*305. Вторая мировая война-3

[Русская историческая библиотека]

http://rushist.com/index.php/toland-...k-gitleru-1937
Глава 15

«ТАКОЙ МАЛЕНЬКИЙ ЧЕРВЯЧОК» (1937 г. – февраль 1938 г.)

3

Съезд партии открылся 6 сентября. На следующий день Гитлер торжественно появился в его президиуме. Сравнив большевистское насилие и кровопролитие с умеренной национал-социалистской революцией, он подчеркнул, что за истекший год были предприняты усиленные попытки распространить коммунистический хаос с Востока на Запад. Отрадно сознавать, говорил он, что «весь мир, возможно, начнет гореть вокруг нас, но национал-социалистское государство будет возвышаться над большевистским пожаром, как плотина». Это была речь, больше направленная на сохранение спокойствия населения, чем на разжигание воинственного духа. В то же время Гитлер готовился обхаживать будущего союзника, осознавая, что конфликт неизбежен.

Бенито Муссолини согласился посетить Германию, но при условии, что не возьмет с собой гражданской одежды и получит возможность «встретиться с массами».

Дуче выехал из Рима 23 сентября, одетый в сшитый для него по этому случаю новый мундир фашистской милиции и сопровождаемый свитой из ста человек. Два дня спустя в Мюнхене на главном вокзале его встретил фюрер. Гремели барабаны, толпа скандировала «хайль!» и «дуче», диктаторы пожали друг другу руки. Они прошли по красному ковру к машине и поехали на квартиру Гитлера. Здесь состоялась их первая беседа, и так как Муссолини говорил по-немецки, переводчик Шмидт имел время и возможность сравнить их. Фюрер со своими непослушными волосами был похож на неопрятного представителя богемы, говорил он грубым и хриплым голосом. Иногда глаза его внезапно загорались и потом так же внезапно потухали. Дуче был иным – голова Цезаря, потомка древних римлян, мощный лоб и широкий квадратный подбородок под большим ртом. Говорил он более живо, чем Гитлер, когда наступила его очередь обрушиться на большевиков и Лигу Наций. Негодование, презрение, решимость и хитрость то и дело отражались на его подвижном лице. У дуче был горячий южный темперамент. Однако он не сказал ничего лишнего. Шмидт также отметил, что смеялись они по-разному. Смешок Гитлера был полон издевки и сарказма, Муссолини раскатисто хохотал.

Итогом часовой беседы явилась договоренность развивать дружественные отношения с Японией, поддерживать Франко и обуздывать амбиции Франции и Англии. Гитлер к этому времени начал осознавать безнадежность попыток вовлечь Англию в свои планы.

По случаю приезда Муссолини состоялись впечатляющие церемонии: парад эсэсовцев, военные маневры в Мекленбурге и осмотр громадного завода Круппа в Эссене. Кульминационный момент наступил 28 сентября. Когда поезда обоих диктаторов (ехали они отдельно) приблизились к пункту назначения – станции около олимпийского стадиона, поезд Гитлера поравнялся с поездом Муссолини на соседнем пути, и пятнадцать минут оба состава шли параллельно. Эта операция, которую машинисты репетировали несколько дней, была проведена так идеально, что итальянцы и немцы могли переговариваться через открытые окна. В последний момент поезд Гитлера вышел чуть-чуть вперед, чтобы фюрер мог раньше выскочить на платформу и приветствовать дуче. Это была ювелирная работа, и наряду с парадом и маневрами затея с поездами произвела на публику большое впечатление.

Но предстояло еще кое-что. Почти миллион зрителей, многие из которых были доставлены в столицу специальными поездами, выстроились вдоль улицы, ведущей от вокзала к центру города. Повсюду были развешаны фашистские и нацистские флаги. На каждой площади стояли громадные колонны, разрисованные гербами двух стран. Порядок обеспечивали 60 тысяч эсэсовцев, съехавшихся со всей Германии. Меры безопасности были самые строгие, в толпе было много агентов в штатском, реку Шпрее патрулировали вооруженные катера.

На следующий день оба вождя прибыли на олимпийский стадион, чтобы Муссолини мог «встретиться с массами». На этот раз Гитлер позволил гостю войти первым, чтобы тот насладился почестями. Затем фюрер произнес краткую речь. Она транслировалась по радио «115 миллионам граждан Германии и Италии». У нас, заявил Гитлер, существует «общность не только мнений, но и действий. Германия – снова мировая держава. Сила наших двух наций представляет мощнейшую гарантию цивилизованной Европы, верной своей культурной миссии и вооруженной против разрушительных сил».

Затем к микрофонам прошагал Муссолини. Он говорил по-немецки, но был настолько взволнован спектаклем, что слушатели могли разобрать лишь отдельные слова. «Осенью 1935 года была образована ось Берлин – Рим, и за последние два года она работала ради еще более тесного союза наших двух народов и ради мира в Европе», – кричал дуче. Этот визит, по его словам, является не обычным дипломатическим или политическим эпизодом, а «демонстрацией единства двух революций, имеющих общую цель».

И вдруг начался такой проливной дождь, что написанный текст его речи расплылся на бумаге. «Германия и Италия – это величайшие и самые подлинные демократии, которые когда-либо знал мир», – продолжал разглагольствовать дуче, не обращая внимания на ливень. «У меня есть друг, и я пойду с ним до конца», – закончил наконец свою речь итальянский диктатор. Затем Муссолини медленно поехал обратно к центру столицы, один в открытой машине, чтобы массы могли посмотреть на него еще раз. Плаща у него не было, и он вернулся в свою резиденцию промокшим до нитки.

Хотя Муссолини не простудился, спал он в эту ночь плохо и проснулся в скверном настроении, но в поезде несколько повеселел. Муссолини ехал в Германию с чувством пренебрежения к Гитлеру. Как можно верить человеку неженатому, без детей и даже без любовницы? Уехал же дуче под глубоким впечатлением от увиденного. О Еве Браун он не знал. Однако он увидел силу, намного превосходящую все, о чем он мечтал. И с этого момента два диктатора поменялись ролями. Младшим партнером теперь стал Муссолини. Швейцарский психиатр Карл Юнг лично наблюдал двух диктаторов и заметил разительный контраст между ними. В отличие от дуче, Гитлер напоминал робота: «Казалось, он двойник реального человека, и Гитлер-человек как будто умышленно прячется, чтобы не мешать работе механизма».

