*309. Вторая мировая война

[Н.Н. Яковлев]

http://historic.ru/books/item/f00/s0...25/st027.shtml
По крайней мере с начала 1941 г. правительства США и Англии во все возрастающей степени основывают свои стратегические планы на возможности войны между Германией и Советским Союзом. Действия германских подводных лодок в Атлантике склоняли Рузвельта и правительство США к более активному вмешательству, даже если это могло привести к вовлечению в войну. Командование американской армии на совещании 16 апреля в основном поддержало точку зрения, высказанную одним из участников совещания: «Если мы будем выжидать, то дело кончится тем, что мы останемся в одиночестве, и внутренние беспорядки могут привести к появлению коммунизма. Меня могут назвать задирой, но что-то надо делать». Было спланировано занять 22 июня 1941 г. Азорские острова, высадить морскую пехоту в Исландии, сменив там англичан. Главнокомандующий Атлантическим флотом адмирал Кинг заметил в этой связи: «Это фактически акт войны» 2 апреля Рузвельт обсудил «план № 1 обороны полушария» — американские корабли будут конвоировать английские суда в Западной Атлантике, в случае необходимости ппинимая решительные меры против подводных лодок. Однако с середины апреля Рузвельт внезапно круто поворачивает руль политики: экспедиция на Азорские острова отменяется, 24 апреля вступает в силу «план № 2 обороны полушария» — американские корабли патрулируют воды Атлантики только до 25° з. д. (на полпути между Америкой и Европой) и их функции ограничиваются сообщением о передвижении немецких подводных лодок.

Биограф Рузвельта Р. Шервуд пишет о «необъяснимом поведении» президента в эти месяцы: «Во время ужасного кризиса, вызванного молниеносной войной на Западе, Дюнкерком и падением Франции, он был почти одинок в своем собственном правительстве, когда принимал смелые, даже отчаянные решения. Теперь, год спустя, когда положение Великобритании снова было исключительно тяжелым, он снова был почти одинок. Однако теперь он был одинок в своем нежелании принимать решения и действовать». Рузвельт не поддержал воинственных деятелей правительства и представителей командования: он предпочитал выжидать. Белый дом получал все новую и новую информацию о сосредоточении германских войск у границ Советского Союза. И когда ночью 21 июня 1941 г. в США стало известно о нападении Германии на СССР, первой мыслью ближайшего советника президента Г. Гопкинса было: «Проводившаяся президентом политика поддержки Великобритании действительно окупила себя. Гитлер повернул налево». Военный министр США Г. Стимсон 23 июня в меморандуме президенту сообщил мнение командования вооруженных сил о последствиях войны между СССР и Германией для США: «Германия будет основательно занята минимум месяц, а максимально, возможно, три месяца задачей разгрома России». Соединенные Штаты должны без промедления использовать эту «драгоценную передышку... прежде чем Германия высвободит ноги из русской трясины... Этот шаг Германии почти напоминает дар провидения». Стимсон предложил принять активные меры в Атлантике для дальнейшего оказания помощи Англии. Штаб американской армии летом 1941 г. сформулировал свое мнение таким образом: «Лучший способ помочь СССР — продолжить помощь Великобритании».

Публично правительство США на первых порах заняло весьма сдержанную позицию в соответствии с политическими планами, составленными еще до 22 июня 1941 г. 14 июня Вашингтон информировал британское правительство о политике США по отношению к СССР в случае нападения на него гитлеровской Германии. «Наша политика заключается в том, чтобы не идти на уступки Советской России, которые она может предложить с целью улучшения американо-советских отношений. Если же мы пойдем на них, то потребуем компенсаций в полном объеме». Накануне вероломного нападения гитлеровской Германии на СССР — 21 июня государственный департамент докладывал правительству: «Мы должны твердо придерживаться следующего политического курса: тот факт, что Советский Союз сражается с Германией, не означает защиту им, борьбу за или согласие с принципами международных отношений, которых придерживаемся мы. Мы не должны заранее давать Советскому Союзу никаких обещаний в отношении помощи, которую мы сможем оказать в случае германо-советского конфликта, и не принимать на себя никаких обязательств в отношении нашей будущей помощи Советскому Союзу, или Германии». Официальная точка зрения правительства США о советско-германской войне была сформулирована и. о. государственного секретаря С. Уэллесом на пресс-конференции 23 июня 1941 г. «Для Соединенных Штатов принципы и доктрины коммунистической диктатуры столь же нетерпимы и чужды, как принципы и доктрины нацистской диктатуры, — говорил С. Уэллес.— По мнению правительства США, любая борьба против гитлеризма, любое сплочение сил, выступающих против гитлеризма, независимо от их происхождения, ускорит конец нынешних гитлеровских руководителей и тем самым будет способствовать нашей собственной обороне и безопасности. Гитлеровские армии сегодня — главная опасность для американского континента». 24 июня Рузвельт публично заявил, что США окажут помощь СССР. В первые недели войны между Германией и СССР правительство США на словах пришло на помощь СССР, на деле оно заняло выжидательную позицию, изменение ее зависело от хода вооруженной борьбы на советско-германском фронте.

Британские правящие круги, имевшие за плечами двадцать два месяца войны, пошли дальше. 21 июня в узком кругу Черчилль беседовал о возможности войны между Германией и СССР. Он заметил, что Гитлер надеется заручиться в этой войне поддержкой правых в Англии и США и что в этом он ошибается. Англия окажет помощь СССР. Черчиллю был задан недоуменный вопрос: не означает ли это отступление от его принципов убежденного противника коммунизма. «Нисколько, — ответил Черчилль. — У меня лишь одна цель — уничтожение Гитлера, и это сильно упрощает мою жизнь. Если бы Гитлер вторгся в ад, я по меньшей мере благожелательно отозвался бы о сатане в палате общин». И в самом деле, вечером 22 июня Черчилль выступил по радио. Он начал с оговорки: «За последние 25 лет никто не был более последовательным противником коммунизма, чем я. Я не возьму обратно ни одного слова, которое я сказал о нем». И далее британский премьер-министр сказал, что Англия окажет помощь СССР, ибо «вторжение в Россию — это лишь прелюдия к попытке вторжения на Британские острова. Он (Гитлер), несомненно, надеется, что все это можно будет осуществить до наступления зимы и что он сможет сокрушить Великобританию, прежде чем вмешаются флот и авиация Соединенных Штатов... Поэтому опасность, угрожающая России, — это опасность, грозящая нам и Соединенным Штатам». В Советский Союз была послана британская миссия. По предложению Советского правительства, 12 июля 1941 г. между СССР и Англией было подписано соглашение о совместных действиях в войне против Германии. Стороны обязались оказывать друг другу взаимную помощь и не заключать сепаратного мира с врагом. Советско-английское соглашение послужило началом образования антигитлеровской коалиции.

Однако до окончательного оформления ее еще должно было пройти время. Против помощи Советскому Союзу и сотрудничества с ним в США и Англии выступили влиятельные реакционные силы. Советско-германская война представлялась им высшим торжеством политики «баланса сил» — видные деятели в англосаксонских странах публично призывали остаться в стороне от нее, дать Германии и СССР максимально истощить друг друга. Г. Гувер рекомендовал: поскольку СССР и Германия «сцепились в смертельной схватке... государственная мудрость требует от США остаться посторонним, внимательным наблюдателем, но вооруженным до зубов». Еще дальше пошел Г. Трумэн, настаивавший: «Если мы увидим, что выигрывает Германия, то нам следует помогать России, а если будет выигрывать Россия, то нам следует помогать Германии, и, таким образом, пусть они убивают как можно больше». Аналогичные высказывания делались и в Англии, в том числе министром авиации Мур-Брабазоном. Они вызвали бурю возмущения в английском народе, и Черчилль был вынужден уволить Мур-Брабазона в отставку. Смысл этих наглых выпадов реакционеров заключался в том, чтобы не допустить помощи СССР со стороны США и Англии. Летом 1941 г. правительство США, а в некоторой степени и Англии, практически разделяло их позицию, хотя и по другим мотивам. В Вашингтоне и Лондоне считали, что сопротивление Советских Вооруженных Сил не продлится более трех месяцев. Вооружение и снаряжение, посланное в Советский Союз, неизбежно попадет в руки гитлеровцев. В первые месяцы войны Советский Союз не получил ощутимой помощи от США и Англии. Как мимоходом замечает Черчилль в своих мемуарах: «Я прекрасно понимал, что в эти первые месяцы нашего союза мы могли сделать очень мало и старались заполнить пустоту вежливыми фразами». Укрепление антигитлеровской коалиции зависело не от доброй воли правительств США и Англии, а от успеха советского народа в борьбе против гитлеровской Германии.

