*1474. Героиня недели. Красивая Наташа

[Дмитрий Быков]

http://www.sobesednik.ru/bykov/geroi...sivaya-natasha

0:00,15 февраля 2011

"Собеседник №6"

Пресс-атташе Хамовнического районного суда, помощник судьи Данилкина сделала взрывоопасное заявление для прессы: приговор Ходорковскому и Лебедеву был заранее написан судьями Мосгорсуда, а на Данилкина давили со страшной силой...

Пока страна становится уверенней и краше,
Все страсти журналистские бушуют, господа,
Вокруг красивой девушки
Васильевой Наташи,
Сотрудницы обычного московского суда.
Пока народ безмолвствует,
она сказала пылко нам,
Что суд несостоятелен и в игры вовлечен,
Что приговор по Юкосу,
озвученный Данилкиным,
Написан не Данилкиным, а сам он ни при чем.
Такое выступление – ужасная крамола.
К тому ж она добавила, сдержав девичий пыл,
Что сам Данилкин мучился и много корвалола,
А также и пустырника на этом деле пил.
Красивая Васильева нас поразила силой.
Нагнули и Данилкина, и прочих из суда,
Но дело некрасивое для девушки красивой
Особенно мучительно, и это так всегда.
Молчит страна огромная, как гречневая каша,
Молчит и рассыпается, утрачивая дух,
И лишь одна красивая Васильева Наташа
В отчаянье решается сказать про это вслух.
Не страшен ей ни выговор,
ни грозный держиморда –
Внезапный голос совести сильнее
прочих чувств.
«Могу я быть уволена, – она сказала гордо, –
И будучи уволена, не слишком огорчусь».
Бывают кисы гладкие и деловые дивы,
И хищницы гламурные, противные вполне,
Но девушки красивые почти всегда правдивы
И к некрасивым действиям
чувствительны вдвойне.
Немедленно бы кончилась российская
параша,
Проснулись бы сограждане, заткнулось
бы ворье,
Когда б страну возглавила
Васильева Наташа –
Или другая девушка с лицом, как у нее.

[Газета.Ru]

http://www.gazeta.ru/politics/2011/0..._3524202.shtml

Откровенное интервью о деле ЮКОСа помощника судьи Хамовнического суда

— 14.02.11 10:19 —

ТЕКСТ: Роман Баданин, Светлана Бочарова

Приговор Михаилу Ходорковскому был написан судьями Мосгорсуда и навязан против воли судье Виктору Данилкину, утверждает помощник судьи и пресс-атташе Хамовнического суда Наталья Васильева, решившаяся на откровенное интервью «Газете.Ru».

– Наталья, расскажите, какова сфера ваших полномочий в Хамовническом суде. За что вы отвечаете в нем вообще и за что отвечали в ходе процесса над Михаилом Ходорковским и Платоном Лебедевым?

– Моя должность называется помощник судьи, на меня также возложены обязанности пресс-секретаря Хамовнического суда. Составляю ответы на запросы, которые приходят в суд, проекты ответов на жалобы, документы, которые идут в бухгалтерию судебного департамента. Плюс кадровая работа. Плюс сведение в общую справку всей статистики, которая велась в суде. Этими вещами – а это очень объемная работа – занималась я.

В ходе суда над Ходорковским в мои обязанности входила работа со СМИ. Я должна была, если более подробно, правильно расставить прессу, вовремя впустить, контролировать процесс съемки, выведение прессы из здания.

– Почему вы говорите о своих обязанностях в прошедшем времени?

– Потому что я думаю, сегодня все это закончится. Я так думаю, будут для меня последствия...

– На основании каких особенностей вашей работы, круга вашего общения в суде, других источников информации вы составили для себя картину происходившего в процессе?

О работе журналистов на процессе

– Так как это сфера вашей непосредственной ответственности, можете рассказать, как, кем и каким образом регулировалась работа СМИ на процессе? Какие были установки?

– Работа...

– Мое личное общение с судьей в этом деле в основном связано было с вопросами СМИ. Нередко у него, конечно, вылетали определенные фразы… потому что человек просто был в таком состоянии, что мог что-то такое сказать.

А то, что не было связано с Ходорковским, конечно, обсуждалось и очень подробно. Потому что большой объем работы, который я выполняла, я обязана была обсуждать с Виктором Николаевичем.

Во-вторых, многое я знаю от близкого к судье человека, а также из общих разговоров в суде.

– Вы этого человека назвать не хотите?

– Нет.

– Вы понимаете, что такой вопрос может возникнуть у всех после того, как интервью станет достоянием гласности?

– Понимаю, да.

– В том числе и юридически обязывающим может стать этот вопрос для вас...

– Наверное, мне придется тогда ответить на вопрос, кто этот человек. И тогда можно будет его спросить.

– Было ли что-то, что отличало процесс над Ходорковским от других процессов, которые идут в Хамовническом суде?

– Конечно, то, что процесс привлекал большое внимание СМИ. Но, в общем-то, ничего такого, что бы из ряда вон выходило, нарушений по ведению процесса не было.

– Был ли Данилкин самостоятелен, ведя процесс? Что вам известно о его отношениях с руководством?

– Могу сказать, что с самого начала, еще до того, как Данилкин ушел на приговор (в совещательную комнату 2 ноября – «Газета.Ru»), контроль был постоянным, после 2 ноября этот контроль, наверное, не исчез никуда.

– В чем выражался контроль?

– Виктор Николаевич обязан был общаться с Мосгорсудом по всем каким-то спорным моментам, которые происходили в судебном заседании. То есть когда что-то происходит, когда что-то идет не так, как должно быть, он должен был, обязан предоставлять информацию в Мосгорсуд и, соответственно, получал оттуда определенные распоряжения, как вести себя дальше.

– Можете вспомнить эпизоды суда, когда Данилкин советовался с Мосгорсудом? Например, могли это быть известные коллизии с вызовом тех или иных свидетелей в процесс?

– Могли.

– Каким образом это происходило?

– По телефону.

– А кому он звонил?

– Думаю, председателю (председателем Мосгорсуда является Ольга Егорова – «Газета.Ru»).

– Вы были свидетелем какого-то из этих разговоров?

