*309. Вторая мировая война

[Евгений Киселев]

https://youtu.be/A4sux9aCtq4

[Дело джугашвили. Ru]

https://youtu.be/avqJ8Axw7bA

[Николай Леонов]

http://www.stoletie.ru/ww2/i_nastupilo_22_ijuna_664.htm
Почему политическое руководство СССР не прислушалось к предупреждениям разведчиков

15.06.2015

Историки, политологи и журналисты всех направлений и мастей, анализируя наши крупные неудачи на начальном этапе Великой Отечественной, сосредоточили основное внимание на состоянии Красной Армии, ее командного состава и управления вооруженными силами. Меньше оценивалась обстановка в высших эшелонах военно-политического руководства страны. И еще меньше – роль и место разведки в те грозовые годы.

Общественности широко известно, пожалуй, только имя Рихарда Зорге, работавшего в Токио и сообщившего осенью 1941 года, что Япония не собирается нападать на СССР, а готовит войну против США на Тихом океане. Это позволило перебросить под Москву, в момент решающей битвы за столицу, часть «сибирских дивизий» с Дальнего Востока и одержать первую победу.

Попробуем разобраться, почему нападение Германии на СССР постоянно, в течение многих лет, неизменно именовалось как «внезапное», «вероломное». Что же делали разведки?

Их было две: внешнеполитическая, в составе НКВД, и военная - в виде разведывательного управления Генерального штаба РККА. С военной разведкой все ясно, она имеет свой загранаппарат, состоящий, в основном, из сотрудников военных атташатов и обязана следить за состоянием армий вероятных противников, их военным строительством, качеством и количеством вооружений, их эволюцией.

Но почему внешнеполитическая разведка оказалась в составе Народного комиссариата внутренних дел? Разведки почти всех государств мира являются самостоятельными и структурами, подчиненными, как правило, непосредственно главе государства.

Все дело в том, что советская внешнеполитическая разведка родилась 29 декабря 1920 года, когда на территории СССР заканчивалась гражданская война, в результате которой больше 2 миллионов политических противников советской власти оказалось в эмиграции, включая сотни тысяч военнослужащих белых армий. За рубежом создавались политические организации, боевые формирования, ставившие целью свержение советской власти.

В сложившейся ситуации гражданская война как бы не была закончена, она была перенесена с территории СССР за кордон. ИНО ВЧК - Иностранный отдел Всероссийской Чрезвычайной Комиссии - был руководителем и организатором этой войны со стороны СССР. Главной задачей ИНО на том этапе было разложение эмиграции, раскол ее рядов, ликвидация наиболее видных и авторитетных лидеров, таких как, например, Борис Савинков. До классической работы разведки против иностранных государств руки тогда не доходили.

Поставленные Кремлем задачи требовали для своего решения иных кадров, нежели политические разведчики. Были нужны боевики, мастера «плаща и кинжала», крутые и решительные люди. Вся история, связанная с преследованием и, наконец, убийством Льва Троцкого в Мексике в 1940 году - яркое свидетельство целей советской разведки и методов ее действий. Если мы взглянем на список начальников советской внешней разведки в предвоенные годы, то увидим, что за период с 1935 по 1941 год ее возглавляли 6 человек: Слуцкий Абрам Аронович, Шпигельгласс Сергей Михайлович, Пассов Зельман Исаевич, Судоплатов Павел Анатольевич, Деканозов Владимир Георгиевич и Фитин Павел Михайлович. Общей характеристикой всех этих руководителей – за исключением Фитина - было личное участие в специальных операциях, то есть террористических актах по устранению противников советской власти в зарубежных странах. В их многочисленных наградах чаще всего фигурируют по нескольку орденов Красного Знамени, которые как раз давались за успешные специальные операции.

Из шестерых начальников разведки трое - Шпигельгласс, Пассов и Деканозов - были расстреляны, Слуцкий отравлен, ему был сделан укол с цианистым калием прямо в служебном кабинете своего начальника, Судоплатов был во времена Н. Хрущева осужден на 15 лет лишения свободы за многочисленные нарушения законности и отбыл весь срок «от звонка до звонка». И только Фитина не затронули репрессии, он скончался в 1971 году в возрасте 63 лет, занимая скромный пост руководителя фотокомбината Союза Обществ дружбы с зарубежными странами. Остальные оказались жертвами того жестокого времени, которое войдет навсегда в историю России под названием «большого террора».

В послесталинское время и даже после 1991 года их родственники в большинстве случаев добились реабилитации своих репрессированных предков, но по делу Пассова и Деканозова они получили отказ, а по делу Судоплатова благоприятное решение было принято только в 1992 году.

Бывалые охотники, не раз ходившие на медведя, знают о фатальных ошибках зверя, который, вылезая разъяренным из берлоги, непременно сначала бросается на собак, не обращая внимания на стрелков, целящихся в него. Мишку заваливают, пока он сводит счеты с яростно лающими псами. Рассказывают, что в старину, когда на медведя ходили с рогатинами, зверь с такой же ненавистью отвлекался на простую брошенную в него шапку с лохматым мехом.

Вот точно таким же медвежьим образом вел себя Кремль в те годы, яростно воюя с антисоветской эмиграцией, и не уделяя основного внимания более страшным для государства угрозам.

Репрессии в самой разведке оправдывались также связями обвиняемых с троцкистскими группами, подготовкой «государственных переворотов», и лишь изредка - шпионской деятельностью в пользу иностранных государств. Поскольку большинство руководителей разведки были евреями по национальности, их просто невозможно представить в роли немецких агентов. Антисемитизм в Германии был государственной политикой.

Следует отметить, что масштаб репрессий в самих органах безопасности - а в разведке в особенности - был значительно больше, чем в других государственных структурах СССР. Редкие выжившие в мясорубке репрессий старожилы рассказывали, что каждый рабочий день тогда на Лубянке начинался с обхода служебных кабинетов комендантским взводом, офицеры которого по имевшимся у них спискам арестовывали сотрудников и сопровождали их во внутреннюю тюрьму. Нервы у всех были натянуты до предела, дыхание восстанавливалось только, когда стук сапог солдат комендантского взвода удалялся. Ни о какой серьезной работе думать не приходилось. Более 80 процентов тогдашнего списочного состава сотрудников разведки погибло. От такой «сплошной вырубки» более или менее годных работников неизбежно в разведку попадали совершенно неподготовленные кадры.

«Партнаборы» никак не были связаны с уровнем необходимой квалификации. Показательна в этом отношении судьба Павла Фитина, руководившего разведкой в 1939-1946 годах. Он был выходцем из крестьянской семьи, мечтал посвятить себя механизации сельского хозяйства, окончил Тимирязевскую академию и начал работать в «Сельхозгизе», когда в марте 1938 года попал в сети «партнабора» и оказался в НКВД. Не успев даже опомниться от принудительной смены профессии, в ноябре того же года был назначен в разведку в качестве стажера. Крестьянин по своему миропониманию, без знания иностранных языков, без какого-либо представления о загранице, он за один год совершил головокружительную карьеру, и в 32 года стал руководителем разведки. Не по своей воле, а в силу общегосударственного бедлама в кадровых делах. Что можно требовать от человека честного и политически преданного, но абсолютно не готового к решению тех задач, которые перед ним поставлены? Что мог малограмотный в делах внешней политики «начальник» ответить Сталину, который не раз вызывал его «на ковер»? Да и как мог Сталин верить совершенно «желторотому» начальнику разведки, все предшественники которого оказались «врагами народа»... Вся разведка была под подозрением.

В годы войны П. Фитин проявил себя с лучшей стороны, когда надо было организовывать разведку на оккупированной территории, в тылу врага, но в предвоенные годы он был беспомощен.

Сейчас о нем издается книга в серии «Жизнь замечательных людей»: интересно, как ее автор оценит работу разведки в канун войны.

Не слаще было и у наших военных. Те же репрессии, такая же чехарда кадров. Советско-финская война показала: наша разведка не справилась со своими задачами. Силы и качество финской армии было оценены ошибочно, что привело не только к большим потерям и затяжке боевых действий, но и вскрыло очевидные «дыры» в действиях наших войск. А это подтолкнуло гитлеровскую Германию к ускорению разработки плана «Барбаросса», к нападению на СССР.

С июля 1940 года Главное разведывательное управление возглавил 40-летний, только что произведенный в генерал-лейтенанты, Филипп Иванович Голиков. Он был рожден и воспитан в горниле гражданской войны и 12 лет, с 1918 по 1930 год, занимался политической работой в войсках. Потом перешел на командные должности, и к моменту назначения начальником ГРУ командовал 6-й армией. Иными словами, не имел никакого специального образования, не обладал никаким разведывательным опытом, а, следовательно, и не мог профессионально руководить разведкой. Он только поддакивал И. Сталину при докладах, не смея противоречить ему. В силу этого военная разведка не сумела сыграть самостоятельную роль в канун войны. Ф. Голиков был снят с поста начальника разведки сразу же после начала Великой Отечественной войны и отправлен в Англию, а потом в США в составе военных миссий.

В имеющихся документах нигде не встречаются достоверные упоминания о личной позиции руководителей разведок или их непосредственных начальников в оценке военно-политической обстановки на советско-германской границе. Непосредственным руководителем П. Фитина в 1938-1941 годах был начальник Главного управления государственной безопасности В.Н. Меркулов, расстрелянный в 1953 году по делу Л.П. Берии. Накануне Великой Отечественной военная разведка подчинялась начальнику Генерального штаба РККА Г.К. Жукову.

Ни в одной из разведок в то время не было специализированных информационно-аналитических подразделений. Таких, которые бы систематически вели мониторинг военно-политической обстановки, в чьих руках сосредотачивалась бы вся доступная информация и которые выдавали бы прогнозы наиболее вероятного развития обстановки.

Ни политическая, ни военная разведки не взяли на себя ответственности дать реальный анализ складывающейся накануне войны обстановки и предупредить о грозящей беде.

По пагубной привычке «наверх» - то есть И. Сталину и некоторым членам Политбюро – вразнобой сообщали информацию, исходившую от конкретных закордонных источников. Эта информация была не только тревожной, но кричащей о неизбежности скорой войны Германии против СССР. Но человеческая психика так устроена, что с трудом воспринимает худший вариант развития событий, она надеется на то, что беда придет, но не так скоро и не в такой сокрушительной форме. И. Сталин чувствовал, что война неизбежна, но не верил, что она стоит у порога.

Его окружение было просто обязано освободить его от этого заблуждения. Жизнь показала: в ходе войны он прислушивался к мнению членов Ставки, к Генеральному штабу и даже к отдельным военачальникам, например К. Рокоссовскому при планировании операции «Багратион». Надо признать: накануне войны у разведок не хватило профессионализма, а у их руководителей политического мужества, чтобы в полной мере выполнить свой долг.

Приходя к такому горькому выводу, тем не менее, я обязан сказать, что рядовые разведчики, особенно те, кто работал в загранточках и основная часть их руководителей, делали все возможное, чтобы уберечь Родину от неминуемой беды. После событий 1991 года, когда внешнюю разведку возглавил Е.М. Примаков было принято решение подготовить шеститомное издание «Очерков истории российской внешней разведки». Любознательные читатели могут найти большое количество материалов о героических делах разведчиков накануне и в годы Великой Отечественной войны. Причем это не журналистские поделки, а очерки, основанные на архивных документах разведки.

Остановлюсь на работе разведки непосредственно в фашистской Германии. В середине тридцатых годов берлинскую резидентуру возглавлял Борис Моисеевич Гордон, занимавший по прикрытию пост заведующего консульским отделом посольства. Он после прихода Гитлера к власти настойчиво работал над созданием агентурной сети в Германии. Ему в 1935 году удалось познакомиться, а затем и завербовать Арвида Харнака, выходца из профессорской семьи, получившего образование в США и женившегося там на американке немецкого происхождения. А. Харнак был убежденным противником нацизма, как и его супруга.

По рекомендации нашего резидента А. Харнак вступил в национал-социалистическую партию, устроился на хороший пост старшего правительственного советника в министерство экономики.

Но, главное, он располагал широкими связями в кругах немецкой интеллигенции, ненавидевшей Гитлера и готовой на борьбу с фашистским режимом. Арвид Харнак вскоре привлек к сотрудничеству с нашей разведкой Харро Шульце-Бойзена: первый получил оперативный псевдоним «Корсиканец», а второй «Старшина», поскольку Харро был старшим лейтенантом и работал начальником отделения в разведывательном штабе «Люфтваффе» - авиации Г. Геринга. От обоих поступала исключительно важная информация о положении в Германии и подготовке ее нападению на Советский Союз.

