*3628. Краткая история инноваций

[Юрий Аммосов]

http://worldcrisis.ru/crisis/2084375?COMEFROM=SUBSCR
https://republic.ru/posts/55394


Граница между ранним и Высоким Средневековьем Европы условна, но часто ее обозначают по цивилизационному рывку, который с XIX века стали называть «Каролингским возрождением». Этим термином принято называть период правления Карла Великого и его наследника Людовика Благочестивого (814–843), иногда в этот период включают и правление внука Людовика, Карла Лысого (843–877). Этот очерк посвящен предыстории, причинам и содержанию Каролингского возрождения.
Пока центры цивилизации находились в Византии, в мусульманском мире и Китае, на европейской периферии шел процесс медленного преодоления распада Западной Римской империи. Германия, Франция и Британия представляли собой конгломераты «королевств» под властью традиционной элиты и с элементами племенной демократии. Короли сохраняли элементы римского правления: римские титулы и звания, незначительное делопроизводство, остатки права, – но в целом это были скромные аграрные государства без амбиций.
Начиная с VII века в королевстве франков (совр. северная Франция и Бельгия) начало складываться двоевластие: рядом с официальными королями Меровингами появился род Пипинидов, наследственных правителей одной из областей, представители которого с середины VII века стали носить титул майордома (major domus – лат. глава дворца). Майордомы передавали титул и власть по наследству и постепенно низвели Меровингов до номинальных фигур. Последние майордомы именовали себя dux et princeps Francorum – ср. лат. владыка и принц франков (ранг dux/despotes означал самостоятельного правителя на ступень ниже византийского императора, например дож Венеции). В 751 году майордом Пипин Короткий убедил римского папу признать его королем, последний Меровинг был заключен в монастырь, и королевством франков стала править династия, получившая в будущем имя Каролинги по имени сына Пипина, Карла (742–814), будущего короля.

Вскоре после этого Пипин заключил союз с багдадским халифом аль-Мамуном, который продолжали их сыновья Карл и Харун ар-Рашид. Союз багдадских Аббасидов и Каролингов был важным фактором мировой политики следующие полвека. В 777–778 годах Карл Великий шел войной на халифа Кордовы Абд ар-Рахмана плечом к плечу с вали (губернатором) Барселоны Сулейманом аль-Араби, сторонником багдадского халифа ар-Рашида. Именно в этой войне погиб маркграф Карла Хруогланд Бретонский, попавший в Ронсевальском проходе в засаду басков – позднейшая легенда обессмертила его как Роланда, победителя сарацин. Но в ходе этой войны владения христиан впервые за много столетий продвинулись за Пиренеи, создав плацдарм будущей Реконкисты.
Карл Великий правил с 762 по 814 год и за это время превратил небольшое государство отца в общеевропейскую империю, а также добился титула императора (800). До этого момента считалось, что император у христиан может быть только один – в Константинополе. Изначально Карл воспользовался тем, что в Константинополе правила узурпировавшая власть императрица Ирина, свергшая и ослепившая собственного сына. «Женский империй» не признавали ни Карл, ни короновавший его папа Лев III, союзник Карла. После свержения Ирины в 803 году Карл и новый император Никифор какое-то время вели войну, но после смерти Никифора новый император, Михаил, предпочел формально признать Карла императором в обмен на контроль над ключевым портом, Венецией.

Современные историки, а еще чаще пропагандисты называют Карла Великого первым объединителем Европы. Поскольку объединение Европы стало результатом почти тридцати лет непрерывных войн, честь, с учетом современных евроценностей, довольно сомнительная. Однако если раньше военные вылазки вели к тому, что победители облагали побежденный народ данью (которая к тому же не платилась или платилась нерегулярно) и покидали, Карл был заинтересован в том, чтобы по возможности контролировать покоренные территории. По одной из версий, Карл смог создать и удержать империю не столько за счет рыцарской кавалерии, сколько за счет надежной логистики и осадных технологий (Bowlus, Charles R. The Battle of Lechfeld and Its Aftermath, August 955: The End of the Age of Migrations in the Latin West. Ashgate Publishing, Ltd., 2006). Для осуществления своих планов Карл должен был иметь механизмы контроля и штат администраторов, умеющих читать, писать и знающих право. Так у короля Карла сложился запрос на светское образование.
Но Карл Великий был незаурядной личностью и сам по себе: он сочетал в себе воина и интеллектуала в той мере, в какой его положение и происхождение это позволяли. Современник Карла Великого, Эйнхард, описывает короля, жадного до знаний, прогресса и просвещения:
«Во время трапезы он слушал или чтеца, или какое-нибудь выступление. Читали [же] ему об истории и подвигах древних. Он любил и книги святого Августина, особенно те, что озаглавлены “О Граде Божием”. …Он был многословен и красноречив и мог яснейшим образом выразить все, что хотел. Не довольствуясь лишь родной речью, он старался изучить иностранные языки. Латинский он изучил так, что обыкновенно говорил [orare] на нем, словно на родном, но по-гречески он больше понимал, нежели говорил. При этом он был столь многословен, что даже казался болтливым [dicaculus]. Он усердно занимался свободными искусствами и весьма почитал тех, кто их преподавал, оказывая им большие почести. Грамматике он обучался у дьякона Петра Пизанского, который был тогда уже стар, в других науках его наставником был Альбин, прозванный Алкуином, тоже дьякон, сакс из Британии, муж во всем мире ученейший. Под его началом Карл много времени уделил изучению риторики, диалектики, а особенно астрономии. Он изучал искусство вычислений [computandi] и с усердием мудреца пытливо выведывал пути звезд. Пытался он писать и для этого имел обыкновение держать на ложе, у изголовья [in lecto sub cervicalibus], дощечки или таблички для письма, чтобы, как только выпадало свободное время, приучить руку выводить буквы, но труд его, начатый слишком поздно и несвоевременно, имел малый успех» (Эйнхард. Жизнь Карла Великого (пер. с лат. М.С. Петровой). В кн.: Историки эпохи Каролингов. – М.: Росспэн, 1999).
Дополнительным фактором Каролингского возрождения, возможно, стал захват Карлом казны Аварского каганата. У германских народов военная добыча считалась носителем воинской удачи, и поэтому сокровища не пускали в оборот, а прятали и даже топили в болоте

