*1579. Статья 10

[Центр защиты прав СМИ]

http://www.mmdc.ru/european-court/map/single/92

(Greenberg v. Russia)21.07.2005
ДЕЛО «ГРИНБЕРГ ПРОТИВ РОССИИ»

(Жалоба № 23472/03)

Постановление Суда
Страсбург, 21 июля 2005 года

Настоящее постановление станет окончательным при обстоятельствах, изложенных в п. 2 статьи 44 Конвенции. Решение может быть подвергнуто редактированию.

По делу «Гринберг против России» Европейский суд по правам человека (Первая Секция), заседая палатой в составе:

г-н Х.Л. Розакис (C.L. Rozakis), Председатель,
г-н П. Лоренцен (P. Lorenzen),
г-жа Н. Важич (N. Vajic),
г-жа С.Ботучарова (S. Botoucharova),
г-н А. Ковлер,
г-жа Э. Стайнер (E. Steiner),

г-н К.Хаджиев (K. Hajiyev), судьи,
а также г-н С.Кесада (S. Quesada), заместитель секретаря секции,

после обсуждения за закрытыми дверями 30 июня 2005 года,
выносит следующее постановление, которое принято в указанный выше день:

ПРОЦЕДУРНЫЕ ВОПРОСЫ
1. Дело было инициировано на основании жалобы (№23472/03) против Российской Федерации, поданной в Суд в соответствии со статьей 34 Конвенцией о защите прав человека и основных свобод (далее — «Конвенция») гражданином Российской Федерации, господином Исааком Павловичем Гринбергом 23 июня 2003 года.

2. Заявитель был представлен в Суде госпожой Л. Емельяненковой, юристом, практикующим в Ульяновске. Российское Правительство (далее — «Правительство») было представлено г-ном П. Лаптевым, уполномоченным представителем Российской Федерации при Европейском суде по правам человека.

3. Заявитель жаловался на нарушение его права на свободу выражения мнения, гарантированного статьей 10 Конвенции.

4. Жалоба была передана в Первую секцию Суда (п. 1 правила 59 Регламента Суда). В этой секции Палата для рассмотрения дела (п. 1 статьи 27 Конвенции), была образована в соответствии с п.1 правила 26.

5. Решением от 28 октября 2004 г. Суд объявил жалобу приемлемой.
6. 1 ноября 2004 г. Суд поменял состав Секций (правило 25 § 1). Данное дело было передано новому составу Первой Секции (п. 1 правила 59 Регламента Суда).

7. Ни Заявитель, ни Правительство не представили письменные объяснения по существу дела (п. 1 правила 59 Регламента Суда).

ФАКТИЧЕСКАЯ СТОРОНА ДЕЛА
I. ОБСТОЯТЕЛЬСТВА ДЕЛА
8. Заявитель родился в 1937 г. и живет в Ульяновске.

9. 6 сентября 2002 г. газета «Губерния» опубликовала статью Заявителя. Содержание статьи, озаглавленной «Заявление», было следующим:

«Еще шел подсчет голосов, но было уже ясно: губернатором Ульяновской области избран генерал Шаманов В.А. Этой же ночью он заявил буквально следующее: «С местной прессой, прямо и откровенно скажу, предстоит детально разобраться».

Во время избирательной кампании генерал обещал ульяновцам много. Но выполнил, с моей точки зрения, только одно: «воюет» с независимой прессой, с журналистами. Еще продолжаются суды по иску Шаманова В.А. к талантливейшему журналисту — ульяновцу Демочкину Г.А. Но преследование журналиста в уголовном порядке — это уникальный случай. Юлия Шеламыдова — главный редактор газеты «Симбирские известия» — осуждена на год исправительно-трудовых работ. Оставим пока в стороне юридический аспект этого дела: еще не опубликован полный текст решения суда, по этому поводу будет, надеюсь, еще много судов, причем не только в Ульяновске, но и в Москве. Но есть моральный аспект в этом деле. Как могут три здоровых мужика, из которых два — генерала, в том числе один — даже герой России, «воевать» с женщиной, более того — с молоденькой девчонкой! Почему-то вспоминается поддержка Шамановым В.А. полковника Буданова, убившего 18-летнюю девушку. Ни стыда, ни совести!»

10. 10 сентября 2002 г. господин Шаманов обратился в суд с иском к Заявителю, редакции газеты и учредителю газеты — Фонду помощи социально незащищенным слоям населения «Горячев-Фонд» (далее — «Фонд»). Он настаивал на том, что утверждение, что у него нет «ни стыда, ни совести», было ложным и порочащим его честь и репутацию. Он потребовал взыскать 500 000 рублей (около 20 000 евро) в качестве компенсации морального вреда.

11. 14 ноября 2002 г. Ленинский районный суд г. Ульяновска удовлетворил исковые требования. Суд установил:

«В статье автор утверждает, что у Шаманова, губернатора Ульяновской области, нет ни стыда, ни совести. Само содержание статьи подтверждает, что оспариваемые высказывания содержат именно такое утверждение. Высказывание [Заявителя] в этой статье, что у истца нет ни стыда, ни совести, опорочило его честь, достоинство и профессиональную репутацию… [Заявитель] не доказал в суде правдивость своего высказывания об истце…

Суд постановил:
«…утверждение о том, что у истца нет ни стыда, ни совести, опубликованное в статье [Заявителя] …ложные и ущемляют честь, достоинство и деловую репутацию Шаманова».