Но в 1937 году Бориса Гордона вызвали в Москву, где он был арестован и вскоре расстрелян. Резидентура до сентября 1939 года, то есть до начала Второй мировой войны, не имела руководителя, что само по себе чудовищно с точки зрения здравого смысла. Наконец, новый начальник приехал: им оказался Амаяк Захарович Кабулов, родной брат Богдана Захаровича, правой руки Л. Берия. Впоследствии он вместе с братом был расстрелян по делу Берии, но в 1939 году этот дремучий невежда в вопросах разведки и внешней политики, за спиной которого было всего пять классов неполной средней школы и бухгалтерские курсы, оказался в эпицентре мировой трагедии, в котле, где кипели гитлеровские страсти о мировом господстве. Амаяк не мог встречаться с агентурой, потому что не знал немецкого языка и плохо говорил по-русски. Крошечная резидентура - всего три человека - была фактически парализована. Встречи с «Корсиканцем» и «Старшиной» были прерваны. К тому же немецкая контрразведка быстро вычислила, кем был на самом деле Амаяк: его последний пост перед отправкой в Берлин - заместитель наркома внутренних дел Украины. Так что не стоило труда подставить ему «подсадную утку», которая снабжала его дезинформацией. Одним словом, как говорят, «Беда на беде сидит и бедой погоняет».

Только в апреле 1940 года в Берлин приехал нормальный, здравомыслящий профессионал-разведчик Александр Михайлович Коротков, который принял на связь основную часть агентурной сети. Он все делал правильно, но ему не хватало опыта и знаний, чтобы фильтровать поток информации, анализировать ее и давать собственную оценку событиям. В Центре же катастрофически не хватало людей для квалифицированной аналитической работы. Известная разведчица Зоя Воскресенская (Рыбкина) была единственной, кто «обрабатывал» телеграммы, приходившие от «Корсиканца» и «Старшины», но она, скорее, редактировала их перед отправкой И. Сталину, чем давала оценку содержавшимся в них данным.

Все равно, от информации, поступавшей из Берлина, несло духом неотвратимой военной агрессии со стороны Германии. Поэтому в Центре было принято решение готовить агентуру к действиям в условиях войны. В берлинскую резидентуру были направлены портативные радиостанции, батареи питания, денежные средства, шифры. Все это пришло в разведточку буквально накануне войны. А.М. Коротков передал полученное агентуре для прямой связи с Москвой за несколько дней до нападения Германии на СССР. И 24 июня 1941 года, то есть уже после начала войны, мужественный до отчаяния разведчик сумел еще раз выйти в город, подкупив командира охраны советского посольства под предлогом необходимости проститься с любимой девушкой. Потом личная связь прервалась…

Последняя телеграмма от берлинской резидентуры пришла 16 июня 1941 года. В ней почти текстуально говорилось о том, что все приготовления к военному нападению на Советский Союз завершены. Война может начаться в любой момент.

Сталин лично принял Меркулова и Фитина и, потрясая телеграммой, сурово спрашивал, откуда агенты берут эту информацию. На ответ, что источники достоверны, вождь возразил, что из всех немцев доверять можно только Вильгельму Пику, руководителю компартии. Через несколько дней немецкие полчища хлынули через нашу границу…

Война показала несостоятельность многих наших расчетов. Портативные радиостанции оказались маломощными, их передачи могли принимать только на расстоянии до 1 километра. Радиоприемный центр был оборудован в районе Бреста, который был занят немцами в первую неделю боевых действий. В ходе войны мы пытались наладить прием из Лондона или Стокгольма, но сигналы были или неслышными, или очень слабыми. Дважды были предприняты попытки установить контакт с агентурной сетью «Корсиканца» и «Старшины» путем посылки к ним связников, но обе попытки оказались безрезультатными.

После войны из документов, попавших в наши руки, стала известна судьба многих честных немецких патриотов, которые вместе с нами вели борьбу не на жизнь, а на смерть с гитлеровским фашизмом. Немецкая контрразведка бросила все силы на поиск неизвестных радистов, которые шифрами посылали в эфир большое количество информации. Этих радистов гестаповцы называли на своем профессиональном жаргоне «пианистами», а, поскольку «пианистов» было много, то их в совокупности стали именовать «капеллой», то есть оркестром. Отсюда родилось ставшее знаменитым название «Красная капелла», обозначающее совокупность антифашистских групп, которые вели борьбу против гитлеровского режима. Агентурные группы «Корсиканца» и «Старшины» были наиболее организованными и эффективными, но ими не исчерпывается понятие «Красная капелла». Гестапо, в конце концов, удалось частично «расколоть» не самые совершенные агентурные шифры, а также со временем запеленговать места работы радиопередатчиков. На это у них ушло более года, но к концу лета и осенью 1942 года начались аресты подпольщиков. Трудно себе представить жестокость пыток, которым были подвергнуты арестованные, суд над ними был формальным, а приговор заранее известным.

Арвид Харнак и Харро Шульце-Бойзен были повешены 22 декабря 1942 года в берлинской тюрьме. Первому их них было 41 год, а второму всего 33. Их жен, по прямому приказу Гитлера, гильотинировали.

Репрессии носили широкий и жестокий характер. До октября 1943 года гестапо повесило 31 мужчину и обезглавило 19 женщин по обвинению в подрыве государственной безопасности Третьего рейха, несколько десятков были сосланы в лагеря смерти, на каторгу, в штрафные батальоны на Восточный фронт. Но начальник VI управления разведки Германии Вальтер Шелленберг признавался позднее, что полностью подавить работу «Красной капеллы» фашистам так и не удалось.

Подведу итог.

Основная ответственность за срывы и недостатки в работе разведорганов накануне Великой Отечественной войны лежит на высшем партийно-государственном руководстве страны.

Именно оно виновно в насаждении атмосферы страха и сопутствующего ему паралича профессиональной самостоятельности в госаппарате, и особенно - в органах государственной безопасности. Оно виновно в необоснованной политике репрессий, унесшей наиболее квалифицированные кадры. Оно виновно в том, что не сумело правильно и внятно поставить цели для работы разведорганов на новом этапе мирового развития. Пагубную роль сыграл волюнтаризм И. Сталина, который до конца верил только в тот вариант развития обстановки, которого бы ему хотелось, отбрасывая все иные альтернативы.

Прошло время. В 1943 году полностью обозначился исход Великой Отечественной войны и встала перспектива превращения СССР в великую державу с многовекторными геополитическими интересами. Тогда и было, наконец, принято решение о создании в структуре внешней разведки самостоятельного отдела по обработке и анализу информации, который был призван формировать позицию разведки по всем основным внешнеполитическим вопросам. Наступила новая пора, когда перестали безоглядно верить или напрочь отвергать отдельные сообщения источников. Всякая разовая информация подвергалась всесторонней проверке, сопоставлялась с другими имеющимися данными, взвешивалась на весах политического анализа. Брак в работе разведки резко сократился, а ее авторитет пошел в гору.

В 1973 году автору, тогда 45-летнему подполковнику, но имевшему в послужном списке почти 15 лет работы за рубежом и научную степень доктора исторических наук, было поручено возглавить информационно-аналитическое управление внешней разведки СССР. Помнится, в своем напутствии Ю.В. Андропов сказал: «Запомните, что если вы будете поддакивать мне, то вы мне не нужны. Ваша задача - давать независимую, основанную только на достоверной информации оценку обстановки в мире, а также ваши мнения о наиболее целесообразных шагах с нашей стороны». Лучшего пожелания быть и не могло.

С горечью вспоминаю сам и нередко слышу упреки со стороны оппонентов, укоряющих нас в том, что мы «сели в лужу» при оценке последствий ввода наших войск в Афганистан.

Скажу: эта операция готовилась военно-политическим руководством СССР в таком глубоком секрете, что лично я, уже генерал-майор к тому времени, узнал о ней всего за четыре часа до начала высадки наших войск на кабульском аэродроме Баграм. Перед информационно-аналитическим управлением задача просчета рисков и перспектив этой операции не ставилась.

Обошлись без нас…

Специально для Столетия

Статья опубликована в рамках социально-значимого проекта, осуществляемого на средства государственной поддержки, выделенные в качестве гранта в соответствии с распоряжением Президента Российской Федерации №11-рп от 17.01.2014 и на основании конкурса, проведенного Общероссийской общественной организацией Общество «Знание» России.

[Арсений Замостьянов]

http://www.stoletie.ru/ww2/pervyje_pesni_vojny_602.htm
Их знают, любят, поют – даже те, кто родился много лет спустя после страшных испытаний

29.01.2015

Не только историки искусства, но и слушатели отмечают, что в годы Отечественной войны жанр советской песни прошёл все испытания, став истинно народным. Великая сила в этих песнях: стоит только услышать полкуплета – и мы переносимся в военное прошлое. Подчас даже не нужно хроники, не нужно фотографий, достаточно песни.

Что вспоминается в первую очередь? Конечно, «Священная война» композитора Александра Васильевича Александрова – великое произведение песенной культуры, которое до сих пор поднимает нас с кресел. Александровский хор исполнял и до сих пор исполняет эту песню блистательно, с истинно эпической глубиной. Военная песня не забыта – и вполне заслуженно. Это – «Катюша» и «Смуглянка» – песни, подхваченные войной, но написанные не в связи с событиями Великой Отечественной. Это – бессмертная «Землянка», рождённая в окопе. Песня, которой дали жизнь Лидия Русланова и Леонид Утёсов, а подхватил её весь народ, даже инвалиды ходили с ней по вагонам в военные годы. Это лирические фронтовые шедевры: «Прощай, любимый город» и «Соловьи», «Тёмная ночь» и «В лесу прифронтовом».

В них – движения народной души, не очерствевшей под огнём. Ни у немцев, ни у итальянцев, ни у американцев, ни у англичан такого песенного порыва в военные годы не было.

Как не было и военных баллад такой силы, как «Эх, дороги» и «Заветный камень» – песен, в которых реквием по павшим героям переходил в гимн завоёванной жизни. Вспоминаются и яркие песни о войне, написанные через много лет после Победы, прозвучавшие с киноэкранов и эстрад. Кажется, что они существовали всегда: «На безымянной высоте», «Как, скажи, тебя зовут», «Журавли», «День Победы»…

Эти песни будут звучать повсюду в год семидесятилетия Победы – и по праву, нам на радость. Но подчас горько на душе при воспоминании о полузабытых песнях. О тех, что звучали в первые месяцы войны – в самые горькие месяцы. Они гремели на всю страну, поднимали на бой, утешали в разлуке. Они показывали, что страна жива, что зазвучат ещё фанфары побед. Без таких песен мы глухи и немы. А ведь подчас за этими песнями стоял подвиг самих композиторов и поэтов.

Композиторы и поэты открыли второй фронт без промедления – даже не в первые дни, а в первые часы войны. И здесь проявились удивительные, неожиданные повороты судеб.

Первые песни войны, быть может, были не столь разнообразны по стилю. Написаны они в краткий срок – за две-три недели, когда перевернулся мир, когда жизнь изменилась в одночасье. Это плакатные, грозные песни. В них – сила страны, принявшей вызов, звуки боевой трубы.

Да, в этих песнях подчас упоминают Сталина, но ни одна из первых песен военного времени не была целиком посвящена прославлению вождя. Цель этих песен – сплотить народ для борьбы. Чуть позже добавятся другие эмоции и краски: горечь, юмор, радость победы.

Вот Борис Иванович Фомин – композитор романсовой струи, удачливый песенник, автор самых популярных русских «мировых шлягеров» – «Дорогой длинною», «День и ночь роняет сердце ласку», «Твои глаза зелёные». Всемирно известные мелодии! Его не считали мастером гражданственной темы. Фомин всегда писал о любви, отдавал, как говорили строгие критики, дань цыганщине, сочинял сентиментальные романсы, за которые публика на руках носила певцов. Когда началась война – ему шёл сорок первый год, но Бориса Ивановича считали осколком прошлого. Казалось, он не вписывается в ритмы бурного времени. Но летом 1941-го Борис Фомин погрузился во фронтовую героику. Мастер интимной лирики превратился в баталиста. Он создаёт фронтовой театр «Ястребок» при клубе МВД – его любили и в Москве, и в действующей армии. Театр не отбывал в эвакуацию и постоянно выдавал новые программы, стал хроникёром войны.

Уже в первые дни Великой Отечественной зазвучала по радио запоминающаяся, броская песня Бориса Фомина и поэта Григория Гридова «И не раз, и не два». И знатоки песни не узнали Фомина: как только началась война, вместо пряной цыганщины и талантливых стилизаций старинного романса композитор сочинил настоящую военную песню. Грозную, сплачивающую – не только людей, но и эпохи, великое прошлое и настоящее. Были там такие слова:

Пронесли в боях мы предков наших славу,

Не согнула нас свинцовая гроза,

Встали в ряд один: Бородино, Полтава,

Перекоп и финские леса.

