*305. Вторая мировая война-3

[Тит Ливий]

(05(18).07.1910–11.02.1983) — дипломат. С 1937 г. в НКИД СССР. В 1943–1949 гг. старший помощник наркома — министра иностранных дел СССР. В 1949–1952 гг. одновременно генеральный секретарь МИД СССР, член коллегии МИД СССР и заместитель министра иностранных дел СССР. В 1952–1956 гг. член Центральной Ревизионной Комиссии КПСС. В 1953–1954 гг. заведующий I Европейским отделом МИД СССР. В 1954–1957 гг. Чрезвычайный и Полномочный Посол СССР в Турции. В 1957–1965 гг. генеральный секретарь МИД СССР и член коллегии МИД СССР. В 1965–1971 гг. Чрезвычайный и Полномочный посол СССР в Австрии. В 1971–1983 гг. Чрезвычайный и Полномочный Посол СССР по особым поручениям. Умер в Москве.

[Тит Ливий]

https://www.alexanderyakovlev.org/fo...es-doc/1012000

19.06.1941

Сегодня в 14 час. 30 мин. я принял Поверенного в делах Финляндии Хюннинена, которому сообщил о согласии Советского правительства дать агреман назначаемому Финляндским правительством на пост своего посланника в Москве г-ну Идман Карл Густав.

Хюннинен принял это сообщение с благодарностью и обещал уведомить об этом свое правительство.

Пользуясь случаем, я спросил Хюннинена, известно ли ему о сегодняшнем сообщении Германского информационного бюро, в котором говорится:

«Финляндия для сохранения своей безопасности так же, как и другие нейтральные государства, приступила к мероприятиям по укреплению оборонной готовности, мобилизовав свои резервы для чрезвычайных маневров».

Хюннинен заявил, что сообщение Германского информационного бюро он не читал и ему неизвестно о каких-либо чрезвычайных маневрах, проводимых в Финляндии. Насколько мне известно, сказал Хюннинен, в Финляндии проводятся так же, как и в других странах, обычные маневры — раз в год.

Хюннинен высказал, вместе с тем, готовность запросить Хельсинки и выяснить более подробно характер проводимых в Финляндии маневров.

Я ответил, что в этом надобности нет, ибо этот вопрос для меня особого интереса не представляет, а спросил я об этом между прочим, пользуясь случаем.

На этом беседа закончилась.

При беседе присутствовал т. Маевский.

А. Вышинский

АВП РФ. Ф. 07. Оп. 2. П. 9. Д. 27. Лл. 32–33. Машинопись. Заверенная копия.

Указана рассылка: Сталину, Молотову, Ворошилову, Кагановичу, Микояну, Лозовскому, Соболеву.

[Тит Ливий]

— поверенный в делах Финляндии в СССР в мае-июне 1941 г.

[Тит Ливий]

— в 1941 г. заведующий отделом Скандинавских стран НКИД СССР.

[Тадаси Сакая]

https://www.alexanderyakovlev.org/fo...es-doc/1012002

19.06.1941

Учитывая обстановку, существующую здесь, я сжег нижеследующие секретные документы:

1. Все военно-морские шифры, шифры «Канада», «Германия», «Канаэ», «Зеландия», «Аляска».

2. Все телеграммы и секретные отношения, за исключением телеграмм и отношений за 1941 г.

3. Все секретные протоколы.

Если возникнет чрезвычайная обстановка, то я оставлю только шифры «Бельгия», «Перу», «Колумбия» и «Куба», а остальное сожгу.

Сакая

ЦА ФСБ РФ. Коллекция документов. Машинопись. Заверенная копия.

[Публий Корнелий Тацит]

https://www.alexanderyakovlev.org/fo...es-doc/1012003

19.06.1941

На встрече 19 июня «Гау» передал сведения, полученные им от «Дарьи» и «Марты».

Вчера в МИД Италии пришла телеграмма итальянского посла в Берлине, в которой тот сообщает, что высшее военное немецкое командование информировало его о начале военных действий Германии против СССР между 20 и 25 июня сего года.

ЦА ФСБ РФ. Коллекция документов.

[Публий Корнелий Тацит]

https://www.alexanderyakovlev.org/fo...es-doc/1012004

19.06.1941

№ 0042

Совершенно секретно

Экз. № 1

СОДЕРЖАНИЕ: О маскировке аэродромов, воинских частей и важных военных объектов округов.