Вступление Советского Союза в войну с Германией окончательно изменило характер второй мировой войны, ставшей антифашистской, освободительной. Это не могло не наложить отпечаток на политику правящих кругов Англии, США, ибо широкие народные массы требовали скорейшего нанесения поражения европейским державам «оси» активными действиями. Поскольку, однако, Англия в тот период не вела широких операций, а США вообще не принимали участия в войне, демократическая общественность решительно выступила за оказание помощи Советскому Союзу. Активную роль в этом движении как в США, так и в Англии сыграли коммунистические партии. В декларации Английской компартии в связи с нападением Германии на СССР говорилось: «Дело Советского Союза — дело трудящихся всего земного шара, дело свободы и социализма... Мы требуем солидарности с социалистическим Советским Союзом». Американские коммунисты, учитывая политическую обстановку в стране, призывали: «Давайте защитим Америку оказанием всесторонней помощи Советскому Союзу, Великобритании и всем народам, сражающимся против Гитлера».

21 июля Рузвельт отдает первое указание о продаже вооружения и военных материалов Советскому Союзу — до конца октября (начало действий ленд-лиза в отношении СССР) было продано вооружения и военных материалов на 41 млн. долларов. 16 августа правительство Англии предоставило кредит СССР в размере 10 млн. фунтов стерлингов. Это было ничтожной каплей по сравнению с потребностями, вызванными войной с Германией. Размеры помощи, по-прежнему ограничивала затянувшаяся дискуссия о сроках сопротивления Советского Союза. Американские и английские штабы все еще предсказывали победу Германии над Советским Союзом в три месяца. Рузвельт был «оптимистом» — он отодвигал этот срок до 1 октября.

В конце июля Рузвельт направляет в Советский Союз своего ближайшего советника Гопкинса для ознакомления с обстановкой на месте. Гопкинс 30—31 июля вел в Москве переговоры с Советским правительством. Здесь, в столице Советского Союза, посланец Рузвельта убедился в огромной мощи нашего государства. В докладе Рузвельту Гопкинс писал: «Я очень уверен в отношении этого фронта... Здесь существует безусловная решимость победить». Позднее, свидетельствует Шервуд, Гопкинс высказывал «чрезвычайное раздражение по адресу военных наблюдателей в Москве, когда они присылали по телеграфу пессимистические доклады, которые могли основываться только на догадках и предубеждении». Гопкинс обещал, что США и Англия окажут Советскому Союзу помощь, но предупредил, что она не поможет поступить «в оставшееся до плохой погоды время». Прямым следствием миссии Гопкинса явилось официальное сообщение государственного департамента советскому послу в США 2 августа 1941 г. о продлении на год советско-американского торгового соглашения 1937 г. В американской ноте указывалось, что США «решили оказать все осуществимое экономическое содействие с целью укрепления Советского Союза в его борьбе против вооруженной агрессии... (так как это) соответствует интересам государственной обороны Соединенных Штатов».

Однако предоставление помощи из США, даже за наличный расчет, по-прежнему затягивалось, указания президента на этот счет фактически игнорировались. В правительстве США тем временем обсуждался вопрос, что следует запросить с Советского Союза за помощь. На заседании правительства «зашел разговор о золотых запасах, которые могут иметь русские...— записывает в дневнике Икес.— Мы, по-видимому, стремимся к тому, чтобы русские передали нам все свое золото, которое пойдет в погашение за поставки товаров, пока не будет исчерпано. С этого момента мы применим к России закон о ленд-лизе». 24 августа 1941 г. конгресс ассигновал очередные 5 млрд. долларов на осуществление ленд-лиза. Советский Союз был исключен из числа государств — получателей помощи. Орган монополистического капитала США газета «Уолл-стрит джорнэл» писала: «оказывать» помощь Советскому Союзу значит «бросать вызов нравственности». А в это время советский народ в кровопролитной борьбе защищал интересы всего человечества. Командование германского флота, видевшее возраставшее участие американских кораблей в патрулировании Атлантики, настаивало, чтобы было разрешено атаковать их. Гитлер категорически запретил, приказав избегать любых инцидентов с США до выяснения перспектив войны с Советским Союзом. Так советские солдаты спасли жизни моряков невоевавших Соединенных Штатов.

[Н.Н. Яковлев]

http://historic.ru/books/item/f00/s0...25/st028.shtml
Вступление Советского Союза в войну с Германией означало начало заката европейских держав «оси». В самом начале войны Советский Союз в отличие от своих союзников ясно сформулировал цели освободительной борьбы. Они были указаны в директиве ЦК ВКП(б) и СНК СССР от 29 июня, которая по поручению Центрального Комитета была изложена и развита в выступлении И. В. Сталина по радио 3 июля 1941 г. «Целью этой всенародной отечественной войны против фашистских угнетателей, — говорил И. В. Сталин, — является не только ликвидация опасности, нависшей над нашей страной, но и помощь всем народам Европы, стонущим под игом германского фашизма... Наша война за свободу нашего Отечества сольется с борьбой народов Европы и Америки за их независимость, за демократические свободы. Это будет единый фронт народов, стоящих за свободу против порабощения и угрозы порабощения со стороны фашистских армий Гитлера».

Что касается Англии, воевавшей два года, и США, правительство которых объявило себя сторонником противников Гитлера, то официально они не выдвинули целей войны. Теперь было решено поправить этот промах и разработать собственную политическую программу. Это было сделано на первой конференции Рузвельта и Черчилля, которая состоялась 9—12 августа 1941 г. на борту американских и британских кораблей в гавани Арджентия (Ньюфаундленд).

14 августа правительства США и Англии огласили декларацию, состоявшую из 8 пунктов, которая получила название «Атлантической хартии». Это был весьма расплывчатый по содержанию документ. Его основные положения сводились к следующему: руководители США и Англии заявили, что они будут добиваться окончательного уничтожения нацистской тирании, они не стремятся к территориальным или иным приобретениям, но не согласятся на территориальные изменения, которые не находятся в соответствии со свободно выраженной волей соответствующих народов. Рузвельт и Черчилль заявили об уважений США и Англией права народов избирать форму правления по собственному желанию, о необходимости дать всем странам доступ на равных основаниях к торговле и мировым источникам сырья и о том, что после уничтожения нацистской тирании люди должны жить, не зная страха и нужды. Наконец, в Атлантической хартии содержались широковещательные декларации о послевоенном периоде — обеспечение «свободы морей», отказ государств от применения силы и избавление народов от бремени вооружений. На бумаге, таким образом, был изложен ряд демократических принципов, но все зависело от того смысла, который вкладывали в Атлантическую хартию правящие круги США и Англии.

Послевоенный мир, по мнению Рузвельта, должен был быть американо-английским. Черчилль предложил упомянуть в Атлантической хартии о создании международной организации после войны. Рузвельт воспротивился, указав, что «не будет поддерживать создание новой ассамблеи Лиги Наций, во всяком случае он не будет делать этого некоторое время, пока международные полицейские силы, созданные США и Великобританией, не получат возможности действовать». Черчилль на конференции отстаивал интересы' британского империализма, — ссылки на свободу морей и равные возможности, на которых настаивали США, предвещали наступление американских монополий на позиции Англии. Американцы дали понять своим английским партнерам, что они не являются «добрыми дядюшками» и поддерживают Британскую империю отнюдь не для того, чтобы вернуть её старым владельцам. Гопкинс, участвовавший в конференции, констатировал: «Первые признаки разрыва между союзниками по послевоенным вопросам имели место не между СССР и западными державами, а между США и Британией по вопросу о самой Атлантической хартии». По возвращении в Англию Черчилль поторопился заверить правящие круги Великобритании, что Атлантическая хартия не подрывает основы ее колониального господства. Выступая в палате общин 9 сентября 1941 г., он подчеркнул: «...Декларация ни в какой степени не меняет различных политических заявлений, делавшихся время от времени относительно конституционного правления в Индии, Бирме или в других частях Британской империи».

