*353. Октябрь 1993 года

[Андрей Полунин]

http://svpressa.ru/politic/article/48474/
Вторник 4 октября 2011 года
14:04 |


18 лет назад залпы танков поставили точку в деятельности Верховного Совета России

4 октября 1993-го состоялась публичная казнь противников ельцинского режима. В результате штурма и танкового обстрела Белый дом был взят под контроль войсками, верными тогдашнему президенту Борису Ельцину. В ходе октябрьских событий погибло, по официальным данным, около 150 человек и радикально изменилась система власти в России: вместо парламентской была установлена президентская республика, а после вступления в силу новой Конституции — президентско-парламентская.

Расстрел Белого дома и сегодня вызывает массу вопросов. Что было бы, если бы тот парламент уцелел? Была ли его деятельность созидательной или деструктивной? Где находится «золотая середина» разделения власти между парламентом и правительством в России?

Руслан Хасбулатов, бывший председатель Верховного Совета России:

– В 1993 году разгромом парламента был нанесен колоссальный ущерб престижу России, фундаментальным направлениям развития нашего общества. За два года – с августа 1991 до октября 1993-го, – когда у нас была реальная парламентская демократия, Верховным Советом было принято более 400 фундаментальных, органических законов, обеспечивающих переход от социализма к мягкому варианту капитализма. Это был особый исторический этап. Наши законодательные акты полностью отражали интересы всех слоев общества.

Расстреляв парламент – кстати, всенародно избранный – общество лишилось своего единственного серьезного инструмента власти, который оказывал воздействие на высшую исполнительную власть. Посмотрите, что из этого получилось: взрывной рост коррупции, именно в сфере деятельности высшей исполнительной власти. Почему так вышло? Не было контролирующего механизма, а сдерживающим институтом здесь являлся бы парламент.

Я вообще считаю, что если бы с 1999 года не было бурных рост цен на нефть, судьба страны сложилась трагически. Август 1998 года – знаменитый дефолт – означал не только финансовый кризис, но и полное разложение той системы власти, системы ельцинского государства. Видимо, Всевышний пожалел русский народ и послал денежное изобилие виде нефтяных денег.

Что касается управляющей системы после переворота – она показала свою неэффективность. И сегодня государство держится на плаву только благодаря нефти, а не сверхэффективной деятельности министра финансов, который ничего не знает, кроме как сидеть на кубышке. Потому и стоят у нас ржавые мосты, и дорог нет, и поселения не растут. Огромная, колоссальная территория находится в упадке…

«СП»: – Если бы в 1993-м парламент не расстреляли, что бы изменилось?

– Полагаю, сегодня уровень развития России – экономического, промышленного, аграрного, социального – был бы очень высок, приближался бы к уровню стран Европы. Была бы лучше жизнь, была бы полноценная промышленность – парламент не дал бы ее загубить. Сейчас говорят о модернизации, но она должна основываться на развитом машиностроительном комплексе. А где он? У нас ничего нет – ни машиностроительных заводов, ни химических. Мы дошли до того, что трактора завозим из Китая, вместо того, чтобы развивать собственное производство.

Без реального парламента, за годы путинско-медведевского правления, не сделано практически ничего. При этом в казну притекают колоссальные деньги – только в прошлом году мы за счет нефти и газа получили более 200 млрд долларов. Эти деньги используются неэффективно, потому что нет контрольных механизмов. У современного парламента нет права контроля, он послушно проштамповывает законы исполнительной власти.

Я твердо убежден, что России нужен парламентский строй, нужна парламентская республика. Иначе всякий президент превращается в диктатора, которого автоматически начинают называть лидером нации. Это очень плохо для нашей огромной России.
Политолог Дмитрий Орешкин.

– Наш первый парламент избирался по довольно странной процедуре. В числе его депутатов, по определению, большую часть составляли выходцы из старой советской номенклатуры. Там были собраны люди из уважаемых общественных организаций – Академии наук СССР, профсоюзов. Словом, тот парламент не был избран массовыми прямыми выборами, его выбрали из элитных слоев советского общества.

В этом была сильная сторона. Среди депутатов практически не было наглых откровенных популистов, въехавших на визгливой риторике. Но была и слабая – у представителей советской элиты были свои интересы, причем, очень консервативные.

Например, был корпус «красных директоров» – уважаемых людей, по сути, собственников своего производства. Они, конечно, считали себя державными людьми, но на деле представляли интересы своего класса.

Так вот, директорский корпус был категорически не согласен с приватизацией, особенно за деньги. Живых денег у директоров не было, и они понимали, что если заводы продавать, их купят те, у кого деньги есть – теневики, спекулянты. Поэтому денежную приватизацию они тормозили, и в итоге позволили провести уродливую чековую. С владельцами ваучеров директора договорились. Людей убедили собрать ваучеры, и вручить их нынешнему руководству завода – плохому, но своему. После этого «красные директора» преобразовали себя в собственников де-юре, и решили свою корпоративную частную задачу. Им нужен был госсаказ, чтобы производить прежнюю продукцию и дальше, причем за деньги государства. А государству этого всего было не нужно.

В этом смысле, первый парламент был очень консервативен, и сильно мешал проводить мероприятия по оздоровлению экономики. Потому что обновленная экономика в классе людей, представленных в парламенте, не очень нуждалась. Именно поэтому в России затянулись мучительные реформы – в отличие, скажем, от Польши или Эстонии (там реформы удалось провести за год). Словом, интересы парламента лежали глубоко в советской модели экономики. Надо было систему менять, и было понятно, что сам парламент ее не поменяет. Таким образом, конфликт исполнительной власти и парламента был системным.

«СП»: – Парламент был обречен?

– Ельцин понимал, что без серьезных полномочий не сможет ничего сделать, но наталкивался на сопротивление класса постсоветских власть имущих начальников. У этих начальников был и серьезный блок политических интересов. «Красные директора» объединялись с региональным руководством. «Регионалы» привыкли, что Москва дает им деньги и плановое задание, а они командуют территориями исходя не из того, сколько они заработали, а из того, сколько удалось вытянуть из центра (это они умели).

В итоге образовался сплоченный союз людей, которые обладали реальной собственностью, и территориальных феодалов, желающих сохранить свои интересы и противостоять тому, что между собой они называли «дурью московской». То есть распоряжениям из центра, которые вынуждали их вступать в конкурентные отношения – какие-то выборы, какие-то политические программы.

Чтобы это сопротивление проломить, Ельцину, по трезвому размышлению, нужны были очень серьезные полномочия. Плюс, на решении о разгроме парламента, конечно, сказалось его личное властолюбие.

«СП»: – Что все же лучше для России – парламентская республика или президентская?

– Чем больше я об этом думаю, тем более странные формулировки приходят на ум. Вот неважно, какая форма. Важно, чтобы она была формально прописана в законе, и соблюдалась.

Ельцинская модель была жестко заточена под президента: он может в любой момент отправить в отставку премьера, распустить при определенных условиях нижнюю палату парламента, и т.д. С эпохи Ельцина формально в Конституции ничего не изменилось.

И вот мы наблюдаем президента по фамилии Медведев, и хорошо понимаем: уволить премьер-министра он не может ни при каких условиях. Распустить парламент – тоже. Даже уволить министра он не может без того, чтоб согласовать этот шаг с премьером.

Я хочу сказать: де-факто неважно, что прописано в бумагах, даже если бумага называется Конституция РФ. Самое интересное и удивительное в нашей политической модели – то, что она зависит от конкретных личных качеств конкретного политического лидера.

Ельцин был сильный лидер, который честно прописал под себя полномочия в президентской версии Конституции, и ими пользовался. Кроме того, как ни странно, он соблюдал правила игры. Скажем, Дума не позволяла ему утвердить премьером Гайдара, он был и.о. премьера. И все реформы Ельцин проводил не по законам – Дума их не одобряла, потому что была выборной: в 1993 году больше всех мест было у ЛДПР, в 1995 году – 35% мандатов было у КПРФ. Ельцин проводил реформы указами – он это делал, потому что был сильный политик.

Формально те же самые права есть у Медведева, но он ими не пользуется. Зато пользуется Путин. И сегодня, хотя по Конституции мы президентская страна, по факту мы – страна премьерская.

