*353. Октябрь 1993 года

[Эдуард Лимонов]

http://izvestia.ru/news/558053
3 октября 2013, 10:05 | Политика
21 сентября 1993-го, вечером, Ельцин ещё дочитывал с ядовитого экрана телевизора указ № 1400 о роспуске парламента, а я уже уложил в армейский рюкзачок бульонные кубики, шоколад, пару блокнотов, смену белья и вышел.

В Доме Советов, его тогда усиленно называли «Белый дом», вскоре он станет чёрным от пожаров, я оказался среди первых девяти добровольцев. Целых два генерала выстроили нас в вестибюле вдоль раздевалки, скомандовали: «Направо-о!» и пошли разводить нас по постам.

Меня определили на пост № 1 — это главный вход в здание с набережной Москвы-реки. Пост неудобный для защиты, потому что выходит на реку не просто дверьми, а целой стеклянной стеной, которая осыпется от первой автоматной очереди. Так как я уже имел боевой опыт в Сербии и Приднестровье, мне это было ясно с одного взгляда.

Нас оказалось на посту четверо: два милиционера, я и ещё хромой парень. На всех — один пистолет у дежурного милиционера.

На мой вопрос: «Стволы дадите?», генерал в шляпе и кожаном пальто ответил: «Дадим, когда начнётся!»

— А успеете?

Генерал указал на на обычную дверь неподалеку: «Вон оружейная комната!»

Я подошёл к стеклянной стене, вгляделся в темноту. Там, где заканчивались ступени, ведущие к нам в здание, увидел плотные цепи военных.

После полуночи в той части здания Верховного Совета (ВС), что возвышается, как башенка, над общим массивным туловищем его, я от имени только что созданной партии нацболов подписал документ, бросавший вызов указу Ельцина. Подписал седьмым, чем и горжусь сегодня.

Мы отказались подчиниться.

И потянулись тревожные две недели конфронтации.

ВС не спал совсем, по коридорам ходили потоком люди, в комнатах спорили.

В зале заседаний ВС шло непрерывное голосование: депутаты круглосуточно свергали министров и назначали новых. Лучше бы они разъехались по заводам и воинским частям, подняли бы народ, думал я. Но я был рядовым участником, на ход их повлиять не мог.

Россия проявила тогда свой твёрдый характер, сказав «нет» президенту Ельцину.

Начавшись с конфронтации двух ветвей власти (напомню, что спикер ВС Хасбулатов был изначально, при избрании, ставленником Ельцина, а Руцкой — его вице-президентом) в течение двух недель протест превратился в столкновение двух Россий: буржуазной, победившей в 1991 году, и народной, советской ещё.

К Дому Советов пришли тогда во множестве левые, коммунисты, анархисты, новые комсомольцы и «патриоты», как их тогда называли. Были среди них и баркашовцы.

Люди приходили тысячами. Из них даже сформировали полк те самые генералы, что разводили меня в первый вечер после указа.

Но все они пришли без оружия.

А воинские части, командиры которых при различных обстоятельствах обещали когда-то Ачалову и Макашову присоединиться, своих солдат не привели и сами не появились.

Вначале их страстно ждали, затем уныло перестали ждать.

Оружейная комната — Господи, в ней обнаружилось лишь табельное оружие милиционеров из обычной, полагавшейся ВС охраны. С полсотни пистолетов и от 10 до 15 автоматов.

Армия безнаказанно осадила ВС. Были отключены телефоны, свет, водопровод.

Здание было окружено четырьмя кольцами военных.

Всю ночь армейские репродукторы предлагали осаждённым сдаться.

Зловеще выглядело всё это.

Неожиданно, 3 октября днём народ, собравшийся у метро «Октябрьская», у памятника Ленину в немыслимом количестве нескольких сотен тысяч человек, прошёл по Садовому кольцу, гоня перед собой силы милиции, и снял осаду с ВС одним наскоком.

Я поехал с народом в Останкино брать телевидение.

Нас встретили шквальным пулемётным огнём спецназовцы отряда «Витязь».

Стреляли из окон технического центра телестанции, продолжили трассирующими из-под крыши основного здания, затем на улицу Королёва выкатились бэтээры и безжалостно застрочили из пулёметов по безоружной толпе. Стоны. Срезанные очередями падали в изобилии ветки деревьев.

Когда на выручку прибыл генерал Макашов с отрядом, я насчитал у них жалкие 11 автоматов. Захватив первый этаж технического центра, они вынуждены были позднее отступить.