Британские начальники штабов изложили на конференции свои стратегические планы, которые исходили из того, что против Германии следует усилить блокаду, воздушную и морскую войну, но не начинать широких операций на суше, пока не сломлена воля противника к борьбе. «Мы не намерены, — указали британские военные, — создавать огромные пехотные армии, подобные тем, что были в 1914—1918 гг. Силы, которые мы применим, будут состоять из бронетанковых дивизий с самой современной техникой. В дополнение к ним надо тайно вооружить и снарядить местных патриотов, чтобы в нужный момент они могли поднять восстание». Американские начальники штабов уклонились от обсуждения военных вопросов. Хотя политически британская стратегия отвечала задачам истощения Германии и СССР, с военной точки зрения она приобретала смысл в том случае, если основное бремя сухопутных операций в коалиционной войне нес Советский Союз. Это в свою очередь неизбежно поднимало вопрос о материальной помощи Советским Вооруженным Силам. Было решено провести в Москве трехстороннее совещание о совместном использовании экономических ресурсов государств — противников держав «оси». Советское правительство согласилось на созыв такого совещания.

24 сентября на межсоюзной конференции в Лондоне Советский Союз присоединился к Атлантической хартии, оговорив, что практическое применение ее принципов «неизбежно должно будет сообразовываться с обстоятельствами, нуждами и историческими особенностями той или другой страны». В этот крайне тяжелый период войны Советское правительство подчеркнуло верность ленинским принципам внешней политики. В отличие от расплывчатых формулировок Атлантической хартии в советской декларации от 24 сентября указывалось: «Советский Союз в своей внешней политике руководствовался и руководствуется принципом самоопределения наций... Советский Союз отстаивает право каждого народа на государственную независимость и территориальную неприкосновенность своей страны, право устанавливать такой общественный строй и избирать такую форму правления, какие он считает целесообразными и необходимыми в целях обеспечения экономического и культурного процветания всей страны». Таким образом, Советское правительство ясно заявило, что оно не поддерживает колониальной политики империалистических держав. Если составители Атлантической хартии носились с планами американо-английского господства в мире, то советская декларация предлагала основывать международные отношения на системе «коллективных действий против агрессоров».

Присоединение Советского Союза к Атлантической хартии усилило демократический характер провозглашенные принципов, сковало маневры реакционных сил в США и Англии.

[Гарт сэр Басил Генри Лиддел]

http://militera.lib.ru/h/liddel-hart/13.html
Глава 13.

Успех кампании в России в меньшей степени зависел от стратегии и тактики, чем от таких факторов, как расстояние, материально-техническое обеспечение и мобильность войск. Бесспорно, некоторые оперативные решения оказали существенное влияние на ход кампании, но они не имели столь большого значения, как недостаток в средствах обеспечения мобильности в сочетании с громадными расстояниями. В соотношении с этими основными факторами следует учитывать влияние стратегии и тактики. Роль фактора расстояний легко оценить, взглянув на карту России, а вот влияние фактора механизации требует более подробного разбора. Предварительный его анализ очень важен для понимания хода событий.

Во всех предыдущих вторжениях Гитлера успех зависел от механизированных войск, хотя они и представляли собой лишь небольшую часть его вооруженных сил. 19 танковых дивизий едва составляли одну десятую общего числа дивизий, которыми располагали Германия и ее сателлиты. Из всей огромной массы остальных дивизий только 14 были механизированными и могли не отставать от танковых группировок, наносивших удар.

В целом немецкая армия в 1941 году имела 21 танковую дивизию по сравнению с 10 в 1940 году. Однако это удвоение численности ее [178] бронетанковых войск на поверку оказывалось чисто иллюзорным, так как было достигнуто главным образом за счет уменьшения количества танков в дивизиях. В кампании на Западе ядро каждой дивизии составляла танковая бригада из двух полков по 160 боевых танков каждый. Перед нападением на Россию Гитлер приказал из каждой танковой дивизии изъять по одному танковому полку и на базе каждого такого полка сформировать новую танковую дивизию.

Кое-кто из квалифицированных экспертов-танкистов пытался возражать против подобного решения, поскольку действительным результатом этой меры было бы умножение числа штабов и вспомогательных войск в так называемых бронетанковых войсках. Численность бронетанковых войск фактически оставалась без изменений, а сила удара, который могла наносить каждая дивизия, намного ослабевала. Из 17 тыс. человек в составе дивизии только около 2600 были бы в этом случае танкистами.

Но Гитлер был упрям. Видя перед собой огромные пространства России, он хотел чувствовать, что у него больше дивизий, способных наносить удары в глубину, и рассчитывал на то, что техническое превосходство над русскими войсками послужит достаточной компенсацией за разжижение его бронетанковых войск. Он подчеркивал также то обстоятельство, что благодаря увеличению выпуска более современных типов танков Т-III и T-IV две трети танков в каждой дивизии будут составлять средние танки с более мощными пушками и увеличенной вдвое толщиной брони, в то время как в западной кампании две трети танков составляли легкие. Таким образом, по мнению Гитлера, сила удара дивизии возросла, хотя число танков в ней и уменьшилось в два раза. Если учесть обстоятельства того времени, это был в известной мере убедительный довод.

Однако сокращение числа танков в дивизиях усугубило главный недостаток "германской танковой дивизии" — то, что в основном ее части и подразделения, по сути дела, были пехотными и не могли передвигаться по пересеченной местности. Величайшее преимущество, которое дал танк при проведении боевых действий, заключалось в его способности передвигаться вне дорог. Танк не нуждался в ровной и твердой поверхности дороги. В то время как колесные мотосредства лишь ускоряли темп продвижения, танк революционизировал само понятие мобильности. Прокладывая себе путь самостоятельно, он мог отказаться от необходимости следовать определенным маршрутом по заранее проложенной дороге.

В реорганизованной танковой дивизии образца 1941 года имелось в целом около 300 гусеничных машин, в то время как [179] колесных машин, рассчитанных большей частью на движение по дорогам, было почти 3 тыс. Сверхобилие таких машин не имело значения в западной кампании, когда крах плохо спланированной обороны приводил к далеко идущим последствиям и нападающий для развития успеха мог воспользоваться сетью хорошо вымощенных дорог. Однако на Востоке, где подходящих дорог было очень мало, это обстоятельство стало в конечном итоге решающим тормозом. Немцам пришлось расплачиваться за то, что на практике они оказались на двадцать лет позади теории, которую сами же считали ключом к успеху.

Своих первоначальных успехов немцы добились только вследствие того, что их противник уступал им в технической оснащенности. Хотя русские и обладали значительным количественным превосходством в танках, общее число средств моторизации у них было настолько ограниченным, что их бронетанковые войска не имели даже полного комплекта механических транспортных средств. Это создало очень серьезные препятствия при отражении немецких танковых ударов.

Рано утром в воскресенье 22 нюня 1941 года тремя огромными параллельными потоками на фронте от Балтийского моря до Карпатских гор немцы хлынули через границу.

На левом фланге группа армий "Север" под командованием Лееба перешла границу Восточной Пруссии и вторглась в Литву. На левом фланге центральной части фронта, восточнее Варшавы, группа армий "Центр" под командованием Бока начала мощное наступление по обе стороны выступа, который образовывал здесь фронт русских войск. На правом фланге центра оказалась стокилометровая полоса затишья, где немецкий поток разделялся западным краем Припятских болот. Справа группа армий "Юг" под командованием Рундштедта ринулась вперед в направлении северной стороны Азовского выступа, образованного русским фронтом в Галиции вблизи Карпат.

