*6948. Бюллетени и пули. Логические следствия аргумента в пользу демократии как средства мирной смены власти

[Мюррей Ротбард]

http://antisocialist.ru/papers/rotba...eny.vlasti.htm

По-видимому, самым распространённым аргументом в пользу демократии является то, что она использует "избирательные бюллетени вместо пуль", то есть, тяжёлый и разрушительный процесс насильственной смены правителей она заменяет мирным переходом власти в соответствии с волей большинства. Некоторые демократы определяют демократию как правление большинства, в то время, как другие накладывают на это правление ограничение: меньшинства должны быть свободны в своих попытках стать большинством. Но, какое бы определение ни принималось, "аргумент о мирной смене власти" является доминирующим. (Другой важный аргумент в пользу демократии - то, что большинство всегда, или почти всегда, право в моральном отношении; но за последние годы это верование изрядно подрастеряло сторонников).

Однако, несмотря на свою распространённость, "аргумент о мирной смене власти" просто принимается на веру, практически без попыток какого-либо анализа. В частности, никто не исследовал следующий вопрос: совместимы ли существующие формы демократии с этим аргументом, и какую специфическую форму правления влечёт за собой апелляция к нему? Вместо этого просто принимается за аксиому, что доктрина "мирной смены правительства" автоматически дает мандат на власть демократии любого типа.

Но давайте исследуем эту доктрину повнимательнее. В реальности она утверждает, что в долгосрочном плане мнение большинства правит при любой форме государственного устройства, и что, следовательно, лучше предоставить ему возможность править мирно, как при демократии, нежели вынуждать большинство периодически выходить на улицы для осуществления насильственного переворота или революции. Бюллетени, таким образом, становятся на место пуль в самом буквальном смысле, поскольку демократические выборы приносят тот самый результат, который был бы достигнут, если бы большинство должно было бы в насильственном столкновении испытать свою силу по отношению к меньшинству.

Таким образом, мы получаем критерий демократичности, который следует из "аргумента о мирной смене власти": результат выборов должен быть тем же, что и исход сражения. Важно понимать, что этот критерий жестко следует из аргумента, и что если мы принимаем аргумент и одновременно обнаруживаем, что определённая форма демократии систематически приводит к результатам, сильно отличным от результатов гражданского столкновения, то мы должны либо отвергнуть такую форму демократии, либо отказаться от аргумента.

Как же будет выглядеть американская демократия, или демократия любого другого государства, если мы подвергнем её проверке в соответствии с нашим критерием? По-видимому, наиболее фундаментальной нормой демократии (если исключить малое число традиционных установлений в некоторых университетах Англии) является правило "один человек - один голос". Хотя наблюдающиеся на практике особенности распределения электората обычно приводят к некоторому "утяжелению" голосов в сельских и других местностях, повсеместно принятый демократический идеал подразумевает, что один человек распоряжается ровно одним голосом, и этот идеал с достаточно точно реализуется на практике. Однако, если мы попробуем оправдать это установление на основе "аргумента о мирной смене власти", нас ожидают фундаментальные трудности.

Во-первых, совершенно очевидно, что люди в неравной мере наделены физической силой. Женщины, старики и больные при "проверке в бою" покажут очень низкие результаты. Таким образом, "аргумент о мирной смене власти" не даёт оснований для наделения голосом членов этих физически слабых групп. И не только их: к голосованию не должны допускаться "белобилетники", а также все граждане, не прошедшие тест на пригодность к строевой службе в военное время. С другой стороны, условием допуска к голосованию не должно быть прохождение теста на грамотность, поскольку умение писать и читать не имеет никакого отношения к бойцовским данным. Кроме того, одновременно с лишением права голоса людей, не пригодных к участию в боевых действиях, мы, по-видимому, должны предоставить более одного голоса каждому, прошедшему боевую подготовку (например, солдатам и полицейским), поскольку очевидно, что группа хорошо подготовленных бойцов может без труда нанести поражение гораздо более многочисленному отряду, состоящему из дилетантов, даже если противники не уступают друг другу в стойкости и мужестве.

