https://www.sports.ru/football/1372373.html
За четыре тура до финиша футбольного чемпионата страны «СПОРТ сегодня» обратился к такой важной событийной составляющей сезона, как тренерские отставки. У каждой из семи – своя история, свои действующие лица, свои последствия.
1. «СПАРТАК». Федотов вместо Старкова,
26 апреля, после 6-го тура
Причина отставки. Ей предшествовало скандальное интервью «СЭ» капитана «Спартака» Дмитрия Аленичева. После него стало ясно, что латвийский тренер надолго в Москве не задержится. Сор из избы озвучил конфликт тренерского штаба с игроками. После 6-го тура «Спартак» занимал 10-е место с 7 очками. Болельщики вывешивали баннеры с требованиями отставки. Газеты с методичностью конвейера штамповали статьи с вопросом: нужен ли «Спартаку» лишенный харизмы тренер, прозванный в народе «Кабычегоневышло»?
Повод для отставки. Странный матч с «Москвой». Выиграв 3:0 первый тайм, во втором команда чуть ли не демонстративно встала и позволила сопернику отыгарться. Стало ясно, что Старков командой не управляет. Он «подал» в отставку, которую руководство клуба «приняло». Официальная формулировка звучала так: «Слабые турнирные показатели и плохая психологическая атмосфера». На место Старкова пришел спортивный директор Владимир Федотов, уже исполнявший обязанности тренера в 2004 году.
Что изменилось. Снятие психологического напряжения стало для контактного и добродушного Федотова задачей вполне посильной. Из кадровых решений отметим отказ от часто игравших при предыдущем тренере Йенчи, Дедуры и Пьяновича. В тактике стало применяться построение в два нападающих, от которого в последнее время приходится отказываться из-за травмы Баженова и малой полезностью Кавенаги. Федотов ввел в состав большую группу молодых игроков, из которых наиболее ярко проявил себя 19-летний Роман Шишкин.
Чего добились. Многого, но не главного. «Спартак» не смог навязать ЦСКА борьбу за золото. При этом начиная с 7-го тура Федотов набрал 41 очко. Это больше, чем у любого другого тренера на этом турнирном отрезке. Но качественного прорыва по сравнению с прошлым годом не произошло. Это наиболее ярко проявилось в матчах Лиги чемпионов. Перед стартом в ней руководство «Спартака» либо не смогло, либо, что вероятнее, не захотело именно «под Федотова» раскошелиться на реальное усиление.
Что дальше. Федотову приходится постоянно идти на компромиссы с «австрийским» менеджментом, что не добавляет ему веса в структуре «Спартака». Учитывая амбиции владельцев клуба, он, весьма вероятно, уступит место Станиславу Черчесову, но останется на одной из должностей в клубном штабе.
Недавно (ну, как недавно) прочитал замечательную книжку примерно столетней давности под названием «Американское кредо» — полуюмористическое собрание фактов, в которые верит «средний американец», с серьезным предисловием, превышающим по объему собственно собрание фактов раза в четыре. И есть в этом серьезном предисловии одно замечательное противопоставление — между «людьми чести» и «людьми нравственности».
Человек чести — это тот, кто просто делает то, что обещал сделать, если вторая сторона тоже придерживается договора. Нельзя представить, чтобы он начал юлить, цепляться к словам или искать отговорки; его особенная черта состоит именно в том, что он никогда не ищет отговорок — сама потребность в этом заставляет его ощутить невыносимый стыд. Ретвит
Массимо Каррера — как раз типичный «человек чести». Постоянно подчеркивал, что «мне платят за то, что я принимаю решения», не искал отговорок ни в судействе, ни в селекции, просто — действительно — «делал то, что обещал сделать, если вторая сторона тоже придерживается договора».
Проблема Карреры — в том, что мир «Спартака» и «около-Спартака» уже довольно давно населен в основном людьми нравственными. В чем между ними разница — описано в следующем фрагменте.
Любое человеческое действие, считает нравственный человек, может быть либо добрым, либо злым — и в подавляющем своем большинстве они злы. Он точно знает, какие действия злы, распознает их немедленно и безошибочно благодаря некой вдохновенной интуиции и считает, что они должны быть наказаны автоматически и со всей возможной суровостью. Никто никогда не слышал, чтобы человек нравственный не замечал изъяна или просил извинений за ошибку. Подобный акт он счел бы слабостью одержимого дьяволом. Ретвит
Вот именно так многие, особенно, конечно, ветераны «Спартака», и рассуждают. Все, что «не по-спартаковски», согласно их вдохновенной интуиции, — зло и должно быть наказано автоматически и со всей возможной суровостью. Начиная еще с Аленичева, сокрушавшегося о «где же забегание, с которым при Романцеве всех обыгрывали?», и заканчивая сегодняшним прекрасным заявлением Олега Ивановича Романцева о том, что чемпионство полуторагодичной давности — полностью заслуга того же Аленичева, а Каррера просто «не испортил». Ведь в «Спартаке» не по-спартаковски выигрывать нельзя, значит, неспартаковец просто не успел своим злым и греховным началом пропитать все, что успел построить праведный и нравственный спартаковец.
Человек чести Каррера для людей нравственности вокруг «Спартака» был злом изначально. Ну, вы же понимаете — «не то», и «играет как-то непонятно». А уж когда посмел выиграть чемпионат и Суперкубок, стал и вовсе неслыханным грешником. Его победа — неспартаковская и безнравственная.
В частности, человек нравственности согласен с теорией, что мешать грешникам жить — это добродетель, а грешником он называет любого, чье поведение нарушает заповеди в том виде, как он знает и понимает их. Ретвит
Именно поэтому сейчас после его отставки руководство и SMM-службы усиленно делают вид, что никакого Карреры вообще никогда не было (совершенно не удивлюсь, если даже в музее его экспозицию уберут куда-нибудь в дальний угол), а спартаковские легенды — причем даже реальные легенды, вроде Гаврилова и Романцева — с высот своей спартаковской нравственности плюют ему в спину. А Каррера со своей неспартаковской честью отвечает — «Я принадлежу прошлому «Спартака» и считаю, что не должен мешать новому тренеру». Вы что-то подобное слышали хоть от одного экс-спартаковца?
Человек чести всегда ставит формальности выше морали; если вы с ним съели вместе пуд соли, то он будет относиться к вашей дочери так же, как к своей, но если у него нет никаких особенных обязанностей по отношению к вам, то будет опасным доверять ему даже вашу уборщицу или тещу. А нравственный человек, оказавшись в нравственной ситуации, обычно совершенно бесчестен. Отправьте его в суд давать показания против женщины, и он расскажет все, что о ней знает, — даже все, что узнал о ней в приватной обстановке будуара. Более того, он расскажет все это не с неохотой и стыдом, словно извиняясь, а с гордостью и добровольно, подчиняясь своему высокому нравственному долгу. Такой человек просто не может лгать как джентльмен. Он, конечно, лжет, как и все мы — и, может быть, даже чаще, чем те из нас, кто находятся на другой стороне, — но он делает это не для того, чтобы защитить грешников от закона нравственности, а для того, чтобы их наказание по законам нравственности оказалось еще более неотвратимым, быстрым и эффектным. Ретвит
Чуть ли не единственными людьми чести во всем спартаковском мире остались болельщики. Именно отсюда лозунг «Массимо — один из нас», баннеры, «А тутти аванти». Да, Каррера выиграл чемпионат скорее «формально», чем красиво, как «морально обязан» любой спартаковец. Но он выиграл его без красивых слов об «игре» или «духе», просто дав рекордный в XXI веке результат и для «Спартака», и для Премьер-лиги в целом. Спартаковские болельщики настолько истосковались по человеку, у которого в «Спартаке» просто слова бы не расходились с делом, что они уцепились за Карреру, как мальчик Лайнус из старого комикса про «Мелочь пузатую» — за «утешающее одеяло». Нет, конечно, среди болельщиков тоже есть люди «нравственного» типа, но давайте сейчас о них не будем.
Image result for linus blanket
У болельщиков, как говорил когда-то Андрей Петрович Старостин, сейчас «потеряно все, кроме чести». Но вот в клубе и вокруг клуба, к сожалению, потеряно все, кроме… нравственности. И здесь, возможно, кроется еще одна проблема, за которую люди нравственности вокруг «Спартака» тоже никогда не простят Массимо Карреру. Он ведь не просто чемпионат выиграл, не будучи плоть от плоти порождением спартаковского духа. Он показал, что даже в такой почти религиозной организации, как футбольный клуб «Спартак» (Москва) после ухода Романцева, можно добиться спортивного результата не благодаря ритуальным назначениям «своих» тренеров и не менее ритуальным словам о «духе», а просто благодаря тому, что каждый в клубе занимается своим делом. Ну, знаете, работает, а не устраивает 234712309-й сезон «Игры престолов». Появился новый эталон для сравнения, который сработал в новейшее время модерн-футбола, а не полтора десятка лет назад, когда в российском футболе не было ни Гинера, ни «Газпрома», ни Галицкого, а дело Босмана еще не окончательно убило европейские соревнования.