«СП»: – Почему так происходит?

– В нашей стране есть устойчивая политическая культура наплевательского отношения к законам. Товарищ Сталин был всего-навсего генсеком партии – в сталинскую эпоху не было даже определения партии, как «руководящей и направляющей силы общества». При Сталине было правительство, другие структуры. Формально он был лишь политическим лидером, тем не менее, все понимали, кто такой товарищ Сталин.

Это пренебрежение к принятым, писанным на бумаге законам, идет исстари. В свое время государыня Елизавета подписала «кондиции» с дворянством – что-то вроде английской хартии вольности. А потом, когда усилилась и поняла, что контролирует ситуации, бумажку с «кондициями» разорвала – мол, вот вам «кондиции», будете холопами, как все.

Поэтому вопрос, какое политическое устройство лучше – абстрактный. Какая разница, как называется страна – парламентская или президентская республика – если ни то, ни другое не соблюдается?! Главное, наверное – учредить в политике культуру уважения к своим собственным обязательствам, к прописанным на бумаге условиям. К сожалению, это нельзя сделать сразу, по приказу…

Валерий Рашкин, первый секретарь Московского горкома КПРФ, депутат Государственной Думы:

– 3-4 октября каждого года мы отмечаем печальную дату расстрела Верховного Совета – расстрела нашей законодательной конституционной власти. Мы считаем, это было сделано спьяну, по указу тогдашнего президента господина Ельцина. В этот день мы почитаем героев – граждан России, которые пали невинно под пулями и танковыми снарядами, защищая не просто депутатов Верховного Совета, а Конституцию России.

Мое личное мнение: команда во главе с Борисом Ельциным, которая нарушила законодательные каноны, и в пьяном бреду издала указ о расстреле Верховного Совета, – это преступники. Я был 3 октября на панихиде, на которой собрались родные погибших, те, кто выносил с поля боя раненых. Посмотрел на фотографии убитых – это, в основном, молодые люди от 18 до 29 лет, цвет нации. Конечно, простить их гибель невозможно, забыть ее нельзя.

В эти памятные даты мы, коммунисты, выходим на митинги, выносим портреты погибших, выражаем соболезнования родным и близким. Мы считаем, наказание должно прийти к тем, кто организовал разрушение основ нашего государства, растоптал Конституцию, и сегодня ходит по земле с ухмылкой. Возмездие придет.

3 октября в Останкино прошла панихида по погибшим в 1993 году

Сегодня надо, я считаю, заявить: есть правительство народного доверия, во главе с Геннадием Андреевичем Зюгановым, которое в ближайшее время придет к управлению государством (это будет декабрь-май 2012 года), и наведет порядок и дисциплину. В том числе, в деле исполнения Конституции и законности. Нарушение законодательства ведет к разрушению государства, к колоссальным коррупционным процессам. Это началось с расстрела Верховного Совета в 1993 году. Сегодня никто из чиновников, госслужащих, мэров, губернаторов, не собирается исполнять законы, все ищут обходные маневры. Почему нет? Расстреляв Конституцию раз, можно расстрелять и второй раз – танки всегда наготове.

Фото: ИТАР-ТАСС, kprf.ru

[Илья Константинов]

http://www.svpressa.ru/society/article/74702/
24 сентября 2013 года 12:27 |

октябрь 1993 года был неизбежен

Только сейчас, через 20 лет после кровавых событий 1993 года, я, пожалуй, могу относительно спокойно думать и говорить о причинах и последствиях сентябрьско-октябрьского кризиса, едва не подведшего черту под тысячелетней российской государственностью.

Первые годы это было психологически невозможно: перед глазами сразу вставали инфернальные картины останкинского расстрела, мученическая смерть безоружных людей под гусеницами БТРов у Белого дома, в ушах стоял визг пуль и стоны умирающих...

Скажу честно, при этих воспоминаниях руки и сегодня сжимаются в кулаки, сжимается и сердце, а дыхание перехватывает от острого чувства несправедливости – ведь точки над «i» не расставлены до сих пор, ни палачам, ни жертвам, ни героям должное мы так и не воздали.

Некоторые из палачей до сих пор во власти, а те, кто отошел на покой, наслаждаются достатком (нажитым, разумеется, непосильным трудом) и благостно рассказывают молодежи о «героическом подавлении мятежа».

Годы идут, и становится понятно, что справедливость восторжествует не завтра, если восторжествует, поскольку в российской истории до сих пор действует некий механизм, своего рода проклятье, обрекающее на неудачу все попытки вырваться из заколдованного круга диктатуры и революции, и снова диктатуры.

Слово «диктатура» в моих устах в данном контексте – не ругательство, а «революция» - не восхваление, это стадии одного и того же процесса подстраивания отношений власти-подчинения под изменяющийся характер общества.

А общество в России меняется, и в последние 150 лет меняется быстро, но механизм корректировки властных отношений остается все тем же – диктатура и революция.

При этом следует понимать, что диктатура вовсе не обязательно должна быть жестокой, а революция – кровавой. Диктатура – всего лишь форма осуществления власти, при которой действующие нормы права (писанного или неписанного) регулярно нарушаются узкой группой лиц из соображений целесообразности. А революция – то же самое, только осуществляемое большинством или значительной частью общества.

И эти две формы осуществления власти легко и естественно перетекают одна в другую.

Революция 1905 года вызвала к жизни Октябрьский манифест, гарантирующий населению Российской империи «незыблемые основы гражданской свободы на началах действительной неприкосновенности личности, свободы совести, слова, собраний и союзов»

И тот же самый революционный процесс, развиваясь, спровоцировал столыпинские репрессии, (при всем уважении к этому государственному деятелю), перечеркнувшие все эти «начала» и установившие диктатуру узкого клана придворной аристократии. Вспомните статью Льва Толстого «Не могу молчать».

Сегодня слово «диктатура» кажется неуместным, применительно к «мягкому» правлению Николая II, но это следствие аберрации восприятия, связанной с ужасами последующих войн и революций. Для жертв «Кровавого воскресенья» и последующих событий (многочисленные смертные приговоры) тогдашний политический режим не был ни мягким, ни гуманным.

События 1991-1993 годов, вне всякого сомнения, также следует считать революцией, причем не только в политико-юридическом, но и в социально-экономическом смыслах этого слова. Они пробудили к политической активности огромные массы населения, как в столице, так и в большинстве союзных республик. И, хотя, старый советский мир, как показали последующие события, отнюдь не был разрушен «до основания», но глубина и радикализм перемен вполне заслуживают этого громкого названия.

Правда, характер катаклизма 90-х не до конца понятен не только широкому кругу читателей, но и специалистам-обществоведам. Не вдаваясь в детали, скажу лишь, что в событиях того времени переплелись черты традиционной буржуазно-демократической, национально-освободительной и социалистической революций.

Не удивляйтесь последнему положению: напомню читателю, что так называемая «перестройка» начиналась под лозунгом «Больше социализма», да и в риторике Ельцина на первых порах преобладали левые лозунги (борьба с привилегиями, с коррупцией и пр.).

Еще одной особенностью революции 1991-1993 гг. был ее изначально верхушечный, номенклатурный характер. Не для кого ни секрет, что перемены были инициированы сверху, и хотя впоследствии и вышли из-под контроля «отцов перестройки», так и не вовлекли в себя абсолютного большинства населения.

Особенно заметным это было в российской глубинке, масса жителей которой и по сию пору с глубоким непониманием взирают на стремительную трансформацию общества.

Тем не менее, значительная часть элит, интеллигенции, да и вообще горожан на первых порах с энтузиазмом поддержала радикальных реформаторов во главе с Ельциным. Именно его фигура удивительно органично воплощала в себе противоречивый характер революции 90-х: выходец из низов, но до мозга костей номенклатурный человек, коммунист и антикоммунист в одном лице, коренной русак и одновременно человек «советской национальности», азиатский деспот, при этом преклоняющийся перед либеральным Западом и много чего еще в одном флаконе. Здесь это и «рекламная идиома», и намек, потому что в России алкоголизм - штука в народе простительная.