Силы были вопиюще неравны. В те дни ельцинская сторона усиленно распространяла дезинформацию, будто бы подземелья здания ВС были забиты оружием. Свидетельствую, что это была коварная ложь. Только скромное содержимое оружейной комнаты имелось в наличии у сторонников Верховного Совета.

У телецентра погибли тогда десятки, в их числе были иностранные журналисты. Мне посчастливилось, даже ранен не был. Несмотря на то что в один момент увидел красную точку ночного прицела на своём бушлате.

К утру по зданию ВС стали стрелять танки. Расстрел из танков парламента в европейской столице — факт неслыханного злодейства, признаем это.

Известны имена 173 человек погибших тогда.

В истории России 3 и 4 октября 1993 года останутся как печальная дата.

Русские стреляли в русских.

Читайте далее: http://izvestia.ru/news/558053#ixzz2glNtmfKH

[Максим Соколов]

http://expert.ru/expert/2013/39/ta-osen/

Двадцатилетие поэтапной конституционной реформы (расстрела Белого дома, упразднения Съезда народных депутатов РСФСР, ликвидации советской власти, победы над красно-коричневыми — было много определений) привлекло к себе достаточно много внимания. Прежде всего, годовщина круглая и первая из больших. Десятилетие — как-то еще не то, двадцать — посолиднее, это то, что, к добру или к худу, но исторически состоялось. Но кроме того, что уже целое поколение сменилось — как же не отметить? — двадцатилетие указа № 1400 и танковой канонады в центре Москвы востребовано именно сегодня, когда режим пришел в движение, общество в брожение и всем хочется посчитаться с прошлым делом, доведшим нас сегодня до жизни такой. И либералы, и националисты — все не прочь ярко и выпукло отметиться, с опозданием принеся свое осуждение. Родившаяся двадцать лет назад республика без республиканцев так никому и не стала особенно мила, и естественно же, что всем хочется вставить пару ласковых по случаю ее юбилея.

Бесспорно, способ решения споров, продемонстрированный 3–4 октября 1993 г., никак не возможно рекомендовать в качестве образцового. Вооруженное восстание с последующим подавлением его посредством артиллерийских аргументов — разумеется, здесь более чем хватало взаимной ожесточенности и упоения победителей, выражающегося в самой грубой несправедливости. Проклятия по поводу «кровавой собаки Носке» звучали тогда, звучат и сейчас. Правда, способов более деликатного усмирения, когда противостояние зашло так далеко, нигде не придумано, и все, что тут можно сказать: «Блюдите, как опасно ходите» и следите за своими действиями и речами, потому что заиграться, как показывает опыт 1993 г., легче, чем кажется, а потом бывает очень неприятно.

Впрочем, таково уж революционное развитие. История стран, вроде бы не испытавших на себе тысячелетнее рабство, но весьма просвещенных, показывает, что низвержение тирании — процесс перманентный. Вслед за давней тиранией возникает желание низвергнуть еще кого-нибудь, и этот кто-нибудь тут же обнаруживается среди недавних соратников по тираноборчеству.

За казнью короля-изменника Карла I следует разгон того самого Долгого парламента, который приговорил монарха к смерти, — и диктатура Кромвеля. Взятие Бастилии неумолимо приводит сперва к упразднению монархии и казни короля, затем к диктатуре революционного Конвента, оказывающегося господином отнюдь не милостивым, а в конце концов к делу 18 брюмера и громовому указанию Мюрата, разгоняющего депутатов: «Foutez-moi tout се monde dehors!»*. Какой-то злой рок тяготеет над институтом парламентаризма и разделением властей.

Хотя, если вдуматься, особой мистики в том нет. Политическая борьба, предшествующая разгону парламента, предполагает использование его в качестве тарана, сокрушающего старый режим, для чего народное собрание наделяется всеобъемлющими полномочиями. Фактически провозглашает себя коллективным монархом. Застарелая тирания падает.

Но тут выясняется, что ниспровержение — это одно, тут народное собрание являет себя и в блеске, и в величии, но текущее управление — а управлять предстоит страной, находящейся в революционном раздрае, — это несколько другое, к чему народное собрание гораздо менее способно. Через малое время вослед Карлу I является Кромвель, вослед Людовику XVI — сперва Робеспьер, затем Бонапарт.