– У меня были моменты, когда я могла прийти в перерыве, принести на подпись какие-то документы, а мне могли сказать: не мешай, Виктор Николаевич говорит с Мосгорсудом. Или он сам говорил: «Я с «городом» говорю». Это на сленге значит Мосгорсуд. Соответственно, давались какие-то распоряжения...

– А разве судья, ведущий любой прочий уголовный процесс, по закону должен быть огражден от указаний своего начальства? Имеет ли он право и возможность по тем или иным спорным вопросам, возникающим в ходе суда, общаться со своей вышестоящей инстанцией? То есть то, что был вынужден делать или по собственной инициативе делал судья Данилкин, является общей практикой или нарушением?

– То, что делал судья Данилкин, это скорее вынужденное действие. Судья по закону не обязан ни с кем советоваться и прислушиваться к чьему-то мнению.

Он должен выносить приговор в соответствии с законом. И вмешиваться в судебный процесс никто не имеет права. Соответственно, это (необходимость советоваться с Мосгорсудом – «Газета.Ru») определенного рода нарушение, вызванное тем, что есть вышестоящая инстанция, которая может на тебя надавить.

– Как Данилкин воспринимал необходимость отчитываться перед Мосгорсудом? Были проблемы, жаловался, переживал, нервничал?

– Да, он нервничал, переживал, возмущался тем, что ему указывают, что нужно делать. Ему это очень не нравилось, это понятно.

– Рассказывал коллегам?

– Не могу сказать, что он рассказывал. Я просто видела его состояние, опять же, потому что я достаточно часто приходила в кабинет.

…Как-то был такой момент, когда я вошла, мне нужно было с ним обсудить какие-то вопросы, стала их задавать, а он уже был в таком взвинченном состоянии и в сердцах бросил фразу:

«Я не могу дать тебе ответ на эти вопросы, потому что не знаю, где я завтра буду и что со мной будет».

В другой раз я спросила тоже по работе со СМИ, он уже обреченно так опускал руки и говорил:

«Делай что хочешь, мне уже все равно».

Был момент, когда ему стало плохо с сердцем. Я зашла в кабинет… а там очень сильно пахло корвалолом, валерьянкой, чем-то… каким-то средством от сердца. Я секретарей спросила, все ли в порядке, они сказали: «Теперь уже да».

– Вспомните, после каких эпизодов суда такое с ним бывало?

– Сердце прихватило, может быть, на второй или третий день оглашения приговора. Фраза о том, что он не знает, что с ним будет, была сказана до того, как судья ушел на приговор. О том, что ему уже все равно, – во время оглашения приговора. Других деталей не могу вспомнить – процесс очень длительный. Я просто видела саму реакцию, когда, вернувшись, из Мосгорсуда, куда его вызывали…

– Часто вызывали?

– Да, раз в неделю точно ездил. …Существует такая практика: когда идет более или менее значимый процесс, если это судья обычный, он должен советоваться или поставить в известность председателя своего суда.

А если это такой процесс, как дело Ходорковского, то тогда Мосгорсуд должен знать всё и регламентировать каким-то образом, направлять действия.

– Есть ли понимание, чем рисковал судья, если бы отказался согласовывать свои действия, совещаться с Мосгорсудом по этому делу?

– Знаете, когда ты отказываешься, тебе в лучшем случае предлагают уволиться.

А если такие политические дела, такие заказные вещи, они заранее ориентированы на определенный результат. И если ты отказываешься – значит, ты лишаешься суда. Вот и все.

Об отношениях с обвинением

– А знаете, как председатель относился к действиям обвинения в процессе? Он же, если подумать, довольно часто был с ними строг. Ему что-то за это бывало, жаловались они на него?

–...

Могу сказать, что все судейское сообщество понимает прекрасно, что это заказное дело, что это заказной процесс. И все сочувствуют и понимают Виктора Николаевича. Но как бы он мог выйти достойно из этой ситуации, наверное, не знает никто.

– Известно, что сначала планировалось начать оглашение приговора 15 декабря. Потом без разъяснений дата была сдвинута почти под Новый год – на 27 декабря? У вас есть предположения, почему?

– Причина, по которой срок переноса был таким долгим, подозреваю, в том, что нужно было что-то подкорректировать в приговоре. То есть к 15 декабря приговор был в незаконченном состоянии.

А еще причина самого переноса с 15 декабря на более поздний срок – выступал наш премьер (Владимир Путин, заявивший 16 декабря в «прямой линии», что считает вину Ходорковского доказанной – «Газета.Ru»). Чтобы не отвлекать внимание на процесс Ходорковского от выступления премьера. В суде это не озвучивалось, но мысль эта, этот подтекст, витали везде.

– Кто писал приговор?

– Данилкин начал писать приговор. Подозреваю, то, что было в том приговоре, не устроило вышестоящую инстанцию. И в связи с этим он получил другой приговор, который нужно было огласить.

Но так как (другой) приговор не был закончен к 15 декабря, наверное, поэтому период переноса так удлинился.

– Значит ли это, что приговор, который писал Данилкин, мог быть кем-то прочитан до оглашения?

– Не прочитан, а просто, как бы это объяснить… Когда тотальный контроль, не надо его читать, нужно просто спросить, что там есть.

– Объясните, пожалуйста, с точки зрения закона, что меняется в жизни судьи с того момента, когда он «уходит на приговор»? Второй пункт: что такое приговор с технической точки зрения? Кто его пишет, каким образом пишет, где он хранится все это время?

– Приговор пишет судья единолично. Пишет, находясь в своем кабинете, в рабочее время. Соответственно, все это выполняется в компьютере, в «ворде». Никто другой не имеет права вторгаться в эту работу.

– Чем ограничено общение судьи, когда он находится в совещательной комнате?

– В совещательную комнату доступ гражданам и работникам суда запрещен до окончания работы над приговором.

–Вернемся к тексту приговора. Есть в оглашенном варианте какие-то признаки того, что этот текст не судьи Данилкина, как об этом говорит защита обвиняемых?

