*110. Перевоспитание Левиафана

[Максим Трудолюбов]

http://www.vedomosti.ru/opinion/colu...668915-sdelano
Статья опубликована в № 4221 от 09.12.2016 под заголовком: Республика: Сделано в СССР

Государство рабочих и крестьян наконец построено
09.12.2016

Наша материальная среда, то, в чем мы живем и по чему ходим, включая дома, районы и целые города, было сделано в СССР. Много было там спроектировано такого – от панельных домов до космических ракет, – что продолжает в слегка поновленном виде использоваться до сих пор. Значительная часть населения, включая меня, тоже родом из советской страны. Но все больше в России и тех, у кого личного опыта той реальности нет. В любом случае 25 лет – это много. Двадцать пять лет, как замечает историк Владислав Зубок, автор первой статьи в серии «Наше советское», посвященной памяти СССР, – это начало провала живой памяти о событиях.

Внешне в нашей жизни много такого, что прямо заимствовано из современности (modernity) западного типа – некоторые (не все) элементы рынка, машины, одежда, даже «одежда для города», если можно так назвать городское благоустройство. Но советская современность – это основа, на которую нагромождены супермаркеты, пригородные шопинг-моллы, таунхаусы, фитнес-центры, барбер-шопы и кафе, не отличимые от своих американских собратьев.
Слепые пятна любви к родине

Чем дальше мы уходим от советского проекта, тем больше объяснений он требует – хотя бы потому, что в публичной дискуссии он предстает почти исключительно в своей геополитической ипостаси. Довольно легко, как выяснилось, взять от Советского Союза что-то не относящееся к повседневности – например, его способность проецировать силу в международной политике – и сделать это главной темой, полностью вытеснив из общественного сознания все, чем была советская реальность для ее непосредственных обитателей.

Оказалось, что символическое благополучие – до сих пор прекрасно воспринимаемая ценность. Символическим благополучием можно назвать все то, что необъяснимым (для меня) образом приносит удовлетворение большому количеству людей, никак не влияя на их земное и человеческое благополучие. Странность еще и в том, что символические победы («нас боятся», «можем повторить» и т. п.) нельзя адекватно сравнить с религиозным переживанием, притом что официально принятые традиционные религии заняли в политической конструкции то место, которое до 1917 г. занимало православие. Сформировавшаяся новая гражданская религия – это религия власти, силы и ценностной обособленности от всего остального мира.
Back from the USSR: второй круг

Сторонники победившей модели – всего сделанного в СССР, включая ракеты, к которому добавлены вещи, не делавшиеся в СССР, – исходят из того, что все ее составляющие прочны. Если это так, то государство рабочих и крестьян, строившееся сто лет, наконец построено. Незыблемы дома и домишки, которые десятилетиями ждут ремонта. Прочны организации и учреждения, в которых к советской отчетности и ответственности только перед вышестоящими (а не обществом) добавлен мотив извлечения прибыли. Неуязвимы чиновники-бизнесмены, и не вызывает напряжения глубокое неравенство. Крепко держатся стандарты потребления, утвердившиеся за последние 20 лет, и монолитно общество, каждая робкая попытка которого начать формировать социальный капитал – в НКО, приходах и других сообществах – жестко пресекается.

[Максим Трудолюбов]

http://www.vedomosti.ru/opinion/colu...70895-imperiya
Статья опубликована в № 4231 от 23.12.2016 под заголовком: Конъюнктура: Империя по вызову

Зачем России роль шерифа на Ближнем Востоке
23.12.2016

В первый раз я напрямую столкнулся с американским высокомерием по отношению к России, когда слушал лекцию Уолтера Рассела Мида (Walter Russell Mead), бывшего профессора Йельского университета, автора книг и статей по внешней политике. Это было лет семь назад, после грузинской войны.

Во время или после лекции я что-то спросил его про ситуацию вокруг России, а он сказал, что это «держава, теряющая всякую значимость» и говорить тут не о чем. Я тогда удивился этой беза*пелляционности, но спорить профессор не предлагал. Потом я много раз слышал похожую фразу от знакомых, которые рассказывали о своем понимании позиции Барака Обамы, на президентство которого пришлось все время от Цхинвала до Алеппо.

