8188. Александр Александрович Мейер

[В.Л. Абушенко]

https://www.gumer.info/bogoslov_Buks...l_dict/460.php
МЕЙЕР Александр Александрович (1875-1939)
русский философ и культуролог. Родился в лютеранской семье, где домашним языком был немецкий, но в зрелые годы считал себя православным. Учился на историко-филологическом факультете Новороссийского университета. Увлекся революционной деятельностью, был арестован и выслан в Архангельскую губернию. В последующем еще не раз арестовывался и ссылался. В 1904 выслан из Баку в Среднюю Азию. Сотрудничал в газете "Русский Туркестан". Вернувшись, в 1906 сблизился в Петербурге с крутом писателей и философов, сотрудничавших в журналах "Новый путь" и "Вопросы жизни". Активно занимался переводческой деятельностью, которую начал еще в годы Архангельской ссылки (переводил Маха, П. Барта, Ф. Йодля, Р. Штаммлера и др.), читал лекции в Обществе народных университетов (с 1908), в Вольной высшей школе Лесгафта (с 1910). На эти годы приходится перелом в мировоззрении М., он отходит от революционной деятельности. В начале 1910-х сблизился с Мережковским и З.Н. Гиппиус. С 1914 по 1928 служил в публичной библиотеке. После Февральской революции вернулся к пропагандистской работе. В августе 1917 участвовал в работе Всероссийского Церковного Поместного Собора. С 1918 по 1928 работал на вновь открывшихся Высших научных курсах П.Ф. Лесгафта, преподавал в ряде других учебных заведений. К 1918 году вокруг М. образовался религиозный кружок петроградской интеллигенции, в который в разное время входили Федотов, А.С. Аскольдов-Алексеев, М.Бахтин, Н.П. Анциферов и др. Кружок просуществовал до 1929, регулярно собираясь по вторникам. В 1928 за деятельность в кружке М. арестован (в 1928-1929 арестованы и другие члены кружка, в частности Бахтин). В 1929 приговорен к расстрелу, замененному по ходатайству А.С. Енукидзе (с которым семья М. была знакома по подпольной работе в Баку) 10 годами заключения. Срок отбывал на Соловках, затем на Беломорканале. В 1935 амнистирован, жил в Калязине, активно писал. Умер в 1939. При жизни печатался мало (в основном статьи и доклады), значительная часть работ осталась в рукописях. Основные сочинения: "Бакунин и Маркс" (1907), "Прошлое и настоящее анархизма" (1907), "Религия и культура" (1909), "Религиозный смысл мессианизма" (1916), "Что такое свобода" (1917), последняя прижизненная публикация - "Принудительный труд как метод перевоспитания" (1929), написанная на Соловках. Среди неопубликованных при жизни работ: "Что такое религия?" (1926), "Эстетический подход" (1927), "Звон и слово в "Фаусте" Гете" (1931), "Revelatia (Об Откровении)" (1931-1935), "Жертва. Заметки о смысле мистерии" (1932-1933), "Gloria (О славе)" (1932- 1936), "Три истока. Мысли про себя" (1937) и др. В первый период творчества М. увлекался марксизмом, но выступил и его критиком с позиций анархизма. Однако последний истолковал через идею мистериального переживания действительности. В творчестве и жизни Бакунина М. увидел прежде всего творение новых элементов жизни, эстетику (артистизм) революционного дерзания, единство слова и поступка. Фактически раннее творчество М. - это нащупывание идей и тем собственного философствования, подступы к проблеме личности и ее предназначения. Складывание же собственной концепции связано с поворотом М. к христианству, которое он никогда не толковал институционально и конфессионально, а видел в нем истоки философии человека. Основные темы зрелого М. - универсальное общение и онтология поступка, актуализм и персонализм как исходные принципы философствования. М. создал собственную концепцию диалогического общения, перекликающуюся с концепцией М.Бахтина и близкую идеям Бубера. На пути к утверждению принципа личности как абсолютной ценности М. должен был решить как минимум две проблемы: переформулировать свою же позицию "революционного дерзания", закрепленную еще со времен Ницше идею своеволия индивида, и "укоренить" человека в мире. Поработив природу, человек ("будущий бог") впал в культуртрегерский соблазн - осознав свою силу, прельщенный властью, человек обрек себя на одиночество, т.е. на небытие (во всяком случае как личности). М. неоднократно в работах "переходного" периода предупреждает об опасности ложного самоутверждения "Я" в культурном идеале. В споре с Бердяевым М. отрицает возможность оправдания человека через творчество (творческую самореализацию), предполагая тезис о необходимости овнешнения человека через его разностороннее включение в общение как предпосылку внутренней свободы человека, как возможность самой идеи личности. В этом же ключе М. дан анализ философии Фихте (которая рассмотрена им как проекция протестантизма в вопросах личностной проблематики). Согласно М., чистое Я Фихте присутствует в акте, не становясь плотью, не воплощаясь, без чего не может быть личности. Фихтевское Я - "пустое я" ("попрание личности в индивиде"), так как не предусматривает и встречи с другими "Я" (имеет дело только с "не-Я"). В этом же русле лежит и анализ языческого и вселенского начал в "душе нации", который может быть распространен и на отдельную конкретную человеческую душу. Преобладание "языческого" ведет через утверждение национализма к принципу мессианистского искупления чужой, но не своей души, т.е. ко лжи. Преобладание "вселенского" - путь христианский, ведущий к осознанию своей миссии (жертвенной) в жизни. Таким образом, согласно М., необходима гипотеза о Сущем, без которой человек не знает, кому адресовать свои запросы о личной судьбе, которая дает конечное основание для любых оценок и без которой человек впадает в ложный мессионизм, ведущий к краю бездны. Именно "Верховное Я" (Сущее) своей любовью рождает в нас личность, когда мы ему открыты, делает возможным общение с другими людьми. Человек, не покидая почвы конкретной истории и актуализируясь в современности, должен откликаться на голос Сущего. Однако люди не способны удержать полностью истины откровения. Это неизбежно ведет к превращению церкви в "механическую", закрывающуюся в своей институциональности и конфессиональности, догматизирует доктрину. В результате религиозные ценности уходят в культуру и требуется новое религиозное сознание, способное воспринять новое откровение. Для этого необходимо снять с Я присвоенную им атрибутику ложной божественности, не отрицая культуру, преодолеть ее во имя высших религиозных ценностей, признать мистериальный (жертвенный) характер культурного творчества. "Жертвенность" несет в себе онтологический (причинность жертвенного обмена), актуалистски-деятельностный (единство слова и поступка как условие устроения бытия по "мере правды") и символически-мифологический (встреча горнего с дольным) аспекты. Каждый в мире жертвенно предстоит каждому в сотворческом пространстве диалога "я" с "ты", "я" с "мы", Бога с миром. Диалог, как основа практической нравственной философии, проникнут "личностностью" и "тайностностью", дает жизнь любому содержанию и идее, но до конца не рационализируем. С темой диалога в философию М. вводится и проблематика "другого". Замкнутость отдельного "Я" преодолевается в интенциальной устремленности сознания его напряжением до степени Эроса. "Я" реализует себя лишь спасая "другого", вступая в диалог с чужой субъективностью "ты" (жертвенность по отношению к другому как структурирующий диалог признак). ("Другое Я", как противостоящее "чужое", М. фиксирует термином "он"). Находя "творческий отклик" друг в друге, "я" и "ты" способны структурировать "мы", породить новую "общественность", задаваемую не принципами государства и общества, а строимую по принципам церкви диалогической духовности. Пространство между "Я" и "другим" структурировано. Оно заложено "откликами", т.е. высказываниями и волевыми действиями, направленными на обнаружение смысла жизни, закрепленными в мифах, символах, мистериях, задающих предпосылки общения. Личность обретает себя, проходя "сквозь" культуру, "сквозь" всех "других", включаясь в переживание жертвенной встречи с Абсолютом. Так М. выходит на онтологизацию слова как поступка, как прорыва мысли к сущему, через превращение жизни в подвиг восхождения к правде о самом себе, через синхронизацию идеи и биографии. Сам М. этот путь прошел в полной мере, увлекая многогранностью своих идей и поражая "гениальностью самой своей личности" (Д.С. Лихачев).