– Косвенные в самом тексте. После оглашения приговора (уже после Нового года) я сама видела, как этот приговор в электронном виде правили секретари. Они удаляли технические ошибки – абзац какой-то, запятые, неправильные интервалы. Из-за этого отложилась и выдача копий приговора сторонам.

– А в обычной практике секретари не правят текст по мелочи?

– Нет, приговор должен быть изготовлен судьей единолично, без ошибок и помарок, никаких исправлений в нем быть не может. Он должен быть четким, точным, лаконичным, в соответствии с законом.

Секретари судебного заседания к приговору никакого отношения вообще не имеют. Секретари изготавливают только протоколы судебного заседания.

– Есть какие-то способы по тексту доказать, что приговор может не принадлежать перу Данилкина?

– Это можно определить с помощью экспертизы. Взять предыдущие приговоры, вынесенные им по уголовным делам, и сравнить стилистически.
–Вы сказали, что Данилкин получил приговор сверху. Кто его писал и как передал ему?

То, что приговор был привезен из Мосгорсуда, я абсолютно точно знаю. И то, что писался этот приговор судьями кассационной инстанции по уголовным делам, – то есть Мосгорсуда. Это очевидно.

Никто другой в Мосгорсуде не мог его написать. А те самые помарки – оттого, что был короткий промежуток времени.

– Кем писался текст в Мосгорсуде?

– Собеседник в близком окружении Данилкина называл мне имена этих судей, я эти имена знаю, но сейчас предпочту не называть.

–Приговор доставили после 15 декабря?

– После, конечно. Это было ближе к моменту оглашения, и некоторые части довозились даже во время оглашения.

?...

– Сама концовка приговора была привезена во время оглашения.

– Та часть текста, где сроки?

– Да.

– Откуда вы это знаете?

– Из близкого окружения судьи.

– Как производилась эта доставка?

О скорочтении приговора

– Все заметили, что судья необычайно быстро и оттого невнятно читал текст приговора. В этом был какой-то смысл?

– Ну, во-первых, ему было просто дано распоряжение закончить...

– Не могу знать.

– Была информация, что накануне второй даты начала оглашения приговора в выходной день, в субботу, 25 декабря, Данилкин был вызван в Мосгорсуд, где провел какое-то время, возможно, обсуждая и дело Ходорковского. Что вы про это знаете?

– Мне известно об этом факте. Я знаю, что он был в этот день, субботу, 25 декабря, в Мосгорсуде, а потом приехал в Хамовники, и многие люди, которые там заканчивали работу, его видели. Это был выходной, но в связи с тем, что был конец года, нужно было закрывать отчетность, многие люди работали.

– Сами вы видели его в субботу?

– Я в это время не была в суде. Отдыхала.

– Каким он вернулся, по отзывам судейских?

– Напряженный, очень напряженный. Можно даже сказать, что он плохо себя чувствовал. Он был подавленный, и состояние его было не очень хорошее.

– Он что-то кому-нибудь сказал?

– Нет, он просто очень плохо выглядел…

– Он вообще по субботам работает?

– Нет, это нерабочий день, он не обязан приходить на работу.

– А причина его приезда...

– Никто не знает.

– Чтобы прояснить: в стадии вынесения приговора, в принципе, председатель районного суда может бывать в своей головной организации, в Мосгорсуде?

– Во время рабочего дня судья должен находиться в совещательной комнате и работать над текстом.

– Даже если он председатель какого-нибудь суда, в вышестоящую инстанцию он не должен ходить?

– Не важно, что председатель. Если судья находится на приговоре, он должен соблюдать требования закона и никогда не должен уходить.

– Режим постановления приговора и тайна совещательной комнаты выходных дней не предполагают? То есть в выходные дни считается, что судья в совещательной комнате, или все-таки он тогда свободный человек?

– Выходные дни – они и есть выходные дни. Он свободный человек в выходные дни. Тайна совещательной комнаты нарушается, если туда входит во время рабочего периода кто-то из людей, из граждан или же из работников суда.

– Получается, нельзя сказать, что, вызвав судью в Мосгорсуд, там нарушили закон, если они вызвали его в субботу?

– Да, вы правы. Это нерабочее время, и он ничего не нарушил. В свободное время он может ходить туда, куда хочет.

– Знаете ли что-нибудь о том, с кем он там встречался?

– Мой собеседник в его окружении говорил, что он ждал какого-то важного человека, кто должен был дать ему четкие разъяснения насчет приговора.

– То есть это не председатель Мосгорсуда?

– Нет, это более «высокая» личность.

– А время его визита знаете?

Об итоговых протоколах
– Процесс вроде бы закончился, но до сих пор не отдали защите и Ходорковскому с Лебедевым протоколы судебных заседаний. Вы что-то знаете о том, почему выходит такая задержка? – Задержка...

– С утра его вызвали, продержали там фактически весь день.

– У вас есть какие-то представления о том, что будет с судьей Данилкиным дальше?

– Ну, судя по тем разговорам, которые ходят в суде,

скорее всего, он будет уволен через определенный промежуток времени под каким-нибудь благовидным предлогом. Либо на пенсию, либо его пригласят работать в Мосгорсуд и потом потихоньку уволят.

– За что? Он же сделал все, что от него требовалось.

– Да, сделал. Но… Я даже не знаю, как это объяснить. Просто, наверное, сделал что-то не так. Или не так быстро, как надо было.

– То есть за то, что он пытался вынести другой приговор, а не тот, который от него ждали?

– И за это в том числе.

Ну и бытует такое мнение, якобы он затянул процесс. Что много выслушивал свидетелей. То есть пытался вызвать определенных свидетелей, которых не надо было бы вызывать по определенным причинам...

– Слово «пытался» случайно вы сказали или действительно он хотел кого-то вызвать, но не мог?

– Нет. Он должен был согласовать вызов свидетеля с вышестоящей инстанцией. И, соответственно, если ему давали добро, он мог вызвать.

– Как он сейчас себя чувствует?

– Физически – нормально. Но психологическое состояние – человек стал очень угрюмый, постоянно подавленный, грустный… Ну как когда понимаешь, что будет что-то плохое, – вот в таком состоянии. Неулыбчивый, неразговорчивый, иногда бывает очень раздраженный.

– А с чем вы сравниваете?