Взгляд на Россию как на declining power (державу, теряющую значимость) явно стал общим местом в кругах, которые влияли на официальные внешнеполитические позиции США при Обаме. Совсем не сложно представить, что президент Владимир Путин и та часть его окружения, для которых такого рода взгляды – сильнейший раздражитель, взялись доказать, насколько Обама был не прав. «Положили в сердце своем», что докажут, что Россия больше, чем региональная держава, и доказали. Многие на Ближнем Востоке давно признают, что Россия стала вторым «шерифом» региона и вполне может стать первым.

Должность такого рода влечет за собой некоторую ответственность – ту самую, от которой американцы много лет пытаются уйти, считая свои многочисленные международные обязанности чемоданами без ручки (в чем согласны, кстати, Обама и будущий президент Дональд Трамп). Не исключено, что Россия скоро получит этот чемодан в свое полное владение. Москва успешно сыграла для Асада роль «империи по вызову», позже наверняка найдутся и другие желающие. «Люди реагируют на участие России в децимации одного из самых почитаемых городов суннитского мира, Алеппо, так же, как относились к США после оккупации Ирака», – говорит в интервью The Wall Street Journal Хасан Хасан из Института Тахрир, вашингтонского исследовательского центра по изучению Ближнего Востока. Но ясно, что это не только не смущает московских политиков, а раззадоривает их. «Они хотят, чтобы с ними считались, чтобы у них было достаточно веса, чтобы ничего в регионе не происходило без их согласия, – говорит генеральный секретарь Лиги арабских государств Ахмед Абуль Гейт. – И им это удается».

Наверное, российское возвращение в большую международную политику имеет большой и высокий смысл. Если один шериф уходит, кто-то должен его сменить. Может быть, это нужно было не только для того, чтобы доказать американцам, какие они идиоты, но и для того, чтобы опередить другого соискателя должности – Китай. Обязанности шерифа почетны и, наверное, принесут массу выгод и поступлений в казну.

Вот этим занималась Россия в последние три года. И на этом пути есть большой успех. Если инвестиции денег не приносят успеха, то инвестиции силы успех принесли. Но жителям России, а не Кремля было бы интересно понять, кто сыграет роль того «Вашингтона», который заставит государство оглянуться на самого себя. На массовую бедность в стране, на неспособность государства финансировать детские приюты и взрослые больницы. Что может быть той силой, с раздражением реагируя на которую российская политическая система обратит все свои силы на то, чтобы доказать этой силе, как же она не права. Можно даже объявить конкурс.

[Максим Трудолюбов]

http://www.vedomosti.ru/opinion/colu...651-oni-vipili
Статья опубликована в № 4235 от 29.12.2016 под заголовком: Республика: Они выпили руссиано

Словом «Россия» на Западе стали называть проблемы
28.12.2016

В уходящем году, впервые за три (или больше) года, Россия не была главным источником судьбоносных изменений в международной политике. Британия решила выйти из Европейского союза. Поражение за поражением терпит центристский проевропейский истеблишмент в самой континентальной Европе. Американские избиратели решили выбрать президента, который относится к международным обязательствам США, политическим, оборонным и торговым, как к поводу для дальнейших переговоров.

Казавшаяся вечной послевоенная партийная система западных стран в кризисе: старый добрый политический центр на глазах сжимается под натиском крайних сил (не «последних», а крайне левых и крайне правых). Центристам все труднее отвечать на запросы европейцев, мечтающих отгородиться от остального мира и тоскующих по старым добрым временам. Тоска по пространственным и временным границам стала любимой темой Европы. В будущем году она сыграет главную роль на выборах в Нидерландах, Франции, Германии, Греции, Болгарии и, возможно, Италии.

Традиционные медиа отступают. Твиттер-революция, которую американские энтузиасты социальных сетей пророчили всем диктаторам мира, произошла в их собственной стране. Дональд Трамп, поверх самых влиятельных журналистов Америки, пишет короткие сообщения, длиной не больше 140 знаков, и достигает сразу миллионов избирателей. После чего великие медийные умы вынуждены, хватаясь за свои говорящие головы, расшифровывать эти не предназначенные для них послания. Трамп, оказавшийся мощнейшим кликбейтом, воцарился в медиа.