12. Суд постановил взыскать с Фонда 5000 рублей (200 евро), и с Заявителя 2500 рублей (100 евро) в качестве компенсации морального вреда, причиненного г-ну Шаманову. Фонд обязали также напечатать, в порядке опровержения, резолютивную часть судебного постановления.

13. Заявитель и Фонд обжаловали решение. Заявитель указал на то, что районный суд не провел разграничения между «мнениями» и «сведениями». Он утверждал, что его право иметь и распространять мнения гарантировано статьей 29 Конституции РФ, а оспариваемое утверждение представляло собой его личную оценку действий г-на Шаманова. Более того, он заявлял, что оспариваемое высказывание — русская поговорка, которая широко используется, когда поступки человека оцениваются с этической точки зрения.

14. 24 декабря 2002 г. Ульяновский областной суд оставил судебное решение от 14 ноября 2002 г. без изменения. Суд поддержал доводы первой инстанции, при этом заметив:

«Доводы… о том, что суд не разграничил термины «мнения» и «сведения», не могут быть приняты во внимание, потому что мнение [Заявителя] было напечатано в средстве массовой информации, и с момента публикации оно стало сведениями».

15. Последующие попытки Заявителя добиться пересмотра дела в надзорном порядке оказались безуспешными. 22 августа 2003 г. Верховный Суд Российской Федерации отказал в истребовании материала дела для рассмотрения в надзорной инстанции.

II. СООТВЕТСТВУЮЩЕЕ ВНУТРЕННЕЕ ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВО

Конституция Российской Федерации
16. Статья 29 гарантирует свободу мысли и слова, а также свободу массовой информации.

Гражданский Кодекс Российской Федерации от 30 ноября 1994 г.
17. Статья 152 предусматривает, что гражданин вправе требовать по суду опровержения порочащих его честь, достоинство или деловую репутацию сведений, если распространивший такие сведения не докажет, что они соответствуют действительности. Гражданин, в отношении которого распространены сведения, порочащие его честь, достоинство или деловую репутацию, вправе наряду с опровержением таких сведений требовать возмещения убытков и морального вреда, причиненных их распространением.

Постановление Пленума Верховного Суда Российской Федерации №11 от 18 августа 1992 г. (в редакции от 25 апреля 1995 г.)

18. Постановление (действовавшее на момент рассмотрения спора) предусматривало, что порочащими являются не соответствующие действительности сведения, содержащие утверждения о нарушении гражданином или юридическим лицом действующего законодательства или моральных принципов (о совершении нечестного поступка, неправильном поведении в трудовом коллективе или быту и т.п.) Под распространением сведений следовало понимать опубликование таких сведений в печати, трансляцию по радио и телевидеопрограммам, демонстрацию в кинохроникальных программах и других средствах массовой информации, изложение в служебных характеристиках, публичных выступлениях, заявлениях, адресованных должностным лицам, или сообщение в иной, в том числе устной, форме нескольким или хотя бы одному лицу (пункт 2).

19. Пункт 7 Постановления предусматривал распределение бремя доказывания при рассмотрении дел о защите чести, достоинства и деловой репутации. Истец обязан доказать лишь сам факт распространения сведений ответчиком. Ответчик обязан доказать, что распространенные сведения являются достоверными и точными.

ВОПРОСЫ ПРАВА
I. ПРЕДПОЛАГАЕМОЕ НАРУШЕНИЕ СТАТЬИ 10 КОНВЕНЦИИ
20. Заявитель утверждает, что имело место нарушение его права на свободу выражения, гарантированное статьей 10 Конвенции. Статья 10 Конвенции гласит:

«1. Каждый имеет право свободно выражать свое мнение. Это право включает свободу придерживаться своего мнения и свободу получать и распространять информацию и идеи без какого-либо вмешательства со стороны публичных властей и независимо от государственных границ…

2. Осуществление этих свобод, налагающее обязанности и ответственность, может быть сопряжено с определенными формальностями, условиями, ограничениями или санкциями, которые предусмотрены законом и необходимы в демократическом обществе в интересах национальной безопасности, территориальной целостности или общественного порядка, в целях предотвращения беспорядков или преступлений, для охраны здоровья и нравственности, защиты репутации или прав других лиц…».

А. Доводы сторон
21. Заявитель утверждал, что статья была частью происходящей в то время политической дискуссии. Он подчеркнул, что господин Шаманов не оспаривал факты, которые описаны в статье, и что оспариваемое выказывание дает оценку поступкам господина Шаманова, а не его личности. Кроме того, Заявитель утверждал, что употребленная в статье российская поговорка является типичным оценочным суждением, которое нельзя доказать или опровергнуть. Это была оценка и мнение человека о поступках другого человека, обычно воспринимаемая как оценочное мнение, а не как утверждение о факте.

22. Правительство утверждало, что в соответствии со статьей 152 Гражданского кодекса Заявитель должен доказать, что сведения соответствуют действительности, но он не смог представить доказательства. Правительство признало, что было вмешательство в осуществление права Заявителя выражать свое мнение, и что статья касалась отношений губернатора с прессой — вопроса, обсуждаемого в рамках политической дискуссии. Однако Правительство настаивало, что оспариваемое высказывание относилось скорее к личности господина Шаманова, чем к его политической деятельности, и что Заявитель мог выразить критическое мнение, используя другие слова, не прибегая к порочащему утверждению, что у господина Шаманова «нет ни стыда, ни совести». Правительство считает, что вмешательство было обоснованным и необходимым в демократическом обществе для защиты репутации и прав других.