Ну а что нас ждет дальше? А чорт его знает. Долгосрочные планы развития в «Спартаке» меняются еще чаще, чем тренеры. Может быть, даже когда-нибудь снова сойдутся звезды, и красно-белые наконец-то выиграют еще и нравственно правильноечемпионство, с истинным спартаковцем во главе, стеночками и забеганиями. Нас ведь к этому еще со времен «Старкова — тупика для Спартака» и приучили: не просто выигрывать, а надеяться, что когда-нибудь снова выиграем так же, как выигрывали давным-давно…
Потрясающе, конечно! «Спартак» даже в таком состоянии, даже с такой игрой мог победить. Это красноречиво говорит о нашем футболе.
«Спартак» разрушен. Вот почему: кто-то с пренебрежением играет, кто-то наоборот очень нервозен (помните, как Джикия вспылил), кто-то слишком молод, кто-то вообще не едет на матч, как иностранцы. Кто молодцы, так это болельщики. Приехали в Казань, поддержали. И баннер по делу. Тренеры приходят и уходят, «Спартак» остается. Все правда.
Но все равно «Спартак», какие бы времена ни были, всегда жив и опасен. Даже сейчас, когда безтренерье. Говорят не только про Кононова, но и про Карпина. Это нормальные тренеры. Карпин прибавил по сравнению с тем спартаковским периодом, когда наошибался, когда не хотел учиться. Да, он такой же задиристый, но уже опытный тренер.
Но мне было бы интересно видеть Кононова в «Спартаке». А как быть Карпину, который много наговорил про Федуна после того, как все закончилось со «Спартаком» в тот раз, не знаю. Как ему себя вести?..
Что касается Рианчо, однозначно на сегодня это не спаситель для «Спартака». Хотя ведь в свое время он был в штабе у Бердыева, который абы кого не возьмет в помощники. Но поведение Рианчо... Солиднее должен быть тренер «Спартака».
И пропущенный на последних минутах гол «Спартаком» - во многом тренерский. Выходит игрок, которого никто не держит, нет своевременной подсказки. Потому что видно, как высокий Боккетти держит высокого Наваса, а по Сорокину не играет никто.
Упускать на последних минутах свое - это тоже «Спартак».
http://october20.ru/site/21-10-82_ss.html
Как сообщили синоптики, самая низкая температура в Москве 20 октября, по данным многолетних наблюдений, была в 1898 году – 12 градусов мороза. Вчерашний день едва не вышел на этот рекордный уровень холода. В прошлом веке, однако, в столице в футбол ещё не играли, по крайней мере не проводили календарных встреч, а тут пришлось играть не простой матч, а официальный, международный – матч одной шестнадцатой розыгрыша Кубка УЕФА. Как ни сакраментальна фраза о том, что футбольный матч состоится при любой погоде, приходится её повторять.
Замечено, что, как только футболисты приезжают на стадион, они первым делом идут посмотреть футбольное поле. И это понятно, ведь от его качества зависит качество игры. Когда я спросил капитана спартаковцев Олега Романцева, совершившего эту экскурсию, как ему показалось футбольное поле, он ответил, не задумываясь: - Вполне хорошее, мягкое, а в такую погоду этого трудно было даже ожидать.
Руководители стадиона в Лужниках объяснили мне, как готовилось поле. Снег, который выпал за день с небольшим до матча, сразу не убирали, и поле находилось под ним, как под одеялом, согревалось. Расчистили его прямо перед игрой, и поэтому-то качество газона оказалось вполне приемлемым. Оба соперника перед встречей внимательно изучали друг друга. Тренер голландцев посетил Москву, где наблюдал за встречей «Спартак» - «Арарат», а один из спартаковских тренеров побывал в Голландии. Это – Ф. Новиков, который в своё время также выезжал просматривать и «Арсенал». Интересуюсь его мнением о «Хаарлеме». Он говорит: - Эта команда понравилась мне больше, чем «Арсенал». Она очень мобильна, игроки отлично взаимодействуют друг с другом, у них хорошее взаимопонимание. Особенно сильна оборона. Но это были всё, так сказать, предварительные впечатления. И вот начался сам матч.
Обе команды для игры изрядно утеплились. Все игроки надели лёгкие тренировочные рейтузы, а многие были в перчатках. Погода вынуждала к этому. Такая экипировка, естественно, мешала футболистам легко и быстро передвигаться по полю. Однако, несмотря на всё это, игра получилась живой, интересной, боевой. Сразу скажу, что «Хаарлема», хотя клуб и не из знаменитых, подтвердил высокое реноме голландского футбола. Его игроки техничны, хорошо держат мяч, изобретательны, тактически грамотны, особенно при игре в обороне. Гости, видимо, знали, что самое сильное оружие «Спартака» - это быстрые атаки. Поэтому голландские футболисты очень умело перекрывали все возможные зоны прорыва к своим воротам, и москвичи никак не могли, что называется, разбежаться. То и дело кто-либо из наших игроков, владевших мячом, упирался в соперника. Нужны были неожиданные ходы. И вот Поздняков делает длинный острый пас вперёд на свободное место, куда уже устремился Гесс. Тот врывается в штрафную с мячом, но вратарь гостей, разгадав комбинацию, в ногах у спартаковца овладевает мячом. Спартаковцы продолжают атаковать, и вот уже Гаврилов делает неожиданный и отличный пас на выход Швецову, того сбивают невдалеке от штрафной площади. Судья, разумеется, назначает штрафной удар. Расстояние до ворот чуть больше двадцати метров. Арбитр строг и заставляет «стенку», выстроенную гостями, отодвинуться на положенное девятиметровое расстояние. Швецов, Гаврилов и Гесс «колдуют» у мяча. Первым разбег начинает Гаврилов, но пробегает мимо, за ним движутся Швецов и Гесс, удар наносит Гесс, свой коронный, с левой ноги. Мяч летит над «стенкой», ударяется в перекладину, затем в спину вратаря Метгуда и отскакивает в ворота, 1:0 повёл «Спартак». До конца тайма спартаковцы провели ещё несколько интересных атак. Но очень удачно на выходах действовал вратарь «Хаарлема». В свою очередь, голландская команда также неплохо и остро атаковала. Гости подолгу разыгрывали мяч, ища удобный момент для удара. Дважды их наносил (и очень опасно) Клетон, но в обоих случаях мяч пролетал рядом со штангой. А в один из моментов гости ловко вывели к воротам Кёра, но тот в последний момент поскользнулся и упал. Словом, весь первый тайм шла упорная борьба. После перерыва накал борьбы оставался таким же высоким. Как ни странно, но второй тайм более уверенно начали гости. Они надолго осадили ворота «Спартака» и действовали, я бы сказал, обстоятельно, к счастью для москвичей, играли они, что называется, без ворот, другими словами, практически не били по воротам.
Спартаковцы в эти моменты отвечали лишь контратаками. Голландцы демонстрировали отличную физическую подготовку, действовали в обороне плотно, большими силами, и москвичам поэтому приходилось очень и очень нелегко. К тому же спартаковцы в поисках выгодных моментов для нанесения ударов часто передерживали мяч. Так, к примеру, Швецов и Черенков оказывались в очень выгодных ситуациях, когда можно уже было нанести, казалось бы, верный удар, но они хотели ещё улучшить свою позицию, делали лишнее движение и теряли мяч. Постепенно инициатива полностью перешла к хозяевам поля. Голландцы, однако, оборонялись умело, удачно действовал их вратарь Метгуд. Москвичи к тому же упустили ряд выгодных моментов, в частности, Родионов из выгодных положений по крайней мере дважды не сумел (или не смог) поразить ворота.
К чести спартаковцев надо сказать, что они вели борьбу до самого конца: да, упускали выгодные моменты, но команда рук не опускала и шла вперёд. И в конце концов энтузиазм москвичей, их настроенность на борьбу принесли желанный результат. На последней минуте встречи спартаковцы подавали угловой, в штрафной гостей завязалась жаркая воздушная хватка, и Швецов, которые в последние месяцы стал лучшим бомбардиром «Спартака» и на этот раз выручил свою команду. Его точный удар головой принёс спартаковцам желанный второй гол. 2:0 – с таким запасом поедет теперь «Спартак» на ответный матч в Голландию. Он состоится 3 ноября. Думается, что у москвичей есть все шансы, чтобы добиться общего успеха по сумме двух встреч.
