*1252. Платон и платоники

[Русская историческая библиотека]

http://rushist.com/index.php/philoso...hanie-i-analiz

Внешний сюжет и части диалога «Тимей»

В диалоге «Тимей» Платон подробно излагает своё учение о космосе, мироздании (в античной терминологии – «о природе»). Вследствие широты этой темы «Тимей» является тем произведением, в котором наиболее полно и систематически изложены общие основы платонизма как философии. Считается, что «Тимей» принадлежит к одним из самых поздних диалогов Платона. Он создан, скорее всего, в 360-350-е гг. до Р. Х. Диалоги «Государство», «Тимей», «Критий» близко связанные внешним обрамляющим сюжетом, кругом действующих лиц, и тематикой, образуют у Платона своеобразную трилогию.

Судя по ряду намёков, Платон относит пересказываемый им в «Тимее» разговор к 421 г. до Р. Х., к периоду временного прекращения Пелопоннесской войны Никиевым миром. Участниками беседы являются Сократ, Тимей, Гермократ и Критий. Тимей и Гермократ – приехавшие в Афины гости из Локр Эпизефирских (крупной греческой колонии в Италии). Тимей – довольно известный в то время философ-пифагореец и политик. Гермократ – талантливый полководец и общественный деятель, вождь одной из главных сиракузских партий, которому через несколько лет после этого воображаемого или отчасти реального разговора с Сократом будет суждено нанести сокрушительное поражение Сицилийской экспедиции афинян (415-413 гг.). В Критии комментаторы этого платоновского диалога долго видели знаменитейшего из Тридцати тиранов, приведённых к власти в Афинах спартанцами после их победы в Пелопоннесской войне. Однако то обстоятельство, что в «Тимее» Критий относит время своей молодости к периоду, не слишком отдалённому от реформ Солона породило иную, более вероятную версию: речь здесь идёт не о тиране Критии, а о его деде (внучатом племяннике Солона).

Главная тема платоновского «Пира» – рассуждения о благе и любви. По ряду свидетельств, в древности этот диалог имел и соответствующие подзаголовки: «О благе» или «Речи о любви».

Точная дата написания Платоном «Пира» неизвестна. Наиболее вероятная датировка этого диалога – 379 год до Р. Х.

Сократ делает в начале диалога лишь несколько кратких замечаний, слегка дополняя в них темы первой части вышеупомянутой «трилогии» – диалога «Государство». Затем следует яркий, но довольно короткий рассказ Крития об Атлантиде (сюжет о ней Платон потом постарается развить в диалоге «Критий»). Большую же часть разговора составляет изложение философской системы мироздания, которое делает пифагореец Тимей. Этот диалог на деле гораздо ближе к монологу. По имени своего главного участника он и назван «Тимееем». Поведать читателям свою метафизику и физику Платон «доверяет» не Сократу, а Тимею, так как было хорошо известно, что Сократ пренебрегал этими науками: цель философии он усматривал в поисках человеческого счастья и добра, а не в «досужих» и малодостоверных естественнонаучных штудиях.

Мир у Платона

Тимей разворачивает перед слушателями своё учение о мире без обсуждений и доказательств. Платон намеренно подчеркивает при этом, что оно не имеет твёрдого обоснования, основывается больше на предположениях, представляя собой «правдоподобный миф», «вероятное сказание».

Мир, говорит Тимей, возник не в силу какой-либо абстрактной необходимости, бездушного физического закона. Он создан благим и разумным Богом, стремившимся воплотить вовне избыток своей красоты и добра. Следовательно, причина миротворения имеет прежде всего этический и эстетический характер. Разумный, вечный, исполненный добра демиург создал совершенное, «наипрекраснейшее произведение», чтобы любить его и любоваться им.

Согласно рассказу Тимея, Демиург привёл в строй и гармоничный порядок находившиеся доселе в хаосе и беспорядочном движении вещи. Созданный им космос – верх совершенства. А так как непревзойдённое, ни с чем не сравнимое совершенство не может иметь разновидностей и вариантов, то отсюда с неизбежностью вытекает: оно – лишь одно, и наш мир единственен. Ни двух, ни множества миров быть не может. Из всех видимых геометрических форм прекраснейшая – шар. Значит, и мир имеет форму шара.

Поскольку «творение, наделенное умом, прекраснее лишенного ума», а ум не может существовать без души, наш мир является одушевленной личностью. Тело его не знает болезней и дряхления, ибо вне его ничего нет, и, не принимая ничего иного извне себя, его глубочайшая сущность обречена оставаться вечной и неизменной. Так как мир со своей мировой душой был однажды рождён, он в принципе является смертным, но не погибнет вовеки: демиург по своей благости никогда не захочет его уничтожения. «Из семи видов движения» наш одушевлённый мир обладает только одним – тем, которое «ближе всего к уму и разумению»: космос равномерно вращается на одном и том же месте. Обладая разумом, Вселенная исполнена самого ясного самосознания и потому не одинока: она неизменно поддерживает общение с самим собой – как интеллектуальное, так и этическое. Она не только досконально знает сама себя, но и любит себя, любуется собой – и потому всегда весела и счастлива. Она вся – единый блаженный Бог.

Мировая душа, которая движет космос, порождена Творцом раньше мирового тела: она важнее тела, а, значит, возникла до него. В мировой душе соединяются разумные и иррациональные, чувственные начала. Разумная часть души вызывает круговое движение высшей небесной сферы неподвижных звезд, а чувственная – не вполне круговое движение планет. Душа мироздания расположена не только внутри его тела, а и со всех сторон вокруг него. Такое проповедуемое Платоном в «Тимее» представление связано с распространённой у греков мыслью, что «идеей» любого материального предмета является его форма. Её позже отразил и Аристотель в своём учении о материи и форме.

Хотя до «момента рождения» Вселенной уже существовал хаос, ни времени, ни пространства тогда не было. Платон считает, что понятия пространства и времени предполагают определённую упорядоченность. Без неё нельзя осмыслить закономерную последовательность временных моментов, без неё невозможно и сознавать взаимное расположение предметов в пространстве – то, что одни из них находятся выше, ниже, правее или левее других. Но состояния хаоса, предшествовавшее рождению мира, представляло собой полное и абсолютное отсутствие смысла и порядка. В нём были беспорядочно перемешаны не только обрывки материи, но также ход времени и пространственные места.

(См. также статью Платон о Вселенной)

Стихии у Платона

Центром мира Платон считает Землю, вокруг которой, по его убеждению, движется сферический небосвод со звёздами. Тело космоса составлено из четырех первоэлементов (стихий) – воздуха, огня, земли и воды, чьё количество в мире находится в вечной и неизменной пропорции. Эти элементы, согласно «Тимею», отличаются друг от друга видом мельчайших частиц, из которых они составлены. Частицы любой стихии (примерно соответствующие у Платона молекулам позднейшей физики) имеют вид правильного многогранника. Но для стихии земли это куб, для огня – тетраэдр (правильный четырёхгранник-пирамида), для воздуха – октаэдр (правильный восьмигранник, вроде двух сложенных основаниями пирамид), для воды – икосаэдр (правильный двадцатигранник).

Тетраэдр - «молекула» огня у Платона

Октаэдр - «молекула» воздуха у Платона

Икосаэдр - «молекула» воды у Платона
Автор всех изображений многогранников - Cyp

Кроме этих четырёх объёмных фигур правильной может быть ещё лишь одна – додекаэдр (из 12 правильных пятиугольников, тогда как грани всех остальных – треугольные). В «Тимее» Платона уже есть тенденция сопоставить эту геометрическую форму с пятой мировой стихией, на Земле не встречающейся. Позднее Аристотель назовет «пятый элемент» эфиром и будет утверждать, что из него состоит сфера неподвижных звёзд. Развивая в разговоре теории о стихиях, Тимей следует общей направленности своей пифагорейской школы, которая сводила весь мир к числовым и геометрическим соотношениям. Её пропагандирует и Платон, который, как известно, сам учился в юности у пифагорейцев.

Платон подробно останавливается в «Тимее» на структуре «молекул» четырёх первоначальных стихий. Он обращает внимание на то, что все они составлены из треугольников (треугольных граней), которые, таким образом, играют у него примерно ту же роль, что атомы в новейшей физике. Эта внутренняя сложная структура, считает Платон, позволяет «многогранным» молекулам при некоторых условиях рассыпаться и переходить молекулы иной стихии. Большие материальные тела возникают из-за круговращения Вселенной, которые вызывает вихри, колебания, столкновения и сцепления множества «молекул».

Платон убеждён, что в мире нет пустоты. Любое пространство, любая протяжённость – уже сами по себе есть материя. Всё похожее на теории дальнодействия, легшие затем в основу современных законов гравитации и прочих виды материальных взаимодействий, в «Тимее» напрочь отвергается. По Платону, никакого тяготения на расстоянии быть не может. Электрические свойства магнита и янтаря следует объяснять невидимой глазу механической передачей через мелкие промежуточные частицы.

В «Тимее» излагается и платоновская теория ощущений: философ считает, что их разница, как и разница стихий, объясняется числовым и геометрическим различием воздействий.

Метафизика Платона

Учение о правильных многогранных частицах относится к телесным стихиям Вселенной, но Платон в «Тимее» пробует ответить и на вопрос, как материальная часть космоса относится к идеальной, мировое тело к мировой душе. Учение об этом – платоновская метафизика (хотя самого термина «метафизика» тогда ещё не существовало, он появился позже). Платон выделяет три «уровня мироздания»: бытие, пространство и «возникновение», которые, по его мнению, отличались друг от друга еще до рождения неба.

«Бытие» – это вечные платоновские идеи, чистое мышление. Истинно существуют только они.

