6623. «Тюрьма и воля»

[Полит. ру]

http://polit.ru/article/2017/02/11/prison/
11 февраля 2017, 08:50

Разговором с командой Центра содействия реформе уголовного правосудия «Тюрьма и воля» мы продолжаем публикацию серии интервью с представителями правозащитных и экспертных организаций о реформе силовых ведомств и историях успеха российской правозащиты. Интервью подготовлено командой проекта Комитета гражданских инициатив «Открытая полиция».

Добрый день. Сегодня мы в гостях у Центра содействия реформе уголовного правосудия «Тюрьма и воля». В нашем интервью сегодня решила поучаствовать часть команды Центра. Пожалуйста, представьтесь.

Сергеев: Сергеев Валерий Михайлович. В данный момент исполняю должность заместителя директора центра.

Фридман: Фридман Валентина Максовна, правовой консультант по дистанционной переписке.

Гордеева: Елена Гордеева, руководитель программы «Социальное сопровождение осужденных и молодежи».

Дзядко: Наталья Дзядко, в настоящее время директор этого Центра, который привычней называть Абрамкинский центр, потому что это наш директор, бессменный основатель Центра, а сам Центр – одна из старейших неправительственных организаций.

Как раз об этом хотелось бы услышать, об истории вашей организации.

Дзядко: В 1988 году наш центр был создан Валерием Абрамкиным. Абрамкин знал тюрьму не понаслышке, а сам провел там 6 лет. Он называл это «включенным наблюдением, два раза по три». По статье, которой сейчас нет в Уголовном кодексе, 190 прим., «распространение заведомо ложных измышлений, порочащих советский общественный и государственный строй». Так обычно я рассказываю, представляю нашу организацию, когда приезжаем в колонию. Чаще всего мы у ребят в колонии, которым становится интересно, как это можно попасть в тюрьму. А нам в свою очередь интересно, как они попадают в тюрьму, и этому посвящено одно из направлений нашей работы. Узнавая о том, как они попадают в тюрьму (это в основном то, чем я занимаюсь), мы стараемся их предупредить.

Вот здесь, если кого-то из зрителей заинтересует наша литература, сборник, называется «Осторожно, тюрьма». На эту тему есть выставка. Здесь вы можете видеть плакаты выставки, и потом можно посмотреть каталог и методические указания. А началось все с того, что в 98-м году наш центр демонстрировал выставку «Человек и тюрьма».

Дзядко: И эту выставку мы потом после первой демонстрации в Центре на Гоголевском бульваре показывали в Политехническом музее, и туда приходили уже дети с интересом, потому что тюрьма – это всегда интересно. И учителя просили какой-нибудь плакатик пострашнее, потому что «эти балбесы ничего не понимают». Ну, это не педагогично, плакатик пострашнее дать, и поэтому мы путем долгих неоднократных усилий создали вот такую выставку, и рады будем этой информацией поделиться с тем, кто нужно. Это одно из направлений нашей работы, о других коллеги скажут.

Сергеев: Я бы сказал, что одна из основных программ последние годы – это социальное сопровождение осужденных до и после освобождения. В основном это женщины и подростки. Мы работаем с несколькими колониями. Мы приезжаем в колонии. Лена как раз руководит этой программой, она потом более подробно расскажет детали.

Основная канва – мы приезжаем в колонию, проводим так называемый социальный прием. То есть мы приглашаем тех, кому в основном осталось полгода и меньше до освобождения. Собираем у них проблемы, активизируем их на самостоятельное решение этих проблем. При этом мы как бы даем правовые консультации им по вопросам заключённых. Обычно это связано с семейными делами, с проблемами в этой сфере. Потому что отношения, скажем…

Мы работаем с колонией женщин, которые уже не первый раз сидят. И у них, конечно, связи с семьей бывают основательно испорчены. Они уже даже не надеются, что их ждут. Мы даем им какую-то надежду, потому что, приехав обратно уже из колонии, мы пытаемся связаться с членами их семей и пытаемся напомнить о том, что сидит, например, мать, или кто-то ещё. И что она, в конце концов, выйдет или она выходит уже скоро, и надо ее поддержать. Или, если они ее не поддерживали эти годы, то мы спрашиваем: «Ну, а что, так все там запущено, что не получается у вас как-то наладить отношения и простить ее?», допустим. Бывает такое.

С детьми тоже бывает, они теряют все связи. Многие лишены родительских прав. И когда они в тюрьме, они вспоминают о том, что у них ребенок. И говорят: «мы хотим вернуть ребенка, мы хотим…» Мы вот этому пытаемся содействовать, способствовать. Во-первых, даем им правовые советы какие-то в меру наших способностей, хотя мы и не юристы. А во-вторых, чисто психологически тоже. И помогаем социально. Это тоже такая линия в рамках социального сопровождения: оказание гуманитарной помощи. Раньше это называлось гуманитарная помощь, сейчас как-то это звучит не очень…

Гордеева: А вообще это гуманитарная помощь, действительно.

Фридман: Да, благотворительная.

Сергеев: [Например], поддержка гигиеническими средствами. Потому что некоторые, даже если работают, получают, скажем, 300 рублей на лицевой счет, они не могут себе купить что-то в дополнение к тому, что им положено, что им выдают. Поэтому мы, когда приезжаем в колонию, мы привозим и закупаем там на месте гигиену, сладкое. Какие-то их личные заказы, допустим, кипятильник, может быть, или там домино вот одна заказала тут недавно. Мы это покупаем, приносим, передаем, делаем адресные передачи. Это тоже их как-то поддерживает. Потому что если человек там сидит, не имея поддержки с воли, то у него и статус пониженный. Я сейчас говорю про женщин. Про мужчин я особенно точно не могу сказать.