В Тарасовке прошла открытая тренировка «Спартака» перед матчем с «Интером». Главный тренер Владимир Федотов удивил тем, что похвалил игроков за игру против «Шинника». А сами футболисты поразили хорошим настроением.
За несколько минут в зал для пресс-конференций вошли два человека, не говорящих по-русски, и потребовали показать им видеокамеру того канала, который транслирует матчи Лиги чемпионов.
- Давайте мы посмотрим, какой вы взяли план, - предложили они журналистам.
Оператор глянул на них с плохо скрытой ненавистью и прорычал:
- Смотрите.
Увиденным те остались довольны. Раньше на предматчевых встречах красно-белых таких проверок не было. Видимо, «Спартак» после какого-то случая (о котором, станет известно в одной из следующих книг, посвященных убийству клуба) утратил доверие.
Разрядили обстановку Владимир Федотов и Роман Павлюченко, вошедшие в зал.
- Вот, мы искали бомбардира, - улыбнулся тренер. – Искали сильно и нашли.
Форвард сразу же доказал, что прятался тщательно.
- Мне вопросы не задавайте, - попросил он репортеров.
Естественно, первый вопрос адресовали Роману:
- Какие выводы вы сделали после первого матча с «Интером»?
- Выводы? - растерялся футболист. – Никаких выводов мы не сделали. Нас предупреждали, что в первые десять минут итальянцы побегут…
- Я говорил про первые тридцать. Не будем мелочиться, - уточнил Федотов.
- Ну, в тридцать, - пожал плечами игрок. – Что же делать, постараемся завтра показать лучший футбол.
- А вы забьете завтра? – поинтересовались у Павлюченко, который уже пожалел о своей просьбе не задавать вопросов.
- Я? – вздрогнул Роман. – А что мне говорить? Сказать Владимиру Григорьевичу: не ставьте меня, пожалуйста?
- Нет, я, конечно, завтра забью, - спохватился нападающий.
Главного тренера допрашивали на предмет того, как на команде сказалась неудачная игра с «Шинником».
- А как она могла сказаться? Конечно, приятного мало, - махнул рукой Федотов. И сразу же выдал сенсационную информацию. – Мы же с «Шинником» играли неплохо. Просто не забили. А у них три удара - и гол. Обидно.
Футболисты тоже не напоминали людей, потерявших два очка во встрече с командой, которая покинет дивизион. Войцех Ковалевски позировал фотографам, обуваясь.
- Это новая марка бутс, - комментировал он.
- С пружинками?
- С кирпичом. И вообще мы сейчас пойдем в снежки играть, а не тренироваться.
- Войцех, снег уже растаял.
- А нам сейчас завезут еще. Что нам остается, кроме как в снежки играть?
На тренировку едва не опоздали Дедура и Калиниченко. «Украина вечно последней приходит!» - выкрикнул кто-то из спартаковцев. Федотов наблюдал за ними с улыбкой.
- У вас еще полторы минуты, - успокоил он ребят. – Готовьтесь.
- Что за погода, что за погода? - бормотал по-русски Радослав Ковач. – И что, теперь всегда так будет?
- Будет хуже, - хотелось успокоить легионера. – Это прекрасная погода для конца октября.
- Боже мой, боже мой, - снова запричитал чех.
Занятие начали с игры в футбол мячом для регби. Все смеялись. А Алексей Зуев умудрился даже пропустить гол. Затем инвентарь сменили. Игрокам выдали гандбольный мяч. Забивать можно было с лету, а передачи делали руками. До футбольного мяча дело так и не дошло.
- Вы состав для себя уже определили? - поинтересовались у Владимира Федотова.
- Да.
- Скажете?
Федотов замер и стал грозно смотреть на журналиста. Но было совсем не страшно.
- Вы деньги у «Интера» взяли, чтобы за нами шпионить?
Всюду этому «Спартаку» чудятся угрозы. Неспроста, знать, проверяющие в Тарасовке были…
Лев Нетто был одним из лидеров первый в СССР политической партии после КПСС. В лагере в 1949 году он стоял у истоков "Демократической партии России". Попал в ГУЛАГ он по причине плена во время войны и того, что его освобождали американские войска.
"Этот «концерт» длился около двух месяцев. Я уже готов был подписать все, что угодно. Но недели на две меня оставили в покое. Появился новый следователь — капитан Дроздов. Он доходчиво разъяснил, что выход отсюда у меня только один — тюрьма или лагерь, и предложил подписать новую легенду: будто я предал наш отряд, убил командира и тому подобное. «А не подпишешь, вызовем сюда твоих отца и мать, пусть полюбуются на изменника Родины!» — пригрозил он. Очередная встреча с капитаном закончилась тем, что я согласился поставить свою подпись под любой версией обвинения, лишь бы не трогали моих стариков. Заседание «тройки» было кратким. Присутствовавший на этом спектакле капитан Дроздов не спускал с меня глаз. Вскоре в моем деле появилась запись, что 22 мая 1948 года военный трибунал воинской части 70465 по статье 54-1 «б» УК УССР «наградил» меня 25 годами лишения свободы плюс 5 годами поражения в правах. В тюрьме г. Ровно я написал кассационную жалобу и через два месяца, как положено по закону, получил ответ. С меня сняли все обвинения, кроме одного — в лагере для военнопленных якобы я выдавал немцам своих друзей, готовившихся к побегу. Приговор оставили в силе, и никаких смягчающих обстоятельств".
Как он вступал в "Демократическую партию России". Кстати, в этой же партии состоял Андрей Петрович Старостин, с которым Нетто познакомился как раз в Норильске.
"Незаметно начал свой бег 1949 год. В один из майских дней мы беседовали со Смирновым у барака на солнцепеке, и Федор мне открылся: в стране существует подпольная политическая организация, цель которой освобождение России от коммунистического гнета, смена власти. Только мирным путем, методами ненасилия — словом, убеждением. Ячейка организации была и у нас за колючей проволокой. Мне было предложено вступить в члены подпольной Демократической партии России (ДПР). И я с радостью согласился, как будто ждал этого давным-давно. Дни и месяцы раздумий о том, что делать, привели к однозначному выводу: надо быть в единстве с друзьями, которые рядом. Федор Смирнов на следующий день сам принял меня в члены ДПР. На небольшом листке бумаги была написана клятва, которую я тихо прочел вслух и подписал. Потом сделал на руке небольшую ранку и скрепил клятву кровью, а Смирнов этот листок у меня на глазах сжег. Он же дал мне партийную кличку Налим, назвал и свой псевдоним — Чайка. Через него я получал впоследствии все партийные поручения. Первое — переписывать для распространения письма-листовки. В них Александр Гусев и Александр Мамонтов излагали свои взгляды на китайские события 1949 года, приход к власти Мао Цзэдуна. По каким адресам рассылались эти письма, кто и как их передавал за зону — этого я не знал. У нас было не принято задавать лишние вопросы".
Далее три главы воспоминаний Льва Нетто о восстании в Норильлаге, опубликованные в серии книг "О времени, о Норильске, о себе..." Красноярским обществом "Мемориал".
«Черт умер!»
5 марта 1953 года началось необычно — с плохо скрываемой радостью мы передавали друг другу главную новость: «Черт умер!» Лица заключенных как-то просветлели. Видно было, что теперь их будоражат иные мысли, чем вчера. Мы гадали о ближайшем будущем страны и, конечно, о возможности нашего возвращения домой. У многих трагедия жизни связывалась с именем тирана, которого теперь не стало.
Конечно, открыто проявлять свою радость мало кто решался, только два грузина в нашей бригаде то и дело изображали что-то вроде лезгинки. Но радостное возбуждение, которое охватило заключенных в первые дни после смерти Сталина, скоро сменилось тревогой. Амнистия не коснулась политузников. Мы почувствовали, что нас ожидают новые испытания: МГБ проявило стремление ужесточить режим лагерей для политзаключенных. Ведь наследники Сталина мало чем от него отличались — Берия, Молотов, Каганович, Маленков тоже подписывали расстрельные списки. А весной 1953 года они санкционировали необузданный произвол в особых лагерях. Конвоирам и охране на вышках даже давали отпуск за совершенно беспричинную жестокость: автоматные очереди то и дело уносили жизни заключенных, причем во всех лаготделениях. В Горлаге начался самый настоящий разгул террора.
