*305. Вторая мировая война-3

[ТАСС]

https://www.alexanderyakovlev.org/fo...es-doc/1010904

16.10.1940

Датская газета «Политикен» распространяет сообщение своего корреспондента из Берлина, в котором говорится, что «Советское правительство в должное время было информировано о том, что германские войска будут посланы в Румынию, что Кремль был информирован о целях и размерах войск, которые были посланы в Румынию».

ТАСС уполномочен заявить, что это сообщение «Политикен» не соответствует действительности.

Известия. 16 октября 1940 г.

[Русская историческая библиотека]

http://rushist.com/index.php/toland-...ya-morskoj-lev
Глава 22

«И ПОБЕДИТЕЛЕЙ ГУБИТ ПОБЕДА» (июнь – октябрь 1940 г.)

1



Этим летом Гитлер дал ясно понять, чтоего больше интересуют переговоры, чем сражения. Он разыгрывал роль великодушного победителя: «Я не хочу, чтобы мои солдаты вели себя во Франции, как французы в Рейнской области после первой войны!» Хофману он сказал, что любой солдат, уличенный в мародерстве, будет расстрелян на месте.

Войска, вступившие в Париж, не занимались грабежом и насилием. Немцы честно платили за каждую покупку и в открытых кафе Елисейских полей наслаждались июньским солнцем бок о бок с французами. Это было неловкое, часто молчаливое и безразличное соседство, но страх постепенно покидал парижан, ожидавших, что их женщин будут насиловать, а их магазины и банки грабить. Все знали, что вермахт действительно помогает беженцам, возвращающимся в Париж, и нельзя считать большим преувеличением расклеенный по всему городу плакат, изображающий ребенка на руках улыбающегося немца, с надписью: «Французы! Доверяйте немецкому солдату!»

Немецкие солдаты и офицеры были опрятны и вежливы. Они останавливались, сняв фуражки, у могилы Неизвестного солдата, вооруженные только фотоаппаратами. Они вели себя как туристы и уж никак не походили на завоевателей. Это была умная реклама, часть программы, рассчитанной на то, чтобы превратить Францию в послушного и продуктивного вассала.

Сам Гитлер в сопровождении своих адъютантов два дня ездил по полям былых сражений. Это доставляло фюреру удовольствие. Он показывал спутникам места битв во Фландрии, где когда-то был сущий ад. Но фюрер не смотрел на траншеи скорбно и торжественно, а беспрерывно говорил, объясняя в мельчайших подробностях, что происходило здесь в первую мировую. Когда он проезжал через Лилль, который запечатлел на своей акварели, одна женщина узнала его. «Дьявол!» – в ужасе закричала она. Это развеселило Гитлера, но минуту спустя он помрачнел и поклялся, что сотрет этот образ из умов побежденных.

Сентиментальное путешествие закончилось 26 июня, и мысли фюрера обратились к неприятной задаче – покорению Англии. Это нелегкая миссия, говорил он адъютантам, потому что война с Англией – это война братьев, и уничтожение Британской империи причинит боль Германии. Поэтому он не испытывает особого желания воевать с Англией. «Я не хочу ее завоевывать, – повторил фюрер. – Я хочу с ней договориться».

У Гитлера еще не было определенных планов вторжения на Британские острова. Казалось, он ждал, что Англия сама сделает шаг к примирению. Но эти ожидания рассеялись 3 июля, когда английские корабли в отместку за перемирие, заключенное бывшими союзниками с гитлеровской Германией, внезапно атаковали французскую флотилию, стоящую на якоре в алжирском порту Мерс-эль-Кебир. За тридцать минут был потоплен линкор «Бретань», при этом погибло 977 французских моряков, серьезно повреждены еще три корабля. Остальной части флота удалось выйти из-под огня.

Этот инцидент укрепил позиции тех, кто считал, что сотрудничество с Гитлером – единственный путь к спасению Франции. По условиям перемирия страна была разделена на две зоны: оккупированную на севере и неоккупированную на юге с правительством в Виши во главе с маршалом Петэном. Акция англичан затруднила его попытки помешать своему премьер-министру Лавалю идти на более тесное сотрудничество с Гитлером и упростила задачу Жана Жироду и фашиствующих интеллектуалов. Как писал Альфред Фабр-Люс, «за один день Англия погубила больше французских моряков, чем Германия за всю войну». Инцидент также сокрушил надежды Гитлера на возможное урегулирование отношений с Англией и одновременно подчеркнул его неспособность контролировать французский флот и нейтрализовать английский.

Гитлер мучительно колебался между переговорами и применением силы. «Я не должен отступаться, – сказал он Путткамеру. – В конечном счете англичане пойдут на соглашение». Но когда 13 июля в Бергхоф прибыли Браухич и, Гальдер, фюрер с готовностью одобрил их план вторжения в Англию. Однако тут же заявил, что война «лишь привлечет шакалов, жаждущих разделить добычу». «Почему же Англия не хочет идти на мир? – спрашивал он себя и находил единственный ответ: – Англия все еще питает какие-то надежды на вмешательство России».

Три дня спустя Гитлер издал директиву о подготовке вторжения на Британские острова. Операция получила название «Морской лев». В своем выступлении 19 июля фюрер подверг резким нападкам Черчилля, пригрозив, что война приведет к уничтожению Англии, и завершил речь туманной фразой: «Я не вижу никаких оснований для продолжения войны». Через час по лондонскому радио выступил Сефтон Делмер, долго работавший в Берлине и не раз встречавшийся с фюрером. Он заявил, что англичане «швыряют обратно» предложение Гитлера, «прямо в его дурно пахнущий рот».

План операции

План операции "Морской лев"



Показное миролюбие нацистского диктатора не произвело впечатления и на президента Рузвельта. Выступая по случаю своего согласия баллотироваться в президенты на очередной срок, он заявил, что есть только один путь вести дела с тоталитарной страной – отпор, а не умиротворение. Как сообщал в Берлин посол Дикхоф, эта речь с предельной ясностью продемонстрировала «соучастие» США в войне на стороне Англии.

Но официального отказа из Лондона не поступило, и когда Гитлер 21 июля вызвал на совещание своих военачальников, он казался больше озадаченным, чем воинственным. «Положение Англии безнадежное, – начал фюрер. – Войну мы выиграли». Потом впал в раздумье, но вдруг встрепенулся и потребовал «быстрого прекращения войны». «Морской лев» – самый эффективный путь к этому. Однако тут же самоуверенность фюрера или видимость ее начала ослабевать. Он говорил о трудностях форсирования Ла-Манша, где безраздельно господствует противник. Это не Норвегия, заявил Гитлер, элемента внезапности не будет. А как решить проблему снабжения войск? Адмирал Редер, делавший записи, молча со всем соглашался. Фюрер продолжал доказывать, что очень важно добиться полного превосходства в воздухе, высадку надо произвести не позже середины сентября, пока погода благоприятствует люфтваффе. Он повернулся к Редеру. Когда завершится подготовки к вторжению? Когда флот установит береговую артиллерию? Как защитить войска при форсировании канала? Смущенный адмирал думал о других проблемах: придется перевозить большую часть войск на речных баржах, которые предстоит доставить из рейха. А как его ослабевший германский флот сможет противостоять английскому? После потерь в Норвегии боеспособность сохранили всего лишь 48 подводных лодок, 1 тяжелый крейсер, 4 эсминца и 3 торпедных катера. Редер ответил, что надеется сообщить о технических деталях через несколько дней. Но нельзя начать практическую подготовку к вторжению, пока не будет достигнуто превосходство над противником в воздухе. Заместитель Геринга заявил, что ждет лишь приказа о массированных воздушных налетах. Ничего на это не сказав, Гитлер приказал Редеру представить доклад как можно скорее: «Если подготовка не будет завершена без гарантий на успех к началу сентября, надо будет рассмотреть другие планы».