(О «болотном серебре» см.: Гуревич А.Я. Категории средневековой культуры. – М.: Искусство, 1972). У аваров такого обычая не было, свои многолетние накопления они хранили в «Ринге», полевой крепости-столице. Снова процитируем Эйнхарда:
«Все деньги и накопленные за долгое время сокровища были захвачены [франками]. В памяти человеческой не осталось ни одной, возникшей против франков, войны, в которой франки столь обогатились бы и приумножили свои богатства. Ибо до того времени франки считались почти бедными, теперь же они отыскали во дворце гуннов столько золота и серебра, взяли в битвах так много ценной военной добычи, что по праву можно считать, что франки справедливо исторгли у гуннов то, что гунны прежде несправедливо исторгли у других народов» (Эйнхард. Указ соч.).
Европейцы вполне осознавали ширину цивилизационного разрыва между собой и Византией и исламским миром. Карл Великий получил в подарок от Харуна ар-Рашида механические часы и слона, которые поразили и его и подданных (слон, впрочем, был франкам намного интереснее часов). Ответный дар Карла ар-Рашиду состоял только из шерстяных тканей (и это было еще не прославленное в будущем фландрское сукно, а куда более грубая материя).
Европа Каролингов не была закрытой аграрной экономикой, но и богатством ее экономика не отличалась. Самым технологичным ее товаром были мечи т.н. каролингского типа – одноручные прямые рубящие клинки. Каролинги регулярно объявляли эмбарго на поставку мечей викингам, чтобы не облегчать им набеги на свои владения; судя по регулярности запретов, успеха эти эмбарго не имели. Как показывают археологические находки, мечи эти были чрезвычайно популярны в Северной Европе (понятия «каролингский меч» и «викингский меч» означают один и тот же тип меча). Среди каролингских мечей выделяются клинки с клеймом «Ульфберт» (ULFBERHT или VLFBERHT) – возможно, это были особо престижные и качественные брендовые клинки определенной семьи мастеров. Однако, скорее всего, европейской была только ковка; сейчас принято считать, что высококачественный булат для каролингских мечей изготовлялся тигельным способом по индийской технологии вуц и поступал по Волжскому торговому пути с исламского Востока (См.: Кирпичников А.Н. Мечи с надписью ULFBERHT в Северной Европе. Славяне и финно-угры. Археология, история, культура. Доклады российско-финляндского симпозиума по вопросам археологии. – СПб., 1997. Edge, David; Williams, Alan. Some early medieval swords in the Wallace Collection and elsewhere. Gladius XXIII, 2003, p. 191–210).

Коронация Карла Великого
Из Европы также шли на экспорт рабы, в основном на исламский Юг. Войны производили много военнопленных. По обычаям этой эпохи, пленник обязан был выкупить себя у пленившего; цены на выкуп были не произвольными, а строго оговоренными. Неспособных выкупиться, видимо, продавали на рынке. И церковь, и светские власти пытались бороться с экспортом рабов, но, видимо, безуспешно. Европа была третьим по значению поставщиком рабов в дар-уль-ислам; ее опережали, судя по косвенным данным, Восточная Европа с Кавказом и Тропическая Африка. Так как мусульманам запрещалось держать в рабстве мусульман, принявшие ислам «рабы» этой эпохи были полноправнее античных рабов-«говорящих вещей». Большинство проданных в исламские страны европейцев, вероятно, становились воинами и стражниками (такие зависимые воины назывались «гулям» –