B. Оценка Суда
1. Общие принципы
23. В соответствии с установившейся практикой Суда право на свободу выражения мнения является одной из фундаментальных основ демократического общества и одним из основных условий его развития и самосовершенствования каждой личности. Как отмечено в части 2 статьи 10, она относится не только к той «информации» или тем «идеям», которые получены законным путем или считаются не оскорбительными или незначительными, но и к тем, которые оскорбляют или вызывают возмущение. Таковыми являются требования терпимости, плюрализма и широты взглядов, без которых «демократическое общество» невозможно (см. постановления по делам Хендисайд против Соединенного Королевства от 7 декабря 1976 г., серия A, № 24, с. 23, § 49; и Джерсилд против Дании от 23 сентября 1994 г., серия A, № 298, с. 26, § 37).

24. Пресса играет важнейшую роль в демократическом обществе. Хотя она и не должна преступать определенных границ, в частности, в отношении уважения репутации и прав других лиц, а также недопустимости разглашения конфиденциальной информации, тем не менее, ее долг состоит в том, чтобы сообщать — любым способом, который не противоречит ее обязанностям и ответственности, — информацию и идеи по всем вопросам, представляющим общественный интерес (см. постановления по делам Де Хаэс и Гийселс против Бельгии от 24 февраля 1997 г., Reports of Judgments and Decisions 1997-I, с. 233-34, § 37; и Бладет Тромсё и Стенсаас против Норвегии [GC], № 21980/93, § 59, ECHR 1999-III). Помимо того, что передавать такую информацию и идеи — задача прессы, общество также имеет право получать их. Иначе, пресса была бы неспособна играть свою жизненно важную роль «сторожевого пса общества» (см. постановление по делу Thorgeir Thorgeirson v. Iceland, решение от 25 июня 1992 г., серия A, № 239, с. 28, § 63). Журналистская свобода включает также возможность прибегнуть к некоторой степени преувеличения или даже провокации (см. постановление Суда по делу Прегер и Обершлик против Австрии (№ 1) от 26 апреля 1995 г., серия A, № 313, с. 19, § 38). Свобода выражения мнения, как говорится в части 2 статьи 10, допускает целый ряд исключений, которые, однако, должны узко толковаться. Необходимость любых ограничений должна быть убедительно подтверждена.

25. Суд напоминает, что согласно пункту 2 статьи 10 Конвенции возможность ограничения политических высказываний или дебатов по вопросам, представляющим общественный интерес, невелика (см. постановление Суда по делу Сюрек против Турции (no. 1) [GC], № 26682/95, § 61, ECHR 1999-IV). Более того, пределы допустимой критики в отношении политического деятеля как такового шире, чем в отношении частного лица. В отличие от последнего, первый неизбежно и сознательно оставляет открытым для пристального анализа журналистов и общества в целом каждое свое слово и действие, а следовательно, должен проявлять и большую степень терпимости.. Нет сомнения, что репутация политика подлежит защите, даже когда он выступает и не в личном качестве; но в таких случаях противовесом подобной защиты выступает интерес общества к открытой дискуссии по политическим вопросам (см. постановление Суда по делу Лингенс против Австрии от 8 июля 1986 г., серия A, № 103, с. 26, § 42).

2. Применение вышеуказанных принципов к рассматриваемому делу
26. Суд отмечает, что обе стороны согласны с тем, что судебные решения, вынесенные в ходе процесса о защите чести и достоинства, представляют собой «вмешательство» в осуществление права Заявителя на свободу выражения мнения. Никем не оспаривалось и то, что вмешательство было «предусмотрено законом» — а именно, статьей 152 Гражданского кодекса — и «преследовало правомерную цель», а именно защиту репутации или прав других лиц. Спор между сторонами вызывал вопрос о том, было ли вмешательство «необходимым в демократическом обществе», то есть, было ли «вмешательство» обусловлено «настоятельной общественной потребностью».

27. Критерий «необходимости в демократическом обществе» требует от Суда установления того, было ли обжалуемое «вмешательство» обусловлено «настоятельной общественной потребностью», было ли оно соразмерным преследуемой правомерной цели, являются ли доводы, приведённые национальными властями в его оправдание, уместными и достаточными. Национальным властям предоставлена определённая свобода усмотрения в оценке того, существует ли подобная «потребность» и какие меры необходимо принять в этой связи. Однако это усмотрение не является безграничным, а подлежит надзору со стороны Совета Европы в лице настоящего Суда, задача которого состоит в том, чтобы принимать окончательное решение о совместимости таких ограничений со свободой выражения мнения, защищаемой статьёй 10 Конвенции. Задача Суда при осуществлении своих надзорных функций состоит не в том, чтобы подменять национальные органы, а скорее в том, чтобы рассмотреть в свете статьи 10 и всего дела в целом решение, которое они приняли в рамках своей свободы усмотрения. ,Суд должен убедиться, что национальные органы власти применили нормы, соответствующие принципам, изложенным в статье 10 и, кроме того, что их решения основывались на приемлемой оценке соответствующих фактов (см. постановление Суда по делу Дичанд и другие против Австрии, № 29271/95, § 38, от 26 февраля 2002 г.).

28. Одним из факторов особой значимости при рассмотрении Судом настоящего дела является разграничение между фактическими утверждениями и оценочными суждениями. Национальные суды привлекли Заявителя к ответственности, так как он не смог доказать правдивость своего утверждения, что у господина Шаманова нет «ни стыда, ни совести».