Это было время провокаций, попыток поссорить национальные группы — в лагере их было много: кавказцев с казаками, русских с украинцами и так далее. Откуда-то появились сомнительные личности, которые с таинственным видом нашептывали, что от верных людей слышали и точно знают о якобы готовящихся актах неповиновения лагерной администрации. В бараках усиленного режима все чаще возникали стычки с участием уголовников. Все это создавало атмосферу крайней психологической напряженности, в которой призыв к бунту мог разжечь не искру костра, а по-настоящему большое пламя: настолько все уже были ожесточены, так наболело у всех. Провокации общими усилиями подпольных центров все же удавалось пресечь. Мы понимали: когда толпа никем не организована, она может пойти в любом направлении — самом глупом, непредсказуемом, безрассудном.
25 мая 1953 года я встретил, как обычно, за токарным станком в производственной зоне Горстроя. Работу прервали неожиданные гудки котельной. Мы уже привыкли к тому, что прерывистый гудок служил сигналом об окончании трудового дня. Но тут звучали необычные, длинные и непрерывные, гудки, к тому же совсем не вовремя: до конца рабочей смены было еще далеко. Гудок настойчиво звал куда-то, и я выбежал на улицу, чтобы через другую дверь попасть в инструменталку, где находился Смирнов. Его не было на рабочем месте. Я пробежал по территории, наконец увидел, что идет Федор и с ним целая группа заключенных. Я быстро его спросил: «Что случилось? Как действовать дальше?» Смирнов ответил, что в жилой зоне 5-го лаготделения была очередная провокация — стрельба без причины и есть жертвы. Поэтому принято решение остановить работу.
«Необходимо всем собраться в этом недостроенном здании, ждать указаний, держать связь», — приказал Федор. Здание стояло уже под крышей, с готовыми окнами, только в эксплуатацию его еще не сдали. Видимо, такие же команды последовали и по бригадам на других объектах, потому что очень скоро в помещении сосредоточились заключенные из 4-го и 5-го лаготделений — все, кто в тот день работал в производственной зоне Горстроя. И уже тут мы узнали подробности о том, что в пятой зоне сержант-охранник очередью из автомата ранил отдыхавших после смены семерых заключенных, один из них (Петр Климчук) умер от ран. А накануне другой охранник убил заключенного при этапировании из четвертой зоны в пятую.
Не помню, кто именно выступал, но на этом собрании впервые я обратил внимание на Евгения Грицяка, украинца из карагандинского этапа: как-то сразу, с первых минут восстания, он действовал очень активно ради того, чтобы все прекратили работу и собрались вместе. Он сразу показал себя отличным организатором. Пока другие, негодуя в душе, обдумывали ситуацию, он проявил инициативу, чтобы заявить протест по поводу очередного злодейства охраны, расстрела товарищей в пятой зоне: «Сколько можно терпеть, хватит, работу прекращаем!» Нет, он не организовывал восстание или забастовку, но вот эту вспыхнувшую искру протеста, которая появилась, тут же начал распространять, стал ее носителем, не давал ей погаснуть и поддерживал в душах огонь. Поэтому я про себя назвал его «факелоносцем восстания». Такие, как он, были в каждой зоне. Их призывы зажигали сердца людей, которые давно этого ждали. У них внутри тоже давно уже все кипело. Эти ребята открыто взяли на себя ответственность за судьбу товарищей, «бросили перчатку» в лицо власти хотя бы в виде смелых просьб и мирных претензий. Не думая о том, что их ожидает, они скандировали лозунг: «Свобода или смерть!»
Так на моих глазах началась забастовка политзаключенных особого Горного лагеря в Норильске в мае 1953 года. Митинг добавил уверенности в правоте наших действий. А решение остаться в оцеплении, не возвращаться в жилую зону мы встретили прямо-таки на ура. Пока мы здесь, вывести из лагеря на работу другую смену невозможно.
Восстание душ
После нескольких дней переговоров с лагерной администрацией было все же принято ее предложение о нашем возвращении в жилую зону, чтобы всем заключенным вместе встретиться с московской комиссией. В лагере тем временем жизнь организовывалась силами самих узников. В ожидании московской комиссии многие самостоятельно проявили инициативу: составляли листовки, обращения к товарищам, писали призывы в прозе и стихах. Это были самодельные листы с разъяснениями, что нам нужно держаться вместе, потому что уже хватит терпеть это насилие: многие из нас не знали, за что сидят, нас оклеветали и превратили в рабов, а в последнее время вообще стали стрелять, как какую-то дичь. Благодаря этим листовкам, картинкам нашей жизни, воззваниям люди становились явными сторонниками забастовки. Общая атмосфера в зоне в те дни была приподнятой, исчезли уныние и апатия, не было даже страха перед будущим.
Заключенные сразу же организовали собственную внутреннюю охрану по периметру зоны. Это было необходимо для ведения внешнего наблюдения и, конечно, для пресечения попыток каких-либо бесчинств в лагере. Мы патрулировали выделенный нам участок с северной стороны. Николай Шибенков, Михаил Резников, Борис Суворов отвечали за посменное дежурство. Каждый старший смены подобрал себе надежных ребят, с кем вместе работал, дружил, кому доверял. Дежурство поручалось не только подпольщикам, но и тем, кто даже не подозревал о существовании нашей партии.
Принципиальные решения, касающиеся всех, принимались на встречах представителей подпольных русского, украинского, литовского центров с участием других национальностей. Восточные украинцы, белорусы, российские немцы объединялись и действовали через русский центр. А западные украинцы и литовцы создали свои организации, у них там народу было побольше. Все новости и принятые решения распространялись потом по цепочке. Обычно совещания проходили в помещении медсанчасти, где у нас работали верные люди — Карл Карлович Денцель, Петр Михайлович Сериков и другие. Федор Смирнов тоже нередко приходил в центр, и я его всегда сопровождал. Моя задача состояла в том, чтобы замечать, нет ли хвоста, осуществлять наблюдение за входом и выходом людей. Случалось подключаться и к стихийно возникавшим конфликтам. Как-то зашли в медсанчасть западные украинцы и, увидев в комнате за письменным столом какую-то группу (Чабуа Амирэджиби, Роман Брахтман, Макс Минц и другие писали воззвание к заключенным), отнеслись к малознакомым людям с подозрением. Мне поневоле пришлось вмешаться, несмотря на строгий приказ Смирнова никуда не лезть и не светиться. Но у меня оказались знакомые в обеих группах, и я объяснил им, что тут все свои.
Смирнов сообщил, что в зоне создан забастовочный комитет, от нас в него вошел Володя Недоростков. Я не понял тогда, от нашей партии или от русских? Комитет был интернациональным. Увидел их всех за столом переговоров с московской комиссией, которая приехала к нам 6 июня. Ожидание первой встречи нашего забастовочного комитета с московской комиссией было очень напряженным.
Круглые сутки светило июньское солнце, поэтому мне трудно сказать, вечер это был или день. Хорошо помню, как метрах в пятидесяти от вахты поставили большой стол, накрыли его какой-то материей, кажется красной. К той стороне, что была ближе к вахте, подошли генералы, полковники и другие офицеры. А на другой стороне наши ребята сели, почти все мне знакомые. Грицяка я уже знал, Недоросткова тоже, Ивана Кляченко, верного ленинца из бывших партийных работников, с Григорием Климовичем, поэтом-белорусом, тоже знал. Климович подошел к столу, когда все уже расселись. Было четко слышно, как большой начальник из Москвы громко заявил заключенным, что его прислал в Норильск лично Лаврентий Павлович, чтобы разобраться, что здесь происходит. Не иначе это событие века! Забастовочный комитет предъявил насущные требования заключенных. Они были спокойно приняты. Комиссия разрешила снять с бараков решетки и замки, а с одежды — номера, разрешила переписку без прежних ограничений и даже свидания с родными. Заявила об упорядочении рабочего дня и предоставлении выходных, пообещала, что инвалидов вывезут на материк, а остальные наши просьбы рассмотрят в Москве.
Комиссии люди поверили и вышли опять на свои производственные участки. Но было сомнение: прочны ли все эти изменения в лагерной жизни, насколько они долговременны? Из различных источников мы знали, что кадры в лагерной администрации остались прежние, а генералов Семенова и Царева просто поменяли местами. Неужели и практика поддержания режима вернется вновь после очередного призыва к повышению бдительности? Что делать?