Если у нее есть что-то свое, шампунь, мыло, зубная паста, причем, хорошее это все, приличное, по крайней мере, то ей уже не приходится просить эти вещи в обмен за что-то у других. Это играет большую роль в психологическом состоянии женщины и вообще в ее статусе в сообществе.

Дзядко: Исключительно про то, что дает государство. Государство в месяц дает 25 метров туалетной бумаги и 30 граммов зубной пасты. И этого считается достаточно на месяц. Вот поэтому еще так важны наша помощь и поддержка. Тем людям, кто такой помощи и поддержки не имеет.

Гордеева: Плюс еще хозяйственное мыло.

А дополнительные средства гигиены женские – как они?

Дзядко: Прокладки есть.

Дзядко: Это тоже благодаря нашей организации. Заговорили вообще…

Гордеева: Есть прокладки, для женщин есть прокладки. И еще кусок хозяйственного мыла 100 граммов. Но, если бы вы видели этот кусок мыла, и чем он пахнет… Это мыло, которым пользоваться невозможно практически. Об этом говорят даже сами сотрудники.

Сергеев: Расскажи, Лен, побольше насчет этого. Какая работа ведется, когда мы приезжаем обратно из колонии. Мы начинаем связываться с органами власти по месту прежнего жительства или будущего освобождения.

Фридман: Вот гигиенический набор, который выдают в женских колониях и в следственных изоляторах для женщин арестованных и осужденных. Здесь на месяц 25 метров туалетной бумаги. 30 граммов зубная паста.

С триклозаном. Что это?

Фридман: Триклозан – это вроде бы считается для дезинфекции. 10 штук гигиенических прокладок.

Фридман: Мыло как бы туалетное, но тут 75-90 граммов, но оно до туалетного не дотягивает. Раньше хозяйки называли его хозяйственным мылом. Этот набор дается не просто так. У мужчин еще там есть бритвенный станок.

Дзядко: Бритвенные станки.

Фридман: На месяц одна штука, 6 штук им дают. Это дается бесплатно от государства только в том случае, если арестант не имеет абсолютно никаких поступлений на личный счет и не работает. То есть никаких абсолютно, ни извне, ни сам он не зарабатывает. Если же он зарабатывает деньги и хочет получить такой набор, он должен писать заявление, и стоимость этого набора у него высчитывается.

А сколько стоит такой набор?

Фридман: Я не могу сказать точно, потому что…

Дзядко: Порядка 50 рублей, по-моему.

Фридман: Ну, это не так дорого. Потому что в основном мыло, зубная паста – это делается силами самих колоний.

Гордеева: И всё равно они продаются дорого. Даже внутри своей системы они все равно это продают.

Фридман: Все равно продают, но цены там поменьше все-таки, чем обычные.

Дзядко: Но из-за того, что всё такое маленькое.

Фридман: Ну, да.

Дзядко: Просто зарплаты там минимальные. Они с вольными несоизмеримы зарплаты, за такую же работу.

Я представлю.

Дзядко: А цены в ларьках ровно такие, как на воле, если не больше.

Фридман: И даже и больше бывают.

Дзядко: Вот это вот какой-то парадокс.

Гордеева: Цены в ларьках больше, чем на воле.

Фридман: Больше.

Гордеева: То есть женщины, которые могут зарабатывать, скажем, в колонии и могут купить себе шампунь, мыло и зубную пасту. Шампунь, который стоит, у нас, например, 60 рублей, там в два раза дороже. И конверты стоимостью 25 рублей на почте (я помню, когда они стоили еще 19 рублей), там они стоили уже 36. В колонии в ларьке. То есть практически в два раза.

Если вернуться к гуманитарной помощи, которую мы оказываем женщинам, то мы оказываем эту помощь не всем. Потому что всем её оказать нет финансовых возможностей. Только тем, кто просто исключительно в ней нуждается. Кому не помогают родственники вообще.

Потому что мы работаем с колонией, женской колонией, где второходы сидят. Родственники, многие, во всяком случае, от таких своих родственников отворачиваются. Или не имеют возможности оказывать им какую-то помощь в силу своих финансовых трудностей. Поэтому с какой-то периодичностью, не очень большой, может быть, раз в полгода, раз в год, мы вот делаем такую передачу. Мы стараемся послать, например, к Новому году. Сейчас мы собираем посылки к Новому году, и будем посылать их.

Нельзя сказать, что это какая-то новогодняя посылка, новогодний подарок. Но для людей, сидящих там, это действительно просто подарок. И получить такое к Новому году – это просто прекрасно. Что сюда входит? Шампунь, два кусочка мыла… Хорошего, конечно, туалетного мыла, обычного, но туалетного мыла. Рулон туалетной бумаги, которая не 25 метров.

Фридман: Чаю пачка.

Гордеева: Зубная паста.

Дзядко: Паста нормальных размеров.

Гордеева: Ну, нормальная паста, да. Сейчас мыло найду. И вот два кусочка вот такого мыла…… Недорогое мыло, но оно пахнет, и там настолько не хватает запахов … что просто это важно именно с хоть с каким-то запахом.