Разрыв между правым флангом Бока и левым флангом Рундштедта был намеренно оставлен для того, чтобы иметь возможность сосредоточить силы на решающих направлениях в наиболее благоприятных условиях местности. Это обеспечивало высокую скорость продвижения немцев на первом этапе. Но поскольку район Припятских болот остался в стороне от основных направлений продвижения немецких войск, русские получили возможность использовать этот район для скрытного сосредоточения своих резервов; позже они нанесли из этого района ряд фланговых контрударов в южном направлении, что затормозило продвижение Рундштедта к Киеву. Это имело бы [180] меньшее значение, если бы в ходе наступления войск Бока севернее Припятских болот была выполнена поставленная перед ними задача окружить русские армии у Минска.

Основной удар немцы наносили на левом фланге центрального участка фронта. Здесь Боку была отведена ведущая роль. Такая же роль предназначалась ему первоначально и во время наступления на западе Европы, но там в последний момент эту задачу передали группе армий Рундштедта. Для осуществления своей решающей миссии на Востоке Боку предоставили большую часть бронетанковых войск (две танковые группы под командованием Гудериана и Гота, в то время как другие группы армий имели только по одной танковой группе). Под командованием Бока находились также 4-я и 9-я армии, каждая из которых имела в своем составе три пехотных корпуса.

Каждая танковая группа (позже переименованные в танковые армии) состояла из четырех-пяти танковых и трех механизированных дивизий. Все немецкие руководители были едины во мнении, что успех наступления будет зависеть от действий этих танковых групп, однако по вопросу, как наилучшим образом использовать их, возникли разногласия. Эта борьба мнений имела далеко идущие последствия. Некоторые представители высшего командования предлагали уничтожить русские армии в решающем сражении, завершив его классическим окружением. Такое сражение планировалось дать как можно скорее после перехода через границу. Сторонники этого плана придерживались ортодоксальной стратегии, которая была сформулирована еще Клаузевицем, упрочена Мольтке и развита Шлиффеном. Опасаясь риска, связанного с продвижением в вглубь России до того, как будут разгромлены главные силы русской армии, эта группа генералов считала, что для успешного осуществления замысла танковые группы, взаимодействуя с пехотными корпусами, должны охватить, подобно клещам, оба фланга противника и соединиться в его тылу для завершения окружения.

Специалисты по танковым войскам во главе с Гудерианом придерживались иного мнения. Они настаивали, чтобы танковые группы продвигались как можно глубже и как можно быстрее, следуя образцу, который оказался столь решающим для кампании во Франции. Гудериан доказывал, что его группа и группа Гота должны, не теряя времени, развивать прорыв в направлении на Москву и, прежде чем начать охват флангов противника, выйти по крайней мере к Днепру. Чем скорее они достигнут этого рубежа, тем больше вероятности, что сопротивление русских будет сломлено, как было сломлено сопротивление французов, и тем больше будет шансов на то, что Днепр станет такой же наковальней, какой оказался в 1940 году [181] Ла-Манш. По мнению Гудериана, задачу по окружению русских войск, зажатых между двумя танковыми клиньями, следовало поручить пехотным корпусам при поддержке относительно небольших отрядов, выделенных из танковых групп для нанесения фланговых ударов, в то время как сами танковые группы будут быстро продвигаться вперед.

Эта "борьба мнений" по решению Гитлера закончилась в пользу сторонников ортодоксальной стратегии. Несмотря на всю свою самонадеянность, Гитлер не был самоуверен настолько, чтобы поставить на карту все свои успехи. На этот раз его компромисс с консерватизмом имел более отрицательные последствия, чем в 1940 году. Хотя самим танковым специалистам и отводилась более важная роль, чем в 1940 году, но им не предоставлялась возможность выполнить эту роль наилучшим, с их точки зрения, образом. На решение Гитлера повлияли не только его сомнения относительно их методов ведения войны, но и его необузданное воображение: он был захвачен видением того, как будут окружены в одном гигантском кольце главные силы Красной Армии.

Это видение стало неуловимым блуждающим огоньком, увлекающим Гитлера все глубже и глубже в просторы России. Первые две попытки окружить русских не удались. Третья попытка увлекла его за Днепр. При четвертой попытке зимняя погода помешала использовать разрыв в линии фронта. Каждое из проведенных сражений требовало времени для осуществления охватывающих маневров, а в погоне за тактическим замыслом была упущена из виду стратегическая цель.

Вопрос о том, имел бы метод Гудериана больший успех, остается открытым. Однако даже в то время его поддерживали некоторые из самых способных представителей германского генерального штаба, хотя они и не считали танки решающим средством ведения войны. Позже, опираясь на опыт, эти генералы с еще большей определенностью высказывались в пользу метода Гудериана. Признавая трудности, связанные с переброской подкреплений и организацией снабжения при таком глубоком прорыве, они считали, что их можно преодолеть, если использовать авиацию, отказаться от ввозимых запасов предметов снабжения танковых войск, продвигать вперед боевые части и сосредоточить внимание на их техническом обслуживании. Моторизованные колонны подразделений обслуживания должны были постепенно догонять ушедшие вперед боевые части. Однако эта идея движения налегке слишком противоречила установившимся правилам ведения боевых действий в Европе, чтобы получить на этом этапе войны всеобщее признание. [182]

"Борьба мнений" решилась в пользу ортодоксальной стратегии. Был задуман план огромного окружения с целью поймать в ловушку и уничтожить главные силы русских до того, как наступающие немецкие войска выйдут к Днепру. Чтобы иметь больше шансов на успех, план предусматривал провести в полосе действий группы армий Бока неглубокий маневр на окружение противника силами пехотных корпусов 4-й и 9-й армий и более широкий маневр танковыми группами, которые должны были продвинуться дальше, чем пехотные корпуса, а затем начать охватывающий маневр.

Такой "телескопический маневр" в известной мере, хотя и недостаточно полно, отвечал взглядам Гудериана, Бока и Гота.

Ось наступления проходила вдоль автострады, идущей на Минск и далее на Москву, через участок 4-й армии под командованием Клюге, которой была придана танковая группа Гудериана. Выходу на эту магистраль препятствовала крепость Брест за р. Буг. Таким образом, в первую очередь предстояло захватить плацдарм на противоположном берегу реки и овладеть крепостью, чтобы, используя автостраду, обеспечить в дальнейшем высокий темп наступления.

При рассмотрении этой проблемы встал вопрос, должны ли танковые дивизии ждать, пока пехотные дивизии прорвут оборону противника, или же, осуществляя этот прорыв, они должны взаимодействовать с пехотными дивизиями. Чтобы сэкономить время, был избран второй путь. Когда пехотные дивизии штурмовали крепость, на их флангах действовало по две танковые дивизии. После форсирования р. Буг танковые дивизии обошли Брест и соединились за ним на автостраде. Для ускорения продвижения все войска, участвовавшие в прорыве, были временно переданы в оперативное подчинение Гудериану. Когда же прорыв был осуществлен, танковая группа устремилась вперед самостоятельно, подобно снаряду, выпущенному из орудия.

Большая ширина фронта, тактика обходных маневров, а также внезапность нападения способствовали тому, что армиям Бока удалось глубоко проникнуть на территорию противника во многих местах. На второй день танковые войска, наступавшие на правом фланге, достигли Кобрина, в 40 милях за Брестом, а войска, действовавшие на левом фланге, заняли крепость и железнодорожный узел Гродно. Выступ, занятый русскими войсками в северной Польше (белостокский выступ), заметно изменил свою конфигурацию, и выход из него сузился. Положение русских войск в этом районе в последующие дни стало критическим, так как наступающие группировки немецких войск создали угрозу замкнуть кольцо окружения у Барановичей. [183]

Однако чрезвычайно упорное сопротивление русских войск тормозило продвижение наступавших. Обычно немцы достигали успеха за счет маневра, но не могли победить противника в самой схватке. Окруженные войска если иногда и вынуждены были сдаться в плен, то это, как правило, происходило лишь после длительного сопротивления. Обороняющиеся проявляли редкое упорство и пренебрежение к своему безнадежному в стратегическом отношении положению, и это серьезно тормозило выполнение планов наступающих. Это обстоятельство приобретало еще большее значение в стране с редкой сетью коммуникаций.