По маскировке аэродромов и важнейших военных объектов до сих пор ничего существенного не сделано.

Аэродромные поля не все засеяны, полосы взлета под цвет местности не окрашены, а аэродромные постройки, резко выделяясь яркими цветами, привлекают внимание наблюдателя на десятки километров.

Скученное и линейное расположение самолетов на аэродромах при полном отсутствии их маскировки и плохая организация аэродромного обслуживания с применением демаскирующих знаков и сигналов окончательно демаскируют аэродром.

Современный аэродром должен полностью слиться с окружающей обстановкой и ничто на аэродроме не должно привлекать внимание с воздуха.

Аналогичную беспечность к маскировке проявляют артиллерийские и мотомеханизированные части: скученное и линейное расположение их парков представляет не только отличные объекты наблюдения, но и выгодные для поражения с воздуха цели.

Танки, бронемашины, командирские и другие спецмашины мотомеханизированных и других войск окрашены красками, дающими яркий отблеск, и хорошо наблюдаемы не только с воздуха, но и с земли.

Ничего не сделано по маскировке складов и других важных военных объектов.

ПРИКАЗЫВАЮ:

1. К 1.7.41 засеять все аэродромы травами под цвет окружающей местности, взлетные полосы покрасить и имитировать всю аэродромную обстановку соответственно окружающему фону.

2. Аэродромные постройки до крыш включительно закрасить под один стиль с окружающими аэродром постройками. Бензохранилища зарыть в землю и особо тщательно замаскировать.

3. Категорически воспретить линейное и скученное расположение самолетов; рассредоточенным и замаскированным расположением самолетов обеспечить их полную ненаблюдаемость с воздуха.

4. Организовать к 5.7 в каждом районе авиационного базирования 500 км пограничной полосы 8–10 ложных аэродромов, оборудовать каждый из них 40–50 макетами самолетов.

5. К 1.7 провести окраску танков, бронемашин, командирских, специальных и транспортных машин. Для камуфлированного окрашивания применить матовые краски применительно к местности районов расположения и действий. Категорически запретить применять краски, дающие отблеск.

6. Округам, входящим в угрожаемую зону, провести такие же мероприятия по маскировке: складов, мастерских, парков и к 15.7.41 обеспечить их полную ненаблюдаемость с воздуха.

7. Проведенную маскировку аэродромов, складов, боевых и транспортных машин проверить с воздуха наблюдением отв. командиров штабов округов и фотосъемками. Все вскрытые ими недочеты немедленно устранить.

8. Исполнение донести 1.7 и 15.7.41 через начальника Генерального штаба.

Народный комиссар обороны СССР

Маршал Советского Союза (С. Тимошенко)

Начальник Генерального штаба Красной Армии

генерал армии (Жуков)

РГВА. Коллекция документов. Машинопись. Подлинник. Автограф.

[Публий Корнелий Тацит]

https://www.alexanderyakovlev.org/fo...es-doc/1012005

19.06.1941

Сов. секретно

При проверке состояния стрелкового оружия в 175-м и 6-м стрелковых полках 1-й мотострелковой дивизии МВО, 17–18 июня инспекцией УСВ ГАУ из общего числа 196 осмотренных магазинов к пистолетам-пулеметам (ППД) обнаружено 60 магазинов с поломанными и заржавленными пружинами.

Пистолеты-пулеметы, в которых обнаружена поломка пружин в магазинах, изготовлены в 1940 году заводом № 2. НКВ пружины подавались заводом «Красный Гвоздильщик» НКЧМ.

Докладываю, что при сборке на заводе и неоднократных испытаниях на полигоне этого дефекта не наблюдалось.

Для немедленного приведения в боеготовность пистолетов-пулеметов приняты следующие меры:

1. Дано указание округам о немедленном пересмотре магазинов и отбраковке негодных.

2. Наркомат вооружения передает 56 000 барабанов с заводными пружинами к магазинам пистолетов-пулеметов и высылает бригады для их замены в округах.

3. Создается комиссия совместно с представителями промышленности по проверке правильности технологического процесса изготовления пружин и отработке технических норм контроля.

О результатах поверки и исправления магазинов по округам доложу.