Старые, видавшие виды лагерники убежденно доказывали, что уже сделано очень многое. ГУЛАГ еще не знал такого примера единства, такой организованной сплоченности. Надо теперь показать власти, что наши требования действительно мирные, что мы готовы трудиться. Одним из сторонников такого подхода был Иван Кляченко. Смирнов называл его прозревшим ленинцем, ценил логичность его рассуждений, но с выводами не соглашался. Но была и другая крайность — отчаянные парни, которые не хотели мириться с выходом на работу, выдвигали идею вооруженного выступления. Лозунг забастовки «Свобода или смерть!» они восприняли по-своему: лучше смерть в борьбе, чем рабский труд. Таких было относительно немного, но их приходилось постоянно вразумлять. Тон задавали заключенные Жиленко и Касьянов.
Приходили они и к нам, в мастерскую Горстроя. Их решительные речи, рассуждения о возможных успехах «боевых действий» заключенных, безусловно, вселяли бодрость. Но дисциплина, сложившаяся не за один день, не позволяла терять разума.
В дни перемирия с администрацией холодное оружие в мастерской больше не изготовляли, но отдельные заказы выполняли. Так, Федор Смирнов попросил сделать для Володи Недоросткова небольшой кинжал. В жилую зону проносить его пришлось мне. На вахте в это время досмотр проводился чисто формально, так что сложностей не возникло.
Перемирие длилось недолго. И вновь забастовка началась в 5-м лаготделении. Поначалу отправка небольшого этапа из этой зоны в другую не вызвала беспокойства привычным явлением, так как это было в лагерных условиях. Но бдительность заключенных помогла установить, что из этапа посреди тундры выдернули группу активистов и увели в неизвестном направлении. А ведь московская комиссия заверяла, что никаких преследований за участие в забастовке не будет. Значит, договоренность нарушена? Мирное время закончилось.
В этот день опять наша смена работала на горстроевской площадке. И снова возник вопрос: что делать? Возвращаться в жилую зону или остаться в производственной? Логика подсказывала, что надо уходить, чтобы всем быть вместе. Но наши горячие головы (Жиленко, Касьянов и др.) даже слышать об этом не хотели. Эти отчаянные ребята готовы были лезть на проволоку: «Лучше примем смерть, чем станем опять рабами, ведь ясно, что нас ожидает!» С ними велись и одиночные, и групповые беседы. Бесполезно. Смирнов принял решение вклинить в эту группу «героев» наших ребят, которые заставят их изменить свою точку зрения. Федор спросил меня: «Кого можешь выделить?» Из своей цепочки я предложил Бориса Суворова и Николая Шибенкова. Оба хорошо знали Славку Жиленко по горячим спорам в нашей мастерской.
Потом еще пять-шесть ребят было вброшено в группу, они «героям» сказали: «Или вы идете в лагерь, или одни тут останетесь и ни на какую проволоку не полезете!» После нашего общего возвращения в зону вскоре прибыла и «ударная» группа. Прежнего пыла в ее речах уже не ощущалось.
Возникшее чувство недоверия к московской комиссии слилось с тревогой ожидания: что будет дальше? Русский и украинский подпольные центры вместе разъясняли массе заключенных сложившуюся обстановку. Я присутствовал на одном из таких митингов перед клубом. Выступали члены забастовочного комитета. Вдруг раздался чей-то громкий возглас: «Стреляют!» Вся площадь инстинктивно пригнулась. Люди, стоявшие перед клубом, попадали на землю, повалились друг на друга. Но тут же стали вскакивать и оглядываться с недоумением. Хорошо было видно, что и солдаты охраны (это было рядом с запреткой) беспорядочно забегали, не понимая, что случилось. То ли крик «Стреляют!» был злой шуткой, то ли кому-то пулемет на вышке показался и вправду готовым открыть огонь. К чести ребят из комитета, они не растерялись и митинг довели до конца.
Провокации являлись обычным методом воздействия лагерной администрации на заключенных. В дни забастовки делалось все, чтобы вызвать раскол в наших рядах и бегство слабонервных из зоны. При непосредственном общении офицеров с группами заключенных звучали угрозы и призывы выходить за вахту. По местной радиосети шла постоянная трансляция обращений работников администрации и выступления беглецов-заключенных из лагерной обслуги, которые кричали: «Выходите из зоны, в вас не будут стрелять!»
Хорошо, что разные люди были среди вольных, даже среди солдат охраны. Помню, еще до забастовки я как-то видел один раз: подошли к вышке трое военных, вниз спустился солдат, который стоял на вахте, и эти трое увели его, уже без оружия, как арестованного. Не знаю, что случилось, может, он заключенным записку бросил или поговорил с кем-то, а с соседней вышки это заметили. За связь с заключенными карали строго. Но я точно знаю, что у Федора Смирнова связь с волей была через офицеров, то ли непосредственная, то ли по какой-то цепочке. И это тоже доказывает, что вольнонаемные были неоднородной массой и многие нам старались помочь, хотя бы передать информацию.
В производственной зоне Горстроя Смирнов получил сообщение, что московская комиссия готовит силовое воздействие на заключенных, чтобы прекратить «волынку» — так МГБ называло нашу забастовку. Чего именно ждать, где и когда, было неясно. Члены забастовочного комитета чувствовали, что ответственный момент приближается. В последних числах июня стало известно, что в 5-м лаготделении попытка силового подавления забастовки с привлечением пожарных машин и офицерского корпуса была предпринята, но провалилась. Внутренняя охрана лагеря успешно отбила атаку.
Но наступило 1 июля 1953 года, и пятой зоне пришлось принять на себя новый жестокий удар — даже у нас в лагере были слышны автоматные и пулеметные очереди оттуда. Людей охватило беспокойство. Стало ясно, что силовое воздействие проявилось в самой жестокой форме, что система и не мыслила сдавать позиции, а лишь меняла методы насилия и террора.
Уже 2 июля Федор Смирнов сказал, что с одной из охранных вышек бросили в сторону ребят из нашей внутренней охраны небольшой камень с запиской: «В пятой зоне много убитых и раненых». Мы не гадали, что это: провокационный шаг или акт сочувственного предупреждения. Мы приняли это как послание друга.
Ночи, как таковой, не было: летом заполярная ночь светла, как день. Большинству из нас было не до сна. Ждали, что предстоит резкое изменение ситуации: вчера расстреливали людей из 5-го лаготделения, а что будет с нами? В такой напряженной обстановке мы невольно старались держаться ближе друг к другу. Собирались мы все вместе на втором этаже барака, в отсеке, где жили ребята из нашей мастерской, и, что удивительно, — дружно, с душой, вполголоса пели свои любимые песни. Казалось бы, с чего? Не от радости и не от воспоминаний, а в преддверии грозных событий, возможных жизненных изменений душа хотела слиться с другими, как-то выразить себя, высказаться в песне. Тогда впервые в лагере я увидел, что русские поют. До этого в течение предыдущих лет не помню, чтобы такое было. Обычно, собираясь группами, беседовали, вспоминали что-то, спорили. Пели свои песни только украинцы и литовцы, всегда и всюду, где бы ни оказались. А тут и россиянам захотелось вспомнить песни «Ревела буря...», «Раскинулось море широко...», «Стенька Разин» и другие всем известные народные песни. Наверное, это было естественное стремление людей скрепить связавшую нас дружбу, может, протянуть общую нить сквозь поколения и времена. Мы все уже хорошо знали друг друга и понимали, что впереди нас ждут новые испытания лагерной жизнью и, конечно, новые пути-дороги. Моя записная книжка, как и у других ребят, пополнилась адресами родственников, через которых можно было бы найти друг друга.
С Федором Смирновым встречи были практически каждый час. В предыдущие несколько дней он чаще обычного выходил на связь с членами подпольного центра. Держался спокойно, уверенно, — видимо, ясно понимал, как следует дальше поступать.
И вот по нашей внутренней цепочке поступила команда быть готовыми покинуть лагерь. Забастовочный комитет активно настраивал людей на окончание забастовки: «Надежды на милость властей уже не может быть. Как только прозвучит их ультиматум, все моментально выходим из зоны». При создавшейся обстановке это был самый разумный выход.
После восстания. Мы стали иными
Когда начальство объявило ультиматум, предложив выходить с вещами на вахту, 4-е лаготделение вновь отличилось своей организованностью. Из всех бараков, собрав пожитки, заключенные дружно двинулись навстречу администрации.