Родину беречь нам завещали деды,

Жизни не щадя, в атаку шли отцы.

Выпал час и нам сражаться до победы —

В бой! Вперед! За Родину, бойцы!

Как важно было в те дни снова и снова напоминать о русских традициях стойкости, о традициях воинской доблести! 7 ноября с трибуны Мавзолея об этом на всю страну скажет Сталин. Но и перед войной многовековые традиции русской армии воскрешались.

В июле 1941-го в Ростовском театре имени М. Горького давали спектакль «Фельдмаршал Кутузов» по пьесе В. Соловьёва. В финале спектакля перед зрителями появлялись Александр Невский, Пётр I, Суворов, Чапаев. Своё обращение к залу все они начинали с того, что произносили: «Так было и при мне», а после этого рассказывали, как неизменно были биты захватчики, посягнувшие на священные рубежи нашей Отчизны. Затем из зрительного зала выбегали на сцену донской казак, боец-пехотинец, появлялись воины всех родов войск и раздавалось громкое: «Так будет и при мне!». Заканчивался спектакль песней «И не раз, и не два». Спектакль шёл всю войну, переезжал из города в город. Звучала песня и по радио, она стала одним из главных маршей мобилизации. Под эту песню летом 1941-го на фронт уходили добровольцы – подчас целыми школьными выпусками. Есть в этой песне заразительная бодрость, её легко запомнить, подхватить.

И не случайно именно с Бородинского поля начинает Гридов перечень славных побед. Верность победным традициям не была для него пустым звуком: в начале октября 1941 года политрук Григорий Борисович Гридов, служивший в редакции армейской газеты «К победе!», пал смертью храбрых. Погиб под Вязьмой, в окружении, как многие (почти все!) политруки первого призыва. А песня его не заглохла и прошла всю войну.

Фомин за четыре фронтовых года написал больше 150-ти патриотических песен: патетических, грозных, грустных, весёлых… Это – «Ленинградская провожальная», «Письмо с фронта», «Тихая избушка», наконец, «Жди меня».

Хотя с этими стихами Симонова произошло чудо: обычно музыка помогает стихам обрести всенародную известность, а тут вышло сразу несколько версий разных композиторов, но ни одна песня не перебила славы самого стихотворения.

Историки советской эстрады пишут, что плодовитый Исаак Дунаевский в военные годы замолчал. Жестокость противостояния ужаснула его, отняла вдохновение: жизнерадостный талант впал в депрессию. Здесь – только часть правды. Да, по сравнению с Мокроусовым, Блантером и Соловьёвым-Седым, Дунаевский в годы войны оказался на втором праве – и, возможно, его поклонникам это казалось странным. Ведь во второй половине тридцатых он был явным лидером жанра. Но несколько незабываемых фронтовых песен он создал.

Война застала его в гастрольной поездке по югу России с ансамблем песни и пляски Центрального дома культуры железнодорожников. Вскоре он вернулся в Москву. Ему не требовались разнарядки о «социальном заказе». Композитор понимал, что обязан написать песню о войне.

Василий Лебедев-Кумач в первые дни войны написал немало призывных стихов и среди них – стихи, которые сразу понравились Дунаевскому. По злободневности они били в десятку:

Суровое время, горячее время

Пришло для Отчизны давной.

Вставай, поднимайся, советское племя

На подвиг и труд боевой!

Родился и припев, который многим врезался в память:

Твёрже шаг, ряды держите строже!

Твёрже шаг, за нами весь народ.

Будет враг навеки уничтожен!

На врага! За родину, вперёд!

Сразу несколько маститых композиторов обратились к этому тексту. В том числе – С. Чернецкий и В. Мурадели. Но популярной стала именно версия Дунаевского. Не только из-за эмоциональной тревожной мелодии «со стальным отливом», но и благодаря кинематографу. Песня Дунаевского прозвучала во втором выпуске боевого киносборника. Этот фильм вышел на экраны в июле 1941-го, его возили по фронтам. Эпизод напоминал караоке: песня звучит за кадром, в кадре – боевые эпизоды, а на их фоне появляются крупные титры – слова Лебедева-Кумача, которые должны были внедриться в сознание.

Ну, а в 1942-м году Дунаевский создаёт песню, которую нельзя назвать полузабытой. Это – «Дорогая моя столица», нынешний гимн Москвы. А в 1942-м – песня-откровение, трогающая до слёз, в которой – и боль, и гордость войны. Когда солистка славного ансамбля железнодорожников Марина Бабьяло впервые исполнила эту песню – публика целый час не отпускала её, требовала повторять снова и снова: «Я по свету немало хаживал…». Это было под Улан-Удэ, на станции Дивизионная.

Есть такой стереотип: Дмитрия Дмитриевича Шостаковича считают слабым песенником. Но он автор, как минимум, двух шедевров советской массовой песни («Песня о встречном» и «Родина слышит»), а в начале войны появилась эпическая «Клятва наркому» на стихи ленинградского поэта Виссариона Саянова.

Написана песня в ещё не блокадном, но уже прифронтовом Ленинграде. Эти суровые слова зазвучали в первом фронтовом июле:

Великий день настал, и вышли миллионы

На беспощадный бой за Родину свою

Клянется вся страна наркому обороны:

Мы выполним приказ, мы победим в бою.

От черноморских вод до зыби океана

Один победный клич гремит во всех краях:

Клянемся ускорять победу неустанно

Всей доблестью в труде, всей храбростью в боях.

Клянемся победить и, мужество утроив,

На море, на земле и в небе бить врагов.

Нам приказал нарком, и встал народ героев,

И станут наши дни легендою веков.

Они ещё не могли представить масштабы противостояния, которое началось 22 июня. Вспоминали Первую мировую, анализировали то, что знали о Третьем рейхе и его агрессивной стратегии. Но, если вчитаться в эти строки – станет ясно, что Саянову в самом начале войны (24 июня) удалось уловить её исторический смысл, который можно разгадывать годами. А в «Ленинградской правде» тогда же появилась публикация Шостаковича: «До этих дней я знал лишь мирный труд. Нынче я готов взять в руки оружие! Я знаю, что фашизм и конец культуры, конец цивилизации — однозначны. Исторически победа фашизма нелепа и невозможна. Но я знаю, что спасти человечество от гибели можно только сражаясь».

Командование отклонило просьбы Шостаковича зачислить его в ополчение. И правильно! Хороший композитор на войне не менее важен, чем хороший генерал.

Современный слушатель вряд ли отнесёт «Клятву наркому» к жанру массовой песни. Это же образцовое произведение для оперного жанра и хора, в лучших традициях. Песня создаёт в нашем воображении панораму: страна собирает силы, могучее воинство готовится к бою. Настрой торжественный, величавый, но не праздничный, как в той же «Песне о встречном». Саянов назвал первый день войны «великим» – и Шостакович развивает именно этот образ в духе высокой патетики. Закономерно, что такие песни стояли у истоков героики Великой Отечественной. Служба начинается с присяги, с клятвы. И Шостаковичу удалось страшным летом 1941-го создать образ победы. Держава, которая рождает и подхватывает столь патетическую клятву, не может проиграть, не способна рассыпаться. Да, «Клятву наркому» почти невозможно петь под гармонику, её вряд ли захочется петь на дружеской пирушке. Этой песне нужно внимать.

Много лет не слышно новых записей «Клятвы наркому», да и старую тиражируют робко. Скажем прямо: сегодня мало кто знает эту песню. Мы разбрасываемся шедеврами, в которых сохранилась поступь истории. Остаётся надеяться, что поворотные, но полузабытые песни войны войдут в репертуар наших лучших хоров и вокалистов. Песни-то могучие! Недаром они работали на Победу с первых дней противостояния. И самое главное: именно с них начиналась песенная летопись Великой Отечественной.

Специально для «Столетия»

[Foto_history]

[Foto_history]

http://foto-history.livejournal.com/9557098.html
17th-Jun-2016 02:04 pm

Докладная записка лектора Брестского обкома КП(б)Б С. Н. Иоффе в ЦК КП(б)Б о ситуации, сложившейся в г. Бресте после вступления частей германской армии, о положении на оккупированной территории г. Гомель.
19 июля 1941 г.

22 июня 1941 г. в 4 ч. 14 мин. я с группой работников обкома (Богданов, Мацегорин, Махоменко, Андреев, Южная) был направлен секретарем ГК т. Коротковым в горвоенкомат для обороны города от наступления фашистских банд.
В горвоенкомате партийно-советских работников собралось до 40 чел. 30 чел. были вооружены, для остальных оружия не хватило. В горвоенкомате был лишь один ручной пулемет и ни одной гранаты. Немцы вошли в город в 7-8 часов утра 22 июня.
Комиссар горвоенкомата т. Забуркин связи с городским комитетом и воинскими частями не установил, в результате чего мы не смогли уйти из города вместе с отходящими нашими воинскими частями и оказались в полном окружении немецких войск.

В восьмом часу утра на мостовой против горвоенкомата разорвалась бомба, брошенная с германского самолета, в результате был убит красноармеец горвоенкомата и ранено 12 чел., из них комиссар облвоенкомата Стафеев, зав. базой облпотребсоюза т. Рехсон и другие.
В числе раненых оказался и я. Для оказания первой помощи пострадавшим в горвоенкомате не оказалось никаких медикаментов и перевязочного материала.
Находясь в горвоенкомате, мы наблюдали, как из некоторых домов Белостокской улицы неизвестные нам люди открыли оружейный и пулеметный огонь по отходящим нашим воинским частям.
До 12 часов дня в горвоенкомат дважды заходил секретарь облисполкома т. Волчков. Во второй половине дня немцы открыли по нам сильный пулеметный и оружейный огонь, затем подвезли к зданию орудие и начали бить по горвоенкомату.
По коллективному решению мы уничтожили партийные билеты, воинские билеты и другие находящиеся у нас документы. Выбив окно и перескочив через забор, мы оказались на другой улице.
По городу рыскали немецкие солдаты. Идти дальше было невозможно. Я и корреспондент газеты "Октябрь" т. Ривкин забежали в погреб кинотеатра имени Горького. Там я просидел до 4 час дня 23 июня.

Переодевшись в другую одежду, я пошел к себе на квартиру. По дороге видел, как некоторые девушки-полячки подносили цветы немецким мотоциклистам.
В этот же день в сопровождении работницы облфинотдела Кушнер М. я пошел делать перевязку в больницу, находящуюся около обкома. В больнице работали все наши врачи и санитары. Там же говорил с раненым коммунистом - зав. облбиблиотекой и бибколлектором (фамилии не помню).
До 29.VI я, ожидая Красную Армию, скрывался на различных улицах г. Бреста. Ночевал в синагоге, сарае и несколько ночей у одного сапожника по ул. Куйбышева. За эти дни я был свидетелем гнусных издевательств фашистских бандитов над нашим мирным населением.
Под видом розыска оружия немецкие солдаты грабили население, главным образом забирались сапоги, брюки, часы, постельное белье. Я видел, как один солдат подошел к рабочему типографии и приказал ему тут же снять его репсовую рубашку, как из детского дома № 2 и 3 забрали мясо, сахар, оставив детей совершенно без пищи.

Солдаты расстреливали без всяких на это оснований. Так, был расстрелян 18-летний юноша-еврей, живший по ул. Петровского, лишь за то, что он зашел в свой дом тогда, когда там немцы делали обыск (он об этом не знал).
Еврей-старик был зарезан бритвой пьяного немецкого солдата лишь за то, что не желал отрезать бороду. Многие были расстреляны лишь за то, что, не понимая немецкой команды "хальт" (стой), продолжали идти своей дорогой.
Особенно издеваются и мучают немецкие палачи командиров и политработников Красной Армии. Видел, как по Московской улице наши командиры везли немецкие тяжелые орудия. Лица их были изнеможденные. Многие из них были ранены.
Население, видя все это, боится появляться на улице. Особенно напугано еврейское население, оно почти не появляется на улице. Во многих заборах сломано несколько досок и через эти отверстия население старается перейти на необходимую им улицу.

С первого же дня своего вступления в город немцы пустили город на полное разграбление. Разграблены все продовольственные и промтоварные магазины, разграблено также много частных квартир.
Уже 23.VI чувствовался настоящий голод в городе. Не говоря о мясе, молоке, масле, в городе нет хлеба. Большие продовольственные склады конфискованы немецким командованием на питание их армии.
25 июня немецкая полевая комендатура вывесила приказ на 4-х языках (немецком, польском, белорусском, русском) об организации в городе городского магистрата и выдаче ежедневно в 6 часов утра хлеба по 1 кг на человека на советские деньги. Очередь выстроилась около магазинов в 1000 и больше человек.
В назначенное время открылся магазин, и начали выдавать хлеб. Немецкий фотокорреспондент немедля снял этот эпизод, после чего хлеб прекратили выдавать. Большинство очереди ушло без хлеба. Такие же проделки немецких правителей я видел в Пинске и других местах.