Народный комиссар обороны Союза ССР

Маршал Советского Союза Тимошенко

Зам. народного комиссара обороны Союза ССР

Маршал Советского Союза Кулик

АП РФ. Ф. 3. Оп. 46. Д. 347. Лл. 10–11. Подлинник.

[Рудольф Ликус]

https://www.alexanderyakovlev.org/fo...es-doc/1012008

14–19.06.1941

В берлинском дипломатическом корпусе германо-русские отношения по-прежнему являются предметом постоянных обсуждений. Появившиеся в английской прессе статьи на эту тему рассматриваются в кругах американских дипломатов как предупреждение Англии Кремлю. Англия делает это предупреждение, чтобы затормозить ведущиеся якобы в настоящее время германо-русские переговоры и помешать русским пойти на дальнейшие уступки фюреру.

По-прежнему в дипломатическом корпусе распространяется и подробно обсуждается слух о том, что [...] ожидается официальный визит в Германию главы русского государства. Этот слух особенно активно распространяется болгарской миссией. [...] В посольстве США, в шведской и швейцарской миссиях можно услышать, что встреча имперского министра иностранных дел с Молотовым или фюрера со Сталиным не исключена. Такая встреча якобы будет означать не что иное, как последнюю германскую попытку оказать на Россию мощнейшее давление. [...]

Спецпоезд, 14 июня 1941 г. Л[икус]

Публикация опровержения ТАСС (от 13 июня 1941 г.) в условиях нарастания нервозности и отсутствия ясности относительно намерений фюрера воспринята иностранцами, проживающими в Берлине, как полная сенсация. [...]

В интерпретации значения московской публикации мнения расходятся так же сильно, как и в оценке возможного развития германо-русских отношений. В посольстве США преобладает мнение, что Кремль своей вчерашней публикацией продемонстрировал лишь растущий страх перед столкновением с Германией и что смысл заявления ТАСС — выражение готовности к переговорам. Поэтому там верят в то, что Германия в настоящий момент хочет оказать на Советский Союз сильнейшее давление, чтобы добиться от него принятия требований, которые в нормальных условиях были бы недискутабельными. [...]

В целом же среди иностранцев, проживающих в Берлине, царит полное замешательство, которое выражается в том, что они покорно признают, что разобраться в происходящем просто невозможно. Произведенная вчера конфискация «Фелькишер беобахтер» со статьей д-ра Геббельса лишь усилила замешательство среди иностранцев.

Единственное, во что сегодня верят берлинские иностранные дипломаты и иностранные журналисты, это то, что решений, касающихся отношений между Германией и Советским Союзом, со всей очевидностью, следует ожидать не в ближайшие недели, а в ближайшие дни.

Берлин, 14 июня 1941 г. Л[икус]

Советские журналисты в Берлине отвечают на постоянно задаваемые им представителями прессы других стран вопросы, касающиеся слухов о советско-германских отношениях, с подчеркнутым безразличием. Они стереотипно заявляют, что отношения между Советским Союзом и Германией совершенно нормальные, они основываются на многочисленных договоренностях, и Москва не имеет никаких оснований заниматься заграничными слухами и домыслами.

В этой связи советские журналисты регулярно обращают внимание (своих собеседников) на недавнее опровержение ТАСС, которое, по их словам, содержит якобы все то, что сегодня можно сказать о состоянии германо-русских отношений [...].

Берлин, 18 июня 1941 г. Л[икус]

Представитель Юнайтед пресс в Анкаре Дакнеа Шмидт передал берлинскому отделению Юнайтед пресс секретное сообщение о политических взглядах на германо-русские отношения, которые распространены в руководящих турецких кругах в Анкаре. По данным Шмидта, в Анкаре утверждают, что Германия предъявила Советскому Союзу следующие требования:

1) возвращение Бессарабии Румынии, что якобы со всей определенностью было обещано (Гитлером) главе румынского государства во время визита того в Мюнхен,

2) использование рейхом различных нефтяных месторождений Советского Союза, а сверх того — участие в эксплуатации Украины в течение 40 лет.

Турецкие круги [...] придерживаются мнения, что до сих пор германские требования выдвигались в чересчур резкой форме и поэтому по соображениям престижа не могли быть приняты русским правительством [...].

Утверждается, что, согласно последним сообщениям из Москвы, Берлином и Москвой найдена формула, позволяющая Советскому Союзу, сохраняя престиж великой державы, удовлетворить немецкие пожелания. В настоящий момент [...] в турецких кругах оценивают состояние [...] германо-русских отношений позитивно.