Оставшись наедине с Браухичем, Гитлер сказал ему: «Сталин флиртует с Англией, чтобы та продолжала войну и связала нам руки. Он хочет выиграть время».

Хотя Гитлер одержал на Западе стремительную победу, она не принесла ему политической стабильности, необходимой для начала войны против Советского Союза. Его удары по Англии лишь делали эту упрямую страну более упрямой, а попытки привлечь к крестовому походу вишистскую Францию одобрялись на словах, но на деле саботировались.

Несмотря на эти неудачи, Гитлер все же сохранял уверенность, что может помешать перерастанию конфликта в мировую войну. Он был убежден, что Англия на грани капитуляции, и приказал развернуть усиленную пропагандистскую кампанию против нее. Геббельс тут же распорядился передавать по радио на английском языке «прогнозы» Нострадамуса, которые якобы предрекали уничтожение Лондона в 1940 году...

В ситуации мучительной неопределенности Гитлер выбрал время для очередной встречи со своим старым другом Кубичеком, которому он послал билеты на Вагнеровский фестиваль 1940 года. Они встретились 23 июля на оперном спектакле «Гибель богов». Тепло поздоровавшись с другом, Гитлер посетовал, что война помешала его планам реконструкции германских городов. «У меня столько дел, а я вынужден вести войну, тратить на нее свои лучшие годы, – жаловался фюрер. – Да, стареем мы, Кубичек, и мало времени остается на то, чтобы завершить все дела».

Отношения Гитлера с Евой Браун все больше походили на супружеские. Война, чувство постоянной опасности сблизили их. Все больше времени фюрер проводил в Бергхофе. Потеряли смысл изощренные попытки убедить всех, что они просто друзья. Обслуживающий персонал относился к любовнице диктатора с уважением, между собой называя ее «хозяйкой». Ева открыто обращалась к Гитлеру на «ты», и он отвечал ей тем же, иногда называя ее «крошкой». На глазах у других фюрер иногда гладил любовницу по руке и выказывал другие знаки симпатии. Их сексуальные отношения были умеренными. Гитлеру было уже за пятьдесят, и он был поглощен работой. Став общепризнанной хозяйкой Бергхофа, Ева избавилась от прежней скованности. Какой бы трудной ни была жизнь, осознание того, что у нее больше нет соперниц, служило достаточным утешением.

Этим летом Гитлер пришел к выводу, что наступило время для расширения жизненного пространства и уничтожения большевизма. Он дал указание генеральному штабу провести подготовительную работу, и 29 июля 1940 года начальник оперативного управления Йодль решил обсудить этот вопрос с начальником отдела планирования операций вермахта полковником Варлимонтом. Ожидая начальство в вагоне-ресторане, Варлимонт и еще три офицера полагали, что генерал собирается вручить им награды. Каково же было их удивление, когда вошедший Йодль прежде всего проверил, закрыты ли все двери и окна, а потом сухим тоном объявил, что Гитлер «раз и навсегда» решил избавить мир от большевизма. К маю 1941 года будет совершено внезапное нападение на Советский Союз. «Эффект его слов был ошеломителен», – вспоминал Варлимонт, который в тот момент, по его словам, судорожно вцепился в стул, не веря своим ушам. «Это невозможно!– воскликнул полковник Лосберг. – Как может фюрер воевать с Россией до разгрома Англии?» Йодль ответил: «Фюрер опасается, что настроение народа после победы над Англией вряд ли позволит ему начать новую войну, на этот раз против России». Присутствующие едва сдерживали свое недоумение. Это же будет война на два фронта, которая привела к поражению Германии в первой мировой войне. И зачем этот внезапный поворот после Московского пакта? Разве Сталин нарушил свои обещания поставлять сырье и продовольствие? Йодль коротко ответил на все возражения: столкновение с большевизмом неизбежно; лучше напасть сейчас, когда германская военная мощь способна сокрушить любого врага. Ответы не убедили Варлимонта, но Йодль, который высказывал точно такие же возражения Кейтелю, прервал прения. «Господа, – сказал он, – этот вопрос не для дискуссий, это решение фюрера!» Он приказал Варлимонту подготовить соответствующие документы под кодовым названием «Пролог – Восток».

В последний день июля фюрер вызвал военачальников в Бергхоф на совещание, официально посвященное операции «Морской лев». Первым выступил адмирал Редер. Он доложил, что подготовка в полном разгаре, материальная часть доставляется по плану, переоборудование барж будет завершено к концу августа. С другой стороны, положение с торговым флотом неблагополучное в результате потерь в Норвегии. Началось траление мин, но этому препятствует авиация противника. Поэтому, сказал в заключение адмирал, лучше отложить вторжение до мая следующего года.

Гитлер не согласился. Такая отсрочка, сказал он, даст возможность Англии усилить свою военную мощь и получить крупные поставки из Америки, а возможно, и из России. Поэтому он назначил начало операции на 15 сентября. Но тут же обусловил этот срок тем, что сначала люфтваффе должны нанести существенный ущерб английской авиации, флоту и портовым сооружениям на юге Англии. «В противном случае операция будет отложена до 15 мая 1941 года».

Это устраивало адмирала Редера, поскольку бремя ответственности возлагалось на люфтваффе. Как только Редер и военно-морской адъютант Путткамер вышли, Гитлер критически отозвался о шансах «Морского льва». «Наш маленький флот, – вздохнул он, – это только пятнадцать процентов тоннажа противника. А Ла-Манш – более грозная преграда, чем она выглядит на карте».

Временами фюрер был близок к тому, чтобы отказаться от вторжения в Англию. «России стоит только намекнуть, что она не хочет сильной Германии, и англичане воспрянут, – говорил Гитлер. – Но если уничтожить Россию, последняя надежда Англии рухнет. Тогда Германия станет хозяином Европы и Балкан. Поэтому решение таково: Россия должна быть уничтожена весной 1941 года». Колебания окончились. Снова это был прежний фюрер, человек судьбы. «Чем скорее мы уничтожим Россию, тем лучше, – продолжал он. – Операция имеет смысл, если мы поразим сердце большевистской империи одним ударом. Простого завоевания территории будет недостаточно». Наступление должно быть проведено как единая, непрерывная операция. Он не повторит ошибки Наполеона и не попадет в русскую зиму. «Мы подождем до мая, – сказал он. – На подготовку остается пять месяцев».

План увлек его. «Цель – уничтожение жизненна важных центров России», – с воодушевлением подчеркнул Гитлер, обрисовывая направления сокрушительных ударов: во-первых, поход на Киев, во-вторых, бросок через Прибалтику на Москву, наконец, соединение сил с севера и юга и операция по захвату Бакинского нефтяного района...



2



Через сутки Гитлер издал две директивы: одна требовала скорейшей оккупации Англии, другая выражала сомнение в успехе операции. Первая начиналась самоуверенно: «С целью создания необходимых условий для окончательного подчинения Англии я намерен усилить воздушную и морскую войну против этой страны». Люфтваффе должны были как можно быстрее уничтожить английскую авиацию и подключиться к операции «Морской лев». «Я оставляю за собой право, – подчеркивал фюрер, – принять решение о налетах возмездия в качестве ответных мер».

Вторая директива, подписанная Кейтелем от имени фюрера, предусматривала завершение приготовлений к операции «Морской лев» к середине сентября. «Через 8–14 дней после начала воздушного наступления на Англию, намеченного на 5 августа, – говорилось в ней, – фюрер решит, состоится ли вторжение в этом году или нет. Это решение будет в значительной мере зависеть от исхода воздушного наступления».

Кейтель вспоминал, что когда речь заходила об операции «Морской лев», Гитлера охватывали сомнения в ее осуществимости, и он не отказывался от мысли уладить конфликт с Англией дипломатическими средствами. Кейтелю, очевидно, не приходила в голову мысль, что дело не только в колебаниях фюрера: операция «Морской лев» была просто маскировкой для подготовки нападения на Россию.