Фридман: И леденцы, конфеты.

Гордеева: Три пакетика карамелек. Ну, конечно, все просто самое дешевое, но даже такому дешёвому будут очень рады. Потому что многие не имеют этого годами.

Я не знаю, как женщины, у которых нет никакой поддержки, они, скажем, на производстве какие-то копейки получают, если они работают, как они обходятся там без шампуня и без мыла. Я просто не представляю даже.

Мы получаем письма, например, женщина пишет, что она два года не имеет никакой поддержки. То есть никто ей два года ей не присылал никакой передачи дополнительно. Конечно, дополнительные вот такие вещи, они просто необходимы для того, чтобы человек, по крайней мере, сохранил свое достоинство. Ну, женщина должна мыть голову шампунем и мыть себя тоже не хозяйственным мылом, скажем. Хозяйственным только стирать, а мыться каким-то другим мылом. Не экономить туалетную бумагу и зубную пасту, и не говоря уж о том, чтобы просто попить чаю с карамелькой.

Почему все просят, например, карамельки? Даже не потому, что карамели дешевле, чем какие-то полушоколадные, допустим, конфеты.

Дольше вкус.

Гордеева: Карамель леденцовая, она убивает чувство голода. Понимаете? Идет сахар, который поднимает глюкозу в крови, и чувство голода исчезает. А конфеты, они раздражают слизистую оболочку желудка и вызывают голод, то есть вызывают еще больший аппетит. Вот поэтому леденцы.

Дзядко: Как женщины сами объясняют и просят, просят именно карамель.

Фридман: Есть сайт, и у нас есть страница в Facebook наша, где написано, что нужно для колонии. Если есть желающие, они могут там посмотреть и нам помочь.

Дзядко: Секундочку. Это очень важное добавление, потому что зритель может подумать, что мы благотворительная организация, вот карамельки рассылаем. На самом деле организация задумана была Абрамкиным покойным, к сожалению, совсем по-другому. И название нашего центра – Центр содействия реформе уголовного правосудия. То, о чем сейчас будет говорить Лена, это как раз реформа уголовного правосудия, практически программа ресоциализации, которая осуществляется не в масштабах страны, а просто кому повезет попасть в поле зрения Лены в данном случае.

Гордеева: Я думаю, что о реформе Валерий лучше расскажет. О работе, которая вот связана именно с законодательными вопросами Валерий больше может рассказать. А я скажу о социальной работе в тюрьме. То есть это социальный прием. Индивидуальный прием по социальным вопросам. Мы выезжаем. Вот сейчас мы стали выезжать втроем вместе с Валентиной Максовной, и ведем этот прием в женской колонии. Женщины приходят. Конечно, очень многие приходят только попросить гуманитарную помощь. Но многие обращаются и с какими-то социальными вопросами. Это вопросы жилья, очень больной вопрос. Потому что есть люди, которые за время осуждения и вообще всю свою жинь, поскольку они не первый раз сидят, потеряли все – родственников, друзей, знакомых, жилье…

И им даже страшно выходить, на самом деле.

Гордеева: И они уже сидят 9 лет и второй раз, скажем. И вот через год освобождаться, а ни кола, ни двора, натурально просто некуда.

Сергеев: И не заработали ничего особенного в колонии. Если вообще что-то заработали.

Гордеева: Значит, это жилищные проблемы, когда после освобождения некуда идти. Это вещи на освобождение, очень большая проблема. Когда женщина освобождается, если она просидела 7-8 лет, то понятно, что одежда, в которой она прибыла (может быть, она прибыла летом), одежда уже, так сказать, просто не того вида, не того сезона и так далее. И очень многие обращаются к нам с просьбой прислать им, помочь им с вещами на освобождение. И вот мы собираем вещи от населения, и сейчас вот даже кинули клич через Facebook.

И это и помощь насчёт связи с родственниками; и еще помощь в трудоустройстве. Вот это очень большие проблемы – жилье и трудоустройство.

Что мы делаем после этого? После этого, когда мы возвращаемся из колонии со всеми этими, так сказать, набранными вопросами, проблемами, мы, если это трудоустройство, ищем вакансии в окрестностях, где женщина проживает. Это Нижегородская область, значит, как-то поближе к дому. С работой очень плохо. Просто невероятно. Кроме того, в основном сельские поселения. Там есть сельское хозяйство и фермы.

Но даже когда я обращаюсь к руководителю этого сельского поселения, скажем, к администрации, зачастую слышу ответ, что после колоний ни за что у меня никого не будет, никого не возьму после осуждения. Это большая проблема. Конечно, в крупных городах, просто в городах, районных центрах, в областных, легче с работой. Но, опять же, как говорят, пробивают по базе, и если видят, что после колонии, то вежливо отказывают под любым предлогом.

Особенно когда уже второй раз человек сидел.

Гордеева: Хотя, конечно, если дать этим женщинам какой-то шанс… Они неплохие швеи. Они привыкли, правда, когда это принудительно, и очень хорошо шьют. И на швейных фабриках, я просто знаю, я искала эти вакансии, есть очень много таких вакансий. То есть швеи требуются. Кроме того, дают им профессию автомеханика и слесаря механосборочных работ. Слесарь не так котируется. А швеи – можно даже найти такую работу. Но многие просят работу вахтовым методом. Просто если они в какой-нибудь деревне, то они нигде не найдут работу, и только вахтой можно – дают общежитие, можно как-то заработать денег.