араб. «молодец, слуга»). Белых рабов в исламских странах было так много, что они серьезно влияли на экономику и политику. В течение всего XI века Балеарские острова и часть Андалусии принадлежали эмиру Дении – вождю восставших белых рабов. Повстанцы промышляли торговлей и пиратством, успешно атакуя как братьев по исламу, так и бывших соотечественников из Пизы и Генуи. Очень высоко ценились белые евнухи – не для гаремов, как можно было бы подумать, а для службы. Рабов, неспособных оставить потомство и передать пост по наследству, ценили за верность, известны очень высокопоставленные и состоятельные средневековые евнухи. Возможно, поэтому некоторые выбирали эту операцию добровольно; кастрация во взрослом возрасте не имеет тех же негативных последствий, что в детском. Но ислам запрещал кастрацию, поэтому эта «услуга» оказывалась за рубежом дар-уль-ислам. В конце I тысячелетия в Вердене (Лотарингия) и Печине (Испания) были целые клиники, производившие кастратов (О рабстве в Европе см.: Postan, Michael. The Cambridge Economic History of Europe: Trade and industry in the Middle Ages. Cambridge University Press, 1966; Blackburn, Robin. The Making of New World Slavery: From the Baroque to the Modern, 1492–1800. Verso, 1998).
Наконец, исламские страны также закупали во владениях Карла много строевой древесины, которой владения мусульман были бедны (Кардини, Франко. Европа и ислам: история непонимания. СПб., Александрия, 2007).
Каролингское возрождение состоит из ряда взаимосвязанных вещей: организации государства, строительства, системы образования, литературного творчества. Итак, что было сделано в этом периоде?
Бурная интеллектуальная жизнь двора Карла Великого транслировалась в новый уровень государственной организации. От Карла и его наследников остались десятки капитуляриев (указов с развернутыми распоряжениями по королевским владениям и делам). Эти инструкции наглядно показывают, как были организованы и как росли и усложнялись государственное управление и экономика Каролингов. Один из самых интересных документов, «Капитулярий о поместьях», по сути является очерком экономики Карла Великого, из которого можно узнать и о полномочиях королевы в отсутствие короля, и о важности конского дела, и о том, что входило в повседневный рацион жителей королевства, и как поместье должно было обеспечивать проходящую армию или проезжающего мимо короля, – и даже о том, что в штат каждого поместья входил мыловар (что подрывает часто повторяемые историографические сказки о вечно грязной, вонючей и немытой Европе).
Каролингская империя стала местом интенсивного каменного строительства. Только за время правления Карла было построено 27 соборов, 417 монастырей и свыше 100 светских зданий. Для построек этой эпохи характерен стиль, который сочетает римские традиции и современные византийские образцы, но при этом содержит узнаваемые местные черты – например, вестверк, мощный портал с западной стороны храма (о символизме вестверка в литературе идут споры).

Строительство большого количества монастырей связано лишь в малой мере с благочестием Каролингов. Монастыри были ключевыми центрами королевства, одновременно и крепостями, и школами, и складами, и убежищами. О том, как был устроен монастырь и как вообще строились здания эпохи Каролингов, мы можем судить по «Плану монастыря святого Галла». Этот уникальный документ, обнаруженный в 1844 году в библиотеке аббатства святого Галла (Швейцария), содержал план идеального бенедиктинского монастыря, вероятно задуманный как мастер-модель для серии монастырей. Монастырь состоял из большого храма, больницы, школы, библиотеки со скрипторием (помещение для переписки книг), жилых и хозяйственных построек и был продуман до мелочей, сочетая христианский символизм с надежными инженерными решениями. В столовой не было отопления – чтобы монахи не засиживались за едой, теша грешную плоть, зато количество «очков» в уборной монашеского жилого корпуса было больше, чем предписывают иные современные нормативные градостроительные документы. «План св. Галла» доказывает, что римское строительное искусство в Европе не было утрачено и его традиция не пресеклась даже в «темные века».
Каролингское возрождение – заслуга не одного Карла Великого, а целой группы деятелей. Карл активно собирал при своем дворе в Ахене ученых со всей Европы. Самым известным из них считается Алкуин из Йорка (735–804), ученый клирик. В Йорке Алкуин, используя труды Боэция и британского писателя и философа Беды Достопочтенного, разработал систему обучения «семи свободным искусствам» (тривиуму и квадривиуму) и создал школу. Успех этой школы стал известен настолько, что Карл пригласил его ко двору, где Алкуин создал такую же школу, которую впоследствии стали называть Дворцовой академией или Каролинговой академией. Эта школа стала моделью для других монастырских школ эпохи Карла, которые стали создаваться во всей стране по капитулярию 787 года.
С деятельностью Алкуина также связано возникновение книжного дела эпохи Каролингов. Сам Алкуин был очень продуктивным автором: его перу принадлежат почти 400 произведений, в том числе знаменитые «Диалоги с Карлом» и «Диалоги с Пипином» (Пипин Горбатый, один из сыновей Карла). Для нужд «Диалогов» Алкуин едва ли не первым в истории стал применять знак вопроса (имевший вид косой черты с точкой) (Современный вопросительный знак, возможно, является производным не Алкуинова знака, а начертанием от буквы «q», от лат. quero – вопрошаю.)
В скрипториях, руководимых Алкуином, появился новый тип рукописного шрифта – т.н. каролингский минускул. Этот шрифт имел максимально простые и стандартные начертания и был более удобен для письма и чтения, чем меровингский минускул, которым писались документы предшествующих эпох. Первый гуманист XIV века Петрарка, обнаружив образцы каролингского минускула в старых книгах, так вдохновился его «античной» красотой и простотой (См. Петрарка Ф. «О письме».), что создал на его основе новый шрифт – гуманистический минускул, который быстро вытеснил доминировавшие тогда трудночитаемые готические шрифты. В эпоху Карла и его наследников также появляется много книг нового типа, так называемые иллюминированные манускрипты – в первую очередь напрестольные Евангелия, Библии и другие богослужебные книги с обильными украшениями в виде иллюстраций, буквиц и виньеток (живописных рамок и обрамлений страницы).