До 29.VI, дня моего ухода из Бреста, я слушал артиллерийскую перестрелку между нашими фортами и немецкими войсками. По рассказу немецкого солдата, один форт открыл ворота и выбросил белый флаг. Туда ринулись немцы. Пропустив 500-800 человек, ворота форта закрылись, и форт выбросил снова красный флаг. Все немецкие солдаты оказались в ловушке.
Население Бреста удивляется мужеству и бесстрашию наших пограничников. За 20 дней моего пребывания на оккупированной части Белоруссии я не нашел ни одной нашей листовки, воззвания. По моему впечатлению агитация в тылу организована неудовлетворительно.

Лектор Брестского обкома КП(б)Б Иоффе.
НАРБ, ф. 4п, оп. 33а, д. 8, л. 28-33.

Интересный момент как наши бойцы приняли сотрудников госбезопасности за диверсантов и застрелили:

Докладная записка секретаря Брестского обкома КП(6)Б Т. И. Новиковой секретарю ЦК КП(б)Б Г. Б. Эйдинову о положении в Брестской области. Гомель 19 июля 1941 г.

"....В дороге под Слуцком застрелены члены ВКП(б) т. Трофимов - нач. отдела обл. управления НКГБ, сотрудник т. Курусь и нач. Брестского РО НКГБ т. Ершов; они были приняты за диверсантов и застрелены нашим отрядом."

[Огонек]

http://www.kommersant.ru/doc/3017265..._campaign=four
«Огонек» публикует рассекреченные документы времен Великой Отечественной войны
18.06.2016, 20:19

Исторический фронт встречает 75 лет с начала Великой Отечественной без особого шума: о чем новом дискутировать и что старое переигрывать? Все концепции и позиции давно известны: "Сталин знал" — "Сталин не знал"; "СССР готовился — не готовился". И все это в рамках двух ключевых версий: традиционной советской (о вероломном нападении гитлеровской Германии) и нетрадиционной перебежчика Виктора Суворова (о том, что Сталин сам готовил нападение на Германию). Между тем спрос на "22 июня" в обществе велик. И хотя контроль за допуском к историческим документам жесткий, спрос есть чем поддержать: за год, прошедший после нашей публикации "Закрытые папки" (См. N 14 от 13.04.2015) о "секретных файлах" Великой Отечественной, многие запертые в архивах единицы хранения рассекречены. Сегодня "Огонек" впервые публикует ряд сенсационных документов, знакомство с которыми меняет привычную историческую "оптику". И... повышает интерес к тому, что по-прежнему остается в "закрытой зоне".

Леонид Максименков, историк

Начать надо с того, что стало известно совсем недавно из рассекреченных документов. Как эти новые знания могут изменить наши представления о "22 июня"?

Прежде всего у исследователей появилось неожиданное и весьма существенное измерение — оценка готовности страны к военному столкновению с точки зрения бизнес-планов, бухгалтерского учета и бюджетов финансирования разведывательных органов. Картина тут вырисовывается крайне занятная.

2 октября 1940 года, например, начальник Разведывательного управления Генштаба РККА Филипп Голиков подписывает для Молотова подробную справку за N 27899/сс о географии расходов военной разведки на текущий месяц. Справка уникальная. Здесь все расписано до последнего американского доллара и германской марки, монгольских тугриков, болгарских левов и итальянских лир. При желании читатель "Огонька" может самостоятельно изучить суммы и с помощью калькулятора выразить их в процентах, в рублях и валюте, выстроить очередность приоритетных стран и направлений и сделать самостоятельные выводы (см. фотокопию документа на с. 16). Голиков просит 586 тысяч 114 рублей валютой (переводами и наличными). Председатель Совнаркома (правительства) округляет и решает выделить 500 тысяч рублей. Сталин и узкий круг Политбюро соглашаются...

Полмиллиона валютой на один месяц на "оперативные нужды" всей советской военной разведки. Много это или мало? Чтобы понять, достаточно откатиться на пять лет назад: тогда 7 сентября 1936 года Политбюро разрешило "отпустить НКВД 1 миллион 25 тысяч золотых долларов на специальную операцию". А через две недели, 20 сентября, рассматривается "Вопрос т. У.[рицкого] Отпустить Разведупру РККА 1 175 000 ам. долларов на проведение операции, изложенной в записке от 19.9.1936 г. N 20087/сс". Получается, что в одном только сентябре 1936 года на две чекистские закордонные спецоперации в течение двух недель выделяли в четыре с половиной (!) раза больше, чем на всю армейскую разведку в октябре 1940-го.

Выходит, когда боролись с троцкистами и недобитыми белогвардейцами, на них казны не жалели, а на безопасности страны — нещадно экономили?

Идем дальше. 19 апреля 1941 года Политбюро рассматривает "Вопрос НКВМФ". Разведуправлению Военно-морского флота на первое полугодие 1941 года решено отпустить инвалюту в размере 450 тысяч рублей, не включая в эту сумму ранее отпущенные средства на содержание аппарата военно-морских атташе. Здесь важны два момента: 1. Просьба не путать с разведкой военной — у флотской своя бухгалтерия. 2. Стоит обратить внимание, что Политбюро лишь 19 апреля 1941-го соизволяет выделить деньги структуре на первое полугодие (1 января — 30 июня). А это значит как раз то, что вы подумали: задержки с финансированием, с выплатой зарплат, премий сотрудникам и агентуре, с выполнением планов мероприятий и т.д. имели место при "эффективном менеджере" даже в самом чувствительном государственном секторе — разведке.

В этом убеждает еще один открытый недавно документ: 18 апреля 1941 года по вопросу о финансировании внешнеполитической разведки обращается к Молотову и нарком госбезопасности СССР Всеволод Меркулов.

[герб СССР]

Народный комиссариат

Государственной безопасности

18 апреля 1941 г.

N 11241/м.

ПРЕДСЕДАТЕЛЮ СОВЕТА НАРОДНЫХ КОМИССАРОВ

СОЮЗА С.С.Р.

товарищу М О Л О Т О В У

Народный Комиссариат Государственной Безопасности СССР просит Вашего решения об ассигновании на март-апрель 1941 года на расходы по закордонной работе НКГБ СССР 1 440 000 рублей (в инвалюте разных стран по заявкам НКГБ) и на 60 000 рублей в монгольских тухриках и тувинских акша.

На 1-й квартал 1941 года на эти цели было ассигновано НКВД СССР, согласно постановления СНК СССР N СО281 от 9/1-41 г. 900 000 рублей в инвалюте разных стран и тухриков на 300 000 рублей, но указанной суммы оказалось недостаточно и НКГБ СССР согласно разрешению СНК СССР N СО-2400 от 10 марта получил 200 000 рублей в инвалюте разных стран в счет ассигнований 2-го квартала 1941 г.

Из испрашиваемой суммы НКГБ СССР просит Вашего распоряжения Наркомфину СССР ассигновать авансом Рб. 500 000 — в инвалюте разных стран и на 30 000 рублей монгольских тугриков и тувинских акша.

Народный комиссар

Государственной Безопасности С.С.С.Р. (подпись)

(В. МЕРКУЛОВ).

По датам с ним соседствует еще одна "секретка", помеченная тем же 18 апреля 1941-го. И на ту же тему: меморандум начальника Генштаба Красной армии Георгия Жукова о положении дел в разведке военной. То есть за два дня Политбюро занимается рассмотрением трех бумаг, полученных от трех разведок (!). На скудное финансирование жалуются: Военно-морской флот и его разведка, госбезопасность и внешняя политическая разведка, Разведуправление Генштаба и разведка военная. Может ли это быть случайностью?

Если ознакомиться с меморандумом Жукова, становится понятно: не может, ситуация просто отчаянная. Георгий Константинович об этом документе не рассказал в официальной, опубликованной, версии своих мемуаров. А сам факт существования меморандума был неизвестен 75 лет. Его полный текст сегодня мы публикуем впервые.

Сов. секретно

Экз. N 1

Народный комиссариат

Обороны Союза ССР

НАЧАЛЬНИК

ГЕНЕРАЛЬНОГО ШТАБА

КРАСНОЙ АРМИИ

18 апреля 1941 г.

N 591792 сс.

Председателю Совета Народных Комиссаров

С.С.С.Р.

тов. М О Л О Т О В У

Разведывательное управление Генерального Штаба Красной Армии испытывает большие трудности в своей работе из-за неналаженности денежного обеспечения.

За семимесячный период с 1 августа 1940 года по 1 марта 1941 года им на всю оперативно-агентурную деятельность было получено 1 550 00 валютных рублей, в то время как за первые 7 месяцев 1940 года — получено 3 255 000 рублей.

Таким образом, среднемесячное ассигнование с 465 тысяч рублей было уменьшено до 221 тысячи рублей.

В связи с этим Разведывательным управлением в финансовом отношении был проведен ряд мероприятий по упорядочению денежного хозяйства, по более расчетливому использованию средств и по налаживанию отчетности.

Однако, несмотря на эти мероприятия, в финансовом обеспечении работы имеют место многочисленные ненормальности: перебои в финансировании; срывы или несвоевременное проведение целого ряда мероприятий; значительная задолженность перед периферией; различные конфликты из-за оплаты и т.д.

Ряд округов (Киевский, Западный, Средне-Азиатский) донесли о прекращении операций из-за отсутствия средств.

Руководство Разведывательного управления находится под непрекращающимся нажимом справедливых требований, жалоб, претензий и недовольства со стороны командующих и начальников разведывательных отделов округов, военных атташе, легальных и нелегальных резидентов и источников. Об этом можно частично судить по прилагаемой выписке из шифрованных телеграмм.

Неупорядоченность этого вопроса имеет место не только в денежном обеспечении агентурно-разведывательной работы, но и в обеспечении содержания штатных аппаратов военных атташе и военных советников.

Несколько раз зарплата личному составу этих органов переводилась несвоевременно. Апрельское содержание до сих пор не получено и не переведено.

РУ в своей кассе совершенно не имеет средств. Ассигнования на работу второго квартала на места не произведены; по первому кварталу задолженность 362 тысячи рублей.

Докладывая по данному вопросу, прошу Ваших решений с тем, чтобы установить определенное и устойчивое финансовое обеспечение работы Разведывательного управления.

Для этой цели прошу назначить среднеквартальный денежный лимит на агентурно-разведывательную работу управления 2 500 000 рублей.

НАЧАЛЬНИК ГЕНЕРАЛЬНОГО ШТАБА

КРАСНОЙ АРМИИ

ГЕНЕРАЛ АРМИИ (подпись) ЖУКОВ.

Отп. 2 экз. ЕГ.

Источник: РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 166. Ед. хр. 652. Л. 97-98.

Документ, согласитесь, убойной силы. О какой готовности принять удар, о какой осведомленности политического руководства страны можно говорить, если даже разведка была запущена до крайности: "многочисленные ненормальности", "перебои", "срывы", "несвоевременное проведение", "значительная задолженность", наконец, "прекращение операций из-за отсутствия средств" — как могло не случиться катастрофы 22 июня в таких условиях?

Пробелы в сталинском фонде

Документы, о которых шла речь в предыдущей главке, дают новую оптику для понимания минувших событий. Но при этом картину во всей полноте мы, к сожалению, пока составить еще не можем — много для этого не хватает, многое по-прежнему остается в "закрытой зоне". И об этом стоит хотя бы бегло поговорить.

В описи 11 фонда 558 ("Личный архив Сталина") в РГАСПИ по-прежнему закрыты десятки дел. Например, полностью запечатано дело N 180 (записки НКВД и его сотрудников о серьезных недостатках в работе чекистов за период с 21 февраля 1939 года по 7 мая 1941 года). Скрываются под грифами копии перехваченных телеграмм о политике Германии и Италии. Засекречены полтысячи дешифрантов телеграмм Спецотдела НКВД-НКГБ с резолюциями Сталина. В деле N 193 от нас прячутся "телеграммы, перехваченные" нашими спецслужбами от "иностранных послов и генконсулов, аккредитованных в Советском Союзе, и ответные телеграммы в страны пребывания".

Остается закрытым изученный Сталиным и испещренный его пометками перевод с немецкого доклада контрразведывательного отдела штаба Рейхсвера "Русская армия" (дело N 195).

Нет пока возможности ознакомиться и с таким шедевром, как книга "О приемах вербовки советских граждан иностранными разведками и о средствах борьбы с иностранной разведкой". Интересен и сам труд, и замечания Сталина на него (дело N 443).