– С тем временем, когда я его впервые увидела. Середина 2009 года, он был другим человеком, просто другим человеком.

– Какой он обычно?

– Веселый, уравновешенный, контактный. Его интересовало все вокруг, и жизнь в суде, и все. Чем больше проходило времени, тем он сильнее уходил в этот процесс. И жизнь в суде, ну, практически как бы перестала для него существовать. Хотя это очень важно для председателя.

– Данилкин знал, что писала о процессе и о нем лично пресса? Вы ему об этом говорили или он сам все читал? Как он относился, в частности, к критике, которой было немало?

– Он все читал – газеты, журналы, интернет. Он все это знает и очень переживает из-за этого. Он обсуждал однажды момент, когда журнал «Нью Таймс» написал о нем статью, в которой были неточности в отношении его сына. Якобы он не поступил в вуз. А он учится отлично. Мальчик очень умный.

– Может сложиться впечатление, что вы в жизни дружны с судьей?

– Да нет.

– А как ваш рассказ повлияет на судьбу Данилкина?

– Мне страшно за него.

– Именно в силу того, что вы это рассказали?

– Ему и так и так было бы плохо. Не представляю даже, как будут развиваться события.

Просто знаю, что если бы я всего этого не рассказала, его бы тихо спровадили. А сейчас не знаю, как это будет.

– То есть допускаете, что это поможет ему отстоять, может быть, свою честь, если эта история станет гласной?

– Если у него хватит на это сил.

– А желание у него есть?

– Я не знаю этого. Он в последнее время вообще старается не общаться.

– То есть вы в его интересах действуете?

– Он не знает ничего.

– А как он отреагирует, по-вашему, на ваше интервью?

– Вряд ли положительно. Я не знаю, что ему скажут, позвонят из «города». Может, он мне скажет, что я ненормальная. А может быть… Не знаю.

– Наталья, мы спросим вас, может быть, о главном: почему вы решили нам все это рассказать?

– Потому что я разочаровалась… Я хотела стать судьей. И когда увидела это внутреннее содержание, как все это происходит, то сказка о том, что судьи подчиняются только закону и больше никому, растаяла.

Вернее, сам закон превратился в сказку.

Я поняла, что это неправда, будто судья подчиняется только закону. Судья подчиняется вышестоящей инстанции.

– Вы понимаете, что первое, что произойдет с вами после того, как все это будет опубликовано, – вас начнут упрекать и в том, что у вас есть какая-то заинтересованность в исходе, новом исходе этого дела, пересмотре, в том, чтобы поставить под сомнение устои судебной системы, авторитет судебной власти в Российской Федерации. У вас будет что ответить на вопросы о заинтересованности?

– Нет у меня никакой заинтересованности. У меня есть разочарование.

Просто я хотела, чтобы люди понимали, что очень многое из того, что им предлагается, всегда подчищено, всегда подправлено и не всегда соответствует действительности.

– Готовы ли вы к тому, что, скорее всего, вас уволят из Хамовнического суда?

– Да, предполагаю, меня уволят.

– И что вы будете дальше делать?

– Пока не знаю.

– Вы как-то собираетесь подтверждать то, что вы нам сегодня рассказали, готовы дать показания, если будет дисциплинарное расследование?

– Да. Я не могу от этого отказаться. Я это все видела.

– Есть ли, по вашим сведениям, в аппарате суда, среди судей кто-то, кто придерживается таких же позиций, как вы, и готов подтвердить ваши слова?

– Никто не пойдет на это. Судьи на это не пойдут, чтобы не лишиться должности. А аппарату, наверное, это ни к чему – лишние проблемы.

– По тому, что вы говорите, складывается ощущение, что вы не вдруг пришли к мысли рассказать все это. У вас копилось недовольство, сомнение о том, что вы видите. Вы подходили к кому-то, делились сомнениями? Ваш непосредственный начальник – это Данилкин – подходили ли к нему, жаловались ли?

– Никогда. Не было возможности. Судья был постоянно занят в процессе. И я могла с ним очень быстро решить какие-то проблемы, связанные с внутренними делами в суде, и по моим обязанностям. А вот по таким моментам у меня просто не хватило бы времени с ним поговорить.
В аппарате ни с кем не обсуждала. Потому что прежде, чем обсудить такие вещи, наверное, нужно понять, а нужно ли этому человеку такое слушать. По определенным вещам, наверное, по поведению, по высказываниям можно понять, можно ли говорить с человеком об этом или нет.

– А у вас есть какое-то личное отношение к делу Ходорковского и Лебедева? …Жалко или вы считаете, что они должны сидеть?

– Ну то, что они должны сидеть, – я не считаю. Жалко ли мне их – нет, это неправильно. Я им сочувствую, понимаю, что эти люди просто попали, наверное, в эту мясорубку.

– А Виктор Николаевич выражал какое-то отношение к ним?

– Виктор Николаевич к подсудимым относился как к обычным людям. Никогда не слышала, чтобы он отозвался о них как-то некорректно. Никогда.

Видеоверсию интервью с Натальей Васильевой смотрите в «Газете.Ru» и на телеканале «Дождь».

[Вера Челищева]

http://www.echo.msk.ru/blog/chelisheva/750217-echo/
15.02.2011 | 14:38
– Вер, это же беспрецедентный случай! Они все обоср…сь. У них же такого сбоя еще не было… Молодец, Наташа! – возбужденным и незнакомым голосом кричала утром в понедельник мне в трубку коллега.
С коллегой этой мы два года просидели в Хамсуде – на том самом процессе по делу Ходорковского и Лебедева. И теперь из Хамсуда а именно – от пресс-секретаря судьи Данилкина Натальи Васильевой (Наташи, как мы ее все называли) приходили действительно беспрецедентные новости. Наташи, к которой мы часто бегали, если у кого-то возникали проблемы с аккредитацией или съемкой в суде. И которая как-то непривычно, без лишних слов ловко все проблемы снимала. Она вообще была какой-то неприметной, незаметной, тихой…

А тут за одно утро взорвала все информационное пространство, поставила судейское сообщество в нокаут и стала темой обсуждения на нескольких дней, а то и недель…
События опишу пунктиром. Громкое интервью тихой Наташи «Газете.ру», его потом окрестят «скандальным». Собственно в самом интервью ничего сенсационного. То, что и так уже знали, о чем догадывались и открыто говорили. Нужны были только факты и доказательства. Ведь адвокату можно не поверить – он «защищает их», журналисту можно не поверить – он «проплачен». А тут появляется сотрудник Хамсуда, непосредственный очевидец событий, и говорит тоже что и все – что «приговор был привезен из Мосгорсуда, я абсолютно точно знаю. И то, что писался этот приговор судьями кассационной инстанции по уголовным делам Мосгорсуда. Это очевидно».