Берлин, 19 июня 1941 г. Л[икус]

РА АА Bonn. Dienstelle Ribbentrop. Vertrauliche Berichte. 2/2. Teil 2. Bl. 26071–26072, 26075–26077, 26087, 26094–26095.

[Александр Добровольский]

http://www.mk.ru/social/2016/06/17/s...estvennoy.html
«Отец сразу доложил Сталину о звонке»
17.06.2016 в 18:59

Совсем скоро мы будем отмечать печальный юбилей — 75 лет с того страшного июньского дня 1941 года, когда Россия оказалась на краю бездны. Во время Великой Отечественной Анастас Микоян был одним из самых главных «действующих лиц» в руководстве воюющей страны — нарком, член Государственного комитета обороны... Однако далеко не все знают, что в те суровые годы с немецким нашествием боролся не только Анастас Иванович, но и трое его сыновей, которые стали летчиками-истребителями. Старший из них, Степан, принял участие в боевых действиях с первых же недель войны. Корреспондент «МК» встретился с генерал-лейтенантом в отставке Степаном Анастасовичем Микояном.

Степан Микоян в 1940 году.

Ему тогда было неполных 19. Годом раньше, в августе 1940-го, Степан Микоян вместе с другом Тимуром Фрунзе (сыном советского полководца) поступили в Качинскую авиационную школу в Крыму. Войну они встретили, будучи курсантами.

— Вы помните тот день, 22 июня 1941 года?

— Ранним утром, часов в пять, вдруг раздался голос старшины: «Подъем! Боевая тревога!» Ничего особенного в этом не было, учебные тревоги проводили регулярно. Так что и на сей раз мы привычно стали быстро одеваться, только сетовали: «Какой дурак придумал тревогу утром в воскресенье объявлять?!» Однако когда построились во дворе, вместо обычного «Отбой, разойдись!» прозвучала команда бежать на поле за окраиной летного городка и там попарно залечь, образуя линию обороны. Побежали, залегли... Часов в восемь утра разбудил звук мотора: на грузовике привезли патроны, а до этого боеприпасов у нас не было! Приехавшие на машине и сообщили нам, что война началась.

Конечно, известие о нападении Германии на СССР взволновало. Но главную тревогу у нас, молодых, вызывало то, что война (безусловно, победная!) может слишком быстро закончиться и мы не успеем повоевать с фашистами!

Дней десять спустя объявили, что «Кача» эвакуируется. 6 июля погрузились в теплушки и отправились под Саратов, в местечко Красный Кут. По случаю начавшейся войны нас доучивали по ускоренной программе, так что уже 3 сентября состоялся выпуск нашего курса, мы получили лейтенантские «кубики» на петлицы.

Анастас Микоян с женой Ашхен и сыновьями. 1940 г.

Ожидаемая неожиданность

— Отец-нарком вспоминал при вас о ситуации, сложившейся в начале войны? Было ли нападение Германии действительно неожиданным?

— Начну с того, что мне самому довелось услышать в 1950-х от двух бывших сотрудников советского посольства в Германии — мидовца И.С.Чернышева и A.M.Короткова, который работал там по линии органов госбезопасности. Они рассказали, что еще за 1,5–2 месяца до начала войны подготовили подробный доклад для московского руководства о массовом перемещении гитлеровских войск к границе СССР. А 19 июня вечером из берлинского посольства было направлено в Москву сообщение о том, что немцы начнут войну рано утром 22 июня.

Отец, Анастас Иванович Микоян, который, будучи в 1941-м заместителем председателя Совнаркома СССР, курировал морской торговый флот, вспоминал, как за пару дней до начала войны ему позвонил начальник Рижского порта: более 20 германских судов, стоявших в порту под погрузкой или разгрузкой, вдруг разом прекратили все работы и готовятся к выходу в море. Такого раньше никогда не случалось. Отец сразу доложил Сталину о звонке, предложив не выпускать немецкие суда из гавани. Но Сталин возразил, что если мы их задержим, это даст повод Гитлеру начать войну, и распорядился не чинить немцам препятствий.