29. Суд отмечает, что российское диффамационное право по состоянию на момент рассмотрения дела не предусматривало какого-либо разграничения между оценочными суждениями и утверждениями о фактах, поскольку оперировало исключительно термином «сведения» и базировалось на предположении, что любые такого рода сведения подлежат доказыванию в порядке гражданского судопроизводства (см. п. 17 и 18 выше). Независимо от фактического содержания «сведений», распространившее их лицо было обязано доказать в суде их достоверность (см., в частности, пункт 7 Постановления Пленума Верховного Суда, п. 19 выше). Принимая во внимание эти правовые нормы, национальные суды не анализировали было ли оспариваемое утверждение Заявителя оценочным суждением, истинность которого не подлежит доказыванию.

30. Суд неоднократно указывал, что существование фактов можно доказать, в то время как правдивость оценочных суждений не подлежит доказыванию. Требование доказать правдивость оценочного суждения невозможно выполнить, и оно посягает на саму свободу убеждений, которая является основополагающей частью права, гарантируемого статьей 10 Конвенции (см. постановления Суда по делу Лингенс, выше, § 46, и Обершлик против Австрии (№ 1), решение от 23 мая 1991 г., серия A, № 204, с. 27, § 63).

31. Суд рассматривает оспариваемый комментарий как наиболее типичный пример оценочного суждения, представляющего субъективную оценку моральной составляющей поведения господина Шаманова. Привлечение Заявителя к ответственности за нанесение мнимого ущерба репутации господина Шаманова основывалось исключительно на том, что Заявитель не продемонстрировал, что у господина Шаманова действительно нет «ни стыда, ни совести». Требование о доказывании данного обстоятельства было заведомо невыполнимым.

32. Для оценки Суда значение имело также то обстоятельство, что оспариваемое утверждение было сделано в рамках статьи, затрагивающей общественно-значимый вопрос —о свободе массовой информации в Ульяновской области. В ней критиковалось поведение губернатора области, избранного в ходе прямых выборов; иными словами — профессионального политика, в отношении которого рамки допустимой критики шире, чем в случае частного лица (см. п. 25 выше). Факты, послужившие основой для критики, не были оспорены, и Заявитель высказал свое мнение в не оскорбительной форме.

33. Национальные суды не смогли убедительно продемонстрировать наличие какой бы то ни было настоятельной общественной необходимости в том, чтобы ставить защиту репутации политического деятеля выше права Заявителя на свободу выражения и общего интереса в продвижении этой свободы, когда речь идет о вопросах общественной значимости. В частности, из решений национальных судов не следует, что высказывание Заявителя каким-либо образом сказалось на политической карьере господина Шаманова или на его профессиональной деятельности.

34. Таким образом, Суд приходит к заключению, что российские власти вышли за рамки свободы усмотрения, которой располагают государства-члены в соответствии с положениями Конвенции. Следовательно, обжалуемое вмешательство не было «необходимым в демократическом обществе» в смысле пункта 2 статьи 10 Конвенции .

35. Соответственно, имело место нарушение статьи 10 Конвенции.
II. О ПРИМЕНИМОСТИ СТАТЬИ 41 КОНВЕНЦИИ
36. Статья 41 Конвенции предусматривает:
«Если Суд объявляет, что имело место нарушение Конвенции или Протоколов к ней, а внутреннее право Высокой Договаривающейся Стороны допускает возможность лишь частичного устранения последствий этого нарушения, Суд, в случае необходимости, присуждает справедливую компенсацию потерпевшей стороне».

А. Материальный ущерб и моральный вред
37. Заявитель потребовал 10 000 евро в порядке возмещения материального ущерба и компенсации морального вреда.

38. Правительство оспаривало это требование. По его мнению, сам факт признания настоящим постановлением нарушения является достаточным и справедливым возмещением.

39. Суд признает, что при таких обстоятельствах дела есть причинно-следственная связь между найденным нарушением и понесенным материальным ущербом, поскольку Заявитель ссылается на сумму, которую ему пришлось выплатить господину Шаманову на основании решений национальных судов. Более того, определенные денежные потери имели место в течение того времени, которое прошло с момента, когда вышеупомянутые издержки были понесены, до момента, когда Судом была предоставлена компенсация (см. постановление Суда по делу Дичанд и другие, выше, § 62). Таким образом, Суд присуждает выплатить Заявителю 120 евро, а также средства, необходимые для выплаты налоговых платежей, подлежащих начислению на обозначенную сумму, в качестве возмещения материального вреда.

40. Суд принимает во внимание, что Заявитель пострадал в результате причинения морального вреда — в частности, речь идет о страданиях и разочаровании в связи с вынесенными судебными постановлениями, не соответствующими статье 10 Конвенции. По мнению Суда, сам факт признания настоящим постановлением нарушения не является достаточной компенсацией. Однако Суд находит, что сумма, затребованная в качестве возмещения морального вреда, является чрезмерной. Исходя из оценки, основанной на принципе соразмерности, Суд присуждает Заявителю 1000 евро а также средства, необходимые для выплаты налоговых платежей, подлежащих начислению на обозначенную сумму в порядке компенсации морального вреда.

B. Судебные издержки и расходы
41. Заявитель не потребовал возмещения судебных издержек и расходов. Соответственно, нет необходимости присуждать возмещения по этому основанию.

С. Выплата процентов за просрочку исполнения
42. Суд посчитал, что расчет процентной ставки за неисполнение решения должен основываться на размере предельной ставки по кредиту Европейского Центрального Банка, с добавлением к последней трех процентных пунктов.