«Пространство» – в метафизике Платона это чистая материя, пока ещё лишённая всякого смысла, не оформленная ни в какие предметы, которые можно было бы сколько-нибудь «умопостигать». Перевод данного платоновского понятия словом «пространство», впрочем, многими оспаривается. Это не общемировое пространство в целом, а нечто, близкое к той идее «протяженности», которую считает главным атрибутом материальных вещей и Декарт. Это, скорее, способность заполнять пространство, чем оно само. Материя, субстанция, сама по себе, неразумная, способна, однако, создавать чувственные образы бесплотных идей, запечатлевать последние, как восковая табличка запечатлевает смысл написанных на ней слов.

Между этими двумя «мировыми уровнями» – высшим (чистые идеи) и низшим (неоформленная материя) – находится, согласно метафизике Платона, третий, промежуточный, – «возникновение». Это – материя, уже облечённая в вид осмысленных предметов, идею которых можно воспринимать умом. Платон именует её «возникновением» или «становлением», так как в отличие от вечных и неизменных идей в материальных вещах нет ничего незыблемого. Их удел постоянно меняться, постоянно терять одни качества и приобретать другие. В каждой из них отдельные части её сущности непрерывно рождаются и погибают, так что чувственные вещи никогда не существуют в подлинном смысле слова. Во взглядах на них метафизика Платона близко подходит к Гераклиту.

Платон о человеке

Следующие разделы «Тимея» посвящены теории происхождения человека. Платон рассказывает, что после тяжкого труда сотворения мира Демиург отправился отдыхать, а младшие боги стали создавать людей. Вначале они изготовили головной мозг, где сконцентрирована человеческая душа, потом спинной и костный мозг, после этого – защищающие мозг кости, связки, мышцы и кожу. По образцу космоса людям придали круглую форму, ибо человек – это, в сущности, одна голова, которой все прочие члены служат лишь орудиями и опорами. Основа человеческого здоровья – гармония тела и души. Избыток ума в слабом теле, как и тупая душа в сильном, нарушают гармонию в вызывают болезни.

Трусливые и лживые люди дали начало «женской природе». Животные тоже происходят из выродившихся людей (Платон популяризирует в «Тимее» пифагорейские взгляды о переселении душ). Птицы произошли из мужчин легкомысленных, а большинство сухопутных тварей – из глупцов. Впрочем, баснословные рассказы о происхождении животных из человека излагаются у Платона с явной шутливостью.

Средневековое издание «Тимея» в латинском переводе

«Тимей» об Атлантиде

«Тимей» знаменит и рассказанной в нём легендой об Атлантиде, хотя она составляет в нём лишь малую вводную часть. Об Атлантиде в «Тимее» повествует 90-летний Критий, который 80 лет назад слышал историю легендарного острова от деда, а тот, в свою очередь, узнал её отца, передававшего разговоры знаменитого реформатора Солона. Будучи в Египте, Солон позаимствовал легенду об Атлантиде у жреца богини Нейт: это предание передавалось из поколения в поколение среди священнослужителей её храма в городе Саисе.

В «Тимее» Платон приводит лишь начало рассказа об Атлантиде, продолжая его в другом диалоге – «Критий». Это начало говорит о войне афиняне с жителями огромного острова в Атлантическом океане, который якобы когда-то лежал к западу от Геркулесовых Столпов (Гибралтара). Эта война кипела за девять тысяч лет до написания «Тимея». Атлантида превосходила размерами Африку и Азию, взятые вместе, и была населена сильным и умным народом атлантов, происходившим от бога Посейдона. Однако со временем жители Атлантиды забыли искони присущую им доблесть, обратив свои успехи в науках на службу корысти и жестокости. Атланты пошли войной на Европу и завоевали её до самых Балкан, но потом были разбиты земляками Платона, афинянами. Однако вслед за этим и Атлантида, и Афины были разрушены землетрясением и наводнением. Атлантида утонула в море. Почти никто из её жителей не уцелел.

Из всех диалогов Платона «Тимей» является самым полным и всесторонним сводом его философского учения. По этой причине интерес к нему не угасал с древности до настоящего времени. К «Тимею» написано множество комментариев. В XX веке великий немецкий физик В. Гейзенберг заявил, что разработка квантовой механики обратила современную науку к старым платоновским теориям о математической структуре материи-пространства.

«Тимей» неоднократно переводился на русский язык.

[Русская историческая библиотека]

http://rushist.com/index.php/philoso...hanie-i-analiz

«Критий» – диалог Платона, в котором излагается знаменитая легенда об Атлантиде. «Критий» дошёл до нас в неполном виде. Та версия, которая известна ныне, очень коротка. Рассказ в ней обрывается на самом интересном месте – в момент, когда Платон, дав подробное описание страны атлантов, переходит к теме божественной кары этому морально испортившемуся народу. Сейчас нельзя сказать, был ли недостающий конец «Крития» утерян, или Платон так и не дописал этот свой диалог.

По внешней канве рассказа «Критий» составляет продолжение того же разговора между Сократом, пифагорейцем Тимеем, полководцем Гермократом и афинянином Критием, началом которого является диалоги «Государство» и «Тимей». Эти три произведения Платона составляют нечто вроде литературного триптиха. Все они, по-видимому, написаны великим философом близ конца его жизни, в 360-350-е годы до Р. Х.

«Критий», как и «Тимей», больше напоминает, не диалог, а монолог. Словесные вставки в него Сократа и Тимея невелики по объёму и не слишком важны по смыслу. Основным рассказчиком, повествующим о древних Афинах и Атлантиде, является Критий, чьё имя и дало диалогу название. Критий долго отождествлялся с одним из Тридцати тиранов, который был учеником Сократа и правил Афинами после их поражения в Пелопоннесской войне со Спартой. Однако из некоторых намёков «Тимея» на весьма почтенный возраст этого персонажа затем возникла и другая версия: речь идёт не о тиране Критии, а о его деде, внучатом племяннике знаменитого реформатора Солона.

Критий об Атлантиде

Критий в одноименном ему диалоге пересказывает легенду об Атлантиде именно со слов Солона, который якобы слышал её во время своих путешествий от египетских жрецов.

«Критий» начинается тирадой Тимея. Тот завершает ею свой философский рассказ Сократу и его друзьям о мироздании (см. диалог «Тимей») и передаёт слово уже упоминавшему ранее об Атлантиде Критию. Критий принимает свой черед говорить не без колебаний. По его словам, Тимею было нелегко обрисовывать предметы божественные, но повествовать о делах человеческих ещё труднее. Первая тема людям известна плохо, вторая же – близка и хорошо знакома, поэтому любая ошибка рассказчика может вызвать суровые нарекания против него. После ободрения от Сократа Критий приступает к рассказу.

Он говорит, что, по древним преданиям, за 9000 лет до их разговора была война между народами, жившими по эту сторону Геракловых столпов (Гибралтара), и теми, кто обитал с противоположной их стороны. Первых возглавляли афиняне, а вторых – жители Атлантиды, огромного острова, который находился в океане западнее Африки, а теперь частью затонул от землетрясений, частью превратился в непроходимый ил. После того, как на заре веков боги поделили между собой землю, область Афин – Аттика – досталась Гефесту и Афине. Малопригодная для земледелия во времена Платона, она, по словам Крития, была очень плодородной в седой древности. Но губительные наводнения последующих времён смыли с неё слой тучной, плодородной почвы, уничтожили росшие здесь ранее строевые леса, благодатные пастбища и многочисленные родники.

Критий рассказывает собеседникам, что афинский акрополь древле охватывал гораздо большее пространство, нежели в их времена. Вокруг него жили ремесленники и землепашцы. Отдельно от них селилось особое сословие воинов, в которое женщины входили наравне с мужчинами. Члены этого сословия не имели личного имущества, а владели всем сообща. Следуя правилам скромности и воздержанности, сохраняя неизменной свою численность (20 тысяч), эти самоотверженные люди правили Аттикой и всей Элладой. Во всей Европе не было им равных. Древний афинский строй в описании Крития совпадает с тем, который Платон пропагандирует в знаменитом «Государстве».

Далее Критий переходит к рассказу об Атлантиде. Этот остров при разделе земли достался морскому богу Посейдону, который населил его своим потомством от смертной женщины Клейто. Холм, где жила Клейто, стоял посреди красивой и плодородной равнины. Посейдон отделил его от прочей части Атлантиды двумя земляными и тремя водными кольцами, проведёнными, как начерченные циркулем окружности, вокруг центра-холма. Клейто родила от Посейдона пять пар близнецов мужского пола – десять сыновей, от которых пошёл многочисленный народ островитян. По имени старшего из этих сыновей, Атланта, вся богатая земля и получила название Атлантиды. Власть её вскоре распростёрлась до Египта и Тиррении (земли этрусков в Италии). По имени Атлантиды был назван и Атлантический океан.

Потомки Атланта, говорит Платон устами Крития, стали царями Атлантиды, а от девяти его братьев пошли роды архонтов (старшин) главных областей острова. Атлантида была необычайно богата минералами и сельскими продуктами. Располагая огромные средствами, её цари выстроили громадный дворец на холме Клейто и прорыли каналы, соединившие водные кольца вокруг него между собой и с морем. Критий подробно рассказывает о ширине и глубине этих каналов, об украшениях дворца, о великолепии храма, который атланты выстроили в честь чтимого ими Посейдона. Атлантида в изобилии снабжалась водой из чистых и целебных источников. На земельных кольцах, устроенных Посейдоном, располагалась множество святилищ, садов и гимнасиев. На внешнем кольце, по всей его окружности, был устроен гигантский ипподром для конских бегов.