Между тем было очевидно, что срочный уход немецких судов предвещает начало войны в ближайшее время. Имелись и другие факты. Еще в середине июня состоялся массовый отъезд в рейх семей сотрудников германского посольства. 20 или 21 июня пришло агентурное известие, что в посольстве немцы жгут бумаги. А в ночь на 22-е Сталину в присутствии отца и других членов Политбюро доложили о переплывшем пограничную реку Прут немецком фельдфебеле, который сообщил, что нападение произойдет ближайшим утром...

Но Сталин считал, что все это — умело подготовленная немцами дезинформация и требовал «не поддаваться на провокации». Он упорно отказывался подписать директиву о приведении войск приграничных округов в полную боевую готовность. Такое распоряжение было подготовлено наркомом Тимошенко и начальником Генштаба Жуковым, и его поддерживали, как рассказывал отец, многие члены Политбюро. В конце концов Сталин согласился отправить в войска лишь предупреждение о том, что «в течение 22–23 июня возможно внезапное нападение немцев, которое может начаться с провокационных действий». Однако эта директива Москвы, переданная 22 июня в 0.30, оказалась запоздалой.

— В общем, готовились, но в итоге оказались не готовы...

— Нужно учитывать и тот факт, что грядущие боевые действия против нацистов в наших политических и армейских верхах видели исключительно в победно-наступательном варианте. Я помню статьи в газетах, разговоры военных, касающиеся изучения в академиях вопросов стратегической обороны. Единственно правильным считалось мнение, что в случае нападения на нашу страну мы сразу же перенесем войну на территорию противника и будем лихо наступать.

— Своенравный характер Сталина не раз осложнял ситуацию...

— Упомяну лишь об одном эпизоде, о котором слышал от отца. Речь идет о первой попытке нашего наступления на Харьков в 1942 году. Эта войсковая операция редко упоминалась в советские годы. Между тем катастрофические последствия ее сильно повлияли на дальнейший ход войны.

Предложенную маршалом Тимошенко харьковскую операцию одобрил Сталин. И.Х.Баграмян, бывший в то время начальником оперативного отдела штаба фронта, вспоминал позднее: в начале наступления он, проанализировав оперативные данные, увидел, что возникает угроза удара германской танковой группировки во фланг нашим атакующим войскам. Баграмян сразу доложил об этом Тимошенко, но тот не рискнул обращаться к Сталину с просьбой об отмене наступления. Тогда Иван Христофорович попросил помочь Н.С.Хрущева, который был членом Военного совета фронта. Свидетелем дальнейших событий стал мой отец. Вместе с еще несколькими членами Политбюро он приехал к Сталину на «ближнюю дачу». Сидели в большой столовой, на другом конце комнаты находился столик с телефонами. Вдруг зазвонил телефон правительственной связи «ВЧ». Трубку поднял Маленков. Сталин его спрашивает: «Кто звонит?» — «Хрущев». — «Спроси, что он хочет». Маленков выслушал Хрущева и сказал: «Он говорит, что надо прекратить наступление на Харьков, поскольку есть угроза окружения наших частей». А Сталин в ответ: «Положи трубку — много он понимает! Приказы не обсуждают, а выполняют!» Рассказывая об этом, отец не скрывал досады: «Даже не захотел к телефону подойти! Человек звонил с фронта, где идет бой и гибнут люди, а ему трудно было сделать десяток шагов!» В результате такого сталинского «снобизма» войска Красной армии под Харьковом попали в окружение и понесли огромные потери, немцам открылась дорога к Сталинграду...

1942 г. 434-й истребительный полк под Сталинградом. Надпись на самолете в честь погибшего Володи Микояна.

Ошибка героя

— Вернемся к вашей «личной» войне. Вот новоиспеченный лейтенант Степан Микоян расстается с летной школой, а дальше?

— Получил назначение в один из полков ПВО столицы — 11-й истребительный. Это было авиационное подразделение, которое «опекал» сам Василий Сталин. Если в школе я освоил И-16, то здесь предстояло воевать на более современном истребителе — Як-1. Пришлось переучиваться.

С наступлением зимы самолеты перекрасили в белый цвет — ради маскировки. Но истребитель, который достался мне, сохранил свою заводскую зеленую окраску: его только недавно передали в полк и в белое «переодеть» не успели. Это и сыграло впоследствии роковую роль.