Что «Данилкин начал писать приговор.
Подозреваю, то, что было в том приговоре, не устроило вышестоящую инстанцию. И в связи с этим он получил другой приговор…». Что «с самого начала, еще до того, как Данилкин ушел на приговор контроль (со стороны Мосгорсуда – прим. ред.) был постоянным». Что «приговор доставили после 15 декабря и некоторые части довозились даже во время оглашения, а сама концовка приговора (там, где сроки – прим. ред.) была привезена во время оглашения». Что, наконец, накануне оглашения приговора 25 декабря Данилкин был вызван в Мосгорсуд, где «продержали его фактически весь день» и где «ждал он какого-то важного человека, кто должен был дать ему четкие разъяснения насчет приговора». Что, наконец, этот человек был «более высокой личностью», нежели председатель Мосгорсуда Ольга Егорова...

То есть это все мы уже слышали.
Но в том-то и дело, что беспрецедентно во всей этой истории то, что рассказывали это не адвокаты, не журналисты, а сотрудник Хамовнического суда, который всю кухню видел изнутри...

Наталья Васильева видела, по ее словам, как после оглашения приговора этот самый приговор в электронном виде правили секретари Данилкина, «удаляли технические ошибки, абзац какой-то, запятые, неправильные интервалы».
Слышала, что «Виктор Николаевич обязан был общаться с Мосгорсудом по всем каким-то спорным моментам, которые происходили в судебном заседании. <…>То есть когда что-то идет не так, как должно быть, он должен был, обязан предоставлять информацию в Мосгорсуд и, соответственно, получал оттуда определенные распоряжения, как вести себя дальше». Видела, как «он нервничал, переживал, возмущался тем, что ему указывают, что нужно делать. Ему это очень не нравилось, это понятно. Я просто видела его состояние, опять же, потому что я достаточно часто приходила в кабинет».

Могу подписаться под тем, что говорит Наташа.
Мы все слышали, как Данилкин кричал у себя в комнате в перерыве заседаний. Кричал на прокуроров, так что слышно порой было в зале. Прокуроры требовали от него в процессе выставить за дверь иностранного специалиста защиты. Данилкин позволил себе смелость не выставить. Когда пришел второй специалист, прокурор Лахтин вышел из зала, спустился к себе в комнату…и судья вдруг объявил перерыв на три часа и из комнаты своей не выходил. И мы, кто был в зале, сидели все три часа и гадали, что же происходит за той дверью... И иногда оттуда доносились громкий разговор судьи с кем-то по телефону… С кем, не знаю. Свечку не держала. Но то что Данилкин возмущенно кричал кому-то, и возмущен он был прокурорами, было факт…

Интервью появилось на сайте «Газеты.ру» рано утром в понедельник.
Рано утром же началось обсуждение везде, где только можно… Реакция Мосгорсуда запаздывала. Видимо, думали. Через два часа вышли к публике. «Клевета, медийная пиар-акция, провокация! - говорила всем СМИ пресс-секретарь Мосгорсуда Анна Усачева. – Сразу видно, что девушка не знакома с основами процессуального закона. Судья Данилкин слушал дело в течение двух лет и написать приговор мог только сам. Никому из других судей, в том числе и судьям Мосгорсуда, не известны подробности, имеющиеся в деле. Написать такой приговор не слушая дело, невозможно. Это давление на Мосгорсуд перед предстоящим рассмотрением кассации на приговор».

Странно только, что всех этих фраз и нервов во время декабрьской «прямой линии» премьера Путина Мосгорсудом почему-то выплеснуто не было…

Вслед за Мосгорсудом "отреагировал" и Данилкин.
Его слова, как выяснилось позже, передала информационным агентствам та же пресс-секретарь Мосгорсуда Анна Усачева: «Заявление Васильевой не что иное как клевета и опровергнуть это можно в установленном законом порядке». Напрямую с Данилкиным, как выяснилось, никто не связывался.

Верховный суд отмалчивался.

А еще через некоторое время Васильеву начали мочить.
Мочить откровенно. И делал это Мосгорсуд. Мол, она и работала-то плохо, с потоком СМИ не справлялась, и журналисты на нее «жаловались» (правда, кто конкретно жаловался и звонил, в Мосгорсуде не говорили, а я и коллеги среди себя таких не нашли) и, мы, мол, смотрели на ее работу, ждали, чем же этот бардак в Хамсуде закончится…

И вот «закончилось» все интервью Натальи в «Газете.ру».
И весь день Мосгорсуд ее полоскал. За некомпетентность, за непрофессионализм, за отсутствие опыта…

«Она даже не проходила стажировку в Мосгорсуде», – говорили там. – Со СМИ особо не работала…

Знаете, но СМИ виднее, с кем работала Васильева, а с кем – нет.
Не сказать, что она разительно отличалась от остальных сотрудников Хамсуда. Рядовой исполнитель, помощник, секретарь…
Но и отличалась в то же время. Всегда ведь важны детали, мелочи, правда? А на них в этом суде за все два года не обратить внимание было невозможно. Вахтерша на проходной, которая не давала наши паспортные данные прокурору Ибрагимовой (та однажды попросит их для чего-то). Повар, которая, когда мы приходили к ней на обед, первым делом всегда спрашивала: «Ну как наши-то?». Под «нашими» она подразумевала Ходорковского и Лебедева. И отказывалась иногда кормить свидетелей обвинения, если узнавала от нас, что они давали показания в пользу прокуратуры. В шутку, конечно. Но шептала: «Сейчас я его накормлю. Сейчас я его так накормлю». Правда, таких свидетелей было немного…

