*227. Медведев: последний акт пьесы

[Лилия Шевцова]

http://www.ej.ru/?a=note&id=13316
23 СЕНТЯБРЯ 2013 г.

ИТАР-ТАСС
В истории случается, когда заурядное событие вдруг обнажает нечто большее. Так, юбилейное заседание международного клуба «Валдай», который был создан для лоббирования кремлевских интересов за рубежом и улучшения имиджа путинской России через кооптацию зарубежных политиков, журналистов и экспертов, продемонстрировало нам состояние российской власти, нашей оппозиции и западного политико-экспертного сообщества. Стоит поблагодарить организаторов «Валдая» за возможность увидеть все сразу. Давайте взглянем на «картинку» и вычленим основное.

Начнем с персонификатора власти — Владимира Путина. Да, действительно, «Валдай» предоставил Путину возможность ощутить свой звездный час. Российский президент получил сцену, для того чтобы насладиться неожиданно выпавшей ему ролью спасителя Запада из сирийской западни. Но все дело в том, что путинский план, за который отчаянно ухватился Вашингтон, является фейком — он не только не гарантирует международного контроля за сирийским химическим оружием, но и не может остановить гуманитарный кризис в Сирии, который расползается на близлежащие страны. Вопрос лишь в том, кто будет нести ответственность за неизбежный провал имитации сирийского урегулирования — Путин либо уже ставший «хромой уткой» Обама?

Впрочем, неприятное прозрение еще впереди. А пока можно походить в триумфаторах. Паралич Запада, ставший очевидным благодаря сирийской истории, только усилил месседж, с которым Путин собрался обратиться к России и миру. Он его явно долго готовил, вбрасывая в общество то ту, то другую идею. И вот наступил момент, когда Кремль решил, что пора предъявить миру доктрину, которая должна обосновать новый политический режим, оформившийся в России в последние годы, и кремлевские международные претензии. Правда, Путин изложил свою доктрину перед странной аудиторией. Сошедшие со сцены западные политики, прикормленные зарубежные и отечественные эксперты, несколько своих оппозиционеров, приглашенных в качестве декорации, а также приглашенные, видимо, для массовости самые разные люди (как выразилась одна из них, «представляющие только себя») — не самый подходящий формат для переломных речей. Что же, пришлось говорить перед публикой, которая оказалась под рукой.

«Валдайская доктрина» Путина тоже обескураживает. Она производит впечатление сборной солянки, в которую повар бросил, не глядя, несочетаемые ингредиенты: советизм, национализм, империализм, православный фундаментализм. Эту смесь трудно назвать «идеологией», но ее основная идея, проговоренная Путиным, не вызывает сомнений. Суть «Валдайской доктрины» Путина — не только отторжение, но и сдерживание Запада как совокупности либерально-демократических норм внутри России, а вне России — как западных внешнеполитических интересов. Автора доктрины можно обвинять в противоречивости того, что он предлагает в качестве основы государственного устройства России. Зато он последователен и понятен в том, что он отвергает. Так вот: Путин отвергает Запад как систему, как образ мышления, как образ жизни. Идею об «уникальности» российской цивилизации Путин проговорил еще в ходе своей президентской кампании. Теперь же он уточняет, что является его целью. Эта цель — «государство-цивилизация», которое строится на традиционных ценностях, «скрепленное» в первую очередь православной церковью. В чем стержень этого «государства-цивилизации», очевидно — в самодержавии. Характер «скрепы», которая должна его цементировать, заставляет взглянуть на Иран, который может дать нам представление о том, что нас ожидает. Словом, речь идет о возвращении к архаичному, воинственному, фундаменталистскому самодержавию, которое открыто противопоставляет себя либеральным демократиям.

Пожалуй, еще никогда российский лидер не говорил столь откровенно и эмоционально о своем неприятии Запада и об угрозе, которую несет миру западная цивилизация. Он говорил «об отказе» евроатлантических стран «от своих корней, в том числе и от христианских ценностей», об их «отрицании нравственных начал». Он говорил об идущей с Запада угрозе как на государственном, так и социальном уровне. Первая находит отражение в попытках Запада «реанимировать однополярную унифицированную модель мира» (неужели речь идет об Обаме, который пытается спрятаться от окружающего мира?). Вторая заключается в подрыве «евроатлантическими странами» основ существования «человеческого социума»!

Забавно, что наш Савонарола развертывал апокалиптическую картину деградации Запада перед западными экспертами и политиками. Но еще забавнее то, что те ему благоговейно внимали и даже устраивали овации! То ли они не поняли Путина, то ли пытались быть вежливыми — но их восторженная реакция на путинские обвинения в адрес Запада не может не интриговать… Интересно, что в этот момент, глядя на них, думал Владимир Путин. Возможно, сидящие перед ним только усиливали у российского лидера ощущение собственного превосходства и чувство собственной призванности!

Путин не ограничился размазыванием Запада. Он бросил ему вызов, заявив, что ведомая им российская цивилизация берет на себя возрождение утраченных Западом христианских ценностей. Причем речь идет не только о том, что Россия становится оплотом морально-нравственных норм. Путин собирается сделать постсоветское пространство «самостоятельным центром глобального развития». Короче, Путин проинформировал мир, что ведомая им Россия становится Анти-Западом, т.е. противовесом и оппонентом либеральных демократий.

«Валдайская доктрина» Путина заставила вспомнить Фултонскую речь Черчилля в 1946 г., которая ознаменовала начало «холодной войны» между Западом и СССР. «Бросьте, — скажут мне. — Это риторика. В Кремле сидят рационально мыслящие люди, а не самоубийцы». Все так. Но дело в том, что многое из валдайской риторики за последние два года приняло осязаемую политическую и законодательную форму, найдя отражение во внутренней и внешней политике. Еще важнее другое: отсутствие ясности и определенности относительно намерений власти, ее готовности закрыть страну и начать конфронтировать с миром гораздо опаснее, чем четкие правила игры и понимание того, на что способна власть. Неясность и неопределенность дезориентируют и общество, и окружающий мир, не дают возможности предсказать, куда в следующий момент понесет Кремль…

А теперь об оппозиции. Приглашение на Валдай представителей российской оппозиции вполне вписывается в новую доктрину самодержавия. Там, где власть может добиться своих целей не через забивание гвоздей, а более гибкими средствами, она начинает работать в перчатках. Кремлевская тактика в отношении оппозиции обнаруживает понятную логику. Системная оппозиция («Справедливая Россия», ЛДПР и компартия) свою роль в обслуживании Кремля отыграла, и ее пора сдавать в утиль. Кремль теперь пытается «одомашнить» хотя бы часть несистемной оппозиции либо тех, кто может работать под оппозиционеров-радикалов, таковыми не являясь. Приглашение оппозиционеров на площадку власти, на тот же «Валдай», и есть способ приручения. Прирученная оппозиция может получить право участвовать в выборах; может спорить с властью, может критиковать власть — но не влияя на власть и не подрывая ее монополию. Присутствие представителей, казалось бы, несистемной оппозиции в разнообразных загончиках при власти говорит о результативности тактики приручения.

«Нужно использовать любую площадку для того, чтобы попытаться повлиять на власть», — возразят мне сторонники участия. Но в чем польза такого участия, если оно не влияет на власть?! Ведь диалог оппозиции с властью на площадке власти ни к чему власть не обязывает. Более того, он происходит по правилам власти. Во всяком случае, пока участие оппозиции в PR-мероприятиях, подобных «Валдаю», работает на Кремль — оно создает видимость сохранения в нашей политике плюрализма и даже политической борьбы. «Что вы постоянно скулите? — сказал мне западный коллега, который участвовал в последнем «Валдае». — Путин позволяет у вас такую же свободу мнений, какая существует у нас на Западе». Короче, эксперимент с одомашниванием оппозиции удался. Оппозиционеры-валдайцы могли бы опровергнуть этот вывод только в одном случае: если бы они во время выступления Путина, информировавшего собравшихся о переходе к новому самодержавию, встали и вышли из зала. Таким способом продемонстрировав свое отношение к «государству-цивилизации». Они предпочли остаться. Тот факт, что Навальный проигнорировал «Валдай», только дает ему добавочную фору и свидетельствует об отсутствии у него комплексов в отношении власти и надежд на эту власть.

Наконец, что сказал «Валдай» о западном сообществе? На этот раз компанию Путину составили лидеры-отставники, причем те из них, кто давно стал членом кремлевского пула. Сидевшие вместе с Путиным на сцене бывший французский премьер Фийон, бывший итальянский премьер и бывший председатель Еврокомиссии Проди, бывший министр обороны Германии Рюэ — все они принадлежат к кругу политиков, которые всегда пытались дружить с Кремлем и для которых Россия ограничивается именно Кремлем. Они, видимо, всегда считали, что российское общество не доросло для таких европейских тонкостей, как права человека, демократия и верховенство закона. Недаром Путин так славно ладит с ними! Действующие западные лидеры «Валдай» проигнорировали, хотя многих зазывали. Видно, не хотели быть свидетелями путинского звездного часа.

Если же говорить о рядовых зарубежных и, в первую очередь, западных завсегдатаях «Валдая», то тот факт, что они каждый год с нетерпением ждут очередной встречи с Путиным, говорит об успехе кремлевского проекта. Организаторы сумели, не тратя огромных средств, которые выплачиваются PR-компаниям (таким, как небезызвестный Ketchum) на улучшение имиджа России, создать из западных экспертов кремлевское лобби. Даже понимая российскую реальность, большинство участников «Валдая» воздерживается от ее критической оценки. Ведь в другой раз не позовут! Между тем, встреча с российским президентом — это немалый для них дивиденд. Они возвращаются в свои столицы и еще несколько месяцев пересказывают валдайские события на встречах и семинарах: «Когда я видел (видела) Путина, он мне сказал…» Не будем даже задавать вопрос, в какой степени подобные мероприятия помогают зарубежным наблюдателям осознать реальные процессы в России. И так все ясно.

Вот такой я увидела картинку «Валдай-2013». Как все же удобно, что есть мероприятия, которые дают возможность все понять с первого взгляда.

[Лилия Шевцова]

http://www.ej.ru/?a=note&id=24037
20 ДЕКАБРЯ 2013

ИТАР-ТАСС

Администрация президента США Барака Обамы отказалась от расширения «списка Магнитского», в который входят россияне, причастные, по мнению Белого дома, к смерти юриста. Об этом утром в пятницу, 20 декабря, сообщило интернет-издание The Daily Beast.

Никаких подтверждений этой новости пока нет, единственный источник информации на данный момент — вышеупомянутое издание The Daily Beast, которое якобы имеет собственные источники в Белом доме и администрации. Вечером, скорее всего, появятся обновлённые сайты, и лучше бы давать комментарий уже тогда, но пока можно сказать следующее.

Если государственный департамент действительно откладывает внесение доклада об исполнении «Закона Магнитского» в Конгресс, а следовательно — и внесение второго списка, то это может быть связано с рядом различных факторов.

Во-первых, не исключено, что государственный департамент и министерство финансов всё ещё не смогли уточнить окончательный состав второго «списка Магнитского». Здесь основным препятствием является позиция министерства финансов США, которое очень скрупулёзно подходит к критериям внесения иностранных граждан в подобный документ. У них есть целый набор таких критериев, и очевидно, что для того, чтобы включить в список господина Бастрыкина, чего многие ожидали, министерство финансов должно располагать достаточной базой аргументов, для того чтобы избежать судебных исков, которые господин Бастрыкин может инициировать в Соединённых Штатах. То есть могут быть технические причины для задержки представления в Конгресс как доклада, так и списка. Кстати, и доклад, и список должны были быть представлены в Конгресс до 14 декабря, в настоящее время, судя по всему, они находятся на столе государственного секретаря Керри.

Во-вторых, даже если допустить, что сейчас американская администрация пытается не обострять отношения с Москвой, что вполне понятно, вполне естественно и вполне объяснимо, то Обаме и Белому дому, в любом случае, не избежать направления этого доклада в Конгресс и нового обсуждения второго списка. Потому что это вообще решение Конгресса, и Обама не может и не захочет обострять свои отношения с конгрессменами, среди которых у «списка Магнитского» и у соответствующего закона очень мощная и влиятельная база поддержки. Зачем Обаме из-за отношений с Москвой подвергать себя угрозе новой конфронтации с Конгрессом, с которым у него, в общем, довольно сложные отношения и в котором он нуждается для одобрения своих собственных внутриполитических и внутриэкономических инициатив? Поэтому избежать новой истории со «списком Магнитского» Обаме никак не удастся, можно лишь оттянуть эту историю до окончания новогодних каникул.