Конкретных соглашений в Берлине подписано не было, не было и официального коммюнике, но министерство иностранных дел Германии сообщило своим зарубежным миссиям, что оба руководителя согласились в отношениях с Англией придерживаться согласованной линии и что Италия отныне имеет свободу действий в Средиземноморье, а Германия – в Австрии.

Гитлер был очень доволен этими договоренностями, тем более, что теперь он испытывал к дуче уважение. Их тосты на банкете значили больше, чем какое-либо коммюнике. Гитлер заявил, что обе страны сблизились в искренней дружбе ради общей политической цели. Гость ответил, что германо-итальянская солидарность является живой и активной, и обе нации приобрели «иммунитет от любых попыток их разделить». «Ось» стала реальностью, и Гитлер теперь имел возможность сделать следующий ход.

[Русская историческая библиотека]

http://rushist.com/index.php/toland-...-germanii-1937
Глава 15

«ТАКОЙ МАЛЕНЬКИЙ ЧЕРВЯЧОК» (1937 г. – февраль 1938 г.)

4

В конце октября в доверительной беседе с группой лиц, ответственных за пропаганду, Гитлер сказал, что в его роду не было долгожителей. Стало быть, важнейшие проблемы, особенно овладение жизненным пространством, должны быть решены как можно скорее. Его последователи решить их не смогут, так как только он способен сделать это. «А сейчас, – сказал фюрер, – я чувствую себя свежим, как жеребенок на лугу».

Неделю спустя, 5 ноября 1937 года, он вызвал командующих всеми родами войск, военного адъютанта Хосбаха и министра иностранных дел фон Нойрата. Формальной причиной было решение проблем, связанных с растущим соперничеством между Бломбергом и Герингом за право контроля над стратегическими ресурсами.

Но когда к 16 часам все собрались, он начал говорить о внешней политике. По лицу фюрера было видно, что это не обычное совещание, и как только он заставил присутствующих дать обещание соблюдать секретность, все насторожились. Шок наступил очень скоро, когда Гитлер попросил «в интересах долгосрочной германской политики рассматривать его заявление, в случае его смерти, как политическое завещание». Целью германской политики, подчеркнул фюрер, является обеспечение, сохранение и укрепление расового общества. Будущее Германии зависит от приобретения достаточного жизненного пространства, а найти его можно только в Европе. «Пространств без хозяина никогда не было, нет их и сейчас, нападающий всегда сталкивается с владельцем, – утверждал фюрер. – Перед Германией стоит вопрос: где она могла бы добиться самого крупного выигрыша при минимальных затратах?» Эта проблема, сообщил он ошеломленным слушателям, «может быть решена только силой, что всегда сопровождается риском».

Германская мощь, продолжал он, достигнет своего пика лет через шесть. Надо идти в наступление, пока другие готовятся к обороне. Проблема жизненного пространства для Германии должна быть решена самое позднее к 1943 – 1945 годам.

Гитлер редко заглядывал в свои записи, факты и цифры он приводил с удивительной точностью, обладая феноменальной памятью, – даром, присущим Цезарю, Наполеону и Ленину. Барон фон Нойрат сидел, будто проглотил аршин. Военные беспокойно ерзали, пока Хосбах, не владевший стенографией, лихорадочно записывал то, что говорил фюрер. Первой целью Германии, продолжал он, является обеспечение восточного и южного флангов путем захвата Чехословакии и Австрии, поскольку и Англия, и Франция, по его мнению, «уже молчаливо списали чехов». Он предупредил, что оборонительные меры чехов усиливаются из года в год, австрийская армия тоже наращивается. Но после аннексии из этих стран Германия получит необходимое продовольствие. Это даст и другие преимущества: «более короткие и лучшие границы, высвобождение войск для других целей», что даст возможность сформировать еще двенадцать дивизий, т.е. одна дивизия будет приходиться на миллион жителей. Италия не будет против захвата Чехословакии, но пока неизвестно, какаю она займет позицию по отношению к Австрии. Это зависит от того, будет ли жив дуче. «Степень внезапности и быстрота наших действий являются решающими факторами в случае захвата Польши и России. Вряд ли другие государства станут воевать из-за них с победоносной Германией». (Примечательно, что утром того же дня он подписал с Польшей соглашение о мирном урегулировании проблем, связанных со статусом национальных меньшинств в обеих странах.)

Гитлер закончил говорить, когда уже наступили сумерки. Он предложил высказаться остальным. И Бломберг, и Фрич выступили против плана фюрера, они призвали его не сбрасывать со счетов Францию и Англию. Французская армия не будет слишком отвлечена войной с Италией и может быть грозным противником на Западном фронте. Бломберг также возразил, что будет крайне трудно прорвать оборону чехов. А Фрич так встревожился, что предложил отменить свой отпуск, который собирался провести в Египте. Но фюрер сказал ему, что в этом нет нужды, возможность конфликта еще не настолько близка.

Гитлер оставил право опровергать аргументы генералов Герингу, а сам сидел и внимательно слушал. Споры становились все более горячими. Но доводы военных не произвели на фюрера впечатления. В целом генералы решили, что рассуждения Гитлера носили преимущественно теоретический характер и были направлены прежде всего на ускорение программы перевооружения. Ясно было, что пока Германия к войне не готова. Однако Нойрат воспринял фюрера серьезно и настолько расстроился, что с ним случился сердечный приступ. Он даже нарушил обещание соблюдать секретность и на встрече с генералами Веком и Фричем призвал их убедить Гитлера отказаться от военных амбиций. Генералы обещали сделать все, что могут: у них не было желания воевать без серьезных шансов на победу. Было решено, что Фрич изложит Гитлеру военные доводы, а Нойрат – политические. Но встреча Фрича с Гитлером 9 ноября в Бергхофе ни к чему не привела. А Нойрата он даже отказался принять.

Две недели спустя на встрече с курсантами военно-политической академии в Зонтхофене Гитлер вновь заявил, что Германия не сможет выжить без соответствующего жизненного пространства, и для достижения этой цели надо будет пойти на военный конфликт. К 1943 году должны быть ликвидированы предварительные препятствия, одно за другим, либо при помощи дипломатического шантажа, либо путем молниеносных военных ударов: сначала по Чехословакии, потом по Польше и Франции. Фюрер надеялся, что Англию можно будет побудить к нейтралитету, а если нет, ей тоже надо будет преподать военный урок, который надолго отобьет у «владычицы морей» охоту хозяйничать на континенте. Таким образом к 1943 году будет проложен путь к ведению крупной войны для разгрома главного врага – России. С решимостью азартного игрока Гитлер был готов вступить на путь, намеченный им в 1928 году.