На фоне этих тектонических изменений важнейшей темой западной политической дискуссии стала Россия. Это не та Россия, в которой мы живем, а схема, создавшаяся в обсуждениях предшествующих лет, смесь правды и недоразумений. В глазах многих на Западе именно Россия стала выглядеть источником самых некомфортных общественных изменений. Растущая поддержка сепаратизма, национализма и протекционизма как-то связалась в головах с российскими влияниями. Охватившее западные общества ощущение наступившей эпохи постправды тоже связывается с дурными влияниями России. «Гибридную войну», которая в самом разгаре, конечно, тоже изобрели в России.
Новая статья российского экспорта

Наблюдать все это, будучи русским, весело. Прямо на наших глазах из эфира соткалась какая-то грозная культурная (антикультурная) сила, которую на Западе назвали «Россией». Мир закольцевался и самоотразился: словом «Россия» на Западе стали называть проблемы, прямо как у нас проблемы давно называют «Западом».

Путину, наверное, еженедельно докладывают о том, как эффективно он повлиял на весь мир. Да что там Путину: чаяния скольких русских мыслителей неожиданно – и непрямолинейно – осуществились. Мы наконец научили весь мир жить. Не знаю, что они на Западе пьют, но, кажется, думают, что пьют «руссиано» (спасибо Дмитрию Медведеву, он создал в уходящем году два мема: этот и про «денег нет»). Не будем, впрочем, слишком уж превозноситься. Новая аудитория у стартапа «Россия» есть, а как ее монетизировать, никто не скажет.

[Максим Трудолюбов]

http://www.vedomosti.ru/opinion/colu...lag-tsennostei
Статья опубликована в № 4255 от 03.02.2017 под заголовком: Республика: Флаг традиционных ценностей

Как стала популярна идеология, построенная на отрицании идеологии
03.02.2017

Способность служить ориентиром для других, пропагандировать идеологию, поддерживать братьев по общей системе ценностей не первое, что приходит в голову при упоминании России. Ориентиром и источником поддержки для братьев по коммунистической вере выступал в свое время Советский Союз. Российские элиты в большинстве состоят из людей, глубоко чуждых служению идее – не важно какой. И это объяснимо: кому как не российскому государству быть постидеологическим.

Но в последнее время Россия обрела в мире политических последователей и подражателей. Было ли это предметом стратегии или случилось само собой, трудно сказать. Нет ясности даже в том, что причина и следствие находятся именно в таком порядке: Россия создала идею, стала ее распространять и в итоге преуспела. Причинно-следственная связь здесь скорее всего устроена иначе.

И российское общество, и российские элиты мучительно искали себя в мире, где либерально-демократический порядок, казалось, был естественной средой. Международным фоном, на который должна была ориентироваться постсоветская Россия, на протяжении всех 1990-х и первой половины 2000-х была стремительная демократизация государств и обществ. В этот процесс стоит включать не только отказ множества стран от авторитарных политических систем, но и распространение защиты государства на группы, ранее подвергавшиеся преследованиям.

Конечно, традиционные ценности уже несколько лет как являются предметом постоянной заботы российского государства. Но задолго до того, как этот флаг был найден, были – без всякого флага – проведены те политические реформы, которые сделали трансляцию ценностей (любых) сверху вниз в принципе возможной. Процесс консолидации медиа, общественных организаций и политических партий вокруг узкой правящей группы проходил в логике вполне традиционной и не особенно ценностной борьбы за безопасность режима.
Банальность авторитаризма

Более того, логика ценностей не могла не восприниматься в Москве как нечто враждебное – как логика западного вмешательства в дела других государств и попыток распространять ценности (демократические) по всему миру. Ответом Москвы была не ответная идеология, а реализм и жесткое обозначение своих интересов. Именно эта позиция – вынужденная и постидеологическая – в итоге оказалась привлекательной для многих политических сил в мире, в том числе крайне правых, видевших в распространении либеральных ценностей угрозу своему существованию.