Из многих других деятелей Каролингского возрождения особого упоминания заслуживает Теодульф Орлеанский (750–821). Теодульф, вестгот по происхождению, был видным богословом, редактором многотомных «Каролингских книг», в которых обличались решения VII Вселенского собора, утвердившего в 787 году иконопочитание, и автором нескольких капитуляриев Карла о правилах монашеской жизни. Наиболее важна была его деятельность по организации монастырей; Теодульф совмещал пост епископа с должностью настоятеля сразу нескольких монастырей и много писал на эту тему. Если монастыри Алкуина были центрами просвещения и знаний, то Теодульф создал концепцию монастыря как социального центра. Монастырь Теодульфа должен был давать ночлег и пропитание путешественникам, обеспечивать защиту преследуемым, а монастырские школы должны были давать начальное образование всем желающим, от аристократии до простых людей (для сравнения: школа Алкуина ориентировалась на учеников из клириков и аристократии и готовила королевских судей и священников).
Наконец, позднее Каролингское возрождение отмечено деятельностью Иоанна Скота Эриугены (815–877), клирика из Ирландии, который также возглавлял Дворцовую академию. Главное достижение Эриугены – это труд «О разделении природы» (ок. 866), в котором Эриугена обобщает классические греко-римские и современные ему византийские взгляды на природу и творение. С этого труда иногда отсчитывают рубеж между философией античной и философией средневековой и начало схоластики как школы мысли.

[Юрий Аммосов]

http://worldcrisis.ru/crisis/2091065?COMEFROM=SUBSCR
https://slon.ru/posts/55651

28 августа, 09:30

Советник руководителя Аналитического центра при Правительстве РФ

Явление, которое в последующем получило название «схоластика», в узком смысле принятое называние богословия и философии эпохи Высокого Средневековья (условно IX–XV вв.). Но в контекст этого явления входят и первые университеты, профессора и студенты, и приемы и формы ученого труда и общения, и в целом все то, что мы бы сейчас назвали «системой обучения и образования».

«Схоластика» в современном русском языке стала синонимом «бесплодного умствования, начетничества, буквоедства» (словарь Ушакова). Даль в XIX веке дал еще более резкое описание: «Философия внешности, основанная на логике или на диалектике; вообще, школярство, школярное направленье, сухое, тупое, безжизненое». Это следствие рецепции схоластики через т.н. «школьное богословие» в XVII веке, когда и без того выхолощенное католическое богословие Контрреформации было перенесено в семинарии Киева и Москвы и там приобрело окончательно бурсацкий вид. Немецкое scholastish тоже не очень лестный термин – «отвлеченный, догматичный». А вот к западу от Рейна «схоластический» имеет другие коннотации – английское scholastic синоним для «педантичный, очень утонченный, разделенный на мельчайшие детали»; французское scolaire – «детализированный, книжный», причем это вторичные значение, а первичные – «относящийся к образованию». Scholar в английском языке употребляется в значении «ученый-гуманитарий» («ученый-технарь» переводится как scientist), а основной тест для поступления в колледжи в США именуется Scholastic Aptitude Test – «проверка способности к учению». В этом очерке мы разберемся, как схоластика оставила по себе такой современный след.

Схоластика была продуктом именно христианской религии с его уникальными особенностями. Жрецы рациональной и светской веры римского мира были гражданскими политиками и не нуждались в сложных богословских построениях. Интеллектуальный труд в Риме считался досужей забавой свободного представителя высшего класса, а не средством к существованию и не делом всей жизни (о понятии «досуга» и «дела» в поздней античности см.: М.Л. Гаспаров. Поэзия Катулла. М., 1986). Хакамы исламского мира сочетали богословские труды с правосудием, государственным управлением, медициной и другими светскими занятиями (великий персидский поэт и математик стал известен нам не как Гияс ад-Дин Омар ибн-Ибрахим Нишапури, а как Омар аль-Хайям – «Омар-палаточник»).

Христианство же еще на первом, полутайном этапе своего существования создало концепцию индивидуального спасения и произошедшую из нее практику монашеского отшельничества. Когда христианство стало государственной религией, светские руководители христианских общин также стали превращаться в отдельный жреческий класс. Сложившийся в середине первого тысячелетия класс христианских клириков приобрел несколько особенностей: клирики считались представителями особой духовной власти «не от мира сего», в их обязанности входило распространение христианского учения, защита его от искажений требовала крайне изощренной интеллектуальной подготовки, и по мере роста церковных владений в Западной Европе появился обычай безбрачия священников (целибат), чтобы должности в церкви не переходили по наследству.

Таким образом, христианство западной ветви стало причиной возникновения – впервые в истории! – признанного класса людей, занятых исключительно умственным трудом, причем это сословие было транснациональным, формировалось не по праву рождения, а по личным качествам, говорило на одном всеобщем языке (средневековой латыни) и подчинялось одному лидеру (папе римскому).

Интересно, что в «греческой» церкви такого выделенного класса интеллектуалов не сложилось – возможно, потому, что церковные власти были в подчинении у византийских императоров, а возможно, из-за отсутствия целибата. Различие западной и восточной ветви христианства тогда было намного слабее современного; хотя принято считать, что разделение церквей («Великая схизма») произошло в 1054 году, но вплоть до Ферраро-Флорентийского собора (1438) эта схизма считалась преодолимым недоразумением; раскол между Западом и Востоком был куда сильнее создан крестоносным захватом и оккупацией Константинополя в 1204–1261 годах.

В основе обучения клириков лежала иерархия тривиум – квадривиум – философия – богословие. Тривиум и квадривиум вместе именовались «семь свободных искусств». В тривиум входили грамматика, логика и риторика, в квадривиум – арифметика, музыка, геометрия и астрономия.