https://ru.wikipedia.org/wiki/Мейер,..._Александрович

[1937god.info]

http://1937god.info/taxonomy/term/1270

Мейер Александр Александрович [10(22) октября 1875, Одесса – 19 июля 1939, Ленинград] – русский философ и историк культуры. Поступил на историко-филологический факультет Новороссийского университета, но был в 1895 арестован и за организацию рабочих кружков сослан в Среднюю Азию. Сотрудничал в газете «Русский Туркестан». Вернувшись из ссылки, участвовал в деятельности С.-Петербургского Философского общества. Переводчик работ Э.Маха, Ф.Йодля, П.Барта, Р.Штаммлера и др. Читал лекции по истории философии и религии в Обществе народных университетов. Участник Всероссийского Церковного Поместного Собора (август 1917). После революции профессор Высших научных курсов П.Ф.Лесгафта (1918–28). Осенью 1917 организует кружок петербургской интеллигенции «Воскресение». В этот кружок входили (в разные годы) Г.П.Федотов, А.С.Аскольдов-Алексеев, А.В.Карташев, Л.Пумпянский, M.M.Бахтин, Н.П.Анциферов и др. Это была, как вспоминает Д.С.Лихачев, «одна из наиболее значительных философских и религиозных организаций в Петербурге» («Об Александре Александровиче Мейере». – «ВФ», 1992, № 7, с. 92). В декабре 1928 за участие в деятельности «Воскресения» был арестован, а весной 1929 приговорен к расстрелу, который потом заменили десятью годами заключения на Соловках, а затем в Бел-балтлаге. После освобождения живет в Калягине, где занимается переводческой деятельностью и философией. Мейер строит вариант диалогического персонализма, созвучный идеям М.Бубера и М.Бахтина и ориентированный на реальное действие. Именно этим объясняется значительность организационной деятельности в жизни Мейера. Идею личности он пытается обрести в новом религиозном сознании, которое определяло умонастроение его кружка. По мнению Мейера, идея может получить свое существование лишь в диалоге и благодаря ему. «Верховное Я» своей любовью рождает в нас личность, когда мы ему открыты. Поэтому возможен подлинный диалог между людьми. Создание подлинного диалога – главная цель «Воскресения». Философия, развитая Мейером, является попыткой создания практической нравственной философии, основанной на ряде христианских идей: личности, диалога, тайны. Встреча человека и Бога осуществляется благодаря жертве, символу и мифу, объединяемых в теоретической материи и в опыте «единомножественности» общины.