Кроме игнорирования неравенства в физической силе и боевой подготовке, существующие демократические системы не удовлетворяют логическим требованиям "тезиса о мирной смене власти" ещё в одном отношении. Проблема возникает из-за неравенства в другом фундаментальном аспекте - различия в степени заинтересованности или в силе приверженности. Например, 60% населения могут относиться отрицательно к предлагаемой политике или политической партии, в то время, как 40% поддерживает её. В условиях демократии данная политика или партия потерпит поражение. Однако, может оказаться так, что основная часть из этих 40% поддерживают данную меру или кандидата со страстью и энтузиазмом и поэтому, в отсутствие демократии, готова сражаться за своё дело с оружием в руках. При этом большинство в 60% весьма слабо заинтересовано в этом деле. На демократических выборах голос апатичного, почти не заинтересованного человека имеет такой же вес, как и голос горячего приверженца. Однако в силу отсутствия интереса, вполне может оказаться так, что ни один человек, входящий в большинство, не стал бы воевать против своих оппонентов.

Таким образом, если мы принимаем "тезис о мирной смене власти" в пользу демократии как средства заменить пули бюллетенями, то мы должны согласиться, что демократический процесс, придающий безразличному человеку такой же вес, как и энтузиасту, не удовлетворяет нашему собственному критерию. Безразличный никогда не пройдёт испытание боем, и, следовательно, существующие демократии систематически искажают результаты выборов по отношению к гипотетическим результатам вооружённых столкновений.

По всей вероятности, ни одна процедура демократического голосования не может дать удовлетворительное решение этой проблемы. Тем не менее, можно многое изменить в нынешних формах, чтобы сделать их более соответствующих нашему критерию. Основная тенденция в истории современных демократий состоит в том, что участие в голосовании для народа все более облегчалось. Однако, это прямым образом нарушает критерий, поскольку это означает, что безразличным людям становится все легче и легче повлиять на исход голосования. Но чем больше веса мы придаём голосам безразличных, тем меньше наша демократия удовлетворяет ее собственному критерию. Очевидно, для обеспечения того, чтобы голосовали только по-настоящему заинтересованные люди, нужно сделать участие в голосовании более трудным. Здесь мог бы быть очень полезен умеренный подушный налог, не настолько высокий, чтобы отстранить от выборов массу энтузиастов, которые не могут позволить себе этот расход, но достаточно большой, чтобы отпугнуть безразличных.

Другим полезным шагом, вероятно, было бы удаление всех фамилий из избирательных бюллетеней, чтобы каждый голосующий сам вписывал имя выбранного им кандидата. Таким образом не только будет устранена явно недемократичная привилегия, предоставляемая государством тем людям, чьи имена напечатаны в бюллетенях, но и вся процедура придёт в большее соответствие с критерием, поскольку избиратель, который не знает фамилии предпочитаемого им кандидата, едва ли станет сражаться на его стороне.

Таким образом, "аргумент о мирной смене власти" не только не санкционирует все современные демократии, но и требует глубоких и радикальных изменений в существующих демократических структурах. Для того, чтобы учесть различия в силе, все граждане, не пригодные к участию в боевых действиях, должны быть лишены голоса, а солдатам и полицейским должно быть предоставлено по несколько голосов. Для учёта разной степени заинтересованности и энтузиазма, доступ к участию в выборах должен быть затруднён, а не облегчён, в том числе путём введения всеобщего подушного налога на участвующих в голосовании. И даже в этом случае, по всей вероятности, будут существовать серьёзные искажения, поскольку никакие изменения в избирательных законах не могут выявить той степени заинтересованности, которая нужна, чтобы вывести гражданина на улицу сражаться за своего кандидата или политическую программу. То есть, вполне возможно, что "аргумент о мирной смене власти" является внутренне противоречивым, и ни одна система голосования не может ему удовлетворять. Но, даже если мы отвлечёмся от присущих ему внутренних несоответствий, существующие демократии никоим образом не могут быть оправданы с помощью этого аргумента, и его применение требует радикальных изменений, наподобие тех, набросок которых мы дали выше.