А Гитлеру было невдомек, что суть двух его директив от 1 августа была расшифрована английской секретной службой. А вскоре был расшифрован и приказ Геринга о начале 13 августа операции «Орел» – массированных воздушных бомбардировок Англии»

Воздушное наступление началось по расписанию, но из-за плохой погоды в нем приняла участие только одна 3-я воздушная армия. Было сделано почти 500 вылетов, но ущерб оказался невелик, а потери люфтваффе серьезные: 45 против 13 английских истребителей. Следующий день был снова неудачным для Геринга. 15-го он бросил на англичан все свои три воздушные армии. На этот раз английская контрразведка точно установила, какие силы Геринг введет в действие и где примерно они нанесут удары. С этой информацией королевские воздушные силы сумели послать в воздух свои истребители куда надо и на нужных высотах. Волны немецких самолетов каждый раз встречали сильное сопротивление. В этом самом крупном воздушном сражении англичане сбили 75 самолетов, потеряв 34. Операция «Орел» развивалась неудачно: 17-го счет был 70:27. Немцам пришлось вывести из боя свои тихоходные пикирующие бомбардировщики «Штука», которые совсем недавно хозяйничали в небе над Францией. Здесь они просто ничего не могли поделать со скоростными «Спитфайрами».

Четыре дня – с 19 по 22 августа – погода была нелетная, и бомбардировщики люфтваффе оставались на аэродромах. Воспользовавшись затишьем, Геринг созвал своих командиров. Рейхсмаршал авиации объявил, что отныне налеты на стратегические цели будут совершаться только по ночам.

Первый из них состоялся в ночь на 23 августа. Одна эскадрилья из двенадцати самолетов сбилась с курса и вместо авиазаводов и нефтехранилищ на окраине Лондона сбросила бомбы на город. Погибло девять мирных жителей, и английская авиация, решив, что это сделано преднамеренно, ответила на следующую ночь бомбежкой Берлина. Ущерба было причинено мало, но берлинцы были потрясены. Ведь Геринг заверял их, что они могут спать спокойно. Через три ночи английские бомбардировщики вернулись снова: на этот раз 10 жителей были убиты и 29 ранены. Гитлер был в ярости, так как немецкий налет на Лондон был следствием навигационной ошибки. Но фюрер все еще не решался дать санкцию на бомбардировку Лондона. А на Берлин было совершено еще два налета. На этот раз Гитлер решил действовать. 4 сентября он выступил во Дворце спорта на конференции медсестер и пригрозил Англии суровым возмездием. Под одобрительные возгласы слушателей фюрер заявил: «В то время как они грозятся усилить налеты на наши города, мы сотрем их города с лица земли. С божьей помощью дадим отпор этим воздушным пиратам! Наступит час, когда кто-то из соперников падет, но это не будет национал-социалистская Германия!» Ответом было оглушительное: «Никогда! Никогда!»



3



Через два дня адмирал Редер но время очередного доклада Гитлеру осмелился задать вопрос: «Каковы будут политические и военные директивы фюрера в случае, если операция «Морской лев» не состоится?» Гитлер воспринял этот вопрос спокойно, и Редер с удовлетворением сообщил своим коллегам: «Решение фюрера о высадке в Англии ни в коем случае не окончательное... Вместе с тем операция остается в силе как средство победоносного окончания войны. Однако фюрер не помышляет о проведении высадки, если риск окажется слишком велик». Было очевидно, что Гитлер не мог допустить провала операции «Морской лев», – это резко повысило бы престиж Великобритании. Он хотел мгновенной победы, но без риска. Фюрера особенно удручало сообщение Путткамера, присутствовавшего на маневрах у побережья Франции, где десантные баржи во время прилива чуть не перевернулись. По мнению Путткамера, морской десант может закончиться катастрофой.

Если нельзя гарантировать успех вторжения, решил Гитлер, остается воздушная война. 7 сентября фюрер санкционировал массированные налеты на Лондон. Бомбардировщики, волна за волной, устремились к берегам Англии. В конце дня армада из 320 бомбардировщиков под прикрытием большого количества истребителей прошла над Ла-Маншем и обрушила свой смертоносный груз на оружейные склады, электростанцию и доки на Темзе. Как только Геринг получил донесение, что город охвачен «морем огня», он поспешил к микрофону и, захлебываясь от восторга, заверил радиослушателей, что Лондон вот-вот будет уничтожен. Сокрушительные налеты продолжались до рассвета и возобновились к вечеру. За эти два дня погибли 842 лондонца. Исполняя угрозу «стереть с лица земли их города», Гитлер санкционировал еще один массированный налет на Лондон.

Британская контрразведка предупредила об этом Черчилля, и за четыре дня до налета он обратился по радио к стране: «Несомненно, герр Гитлер не щадит свою авиацию, и если это продлится еще несколько недель, он погубит свои военно-воздушные силы». В то же время Черчилль предупредил, что немцы со всей тщательностью и методичностью готовят широкомасштабное вторжение. «Поэтому -мы должны рассматривать следующую неделю как самый ответственный период в нашей истории», –заключил премьер-министр свое выступление, укрепившее боевой дух англичан.

Публично Гитлер выражал полную уверенность в победе, но на совещании с военными 14 сентября фюрер не смог скрыть тревогу. Похвалив люфтваффе за «потрясающий» эффект операции «Орел», он тем не менее признал, что предпосылки для операции «Морской лев» «еще не созрели». Из-за плохой погоды авиация не добилась господства в небе. Однако вторжение не отменялось. Военные эксперты считали, что налеты ужасающе действуют на английские нервы, и через 10–12 дней разразится массовая истерия. Заместитель Геринга воспользовался случаем, чтобы протолкнуть свой проект воздушного террора по отношению к гражданскому населению. Редер, который с радостью поддерживал любые предложения, если они не предусматривали нападения с моря, с похвалой отозвался об этом проекте, но Гитлер настоял, чтобы люфтваффе ограничивались жизненно важными военными целями. «Бомбардировки с целью вызвать массовую панику должны быть последним средством», – заявил он.

Было решено начать операцию «Морской лев» 17 сентября. К этому времени потери немцев стали весьма ощутимыми. Только за один день 15 сентября англичане сбили 60 самолетов. И 17 сентября Гитлер был вынужден признать, что бомбардировки, вероятно, никогда не поставят англичан на колени. Он сделал заявление в узком кругу: учитывая, что добиться воздушного превосходства не удалось, операция «Морской лев» откладывается на неопределенный срок... Британская контрразведка и английские летчики нанесли Адольфу Гитлеру первое военное поражение. Англия была спасена.

После принятия этого решения Гитлер сказал Путткамеру: «Мы завоевали Францию ценой 30 тысяч жизней. За одну ночь при попытке форсировать Ла-Манш мы можем потерять во много раз больше». По мнению военно-морского адъютанта, Гитлер был доволен, что операция «Морской лев» положена в долгий ящик.

В тот же день английская контрразведка установила, что Гитлер распорядился демонтировать десантное оборудование на всех голландских аэродромах. Вечером Черчилль созвал начальников штабов. Начальник штаба ВВС сообщил, что Гитлер отменил проведение операции «Морской лев», по крайней мере, в этом году. Черчилль широко улыбнулся, зажигая свою массивную сигару, и предложил всем выйти подышать свежим воздухом...

[Русская историческая библиотека]

http://rushist.com/index.php/toland-...mussolini-1940

Глава 22

«И ПОБЕДИТЕЛЕЙ ГУБИТ ПОБЕДА» (июнь – октябрь 1940 г.)

4



Франсиско Франко

Франсиско Франко

Гитлер все еще надеялся побудить Англию к переговорам если не воздушными налетами и высадкой с моря, то путем захвата ее важного стратегического пункта – Гибралтара. Это отрезало бы английскому флоту путь в Средиземное море, позволив немцам оккупировать Северную Африку и Ближний Восток.