ПО ЭТИМ ОСНОВАНИЯМ СУД ЕДИНОГЛАСНО
1. Постановляет, что имело место нарушение статьи 10 Конвенции;
2. Постановляет:
(а) что государство-ответчик должно в трехмесячный срок с даты, когда постановление станет окончательным в соответствии с п. 2 статьи 44 Конвенции, выплатить Заявителю следующие суммы:

(i) 120 (сто двадцать евро) в счет возмещения материального ущерба,
(ii) 1 000 (тысячу евро) в счет компенсации морального вреда,

(iii) все налоги, которыми эти суммы могут облагаться;
(b) что по окончании вышеуказанного 3-месячного срока на указанную сумму будет начисляться простой процент в размере предельной ставки по кредиту Европейского Центрального Банка в течение всего периода просрочки плюс три процентных пункта.

4. Отклоняет оставшуюся часть жалобы Заявителя о справедливом возмещении.

Совершено на английском языке и оглашено во Дворце прав человека в Страсбурге 21 июля 2005 г. в соответствии с пп. 2 и 3 Правила 77 Регламента Суда.

Христос РОЗАКИС, Председатель;
Сантьяго КЕСАДА, заместитель секретаря

© Перевод Института проблем информационного права (г.Москва), 2005

[Ирина Бороган]

http://www.ej.ru/?a=note&id=11137

28 ИЮНЯ 2011 г.

NTV.ruНижегородский правозащитник Сергей Шимоволос, который не первый год борется с системой тайного надзора за политическими активистами в России, выиграл иск в Европейском суде по правам человека (ЕСПЧ). Суд признал, что отслеживание его передвижений с помощью электронных систем и безосновательное задержание милиционерами нарушают его право на свободу и безопасность, а также являются вторжением в частную жизнь.

Однако Шимоволос не считает это победой. Ведь он пытался опротестовать всю систему политического сыска и негласного контроля над законопослушными гражданами, организованную МВД и ФСБ под видом борьбы с экстремизмом. А это пока не удалось. «Из-за процессуальных проволочек дело прошло лишь на четверть», — заявил Шимоволос «Ежедневному журналу».

Дело Шимоволоса

Руководитель «Нижегородского общества прав человека» Шимоволос (на фото в центре) решил обратиться в Страсбург после того, как два года назад российский суд признал законным милицейский контроль над его передвижениями, который проводился по поручению местного Центра по противодействию экстремизму. В ходе судебного процесса выяснилось, что под таким контролем в 2007 году находилось 3 865 россиян.

Сергея Шимоволоса поставили на «сторожевой контроль» (тип милицейского учета), и его фамилия всплывала в тех же базах данных, что и фамилии преступников, находящихся в розыске. Из-за «сторожевого контроля», который за ним установили, Шимоволос не мог свободно передвигаться по стране – его постоянно останавливали милиционеры для проведения «профилактических бесед», при этом к уголовной ответственности правозащитник никогда не привлекался, зато является участником «маршей несогласных» и других протестных акций.

К примеру, в мае 2007 года, когда Сергей Шимоволос добирался на поезде из Нижнего Новгорода в Самару, чтобы провести там независимое расследование нарушений во время саммита G-8, милиционеры проверили у него документы три раза: в Нижегородской и Самарской областях, а также на полпути – в Республике Мордовия. В Самаре его задержали прямо на вокзале и отвели в отделение милиции. Милиционеры сказали, что получили информацию о том, что он намерен принять участие в протестных акциях и должны провести профилактическую беседу о недопустимости экстремистской деятельности, а также расспрашивали правозащитника о его планах.

Как выяснил Шимоволос, основанием для такого странного задержания была телетайпограмма: «Через суд я получил материалы, что я был поставлен на «сторожевой контроль» по решению УБОП Нижегородской области, что позволяло оперативно отслеживать мои передвижения через базы по продаже билетов».

В суде он потребовал обязать МВД уничтожить все сведения о нем и людях, не признанных судом экстремистами, но внесенных в эту базу, и признать негласный контроль над гражданами незаконным. 22 апреля 2009 года Нижегородский районный суд Нижнего Новгорода отказал правозащитнику по всем пунктам.

Страсбургский решил по-другому. Как указывается в пресс-релизе ЕСПЧ, суд признал задержание Шимоволоса в Самаре нарушающим право на свободу и безопасность (ст. 5.1 Европейской конвенции по правам человека), поскольку оно было основано только на том, что он числился в базе данных как человек, склонный к совершению экстремистских преступлений. Тем не менее, в эту базу он попал только в результате своей правозащитной деятельности.

Суд также признал, что помещение данных правозащитника в закрытые базы спецслужб, отслеживание его передвижений и арест также являются вторжением в его частную жизнь, что нарушает статью 8.

Суд отметил, что база данных, куда попал Шимоволос, создана на основании министерского приказа, который не был обнародован, и граждане не имели возможности узнать, почему их вносят в эту базу и сколько времени информация о них будет там храниться, как она будет использована и кто будет осуществлять контроль над ними.

Хотя решение Страсбургского суда касается только негласного контроля над Шимоволосом и не затрагивает всю систему тайной слежки за гражданами, оно дает возможность еще раз попытаться добиться справедливости в российских судах. Сергей Шимоволос собирается обжаловать решение наших судов, которые признали постановку на «сторожевой контроль» законопослушных граждан легитимным. Неизвестно, поможет ли это признать всю систему незаконной, особенно после того, как и.о. председателя Совета Федерации заявил, что Европейский суд не является истиной в последней инстанции.