То есть люди все-таки пытаются, так сказать, после осуждения как-то влиться в общество и начать функционировать, жить в этом обществе. Но общество их отталкивает: работать не берут, и вообще сложно им обустроиться.

Сергеев: Таким образом получается, что система исполнения наказаний как бы работает вхолостую. Она, может быть, как-то и изменяет людей, и ориентирует их на нормальный образ жизни, на то чтобы влиться в среду, в общество. Но когда они возвращаются, их особо никто не ждет. Иногда мягко сказано, что не ждет.

Просто человек особенно в первый вот период, когда они после многих лет отсидки, привыкли к совершенно другому образу жизни, привыкли к зависимости от команды. Там же все по команде.

Это уже как бы аксиома, что система исправительная не исправляет. Потому что она человека держит в закрытом учреждении, где всё подчинено регламенту, где все по команде.

И человек выходит одичалый, получается.

Сергеев: И как можно ожидать от этого человека, что, выйдя в свободное общество, он будет знать, что делать, и будет достаточно самостоятелен, чтобы принимать решения, чтобы быть ответственным за свои поступки? Он же не привык к этому. Вот этот вот парадокс, который, в общем-то, мы… В принципе, это было одно из направлений нашей деятельности, попытаться систему как-то…

Фридман: Повернуть лицом к народу, как говорил Абрамкин.

Сергеев: Да. Вообще это его тезис – вернуть тюрьму народу. Но этот тезис, правда, означает, скорее, вот что – чтобы тот регион, откуда человек сел, чтобы он и отвечал за этого человека от и до, а не посылали куда-то. Регион, область, субъект федерации, должен был бы думать и насчет финансов, которые бы выделялись на эту его исполнительную систему, и на то…

Фридман: И на то, как человека социализировать.

Сергеев: …как работать с этими осужденными, чтобы их вернуть живыми и невредимыми и неповрежденными исправительной системой. А сейчас, извините, непонятно что. Чего они хотят? Я имею в виду систему исправлений. Главное, в системе это понимают, в общем-то. Но видимо, настолько все это укоренилось, вот эта казарменность, военизированный тип отношения к людям. Ведь, по сути дела, даже с женщинами осужденными в колониях обращение такое, как с новобранцами в армии. Они там все живут практически в таких же общежитиях, как и солдаты. И так далее. И все…

Фридман: Ходят строем.

Сергеев: Ходят строем, да.

Гордеева: И только совсем недавно отменили там «Марусю» или «Катюшу,

когда строем идут в столовую. Но на это, конечно, смешно смотреть.

Сергеев: Что касается вообще женщин, то я считаю, что нужно эту систему как-то выделить из общей системы исполнения наказаний и совсем другу обстановку, микроклимат создать и другие методы работы с ними, вплоть до разрешения им элементов гражданской одежды. Недавно они перешли на самообеспечение. Если раньше мы могли им послать какие-то маечки темные, черные, под низ, женщинам, допустим, да и мужчинам, то сейчас они сами производят их. То есть внутри системы производят по установленному образцу и так далее. Но все-таки разрешается там, носки, допустим, и нижнее белье, пардон, трусы.

Гордеева: Но носки только черного цвета. Чтоб никакой крапинки там не было в этой окраске.

Сергеев: Женщина попросила у нас носочки. Мы купили. Там была вот такая вот серенькая полосочка маленькая.

Гордеева: Маленькая серенькая полосочка. Не пропустили.

А чем они это аргументируют?

Гордеева: Не положено. Все, не положено.

Сергеев: Понимаете, там все должно быть черное.

Фридман: В тех цветах, которые установлены самой системой…

Сергеев: Даже вот этой серенькой полосочки, буквально которую там не видно, этого нельзя. Меня просто это возмущает. Это, по-моему, символ всей системы, понимаете, эти правила внутреннего распорядка (ПВР).

Мы в 2013 году предлагали изменение к правилам внутреннего распорядка, как колоний, так и следственных изоляторов, Валентина Максовна участвовала очень активно. Целая группа представителей неправительственных организаций участвовала в разработке этих поправок. Минюст хотел, чтобы мы им прислали, на сайте Минюста было приглашение, что можно прислать. Мы разработали кучу всяких поправок, послали им, это был конец 2013 года. Практически ничего из наших предложений не было учтено в поправках, которые в конце концов, были приняты для следственных изоляторов. Были учтены там может быть 1% из 100% тех поправок, которые мы им предлагали. И там ничего такого дикого, особенного и запредельного-то не было.

Гордеева: Это были реальные поправки, реальные вещи, которые можно было просто провести.

Фридман: Например, там разрешены сейчас в следственном изоляторе щипчики для ногтей. Раньше требование было содержать себя в чистоте к осужденным и к арестованным, но условия… То есть надо было писать заявление, тебе выдавали эти маленькие щипчики на полчасика на камеру, там следили, чтобы, не дай бог ничего... Причем, всем одни. Сейчас им, наконец, можно каждому иметь свои щипчики.

Сергеев: Если для следственных изоляторов уже поправки ПВР приняты, то для исправительных учреждений, колоний новые ПВР до сих пор еще так и не разработаны и действуют с 2005 года. Правильно?

Фридман: Да.

Сергеев: Уже 10 лет прошло. Эта система практически не изменяется. Она изменяется, но как-то вот не так.