Николай Рерих. Гибель Атлантиды, 1928

По словам Крития, в Атлантиду прибывало такое множество купеческих кораблей, что «днём и ночью слышались говор, шум и стук». Равнина, окружавшая столицу атлантов, представляла собой ровную гладь длиной в три и шириной в две тысячи стадиев (1 стадий = приблизительно 193 метрам). Благодаря плодородию равнины, на ней жило великое множество людей и животных. Вся она была окопана гигантским каналом шириной в стадий и глубиной в плетр (одна шестая стадия, т. е. около 32 метров), так что «никто не поверит, что возможно было такое творение рук человеческих». Принимая в себя горные потоки, этот канал питал плодородие равнины. Соединяясь с морем, он служил развитию торговли. Во время войны Атлантида могла выставить 60 тысяч одних офицеров и несчётное число простых ратников. Её флот доходил до 1200 кораблей.

Государство атлантов, согласно платоновскому «Критию», управлялось законами, дарованными самим Посейдоном. Они были записаны на большой стеле, стоявшей внутри главного храма Атлантиды. Раз в несколько лет десять владык страны собирались в этом храме, заводили на стелу лучшего быка и приносили его там в жертву. Кровь быка текла на текст законов, этой кровью цари клялись ни в чём не отступать от установлений Посейдона.

В продолжение многих поколений правители Атлантиды повиновались законам и «блюли великий строй мыслей». Однако со временем их «унаследованная от бога природа» стала «истощаться». Причины этого Платон в «Критии» ясно не указывает, но говорит, что среди атлантов «возобладал человеческий нрав», в них закипела «безудержная жадность и сила».

Увидев это, Зевс решил наложить на Атлантиду кару. Созвав всех богов на общий совет, он обратился к ним со словами…

– На этом обрывается дошедший до нас текст диалога «Критий». По незаконченности трудно понять главную идею, которую собирался в нём выразить Платон. Все исследователи, однако, отмечают удивительную красоту художественного рассказа «Крития»: в нём всё удивительно симметрично, всё чисто по-эллински пронизано геометрической размеренностью.

[Русская историческая библиотека]

http://rushist.com/index.php/philoso...oe-soderzhanie
Идеи трактата «Государство» во многом непохожи на те, которое Платон излагает в другом своем труде, «Законы». В трактате «Государство» общественная жизнь безусловно подчинена идее; книгу «Законы» можно считать попыткою описать государство, настолько близкое к неосуществимому идеалу, насколько человеческие слабости и фактические условия быта допускают приближение к недостижимому совершенству. По-видимому, Платон хотел показать в этом трактате, какие улучшения государственного устройства возможны и при сохранении существующих обычаев, без предоставления владычества философам.

В «Законах» Платон отбрасывает все те черты идеала, изображенного им в трактате «Государство», чьё осуществление невозможно по неодолимости препятствий, противопоставляемых действительностью. Те привилегии, какие давались высшим сословиям в «Государстве», уменьшены в «Законах». В «Законах» Платон советует давать всем гражданам одинаковое воспитание; но ремеслами должны потом заниматься исключительно метеки и отпущенники, земледелием – рабы. Полноправным гражданам не следует унижаться до этих работ. Вместо проповедуемой Платоном в «Государстве» общности жен и имуществ, трактат «Законы» требует только того, чтобы устроены были общественные трапезы, чтобы в них участвовали все люди, пользующиеся гражданскими правами, и мужчины, и женщины; чтобы брак был поставлен под контроль правительства; чтобы был определен максимальный размер движимого имущества, которое может принадлежать одному лицу; чтобы по возможности поддерживалось уравнительное распределение земли между гражданами.

Главной из добродетелей трактат «Законы», в отличие от прежних рассуждений Платона о человеческой душе, считает воздержность. Первое место после неё занимает «мудрость», практическая рассудительность; «мужество» поставлено лишь на втором плане. Об «идеях» почти совсем не упоминается. В содержании «Законов» Платон выводит теорию государственного устройства из религиозных, математических, политических соображений, а философско-идеологические принципы здесь отложены в сторону. Они заменяются рассуждениями о нужде в хороших законах, которые охватили бы все стороны жизни; о полезности таких законов Платон говорит очень сильно. Вовсе нет речи об особом сословии философов, подготовляемых научным воспитанием к управлению государством. Правители не они. Согласно «Законам» управление государством должно принадлежать совету, составленному из граждан, наиболее достойных того по своим знаниям и хорошим качествам. Этот правительственный совет заведует воспитанием; все дети граждан, не только сыновья, но и дочери, должны учиться музыке и гимнастике. В противоположность тем советам, которые даются Платоном в «Государстве», «Законы» не считают нужным изгонять драматическую поэзию из общества – она, напротив, должна служить одним из средств распространения образованности. Комедия должна показать, что порок гнусен и что должно удаляться от него; сценическими героями в ней должны быть только метеки и рабы. Трагедия должна изображать прекрасное, которому следует подражать. Но и в «Законах» Платон настаивает на том, чтобы театр стоял под надзором правительства.

Таким образом, содержание «Законов» очень резко отличается от идей трактата «Государство». По этому и по некоторым другим соображениям многие исследователи полагали, что «Законы» не принадлежат Платону. Но это противоречит свидетельству Аристотеля. Гораздо вероятнее другое объяснение разноречий «Законов» с «Государством». В первом из этих двух трактатов мы видим глубокое знакомство с афинскими законами; автор очевидно человек пожилой. Потому можно считать справедливым мнение, что Платон писал «Законы» в старости, когда вера в осуществимость идеалов «Государства» в нем поколебалась, уменьшилась надежда на мудрость и добродетель людей, и образ мыслей философа стал менее восторженным. А может быть, правы те ученые, которые думают, что Платон умер, не окончив работы над «Законами», и что она была докончена кем-нибудь из его учеников, – по мнению некоторых, Филиппом Опунтским.

Приводим заключение, которым Целлер кончает свое исследование вопроса, принадлежит ли Платону трактат «Законы»: «Все затруднения устраняются, если принять мнение, что трактат «Законы» остался после Платона в виде черновой работы, что некоторые отделы этого труда были уже закончены, а по другим отделам были написаны Платоном лишь отрывки, конспекты, заметки, что эти части и отрывки были связаны, дополнены кем-нибудь из учеников Платона, который придал и литературную отделку небрежно написанным отрывочным заметкам. Если так, то современники имели полное право называть произведением Платона трактат, появившийся в этой обработке. А мы имеем право предполагать, что те места «Законов», которые не совпадают с воззрениями Платона, написаны философом, обработавшим оставшиеся после него материалы».

[Русская историческая библиотека]

http://rushist.com/index.php/philoso...demiya-platona

Ученики Платона образовали секту или школу, называвшуюся Академией, по имени заведения, основанного их учителем близ Афин, в роще, посвящённой герою Кадму. Впоследствии философы эти разошлись во взглядах и направлении, и тем дали повод позднейшим исследователям разделять школу Платона на Древнюю, Среднюю и Новую Академию.

Преемником основателя заведения и главою Древней Академии был Спевсипп, племянник Платона, умерший в 339 до Р. X. Он учил за деньги и таким образом следовал примеру софистов, против корыстолюбия которых так сильно вооружались Сократ и Платон. Спевсипп превратил Академию в школу для ораторов и государственных людей, и теснее соединил с философией Платона пифагореизм. Главной целью его школы было приготовление деятелей к государственной жизни, и для достижения её он, говорят, купил тайны Исократа, знаменитейшего из греческих учителей красноречия. Если это справедливо, то нельзя придавать большого значения риторическому учению и практической деятельности академика Спевсиппа, потому что тайны эти состояли, конечно, только из правил и указаний, с помощью которых, не имея ораторских дарований, можно было чисто механическим образом научиться изящно выражаться, говорить плавно и красноречиво. Эти тайны можно сравнить с руководствами писать стихи без малейшего поэтического таланта. Своим пифагорейским направлением, Спевсипп имел такое же влияние на образование политиков, а, следовательно, и на самую государственную жизнь, как и своим риторическим учением. При нём платоновская Академия находилась в самых тесных связях с великим пифагорейско-аристократическим союзом в Сицилии. Вполне усвоив дух его учения, Спевсипп нашел в высшем афинском обществе, утратившем всю прежнюю энергию и искавшем теперь пищи только воображению, еще более сочувствия, чем его учитель, Платон. Различие, сделанное им между истинами, назначенными для непосвященных в тайны пифагорейцев, и другими, доступными одним только посвященным, или, как выражались древние, между учением экзотерическим и эзотерическим, было также встречено с большим одобрением высшими классами. При Спевсиппе Академия сделалась духовным центром аристократов и образованных афинян и имела такой успех, что даже женщины следовали её направлению и предавались сладким мечтам платонико-пифагорейской философии.

Таким образом, Спевсипп, следуя в главных основаниях учению Платона, дал его философии и академической школе другое направление. Он обратил особенное внимание на ту часть философии Платона, которая имела связь с пифагореизмом, занимался преимущественно вопросами государственного устройства и объяснил, в каком отношении находится его учение ко всему существующему порядку и к отдельным лицам.

Местоположение платоновской школы (роща Академия) на карте древних Афин

Преемник его по Академии, Ксенократ, живший до 314 г. и тоже державшийся в главных основаниях философии Платона, следовал направлению, данному Спевсиппом. Подобно своему предшественнику, он был того мнения, что государственная жизнь со всеми её потребностями должна быть главным предметом преподавания в Академии. При нем платоновская Академия оставалась школой, где получали образование высшие классы греческого народа, управлявшие государством. Как велико было влияние Академии, лучше всего можно судить по тому, что все знаменитости греческого мира приезжали в Афины, где преимущественно старались показываться в Академии. При Ксенократе значение Академии, как школы, в которой получали образование государственные люди, так увеличилось, что даже сам Александр Македонский просил у Ксенократа советов по части государственного управления. Тот же македонский царь послал однажды Ксенократу и Академии 50 талантов (около 65,000 руб. серебром), которые, впрочем, философ не принял из уважения к афинскому народу, не любившему царских подарков.