Наша страна вполне прошла через эту революционную классику. М. С. Горбачев созвал Съезд народных депутатов СССР и наделил его формально ничем не ограниченными полномочиями, имея в виду, что, когда надо, съезд будет, пользуясь этими полномочиями, таранить КПСС, а когда не надо — будет тих и покорен. Скорее всего, описанный выше цикл случился бы и с союзными депутатами, но, поскольку речь шла о Союзе ССР, копия собрания была создана в РСФСР, было установлено, что съезд полномочен принять к рассмотрению любой вопрос, касающийся РСФСР. После чего путь величия и падения было суждено проделать Съезду народных депутатов РСФСР. За три с небольшим года он его и проделал, после чего осенью 1993 г. воцарилось то, что обыкновенно и воцаряется в результате буржуазных революций, если они, упаси боже, не переходят в пролетарскую фазу, а именно бонапартистский режим с формальными или даже не совсем формальными элементами парламентаризма. Но только элементами — не более того, ибо повторять судьбу недавно низверженного монарха никому не хочется.

Если исторические закономерности вообще существуют — а они таки существуют, — рассчитывать на что-то большее вряд ли были основания. «Вслед за Карлом I приходит Кромвель» — эта фраза исполнена охлажденной мудрости. «Вслед за Карлом I приходит благорастворение воздухов» — эта фраза исполнена только беспредельной глупости.

Наименьшие претензии тут к коммунистам-ортодоксам, полагающим, что все беды пошли от избрания М. С. Горбачева генсеком в марте 1985 г. и что процесс послаблений и уступок в конце концов (хоть Горбачева у власти уже не было) привел к артиллерийским аргументам 4 октября 1993 г. Эта позиция, по крайней мере, логически безупречна. Другое дело, что, не возьмись Горбачев выпускать пар, противостояния Кремля и Верховного совета РФ не было бы, но, скорее всего, было бы что-нибудь другое (вода дырочку найдет), на фоне чего «черный октябрь» показался бы утренником в детском саду. За без малого семьдесят лет коммунисты навязали столько узлов, что рвануло бы как-нибудь по-другому — только и всего.

Но либеральные деятели, которые сегодня не устают повторять, что все наши беды от тиранического Ельцина и указа № 1400, — пусть расскажут об упущенных вариантах недиктаториального развития Франции в конце XVIII в. и в Англии в середине XVII. Альтернативная история сегодня вообще в моде, и мы с интересом послушаем.

[Сергей Григорьянц]

http://grigoryants.ru/sovremennaya-d...a-vashix-doma/
(O комментарии Виктора Шендеровича 3 октября 2013 года по поводу расстрела Белого дома)
«Чума на оба ваших дома».

Это была забавная и даже для нашего времени редкостно отвратительная передача. Шендерович минут пятнадцать рассказывал как замечательно, что был разгромлен Верховный Совет, какое счастье, что только благодаря этому мы все живы и в России сохранилась демократия, какая шайка убийц и провокаторов находилась к тому времени в Белом доме и как жаль, что защитник демократии Ельцин так медлил с их уничтожением.

Но потом Шендеровичу был задан новый вопрос, что-то в нем щелкнуло, он развернулся на сто восемьдесят градусов и начал говорить о том, какое омерзение у него вызывают действия Путина и вся нынешняя политика России, как внутри страны, так и за рубежом. Как презирают теперь Россию во всем цивилизованном мире.

Но он, конечно, просто не успел вспомнить, слишком быстро разворачивался, кому именно мы обязаны кооперативом «У озера», гэбней разделившей меж собой всю собственность в России и всю в ней власть и кто выделил из нее и посадил в Кремле столь нелюбимого теперь Шендеровичу Владимира Путина.

И странно повисло в его монологе о Белом доме удивление: почему же никто из этих бесспорных убийц и заговорщиков ни Хасбулатов, ни Руцкой, ни Макашов, ни Баранников, ни даже Баркашов не понесли никакого наказания за свои преступления. Напомню, что Баркашов баллотировался в президенты России, Хасбулатов, продолжавший жить в квартире Михаила Горбачева, мог стать с помощью Кремля владельцем Чечни, об известности и дальнейшем процветании Руцкого и Макашова и напоминать нет нужды. Можно еще прибавить, что все депутаты без исключения получили в награду за испытанные переживания от Ельцина бесплатно по квартире в Москве.