[Русская историческая библиотека]

http://rushist.com/index.php/toland-...alifaksom-1937
Глава 15

«ТАКОЙ МАЛЕНЬКИЙ ЧЕРВЯЧОК» (1937 г. – февраль 1938 г.)

5

Новый премьер-министр Англии был настроен в отношении Германии более примирительно. «Наша цель, – писал он незадолго до своего назначения на этот пост, – должна состоять в предложении политических гарантий, которые нужны нам для общего урегулирования. И если переговоры потерпят неудачу, мы хотим, чтобы вину за провал понесла Германия, отказавшаяся принять наши разумные требования в политической области». Энергичный, волевой и самоуверенный Чемберлен быстро начал вносить изменения во внешнюю политику своего предшественника Болдуина. «Я считаю, что двойная политика перевооружения и улучшения отношений с Германией и Италией даст нам возможность спокойно пережить опасный период», – писал он в частном письме.

Осенью лорд Галифакс получил приглашение принять участие в охоте, организуемой «главным охотником рейха» Германом Герингом. Будучи сам азартным охотником, Галифакс посоветовался с Чемберленом и принял приглашение в надежде встретиться с Гитлером.

Он выехал из Англии, намереваясь прозондировать возможности достижения взаимопонимания с фюрером. Но прямодушный, религиозный и консервативный лорд мало что знал о немецкой истории и характере, он даже не читал «Майн кампф». Геринг ему понравился, он даже назвал его «современным Робином Гудом».

19 ноября в Бергхофе Галифакса принял Гитлер. «Я не привез никаких новых предложений из Лондона, – сказал Галифакс. – Я приехал прежде всего узнать взгляды германского правительства на текущую политическую ситуацию и выяснить возможности решения проблем». Фюрер нахмурился и разразился серией категорических требований, обрушившись на английскую прессу. Галифакс попытался успокоить сварливого Гитлера. Он похвалил фюрера за подавление коммунизма в Германии и выразил надежду, что их страны вместе с Францией и Италией могли бы заложить прочную основу для мира в Европе. Но лорд допустил дипломатический промах. Перед отъездом Идеи советовал ему умолчать о ситуации в Центральной и Восточной Европе, но, желая сделать примирительный жест, Галифакс поднял этот вопрос. Как только Галифакс наивно раскрыл английские намерения, Гитлер начал перечислять германские пожелания: тесный союз с Австрией, прекращение преследований судетских немцев в Чехословакии и свобода экономических связей с Юго-Восточной и Восточной Европой, поскольку Германия – главный импортер продукции этих стран. Затем он резко сказал: «Западные державы постоянно чинят мне препятствия в Юго-Восточной Европе. Мне приписывают политические амбиции, которых у меня нет». Галифакс тактично заметил, что Англия готова к любому решению, не основанному на силе, а потом бестактно добавил, что это «относится и к Австрии». Это взвинтило Гитлера, будто ему наступили на больную мозоль. Он возбужденно ответил, что в отношении Австрии нет и речи о применении силы, поскольку само население этой страны требует присоединения к Германии.

Галифакс был уверен, что раскусил Гитлера. Вернувшись в Лондон, он заверил коллег, что Гитлер – «искренний человек» и что «у немцев нет намерений идти на авантюры в ближайшее время, поскольку они слишком заняты развитием своей страны, которая все еще находится в состоянии революции». А вот как Гитлер оценил позицию Галифакса: «Я всегда говорил, что англичане лягут со мной под одно одеяло. В своей политике они следуют тем же принципам, что и я, – необходимости уничтожения большевизма».

Эти рождественские праздники, как и в прошлом году, не были для Гитлера периодом депрессии. Накануне Рождества, по словам ординарца Краузе, он был очень весел. Когда они, стоя на коленях на полу мюнхенской квартиры, заворачивали в бумагу подарки, Краузе случайно завязал узел вокруг большого пальца хозяина. Гитлер рассмеялся, похлопал Краузе по спине и попросил принести куртку. Он решил отметить предрождественский вечер по-своему и приказал ординарцу сопровождать его. Обманув эсэсовскую охрану, оба выскользнули из дома и взяли такси. «Никто нас не видел, и Гитлер был доволен. Я хотел сесть рядом с шофером, но Гитлер схватил меня за руку и велел сесть сзади», – вспоминал позже Краузе. Два часа такси курсировало по Мюнхену, наконец Гитлер назвал место назначения: кафе «Луитпольд».

Шофер, не догадавшийся, кто эти пассажиры, получил деньги и быстро уехал. Гитлер в кафе не пошел, а направился на Королевскую площадь. Заметив, что Краузе нервно озирается, он сказал: «Не бойтесь. Никто не поверит, что Адольф Гитлер бродит один по Мюнхену». Но когда кто-нибудь приближался, он опускал голову. Пошел дождь со снегом, и фюрер взял ординарца за руку, его замшевые ботинки скользили. Так они шли, пока не добрались до квартиру. Казалось, фюрер был в восторге, как мальчишка, что ему удалось не только провести охрану, но и погулять по городу незамеченным. Однако на следующий день Гиммлер отругал Краузе за участие в этой авантюре. Отныне, приказал шеф службы безопасности, о таких планах надо сообщать охране, независимо от желания фюрера.

[Русская историческая библиотека]

http://rushist.com/index.php/toland-...-i-fricha-1938
Глава 15

6

К концу года Чемберлен укрепился в своем убеждении, что только политика умиротворения спасет Европу. Даже министр иностранных дел Идеи, несмотря на сомнения, питал эту надежду. «Беседы между лордом Галифаксом и герром Гитлером показали, что если мы хотим общего урегулирования с Германией, именно нам, а не германскому правительству следует предпринять следующий шаг, выдвинув некоторые конкретные предложения», –писал Иден. «Конкретные предложения» сводились к передаче Германии в виде своеобразных взяток территорий, не принадлежавших Англии, а именно – значительной части Африки, находившейся во владении Бельгии и Португалии, а также уступок судетским немцам в Чехословакии. Так дешево купить Гитлера было невозможно. Его беседа с Галифаксом подтвердила, что англичане молчаливо согласятся с любой экспансией на востоке и юго-востоке Европы. В то же время было очевидно, что Фрич, Бломберг и другие военные руководители опасаются, что авантюристическая политика Гитлера приведет к катастрофе. Их пугала мысль об использовании угрозы войны как дипломатического оружия, и столкновение с фюрером казалось неизбежным.