В то время в Берлине находился испанский министр внутренних дел Рамон Серрано Суньер, женатый на свояченице генералиссимуса Франко. Ему предстояло оговорить вступление Испании в войну и, в частности, возможное нападение на Гибралтар. Направляясь в рейхсканцелярию, Суньер был в тревожном настроении. Вчерашняя встреча с Риббентропом оставила у него неприятный осадок: тот вел себя слишком высокомерно.

Испанец был приятно удивлен вежливостью и уважительным отношением к нему Гитлера. Европа, заявил фюрер, должна быть объединена в континентальную политическую систему путем установления собственной «доктрины Монро» и протектората над Африкой. Однако его намеки на возможность участия Испании в войне были «косвенны и туманны». Но когда гость сказал, что Испания нуждается в немецкой помощи, чтобы усилить свою артиллерию в районе Гибралтара, Гитлер заговорил более конкретно. Оперируя цифрами, он доказывал, что там более эффективной была бы авиация, особенно пикирующие бомбардировщики, и заверил Суньера, пораженного техническими познаниями фюрера, что Германия сделает все для укрепления Испании.

Испанский министр уехал, довольный столь дружеским приемом. Он советовал Франко принять предложение Гитлера о встрече двух глав государств на испанской границе для более детальных переговоров. Со своей стороны, Гитлер направил Франко личное послание, в котором выразил пожелание о вступлении Испании в войну на стороне держав «оси», и предложил приурочить ее к захвату Гибралтара. В этом случае Германия окажет Испании военную и экономическую помощь. В своем ответе от 22 сентября Франко, казалось, согласился с предложением Гитлера, но на состоявшейся через два дня встрече Серрано Суньера с Риббентропом обнаружились противоречия: Испания вежливо, но твердо отклонила претензии Германии на несколько стратегически важных островов у побережья Африки.

Если Риббентропа огорчил родственник Франко, то спустя несколько дней и он имел все основания для торжества: в Берлине состоялось подписание трехстороннего пакта между Германией, Японией и Италией, по которому Япония признавала руководящую роль Германии и Италии в Европе, а те соглашались с ее господством в Азии. Три державы обещали «оказывать друг другу помощь всеми политическими, экономическими и военными средствами».

Для англичан и американцев это было еще одним свидетельством того, что Япония не лучше нацистской Германии и фашистской Италии и что три государства-агрессора объединили силы для завоевания мира. Советский Союз выразил беспокойство по этому поводу, но Риббентроп заверил Молотова, что договор направлен исключительно против засилья американцев. «Почему бы не сделать пакт четырехсторонним?»– предложил он и написал пространное письмо Сталину, в котором выразил мнение, что исторической миссией четырех держав – Советского Союза, Японии, Италии и Германии – является выработка совместной долгосрочной политики и разграничение интересов и сфер влияния в различных регионах мира.

Весь октябрь Гитлер посвятил дипломатии. В начале месяца он встретился с Муссолини. «Война выиграна! Остальное – вопрос времени», – заявил фюрер. Признав, что германская авиация пока не добилась превосходства в воздухе, он утверждал, что потери английских ВВС втрое превышают германские. По непонятной причине англичане продолжают упорствовать, хотя положение их безнадежно. Гитлер спросил: «Почему же они держатся?» И сам ответил: «Они надеются на американскую и русскую помощь».

Но это, по его словам, было иллюзией. Трехсторонний пакт уже «отрезвляюще подействовал» на трусливых американских лидеров, а сорок немецких дивизий на Восточном фронте способны отбить у русских охоту вмешаться. Поэтому пришла пора нанести новый удар по Британской империи – захватить Гибралтар. Затем последовала тирада против испанцев, которые потребовали 400 тысяч тонн зерна и значительное количество бензина. А когда, посетовал Гитлер, он поднял вопрос об оплате, Франко имел наглость заявить, что «не надо путать идеализм с материализмом». Вне себя от гнева Гитлер воскликнул, что его представляют «каким-то жалким евреем, который торгуется, когда речь идет о самых святых вещах».

Два диктатора тепло расстались, и Гитлер удалился в Бергхоф. У него созрело решение «прозондировать» французов перед встречей с Франко.

Его специальный поезд, имевший странное название «Америка», отправился из Германии 22 октября и вечером остановился в Монтуаре, в Центральной Франции. Вице-премьер вишистской Франции Лаваль нанес Гитлеру визит для обсуждения вопросов, которые должны были стать предметом переговоров фюрера с Петэном. Гитлер был намерен сделать маршала активным союзником в войне с Англией. Разговор с Лавалем убедил фюрера, что это возможно, и в приподнятом настроении он отправился на встречу с Франко.

Им предстояло встретиться на следующий день у маленького пограничного французского городка Андей в курортном районе Юго-Западной Франции.

Гитлер был убежден, что сумеет обработать Франко, как это было с Чемберленом и Лавалем. Разве мог бы генералиссимус прийти к власти без немецкой помощи?

Наконец показался испанский поезд. Он опоздал на час, и, как оказалось, опоздание было умышленным. «Это самая важная встреча в моей жизни, – сказал Франко одному из своих приближенных. – Я готов использовать любой трюк, и это – один из них. Если я заставлю Гитлера ждать, у меня с самого начала будет психологическое преимущество». Низкорослый и тучный каудильо с темными, пронзительными глазами очень походил на Санчо Панса. К власти он пришел по воле случая. Будучи выходцем из провинции Галисия, жители которой славятся своей деловитостью, он смотрел на жизнь как трезвый и хитрый прагматик.

Несмотря на неприятные воспоминания о недавней поездке в Берлин, Серрано Суньер, только что ставший министром иностранных дел, был убежден в непобедимости Германии и считал, что Испания должна быть на ее стороне. Однако Франко оставался скептиком. «Англичане никогда не сдадутся, – сказал он своим генералам. – Они будут воевать и воевать, а если их вытеснят с острова, они привлекут на свою сторону Америку. Германия еще не выиграла войну». В то же время он не хотел испытывать терпение Гитлера и содействовать тому, чтобы Испания разделила судьбу Чехословакии и других малых стран, вставших на пути фюрера.

Франко понимал, что его стране лучше держаться подальше от конфликта в Европе. Гражданская война разорила экономику Испании, а прошлогодний урожай был низкий, и народу угрожал голод. Но позволит ли Гитлер испанцам сохранять нейтралитет? Если ответить ему категорическим отказом, что может удержать Германию от вторжения в Испанию? Единственный способ удержаться у власти – это создать впечатление, что он готов присоединиться к «оси», и в то же время уклониться от активного участия в агрессивном союзе.

На встрече с Гитлером Франко произнес речь, полную комплиментов и словесных обещаний. Каудильо утверждал, что Испания всегда была «духовно единой с немецким народом» и вместе с государствами «оси» с радостью будет сражаться на стороне Германии. Но есть трудности, хорошо известные фюреру. Поэтому Испания, подчеркнул генералиссимус, должна действовать осмотрительно. В ответ Гитлер заявил, что в случае присоединения Испании к войне Германия позволит ей заполучить Гибралтар, а также некоторые колониальные территории в Африке.

Франко сидел с невозмутимым видом, а затем заговорил о нуждах Испании. Его стране, утверждал каудильо, нужно несколько сотен тысяч тонн зерна – и немедленно. Готова ли Германия поставить это количество? А как насчет тяжелой артиллерии, которая нужна Испании для защиты побережья от английского флота? Он также сказал, что не может принять Гибралтар как чужеземный подарок, эта крепость должна быть взята самими испанцами. В довершение ко всему каудильо выразил сомнение в способности фюрера покорить Англию.