Ф.И. Гиренок, И.А. Дмитриева

Новая философская энциклопедия. В четырех томах. / Ин-т философии РАН. Научно-ред. совет: В.С. Степин, А.А. Гусейнов, Г.Ю. Семигин. М., Мысль, 2010, т. II, Е – М, с. 520.
Мейер Александр Александрович (Грицанов, 1998)

Мейер Александр Александрович (1875-1939) - русский философ и культуролог. Родился в лютеранской семье, где домашним языком был немецкий, но в зрелые годы считал себя православным. Учился на историко-филологическом факультете Новороссийского университета. Увлекся революционной деятельностью, был арестован и выслан в Архангельскую губернию. В последующем еще не раз арестовывался и ссылался. В 1904 выслан из Баку в Среднюю Азию. Сотрудничал в газете "Русский Туркестан".
Tags:

Выжил

[Чистый исторический интернет]

https://w.histrf.ru/articles/article...lieksandrovich
МЕЙЕР АЛЕКСАНДР АЛЕКСАНДРОВИЧ - русский религиозный мыслитель, публицист.

В 1894 году поступил на историко-филологический факультет Новороссийского университета (Одесса), в 1895 году был арестован за участие в деятельности мар*кси*ст*ских кружков; до 1902 года в ссыл*ке в Архангель*ской области, затем в Одессе, Баку, где вновь аре*стован и вы*слан в Среднюю Азию; со*труд*ни*чал в газете «Русский Туркестан». В ссылке переводил ра*бо*ты Э. Ма*ха, Ф. Йод*ля, П. Бар*та, Р. Штамм*ле*ра и др. С конца 1906 года в Санкт-Петербурге, сблизил*ся с кру*гом пи*са*те*лей и фи*ло*со*фов, объ*единившихся вокруг журнала «Вопросы жизни», ак*тивно уча*ст*во*вал в дея*тель*но*сти Санкт-Пе*тербургского религиозно-философского общества. В 1908-1928 годах преподавал на Высших курсах Лесгафта (с 1919 года Государственный институт физического образования имени П. Ф. Лесгафта). С 1909 года работал в Публичной библиотеке, с 1914 года заведовал отделением «Россика». Участник Всероссийского поместного со*бо*ра РПЦ (август 1917 года). Один из уч*ре*ди*те*лей Воль*ной фи*лософской ас*со*циа*ции (Воль*фи*лы).

Осе*нью 1917 года вме*сте с Г. П. Фе*до*то*вым ор*га*ни*зо*вал до*маш*ний фи*лософский кру*жок («втор*ни*ки», со*би*ра*лись на квар*ти*ре у К. А. По*лов*це*вой; в даль*ней*шем так*же ре*лигиозно-фи*лософские «вос*кре*се*нья»), в ко*то*рый вхо*ди*ли (в раз*ные го*ды) С. А. Ас*коль*дов, А. В. Кар*та*шёв, Л. В. Пум*пян*ский, М. М. Бах*тин, Н. П. Ан*ци*фе*ров, М. В. Юди*на и др. В декабре 1928 года по об*ви*не*нию в соз*да*нии «контр*ре*во*лю*ци*он*ной ор*га*ни*за*ции» «Вос*кре*се*ние» аре*сто*ван, вес*ной 1929 года при*го*во*рён к рас*стре*лу, за*ме*нён*но*му за*тем 10 го*да*ми за*клю*че*ния на Со*лов*ках, а за*тем в Бел*балт*ла*ге. Ос*во*бо*ж*дён «по за*чё*там» в 1935 году, жил в Дмит*ро*ве, с 1937 года в Ка*ля*зи*не, где за*ни*мал*ся пе*ре*водческой дея*тель*но*стью.

Пе*ре*жи*ва*ние ка*та*ст*ро*фы, кри*зи*са но*во*ев*ро*пей*ской гу*ма*ни*стической куль*ту*ры об*ра*зу*ет ис*ход*ное на*ча*ло раз*ви*вае*мой Мейером жиз*не*строи*тель*ной «фи*ло*со*фии спа*се*ния» («Три ис*то*ка. Мыс*ли про се*бя», 1937 год) как вос*ста*нов*ле*ния свя*зи ме*ж*ду лич*но*стью (Я) и Аб*со*лю*том (вер*хов*ным Я, Бо*гом). Эта связь по*ни*ма*ет*ся как диа*лог, как по*сле*до*вательная цепь «зо*вов и от*кли*ков» (диа*ло*гический пер*со*на*лизм, со*звуч*ный иде*ям М. Бу*бе*ра и М. М. Бах*ти*на), яв*лен*ная как не уме*щаю*щая*ся в рам*ках ло*ги*ко-дис*кур*сив*но*го мыш*ле*ния тай*на, ко*то*рая мо*жет быть пред*став*ле*на лишь в сим*во*лической фор*ме ми*фа (в сво*ей кон*цеп*ции сим*во*ла, ми*фа и мис*те*ри*аль*но*го на*ча*ла Мейера во мно*гом пе*ре*кли*ка*ет*ся с Вяч. И. Ива*но*вым). В «За*мет*ках о смыс*ле мис*те*рии (жерт*ва)» (1932-1933 годы) Мейер счи*та*ет, что имен*но жерт*ва при*бли*жа*ет че*ло*ве*ка к встре*че с Аб*со*лют*ным, к ра*до*сти бес*ко*неч*но*го са*мо*соз*на*ния. Эта встре*ча реа*ли*зу*ет*ся в религиозном опы*те «еди*но*мно*же*ст*вен*ной об*щи*ны» как кон*крет*ном но*си*те*ле зна*ния, по*лу*чен*но*го в Бо*же*ст*вен*ном От*кро*ве*нии [«Revelatia (Об От*кро*ве*нии)»].