Кризис разразился внезапно из-за бывшей проститутки фройляйн Эрне Грюн – секретаря-машинистки военного министра Бломберга. После короткого знакомства фельдмаршал, будучи шесть лет вдовцом, решил жениться на ней, хотя брак с женщиной, мать которой была прачкой, считался нарушением кодекса офицерской чести.

12 января фельдмаршал и машинистка заключили брак в одном из кабинетов военного министерства, взяв в свидетели Гитлера и Геринга. Однако не успели они уехать в свадебное путешествие, как распространились слухи о прошлом молодой фрау Бломберг. В своих досье берлинская полиция обнаружила, что она не только была проституткой, но и позировала для порнографических изданий. Эти сведения ошеломили Гитлера. Он решил, что Бломберг умышленно привлек его в свидетели, чтобы вынудить в дальнейшем опровергать возможные слухи. Поэтому фюрер поручил Герингу немедленно сообщить фельдмаршалу о прошлом Эрны. Если тот согласится расторгнуть брак, надо будет что-нибудь придумать, чтобы избежать публичного скандала. Если нет – Бломберг будет уволен. Его преемником считался Фрич, который, пожалуй, был еще критичнее настроен против политики фюрера. Предвидя такой оборот дела, Геринг пришел в рейхсканцелярию с досье, врученным ему Гиммлером и Гейдрихом. В нем содержались материалы о том, что Фрич якобы встречается с гомосексуалистами. Это был хороший предлог избавиться от самого упрямого главнокомандующего, и Гитлер с готовностью воспользовался им.

Одним ударом военный министр Бломберг и его вероятный преемник устранялись, а Геринг становился самым подходящим кандидатом на пост главы военного ведомства. Бломберг, узнав об ультиматуме фюрера, холодно отказался аннулировать брак.

Тем временем в военное министерство стали звонить проститутки, воодушевленные успехом Эрны Грюн. Офицерский корпус не мог вынести такого оскорбления своей чести. Общее мнение сводилось к тому, что Бломберг должен немедленно уйти в отставку. Но если он хочет оставаться в офицерском списке, ему необходимо немедленно развестись с женой. Фричу было поручено довести это решение до Гитлера, который сам пришел к тем же выводам. Однако эта история его расстроила. «Он ходил взад-вперед по комнате, заложив руки назад, расстроенный, и бормотал: «Если немецкий фельдмаршал женится на проститутке, все в этом мире возможно», – вспоминал его личный адъютант Видеман.

Гитлер вызвал Хосбаха, чтобы обсудить вопрос о преемнике. Главный адъютант считал подходящей кандидатурой Фрича. Факты гомосексуализма скорее всего были сфабрикованы. Оба долго спорили, и перед уходом Хосбах попросил разрешения сообщить Фричу об обвинениях против него. «Ни в коем случае», – воспротивился Гитлер. Но Хосбах пошел домой к Фричу. Тот с негодованием отверг обвинения. «Если Гитлер хочет, от меня избавиться, – воскликнул он, – пусть скажет хоть одно слово, и я уйду в отставку!»

В тот же день Хосбах признался Гитлеру, что нарушил его приказ и виделся с Фричем. К его удивлению, фюрер не взвинтился. Казалось, он поверил Фричу, что тот невиновен, заметив, что, очевидно, нет оснований не назначать его военным министром. Однако несколько часов спустя Гитлер вызвал Хосбаха и разразился руганью в адрес Фрича. Адъютант попросил его не принимать решения до личной встречи с генералом. Фюрер неохотно согласился побеседовать с ним вечером.

В тот же день Гитлеру стало известно, что Геринг убеждал Видемана рекомендовать его военным министром. Но фюрер был непреклонен: «Ни в коем случае! Геринг даже не знает, как провести инспекцию. Я разбираюсь в этом больше, чем он».

В конце дня, когда Гитлер с сожалением сообщил Бломбергу о его увольнении и из вежливости попросил порекомендовать преемника, он услышал такое же предложение: Бломберг рекомендовал Геринга. На этот раз Гитлер был еще более категоричен: Геринг слишком тщеславен и ленив. В таком случае, сказал Бломберг, почему сам фюрер не возьмет на себя пост военного министра? Гитлер не согласился, но и не отказался, он лишь спросил, кто может стать начальником генерального штаба. Бломберг не мог с ходу предложить кандидатуру. Тогда Гитлер спросил, кто руководит его штабом. «Генерал Вильгельм Кейтель», – ответил Бломберг, поспешно добавив, что будущий тесть его дочери не подходит для такого важного поста. «Он лишь человек, руководящий моим ведомством». – «Вот такой человек мне и нужен!» – возразил фюрер.

Генерал вернулся в министерство полностью разбитый и рассказал Кейтелю, что произошло. Он признался, что знал о позорном прошлом своей жены, но не считал это «основанием для того, чтобы навеки выбросить женщину». Бломберг сказал, что расстался с Гитлером дружески, и заверил будущего родственника, что в случае войны снова будет рядом с фюрером. Когда Кейтель высказал мысль о разводе «ради детей», Бломберг возразил, что это брак по любви и он «скорее пустит пулю в лоб, чем сделает это». Генерал вышел из кабинета со слезами на глазах.

К вечеру Кейтеля привели к Гитлеру. Фюрер посетовал на одиночество и сказал, что Кейтель должен быть всегда при нем. Затем он с восхищением отозвался о Бломберге, заметив, что многим ему обязан, и стал сетовать на то, что его обманом привлекли в свидетели на свадьбе. Примет ли офицерский корпус такой скандальный брак? Кейтель был вынужден согласиться, что не примет. Следующим был вопрос о преемнике. Кого бы предложил Кейтель? Как и Бломберг, тот назвал Геринга, но Гитлер снова отверг это предложение. Следующим кандидатом Кейтель назвал Фрича. Фюрер подошел к столу и вернулся с обвинительным актом министра юстиции о совершении этим генералом гомосексуального преступления. Гитлер признал, что он не дал хода компрометирующему документу, так как не мог этому поверить, но вопрос о преемнике на важнейший военный пост в стране требует прояснить это дело раз и навсегда. Он хочет лично поговорить с Фричем и прямо его спросить, виновен ли он.