Шендерович дальше трогательно рассказывает, что нашел потом себя в списках террористов Белого дома то ли для ареста, то ли для уничтожения. А мне не надо было искать себя в списках. За месяц до этого сотрудники КГБ и насельники Белого дома с Ильей Константиновом захватили издательство «Советский писатель», где я в то время был генеральным директором и разгромли фонд «Гласность», помещавшийся там же (это уже был второй разгром «Гласности» гэбистами при Ельцине — первый был в 1992 году). Проханов опубликовал на первой полосе мою фотографию вверх ногами, явно показывая, что меня ждет, а Эдик Лимонов (тогда, как и Андрей Синявский, любимый публицист Проханова) описал в своей статье, как они «вскрыв сейф Григорьянца» обнаружили там массу преступных документов в частности рукопись «малоизвестного писателя Солженицына». А еще через десять лет Проханов признался — сказал сзади через плечо, подавая мне пальто:

- А ведь я пытался убить вас, Сергей Иванович. В ночь после захвата «Советского писателя» я уже ехал в машине по Поварской и увидел вас, идущим с помощником (Димой Востоковым — С.Г.). Я прибавил газу и свернул прямо на вас, но вы успели вскочить на лестницу какого-то подъезда.

Все правильно рассказал. Я только не знал, что за рулем Проханов. А так все, что вы, Шендерович, сказали об убийцах в Белом доме, совершенно верно. Правда, теперь вы вместе с Прохановым — комментаторы на «Эхе Москвы» и по-прежнему спорите друг с другом. Так же как Ельцин с Руцким.

То, что вы сказали о Белом доме — правда, но не вся и без всякого смыла. То, что вы говорили о Ельцине — неправда и никакого смысла в этом тоже нет. Главное же, себя, любимого, вам жалко, а тысяч людей сгоревших в Белом доме (ну как же – «болванки») и погибших в нем и вокруг него — нисколько.

Причина уничтожения Верховного Совета была очень проста — в той относительной демократической форме, в которой он появился при Горбачеве, он уже был не нужен и даже опасен, как не нужны были «Дем. Россия», «Мемориал», «Гласность», профсоюзы — вообще все формы демократии в России. Главное к 1993 году было сделано: от неуправляемого уже из Москвы Советского Союза была отделена довольно управляемая Россия, а Ельцин с Гайдаром успешно провели по примеру коммунистического правительства Мечислава Раковского освобождение цен и приватизацию, которая успешно разделила всю российскую собственность (как и в Польше) между партноменклатурой, «комсомольцами-добровольцами» и офицерами сепцслужб. Теперь владельцы хотели установления их порядка, да и офицеров и правокаторов КГБ надоело делить между Кремлем и Верховным Советом. Крыштановская находит в ельцинском руководстве небывалое число «сотрудников», слишком откровенный (почему и уволен сразу) первый председатель КГБ России Иваненко только удивляется в Верховном Совете: «Как много тут знакомых».

А дальше все совсем не так, как говорит Шендерович. Уже весной Ельцин говорит «Верховный Совет надо разгромить». Массовых демократических организаций уже нет, выйти на улицы некому, а Верховный Совет все же как-то зависит от тех миллионов людей, которые стоят на улицах русских городов продавая свой жалкий скарб, чтобы не умереть с голоду после реформ Ельцина и Гайдара. Не должно оставаться никого, кто может повторить им вопрос: обещанные вами полгода, год, полтора года, два года прошли, а где же ваше процветание?

А дальше «наши цели ясны, задачи определены, за работу товарищи». Как разворачивались с двух сторон провокации сейчас уже не скажешь (на всякий случай толкового расследования не было). Снайперы на крышах соседних домов могли быть из «Союза офицеров», но скорее — с Лубянки. Вокруг Белого дома в основном были его сторонники и убивать их — бессмысленно. Убитый «альфовец» Геннадий Сергеев был как раз из тех, кто отказался в Кремле штурмовать Белый дом. Убить одного «альфовца», чтобы заставить действовать других — в интересах Кремля. Кто-то подогнал к Белому дому заправленные грузовики с ключами зажигания, а в Белом доме Руцкой месяц назад демонстрирующий журналистам «вечный двигатель» и дегенерат Макашов, обрядившийся в черные плащ, берет и сапоги и изображающий южноамериканского диктатора и посылают безоружных людей на этих грузовиках под пулеметы Останкино. А кто-то поумнее в Белом доме Макашова еще и подзуживает (резидент КГБ в США — Иона Андронов?, агент «Николай» Сергей Бабурин? – да всех не перечтешь) и сочиняет куплет, распевавшийся на всех этажах:

Ах, наш верный Макашов,
Ты спаси нас от жидов.