Сочинения:

Ре*ли*гия и куль*ту*ра. СПб., 1909;

Фи*ло*соф*ские со*чи*не*ния. Па*риж, 1982;

Религиозный смысл мессианизма // Вопросы философии. 1992. № 7.

© Большая Российская Энциклопедия (БРЭ)
Литература

Лихачев Д.С. Об А. А. Меере // Вопросы философии. 1992. № 7
Исупов К.Г. Слово как поступок (о философском учении А. А. Мейера) // Там же

[Хронос]

http://www.hrono.ru/biograf/bio_m/meyeraa.php

Мейер Александр Александрович [10(22) октября 1875, Одесса – 19 июля 1939, Ленинград] – русский философ и историк культуры. Поступил на историко-филологический факультет Новороссийского университета, но был в 1895 арестован и за организацию рабочих кружков сослан в Среднюю Азию. Сотрудничал в газете «Русский Туркестан». Вернувшись из ссылки, участвовал в деятельности С.-Петербургского Философского общества. Переводчик работ Э.Маха, Ф.Йодля, П.Барта, Р.Штаммлера и др. Читал лекции по истории философии и религии в Обществе народных университетов. Участник Всероссийского Церковного Поместного Собора (август 1917). После революции профессор Высших научных курсов П.Ф.Лесгафта (1918–28). Осенью 1917 организует кружок петербургской интеллигенции «Воскресение». В этот кружок входили (в разные годы) Г.П.Федотов, А.С.Аскольдов-Алексеев, А.В.Карташев, Л.Пумпянский, M.M.Бахтин, Н.П.Анциферов и др. Это была, как вспоминает Д.С.Лихачев, «одна из наиболее значительных философских и религиозных организаций в Петербурге» («Об Александре Александровиче Мейере». – «ВФ», 1992, № 7, с. 92). В декабре 1928 за участие в деятельности «Воскресения» был арестован, а весной 1929 приговорен к расстрелу, который потом заменили десятью годами заключения на Соловках, а затем в Бел-балтлаге. После освобождения живет в Калягине, где занимается переводческой деятельностью и философией. Мейер строит вариант диалогического персонализма, созвучный идеям М.Бубера и М.Бахтина и ориентированный на реальное действие. Именно этим объясняется значительность организационной деятельности в жизни Мейера. Идею личности он пытается обрести в новом религиозном сознании, которое определяло умонастроение его кружка. По мнению Мейера, идея может получить свое существование лишь в диалоге и благодаря ему. «Верховное Я» своей любовью рождает в нас личность, когда мы ему открыты. Поэтому возможен подлинный диалог между людьми. Создание подлинного диалога – главная цель «Воскресения». Философия, развитая Мейером, является попыткой создания практической нравственной философии, основанной на ряде христианских идей: личности, диалога, тайны. Встреча человека и Бога осуществляется благодаря жертве, символу и мифу, объединяемых в теоретической материи и в опыте «единомножественности» общины.

Ф.И. Гиренок, И.А. Дмитриева

Новая философская энциклопедия. В четырех томах. / Ин-т философии РАН. Научно-ред. совет: В.С. Степин, А.А. Гусейнов, Г.Ю. Семигин. М., Мысль, 2010, т. II, Е – М, с. 520.