И третий фактор: думаю, что сейчас, как в Вашингтоне, так и в других западных столицах, нарастает беспокойство по поводу внешних инициатив Кремля. И уж во всяком случае ни Обама, ни другие западные лидеры не захотят быть обвинёнными в политике попустительства Путину, особенно после украинской саги, когда Москва затянула поводок на шее Украины и, фактически, Запад отдал это государство. Сейчас, так сказать, новогодний цейтнот, но уже где-то с начала января медиа, и общественное мнение, несомненно, займутся проблемой Украины, а также тем фактом, что Янукович, фактически, продал её Путину. И в этом контексте Обаме тем более не захочется быть обвинённым ни в поддержке, ни в попустительстве новой агрессивности Кремля, как это наверняка будет трактоваться в западных медиа.

Есть ещё четвёртый фактор. Уже учреждена группа достаточно влиятельных парламентариев из 21 страны. Это группа по поддержке «Закона Магнитского», и под этим именем парламентарии целого ряда влиятельных западных государств будут пытаться внести в свои парламенты соответствующие законопроекты, которые фактически станут попыткой инициировать расследования нарушений прав человека в авторитарных государствах, включая Россию, но не ограничиваясь ею. Не исключено, что эта инициатива получит поддержку в европейских парламентах. Вот, например, Нидерланды — совершенно точно кандидат на обсуждение европейского «списка Магнитского». Вообще история с этим списком далеко не закончена, она пока только несколько подморожена на неопределённый срок.

Честно говоря, прямой связи между задержкой второго «списка Магнитского» и объявленным Путиным возможным, мы подписанного решения ещё не видели, помилованием Ходорковского, я не вижу. С одной стороны, американцы вряд ли могли бы столь быстро сориентироваться и отказаться от расширения «списка Магнитского» в тот же день, если он был уже готов. Не исключаю, что администрация Обама и Госдепартамент на следующей неделе, если они не внесут в Конгресс второй список, попытаются сделать утечку о том, что они приветствуют политическую оттепель в России. В качестве доказательства они могут привести частичную амнистию, помилование Ходорковского, но вряд ли эти события могут быть серьёзно восприняты общественным мнением США и других стран как реальные доказательства политической оттепели. Потому что одновременно Путин делает огромное количество неоднозначных шагов, последний из которых — история с Украиной, и часть политических узников остаётся в тюрьмах, так что я думаю, что это, скажем так, слабое обоснование для нежелания Обамы не обострять свои отношения с Владимиром Владимировичем. В реальности, как мы понимаем, возможное помилование Ходорковского — это проявление не политической оттепели, а всемогущества одного человека, который узурпировал себе право казнить и миловать.

С другой стороны, все эти мои сомнения один очень серьёзный человек, от которого я получила месседж, несколько опровергает. Он мне даёт свою, инсайдерскую, концепцию, оттуда. «Некоторые американские наблюдатели, размышляя над задержкой списка Магнитского, который не был опубликован ни в пятницу, ни в понедельник, начинают серьёзно думать о том, что между этим затягиванием и освобождением Ходорковского есть прямая причинно-следственная связь». Чем больше я думаю об этом, тем больше нахожу аргументов в пользу такой трактовки. Но действительно идёт затягивание. Не отказ, а затягивание процесса.
Фото ИТАР-ТАСС/ EPA

[Svobodanews]

http://www.svoboda.org/content/transcript/25214064.html
Полная видеозапись программы "Лицом к событию" с Лилией Шевцовой

Лицом к событию

RykovtsevaE@rferl.org
Опубликовано 27.12.2013 19:05
Елена Рыковцева: Сегодня мы поводим итоги прошедшего 2013 года вместе с Лилией Шевцовой. Лилия Шевцова политолог, ведущий научный сотрудник Московского Центра Карнеги. Мы попытаемся включить те события, которые происходили с Россией, в мировой контекст. Попытаемся подвести итоги, хотя это делать бессмысленно. Как поводить итоги сегодня, когда завтра что-нибудь случится, и новые итоги придется вписывать в то, что уже обсудили до этого. Но, тем не менее, начнем с конца, с событий последних. Вот все, что называется сейчас политической оттепелью – выпустили Ходорковского, выпустили Pussy Riot, выпустили “узников Болотной”, простили, помиловали и так далее – это для себя, это внутреннее дело, или все это на экспорт, или все это для того, чтобы показать, какие мы сегодня, какими мы будем завтра и к каким нам вы приедете в Сочи?

Лилия Шевцова: Честно говоря, я всегда ощущаю определенную скованность, когда обсуждаю итоги года. Итоги года – это все же какое-то облегчение и надежда на следующий. Это надежда на личное счастье, на благополучие, по крайней мере, на что-то хорошее. Обливать публику холодным душем всегда неловко. Но коль скоро мы говорим с вами об общественных, о политических тенденциях, то будем говорить четко, правду и будем, что называется, резать скальпелем. Совершенно верно то, что вы попытались уже сейчас внутренние события, то, что происходило за последнее время и то, что некоторые называют политической оттепелью, встроить в мировой международный контекст. Потому что это, во-первых, признание того, что мир взаимозависим, это признание того, что мир влияет на Россию, а Россия влияет на мир. И очень многое из того, что делает Путин и Кремль, да, действительно, делается для внутреннего потребления, а также и на экспорт. Давайте вначале очень кратко, если можно, таким мазком определим то, что, скажем так, происходило в мире, чем характеризовался 2013 год в мировом контексте. Увы, к сожалению, этот год был, я долго думала над определением, чем же этот год был для нас.

Елена Рыковцева: Для нас или для них? Или мы не отделяем сейчас?

Лилия Шевцова: Мы же живем в мире, который не отделен пока, Россия не отделена той стеной, которой отделена от мира Северная Корея. Так вот, я бы определила этот, скажем, год в мировом контексте так – это было продолжение эпохи безвременья, продолжение исторической паузы, в которую мир, миропорядок, в том числе либеральные цивилизации соскользнули уже достаточно давно, лет 8, лет 10. И эта пауза означает, скажем так, потерю драйва, потерю ориентиров, куда двигаться, потерю критериев, что хорошо, что плохо для общества, для власти. И вот эта потеря драйва, ориентации, потеря стратегии и потеря понимания, как эти принципы могут быть осуществлены – это характерно, кстати, не только для слабых, развивающихся, полуавторитарных государств Латинской Америки, Африки, Азии, это характерно, самое важное, для либеральных демократий, для Запада. Запад потерял миссию, потерял энергетику и драйв. И это выражается не только в том, что западные лидеры пытаются только выжить, они уходят в собственную раковину, как ушел Обама в Соединенных Штатах, они думают только о собственных странах, они не думают о нормативных ценностях, они забыли, что происходит в мире, вокруг.

Елена Рыковцева: Почему, с чем это связано, как вы считаете?

Лилия Шевцова: Думали, что это результат экономического кризиса, но он прошел. 2008 год канул в лету, а сейчас уходит 2013 год. И наконец и политики, и наиболее продвинутые аналитики на Западе пришли к выводу, что речь идет третий раз за последнюю новую историю о кризисе либеральной модели цивилизации. Просто так получилось, что даже либеральные демократии не могут переходить со ступеньки на ступеньку без понимания исчерпанности предыдущей формы жизни, без кризиса. В прошлом веке уже было два кризиса. Я могу напомнить слушателям: 30-е годы – несомненно кризис Запада, Великая депрессия Соединенные Штаты, но кризис и Европы. Помните, Шпенглер, “Закат Европы”. Кризис 70-х годов прошлого века. И каждый раз цивилизация накапливала в себе потенциал решительности, повестку дня, лидеров, которые могли ее осуществлять в жизни, для того, чтобы переходить к новому качеству жизни, для того, чтобы совершенствовать один механизм – механизм правового государства. Кстати, самое интересное, что мы – Россия, здесь в синхроне с Западом и с общим миропорядком, пожалуй, это достаточно редкая вещь для нас. У нас стагнация и кризис либеральной демократии. В этом мы совпали по циклу. И само это явление очень неприятное и неблагоприятное для нас. Потому что говорить об обновлении, говорить о реформах, о модернизации России, когда мир перестал быть моделью, скажем так, пунктом сверки реформ – это очень плохо.

Елена Рыковцева: А самое главное, пропадает на него надежда, потому что, как правило, все эти вещи в России связывались с надеждой на то, что там поддержат, там нажмут, там надавят, и может быть получится.

Лилия Шевцова: Даже надежда не то, что нажмут, надежда на то, что Запад как нормативная ценность, представляет для нас пример. А если на Западе правят кланы, если на Западе коррупция, на кого надеяться?

Елена Рыковцева: Про позитивный-то пример российские власти не думали никогда.

Лилия Шевцова: Но мы же с вами думали.

Елена Рыковцева: Тогда мы должны все время разделять, кто эти “мы”: мы – это общество, мы – это власть. Потому что для общественных организаций, для правозащитников Запад был в каком-то смысле палочкой-выручалочкой. Мы пойдем сегодня, мы расскажем о наших бедах и может быть они в верхах где-то договорятся и что-то решится. Как, кстати, решилось с Ходорковским, в конце концов.

Лилия Шевцова: Нет, о Ходорковском давайте отдельно, потому что это особая история. Вы правы, правозащитное общество надеялось на Запад, надеялось на помощь, но по сути дела в последние 10 лет после того, как Запад вошел в свою стагнацию, а затем и в свой кризис, он потерял не только значение символа, импульса, но Запад перестал помогать России. Более того, западная политика попустительства путинской власти, попустительства Кремлю по сути дела стала одним из самых мощных факторов выживания российского самодержавия. Но я бы хотела перебросить мостик из сумерек, скажем так, к какому-то рассвету.

Елена Рыковцева: Я все-таки уточню по поводу попустительства. Это попустительство было потому, что не до России сегодня или сознательно – оставим их, пусть разберутся, мы не будем больше вмешиваться? Или потому, что руки не доходят, нам сейчас не до них, мы сейчас свой кризис переживаем, до свидания, Россия совсем неинтересна?

Лилия Шевцова: Вы перечислили все, очевидно, мотивы, которые лежали в последнее время за действиями западных столиц в отношении России. Это был чистый прагматизм, было игнорирование, потому что устали, ничего у нас не происходит, уже сами барахтайтесь. Но это было и вовлечение части западного бизнеса, части западных политических элит в различные сделки с российским политическим классом. Неужели все эти миллиарды и миллиарды, сотни миллиардов, которые вышли и осели в западных банках, неужели покупка собственности, неужели совместные проекты российской элиты и Запада были возможны без включения западной элиты в совместные проекты с Путиным или, скажем так, совместный проект Путин – Кремль? Конечно же, нет. Но я хочу возвратиться к определенным признакам рассвета. Есть признак того, что западная цивилизация и мир в целом начинает искать определенный выход. В чем это выражается? И в том, что исследователи, политики, ученые начали задумываться о том, как совершенствовать модель правового государства, и в том, что наконец люди стали выходить на улицу в самых разных странах, странах с самыми разными режимами и системами. Помните “Оккупай Уолл-стрит” – это были Соединенные Штаты, это было недовольство по сути дела тем способом управления, которое существует в Америке для либерально и левоориентированного электората. Но ведь в этом году это был год сплошной протестной волны, начиная от Турции, затем Бразилия, затем Болгария, где до сих пор студенты пытаются штурмовать парламент. Наконец Украина с уже месячным Майданом.

Елена Рыковцева: При кажущихся разных поводах для протеста вы видите общую, тем не менее, тенденцию?