Встреча с генералом состоялась поздно вечером в библиотеке фюрера. Фрич ничего не знал о деталях приписываемых ему гомосексуальных связей. Генерал простодушно пояснил, что иногда приглашал двух юношей на обед, а позднее давал им уроки по чтению карт, а когда кто-нибудь из них не был достаточно внимательным, он легонько бил растяпу линейкой по заднему месту. Об этих двух юношах Гитлер даже не знал. Не успел Фрич уйти, как возмущенный фюрер излил душу адъютанту: «Представляете, Видеман, оказывается, в этом деле замешаны еще двое! Действительно, все тайное рано или поздно становится явным!»

Когда Кейтель явился к фюреру на следующий день, Гитлер все еще был возбужден и сообщил ему о своем решении отстранить Фрича. Разговор снова зашел о преемнике. На этот раз Гитлер заявил, что сам берет на себя верховное командование, а Кейтель останется его начальником штаба. Он также вынужден выполнить неприятную обязанность – уволить Хосбаха за то, что тот не умеет держать язык за зубами.

Видеман был ошеломлен. Он подошел к Гитлеру и сказал: «Мой фюрер! Вы несправедливо обошлись с одним человеком». – «С кем?» – «С полковником Хосбахом». – «Да, Видеман, вы правы. Передайте ему, что я сожалею, но не могу изменить решение. Я дам ему рекомендательное письмо, в котором напишу о его превосходных качествах». Но великодушное настроение скоро прошло, и письмо так и осталось ненаписанным. «Этот парень всегда мне лгал, – заявил фюрер, – и я позабочусь, чтобы он никогда больше не работал в генеральном штабе».

На следующей неделе Гитлер занялся проблемами, связанными со скандалами вокруг имен Бломберга и Фрича. Он приказал гестапо провести полное расследование, а затем продолжил подбор преемника на пост главнокомандующего сухопутными силами. Фюрер остановился на генерале Вальтере фон Браухиче, не состоявшем в партии, но сделал вид, что его первым кандидатом был член партии фон Райхенау. Представитель армии генерал Герд фон Рунштедт решительно запротестовал. Для офицерского корпуса Райхенау был не только ярый нацист, но и военный радикал, не подходящий для какого-либо важного поста. Рунштедт, в свою очередь, предложил кандидатуру Бека, но Гитлер не согласился. Его следующим кандидатом был, конечно, Браухич. На этот раз Рунштедт подтвердил, что кандидат фюрера приемлем для армии.

Но это не было концом всей истории. Браухич сообщил, что не может занять столь высокий пост, если не будет урегулировано одно очень важное для него личное дело. Он ведет бракоразводный процесс с женой, которая требует значительной суммы, а он и так в долгах. Гитлер не только дал генералу 80 тысяч марок, но и уговорил его жену согласиться с условиями развода. Для фюрера это была хорошая сделка. Теперь сухопутными войсками командовал человек, целиком ему обязанный. Кроме того, женщина, на которой Браухич собирался жениться, фрау Шарлотта Шмидт, была ярой нацисткой. Благодаря манипуляциям и решимости Гитлера, а также из-за нерешительности большинства генералов кризис в конце концов разрешился.

Удивительно, но бунт в армейской верхушке не распространился дальше столицы. Если не считать близких друзей Фрича, мало кто из офицеров знал о скандалах и увольнении Бломберга. Поэтому многие генералы с недоумением прочитали в газетах 4 февраля 1938 года указ о новых назначениях. В этот же день они были вызваны на совещание в Берлин, где Гитлер сообщил им обстоятельства вынужденной отставки Бломберга и Фрича. «Мы были ошеломлены, – вспоминал Хайнц Гудериан. – Эти серьезные обвинения против самых высокопоставленных генералов, которых мы считали людьми кристально честными, поразили нас. Они показались совершенно неправдоподобными, однако первой реакцией было то, что руководитель немецкого государства не мог просто выдумать эти истории».

Ошеломленные генералы послушно восприняли объявление Гитлера о реорганизации вермахта, и вечером решением кабинета он узаконил свое назначение на пост верховного главнокомандующего. Он также представил членам кабинета Кейтеля и Браухича на их новых постах.

Поздно вечером немецкий народ по радио был информирован об этом важном декрете фюрера. Было также сообщено, что Бломберг и Фрич ушли в отставку, шестнадцать генералов уволены, а сорок четыре переведены на другие должности. Наконец, Герман Геринг получил жезл фельдмаршала люфтваффе как «компенсацию» за то, что не стал военным министром. Чистка распространилась и на дипломатическую службу. Министр иностранных дел фон Нойрат был заменен Риббентропом, который считал, что каждый час, не потраченный на подготовку войны против Англии, был часом, потерянным для Германии. По его мнению, соглашений с англичанами достичь нельзя, они не потерпят сильной Германии и «будут драться».

Это был памятный день в немецкой истории. Самые влиятельные диссиденты в вермахте были устранены либо обузданы, а два ведущих военных руководителя страны, Кейтель и Браухич, были всем обязаны фюреру и стали послушными исполнителями его воли.

Гитлер стал верховным диктатором германского рейха и был готов вступить на фатальный путь

[Хронос]

Германия проводит мобилизацию вооруженных сил.

[Фукидид]

http://www.katyn-books.ru/library/do...sgovora97.html
16 августа 1938 г.

[...] Затем Бенеш спрашивал меня, что я думаю о международном положении Чехословакии. Я осторожно ответил, что жду информации об этом от Бенеша, потому что с момента обострения положения решать возникающие проблемы взялись Англия и Франция без нашего участия, полностью игнорируя нас даже в смысле информации. Бенеш быстро реагировал на это репликой, что СССР фактически один из главных участников в решении европейских вопросов, но что тактически было только выгодно для всех и для самого СССР не выдвигаться в данной обстановке на передний план. Бенеш спрашивал, что я думаю об этом. Я ответил, что Бенеш прав в том смысле, что борьба против постепенной ликвидации послевоенных мирных договоров является в первую очередь, конечно, делом созидателей системы этих договоров, и главным образом Англии и Франции. Мы не являемся участниками этих договоров и непосредственно в них не заинтересованы. Однако мы заинтересованы в сохранении мира и не раз доказывали, что готовы сотрудничать для этой цели. Но если нашего сотрудничества не ищут, то мы и не навязываемся. Бенеш несколько забеспокоился и заговорил о том, что заинтересованность СССР и его право на участие в решении вопросов европейского мира никем не подвергается сомнению. Чехословакия во всех своих действиях исходит из предпосылки именно такого участия СССР в делах Европы и ни разу не отступила от этого принципиального положения, потому что она знает, какую роль играет для нее СССР и какую роль может сыграть Чехословакия для СССР. Я успокоил Бенеша тем, что прямо сказал, что мы, понятно, заинтересованы в сохранении независимости Чехословакии и в противодействии завоевательным планам какой бы то ни было державы в Европе. В силу нашего понимания целей и задач борьбы с ростом агрессии мы, понятно, не остаемся в стороне от каждого события в Европе. Думаю, что мы уже оказали существенную помощь Чехословакии и без ее просьбы о том. Мне достаточно для этого сослаться на речь наркома Литвинова, в которой он подчеркивал, что для нас Чехословакия сама достаточно компетентна для решения своих внутренних вопросов, Именно поэтому я и ответил на вопрос Бенеша о суждении по поводу положения Чехословакии, что жду информации от него, как от компетентного источника.