Остаются под грифом и 300 страниц шифротелеграмм Генштаба, ВВС РККА и ВМФ, НКВД, наркоматов авиационной промышленности и вооружения, тяжелого машиностроения и НКВД, а также исполкома Коминтерна, с резолюциями Сталина, Молотова и других членов Политбюро. Это три дела — с N 450 по N 452 — с сентября 1941 года по 1944 год.

Еще одно досадное сокрытие — это дела N 422 и N 423: "Журналы регистрации отправленных документов с резолюциями Сталина И.В." за период с 17 июня 1940 года по 16 июня 1945 года, то есть от падения Парижа до Парада Победы. В теме "22 июня" эти альбомы могли бы помочь ответить на принципиальный вопрос: где был Сталин накануне и в первый день войны и чем он занимался?

Слышится хор возмущенных возгласов: что значит где?! В Кремле! Читайте, дескать, мемуары маршала Жукова, диалоги Феликса Чуева с Молотовым, да, наконец, откройте дневник посещений его кабинета... Да, все правильно. Согласно дневнику посещений (который рассекречен), 22 июня Молотов, Берия и другие в кабинет вошли в 5 ч. 45 мин. утра, а "последние вышли в 16 ч. 45 м.". Но где материальные следы этих посещений — пометки на документах, замечания и т.д.? Ответ — только в этом альбоме. Но он по-прежнему остается вне доступа — под грифом.

Последнее из известных нумерованных довоенных директивных указаний Сталина помечено в альбоме 14 июня 1941 года. Народный комиссар среднего машиностроения Вячеслав Малышев просит разрешения построить в Кременчуге завод на 100 тысяч грузовых трехтонных автомобилей с дизельмотором и четырех заводов смежной промышленности в районе Кременчуга.

14 июня Сталин приказывает: "т. Вознесенскому. Идея правильная, только следовало поставить завод подальше от границы, скажем, в Камышине (воды в Камышине много, лес по Волге будут доставлять в изобилии, сталь будут подавать из Донбасса). Если остановимся на Камышине и в проекте будут проделаны соответствующие изменения, я буду голосовать за завод. И. Сталин". Резолюцию немедленно оформляют в альбоме мудрости: "N 2305/14 VI. 41 г."

Других номерных резолюций после этой даты у нас нет.

Возразят, а как же хрестоматийно знаменитая фраза Сталина на разведдонесении за N 2279/м от 17 июня наркома госбезопасности Меркулова о неминуемом начале войны: "Т-щу Меркулову. Может, послать ваш "Источник" из штаба Герм. авиации к е-ной матери. Это не "источник", а дезинформатор. И. Ст.". Но эта мудрость не приобрела номера и даты, не внесена в альбом. Поэтому неизвестно, "послал" ли товарищ Меркулов свой "источник" из штаба германской авиации, или не "послал".

Вспомнив о советских источниках в германских штабах, приведем фрагмент последней из известных на сегодняшний день шифровок Сталину от советского полпреда в Берлине Владимира Деканозова (N 451). 18 июня 1941 года Деканозов пишет Поскребышеву: "Посылаю обещанные мною товарищу Сталину сведения о пищевом довольствии в Германской армии". Сегодня в "Огоньке" этот текст публикуется впервые:

"<...> Таким образом, громадная армия Германии поставлена в особо привилегированное положение и пожирает, не производя, громадное количество пищевых продуктов Германии и оккупированных стран. Все это говорит о наличии у германского правительства довольно значительных продовольственных ресурсов специально для армии.

Фронтовой рацион по сравнению с официальными тыловыми нормами включает несколько меньшее количество мяса, масла, сыра, сахара и картофеля, что компенсировано почти двойным увеличением количества овощей (б.[ольшей] ч.[астью] свежих), консервированных фруктов и несколько большим пайком сала, маргарина, круп, мармелада и чая. Вместо натурального молока действующие на фронте части получают сгущенное молоко.

Знаменательно, что сверх обычного армейского рациона действующие на фронте части получают натуральный кофе (в бобах), которое, как известно, тонизирует организм человека.

Офицеры Германской армии питаются в офицерских казино, получая для расчетов специальные карточки. Нормы для офицеров нам установить еще не удалось. Во время военных действий офицеры питаются из общего котла, если их число не позволяет завести специальной офицерской "малой кухни" (50-60 чел.) <...>"

Очень актуальная тема. Особенно за четверо суток до начала великого противостояния. Но на ней нет не только резолюции, вообще нет следов, что Сталин об этом узнал.

Настало время признать, что в известных на сегодняшний день протоколах Политбюро и материалов к ним (РГАСПИ, ф. 17, оп. 163) за период с 19 по 22 июня следов работы карандаша Сталина не обнаружено. Решения есть (некоторые сомнительные), инициирующие записки есть (многие без даты, что тоже подозрительно), отметки о голосовании ближайших соратников и лучших учеников тоже (хотя многие по доверенности), а вот само первое лицо упорно отсутствует. Нет ни пометок "живого" карандаша, ни опосредованной записи "тов. Сталин — за (АП)".

Не будем утомлять читателя перечнем пунктов протокольных решений. Приведем их лишь за 22 июня. В то роковое воскресенье утвердили всего лишь четыре Указа Президиума Верховного Совета СССР. Все они опубликованы в газетах 23 июня. Ничего нового по их содержанию мы не узнаем, но новизна не в содержании, а в форме их принятия. Итак, по порядку.

П34/95. "О мобилизации": "<...> Мобилизации подлежат военнообязанные, родившиеся с 1905 по 1918 год включительно. Первым днем мобилизации считать 23 июня 1941 г.". Перед нами машинопись указа. Следов голосования товарищей, которые сидели в кабинете с пяти утра до пяти пополудни, нет. На документе лишь пометка-автограф: "Указание т. Сталина — опубликовать. А. Гор[кин]. 22/VI".

Кто такой Горкин? Секретарь Президиума Верховного Совета. Есть и другая помета: "м. нет", то есть "материала нет". Что это означает: черновика нет или сопроводительной записки? Получается, напечатан набело. Неужели Горкиным? Вы верите этому? Или оригинал где-то спрятан в президентском архиве?

П34/96. Указ Президиума Верховного Совета "Об объявлении в отдельных местностях СССР военного положения". На копии и этой машинописи также нет следов никаких голосований, отметок и прочих зацепок.

П34/97. "О военном положении". Увы, никаких пометок нет и на третьем указе.

П34/98. Это "Положение о военных трибуналах". И тут есть интересный момент. В конце указа стоит: "Москва, Кремль, ... июня 1941 г.". То есть дата не проставлена. Из какого же спецпакета достали этот указ? Ответ: "Указание т. Сталина — опубликовать А. Горкин. 22/VI".

Жаль, что Александр Федорович Горкин, потом служивший за заслуги председателем Верховного суда СССР, не оставил рукописи своих воспоминаний в чемодане на даче. Очень хочется узнать, в какой форме Сталин давал ему эти "указания": живьем, через Поскребышева, по телефону ВЧ или шифровками?

Увы, знание о том, как на самом деле было, приходит к нам и 75 лет спустя строго дозированно, порционно. Можно утешаться только одним: уж лучше поздно...

[Елена Новоселова]

https://rg.ru/2014/06/20/mifi.html
20.06.2014 00:29
Рубрика: 1941 год. 22 июня
Война и миф

Российская газета - Федеральный выпуск №6408 (136)


Мифы о начале Великой Отечественной войны, несмотря на серьезный временной зазор между трагической датой 22 июня 1941 года и ищущей правду современностью, продолжают жить. В первые часы войны Сталин заперся на Ближней даче и беспробудно пил. "Телеграммы" Зорге сфальсифицированы. Перед войной в руководстве страны действовала "пятая колонна"... Есть ли документы, которые могут опровергнуть мифы или подтвердить? Ответ на эти вопросы журналистам "РГ" предложили в Российском государственном архиве социально-политической истории. Первым в разговор о начале войны вступил директор РГАСПИ Андрей Сорокин.

Андрей Сорокин: Мифы появляются тогда, когда историки или публицисты не могут избежать соблазна работать с историческими документами избирательно. История при таком подходе приобретает весьма искаженный вид. А архив - это доктор этой искаженной исторической памяти. Однако мы видим по листам использования документов, что общество не очень-то интересуется историческими источниками. Загляните, к примеру, в эту папку из личного фонда Жданова, прямо относящуюся к так нашумевшей теме блокады Ленинграда. И вот, пожалуйста, лист использования. Единственная запись: 28 января 2014 года. И ту сделал ваш покорный слуга. А документы рассекречены 16 лет назад.

Между тем внутри - никому не известный проект строительства железной дороги по льду Ладожского озера, аналитическая записка о борьбе за коммуникации в блокаду со статистическими таблицами, с картами, схемами и прогнозами замерзания озера, сделанными специалистами Балтийского флота. И кроме Жданова семьдесят лет назад к этим документам никто не прикасался!

Существует версия, что Сталин так был шокирован началом войны, что несколько дней не руководил государством, заперся на Ближней даче в Кунцеве и пьянствовал. Архивные источники ее подтверждают?

Юрий Сигачев, главный специалист РГАСПИ: Вот документ - отрывок за 21-28 июня 1941 года из Тетрадей (журналов) записей лиц, принятых Сталиным в Кремле. Серьезным историкам давно ясно: хрущевская версия о том, что Сталин неделю или месяц находится в шоке (Никита Сергеевич по-разному называл этот срок), не выдерживает никакой критики.

Вот папка, в которой аккуратно записаны все посещения, начиная с 27 июля 1940 года по 14 октября 1941 года. Это полный массив записи дежурных секретарей Сталина.

Но дыма без огня не бывает. После взятия вермахтом Минска, 28 июня Сталин вместе с Молотовым и Микояном в Генштабе ругают Жукова за то, что у него нет связи с войсками. И вождь бросает (известно из воспоминаний Микояна): "Ленин оставил нам такое государство, а мы его про...ли". Потом в сердцах хлопает дверцей автомобиля и уезжает на Ближнюю дачу.

Так вот можно с точностью утверждать, что Иосиф Виссарионович около полутора суток страной не руководил.

Андрей Сорокин познакомил журналистов "РГ" с журналами записей лиц, принятых Сталиным в Кремле 22 июня 1941 года. Фото:Олеся Курпяева/РГ

Когда это было? Когда страна оставалась без головы?

Юрий Сигачев: Полутора суток - 29 и 30 июня. Хозяин, как его называли соратники, никого к себе не вызывал. А 30-го по инициативе Молотова и Берии члены Политбюро поехали на Ближнюю дачу и там, как пишет Микоян, застали Сталина в растерянности. По мнению Микояна, вождь решил, что его хотят сместить. Что, впрочем, маловероятно: Молотов был подчинен стальной воле будущего вождя еще в 1917 году, в дни Октябрьской революции, да и все остальные были у Сталина в кулаке.

В этот день на даче создается Государственный комитет обороны. Вот подлинник документа. Судя по нему, дело обстояло следующим образом. Собравшийся с силами Хозяин потребовал от "штатного писарчука" Маленкова необходимый текст. Тот присел у краешка обеденного стола и принялся строчить красным карандашом в блокноте. Потом начали обсуждать написанное и вносить поправки. Решили указать, что постановление должно быть подписано не только Сталиным от имени ЦК и Совнаркома - нужно подписать и за отсутствующего декоративного президента страны Калинина. Местом принятия документа указали, конечно, Кремль. Решили признать, что сложилось чрезвычайное положение. Отметили, что нападение врага было вероломным. Эти и другие мелкие исправления Маленков тут же вносил в текст простым карандашом. Приложил руку и Сталин: вставил в третий пункт слова "всех граждан", а вместо слова "хозяйственные" начертал "комсомольские". Показательна и правка Молотова, который слово "страна" синим карандашом заменяет на слово "родина".

Фото:Олеся Курпяева/РГ

Андрей Сорокин: Смотришь на эти непрезентабельные странички с чрезвычайной важности текстом и понимаешь, была страна готова к войне или нет. Я как руководитель государственного учреждения в своем сейфе храню целый ряд наставлений и инструкций, которым надо следовать в случае возникновения разного рода чрезвычайных ситуаций. Совершенно очевидно, когда мы держим в руках документ, наспех написанный от руки, что таких инструкций, такого "руководства по эксплуатации" высшее руководство на случай начала военных действий не имело.

Юрий Сигачев: Создание ГКО, решение о котором записано буквально на коленке, было результатом полуторадневного шока. Маленков где-то на углу стола в малой столовой ближней дачи набросал этот текст. Все это происходило без стенографисток, помощников. Скорее всего, потом Маленков надиктовал постановление в редакцию "Правды" по телефону. Недаром о нем Молотов говорил, что "Маленков у нас телефонщик". Машинописный вариант изготовлен явно позднее. Следующим экземпляром был текст о создании ГКО в газете "Правда".