Лилия Шевцова: Повод для протестов, несмотря на различия государств, систем, лидеров, в принципе в разных странах один и тот же – мы хотим достоинства. Это драйв в поисках достоинства. Мы недовольны властью, но мы недовольны всем, и политикой, и оппозицией. Недовольство существующей системой в целом, в том числе и политиками со стороны оппозиции, которые не могут защитить интересы недовольных, – вот это стимул данного драйва. И этот драйв толкает самые разные страны к поиску выхода. Причем если до этого мы говорили о синхронности недовольства там, в развитом обществе, и ситуации у нас, то сейчас мы должны упомянуть об асинхронности. Потому что в принципе либеральная цивилизация всегда выходила за счет того, что как создать условия для конкуренции, для открытой борьбы и как упорядочить эту борьбу в рамках закона. А как мы выходим из нашей рецессии нарастания кризиса, я бы сказала, загнивания? Совсем в другом направлении. Вот тот консерватизм, о котором заговорили в этом году, вот тот новый режим, который Кремль создал на протяжение последних двух лет, – это выход не в будущее, это не перепрыгивание через ступеньку к рассвету – это уход в прошлое, это поиск выживания системы, поиск выживания со стороны самодержавия в прошлом, причем в самом архаичном прошлом.

Елена Рыковцева: Вы могли бы описать признаки этого нового режима для тех, кто сейчас услышит вас и скажет: что за новый режим, мы не видим ничего особенно нового в том, что происходит. Опишите, пожалуйста, в чем новизна.

Лилия Шевцова: Вы правы, тем более, когда все те же люди на сцене, все те же люди в Кремле, команда правящая старая, а режим новый. Это было не раз в истории. Когда правящая команда, которая сидит у руля, у кормила власти слишком долго, наша команда сидит в Кремле уже 12 лет, и уже в общем-то надоели не только друг другу, очевидно, надоели обществу, надоели политической элите.

Елена Рыковцева: Я подумала, что появляется поколение, которое вырастет только при Путине, они другого уже не знают правителя в России.

Лилия Шевцова: И тем более эта элита пережила 2011-2012 год, который стал как бы таким толчком, электрошокером, стимулом для них подумать: давайте сменим тактику выживания. За последние полтора года фактически Путин предложил элите, предложил России новую философию власти, новую доктрину выживания. И они сумели переформатировать, изменить сам механизм этого выживания. В чем? Сейчас по вашей просьбе я перечисляю. Помните, до 2011 года опора режима была на имитацию тех институтов, которые существуют в западном обществе, такая сурковская суверенная демократия. Мы имитируем их. Второе: “Мы движемся в Европу”, – говорил Путин, и за ним говорила политическая элита. И она двигалась в Европу, двигалась в Куршавель...

Елена Рыковцева: При Медведеве.

Лилия Шевцова: В принципе Медведев тоже модернизировал. То есть это была ориентация все же к ним. “Мы такие, как вы”, – говорил Путин и Кремль. Более того, Путин апеллировал ко всему обществу, он апеллировал и к нам с вами. Для него была очень важна общая масса, разные слои общества, которые поддерживают его. Больше нет, сегодня совершенно другая опора. “Мы другие”, – заявил Путин, который уже сказал, что Россия – это государство-цивилизация, это особое государство-цивилизация, мы не Запад. Более того, мы не просто другие, мы должны заполнить вакуум, который освобождается после ухода Запада в свою раковину. Наконец, мы сдерживать должны Запад. Мы сдерживать должны Запад не только в России, потому что у нас особые качества, особые принципы, говорит Путин, а до этого говорил Сергей Лавров и до этого говорили другие пропагандисты, но мы также будем предлагать миру свое видение. Представьте себе: свое видение моральных ценностей и тех ценностей, которые регулируют жизнь индивида. Помните, Владимир Владимирович даже съездил в Ватикан поговорить с Папой Римским. А может быть вместе с Папой объявим Крестовый поход, во главе этого похода будет идти Папа и Милонов с Мизулиной. Это уже совершенно другая философия власти. А тем более, если мы к этим идеям, основным идеям добавим еще кое-что. Милитаризация бюджета – знакомо ведь с советских времен. И кроме этого опора на традиционный электорат. Я не думаю, что Кремлю так важно, как мы с вами его воспринимаем, самое важное, как воспринимают те 15-30% российских граждан, которые мыслят достаточно традиционно. То есть это новая доктрина власти.

Елена Рыковцева: Можно ли определить ее как агрессивную политику навязывания своих ценностей внешнему миру?

Лилия Шевцова: Конечно, да. Но, пожалуй, чтобы точнее определить это нечто новое, которое существует и управляет нами... Было много определений этого режима. И правы те, кто говорит об усилении авторитаризма, об ужесточении самодержавия. Но нужно, пожалуй, еще кроме этого выделить в этом новом режиме со старой головой, со старыми символами одно качество, которое отсутствовало, скажем так, во всех правящих режимах в России и при Советском Союзе: Россией и Советским Союзом никогда не правили те, кто должен стоять у ворот и защищать власть – спецслужбы. Этого в России никогда не было. Правили гражданские при помощи КГБ, НКВД и так далее – это да, но никогда спецслужбы с соответствующим типом мышления, с соответствующей заостренностью на защиту, на охранительную службу, на насилие. По сути это то же самое, что Османской империей стали бы править янычары. Вот именно преторианский режим. Но где-то до 2011 года этот преторианский режим оставлял определенное поле свободы для выживания общества. Вот если общество не ввязывалось в драку за власть, если не претендовало на власть, если особо не критиковало властителя, лидера, самодержца, мы были оставлены себе, мы могли плыть по течению и выживать кто как мог. Сейчас же на протяжение последних полутора лет создана мощная репрессивная машина. Помните, как “принтер” работал в прошлом году? Он же продолжает работать и сегодня. Последний закон о том, что любой сайт, на который вы пишете, может быть блокирован, если там усмотрят призыв к массовым беспорядкам. Любое заявление о том, что вы подвергаете сомнению целостность Российской Федерации даже в далеком будущем – сайт блокируется. Есть много других вещей, которые говорят о том, что репрессивная машина и превращение в основной репрессивный инструмент Следственного комитета и судебной системы стали, скажем так, позвоночником этого нового режима, слишком много доказательств тому. Вы скажете: но ведь массовых насилий нет. Их действительно нет, есть выборочная тактика устрашения и выборочные репрессии.

Елена Рыковцева: Новая политика на то и новая, чтобы еще посмотреть, что будет дальше. Потому что рано говорить о том, что она уже дает плоды. Посмотрим.

Лилия Шевцова: Согласна. Но, понимаете, в этом году, интересно, как ваше восприятие этого, в этом году репрессивная машина – это танк. Он выезжал время от времени, выбирал мишень, уничтожал мишень и обратно заезжал в гараж, либо на боковую улицу. Но массовых репрессий не было. Почему? Потому что определенный шок в 2011 году несомненно был у власти, потому что пузырь лопнул неожиданно в Москве, и люди вышли на улицу почти сто тысяч.

Елена Рыковцева: Когда были в последний раз в современной России массовые репрессии? Их не было в принципе.

Лилия Шевцова: Я думаю, массовые репрессии были практически до прихода Михаила Сергеевича Горбачева. Потому что то, под каким мы жили катком – это и была довлеющая массовая репрессия. А в последние 20 лет, пожалуй, не было.

Елена Рыковцева: Возможно ли такое в принципе сейчас? Может ли вернуться механизм массовых репрессий в Россию?

Лилия Шевцова: Представьте себе: создана массированная репрессивная машина, фактически политическая система теперь заострена на то, чтобы либо дать этой машине ход, либо выйдет она из гаража, либо нет.

Елена Рыковцева: Если машину собирают, значит это кому-нибудь нужно.

Лилия Шевцова: Тем более, если она собрана, как автомат Калашникова, она должна выстрелить. Почему она сейчас не вводится в действие? Потому что просто Кремлю удалось консолидировать ситуацию и восстановить контроль за обществом и также за диссидентствующей частью, за белоленточной частью, за всеми нами. Власти в понимании кремлевской команды ничто не угрожает, поэтому зачем тратить бензин, зачем портить себе имидж.

Елена Рыковцева: Этот бронепоезд на запасном пути стоит.

Лилия Шевцова: Но он смазан и он под парами. Тем более есть другая логика, я просто напомню другую логику. Если мы сейчас посмотрим на то, что говорит Улюкаев об экономическом росте, которого нет, мы посмотрим, как вдруг в отчаянии этой осенью был пересмотрен российский бюджет в пользу сокращения всех госрасходов, конечно, не сокращения расходов на аппарат, естественно, и сокращения зарплат для ОМОНа, нет, но в целом Россия и правительство готовятся к очень сложным экономическим временам. А власть никогда для общества не открывала форточку и дверь для недовольства. Если она знает: грядет кризис, экономического роста нет, проекты инфраструктурные не работают и теперь экономика падает вниз вне зависимости от цены на нефть. Поэтому в этой ситуации никакая власть, особенно та, которая тоталитарная и не хочет уходить, не позволит открыть форточку. Тем более власть, перед которой очень наглядный демонстрационный пример Майдана. Янукович открыл форточки, эта либерализация в Украине и привела к Майдану.

Елена Рыковцева: Он не столько открыл, сколько не закрывал, вовремя не захлопнул.

Лилия Шевцова: Но в принципе это очень наглядный пример того, что может произойти. А помните 2004 год?

Елена Рыковцева: Я помню его очень хорошо.

Лилия Шевцова: Вот тогда, после Майдана 2004 года и началось ужесточение режима. Путин отменил выборы губернаторов в России. И сейчас Майдана 2013 года наверняка не принесет Кремлю и Путину какую-нибудь сумасшедшую идею о том, чтобы начинать действительно либерализацию.

Елена Рыковцева: Я все-таки хочу вернуться на один шаг назад, чтобы спросить у вас о том, почему же удалось путинскому режиму обезопасить себя от протестного движения, от видных деятелей оппозиции? Как ему удалось нейтрализовать, а они нейтрализованы – это правда, такие тенденции в РФ?

Лилия Шевцова: Если кратко, несколько факторов. Во-первых, очень многое зависит от думающего сословия, от интеллектуалов. Если интеллектуалы, думающее сословие и медиа-сообщество готовы, скажем так, жить в лакейской – это значит у самого общества нет стимулов размышлять и думать о недовольстве, о протестах и так далее. Хотя объективно в России столько оснований для протеста, и одно из оснований создал сам Кремль, когда по сути дела превратил парламент в место для чего-то другого, но не для дискуссий. И это объективный толчок к тому, чтобы люди начали выражать свои интересы, если нельзя в парламенте, если нет общественных мощных организаций, то на улице. Но этого не произошло. Так вот. Роль интеллектуалов и думающего сословия, которое отказалось от стимулирующей, мыслящей, революционизирующей позиции. Второе – протест 2011 года, который также ушел в песок. Это же был протест не по поводу трансформации, не по поводу реальной смены власти – это был протест вполне системный. Несмотря на то, что там участвовало много людей, которые думали по-другому, думали и в обновленческом духе, но в целом протест 11-12 годов в России, белоленточное движение – это было движение за улучшение самодержавия, за честные выборы в рамках все той же системы.

Елена Рыковцева: Ситуационный.

Лилия Шевцова: Естественно, это движение потерпело поражение, потому что не могло преуспеть. Но оно стало очень очевидным, ярким и очень полезным стимулом для власти, подтолкнув спящую, дремлющую, хрюкающую власть к необходимости идеи о том, что нужно себя обновлять, что нужно что-то с собой делать, нужно готовить рвы и систему самозащиты. Вот эта протестная волна, которая ушла в песок, она стала полезной для власти.

Елена Рыковцева: То есть еще и обновила, и помогла, и подтолкнула, и оживила.

Лилия Шевцова: Потом, конечно же, проблема бизнеса, который выстроился давно после того, как Ходорковского упрятали в тюрьму. Скажем, в Украине бизнес существует в разных ипостасях и в разных связках. Отсутствие регионализма, которое, например, есть в Украине, где есть мощные анклавы, интересы региональных элит, просто социально значимого общества в самых разных регионах. Масса причин. Но есть и другая причина. Посмотрите на опросы Левады: 27% населения говорят, что их материальное положение стало хуже. Но тем не менее, 65% населения все еще поддерживают Путина. И возможно, не потому, что они верят Путину, не потому, что они на него надеются – они опасаются обвала.

Елена Рыковцева: Это абсолютно белорусский вариант.

Лилия Шевцова: Они опасаются этого и не видят альтернативы.