Как именно нашли друг друга московские политики – люди, воспитывавшиеся в СССР и не очень хорошо знающие, что такое традиционные ценности, – и носители таких ценностей, стоящие за Дональдом Трампом и европейскими крайне правыми силами, было бы интересно изучить. Интенсивный обмен идеями между частью православной элиты и консервативными пасторами и комментаторами США идет уже много лет. Не удивлюсь, если обнаружатся связи между лидерами консервативной волны в России и Стивом Бэнноном, главным стратегом Трампа. Но встречи такого рода по определению не могут быть причинами тектонических изменений, свидетелями которых мы становимся. Это сближения какого-то другого рода.

[Максим Трудолюбов]

http://www.vedomosti.ru/opinion/colu...aya-traditsiya
Статья опубликована в № 4273 от 03.03.2017 под заголовком: Республика: Перевернутая традиция

Сначала усадьбы и часовни, убеждения потом
03.03.2017

У России нет идеологии. Ее, во-первых, не может быть в соответствии с Конституцией. А во-вторых, не удается обнаружить такую систему убеждений и философских взглядов, которую отстаивала бы, например, правящая партия. Можно, наверное, считать взгляды некоторых партий идеологическими, но сами эти партии не являются правящими.

Посмотрев удивительный фильм Фонда борьбы с коррупцией Алексея Навального о Дмитрии Медведеве, я подумал о такой системе ценностей, даже идеологии, внутри которой все, что показали авторы, не является коррупцией. Любому обладателю больших ценностей, которые ему не вполне принадлежат, важно развернуть ситуацию так, чтобы ее кривизна магическим образом исправилась. Такова человеческая природа. Наркобарон обязательно будет отчасти народным мстителем, а олигарх – опорой власти и источником процветания страны.

Мне всегда казалось, что Владимиру Путину очень нравится быть «белым», хотя на родине приходится быть «красным»: таковы уж издержки службы в стране, где живы установки и запросы, привитые обществу в советское время. Получается, что своей «белой» стороной российское высшее руководство может по-настоящему поворачиваться только к зарубежью – вообще к иностранцам и к тем, кто может оценить.

И те, кто может оценить, существуют. У России на Западе постепенно складывается – пока еще не широко распространенная, но развивающаяся – репутация бастиона традиционных ценностей. Фактически под этим словосочетанием часто понимаются ценности традиционного христианства в той форме, как их привыкли отстаивать протестанты-фундаменталисты в США. Некоторые называют это «традиционализмом», например Стив Бэннон, ключевой политический советник президента США, отзывавшийся об этой стороне российской политики с уважением. Его прежний рупор – издание Breitbart несколько раз обращалось к теме России как нового гаранта истинно христианских ценностей – гаранта, которым сами США, по мнению христианских консерваторов, быть перестали.

Не знаю, эти ли убеждения были сначала, а их воплощение в форме усадеб и умиленного благочестия потом. Или все-таки недвижимость и игра в новых «лучших людей» (т. е. аристократов), а идеологическое наполнение потом. Было бы интересно это проследить. Но сейчас довольно очевидно, что система ценностей и убеждений, сложившаяся у правящего в России слоя, скорее, чем у российского общества в целом, одобряет и поощряет то, что зрители увидели в фильме: игру в новое дворянство.

В этом даже можно найти смысл. Те, кто в большом выигрыше благодаря действующей политической системе, должны быть ее самой надежной опорой. Должны вроде бы, да. Но вопрос, вероятно, в характере благоприобретения. Возможно, самый трагический урок дореволюционной России – те, о чьем благосостоянии российское государство больше всего заботилось, в руках свое государство не удержали. Их основания быть бенефициарами той системы были прочнее, чем те, которыми могут похвастаться сейчас новые дворяне. Но и старые дворяне умудрились дискредитировать традиционные ценности, которые вроде бы представляли. Сейчас сделать это гораздо легче.