Мейер Александр Александрович (10(22).09.1875, Одесса -19.07.1939, Ленинград) - религиозный философ, переводчик, публицист. Учился на историко-филологическом факультете Новороссийского университета в Одессе. Несколько раз арестовывался за участие в революционных кружках. С 1906 года - в Петербурге, читал лекции, участвовал в собраниях Религиозно-философского общества (1914-1915). В ранних публикациях проявил близость к «мистическому анархизму» («Бакунин и Маркс»; «Прошлое и настоящее анархизма», «О смысле революции», 1907). В книге «Религия и культура» (1909) Мейер раскрыл «богостроительские» тенденции своего века и указал на опасность ложного самоутверждения «я» в культурном творчестве. Поработив природу, оно овладевает сферой культуры, что обрекает его, прельщенного властью, на одиночество. Так вырисовывается характерный для Мейера образ Одинокого и Властного. Этот «становящийся бог» культуры, утративший связь с общей жизнью и высшими ценностями бытия, обречен на небытие. Спасти его можно, освободив от присвоенных им атрибутов ложной божественности, что означает не отрицание культуры, но преодоление ее во имя ценностей, лежащих вне культуры и вне стихии. Эти высшие ценности заключены в сотворческом пространстве диалога («я» и «я», Бога и мира, «я» и «мы»). Так Мейер разрабатывает культурологическую концепцию экзистенциального толка. В «Заметках о смысле мистерии (Жертва)» (1932- 1933), создавая мистериальную картину культурного творчества, он вводит понятие «жертва». У Мейера она и онтологическое понятие (в мире царит причинность жертвенного обмена), и характеристика деятельности (слово как выражение единства поступка и смысла есть актуализация жертвенного действа и устроения бытия по внутренней мере правды), и символическая ценность (в жертве происходит последняя встреча горнего (небесного) и дольного (земного). В работах 30-х годов («Gloria (О Славе)», 1932-1936; «Революция (Об откровении)», 1934; «Три истока. Мысли про себя», 1937) жизненное пространство между «я» и «другим» построено структурно: оно заполнено «откликами» (на голоса личности, бытия и Бога), т. е. высказываниями, волевыми действиями по обнаружению смысла жизни, что реализуется в языках мифа, символа и мистерии как предпосылках общения. Личность избавляется от качеств «ветхости» и «относительности», когда включена в круг переживания Божества в общении, она осознает себя абсолютной, и все сказанные ею слова отвечают теперь смысловой ритмике мировой жизни. Происходит «встреча» мира и слова, и бытие «проговаривает» свою тайну в такого рода мистерийном высказывании общей жизни. Типологически концепция «другого» у Мейера близка представлениям Флоренского (в его теории «трагической дружбы» акцентирована новозаветная напряженность жертвенного предстояния «другому») и М. М. Бахтина. Для эстетики жизни Мейера слово есть прорыв мысли к бытию, в слове раскрывается мироустроительная энергия личного творчества. Высказывание воплощает эстетическое единство слова и поступка, идеи и биографии, поскольку «язык творится нами гак, как творится нами любая художественная ценность». Человек призван пройти «сквозь» культуру и природу, «сквозь» всех других, чтобы подняться к свету высшей Истины, к жертвенной встрече с Абсолютом. Высокий подвиг восхождения человека к правде о самом себе возможен в форме эстетического свершения своей судьбы как единства слова и поступка. В конце 1928 года Мейер был арестован и осужден на 10-летнее пребывание в лагере, освобожден в 1935 году.

К. Г. Исупов

Русская философия. Энциклопедия. Изд. второе, доработанное и дополненное. Под общей редакцией М.А. Маслина. Сост. П.П. Апрышко, А.П. Поляков. – М., 2014, с. 371-372.

Сочинения: Что такое свобода? Пг., 1917; О путях к Возрождению // Свободные голоса. 1918. № 1; Принудительный груд как средство перевоспитания // Соловецкие острова. 1929. № 3/4. С. 45-47; Слово - символ // Минувшее: Исторический альманах, Париж, 1982. Т. 6 (2-е изд - М., 1992); Философские сочинения. Париж, 1982; Религиозный смысл мессианизма; Петербургское Религиозно-философское общество // Вопросы философии. 1992. № 7.

Литература: Бердяев Н. Новое религиозное сознание и история // Биржевые ведомости. 1916. 18 ноября; Об Александре Мейере // Вестник РХД. Париж, 1990. № 159; Анциферов Н. П. Из дум о былом. М., 1992. С. 323-337; Иеупов К. Г. М Бахтин и А. Мейер // М. М. Бахтин и философская культура XX в. Проблемы бахтинологии. Спб., 1991. Вып. 1, ч. 2; Он же. Слово как поступок (О философском учении А. Мейера) // Вопросы философии. 1992. №7. С. 93-102; Лихачев Д. С. Об Александре Александровиче Мейере // Там же. С. 92-93.

Мейер Александр Александрович (1875-1939) - русский философ и культуролог. Родился в лютеранской семье, где домашним языком был немецкий, но в зрелые годы считал себя православным. Учился на историко-филологическом факультете Новороссийского университета. Увлекся революционной деятельностью, был арестован и выслан в Архангельскую губернию. В последующем еще не раз арестовывался и ссылался. В 1904 выслан из Баку в Среднюю Азию. Сотрудничал в газете "Русский Туркестан". Вернувшись, в 1906 сблизился в Петербурге с крутом писателей и философов, сотрудничавших в журналах "Новый путь" и "Вопросы жизни".

Активно занимался переводческой деятельностью, которую начал еще в годы Архангельской ссылки (переводил Маха, П. Барта, Ф. Йодля, Р. Штаммлера и др.), читал лекции в Обществе народных университетов (с 1908), в Вольной высшей школе Лесгафта (с 1910). На эти годы приходится перелом в мировоззрении М., он отходит от революционной деятельности. В начале 1910-х сблизился с Мережковским и З.Н. Гиппиус. С 1914 по 1928 служил в публичной библиотеке. После Февральской революции вернулся к пропагандистской работе. В августе 1917 участвовал в работе Всероссийского Церковного Поместного Собора. С 1918 по 1928 работал на вновь открывшихся Высших научных курсах П.Ф. Лесгафта, преподавал в ряде других учебных заведений. К 1918 году вокруг М. образовался религиозный кружок петроградской интеллигенции, в который в разное время входили Федотов, А.С. Аскольдов-Алексеев, М.Бахтин, Н.П. Анциферов и др. Кружок просуществовал до 1929, регулярно собираясь по вторникам.

В 1928 за деятельность в кружке М. арестован (в 1928-1929 арестованы и другие члены кружка, в частности Бахтин).

В 1929 приговорен к расстрелу, замененному по ходатайству А.С. Енукидзе (с которым семья М. была знакома по подпольной работе в Баку) 10 годами заключения. Срок отбывал на Соловках, затем на Беломорканале.

В 1935 амнистирован, жил в Калязине, активно писал. Умер в 1939.