Мы убедились, что демократия в том виде, в каком она известна современному миру, характеризующаяся бесплатным участием в голосовании и принципом "один человек - один голос", не только не поддерживается, но и прямо отрицается господствующим доводом в пользу демократии. От чего-то одного - либо от аргумента, либо от системы - необходимо отказаться.


Заметка написана в 1959 г. в то время, когда автор (Murray N. Rothbard) ещё учился в аспирантуре.

[Мюррей Ротбард]

http://antisocialist.ru/papers/rotba...emokratiya.htm
Демократия - это процедура выбора руководителей государства или политиков, и, таким образом, она не входит в круг рассматриваемых нами вопросов: природа и последствия различных направлений экономической политики государства. Демократическое правительство может выбрать курс на laissez faire или на проведение интервенционистской политики, и то же самое верно в отношении диктатур. При этом проблемы формирования правительства не могут быть абсолютно отделены от политики, проводимой правительством, так что нам придется рассмотреть некоторые отношения в этой области.

Демократия - это правление большинства, когда у каждого гражданина есть право подать голос за определенное направление политики или за выбор руководителей государства, которые и будут проводить ту или иную политику. Эта система изобилует внутренними противоречиями.

Прежде всего, представим, что подавляющее большинство желает установить режим единоличной диктатуры или однопартийную систему правления. Народ желает передать всю власть в руки такого диктатора или такой партии. Имеет ли демократия право проголосовать за то, чтобы никакой демократии больше не было? При любом ответе налицо неустранимое противоречие. Если большинство может проголосовать за передачу всей полноты власти диктатору, который отменит выборы на все оставшееся время, тогда демократия перестает существовать. Демократическое правление перестанет существовать, но сохранится большинство населения, согласившееся на передачу власти диктатору или его партии. В этом случае демократия оказывается переходным режимом, прокладывающим путь к недемократическим формам правления. С другой стороны, как модно стало говорить, демократическому большинству запрещено только одно - оно не может отменить демократические выборы, потому что тогда это уже не демократия и большинство теряет право на власть. Избирательный процесс сохранен, но как он может выражать волю большинства, если это большинство при всем желании не имеет возможности покончить с выборами? Короче говоря, для существования демократии нужны два условия: правительство избирается большинством голосов и выборы проводятся регулярно. Если большинство пожелает покончить с процедурой выборов, демократии в любом случае конец. Идея, согласно которой "большинство должно сохранять свободы, позволяющие меньшинству стать когда-нибудь большинством", является всего лишь произвольным суждением политолога (и оно сохранит статус произвольного суждения, пока не будет найдено обоснование в теории этики)1.

Подобная дилемма возникает не только когда большинство решает передать власть диктатору, но и в том случае, когда оно захочет создать истинно свободное общество. В таком обществе невозможно существование всевластного государства, и принятие решений большинством голосов сохранится там только в кооперативах, которые всегда и везде были самой неэффективной формой организации. В таком обществе выборы сохранят свое значение только на собраниях акционеров, влияние которых на исход голосования пропорционально числу принадлежащих им акций2. В таком истинно демократическом обществе не останется предмета, по поводу которого можно было бы провести голосование. Так что и здесь демократия оказывается всего лишь переходным состоянием на пути к свободному обществу, а не его свойством.

Невозможно представить, чтобы демократия оказалась осуществимой при социализме. Владея всеми средствами производства, правящая партия будет обладать всей полнотой власти, решая, например, сколько денег выделить оппозиции для пропаганды, не говоря уже о ее возможностях экономически влиять на поведение отдельных лидеров и членов оппозиции. В условиях социализма, когда правящая партия имеет возможность определять не только использование любых экономически значимых ресурсов, но и величину доходов каждого человека, невозможно существование эффективной политической оппозиции3. Оппозиция здесь может существовать не в виде принимающих участие в выборах оппозиционных партий, а, как оно и было в коммунистических странах, в виде различных клик внутри правящей партии.

Таким образом, демократия не совместима ни с подлинно свободным обществом, ни с социализмом. А как мы уже убедились (и чему найдем дальнейшие подтверждения), только эти две формы организации общества отличаются стабильностью. Все промежуточные формы пребывают в состоянии "нестабильного равновесия" и всегда готовы перейти к одному из полюсов. Это означает, что демократия по своей природе является нестабильной и переходной формой правления.