На вахте отсчитывали сотни и отводили в тундру. Каждую сотню фильтровали однотипно. Начальство указывало, кому куда следует двигаться, причем быстро. Если вправо или влево, то на пути к новому конвою стояли лагерные подонки и остервенело пускали в ход палки, железные прутья и отработанные кулачные приемы. Если указывалось идти в лагерь, то можно было спокойно проходить через знакомые ворота даже без шмона. Мне был указан такой путь. Я быстро добрался до своего места на нарах, прилег, осмотрелся. Из наших ребят увидел только Сашу Анохина, Михаила Резникова, эстонца Аарну. Но уже через полчаса в барак заглянул наш нарядчик Гриша и вызвал меня:
— Нетто, ты здесь? Бери вещи, пойдем.
По пути к вахте дружелюбно спросил:
— Ты кому насолил? Почему велели тебя вывести из зоны?
— Понятия не имею, — ответил я.
Гриша, большой болельщик футбола, сочувственно посоветовал:
— Ладно. Как только перейдешь линию ворот, сразу беги к ближайшей группе под конвоем, иначе могут сильно побить. Давай!
Спасибо Грише. Меня миновала участь многих наших ребят.
На следующий день наш этап, человек около трехсот, прибыл на «Надежду». Стоял солнечный день. Для обыска приказали раздеться догола, вещи положить перед собой у ног, руки заложить за голову. К счастью, шмон был не слишком усердный. Дело в том, что я держал в кулаке программу Демократической партии России и опасался, как бы ее не обнаружили. Краткая программа ДПР была написана на тонкой бумаге и сложена гармошкой, потому она и не привлекла внимания солдата. Я готов был съесть ее, если бы меня заставили открыть ладонь. Но все обошлось.
В августе, когда я оказался уже на «Купце» и встретил здесь много знакомых ребят, в том числе Федора Смирнова, то при рукопожатии передал ему экземпляр нашей партийной программы. Федор сразу понял, что за сюрприз я вложил ему в руку, даже слегка оторопел, но тут же одобрительно произнес: «Ты настоящий Налим! Пойду к старику Дикареву и покажу».
Жизнью на «Купце» управляли сами заключенные, в том числе и выходом на работу. Примерно в двух километрах от зоны строили двухэтажные кирпичные здания. Федор мне сказал: «Будешь бригадиром». Я взмолился: «Никогда не пробовал...» «Так надо!» — коротко прозвучало в ответ. Пришлось заниматься оформлением нарядов, следить за соблюдением порядка. В бригаде было человек 60-70. Конвоиры — один впереди, двое позади колонны — позволяли идти неспешным шагом, не соблюдая строгого построения по пятеркам. В жилой зоне после работы каждый занимался своими делами. Ясно было, что «Купец» — это промежуточное звено общей сложной фильтрации политзаключенных — участников норильского восстания, что впереди будут еще этапы.
В ноябре нашу небольшую колонну направили в незнакомую зону ИТЛ, где были отгорожены три барака и медпункт. Мы с Федором попали туда вместе и встретились с Петром Зиновьевичем Дикаревым, которого отправили на этап раньше нас. А в медпункте хозяином оказался Карл Карлович Денцель, российский немец, хирург, еще недавно работавший в медсанчасти нашего, 4-го лаготделения Горлага. Собирались вечерами у него пять-шесть человек, в этом кругу Петр Зиновьевич Дикарев вспоминал дни своей жизни, пел с большой душой: «По диким пустыням Китая, с тоской в наболевшей груди...» Рассказывал о том, как покидала Родину Белая гвардия...
Новый, 1954 год я встретил в лаготделении «Западный». Раньше там находился большой лагерь ИТЛ, а теперь собрали нас из всех мужских зон Горлага. Здесь уже подробно мы пересказывали друг другу летние события, анализировали ход и методы подавления этой вспышки неповиновения режиму, какие свойственны обычно при вооруженном восстании. Вспоминали о жертвах расстрела в 5-м лаготделении. Сценарий подавления протеста силой должен был повториться и в 4-м, но законопослушные заключенные успели покинуть зону и начальство осталось с носом. Можно предположить, что генералы решили не допустить повторения подобного в 3-м (каторжанском) лаготделении. Там тоже пролилась кровь, автоматы и пулеметы стреляли по безоружным людям 4 августа 1953 года.
Да, это было восстание. Но не вооруженное восстание, продуманное, подготовленное, имеющее целью свержение, захват власти. И не бунт невольников, жаждущих получить хотя бы кратковременную свободу, надышаться этой волей, погулять. И неспонтанное выступление, спровоцированное как ответ на жестокое угнетение человеческой личности. В Горлаге с 25 мая по 4 августа 1953 года было восстание человеческих душ. Заполярный Норильск объединил тех, кто вобрал в себя боль и страдания предыдущих лет — от октябрьского переворота до расцвета авторитаризма на землях СССР, кто прошел горнило Великой Отечественной войны, кто осознал великую силу солидарности и понял, что единение, сплоченность — это самое мощное и надежное оружие в борьбе за свободу.
Новая зона — «Западная» — стала демократической республикой, рожденной восстанием. Здесь уже был нормальный рабочий день, вокруг зоны не устанавливались усиленные огневые точки, никто не ждал высоких комиссий для решения наших проблем.
На «Западной» столько собралось своих ребят! Трудно всех и перечислить. Начальником колонны, то есть администратором от заключенных, стал Тихон Петров. Клубом заведовал Владимир Иванович Венгеров. Пищеблоком управлял Петр Сериков, баней — Николай Абраменко. Я тоже состоял в обслуге лагеря — доставлял в зону продукты.
Ветерок грядущей свободы сделал лица узников светлей. Ребята из Западной Украины пели свои любимые, задушевные песни, мечтая о возвращении домой. Художественная самодеятельность в клубе стала потребностью, а неподконтрольной «воспитательной работой» с обязательным присутствием лагерной администрации. Здесь ставили спектакли по своему усмотрению. Тихон Петров, в прошлом артист цирка, организовал кружок спортивной акробатики. Сам обычно был нижним и держал на себе четыре-пять человек. Я должен был подниматься на самый верх пирамиды. Но все обходилось благополучно — ни разу не падал!
Инициатором бесед о построении общества будущего, как правило, являлся Владимир Иванович Венгеров. Он рассуждал о том, что Россию ожидает третий путь развития, поскольку ни капитализм, ни социализм с переходом к коммунизму не соответствуют обществу, основой которого является народовластие.
Из верных ленинцев на «Западной» никого не оказалось. С них, как позднее выяснилось, практически началось массовое освобождение людей, отбывавших срок по 58-й статье, когда в Норильске стала работать комиссия по пересмотру дел политзаключенных. Наш мастер Петрович — бывший комбриг Василий Петрович Бархонов — в начале 1954 года, после 17 лет лагерей, вернулся в родной Ленинград. Освобождались с реабилитацией и другие старые лагерники. Их возвращению в родные края способствовали бурные события 1953 года, хотя они в них и не участвовали.
Лагерным центром подпольной Демократической партии России было принято решение изложить письменно не только устав, но и «Программу действий», как нам конкретно реализовать теорию, как построить тактику и стратегию, каким путем идти дальше.
Наша ячейка не только уцелела, но и выросла. Членами ДПР в моей цепочке стали давние друзья Александр Анохин и Борис Суворов, москвич Виктор Тараскин, украинец Михаил Бережанский, белорус Глицевич, эстонец Нурк, российские немцы Герберт Филяуэр и Мартин Нойбауэр. Все они зачитывали клятву и скрепляли ее своей кровью, как предусматривал ритуал вступления. Петров и Сериков приняли в члены ДПР таких активных ребят, как литовец Нос (так его между собой звали, фамилию не могу вспомнить), латыш Ян, немцы Герман Калюза и Роот, которые образовали свои цепочки. Требования конспирации продолжали строго соблюдаться.
Мне памятна одна из общих встреч, где собрались человек пятьдесят. Это были не только члены партии, но и просто надежные ребята, хорошие знакомые: Николай Абраменко, Роман Брахтман, Ганс Утсал и др. Мы исполняли в полный голос любимые песни, декламировали стихи. Кто-то читал собственные сочинения, а кто-то Пушкина, только немного переделав на иной лад:
Во глубине норильских руд
Храните гордое терпенье,
Не пропадет ваш скорбный труд
И дум высокое стремленье...
Товарищ, верь: взойдет она,
Звезда пленительного счастья!
Россия вспрянет ото сна,
И на обломках большевизма
Напишут наши имена...
Зашли к нам в гости даже два надзирателя, поинтересовались: «По какому поводу собрались?» — «Отмечаем день рождения!» Это было 1 апреля 1954 года — мой день рождения. Налили надзирателям даже по кружке браги (ее приготовили наши немцы), и те, довольные, ушли восвояси. Тоже поняли, что «республика заключенных» живет уже по иным законам.