И наконец, Наташа.
К ней, например, можно было прийти и пожаловаться, и она улыбалась и молча почти без слов о ком-то или о чем-то в итоге всегда помогала. Нас, журналистов, за эти два года курировали два секретаря. Не хочется говорить о ком-то плохо или хорошо, но второй наш секретарь, коей в конце 2009-го и стала Наташа – была самым участливым ко всему тому, что мы делаем. Вот ты проходишь в зал №7, как всегда, бежишь, опаздываешь, встречаешься с ней глазами, не успеваешь еще ничего произнести, а она: «Здравствуйте!». Ну, мол, наконец…

Я таких секретарей в судах еще не встречала.
Пусть она не прошла стажировку в Мосгорсуде. Мне это не важно. Мне важно, что редкое уважение было у нее к нам, а у нас к ней. К такой, для которой журналисты и зрители процесса не «маргиналы и не «мудьё», как выразилась как-то при мне одна из коллег Наташи, в другом, правда суде. Эта ее коллега как раз стажировку в Мосгорсуде проходила…

«Когда она нам это все говорила, она волновалась. Мы иногда просто делали перерывы, чтобы она успокоилась. Потом вроде ничего, волновалась, каждое слово взвешивала, но рассказывала, – сказала «Новой» Светлана Бочарова, одна из журналистов «Газеты.ру», бравших у нее интервью. – Верю я ей или не верю. Скорее верю. Во всяком случае, под ее словами подписалась бы. Мы же все всё видели в суде…».

Вышла ли Васильева на "Газету.ру" сама или через кого-то, это уже не важно.
Важно то, что все слова бывшая помощница Данилкина говорила под диктофон и под видеозапись. А то ведь в Мосгорсуде говорят, что от своих комментариев Васильева «еще откажется». Мол, такие случаи уже бывали, когда свидетели заявляли, что их заставили дать такие показания».

P.S. Сейчас Наталья Васильева на связь с журналистами не выходит.

[Вера Челищева]

http://www.novayagazeta.ru/data/2011/019/24.html

Интервью пресс-атташе Хамовнического суда Натальи Васильевой «Новой газете»:

В пятницу «Новая газета» встретилась с Натальей Васильевой. По ее просьбе говорили только 30 минут. Разговор оказался мучительным и трудным. Порой приходилось прерываться — вспоминая события последних дней, Наташа иногда плакала.

Очень бледная, совсем не спит.

И еще. Она очень боится за своих близких.

— Наташа, общественность восприняла твое откровенное интервью «Газете.ру» и «Дождю» по-разному. Многие назвали интервью поступком. Еще говорят, что за тобой стоит как раз сам Данилкин, который мучается и хочет что-то сделать… Еще одна версия: ты «тайный агент магната Ходорковского» (формулировку передаю слово в слово) и, наконец, — ты рядовой исполнитель чьего-то замысла наверху: и твое интервью в этом замысле попытка, например, снять с должности главу Мосгорсуда Ольгу Егорову, чьи полномочия истекают в 2012 году…

А что ты сама по этому поводу можешь сказать? Кто за тобой стоит?

— Никто. Я одна. Я просто выразила свою гражданскую позицию.

— Ты обнародовала информацию о давлении на Данилкина и навязывании ему приговора Мосгорсудом через полтора месяца после вынесения этого самого приговора. Почему именно сейчас? Ведь ты говоришь, что контроль осуществлялся постоянно — и до момента, когда Данилкин ушел в совещательную комнату, и после? Что стало последней каплей, когда ты поняла, что надо куда-то идти и говорить?

— Я очень долго переживала. Очень долго нервничала. В начале февраля я уже поняла, что не могу… Когда видишь, в каком состоянии человек (Данилкин. — В. Ч.) находится… Поэтому дала интервью «Газете.ру». Очень нер-вно все было… Я пыталась понять, как вообще возможно все ЭТО… Осмысление пришло ко мне, наверное, недели через две.

— Недели через две после приговора?

— Да. Я просто поняла, что с этим камнем в душе жить мне тяжело будет. Поэтому пошла. Мучило в первую очередь, что Виктор Николаевич оказался в такой ситуации, когда он вынужден был вынести такой приговор… Я очень много смотрела в интернете разных публикаций о нем, то, что о нем писали… Разные призывы были: мол, раз он вынес такой приговор, то давайте его накажем… Ну всякие же люди бывают, и мне просто хотелось людям рассказать правду. Что на самом деле было с ним… Просто я хотела, чтобы люди знали правду.

— А ты с кем-нибудь из коллег по суду делилась, что решила пойти и дать интервью?

— Нет, ни с кем.

— Журналисты первые дни обсуждали, почему именно в «Газету.ру» ты пришла? Знакомые были?

— Нет, не было. Все в суде видели, что к журналистам я одинаково относилась, абсолютно ровно, никогда никого не выделяя из них. Просто это случайно так вышло. Вот и все.

— Есть уверенность, что кто-то из бывших коллег тебя поддержит, даст, если придется, свидетельские показания? Есть на сегодняшний момент такие люди?

— Я боюсь, что никто не будет этого делать. Вы понимаете, по каким причинам. Думаю, что вряд ли…

— Какая вообще атмосфера и обстановка в Хамовническом суде была после приговора? В первый день, вечер, когда Данилкин его отчитал, что происходило в суде?

— Атмосфера была накаленной. Нервозной, во всяком случае. И я не видела, чтобы Виктор Николаевич успокоился. Он, наверное, был таким же, как и в предыдущие дни.

— А в течение вот этих полутора месяцев?

— Все старались, как мне казалось, забыть, что ли: «Ну прошло и прошло». А он (Данилкин. — В. Ч.) ушел в себя, моментами был такой подавленный очень. Такой же нервозный бывал. Потому что все это не закончилось…

— Чем он сейчас занимается? Какой-то новый процесс ведет?