Демократии свойственны и многие другие внутренние противоречия. Демократические выборы могут решать только одну из двух задач: выбрать руководителей или определить направление политики. Предполагается, что в последнем случае, который был назван Шумпетером "классической" теорией демократии, воля большинства решает вопросы по существу4. В первом случае воля большинства только определяет лидеров, которые и принимают политические решения. Хотя большинство политологов поддерживают второй вариант теории демократии, большинство людей склоняются к первой, потому мы и начнем с обсуждения классической теории.

Согласно теории "воли народа", прямая демократия - проведение всеобщего голосования по каждому вопросу, как на собраниях горожан в городах Новой Англии, - это идеал политической организации общества. Но сложность современной цивилизации такова, что прямая демократия вышла из моды, и нам приходится довольствоваться менее совершенной "представительной демократией" (которая в старину именовалась "республикой"), при которой народ выбирает представителей и наделяет их правом проводить политику. Почти немедленно возникают логические проблемы. Прежде всего, стоит изменить правила проведения выборов, перекроить границы избирательных округов - а все эти решения в равной степени произвольны - и можно будет получить совсем иную картину "воли большинства". Если страна разделена на избирательные округа, такого рода "махинации" оказываются практически неизбежными, так как нет разумного способа проведения их границ. Когда происходит выделение избирательных округов или изменение их границ, правящая партия непременно позаботится о том, чтобы заручиться на будущее преимуществами, и никакие границы нельзя будет счесть более рациональными или справедливыми, чем другие. Кроме того, границы государств так же произвольны. Означает ли "демократия", что большинству населения какой-то области должно быть дано право на отделение от государства, чтобы сформировать собственное правительство или присоединиться к другой стране? Означает ли демократия правление большинства в рамках всей страны, или это же касается и отдельных областей? Короче говоря, какому большинству должна принадлежать власть? Противоречива сама концепция национальной демократии. Если считать, что в стране Х власть должна принадлежать большинству населения, можно с той же основательностью потребовать, чтобы и большинству некоей области в стране Х было дано право принимать решения, в том числе и об отделении, и этот процесс отделения можно продолжить до уровня отдельной деревни, дома и каждого отдельного человека, так что демократическое правление сведется к личному самоуправлению. Но если отменить право на отделение, тогда национал-демократ [national democrat] может решить, что более многочисленное население соседней страны имеет право большинством голосов присоединить его страну, и так до тех пор, пока мы не придем к мировому правительству, управляемому мировым большинством голосов. Короче говоря, настоящий демократ не может выступать за национальное государство и национальное правительство. Его целью может быть либо мировое правительство, либо никакого.

Помимо проблем, возникающих при определении границ избирательных округов и государств, демократия, пытающаяся избирать представителей для выражения воли большинства, сталкивается и с другими проблемами. Для получения среза общественного мнения при выборе представителей необходимо соблюдать определенные правила. Наилучшим является пропорциональное представительство для всей страны или мира, так чтобы плотность населения в разных районах не влияла на получаемый срез общественного мнения. Но и в этом случае различные формы пропорционального представительства дают разные результаты. Критики пропорционального представительства возражают, что избранные таким образом законодательные органы будут нестабильными и что результатом выборов должно быть правительство устойчивого большинства. Ответ на это возражение заключается в том, что, если нам нужно представить все общество, тогда другого метода нет, и нестабильность избираемого таким образом законодательного собрания свидетельствует лишь о нестабильности или разнообразии самого общественного мнения. Следовательно, идеал "устойчивого правительства" может быть реализован, только если совершенно отбросить классическую теорию парламента как выразителя "воли большинства" и принять другую теорию, согласно которой единственной функцией большинства является выбор руководителей страны.