Что такое «сторожевой контроль»

Сведения о Шимоволосе попали в электронную базу данных «Розыск-магистраль» МВД РФ 19 марта 2007 года после того, как Шимоволос стал организатором «Марша несогласных» в Нижнем Новгороде. Решение о внесении в базу данных сведений приняли сотрудники УБОП ГУВД по Нижегородской области (позже переименованные в Центр «Э») по оперативным соображениям, составляющим, по мнению милиционеров, гостайну. Внеся Шимоволоса в базу данных «Розыск-Магистраль», милиционеры поставили его на «сторожевой контроль». Изначально программно-технический комплекс (ПТК) МВД «Розыск-магистраль» был создан, чтобы в автоматическом режиме осуществлять поиск преступников, находящихся в федеральном и местном розыске. ПТК «связан» с базами «Экспресс» и «Магистраль», куда постоянно поступает информация о приобретаемых россиянами билетах на поезда и самолеты. При покупке преступником билета информация попадает на сервер ПТК. В дальнейшем эти сведения передаются в линейные ОВД на транспорте, расположенные по пути следования пассажирского поезда, и в аэропорты. Цель — задержание преступника*. В случае, когда на «контроль» ставят законопослушных граждан, указывается, какие меры к ним нужно применить, например, провести профилактическую беседу.

Случай Шимоволоса – не единственный. Под такой же надзор МВД попал Роман Доброхотов, активист оппозиционного движения «Солидарность». В мае 2009 года его задержали милиционеры на Павелецком вокзале на основании телефонограммы, в которой значилось, что Центр оперативно-розыскной информации московского УВД на транспорте сообщает, что на «сторожевой контроль» Доброхотова выставил Департамент по противодействию экстремизму МВД РФ (ныне Главное управление противодействия экстремизму). В результате усилия как минимум трех милицейских подразделений были потрачены на отслеживание маршрута Доброхотова, никогда не привлекавшегося к уголовной ответственности.

В сложившейся ситуации понятно, что иск Шимоволоса в Страсбург – не последний, за ним последуют иски от других граждан, столкнувшихся с негласным контролем со стороны силовиков. Очевидно, что сбор силовыми ведомствами данных о гражданах, которые не являются фигурантами уголовных дел, всегда будет волновать общество и вызывать опасения, особенно сегодня, когда технические возможности позволяют сформировать подробнейшее электронное досье на человека и отслеживать его действия — от операций с банковской карточкой до передвижений.

* «сторожевой контроль» также используется Службой судебных приставов для поиска должников, а также ФСКН для отслеживания передвижений предполагаемых наркокурьеров.

[Андрей Ермоленко]

http://ermolenko-andrey.blogspot.com...page_5486.html

При рассмотрении дел по ст.282 УК юристы и аналитики ссылаются на практику Европейского суда по правам человека, утверждая, что представители власти с точки зрения свободы слова пользуются меньшим уровнем защиты, поскольку критика власти является составным элементом демократического общества.
Согласно статье 10 Европейской Конвенции о защите прав человека:
1. Каждый человек имеет право на свободу выражать свое мнение. Это право включает свободу придерживаться своего мнения и свободу получать и распространять информацию и идеи без какого-либо вмешательства со стороны государственных органов и независимо от государственных границ.
2. Осуществление этих свобод, налагающее обязанности и ответственность, может быть сопряжено с формальностями, условиями, ограничениями или санкциями, которые установлены законом и которые необходимы в демократическом обществе в интересах государственной безопасности, территориальной целостности или общественного спокойствия, в целях предотвращения беспорядков и преступлений, для охраны здоровья и нравственности, защиты репутации или прав других лиц, предотвращения разглашения информации, полученной конфиденциально, или обеспечения авторитета и беспристрастности правосудия".
Ниже приведена подборка наиболее важных дел ЕСПЧ, рассмотренных по ст.10. Они распределяются по темам следующим образом:
Неуважение к суду:
"Санди таймс" против Соединенного Королевства, 26.04.79
Де Хаэс и Гийселс против Бельгии, 24.02.97
Право на выбор политической ориентации:
Лингенс против Австрии, 08.07.86;
Обершлик против Австрии, 23.05.91;
Кастелс против Испании, 23.04.92;
Боуман против Соединенного Королевства, 19.02.98.
Недобросовестная информация коммерческого характера:
Касадо Кока против Испании, 24.02.94.
Доступ к занятости:
Фогт против Германии, 26.09.95.
Право на самовыражение:
Институт Отто Премингер против Австрии, 20.09.94;
Уингроу против Соединенного Королевства, 25.11.96.
Радиовещание и телевидение:
"Информационсферайн Лентиа" и другие против Австрии, 24.11.93.
Право на получение информации:
Гудвин против Соединенного Королевства, 27.03.96
Запрет на пропаганду социальной, расовой, нацио нальной или религиозной ненависти:
Йерсилд против Дании, 23.09.94
Далее приведены основные выводы ЕСПЧ с указанием конкретного дела.