Впервые с упорством русских немцы столкнулись при осаде Бреста. Здесь гарнизон старой крепости держался неделю{47}, несмотря на массированный огонь артиллерии и бомбардировку с воздуха, и, прежде чем его сопротивление было сломлено, нанес тяжелые потери атакующим войскам. Это был первый, но многообещающий урок, который ясно давал понять, что ожидает немцев в будущем. Упорное сопротивление, которое они часто встречали при захвате шоссейных дорог, задерживало их обходные маневры. Противник постоянно блокировал дороги, необходимые для продвижения транспорта с предметами снабжения.

Особенности страны, в которую немцы вторглись, лишь усиливали предчувствие крушения их планов. Один из немецких генералов так описал свои впечатления от России: "Пространства казались бесконечными, и линия горизонта вырисовывалась неясно. Нас угнетала монотонность ландшафта, бесконечность пространств, занятых лесами, болотами, равнинами. Хороших дорог было мало, а дождь быстро превращал песок или глину в трясину. Русское гражданское население стойко переносило трудности, а русские солдаты были еще более стойкими".

Первая попытка окружить русские войска достигла кульминации в районе Слонима, примерно в 100 милях от первоначальной линии фронта. Внутреннее кольцо окружения почти сомкнулось вокруг обеих русских армий, сосредоточенных в белостокском выступе. Однако немцы не успели вовремя завершить окружение. Преобладание немоторизованных войск в 4-й и 9-й немецких армиях не позволило немецкому командованию осуществить свой замысел.

Главные силы бронетанковых войск, действовавших на флангах, продвинулись более чем на 100 миль в вглубь территории противника, пересекли русскую границу 1939 года и за Минском повернули навстречу друг другу. Минск был взят немцами 30 июня. В эту ночь одна из головных колонн Гудериана, [184] наступавших на широком фронте, вышла к исторической р. Березина в районе Бобруйска, в 90 милях юго-восточнее Минска и менее чем в 40 милях от р. Днепр. Однако попытка замкнуть кольцо окружения не удалась. Крушение надежд на большое окружение посеяло у Гитлера сомнение в быстрой и решительной победе.

Проливные дожди в начале июля лишили захватчиков мобильности и усилили эффект упорного сопротивления, которое оказывали многочисленные группы русских войск внутри захваченного немцами района.

Характер местности все больше тормозил развитие боевых действий на этой критической стадии. К юго-востоку от Минска лежали огромные пространства болот и лесов. Березина не имела четко очерченных берегов, а представляла собой ряд притоков, извивающихся среди торфяных болот. Немцы обнаружили, что только на двух дорогах — магистральной, через Оршу, и на дороге в сторону Могилева — остались мосты, позволяющие провозить тяжелые грузы. На других дорогах были лишь ненадежные деревянные мосты. И хотя немцы продвигались быстро, русские успевали взрывать мосты, имевшие наиболее важное значение. Начали попадаться и минные поля. Это вызывало еще большую задержку, потому что наступление велось по дорогам. Березина стала на пути наступающих войск Гитлера почти столь же эффективной преградой, как и при отступлении армий Наполеона. Все эти факторы помешали осуществить задуманное окружение русских войск в районе западнее р. Днепр.

В результате срыва планов крупного окружения немецкое командование было вынуждено отдать приказ о наступлении за Днепр, хотя раньше оно надеялось избежать этого. Немцы углубились в Россию более чем на 300 миль и теперь предприняли новый охватывающий маневр, стремясь окружить русские войска на рубеже Днепра за Смоленском. Однако первые два дня июля были потеряны на попытки замкнуть кольцо окружения в районе Минска и на подтягивание пехотных корпусов 4-й и 9-й армий.

Сильные дожди также снижали мобильность вторгшихся войск до полной приостановки наступления. Наблюдателю с воздуха представилось бы странное зрелище: застывшая колонна танков, растянувшаяся больше чем на 100 миль. Танки могли бы продолжать наступление, но они, как и другие гусеничные машины, составляли лишь небольшую часть каждой так называемой танковой дивизии. Предметы снабжения и многочисленные пехотные подразделения перевозились на больших и тяжелых колесных машинах, которые не могли передвигаться вне дорог и даже по дорогам, если их поверхность превращалась [185] в грязь. Как только показывалось солнце, песчаные дороги быстро просыхали, и тогда наступление возобновлялось. Однако совокупное влияние всех этих задержек серьезно мешало осуществлению стратегического плана.

Внешне это не было заметно из-за относительно быстрого продвижения танковой группы Гудериана по автостраде к Смоленску. 16 июля немцы заняли Смоленск. Расстояние свыше 100 миль между Днепром и Десной было покрыто за неделю. Однако продвижение танковой группы Гота на северном фланге задерживали болотистая местность и начавшиеся проливные дожди. Это, естественно, грозило срывом плана Гитлера по окружению русских армий, так как давало последним больше времени для сосредоточения сил в районе Смоленска. Когда между замыкавшими кольцо окружения немецкими группировками оставался промежуток всего в 10 миль и немцы считали, что в западню попало полмиллиона русских, наступающие войска встретили такое сильное сопротивление на обоих флангах, что оно казалось просто непреодолимым.

Большей части русских войск удалось вырваться из окружения, а половинчатый успех немцев наводил на мысль, что путь на Москву, до которой оставалось еще более 200 миль, был по-прежнему закрыт значительными силами, которые непрерывно пополнялись за счет подкреплений, формируемых из недавно мобилизованных контингентов. Немцы же не могли предпринять новое наступление из-за трудностей, связанных с переброской подкреплений по плохим дорогам.

Это грозило новой задержкой, но отнюдь не такой длительной, какой она оказалась на деле. Наступление на Москву возобновилось лишь в октябре. Два лучших летних месяца были упущены из-за остановки армий Бока на Десне. Причины этого следует искать в нерешительности Гитлера, а также в действиях армий Рундштедта южнее Припятских болот.

На Южном фронте немцы первоначально не имели превосходства в силах. Успех Рундштедта зависел от преимуществ, обусловленных внезапностью нападения и высокими темпами наступления, а также от лучшей подготовки командных кадров. Главные усилия Рундштедт сосредоточил на своем левом фланге вдоль Буга. Этот план позволял максимально использовать его ограниченные сады и все преимущества того, что исходный рубеж его войск проходил по одной из сторон львовского выступа. Таким образом, немцы планировали нанести удар с естественного клина, который оставалось лишь вогнать глубже в оборону противника, чтобы создать угрозу коммуникациям всех русских войск в районе Карпат. [186]

После того как 6-я армия Рейхенау форсировала р. Буг, в прорыв, в направлении на Броды и Луцк, были брошены танковые войска Клейста.

Но даже при таком стремительном начале наступления войска Рундштедта оказались не в состоянии добиться столь же быстрого продвижения, как армии Бока на левом фланге центрального участка фронта. Гудериан настаивал на том, чтобы продолжать преследование отступающего противника и не давать ему времени сосредоточить силы. Он был убежден, что сумеет быстро достичь Москвы, если не будет упущено время, и что такой удар парализует сопротивление России. Гот и Бок разделяли его взгляды, но Гитлер вернулся к собственной первоначальной идее. По его приказу танковые войска изымались из группы армий "Центр" и направлялись на фланги. Танковая группа Гудериана должна была повернуть на юг, чтобы помочь сломить сопротивление русских армий, действовавших против Рундштедта на Украине, а танковой группе Гота предстояло повернуть в северном направлении, чтобы помочь Леебу в наступлении на Ленинград.