Не могу забыть, как четвертого октября я с депутатом Аржанниковым (создателем профсоюза работников МВД) и Джоном Шенефилдом — автором закона о ФБР подошли к бывшей мэрии, уже сгоревшей, только на тридцатом этаже светились окна. На парапете кто-то стоял (кажется, Баркашов) и командовал двум десяткам семнадцатилетних детей с цыплячьими шейками, но со щитами больше их самих и автоматами:

- Вон там жиды окопались. Половина направо, половина налево и вверх.

Я только радовался, что Шенефилд не понимает по-русски — он приехал на нашу третью конференцию «КГБ: вчера, сегодня, завтра», которую мы в эти дни проводили в Доме журналистов.

Милиционеры не разбежались в те дни — Шендерович не прав — они заперлись в своих отделениях и ни на призывы Аржанникова, ни даже на мои — я тогда вызывал больше доверия, чем другие, не хотели открывать двери. Они как и «альфовцы» не хотели мешаться в эту гнусную историю. Потому что негодяи аытались командовать ими с обеих сторон и они не хотели быть ни убийцами, ни жертвами. Разница между Белым домом и Кремлем была лишь в том, что в Кремле были хорошо подготовившиеся профессионалы, а в Белом доме — любители, дилетанты. Начинался спланированный и кровавый государственный переворот.

Гайдар в своей последней книге с удовлетворением писал:

- Главное для каждого правительства иметь полк, готовый стрелять в народ.

Ельцин сперва созвал писателей и сказал неопределенно как ему нужна их поддержка (Булат Окуджава от омерзения не пришел). Писатели обещали морально поддержать, но просили хотя бы вернуть «Советский писатель» – он уже был разгромлен КГБ. Ельцин обещал и, конечно, соврал. Потом собрал главных редакторов газет, радио и TV и уже определенно сказал, что на днях будут «некоторые» события и он просит «не нагнетать обстановку».

Переговоры о «нулевом варианте» в отличие от того, что говорил Шендерович были довольно своеобразны. От Белого дома требовали разоружиться (якобы там большие запасы оружия, «но это непроверенные данные» не смог солгать Сергей Филатов), но отказывались даже включить электричество, воду и снять осаду. Такой любопытный ноль.

А потом был вакуумными зарядами, а не «болванками» обстрел и сплошной расстрел всех вокруг и добивание раненых и в Белом доме и в подъездах. Была убита масса девочек и мальчиков — Шендерович «запамятовал», что накануне закончился съезд ВЛКСМ и сотни его юных делегатов пришли (и остались навеки) в Белый дом. Число жертв расстрела, этой удачной операции Ельцина и Гайдара, точно не известно. Украинское радио (не договорившийсь с Ельциным) называло цифру в 2783 человека, есть официальные данные (справка зам. прокурора Москвы и заместителя министра внутренних дел) о кремировании в Москве неопознанных трупов в 1993 году — 2200 тел. Обычная цифра в предыдущие и последующие годы 150-180 тел в год. Говорят, что жертв могло быть и шесть тысяч — я не хочу продолжать эту страшную и веселенькую для Шендеровича тему и приводить разные соображения.

Понятно почему с главными так пугавшими Шендеровича злодеями ничего не произошло. Макашов ничем не отличается от Ельцина, а Хасбулатов от Гайдара. У них было легкое недоразумение, но стоит ли об этом напоминать друг другу. Всех их объединяло даже не то, что это одна компания — советско-гэбешный истеблишмент, точнее банда захватившая уже так давно власть в России. Главное для меня, но не для Шендеровича, было в том, что и тем и другим было совершенно не жаль погибших в Белом доме, вокруг него, вокруг Останкино русских людей и не только русских, но даже и иностранцев, ну разве что пары знакомых. И у, конечно, ни с одной, ни с другой стороны никто не замечал за компанию уничтоженные ростки русской демократии. Персонажи в обоих лагерях в большинстве своем (были и там исключения Старовойтова, которую травил Гайдар, по рассказу Андрея Илларионова, и поздно проснувшийся Сергей Ковалев — в Кремле, десятки достойных депутатов — в Верховном Совете) были отвратительны, но в период смуты при Горбачеве удалось заложить фундаменты хоть некоторых демократических институтов. Только после расстрела Верховного Совета стала возможной ельцинская конституция, где все права были переданы Кремлю. Только после него стала возможной Первая, а потом Вторая чеченские войны, передача власти «преемникам», Госдума, которая «не место для дискуссий», и все то дикое и смехотворное бесправие, в котором мы живем.