Гитлер был явно раздражен и, едва сдерживая себя, пытался заставить Франко подписать договор. Но тот продолжал настаивать на выполнении своих условий. Переговоры были прерваны.

Вечером немцы устроили прием в честь испанцев в вагоне-ресторане. Франко был в приподнятом настроении, и Гитлер попробовал еще раз уговорить каудильо принять его предложения. Тот улыбался, но по-прежнему уклонялся от прямого ответа. Фюрер ушел с банкета мрачный, как туча. В разговоре с адъютантом он сказал, что в Германии этот испанский генералиссимус не продвинулся бы выше сержанта. Ничего не получилось и у Риббентропа с Серрано Суньером. Соглашение так и не было подписано. Риббентроп рвал и метал, называя Франко «неблагодарным трусом».

После неудачных переговоров с Франко Гитлер поехал в Монтуар на встречу с Петэном, который незадолго до этого возвысил себя в сан «главы государства». Престарелый маршал в сопровождении Лаваля прибыл в вагон Гитлера. Как и в беседе с Франко, Гитлер заявил, что война выиграна, Англия разбита и рано или поздно признает это. Но, многозначительно добавил он, кто-то должен платить за проигранную войну. «Это будет либо Франция, либо Англия. Если Англия покроет расходы, Франция займет подобающее ей место в Европе и может полностью сохранить свое положение колониальной державы». Для этого ей надо защищать свою империю от агрессии, а также отвоевать территории, которые перешли к де Голлю. И тут он спросил, что намеревается сделать Петэн, если англичане будут продолжать атаковать французский флот, как это было в Мерс-эль-Кебире и недавно в Дакаре.

Петен и Гитлер

Петэн и Гитлер в Монтуар-сюр-ле-Луар 24.10.1940. Справа, германский министр иностранных дел Риббентроп

Фото из немецкого федерального архива



Признав, что эти нападения возмутили большинство французов, маршал ответил, что Франция не в состоянии вести еще одну войну. Он выразил желание заключить мирный договор «с тем, чтобы Франция была уверена в своем будущем и чтобы два миллиона французских военнопленных как можно скорее вернулись в свои семьи». Гитлер этот вопрос обошел, а Петэн, в спою очередь, не отреагировал на его намек о вступлении Франции в войну.

Настроение в поезде фюрера было мрачным: Гитлер ничего не добился ни от Испании, ни от Франции. Вскоре наступило новое разочарование: фюреру доставили письмо Муссолини, в котором тот резко отзывался о французах; считая, что о сотрудничестве с ними не может быть и речи. Опасаясь, как бы боевое настроение дуче не поставило под угрозу его планы вовлечения правительства Виши в крестовый поход, Гитлер дал указание Риббентропу организовать встречу с Муссолини 28 октября во Флоренции.

Накануне отъезда в Италию фюрера ожидал новый сюрприз: поступило сообщение от германского военного атташе в Риме, что на рассвете следующего дня Италия нападет на Грецию. Гитлер был вне себя. Риббентроп заметил за ужином: «Итальянцы ничего не добьются в Греции: впереди дождливая осень и снежная зима... Последствия войны на Балканах совершенно непредсказуемы. Фюрер намерен любой ценой остановить эту безумную затею дуче». Однако Гитлер отказался подписать проект ответа итальянскому диктатору с осуждением его агрессивных планов.

Утром 28 октября в 10.00, когда «Америка» проезжала через Болонью, Гитлер узнал, что войска дуче только что вступили в Грецию. Он резко обрушился на итальянцев за их двуличие. «Это месть за Норвегию и Францию!»– воскликнул фюрер и посетовал, что «каждый второй итальянец либо предатель, либо шпион». Успокоившись, он начал более трезво анализировать ситуацию. Дуче, полагал Гитлер, пошел на Грецию, чтобы противодействовать растущему экономическому влиянию Германии на Балканах. «Меня это сильно беспокоит», – сказал он и выразил опасение, что нападение итальянцев даст англичанам повод создать на Балканах военно-воздушную базу.

Но на встрече с Муссолини во Флоренции фюрер сдержал свои эмоции, решив, что дело сделано и протестовать бесполезно. Дуче был в хорошем настроении. Чувство вины, которое он, возможно, испытывал за свои действия, уравновешивалось его собственным раздражением в связи с недавним вводом Гитлером войск в Румынию. И это несмотря на то, что на последней встрече на Бреннерском перевале они обещали друг другу сохранить мир на Балканах. «Гитлер всегда ставит меня перед свершившимся фактом, – жаловался дуче своему министру иностранных дел Чиано. – На этот раз я отвечу ему той же монетой. Он прочитает в газетах, что я оккупировал Грецию. Таким образом, равновесие будет восстановлено».

Вероятно, Муссолини это удалось. Гитлер не стал упрекать его за военную авантюру в Греции. Он остановился на итогах своих переговоров с Франко и Петэном, признав, что беседы с каудильо были мукой. В следующий раз, добавил фюрер, он «предпочтет вырвать три-четыре зуба», чем пройти через такое испытание. Франко, жаловался Гитлер, говорил «очень туманно» о вступлении в войну. По всему видно, что каудильо стал главой Испании по недоразумению.

Муссолини

Бенито Муссолини



Гитлер повторил свое обещание, данное на Бреннерском перевале, что не пойдет на заключение мирного договора с Францией, «если не будут полностью удовлетворены претензии Италии». Однако в поезде он снова обрушился на новую авантюру дуче, которая неизбежно закончится катастрофой. Какого черта, бушевал он, Муссолини не напал на Мальту или Крит? Война с Англией на Средиземном море была бы несомненно полезна, особенно учитывая тяжелое положение итальянских войск в Северной Африке. Ведь они даже просили послать на помощь немецкую бронетанковую дивизию...

Возвращение домой было для фюрера невеселым. За шесть с небольшим месяцев он завоевал пол-Европы. У его ног были Норвегия, Дания, Люксембург, Бельгия, Голландия, Франция. Фюреру казалось, что он превзошел Александра Македонского и Наполеона. Но за цепью побед последовали неудачи в Андее, Монтуаре и Флоренции. Какой-то жалкий правитель второстепенной страны и глава побежденного государства не желают присоединиться к крестовому походу против Англии, а его самый надежный союзник оголил средиземноморский фланг «оси» из-за тщеславного желания захватить Грецию. И, вдобавок ко всему, воздушное наступление с целью побудить Англию сесть за стол переговоров явно провалилось, причем с тяжелыми потерями для германской авиации...

Не в состоянии скрыть свое раздражение, Гитлер обрушился на «обманщиков-союзников» и на неблагодарных, ненадежных друзей. Каудильо надо было втянуть в войну, ведь захват Гибралтара означал бы крах Британской империи и развязал бы фюреру руки для крестового похода на Восток.

[Википедия]

16 октября 1940 года (среда). 408-й день войны

[Франц Гальдер]

Брано: О вывозе экспонатов артиллерийского музея в Фонтенбло{407}.

Фельгибель:

а. По вопросу о необходимости возвращения наших частей связи, которые командование ВВС не хочет отдавать обратно.

б. О подготовке операций против Гибралтара и в Ливии.

в. О разногласиях с ВВС по поводу их слишком больших требований в отношении личного состава и имущества связи.

Отт доложил о своей работе:

а. Санитарное состояние войск хорошее. Уменьшилось количество венерических заболеваний.

б. Зубоврачебная помощь.

в. Консультирующие хирурги и санитарные врачи.

г. Вопрос о личном составе. Кадровых врачей направлять в части.

д. Материальная часть. Создание смешанных санитарных поездов; необходимость большего числа полевых госпиталей (по два на дивизию).