— Процесса нет. Он занимается работой, которая возложена на председателя. Плюс — проверяет протоколы (протоколы заседаний по делу Ходорковского и Лебедева. — В. Ч.), которые уже изготовлены. Он занимается чисто техническими вопросами, тем, что не успели доделать…

— По прочтении твоего интервью у меня сложилось впечатление, что на этот шаг тебя подтолкнула жалость к Данилкину. Скажи, если бы ты не видела всех этих «сердечных приступов», корвалолов, валерьянок в его комнате, нервных срывов, переживаний и прочего, ты бы тогда пошла на интервью?

— Мне сложно сказать. Наверное, все зависит от обстоятельств. Конечно, было бы неприятно. Тяжело. Но мне сложно ответить, пошла бы я… Я сейчас просто не могу ответить на этот вопрос.

— И еще одно сослагательное наклонение. А если бы Данилкин вынес 14-летний приговор самостоятельно, ты лично как бы на это отреагировала? Твое отношение к такому приговору?

— Я не участвовала в самом процессе, поэтому не могу ответить. Я не присутствовала на слушаниях. Поэтому не могу об этом судить. Если бы не было никакого давления, я бы точно об этом знала. Наверное, это было бы тогда его решение. Ведь судья принимает решение, руководствуясь своими убеждениями и в соответствии с законом. Я не могу решать за него.

— Говоря в интервью о том, что приговор писался в Мосгорсуде, ты ссылаешься как на источник информации на человека, «близкого к судье», «собеседника в его близком окружении» и так далее. При этом фамилий не называешь. Когда эти фамилии будут озвучены тобой?

(Наталья не стала отвечать на этот вопрос.)

— Почему именно кассационная инстанция, как ты говоришь, писала приговор? При чем она здесь? Она что — больше всех разбирается в деле?

— Это же элементарно. Если давление осуществляется с вышестоящей инстанции над районным судом, то кто будет писать приговор? Соответственно, вышестоящая инстанция — кассационная…

— Куда потом и будут обжаловать этот самый приговор?

— Вот именно.

— Поговорим о реакции: Мосгорсуда, якобы самого Данилкина. Тебя обвинили в «клевете, в провокации, в пиар-технологиях», пригрозили подать в суд, копались в личном деле, приходили на работу мужа, к родителям, искали, сливали в СМИ факты биографии… Вот все это ожидаемо было, просчитывала такие последствия?

— Ничего не просчитывала.

— Сломя голову в омут, что ли?

— Я просто не ожидала, что все так резонансно будет. Я просто думала, что я выскажу свое мнение в отношении этого человека… которого поставили в такую ситуацию, и просто люди будут знать об этом. Но то, что будет такая реакция, я не ожидала.

— Что более всего удивило?

— Больше всего? Больше всего мне было неприятно то, что в Мосгорсуде в отношении меня говорят разные неприятные вещи, которые не соответствуют действительности. Ну, например, в интернете я читала такую заказную статью о себе, где говорилось о том, что я работала поваром, и прочие детали моей биографии. Все подавалось в таком несколько грязном тоне. Так все было вывернуто, что я, читая эту статью, не поняла: «Боже мой! Неужели это про меня?!» И потом, знаете, мне не стыдно, что я работала поваром. Повар хотя бы может быть честным человеком. Мне не стыдно. У меня была высокая категория, я профессионал высокого уровня.

— И понятно в принципе, откуда у них была информация из твоего личного дела…

— Да. Это была из Хамовнического суда информация. Знаю, что, как только вышло интервью в «Газете.ру», сразу из Хамовников Мосгорсуд затребовал мое личное дело и всю информацию, которая была в личном деле, повернул в очень неприглядном виде и выдал ее некоторым…

— Приход оперативников на работу к твоему мужу и домой к родителям — пока единственные шаги, предпринятые в отношении тебя и твоей семьи?

— Пока да.

— Что касается заявлений Виктора Данилкина про «клевету» и так далее. Как ты считаешь, это он все говорит?

— Я думаю, что нет. Слова о том, что он подаст на меня в суд, — это не его слова, а пресс-службы Мосгорсуда.

— И что, девочки-секретари действительно так спокойно, ничего не скрывая, удаляли после оглашения приговора технические помарки и неточности?

— Да, это так. Не то что не скрывая… Я часто приходила в кабинет Виктора Данилкина и видела, чем они занимаются. К¬онечно, они не сказали, что правят чужой приговор. А просто правят технические ошибки — интервалы, запятые, красную строку и так далее…

— В середине марта заканчивается твой отпуск. Что дальше? Пойдешь в отдел кадров — увольняться?

— Сложно сказать. Вряд ли меня поняли в суде. Во всяком случае, то, что я прочитала в СМИ (не знаю, правда, чьи это слова, но поданы они от лица Виктора Данилкина): «Если она сможет работать в коллективе, то пожалуйста»… Я сейчас не могу ответить, какие будут мои дальнейшие действия. Но вряд ли возможно будет остаться. Потому что работа в суде все-таки подразумевает определенные контакты с людьми. Скорее всего, я уйду. Не смогу.

— Не страшно переступать порог этого суда?

— Я стараюсь об этом не думать.

— Можешь рассказать о себе? Почему решила пойти именно в эту систему? А то нам Мосгорсуд уже много чего рассказал, хотелось бы услышать от первого лица…

— Родилась я в Ташкенте в 1969 году. До 17 лет там жила и училась. В 17 лет окончила торгово-кулинарный техникум при Туркестанском военном округе по специальности «Обслуживание военного персонала». Это был еще Союз. И таких учебных заведений было только два — в Ташкенте и в Ленинграде. Распределение было по всему Союзу. А так как я окончила техникум с красным дипломом, у меня было право выбора. Я выбрала Москву. Ну и начала здесь свою трудовую деятельность. Работу по специальности как-то очень скоро оставила. Было начало 90-х. То в магазине одежды работала, в очень хорошем… Много всего было. Одно время даже работала в группе содействия страховой компании «Дельта». Но в какой-то момент мне все это стало неинтересно, и я ушла. К тому моменту я уже оканчивала юридический, писала диплом. Еще у меня есть сын, 12 лет.

— А какой ты юридический вуз оканчивала? Просто нас Мосгорсуд опять же просил обратить внимание на то, что «оканчивала она негосударственный юридический вуз»…

— Международный юридический институт при Министерстве юстиции РФ.