В греко-римское время формальных программ и стандартов обучения не существовало – что должен знать образованный человек, неофициально было известно всем, античные источники упоминают «круг образованности» и «свободные искусства». Но при этом каждый учитель учил по своему плану и методикам, а школы были, как правило, частными группами при отдельном учителе.

Первую образовательную систему создал уже известный нам «последний римлянин» Ансилий Манлий Северин Боэций (480–524), магистр оффиций (канцлер) Теодориха Остготского и ученый, считающийся первым схоластом. Считается, что именно Боэций предложил термин «квадривиум» (лат. «четыре пути», парафраз из VII книги «Республики» Платона) и создал методическую базу «семи свободных искусств». Боэций был в значительной мере толкователем и популяризатором. Он написал учебники по арифметике и музыке (и возможно, по геометрии и астрономии), которые были в своей основе популярными комментированными рефератами сочинений Никомаха Герасского, Евклида и Птолемея, сочинение об основах риторики и диалектики (на основе Цицерона и других римских риторов) и толковые комментарии к философии Аристотеля и его комментаторам, включая перевод «Введения в Органон» («Исагоге») Порфирия. Боэций предпринял свои труды, возможно, наблюдая продолжающийся упадок античного знания, но популярный характер его работ сделал их доступными большому числу читателей и помог сохранить образовательную традицию в Европе. На следующие несколько столетий – вплоть до уже известного нам этапа открытия арабского и греческого знания – Боэций стал основным источником образования.

Аниций Манлий Торкват Северин Боэций (Боэтий)

Дальнейшая систематизация «свободных искусств» была сделана епископом Исидором Севильским (560–636), написавшим энциклопедию «Этимологии» (после 600 г.), где уже появляется последовательность из «семи свободных искусств». Наконец, к эпохе Каролингского возрождения в сочинениях Алкуина и его ученика Рабана Мавра (780–856) возникает название «тривиум» («три пути» по аналогии с «квадривиум»).

Энциклопедия-учебник Hortes Delicarium («Сад радостей»), написанная в 1167–1185 годах в Хохенбурге (Эльзас), содержит системное объяснение предметов «семи свободных искусств», как они понимались в эпоху расцвета схоластики:

Грамматика – вещи в символах;

Логика – вещи в знании;

Риторика – вещи в понимании;

Арифметика – чистые числа;

Музыка – числа во времени;

Геометрия – числа в пространстве;

Астрономия – числа в пространстве и времени.

Тривиум был базовой подготовкой: он давал студенту знание латинского языка, владение структурой высказываний и доказываний и речевыми приемами. Получив основу для участия в ученом общении, студент мог переходить к изучению точных наук. Освоив и количественные дисциплины, он считался достаточно подготовленным для изучения античных философов, а после завершения третьего этапа обучения мог перейти непосредственно к изучению будущей профессии. Философия считалась «служанкой богословия» (эта метафора означает не столько ее более низкий статус, сколько то, что она была, как бы мы сейчас сказали, методологической основой средневекового богословия). В дальнейшем, помимо богословия, философская подготовка стала требоваться и для изучения медицины и права – двух других ключевых интеллектуальных профессий Средних веков.

Юридическое обучение и стало причиной появления в 1088 году первого университета в мире – Болонского. Болонский университет и последующие университеты – Парижский (ок. 1150 г.), Оксфордский (1167), Кембриджский (1209), Саламанкский (1218) – были группами ученых монахов, имевших королевскую грамоту на право учить и рассуждать о философии, то есть, в сущности, гильдиями, такими же, как средневековые «цеха». Средневековый университет юридически был «корпорацией» – объединением нескольких лиц, дозволенным правителем. Термин «корпорация» (от лат. corpus – тело) пришел из Древнего Рима, где, как мы уже знаем, собираться неофициально категорически возбранялось, и организация, кооператив или объединения должны были получать общественное признание – например, в виде согласия императора. Это разрешение именовалось «лизензией» (лат. licentia – вольность). В «Дигестах» Юстиниана лицензированные организации, помимо corporatio, также назывались collegium (объединенные законом, от lege – закон) или universitas (всеобщие). Так образовательные организации получили имена «колледж» и «университет», отсюда же пошло и ученое обращение «коллега» (ранее так именовались лица, совместно занимавшие должность, – например, два консула, или сенаторы в заседании).

Итак, университет был коллегией ученых монахов. Университетские должности тоже изначально были церковными. Должность главы университета ректор (от лат. rege – править) изначально означала «настоятель монастыря», а декан (от лат. deccanus – десятник) – «старший монах», «настоятель собора».

По мере развития университетов в них стала формироваться интеллектуальная иерархия. Она во многом напоминала цеховую иерархию мастер – подмастерье – ученик. Сначала возникло понятие «доктор» (от лат. vir doctus – муж ученый), до этого бытовавшее в значении «учитель церкви», а затем перенесенное на обладателя «свободы учительствовать» (licencia docendi). Licentia docendi приобрело завершенный вид после Латеранского собора 1179 года, на котором папа и кардиналы отменили плату за степень доктора, но сделали обязательной проверку знаний кандидата, получившую название «экзамен» (лат. examinatio – взвешивание, исследование). Поскольку исходно схоластика была методологией богословия, доктор получал в первую очередь право проповедовать и писать трактаты. По аналогии с этой степенью в дальнейшем стали появляться доктора прав и доктора медицины.