После Ксенократа во главе платоновской Академии стояли Полемон, Кратес и Крантор. Из всех сведений, которые мы имеем о первом и последнем, видно, что философы эти были тоже последователями Платона и шли по направлению, проложенному их предшественниками. Полемон написал сочинение, в котором проводит мысль, что высшее блаженство заключается в том, чтоб жить сообразно природе. Иными словами, он проповедовал то, что у позднейших греков и римлян составляло высшую житейскую мудрость государственного человека, который поступал согласно своим нравственным принципам до тех пор, пока позволяли обстоятельства, в противном же случае следовал личным интересам или побуждениям своей собственной природы. Крантор написал книгу о скорбях, которая также находится в тесной связи с главной целью Академии Платона. Все философские школы позднейшей древности считали нужным подготовлять будущих государственных людей к. непостоянству счастья, и трактат о скорбях был вызван именно этим соображением.

Крантор был последним представителем Древней Академии. Преемник его, Аркесилай, родившийся около 318 г. и живший до 241, дал совершенно новое направление платоновской философии и вследствие того сделался основателем Средней Академии. Но его деятельность принадлежит следующей эпохе.

[Русская историческая библиотека]

http://rushist.com/index.php/philoso...-i-aristotelya
Философия Аристотеля вытекает из философии Платона, так же как последняя вытекала из учения Сократа. Правда, Аристотель исследует учения всех предшествовавших философов, как и Платон; он критикует их всех; но в своих взглядах на предшествовавшие учения сходится с Платоном. В некоторых отношениях его система есть совершенный платонизм, в других она существенно противоположна этому учению.

Аристотель и Платон. Скульптор Лукка делла Роббиа
Автор фото - Sailko

Платон и Аристотель – оба философы умозрительные, исходящие из основных начал Сократа: оба они, несмотря на значительные различия, в сущности, имеют один и тот же взгляд на самую природу знания: в их глазах знание имеет свое начало в разуме, в понятиях, а не в ощущениях. Истинное знание есть логическое знание, которое достигается посредством исследования понятий, их образования и сочетания. Понятиями, идеями постигается действительное в вещах, их неизменная сущность, их конечное основание, всеобщее и необходимое в них. И эта сущность вещей, то, что в них истинно и действительно, заключается в общих началах, в родовых формах или видах, которые составляют содержание наших понятий. Таким образом, мы находим здесь принципиальное согласие. Философия Аристотеля точно так же, как философия Сократа и Платона, является наукой понятия. Все единичное, частное сводится индуктивным путем к всеобщим понятиям.

Но вместе с тем, особенности философии Аристотеля объясняются ее противоположностью платонизму. Платон искал познания, истины, красоты в сверхчувственном мире, Аристотель – в изучении мира действительного. Платон противополагает идеи миру явлений, вещей – ложному, призрачному, раздробленному отражению истины. Аристотель, напротив, признает действительность мира явлений. Платон – философ идеала, Аристотель – реалист, философ действительности. Но он реалист не потому, чтобы он отрицал идеал, а потому, что он не противополагает понятия – действительности, идеи – вещам: идеи не противополагаются миру, но осуществляются в нем, наполняют его. «Сущность вещей не может быть отрешена от того, чего она есть сущность», – говорит Аристотель. Вся его полемика против философии Платона основывается на том, что идеи, находящиеся в «умном месте» за пределами действительности, не объясняют вещей, не наполняют их, но лишь удваивают, повторяют их собою. На самом деле, если они – живые силы, то ими должно определяться всякое движение, развитие, жизнь, все действительное.

Платон
Для Аристотеля, как и для Платона, общее предшествует частному, определяет частное (как всякая вещь логически определяется общими признаками и понятиями); но именно поэтому общие формы, соответствующие нашим понятиям, суть живые силы, имеющие полную действительность, а не отвлеченный идеал, который никогда и никоим образом не может осуществиться в действительности. Из этой особенности основных воззрений Аристотеля объясняются и методологические отличия его от Платона. В своем реализме он яснее различает между теоретическим и практическим. Вместе с тем, не полагая непроходимой бездны между действительностью и идеалом, между явлением и понятиями, философия Аристотеля не противополагала опыта умозрению; примирение опыта и умозрения, их гармонический синтез – вот верховный научный принцип Аристотеля. Поэтому диалектика понятий утрачивает для Аристотеля то верховное метафизическое значение, которое она имела при Платоне: то, что подлежит исследованию, объяснению, познанию, что возбуждает в нас изумление, это – действительность. Поэтому философия должна познавать эту действительность и сводить ее к таким началам и принципам, которые на самом деле соответствуют ей. И Аристотель стремится к всестороннему исследованию данных опыта, к изучению явлений, прежде чем восходить к общим началам. В естествознании он отвергает законность априорных, диалектических соображений о природе: он требует естественно-исторического изучения.

Диалектика, или наука о понятиях, превращается у Аристотеля в логику. Она не есть метафизическая наука о сущем, как в философии Платона, а наука о формах мышления и познания. Вместе с тем эмпирическое (опытное) знание приобретает для Аристотеля самостоятельную цену.

Философия Аристотеля обыкновенно делится на теоретическую и практическую. Сам Аристотель признавал еще одну часть – поэтику, которая имеет предметом творческую, производящую действительность. Теоретическая философия, в свою очередь, делится на математику, физику и метафизику, практическая – на экономику, этику и политику. Вероятно, это деление установлено не самим Аристотелем, но было принято уже впоследствии в его философской школе.

[Александр Павлов]

http://postnauka.ru/video/32906

Философ о политической философии Платона, понимании тирании в диалогах «Государство» и «Законы» и идеальном политическом режиме
03.10.2014

В каких диалогах отражено политическое учение Платона? Как философ подходит к описанию тирании в «Государстве» и «Законах»? Об этом рассказывает кандидат юридических наук Александр Павлов.

В большом тексте про Платона для совместной с Джозефом Кропси хрестоматии «История политической философии» Лео Штраус говорит, что вся политическая философия Платона выражена в трех произведениях: «Политик», «Государство» и «Законы». Все они написаны в разное время, и все затрагивают общие для политического учения Платона темы. Все три книги в целом могут быть описаны как система политической философии Платона. Политическое учение философа огромно и многообразно. Даже небольшой по объему диалог «Политик» можно обсуждать часами.

Если в «Государстве» Платон однозначно осуждает тиранию, то в «Законах» — а это более позднее произведение — он говорит о ней не так негативно. Означает ли это, что в одном месте Платон говорит про тиранию хорошо, а в другом — плохо? Не совсем. В «Законах» он пишет о совсем другой тирании, не той, что в государстве. В «Государстве» тиран — это несчастнейший из людей, который не может наслаждаться никакими политическими удовольствиями. В отличие от лучшего политического режима, где добродетель для вас главнее, чем порок, в тирании работает другая группа понятий. Это группа понятий «удовольствие — страдание». В идеальном политическом режиме философ стремится к добродетели, избегая порока и осуждая его, то тиран стремится к удовольствию для того, чтобы избежать страдания.

Платон в «Законах» говорит, что при создании государства лучшим политическим режимом может быть тирания. Но это не та тирания, что описана в «Государстве». Речь идет о том, что человек жесткой властью, быть может, опираясь на философов, на советников, может построить идеальное государство. Нужно подчеркнуть очень важный момент с точки зрения политической философии: и в мысли Платона, и в мысли Ксенофонта, отчасти это будет у Макиавелли (Штраус настаивает, что Ксенофонт сильно повлиял на Макиавелли), видно, что есть политический режим, который является если не лучшим, то привлекательным в какое-то конкретное время для определенной ситуации. Для него невозможно найти адекватный термин, поэтому у Платона используется понятие «тирания».

кандидат юридических наук, доцент Школы философии факультета гуманитарных наук НИУ ВШЭ, член редколлегии журнала "Логос"

[Русская историческая библиотека]

http://rushist.com/index.php/philoso...otel-sravnenie
Платон был создателем идеализма, а великий ученик его, Аристотель, основатель перипатетической школы, стал создателем реализма. Понятие «реализм», впрочем, здесь следует трактовать не в смысле «материализма», а, скорее, как позднейший европейский «позитивизм». Аристотель никогда не утверждал, что материя первична по отношению к идее. У него немало высказываний в прямо противоположном смысле. Но основная его тенденция совпадает с позитивизмом: Аристотеля, в отличие от Платона, интересует не столько внутренняя сущность бытия, первооснова мира как таковая, сколько взаимоотношения различных вещей и понятий друг с другом. Подобно позитивистам, он не стремится вглубь, а разлагает на части. Именно поэтому и у Аристотеля, и у позитивистов важнейшей часть философии является не метафизика, а логика.

При сравнении Платона с Аристотелем сразу бросается в глаза, что поэтическая душа первого из них восторженно возносилась в невидимую область идей и считала философию средством очистить душу, внушить ей стремление к небу. Критический же ум Аристотеля занимался по преимуществу эмпирическим (опытным) исследованием мира явлений, изучал факты, представляемые природой, шел путем индукции от частного к общему и ставил целью философии знание истины, приобретаемое наукой. Платон считает понятия (идеи) сущностями, отдельными от явлений (вещей), имеющими самобытную реальность; Аристотель сводит идеи из их отдельной области в мир явлений, считает их формами, посредством которых образуются из материи чувственные, действительно существующие предметы. Платон стремится возвыситься над природою и берет содержание своей философии из области сверхчувственного, небесного. Аристотель подвергает своему исследованию природу, землю, предметы, существующие на земле, систематизирует приобретаемые о них сведения и, путем ясных, строго логических выводов и доказательств, формулирует общие законы.