Последний раз редактировалось Chugunka; 07.08.2019 в 19:24.
https://youtu.be/4Vt5tQH2XQE
Известный блогер Василий Уткин поделился мнением о возможных кандидатах на пост главного тренера московского «Спартака», который 22 октября отправил в отставку итальянца Массимо Карреру.
«Каррера – мужик, конечно, хороший и незабываемый. И победу он принёс «Спартаку» тоже незабываемую. Но его, в общем-то, не жалко. У него так и не обнаружилось большого запаса идей. Всё, что у него было, он реализовал довольно быстро.Почему тянут с назначением нового тренера? Во-первых, нужно было понять, что «Реал» будет делать с Лопетеги. У того, в конце концов, две работы мечты уже было в этом году, и, может, он получит третью. Возможно, Лопетеги и о «Спартаке» мечтал всю жизнь.Второй вариант – может быть, так и останется свободным Конте. Вот было бы круто, если бы Массимо Каррере пришёл на смену Конте и взял его обратно помощником. А что? Назначение нового тренера «Спартака» – это тычок пальцем. Никто не знает правильного ответа, даже Нобель Арустамян.Моё мнение очень стабильное: конечно, Карпин. Мне очень нравится карьера Валерия, который стал тренером «Спартака», не собираясь им становиться. Постепенно он стал очень достойным тренером «Спартака», завоевав второе место. После отставки, работы в «Мальорке», армавирском «Торпедо» и на телевидении ему досталась команда с небольшими ресурсами, и Карпин делает из неё крепкую команду», — сказал Уткин в своей программе «Футбольный клуб» в YouTube.
http://october20.ru/site/20-07-89_izvestiya.html 20.07.89 «Известия»
На днях средства массовой информации рассказали о трагедии, происшедшей 20 октября 1982 года на стадионе в Лужниках, где в результате давки погибли люди. Названы жертвы — их сотни. Так ли это! Что же в действительности произошло, и какие документы сохранились об этой трагедии! Корреспондент «Известий» беседует со следователем по особо важным делам Прокуратуры Москвы А. ШПЕЕРОМ, который вел расследование уголовного дела.
В тот день проходил футбольный матч на кубок УЕФА между московским «Спартаком» и голландским «Хаарлемом». Назначение его на конец октября не было чем-то исключительным: это вполне футбольное время. Был выпущен полный комплект билетов — 82 тысячи. Но накануне игры прошел сильный снег с дождем. 20 октября температура опустилась до минус 10 градусов. Администрация стадиона организовала расчистку трибун от снега и льда. Весь стадион убрать не удалось. Да в этом и не было особой необходимости — продали всего 16 тысяч билетов.
Трибуна «С», на которой произошла трагедия, вмещает 23 тысячи зрителей. Вызывает удивление утверждение, что на нее «согнали» всех зрителей, а подростков взяли в какое-то особое окружение. Работала и трибуна «А», где разместилось 3-4 тысячи человек. «С» просто ближе к метро, и поэтому зрители сами шли туда. Никто не отделял подростков. Да это и немыслимо сделать… Обстановка на трибунах, судя по показаниям многочисленных свидетелей, была напряженной: многие зрители были хорошо «согреты» спиртным. Публика вела себя, мягко говоря, вольно. В милиционеров и на поле летели снежки, льдышки, а иногда — бутылки. 150 человек, особенно буйных, были доставлены в комнаты милиции…
Матч подходил к концу. Счет был 1:0 в пользу «Спартака», и за несколько минут, как это всегда бывает, народ потянулся к выходу. Категорически не соответствует действительности, что был открыт только один выход со стадиона. Материалами дела подтверждено: были открыты все выходы с двух работающих трибун. Но основная масса зрителей двинулась по одному лестничному маршу. Люди замерзли, многие были легко одеты. Все хотели побыстрее попасть в метро… Поток плотно прижатых друг к другу людей двигался вниз по лестнице.
Народу было столько, что, когда произошел завал, металлические перила выгнулись под давлением человеческих тел. Люди попадали вниз, и это многих спасло от гибели. Очевидцы утверждали, что на последних ступеньках упала девушка. Ей пытались помочь подняться. Но народ сзади напирал, передние падали и на них давила огромная спрессованная масса идущих…
— Сколько же человек пострадало?
— Итог происшедшего ужасен: 66 погибших, 61 человек получил повреждения разной степени тяжести…
— А какую роль в случившемся сыграл мяч, забитый «Спартаком» на последних минутах матча?
— Гол не усугубил положение, а, пожалуй, даже облегчил его. Многие из зрителей — кто только выходил из многочисленных «люков» верхнего этажа стадиона на галерею — кинулись назад и тем самым ослабили напор на уже идущих по лестничному маршу. Внизу, в спрессованной массе людей, при давке можно было разве что повернуть голову, но никак не развернуться, и как не обоснованно утверждается, создать встречный поток… К тому же юные болельщики, которые естественно, оказались в передних рядах колонны, шли плотными шеренгами, сцепившись руками…
— Был ли на лестнице коридор из милиционеров, в который загонял«людей?
— Нет, никакого коридора. Иначе среди пострадавших были бы и милиционеры. Милиция, кстати, никого не подталкивала к выходу. Это утверждение противоречит здравому смыслу. Ведь в ее, как и администрации, задачи в тот момент входило сдержать поток людей. С этой целью после окончания игры на табло показали уход команд с поля и мультфильм. Ну а лестница, где произошел завал, находится под навесом и была совершенно сухой. Наледь и снег были на трибунах, но не там, где произошла трагедия.
Случившееся, естественно, требовало быстрой реакции правоохранительных органов: Московская прокуратура провела тщательное расследование. Материалы его занимают 10 томов.
Исследованы все вопросы о характере и причинах происшедшего. На открытом заседании Московского городского суда уголовное дело было заслушано.
К уголовной ответственности были привлечены Кокрышев В. А., директор Большой спортивной арены стадиона имени Ленина, и Панчихин Ю. Л., главный комендант. Оба были приговорены судом к 3 годам лишения свободы. Это максимальный срок по статье 172 УК РСФСР об ответственности за халатное исполнение своих служебных обязанностей. Кокрышев попал под амнистию как лицо, имеющее правительственные награды. Она коснулась и Панчихина: срок заключения ему был сокращен вполовину.
Подлежали привлечению к уголовной ответственности заместитель директора БСА Лыжин К. В. и командир подразделения милиции, обеспечивавшего охрану общественного порядка на трибуне «С», Корягин С. М. В связи с болезнью обоих (первый слег в госпиталь с инфарктом, второй получил тяжелые повреждения, спасая людей из завала) материалы в отношении их были выделены в отдельное производство. Оба позже тоже попали под амнистию как лица, имеющие правительственные награды.
Упущения по службе, допущенные всеми этими людьми, не явились решающими причинами трагедии. Но они повлияли на случившееся. Был нарушен ряд действующих правил проведения такого рода мероприятий: например, не были предусмотрены посты контролеров у лестничного марша, многие работники стадиона ушли домой до окончания игры.
— В чей же тогда действительные причины трагедии?
— Это, конечно же, был несчастный случай. Быть гарантированным от таких происшествий нельзя. Но делать все возможное для их предотвращения — долг руководителей спортивных и культурных сооружений. Они обязаны неукоснительно исполнять все инструкции проведения мероприятий при большом скоплении людей.
— Но кто охранял тайну от общества на протяжении семи лет?
— Прокуратура тайны из происшедшего не делала. То, что о трагедии сообщила лишь «Вечерняя Москва», более чем скупо как вы понимаете, вина не следственных органов, а той общественно-политической ситуации, которая существовала тогда в стране.
С материалами дела были ознакомлены все представители потерпевших. Суд проходил во Дворце культуры строителей в Кунцевском районе. Материалы дела поступили в архив Московского горсуда. Получить их не составляло проблемы. Нужно было лишь соблюсти необходимые, совсем не обременительные формальности.
Я согласен с тем, что необходимо почтить память погибших, подумать об открытии там мемориальной доски. Убежден, что обо всех событиях такого рода крайне важно информировать общественность. Но делать это следует, уважая факты и не вводя людей в заблуждение.
Наше прошлое хранит немало драм. Не получило огласки происшествие в 1975 году на столичном стадионе «Сокольники». После хоккейного матча между молодежными сборными СССР и Канады советские болельщики ринулись к автобусу с иностранцами, из окон которого градом летели разноцветные пластинки жвачки. В результате давки, которая возникла у ворот, закрытых перед людьми милицией, погибли более двадцати человек… Следствие выявило виновных в случившемся. Суд определил им меру наказания. Но страна обо всем этом не узнала. Как не узнавала она о многих других трагедиях. На суд, слушавший уголовное дело о происшедшем в Лужниках, желающие могли попасть беспрепятственно. Но ведь известно и то, какими часто были «открытые судебные процессы» тех лет, когда на пороге стоял милиционер и охранял зал от публики….