Такая особенность: о промилле при управлении автомобилем будем спорить, а о деградации личности, управляющей огромным государством - нет. А если сказать народу, что у ирландцев уже во всех официальных словарях появилось выражение «кружить над Шенноном» (Circling over Shannon), означающее «быть вдребезги пьяным» - ведь только улыбнутся.

Не удивительно, что Ельцин быстро стал народным любимцем.

Однако народная поддержка начала таять, как только команда Ельцина обнаружила свои истинные цели, главной из которых была, конечно, номенклатурно-криминальная приватизация. Сам-то Борис Николаевич стремился главным образом к абсолютной власти, но достичь ее оказалось, проще всего потакая стяжательским инстинктам элиты.

Я хорошо помню, как еще на Первом съезде народных депутатов РСФСР в июне 1990 года, «демократ» Ельцин завоевал расположение «начальников» всех рангов и мастей, инициировав отмену существовавших ранее ограничений на заработную плату руководящих работников. Кстати, тогда же был ликвидирован Народный контроль, вызывавший раздражение у коррумпированных «красных директоров».

А знаменитое: «берите столько суверенитета, сколько сможете проглотить»! Только крайне наивные люди полагали, что этой фразой Ельцин отдавал должное праву наций на самоопределение. На самом деле речь шла о прямом призыве к растаскиванию страны и всего национального достояния, обращенном к номенклатуре. И этот призыв был услышан.

Сила Ельцина была в поразительной гармонии его безудержной властности с безграничным эгоизмом элит, которым он отдал на разграбление страну, как взятый штурмом вражеский город.

Следует прямо сказать, что на первых порах Съезд народных депутатов России эту политику в основном поддерживал. Отчасти это было связано с атмосферой всеобщей эйфории и безграничной популярностью Ельцина, отчасти с непониманием последствий демонтажа СССР и плановой экономики.

Те самые «красные директора» (многочисленная фракция «Промышленный союз» на Съезде), которые поначалу радовались возможности стать полновластными хозяевами своих предприятий, скоро столкнулись с огромными экономическими трудностями, а многие из них оказались на грани разорения. Все сливки с «шоковой терапии» снимали финансовые структуры, спекулянты и криминал, а реальный сектор экономики хирел и загибался. Быстро портилось и настроение избирателей, на которых депутаты (100% одномандатники) вынуждены были ориентироваться.

Но главным камнем преткновения, пожалуй, стала приватизация.

Сразу должен сказать, что противников приватизации как таковой, в российском депутатском корпусе было совсем мало. Споры шли о порядке, методах и сроках приватизации. На Съезде и в Верховном Совете преобладали сторонники постепенного осуществления этого процесса, с сохранением за государством контроля над ключевыми отраслями. Кроме того, депутаты настаивали на выпуске именных приватизационных чеков, которые можно было вложить в бизнес, но нельзя продать. Такая схема позволяла формировать массовый средней класс, и препятствовала концентрации собственности в руках олигархов.

Команда Ельцина (прежде всего Чубайс) продавливала быструю, обвальную приватизацию с использованием безымянных чеков, которые в условиях экономического кризиса неизбежно должны были молниеносно обесцениться (что и произошло в последующем). Выгодополучателями в этом случае являлись крупные спекулянты, быстро сколачивающие целые состояния.

Конечно, этими пунктами перечень противоречий президента и депутатского корпуса не ограничивался: разногласия касались всех направлений внутренней и внешней политики и усиливались буквально с каждым днем. Одних Ельцин отпугивал своей социально-экономической политикой, других безразличием к интересам русских в бывших республиках СССР, третьих - бесхребетным внешнеполитическим курсом.

Съезд и Верховный Совет мешали президенту, и чем дальше, тем больше. А конституционных механизмов роспуска этих органов власти он не имел, более того, по действовавшему тогда Основному закону Съезд был вправе объявить президенту импичмент.

Такая попытка и была предпринята весной 1993 года и едва не увенчалась успехом (за импичмент проголосовало 618 депутатов при необходимых 699 голосах).

После этого был знаменитый референдум о доверии президенту и Верховному Совету, вошедший в историю благодаря знаменитому слогану «Да-Да-Нет-Да», придуманному пиарщиками Ельцина.

Должен сказать, что вся эта история с референдумом носила заведомо спекулятивный характер: вопросы о досрочном переизбрании президента и народных депутатов вступали в противоречие с действующей Конституцией, и для того, чтобы решения референдума носили обязательный характер, за них должно было проголосовать большинство от зарегистрированных избирателей, а не от числа проголосовавших. Изначально было понятно, что такой высокой явки добиться не удастся.

Тем не менее, команда Ельцина настояла на референдуме, надеясь на абсолютную поддержку СМИ.

Их резоны были понятны: если не юридически значимые, то политические результаты они должны были получить. И получили – большинство от проголосовавших, поддержали Ельцина и его политику (58% и 53%), но политический кризис в результате референдума только усугубился.

Назревала развязка.

Мне часто задают вопрос, можно ли было избежать столь жесткого противостояния, найти какой-то компромисс?

Отвечаю: только одним способом – капитулировать перед исполнительной властью. Но и в этом случае, он нашел бы себе врага.

Дело в том, что «шоковая терапия» больно била по миллионам простых граждан, и, несмотря на личную харизму президента, его популярность быстро падала. Чтобы удерживать ситуацию под контролем, Ельцину обязательно нужен был козел отпущения, внутренний враг, на происки которого можно было свалить все неудачи. Сначала это было руководство СССР во главе с Горбачевым, потом российские депутаты, затем чеченские сепаратисты (на которых он и сломал политические зубы).

Замечу, кстати, что «добрую традицию» поиска козлов отпущения унаследовал и Владимир Путин, добавивший к многочисленным «врагам унутренним» еще и внешнюю угрозу в лице «сатанинского Запада». Ельцин был лишен такой свободы выбора, поскольку остро нуждался в кредитах и гуманитарной помощи – углеводороды были еще сравнительно дешевы. И, безусловно, он был небезразличен к похвале и чистой лести, а это на Западе он получал в большом количестве, безвозмездно, а часто и как искреннюю поддержку «демократа и реформатора».

Так что пушки обязательно должны были заговорить.

[Илья Константинов]

http://www.svpressa.ru/society/article/74837/
26 сентября 2013 года 14:41 |

О «наших» и «ваших» в октябре 1993 года

Первая часть его воспоминаний, напомним, была опубликована 24 сентября.

О готовящемся перевороте разговоры ходили давно, да, собственно, президент неоднократно прямо заявлял о намерении «разогнать съезд к чертовой матери», но о том, что это точно произойдет в конце лета – начале осени я узнал в мае 1993 года от политолога Андроника Миграняна, уговаривавшего меня «смириться с неизбежным».

Чуть позже похожий разговор состоялся и с Борисом Немцовым, считавшимся тогда любимцем Ельцина и занимавшим должность нижегородского губернатора. Борис прямо сказал, что депутатов «раздавят танками» и советовал перейти на сторону будущих победителей. В качестве компенсации «морального ущерба» предлагалось какое-нибудь губернаторство. Я, разумеется, отказался, но разговор этот на ус намотал, а заодно запомнил, что сторонники президента больше всего опасаются массовых народных выступлений.

Все знали о предстоящем перевороте, а он все равно случился неожиданно.

Днем 21 сентября кто-то из коллег сообщил мне о предстоящем в ближайшие часы подписании указа, и я сразу поехал в Верховный Совет. Там все были уже в курсе, хотя и не знали подробностей.

Помню совещание у Хасбулатова, на котором присутствовали члены Президиума ВС и лидеры фракций, где встревоженный Руслан Имранович говорил о перевороте, как о свершившемся факте, а Сергей Степашин (в то время – Председатель комитета по безопасности) давал «слово офицера», что «ничего подобного не случится, расходитесь по домам». Понятно, что слово офицера в наш продажный век недорого стоит, но тогда еще для многих оно звучало в первозданном смысле. Однако по домам не разошлись.