Наши «Яки» стояли на Центральном аэродроме — в районе Ходынки. Оттуда мы отправлялись на задания: патрулировали воздушное пространство к западу от столицы, выходили на перехват шедших в сторону Москвы немецких самолетов, летали на прикрытие конницы Доватора, действовавшей в тылу у гитлеровцев...

Это случилось 16 января, во время моего очередного, 13-го по счету (вот и не верь в приметы!) вылета на боевое задание. Нашу пару — командира звена Лапочкина и меня — подняли по тревоге в воздух: на подходе к Истре обнаружен Ю-88, вероятно, разведчик.

Однако, когда мы прибыли в район Истры, немецкого самолета там уже не было. Лапочкин знаками показал, чтобы я вышел вперед и при дальнейшем патрулировании района взял на себя роль ведущего. Через некоторое время я заметил впереди три истребителя, идущие нам навстречу. Когда они оказались слева над нами, сделал боевой разворот и вышел метров на 700 сзади них. Тут стало понятно, что это свои — выкрашенные в белый цвет «Яки» с красными звездами на крыльях, поэтому я стал из атакующей позиции отворачивать вправо, демонстрируя мирные намерения. И вдруг вижу: левый ведомый из этого звена энергично разворачивается и заходит мне в хвост. Вслед за тем замелькали огоньки трассирующих пуль. Они угодили в обшивку левого крыла у самого фюзеляжа, где находится бензобак, и оттуда стало вырываться пламя. Я решил срочно идти на вынужденную посадку.

— Может, правильнее было прыгнуть с парашютом?

— Я ведь до этого ни разу не прыгал...

— А в летной школе разве не обучали этому?

— Не успели. У нас первые учебные прыжки были по программе запланированы как раз на 23 июня. А тут война... В итоге парашютную практику мы так и не получили. Поэтому мне куда надежнее казалось сесть на «брюхо» где-нибудь на снежном поле. А пламя разгоралось, оно было уже и в кабине. Левой рукой я защищал от огня лицо, правая была на ручке управления — вот, на пальцах, на запястье до сих пор остались следы от ожогов... Кое-как приземлился. В полубессознательном состоянии выбрался из самолета, отполз на несколько метров. Правое колено сильно болело (оказалось потом — сломал ногу), вдобавок было обожжено лицо, руки, левое колено... Подошли на лыжах трое мальчишек, сделали подобие волокуши и потащили меня к проходящей неподалеку дороге. А там уже переложили на розвальни и отвезли в ближайший полевой госпиталь. Сутки я в нем пробыл, а потом за мной пришла санитарная машина из Москвы, на ней приехал отцовский секретарь Барабанов и отвез меня в кремлевскую больницу. Месяца два в итоге провел на больничной койке, а потом еще долго долечивался амбулаторно...

— Как могло случиться, что вас подбил свой же истребитель?

— Позднее я узнал, что атаковал меня летчик 562-го полка младший лейтенант Михаил Родионов. Вероятно, его сбило с толку, что у меня самолет зеленого цвета, а не белый. Спустя несколько месяцев Родионов погиб: 3 июня 1942 года во время очередного боя он таранил «Юнкерс». Посмертно ему присвоили звание Героя.

Закончив лечение, я в конце июня 1942 года был назначен в 434-й истребительный авиаполк, который через некоторое время перебросили под Сталинград. Там участвовали в сражениях с самолетами люфтваффе, защищая от атак с воздуха советскую пехоту и танки. Тогда, в сентябре 1942-го, была предпринята неудачная попытка наступления с северного направления, чтобы отсечь и разгромить немцев, осадивших Сталинград.

В ходе тяжелых боев 434-й полк за три недели сбил 82 неприятельских самолета, но и сам понес ощутимые потери: 25 самолетов и 16 летчиков. В октябре нас вернули в Подмосковье на переформирование, а месяцем позже полк переименовали в 32-й гвардейский истребительный. Зимой 1943 года нас отправили на Северо-Западный фронт в район Осташкова. Мы принимали участие в наступательной Демянской операции, а вскоре после ее завершения я получил новое назначение: старшим летчиком в 12-й гвардейский истребительный полк, входящий в ПВО Москвы. В этой авиационной части и служил вплоть до окончания войны.

Братья-однополчане

— Вместе с вами воевали в небе и два ваших младших брата?