Фрагмент письменного разговора вождя с командиром одной из дивизий. Телеграфист, которому предстояло передать эту реплику, прочитал: "Вы вчера обманули меня дважды насчет моста у станции Свирь. Скажите, наконец, у кого сейчас мост - у врага или у нас? Желаете ли вы ликвидировать противника у моста или предпочитаете оставить его врагу? Кто вы, наконец, - друг советской власти или недруг? Сталин".

Фото: Олеся Курпяева/РГ

Пока речь идет о "шоке" спустя неделю, после того, как "в четыре часа утра, вероломно, без объявления войны...". А что делало руководство 22 июня? Почему по радио выступал Молотов, а не "первое лицо"?

Юрий Сигачев: Одна из версий, что у Сталина обострился ларингит, поэтому он не мог выступать. Но это совсем другая история, ее не надо путать с "шоком" после сдачи Минска.

22 июня в 3.15 Жуков позвонил на Ближнюю дачу в Кунцево и сообщил о том, что начались бомбежки. Сталин дал команду Поскребышеву собрать не только узкий состав Политбюро из тех, кто был в Москве, но и военных. И они собрались в кремлевском кабинете вождя. Это четко зафиксировано в Тетрадях (журналах) записей лиц, принятых Сталиным.

Андрей Сорокин: В 5.45 в дневнике дежурного мы видим первую запись о том, что в кремлевский кабинет Сталина входит целый ряд товарищей. Это Молотов, Берия, Тимошенко, Мехлис, Жуков. Молотов вышел в 12.05, Берия в 9.20. Тимошенко, нарком обороны, вышел в 8.30 вместе с Мехлисом и Жуковым. Маленков входит позднее, в 7.30. Весь список 22 июня состоит из 29 посетителей, некоторые заходят к Сталину в кабинет по нескольку раз. Это и Молотов, и Берия, и Жуков, и Микоян, и Каганович, и Вышинский, и нарком Военно-Морского флота Кузнецов.

Последняя запись под номером 29 свидетельствует о том, что Берия вошел к Сталину в 16.25 и вышел через 20 минут.

Потом Сталин позволил себе некоторое время отдохнуть. В течение полусуток он отдыхает. Следующая запись датирована 23 июня. В 3.20 утра к нему заходят Молотов и Ворошилов, через пять минут Берия и другие.

То есть у руководства страной была почти паника... И все же, с какой долей уверенности можно говорить о том, что нападение на Советский Союз для нас было неожиданностью? Существуют ли в архивах "телеграммы Зорге", где разведчик называет точную дату начала войны?

Юрий Сигачев: Они хранятся в РГАСПИ. Кстати, вместе со знаменитой резолюцией Сталина на донесение Меркулова: "Не послать ли ваш источник к е... матери!". Дело в том, что Сталин получал информацию по разным каналам: и по дипломатическим, и от военной разведки, и от НКВД...

Андрей Сорокин: Эта резолюция была наложена на самое точное из всех предупреждений, которые получал Сталин по поводу начала войны. Но нужно видеть контекст. В высшее руководство СССР приходит множество сигналов, в которых называются разные сроки начала войны. Некоторые из них к 22 июня уже истекли. Конечно, в известном смысле Сталин дезориентирован. Но если такое множество сигналов говорит о том, что на достаточно коротком отрезке времени должны начаться военные действия, по моим представлениям, долг любого руководителя предпринять некоторые предупреждающие шаги. А мы видим, что этих шагов сделано не было. Кто-то что-то предпринимает на свой страх и риск. К примеру, нарком Военно-морского флота Кузнецов приводит части Балтийского и Черноморского флотов в боевую готовность своим собственным решением, несмотря на то, что имеет прямое указание Сталина этого не делать, избегать провокаций, не шевелиться...

Вот интересные документы, которые проливают свет на состояние управления в начале войны. К примеру, расклейка телеграфной ленты. В документах Совнаркома и личного фонда Ленина периода гражданской войны мы увидим с вами ровно такую же. Это записи разговоров по прямому проводу главнокомандующего с командующими фронтов. Общаются по телеграфу, не по телефону или радио. Можете себе представить, какова оперативность такого общения! Посмотрите: записка Сталина, которая потом выливается в текст, а с ним работает телеграфист. Дальше вождь передает записку своему помощнику. Тот, вероятно это Поскребышев, вызывает дежурного офицера, дежурный офицер бежит к телеграфисту, телеграфист ее отправляет и терпеливо ждет, что ему ответят... И так Верховный главнокомандующий "разговаривает" не только с командующими фронтов, но и с армиями и дивизиями. Не имея адекватных результатов от разговоров с высшим командованием, Сталин вынужден спускаться на уровень тактических соединений. И это тоже характеризует и состояние управления войсками и степень дезорганизации.

Или другой пример. Сталин переговаривается с командующим войсковой группы по прорыву блокады и сообщает ему, что в Москве принято решение ее переподчинить. Командующий армией отвечает: "...у меня очень плохая связь с Ленинградом... Лучше было бы, чтобы генштаб увязал наши действия". Сталин: "Но у генштаба меньше связи с Лен.фронтом, чем у вас". И это тоже к вопросу об уровне подготовки к войне и состоянии технических средств связи, о глубине пропасти, на краю которой оказалась наша страна осенью 1941 года. Документов, которые рисуют такую чрезвычайно тяжелую обстановку, очень много. В том числе и касающиеся дисциплины в рядах Красной Армии. Надо вспомнить о четырех миллионах советских военнопленных первого периода войны, донесениях о сдаче в плен, многочисленных нарушениях воинской дисциплины. В документах, касающихся обороны Ленинграда, я нашел замечательный отчет второго секретаря обкома, посланного Ждановым инспектировать один из участков фронта. В нем сообщается: стрелковая дивизия (номер такой-то) без приказа "в ночь с 20 на 21 число отошла в глубокий тыл... на 70 км от линии фронта... это рекорд, которого не знает история... ведется следствие". А вот, к примеру, в личном фонде Молотова мы находим перевод проекта доклада командующего 2-й танковой армией вермахта генерал-полковника Гудериана с "краткой оценкой русских вооруженных сил", "боеспособности русской армии". Характеристики высшего и среднего командного составов в подавляющем большинстве положительные: "В отношении личных качеств почти всегда храброе...", хуже он отзывается о низшем командном составе. Его оценки касаются как морально волевых качеств, так тактических и оперативных навыков, возможностей, способностей. Высоко оценивая способность и готовность русских к сопротивлению, специально отмечает русскую пехоту: "Почти всегда упорная в обороне, искусная в ночных и лесных боях, обученная коварным приемам борьбы, очень умелая в отношении использования местности, маскировки и постройки полевых укреплений, неприхотлива...

Накануне войны ходили слухи о некой "пятой колонне" в руководстве страны, о вредительстве и предательстве в армии....

Юрий Сигачев: Когда вы читаете документы НКВД, нужно понимать, где там сконструированные работниками ведомства военно-фашистские заговоры, а где - правда. И перед самой войной, и во время войны до 1943 года продолжали арестовывать по показаниям 1937-38 годов. 15 мая 1941 года границу пересек транспортный "Юнкерс" , а наше ПВО не отреагировало. Арестовали начальника управления противовоздушной обороны Штерна, зама наркома обороны Рычагова и многих других. 24 июня арестовали жену Героя Советского Союза Павла Рычагова, известную летчицу Марию Нестеренко. Прямо на аэродроме...

Андрей Сорокин: Дополняя эту картину, вспомним, что 23 июня по показаниям военных, репрессированных еще в 1937-1938 гг. по обвинению в заговоре и шпионаже, был арестован замнаркома обороны Кирилл Мерецков. А потом, как мы знаем, был освобожден и закончил войну в маршальском звании. Вот интересная папка из личного фонда Сталина. И в ней документ с пометкой "важно" характерным сталинским почерком. Что ему кажется важным? Совершенно секретная справка с перечнем арестованных генералов. Это многостраничный список. Ну, вот например: "Иванов Федор Сергеевич, генерал-лейтенант. Сознался в том, что будучи недоволен снятием с командной должности, стал вести среди своего окружения антисоветскую агитацию..." Какую? "Что неуспехи Красной Армии являются результатом якобы неправильной политики партии и советского правительства по вопросам обороны страны и коллективизации сельского хозяйства. Высказывал антисоветские взгляды, клеветал".

И далее. Ширмахер Александр Генрихович, генерал-майор. Гапич Николай Иванович, генерал-майор, бывший начальник Управления связи Красной Армии. Алексеев Иван Иванович, генерал-майор. Потатурчев Андрей Герасимович, генерал-майор, Самойлов Константин Иванович, контр-адмирал, бывший начальник военно-морских учебных заведений Военно-Морского флота и т.д. Вопрос о "пятой колонне" и всяческих шпионах не просто важен, он один из ключевых. Если даже согласиться с той посылкой некоторых наиболее активных пропагандистов идеи о том, что "пятая колонна" существовала, и ее надо было уничтожить, следует признать, что усилия высшего руководства в этом отношении оказались малоэффективны.

Вы имеете в виду коллаборационизм?

Андрей Сорокин: По его масштабам наша страна не сильно отличалась от других стран Европы...

Историки называют цифру - около миллиона человек

Андрей Сорокин: Цифра эта требует верификации, поскольку серьезное изучение этого явления только начинается. Следует различать пассивный и активный коллаборационизм. Трудно упрекать 70 миллионов человек, не по своей воле оказавшихся на оккупированной территории, в том, что они, пусть и косвенно, сотрудничали с оккупантами. Хотя если крестьяне продолжают пахать, сеять, убирать урожай, а у них оккупационные власти отчуждают его в свою пользу. Разве можно говорить, что они работают на противника? Пусть и под принуждением. Другое дело - полицаи, участники Русской освободительной армии или ОУН-УПА на Украине или аналогичные формирования в Прибалтике.

Наступление вермахта и отступление Красной Армии было настолько стремительным, что эвакуацию организовать не успевали. Скажем, материалы по Ленинградской блокаде как раз свидетельствуют о нерасторопности руководства города. Сталин еще в августе 1941 года задает вопрос Жданову: "Почему вы не эвакуируете население?" В середине января 1942 года Микоян пишет главному человеку в Ленинграде: "...автотранспорт, идущий за продовольствием..., мало используется для эвакуации... населения. Необходимо усилить эвакуацию, чтобы разгрузить Ленинград от лишних едоков". Только после этого начинается активная эвакуация - в двадцатых числах января, когда уже прошли голодный ноябрь, декабрь, январь...
читайте также

Андрей Сорокин: Карточки в стране на продовольствие существуют с июля 1941 года. Из переписки Микояна со Сталиным мы узнаем о голоде в армии. Главное интендантское управление Красной Армии в экстренном порядке решает вопрос об обеспечении продовольствием войсковых частей и госпиталей, расположенных в Кировской области, критическая ситуация в том же январе 1942 г. складывается с продовольствием и фуражом на Карельском и Калининском фронтах, где "имеются случаи смерти от истощения". Я держал в руках письмо секретаря ЦК КП(б) Эстонии, который жалуется в центр о состоянии с питанием в эстонской стрелковой дивизии: "Люди сильно истощены, кормить нечем...".

Вы владеете страшной правдой о войне. Идти к 70-летнему юбилею Победы с таким грузом и оставаться патриотом не просто...

Андрей Сорокин: По моим представлениям, патриотизм никак не противоречит знанию трудных и тяжелых страниц истории своей страны. Более того, нормальный, реальный, практически действенный патриотизм только таким и может быть. Если мы не знаем своих ошибок, если мы их не анализируем, это патриотизмом назвать нельзя. Потому что в перспективе это нас приведет к повторению этих ошибок уже совсем в иных масштабах. Нужно извлекать уроки из своей истории. К слову, широко распространенная максима Гегеля: "История учит тому, что она ничему не учит", была оспорена сто лет назад Василием Ключевским, который в своих дневниках написал: "Не цветы виноваты, что слепой их не видит". Мне кажется, что это точная формула, которую мы все должны иметь в виду, начиная разговор об истории, о трудных ее вопросах. Мы живем не с чистого листа. Практически все, с чем мы имеем дело, было в истории до нас. И то, что война была такой трудной, такой чудовищной, такой жестокой, моему патриотизму никак не мешает, я реально горд этой Победой. Да, мне трудно примирять свое сознание с теми ошибками, которых могло не быть. И жертв могло быть меньше.