Срочно собрался политсовет Фронта национального спасения, исполком которого я тогда возглавлял. Оперативно был сформирован штаб ФНС, начали оповещать активистов. Должен сказать, что лично я в этот штаб не вошел: среди членов политсовета преобладало мнение, что «штаб» по определению – структура полувоенная, и должен состоять в основном из офицеров. Я не возражал, тем более, что вокруг моей скромной персоны в руководстве ФНС разгорелись нешуточные баталии (выходец из демократической среды), и мне не хотелось в такой драматический момент становиться поводом для раздоров.

Забегая вперед, скажу, что ФНС был не только страшным сном Ельцина и Ко, но и лакомым куском для некоторых наполеончиков от оппозиции. Уже в 1994 году я узнал, что отдельные «товарищи» пытаются пользоваться этим «брэндом». Фамилий называть не буду, не хочу лишних склок. Ничего, конечно, из этого не получилось, и не могло получиться: ФНС был точно так же расстрелян, как и Белый Дом. Но вернемся в 1993.

А тут и выступление Ельцина по телевизору подоспело, вполне себе как официальное объявление войны.

В тот же вечер к Белому Дому стали подходить люди. Сухая констатация фактов: пришли люди самых разных политических взглядов, от коммунистов до монархистов, немало было и тех, кто в августе 1991 уже строил баррикады вокруг Верховного Совета. Люди пришли, в большинстве своем, именно защищать Конституцию, а не преследовать какие-либо узкопартийные цели, все догадывались, что бороться предстоит голыми руками. Это не высокопарные слова. Многие из тех, кто пришел в первый же день, оставались на месте до самого конца, до своей гибели. Впрочем, о смерти тогда никто не помышлял.

Для того, чтобы оценить настроение этих людей, нужно понимать, что революционная эйфория начала 90-х еще не выветрилась из общества, москвичи помнили гвоздики на броне танков, и в глубине души не верили, что в самом центре столицы кто-то может устроить настоящую бойню.

Надо сказать, что о социальном составе и идеологическом облике защитников ВС до сих пор ходит немало легенд. Как-то мне случилось просмотреть интервью небезызвестного Коржакова, любимого телохранителя Ельцина, принимавшего самое непосредственное участие в расстреле парламента. Такое ощущение, будто окунулся в нечистоты. По сию пору когда-то всевластный (и много из той власти сохранивший, я уверен) человек считает, что тот, кто не холуй при вечно пьяном хозяине - тот бомж.

А я помню многих из этих людей: не только москвичей, образованных, бескорыстных, чистых. Было много молодежи, студентов. Помню разговоры о будущем, конечно замечательном, которые велись тогда у костров, помню песни, искренний смех.

Но нужно понимать, что это Москва. Здесь еще протесты оказались довольно массовыми, на митинги порой собиралось до 20-30 тысяч человек. А вот остальная Россия слабовато откликнулась на московские события.

Вдуматься только: в столице решались самые что ни на есть насущные вопросы: о том, как дальше жить, в какой стране, кому и как делить советское наследие, а большинство «наследников» осталось к этой дележке совершенно равнодушно.

Думаю, отчасти сказалась традиционно свойственная России отчужденность провинции от жизни столиц, этакая глубинная неприязнь колонизируемого к колонизатору (независимо от национальности последнего).

Но главное, конечно, сильнейшее разочарование, даже не в результатах (они были еще туманны), а в самом направлении преобразований.

Если сторонники либерального западничества тогда еще надеялись на реализацию своей утопии (к ним трезвость пришла значительно позднее, уже при Путине), то многочисленные адепты социалистического уравнительства (помните, «больше социализма»?) чувствовали себя глубоко обманутыми. Причем, обманщиками они считали не только президента, но и депутатов, открывших дорогу рыночным реформам.

Не лучшим образом на имидже Верховного Совета сказалось и то обстоятельство, что его председателем был Руслан Хасбулатов. Самое поганое (а было бы даже смешно, если бы не трагедия за трагедией) - это то, что тогдашняя «прогрессивная либеральная общественность» позволяла себе далеко идущие намеки удивительной нетолерантности. Ах, чеченец, а вот-вот его собратья всех перережут. Правда, очень скоро, уже через несколько дней с победой Ельцина поздравит чеченский президент Дудаев, а еще через год начнутся военные действия в Чечне, и тогда чеченцы станут для этой общественности святыми. И никакого когнитивного диссонанса!

Должен признаться, что я также не был в восторге от председателя ВС, хотя отдавал должное его интеллекту и волевым качествам. Руслан Имранович действительно вовсю манипулировал депутатами, используя не только возможности спикера («Отключите правый микрофон»), но и административный ресурс, имевшийся в распоряжении председателя.

У меня несколько раз случались конфликты с Русланом Хасбулатовым, как до описываемых событий, так и во время обороны Белого дома. Первый раз мы с ним схлестнулись в декабре 1991 года, во время обсуждения Беловежского соглашения.

Хасбулатов грубо проталкивал немедленную ратификацию этого документа, пытался это сделать, даже не открывая прений. В итоге, вся дискуссия по этому вопросу общегосударственной важности заняла что-то около часа.

Меня он прервал на полуслове в тот момент, когда я начал говорить о том, что ВС не имеет конституционного права решать подобные вопросы (это была чистая правда – такими полномочиями располагал только Съезд). Прозвучала его любимая фраза «Отключите левый микрофон». Я возмутился, Хасбулатов сказал, что не слышит меня. Тогда, используя всю силу легких, я прокричал на весь зал слова, оказавшиеся пророческими: «Есть люди, которые начинают слышать только тогда, когда им отрезают уши». К чести Руслана Хасбулатова, этот инцидент не сильно повлиял на наши дальнейшие отношения.

Не секрет, что среди депутатов периодически возникали разговоры о желательности смены Председателя, обсуждалась такая возможность и после подписания Указа № 1400, но в той чрезвычайной ситуации это было уже совершенно неуместно.

Наконец, самое главное. То, что человек остался в Белом Доме ночью с 3 на 4 октября - показатель немалого мужества. Тут можно больше ничего не говорить, если мы еще сохранили возможность понимать слова в изначальном смысле. Мужество.

Часто ли мы можем применить это слово сейчас к человеку из властных структур? Не к обычным людям, терпящим сейчас разные бедствия, не к тем ребятам, которые своими телами сдерживали натиск амурских волн, а к человеку из верхнего эшелона власти?

Я не часто вижусь с белодомовцами. А Хасбулатова и Руцкого за эти 20 лет встречал несколько раз. Можно сотни раз говорить о каких-то ошибках, что тоже достаточно глупо: подите-ка попробуйте противостоять обезумевшему властителю и своре его еще не наевшихся вдоволь олигархов, тогда и поговорим об ошибках. А вот о мужестве я говорил и говорить буду.

Вице-президент Александр Руцкой (назначенный в ночь с 22 на 23 исполняющим обязанности президента) пользовался куда большей популярностью в народе, чем Хасбулатов. Это и не удивительно: бравый военный летчик, герой Советского Союза, пламенный оратор и обаятельный человек – он имел, казалось, все данные, чтобы стать общенациональным лидером.

Но это именно «казалось»: Александру Владимировичу не хватало широты политического кругозора, да и опыта аппаратных интриг, без которых в политике никуда, ему явно не доставало.

В итоге, он так и не сумел выйти из тени своего патрона – Бориса Ельцина, так и остался в восприятии общества взбунтовавшимся «вице», но никак не президентом.

Вот поэтому и получилось, что исполнительная власть имела единоличного лидера (что чрезвычайно важно в экстраординарной ситуации), а оппозиция так и не смогла сплотиться вокруг одной харизматической фигуры.

Парламент - на то и парламент, чтобы все были разными, чтобы все были спорящими. Это сейчас наш так называемый «парламент» - не место для дискуссий. Монолит. Но если до этого якобы монолита долетит хоть один маленький отзвук недовольства сверху - он не просто рассыплется, он атомизируется. И побегут они все предавать друг друга, пламенно и взахлеб. За исключением, естественно, нескольких достойных людей.

Первый парламент России - самый свободный, самый ответственный, самый независимый от рыка исполнительной власти. И еще раз скажу о мужестве. Напомню, что это одни и те же люди два раза за три года напрямую сталкивались с танками. Одни и те же. Только во второй раз танки стреляли. Среди бела дня, в центре одной из мировых столиц и по живым людям. В принципе, после такого никакое гражданское общество - не жилец.