После этого Бенеш прямо перешел к вопросу о Ренсимене. Он заявил, что согласие на миссию Ренсимена является единственным вопросом, о котором я не был информирован заблаговременно, но только по техническим причинам. В первый момент английское предложение действительно звучало как предложение арбитража. Оно было отклонено. После этого на Чехословакию стала нажимать Франция, в том смысле, что требовала учета своей заинтересованности в английском сотрудничестве. Раздавались голоса, что Чехословакия сознательно гонит Европу на войну из-за своих интересов. Бенеша прямо обвинили в желании вызвать превентивную войну. Франция прямо заявила, что принятием миссии Ренсимена Англия будет ангажирована и что в этом заключается главная задача ее политики.

Бенеш должен был учесть это и согласился при условии, что миссия Ренсимена будет публично лишена всякого характера арбитража. Бенеш уже может сказать, что Ренсимен ничего не приемлемого для Чехословакии советовать не будет1. Приехал он без плана и добросовестно изучает вопрос. Он уже видит, что у Чехословакии есть добрая воля сделать какие угодно уступки, не нарушающие основ ее существования. Еще важнее то, что Ренсимен уже констатировал, что генлейновцы действуют во всем исключительно по указке из Берлина, Ренсимен делает отсюда вывод, что спор о правах судетских немцев только предлог, а по существу спор идет между Прагой и Берлином о всем комплексе их взаимоотношений, Ренсимен понимает, что такой спор не будет решаться на основании его советов. Если Ренсимену останется время и возможность что-нибудь советовать, то его советы будут двигаться в рамках внутренней Судето-немецкой проблемы и будут приемлемы, но не в рамках чехословацко-германских взаимоотношений. Между прочим, завтра генлейновцы должны дать окончательный ответ, согласны ли они вести переговоры на базе правительственных проектов, в частности, на базе проекта об административной реформе. Если они откажутся, то этим настанет тот момент, когда Ренсимен сможет оказать помощь своими советами. Однако Ренсимен и в этом случае не будет торопиться больше, чем того будут требовать обстоятельства. Если и советы Ренсимена не удовлетворят судетских немцев, то это будет обозначать дальнейшее напряжение, относительно которого Бенеш риторически задавал вопрос, сколько же времени может продолжаться такое напряжение и к чему оно может привести. Здесь явно остается много свободного места для любых, в том числе и насильственных, способов решения.

Бенеш тут же утешался соображениями на ту тему, что тогда Англия и Франция, получив тем временем многочисленные доказательства, так сказать, невиновности Чехословакии в существующем напряжении, потеряют, наконец, терпение и дружно прикрикнут на Германию, чтобы она прекратила свои вечные угрозы войной и не создавала напряжения искусственным раздуванием ее существующих преступлений чехов против немцев, Бенеш снова подчеркивал, что обстановка весьма серьезна и в ней достаточно искры для того, чтобы вспыхнул пожар. Однако он снова думает, что Германия едва ли действительно готова к большой войне против Англии, Франции и СССР.

В этой связи Бенеш впадал в несколько меланхолический тон и рассуждал на тему о том, что в политике, конечно, нет сантиментов. Если он рассчитывает на подобного рода ход событий, то вовсе не потому, чтобы Англия и Франция хотели только из принципа оказать помощь Чехословакии. Это просто будет являться их собственным интересом. Расправа с Чехословакией до весны, когда в основном будут завершены . английские и французские вооружения, обозначала бы такое резкое усиление Германии, по сравнению с которым их вооружения снова оказались бы отставшими, не достигшими своей цели. Поэтому они не дадут уже теперь съесть Чехословакию.

Несколько меняя тон, Бенеш совершенно то же самое говорил и о своем расчете на помощь со стороны СССР. Он на нее рассчитывает не столько в силу наших договорных отношений, сколько в силу прямой и ясной заинтересованности СССР в существовании Чехословакии. Я вставил — демократической Чехословакии. Бенеш с одобрением принял это и продолжал в том духе, что если бы все его ожидания на мирную разрядку атмосферы вокруг Чехословакии не оправдались, или если бы наступила какая-нибудь неожиданность внешнего или внутриполитического характера, то он от своих принципов не отступит и будет продолжать руководствоваться принципом защиты независимости страны и ее демократического устройства во что бы то ни стало.

Здесь Бенеш ссылался на прекрасное настроение чехословацкого народа, который как один пойдет на призыв защищать свою родину. На вопрос я подтвердил Бенешу, что и у меня такое же благоприятное впечатление относительно действительно народных настроений и осторожно вставил, что за последнее время правительство теряет в популярности, и народные надежды связываются исключительно с именем Бенеша. Бенеш согласен, что сейчас ситуация во много раз сложнее и ответственней, но это не значит, что и в данных условиях нельзя будет защищать свои принципы. Практически это обозначает, что в судето-немецком вопросе остается действительной старая точка зрения. Автономия или что-либо подобное не приемлемы для Чехословакии. Если из переговоров ничего не выйдет, то соответствующие законы будут проведены через парламент. В крайнем случае, послушание судетских немцев законам республики будет вынуждено силой. Чехословацкой уступчивости есть предел.