При жизни печатался мало (в основном статьи и доклады), значительная часть работ осталась в рукописях. Основные сочинения: "Бакунин и Маркс" (1907), "Прошлое и настоящее анархизма" (1907), "Религия и культура" (1909), "Религиозный смысл мессианизма" (1916), "Что такое свобода" (1917), последняя прижизненная публикация - "Принудительный труд как метод перевоспитания" (1929), написанная на Соловках. Среди неопубликованных при жизни работ: "Что такое религия?" (1926), "Эстетический подход" (1927), "Звон и слово в "Фаусте" Гете" (1931), "Revelatia (Об Откровении)" (1931-1935), "Жертва. Заметки о смысле мистерии" (1932-1933), "Gloria (О славе)" (1932- 1936), "Три истока. Мысли про себя" (1937) и др.

В первый период творчества М. увлекался марксизмом, но выступил и его критиком с позиций анархизма. Однако последний истолковал через идею мистериального переживания действительности. В творчестве и жизни Бакунина М. увидел прежде всего творение новых элементов жизни, эстетику (артистизм) революционного дерзания, единство слова и поступка.

Фактически раннее творчество М. - это нащупывание идей и тем собственного философствования, подступы к проблеме личности и ее предназначения. Складывание же собственной концепции связано с поворотом М. к христианству, которое он никогда не толковал институционально и конфессионально, а видел в нем истоки философии человека. Основные темы зрелого М. - универсальное общение и онтология поступка, актуализм и персонализм как исходные принципы философствования. М. создал собственную концепцию диалогического общения, перекликающуюся с концепцией М.Бахтина и близкую идеям Бубера. На пути к утверждению принципа личности как абсолютной ценности М. должен был решить как минимум две проблемы: переформулировать свою же позицию "революционного дерзания", закрепленную еще со времен Ницше идею своеволия индивида, и "укоренить" человека в мире. Поработив природу, человек ("будущий бог") впал в культуртрегерский соблазн - осознав свою силу, прельщенный властью, человек обрек себя на одиночество, т.е. на небытие (во всяком случае как личности). М. неоднократно в работах "переходного" периода предупреждает об опасности ложного самоутверждения "Я" в культурном идеале.

В споре с Бердяевым М. отрицает возможность оправдания человека через творчество (творческую самореализацию), предполагая тезис о необходимости овнешнения человека через его разностороннее включение в общение как предпосылку внутренней свободы человека, как возможность самой идеи личности. В этом же ключе М. дан анализ философии Фихте (которая рассмотрена им как проекция протестантизма в вопросах личностной проблематики). Согласно М., чистое Я Фихте присутствует в акте, не становясь плотью, не воплощаясь, без чего не может быть личности. Фихтевское Я - "пустое я" ("попрание личности в индивиде"), так как не предусматривает и встречи с другими "Я" (имеет дело только с "не-Я"). В этом же русле лежит и анализ языческого и вселенского начал в "душе нации", который может быть распространен и на отдельную конкретную человеческую душу. Преобладание "языческого" ведет через утверждение национализма к принципу мессианистского искупления чужой, но не своей души, т.е. ко лжи. Преобладание "вселенского" - путь христианский, ведущий к осознанию своей миссии (жертвенной) в жизни. Таким образом, согласно М., необходима гипотеза о Сущем, без которой человек не знает, кому адресовать свои запросы о личной судьбе, которая дает конечное основание для любых оценок и без которой человек впадает в ложный мессионизм, ведущий к краю бездны.

Именно "Верховное Я" (Сущее) своей любовью рождает в нас личность, когда мы ему открыты, делает возможным общение с другими людьми. Человек, не покидая почвы конкретной истории и актуализируясь в современности, должен откликаться на голос Сущего. Однако люди не способны удержать полностью истины откровения. Это неизбежно ведет к превращению церкви в "механическую", закрывающуюся в своей институциональности и конфессиональности, догматизирует доктрину. В результате религиозные ценности уходят в культуру и требуется новое религиозное сознание, способное воспринять новое откровение. Для этого необходимо снять с Я присвоенную им атрибутику ложной божественности, не отрицая культуру, преодолеть ее во имя высших религиозных ценностей, признать мистериальный (жертвенный) характер культурного творчества. "Жертвенность" несет в себе онтологический (причинность жертвенного обмена), актуалистски-деятельностный (единство слова и поступка как условие устроения бытия по "мере правды") и символически-мифологический (встреча горнего с дольным) аспекты. Каждый в мире жертвенно предстоит каждому в сотворческом пространстве диалога "я" с "ты", "я" с "мы", Бога с миром. Диалог, как основа практической нравственной философии, проникнут "личностностью" и "тайностностью", дает жизнь любому содержанию и идее, но до конца не рационализируем. С темой диалога в философию М. вводится и проблематика "другого". Замкнутость отдельного "Я" преодолевается в интенциальной устремленности сознания его напряжением до степени Эроса. "Я" реализует себя лишь спасая "другого", вступая в диалог с чужой субъективностью "ты" (жертвенность по отношению к другому как структурирующий диалог признак). ("Другое Я", как противостоящее "чужое", М. фиксирует термином "он"). Находя "творческий отклик" друг в друге, "я" и "ты" способны структурировать "мы", породить новую "общественность", задаваемую не принципами государства и общества, а строимую по принципам церкви диалогической духовности. Пространство между "Я" и "другим" структурировано. Оно заложено "откликами", т.е. высказываниями и волевыми действиями, направленными на обнаружение смысла жизни, закрепленными в мифах, символах, мистериях, задающих предпосылки общения. Личность обретает себя, проходя "сквозь" культуру, "сквозь" всех "других", включаясь в переживание жертвенной встречи с Абсолютом. Так М. выходит на онтологизацию слова как поступка, как прорыва мысли к сущему, через превращение жизни в подвиг восхождения к правде о самом себе, через синхронизацию идеи и биографии. Сам М. этот путь прошел в полной мере, увлекая многогранностью своих идей и поражая "гениальностью самой своей личности" (Д.С. Лихачев).