Оставались люди, которые еще это понимали. Меня совсем не удивляет, что среди них оказались старые диссиденты, отсидевшие в советских тюрьмах, такие как писатели Вл.Максимов, Андрей Синявский, Петр Егидес, написавшие в октябре де 1993 года пророческий текст:

...И наконец - не забудем, что трагедия началась с президентского указа, и спросим хотя бы себя: неужели глава государства настолько близорук, что не мог рассчитать последствий, когда нарушал закон, по которому стал президентом? И каков в этих событиях процент президентской близорукости, а каков - расчета? Но не называется ли такой расчет провокацией?

И еще: откуда появилось это странное убеждение, что демократия - это Ельцин и ничего, кроме Ельцина? Живут себе народы разных стран, Франция, скажем, или Германия, без всякого Ельцина, но вполне при демократии... И опять же - без президентов демократии бывают, а вот без парламента, без независимого суда, без свободы слова и неприкосновенности личности - нет...

Как видим, общество или было равнодушным, или раскололось. И это был реальный случай локальной гражданской войны. Самым ярким примером здесь служит то, что брат моего товарища, находящегося все эти дни в Белом Доме, был в те же дни ровнехонько на другой стороне.

Фото: ИТАР-ТАСС/ Александр Шогин

[«Ь Власть» Владимира Яковлева]

http://www.kommersant.ru/doc/14809
06.10.1998, 00:00

КоммерсантЪ-Weekly
Вопрос Недели Номер 038 от 06-10-98

Альберт Макашов, член комитета Госдумы по обороне, в 1993 году заместитель альтернативного министра обороны. А чем вы докажете, что вы из "Коммерсанта"?

Константин Кобец, генерал армии, бывший главный военный инспектор России. Я руководил тогда опергруппой и до последнего момента пытался предотвратить кровопролитие. Должен признаться, что штурм Кремля в октябре 93-го был реален, и помешала только разбросанность и нерешительность мятежников.

Василий Кириллов, сотрудник московского РУОП. Огромным количеством пьяных и мародеров. Пьяные разгуливали прямо под пулями — им действительно море по колено. А во время штурма здания СЭВ я оказался там в подвале. Он просто кишел мародерами, тащили все, что могли: факсы, телефоны, компьютеры, телевизоры, даже факсовую бумагу, стулья и ковролин. Двое тащили здоровенный полированный стол. Под него они и залезли, когда раздался первый залп танков.

Игорь Сидоров, фельдшер московской "скорой помощи". Помню мужчину, которому оторвало руки и ноги. Он умолял его убить. Я тогда учился в медучилище, и ночью 3 октября меня вызвали в Останкино. Я приготовился работать с пулевыми ранениями и убитыми. Но нам пришлось иметь дело в основном с избитыми людьми. А вот когда ночью следующего дня нас направили вывозить раненых из Белого дома, я наконец-то понял, что произошло.

Владимир Брынцалов, генеральный директор компании "Ферейн". Запомнился генерал Лебедь, который палил по Белому дому из танков и радовался как ребенок. Понятно, он военный и должен выполнять приказы, но зачем ликовать-то при этом? А в общем, я сидел и думал, как уехать.

Ольга П., технический работник Верховного Совета. Моему ребенку четыре с половиной года, его отца я видела только один раз — в 93-м в Доме Советов.

Александр Аржанов, генеральный директор АО "Экомедсервис". В те дни я работал в Экспоцентре и видел настоящую панику. Как только 3 октября начали стрелять, толпы иностранцев со всем своим барахлом бросились грузиться на любой транспорт, готовый довезти их до Шереметьева. Охрана открыла только одни двери, и на улицу можно было выйти по длинному узкому коридору. Возникла страшная давка. Солидные предприниматели в дорогих костюмах кричали и топтали друг друга.

Елена Лещенко, мастер салона-парикмахерской на Кутузовском проспекте. Меня потрясли торговцы у Киевского вокзала, которые продавали посуду и хрусталь, когда уже были слышны выстрелы. А ближе к Белому дому я увидела кровь и озверелые лица пьяных защитников ВС — и мне стало очень страшно. Муж запретил мне идти на работу, но я шла и шла: слишком правильной и ответственной была.

Виктор И., торговец. В те дни я заработал около $20 тысяч. После штурма здания СЭВ мы с сыном вынесли оттуда штук десять компьютеров, несколько телефонов и два принтера. Техника почти вся была новая — Hewlett Packard или IBM — и стоила тогда очень дорого.

Игорь Коган, заместитель председателя правления Инфобанка. Тогда я наблюдал за происходящим по CNN и думал, что этой стране кранты. Но сейчас я понимаю, что даже после кратковременной гражданской войны значительных экономических изменений не произошло бы.

Ольга Шабалина, администратор Киноцентра на Красной Пресне. А в нашем Киноцентре в те дни показывали фильмы бесплатно, и, представляете, был народ. В основном пенсионеры — они приходили к нам с баррикад погреться. Их было очень много, даже не всем хватало мест. Слава Богу, погромов они не устроили.

Наталья Новикова, воспитатель детского приюта. В обгоревшем автобусе напротив Белого дома мальчик лет девяти и девочка с белыми бантами играли в водителя и пассажира, а рядом люди в камуфляже стреляли по снайперам, а другие, матерясь, разгоняли толпу. А еще напротив посольства США люди толпились у таксофонов и давали послушать через трубку, как рядом "по-настоящему стреляют".

Александр Гафин, вице-президент Альфа-банка. Наверное, больше всего меня тогда поразили смелые действия Егора Гайдара. Его приезд в Моссовет напомнил мне приезд Ленина на Финляндский вокзал. А еще оперативная и профессиональная работа зарубежных СМИ, которые показывали штурм.

Андрей Васильев, заместитель генерального директора ОРТ. Меня потряс Егор Гайдар — своим призывом "Все на улицу!", на защиту, кажется, демократии. Я тогда удивился, что он не позвал под пули калек и детей. Как промоушн-акция это было бы все же поярче.

Гюнтер Паатц, иностранный турист. Меня потрясло самообладание русских людей, которые, чуть ли не стоя над трупами возле Белого дома, разрезали колючую проволоку на сувениры. Это было уже 5 октября. А приехали в Москву мы накануне. Даже не знаю, почему мы все-таки решились приехать.

Михаил Ефимов, сотрудник московской мэрии. Помню ощущение хаоса и паралича вокруг. В воскресенье я был на дежурстве в своем отделе, в здании СЭВ. А мятежников я так и не увидел. Видимо, у них просто не хватило сил на полную "зачистку" 32-этажного здания. Я звонил на Тверскую — никакой информации, в Кремле телефоны молчали. Начальство как сквозь землю провалилось.

Сюзанна Шолль, бывший руководитель корпункта австрийского телевидения в Москве. Мне было просто страшно все эти дни. Мы с камерой были во всех "горячих" местах, и нас запросто могли пристрелить. В толпе защитников Дома Советов неприятно поразили дикие антисемитские лозунги. Бледный как смерть Руцкой с автоматом в руках давал мне интервью при свечах. Такое не забывается. Но все-таки самое яркое ощущение — это нереальность происходящего. У Белого дома гибли люди, а в пяти минутах езды другие люди стояли в очереди в "Макдональдс". Чего стоят одни только толпы зевак с женами и детьми, которые наблюдали расстрел Белого дома как телешоу. А ведь некоторые из них стояли буквально под пулями! И гибли! Русская душа для меня — потемки.

Эдуард К., фотограф. Наверное, меня не поймут, но октябрь 93-го мне вспоминать очень приятно. Я жил на Кутузовском проспекте. Политикой не интересовался и за заварухой наблюдал по телевизору. Когда все было кончено, я решил прогуляться по местам боев. На мосту толпились люди и без устали фотографировали все вокруг. Я сбегал домой за фотоаппаратом и стал делать моментальные снимки на фоне обгоревшего Белого дома. Две недели снимал. На заработанные деньги купил профессиональную камеру.