Посол Абец: Информировал меня о своем последнем совещании с фюрером. Эта информация не содержит ничего нового по сравнению с тем, что было доложено Штюльпнагелем и Этцдорфом. Гражданские лица из окружения фюрера являются ярыми противниками сближения с Францией. Командование сухопутных войск придерживается противоположного мнения и в этом стоит ближе к Абецу. Фюрер резко отстранил от себя Франсуа Понсе. Теперь Геринг начал вести с ним{408} политические переговоры. Я посоветовал Абецу выступить против этого, так как он имеет политическое задание. Состоялся разговор об экономических связях и сотрудничестве между Германией и Францией.

Следует принять политические контрмеры против создания новых и расширения существующих объединений и союзов молодежи во Франции, которые в настоящее время принимают ярко выраженную военную окраску, и ввести их в рамки национал-социалистского движения. Абец считает несерьезной угрозу со стороны союзов «демобилизованных солдат», поскольку стремление к военной деятельности у французского народа выражено далеко не в такой степени, как у немецкого. В остальном же можно дать выход чаяниям настоящих солдат Франции в ее колониях.

Генерал Кюблер: Я информировал его о задачах операции против Гибралтара и указал, что срок операции намечен на середину декабря.

Статс-секретарь Пфундтнер: Визит по случаю его поездки. Он ходатайствовал о выражении благодарности подчиненным ему чиновникам (Данквертс).

Радке: О проведении годовщины Лангемарка (10.11); о лекциях в учебной дивизии (71-й); о разногласиях между партийным руководством и нами. Партийное руководство возражает против сообщения нам имен жалобщиков в тех. случаях, когда солдат обращается со своей жалобой в органы партии{409}. План поездки.

Рейнгардт доложил о требованиях Тома, касающихся состава и количества войск, направляемых в Ливию,(один моторизованный разведбатальон и две бронеавтомобильные роты). Обойдутся и без них!

Обсуждались также различные организационные вопросы на зиму (группа армий «Ц»). Обобщение опыта. Сведения о боевом и общем составе соединений.

Главком сообщил, что предстоящие встречи фюрера с Франко, Петэном и другими лицами намечены на 21, 23 и 24.10.

[Геродиан]

https://www.alexanderyakovlev.org/fo...es-doc/1010905

17.10.1940

Криппс начал с того, что поблагодарил меня за вчерашнюю встречу с тов. Микояном1.

Затем Криппс сказал, что он имеет строго конфиденциальное поручение Британского правительства, заключающееся в том, что ввиду создавшегося положения в Румынии Британское правительство предоставило право британскому посланнику в Румынии решать вопрос о дальнейших отношениях между Румынией и Великобританией. Криппс выразил надежду, что это решение Британского правительства не создаст затруднений для полпредства СССР в Румынии. Далее, перейдя к вопросу об эстонских и латвийских пароходах, Криппс от имени Британского правительства сделал предложение, чтобы между Англией и СССР было заключено соглашение об оплате прибалтийских пароходов, временно реквизируемых английским правительством. Криппс сказал, что Британское правительство принимает на себя все могущие произойти убытки, причем он считал бы более целесообразным вести эти переговоры в Лондоне.

Я ответил, что изучу предложение Британского правительства и дам ответ Криппсу, добавив, что это предложение рассматриваю как шаг вперед в вопросе об эстонских и латвийских советских пароходах.

Затем, коснувшись вопроса об эвакуации британских подданных из прибалтийских республик, Криппс заявил, что предложенная Интуристом цена — 17 с лишним тысяч фунтов стерлингов — является слишком высокой, что неправильно было бы переводить рубли в фунты стерлингов по официальному курсу, так как этот курс установлен произвольно. Если взять реальное соотношение покупной способности рубля и фунта стерлингов, то соотношение должно было бы быть 100–120 рублей за фунт стерлингов. Он считает ненормальным и неподобающим тот факт, что иностранным дипломатам в СССР приходится пользоваться «черным рублем». Поэтому он хотел бы, чтобы за проезд британских подданных из прибалтийских республик во Владивосток была бы установлена стоимость не на основе официального курса рубля, а исходя из покупательной способности фунта стерлингов.

Я ответил, что, насколько мне известно, Интурист должен был рассчитать стоимость проезда по официальному существующему тарифу для специальных поездов, но что я не в курсе деталей этого вопроса. Я поручу Интуристу проверить свои расчеты и определить стоимость перевозки без каких бы то ни было произвольных надбавок. Что касается «черных рублей», то, несомненно, это положение ненормально, однако затронутый Криппсом общий вопрос выходит за пределы обсуждаемого вопроса об оплате специального поезда во Владивосток. Что касается этого последнего вопроса, то я передал Интуристу пожелание пойти в этом деле Криппсу навстречу, поскольку это будет коммерчески возможно.

Далее Криппс заявил, что он имеет очень крупное, конфиденциальное поручение Британского правительства к тов. Молотову, которое он может сделать только тов. Молотову, и просил помочь ему встретиться завтра с тов. Молотовым.

На мой вопрос, в чем суть этого предложения, он ответил, что имеет строгие указания доложить только лично тов. Молотову.

Я сказал, что мне, как первому заместителю, не совсем удобно обращаться к тов. Молотову с просьбой принять Криппса, не зная существа вопроса, и что было бы лучше, если бы в этом случае Криппс непосредственно обратился к тов. Молотову.

Криппс смутился и заявил, что, в нарушение данных ему инструкций, он может в общих чертах изложить это предложение. Дело заключается в том, что в связи с событиями, происшедшими за последние несколько недель на Балканах, на Ближнем Востоке и на Дальнем Востоке, взаимоотношения Англии с этими частями мира изменились, а следовательно, должны быть изменены и взаимоотношения между Англией и СССР. Криппс добавил, что он был бы рад, если бы я присутствовал при его беседе с тов. Молотовым.

Я обещал Криппсу доложить тов. Молотову об этом разговоре и о просьбе г-на Криппса принять его завтра.

Криппс поблагодарил меня и спросил, имею ли я какие-нибудь к нему вопросы.

Я сообщил Криппсу, что столь сильно беспокоивший его вопрос о палестинском подданном Фрайберге решен положительно и соответствующие компетентные советские органы изъявили свое согласие на высылку Фрайберга за пределы СССР. Британскому посольству необходимо позаботиться об оформлении национальных документов для Фрайберга. Далее я сказал Криппсу, что его письмо от 14 октября с.г. не подтверждает его заявления, сделанного в беседе со мной 9 октября с.г. о том, что в газетах «Известия» или «Правда» была опубликована статья, где говорилось, что «целью СССР является помочь Германии сломить английскую блокаду».

Присланные с письмом выдержки взяты из передовой статьи газеты «Известия» от 23 августа с.г., в которой подводятся годовые итоги советско-германских торговых отношений. Совершенно естественно, что советская торговля с Германией косвенно или прямо неизбежно отражается на английской морской блокаде, но что было бы странным ожидать от Советского Союза прекращения советско-германской торговли в интересах сохранения действенности английской блокады.

Криппс ответил, что ему это понятно, но также должно быть и мне, как юристу, понятно, что слова передовицы: «Благодаря этому соглашению Германия получает сырье, в котором она особенно нуждается в течение всего этого периода из-за организованной Англией блокады сперва против одной Германии, а теперь уже против всей Европы» могут вызвать в Англии именно такое понимание, какое он изложил 9 октября.

Я сказал, что в Англии это возможно, и в качестве примера указал на «Дейли Телеграф энд Морнинг Пост», нередко видящей несуществующие вещи, как это было с опровергнутыми нами вымышленными сообщениями этой газеты.

Криппс заявил, что он прилагает очень много усилий для установления хороших отношений между СССР и Англией и для прекращения инспирированных выступлений газет.

На мой вопрос, как обстоит дело с ответом на врученную мною 9 октября ему ноту о разблокировании счетов эстонских и латвийских пароходов и, в частности, нет ли решения Британского правительства об открытии этих счетов, Криппс ответил, что он в тот же день дал телеграмму, но ответа еще не имеет. Криппс обещал сегодня вторично протелеграфировать.