По воззрению Платона, истинное бытие принадлежит только общим понятиям; они существуют отдельно от явлений, в особой области, в мире идей. По учению Аристотеля, идеи имеют свое существование в самих явлениях; путем к изучению идей, составляющих сущность явлений, должно служить исследование явлений. Потому эмпирическое исследование, бывшее у Платона лишь маловажным вступлением к умозрительным рассуждениям, служит основою философии Аристотеля. По учению Аристотеля, идея только форма, охватывающая материю, из которой образует она предмет. Идея и явление существуют не отдельно друг от друга, а в сочетании между собою, и цель его исследований – определить идеи, действующие в явлениях. Точка отправления у Платона и у Аристотеля одинакова, но вопрос об отношениях идей к явлениям решается у Аристотеля совершенно не так, как у Платона.

То же самое мы видим и в сравнении их подходов к вопросу о сущности философии. И Платон, и Аристотель, следуя Сократу, считают истинное знание отличным от обыкновенных, общераспространённых взглядов необразованной толпы. Оба они считают истинное знание высочайшею целью стремлений человека, важнейшим элементом счастья. Но у Платона добродетель сливается со знанием истины, изучение философии ведет к обладанию не только умственным, но и нравственным совершенством. Аристотель точнее определяет различие между знанием и практическою жизнью; вместе с тем, он ставит философию в тесную связь с опытными знаниями. Таким образом, философия разделяется у Аристотеля на теоретическую и практическую. Задача теоретической философии, по его воззрению, – подводить данные опыта под единство понятия, и выводить из общих истин частные.

Рафаэль. Афинская школа, 1509. В центре изображены Платон и Аристотель
Источник изображения

Эти два мыслителя, противоположные друг к другу по своим тенденциям, были представителями двух равно необходимых направлений человеческой мысли, величайшими представителями их в древнем мире. Точки зрения Платона и Аристотеля – два полюса, около которых вращались в следующие времена древности и будут вечно вращаться все исследования истины. Прекрасно охарактеризованы они на великолепной картине Рафаэля «Афинская школа»: Платон изображен на ней поднявшим руку к небу, к царству своих идей, Аристотель – указывающим рукою на землю, область своих исследований.

На фреске Рафаэля «Афинская школа» Платон изображён поднявшим руку к небу...

Интересно сравнить и особенности литературного слога двух этих мыслителей. Труды Аристотеля и по форме изложения совершенно не таковы, как диалоги Платона. У Аристотеля нет ни сочетания мысли с мифическими образами фантазии, ни драматической живости разговора; эти особенности, придающие такую неодолимую прелесть трактатам Платона, заменяются у Аристотеля сухостью строго логического исследования и собирания фактов. В своих диалогических сочинениях Аристотель не умел облекать мысли такою дивною поэзиею, таким художественным драматизмом, как Платон. Кажется также, что в разговорах его не было такого лица, которое постоянно служило бы выразителем понятий автора и постоянно играло бы главную роль, как у Платона Сократ. Кажется, что представители разных мнений являлись у Аристотеля мыслителями, одинаково достойными уважения, и что истина разъяснялась у него не исключительно одним лицом, которое дает разговору направление, какое хочет, а свободным обменом мыслей. По крайней мере так это у Цицерона, который говорит, что образцом того был для него Аристотель.
Аристотель на фреске Рафаэля

... а Аристотель - указывающим рукой на землю

Неопределенность и темнота рассуждений Платона, наполовину поэтических, заменяются у Аристотеля ясностью зрело обдуманной мысли, Впрочем, говоря о сухости формы произведений Аристотеля, не надо забывать, что до нас не дошло ни одного из тех его сочинений, которые были написаны в популярной форме.

[Русская историческая библиотека]

http://rushist.com/index.php/philoso...na-aristotelem
Платон сводит истинные начала и сущность вещей к их форме, к их идеальному умопостигаемому виду, или идее.

Аристотель подвергает это учение самой резкой критике. По-видимому, он совершенно отрицал это учение, но на самом деле он никогда не мог совершенно отделаться от него и отверг его гораздо менее, чем хотел. Критика идеологии Платона находится в XIII и XIV книгах «Метафизики» Аристотеля и в 9-й главе I книги ее.

Прежде всего, с точки зрения Аристотеля, существующие вне вещей идеи Платона недостаточно доказаны. Доказательства либо слабы, либо противоречивы или, наконец, доказывают больше, чем надо. Если есть идеи всего, то есть идеи отрицания, идеи относительного, гибнущего, так что смерть, уничтожение, отношение также имеют свои идеи.

Далее, после некоторых несущественных, иногда даже придирчивых замечаний, быть может, заимствованных у мегарской школы, Аристотель переносит свою критику на основной недостаток платоновского учения об идеях. Идеи Платона не объясняют ни бытия, ни генезиса, или происхождения вещей, идеи не обусловливают собою бытия вещей, потому что они им внутренне не присущи. Они находятся за пределами мира, «в умном месте». Вечные, неподвижные, они могли бы быть причинами скорее покоя и неподвижности, чем началом движения и генезиса. Без действия какой-либо живой силы единичные вещи, причастные идеям, не могли бы возникнуть. Философии Платона, согласно критическому мнению Аристотеля, недостает αἰτία, ὃθεν ἡ ἀρχὴ τῆς μέταβολῆς («причина, откуда начало изменения»), между тем как задача философа именно и заключается в познании видимого мира явлений.

По убеждению Аристотеля, столь же мало платоновские идеи способствуют и познанию вещей. Они не могут быть их сущностью, раз они вне их, ибо сущность не может быть вне того, чего она есть сущность. Предполагая для каждой вещи одноименную с ней идею, платоники лишь совершенно бесполезно удвояют предметы. Содержание идей совершенно равно содержанию тех эмпирических вещей, коих они суть идеи: они только тем и отличаются, что они вечны, а вещи скоропреходящи. Платоновские понятия вроде «лошадь в себе», «человек в себе» суть лишь αἰθητὰ ἀίδία – апофеоза чувственных вещей, перенесение их в область вечного бытия; это – нечто вроде греческих богов, бессмертных богочеловеков.

На таких основаниях Аристотель критикует учение Платона о том, что умопостигаемая сущность вещей имеет бытие, отличное от единичных чувственных предметов. Критика, по-видимому, сильная и сокрушительная; но затем оказывается, что Аристотель дает одной рукой то, что разрушает другой.

По мнению Аристотеля, Платон справедливо признает реальность общего, универсального. Аристотель совершенно сходится с ним в этом отношении. Без допущения εἴδη, т.е. общих видовых и родовых начал или идей, определяющих собою все вещи, их нельзя было бы понимать. Если бы не было ничего общего, ничего «единого о многом» (ἕν κατά πολλῶν), то не было бы знания: ибо знание направляется на общее и не может охватывать совокупности вещей в отдельности. Если бы не было ничего общего, объемлющего частное, то возможно было бы только ощущение, а не знание, не понятие.

Далее, не было бы ничего вечного и неподвижного. Не было бы различий: ибо все различия вещей определяются их свойствами, а свойства суть нечто общее; не было бы родов и видов, которые суть нечто действительное.

Стало быть, делает вывод Аристотель, есть нечто «единое во многом»: есть универсальные родовые понятия, относящиеся ко многим единичным предметам, имеющие реальное бытие, действительное основание. Аристотелевская критика Платона сводится в основном к тому, что эти понятия не следует разделять от вещей: «единое во многом», ἕν κατὰ πολλῶν, не следует превращать в ἕν παρά τὰ πολλά («единое отдельно от многого»), как это делает Платон с идеями.

По Аристотелю, немыслимо, чтобы сущность была вне того, чего она есть сущность. Нет человека вне людей; но вид (εἰδος) – внутренне присущ вещам (ἐνυπάρχει), как та форма (μορφὴ), которая делает каждую вещь тем, что она есть. Итак, спрашивает Аристотель, что же есть сущность? Она не есть отвлеченное понятие, не есть что-либо общее. То, что присуще многому, что сказывается во многом, не есть вещь или сущность. Сущность (οὐσία) есть лишь индивидуальное существо, не человечество, а человек. Следовательно, говорит Аристотель, сущность есть то, что не может сказываться о каком-либо другом подлежащем, но то реальное подлежащее, о котором все сказывается.

Но тут-то и возникает самая большая трудность. Если существуют только единичные вещи, то как можно их познавать или правильно мыслить в наших общих понятиях? Ведь знание направляется не на единичное, а на общее. На вопрос: «чем является эта вещь» – я по необходимости даю общее определение. Аристотель следующим образом решает этот вопрос: сущность вещи в самой ее индивидуальности определяется общим видом или формой, которая в ней воплощается. Сущность вещи есть данная форма в данной материи, сочетание материи и формы; сущность вещи есть внутренне присущая ей видовая форма (Аристотель. Метафизика. VII, II, 25).

Здесь миросозерцание Аристотеля резко отличается от платоновского: подобно Платону он признает общие начала, но видит их как реализацию лишь в единичных вещах. Однако в своей критике Платона Аристотель не становится на сторону киников, утверждающих, что общие начала суть лишь наши субъективные понятия, – слова, которым в действительности ничто не соответствует; он признает, что общие начала, общие формы существуют, но не отдельно от вещей, а в самих вещах, в самой конкретной действительности. Поэтому Аристотель допускает возможность познания лишь в форме общих понятий и ставит задачей научного исследования раскрытие общих законов в индивидуальных явлениях. Так он учит во всем: недаром он является творцом сравнительной анатомии: он старается открыть единство форм в разнообразии индивидуумов.

По материалам книги выдающегося русского философа С. Трубецкого «История древней философии»

[365 дней]

[Новая философская энциклопедия]

http://iph.ras.ru/elib/2329.html
ПЛАТОН (Πλάτων) Афинский (427–347 до н.э.) – древнегреческий философ. Первый философ, чьи сочинения дошли до нас не в кратких отрывках, цитируемых другими, а полностью.