Фридман: Там до сих пор не разрешается иметь копировальную бумагу. Я просто специально ходила по канцелярским магазинам и искала копировальную бумагу. На воле её уже нет вообще. Но в ПВР написано, что заключенным она запрещена. Вот чтоб вы поняли, насколько все это…

Насколько устарело.

Фридман: Да. И как они не поспевают за тем, что происходит на воле.

Гордеева: Мы предлагали, например, чтобы человек мог иметь свое полотенце банное. Потому что разрешено было только малюсенькое вот такое полотенце стандартное и то, что выдается вот там в учреждении, это вафельное полотенце. Но таким вот полотенцем маленьким, человек все-таки моется, даже если раз в неделю ему разрешено помыться, но он моется. А если женщина, и у нее длинные волосы, то такого полотенца явно не хватит. Ну, вот эта поправка как раз в изоляторе и не прошла.

Сергеев: С этими полотенцами они уперлись, и все. Это… это песня…

Гордеева: То есть, понимаете, это вот гигиенические вещи. Они не прошли.

Фридман: При том, что полотенца раздельные для лица, для тела и для ног…

Гордеева: Да, да.

Фридман: …это требование Минздрава, это Минздрав рекомендует.

Гордеева: Но нельзя иметь три полотенца, понимаете. Одно для всего.

Сергеев: Одно из направлений деятельности, которое было у нас 8 лет, это участие в общественных наблюдательных комиссиях, и которые по контролю за соблюдением прав человека в местах принудительного содержания. Лена – один из членов этой комиссии.

Фридман: Наталья Михайловна тоже.

Сергеев: Наталья Михайловна. Я был в первом созыве. Сейчас три созыва уже прошло. В четвертый созыв заявились четыре представителя нашей организации, в том числе Лена, Наталья Михайловна, еще двое обратились… Почему-то совет Общественной палаты решил, что мы недостойны …

Фридман: Некомпетентны.

Сергеев: Те, кто с этой системой 20 лет работает…

Гордеева: Занимаются именно тюрьмами…

Сергеев: ...которые знают там практически все в тюрьме, видят как рентгеном, вот их как раз и отсеяли, понимаете. Это просто… Я не понимаю…

А кто достоин?

Гордеева: Ну, например, «Офицеры России», есть такая организация.

Сергеев: Общество потребителей.

Фридман: Бывший начальник следственного изолятора, который в списке Магнитского.

Гордеева: Да.

Фридман: Запредельно просто.

Сергеев: 30% в этих общественных наблюдательных комиссиях за правами человека – бывшие представители силовых органов. Ветераны, военные, ФСИН. Председатель комиссии по регионам подполковник, бывший полковник милиции.

Гордеева: В отставке, это называется.

Фридман: По формальным признакам они подходят, естественно.

Сергеев: Во-первых, тут закон явно дефективный. А во-вторых, извините, Общественная палата, которой поручили формирование ОНК, и этот совет Общественной палаты, непонятно из кого состоящий, который делает такой выбор откровенно не в пользу правозащитников, а в пользу непонятно кого. Вот в Московском ОНК, Московской ОНК, появились члены, представители дамского… что там?

Гордеева: Благотворительный дамский клуб.

Сергеев: Благотворительный дамский клуб. Двое мужчин от них

Гордеева: Мы не знаем, кто это. Вообще не знаем, кто такие.

Сергеев: Совершенно левые, левые организации. Понимаете?

Гордеева: Люди, впервые пришедшие просто в эту тему. В тему тюрьмы именно.

Сергеев: Тюрьма – это очень тонкая вещь, как это ни парадоксально звучит. Там столько нюансов, что ты будешь 10 лет в тюрьму ходить и их не выучишь. А вот эти вот непонятно откуда взявшиеся правозащитники, так сказать, в кавычках, они пришли… Даже если они хорошие люди, им понадобятся годы и годы, и то если…

Фридман: У них будет желание в этом участвовать.

Сергеев: Если мотивация и желание есть. Откуда им взяться, этой мотивации, тоже вопрос. Ведь администрация тюрьмы, колония, она их обведет вокруг пальца в два счета. Они там увидят только побеленные стены и кафель, и все. И скажут, что…

Фридман: И кстати, сами заключенные тоже могут их обвести.

Сергеев: Да.

А привлекаете ли вы волонтеров, нужны ли они вам? Чем они у вас занимаются, где вы их находите? Откуда они к вам приходят?

Гордеева: Волонтеры, конечно, нужны. Потому что часть деятельности все-таки связана с гуманитарной помощью, и для этого всегда не хватает рук. Волонтеров приходит мало, но есть, конечно, люди. Откликаются через Facebook, через сайт, как-то они узнают, потому что на сайте у нас написано. Приходят, кто-то оказывает разовую помощь и потом исчезают. Недавно, буквально вчера к нам пришла девушка, первый раз у нас такая волонтерка случилась, которая просто собрала 18 посылок к Новому году.

Сергеев: За один день.

Гордеева: За один день. То есть, конечно было уже все куплено, но она купила коробки, купила конверты, собрала эти коробки, все разложила, подписала. Это просто огромная работа. Она занималась этим почти целый день. Это все-таки большая помощь и очень большая работа. И еще отправила посылку на почте с вещами на освобождение для одной осужденной.

Сергеев: Что тоже не так-то просто, потому что обычно на почте очередь, потому что приходят из разных офисов товарищи …

Гордеева: Курьеры.