Далее я коснулся вопроса о торговле с Англией и, пользуясь случаем, заметил, что мы готовы торговать, но не хотим торговлю подменить шумом о торговле.

Криппс ответил, что он телеграфировал своему правительству решительную просьбу не создавать рекламы вокруг этого вопроса до достижения определенного результата, однако, по его словам, шум зависит не только от Британского правительства, но и от советского полпредства в Лондоне, которое имеет огромный контакт с различными людьми в Лондоне и иногда, увлекаясь, дает поводы для распространения слухов, которые, постепенно разрастаясь, принимают несуразные размеры. Он не жалуется, но считал бы целесообразным предупредить об этом полпредство.

На это я ответил, что речь идет не о разглашении каких-либо фактов, что, разумеется, не должно иметь места, а о попытках устроить шумиху по поводу тех или других фактов, о попытках подменить дело шумом.

На этом беседа закончилась. Беседа продолжалась 55 минут.

А. Вышинский

АП РФ. Ф. 3. Оп. 64. Д. 341. Лл. 80–84. Машинопись. Заверенная копия.

Указана рассылка: Сталину, Молотову, Микояну, Ворошилову, Кагановичу, Лозовскому, Генеральный секретариат.

[Геродиан]

(28.11(10.12).1883–22.11.1954) — сотрудник органов юстиции, дипломат; доктор юридических наук, с 1939 г. академик АН СССР по Отделению общественных наук (право). Родился в Одессе. Член РСДРП с 1903 г. Член РКП(б) с 1920 г. Окончил юридический факультет Киевского университета Св. Владимира (1913). В 1913–1915 гг. преподаватель истории, русского и латинского языков Бакинской гимназии. В 1915–1917 гг. помощник присяжного поверенного в Москве. В 1917 г. председатель 1-й Якиманской районной управы, начальник милиции Замоскворецкого района г. Москвы. В 1917–1918 гг. в Московском городском продовольственном комитете. В 1919–1923 гг. заведующий Отделом учета, начальник Управления распределения Наркомата продовольствия РСФСР. В 1921–1922 гг. декан экономического факультета Московского института народного хозяйства им. Г.В. Плеханова и профессор Московского университета. В 1923–1925 гг. прокурор Уголовно-судебной коллегии Верховного Суда СССР. В 1925–1928 гг. ректор МГУ. В 1928–1931 гг. член коллегии Наркомата просвещения РСФСР. В 1931 г. председатель Коллегии защитников. В 1931–1934 гг. прокурор РСФСР, одновременно в 1931–1933 гг. прокурор Уголовно-процессуальной коллегии Верховного Суда РСФСР и заместитель наркома юстиции РСФСР. В 1933–1935 гг. заместитель прокурора СССР. В 1935–1939 гг. прокурор СССР. Был официальным обвинителем на сталинских политических процессах 1930-х гг. В 1937–1941 гг. директор Института права АН СССР. В 1939–1954 гг. член ЦК ВКП(б)—КПСС. В 1939–1944 гг. заместитель председателя СНК СССР. В июне-августе 1940 г. уполномоченный ЦК ВКП(б) по Латвии. В 1940–1946 гг. 1-й заместитель наркома иностранных дел СССР. В мае-августе 1945 г. политический советник Группы советских войск в Германии. В 1946–1949 гг. заместитель министра иностранных дел СССР по общим вопросам. В 1949–1953 гг. министр иностранных дел СССР. В 1949 г. председатель Комитета информации при СМ СССР. В 1952–1953 гг. кандидат в члены Президиума ЦК КПСС и член Постоянной комиссии по внешним делам при Президиуме ЦК КПСС. В 1953–1954 гг. 1-й заместитель министра иностранных дел СССР. С 1953 г. постоянный представитель СССР при ООН и постоянный представитель СССР в Совете Безопасности ООН. Умер в Нью-Йорке.

[Геродиан]

(24.04.1889–21.04.1952) — английский государственный деятель, лейборист. Родился в Лондоне. По профессии адвокат. В 1931–1950 гг. член палаты общин. В 1930-е гг. один из лидеров левого крыла Лейбористской партии; в 1934–1935 гг. член исполкома партии. В предвоенные годы был сторонником отпора фашистской агрессии и укрепления коллективной безопасности с участием СССР. Выступал за единый фронт всех левых организаций, включая компартию, за что в январе 1939 г. был исключен из Лейбористской партии. С приходом к власти правительства Черчилля был назначен послом в СССР (занимал этот пост в мае 1940 г. — январе 1942 г.). От имени Великобритании подписал в июле 1941 г. соглашение с СССР о совместных действиях в войне против фашистской Германии. В марте 1942 г. возглавлял специальную английскую миссию в Индию. Был лидером палаты общин (1942), затем министром авиационной промышленности в правительстве Черчилля (1942–1945). В марте 1945 г. восстановлен в Лейбористской партии. Занимал посты министра торговли (1945–1947), министра экономики (1947), министра финансов (1947–1950) в лейбористском правительстве Эттли. Умер в Цюрихе.

[Геродиан]

https://www.alexanderyakovlev.org/fo...es-doc/1010907

17.10.1940

Совершенно секретно

(особая папка)

В начале беседы Шуленбург передает тов. Молотову письмо Риббентропа тов. Сталину и вручает тов. Молотову перевод этого письма. Шуленбург при этом заявляет, что он хотел бы кратко сказать, что основная цель этого письма — доказать Советскому правительству, что Германское правительство не желает ничего иного, как дальнейшего улучшения отношений с СССР, и что Германское правительство готово сделать все в этом направлении. В конце письма имеется убедительная просьба к тов. Молотову принять приглашение на приезд в Берлин. Риббентроп поручил Шуленбургу сообщить тов. Молотову, что для Риббентропа трудно приехать в третий раз в Москву без того, чтобы тов. Молотов ни разу не побывал в Берлине. Риббентроп был бы очень благодарен за благоприятный ответ и за скорый приезд тов. Молотова в Берлин. Риббентроп, приглашая тов. Молотова в Берлин, говорит от имени Германского правительства и Гитлера. Гитлер желает лично познакомиться с тов. Молотовым.

Тов. Молотов отвечает, что он действительно в долгу у Риббентропа.

Далее Шуленбург говорит, что он желает сказать тов. Молотову, что советский меморандум от 14 сентября по дунайскому вопросу обсуждался в Берлине и что Германское правительство признает интересы Советского Союза в разрешении вопросов Дуная в части от его устья и до Братиславы, изложенных в указанном меморандуме, и готово содействовать их скорейшему осуществлению. Германское правительство согласно с предложением Советского правительства об образовании единой Дунайской комиссии, но считает необходимым участие Италии в этой комиссии. Шуленбург вручает тов. Молотову памятную записку Германского правительства по этому вопросу (приложение № 1)1.

Тов. Молотов выражает свое недоумение, указывая на то, что Италия, не будучи дунайским государством, привлекается в члены Дунайской комиссии, и спрашивает Шуленбурга, должна ли Италия участвовать в этой комиссии на равных правах с СССР.

Шуленбург соглашается с тов. Молотовым, что участие Италии действительно является аномалией, но что при существующих отношениях между Германией и Италией невозможно исключить Италию из Дунайской комиссии, тем более что, как говорил Шуленбургу Риббентроп, Италия уже с 12-го столетия имеет судоходство по Дунаю.

Тов. Молотов еще раз повторяет, что ведь Италия не дунайское государство, должна ли она на равных условиях участвовать в этой комиссии?

Шуленбург вновь повторяет ранее сказанное о том, что для Германии невозможно иначе ставить вопрос, учитывая отношения Германии и Италии и что Италия должна участвовать в Дунайской комиссии на таких же правах, как и остальные государства, члены комиссии.

Тов. Молотов заявляет, что вопрос об участии Италии в Дунайской комиссии требует обсуждения.