Наиболее выдающиеся мыслители получали особые звания (акколады). Акколады не присваивались, а становились ходовыми титулованиями наподобие монарших прозвищ Петр Великий, Отто Птицелов, Иосиф Добрый, Александр Освободитель, часто десятилетия спустя. Например, Фома Аквинский (1225–1274) именовался Ангельский доктор (Doctor Angelicus), Альберт Великий (1200–1280) – Всеобщий доктор (Doctor Universalis), Роджер Бэкон (1214–1294) – Удивительный доктор (Doctor Mirabilis), Раймунд Луллий (1232–1315) – Просвещенный доктор (Doctor Illuminatus), Иоанн Дунс Скотт (1266–1308) – Утонченный доктор (Doctor Sublimus), Уильям Оккам (1288–1348) – Непобедимый доктор (Doctor Invincibilis).

Затем в письменных источниках возникает степень магистра (лат. magister – учитель, наставник), означавшее школяра (лат. scholar – тот, кто в школе; студент или выпускник), получившего право учить других. Magister и doctor часто шли как равные степени, но «магистр» чаще употреблялось с приставкой, означавшей, что именно имеет право преподавать данный магистр. Звание «магистр богословия» означало практически то же, что и «доктор богословия». А «магистр искусств» означало, что носитель знания изучил тривиум и квадривиум, но философию и богословие еще преподавать не может. Так постепенно «магистр» стало аналогом «подмастерья», а «доктор» – «мастера» университета как «цеха ученых».

Наконец, с конца XII века упоминается и третья степень – бакалавр. Школярская этимология возводит слово к bacca lauri (лат. «ягоды лавра»), имея в виду стремление к «лавровому венку» знатока искусств. «Бакалавр» встречается в документах XIV века в двух значениях – «студент» и «ученик рыцаря», в обоих случаях означая низший, ученический ранг.

Вне степеней были «ваганты» (ср.-лат. «странники») или «гольярды» (ср.-лат. «бездельники») – бродячие студенты, переходившие из университета в университет. Они были тоже частью священно-ученого класса и заложили традиции как интернационального ученого братства, так и студенческих проказ. Уже в начале эпохи университетов были сложены сборники авторских и анонимных стихов «Carmina Cantabrigensia» («Кембриджские песни») и «Carmina Burana» («Песни Бойерна»). Русский читатель, скорее всего, знаком с песней Д.Тухманова: «Во французской стороне, на чужой планете, предстоит учиться мне в университете…» («Прощание со Швабией») – это довольно точное изложение университетской жизни и схоластических премудростей:

Всех вас вместе соберу,

если на чужбине

я случайно не помру

от своей латыни;

если не сведут с ума

римляне и греки,

сочинившие тома

для библиотеки,

если те профессора,

что студентов учат,

горемыку школяра

насмерть не замучат,

если насмерть не упьюсь

на хмельной пирушке,

обязательно вернусь к вам,

друзья, подружки!

Вот и все!

Прости-прощай,

разлюбезный Швабский край!

Захотел твой житель

увидать науки свет!..

Здравствуй, университет,

мудрости обитель!

Здравствуй, разума чертог!

Пусть вступлю на твой порог

с видом удрученным,

но пройдет ученья срок –

стану сам ученым.

Мыслью сделаюсь крылат

в гордых этих стенах,

чтоб отрыть заветный клад

знаний драгоценных!

Поэзия вагантов. М. 1974

Студиозусы-гольярды не только вели неподобающий клирикам образ жизни, но и сильно не ладили друг с другом и с гражданами университетских городов. Студенты создавали «нации» – чаще «северяне», или «германцы» (немцы, шведы, норвежцы, англичане) объединялись против «южан», или «римлян» (французов, испанцев, итальянцев). Нации дрались стенка на стенку (в хрониках Оксфорда сохранилась память об особо эпохальной битве наций в январе 1274 года). В том же Оксфорде на День святой Схоластики (10–12 февраля 1355) (святая Схоластика (480–547) – христианская святая, первая западная монахиня и основательница первого женского монастыря на Западе) университет и город бились насмерть два дня после того, как два студента обвинили трактирщика в том, что он разбавляет их пиво, подкрепив свое возмущение тумаками; на поле боя пали 30 горожан и 63 школяра. После этого ежегодно около 400 лет по королевскому указу мэр и члены городского совета Оксфорда маршировали по городу босиком в знак покаяния и платили университету символическую виру. Университеты были истинными корпорациями и своих не сдавали. Кембриджский университет был, по одной из легенд, основан учеными Оксфорда, которые поголовно ушли из Оксфорда в знак протеста в 1209 году, после того как светские власти повесили двух студентов за убийство женщины (студенты как клирики подлежали лишь церковному суду). В 1229–1231 годах Парижский университет был закрыт, после того как власти города тоже превысили свои полномочия, подавляя бунт студентов (как водится, опять начавшийся в таверне по пьяному делу).