Алексей Симонов, президент Фонда защиты гласности. Я до сих пор не перестаю удивляться, что как-то слишком легко и просто люди поднялись на защиту демократии. Октябрь 93-го мне запомнился еще и тем, что ни за нападения, ни за смерти журналистов никто не ответил.

Эммануил Виторган, актер. После событий 3-4 октября несколько дней я вообще не хотел видеть людей. Я живу в доме, который вплотную прилегает к Белому дому. Я видел подожженный бронетранспортер под окнами, в нем сгорели люди. Он еще не догорел, а другие люди начали разбирать его на детали. Еще я видел, как делали ставки — попадет в человека снайпер или нет. Когда видишь такое, даже не думаешь, кто виноват.

Ирина Смирнова, сотрудник гостиницы "Украина". Не хочу ничего вспоминать. Было просто страшно. Я в этом здании живу, и мне некуда было деваться. Зря вы об этом. Теперь я с ужасом буду ждать 7 октября.

[Humus]

https://humus.livejournal.com/5420901.html

Пишет хумус (humus)
2017-04-13 23:58:00





Столкновения участников демонстрации коммунистов с милицией и внутренними войсками. Москва, 1 мая 1993









Члены общества «Русское национальное единство» Александра Баркашова

«Баркашовцы» у стен Белого дома




Защитники Белого дома

Переговоры, проведенные православными лидерами между членами парламента, левыми и государственными чиновниками 1 октября, продолжались и на следующий день

ОМОН блокирует Смоленскую площадь у Министерства иностранных дел на фоне противостояния между Верховным Советом Российской Федерации и президентом Борисом Ельциным 2 октября

Люди поднимают баррикады 2 октября на Смоленской площади на Садовом кольце

Депутаты Верховного Совета в Белом доме, где отключили электричество и водоснабжение

[Humus]

http://humus.livejournal.com/5422916.html

Вышедший на пенсию генерал Альберт Макашов, жестом, возглавляет толпу, штурмующую Останкино 3 октября

Сторонники Руцкого отвечают на его призыв к штурму Останкино во второй половине дня 3 октября

Фотокорреспондент газеты «Moscow Times» Владимир Филонов нырнул, чтобы избежать снайперского огня, когда он снимает фотографии из окна гостиницы напротив Дома Советов

Персонал службы эвакуирован 3 октября из Дома Советов

Раненый защитниками Белого дома прапорщик пожарной службы

У Белого дома. 03.10.

3 октября раненого человека уносят на носилках возле Дома Советов

Без подписи

4 октября группа коммандос из элитных спецслужб «Альфы» обратилась к Дому Советов

4 октября офицеры Альфы начинают переговоры с защитниками Дома Советов, резиденцией Верховного Совета

Без подписи

Без подписи

Без подписи

Без подписи

Без подписи

Без подписи

Снайпер возле Дома Советов, окруженный войсками, верными президенту Борису Ельцину

Без подписи

04-10-1993
[IMGhttps://img-fotki.yandex.ru/get/106972/97833783.15a2/0_1ce9e9_bc253834_orig.jpgIMG]
Без подписи

Отряд «Альфа» выводит арестованных из здания Белого дома

Без подписи

Защитник Дома Советов сдался войскам, лояльным Борису Ельцину 4 октября

4 октября. Гражданский и военный персонал, покинувший Белый дом, резиденцию Верховного Совета Российской Федерации

Арестованные милиционеры из охраны Верховного Совета

Задержанные защитники Верховного совета

Без подписи

Без подписи

Без подписи

Без подписи

Без подписи

Без подписи

Без подписи

Без подписи

Без подписи

Без подписи

Без подписи

Без подписи

Без подписи

Арестованного Александра Руцкого выводят из «Белого дома» в Москве, 5 октября

Бывший председатель парламента Руслан Хасбулатов и бывший вице-президент Александр Руцкой

Без подписи

Без подписи

[Максим Соколов]

https://www.kommersant.ru/doc/27090
Газета "Коммерсантъ" №12 от 19.10.1992

Очередная суперсерия околохасбулатовских скандалов — обращенное к президенту открытое требование спикера убрать министра печати Полторанина, новые сведения о вмешивающейся в работу московской уголовной милиции "личной охраны Р.И. Хасбулатова", наконец, демонстративный отказ короля Испании дать Хасбулатову аудиенцию — вновь гальванизирует одну из популярнейших тем журналистики 1992 года: что со спикером происходит и на что он рассчитывает?
Для ответа на этот вопрос имеет смысл обратить внимание на два элемента хасбулатовского феномена, позволяющие выделить его из широких масс российской политической элиты. С одной стороны, спикер — изгой из народа с беспримерно высоко развитым общинно-клановым сознанием, с другой, он — глава российской представительной власти, сформировавшейся в хорошем соответствии с разработанными на XIX (1988 г.) конференции КПСС идеями политической реформы.
Последствия этих двух обстоятельств анализирует парламентский обозреватель Ъ.

Отщепенство

Стиль и манера патриотической прессы, сумевшей дать бескомпромиссно четкий анализ текущей ситуации ("Россию жиды продают жидам и кадровое офицерство уже под жидами"), в качестве ответной реакции породили неявный отказ вообще рассматривать национальность политика как один из факторов, влияющих на его поведение. Однако на практике подобная щепетильность приводила к тому, что сознание участников политической игры оказывалось как бы совершенно свободным от национальных особенностей и предрассудков — а это уже вряд ли соответствует нашей нынешней действительности.
Так, например, энергичное государственничество и даже славянофильство председателя Комитета ВС РФ по международным делам Евгения Амбарцумова невозможно отделить от того обстоятельства, что с 1988 года (начало карабахского конфликта, когда интеллектуалы-перестройщики практически единодушно взяли сторону Армении) понятия "радикальный демократ" и "армянский лоббист" в массовом сознании оказались практически взаимозаменимыми. Поэтому тому же Амбарцумову, чтобы развеять совершенно безосновательные подозрения в его радикальном демократизме, проистекающем из его частично армянского происхождения, приходится в своем государственничестве быть святее Папы Римского, а в патриотизме — активнее самых рьяных патриотов. Еще менее уместно игнорировать национальную подкладку в случае, когда речь идет о Хасбулатове.
После событий конца 1991 — начала 1992 года (конфликт с Чечней, выселение чеченцев из московских гостиниц по личному приказу Хасбулатова, связываемая с именем спикера весенняя попытка переворота в Чечне) председатель ВС РФ перестал существовать для своего народа. В ходе VI съезда народных депутатов РФ внезапное бурное покаяние Хасбулатова совпало по времени с мрачным замечанием Ельцина: "Что-то давно Руслан Имранович не ездил к своим (грозненским — Ъ) избирателям", — худшей угрозы для изгоя, фактически объявленного в своем народе вне закона, трудно было бы придумать. Между тем чеченцы являются как раз тем кавказским народом, который (как показали хотя бы сталинская депортация и дудаевская "демократическая революция") отличается особенной прочностью общинно-клановых уз, фактически определяющих поведение индивида в обществе. Жесткое общинное регулирование поведения человека, естественно, имеет и свою оборотную сторону: будучи изгнанным из общины, человек оказывается вообще вне каких-либо регулирующих его поведение норм, и строгая ритуальность сменяется в его поведении полной асоциальностью.
В случае с Хасбулатовым эффект отщепенства оказывается особенно злокачественным, если вспомнить мотивы его избрания в июне 1990 года на пост заместителя председателя ВС РСФСР. Тогда предпочли кандидатуру человека, стоящего вне всяких группировок: не коммунист, не российский демократ, не национал-демократ, не промышленник, не аграрий, не военный — вообще никто. Таким образом, в итоге чеченского кризиса Хасбулатов не просто вошел в конфликт со своим народом (многие это делали и до него, например — академик Сахаров), но лишился последней референтной группы, оглядка на мнение которой вносит необходимые коррективы в поступки человека. Достигнутым уровнем асоциальности объясняются и крайняя неадекватность поведения, и стремительные переходы от заносчивости к угодливости, и отказы высоких государственных деятелей Запада (преимущественно высокородных — президент ФРГ фон Вайцзеккер, король Испании Хуан-Карлос) от встреч с субъектом, утратившим общинную этику и отнюдь не приобретшим взамен этики городской.
Психологией отщепенца можно объяснить и стремление Хасбулатова окружать себя не просто аппаратчиками КПСС, но аппаратчиками-изгоями (сотрудники аппарата Валерия Болдина, генерал-гэкачепист Ачалов), и совсем нетривиальное решение создать себе личную гвардию из нескольких тысяч человек: "гвардейцев кардинала" заводит себе кардинал, чувствующий себя очень неуютно и ждущий погибели со всех сторон.