Затем Шуленбург говорит тов. Молотову, что сейчас возникли затруднения в проведении переселения германских граждан и лиц немецкой национальности как из Прибалтики, так и из Бессарабии. Ввиду неподготовленности он не намерен детально обсуждать этот вопрос и вернуться к нему в ближайшие дни, но считает необходимым информировать тов. Молотова об этих затруднениях.

Далее Шуленбург заявляет, что Советское правительство якобы не выполняет своих обязательств о соблюдении германских интересов в Прибалтике, что означает якобы признание полного возмещения стоимости за оставляемое эвакуированными имущество, а также и не выполняет своего заявления о том, что в Прибалтике не будет проведена национализация имущества германских граждан.

Тов. Молотов отвечает Шуленбургу, что Советское правительство заявляло о благожелательном отношении к интересам Германии в Прибалтике, но никогда не брало на себя обязательства о полном возмещении имущества германским гражданам, а в письменной форме в свое время предложило обсудить вопрос о порядке и размерах возмещения в смешанных комиссиях.

Что касается национализации, то проведение ее в отношении немцев и лиц немецкой национальности в Прибалтике было отсрочено, но не отменено, о чем Германское правительство также было своевременно и точно информировано. Учитывая то обстоятельство, что ранее при эвакуации немцев из Эстонии и Латвии проводилось возмещение, Советское правительство сочло необходимым произвести возмещение эвакуирующимся немцам из Литвы, а также и тем немцам, которые дополнительно эвакуируются из Эстонии и Латвии. Тов. Молотов при этом подчеркивает, что это сделано Советским правительством для Германии в отличие и в отступление от всей нашей практики по вопросам национализации за все время существования Советской власти.

Шуленбург говорит также о чрезмерно высоких налогах, которые взимаются с эвакуирующихся немцев из Бессарабии. Налоги столь велики, что если выплатить их, то у немцев ничего не останется. Причем немцы уже ранее платили налоги румынам.

Тов. Молотов на это замечает, что никакие исключительные законы в отношении эвакуирующихся немцев не применяются, а применяются только те законы, которые существуют для остальных граждан, и что налоги платят вообще все.

Тов. Молотов говорит далее, что он не знает, о каких налогах сейчас идет речь, но что это можно выяснить.

Шуленбург говорит, что он не имеет сейчас достаточных данных и что в ближайшие дни он представит эти данные в письменном виде.

Затем Шуленбург говорит об арестованном в г. Аренсбурге германском внештатном консуле Аллике. Посольство уже дважды обращалось в Наркоминдел по вопросу об его освобождении, но пока никаких результатов нет.

Тов. Молотов замечает, что он не в курсе дела и поручит выяснить этот вопрос.

Шуленбург еще раз повторяет, что он не имел возможности подготовиться сегодня к детальному обсуждению всех вопросов, связанных с эвакуацией немцев и что он в ближайшие дни подготовит все эти вопросы в письменном виде и будет просить тов. Молотова принять его.

Тов. Молотов отвечает, что он поручит тов. Вышинскому заняться всеми этими вопросами, связанными с эвакуацией немцев.

В заключение беседы Шуленбург вновь возвращается к письму Риббентропа и просит тов. Молотова обратить внимание на заключительную часть письма, где идет вопрос о созыве конференции четырех держав. Он имеет поручение от Риббентропа сказать тов. Молотову, что это предложение не следует понимать так, как будто этот вопрос уже решен и поднят перед другими государствами. Это только идея, мысль. Италия и Япония ничего не знают об этом. Письмо писал лично Риббентроп и показывал его Гитлеру, который одобрил его.

Тов. Молотов говорит, что, несмотря на заявление посла, никто не знает об этой идее, между тем иностранные корреспонденты в Москве уже знают об этой идее конференции четырех держав и уже из-за границы им шлют запросы по этому поводу. Как это можно объяснить?

Шуленбург отвечает, что он совершенно ничего не понимает и вообще не представляет себе, как это могло случиться. При этом он добавляет, что вчера с ним говорил по телефону заведующий отделом прессы германского МИДа Шмидт, который сообщил ему, что в Токио одно японское агентство распространяет сообщение о предстоящей конференции четырех держав в Москве. «Но как это могло проникнуть в Токио, — говорит Шуленбург, — просто не знаю»,

Шуленбург вновь говорит, что Риббентроп сказал ему, что Италии и Японии ничего не сообщено об этой идее.

Тов. Молотов говорит, что, однако, в воздухе уже откуда-то появились эти слухи.

Шуленбург заявляет, что он не выпускал из рук письма и что, кроме Гитлера, Риббентропа, Шуленбурга и Хильгера, никто не знает содержания письма.

Тов. Молотов говорит, что, несмотря на это, из-за границы уже запрашивают у московских иностранных корреспондентов подтверждения этих слухов.

Шуленбург снова заявляет, что ему непонятно, как могли возникнуть эти слухи, но он предполагает, что эти слухи возникли в Берлине, а оттуда уже проникли в Токио.

На этом беседа закончилась.

Беседу записал Ленский

АВП РФ. Ф. 06. Оп. 2. П. 15. Д. 157. Лл. 47–51. Машинопись. Заверенная копия.

Указана рассылка — Сталину, Молотову, Ворошилову, Микояну, Кагановичу, Лозовскому, Деканозову.

[Геродиан]

(25.02(09.03).1890–08.11.1986) — политический и государственный деятель. Родился в слободе Кукарка Вятской губернии в семье приказчика. Член РСДРП с 1906 г. В 1910 г. окончил Казанское реальное училище, в 1911–1916 гг. учился в Петербургском политехническом институте. Работал в редакциях большевистских газет «Звезда», «Правда» в Петербурге. В 1917 г. член Исполкома Петроградского совета, член ВРК. В 1920–1921 гг. секретарь ЦК КП(б) Украины, в 1921–1930 гг. секретарь ЦК ВКП(б), одновременно в 1928–1929 гг. 1-й секретарь МГК ВКП(б). В качестве основного помощника И.В. Сталина возглавил работу по подбору людей партийного аппарата — секретарей крайкомов и губкомов — и созданию сталинского большинства в ЦК, установлению контроля над партийными организациями на местах. Член Политбюро (Президиума) ЦК ВКП(б)—КПСС в 1926–1957 гг. Одновременно в 1930–1941 гг. председатель СНК СССР и СТО СССР, руководил форсированной реорганизацией сельского хозяйства и промышленности. В качестве чрезвычайного уполномоченного в декабре 1931 г. и октябре 1932 г. возглавлял хлебозаготовки на юге Украины, которые вызвали массовый голод. Входил в ближайшее политическое окружение Сталина; один из организаторов массовых репрессий 1930-х — начала 1950-х гг. В 1939–1949 гг. нарком (министр) иностранных дел СССР. В 1939 г. вместе с германским министром иностранных дел И. Риббентропом подписал Договор о ненападении между Германией и Советским Союзом («пакт Молотова — Риббентропа»), который включал секретный дополнительный протокол, предусматривавший разграничение «сфер обоюдных интересов в Восточной Европе». В 1941–1942, 1946–1953 гг. заместитель, в 1942–1946 и 1953–1957 гг. 1-й заместитель председателя СНК (СМ) СССР, одновременно в 1941–1945 гг. заместитель председателя ГКО. В 1953–1956 гг. министр иностранных дел СССР, в 1956–1957 гг. министр государственного контроля СССР. В 1957 г. вместе с Л.М. Кагановичем, Г.М. Маленковым и др. выступил против политического курса Н.С. Хрущева. В 1957–1960 гг. посол СССР в Монголии, в 1960–1962 гг. глава Советского представительства в МАГАТЭ. С 1962 г. на пенсии. В 1962 г. исключен из КПСС, в 1984 г. восстановлен. Умер в Москве.