Болонские студенты немецкой «нации». Миниатюра XV века

Схоластика в узком смысле слова (как интеллектуальная деятельность) объединяет в себе особую методику и особую тематику. «Схоластический метод» исходил из тезиса Аристотеля о том, что высшее знание создается философом путем осмысления. Высшее искусство схоластики состояло в том, чтоб извлечь ответ на новый вопрос путем анализа авторитетных текстов. Основными инструментами, которыми пользовался доктор-схоласт, были семантический анализ текста и выстраивание безупречных формальных логических структур. Схоласт вчитывался во все сочинения мыслителей предшествующих эпох, которые затрагивали интересовавший его вопрос, анализировал, какое значение слов в них употреблялось или могло употребляться, как связывались понятия, и интерпретировал тексты. Из собранной информации схоласт выстраивал цепь аргументов, разбивая рассуждение на силлогизмы, посылки силлогизмов – на силлогизмы более низкого уровня, и так вплоть до уровня, где оставались только очевидные или общепринятые посылки. Схоластический трактат должен был разобрать не только все возможные аргументы за выдвинутый автором тезис, но и возражения против него, а затем либо дать опровержение, либо согласовать все за и против друг с другом, опять-таки используя семантический анализ и логические структуры.

Полученный результат схоласт мог описать в сочинении или доложить на собрании университета, причем встречная устная и письменная критика «коллег» требовала от автора дать всем официальный ответ по существу (лат. refutatio – отвержение). Такой доклад был основой экзамена на звание доктора – отсюда происходят и наши обычаи публично защищать диссертации (это возникшее в XVI веке слово было произведено от глагола disserere – лат. сеять, организованно распределять; «диссертация» – «тщательно упорядоченный текст»). Отсюда же идут и другие академические обычаи – рецензировать научные труды, проводить семинары (лат. seminarium – посев, в данном случае семян знаний).

В практике схоластики часто фигурируют диспуты (лат. disputatio – спор, конфликт) – публичные дискуссии по интеллектуальному вопросу. Диспуты проходили по строгому формату, напоминавшему слушания в суде, готовились заранее, стороны часто публиковали тезисы и рефутации заблаговременно, школяры делились на стороны. Диспуты, как и современные футбольные матчи, не всегда протекали мирно: иногда, исчерпав словесные аргументы, школяры брались за деревянные.

Часто для диспута ставилось условие, что проигравшая сторона должна принять точку зрения победившей или сжечь свои труды. Сожжение имело целью не только уничтожить экземпляры ложного учения, но и было символическим очищением от кривды (символика «очистительного пламени» есть и в Ветхом Завете, и в дохристианском правосудии народов Европы). Одна из житийных легенд о святом Доминике (1170–1221), основателе ордена доминиканцев, говорит, что Доминик и еретик-альбигоец сошлись в диспуте, и аргументы сторон были равны, после чего тезисы Доминика и его противника были ввергнуты в огонь. Текст Доминика трижды выпрыгнул из огня, тем самым его правоту подтвердил Бог. В диспутах между католическими богословами и представителями иных вер (иудеями и катарами) огненный финал встречался часто, хотя независимо от аргументов сжигались только Талмуд и еретические писания.

Ключевой проблемой, которую обсуждали схоласты XII–XIV веков, были «универсалии» – общие понятия; постановка этой проблемы была взята у Платона и Аристотеля через все того же Боэция. Для схоластики эта проблема стояла так: «что именно творил Бог – вещи или идеи вещей?» Говоря современным языком, являются ли общие понятия производными от наблюдаемых объектов или же материальные объекты – частные случаи существующих вне нашего восприятия общих сущностей? Ответ на вопрос об универсалиях делил схоластику на две школы – номинализма и реализма. Реализм исходил из первичности универсалий ante res (перед вещами), а номинализм предполагал обратное: существование универсалий post res (после вещей). Крайний номинализм и реализм в схоластике почти не встречались, большинство лидеров схоластики выдвигали и доказывали тезисы о том или ином, иногда достаточно сложном соотношении универсалий и вещей. К условным номиналистам относят Уильяма Оккама и Пьера Абеляра (1079–1142), к условным реалистам – Фому Аквинского, Раймунда Луллия и Дунса Скотта. Но в многосотлетнем споре об универсалиях важны не сами позиции сторон, а то, что схоласты впервые стали анализировать и осмыслять значение абстрактных понятий и переходов от частных знаний к обобщениям и от общего знания к частному. Интенсивный фокус на обобщениях высокого уровня позволил создать фундамент для того, что в науке Нового времени получило название «теории» – идейное обобщение опытного знания, обладающее определенной предсказательной силой.

Книжные и теоретические построения схоластов иногда имели неожиданные и оригинальные результаты с далекоидущими последствиями. И не только, как мы сказали бы сейчас, «теоретическими», но и «фундаментальными», и «прикладными».

Францисканец Роджер Бэкон исследовал взгляды Аристотеля на «опытное знание» (далеко не в современном понимании этого слова). Составляя около 1260 года для своего друга папы Климента IV трактат «Великий труд» («Opus Maius»), о результатах своих многолетних штудий, он включил туда большой раздел по оптике, критически изложив взгляды Птолемея и аль-Хазена из не так давно переведенных арабских книг. Но в результате этих рассуждений Бэкон описал принципиальное устройство аппарата для усиления зрения – очков, изобретателем которых он с тех пор и считается. Заключительная часть трактата Бэкона описывает также целый ряд других возможных решений и устройств – от календаря точнее юлианского до подводных лодок (про которые Бэкон якобы вычитал в сочинениях об Александре Македонском). Прогнозы и открытия Бэкона произвели на потомков такое впечатление, что в XVI–XVII веках Удивительный доктор Бэкон стал главным героем сочинений о чернокнижии и встречах с чертом (которого Бэкон, разумеется, перехитрил), а в XIX–XX веках его стали считать едва ли не первым ученым-экспериментатором современного типа (которым книжник Бэкон, разумеется, еще не был).