Лингенс против Австрии, 8.07.86
Пределы допустимой критики в отношении политиков как таковых шире, чем в отношении частного лица. В отличие от последнего, первый должен проявлять и большую степень терпимости к пристальному вниманию журналистов и всего общества, к каждому его слову и действию.
Свобода слова охватывает не только "информацию" или "идеи", которые встречаются благоприятно или рассматриваются как безобидные либо нейтральные, но также и такие, которые оскорбляют, шокируют или внушают беспокойство. Таковы требования плюрализма, толерантности и либерализма, без которых нет "демократического общества".
Спорные статьи уже получили широкое хождение, и наложенное на автора наказание, строго говоря, уже не могло помешать ему выразить свое мнение, тем не менее оно равносильно своего рода порицанию, которое, вероятно, может отбить у него охоту заниматься подобной критикой в будущем. В контексте политической дискуссии подобный приговор может, вероятно, отвратить журналистов от стремления внести вклад в публичное обсуждение проблем, затрагивающих жизнь общества.
В своей жалобе заявитель утверждал, что замечания, о которых идет речь, представляли собой оценочные суждения, сделанные им в осуществление права на свободу слова. Суд, как и Комиссия, разделяет эту точку зрения.
Предметом спора было не право заявителя распространять информацию, а его свобода выражения мнений и его право распространять идеи; тем не менее ограничения, установленные в статье 10 п. 2, были применены.
С точки зрения Суда, следует проводить тщательное различие между фактами и оценочными суждениями. Существование фактов может быть доказано, тогда как истинность оценочных суждений не всегда поддается доказыванию.
Согласно статьи Уголовного кодекса, взятой в сочетании с § 2, журналисты в подобных случаях могут избежать осуждения за совершение действий, перечисленных в § 1, если только они сумеют доказать истинность своих утверждений.
В отношении оценочных суждений выполнить это требование невозможно, и оно нарушает саму свободу выражения мнений, которая является основополагающей частью права, гарантированного статьей 10 Конвенции.
В данном случае Суд обратил внимание на то, что пресса, хотя и не должна переступать определенных границ, все же обязана распространять информацию и идеи по политическим вопросам. Свобода печати наделяет общество одним из самых совершенных инструментов, позволяющих узнать и составить представление об идеях и позициях политических лидеров. Соответственно пределы допустимой критики в отношении политиков шире, чем в отношении частного лица, поэтому они должны быть более терпимы к пристальному вниманию журналистов и общества к каждому их слову и шагу.

"Санди тайме" против Соединенного Королевства, 26.04.79
Свобода слова представляет собой одну из основных опор демократического общества и применима не только к "информации" и "идеям", которые встречают благоприятный прием или рассматриваются как безобидные либо безразличные, но также и такие, которые оскорбляют, шокируют, или внушают беспокойство государству или части населения.
Де Хаэс и Гийселс против Бельгии 24.02.97
Правительство утверждало, что статьи содержали личные оскорбления, и журналисты были наказаны за то, что преступили грань допустимой критики.
Суд подчеркнул, что долг прессы состоит в том, чтобы сообщать любым способом, который не противоречит ее обязанности и ответственности, информацию и идеи по всем вопросам, представляющим общественный интерес, включая и деятельность судебных органов.
Суд отметил, что журналистская свобода включает возможность прибегнуть к некоторой степени преувеличения или даже провокации. В данном деле мнение, которое нельзя доказать, не было преувеличенным. И хотя комментарии журналистов, несомненно, были резко критическими, они, тем не менее, представляются соразмерными волнению и негодованию, вызванному приведенными в статьях фактами.
Кастелс против Испании, 23.04.92
Кастелс был обвинен в оскорблении Правительства и приговорен к 1 году тюремного заключения.
Суд отметил, что пределы допустимой критики в отношении правительства шире, чем в отношении рядового гражданина и даже политического деятеля. В демократической системе действия или упущения правительства должны стать предметом пристального внимания не только законодательных и судебных вла*стей, но также прессы и общественного мнения. Более того, доминирующее по*ложение Правительства делает необходимым, чтобы оно демонстрировало сдержанность, когда встает вопрос об уголовном преследовании за критику, особенно когда имеются другие средства ответа на неоправданные нападки его противников или СМИ.
Бауман против Соединенного Королевства, 19.02.98.
Европейский Суд отметил, что свободные выборы и свобода слова, в особенно*сти свобода политической дискуссии, образуют основу любой демократической системе (дело Матье-Моэн и Клефрейт против Бельгии 02.03.87). Оба права взаимосвязаны и укрепляют друг друга, так свобода слова служит одним из не*обходимых условий для обеспечения свободного выражения мнений народа при избрании законодательной власти. По этой причине особенно важно, чтобы вся*кого рода информации и мнения могли циркулировать свободно в период, предшествующий выборам.

Касадо Кока против Испании, 24.02.94.
Европейский Суд отметил, что ст. 10 гарантирует свободу слова "всем", вне за*висимости от преследуемой цели.

"Информационсферайн Лентиа" и другие против Австрии, 24. 11.93
Европейский Суд в очередной раз отметил, что свобода слова служит распро*странению информации и идей, представляющих общественный интерес. Эта роль не может быть успешно осуществлена без плюрализма, высшим гарантом которого выступает государство. Именно государственная монополия может наложить наибольшие ограничения на свободу слова, поэтому они могут быть оправданы только в случаях особой необходимости.
Йерсилд против Дании, 23.09.94
Суждения прессы о технике репортажа не подобает подменять собственными взглядами никакому суду, так как ст. 10 защищает не только содержание выражаемых идей, но и форму их передачи. Наказание журналистов за содействие в распространении заявлений, сделанных другим лицом по ходу интервью, могло бы серьезно помешать прессе вносить свой вклад в обсуждение проблем, представляющих общественный интерес, ес*ли только речь не идет об особо серьезных ситуациях.

В онлайн-версии "Консультант Плюс" этих дел нет, но если кому они необходимы, пишите по адресу ermolenko.andrey@gmail.com, вышлю.