Елена Рыковцева: Вы видите параллель с Лукашенко и Белоруссией? Мне кажется, то же самое. Потому что, не дай бог, будет хуже.

Лилия Шевцова: Есть элемент. Но есть и другая составляющая. Все же Кремль понимает, что внутренние источники поддержки режима, самосохранения и воспроизводства власти, они исчерпываются. Они серьезно начали думать о бюджете. Цена на нефть уже не является настолько мощной подпоркой. Происходят тектонические сдвиги в сознании людей где-то в регионах, люди начинают быть недовольными. Ведь собственно оптимистов в обществе 11%. То есть особо надеющихся людей в нашем обществе нет. Не протестуют, потому что, где альтернатива, которая будет гарантировать лучшее. И в этой ситуации, когда исчерпываются внутренние источники жизни власти, к чему обращается Путин? Этот год стал для него годом мощной, динамичной игры на пустой сцене, мировой, международной сцене, где он, пожалуй, выигрывает легко, щелкая пальцами. Потому что Запад ушел в свои проблемы, у Запада нет интереса, у Запада нет стратегии, Запад оставил сцену этим – попрыгайте, ребята. Таким образом, Путин использует внешнюю политику до предела. А внешняя политика – это та среда, где у него есть огромная поддержка общества. Люди могут быть недовольны внутренней политикой Путина, коррупцией, социальной политикой, региональной политикой, бюджетами, налогами, многим, но общество в целом поддерживает идею возвращения России как великой державы на международную сцену. А это козырь Путина. Второй козырь – это, очевидно, его мечта. “У меня есть мечта”, – как Мартин Лютер Кинг. Он, очевидно, сравнивает себя с другими лидерами, наверное, сравнивает себя с Ельциным – Ельцин разрушитель Советского Союза. И вот у Путина на протяжение нынешнего года совершенно явственно ощущается стремление воссоздать.

Елена Рыковцева: Собиратель земель.

Лилия Шевцова: Собиратель земель, по крайней мере, в каком-то ограниченном формате. Это Евразия, это евразийская идея, которая, кстати, всегда, с прошлого и позапрошлого веков была антизападной, антиевропейской идеей. И Евразийский союз вполне может получить определенную поддержку населения, если оно не будет понимать ту цену, которую Путин платит за Евросоюз. Посмотрите: бюджет скукоживается, государственные расходы на здравоохранение, на медицину, на дороги, на региональные бюджеты сокращаются, регионы не получат денег в следующем году. И в тоже время такой жест, шуба с барского плеча – 15 миллиардов долларов Януковичу.

Елена Рыковцева: Так он же платит за то, чтобы эту Украину отбить от Евросоюза.

Лилия Шевцова: Платит за мечту, за принуждение к любви. Украина его никогда любить не будет.

Елена Рыковцева: Бесплатно особенно.

Лилия Шевцова: Янукович выборы продует. Эти 15 миллиардов, да еще 3 миллиарда снижение на газ – это деньги, выброшенные впустую, но за мечту Путина стать собирателем земель. А сейчас 2 миллиарда опять из барского кармана – Лукашенко на поддержание. Не знаем, сколько Армении. Таким образом внешняя политика как фактор укрепления внутренней власти – вот где он играет. Но за внешнюю политику придется платить нам с вами – налогоплательщикам.

Елена Рыковцева: Вопрос, понимает ли это налогоплательщик, когда он радуется этим успехам России на международной арене.

Лилия Шевцова: Лена, вам лучше знать медиа-пространство. Какой телеканал, кроме “Дождя”, объяснит населению, что население платит за сохранение Януковича?

Елена Рыковцева: Но все-таки, мне кажется, мы не договорили причины провала протестного движения. Вы обозначили, что он не был принципиальным, радикальным, он был косметическим по временному реформированию избирательной системы. Хотя, мне кажется, там были настроения: хватит, надоел этот, давайте изменим.

Лилия Шевцова: Надоел этот, но разве там была возможность? Правда, в последней резолюции Болотной площади да. Но в целом там не было решения огромного количества интеллектуальных и политических оппозиционных сил говорить о том, что не только власть с трубы, а нам нужно менять конституцию, нам нужно менять систему, нам нужно разрабатывать шаги и нам нужно потребовать у оппозиционных лидеров объединяться и так далее. Там не было очень многого, что было на Майдане.

Елена Рыковцева: То, что оппозиционные лидеры сегодняшние российские предпочитают встраиваться в систему и объяснять нам с вами, что ведь это же правильно договориться с властью, не нужно отпихивать от себя власть – это же укрепляет власть скорее всего? Понимают ли они, что, продолжая такую политику, они помогают укреплять эту власть?

Лилия Шевцова: Это очень важный, очень щемящий, очень мучительный вопрос, особенно в ситуации, когда так много людей вокруг, причем людей, как будто бы принадлежащих к либеральному флангу, медийных людей, наших коллег и соратников, вдруг как в унисон хором Пятницкого запели эту мантру о либерализации, о демократизации. Конечно, глядя на освобождение Ходорковского, глядя на амнистию, амнистию девочек из Pussy Riot, выходят на улицу люди из “болотного дела” и, самое главное, власть не крушит оппозицию, более того, даже дает деньги некоторым правозащитным организациям. И все это приняло форму такой мантры: власть меняется. Я как-то прочитала очень уважаемую, даже любимую мною Эллу Панфилову, которая пишет: “Я же говорила вам. Я ушла из власти, я пришла во власть, потому что власть изменилась. Власть меняется, власть становится демократической в этом смысле”. Это уже стало таким лейтмотивом и понятно – почему. Потому что люди, о которых вы упоминали, которые ищут, где бы притулиться, как бы прислужить, где бы присесть в лакейской, они давно ждали обоснования своего поведения. Потому что им так хотелось бы жить с одной стороны безопасно, а с другой стороны иметь уважение и самоуважение. И вот эти внешние признаки смены тактики, нынешний отказ власти от жесткого подавления, потому что зачем подавлять, и так все спят, и так все смирились, воспринимается как обоснование того, что можно жить и с этой властью. Это не полицейское государство, это не диктатура. «Посмотрите – они Ходорковского освободили!» Но при этом не упоминается, что они освободили Ходорковского за полгода до того, как он должен выйти из тюрьмы, а Pussy Riot за два месяца, как кончится их срок. То есть в этом освобождении было что-то изуверское, садистское. Но мантра о политической оттепели, она так греет сердце, и она оправдывает конформизм. Откуда конформизм? Был такой политический философ Дарендорф, он говорил: жизнеспособность каждого общества зависит от того, где стоит интеллектуал. Если у интеллектуала нет способности, мужества и возможности бороться с властью, а интеллектуал должен бороться с властью при любых системах и при любых обществах, то тогда он должен сидеть за своим письменным столом и критиковать любую власть. Если у него нет мужества делать это и если он служит власти в любых качествах – это общество не имеет будущего. Вот вам ответ Дарендорфа. Что мы можем требовать от обычных людей, от общества, если интеллектуалы служат власти?

Елена Рыковцева: Не осталось политиков, которые не готовы, не согласны, не верят в так называемую оттепель, или есть такие, сохранились?

Лилия Шевцова: Конечно, есть.

Елена Рыковцева: Можете назвать?

Лилия Шевцова: Я предпочитаю не называть имен. Я просто хочу сказать – есть критерии.

Елена Рыковцева: Но точно они есть?

Лилия Шевцова: Конечно же, есть. Есть политические партии, в уставе которых написана и конституционная реформа, и политическая реформа, и новая форма лидерства. Но для того, чтобы эти политики были востребованы, нужна, во-первых, волна. Трудно быть востребованным в эпоху исторической паузы, в эпоху существования, как Лев Гудков назвал, аморального общества, и в эпоху, когда нет медиа-каналов. Опять взглянем на Украину. Почему там есть возможность консолидации элиты для общества? Есть все же телеканалы, есть трибуна, есть самостоятельные газеты, есть независимая пресса. Очевидно, есть еще нечто неуловимое. Ведь все революции, все общественные движения, все новые лидеры выходили на поверхность случайно и неожиданно, никто не мог предвидеть смену, никто не может предвидеть, когда возникнет цунами, которое распахнет эти окна. То есть все происходит как-то подспудно, затем появляется как на солнце протуберанец. То же самое у нас было в 11 году, то же самое сейчас происходило в Украине, то же самое было в Турции недавно, в арабских странах. Мы не знаем времени, когда терпение общества лопнет. Но для нас с вами есть риск, что терпение общества может лопнуть до того, как сформируется новое политическое поколение, новая политическая оппозиция, которая могла получить доверие общества.

Елена Рыковцева: И тогда плодами протеста воспользуются все те же эшелоны власти.

Лилия Шевцова: Есть две вещи. Режим у нас, несмотря на то, что он укрепился, у него есть определенный загашник, есть экономический ресурс, но прежде всего основной ресурс – это не экономика, а это лояльность и бесхребетность политической элиты и думающего сословия. Но все равно этот режим на какой-то стадии агонии. Эта агония может продолжаться долго. Нет-нет, Путин не уйдет ни сейчас, ни на следующий год, у него есть определенный ресурс самосохранения, скажем так. Но вся проблема в том, что ресурс у самодержавия как системы определенных принципов, правил, как системы приоритета государства по отношению к нам с вами, по отношению к обществу, индивидууму, ресурс у системы гораздо выше, чем ресурс у этого режима. И к чему это может придти? То есть правящий класс, либо присоединившийся к ним, даже со стороны общества кооптируемый, может сбросить эту шахматную фигуру, либо сбросить эти шахматы со стола. И придет новая когорта, близкая к власти, с новым лицом, с новым символом, и продолжит это самодержавие. Потому что даже некоторые новые лидеры, некоторые интересные лидеры, они все еще работают в рамках самодержавия, такой авторитарной модели. Уйдите, слезьте, мы сядем. Вот наша проблема.

Елена Рыковцева: Но эти новые лидеры не будут востребованы до тех пор, пока не сменится система. Потому что только некая новая система может дать им возможность донести свои взгляды до общества. Круг замыкается.

Лилия Шевцова: А систему должны строить новые лидеры.

Елена Рыковцева: А систему должны строить новые лидеры. Замкнутый круг.

Лилия Шевцова: Опять-таки, я все время обращаю внимание на Украину. Как много было говорено о том, насколько они разные, они действительно разные, они показали, что они другие. Но в то же время они такие же, как и мы, скажем, 20 лет тому назад. За 20 лет, пожалуй, произошла эта глубокая деморализация общества. За 20 лет мы потеряли надежду. Посмотрите, что говорят левадовские опросы. Они говорят не только о том, что мы теряем надежду, они говорят о том, что людям неинтересно то, о чем мы с вами говорим, людям неинтересна политика, людям не надо думать о будущем, они этого боятся. И общество все больше рассредотачивается, начинают доминировать зависть, жадность, гнев, ненависть. Это общество глубоко больно. Я не знаю, что нужно для того, чтобы в момент недовольства это общество рано или поздно, скорее даже раньше, потому что сколько начали готовить репрессивный танк, есть понимание того, что сдерживать то, что происходит внутри, очень сложно, рано или поздно это общество выйдет на улицу. Но выйдет на улицу с теми чувствами, которые в нем разбудила эта власть и это телевидение.

Елена Рыковцева: Всякий раз, когда мы видим большой массовый протест, два мы видели на Украине и в России, я имею в виду родственные страны и народы, идеологически, духовно и так далее, должен случиться какой-то серьезный глубокий обман со стороны власти. Три раза одно и то же. 2004 год – они считали, что они голосовали за Ющенко, им объяснили, что это был Янукович, они посчитали себя обманутыми и вышли на эту акцию бесконечную. То же самое произошло в России в 2011 году: мы решили, что мы выбрали этих, а пришли к власти те и это неправда, вышли на улицу. И сейчас с Евросоюзом нас кинули, нам обещали в сентябре, что мы в Европе, а мы не в Европе, мы снова с Россией, нас снова обманули. То есть должен быть какой-то невероятный обман на высоком уровне. А просто то, что мы стали жить беднее – это какие-то вещи, которые не способны вывести людей. Помните, в России, когда льготы отобрали, может быть пенсионеры, у которых что-то очень родное и больное отняли. Но это точечный протест, а я имею в виду массовый. До тех пор, пока Путин не кинет российское общество невероятным особо злостным образом, ничего не случится судя по тому, что мы видим.