ЖИЗНЬ. Отец Платона Аристон, происходивший из рода последнего афинского царя Кодра и афинского законодателя Солона, рано умер. Мать – Периктиона, тоже из рода Солона, двоюродная сестра одного из 30 афинских тиранов Крития, вторично вышла замуж за Пирилампа, друга Перикла, богача и известного политика. Третий сын Аристона и Периктионы Аристокл получил прозвище «Платон» («широкий») от своего учителя гимнастики за ширину плеч. Знатность и влияние семьи, а также собственный темперамент располагали Платона к политической деятельности. Сведения о его юности не поддаются проверке; сообщается, что он писал трагедии, комедии и дифирамбы; учился философии у Кратила, последователя Гераклита. Достоверно, что с 407 до н.э. он оказывается среди слушателей Сократа; по преданию, впервые услышав Сократа, Платон сжег все, что написал до сих пор и отказался от политической карьеры, решив всецело посвятить себя философии.

Казнь Сократа в 399 потрясла Платона. Он на десять лет уехал из Афин и путешествовал по Южной Италии, Сицилии, вероятно, также и по Египту. Во время этой поездки познакомился с учением Пифагора и устройством Пифагорейского союза, завязал дружбу с Архитом из Тарента и сиракузянином Дионом и испытал первое разочарование от общения с тираном Сиракуз Дионисием I: в ответ на наставления Платона, как устроить наилучшее государство, Дионисий продал философа в рабство. Выкупленный друзьями, Платон по возвращении в Афины (ок. 388–385) организовал собственную школу или, скорее, общину желающих вести философский образ жизни, по образцу пифагорейских. Юридически школа Платона (Академия) была культовым союзом блюстителей священной рощи героя Академа, почитателей Аполлона и муз; практически она сразу же стала центром философского исследования и воспитания. Стремясь не ограничиваться теорией и преподаванием, но претворить найденную философскую истину в жизнь и устроить правильное государство, Платон еще дважды (в 366 и 361, после смерти Дионисия I) отправлялся в Сицилию по приглашению своего друга и почитателя Диона. Обе поездки закончились для него горьким разочарованием.

СОЧИНЕНИЯ. Сохранилось практически все, что написал Платон. Только от его лекции о благе, впервые опубликованной учениками, до нас дошли лишь фрагменты. Классическое издание его сочинений – Corpus Platonicum, включающий 9 тетралогий и приложение, – принято возводить к Трасиллу, александрийскому платонику, астрологу, другу императора Тиберия. В приложение входили «Определения» и 6 очень кратких диалогов, которые уже в античности считались не принадлежащими Платону, так же как краткое заключение к «Законам» – «Послезаконие», написанное учеником Платона Филиппом Опунтским. 36 сочинений, вошедших в тетралогии (за исключением «Апологии Сократа» и 13 писем это диалоги), считались подлинно платоновскими вплоть до 19 в., до начала научной критики текстов. К настоящему времени признаны не подлинными диалоги «Алкивиад II», «Гигшарх», «Соперники», «Феаг», «Клитофон», «Минос», и письма, за исключением 6-го и 7-го. Оспаривается также подлинность «Гиппия Большего» и «Гиппия Меньшего», «Алкивиада I» и «Менексена», хотя большинство критиков уже признают их платоновскими.

ХРОНОЛОГИЯ. Тетралогии платоновского корпуса были организованы строго систематически; хронология платоновского творчества – предмет интереса 19–20 вв., с их вниманием к генетике, а не к систематике, и плод реконструкции современных ученых. С помощью анализа реалий, стиля, словаря и содержания диалогов была установлена их более или менее достоверная последовательность (она не может быть вполне однозначной, ибо Платон мог писать по нескольку диалогов одновременно, оставляя одни, браться за другие и возвращаться к начатым спустя годы).

Раньше всех, под непосредственным влиянием Сократа или памяти о нем (вероятно, сразу после 399) были написаны сократические диалоги «Критон», «Ион», «Евтифрон», «Лахес» и «Лисий»; к ним примыкает «Хармид», в котором намечаются подходы к построению учения об идеях. Видимо, несколько позднее написан цикл диалогов, направленных против софистики: «Евтидем», «Протагор» и важнейший из них – «Горгий». К этому же периоду следует отнести «Кратила» и «Менона», хотя их содержание выходит за рамки антисофистической полемики. «Кратил» описывает и обосновывает сосуществование двух областей: области видимых вещей, непрерывно изменчивых и текучих – по Гераклиту, и области вечного самотождественного бытия – по Пармениду. «Менон» доказывает, что знание есть припоминание истины, созерцавшейся душой до рождения. Следующая группа диалогов представляет собственно учение об идеях: «Федон», «Федр» и «Пир». В тот же период наивысшего расцвета платоновского творчества написано «Государство» (вероятно, первая книга, рассматривающая идею справедливости, написана на несколько лет раньше девяти последующих, где помимо собственно политической философии помещается завершающий обзор и схема учения об идеях в целом). Тогда же или несколько позднее Платон обращается к проблеме познания и критике собственной теории идей: «Теэтет», «Парменид», «Софист», «Политик». Два важнейших поздних диалога «Тимей» и «Филеб» отмечены влиянием пифагорейской философии. И наконец в конце жизни Платон целиком посвящает себя работе над «Законами».

УЧЕНИЕ. Сердцевина философии Платона – учение об идеях. Суть его кратко и наглядно представлена в VI книге «Государства» в «сравнении с линией»: «Возьми линию, разделенную на два неравных отрезка. Каждый такой отрезок, то есть область зримого и область умопостигаемого, раздели опять таким же путем...» (509d). Меньший из двух отрезков линии, область чувственно воспринимаемых вещей, в свою очередь делится на два класса «по признаку большей или меньшей отчетливости»: в больший класс «ты поместишь находящиеся вокруг нас живые существа, все виды растений, а также все то, что изготовляется»; в меньшем окажутся «образы – тени и отражения в воде и в плотных, гладких и глянцевитых предметах». Как тени относятся к реальным существам, их отбрасывающим, так вся область чувственно воспринимаемого в целом относится к вещам умопостигаемым: идея настолько же реальнее и живее зримой вещи, насколько вещь подлиннее своей тени; и в той же мере идея – источник бытия эмпирической вещи. Далее, сама область умопостигаемого бытия делится на два класса по степени реальности: больший класс – подлинно сущее, вечные идеи, постижимые только умом, беспредпосылочно и интуитивно; меньший класс – предмет дискурсивного предпосылочного знания, прежде всего математических наук – это числа и геометрические объекты. Присутствие (παρουσία) подлинного умопостигаемого сущего делает возможным бытие всех низших классов, существующих благодаря причастности (μέθεξις) высшему. Наконец, умопостигаемый космос (κόσμος νοητός), единственная подлинная реальность, обладает бытием благодаря наивысшему трансцендентному началу, которое именуется богом, в «Государстве» – идеей блага или Благом как таковым, в «Пармениде» – Единым. Это начало – выше бытия, по ту сторону всего сущего; поэтому оно неизреченно, немыслимо и непознаваемо; но без него никакое бытие невозможно, ибо чтобы быть, всякая вещь должна быть самой собою, быть чем-то единым и одним. Однако принцип единства, просто единое как таковое, существовать не может, ибо с прибавлением к нему предиката бытия оно станет уже двумя, т.е. множеством. Следовательно, единое – источник всякого бытия, но само по ту сторону бытия, и рассуждение о нем может быть лишь апофатическим, отрицательным. Образец такой негативной диалектики единого дает диалог «Парменид». Благом же трансцендентный первопринцип называется потому, что для всякой веши и всякого существа высшее благо заключается в том, чтобы быть, и быть самим собой в самой высокой и совершенной степени.

Трансцендентное божественное начало, по Платону, немыслимо и непознаваемо; но так же непознаваем и эмпирический мир, область «становления» (γένεσις), где все возникает и погибает, вечно меняясь и ни на миг не оставаясь тождественным себе. Верный парменидовскому тезису «мышление и бытие – одно и то же», Платон признает доступным пониманию и науке – «умопостигаемым» – лишь подлинно сущее, неизменное и вечное. «Должно разграничить две вещи: что есть вечное, не имеющее возникновения бытие и что есть всегда возникающее, но никогда не сущее. То, что постигается с помощью размышления и рассуждения, очевидно и есть вечно тождественное бытие; а то, что подвластно мнению и неразумному ощущению, возникает и гибнет, но никогда не существует на самом деле» («Тимей», 27d–28а). В каждой вещи вечна и неизменна идея (εἶδος), тенью или отражением которой вещь является. Она и составляет предмет философии. В «Филебе» об этом говорится на языке пифагорейцев: есть два противоположных начала всего сущего – «предел» и «беспредельное» (они приблизительно соответствуют «единому» и «иному» «Парменида»); само по себе и то и другое непознаваемо и не обладает бытием; предмет изучения философии и всякой специальной науки – то, что состоит из обоих, т.е. «определенное».