[Максим Трудолюбов]

http://www.vedomosti.ru/opinion/colu...514-put-pravde
Статья опубликована в № 4292 от 31.03.2017 под заголовком: Республика: Путь к общей правде

Почему государству и обществу нужно договориться о критериях правды
31.03.2017

Что такое усадьбы Медведева и принадлежат ли они ему? Что такое Крым – аннексированная или присоединенная территория и есть ли на территории Украины российские военные? Что такое демонстрации – политика или правонарушение и сколько людей вышло на улицы в воскресенье? Версии разнятся, и, значит, все это споры о правде.

Между тем наука не знает, что такое правда. Слово «правда», в отличие от слова «истина», не употребляется в естественнонаучном контексте. Развитие науки привело к необходимости всем ученым согласиться с тем, что они считают научным фактом. Естественнонаучные факты универсальны и признаются в России так же, как во всем мире. Но правда – не математика и не физика. Она может быть совсем неистинной, например художественной. Гомеровская поэма или «Война и мир» – правдивы, но не в том смысле, в каком правдив документ.
Апология постправды

Правда может быть гуманитарной, и ее в этом случае хочется забрать в кавычки. В отличие от научной истины историческая правда минимально поддается универсализации. Ученые из множества стран могут совместно и плодотворно работать на большом адронном коллайдере, но представьте себе международный коллектив, пишущий учебник чьей-нибудь национальной истории. Такие примеры есть, но это исключения, подтверждающие правило.

В мире русского языка ситуация с правдой усложняется еще и тем, что «правда» по-русски значит в том числе «справедливость», но пока отложим этот сюжет в сторону. Правда и без того удивительно сложное общественное явление.

Правда документа, о которой мы в данном случае говорим, – явление, связанное с государством. Архивы, статистику, карты страны и ее городов, даже систему адресов кто-то должен создавать и поддерживать. Обычно это делает именно государство. Государству все это необходимо, чтобы призывать граждан на службу и собирать с них деньги.
Они выпили руссиано

Правда – не только государственное (как государству хотелось бы), но и общественное явление. Говорить и писать правду – значит договориться о том, что под ней понимается, и о том, кто и как ее защищает. Вплоть до того, что договориться об общих мерах длины и веса. «Постправда» и «альтернативные факты» – это разные названия для ситуации, когда такой договор разваливается.

Есть области, где информация имеет всем понятную цену – на рынках и в бизнесе. Тут есть правила доступа к информации, ее обнародования и наказания за сокрытие. Сказать неверную цену, приукрасить что-то про свою компанию или получить доступ к информации раньше остальных и заработать на этом – преступления. Это нарушения закона, потому что есть такие законы и есть кому следить за их соблюдением. Информация о фирмах часто (не всегда) имеет один и тот же смысл и является равно правдивой в разных государствах.

Но информация об аннексированных странами территориях, активах чиновников, демонстрациях и многих других вещах не считается равно правдивой в разных государствах. Иногда правда – разная даже для разных частей одного и того же общества. А ведь она должна быть для всех одинаковой. Разве нет? Так, казалось бы, просто.

[Максим Трудолюбов]

http://www.vedomosti.ru/opinion/colu...28-shou-trampa
Статья опубликована в № 4302 от 14.04.2017 под заголовком: Республика: Шоу Трампа против шоу Путина

Лидеры двух больших стран играют в игры с медийной и «обычной» реальностями
14.04.2017

С выходом Дональда Трампа на большую политическую сцену у Владимира Путина появился достойный соперник в умении совершать направленные медийные взрывы.

Непосредственный военный результат ракетной атаки США на сирийскую авиабазу Шайрат гораздо менее значим, чем ее политический эффект, растиражированный и многократно усиленный медийной подачей. Эффект «матери всех бомб», сброшенной вчера на востоке Афганистана, пока неизвестен, но медийный результат обещает стать подавляющим.

Впервые за много лет российское руководство оказалось в том самом положении, в которое оно не раз ставило своих «уважаемых зарубежных партнеров»: Кремль был поставлен перед громким, медийно значимым фактом, на который должен был реагировать.

Девиз медийного политика можно было бы сформулировать так: «Мы не можем ждать милостей от прессы, взять их у нее – наша задача». (Это слова, известные каждому, кто успел запомнить советскую реальность. Они принадлежат русскому советскому биологу и селекционеру Ивану Мичурину, только у него вместо слова «пресса» было слово «природа».) Советские вожди пытались менять природу и проиграли. Постсоветские, осознав эту ошибку, решили учиться менять не реальность, а ее восприятие.