Наступление на Москву возобновилось 30 сентября. Казалось, теперь для немцев почти нет никаких препятствий на пути к Москве. Однако бои под Вязьмой завершились лишь в конце октября. Немецкие армии были измотаны, и, по мере того как ухудшалась погода, передвижение войск становилось все более затруднительным. Кроме того, стало известно, что на подступах к Москве появились свежие русские войска.

Большинство немецких генералов стояли за то, чтобы прервать наступление и занять выгодные позиции на зиму. Они вспоминали печальный опыт Наполеона. Многие из них начали перечитывать мрачный отчет Коленкура о событиях 1812 года. Однако в верхах продолжали господствовать другие взгляды. Правда, на этот раз они не совпадали полностью с позицией Гитлера, которого угнетали возрастающие трудности и перспектива вести войну в зимних условиях. 9 ноября он мрачно заметил: "Признание того факта, что ни одна из сторон не способна уничтожить другую, приведет к компромиссному миру". Бок настаивал на продолжении наступления. Браухич и Гальдер соглашались с ним. На совещании высшего командования 12 ноября Гальдер заявил: "Есть основания надеяться, что сопротивление русских в ближайшее время будет сломлено".

Разумеется, Браухич, Гальдер и Бок не могли согласиться с требованием приостановить наступление на Москву, поскольку раньше им стоило немалых трудов убедить Гитлера в необходимости взять Москву, а не добиваться успеха на юге. Наступление на Москву было возобновлено 15 ноября. Однако после [187] двух недель боев на местности, покрытой грязью и снегом, наступление захлебнулось.

Даже Бок начал сомневаться в целесообразности попыток продолжать наступление, хотя непосредственно перед этим он заявлял: "Исход будет зависеть от последнего батальона". Браухич был болен и находился далеко в тылу. Он по-прежнему настаивал да том, чтобы продолжать наступление любой ценой, боясь, что неудачи немецких войск вызовут гнев Гитлера.

2 декабря была предпринята новая попытка наступления. Отдельные подразделения немцев проникли в пригороды Москвы, однако в целом наступление было остановлено в лесах, окружавших столицу.

Это послужило сигналом к началу крупного контрнаступления русских, которое подготовил и возглавил Жуков. Русские отбросили измотанные в боях немецкие войска и обошли их с флангов, что создало критическое положение. Захватчики — от генералов до солдат — с ужасом вспоминали об участи, постигшей Наполеона при отступлении из Москвы. В этом критическом положении Гитлер запретил любое отступление, за исключением местных отходов на самое кратчайшее расстояние. И, если учесть ту обстановку, он был прав. Это решение обрекло его войска на передовых позициях на ужасные страдания: у немцев не было ни одежды, ни снаряжения для ведения зимней кампании в России. Но если бы они начали общее отступление, оно могло бы перерасти в полный разгром охваченных паникой войск.

Рундштедт занял Крым и Донбасс, но без танков Гудериана его наступление к кавказским нефтепромыслам сорвалось. Войскам Рундштедта удалось взять Ростов-на-Дону, но русские вскоре выбили их оттуда. Когда Рундштедт выразил намерение отойти, чтобы занять выгодную оборонительную позицию на р. Миус, Гитлер запретил ему это. Рундштедт ответил, что не может выполнить приказ фюрера, и попросил освободить, его от командования войсками. Гитлер дут же заменил его, но сразу же после этого фронт был прорван, и Гитлер вынужден был согласиться с необходимостью отступить. Это произошло в первую неделю декабря, одновременно с отпором, который получили немцы под Москвой.

На той же неделе Браухич обратился к Гитлеру с просьбой освободить его от занимаемого поста по болезни. На следующей неделе то же сделал Бок. Несколько позже, после того как Гитлер отверг его предложение об отходе на северном участке фронта, у Ленинграда, ушел в отставку Лееб. Таким образом, все четверо высших командующих были отстранены от занимаемых должностей. [188]

Гитлер не назначил преемника Браухичу, а воспользовался возможностью и взял в свои руки непосредственное руководство сухопутными войсками. К концу года он отделался и от Гудериана, главного исполнителя его прошлых победоносных кампаний (Гудериан без разрешения Гитлера отвел свои измотанные в боях войска).

Одним из главных факторов, приведших к провалу вторжения, была неправильная оценка немцами тех резервов, которые Сталин мог подтянуть из глубины России. В этом отношении немецкий генеральный штаб и его разведывательная служба в такой же мере, как и Гитлер, были введены в заблуждение. Эта роковая ошибка кратко зафиксирована в дневнике Гальдера в середине августа 1941 года: "Мы недооценили силы России: мы рассчитывали, что у нее 200 дивизий, но сейчас мы уже выявили 360 дивизий".

Это в значительной степени перечеркнуло успехи, достигнутые в начале кампании. Немцам теперь пришлось иметь дело со свежими армиями, вступившими в борьбу. Советская система массовой мобилизации успешно действовала в районах, недосягаемых для немецких армий.

Следующей (после неправильной оценки ресурсов России) крупной ошибкой было то, что Гитлер и немецкое высшее командование весь август потеряли на споры, в каком направлении должно развиваться наступление. Это было поразительное "затмение мозгов" высшего германского командования.

На более низком уровне, в частности у Гудериана, было более ясное представление о том, что надо делать: наступать на Москву, оставив на долю пехотных армий уничтожение дезорганизованных войск противника, через боевые порядки которых прошли танки. Только так в 1940 году Гудериан выиграл битву за Францию. Это было связано с большим риском, но, по убеждению Гудериана, привело бы к захвату Москвы до того, как русские армии второй линии смогли бы прикрыть ее.

Гитлер потерял шанс на победу и потому, что мобильность его армии основывалась на использовании колесных, а не гусеничных машин. На размытых грунтовых дорогах России колесный транспорт останавливался, хотя танки и могли двигаться дальше. Если бы бронетанковые войска были обеспечены гусеничными транспортными средствами, они смогли бы, несмотря на распутицу, достичь жизненно важных центров России к осени. [189]

[Бессмертный полк]

https://polkrf.ru/news/517/voennoist...ndar_28_iyunya
28 июня 2016

1941 г.

На подступах к Ленинграду советскими военными летчиками П. Т. Харитоновым, С. И. Здоровцевым, а 29 июня 1941 г. М. П. Жуковым совершены воздушные тараны немецких бомбардировщиков. 8 июля 1941 г. Им первым в Великой Отечественной войне было присвоено звание Героя Советского Союза.

Фото: Плакат 1941 года

[Новомосковск]

28 июня 1941 года впервые прозвучала песня «Священная война».

[История. РФ]

28 июня 1941 отряд Комарова (В.З.Корж) напал на колонну немецких танков в Белоруссии. Начало партизанского движения

[Кадет Биглер]

28 июня 1940 года

Бессарабский поход: после берлинской рекомендации Бухаресту "уступить требованиям СССР" бессарабский вопрос был разрешен "мирным путем" - Красная Армия совершила марш к новым границам, заняв Бессарабию и Северную Буковину, а румынские войска попросту разбежались. Через 5 недель была образована Молдавская ССР.
Расстояние до Плоешти сократилось вдвое и составило всего 170 километров, многие считают, что именно это и вспугнуло Гитлера и привело к осуществлению плана "Барбаросса".

[Кадет Биглер]

http://bigler-ru.livejournal.com/620036.html
Jun. 28th, 2016 at 12:00 AM

28 июня 1941 года

Первое исполнение песни "Священная Война". В это же день нашими войсками оставлен Минск.