Решения XIX партконференции — в жизнь!
С точки зрения западных социологических канонов, спикер действительно оказывается вне партий, вне идеологических группировок, вне сословий, вне наций и должен чувствовать себя крайне одиноко и неуютно. Руслан Имранович, однако, чувствует себя бодро и оптимистично, называя себя гарантом общественной консолидации. До известной степени прав оказывается именно спикер: стандартные социологические каноны оказываются бессильны при анализе таких невиданных объектов, как "парткомы без коммунистов" и "Советы как высшая форма буржуазного парламентаризма" — а отношения Хасбулатова с этими инстанциями все больше теплеют.
С одной стороны, в претензиях на роль всеобщего консолидатора, отца нации, а теперь — как явствует из заявления пресс-службы Хасбулатова — еще и признанного вождя СНГ, спикера может укреплять простое практическое соображение. В конституции можно все что угодно написать о механизме передачи власти, ввести пост вице-президента, детально описать механизм выборов президента и т. д., однако опыт и самого СССР и его бывших республик показывает, что, во-первых, все президенты (кроме азербайджанского Эльчибея и эстонского Мери) — это бывшие председатели ВС, во-вторых, исчезновение президента (грузинского Гамсахурдиа или таджикского Набиева) приводит к власти либо хунту, либо опять же председателя ВС, наконец, в-третьих, наблюдается попятное движение от президентуры к квазипарламентским конструкциям: в Грузии президентура заменена всенародно избираемым председателем ВС, в Таджикистане подумывают о том же, российская оппозиция предлагает либо вообще упразднить пост президента, либо сделать его символическим. Любопытно, что пост председателя ВС и значение этого поста остается неизменным — на фоне всех политических бурь, потрясающих новорожденные государства. Если еще в пору своего зарождения эта тенденция сильно вдохновляла председателя ВС СССР Анатолия Лукьянова, то в пору своего цветения она тем более должна вдохновлять председателя ВС РФ Руслана Хасбулатова.
Смысл этой тенденции, равно как и причину оптимизма проясняют соображения Хасбулатова, высказанные им 19 сентября по ТВ: спикер — отнюдь не только председательствующий на заседаниях парламента, спикер — это предстоящий президенту глава всей системы представительной власти от сельсовета до парламента. К традиционной теории разделения властей это никакого касательства не имеет, зато имеет самое прямое касательство к идеям политической реформы, одобренным XIX конференцией КПСС в 1988 году. Тогда предлагалось под лозунгом реанимации Советов осуществить их плавное слияние с парткомами, с фактической передачей Советам функций парткомов всех уровней. Функции же эти известны: осуществлять общее, а также частное руководство; не подменяя собой органов государственной власти, отдавать им обязательные к исполнению распоряжения; при этом — ни за что не отвечать.
Ирония истории выразилась в том, что, если судьба самого Горбачева образца 1992 года весьма печальна, то судьба его идей образца 1988 года, напротив, весьма завидна. В результате декоммунизации Советы действительно переняли функции парткомов всех уровней, мыслят себя именно в этом качестве, а иерархическая структура парткомов довольно точно воспроизвелась в иерархической структуре Советов — как по причине того, что привычная общественная структура стремится самовоспроизводиться, хотя бы и в новом материальном воплощении, так и по причине элементарной корпоративной солидарности Советов разных уровней.
Более того: советская иерархия оказывается, хоть и слабой, но единственной, как говорили в 1991 году, "властной вертикалью до самого низа". В том, что единственный стержень государственной власти не только не подчинен ее исполнительной ветви, но находится с ней то в подспудном, то даже в остром конфликте, заключается и главная слабость посткоммунистической президентуры, и главный источник лукьяновско-хасбулатовского оптимизма.

Россия — страна народной демократии
Рассуждая о дальнейших намерениях Хасбулатова, аналитики либо предполагают, что спикер будет и далее вести себя, как человек, не вполне вменяемый, либо приписывают ему намерение сесть в ельцинское кресло, либо, наконец, как видного экономиста-академика прочат его в премьеры. С тем, что и дальнейшее поведение спикера будет по-прежнему противоречить общепринятым представлениям о приличиях, очевидно, придется согласиться, однако в наличии у него мечтаний о президентско-премьерских постах можно усомниться.
Дело в том, что глупо отказываться от журавля в руках ради синицы в небе, а умно — учитывать опыт своих предшественников на различных высоких постах. Сталинский "кронпринц" Маленков проявил довольно глупое для человека столь высокопоставленного западничество, заняв после смерти Вождя и Учителя пост предсовмина, оставив партийную вертикаль на Хрущева — через малое время Хрущев показал ему, чего стоит пост премьера, и чего стоит контроль над вертикалью. Брежнев учитывал опыт предшественника, и предсовмина Косыгин занимал при генсеке явно подчиненный пост, а советский "президент" Подгорный был и вовсе жалкой тенью Леонида Ильича. Аналогичные структурные соотношения, причем в еще более явном виде, действовали в восточноевропейских странах народной демократии до 1989 года.
Если Хасбулатов отдает себе отчет в ценности той властной вертикали, которая волею судеб оказалась у него в руках (а похоже, что он отдает) его целью, вероятно, будет не сбрасывание Ельцина и даже не сбрасывание Гайдара, а постепенное приведение ситуации к "народно-демократическому" образцу 70-х годов: генсек (именуемый теперь спикером), символический "президент" и премьер, делающий то, что скажут. Для чего нужны не столько эффектные перевороты, сколько настойчивая воспитательная работа по приучению населения и политиков к подобной модели разделения властей. Судя по тому, что на Хасбулатова явно сделали ставку прыткие молодые люди из группы "Смена", данный вариант несентиментальные карьеристы оценивают как не совсем безнадежный.
Аналитики, считающие этот вариант сомнительным, указывают либо на общую направленность вектора исторического развития и на модернизационную тенденцию, слишком сильную, чтобы хасбулатовский вариант народной демократии укрепился, либо обнадеживают себя рассуждением о "кавказском синдроме", полагая, что одного кавказца, правившего Россией с 1923 по 1953 год, хватит для того, чтобы граждане еще как минимум сто лет испытывали устойчивую идиосинкразию к любому лицу кавказской национальности на русском троне. Скептики же возражают им, отмечая, что векторы истории в России всегда почему-то оказываются кривыми, а главный урок российской истории в том, что из нее не извлекают никаких уроков.

[Вероника Куцылло]

https://www.kommersant.ru/doc/39348

Газета "Коммерсантъ" №29 от 18.02.1993

Подготовка Конституционного соглашения может затянуться

Вчера поздно вечером завершилось первое заседание членов рабочей группы по
выработке текста Конституционного соглашения, представляющих президента. О
создании этой группы накануне вечером договорились Борис Ельцин и Руслан
Хасбулатов. На момент подписания номера оставалось неизвестным, удалось ли
членам группы выработать окончательный текст президентского варианта
соглашения. Пока обмена проектами соглашения вчера не состоялось.