Путин – один из крупнейших мастеров этого искусства. Судя по всему, ему не интересны экономика и политика, даже сила и власть как таковые. Но ему интересно все, что позволяет проецировать силу и власть на воображаемый экран, который хорошо виден целевой аудитории. Если внутренние российские медиа можно было просто поставить под контроль, то международные – никак, поэтому медийные успехи Кремля впечатляют.

Но нужно признать, что успехи Трампа в этой области впечатляют еще больше. Все-таки ему приходится иметь дело с многоплановой и разнообразной медийной средой в собственной стране, в которой издатели, редактора и журналисты привыкли считать себя одной из ветвей власти. Вероятно, Трампу, регулярно оказывавшемуся главным героем медийных скандалов, помогает обретенная в боях «толстая кожа».

В конце концов он, как и Путин, не победил прессу, а сам ею стал. Только добился он этого своим путем. Путин напрямую приходит в каждый дом посредством управляемых им самим государственных СМИ. Трамп добивается того же с помощью социальных сетей – он не раз повторял, что его твиты, которые летят поверх голов любых посредников, включая традиционную прессу, – его конкурентное преимущество. Способность этих сигналов пробивать фильтры человеческого восприятия важнее их содержания, которое меняется в зависимости от ситуации. Резкая перемена политики Трампа в отношении режима Асада и опосредованно в отношении российского режима – лишь последняя такая перемена в числе множества.

Работая на телевидении, он не мог не заметить, что в мире впечатлений и эмоций, созданном телевидением, действие – это медийное действие, а успех – это успех шоу. Не очень важно, что ты говорил во вчерашней серии, важно, чтобы новая серия собрала хороший рейтинг. Трамп, конечно же, не считает себя ни лживым, ни непоследовательным. Нельзя исключать, что он успел взять уроки и у самого Путина. Все-таки Путин как большой медийный политик гораздо старше Трампа.

Так или иначе, мы находимся в ситуации, где лидеры двух больших стран играют в игры с медийной и «обычной» реальностями. Источники мастерства и стили игры у них разные. Общее только в самой осознанности медийного образа и в умении искажать, замутнять и прятать «немедийную реальность» как можно дальше от глаз аудитории.

Мы имеем дело с конкуренцией двух шоу – шоу Путина и шоу Трампа. То, что это только шоу, не должно нас успокаивать, ведь успех таких шоу достигается глубоким пренебрежением к средствам ради убийственного впечатления. Все, что стреляет и убивает по-настоящему, – тоже средства достижения впечатления.

[Максим Трудолюбов]

https://www.vedomosti.ru/opinion/col...noe-primirenie
Статья опубликована в № 4329 от 26.05.2017 под заголовком: Республика: Ложное примирение

Конфликт между элитой и обществом не преодолен
25.05.2017

Каждый раз, когда в важные государственные моменты речь заходит о жертвах советских репрессий, то сразу же речь заходит и о примирении. Вот и вчера при освящении храма в честь новомучеников, т. е. жертв советского государства, президент Владимир Путин говорил о примирении.

Это слово возникает почти сразу в такой речи. Храм посвящен «новомученикам, т. е. памяти тех, кто пострадал за веру, погиб в период богоборчества <...>», сказал Путин, «и вместе с тем он олицетворяет примирение», потому что открывается в год столетия революций 1917 г. При этом кто, когда и с кем поссорился, не говорится.

И президент Путин, и патриарх вчера, как и в других похожих случаях, говорили о том, как важно было объединение Русской православной церкви с Русской церковью за границей. Этот почти преодоленный раскол образовался после революции. По тому, насколько важны для президента некоторые известные лидеры русского зарубежья, прежде всего Иван Ильин, можно заключить, что именно это разделение – на тех, кто принял и не принял революцию, – и есть тот конфликт, о примирении в котором идет речь. Это можно назвать примирением красных и белых.