Роль журналистов многих, не всех — были ушедшие — тоже оказалась недостойной. Их так легко сманили большими деньгами, возможностью изредка, чуть иронически упомянуть самого Ельцина, что они как-то «не заметили» гибель демократии в России. И только года три-четыре назад вдруг стали удивляться, а где же демократическое движение? Ведь было когда-то…

Вы очень поздно, господа, созреваете, да к тому же с гнильцой, а потому весь ваш внезапно созревший урожай остается под снегом. А если приблизиться к человеческой плоти, вы уже двадцать лет не способны порвать пуповину, связывающую вас с убийцами.

Опубликовано на сайте: 4 октября 2013, 21:28

[«Ъ Власть» Владимира Яковлева]

http://www.kommersant.ru/doc/14809
06.10.1998, 00:00

КоммерсантЪ-Weekly
Вопрос Недели Номер 038 от 06-10-98

Альберт Макашов, член комитета Госдумы по обороне, в 1993 году заместитель альтернативного министра обороны. А чем вы докажете, что вы из "Коммерсанта"?

Константин Кобец, генерал армии, бывший главный военный инспектор России. Я руководил тогда опергруппой и до последнего момента пытался предотвратить кровопролитие. Должен признаться, что штурм Кремля в октябре 93-го был реален, и помешала только разбросанность и нерешительность мятежников.

Василий Кириллов, сотрудник московского РУОП. Огромным количеством пьяных и мародеров. Пьяные разгуливали прямо под пулями — им действительно море по колено. А во время штурма здания СЭВ я оказался там в подвале. Он просто кишел мародерами, тащили все, что могли: факсы, телефоны, компьютеры, телевизоры, даже факсовую бумагу, стулья и ковролин. Двое тащили здоровенный полированный стол. Под него они и залезли, когда раздался первый залп танков.

Игорь Сидоров, фельдшер московской "скорой помощи". Помню мужчину, которому оторвало руки и ноги. Он умолял его убить. Я тогда учился в медучилище, и ночью 3 октября меня вызвали в Останкино. Я приготовился работать с пулевыми ранениями и убитыми. Но нам пришлось иметь дело в основном с избитыми людьми. А вот когда ночью следующего дня нас направили вывозить раненых из Белого дома, я наконец-то понял, что произошло.

Владимир Брынцалов, генеральный директор компании "Ферейн". Запомнился генерал Лебедь, который палил по Белому дому из танков и радовался как ребенок. Понятно, он военный и должен выполнять приказы, но зачем ликовать-то при этом? А в общем, я сидел и думал, как уехать.

Ольга П., технический работник Верховного Совета. Моему ребенку четыре с половиной года, его отца я видела только один раз — в 93-м в Доме Советов.

Александр Аржанов, генеральный директор АО "Экомедсервис". В те дни я работал в Экспоцентре и видел настоящую панику. Как только 3 октября начали стрелять, толпы иностранцев со всем своим барахлом бросились грузиться на любой транспорт, готовый довезти их до Шереметьева. Охрана открыла только одни двери, и на улицу можно было выйти по длинному узкому коридору. Возникла страшная давка. Солидные предприниматели в дорогих костюмах кричали и топтали друг друга.

Елена Лещенко, мастер салона-парикмахерской на Кутузовском проспекте. Меня потрясли торговцы у Киевского вокзала, которые продавали посуду и хрусталь, когда уже были слышны выстрелы. А ближе к Белому дому я увидела кровь и озверелые лица пьяных защитников ВС — и мне стало очень страшно. Муж запретил мне идти на работу, но я шла и шла: слишком правильной и ответственной была.

Виктор И., торговец. В те дни я заработал около $20 тысяч. После штурма здания СЭВ мы с сыном вынесли оттуда штук десять компьютеров, несколько телефонов и два принтера. Техника почти вся была новая — Hewlett Packard или IBM — и стоила тогда очень дорого.

Игорь Коган, заместитель председателя правления Инфобанка. Тогда я наблюдал за происходящим по CNN и думал, что этой стране кранты. Но сейчас я понимаю, что даже после кратковременной гражданской войны значительных экономических изменений не произошло бы.