То, что на пифагорейско-платоновском языке называется «беспредельным» (ἄπειρον) и что Аристотель впоследствии назвал «потенциальной бесконечностью», составляет принцип континуума, в котором нет четких границ и одно постепенно и незаметно переходит в другое. Для Платона существует не только пространственный и временной континуум, но, если можно так выразиться, континуум онтологический: в эмпирическом мире становления все вещи находятся в состоянии непрерывного перехода от небытия к бытию и обратно. Наряду с «беспредельным» Платон употребляет в том же значении термин «большое и малое»: есть вещи, такие, как цвет, размер, теплота (холод), твердость (мягкость) и т.п., которые допускают градацию «больше-меньше»; и есть вещи иного порядка, не допускающие такой градации, напр., нельзя быть в большей или меньшей степени равным или неравным, в большей или меньшей степени точкой, четверкой или треугольником. Эти последние – дискретны, определенны, тождественны себе; это и есть идеи, или подлинно сущее. Напротив, все, что существует в «большей и меньшей» степени, текуче и неопределенно, с одной стороны, несамостоятельно и относительно – с другой: так, невозможно точно сказать, велик мальчик ростом или мал, ибо, во-первых, он растет, а во-вторых, это зависит от точки зрения и от того, с кем его сравнивают. «Большим и малым» называет Платон принцип, в силу которого эмпирический материальный мир отличается от своего прообраза – мира идеального; ученик Платона Аристотель назовет этот принцип материей. Еще одна отличительная черта платоновской идеи, помимо определенности (дискретности), – простота. Идея неизменна, следовательно, вечна. Отчего эмпирические вещи тленны? – Оттого, что сложны. Уничтожение и гибель – это разложение на составные части. Следовательно, нетленно то, что не имеет частей. Душа бессмертна, поскольку проста и не имеет частей; из всего, что доступно нашему воображению, ближе всего к душе геометрическая точка, простая и непротяженная. Еще ближе – арифметическое число, хотя и то и другое – всего лишь иллюстрации. Душа – идея, а идея недоступна ни воображению, ни дискурсивному рассуждению.

Кроме того, идеи – ценности. Чаще всего, в особенности в ранних сократических диалогах, у Платона рассматриваются такие идеи, как красота (или «прекрасное само по себе»), справедливость («справедливое как таковое»), благоразумие, благочестие, мужество, добродетель. В самом деле, если идеи – подлинное бытие, а источник бытия – благо, то чем реальнее нечто, тем оно лучше, тем выше стоит в иерархии ценностей. Здесь в учении об идеях обнаруживается влияние Сократа; в этом пункте оно отличается от пифагорейского учения о началах-противоположностях. В поздних диалогах Платон приводит примеры идей из пифагорейской математической метафизики: тройка, треугольник, четное, равное, подобное само по себе. Но и эти на современный взгляд внеценностные понятия для него ценностно определены: равное и подобное прекрасно и совершенно, неравенство и неподобие – мерзко и скверно (ср. Политик, 273a–e: мир вырождается, «погружаясь в беспредельную трясину неподобия»). Мера и граница прекрасны, полезны и благочестивы, бесконечность дурна и отвратительна. Хотя Платон (первым из греческих философов) стал различать теоретическую и практическую философию, собственная его онтология есть в то же время учение о ценностях, а этика насквозь онтологична. Более того, всю свою философию Платон не желал рассматривать как чисто умозрительное занятие; познать благо (единственное, что заслуживает познания и познаваемо) означало для него претворить его в жизнь; назначение подлинного философа – управление государством в согласии с высшим божественным законом мироздания (этот закон проявляется в движении светил, так что мудрый политик должен прежде всего изучать астрономию – Послезаконие 990a).

В качестве ценности и блага идея у Платона – предмет любви (ἔρως). Настоящая любовь и бывает только к идее. Поскольку душа – идея, то человек любит в другом человеке именно душу, а тело лишь постольку, поскольку оно просветлено прекрасной разумной душой. Любовь только к телу – неподлинная; она не приносит ни блага, ни радости; это заблуждение, ошибка темной души, ослепленной вожделением, которое противоположно любви. Любовь – эрос – есть стремление; стремление души на родину, в вечную область бытия, прекрасного как такового; поэтому здесь душа устремляется ко всему, в чем видит отражение того прекрасного (Пир, 201d–212а). Впоследствии у Аристотеля, ученика Платона, бог – «вечный двигатель» – будет двигать мир именно любовью, ибо все сущее любовно стремится к источнику своего бытия.

С логической точки зрения идея есть то, что отвечает на вопрос «Что это?» применительно ко всякой вещи, ее суть, логический вид (εἶδος). Здесь Платон также следует учению Сократа, и именно этот аспект теории идей был с самого начала наиболее уязвим для критики. В первой части диалога «Парменид» Платон сам приводит главные аргументы против толкования идей как общих понятий, существующих самостоятельно и отдельно от причастных им вещей. Если в «Федоне», «Федре», «Пире» идеи рассматриваются как вполне трансцендентные эмпирическому миру, а в «Государстве» высшее Благо еще называется «идеей», то в «Пармениде» в качестве подлинной трансценденции вводится Единое, стоящее выше и по ту сторону всякого бытия, в т. ч. и истинного, т.е. идей. После «Парменида», в диалоге «Софист» Платон критикует как материалистический имманентизм, так и собственную теорию отделенности идей (χωρισμός) и пытается представить идеи в виде системы категорий – пяти «величайших родов»: бытие, тождество, отличие, покой и движение. В дальнейшем, в «Тимее» и «Филебе», в качестве примеров идей выступают уже пифагорейские начала – преимущественно математические объекты, а не общие понятия, как в ранних диалогах, и сам термин «идея» уступает место таким синонимам, как «бытие», «подлинно сущее», «образец» и «умопостигаемый космос».

Помимо определенности, простоты, вечности и ценности платоновскую идею отличает познаваемость. Следуя за Парменидом и элеатами, Платон различает собственно знание (ἐπιστήμη) и мнение (δόξα). Мнение мы составляем на основе данных чувственного восприятия, которые опыт преобразует в представления, а наше мышление (дианойя), абстрагируя и обобщая представления, сопоставляя понятия и делая выводы, превращает в мнение. Мнение может быть истинным или ложным; может относиться к вещам эмпирическим или умопостигаемым. Относительно эмпирических вещей возможно только мнение. Знание не основывается на данных ощущения, не бывает ложным, не может относиться к эмпирии. В отличие от мнения знание не является результатом процесса познания: мы можем знать лишь то, что знали всегда. Следовательно, знание – плод не дискуссии, а едино-моментного (точнее, вневременного) созерцания (θεωρία). До нашего рождения, до воплощения, наша крылатая душа, чей умственный взор не был затуманен телом, видела истинное бытие, участвуя в хороводе небожителей (Федр). Рождение человека, с точки зрения знания, есть забвение всего, что знала душа. Цель и смысл человеческой жизни – припомнить то, что душа знала до падения на землю (поэтому истинный смысл жизни и спасение души обретаются в занятиях философией). Тогда после смерти душа вернется не в новое земное тело, а на свою родную звезду. Знание как раз и есть припоминание (анамнесис). Путь к нему – очищение (должно очистить глаза души от мути и грязи, привносимых телом, прежде всего плотскими страстями и вожделениями), а также упражнение, аскеза (занятия геометрией, арифметикой и диалектикой; воздержание в пище, питье и любовных удовольствиях). Доказательство того, что знание есть припоминание, приводится в «Меноне»: мальчик-раб, никогда ничему не учившийся, способен понять и доказать трудную теорему об удвоении площади квадрата. Знать – значить видеть, и предмет знания не случайно называется «видом», идеей (εἶδος). Более того, чтобы знать нечто, нужно быть тождественным предмету знания: душа сама есть идея, поэтому она может знать идеи (если освободиться от тела). В более поздних диалогах (Софист, Тимей) то, чем душа видит и знает идеи, называется умом (нус). Этот платоновский ум не столько субъект, сколько объект знания: это «умопостигаемый мир», совокупность всех идей, целостная реальность. В качестве субъекта этот же ум выступает не как познаватель, а как деятель; он – творец нашего эмпирического мира, Демиург (в «Тимее»). Применительно же к знанию субъект и объект у Платона неразличимы: знание истинно лишь тогда, когда познающее и познаваемое – одно.

МЕТОД. Поскольку знание для Платона не есть сумма сведений, внешних для познающего и благоприобретаемых, постольку и процесс обучения – это в первую очередь воспитание и упражнение. Платоновский Сократ называет свой метод воздействия на собеседников майевтикой, т.е. повивальным искусством: как мать его была повивальной бабкой, так и сам Сократ занимается тем же ремеслом, только принимает роды не у женщин, а у юношей, помогая родить не человека, а мысль и мудрость. Его призвание – отыскивать юношей, чья душа беременна знанием, и помогать им выносить и произвести на свет дитя, а затем определить, что родилось – ложный призрак или истина (Теэтет 148–151). Рождаемые один за другим призраки – ложные мнения о предмете исследования – следует уничтожать одно за другим, расчищая место для истинного плода. Все ранние платоновские – сократические – диалоги носят майевтический характер: в них опровергаются неверные толкования предмета, а верное толкование не дается, ибо слушатель Сократа и читатель Платона должен родить его сам. Т.о., большая часть диалогов Платона – апории без однозначного вывода. Сама парадоксальность и апоретичность должна благотворно воздействовать на читателя, пробуждая в нем недоумение и удивление – «начало философии». Кроме того, как пишет Платон уже в позднем 7 письме, само знание не может быть выражено словами («то, что слагается из имен существительных и глаголов, не бывает достаточно надежным», 343b). «Для каждого из существующих предметов есть три ступени, с помощью которых необходимо образуется его познание; четвертая ступень – это само знание, пятой же должно считать то, что познается само по себе и есть подлинное бытие» (342b). Слова и воображение годятся лишь на первых трех ступенях; дискурсивного мышления хватает лишь до четвертой. Вот почему Платон не ставил перед собой задачи дать систематическое изложение философии – оно могло бы лишь ввести в заблуждение, создав у читателя иллюзию знания. Вот почему основная форма его сочинений – диалог, в котором сталкиваются различные точки зрения, опровергая и очищая друг друга, но не произносится окончательное суждение о предмете. Исключение составляет «Тимей», предлагающий сравнительно систематический и догматический свод платоновского учения о боге и мире; однако в самом начале делается предупреждение, что это сочинение ни в коем случае нельзя делать достоянием непосвященных, ибо им оно не принесет ничего, кроме вреда – соблазна и заблуждения. Кроме того, все повествование неоднократно именуется «правдоподобным мифом», «правдивым сказанием» и «вероятным словом», ибо «мы всего лишь люди», и высказать или воспринять со слов окончательную истину не в состоянии (29c). В диалогах «Софист» и «Политик» Платон пытается разработать новый метод исследования – дихотомическое деление понятий; этот метод не прижился ни у самого Платона, ни у его последователей как не вполне плодотворный.