Но, согласно классическому представлению о демократии, даже пропорциональное представительство уступает прямой демократии, и здесь мы подходим к важному соображению, которое предпочитают игнорировать: современные технологии дают возможность реализовать прямую демократию. Нет сомнений, что каждый может с легкостью голосовать по разным вопросам несколько раз в неделю, и для этого ему достаточно зафиксировать свой выбор на приставке к телевизору. Это технически несложная задача. Но почему же сегодня, когда это стало осуществимым, никто всерьез не предлагает вернуться к прямой демократии? Люди могли бы избирать депутатов методом пропорционального представительства, но только в качестве советников и экспертов, которые бы занимались подготовкой законопроектов, но не имея права их окончательно принимать. Решающий голос принадлежал бы народу, всей совокупности избирателей, которые бы голосовали с помощью телевизионных приставок. В известном смысле народ и был бы для себя самого законодательным собранием, а избираемые депутаты выполняли бы роль комитетов, которые готовят законопроекты и предлагают их вниманию парламента. Тот, кому нравится классическая теория демократии, должен либо стремиться к устранению парламента (и, разумеется, права вето, принадлежащего сейчас главе исполнительной власти), либо отбросить свою теорию.

Против прямой демократии выдвигают следующее возражение: люди в массе своей не информированы, а потому не могут принимать решения по сложным вопросам, которые возникают перед законодательным собранием. Но в таком случае необходимо совершенно отбросить классическую теорию (большинство должно принимать решения по конкретным проблемам) и принять современную доктрину, согласно которой функция демократии заключается в том, чтобы большинством голосов выбрать руководителей, а уж они пусть занимаются политикой. Что ж, обратимся к этой доктрине. Ей так же, как и классической теории, свойственны внутренние противоречия в вопросе о границах государств и избирательных округов, так что "современный демократ" (назовем его так), как и "классический демократ", должен выступать либо за мировое правительство, либо за отсутствие правительства. В вопросе о представительстве современный демократ может отвергать как телевизионную демократию, так и пропорциональное представительство и поддерживать существующую систему одномандатных округов. Но при этом он оказывается в другой ловушке: если единственная функция избирателей заключается в выборе правителей, то зачем вообще избирать законодательное собрание? Почему бы попросту не выбирать периодически главного администратора или президента и этим ограничиться? Если считать критерием эффективность и стабильность положения правящей партии в период между выборами, то один президент гарантирует стабильность лучше, чем законодательное собрание, которое может в любой момент расколоться на враждующие группы и сковать действия правительства. В силу этого современный демократ должен, подчиняясь логике, вообще отказаться от идеи выбора законодательного собрания и выступить за передачу всех законодательных полномочий президенту. Казалось бы, обе теории демократии должны отказаться от идеи выбора законодателей.

Более того, "современный демократ", который не допускает и мысли о прямой демократии, поскольку убежден, что народ недостаточно разумен и информирован, чтобы судить о сложных вопросах управления современным обществом, оказывается в плену другого фатального противоречия: он предполагает, что народ достаточно разумен и информирован, чтобы избирать людей, которые и будут принимать эти решения. Но если избиратель не может принять разумного решения по вопросам А, В, С и т.д., то каким образом он может судить о том, кто лучше справится с вопросами А, В и С - г-н Х или г-н Y? Чтобы принять такое решение, избиратель должен разбираться не только в подлежащих решению проблемах, но и в достоинствах тех, кого он для этого выбирает. Короче говоря, в условиях представительной демократии к его разуму и информированности предъявляются большие требования, чем в условиях прямой демократии. Более того, средний избиратель менее подготовлен к тому, чтобы выбирать депутатов для решения различных вопросов, чем для голосования по существу самих вопросов. Ведь в существе решаемых проблем он еще кое-как может разобраться, но кандидаты в депутаты - это люди, с которыми он лично, скорее всего, незнаком и о которых достоверно ничего не может знать. Поэтому, голосуя, он может ориентироваться только на внешность, блеск улыбок и т.п., но не на представление об их деловых качествах. Получается, что в условиях республиканского представительского правления избиратель в большей степени действует вслепую и неразумно, чем в условиях прямой демократии5,6.