Тайное становится явным. Мы узнаем о событиях, в свое время скрытых от общественности. К сегодняшним болям прибавляются прошлые. Груз растет. Но правда легкой не бывает
На матч Лиги чемпионов против «Интера» футболисты московского «Спартака» добирались необычным способом – на метро. Будь у них после игры желание общаться с прессой, было бы чем оправдать неудачу. Но желания не было.
Милиционеры запретили болельщикам «Спартака» устраивать на трибуне акции с использованием бумаги. Теперь на играх красно-белых в ходу новая фишка – надувные шарики. Они были разложены даже в ложе прессы. Весь день в интернете гуляла инструкция, как с ними обращаться.
Вот она:
«1. Придите на матч заранее! Всем в 20-00 быть УЖЕ на трибуне.
2. На каждой трибуне, на каждом секторе, на каждом месте вы найдёте от 2 до 3 шаров. На трибуне Б и С, а также на половине трибуны А будет разложено по 3 шарика. На трибуне Д и части трибуны А будет по 2 шара.
3. Все, что вы найдете на сиденье, следует надуть примерно за 5-10 минут до выхода команд на поле.
4. НАДУТЫЕ ШАРЫ ПОДНЯТЬ ТОЛЬКО ПОСЛЕ ТОГО, КАК ЭТО СДЕЛАЕТ СЕКТОР Б8! Это произойдет во время гимна Лиги чемпионов. Не надо поднимать шарики раньше времени, не надо их лопать! От каждого из вас зависит общая картина!
Большая просьба донести это до максимального количества людей, которые пойдут с вами на футбол. Помогайте «кузьмичам» и прочим нечастым гостям на наших трибунах, не стесняйтесь этого!
Если все получится, вы поучаствуете в самом масштабном перфомансе в истории русского суппорта. Мы попытаемся задействовать 65 тысяч человек.»
Получилось, честно говоря, не очень эффектно. Но задумка хорошая. По идее она должна была напугать наивных итальянцев. Но звук лопающихся шаров взволновал только Штранцля. И все знают, что из-за этого произошло.
Не исключено, кстати, что большее впечатление на австрийца произвела дорога на стадион. Он, а также все его партнеры добирались в Лужники на метро. Причем с пересадкой. «Спартак» сел в вагон на станции «Сухаревская», а это была не прямая ветка.
- Мы стояли в пробке 45 минут, - рассказал капитан красно-белых Егор Титов. – Там нам попался болельщик, который сказал, что мы можем простоять еще очень долго. Решили ехать на метро.
- Кто платил за вход?
- Никто. Добрые милиционеры пропустили нас бесплатно.
- И как впечатления?
- Прекрасные. Ехали с болельщиками, это всем полезно. Только вот жарко очень, вспотели.
- Давно не были в подземке?
- Лет пятнадцать. По-моему, последний раз это было в 91 году.
…А после игры в подтрибунном помещении возник небольшой скандал. Представители УЕФА пытались пригласить на интервью Романа Павлюченко. Отказываться, между прочим, нельзя. Но футболист обругал пресс-атташе клуба, который уговаривал его остановиться возле камер. В итоге только Штранцль, Титов и Ковалевски поделились впечатлениями от матча.
Подводить к телекамерам людей, подвергнутых испытанию метрополитеном, - это и впрямь бесчеловечно.
Так в России не прощались еще ни с одним тренером. Болельщики «Спартака» вышли на еженедельник «Футбол. Хоккей» с предложением выкупить полосу с постером Массимо Карреры, под которым разместили короткое сообщение: «A tutti! Avanti! Massimo Carrera! («Вместе! Вперед! Массимо Каррера!» — итал.). Спасибо, тренер! Не прощаемся». Мы сделали это бесплатно — оформление такого контракта занимало много времени, а печатать нужно было уже сейчас. Постер расположен на обратной стороне обложки нового, 44-го, номера, который поступит в продажу с 31 октября.
Но дело не в деньгах. Никогда еще в России фанаты не провожали тренеров вот так. Вся эта история снова про то, что Массимо Каррера — нечто совершенно новое в российском футболе. Оставим споры, какой он тренер. Отложим разговоры, зачем он поменял 4+2+3+1 на 4+3+3. Закончим инвентаризацию «багажа Аленичева», на котором Массимо якобы выиграл чемпионство. Просто посмотрим, как так получилось, что итальянец из «Ювентуса», о котором 2,5 года назад 99,9 процента фанатов «Спартака» знать не знали и слышать не слышали, превратился в культовую фигуру красно-белых секторов.
Каррера стал легендой «Спартака», прямо сейчас затмевающей самого Романцева. Ретвит
Олег Иванович высунулся было с комментарием, что «Каррера — не тренер, что его «золото» — заслуга предшественников», и впервые самого титулованного тренера в истории клуба не подняли на знамена. Будь это кто-нибудь другой, а не Романцев, болельщики вообще бы его растоптали. А так лишь вежливо отвернулись в сторону со словами «завидует старик». Спартак
Возможно, через годы или даже месяцы всплывет немало странных воспоминаний о внутрикомандных делах при Каррере. Будут говорить про деньги, трансферы, снова про деньги… Налет разных слухов заставит чуть померкнуть славу итальянца. Но в данный момент Карреру готовы носить на руках. После прощальной пресс-конференции Массимо возле здания «РИА Новости» его встречала толпа.
«A tutti! Avanti! Massimo Carrera!» — неслось по Зубовскому бульвару, и полицейское оцепление делало все, чтобы итальянца не задушили в объятиях. Ретвит
То же самое скандировали трибуны после матча Лиги Европы в Глазго, когда команда уже с другим тренером подошла поблагодарить болельщиков за поддержку. И кажется, еще не раз мы услышим этот итальянский девиз сопротивления руководству клуба.
Каррера
Но как так получилось, что Каррера внезапно оказался причислен к лику красно-белых святых? Похоже, здесь смешалось многое. Первое — его природное обаяние и почти необъяснимая, но точно существующая симпатия русских к итальянцам. Гордый римский (о’кей — миланский) профиль, немного небрежная, но модная прическа, строгий и до умопомрачения крутой костюм…
Назовите еще одного тренера в России, который бы выглядел точно так же продуманно стильно, и это не смотрелось бы наигранно. Только Олег Кононов? Возможно, поэтому он и стал главным кандидатом на место Массимо.
Второе — слова. Каррера мало говорил про футбол, и чаще всего — банально. Но когда тебе с итальянской хрипотцой выдают простые истины, они кажутся откровением. «Я не змея, я все унесу с собой», — отвечал он метафорами тем, кто хотел узнать, что произошло между главным тренером и капитаном команды Денисом Глушаковым. И это выглядело безумно крутым подтверждением: Каррера не сдает никого и никогда.
Третье — красивые и наверняка продуманные жесты. Взять переводчика за горло во время знакомства с командой со словами «Вот этого не хватает «Спартаку!» — это сильный ход. Но вы можете представить себе такой ход от кого-то из российских тренеров? Только от Александра Григоряна, и выглядеть это будет минимум странно.
Массимо Каррера
Четвертое — отношение с трибунами. Каррера всегда знал, как надо разговаривать с фанатами: уважительно, но сохраняя между собой и ими прозрачную пуленепробиваемую стену. Она нужна для того, чтобы не превратиться из героя мафиозного триллера в обычного человека, которого можно панибратски назвать Валерой. При всем образе своего парня Каррера оставался закрытым человеком, к кому непросто было подобраться на слишком близкое расстояние. И, скорее всего, у Карреры были неплохие советчики, к которым он прислушивался.
Ну и все это не имело бы смысла без чемпионского титула. Когда слова и жесты Массимо Карреры отливают золотом, они не выглядят дешево.
Возможно, кейс под названием «Массимо Каррера» надо разбирать в Высшей школе тренеров на занятиях по психологии. Можно ли это скопировать? Можно ли стать вторым Каррерой, повторяя за ним слагаемые успеха? Вряд ли. Когда делаешь нечто подобное, главное — самому верить в то, что ты говоришь, и жить этим. Каррера, кажется, верил. Поэтому верили и ему.
Текст: Андрей Вдовин
Фото: Global Look Press, Сергей Дроняев
Последний раз редактировалось Chugunka; 10.08.2019 в 23:02.
Out – in
Линейный вид