Другой схоласт, Раймунд Луллий, в возрасте около 30 лет сменивший придворную одежду каталанского принца-трубадура на рясу францисканца, поставил себе целью жизни обратить магометан в веру Христову и погибнуть за слово Божие. Это ему удалось в возрасте 82 лет, когда в шестой или седьмой визит в Тунис местные жители наконец закидали Луллия камнями и через год удовлетворенный результатом проповедник все-таки скончался мучеником. Луллий также был реалистом крайнего толка и считал, что, оперируя общими понятиями, можно постичь истинный смысл вещей и создать абсолютно неопровержимый аргумент (который в свою очередь гарантированно обратил бы мусульман в правую веру).

Следуя этой теории, Луллий создал особую машину для повышения эффективности проповеди и для быстрого автоматического построения любых аргументов. Машина представляла собой концентрические круги, по окружности которых были выписаны коды слов, выражений, глаголов, предлогов. Вращая круги, можно было создать любое возможное высказывание. «Машина Луллия» сохранилась в большом количестве вариантов и описаний и считалась забавной, но бесполезной придумкой эксцентричного мыслителя и художника, пока в начале XVIII века Готфрид Лейбниц не увидел в ней источник того, что он назвал «комбинаторикой». В конце XX века автор «Искусства программирования» Дональд Кнут также указывал на Луллия как на предтечу современного построения алгоритмов (в частности, древовидных).

В XX веке были обнаружены манускрипты Луллия об «искусстве выбора», посвященные вопросу «Как выбрать кардинала так, чтобы исключить симонию» (взятки). Луллий предложил способы, которые известны нам как «метод Борда» и «критерий Кондорсе», повторно открытые только в конце XVIII века (Hägele G., Pukelsheim F. Llull's writings on electoral systems. Studia Lulliana 41, 3–38. 2001).

Луллий также собрал настолько большой массив знаний об арабской культуре, обществе и исламском вероучении, что его иногда считают основателем европейской арабистики.

Но все это меркнет на фоне важнейшего дара Луллия человечеству: хотя он и считал алхимию лженаукой, но при этом был первым, кто описал и, по-видимому, получил чистый алкоголь (он же спирт – от лат. spiritus, «дух»). Пить его, правда, Луллий не стал – он считал его стимулятором, который следует нюхать перед боем (Phillips, Rod. Alcohol: A History. UNC Press Books, 2014), но ученики и посмертные последователи Луллия, среди которых было много алхимиков, быстро разобрались, зачем на самом деле нужен алкоголь (разумеется, для создания лекарств, настоек и как растворитель).

Подведем итог. Схоласты создали в европейской культуре класс ученых людей, научные учреждения, систему образования, сформировали обычаи ученого труда (например, публично защищать исследования и вести ученые дискуссии), отработали до деталей методологию исследований, аргументации и обращения с предшествующими исследованиями, накопили опыт всестороннего исследования теоретических проблем. Хотя предметом их исследований были вопросы, актуальные для их времени, основные формы и методы работы – и более всего, требование дотошности в работе и сотрудничество ученых всех стран – дошли в наше время в своей основе теми же, как и в XIV веке.

Поэтому не будет преувеличением сказать: без схоластики Средних веков не было бы науки Нового времени и наших дней. Фундамент системы современного знания был заложен учеными монахами-схоластами почти тысячу лет назад. И пьем и шкодим во студенчестве мы так же, как и они.

Seca et fige! – Коси и забивай!

[Историческая правда]

http://www.istpravda.ru/chronograph/4189/
Первым применённым на производстве паровым двигателем была «пожарная установка», сконструированная в 1698 году английским военным инженером и изобретателем Томасом Сейвери (1650–1715). С дозволения короля Вильгельма III 2 июля того же года ученый получил патент на своё устройство.

Патентная заявка гласила: «Это новое изобретение для подъема воды и получения движения для всех видов производства при помощи движущей силы огня имеет большое значение для осушки рудников, для водоснабжения городов и как источник движущей силы для фабрик – тех, что не могут использовать силу воды или работу ветра».

Однако изобретение оказалось не слишком эффективным, так как тепло пара каждый раз терялось во время охлаждения контейнера. К тому же, насос был довольно опасным в эксплуатации, поскольку из-за высокого давления пара ёмкости и трубопроводы двигателя иногда взрывались. Тем не менее, вскоре паровая машина Сейвери нашла довольно широкое применение в промышленности: с ее помощью стали откачивали воду из угольных шахт. Изобретатель в шутку называл свое детище «другом рудокопа».

В 1707 году паровая машина Сейвери появилась в России. Царь Петр Первый приказал установить ее в Летнем саду, для того, чтобы качать воду из Фонтанки для парковых фонтанов. Машина поднимала воду на высоту 3 м от поверхности земли. Ее производительность была 3 бочки в минуту.

Источник: calend.ru

["Коммерсантъ"]

1896 год. Немецкий инженер Карл Бенц из Мангейма совершил первый выезд на автомобиле собственной конструкции, достигнув скорости 16 км. в час. Фото: Wikimedia

["Коммерсантъ"]

1874 год. Александр Лодыгин получил патент на лампу накаливания

["Коммерсантъ"]

1814 год. Английский изобретатель Джордж Стивенсон провел первое испытание паровоза