Я шутя спросил, а есть ли предел английской уступчивости. Бенеш разводил руками и, полуотвечая, говорил, что Англия пугает выдвижением требования плебисцита для судетских немцев. Бенеш этой угрозы не боится, потому что Чехословакия не единственная страна, в отношении которой было допущено применение права народов на самоопределение. Если бы такой вопрос был серьезно поставлен, то Бенеш мог бы ответить контрвопросом — почему плебисцит должен быть применен только к Чехословакии. Почему не предлагается применить его к таким странам, где национальные меньшинства находятся в явно и безусловно худшем положении, чем в Чехословакии. Пускай тогда плебисцит будет применен для решения судьбы украинцев, белорусов и литовцев в Польше, хорватов и словенцев в Югославии, венгров в Румынии и т. д. Эти народы охотно подхватят такого рода лозунг, но Европа едва ли захочет развязывать такое движение.

Что еще может произойти? Нейтрализация? Бенеш заявляет, что никто и никогда официально не ставил этот вопрос перед Чехословакией. Был только зондаж. Впервые идея была высказана в Лондоне Корбену непосредственно после 21 мая. Франция не ответила на этот зондаж. Во время Сокольского слета (2—6 июня) Леон Блюм, якобы по своей инициативе, зондировал этот вопрос у Бенеша. Бенеш ответил, что прежде всего хочет знать, что понимается под нейтрализацией. Во-вторых, он хочет знать, кто будет гарантами. В-третьих, он дал понять, что если гарантами будут Франция, Англия, Германия и СССР, то весь мир будет это приветствовать как новую форму осуществления коллективной безопасности. Без этого — разговор беспредметен. Наконец, в Париже, во время поездки туда английского короля, Фиппс все-таки выступил с этим предложением, но Франция прямо заявила, что считает вопрос не дискутабельным. Никаких других разговоров больше не было. Я сказал, что, по моим сведениям, разговор был все-таки более обстоятельным. Так, например, вопрос о гарантах все-таки обсуждался. Предположительно гарантами назывались Франция, Германия и СССР, но при этом выдвигалось условие отказа Франции и Чехословакии от пактов о взаимной помощи с СССР. Бенеш очень определенно ответил, что слышит об этом впервые и вопрос в такой плоскости никто перед ним и не пытался ставить, даже в зондажном порядке. Он вообще не видит смысла в такой постановке вопроса. Ему было бы еще понятно, если бы выдвигался вопрос об отказе Чехословакии от пакта с СССР под предлогом, что она в нем не нуждается, поскольку получает гарантии нейтралитета. Но при чем тут Франция? Нетрудно понять, что отказ Франции от пактах СССР означал бы лишь увеличение ее зависимости от других держав. Пакт с СССР очень ценен для Франции. Еще ценнее он для Чехословакии, и Бенеш заверяет, что дорожит действием, которое он уже оказывает на положение Чехословакии в Европе. Лучше будет для всех, если он не придет в еще большее действие, но отказаться от такой возможности Чехословакия не имеет никакого желания.

После этого Бенеш довольно коротко и в довольно общих выражениях сказал, что продолжает считать весьма необходимым практический контакт между нами, например, типа тех взаимоотношений, которые установились со шкодовскими заводами. В этой области крупнейшее значение имеет возможность создания и поддержания такого рода реальных связей между СССР и Чехословакией, которые не могли бы быть нарушены событиями любого характера. Территории наших стран разделены значительными пространствами, но мы должны постараться возможно тесно связать их. Поскольку Бенеш явно говорил об авиации, я вставил короткую ссылку на то, что гражданская линия Прага — Москва сорвалась из-за румын. Бенеш взял это на заметку. [...]

С. Александровский

Печат. по арх. Опубл. в сб. «Документы и материалы по истории советско-чехословацких отношений», т. 3. М., 1978, с. 474—477.

Примечания

1. Эта оценка президентом ЧСР Э. Бенешем миссии Ренсимена не соответствовала действительности. Лорд Ренсимен во время своего пребывания в ЧСР (3 августа—15 сентября 1933 г.), по существу, открыто вмешивался во внутренние дела Чехословакии и стремился поставить на один уровень правительство ЧСР и судето-немецкую партию. Он сразу же стал добиваться от чехословацкого правительства, чтобы оно вело переговоры с генлейновцами на база карловарской программы. Сам Ренсимен следующим образом характеризовал свою роль в Праге: «Я поддерживаю с правительством Чехословакии любопытные, единственные в своем роде отношения... Я немного меньше, чем диктатор, и больше, чем советник».
Источник: http://www.katyn-books.ru/library/do...sgovora97.html

[И. М. Майский, полномочный представитель СССР в Великобритании]

http://www.katyn-books.ru/library/do...sgovora98.html
17 августа 1938 г.

[...] 2. Далее Галифакс спросил меня, что я думаю о положении в Центральной Европе. Это дало мне повод изложить нашу точку зрения на европейскую ситуацию. В частности, я указал (в соответствии с вашими директивами, полученными в Москве), что СССР все больше разочаровывается в политике Англии и Франции, что он считает эту политику слабой и близорукой, способной лишь поощрять агрессора к дальнейшим «прыжкам», и что тем самым на западные страны ложится ответственность приближения и развязывания новой мировой войны. Прекрасной иллюстрацией к только что мною сказанному является Чехословакия. Все, что Англия и Франция делали по этому поводу в последнее время, по существу, сводится к попыткам обуздать не агрессора, а жертву агрессии и что Прагу и Берлин они меряют разными мерами. В Праге англо-французы говорят столь громким голосом, что это не без основания воспринимается чехами как явная несправедливость, а в Берлине же говорят столь тихим голосом, что Гитлер игнорирует все их демарши. Мы не можем сочувствовать такой политике и считаем, что судьба Чехословакии в первую очередь зависит от того, сумеют ли Англия и Франция в этот критический час занять твердую позицию против агрессора. Я ожидал, что Галифакс будет энергично возражать, однако, к моему удивлению, он и на этот раз не сделал ни малейшей попытки защищать линию английского правительства. Наоборот, от всего его поведения и некоторых замечаний получалось впечатление, что он согласен если не со всем, то со значительной частью того, что я говорил. Я спросил Галифакса, что он сам думает о Чехословакии. Галифакс ответил, что считает положение очень серьезным, что сообщения Ренсимена («два частных письма ко мне», как выразился Галифакс) мало утешительны, ибо тот считает достижение какого-либо компромисса между сторонами делом чрезвычайно трудным, и что он сам тоже мало надеется на возможность соглашения между чехами и судетскими немцами. Правда, по самым последним сведениям от Ренсимена, генлейновцы как будто начинают проявлять некоторую склонность к сговору с чехословацким правительством, однако все в конечном счете зависит от Гитлера. На мой дальнейший вопрос, каковы сведения форин офиса из Берлина, Галифакс ответил, что сведения эти довольно противоречивы и неясны, однако все информаторы сходятся на том, что решение находится исключительно в руках фюрера, поведение же последнего сейчас является весьма загадочным. Торопливые маневры вызывают явное беспокойство в Англии и особенно во Франции; ему, Галифаксу, они тоже не нравятся, но сделать в настоящий момент какой-либо прогноз в отношении ближайшего будущего он не решается. [...]