Мы познакомились с проблемами, возникающими у демократической теории с выборами законодательного собрания. Но у нее есть трудности и с судебной властью. Прежде всего сама концепция "независимости суда" противоречит теории демократического правления (как в классическом, так и в современном варианте). Если суд действительно независим от воли народа, значит, он функционирует как олигархическая диктатура, и такое правление никак нельзя счесть "демократическим". С другой стороны, если судей избирают на прямых выборах или назначают избранные представители народа (в Соединенных Штатах используются обе системы), вряд ли можно говорить о независимости судей. Если выборы проводятся периодически либо назначения нужно регулярно подтверждать, то судьи обладают не большей независимостью, чем любая другая ветвь власти. Если же назначение является пожизненным, уровень независимости, конечно, повышается, но даже здесь она может быть резко ограниченна, если законодатели голосуют по вопросу жалованья судей или принимают решения о границах юрисдикции судебной власти.

Можно было бы и дальше говорить о проблемах и противоречиях демократической теории, но мы ограничимся одним вопросом: а почему, собственно, демократия? До этого момента мы рассматривали различные теоретические объяснения того, как должна функционировать демократия, каковы границы демократического процесса. Обратимся теперь к теориям, на которые опирается демократическое правление.

Одна теория, также восходящая к политической классике, утверждает, что большинство всегда, или почти всегда, принимает нравственно верные решения (как о людях, так и о конкретных проблемах). Поскольку данная книга не является трактатом по этике, то, не входя в подробное рассмотрение этой доктрины, ограничимся только тем наблюдением, что сегодня мало кто придерживается этих воззрений. История показала нам, что люди могут совершенно демократическим путем выбирать каких угодно властителей и любые направления политики, а опыт последних столетий решительно опровергает предположение о непогрешимой мудрости и справедливости среднего избирателя.

Видимо, самым распространенным и обоснованным аргументом в пользу демократии является утверждение, что демократический процесс обеспечивает мирную замену одного правительства другим, так что нет необходимости настаивать на непогрешимой мудрости демократических решений. Смысл этого аргумента в том, что никакое правительство не может долго существовать без поддержки большинства населения, так лучше дать этому большинству возможность мирно и периодически менять правительство, чем провоцировать его на нерегулярные кровавые революции. Короче говоря, лучше развешивать на фонарях флаги и транспаранты, чем неугодных правителей. Единственным недостатком этого аргумента является то, что он пренебрегает возможностью мирного смещения правительства с помощью кампании гражданского неповиновения, т.е. мирного отказа повиноваться распоряжениям правительства. Такая революция не ведет к гражданской войне, но при этом не требует демократических выборов7.

Но в аргументе, что главным достоинством демократии является "ненасильственная смена правительства", есть еще одно внутреннее противоречие, на которое прежде не обращали внимания. Сторонники этого аргумента использовали его только для того, чтобы указать на полезную функцию всех демократических режимов, а затем сразу переходили к другим вопросам. Никто до сих пор не осознал, что аргумент о "мирной смене правительства" устанавливает критерий, по которому должно проверяться любое демократическое правление. Утверждение, что лучше голосовать, чем стрелять, следует воспринимать самым непосредственным образом: демократические выборы должны приводить к таким же результатам, как и восстание большинства населения против правящего меньшинства. Короче говоря, этот аргумент предполагает, что результаты выборов - это точная копия того, что дала бы вооруженная борьба. У нас появляется критерий оценки демократии: дает ли она те же результаты, которые были бы получены в результате вооруженного восстания? Если ответ отрицательный, то нам следует отказаться либо от демократии, либо от этого аргумента.

Итак, что получается, когда мы подвергаем демократические режимы - в целом или в отдельных странах - проверке на соответствие этому критерию? Важнейшая характеристика демократии такова: "один человек - один голос"8. А из аргумента "мирной замены" следует, что и на поле боя каждый участник должен быть равен любому другому. Но так ли это в действительности? Прежде всего, очевидно, что в физическом отношении люди не равны. В любом бою женщины, старики, больные приносят мало пользы. Так что, если следовать этому аргументу, ни одной из этих физически неполноценных групп не следовало бы предоставлять право голоса. Права голоса следовало бы тогда лишить всех, не способных пройти проверку не на грамотность (в гражданских войнах практически не нужна), а на общую физическую подготовку. Более того, следовало бы тогда давать право на несколько голосов всем мужчинам, прошедшим военную подготовку (скажем, солдатам и полицейским), потому что на поле боя группа опытных бойцов может легко расправиться с многолюдной толпой необученных штатских.