Сергеев: Курьеры, которые отправляют десятки посылок.

Гордеева: Да. Это очень долго.

Сергеев: Это долго, да.

Гордеева: В общем, это очень большая помощь. И мы как раз вот ищем волонтеров, которые бы оказывали нам именно такого рода помощь. Еще у нас есть постоянные наши помощники и волонтеры, которые приносят одежду. Из Подмосковья примерно раз в месяц приезжают две женщины, которые вот таким образом оказывают помощь. Но…

У вас есть волонтеры, которые переписываются с заключенными?

Гордеева: Нет, нет. Это…

Сергеев: Переписку у нас ведет уже лет – сколько? 15? Больше?

Фридман: С 4-го года, с 2004-го.

Сергеев: С 2004 года переписку ведёт Валентина Максовна. Я думаю, что она человек, который больше всего писем написал заключенным, чем кто-либо в России и мире.

Фридман: Ну, я не могу так сказать. Я думаю, что есть люди, которые…

Сергеев: Пусть она расскажет о письмах и о брошюрах.

Фридман: Спасибо, что вы меня так представили, но это не совсем, я думаю, так.

Сергеев: Это правда.

Фридман: Нам нужны волонтеры по письмам. Но дело в том, что мы не переписываемся с точки зрения, что сегодня голубое небо, цветочки. Очень, конечно, востребованные у заключённых письма такого рода, Такие письма мы не пишем, хотя и понимаем их необходимость. Мы пишем письма, которые бы помогали осужденным социализироваться в колонии и когда они уже освободились. Мы отвечаем на те вопросы, которые они ставят. Они ставят вопросы по своим приговорам. Они ставят вопросы по своим социальным проблемам. О медицине, о получении пенсии, об инвалидности, о нормах, которые им там положены.

Гордеева: Нормы питания, вещевое довольствие.

Фридман: Да, нормы питания, вещевое довольствие. Вопросы о правилах, исполнения которых от них требуют. Очень многие не понимают, что существует норма, статья 106 Уголовно-исполнительного кодекса. Согласно этой стстье, два часа в неделю каждый осужденный должен поработать на благоустройстве колонии. И, к сожалению, это благоустройство, само слово никак не расшифровывается.

Очень обширное, да.

Фридман: Да. И поэтому даже подмести плац – это тоже как бы считается благоустройством, и для многих осужденных это считается немыслимым. Они пишут нам о том, что это неправильно, и нам приходится им разъяснять, что, к сожалению, именно такая норма правильная. Таких писем было одно время очень много. Когда меняются начальники ФСИН, обычно они начинают требовать четкого исполнения законов.

И мы писали самим осужденным и разместили на нашем сайте «Тюрьма и воля» разъяснение. Потому что они пишут и родственникам, и родственники начинают нервничать, осужденных наказывают за отказ. Это, в общем, правомерное наказание. И происходит ожесточение и у осужденных, и у родственников. И мы стараемся таким образом снять напряжение с двух сторон. То есть это в открытом доступе, и люди могут смотреть.

Раньше, когда только возникла наша организация, мы отвечали на письма каждому человеку. Позже пришли к такому мнению, что нужно систематизировать вопросы, потому что в вопросах, действительно, довольно много общего. И начали выпускать брошюры. Серия «Знай свои права», они сначала выпускались на листочках таких, на тонкой бумаге. Потом мы пришли к тому, что осужденные, которые просят о своих правах, должны держать в руках брошюру, которая бы вызывала уважение к правам.

Гордеева: Такого плана брошюры посвящены определенным правовым вопросам, и мы стали их выпускать с картинками из мультфильмов …

Например, есть высказывания, да. Например, здесь обзоры судебной практики. Вот крот сидит, читает книжечку. Крот из мультфильма «Крот в городе» или что-то в этом роде. Это по теме «Условно-досрочно освобождение». Здесь кот возлежит. Ну, чтобы все-таки это было как-то приятно.

Более дружелюбно.

Гордеева: Да. Приятно, дружелюбно и…

Сергеев: По-человечески.

Гордеева: По-человечески, да. И с юмором в то же время. Вот условно-досрочное освобождение. Что нужно знать. И вот кот так сидит, лежит и задумался. И чтобы это привлекало все-таки тоже. Чтобы человек хоть открыл. Потому что дальше, конечно, это очень мелким шрифтом. Но тем, кому это интересно и кому это нужно, он все равно прочитает. А мелким шрифтом – потому что…

Фридман: Да, 100 граммов наша почта.

Сергеев: Вот о почтовых проблемах тоже, может быть, сказать бы.

Фридман: У нас появились очень большие проблемы. Я хочу чтобы вы поняли, насколько завязано общество, даже само того не зная, с тюрьмой. В тюрьме, в УИКе, Уголовно-исполнительном кодексе есть норма, что любой осужденный может, в зависимости от режима, на каком он содержится, получать посылки, бандероли и письма. Письма в неограниченном количестве, а посылки и бандероли – в определенном количестве. И все, в общем-то, получали, все, никаких вопросов не было. И вдруг у нас пошли вопросы, что им не разрешаются бандероли. Мы никак не могли понять, в чем дело, пока к нам не пришла родственница, и сказала, что она послала бандероль, и ей она вернулась с надписью «не положено». То есть фактически родственник дважды платит за посылку и за возврат этой посылки.

Гордеева: А не положено – потому что, видимо, он получил уже, этот человек, определенное количество бандеролей разрешенных.