ПЛАТОН И ПЛАТОНИЗМ. От античности до эпохи Возрождения просто Философом, без уточнения имени, называли не Платона, а Аристотеля (как просто Поэтом звали Гомера). Платона же всегда называли «божественным», или «богом философов» (Цицерон). От Аристотеля вся последующая европейская философия заимствовала терминологию и метод. От Платона – большую часть проблематики, остававшейся неизменно актуальной по крайней мере вплоть до Канта. Впрочем, после Канта Шеллинг и Гегель вновь возродили к жизни платонизм. Для античных авторов слово Платона божественно, потому что он, подобно оракулу или пророку, видит и изрекает истину по вдохновению свыше; но так же, как оракул, он изъясняется темно и двусмысленно, и толковать его слова можно по-разному.

В эпоху эллинизма и поздней античности два наиболее влиятельные направления философии были платонизм и стоицизм. Со времени Макса Вебера античную философию – именно платоновского или стоического толка – нередко классифицируют как «религию спасения», ставя ее в ряд с буддизмом, христианством и исламом. И это справедливо: для платоника и стоика философия была не автономной наукой среди др. специализированных наук, а знанием как таковым, причем знание рассматривалось как смысл, цель и условие спасения человека от страданий и смерти. Познающая часть души – ум – для стоиков «главное», для платоников – единственно изначальное и бессмертное в человеке. Разум – основа и добродетели, и счастья. Философия и ее венец – мудрость – это образ жизни и устроение человека, стремящегося к совершенству или достигшего его. По Платону, философия определяет и загробную участь человека: ему суждено тысячелетиями вновь и вновь перевоплощаться для страданий земной жизни, пока он не овладеет философией; лишь тогда, освободившись от тела, душа вернется на родину, в область вечного блаженства, слившись с душой мира («Государство», кн. X). Именно религиозная составляющая учения обусловила постоянное возрождение интереса к Платону и к Стое в европейской мысли вплоть до наших дней. Доминанту этой религиозной составляющей можно схематически обозначить как дуализм у платоников и пантеизм у стоиков. Как бы сильно ни разнилась метафизика Платона, Филона Александрийского, Плотина, Прокла, средневековых реалистов и неоплатоников Возрождения, основополагающим у них остается разделение двух миров: эмпирического и идеального, умопостигаемого. Все они признают бессмертие души (в ее разумной части) и видят смысл жизни и спасение в освобождении от уз тела и мира. Почти все они исповедуют трансцендентного Бога-Творца и высшим видом познания считают интеллектуальную интуицию. По единственному признаку – дуалистическому полаганию двух несводимых друг к другу субстанций – Лейбниц классифицировал Декарта как платоника и критиковал его за «платонизм».

Достаточно сложным было отношение к платонизму христианских мыслителей. С одной стороны, из всех языческих философов Платон, по выражению Августина, к христианству ближе всего. Уже со 2 в. у христианских авторов повторяется предание о том, как Платон во время путешествия по Египту познакомился с Моисеевой Книгой Бытия и списал с нее своего «Тимея», ибо учение о всеблагом, всемогущем и всеведущем Боге, сотворившем мир исключительно по причине своей благости, не могло без откровения свыше возникнуть в языческой голове. С другой стороны, для христианства были неприемлемы многие ключевые моменты платонизма: прежде всего дуализм, а также учение о предсуществовании идей в уме Творца и о предсуществовании и переселении души. Именно против платоников выступал уже во 2 в. Татиан, утверждая, что «душа сама по себе не бессмертна, эллины, но смертна... Сама по себе она есть не что иное, как тьма, и нет в ней ничего светлого» (Речь против эллинов, 13). За платонизм осуждено в 4 в. учение Оригена. Августин, большую часть жизни мысливший в духе дуализма под влиянием манихеев и Платона с Плотиной, под конец резко порывает с этой традицией, находя ее соблазнительной и противной христианству, осуждает увлечение знанием и философией, призывая к смирению и послушанию без высокоумия. За «платоновскую ересь» осужден в 12 в. Церковью Иоанн Итал, а позднее борется с платониками-гуманистами Возрождения, опираясь на Аристотеля, Григорий Палама.

Первым и основательнейшим критиком платонизма выступил ученик самого Платона Аристотель. Он критикует Платона именно за дуализм – учение об отделенном существовании идей, а также за пифагорейскую математизацию естествознания – учение о числах как первой истинной и познаваемой структуре эмпирического мира. В изложении Аристотеля платонизм предстает радикально дуалистическим учением, гораздо более близким к философии пифагорейцев, нежели это можно заметить по собственным диалогам Платона. Аристотель излагает законченную догматическую систему, которой нет в текстах Платона, но именно подобная система будет затем положена в основу метафизики неоплатонизма. Это обстоятельство заставило некоторых исследователей предположить, что помимо писаных диалогов, предназначенных для широкого круга читателей, Платон распространял в узком эзотерическом кругу «неписаное учение» для посвященных (начатая книгами К.Гайзера и Г.Кремера дискуссия о «неписаном учении» Платона продолжается по сей день). Из писаных диалогов наибольший интерес всегда вызывал «Тимей», считаясь квинтэссенцией платоновского творчества. По выражению Уайтхеда (Whitehead А.N. Process and Realty. N. Y, 1929, p. 142 sqq.), всю историю европейской философии можно рассматривать как пространный комментарий к «Тимею».

Сочинения:

1. Platonis dialogi secundum Thrasylli tetralogies, t. I–VI, rec. С.F.Hermanni. Lipsiae, 1902–1910;

2. Platonis opera, vol. 1–5, ed. J.Burnet. Oxf., 1900–1907;

3. в рус. пер.: Сочинения Платона, переведенные и объясненные проф. [В.Н.] Карповым, т. 1–6. М., 1863–79;

4. Полное собрание творений Платона, пер. под ред. С.А.Жебелева, Л.П.Карсавина, Э.Л.Радлова, тт. 1, 4, 5, 9, 13–14. Пг./Л., 1922–29;

5. Сочинения, ред. А.Ф.Лосева, В.Ф.Асмуса, А.А.Тахо-Годи, т. 1–3 (2). М., 1968–72 (переизд.: Собрание сочинений, т. 1–4. М., 1990–95).

Литература:

1. Асмус В.Ф. Платон, 2-е изд. М., 1975;

2. Лосев А.Ф. История античной эстетики. Софисты. Сократ. Платон. М., 1969;

3. Лосев А.Ф., Тахо-Годи А.А. Платон. Аристотель. М., 1993;

4. Платон и его эпоха, сб. ст. М., 1979;

5. Васильева Т.В. Афинская школа философии. Философский язык Платона и Аристотеля. М., 1985;

6. Она же. Писаная и неписаная философия Платона. – В сб.: Материалы к историографии античной и средневековой философии. М., 1990;

7. Она же. Путь к Платону. М., 1999;

8. Доброхотова Л. Категория бытия в классической западноевропейской философии. М., 1986, с. 3–148;

9. Мочалова И.Н. Критика теории идей в Ранней Академии. – В сб. ΑΚΑΔΗΜΕΙΑ: Материалы и исследования по истории платонизма. СПб., 1997, с. 97–116;

10. Natorp Р. Platon’s Ideenlehre, 1903;

11. Robin L. La théorie platonicienne des idées et de nombres d’après Aristote. P., 1908;

12. Cherniss H. Aristotle’s Criticism of Plato and the Academy. Baltimore, 1944;

13. Wilamowitz-Moel-lendorff U. v. Plato. Sein Leben und seine Werke. В.–Fr./M., 1948;

14. Friedländer P. Platon, Bd. 1–3. B.–N. Y., 1958–69;

15. Krämer H.J. Der Ursprung der Geistmetaphysik, 1964;

16. Allen R.E. (ed.). Studies in Plato’s Metaphysics. L., 1965;

17. Gadamer H.G. Piatos dialektische Ethik. Hamb., 1968;

18. Gaiser K. Platon’s Ungeschriebene Lehre. Stuttg., 1968;

19. Guthrie W.К.С. A History of Greek Philosophy, vol. 4–5. Cambr., 1975–78;

20. Vlastos G. Platonic Studies. Princeton, 1981;

21. Thesleff H. Studies in Platonic Chronology. Helsinki, 1982;

22. Wyller E.A. Der späte Platon. Hamb., 1970;

23. Tigerstedt Ε.Ν. Interpreting Plato. Stokholm, 1977;

24. Sayre Κ.Μ. Plato’s Later Ontology. Princeton, 1983;

25. Ledger G.R. Recounting Plato. A Computer Analysis of Plato’s Style. Oxf., 1989;

26. Thesleff H. Studies in Plato’s Chronology. Helsinki, 1982;

27. Brandwood L. The Chronology of Plato’s Dialogues. Cambr., 1990;

28. Methods of Interpreting Plato and His Dialogues, ed. by J.С.Klagge and N.D.Smith. Oxf., 1992;

29. Kraut R. (ed.). Cambridge Companion to Plato. Cambr., 1992;

30. Chappel T. The Plato Reader. Edinburg, 1996.

Библиография:

1. Platon 1990–1995, «Lustrum» 40, 1998.

Словари:

1. Ast Fr. Lexicon Platonicum, sive Vocum Platonicum Index. Lpz., 1835–38 (repr. Darmstadt, 1956);

2. Brandwood L. A Word Index to Plato. Leeds, 1976.

Т.Ю.Бородай