Ольга Шабалина, администратор Киноцентра на Красной Пресне. А в нашем Киноцентре в те дни показывали фильмы бесплатно, и, представляете, был народ. В основном пенсионеры — они приходили к нам с баррикад погреться. Их было очень много, даже не всем хватало мест. Слава Богу, погромов они не устроили.

Наталья Новикова, воспитатель детского приюта. В обгоревшем автобусе напротив Белого дома мальчик лет девяти и девочка с белыми бантами играли в водителя и пассажира, а рядом люди в камуфляже стреляли по снайперам, а другие, матерясь, разгоняли толпу. А еще напротив посольства США люди толпились у таксофонов и давали послушать через трубку, как рядом "по-настоящему стреляют".

Александр Гафин, вице-президент Альфа-банка. Наверное, больше всего меня тогда поразили смелые действия Егора Гайдара. Его приезд в Моссовет напомнил мне приезд Ленина на Финляндский вокзал. А еще оперативная и профессиональная работа зарубежных СМИ, которые показывали штурм.

Андрей Васильев, заместитель генерального директора ОРТ. Меня потряс Егор Гайдар — своим призывом "Все на улицу!", на защиту, кажется, демократии. Я тогда удивился, что он не позвал под пули калек и детей. Как промоушн-акция это было бы все же поярче.

Гюнтер Паатц, иностранный турист. Меня потрясло самообладание русских людей, которые, чуть ли не стоя над трупами возле Белого дома, разрезали колючую проволоку на сувениры. Это было уже 5 октября. А приехали в Москву мы накануне. Даже не знаю, почему мы все-таки решились приехать.

Михаил Ефимов, сотрудник московской мэрии. Помню ощущение хаоса и паралича вокруг. В воскресенье я был на дежурстве в своем отделе, в здании СЭВ. А мятежников я так и не увидел. Видимо, у них просто не хватило сил на полную "зачистку" 32-этажного здания. Я звонил на Тверскую — никакой информации, в Кремле телефоны молчали. Начальство как сквозь землю провалилось.

Сюзанна Шолль, бывший руководитель корпункта австрийского телевидения в Москве. Мне было просто страшно все эти дни. Мы с камерой были во всех "горячих" местах, и нас запросто могли пристрелить. В толпе защитников Дома Советов неприятно поразили дикие антисемитские лозунги. Бледный как смерть Руцкой с автоматом в руках давал мне интервью при свечах. Такое не забывается. Но все-таки самое яркое ощущение — это нереальность происходящего. У Белого дома гибли люди, а в пяти минутах езды другие люди стояли в очереди в "Макдональдс". Чего стоят одни только толпы зевак с женами и детьми, которые наблюдали расстрел Белого дома как телешоу. А ведь некоторые из них стояли буквально под пулями! И гибли! Русская душа для меня — потемки.

Эдуард К., фотограф. Наверное, меня не поймут, но октябрь 93-го мне вспоминать очень приятно. Я жил на Кутузовском проспекте. Политикой не интересовался и за заварухой наблюдал по телевизору. Когда все было кончено, я решил прогуляться по местам боев. На мосту толпились люди и без устали фотографировали все вокруг. Я сбегал домой за фотоаппаратом и стал делать моментальные снимки на фоне обгоревшего Белого дома. Две недели снимал. На заработанные деньги купил профессиональную камеру.

Алексей Симонов, президент Фонда защиты гласности. Я до сих пор не перестаю удивляться, что как-то слишком легко и просто люди поднялись на защиту демократии. Октябрь 93-го мне запомнился еще и тем, что ни за нападения, ни за смерти журналистов никто не ответил.

Эммануил Виторган, актер. После событий 3-4 октября несколько дней я вообще не хотел видеть людей. Я живу в доме, который вплотную прилегает к Белому дому. Я видел подожженный бронетранспортер под окнами, в нем сгорели люди. Он еще не догорел, а другие люди начали разбирать его на детали. Еще я видел, как делали ставки — попадет в человека снайпер или нет. Когда видишь такое, даже не думаешь, кто виноват.

Ирина Смирнова, сотрудник гостиницы "Украина". Не хочу ничего вспоминать. Было просто страшно. Я в этом здании живу, и мне некуда было деваться. Зря вы об этом. Теперь я с ужасом буду ждать 7 октября.