Фридман: Можно, я скажу? Суть вот в чем. В 2005 году в мае изменились почтовые правила. И бандероли были чётко определены как способ отправления только малоценных почтовых вложений: печатные издания, фотографии. То есть ничего про какие-то иные вложения. А раньше в бандероли клали сигареты, носочки, шоколадку – такую вот ерунду, до двух килограммов разрешалось, но человек эти вещи получал, и это была какая-то поддержка. Теперь, если человек на общем режиме, 12 бандеролей в год. То есть 24 килограмма малоценных печатных изданий. При том что книги нельзя получать от родственников, тоже согласно Уголовно-исполнительному кодексу, а только если они выписаны через систему «Книга почтой». Раньше мы могли особо не задумываться, и люди могли читать. Вот я, например, очкарик, и у нас очень хороший свет здесь. А там в тюрьмах свет не такой хороший. И людям тяжелее читать. И мне даже при таком свете, очкарику, тяжело читать вот такой мелкий шрифт. Но мы вынуждены делать его таким. Почему? Опять же, с 2005 года у нас изменились почтовые правила. Раньше письмо было до 500 граммов, сейчас письмо до 100 граммов. То есть мы должны весь текст уложить чтоб это было даже чуть меньше 100 граммов, потому что еще конверт.

Гордеева: А после 100 граммов это уже бандероль. А бандероль ему разрешена там одна в месяц, допустим.

Фридман: … в зависимости от режима.

Гордеева: Понимаете, какие сложности?

Фридман: Вот такие вот моменты у нас существуют. Я еще хочу сказать вот о чем. Мы стараемся, как я уже сказала, мы их стараемся социализировать, наших осужденных, и их родственников. И мы им разъясняем те моменты, которые воспринимаются людьми как неправильные, но на самом деле они соответствуют правилам внутреннего распорядка. И хочу сказать, что это тоже, может быть, обществу нужно знать, оно об этом не задумывается, потому что есть такое правило внутреннего распорядка, что осужденным запрещается давать, дарить какие-либо предметы и вещи.

Гордеева: Между собой.

Фридман: Между собой. Я понимаю, что все люди, и сотрудники стараются на это не обращать внимания, но это зависит от момента, какой осужденный. Захотят, обратят. Значит, у вас день рождения. Вот мы с вами встретились, незнакомые люди. Вы вдруг в разговоре сказали: «У меня день рождения». И я просто говорю: «Ой, у меня тут шоколадка, возьмите». Элементарно, да, нормально? В колонии этого сделать нельзя. Поздравить своего приятеля с днем рождения шоколадкой нельзя. Это нарушение правил. И мы, конечно, разъясняем нашим осужденным, что это, к сожалению, нарушение правил, хотя по всем нормам человеческого общежития это не должно быть нарушением правил.

И поэтому, мне кажется, что обществу нужно знать о таких моментах и тоже как-то реагировать, и может быть, задавать вопросы тем же сотрудникам уголовно-исполнительной системы, чтобы как-то продвигалось обратное.

Гордеева: Я хотела еще сказать, что Валентина Максовна еще оказывает такого рода правовые консультации на нашем сайте. Это «prison.org», «prison» через «s» как доллар. Называется сайт «Тюрьма и воля». И там есть рубрика «Хочу обратиться». Обращаются родственники, иногда даже и сами осужденные, бывает, что пишут.

Фридман: Да, бывает.

Гордеева: Но в основном, конечно, родственники. И Валентина Максовна там отвечает. Кроме бумажной переписки, которая идет со всех регионов России, буквально вот сейчас мы принесли пачку писем из офиса, из другой территории. То есть это просто от Калининграда до Владивостока.

Фридман: Последний раз я обращался в ваш центр 10 лет назад, в 2006 году. И так далее. И 6 лет вел с вашим центром переписку тогда.

Гордеева: Выпуск брошюр серии «Знай свои права», то есть о правовых вопросах, касающиеся осужденных в местах лишения свободы, в следственных изоляторах и так далее. Переписка и оказание дистанционных правовых консультаций, предоставление таких консультаций на сайте организации, и еще у нас была, если говорить о правовом просвещении, на «Радио России» в течение 25 лет радиопередача для заключенных, она называлась «Облака». Ее создал наш бывший директор, ныне покойный, Валерий Федорович Абрамкин, после того, как вышел из заключения. И 25 лет она существовала. Он готовил эту передачу в течение почти 20 лет, 19 или 18. Последние 6 лет – вместе с Валерием (Сергеевым).

Сергеев: Мы вдвоем готовили.

Гордеева: Ну, вместе. Я редактирую, он писал сценарий. Это было сотрудничество с «Радио России», так сказать, как бы устное сотрудничество

Сергеев: На устной договоренности, без каких-то формальностей.

Гордеева: Программа стояла в рубрике социально значимых проектов «Радио России». Сейчас, начиная с октября месяца, эта передача ликвидирована.

По чьему приказу?

Фридман: По желанию «Радио России».

Гордеева: Ну… да, это руководство…

Сергеев: Новое руководство «Радио России» в августе приняло решение о том, чтобы закрыть 31 передачу, потом еще две, всего 33 передачи, не объяснив практически ничего и даже не проинформировав авторов которые эти передачи готовят. На «Радио России» сейчас осталась одна передача, которая связана с заключенными, это «Калина красная», но…

Гордеева: Ну, это песня, пляски …

Сергеев: …там в основном песни, творчество заключенных.