[Ульпиан]

[Reznik v. Russia] (№ 4977/05)

Постановление от 4 апреля 2013 г. [вынесено I Секцией]

ОБСТОЯТЕЛЬСТВА ДЕЛА

Дело затрагивает диффамационное разбирательство против президента Адвокатской палаты Москвы за критические высказывания, допущенные им в прямом эфире телевизионного шоу, о поведении тюремных надзирателей-мужчин, обыскавших адвоката-женщину, которая представляла интересы известного бизнесмена Михаила Ходорковского в уголовном деле. Заявитель был приглашен на ток-шоу вместе с представителем Министерства юстиции для обсуждения представления министерства по поводу лишения статуса адвоката, у которой предположительно была обнаружена записка, содержащая инструкции, направленные на воспрепятствование продолжавшемуся расследованию деятельности Ходорковского. На ток-шоу заявитель отрицал, что имела место попытка выноса записки Ходорковского за пределы изолятора, отмечал отсутствие оснований для обыска и критиковал проведение обыска тюремными надзирателями-мужчинами, которые «шарили по телу» адвоката-женщины. Следственный изолятор и двое надзирателей предъявили к заявителю иск, утверждая, что они не проводили обыск, а лишь проверили документы у адвоката. При рассмотрении жалобы городской суд удовлетворил иск и обязал заявителя выплатить 20 рублей в качестве компенсации вреда. Телевизионному каналу было предложено опубликовать опровержение. Совет Адвокатской палаты Москвы формально отклонил представление Министерства о лишения статуса адвоката Ходорковского.

ВОПРОСЫ ПРАВА

По поводу соблюдения статьи 10 Конвенции. Решение городского суда в диффамационном разбирательстве составляло вмешательство в право заявителя на свободу выражения мнения, которое имело основу в национальном законодательстве и преследовало законную цель защиты репутации других лиц.

Что касается вопроса о том, было ли вмешательство необходимым в демократическом обществе, Европейский Суд прежде всего отметил, что оспариваемое высказывание было допущено заявителем во время телевизионных дебатов в прямом эфире в связи с обращением Министерства юстиции о прекращении статуса адвоката – защитника Ходорковского. Это высказывание было сделано в контексте уголовного дела против Ходорковского, которое привлекало большой интерес общественности, и должно было вызвать новую волну общественного интереса. Однако текст определения городского суда не дает оснований полагать, что городской суд пытался установить равновесие между конкурирующими интересами, хотя для ограничения дебатов по вопросам общего интереса требуются весьма серьезные основания.

Европейский Суд не нашел убедительным довод властей Российской Федерации о том, что в качестве адвоката заявитель должен был проявить особую тщательность при выборе выражений. Адвокаты имеют право публично комментировать осуществление правосудия, если их критика не выходит за определенные рамки. Заявитель выступал перед непрофессиональной аудиторией телезрителей, а не в собрании юристов, поэтому использование им слова «обыск» вместо слова «досмотр» является распространенным и приемлемым в повседневной жизни для адекватного описания существа процедуры, которой подверглась адвокат Ходорковского. Кроме того, формат дискуссии предназначался для поощрения обмена мнениями или даже спора таким образом, чтобы выражаемые мнения уравновешивали друг друга. Поскольку дискуссия транслировалась в прямом эфире, заявитель не мог переформулировать или уточнить свои слова до их обнародования. Представитель Министерства юстиции мог опровергнуть любое утверждение, которое считал ложным, и изложить свою версию происшествия.

В любом случае высказывание заявителя не допускало идентификации надзирателей: заявитель говорил о них просто как о «мужчинах», без упоминания их имен или работодателя. Даже если предположить, что их имена были обнародованы, ответственность заявителя за диффамацию не могла выходить за пределы его собственных слов или распространяться на заявления других лиц. Таким образом, национальные власти не установили объективную связь между его высказыванием и истцами по иску о диффамации.

Вместе с тем имелась достаточная фактическая база для высказывания заявителя о том, что досмотр был лишен правовых оснований: Европейский Суд уже установил по делу «Ходорковский против России» [Khodorkovskiy v. Russia] (жалоба № 5829/04, Постановление от 31 мая 2011 г., «Информационный бюллетень по прецедентной практике Европейского Суда по правам человека» № 141[1]), что ни одно положение российского законодательства не препятствовало адвокатам в ведении записей во время свидания с клиентами и что норма о досмотре посетителей, проносящих запрещенные предметы, не распространялась на свидания обвиняемых с их защитниками, и Совет Адвокатской палаты г. Москвы пришел к тому же выводу, отклоняя представление о лишении статуса адвоката Ходорковского. Кроме того, в то время как утверждение заявителя о том, что надзиратели «шарили» через одежду защитника Ходорковского, являлось несколько преувеличенным, оно не вышло за пределы допустимой критики, поскольку он стремился выразить свое негодование по поводу действий надзирателей мужского пола, которые предприняли осмотр одежды женщины-адвоката в нарушение требований российского законодательства относительно того, что обыски или досмотры проводятся лицами того же пола. В итоге заявитель не вышел за пределы допустимой критики. Его высказывание имело достаточную фактическую основу, и городской суд не основал свое решение на приемлемой оценке относимых фактов.

Наконец, с учетом всех вышеизложенных факторов примененная к заявителю санкция, хотя и незначительная с финансовой точки зрения, не была оправданной, и возбуждение против него диффамационного разбирательства могло иметь сдерживающее влияние на его право на свободу выражения мнения.

ПОСТАНОВЛЕНИЕ

По делу допущено нарушение требований статьи 10 Конвенции (принято единогласно).

КОМПЕНСАЦИЯ

В порядке применения статьи 41 Конвенции. Требование о компенсации ущерба не предъявлялось.

[1] Опубликовано в специальном выпуске «Российская хроника Европейского Суда» № 3/2012.
1,122