28 июня 1941 года

Албания объявила войну СССР

28 июня 1941 года

На подступах к Ленинграду советскими военными летчиками П.Т. Харитоновым, С.И. Здоровцевым, а 29 июня 1941 г. М.П. Жуковым совершены воздушные тараны немецких бомбардировщиков. 8 июля 1941 г. им первым в Великой Отечественной войне было присвоено звание Героя Советского Союза.
www.mil.ru

[Сергей Антонов]

http://rusplt.ru/wins/letchiki-geroi...ran-26696.html
27 июня 2016, 00:00
Русские победы, История

Летчики северного фронта Степан Здоровцев и Петр Харитонов, Михаилу Жукову. Фото: profilib.com
28 июня 1941 года два летчика Северного фронта пошли на таран, став первыми Героями Советского Союза в годы войны

Великая Отечественная война дала наибольшее число награжденных высшей наградой тех лет: 11 739 человек — мужчин и женщин, военных и гражданских, воевавших на фронте и за его линией, были удостоены звания Героя Советского Союза. А первыми это звание в годы войны получили летчики 158-го истребительного авиационного полка 39-й истребительной авиадивизии, совершившие 28 июня 1941 года воздушные тараны на Северном фронте — Степан Здоровцев и Петр Харитонов. Через 10 дней, 8 июля, им и еще одному их сослуживцу, Михаилу Жукову, совершившему таран 29 июня, было присвоено высшее звание.

Примечательно, что в истории присвоения высшей награды Советского Союза именно летчики закрепили за собой хронологический приоритет. Напомним, что именно пилоты, участвовавшие в операции по спасению со льдов участников арктической экспедиции ледокола «Челюскин», были первыми, кто удостоился этого звания. 20 апреля 1933 года указом Верховного совета новая высшая награда страны, учрежденная за четыре дня до этого, была вручена семерым летчикам-участникам челюскинской эпопеи. Первыми в истории Героями Советского Союза стали Михаил Водопьянов, Иван Доронин, Николай Каманин, Анатолий Ляпидевский, Сигизмунд Леваневский, Василий Молоков и Маврикий Слепнев. До июня 1941-го высшего звания были удостоены еще 647 человек — в основном за бои на Дальнем Востоке (на Халхин-Голе и у озера Хасан) и Зимнюю войну 1939-40 годов. А потом грянуло 22 июня, и уже через полмесяца летчики — опять первыми среди равных! — стали первыми героями Великой Отечественной.

Судя по скупым данным о времени подвига, рассыпанным по множеству исследований и статей, хронологически первым был таран Харитонова. Хотя первым в тот день в боевой вылет отправился Здоровцев: около пяти часов утра 28 июля он вылетел на перехват противника в составе дежурного звена 3-й эскадрильи 158-го истребительного авиаполка. Харитонов поднялся в воздух позже (его звено как раз пришло на смену звену, с которым летал Здоровцев), но цель для своего тарана он встретил первым.

… Путь Степана Здоровцева в авиацию был весьма извилистым. Уроженец Ростовской области, сын крестьянина, он был классическим комсомольцем-добровольцем предвоенного периода. Выпускник тракторно-механической школы в родной станице, он, когда семья переехала в Астрахань, нашел себе работу в судоремонтных мастерских, потом получил свидетельство моториста баркаса, поработал в рыбном промысле, а откуда перешел в ОСВОД — Общество содействия развитию водного транспорта и охраны жизни людей на водных путях. Ответственный и спокойный, всегда готовый рискнуть собой ради других, он быстро стал начальником Астраханской городской спасательной станции ОСВОД, и уже на этой должности получил дополнительную специальность водолаза. А потом сменил соленый океан на воздушный — в 1937 году двадцатилетний Степан Здоровцев по комсомольской путевке (в разгаре была кампания под лозунгом «Комсомолец — на самолет!») отправляется учиться в Астраханский аэроклуб. Годом позже его призывают в армию, и в 1940 году свежеиспеченный выпускник Сталинградского военного авиационного училища прибывает к первому месту службы — в Псков, где на аэродроме Кресты тогда базировался 158-й истребительный авиаполк, летавший в основном на истребителях И-16 конструктора Николая Поликарпова. Очень быстро он обращает на себя внимание командования полка своей страстью к освоению новых приемов воздушного боя, и перспективного летчика отправляют на курсы командиров звеньев в город Пушкино. Окончив их и приняв участие в числе лучших курсантов в воздушном параде над Дворцовой площадью, младший лейтенант Здоровцев возвращается в свой полк, с которым он 22 июня и встретил начало Великой Отечественной войны.

Свою первую воздушную победу Степан Здоровцев одержал на пятый день войны. 27 июня перед самым вылетом на патрулирование он получил данные с КП полка о немецком бомбардировщике, приближающемся к аэродрому. Взлетев, пилот практически сразу обнаружил противника, уже готовившегося к бомбовому удару. Но отбомбиться немец не успел: истребитель И-16 нагнал его, зашел сверху и длинной очередью сбил. А на следующий день ранним утром дежурное звено, в составе которого был и Степан Здоровцев, вылетело на перехват бомбардировщиков, явно нацелившихся на полковой аэродром. Наши летчики перехватили «Юнкерсы-88» еще на подлете и заставили их повернуть обратно, однако сбить не смогли ни одного. А едва вернувшись, Здоровцев получил приказ вновь вылететь на перехват самолета противника, явно возвращавшегося с бомбежки. Но первые атаки закончились безрезультатно: немецкий бомбардировщик отлично маневрировал, все время подставляя советский самолет под огонь своих бортовых пулеметов. С третьего захода истребителю удалось расстрелять вражеского бортстрелка, и немец остался безоружным — но тут выяснилось, что последняя очередь исчерпала весь боезапас. И тогда летчик решил идти на тараню. «Мой самолет ударил винтом по хвосту «Юнкерса» и срезал его рули поворота, — рассказывал после Степан Здоровцев. — Вторым приемом я отрубил у врага рули глубины. Бомбардировщик потерял управление и камнем полетел вниз. Два немецких летчика выбросились с парашютами. Они были захвачены в плен нашими наземными войсками. Сбив противника, я почувствовал, что мой истребитель сильно вздрагивает. «Поврежден винт», — подумал я и остановил обороты. Пользуясь запасом большой высоты, я начал планировать в сторону аэродрома. Так пролетел свыше 80 километров и благополучно прибыл на свою базу».

Петр Харитонов — ровесник своего однополчанина Степана Здоровцева (они родились не просто в один год — 1916-й — а еще и в один месяц, только Петр был старше на восемь дней) — тоже пришел в авиацию непростой дорогой. Уроженец Тамбовской области, он после школы успел поработать плотником, потом закончил педагогические курсы и стал учителем начальных классов в Улан-Удэ. В 1934 году в городе открылся аэроклуб, и (помним, в разгаре кампания «Комсомолец — на самолет!») молодой учитель, закончив уроки, сам становится учеником — у полетных инструкторов. В конце 1937-го Харитонов получает свидетельство об окончании обучения в аэроклубе, а в 1938-м его призывают в армию и отправляют учиться военному делу в Батайскую военную авиационную школу летчиков, которая годом позже получила имя Героя Советского Союза Анатолия Серова — одного из самых знаменитых летчиков Гражданской войны в Испании. В 1940-м молодой пилот-истребитель получает звание младшего лейтенанта — и назначение в 158-й истребительный авиаполк в Пскове.

С 22 июня Петр Харитонов, как и все остальные летчики полка, начинает боевые вылеты — но встретиться с врагом в бою ему довелось только 28 июня. И в первом же своем боевом вылете он становится героем! Причем, как признавался сам летчик, невольно. «Патрулирую я на «Ишачке» (истребитель И-16. — Прим. ред.), вижу одиночный Ju-88. Атакую и прицеливаюсь по бензобаку. Но не стреляют мои пулеметы. И вдруг — что за черт! — противник, дымя, идет на снижение. Перезаряжаю пулеметы и снова атакую. Опять пулеметы молчат, а фашист все снижается, оставляя за хвостом полосу дыма. Догадался я, что включили они форсаж моторов, хотят обмануть меня, имитируют, будто подбит самолет и вот-вот рухнет. Ну, думаю, не на такого напали. Иду еще раз в атаку и вижу, что метрах в 50-70 от меня выровнялся бомбардировщик и уходит туда, откуда пришел. Разозлился я страшно и решил таранить. Подобрался к хвосту «Юнкерса». Расстояние сокращается с каждой секундой. Сбавил скорость, прикинул, куда ударить получше, и винтом обрубил ему рули глубины. Тут уж бомбардировщик действительно пошел к земле. Трое из экипажа сгорели, четвертый выбросился с парашютом, его в плен взяли. Он-то и показал: экипаж состоял из опытных асов, за бомбардировку городов Англии и Франции все имели Железные кресты. Ну, а я, как говорится, на родную землю без потерь приземлился».