Кроме того, демократия еще в одном отношении не выдерживает теста на "мирную замену". Есть ведь еще одно фундаментальное неравенство: неравенство интересов или убежденности. Скажем, 60% избирателей могут быть противниками определенной партии или политики, а ее сторонниками будут только 40%. На демократических выборах эта партия или политика потерпит поражение. Но представим, что большинство из этих 40% являются страстными сторонниками какого-либо закона или кандидата, а большинство из 60% относятся к результатам голосования с изрядной прохладцей. При отсутствии демократии 40% энтузиастов смогут выставить на поле сражения куда больше бойцов, чем апатичное 60%-е большинство. Но на демократических выборах интенсивность чувств не в счет, один человек - один голос, и апатичному большинству обеспечена победа. В силу этого демократический процесс должен систематически приводить к совершенно иным результатам, чем вооруженное восстание.

Весьма вероятно, что никакая процедура голосования не может устранить это искажение и сделать выборы вполне эквивалентной заменой восстания. Но кое-что в этом направлении сделать можно, и поразительно, что эти реформы еще не были никем предложены. До сих пор, например, все демократии стремились убрать все препятствия к волеизъявлению на выборах, но это напрямую противоречит критерию "бюллетени вместо пуль", потому что вялым и безразличным так проще участвовать в выборах и тем самым искажать их результаты. Ясно, что нужно создать препоны на пути к избирательным урнам, чтобы в голосовании принимали участие только подлинно заинтересованные в исходе. Очень полезен был бы умеренный налог на участие в выборах, не настолько большой, чтобы воспрепятствовать участию в выборах людей небогатых, но достаточно большой, чтобы отвратить безразличных. Избирательные участки должны быть на достаточно большом расстоянии, потому что тот, кто не готов даже совершить дальнюю поездку, чтобы отдать свой голос, заведомо не стал бы сражаться за своего кандидата. Полезно было бы отказаться от печатания в бюллетенях списков кандидатов, чтобы избиратели должны были лично вписывать туда имена тех, за кого они отдают голос. Эта мера не только устранила бы явно недемократическую привилегию, предоставляемую государством тем, чьи имена оно впечатывает в избирательные бюллетени, но и отсекла бы от участия в выборах тех, кто даже не в силах запомнить имя своего кандидата, а значит, уж наверное не стал бы драться за него на баррикадах. Кроме того, следовало бы отказаться от тайного голосования. Тайное голосование предназначено для защиты избирателей от запугивания; но ведь в гражданской войне всегда участвуют только люди неробкого десятка. Те, кто боится открыто сказать о своем выборе, вряд ли станут упорными бойцами.

Есть и другие возможные реформы, которые могли бы приблизить результаты выборов к результатам гражданской войны. Тем не менее сохранение принципа всеобщего и равного голосования означает, что демократия не имеет возможности пройти тест на "мирную замену". А если отказаться от принципа всеобщего голосования, тогда защитникам демократии придется выбирать: лишить права голоса женщин, больных, стариков, либо давать дополнительные голоса тем, кто прошел военную подготовку, либо ввести налог на участие в выборах, отказаться от тайного голосования и т.п. В любом случае демократия в том виде, в каком она существует в настоящее время, явно противоречит аргументу "мирной замены". От чего-то нужно отказываться - либо от самой демократии, либо от аргумента. Но если, как мы показали выше, все аргументы в пользу демократии представляют собой набор ошибок и противоречий, нужно ли делать вывод, что от демократии нужно совсем отказаться, что в ее защиту нам нечего сказать, кроме чисто субъективного и бездоказательного утверждения, что "демократия - это благо"? Совсем не обязательно, потому что демократию можно мыслить не как конечную ценность в себе, а как средство достижения других значимых целей. Такой целью может быть победа на выборах определенного политического лидера или смена направления политики. В конце концов демократия - это всего лишь метод выбора руководителей и решения проблем, и она, разумеется, ценна именно как средство достижения других политических целей. Социалисты и либертарианцы, например, отдают себе отчет во внутренней нестабильности демократических процедур, но ценят их как средство продвижения к социалистическому или либертарианскому обществу. Для либертарианца демократия - это полезный инструмент защиты людей от государства и способ расширения личных свобод9. Очевидно, что оценка демократии зависит от того, как человек оценивает текущую ситуацию.