[Олег Мозохин]

https://rg.ru/2014/06/02/chto-znal-stalin.html
02.06.2014 16:37
Рубрика: Общество
Накануне
Текст: (доктора исторических наук)
Родина - №6 (0)

Знал ли Сталин время начала Великой Отечественной войны? Что ему докладывали по этому поводу органы государственной безопасности? Ответы на эти вопросы интересуют исследователей на протяжении нескольких десятилетий. За последние годы появилось большое количество публикаций по этой теме, издано большое количество документов, существуют разнообразные подходы в их оценке.

C учетом того, что недавно были рассекречены новые материалы по этой проблеме, попытаемся еще раз проанализировать документы, доложенные Сталину накануне войны.

Пограничные укрепления

Вначале упомянем о том, что Сталина дважды информировали о строительстве мощных укреплений на восточных границах Германии.

Во-первых, нарком внутренних дел СССР Лаврентий Павлович Берия еще 1 августа 1940 года сообщил о полученных агентурных данных, согласно которым немцы вели на границе с СССР строительство полевых и долговременных укреплений.

Было установлено, что в районе местечка Каркле, в 12 километрах к северу от Мемеля (Клайпеды), располагалась береговая артиллерия. К северу и югу от этого района, вблизи местечек Немержара, Геруле, Таралаукой и Зандкруг были построены крупные железобетонные укрепления. Были начаты работы в крепости Мемель. В 10 километрах восточнее ее строились железобетонные укрепления.

Берия также сообщал, что на Западном Буге, на линии местечек Дубенка и Грубешов, и по западному берегу реки Сан силами воинских частей рылись окопы. В районе местечка Хелм, а также на восточной окраине местечка Бердище были построены долговременные укрепления. Местность, прилегающая к этому району, была заминирована. В районе местечек Соснице, Валава и Засан была построена линия окопов, блиндажей, пулеметных гнезд, связанных между собой ходами сообщений, в этом районе были также установлены орудия.

Во-вторых, 22 января 1941 года Сталин попросил В. М. Молотова, Н. А. Вознесенского, Берию, К. Е. Ворошилова, С. К. Тимошенко, К. А. Мерецкова, Г. К. Жукова, Б. М. Шапошникова, С. М. Буденного, А. А. Жданова, А. Ф. Хренова (Управление инженерных войск Красной армии) и Г. И. Кулика ознакомиться с запиской о "Линии Зигфрида", переданной ТАСС 9 января.

Согласно этому сообщению, в 1940 году в Германии вышла вторым изданием книга И. Пехлингера "Линия Зигфрида". В ней сообщалось, что со времени прихода к власти национал-социалистов первой заботой Гитлера, наряду с укреплением армии, было усиление военных укреплений на границах Германии. В 1935 году были созданы военно-инженерные штабы, которым поручалось строить укрепления восточнее Рейнской демилитаризованной зоны. До 1938 года ими была выполнена значительная часть строительства. 28 мая 1938 года Гитлер, в ответ на мобилизацию в Чехословакии, отдал приказ о быстрейшем завершении строительства "Линии Зигфрида". Для решения этой задачи потребовалась мобилизация всех строительных организаций страны.

Пехлингер писал, что с военной точки зрения "Линия Зигфрида" представляет собой революцию в строительстве укреплений. Она требовала применения новой военной тактики и новых методов ведения войны.

Параллельно линии укреплений тянулась линия воздушной обороны. Вся зона укреплений шла вглубь страны. На наиболее ответственных участках отдельные укрепления были соединены вместе в одно целое с помощью подземных сообщений. Под землей с тыла могло подвозиться продовольствие, снаряжение, воинские части. Глубоко под землей были расположены машинные отделения для снабжения подземных помещений воздухом, водой и электроэнергией, между отдельными этажами подземной части были сооружены лифты.

Тревожные звонки

Другие сообщения, направленные Сталину, непосредственно касались разведывательных данных о подготовке Германией войны с Советским Союзом.

В октябре 1940 года Генеральный штаб Красной армии информировал о том, что в Финляндию прибывают германские войска. Агентура Разведупра сообщала, что в Румынии Германия и Италия спешно организуют кулак нападения на левый фланг фронта СССР, с этой целью туда осуществляется передислокация итальянских войск. С ее завершением оба фланга фронта СССР будут под сильной угрозой с самого начала военных действий. С присоединением Финляндии и Румынии к гитлеровской коалиции СССР значительно проигрывал Германии.

8 октября 1940 года начальник Разведывательного управления Генштаба Красной армии генерал-лейтенант Ф. И. Голиков направил Сталину специальное сообщение. В нем говорилось, что 4 октября югославский военный атташе полковник Попович сообщил начальнику отдела внешних сношений полковнику А. В. Герасимову о докладе, полученном их посланником из Берлина. В нем сообщалось, что нападение на Англию немцы откладывают, по меньшей мере, до весны. Они намерены за это время усилить свой флот, собираясь ввести в строй два 35 000-тонных линкора: "Бисмарк" и "Тирпиц", подводные лодки и мелкие суда.

"Немцы не могут примириться с тем, чтобы СССР оставался в роли арбитра; они будут добиваться, чтобы Советский Союз договорился с Японией и примкнул к "оси Рим-Берлин", если они не добьются этого дипломатическим путем, они нападут на СССР".

Ранее, во время работы Поповича в Генеральном штабе в Белграде, к нему подходил подосланный немцами итальянский военный атташе Бонифати. Он пытался выяснить о планах заключения военного союза с СССР и при подобном развитии событий пугал Югославию изоляцией. Через два дня немецкий военный атташе Тусен предупредил Поповича о том, что "с Советами мы скоро покончим".

Однако Попович полагал, что эти сведения сфабрикованы с целью запугивания югославов, с целью оторвать их от политики сближения с СССР и вынудить отказаться от политики нейтралитета.

Попович просил СССР помочь Югославии вооружениями - страна остро нуждалась в противотанковых, зенитных пушках и самолетах-истребителях.

Затем югославский полковник зачитал Герасимову из разведывательной сводки своего Генштаба следующее сообщение: "В немецких военных кругах уверены, что СССP будет избегать столкновения с Германией, ввиду огромного перевеса германских сил. Поэтому все слухи об ухудшении отношений между СССP и Германией лишены оснований. Германия рано или поздно нападет на Советы, т. к. считает их "элементами беспорядка и беспокойства". Советам нужно, по крайней мере, 2 года для перестройки армии по опыту последних войн".

5 декабря 1940 года полпред СССР в Германии В. Г. Деканозов по почте получил анонимное письмо следующего содержания:

"Многоуважаемый г-н Полпред!

Гитлер намеревается будущей весной напасть на СССР. Многочисленными мощными окружениями Красная Армия должна быть уничтожена. Следующие доказательства этого:

1. Большая часть грузового транспорта отправлена в Польшу под предлогом недостатка бензина.
2. Интенсивное строительство бараков в Норвегии для размещения наибольшего количества немецких войск.
3. Тайное соглашение с Финляндией. Финляндия наступает на СССР с севера. В Финляндии уже находятся небольшие отряды немецких войск.
4. Право на транспорт немецких войск через Швецию вынуждено у последней силой и предусматривает быстрейшую переброску войск в Финляндию в момент наступления.
5. Формируется новая армия из призыва 1901-03 гг. Под ружьем находятся также военнообязанные 1896-1920 гг. К весне 1941 года германская армия будет насчитывать 10-12 миллионов человек. Кроме того, трудовые резервы СС, СА и полиция составляют еще 2 миллиона, которые будут втянуты в военное действие.
6. В Верховном командовании разрабатываются два плана окружения Красной Армии.
а) атака от Люблина по Припяти (Польша) до Киева.
Другие части из Румынии в пространстве между Жаси и Буковиной по направлению Тетерев.
б) Из Восточной Пруссии по Мемель, Виллиг, Березина, Днепру до Киева. Южное продвижение, как и в первом случае, из Румынии. Дерзко, не правда ли? Гитлер сказал в своей последней речи: "Если эти планы удадутся, Красная Армия будет окончательно уничтожена. То же самое, что и во Франции. По руслам рек окружить и уничтожить".
Из Албании хотят отрезать СССР от Дарданелл. Гитлер будет стараться, как и во Франции, напасть на СССР с силами, в три раза превосходящими Ваши. Германия 14 миллионов, Италия, Испания, Венгрия, Румыния - 4 миллиона, итого 18 миллионов. А сколько же должен тогда иметь СССР? 20 миллионов, по крайней мере. 20 миллионов к весне. К состоянию высшей боевой готовности относится наличие большой армии".

Это сообщение Деканозов направил Молотову, последний переправил его Сталину.

По фактам, изложенным в письме, военный атташе в Германии полковник Н. Д. Скорняков сделал следующий анализ:

По п. 1 - в течение последних двух-трех недель на Восток действительно отправлено значительное количество автопорожняка.
По п. 2 - строительство в Норвегии бараков для германских войск подтверждается и из других источников.
По п. 4 - немцы имеют соглашение со Швецией на транзит войск, согласно которому они могут перевозить 1 эшелон в сутки без оружия.
По п. 5 - о формировании новой армии из специально призываемых 1901-1903 годов рождения не было известно. Однако в числе вновь призываемых действительно имелись возрасты 1896-1920 годов.

По мнению Скорнякова, к весне немцы могли и довести армию до 10 миллионов. Цифра о наличии еще 2 миллионов в лице СС, СА, трудовых резервов и полиции также являлась вполне реальной.

Нарком обороны СССР Маршал Советского Союза С. К. Тимошенко и его заместители — генералы армии Г. К. Жуков и К. А. Мерецков наблюдают за действиями войск во время учений Киевского Особого военного округа. Сентябрь 1940 г. Фото:РГАКФД / Журнал "Родина"

Из Лондона, Тегерана и Бухареста

26 февраля 1941 года чрезвычайный и полномочный посол в Великобритании И. М. Майский сообщил, что, по информации из чешских кругов, немцы усиленно работают над постройкой укреплений на германо-советской границе. Туда были направлены рабочие и германские войска. Эта линия в основном следует по течению Буга и имеет глубину в 40-50 километров. Она еще не закончена и в дальнейшем пойдет к северу, по-видимому, по старой германо-польской границе.

В ноябре 1940 года в некоторых войсковых частях на германо-советской границе распространялись небольшие карманные немецко-русские словари с тем же набором фраз, что и немецко-чешские словари, распространявшиеся в немецких частях накануне оккупации Чехословакии.

Некоторые чиновники в управлении германского протектората Богемия и Моравия в январе получили уведомления о необходимости "быть готовыми отправиться к месту назначения по всякому приказу". В связи с этим припоминают, что в начале прошлого года один немец в Праге получил назначение начальником полиции в Осло задолго до того, как немцы оккупировали Норвегию.

В заключение Майский писал, что источник этой информации заставляет предполагать в ней наличие известной тенденциозности, но на всякий случай он решил передать эту информацию. 27 марта 1941 года советский посол в Иране М. Е. Филимонов сообщил, что немцы усиленно перебрасывают в разобранном виде подводные лодки в Черное море через Румынию и Болгарию. Несколько позже было установлено, что к середине апреля они доставили 16 подводных лодок, две из которых собрали.

16 апреля полпред СССР в Румынии А. И. Лаврентьев сообщил Сталину, что советник французской миссии Шпицмюллер в беседе с секретарем представительства СССР Михайловым сообщил о концентрации немецких войск в Молдавии. Эти сведения подтвердил военный атташе Франции полковник Севен, присутствовавший при разговоре. По его мнению, вместе со вновь прибывшим армейским корпусом в Молдавии сконцентрировано около 5 дивизий. Севен полагал, что в планах немецкого командования румынский участок фронта будет иметь второстепенное значение, так как основное ядро немецких войск находится в бывшей Польше.

Большие приготовления к войне немцы проводили в Финляндии и Швеции. Приезд шведского военного атташе в Бухарест Севен ставил в прямую связь с подготовкой войны. По его сведениям, группа румынских офицеров, посетившая Германию по приглашению немецкого генштаба, вела разговоры о предстоящей войне с СССР. Основываясь на сведениях, полученных и из других источников, Севен полагал, что война неизбежна. Это подтверждалось и тем, что финансовые учреждения Молдавии получили указание увезти деньги в глубь страны, а городские и сельские административные органы подготовили свои архивы для эвакуации.

Севен полагал также, что Турция после поражения Югославии и Греции может резко изменить свою политику и присоединиться к Германии.

Шпицмюллер в заключение заметил, что немцы хотят начать войну против СССР, "пока они не имеют западного фронта и пока США не вступили в войну".

Сам же Лаврентьев считал, что информация носит тенденциозный характер, но все же полагал, что она заслуживает внимания с точки зрения оценки немецкого устремления.