Майский

Печат. по арх. Опубл. в сб. «Документы внешней политики СССР», т. XXI. М., 1977, с. 436—437.
Источник: http://www.katyn-books.ru/library/do...sgovora98.html

[Фукидид]

http://www.katyn-books.ru/library/do...sgovora99.html

20 августа 1938 г.

На общем собрании Союза рабочих металлообрабатывающей промышленности района Смихова, состоявшемся 20 августа 1938 г., члены Союза единодушно, как и 21 мая, заявили о своей верности защите целостности республики. Тот день показал, что когда весь народ решительно выступил на защиту независимости республики всеми средствами, то симпатии всего демократического мира были на нашей стороне.

Сегодня целостность республики вновь подвергается серьезной опасности, прежде всего в результате различных дипломатических маневров. Фальшивым миролюбием фашистские агрессоры хотят достичь того, чего им не удалось добиться 21 мая путем применения силы. На чехословацкое правительство оказывается давление с тем, чтобы оно пошло навстречу требованиям генлейновцев об автономии, что на деле означало бы раскол республики.

В отношении этих интриг собрание заявляет: Мы хотим мира со всеми, но это должен быть почетный и свободный мир. Мы не потерпим, чтобы кто-либо вмешивался в наши внутренние дела и добивался так называемой нейтрализации ЧСР и лишения республики союзнических договоров с Советским Союзом и Францией, чтобы нас принуждали сдать позиции в управлении страной генлейновским государственным изменникам.

Мы требуем, чтобы были выполнены справедливые экономические, социальные и языковые требования как немецкого народа, так и представителей других национальностей и чтобы при рассмотрении национальных требований в первую очередь учитывались нужды широких слоев трудящихся. Но именно поэтому мы требуем, чтобы чехословацкое правительство твердо и решительно, как и 21 мая, выступило против всех генлейновских раскольников и ирредентистов.

Заверяем Вас, господин президент, и все чехословацкое правительство, что мы твердо и решительно в едином строю стоим на защите независимости республики и готовы на любые жертвы.

Мы никогда не допустим, чтобы нашим национальным статутом стал капитулянтский пакт с Генлейном, и, несмотря на любой нажим, не допустим, чтобы Генлейн был введен в состав правительства. Мы готовы всеми средствами воспрепятствовать тому, чтобы в ЧСР повторилась история с Зейс-Инквартом. Нас не сломило насилие, нас также не сломят коварство и интриги.

Мы заявляем: Мы не сдадимся! Твердо выстоим, что бы ни случилось!

Союз рабочих металлообрабатывающей
промышленности ЧСР
Район Смихов
Долейш Франтишек, секретарь
Старец Йозеф, председатель

Печат. по арх.
Источник: http://www.katyn-books.ru/library/do...sgovora99.html

[Фукидид]

http://www.katyn-books.ru/library/do...govora100.html
21 августа 1938 г.

Вчера вечером (20 августа) 2 члена группы лорда Ренсимена гг. Пето и Гуэткин проехали в 19 часов через Либерец в Гейницы. В тот же день они посетили курорт Либверда, где их приветствовал управляющий курортом и представил им местных функционеров судето-немецкой партии и вновь избранного бургомистра курорта Либверда. Сегодня в 13 час. 15 мин, они прибыли на автомобиле с номером Р-25, 617 в гостиницу «Золотой лев» в Либерце и там пообедали. Затем в сопровождении районного руководителя судето-немецкой партии Поцша, бургомистра Либерца Рона, редактора журнала «Ди цайт» Ваны, профессора Шольца (городского служащего) и английского консула в Либерце отправились на ярмарку, где их возгласами «Sieg Hei!» приветствовали около 400 членов судето-немецкой партии; таким же приветствием им ответили члены судето-немецкой партии (полностью или частично одетые в униформу), сопровождавшие группу. Член группы лорда Ренсимена секретарь Миллер (прибывшая в Либерец сегодня утром скорым поездом) ответила на приветствие выкриком «Heil».

Группа и сопровождавшие ее лица осмотрели большую часть немецкой экспозиции, не уделив внимания чешской, затем осмотрели школу им. Рудольфа в Либерце и отбыли в Катержинки под Либерцем, где им были показаны две сгоревшие фабрики (в руинах), одна из которых сгорела примерно месяц назад. Обе фабрики не работают уже около 10 лет.

Организация программы пребывания группы, ее встреча членами судето-немецкой партии, ответ на немецкое приветствие, отсутствие интереса к чешской экспозиции на ярмарке и т. д. были неблагоприятно расценены чешской общественностью. Однако явных проявлений недовольства или инцидентов не было.

Около 17 часов группа выехала в Прагу. [...]

Печат. по арх.

Примечания

1. Копия донесения была направлена в МИД ЧСР.

[M. M. Литвинов, народный комиссар иностранных дел СССР]

http://hrono.ru/dokum/193_dok/19380822litv.html

22 августа 1938 г.

Сегодня перед своим отъездом в Штутгарт и Нюрнберг мне нанес прощальный визит германский посол. Он усиленно стремился свести разговор к чехословацкой проблеме, пытаясь выяснить настроения Чехословакии, Англии, Франции и СССР. У меня создалось впечатление, что он имел специальное задание от своего правительства. Поэтому я твердо говорил ему, что чехословацкий народ, как один человек, будет бороться за свою независимость, что Франция в случае нападения на Чехословакию выступит против Германии, что Англия, хочет ли этого Чемберлен или нет, не сможет оставить Францию без помощи и что мы также выполним свои обязательства перед Чехословакией.

М. Литвинов

Печат. по изд.: «Документы внешней политики СССР», т. XXI. с. 447.

Здесь печатается по кн.: Документы и материалы кануна Второй мировой войны 1937-1939 гг. в 2-х томах. Москва. Политиздат. 1981.

Электронная версия воспроизводится с сайта http://www.infanata.org