Косвенно это подтверждается особым ностальгическим интересом близких к власти идеологов, например Никиты Михалкова, к белым офицерам, первой волне эмиграции, особенно к покинувшей Россию аристократии. Возможно, это связано с тем, что те, кто считает себя аристократией в новой России, хотели бы снять с себя красную стигму и предстать настоящей аристократией, которая не хуже Шереметевых и Юсуповых.

Из всех разделений российского общества – проявленных и непроявленных – это, наверное, самое комфортное для российской элиты, особенно той, которая склонна тихонько считать себя аристократией. Времени прошло удобно много, свидетелей не осталось – осталась давняя, почти абстрактная история. Объявленное «примирение» оказывается таким образом чем-то больше похожим на дополнительную легитимацию нынешней власти. Нынешнее государство, у которого родовые травмы и моральные проблемы связаны и с происхождением, и с советским ограблением российского наследства, и с постсоветским ограблением советского наследства, получает таким образом крайне дефицитную нематериальную поддержку (с материальной поддержкой у него и так все хорошо).

Сложность, конечно, в том, что конфликт красных и белых не единственный и не главный для российского общества. Тот конфликт, который в отличие от красно-белого жив до сих пор, нуждается хотя бы в том, чтобы его проговорить. Этот конфликт жив, потому что каждый день люди становятся жертвами системы, предпочитающей самовольно писать себе законы и отчитываться в их исполнении или неисполнении только перед собой. В его основе лежит и наследие российского имперского государства, и институты, заложенные сталинским государством, которое убивало своих граждан в годы существования СССР. Конфликт между элитой, ставящей себя выше закона, и обществом, которому элита диктует закон, не преодолен. Наследники сталинского государства, включая и священноначалие нынешней Русской православной церкви, строящие храм в честь воображаемого примирения, всех нас обманывают.

[Максим Трудолюбов]

https://www.vedomosti.ru/opinion/col...golii-chelovek
Статья опубликована в № 4339 от 09.06.2017 под заголовком: Республика: Россия без 1937-го не Россия

Россия без 1937-го не Россия
08.06.2017

Разочаровавшись в мечте о коммунизме, а потом и в мечте о принадлежности к «общеевропейскому дому» (слова Михаила Горбачева), российское общество осталось один на один с собственной историей.

Общие воображаемые реальности – и мечты о будущем, и гордость за прошлое – служат строительными материалами наций. Эти блоки по определению должны быть общими, как фундамент. Политические разногласия могут вполне стоять на нем. У правых, левых, либеральных и консервативных политиков может быть общий фундамент, и тогда все здание становится общим.

Инстинкт политика – идеализировать будущее и мифологизировать прошлое, а значит, замалчивать сомнения в будущем и не давать выйти на поверхность историям о преступниках и жертвах, которые так портят ностальгическую и мобилизационную картину великого прошлого. Российские политики во главе с увлеченным историей президентом Владимиром Путиным так и делают: преступников реабилитируют, а о жертвах – пожалуйста, если только благочестиво и в храмах. Победители остаются без побежденных, а жертвы без палачей.

Но беда в том, что переезд российского общества из будущего в прошлое как раз совпал по времени с пробуждением – практически во всем мире – внимания к жертвам и травмам прошлого, которые раньше удавалось загонять в подполье. «В истории, где когда-то были только победители и побежденные, появились криминалистические категории преступник и жертва», – пишет в книге «Длинная тень прошлого» антрополог Алейда Ассман. Это прошлое живет и потихоньку отравляет все, к чему тянутся руки щедро оплачиваемых режиссеров и пиар-менеджеров.

Историю больше не пишут победители, точнее, пишут, но читать ее все менее интересно. Снимается героическое кино, а смотреть его приходится силой заставлять. Общее сознание сопротивляется. Оно, конечно, и думать не хочет о тех, кто «расстреливал несчастных по темницам», а смутная память, неосознанное присутствие в душе страшного Другого, и страх перед возможностью повторения унижений и убийств прошлого живы. Лозунг «Можем повторить!» звучит страшно, потому что не обязательно относится к победоносной войне.