Гордеева: Шансон.

Сергеев: А проблемная передача, которая… Вообще это уникальная передача, «Облака» – самый долгоиграющий проект, который вообще был в нашем Центре, уникальная радиопередача по всем параметрам. Там звучали голоса правозащитников, заключенных, бывших заключенных…

Гордеева: Представителей системы, сотрудников.

Сергеев: …сотрудников, юристов известных. Причем из числа выступавших там правозащитников звучали голоса тех, кто никогда бы и нигде не получил голоса на федеральном канале.

Фридман: И слушали их по всей стране.

Сергеев: Да. И нам писали в ответ на передачу письма и просто граждане, которые не имеют отношения к уголовно-исполнительной системе или к тюрьме, просто их это брало за душу. И, конечно, родственники заключенных. И передачи были разнообразного направления. Но они были сделаны нами, теми, кто давным-давно эту систему изучает и понимает. И там были интервью тех, кто тоже понимает эту систему. А сейчас такой передачи, такого голоса нет.

Фридман: И эти передачи имели также культурную роль. Потому что там рассказывались о тех писателях, которые имели отношение к тюрьме. И это не только о Шаламове, например. Была передача…

Гордеева: О Чехове.

Фридман: …и о Солженицыне, о Чехове. Но и о докторе Гаазе, который очень много сделал именно для реформы тюремной системы. Поэтому то, что ее нет, это большая потеря.

Сергеев: И просветительская, и правовая, там все аспекты были представлены.

Фридман: Потеря не для нас, потому что мы эти знания имеем, и мы их будем и дальше всеми доступными способами распространять. Потеря этой передачи – это плохо, в общем-то, для граждан.

Сергеев: Для общества, да.

Гордеева: В регионах, например, ну во многих, по крайней мере, и в глубинке, только «Радио России» и еще, скажем, один-два радийных канала. И все. И так же, как и с телевидением, 1-2 канала. Ну, или у вас тарелка. Но это не все могут себе позволить. То есть официальных таких вот радийных каналов два-три, и один из них – «Радио России». И «Радио России» – это официальный государственный канал, который обязателен и разрешен в учреждениях системы исполнения наказаний. Вот еще в чем был смысл.

Фридман: Да. И нам писали как раз из заключения, что мы слушали вашу передачу…

Сергеев: И ждем.

Фридман: Да. И ждем.

Гордеева: «Ждем каждый вторник», – они писали. Каждый вторник с нетерпением ждем вашу передачу. Ну, вот увы, увы.

Сергеев: Мы пытались встретиться с директором «Радио России», там женщина новая. И бесполезно. Просто игнорирует, игнорировала и не откликнулась. И как без извещения, без информирования, взяли и отменили, в экстренном порядке, какое-то экстренное совещание было в августе. Мы обращались к Михаилу Александровичу Федотову в Совет по правам человека при Президенте. Он написал хорошее письмо поддержки. От Евгения Гонтмахера было письмо, тоже очень хорошее. И Андрей Бабушкин написал даже Президенту в поддержку нашей передачи, в защиту ее.

Сергеев: И абсолютно ничего.

Все-таки есть надежда?

Гордеева: Нет. Пока нет, нет, нет.

Гордеева: Сейчас очень плохо с финансированием. Но сейчас, видимо, с финансированием плохо везде и у всех. Но надо сказать, что в правозащитном секторе это финансирование очень методично сводится просто к нулю. Если смотреть не только по нашей организации, а вообще. «Гражданское достоинство», грантоператор, который несколько лет занимался поддержкой именно правозащитных организаций, связанных с закрытыми учреждениями, сейчас больше ориентирован на социальные вопросы. То есть ЖКХ, какие-то социальные вещи, потребительские проблемы и так далее. А права человека в закрытых учреждениях, где самый большой риск нарушения этих прав в силу закрытости этих учреждений, эти проблемы совершенно отошли на задний план и совершенно перестали быть в фокусе внимания и в фокусе финансирования, в том числе. То есть, если нет финансирования, то естественно, организациям довольно трудно выживать. И большую часть и времени, и сил приходится тратить именно на выживание, а не на защиту прав целевой группы. К сожалению, это так.

Сергеев: И у меня ощущение, что выбор Общественной палаты не в пользу правозащитников при отборе новых составов ОНК, плюс сокращение довольно резкое финансирования правозащитных организаций, которые занимаются тюрьмой, со стороны «Гражданского достоинства» (это грантоператор), это все в сумме просто… Я не хочу сказать, что это целенаправленная политика, но объективно результат таков, что всё направлено на закрытие тюремной системы от общества.

Фридман: Да.

Сергеев: Чтобы она жила в себе, и чтобы ее общественность не трогала.

Гордеева: Чтобы никакой глаз ее не видел.

Сергеев: Вот резюме.

Так оно и происходит, да.

Гордеева: Да.

Сергеев: Плюс еще политика с причислением к иностранным агентам. Это тоже все в одну жилу в том, что касается тюремной правозащиты. Сворачивание обратно…

… любой правовой защиты.

Гордеева: Ну, да.

Сергеев: Любой, да.

Не только тюремной.

Сергеев: Но мы больше знаем про тюремную правозащиту.

Ну, что ж, большое спасибо за подробный рассказ. Было очень-очень интересно. Желаю вам удачи в вашей деятельности.