1 Идея, согласно которой демократическое большинство должно сохранить права и свободы, позволяющие меньшинству стать со временем большинством, была предложена теоретиками социал-демократии, пытавшимися соединить симпатичные им черты демократии (экономический интервенционизм, социализм) и предотвратить неприятные проявления демократии (нарушения "прав человека", отмена свободы слова и пр.). Поэтому они попытались наделить свое ценностное суждение статусом "научного" определения демократии. Предложенное ими ограничение не только внутренне противоречиво, но и обладает не столь уж высоким сдерживающим потенциалом. Оно позволяет демократическому режиму, например, уничтожить негров или рыжих, потому что ни при каких условиях эти меньшинства не могут стать большинством. Подробнее о "правах человека" и собственности см. ниже.

2 Спенсер Хит считает это единственно подлинной формой демократии: "Когда люди в соответствии с договором сливают воедино то, чем владеют, получая взамен пропорциональное право на образовавшиеся активы, они выбирают слуг - должностных лиц - и в качестве акционеров, партнеров или бенефициариев, а также иными способами осуществляют свое право собственности. Это по-настоящему демократично, потому что влияние каждого пропорционально его взносу. Принуждение здесь не используется ни в каких случаях, и каждый волен покинуть это сообщество и забрать свой вклад" (Heath. Citadel, Market and Altar. P. 234).

3 Даже если пренебречь тем фактом, что социалистические вожди выделяются своим умением и опытом в осуществлении принуждения, и представить, что все они просто святые, горящие желанием никак не стеснить свободу политической оппозиции, и предположить при этом, что руководители оппозиции отличаются нечеловеческим героизмом и готовы, рискуя жизнью, отстаивать свою позицию, остается вопрос: каким образом руководители страны могут принять решение о распределении ресурсов? Будут ли они выделять средства для всех оппозиционных партий? Или только для оппозиционеров социалистической ориентации? А сколько они выделят каждой из оппозиционных партий?

4 См.: Шумпетер Й. Капитализм, социализм и демократия.

5 "Современный демократ" может возразить, что если нельзя судить о личных достоинствах кандидата, то можно ориентироваться по его партийной принадлежности и рассчитывать на определенную идеологическую ориентацию. Но именно "современные демократы" осуждают современную "двухпартийную" систему, являющуюся самой эффективной и стабильной опорой демократического правительства, за то, что платформы партий обычно близки до неразличимости.

6 Эти противоречия опровергают утверждение "консерваторов", что республиканская форма правления позволяет избежать внутренних противоречий, присущих режиму прямой демократии, причем эта позиция сама противоречит тому, что ее сторонники в то же самое время противопоставляют друг другу исполнительную и законодательную ветви власти.

7 По словам Этьена де Ла Боэти: "Очевидно, что избавиться от тирана можно без насильственных действий: если страна откажет ему в повиновении, он автоматически падет. Нет необходимости что-либо у него отнимать, достаточно ничего ему не давать. Стране не нужно делать что-либо ради самой себя, достаточно не делать ничего себе во вред. Таким образом, сами обыватели могут избавить себя от порабощения, потому что, перестав повиноваться, они тем самым кладут конец своей рабской зависимости" (La Boetie. Anti-Dictator. P. 8-9).

8 Хотя на практике голоса сельских, скажем, избирателей имеют больший удельный вес, этот демократический идеал более или менее соблюдается в демократических странах.

9 Некоторые либертарианцы считают конституцию полезным инструментом предотвращения или ограничения наступления государства на свободы граждан. Слабость этой идеи была с предельной ясностью показана Джоном С. Кэлхауном: не имеет значения, насколько жестко конституция ограничивает возможности правительства, потому что, если конечное право на истолкование конституции отдать в руки государственного органа (например, Верховного суда), эти ограничения будут размываться, а власть государства усиливаться (см.: Calhoun. A Disquisition on Government. P. 25-27).

Из книги "Власть и рынок: государство и экономика"