Днем позже, 29 июня, таран совершил еще один летчик того же 158-го полка — младший лейтенант Михаил Жуков. Как писал позже в своих воспоминаниях главный маршал авиации Александр Новиков, командовавший в то время ВВС Северного фронта, «через день или два после таранных ударов Здоровцева и Жукова я докладывал... о трех героях-однополчанах и предложил представить их к званию Героя Советского Союза». Представление поддержали, и 8 июля 1941 года был опубликован указ Верховного совета о присвоении трем летчикам 158-го полка звания Героев Советского Союза. Они узнали о награждении в тот же день из газеты «Правда», где были помещены их портреты, рядом с ними — указ Президиума Верховного совета СССР, а ниже — стихотворение Василия Лебедева-Кумача «Первые три»:

«Здоровцев, Харитонов, Жуков!

Вас обнимает вся страна!

И все от дедов и до внуков

Твердят родные имена.

Пусть множатся ряды героев,

Пусть в наши грозовые дни

Дерутся все, как эти трое,

И побеждают, как они!»

Дальнейшая военная судьба троих героев сложилась по-разному. Степан Здоровцев погиб на следующий день после награждения, 9 июля: возвращавшийся с разведки его самолет перехватили несколько истребителей противника. Михаил Жуков погиб 12 января 1943 года в неравной схватке с девяткой немцев: снаряд попал в бензобак. Петр Харитонов 25 августа 1941 года совершил свой второй таран, за что был награжден орденом Ленина, а через пару недель в очередном бою был сильно ранен, вернулся в строй в 1944 году, воевал до Победы и ушел в отставку через десять лет после нее в звании полковника авиации.
Мирный атом на службе советской державы Далее в рубрике Мирный атом на службе советской державы27 июня 1954 года в СССР запущена первая в мире атомная электростанция (Обнинск, Калужская область РСФСР). Ее мощность составила 5 МВт.

[Совинформбюро]

http://www.pomnivoinu.ru/home/calendar/6/28/2485/
В течение 28 июня наши войска, отходящие на новые позиции, вели упорные арьергардные бои, нанося противнику большое поражение.

В боях на ШАУЛЯЙСКОМ направлении наши войска захватили много пленных, значительное количество которых оказалось в состоянии опьянения.

На МИНСКОМ направлении войска Красной Армии продолжают успешную борьбу с танками противника, противодействуя их продвижению на восток.

По уточнённым данным, в боях 27 июня на этом направлении уничтожено до 300 танков 39 танкового корпуса противника.

На ЛУЦКОМ направлении в течение дня развернулось крупное танковое сражение, в котором участвует до 4000 танков с обеих сторон. Танковое сражение продолжается.

В районе ЛЬВОВА идут упорные напряжённые бои с противником, в ходе которых наши войска наносят значительное поражение ему.

Наша авиация вела успешные воздушные бои и мощными ударами с воздуха со действовала наземным войскам. При налёте на район Тульчи нашей авиацией уничтожено 2 монитора противника на р. Дунай.

На остальных участках фронта наши войска прочно удерживают госграницу.

Семь вражеских бомбардировщиков сомкнутым строем приближались к нашему пограничному городу. Навстречу им устремились советские истребители. Машина младшего лейтенанта Яковлева внезапно нырнула вниз, а затем снизу врезалась в строй вражеских бомбардировщиков и заставила их разомкнуться. Преследуемые нашими истребителями немецкие самолёты, не сбросив бомб, стали удирать. В этом бою было сбито два вражеских самолёта.

Несколько рот противника окружило N-скую погранзаставу. Метким огнём пограничники отбили одну за другой пять атак, а затем под командованием младшего лейтенанта Колотова перешли в контратаку. Враг не выдержал смелого штыкового удара и бросился обратно на румынскую территорию.

Красноармеец Герасимович обнаружил большую группу немецких солдат, пытавшуюся перейти через реку Прут. Он вступил в неравный бой и, искусно меняя огневую позицию, отогнал противника. 15 солдат было уничтожено метким огнём отважного красноармейца.

Выдающуюся храбрость и мастерство проявляют в боях за Родину лётчики N авиачасти. Стрелок-радист тов. Беловал, получив 4 ранения, продолжал вести бой и успешно отразил вражеские истребители. Стрелок-радист Смирнов сбил два самолёта, стрелок-радист Волков - один самолёт. Старший политрук Догадин, машина которого получила тяжёлые повреждения, благополучно привёл самолёт на свой аэродром.

В районе Каллола группа финских солдат перешла нашу границу и заявила: «мы сдаёмся Красной Армии, так как не хотим воевать против Советского Союза».

Стрелковое отделение, которым командует тов. Вашук, ведя разведку, столкнулось с двумя взводами противника. Завязался неравный бой, в результате которого тов. Вашук и его бойцы заставили немцев отступить с большими потерями. Раненые красноармейцы Орешенко и Горшков отказались покинуть поле боя.

Машина шофёра Скидина, подвозившего к фронту снаряды, была обстреляна немецким самолётом. Прицеп со снарядами загорелся и угрожал взрывом. Красноармеец Скидин, рискуя жизнью, ликвидировал огонь и доставил ценный груз по назначению.

Крестьяне Западных областей Украины и Белоруссии с первого дня войны проявляют высокую бдительность.

Недалеко от села N крестьяне задержали двух подозрительных людей. Это были разведчики банды немецких диверсантов численностью в 50 человек, скрывавшейся в окрестностях. Истребительный батальон по борьбе с парашютистами-диверсантами и крестьяне окрестных сёл кинулись на поиски и вскоре обнаружили всю группу диверсантов в гуще леса. 32 диверсанта были убиты, остальные захвачены в плен.

После того, как лживая выдумка Гитлера о мнимых претензиях СССР на Босфор и Дарданеллы была разоблачена, германское радио начало усиленно распространять не менее лживые утверждения о том, что СССР якобы прибегал к различным угрозам в отношении Ирана. Вряд ли необходимо специально опровергать эту новую провокацию германской пропаганды. СССР питал и питает дружеские чувства к Ирану и иранскому народу.

25 июня вблизи Киева приземлились на пикирующем бомбардировщике «Юнкерс-88» четыре немецких лётчика: унтер-офицер Ганс Герман, уроженец города Бреславль в Средней Силезии; лётчик-наблюдатель Ганс Кратц, уроженец Франкфурта-на-Майне; старший ефрейтор Адольф Аппель, уроженец города Брно в Моравии, и радист Вильгельм Шмидт, уроженец города Регенсбурга. Все они составляли экипаж, входивший в состав второй группы 54 эскадры. Не желая воевать против советского народа, лётчики предварительно сбросили бомбы в Днепр, а затем приземлились неподалёку от города, где и сдались местным крестьянам. Лётчики написали обращение «К немецким лётчикам и солдатам», в котором говорят: «Братья лётчики и солдаты, следуйте нашему примеру. Бросьте убийцу Гитлера и переходите сюда, в Россию».

За последнее время в занятых Германией странах патриоты значительно усилили свою борьбу против поработителей. Так, например, 26 и 27 июня на военных складах, принадлежавших немцам в Голландии, вновь произошли взрывы. В Греции также отмечается большая активность греческих патриотов против оккупантов. В Пирее произошёл взрыв, при котором погибло несколько десятков немцев. Эта народная борьба против оккупантов в странах, порабощённых немцами, ускоряет крах германского фашизма.

Несмотря на кровавую жестокость, которую проявляют германские оккупанты к населению Югославии, в стране продолжается борьба против немцев. Внутри страны, в горных местностях, имеется большое количество вооружённых отрядов, которые ведут партизанскую войну против немцев. Крестьяне поддерживают эти отряды и снабжают их продовольствием. В этой партизанской войне сербы добиваются больших успехов.