Лилия Шевцова: Трудно говорить о будущем, тем более предсказывать будущее, потому что все эти предсказания в принципе экстраполируются на основе того, что есть сейчас. Очень многого мы не понимаем. Мы не понимаем степень терпения и степень безысходности в самом обществе.

Елена Рыковцева: В России – что может быть хуже? Да, еще раз упадет курс доллара.

Лилия Шевцова: Это ясно. Но мы не знаем, какое количество людей будет готово создать массу для новой волны общественного протеста. Об этом, мне кажется, еще говорить рано. Но есть один факт, вы упомянули Украину, общество учится. На Украине тот Майдан, который существует – это самоорганизация людей, которые в принципе себя организуют вне зависимости от политиков. Это в принципе та подстраховка, которую общество делает на случай того, если олигархи, если власть, если оппозиция обманут, не смогут, не будут соответствовать надеждам и так далее. То есть украинцы научились самоорганизации. Я совершенно уверена, что возможно и мы рано или поздно начнем этот путь самостоятельно.

Елена Рыковцева: Ничего подобного в России не представляю.

Лилия Шевцова: Подождите, так вы несете настроение безысходности своей аудитории.

Елена Рыковцева: Может быть сейчас это радостно слушают, что, слава богу, такого не случится. Возможно, я вселяю надежду в нашу аудиторию.

Лилия Шевцова: Я думаю, ваша аудитория все же другая.

Елена Рыковцева: В чем отличие ситуации абсолютно коренное? Потому что на Украине политически активные регионы, здесь протест концентрируется только в Москве. Боже мой, как счастлив был Питер, что у них вышли не 3 тысячи, а 30 на улицы.

Лилия Шевцова: Москва – это не единственный активный город. Москва опасный город с другой точки зрения. Москва более очевидно деморализована, чем другие российские города. Но я вам напомню другую историю. В принципе не Москва первая начала проявлять недовольство и достаточно мощное недовольство – это все же был Владивосток и Калининград. Именно во Владивостоке ОМОН и силовые структуры отказались, между прочим, сдерживать напор людей, они отказались выйти против населения. Так что не все так безысходно.

Елена Рыковцева: Это когда повод с правым рулем был? Это вы имеете в виду?

Лилия Шевцова: Это иномарки, да. Между прочим, я не думаю, что мы должны тратить свою энергию, чтобы объяснить, насколько безнадежным наше общество все еще является. Мы должны потратить свой запал, свой драйв, вашу энергию для того, чтобы наконец доказывать, что сейчас то время в России, да, темное время, время сумерек, в других странах сумерки кончаются, у нас они продолжаются, но это то время, когда те, кто остались на этом острове, те, кто думает, а таких людей множество, новые люди появились. Вы посмотрите на этих двух совершенно потрясающих девушек из Pussy Riot, с их мужеством, с их достоинством, с их, я бы сказала, настойчивостью.

Елена Рыковцева: Как заново родились.

Лилия Шевцова: Я думаю, что таких людей немало. И это время для того, чтобы они начали осмысление того, почему нам не удалось, почему не удался 2011 год. Время сумерек – это время строить планы. Так делали во всех странах. Время сумерек в Польше и в Венгрии в свое время, пусть это другие страны, пусть это иные державы, потому что нас еще тянет в прошлое наша державность, наши амбиции быть первыми, быть жандармами на мировой сцене. Но между прочим, это время можно потратить на очень умные, очень нужные занятия, нужные нашему обществу.

Елена Рыковцева: Вот это вы позитив внесли в наш разговор. Я думаю, что наши слушатели будут очень огорчены, если вы не расскажете своего видения этой истории с Ходорковским. Какие договоренности сыграли свою роль в этом? Все-таки это было сделано для страны или для Запада, конкретно освобождение Михаила Ходорковского? Действительно ли роль Германии оказалась ключевой? А это значит в свою очередь, что небезразличен Владимир Путин все еще к западному мнению. Значит, как нечто регулирующее все еще можно воспринимать Запад, какую-то регулирующую роль он еще несет в себе?

Лилия Шевцова: Несколько пунктов. Во-первых, я очень рада, что Михаил Ходорковский на свободе.

Елена Рыковцева: Это даже не обсуждается.

Лилия Шевцова: Я хочу, чтобы мы с вами это подчеркнули еще раз. И в условиях деморализации, в условиях лакейской атмосферы в наших элитах и в нашем собственном сообществе этот человек, несомненно, с его достоинством и мужеством является эталоном поведения. Вот это самое важное. Что же касается роли Запада во всей этой истории, я не уверена, что когда-нибудь в ближайшее время мы с вами будем иметь информацию для того, чтобы сделать совершенно очевидный, точный анализ того, что произошло. Но как мне представляется из той картинки западного поведения и того, что в последнее время происходит в Берлине, и того, как на Запад смотрит Владимир Путин, я думаю, что роль Запада в освобождении Ходорковского, прежде всего роль Германии не была решающей, скажем так. Роль Германии, а именно конкретных лиц, которые участвовали в спецоперации “вывоз Ходорковского в Берлин”, роль Германии скорее всего была технической, вспомогательной. Немецкая сторона помогла для Путина решить проблему Ходорковского так, как хотел ее решить Путин. И самое главное здесь, будем избегать всяких понятий типа милосердие и прочее, то, что произошло с Михаилом Ходорковским, та же амнистия, которая осуществлена в отношении других политических заключенных, прежде всего Pussy Riot, это просто тактические жесты Владимира Путина в целях осуществления вполне прагматических его задач выживания. Вот он сейчас экспериментирует с собственным механизмом выживания на ближайшее будущее, на текущую ситуацию. Освобождение Ходорковского вполне укладывалось в механизм выживания в понимании Путина. Освобождение Ходорковского, произведенное таким образом, означало выталкивание Ходорковского за пределы России – это нужно иметь в виду. Выталкивание Ходорковского, именно такой личности за пределы России по сути дела очень сужает возможности его влияния на страну и даже возможности стать значимой общественной фигурой. Я думаю, все, что делает Владимир Путин, включая освобождение Ходорковского, нацелено, возможно, на определенную коррекцию имиджа в связи с Олимпийскими играми, но в большей степени даже с “восьмеркой”, которую Путин собирается проводить в Сочи в следующем году. Но это не по поводу коррекции имиджа, потому что по большому счету давайте зададим себе вопрос: Ходорковский был освобожден тогда, когда было ясно, что ни один серьезный политический лидер, за исключением возможно Меркель, под вопросом, в Сочи не приедет. Имидж по поводу сочинских игр и по поводу самого Путина был ясен и за короткое время исправить его невозможно. Запад перестал давить на Россию по поводу Ходорковского и всех других политических заключенных, тем более Германия. Меркель находилась в этот период в очень мучительном, тяжелом процессе формирования собственного правительства. Не думаю, что у нее хватало времени на Ходорковского, у нее не хватало времени на Украину. Следовательно, нельзя включать фактор давления, влияния Запада, к которому очень скептически Путин относится, более того, вспомните, 12 лет правления Путина он доказывал нам с вами и Западу, что он не делает решения, по поводу которого на него давят. И он терпеть не может давления Запада. Поэтому включать влияние, давление Запада как важнейший фактор в истории Ходорковского было бы наивностью, ошибкой, заблуждением.

Елена Рыковцева: Но тогда мы должны радоваться еще одному обстоятельству, если говорить о том, чему радоваться, что Путин, как вы сказали, условием своего выживания в его понимании все-таки видит либерализацию.

Лилия Шевцова: Я не думаю, что освобождение Ходорковского – это факт кремлевской игры в покер, один факт, который не означает и никогда не будет означать тенденции либерализации. Потому что почти одновременно с освобождением Ходорковского у нас продолжаются политические процессы. Даниил Константинов, националист, политический заключенный, его все же содержат в тюрьме и его не освободили.

Елена Рыковцева: Он под амнистию никак не попадает с таким обвинением.

Лилия Шевцова: Значительная часть “узников Болотной” содержится в тюрьме. В тюрьму садят дополнительно людей. Человек покрасил забор Ткачеву – он в тюрьме. Садят других, садят членов “Другой России” – они в тюрьме и по поводу их освобождения не было речи. То есть репрессивный каток законодательства продолжает работать. Это блокирование сайтов по глупым поводам. Угроза призывов встретиться около памятника Ленину, если встречаются три человека, – это уже повод для закрытия сайта. Более того, силовики получили право разбираться с налоговыми поступлениями, получили доступ к приватизации. Масса других законов, которые говорят о том, что у нас политика является бобслеем. Путин и Кремль в принципе в этих санях, и они несутся, они не могут выпрыгнуть. Выпрыгнуть они, во-первых, физически не могут, они уже заложники этой логики. И любая либерализация в ситуации, когда экономическая ситуация становится тяжелой, когда экономика переживает стагнацию и кризис, она бы была опасна для власти. Это самоубийственно. Неужели Путин похож на самоубийцу? Поэтому да, Ходорковский – один из элементов в игре Путина. Слава богу, что Ходорковский свободен. Но не будем делать из освобождения Ходорковского, либо Pussi Riot тенденцию, которая будет лишь оправдывать попытки тех, кто хочет остаться при власти, остаться при ней.

[Лилия Шевцова]

http://www.ej.ru/?a=note&id=23996
6 ЯНВАРЯ 2014

ИТАР-ТАСС

Вы не заметили, как стал популярен итальянский марксист Антонио Грамши? И все по одной причине. В свое время он воскресил понятие «interregnum», восходившее к Титу Ливию и означавшее «междуцарствие», «межвременье», то есть период, который не раз случался в римской истории. Сегодня к Грамши обратился известный философ и социолог Зигмунт Бауман, который объясняет нынешнее состояние мира именно какInterregnum. Речь идет о том, что «старое уже не работает, а новое еще не родилось». Либо оно, возможно, прорастает, но так слабо, что его еще никто не заметил.

Вслед за Бауманом цитировать Грамши стало и остальное пишущее сословие. И действительно, оказалось, что втащенное Грамши из прошлого понятие наиболее адекватно отражает время, в котором застряло мировое сообщество. Это время, когда устарели, перестали работать нынешние формы организации общественной жизни — и система мирового порядка, и прежние формы государственности, и нынешняя модель либеральной демократии, и былые представления о политике и международных отношениях. Между тем, появились новые вызовы, на которые ни мир в целом, ни самая продвинутая цивилизация — Запад — не в силах ответить.

Так вот, достижением 2013 года, думаю, как раз стало понимание исчерпанности старого и необходимости поиска новых форм организации жизни, причем не только в переходных, но и в развитых обществах. И здесь пригодится метафора, на сей раз принадлежащая Бауману, который так воспринимает окружающий мир: мы вошли в кабину самолета, на котором мы летим, и обнаружили, что она пуста… Но многие из нас не знают, что и аэродром, на котором мы должны приземлиться, еще не построен!

Впрочем, уходящий год продемонстрировал растущее понимание исчерпанности нынешнего времени и тех форм, в которых оно себя отражает, среди самых разных общественных слоев в самых разных цивилизациях. Так, именно в 2013 году поднялась волна общественного протеста в разных странах — от Бразилии до Болгарии, от Турции до Украины. Это был качественно новый протест — и против власти, и против оппозиции, и против политики вообще. Но усиливающееся ощущение неудовлетворения, в первую очередь молодого поколения, пока не привело к формированию политических сил, готовых выразить эту неудовлетворенность в виде Альтернативы. Лидеры либеральной цивилизации, которая обычно первой нащупывает пути выхода из исторических тупиков, предпочитают удерживать статус-кво. Создается впечатление, что Обама, Меркель, Олланд, Кэмерон думают лишь о том, чтобы не раскачивать лодку, тем самым отдаляя решение накапливающихся проблем и делая их более разрушительными. Основные международные вызовы этого года — Сирия, Иран и Украина — продемонстрировали отсутствие у Запада и стратегического видения, и готовности следовать своим принципам. Дисфункциональность целого ряда либеральных демократий, паралич Европейского союза, уход США в собственную раковину и их отказ от международной ответственности — все это проявления кризиса либеральной цивилизации, который вышел на поверхность. Возникший в результате ослабления Запада вакуум заполняет новый авторитаризм, который сегодня олицетворяют путинская Россия и Китай. Вот оно, самое очевидное подтверждение межвременья. И одновременно свидетельство его абсурдности, ибо кажущимися носителями мощи и влияния оказываются государства, одно из которых начало деградировать, а второе приближается к исчерпанию своего потенциала. Этот парадокс — также черта уходящего года.