— Мы с ними были однополчанами, а с Володей — еще и однокашниками. В августе 1941-го он приехал в Красный Кут, где базировалась тогда «Кача». Когда началась война, Володе только исполнилось 17 лет. И хотя он успел закончить лишь 9-й класс, однако смог добиться, чтобы его направили в нашу летную школу. В итоге мы с ним около месяца пробыли там, под Саратовом, вместе — он начинал учиться, а я заканчивал.

Потом мы и на фронте оказались рядом. Володю после прохождения ускоренного курса летной школы направили в тот же 434-й истребительный авиаполк, где служил и я. Мы вместе воевали под Сталинградом, будучи самыми молодыми летчиками полка. Летали на «Яках», вооруженных 20-мм пушкой и двумя крупнокалиберными пулеметами. Надежность их оставляла желать лучшего: часто случались отказы.

С утра 18 сентября, когда началось наступление наших войск на станцию Котлубань, западнее Сталинграда, полк вылетел к линии фронта. Я атаковал «раму» — немецкий разведчик «Фокке-Вульф-189», однако сбить никак не мог: в самый неподходящий момент отказали оба пулемета, и в итоге его добила другая группа наших истребителей. Вслед за тем началась охота за тяжелыми «Хенкель-111», которые шли на бомбардировку позиций советских войск. И опять мои пулеметы упорно отказывались работать, оставалось пытаться поразить вражеские самолеты лишь выстрелами из пушки, хотя вероятность попадания при этом была невелика. В итоге за время боя нашей группой было сбито 8 бомбардировщиков.

В действиях против немецкой авиации должен был принимать участие и Володя. Однако накануне его самолет вышел из строя. Когда я вернулся из второго за день боевого вылета, командир нашего полка майор Клещёв предложил мне отдохнуть, а самолет отдать «безлошадному» брату. Я предупредил техников, что пулеметы не работают, они занялись ими и вроде бы починили. Группа, в состав которой был включен мой брат, полетела к линии фронта. Через некоторое время, когда «Яки» вернулись с задания, оказалось, что самолета Володи — моего самолета — среди них нет. Как рассказали другие летчики, наша восьмерка атаковала бомбардировщики противника, а вверху появились «мессеры». Один из них и сбил Володю.

Вот так мой 18-летний брат погиб на моем истребителе! Место его падения оказалось за линией фронта. Позднее, после разгрома немцев под Сталинградом, по приказу маршала Жукова самолет Володи искали, но безуспешно. В память о погибшем брате на самолетах нашей 1-й эскадрильи сделали надпись «За Володю!»

— А что же другой ваш брат, Алексей?

— Осенью 1943 года, когда я служил в 12-м гвардейском авиаполку ПВО Москвы, к нам в часть был направлен Алексей, только что закончивший летное училище (он ушел туда из 10-го класса школы).

В настоящих боях брату не довелось участвовать, и все-таки он попал в передрягу. В конце 1944-го при посадке у его самолета лопнуло крепление в одной из стоек шасси, и истребитель скапотировал — перевернулся. Во время аварии Алексей повредил позвоночник и лицо при ударе о прицел. Пришлось долго лечиться, но, выйдя из больницы, он продолжил летать.

* * *

«Краткое изложение личного боевого подвига. Капитан Микоян, находясь на фронте Отечественной войны декабрь 1941 г. — январь и сентябрь 1942 г., произвел 14 боевых вылетов... Участвуя в трех воздушных боях, имеет сбитыми в группе 6 самолетов противника, из них: 4 бомбардировщика и 2 истребителя. …За проявленную отвагу, бесстрашие в боях с фашизмом и личную храбрость капитан Микоян достоин награждения орденом Красного Знамени. Начальник Инспекции ВВС КА полковник В.Сталин. 11 ноября 1942 г.».

Степан Микоян закончил войну в должности командира звена истребительного полка, будучи кавалером двух орденов. Впоследствии он поступил в Военно-воздушную инженерную академию, работал в Научно-испытательном институте ВВС. На протяжении почти четверти века «обкатывал» новые боевые машины ОКБ Микояна, Сухого и Яковлева, получил звание «заслуженный летчик-испытатель СССР», а в 1975 году — Звезду Героя Советского Союза. Со временем Степан Анастасович занял должность заместителя главного конструктора московского НПО «Молния» по летным испытаниям. В единственном полете советского космического челнока «Буран» С.А.Микоян отвечал за управление кораблем на участке снижения и посадки.