В этот же день Лаврентьев сообщил, что, по сведениям инженера Калмановича, в Плоешти и других местах вокруг нефтяных резервуаров под руководством немцев строят бетонированные стены. В Фокшанах строят ангар площадью около тысячи квадратных метров. Около Хуш ведутся большие фортификационные работы.

23 апреля Лаврентьев сообщил, что, по сведениям югославского посла в Бухаресте Авакумовича, в Молдавию прибыли еще две немецких дивизии и теперь их должно быть около десяти. Авакумович был твердо убежден в том, что в скором времени немцы начнут войну против СССР.

По мнению Авакумовича, военные успехи вскружили голову немецкой военщине и Гитлеру и, возможно, создали представление о легкости борьбы с Советским Союзом. Он отметил, что затяжка войны с Англией могла подорвать боеспособность сухопутной немецкой армии, еще более усилив военную мощь Советского Союза.

Авакумович предполагал, что, возможно, немцы надеются на то, что в военных действиях против СССР они найдут идеологическую базу для более быстрого заключения мира с Англией.

Не от Зорге

Многие исследователи писали о том, что с весны 1941 года от советского резидента в Токио Рихарда Зорге поступали точные сведения о сроках нападения фашистской Германии на Советский Союз. Однако это утверждение ошибочно. Более того, в связи с создавшимся у руководства Разведупра недоверием к нему и его работе, исходящая от него информация бралась под сомнение. Зорге был объявлен "двойником и фашистом". Естественно, получаемая от него информация не могла докладываться и не докладывалась Сталину.

6 мая 1941 года нарком ВМФ адмирал Н. Г. Кузнецов доложил Сталину сообщение военно-морского атташе в Берлине капитана 1 ранга Воронцова.

По сведениям последнего, советский подданный Бозер сообщил со слов одного германского офицера из ставки Гитлера, что немцы готовят к 14 мая вторжение в СССР через Финляндию, Прибалтику и Румынию. Одновременно намечались мощные налеты авиации на Москву, Ленинград и высадка парашютных десантов в приграничных центрах.

Интересен вывод Воронцова: "Полагаю, что сведения являются ложными и специально направлены по этому руслу, с тем, чтобы дошли до нашего Правительства, и проверить, как на это будет реагировать СССР".

17 июня нарком госбезопасности СССР В. Н. Меркулов направил Сталину широко известное агентурное сообщение, полученное из Берлина 16 июня от начальника 1-го Управления НКГБ СССР П. М. Фитина. Он информировал, что источник, работающий в штабе германской авиации, сообщил, что все военные мероприятия Германии по подготовке вооруженного выступления против СССР полностью закончены и удар можно ожидать в любое время.

"В военных действиях на стороне Германии активное участие примет Венгрия. Часть германских самолетов, главным образом истребителей, находится уже на венгерских аэродромах". Другой источник, работающий в министерстве хозяйства Германии, сообщил, "что произведено назначение начальников военно-хозяйственных управлений "будущих округов" оккупированной территории СССР.

В министерстве хозяйства рассказывают, что на собрании хозяйственников, предназначенных для "оккупированной" территории СССР, выступал также А. Розенберг, который заявил, что "понятие Советский Союз должно быть стерто с географической карты".

Резолюция Cталина была необычно резкой: "Т. Меркулову. Может послать ваш источник из штаба германской авиации к е…й матери. Это не источник, а дезинформатор. И. Сталин".

Нашествие

Перед началом военных действий, 21 июня, министр иностранных дел Германии Риббентроп направил послу Германии в СССР Шуленбергу телеграмму с просьбой "немедленно проинформировать Молотова о том, что у Вас есть для него срочное сообщение и что Вы поэтому хотели бы немедленно посетить его".

Предлагалось передать Молотову заявление о том, что Германия имеет ряд претензий к Советскому Союзу. В документе указывалось, что СССР замешан в подрывной деятельности против Германии. Так, во всех странах, граничащих с Германией, и на территориях, оккупированных германскими войсками, поощрялись антигерманские настроения. Советский начальник штаба предлагал Югославии оружие против Германии. В вину ставилось и то, что ведущим принципом для России оставалось проникновение в небольшевистские страны с целью их деморализации, а в подходящее время и сокрушения. Предупреждение, сделанное Германии в связи с оккупацией ею Болгарии, также было явно враждебно.

Политика СССР, по словам гитлеровских дипломатов, якобы сопровождалась постоянно растущей концентрацией всех имеющихся в наличии русских войск на всем фронте от Балтийского моря до Черного. С начала года возросла угроза непосредственно территории рейха. "Таким образом, советское правительство нарушило договоры с Германией и намерено с тыла атаковать Германию, в то время как она борется за свое существование. Фюрер поэтому приказал германским вооруженным силам противостоять этой угрозе всеми имеющимися в их распоряжении средствами".

Таким образом, сомнений в том, что должна была начаться война, не оставалось. В тот же день Молотов вновь встретился с Шуленбергом. В 1 час 17 минут 22 июня Шуленбург проинформировал МИД Германии о том, что Молотов вызывал его к себе вечером 21 июня в 9:30. В беседе Молотов заявил о том, что, согласно переданному ему документу, германское правительство недовольно правительством СССР. Циркулируют слухи о близкой войне между Германией и Советским Союзом. В связи с этим со стороны Молотова последовала просьба объяснить, что привело к настоящему положению дел в германо-советских отношениях.

Шуленберг ответил: "Не могу дать ответа на этот вопрос, поскольку я не располагаю относящейся к делу информацией; я, однако, передам его сообщение в Берлин".

В то самое время, когда Молотов беседовал с германским послом, вечером 21 июня в кабинете у Сталина собрался "силовой и политический блок" страны. По-видимому, на этом совещании и было принято решение о приведении войск в боевую готовность, направленное командующим войсками 3-й, 4-й и 10-й армий:

"Передаю приказ Наркомата обороны для немедленного исполнения:

1. В течение 22-23 июня 1941 г. возможно внезапное нападение немцев на фронтах ЛВО, ПрибОВО, ЗапОВО, КОВО, ОдВО. Нападение может начаться с провокационных действий.
2. Задача наших войск - не поддаваться ни на какие провокационные действия, могущие вызвать крупные осложнения.
Одновременно войскам Ленинградского, Прибалтийского, Западного, Киевского и Одесского военных округов быть в полной боевой готовности встретить возможный внезапный удар немцев или их союзников.

ПРИКАЗЫВАЮ:

а) в течение ночи на 22 июня 1941 г. скрытно занять огневые точки укрепленных районов на государственной границе;
б) перед рассветом 22 июня 1941 г. рассредоточить по полевым аэродромам всю авиацию, в том числе и войсковую, тщательно ее замаскировать;
в) все части привести в боевую готовность. Войска держать рассредоточенно и замаскированно;
г) противовоздушную оборону привести в боевую готовность без дополнительного подъема приписного состава. Подготовить все мероприятия по затемнению городов и объектов;
д) никаких других мероприятий без особого распоряжения не проводить.

Тимошенко. Жуков. Павлов. Фоминых. Климовских"

Данная директива была отправлена на места 22 июня в 2 часа 25 минут - 2 часа 35 минут.

Менее чем через час, в 3 часа 10 минут, УНКГБ по Львовской области передало в НКГБ УССР сообщение, что перешедший границу в районе Сокаля немецкий ефрейтор "Лисков Альфред Германович" сообщил, что сегодня ночью после артиллерийской подготовки их часть начнет переход Буга на плотах, лодках и понтонах.

Сообщение перебежчика подтвердилось, в 4 часа утра немецкие войска после артподготовки и массированной бомбардировки вторглись на территорию СССР.

22 июня Геббельс по немецкой радиостанции зачитал декларацию Гитлера. В ней сообщалось, что "в настоящее время 162 русские дивизии стоят на нашей границе, советские летчики летают над румынской границей, совершая наблюдательные полеты. В ночь на 17 июня русские самолеты летали над немецкой территорией. Весь немецкий народ следит за деятельностью коалиции евреев и англо-саксонов. Немецкие войска вместе с финскими обеспечат защиту маленькой Финляндии. Задачей является не только защита этих стран, но и защита всей Европы".

22 июня политбюро ЦК ВКП(б) утвердило проект Указа Президиума Верховного Совета СССР "О мобилизации военнообязанных по Ленинградскому, Прибалтийскому особому, Западному особому, Киевскому особому, Одесскому, Харьковскому, Орловскому, Московскому, Архангельскому, Уральскому, Сибирскому, Приволжскому, Северо-Кавказскому и Закавказскому военным округам" и об объявлении военного положения в ряде регионов СССР.

Великая Отечественная война началась…

Дата была неизвестна

Итак, была ли возможность у Сталина знать точную дату нападения на СССР? С учетом ранее опубликованных документов разведки и тех материалов, что представлены в настоящей статье, можно сделать однозначный вывод - Сталин не знал даты нападения немецко-фашистских войск на СССР.

То, что война неизбежна, знали все. Органы госбезопасности получили сведения и доложили Сталину об утверждении Гитлером плана "Барбаросса" и отдаче приказа о непосредственной подготовке к войне. Но когда этот план должен был быть реализован, узнать не удалось. Дату нападения на СССР Гитлер утвердил 30 апреля 1941 года, но разведка СССР не смогла добыть эти сведения. Необходимо учитывать и то, что германское командование вело активные дезинформационные мероприятия, которые, хоть и на короткий промежуток времени, но все же вводили в заблуждение нашу разведку.

Докладываемые органами госбезопасности сроки нападения на СССР многократно изменялись. Естественно, что после пятого - шестого доклада об очередных сроках начала войны Сталин перестал доверять этим сведениям. Они его раздражали…

Несмотря на обилие фактов, свидетельствующих о подготовке немцев к войне, в докладных записках, направляемых Сталину, прописывались очень осторожные формулировки. Они почти всегда заканчивались словами: "эти сведения сфабрикованы с целью запугивания", "источник этой информации заставляет предполагать в ней наличие известной тенденциозности", "информация носит тенденциозный характер", "полагаю, что сведения являются ложными".

Создается впечатление, что руководство органов госбезопасности боялось брать на себя ответственность за достоверность получаемой информации. Именно поэтому и докладывали по принципу "информируем, но не уверены", стремились обезопасить себя. Если начнется война, то Сталин был проинформирован, если не начнется, то мы же сообщали, что источник ненадежен.

Наиболее правдоподобной версией для Сталина, скорее всего, была та, что Германия начнет воевать с Советским Союзом лишь после победы над Англией. Иного развития событий не ожидалось.

Сталин понимал, что для ведения войны с Англией Гитлеру нужны хлеб и нефть, которые Германия получала из СССР. Проще было продолжать пользоваться этими материальными благами в условиях мира и не начинать военные действия, которые совершенно точно дестабилизируют обстановку и не будут способствовать этим поставкам с оккупированных территорий. Успокаивало и урегулирование отношений с союзником Германии Японией. Как известно,13 апреля 1941 года министры иностранных дел Японии и СССР, подписали в Москве пакт о нейтралитете сроком на пять лет.

Политическое руководство Советского Союза пыталось как можно дольше оттянуть начало надвигавшейся войны. Это было связано с тем, что на территории европейской части СССР Красная армия не успела перевооружиться, она была небоеспособна - что наглядно продемонстрировала Советско-финляндская война. В связи с этим существовала боязнь любой провокации со стороны немцев. Необходимо было время. Впоследствии Сталин скажет премьер-министру Великобритании Уинстону Черчиллю, что Советскому Союзу не хватило полугода мира.

В последний вечер перед началом войны было принято решение о приведении войск в боевую готовность. Однако нарком обороны С. К. Тимошенко и начальник Генштаба Г. К. Жуков не проявили достаточной расторопности: что они делали 21 июня, после выхода из кабинета Сталина, непонятно. Командующие войсками 3-й, 4-й и 10-й армий не смогли предпринять каких-либо действий, так как директива, цитируемая выше, им была отправлена 22 июня в 2 часа 30 минут, а через полтора часа началось наступление немцев. Но это уже другая история…

[Историческая правда]

http://www.istpravda.ru/chronograph/4013/
22 июня 1941 года предрассветную тишину внезапно разорвали взрывы ревущих снарядов. Так началась война. Тогда еще никто не знал, что в историю человечества она войдет как самая кровопролитная.

Никто не догадывался, что советскому народу предстоит пройти через нечеловеческие испытания, пройти и победить. Избавить мир от фашизма, показав всем, что дух солдата Красной Армии не дано сломить захватчикам. Никто и предположить не мог, что названия городов-героев станут известны всему миру, что Сталинград станет символом стойкости наших людей, Ленинград — символом мужества, Брест — символом отваги. Что, наравне с мужчинами-воинами, землю от фашисткой чумы геройски станут защищать старики, женщины и дети.

1418 дней и ночей войны.

Свыше 26 миллионов человеческих жизней…