Межвременье не лучшее время для движения в будущее. Ничего удивительного, что Кремль, пытаясь продлить жизнь самодержавия, повернул в прошлое. Именно в этом году российская правящая команда оформила философию и доктрину нового политического режима. Если в течение предыдущих 20 лет Кремль строил правление на основе лозунга «Идем в Европу!», то теперь его кредо стал тезис о России как «уникальной цивилизации». Если прежде российская система строилась как имитация либерально-демократических институтов, то теперь ее фундаментом стал принцип сдерживания Запада и превращения России в «Анти-Запад». Причем путинский Кремль пошел дальше советского Кремля в демонстрации своих амбиций: СССР предлагал миру свою идеологию, а нынешняя российская власть берется предложить миру свое видение ценностей, претендуя на регулирование частной жизни индивида, и даже пытается найти союзника в своем «крестовом походе» против Запада в лице папы Римского! Борьба Кремля за Украину показала, что российская власть не собирается ограничиваться лишь риторикой, но обладает определенными ресурсами для продвижения вытащенного из чулана державничества.

Украинский Майдан становится мощным фактором воспроизводства страхов и предчувствий авторитарных элит. Майдан 2004 года стал толчком к переходу Кремля к жесткому авторитарному режиму. Майдан-2013, несомненно, станет поводом для усиления репрессивности российского (и прочего) авторитаризма. В свою очередь деморализация Запада означает, что у российского режима нет серьезных внешних препятствий для движения по репрессивному желобу.

Впрочем, нынешний interregnum уже третий в Новой истории. Запад проходил через периоды кризиса дважды — в 30-е и 70-е годы прошлого века — и каждый раз кризис становился импульсом для перехода либеральной цивилизации к более высокой стадии развития. Есть основания надеяться, что и в этот раз либеральная цивилизация сумеет сделать новый рывок. Но пока неясны время и цена этого рывка. Нынешний кризис не достиг такой остроты, которая бы заставила западное сообщество мобилизоваться для прорыва.

Пока можно наблюдать, как выходят на поверхность тенденции, которые осложнят будущую трансформацию как в западном, так и в авторитарных обществах. На Западе мы видим рост левого и правого популизма, который осложняет его перестройку. В авторитарных обществах деградация правящих режимов, которые кооптируют и растлевают интеллектуальную и политическую элиту, затрудняет возможность трансформации сверху через «пакт» прагматиков-реформаторов и оппозиции снизу. Именно так были осуществлены великие демократические транзиты прошлого века. Но сегодня ответственность системных прагматиков за разгул единовластья делает их сомнительными партнерами в борьбе за реформы. Одновременно зачистка авторитарными режимами своего политического поля препятствует формированию конструктивной оппозиции внутри общества. И что мы можем получить в итоге? Сметающую все волну ненависти, которая вынесет на гребень очередного лидера-Избавителя. Эти угрозы вполне реальны для России, если тенденции прошедшего года возобладают.

У нас осталось мало времени для того, чтобы сформировать команду, которая бы вывела наш самолет из штопора, и построить аэродром, где мы могли бы приземлиться до того, как эта волна нас всех накроет.

Фото ИТАР-ТАСС/ Марина Лысцева

[Лилия Шевцова]

http://www.kasparov.ru.prx.zazor.org...=57052195C95F9
06-04-2016 (17:55)

Сопротивление Клуба клептократии будет ожесточенным

! Орфография и стилистика автора сохранены

Теперь важно понять, с чем мы имеем дело. ПАНАМА-гейт говорит о выходе на поверхность феномена 21 века - мировой клептократии, формирование которой стало итогом завершения Холодной войны и глобализации.

Это Клуб Супербогатых, в который входят представители разных профессий и наций - от Си Цзиньпина до исландского премьера, от Путина до отца Камерона, от Месси до Джеки Чана.

Появление Клуба клептократии стало возможным в результате отказа Запада от своих принципов и подмены их "прагматическим релятивизмом". Короче, жизнью по понятиям - но только для очень богатых! Включение в Клуб авторитарных элит стало мощным насосом его обогащения за счет высасывания ресурсов нищих наций (ежегодный приток в налоговый "рай" из слаборазвитых стран достигает 1 триллиона долларов).

Гарантами нового симбиоза и его символами стали представители Запада. Кстати, среди них Шрёдер и Блэр, которые облегчили вступление в Клуб Российской и казахской элит. Ирония в том, что цитадель либеральной демократии - Великобритания, как "хозяин" Британских Виргинских островов (именно там Mossack Fonseca зарегистрировала более половины из своих 200 000 "мусорных" кампаний), внесла свой вклад в дискредитацию своих принципов.

Нарыв лопнул и гной пошел. Это только начало. Сопротивление Клуба клептократии будет ожесточенным. И не все готовы спрыгнуть с лодки, как исландский премьер. Но процесс пошел и его уже не остановить. Западу придется пройти через свое самоочищение. И эта неизбежность не оставляет шансов для схем "Родулгина". Но сколько еще гноя должно выйти и сколько еще борьбы предстоит...

[Лилия Шевцова]

http://www.kasparov.ru.prx.zazor.org...=573A25D1B89FD
16-05-2016 (23:03)

Понимал ли кто-либо в Кремле, чем закончится игра в понты и дразнилки?

! Орфография и стилистика автора сохранены

Мы и не заметили, как выпали во время, в котором отсутствует "красная черта", которую сами же, не подумав о последствиях, и стерли. Рутиной стали облеты российскими Сушками не только натовских самолетов, но и американских эсминцев, что выглядит то ли как устрашение, то ли как игра - глумление. Ответ не замедлил последовать, и вот уже рутиной становится западный эскорт российских самолетов в пространстве над Балтийским морем. На прошлой неделе натовские истребители поднимались по тревоге пять (!) раз для сопровождения российских военных самолетов. И весь этот обмен вовсе не для демонстрации взаимного дружелюбия.

Кремль, сделав вывод, что эпоха Запада завершилась, принялся усиленно дергать за хвост и усы разнеженное и обленившееся создание, которое мы называем либеральной цивилизацией. Запад долго не реагировал ни на дразнилки, ни на силовой шантаж, очевидно, надеясь, что Россию можно убедить вести себя прилично. Западные лидеры полагали, что мы работаем в одной с ними системе понятий. Какая наивность! Эти ребята не поняли, что терпение и уговоры в российской ментальности воспринимаются, как слабость и неуверенность.

Но после крымско-украинского душа Запад очнулся. Агонизировавшее НАТО начало - хотя и неуверенно - искать ответ на российский мачизм.

Только что опубликованный доклад “Closing NATO’s Baltic Gap”, авторами которого стали бывшие командующие силами НАТО - Wesley Clark, Egon Ramms и Richard Shirreff, а также Juri Luik, бывший министр иностранных дел и бороны Эстонии - дает впечатление об эволюции настроений среди западных военно-политических кругов по отношению к России. Давайте посмотрим на некоторые тезисы доклада.

- "Россия является общим дестабилизирующим знаменателем как на восточном, так и на южном направлениях".
- Россия "продемонстрировала способность быстро передвигать многочисленные силы через большие дистанции и поддерживать их в боевом состоянии длительное время". Комплимент, конечно!
- А вот НАТО, по мнению авторов доклада, уступает России в скорости принятия решений. Командные структуры НАТО на северном направлении были ликвидированы. Только одна треть американских сил находится на удовлетворительном уровне и большинство их руководителей не имеет опыта ведения конвенциональных кампаний. В Европе американский контингент насчитывает 65 000 человек, что меньше, чем численность полицейских в Нью-Йорке. Для Великобритании будет проблемой собрать даже боеспособную бригаду. А о Германии и говорить нечего - ее армия в 170 000 человек не готова к масштабным операциям. Список натовских проблем можно продолжить. Но и этого достаточно для того, чтобы задать вопрос: почему альянс на такой стадии разложения стал угрозой для России?!

Бывшие командующие, которые теперь могут сказать то, что хотят, предлагают саммиту НАТО, который вскоре состоится в Варшаве, перейти к стратегии жесткого сдерживания России. Создаётся впечатление, что это вовсе не мнение одиночек-маргиналов. Если даже треть из их предложений будет осуществлена, мы вступим в ситуацию силового противостояния с Западом.

И как Россия с ее военным бюджетом в 87.6 млрд долл выдержит давление военного катка, бюджет которого превышает 1.023 триллиона долл? Понимал ли кто-либо в Кремле, чем закончится игра в понты и дразнилки? Неужели не верили, что Запад может проснуться? А между тем, остановить эту военную махину очень сложно – и потому, что затронуты амбиции; и потому, что усиливается страх либерального сообщества перед тем, что Кремль выкинет, если его не остановить; и потому, что началось слюноотделение западного ВПК, почувствовавшего добычу.

Напомним, чем закончилось наше военное противостояние с Западом в прошлый раз - распадом СССР. Закон непреднамеренных последствий, однако.

[Лилия Шевцова]

http://echo.msk.ru/blog/shevtsova/1772044-echo/
17:39 , 25 мая 2016

автор
политолог

Свершилось! Миру предъявлена «Стратегия для России. Российская внешняя политика: конец 2010-х— начало 2020-х годов». Создателем «Стратегии» стал Совет по внешней и оборонной политике. Авторы пообещали нам «новый интеллектуальный импульс» и поставили задачу объяснить обществу окружающий мир. Звучит амбициозно. Коль скоро среди авторов немало достойных людей, отдадим должное их усилиям. Скажу сразу: с рядом наблюдений членов СВОП трудно не согласиться. Но ведь главное — какой мессидж эти наблюдения обрамляют. И вот когда приступаешь к усвоению обещанного «импульса», трудно удержаться от ощущения, что тебе подкладывают не то, что обещали. Причем, наши иллюзионисты даже не заботятся об убедительности создаваемой ими реальности. Смотрите сами.

1. Так, свою энергию создатели Стратегии направили на то, чтобы доказать, что Западом покончено. «Старый Запад не останется «лидером развития»; ЕС переживает «структурный кризис»; сегодня главное— «управление спадом старых». Но что здесь нового, если похоронами Запада российская пропаганда занимается уже столько лет? Возникает и более каверзный вопрос: если Запад кончился, то откуда у него энергия для «экспансии» и «давления, нацеленного на смену режима» в России, в чем его обвиняют авторы? И против кого нацелена милитаризация России, если Запад можно сбросить в мусорную корзину?

2. Когда читаешь о «глубоком стратегическом партнерстве» России с Китаем, сомнения о способности авторов реалистически смотреть на мир усиливаются. Авторы почему-то верят в возможность «тандема» Китая с Россией, в то время, как больше признаков того, что китайцы думают о своем тандеме с США. И почему -то авторы надеются, что Китай, как самая могущественная держава будущего, будет относиться к России деликатно. А с какой стати? Впрочем, поговорив о российском «повороте» на Восток, авторы вдруг признают, что он «недостаточно обеспечивается». Тогда к чему весь этот трезвон?

3. В поисках доказательств упадка Запада коллеги завели песню о «поднимающемся Не –Западе». Но кто там поднимается в «Не-Западе»? Китай, который не знает, как приспособить свою систему к новым вызовам? Или Бразилия с развалившейся системой управления? А может быть, Индия, которая хочет быть с Запалом, а не с «Не –Западом»? Или поднимается Россия?

4. Иногда при чтении возникает ощущение «кривого зеркала». Так, оказывается, что одна из главных причин «противостояния» России и Запада, это «желание самоорганизовываться против внешнего врага». Это, коллеги, не о России. Это о Европе.

5. Постоянный рефрен о необходимости сберечь суверенитет России начинает вызывать беспокойство. Видно, авторы очень сомневаются в том, что Россия суверенна. Но кто может России угрожать кроме ее правящего класса, который все, что мог, перетащил на Запад ( а не в поднимающийся «Не-Запад»)?

