится синий костюм, за ним красное трико с гербом СССР. Это
еще совсем новые вещи, накануне
полученные. А вот и старые ботинки, взятые вместе с новыми
так, на всякий случай. Сколько они
повидали на своем коротком веку:
Ленинград, Варшава, Москва,
опять Ленинград, Милан, Генуя,
Рига, теперь Рим! О т времени и
(
* пота, обильно пропитавшего их,
от больших и неоднократных усилий они местами полопались...
‘ Широкий штангистский ремень.
Сотни тренировок я ощущал его
крепкие объятия на своем теле.
Пот не пожалел и его. Он весь
почернел, местами покоробился.
Всегда приятно видеть этих старых, добрых и верных друзей.
Все готово. По русскому обычаю садимся. Я напротив Сурена
Петровича. Молчим несколько
мгновений, каждый думая о своем. Пора!
К концу игр олимпийская деревня заметно обезлюдела. Опустели прежде оживленные места
встреч, концертные площадки,
бар. На фоне вечернего неба
четко вырисовываются контуры
дворца Палаццетто делло спорт.
Его рубчатая крыша напоминает
опрокинутую детскую песочницу.
Идет процедура взвешивания.
Стоя на весах, заглядываю через
плечо судьи в протокол. Количество заявленных участников— 19. Это не так уж много, но
и не мало. Во всяком случае, соревнования определенно затянутся далеко за полночь. Читаю:
Брэдфорд, собственный вес — 133
килограмма, Шеманский — 112
килограммов. А мой? Стрелка весов показывает 123 килограмма.
СНОВА БРЭДФОРД!
После парада иду в отведенную нам комнату отдыха. Она не
имеет крыши. Хорошо придумано: трудно дышать много часов
подряд тяжелым воздухом разминочных залов, густо насыщенным резким запахом специальных составов, которые спортсмены применяют для разогревания
мышц.
Нудно тянется последний час
ожидания. Скоро на разминку.
Постепенно подходит время.
И вот я в тренировочном зале.
Здесь все американские спортсмены во главе с неизменным Бобом Гофманом. Вот маленький
Винчи; удрученный поражением
Бергер; по-прежнему невозмутимый Коно; усталый, еще не отдохнувший после вчерашнего выступления Пулскамп. Поодаль с
массивной трубкой в зубах смуглый Джордж. ■ Все они суетятся,
хлопочут возле Брэдфорда и Шеманского, надевают диски на
штангу, узнают время, считают
подходы. Мы здороваемся, начинаем разминку. Настороженно, исподлобья поглядываем друг на
друга. Внешне все невозмутимы.
Американцы закончили тренировку раньше, чем я. Они начинают выступление с меньших весов. На трех языках звучит в репродукторе голос судьи-информатора. Три раза слышу я свою фамилию. Произнесенная с акцентом, она звучит как-то странно,
словно чужая. Итак, вызывают
на помост!
Пробиваемся через толпу за
кулисами. Здесь тренеры, спортсмены, предприимчивые болельщики, сумевшие проскользнуть
через строгий контроль. Впереди
возвышается помост, за ним зал.
Он гудит, как вентилятор, разгоняющий удушливый летний зной.
Ну что ж, начнем! Сбрасываю с
плеч куртку, до последнего мгновения согревающую мои мышцы.
Поднимаюсь вверх по ступенькам. Шагаю навстречу судьбе.
Мое появление зал встречает легким шумом. Быстро оглядываю
ряды зрителей. Бесчисленные
пятна лиц. Почти физически ощущаю сотни любопытных взглядов.
В глаза направлен яркий свет
юпитеров. Это отвлекает. Вообще в такие минуты внимание отвлекает все, даже самые незначительные пустяки. А это плохо.
Стараясь никого и ничего не замечать, направляюсь к штанге...
Мне трудно описать начало нашей борьбы: слишком я волновался. Но когда каждый из нас
использовал все три попытки в
жиме и на демонстрационном
щите против моей фамилии и
фамилии Брэдфорда появилась
одна и та же цифра — 180, я почему-то успокоился. Таковы уж превратности спортивной борьбы: воочию убедившись в силе Брэдфорда, разгадав тактику американцев, я понял, как надо действовать. Американцы согласны на
все, лишь бы не отпустить меня
вперед. Что ж, для победы это
вполне оправданная и единственно правильная тактика. Но сможет
ли Брэдфорд претворить ее в
жизнь так же удачно в рывке?
«ОСТАНОВИСЬ, МГНОВЕНЬЕ...»
И опять томительные часы ожидания, с раздумьями, сомнениями. Затем снова разминочный
зал. Опять эти взгляды исподлобья.
Брэдфорд в рывке поднял 150
килограммов, и мне удалось
оторваться от него на 5 килограммов. Однако я понимаю, что
это не может обеспечить мне
победы. Слишком хорошо подготовлен Брэдфорд. Теперь мне
было ясно, что американцы нас
провели. За много месяцев до
Рима они заявляли, что «Власов
бесспорно будет первым, а Брэдфорд и Шеманский только
разыграют вторые и третьи места». Они упорно твердили об этом
при каждой встрече с нами в Варшаве, в Милане и, наконец, здесь,
в Риме. Они заранее поднимали
вверх лапки во всех газетных и
И вот ж еланная тр и б ун а почета. В центре новый олим пийский чемпион Ю рий Власов, слева ------- Джим Брэдф орд, справа Н орберт