В.Л. Абушенко

Новейший философский словарь. Сост. Грицанов А.А. Минск, 1998.

Далее читайте:

Философы, любители мудрости (биографический указатель).

Русская национальная философия в трудах ее создателей (специальный проект ХРОНОСа).

Сочинения:

О смысле революции. – «Перевал», 1907, № 8–9;

Бакунин и Маркс, Факелы, кн. 2. СПб., 1907;

Выступление на докладе С.А.Аскольдова. – В кн.: Записки С.-Петербургского Религиозно-философского общества, в. I. СПб., 1908;

Новое религиозное сознание. – «Биржевые ведомости», 1916, 28 октября, № 15889;

О праве на миф. – «Свободные голоса», 1918, № 2;

Философские сочинения. Париж, 1982;

Религиозный смысл мессианизма. – «ВФ», 1992, № 7.

Литература:

Бердяев Н. Новое религиозное сознание и история // Биржевые ведомости. 1916. 18 ноября;

Об Александре Мейере // Вестник РХД. Париж, 1990. № 159;

Анциферов Н. П. Из дум о былом. М., 1992. С. 323-337;

Исупов К. Г. М Бахтин и А. Мейер // М. М. Бахтин и философская культура XX в. Проблемы бахтинологии. Спб., 1991. Вып. 1, ч. 2;

Исупов К. Г. Слово как поступок (О философском учении А. Мейера) // Вопросы философии. 1992. №7. С. 93-102;

Лихачев Д. С. Об Александре Александровиче Мейере // Там же. С. 92-93.

[Соловки]

http://www.solovki.ca/people_18/meer.php

Книга 9. Люди Соловецких островов
Глава 1. Известные личности, знаменитости и "звезды" на Соловецких островах

"Пролетариат не любуется видом природы, а уничтожает ее посредством труда, — это буржуазия живет для природы: и размножается, — а рабочий человек живет для товарищей: и делает революцию."
( Андрей Платонов. "Чевенгур". 1926–1929 )

Александр Мейер: Философ, профессор. Его ученики пополнили ряды соловецких зэков

Александр Мейер (10.09.1874 — 19.06.1939) Философский, религиозный и общественный деятель Петербурге в период 1909—1928 гг. "Возраст 53 года, сын преподавателя гимназии города Одессы. Библиотекарь Государственной публичной библиотеки и преподаватель института физической культуры имени Лесгафта. Беспартийный. Политические убеждения: "Не вполне сочувствую коммунистической партии по пункту религии". (Михаил Берг. Из следственного дела Александра Мейера. Поверх барьеров. Радио "Свобода", 02.10.1999)
Кружок Александра Мейера

Николай Анциферов, ученый и соловецкий зэк"Его жизнь переломилась весной 1929 года, с арестом по делу религиозно-философского кружка “Воскресенье”, созданного в 1917 году философом А.А.Мейером. Тогда Александр Мейер собрал круг людей, которые верили в возможность соединения социализма с христианством, “нас всех объединяло одно имя - “Христос”, - вспоминал видный русский ученый профессор Николай Анциферов. В конце июля участники кружка “Воскресенье” были приговорены. Мейер и Анциферов встретились в тюремном вагоне поезда, идущего на север, в сторону Соловецких островов. “Кончилась жизнь. Теперь начинается житие”, - сказал Александр Мейер.

Беседы о патриотизме, свободе, о вере и нравственности названы антисоветскими

Дмитрий Лихачев, ученый "Вспоминаю кружок русской интеллигенции, собиравшийся в Петрограде в 20-е годы вокруг замечательного русского философа Александра Александровича Мейера, - кружок,.. получивший название "Воскресение" (мейеровцы переменили день своих собраний со вторника на воскресенье). Главным для "вторничан" была интеллектуальная свобода - свобода от требований властей, времени, выгоды материальной, от сторонних взглядов (что скажет княгиня Марья Алексевна). Интеллектуальная свобода определяла собой мировоззренческое поведение таких людей, как сам А.А.Мейер и окружавшие его: К.А.Половцев, С.А.Асколвдов-Алексеев, Г.Федотов, Н.П.Анциферов, М.В.Юдина, Н.И.Конрад, К.С.Петров-Водкин, Л.А.Орбели, Н.В.Пигулевская и многие другие." (Лихачев Дмитрий. О русской интеллигенции. Письмо в редакцию. Новый мир. No2. 1993.).