Окончила его в 2009 году, недели через две пришла работать в Хамовнический суд. Сначала меня определили секретарем судебного заседания. Но как-то так получилось, что я сразу же начала заниматься работой, которой и занималась до последнего времени в должности помощника судьи.

— Процесс Ходорковского и Лебедева — это первый в твоей практике громкий процесс? Что он тебе лично дал, помимо истории с твоим интервью, как-то повлиял на мировоззрение?

— Конечно, повлиял… Но мне сейчас сложно говорить об этом. Может быть, со временем.

— Твой прогноз: как будут развиваться события дальше? Будут какие-то проверки по факту того, что ты сказала в интервью «Газете.ру»?

— Наверное, будет проверка. Хотя… Я даже не представляю, чем все это может окончиться. Сложно сказать…

— Чем ты сейчас живешь? Как изменилась жизнь после понедельника, 14 февраля?

— Стресс. Жуткий стресс. Страх. И за себя, и за…

(Наташа плачет. Мы уходим от этой темы.)

— А близкие-то что сказали про твой поступок?

— Сказали, что я ненормальная… Но муж заявил: «Что бы ни случилось, я с тобой». Близкие меня поддержали во всем.

P.S. Адвокаты Васильевой направили запрос на имя директора ФСБ Александра Бортникова с просьбой сообщить, является ли его ведомство инициатором оперативно-разыскных мероприятий в отношении Васильевой и ее семьи.

Тем временем слова помощницы судьи Данилкина о том, что приговор Ходорковскому и Лебедеву писался в Мосгорсуде, готова подтвердить случайная прохожая. Светлана Добронравова сообщила газете Metro, что в последний день прений по «делу ЮКОСа» была в Хамсуде по своим делам и случайно услышала разговор по телефону женщины-прокурора (к моменту прений из женщин-прокуроров в этом процессе осталась только Г. Ибрагимова. — В. Ч.). По словам Добронравовой, та по телефону говорила следующее: «Сейчас адвокаты отбарабанят гонорары, Ходорковский отболтает. Но приговор не готов, его еще не привезли из Мосгорсуда». Добронравова готова свидетельствовать в суде.

Еще одно событие произошло к концу недели — президиум Мосгорсуда признал законным продление ареста Ходорковскому и Лебедеву, которое в августе прошлого года санкционировал Виктор Данилкин. Защита подсудимых потребовала отвода всем членам президиума, однако отвод себе те отклонили.

20.02.2011

[Елена Евграфова]

http://www.forbes.ru/ekonomika-colum...-otstayushchih

История Натальи Васильевой: российскому обществу требуется вливание индивидуализма
| 24 февраля 2011 13:38

Наталья Васильева

После известного интервью на возмутительницу спокойствия Наталью Васильеву обрушился шквал упреков и насмешек. Даже те, кто не верит, что ею манипулируют, на всякий случай сомневаются в ее честности. Как же! Она пошла против своего коллектива, группы, клана, то есть нарушила первейшую заповедь российского кода идентичности — безусловную преданность общине. С ней явно что-то не так.

В последнем романе Дмитрия Быкова «Остромов» один из героев рассказывает о дикаре, которого приговорили свои и освободил Кортес, после чего дикарь принялся бороться вместе со своими против Кортеса. «Умереть в системе координат лучше, чем жить вне ее; лучше быть последней буквой в алфавите, нежели свободным гражданином в мире, где упразднена письменность», — утверждает герой Быкова. А если алфавит дряной? Неужели более достойно хранить верность людоедскому племени, нежели пойти против него ради, скажем, будущего детей? Увы, большинство наших сегодняшних культурных трендсеттеров продолжают отстаивать примат общинных ценностей над индивидуальными.

Индивидуализм не лучше коллективизма, и коллективизм не лучше индивидуализма — все дело в их соотношении. Если эгоизм и равнодушие к ближнему зашкаливают, обществу нужна хорошая инъекция коллективизма. Но если мантрой целой нации становятся принципы «один в поле не воин» и «инициатива наказуема», ей явно требуется вливание индивидуализма.

Известный голландский социолог Гирт Хофстед, много лет изучающий ценности разных наций, обращает внимание на то, что в странах, где индивидуализм котируется очень высоко, обычно более развита экономика, более современны производительные силы, люди более мобильны, а средний класс более обширен, чем в странах с преобладанием коллективных ценностей — там царит отсталость и бедность.

Если не изменить ценности, они снова и снова будут затягивать нас в болото отсталости после каждой насильственной индустриализации. Прошло время, когда общинное сознание было залогом выживания, — сегодня общество людей с сознанием конвейерного рабочего обречено проигрывать, а движение вперед обеспечивает бунт одиночки против мнения и обычаев большинства.

Уважающая индивидуализм Америка в ситуации, зеркально похожей на историю Натальи Васильевой, повела себе следующим образом. Тайна тюрьмы Абу-Грейб стала явью, когда назначенный туда рядовой Джо Дарби увидел те самые фотографии, не стал молчать и донес старшему офицеру. Американские власти начали проверку его показаний (а не его самого) и потом еще организовали защиту Дарби на три года, опасаясь мести бывших сослуживцев. И все это несмотря на то, что рядовой вынес сор из избы, а армия опозорилась на весь мир. Известный американский психолог и философ Эрих Фромм утверждал, что защитой от тоталитаризма может быть убеждение, что мораль выше национальных интересов.

В российской культурной традиции не было своих «рембо» и «крепких орешков» — одиночка всегда обречен. В детстве Наталью Васильеву, скорее всего, учили «не выпендриваться», навыков отстаивать свою правоту ей никто не прививал. Вряд ли у нее были подходящие ролевые модели, чтобы понимать, как правильно себя вести, как быть доказательной и как защищать себя, когда идешь против сплоченной группы. У нас восставший одиночка не только беззащитен, он часто нелеп и даже смешон.

Власти же — плоть от плоти народа с такими же дремучими ценностями — действуют по привычной схеме и, скорее всего, профукают еще один шанс вырвать страну из того дурного круга отсталости, по которому она ходит уже веками.

Автор — главный редактор «Harvard Business Review — Россия» и книжного издательства United Press/«Альпина Бизнес Букс»
704