Ш еманский.
Ф ото Дм. Бальтерм анца.
журнальных статьях. Им очень
хотелось успокоить нас, заставить поверить, что Брэдфорд и
Шеманский — бойцы гораздо более опытные, чем я,— и не мечтают о победе. Они надеялись на
то, что мы, убаюканные их прогнозом, не будем принимать в
расчет американских спортсменов. Они рассчитывали на то, что
я, ошеломленный силой Брэдфорда в жиме, цепкостью, проявленной им в рывке, сорвусь в толчке так же, как в Милане. Они рассуждали так: два раза после Варшавы Власов выступал на больших международных соревнованиях, и оба раза очень неудачно,
его подводили нервы. А что, если сейчас здесь, в Риме, ошеломить его неожиданно сильной
спортивной формой Брэдфорда и
Шеманского, заставить выдержать
борьбу за каждый килограмм? Не
сорвется ли он тогда и в третий
раз?
Вот почему я дожидался толчка
с особенной тревогой и, лежа
в кресле, почти физически ощущая, как на меня давят те элополучные 185 килограммов, которые я с таким невероятным трудом поднял в Милане. Теперь с
этого веса я решил начинать толчок здесь, в Риме.
Пора готовиться к выходу. Рядом, то и дело вытирая полотенцем влажное от пота лицо,
устало откинувшись на спинку
стула, полулежит Брэдфорд. Таким я его никогда еще не видел.
Как не похож он сейчас, сильнейший тяжеловес СШ А, на того веселого, беззаботногб парня, которому и море по колено! Да,
Джим, навязанная тобой борьба за
каждый килограмм не такое уж
легкое дело! И мне сейчас не легче. А главное еще впереди. Это
будет борьба не только с тяжестью, но и с невыносимой усталостью. Она подкрадывается исподволь и сейчас, когда часы показывают уже третий час ночи,
разыгрывается вовсю. Апатия постепенно сковывает меня, но надо
держаться. Осталось совсем немного...
Пока на помосте со штангой
орудует Брэдфорд, умелые руки
моего массажиста быстро втирают в кожу разогревающую пасту.
И вот уже жаром пылают плечи,
ноги, спина. Я уже знаю, что в последней попытке Джим поднял
182,5 килограмма. Грохот овации
доносится до моих ушей.
Теперь, когда все участники закончили соревнования, все внимание приковано ко мне. Бешено
колотится сердце. Не хватает
больше сил стоять и ждать. Только движение может меня немного успокоить. И одна навязчивая мысль по-прежнему сверлит
сознание: лишь бы не повторился
Милан. Наконец я слышу по радио мою фамилию. И вот уже
первая попытка позади. В судейские протоколы записано 185 килограммов. Это уже победа и над
Брэдфордом и над Андерсоном,
но у меня есть еще два подхода.
Значит, можно попытаться победить не только Джима Брэдфорда, но еще и Ашмака, которому
принадлежит мировой рекорд в
толчке.
Вторая попытка мне также удалась. Я использовал ее, чтобы
поднять 195 килограммов. Это
новая победа над Андерсоном.
Мировой рекорд в сумме трех
движений теперь равен 530 килограммам. И тут же я делаю заявку на 202,5 килограмма...
Когда зал узнал о моем решении, он словно взорвался грохотом аплодисментов. Медленно
поднимаюсь на помост, к штанге.
Полная тишина встречает меня,
трещат только кинокамеры и беспорядочно щелкают затворы фо-.
тоаппаратов. И тут же все уносится куда-то далеко. Теперь весь
мир сузился до размеров неподвижно лежащей на помосте
штанги. Ну... Снаряд, на мгновение повиснув в воздухе,
ложится на мою грудь. Еще усилие... Встаю. Проходит несколько
секунд. Пора! Штанга отрывается
от груди и устремляется вверх.
Все это происходит в какие-то
доли секунды. Автоматически, без
контроля сознания, руки мгновенно подхватывают ее, удерживают... И вдруг, откуда-то издалека
нарастает все громче, обрушивается на м

вается на меня многоголосое:
«А -а -у-уИ »
Из-за шума не слышу команды
судьи-фиксатора американца Терпака. Но я вижу его отчаянную
отмашку: штангу можно опустить. И в тот момент, когда она
валится на настил, прогибая доски, надо мной разом вспыхивают
три белых лампочки. Попытка
засчитана единогласно! Зал ревет
от восторга. И для меня сейчас
нет более прекрасной музыки,
чем этот рев. Множество рук тянутся ко мне, тискают, подталкивают. Незнакомые мне люди целуют, обнимают меня. Люди из разных стран радуются моей победе,
моему счастью, а я неустанно повторяю про себя слова гетееского
героя: «Остановись, мгновенье,—
ты прекрасно!..»
Уже два месяца минуло с того
дня, которым я завершаю свои
записки. Давно остался позади
олимпийский Рим, Палаццетто делло спорт, помост, на котором я
вел борьбу с Брэдфордом и Шеманским. Я снова дома. Снова
вернулся я к любимым занятиям, работе, чтению философских
книг, писанию рассказов, тренировкам, но и по сей день звучат у меня в ушах все те же четыре ликующих слова: «Остановись, мгновенье,— ты прекрасно!»

[Юрий Власов]

[Юрий Власов]