Достигнутая накануне договоренность между президентом и спикером о создании
совместной рабочей группы по подготовке текста Конституционного соглашения
вчера не была выполнена. 17 февраля выработкой соглашения занималась только
президентская часть группы под руководством Владимира Шумейко. Информация о
содержании документа не разглашается, однако в него, по мнению наблюдателей,
войдет положение о необходимости принимать новую Конституцию специальным
органом — Конституционной ассамблеей и, возможно, положение об обязательной
передаче в ведение президента Центрального Банка и Пенсионного Фонда России.
Эту версию подтверждают и распространившиеся вчера в ВС России слухи о
готовности президента отказаться от референдума при условии, что ВС
официально пообещает не изменять уже принятый бюджет на 1993 год в сторону
увеличения его расходной части.
Руслан Хасбулатов, видимо, не склонен пока обнародовать свое отношение к
президентским предложениям. Несмотря на то, что вчера Совет национальностей
ВС потребовал от спикера отчитаться на ближайшем заседании о его переговорах
с президентом, спикер сегодня отбыл в Новосибирск на совещание руководителей
регионов. По сведениям Ъ, глава парламентской части группы Николай Рябов
никаких заседаний по поводу соглашения вчера не проводил: возможно, это
сделано умышленно с целью затянуть переговорный процесс.
Краткий отпуск Бориса Ельцина, во времени почти совпадающий с официальным
сроком работы группы, по мнению наблюдателей, связан с необходимостью
просчитать различные возможные варианты его поведения в том случае, если
реакция депутатов на его проект соглашения окажется негативной. По оценке
наблюдателей, в ближайшие 10 дней — время работы группы — не стоит ожидать
неожиданных шагов со стороны президента: публикация пакета вопросов,
предлагаемых президентом на референдум, постоянно обещаемая, постоянно
откладывается.
Выступив позавчера вечером с предложением созвать внеочередной съезд уже в
начале марта, Борис Ельцин опередил наиболее антипрезидентски настроенных
парламентариев, с нетерпением ожидавших первых итогов встречи президента и
спикера. Теперь, даже если депутаты откажутся ограничиваться на съезде одним
вопросом — ратификацией Конституционного соглашения, чего наблюдатели не
исключают, либо попытаются изменить проект соглашения в свою пользу,
президент сможет сказать, что ВС отверг очередной "шаг навстречу" со стороны
исполнительной власти и объявить недействительным решение съезда об отмене
референдума, если таковое будет принято.

[Вероника Куцылло, Александр Корецкий]

https://www.kommersant.ru/doc/40733
Газета "Коммерсантъ" №38 от 03.03.1993

Президент готов к решительным шагам

Политический кризис в России, по мнению экспертов Ъ, вступает в решающую
фазу. Противоборствущие стороны — исполнительная и законодательная власть —
в достаточной степени определили свои позиции. В понедельник президиум ВС в
отсутствие спикера поддержал подготовленный оппозиционным блоком фракций
"Российское единство" законопроект "Об изменениях и дополнениях Конституции
(Основного Закона) России", сводящий роль президента в управлении
государством к минимуму, а Борис Ельцин на вчерашней встрече с поддерживающим
его блоком "Демократический выбор" заявил о своей готовности в использовать
"иные пути" в обход Конституции. Поскольку парламент явно не собирается
делать "шаги навстречу" президенту, который также не намерен предлагать
депутатам больше, чем уже предложил, мирное разрешение конфликта
представляется практически невозможным.

Проект поправок к Конституции, называемый в президентских кругах "исаковским"
— по имени одного из его разработчиков Владимира Исакова — был позавчера
без излишней шумихи направлен на рассмотрение комитетов и комиссий ВС. По
оценкам экспертов Ъ, он претерпел некоторые изменения по сравнению с
первоначальным, еще более жестким, вариантом. Однако и смягченный вариант,
несомненно, придал президенту уверенности в необходимости наконец-то
окончательно разобраться со съездом. В этой ситуации решение Бориса Ельцина
приступить к крупномасштабным консультациям с политическими партиями и
движениями выглядит не как сдача позиций и запоздалая попытка заручиться
поддержкой общественности, а как генеральная проверка перед съездом
соотношения сил своих сторонников и противников. С другой стороны, само
появление президента на том или ином форуме может привлечь на его сторону
какой-то процент колеблющихся, как это и произошло на форуме Гражданского
союза: при всем прохладном отношении общей массы участников форума к
выступлению президента, членам союза так и не удалось принять какого-либо
общего антипрезидентского заявления. Возникшую нерешительность прагматиков
члены президентской команды целиком считают результатом новой тактики
президента.
Неожиданный ход продолжился достаточно прогнозируемым: как и ожидалось, после
встречи с центристами президенту пришлось объяснять своим сподвижникам, что
"одни демократы сейчас в этих условиях эту тяжелую телегу не вытащат" и,
одновременно, заверять их в намерении твердо следовать намеченному курсу.
Судя по некоторым вчерашним высказываниям президента, он морально готов к
разгону съезда: в случае, если съезд отказывается от референдума и не
принимает Конституционное соглашение, то, по словам Ельцина, у него "есть еще
в запасе кое-что", о чем ему говорить пока не хочется. Кроме намерения
президента обратиться к народу с вопросом, кого поддерживает население, под
"кое-чем", по мнению экспертов Ъ, может подразумеваться попытка приостановить
деятельность съезда путем издания президентского указа об объявлении
переходного периода в России до принятия новой Конституции, проект которого
был подготовлен еще во время VII съезда, но не использован. Однако президент
может пойти на подобный шаг только тогда, когда сможет сказать, что его к
нему подтолкнули.

[Валерий Погорелый]

https://www.kommersant.ru/doc/41308
Газета "Коммерсантъ" №42 от 09.03.1993
Власти готовятся к съезду

Как и предполагал Ъ (см. номер от 6 марта), Борис Ельцин выступил в
воскресной телепрограмме "Итоги". В отличие от Руслана Хасбулатова, который
утверждает, что в стране нет конституционного кризиса, а есть лишь попытки
исполнительной власти помешать законодательной в ее стремлении возродить
Россию, президент уверен, что кризис есть. И состоит он в том, что в Основном
законе нет четкого разделения полномочий властей, из-за чего они вмешиваются
в сферы деятельности друг друга, что не способствует стабилизации обстановки
в стране.
Президент не ограничился констатацией факта конституционного кризиса, а
предложил выход из него: по словам Ельцина, им уже подготовлен законопроект о
разделении полномочий властей, который он и собирается представить на
обсуждение съезда.
В пятницу, когда стало точно известно, что съезд назначен на 10 марта, но еще
не была определена повестка дня, Борис Ельцин дал парламентариям последнюю
возможность не обострять кризис. Вице-премьер Владимир Шумейко организовал
утечку информации о вопросах, которые Борис Ельцин предложит для референдума.
Он сообщил, что, по мнению президента, надо выяснить отношение избирателей к
частной собственности на землю, к Конституционному собранию, которое могло бы
принять новый Основной закон, и к созданию нового органа власти —
двухпалатного Законодательного собрания.
Президентская команда давала понять, что, несмотря на решение о созыве
съезда, компромисс еще возможен. Однако ВС намека не понял. В повестку дня не
был включен вопрос о конституционном соглашении, вокруг которого и
развивались политические интриги последнего времени. Депутаты предпочли пойти
ва-банк: после обсуждения проблемы референдума, который наверняка будет
отменен, на съезде будет рассматриваться вопрос о том, как высшие должностные
лица страны выполняют Конституцию. Скорее всего дебаты по этому пункту
повестки дня приведут к постановке вопроса об импичменте президента.
В этой ситуации Борису Ельцину не оставалось ничего иного, как показать
парламенту одну из своих сильных карт. Вчера пресс-секретарь президента
сообщил, что на референдум предлагается вынести еще один вопрос — о
президентской республике. Наблюдатели считают, что в России с ее традицией
олицетворять верховную власть в одном человеке — царе, генеральном секретаре
— шансы получить положительный ответ на вопрос о президентской республике
весьма велики.
Таким образом, к концу минувшей недели, по мнению экспертов, политический
кризис в стране достиг критической точки: окончательно выявилась
непримиримость позиций сторон и назначен день решающей битвы. Остается
подождать, чем все закончится, и надеяться, что съезд внесет в политическую
жизнь страны хоть какую-то определенность, которая даст властям возможность
наконец-то всерьез заняться экономикой.
Оставшиеся до съезда часы противники используют для вербовки сторонников.
Вчера поздно вечером Руслан Хасбулатов должен был встретится с главами
Советов всех уровней: состоялась встреча или нет, к моменту, когда
закончилась подготовка этого номера, еще не было известно. А Борис Ельцин
сегодня в "Президент-отеле" должен встретиться с главами российских регионов.