6. Когда же авторы убеждают нас, что российская внешняя политика « в целом удачна», а дипломатия является «мастерской», начинаешь спрашивать себя, каковы их критерии успеха? Может быть авторы — любители черного юмора и потому изоляцию России, недоверие к ней окружающего мира воспринимают, как успех?
7. Авторы утверждают, что Россия начала предлагать миру «жизнеспособный набор ценностей» и среди них политический плюрализм и невмешательство во внутренние дела других стран. Вот здесь подумалось: а может, «рабочая группа» СВОПа просто троллит читателя?

8. Одна из «ценностей» России— это «ценность великодержавия». И за эту ценность, говорят иллюзионисты-юмористы придётся «дорого платить». От себя отмечу: население уже платит; и не только население России. Но как тогда соединить желанную для СВОП «ценность» с призывом к «подъёму человеческого капитала»? Ведь мировая история доказывает: или великодержавие или человеческий капитал!

Соглашусь, однако, с выводом авторов о том, что «большинство элиты не готово» к повороту к человеческому капиталу. «Стратегия» не оставляет сомнений в том, к кому принадлежат ее авторы.

[Лилия Шевцова]

http://echo.msk.ru/blog/shevtsova/1776124-echo/
15:59 , 01 июня 2016

автор
политолог

Это отныне принципы западной политики в отношении России. С одной стороны, НАТО усиливает своё присутствие в Балтии и Восточной Европе, в том числе и за счёт возвращения американских сил. С другой, Германия готова обсуждать вопрос об ослаблении санкций в отношении России. Сенсация в том, что к этому, видимо, готова сама Меркель. Причины понятны:

— нужно сохранить единство Запада (и прежде всего ЕС) в ситуации неимоверного стресса;
— опасения, что Россия в изоляции станет более агрессивной;
— санкции бьют по интересам стран, ориентированных на экономическое сотрудничество с Москвой (среди них Франция, Австрия, Чехия, Венгрия, Австрия).

Но (!) речь сейчас идёт лишь о ма-аленькой морковке — отказе ЕС от запрета на посещение стран — членов ЕС представителями российской элиты, оказавшимися в санкционном списке. И в обмен на реальное сотрудничество Москвы в проведении выборов в ДНР и ЛНР на западных условиях.

Видимо, одновременно внутри самого Запада будет оформлена ещё одна сделка— усиление безопасности (за счёт НАТО, конечно!) тех стран, которые не согласны с санкционными послаблениями в отношении России.

Словом, Москве будет предоставлена возможность пошагового выхода из изоляции. Но на условиях Запада. И это вовсе не будет означать возврат к прежней «нормальности».

Словом, ожидайте мяч на российском поле.

Step-by-Step Rapprochement: Germany Considers Easing of Russia Sanctions

German foreign minister: Ease Russia sanctions ‘step-by-step’

[Лилия Шевцова]

http://3.3.ej.ru/?a=note&id=7300
2 АВГУСТА 2007 г.

Вот уже больше года на интернет-сайте фонда «Либеральная миссия» проходит дискуссия «Российское государство: вчера, сегодня, завтра». Началась она статьей Михаила Краснова «Фатален ли персоналистский режим в России». Собственно говоря, большинство участников дискуссии пытаются ответить именно на этот вопрос. На мой взгляд, здесь особенно интересны мнения тех политологов, которые делают ставку на нынешний российский режим. В одном ряду оказались люди, на первый взгляд, несовместимые, принадлежащие к разным профессиональным весовым категориям. Возможно даже, что кто-то из них не хотел бы оказаться в одной компании. Тем не менее, в данной дискуссии Андраник Мигранян, Сергей Марков и Алексей Чадаев продемонстрировали, что все они являются сторонниками одной и той же позиции, пусть и формулируемой по-разному и по-разному обосновываемой. И можно предположить, что эта позиция имеет прямое отношение к их общественному статусу.
Все трое — члены Общественной палаты, этого неформального органа российской власти, который призван играть в нынешней политической реальности немаловажную роль: быть и экспертным советом Кремля, и назначенным президентом «гражданским обществом». Там нет случайных людей, а есть только те, кто прошел мелкое сито отбора и доказал, что может осуществлять функцию идеологического и интеллектуального обрамления власти и что она им может доверять. Поэтому высказывания членов Общественной палаты, принадлежащих к официальной российской элите и являющихся не только рупорами власти, но и ее советниками, представляют определенный интерес. Тем более когда речь идет об их представлениях о настоящем и будущем российской государственности.
Объединяющая А. Миграняна, С. Маркова и А. Чадаева позиция сводится к тому, что нынешний российский политический режим имеет потенциал, пока еще полностью не раскрытый, и способен модернизировать Россию, сделать ее современной страной, развитой во всех отношениях. И ради этой желанной перспективы, относимой, правда, в неопределенное будущее, все трое выступают за сохранение статус-кво, что дает основание рассматривать уважаемых дискутантов как выразителей охранительной тенденции. Я не вкладываю в эти слова никакого негативного смысла. Охранительная тенденция существует во всех системах, даже несомненно демократических. Вопрос лишь в том, какое именно системное статус-кво защищается.
Парадоксально, но наши охранителям защищают статус-кво, отдавая себе ясный отчет в том, насколько далеко защищаемое от совершенства.
В России имеет место «сращивание экономической и политической сфер и монополизация власти в этих сферах», что «серьезно уменьшает модернизационный потенциал государства» (А. Мигранян).
«Вот создали мы вертикаль власти. Ну и что теперь? Что она должна делать, господин президент, эта вертикаль? <…> Мы являемся свидетелями того, как наша вертикаль власти перешла к мародерству». «Сегодня кадры госчиновничества слишком коммерчески мотивированы, а моральные, внеэкономические факторы сильно деградировали<…> Принципы отбора и подбора администраторов <…> практически отсутствуют, и в этих условиях, естественно, происходит вымывание кадров, способных укрепить государственный аппарат, подмена их чиновниками-бизнесменами, которые превращают управление государственной собственностью в частный бизнес. А это – основа поголовной коррупции, свидетелями чего мы, собственно, и являемся» (С. Марков)
regtime.ru В кадровой политике российской власти «лояльность важнее, чем профессионализм». Налицо «масштабный кризис доверия внутри политической и управленческой элиты, утрата доверия всех ко всем» (А. Чадаев).
Такое впечатление, что читаешь Владимира Рыжкова либо даже Гарри Каспарова.
Охранители явно не хотят оказаться в роли пропагандистов советского образца, они озабочены своей профессиональной репутацией и потому в оценках реальности стараются быть объективными, что, разумеется, достойно уважения. Но ведь если признается, что система негодна, то естественно было бы предположить, что мысль экспертов сосредоточится на том, как эту систему изменить. Однако такая логика им явно не близка. Правда, кое-какие рецепты лечения системных болезней они предлагают, и я этих рецептов еще коснусь. Пафос их выступлений все же в другом. В том, чтобы использовать именно эту глубоко несовершенную, если не сказать порочную, систему для достижения Россией амбициозных технологических, экономических и внешнеполитических целей.

О великих прорывах и Больших проектах

Андраник Мигранян – давний и последовательный сторонник авторитарной модернизации. Он находил в себе мужество отстаивать свои идеи даже тогда, когда они вызывали лишь всеобщее отторжение. Но сегодня желаемый им авторитарный режим в стране уже существует. Таким образом, инструмент модернизации создан, и дело теперь лишь за самой модернизаций, которая автору видится двухэтапной:«Я сохраняю уверенность в том, что харизматический лидер, опираясь на поддержку масс, может пробить сопротивление бюрократии и осуществить модернизационный прорыв. То, что нам нужен прорыв, очевидно всем. Его основные задачи: снять страну с нефтегазовой иглы и осуществить всеобъемлющую технологическую модернизацию».
Это – первый этап: технологический прорыв, который, в свою очередь, создаст предпосылки для второго, когда должно «состояться нечто подобное пакту Монклоа в Испании», призванного подвести историческую черту под авторитаризмом и стать исходным пунктом развития страны на демократической основе. При этом остается загадкой, на основании каких фактов и тенденций Мигранян делает вывод о том, что нынешний российский авторитаризм способен снять страну с сырьевой иглы и провести технологическую модернизацию. Почему тогда Путин не пытался до сих пор начать модернизационный прорыв? Почему его второе президентство было сплошной чередой мер по концентрации власти, которую он использовал для защиты самой концентрации? Напомню, что доля нефтегазовых доходов в федеральном бюджете сейчас составляет 44,5%, а доля ТЭК в экспорте — 63,3%. И есть достаточно оснований предполагать, что в данном случае мы имеем дело, вопреки убеждениям А. Миграняна, не с законом обратно пропорциональной связи, согласно которому усиление авторитаризма может будто бы сопровождаться бурным развитием высоких технологий при ослаблении наркотической зависимости от «иглы», а с законом прямо пропорциональной связи, который действует во всех авторитарных «петро-стейтах» (нефтяных государствах). То есть с усилением авторитаризма усиливается и зависимость от сырьевого экспорта. И где же гарантия, что новый лидер либо сам Путин, но в новой роли, этот не им учрежденный закон сумеет отменить?
Но это еще не все. Ведь «отменить» придется и другой закон, который до сих пор нигде не был поставлен под сомнение. Я имею в виду то, что мир не знает пока ни одного примера постиндустриальной модернизации, осуществленной авторитарным режимом. Можно лишь догадываться, каким волшебным образом такая модернизация, требующая развитой инновационной среды, свободы бизнеса и его правовой защищенности, может появиться в стране, где, как объяснил нам сам Андраник Мовсесович, экономическая власть сращена с политической, бизнес слаб, общество беспомощно, а суд судит неправедно. Ведь все это предполагается оставить неприкосновенным до тех пор, пока успешный технологический прорыв не создаст предпосылки для перемен.
На кого, интересно, будет опираться при этом авторитарный лидер? Допустим, что на «поддержку масс», которая призвана помочь ему, по Миграняну, «пробить сопротивление бюрократии». Но мы знаем, что такое «поддержка масс» при отсутствии гражданского общества и административно управляемой судебной системе. Это модель легитимации репрессий против тех, кто назначается на роль «врагов». А чтобы осуществлять такие «назначения», нужны соответствующие структуры, которые называются репрессивными.

Но допустим, что случилось чудо: вопреки мировому опыту авторитарному режиму удалось осуществить постиндустриальную модернизацию. Но даже в этом фантастическом случае мне трудно представить переход к этапу второму, предполагающему трансформацию авторитарного режима в демократический.
Ведь при успешной модернизации ни авторитарному лидеру, ни кому бы то ни было в стране и в голову не придет менять модель управления. С какой стати? От добра, как известно, добра не ищут. Что-то не припомню, чтобы после сталинской модернизации 1930-х годов последовало что-то похожее на пакт Монклоа. Наоборот, авторитарная модернизация сопровождалась еще большим упрочением и ужесточением авторитарной власти.
naviny.by А теперь – о другом проекте модернизации, представленном Сергеем Марковым. Как и Андроник Мигранян, он стоит на охранительной позиции. Причем оба политолога считают приоритетной модернизацию технологическую и экономическую, которая обоим видится в мобилизационном исполнении. Своеобразие же творческого метода Сергея Маркова не только в том, что он считает нужным сочетать такую модернизацию с параллельным «выращиванием демократии», но и в том, что в этом методе политологические целеполагания дополняются конструированием организационных форм. По его мысли, для реализации Больших проектов нужны мегакорпорации мирового уровня, нужны проектные комитеты и, наконец, нужна проектная партия, что в совокупности должно сделать Россию одним из главных игроков на международной арене, полноправным членом «мирового правительства».
Вера Сергея Александровича в то, что громадье его планов возвеличит страну и осчастливит ее народ, впечатляет. Но проекты отличаются от прожектов тем, что они, во-первых, опираются на уже обозначившиеся в жизни тенденции, а во-вторых, наличием мотивированных исполнителей. Начнем с тенденций.
В качестве примера успешно осуществляемого проекта Сергей Марков упоминает такую мегакорпорацию, как Газпром. Пример, по-моему, не очень убедительный. Напомню, российские государственные компании накопили более 216 млрд долларов долгов, причем основным должником является как раз Газпром. Ни для кого не секрет и то, что за последние пять лет Газпром увеличил производство лишь на 2%. Равно как и то, что более половины российских газопроводов были построены несколько десятилетий назад и нуждаются в обновлении. И это — успешный проект? Может быть, в актив корпорации следует записать рост мировых цен на ее продукцию?
Что же касается другой идеи Сергея Александровича об использовании Газпрома как «колоссального инструмента российского влияния в мире», то с этим, на мой взгляд, дело обстоит еще хуже. Давно уже Россия не проводила такую провальную внешнюю политику, как в момент, когда пыталась орудовать Газпромом, как ломом. Это же надо было так запугать Европу, что та начала строить общую энергетическую политику, чего Европейский Союз раньше не мог добиться.
На самом деле «вертикаль-мародер» (определение самого Сергея Маркова), которой предстоит воплощать Большие проекты в жизнь, будет действовать не в соответствии с благими пожеланиями, а в соответствии со своей собственной природой. Впрочем, политолог предполагает, что параллельно с реализацией Больших проектов будет происходить и очищение вертикали от мародеров. Насколько можно понять, решению данной задачи и должна служить демократия, по причине чего Марков в отличие от Миграняна не откладывает ее «выращивание» до лучших времен. Вопрос в том, что охранители понимают под «демократией».