Память о 1937 г. как о символической дате не проговорена, но жива, потому что наследники преступников тех лет работают в созданных Сталиным организациях, действуют теми же методами, только умнее. При рубке леса образуется меньше щепок, но цели и результаты все те же. Задача – уничтожить все живое, что общество порождает само, и заменить искусственным и подконтрольным. Вместо партии – департамент администрации, вместо компании – госкорпорация, вместо медиа – пропаганда, вместо собственности – выданное жилье («дача» в первоначальном значении), вместо живого выражения мнений – оплаченная демонстрация. Перед вооруженным до зубов государством человек должен стоять голый и одинокий. Это и есть цель российского государства в его нынешнем виде. Не будет ни собственности, ни частной жизни, голый человек снова будет стоять перед государством, если не включить преступления государства против человека в общую память как основу нации.

[Максим Трудолюбов]

https://www.vedomosti.ru/opinion/col...s-na-prochnost
Статья опубликована в № 4358 от 07.07.2017 под заголовком: Испытание ЕС на прочность

Дональд Трамп как вызов общеевропейским ценностям
07.07.2017

Готовясь к выступлению президента США в Варшаве, польские власти подвозили слушателей на автобусах, чтобы площадь не выглядела незаполненной. Все уже поняли, как принимать Дональда Трампа, – нужны громкие аплодисменты. Ну и, конечно, это лишнее подтверждение тому, что всегда говорят российские власти: просто так люди не собираются, их нужно собирать. У России учатся и Трамп с его враждебным отношением к американской прессе, и Виктор Орбан, премьер-министр Венгрии, с его нелюбовью к Джорджу Соросу, и другие.

Недоверие к гражданскому обществу и прессе распространяется в западном мире, хотя пока это лишь намеки. Суть внутренних изменений в западном обществе пока не собирается в легко читаемую картину. В своем выступлении в Варшаве Трамп несколько раз использовал слово «воля» (will) в таких словосочетаниях, как «воля к победе», «воля к выживанию», «воля к защите нашей цивилизации». Слово «цивилизация» тоже звучало не раз. При этом он, похвалив Польшу за готовность увеличить оборонные расходы до желательных 2% ВВП, снова пожурил те страны НАТО, которые этого не делают. Досталось и европейской бюрократии, «потому что не она делает нас великой, а наши стремления и мечты». «Мы ставим веру и семью, а не государство и бюрократию в центр нашей жизни», – сказал, в частности, Трамп.

Все это, конечно, послания Брюсселю и Берлину, причем накануне встречи с лидерами «двадцатки», внутри которой – как и внутри самой объединенной Европы – взгляды на то, как и какие нужно защищать интересы, радикально различаются. То, что говорит Трамп, можно воспринимать как традиционный набор консервативных штампов, но некоторое известное сочетание приверженности «воле», «семье», «цивилизации» и традиционным ценностям – сочетание, характерное для 1930-х гг., – это как раз то, повторения чего не хотели европейцы в послевоенное время. Ради того, чтобы никогда уже не возникали непреодолимые разделения между народами Европы, был создан Евросоюз. И этот проект, помимо некоторых базовых ценностей, действительно опирается на процедуры и законодательные нормы, чем многих раздражает.

Опору на процедуры легко высмеивать, но именно она в ситуации, когда существует столько национальных «воль» и «сердец», позволяет обойти эти глубоко эмоциональные темы и не будить спящих демонов. Вряд ли Трамп делает это продуманно, он решает свои внутриполитические задачи. Но откровенно симпатизируя близким ему лидерам в Европе и выстраивая дистанцию с теми, кого он явно не любит (прежде всего канцлера Ангелу Меркель), Трамп ставит в опасное положение Евросоюз как проект.

Проверка Евросоюза на прочность будет только продолжаться. Вся надежда на то, что – в отличие, например, от стран бывшего Варшавского договора – страны ЕС объединены чем-то более прочным, чем поддержка одного большого игрока. Социалистические режимы Восточной и Центральной Европы рухнули мгновенно, в один миг оказались политическими банкротами, как только поддерживавший их один большой игрок, СССР при Михаиле Горбачеве, стал проявлять сомнения в целесообразности этой поддержки. А Трампа не раз сравнивали и с Горбачевым, и с Ельциным.-