(Продолжение следует)

Автор — ведущий исследователь Московского Центра Карнеги
(полная версия статьи размещена на сайте фонда «Либеральная миссия» www.liberal.ru)

[Лилия Шевцова]

http://3.3.ej.ru/?a=note&id=7301
6 АВГУСТА 2007 г.

Андраник Мигранян убежден в том, что «либеральные ценности универсальны» и что поэтому «не надо придумывать что-то новое, фантастическое»; стремиться надо к тому, чтобы соответствовать «универсальному идеальному типу». Но в который уже раз оговаривается: «в России эта демократия должна еще вызреть».
Не спорю: должна. Но главный вопрос здесь касается не темпов движения к демократии, а возможности ее вызревания в горниле авторитарной технологической модернизации. В данном отношении Мигранян никаких доказательств не предъявляет. Их у него заменяют отсылки к истории некоторых западных стран. Однако такие исторические аналогии вызывают лишь новые вопросы.

Русские проекты в контексте мировой политической истории
Доказывая возможность «вызревания» демократии в авторитарной системе, уважаемый политолог отсылает нас в Англию ХVII и начала ХVIII столетий. Он упоминает Славную революцию 1688 года, в которой усматривает давний аналог пакта Монклоа. Пусть так. Но какое поучение мы должны извлечь из этого события для понимания происходящего в России начала ХХI века?. Ведь нам, чтобы добраться до российского аналога Славной революци, надо, если следовать логике Миграняна, еще пройти период авторитарной технологической модернизации. Поэтому лучше бы Андраник Мовсесович просветил нас насчет того, что же происходило в Англии до Славной революции. Какая авторитарная технологическая модернизация имела там место? Кто ее осуществлял? Кромвель? Карл II? Яков II? Однако об этом периоде А. Мигранян даже не упоминает. И правильно, между прочим, делает.
В десятилетия, предшествовавшие Славной революции, можно найти борьбу аристократического парламента с королями и борьбу парламентских партий (тори и вигов) между собой, но уж точно не то, что должно соответствовать концепции Андраника Мовсесовича. Поэтому он в своем экскурсе в английскую историю акцентирует наше внимание на том, что демократия нигде быстро не строилась, а потому и нам надо бы научиться историческому терпению, т.е. умению ждать, пока она «вызреет». О том, что демократия везде, в том числе и в Англии, вызревала в борьбе за демократию, а не в терпеливо-покорном ожидании ее вызревания, политолог забывает тоже. Более того, нам предлагается не просто ждать, а на время и отказаться от демократии в пользу авторитарного правления, чего, однако, в английском образце, рекомендованном для подражания, вообще не просматривается.
Чувствуя, возможно, некорректность этой аналогии, А. Мигранян переносит нас из Англии ХVII и ХVIII веков во Францию середины ХХ столетия. В данном отношении ассоциации с нашей сегодняшней политической практикой гораздо более очевидные и прозрачные. Ведь во Франции был де Голль, которого его ближайшие соратники называли «выборным монархом», а его режим – «выборной монархией». Однако и тут мы имеем дело с натяжками. Да, де Голль добился принятия новой конституции, увеличившей властные полномочия главы государства. Но голлистская Пятая республика лишь внешне похожа на нынешнюю российскую политическую конструкцию. И дело не только в том, что там не было ни административно насаждавшейся монополии верховной власти, ни возможности передачи ее преемнику. Важно, что там не было и доминирования президентской партии в том смысле, в каком оно имеет место в современной России.
Между тем Мигранян отсылает именно к французскому политическому опыту. Посмотрите, призывает он, во Франции ведь был прямой аналог нашей «Единой России». И напоминает о голлистской партии, доминировавшей на политической сцене 14 лет при президентстве де Голля и столько же — при президентстве сменившего его Помпиду (при де Голле, поправлю коллегу, на несколько лет меньше, учитывая его досрочную вынужденную отставку, однако это в данном случае не столь важно). Но во Франции тех времен, в отличие от нынешней РФ, существовала серьезная политическая конкуренция, а президентская партия хотя и формировалась при самом активном участии президента, имела реальную социальную базу и не была, подобно «Единой России», профсоюзом бюрократии, покупающей голоса избирателей. Поэтому она продолжала добиваться успехов и после того, как ее основатель покинул Елисейский дворец. Точно так же и в Италии послевоенного периода, и в современной Японии, тоже упоминаемых Миграняном, система доминирующей партии не исключала и не исключает ни острой политической борьбы, ни свободы СМИ, предполагающей существование независимых от правительства телевизионных каналов. В интерпретации же Андраника Мовсесовича разница между доминированием одной партии в условиях демократии и ее доминированием как альтернативы демократии полностью стирается.
Что же в итоге? В итоге ориентация на «универсальный идеальный тип» демократии, накладываясь на логику охранительства, оборачивается тем, что мышление эксперта переодевает в одежды универсального нечто особое и «самобытное». Не осознанно, разумеется, а по причине исходной установки на то, чтобы рассматривать нашу политическую практику как совместимую с движением в направлении демократии западного типа.
Казалось бы, Сергей Марков, в отличие от своего коллеги по Общественной палате, в такие ловушки попадать не должен уже потому, что является не только «убежденным демократом» (по его самооценке), но и вполне состоявшимся почвенником (по моему представлению), хотя еще и не очень органичным. Но и ему, тем не менее, избежать их не удалось.
Сергей Александрович тоже любит ссылаться на западный политический опыт. Но – лишь для того, чтобы доказать: западная демократия не есть нечто универсальное, т.е. одинаковое для всех стран, где она утвердилась. Наоборот, в каждой из них она устроена по-разному, сообразно национальным особенностям и традициям: в США она не такая, как в странах Евросоюза, в Японии – не такая, как в США и странах Евросоюза. Поэтому, мол, и в России демократические институты должны соответствовать ее идентичности. И все было бы хорошо, если бы Сергей Александрович решился на полное отрицание вообще каких-либо единых стандартов и критериев демократии. Но он не решился. В результате же читателю, который хочет разобраться в том, как сочетаются в мышлении С. Маркова эти стандарты и критерии с его проектом самобытного российского народовластия, не позавидуешь.

Во-первых, он вынужден был признать, что переход к правовому государству его концепцией не предусматривается, ибо «это на сегодня задача неподъемная». Отсюда следует, что все соображения о необходимости для России европейской ориентации лишаются какого-либо актуального содержания. При этом он считает роль государства определяющей в строительстве российской демократии и формировании гражданского общества и предлагает выделить на развитие последнего огромные бюджетные средства – 100-150 млрд долларов. Потому что само гражданское общество видится ему не в виде множества автономных от государства организаций, отстаивающих интересы входящих в них людей, а в виде организаций, специально созданных для помощи тем, кто в ней особенно остро нуждается, т.е. наиболее слабым социальным слоям. Тем самым «сильные» и самодостаточные автоматически лишаются права на самоорганизацию ради достижения собственных целей, а гражданское общество выстраивается по модели Общественной палаты вверху и «наших» внизу, помогающих государству «заботиться о людях». То есть речь идет о «приводных ремнях» патерналистской власти, от нее зависимых и ей подконтрольных. Речь идет о гражданском обществе, действующем внутри бюрократической вертикали и призванном смягчать чиновничий произвол в государстве, обреченном, по Сергею Маркову, быть неправовым, не покушаясь при этом на его устои.
Правда, проект С. Маркова предусматривает еще и учреждение дополнительных критериев отбора в элиту, а именно – патриотичности и нравственности. Но как эти критерии соблюдаются в неправовом государстве, мы опять-таки знаем по опыту советской эпохи. Из той же эпохи – и идея «проектной партии». Считая себя «убежденным демократом», политолог не прочь бы соединить эту идею с идеей политической конкуренции, однако вынужден признать, что в обозримом будущем они несоединимы. Но и при отсутствии такой партии С. Марков не знает, как ввести политическую конкуренцию в нынешнюю властную систему, в чем опять-таки откровенно признается.

Несколько запутавшись в том, что касается политических целей, Марков с легкостью переключается на средства их достижения, причем такие, которые политическую конкуренцию исключают по определению. По крайней мере – на весьма длительное время. Политолог напоминает о «выращивании демократии» генералом Франко, бразильскими военными в 1960 – 1980-е годы и даже… Но лучше процитирую: «…Хорошо известно <…> и то, что в Германии и Японии демократия строилась в условиях оккупационного режима, который является сверхавторитарным. Но он выращивал демократию. Так нужно выращивать ее и у нас».
Итак, перед нами проект авторитарной демократизации, аналоги которой отыскиваются в деятельности диктаторских либо оккупационных («сверхавторитарных») режимов. При этом, правда, остается загадкой, к какой из двух разновидностей авторитаризма ближе нынешний российский режим, равно как и то, соответствует ли он хотя бы одной из них или ему еще предстоит подтянуться до их уровня. Но главное даже не в этом. Главное в том, что российским автократам, в отличие от заграничных, предстоит вырастить не просто демократию. Им предстоит создать демократию особого типа, в которой идея права не является приоритетной, а гражданское общество выступает не как автономная от государства самоорганизация граждан, отстаивающих свои интересы и контролирующих власть, а как совокупность организаций для граждан. Организаций, возглавляемых специально подготовленными в государственных вузах менеджерами и финансируемых из бюджета со всеми вытекающими отсюда для этих организаций ограничениями.

Что же до цели, соответствующей «русской идентичности», Сергей Александрович ищет и находит ее в Византии. Она выступает источником духовности, которая и призвана заменить нам право, очистить вертикаль власти от мародеров, воспитать активистов гражданских организаций, а также обеспечить достоинство личности. По сути же речь идет о том, чтобы создать систему, в которой каждый индивид принимает ценности и интересы власти не только как общезначимые (государственные), но и как свои собственные. Нечто похожее пытался делать в свое время император Николай I с помощью ведомства графа Бенкендорфа. Кроме того, под псевдонимами идейности и сознательности «духовность» целенаправленно насаждалась и в советские времена – и «проектной партией», и ее «приводными ремнями», и ее «карающим мечом». Определенных результатов в виде могущественной военной державы на этом пути удалось достигнуть, что, похоже, и вдохновляет С. Маркова. Но неплохо бы помнить и о том, что случилось впоследствии. В том числе и с нашей «духовностью».

Многим, очень многим отличается Сергей Марков от Андраника Миграняна, которому и в голову не придет синтезировать Запад и Византию, да еще таким образом, что от «Запада» в этом синтезе почти ничего не остается. Андраник Мовсесович по своим общественным идеалам и ценностям – западник, Сергей Александрович – «самобытник». Но перед обоими стоит один и тот же вопрос о том, как приспособить нынешнюю государственную систему для решения задач, которые ей противопоказаны. И ответ они ищут в одном и том же направлении. Внутри самой системы они ищут субъект, который был бы способен реализовать их проекты вопреки очевидным для них порокам этой системы.

(Продолжение следует)

Автор — ведущий исследователь Московского Центра Карнеги
(полная версия статьи размещена на сайте фонда «Либеральная миссия» www.liberal.ru)