Cвободная энциклопедия
о Соловках и соловчанах

Википедия - свободная энциклопедия о Соловках 11 дек. 1928 М. и большинство чл. кружка были арестованы по обвинению в создании контррев. орг-ции «Воскресение», а также в участии в ряде др. кружков. Мейер был приговорен к расстрелу, но, благодаря заступничеству А. Енукидзе, приговор был заменен десятью годами заключения на Соловках[1]. В Соловецких лагерях работал в «Криминол. кабинете», в 1930 был этапирован в Ленинград на следствие по т. н. «академическому делу», а затем был отправлен на стр-во Беломорско-Балтийского канала. Пройдя спец. курсы, работал техником-гидрологом. Освободившись «по зачетам», продолжал работать по этой же специальности, но уже вольнонаемным, на стр-ве канала «Москва — Волга». Поселился в Калягине (1937). В 1939 М. заболел, был помещен в больницу им. В. В. Куйбышева в Ленинграде, где и скончался. Похоронен на Волковском лютеранском кладбище в Петербурге (Автор не известен. Обзорная статья. Википедия - свободная энциклопедия. 02.03.2009)

Мейер Александр Александрович
(1875—1939)

Родился в Одессе. Философ и историк культуры, православный. В молодости участвовал в революц. деятельности, был сослан в Среднюю Азию. Вернувшись из ссылки, участвовал в деятельности Петерб. Филос. об-ва. Был известен и своими лекциями по истории, философии и религии. Профессор и зав. кафедрой эстетики движения на Высших научных курсах П.Ф.Лесгафта (1918—1928). Организовал кружок петерб. интеллигентов "Воскресение" (1917).

В декабре 1928 за участие в деятельности "Воскресения" Александр Мейер был арестован, а весной 1929 приговорен к расстрелу, к-рый потом заменили десятью годами заключения. Находясь на Соловках, а затем в Белбалтлаге, Мейер пишет философские труды. После освобождения живет в Калязине, где занимается переводческой деятельностью. Похоронен на Волковом лютеранском кладбище в Петербурге.

По делу "Воскресения" был арестован и М.М.Бахтин (1929), которому заключение на Соловках заменили высылкой в Казахстан. Отбывает срок в Соловецких лагерях и на Беломорканале Н.П.Анциферов (1929); аресту подвергаются Л.Пумпянский

[Администрация города Смоленска]

Мейер Александр Александрович
https://www.smoladmin.ru/o-smolenske...leksandrovich/
Мейер
Александр Александрович

1806 - 1871

Год присвоения звания: 1865

Кем присвоено: Городская Дума

Родился в 1806 году в Петербурге в семье офицера российской армии. Обрусевший немец. Окончил в Петербурге высшую школу и получил по табели рангов 14-й класс. Направлен на службу в Департамент внешней торговли. В 1828 году был уволен из этого ведомства и поступил в иностранное отделение при канцелярии Санкт-Петербургского губернатора в чине губернского секретаря. Усердное и ревностное исполнение служебных обязанностей, пунктуальность и ответственное отношение к делу позволяли успешно продвигаться по служебной лестнице, переходя из одного класса в другой.

Долгие годы работал в Кавказском комитете Министерства внутренних дел, прошел путь от столоначальника до заместителя управляющего комитетом, был награжден орденами Владимира II степени, Станислава II степени, медалями. За безупречную службу произведен в действительные статские советники (что соответствовало чину генерал-майора в армии).

В апреле 1856 года был назначен председателем Смоленской казенной палаты. Казенная палата ведала делами поступления государственных доходов, расходами, счетоводством, государственными монополиями (винной и соляной), производством торгов на откуп подрядов, сбором статистических сведений о народонаселении, проведением ревизий и т.д.

За свою службу в Смоленске был награжден орденом Станислава I степени. В 1863 году уволен в должности председателя губернской казенной палаты. В 1865 году городская дума избрала А. А. Мейера “за беспорочное и ревностное выполнение обязанностей председателя казенной палаты почетным гражданином Смоленска”. В 1866 году царь утвердил это решение городской думы.

Умер в 1871 году в Санкт-Петербурге.

[Российская национальная библиотека]

http://nlr.ru/nlr_history/persons/info.php?id=112
(10.09.1874 [по др. источ. - 1875], Одесса - 19.06.1939, Ленинград), философ, религ. и обществ, деятель, в ПБ 1909-28.

Сын преп. древ, яз., инспектора одной из одесских муж. гимназий. В 1894 окончил 3-ю одесскую гимназию и поступил на ист.-филол. фак. Новороссийского ун-та. Увлекся марксизмом, в июне 1895 был арестован за пропаганду среди рабочих. Проведя полгода в предварит, заключении, М. был отправлен в адм. ссылку в г. Шенкурск Архангельской губ. Вернувшись в 1902 в Одессу, вновь поступил в Новороссийский ун-т, возобновил рев. работу и был выслан из Одессы. Нек-рое время жил в Баку, где организовал ряд рабочих кружков и попытался издавать марксист, газ., за что и был арестован во второй раз. В 1904 М. выслан из Баку в Туркестан. В Ташкенте сотрудничал в газ. "Рус. Туркестан", выступал на митингах, читал лекции. В 1905-06 дважды арестовывался, сбежал из ташкентской тюрьмы с помощью местных железнодорожников. Непродолж. время он полулегально жил в Финляндии, а в кон. 1906 поселился в Петербурге, где стал лектором в О-ве нар. ун-тов и преп. на Обществ.-юрид. курсах при этом О-ве.

В 1906-08 отошел от непосредств. участия в рев, движении, сблизился с лит. средой столицы и попытался философски осмыслить феномены революции и рев. сознания. В 1907 М. помещает две ст. в "Факелах", сб. т. н. "мистических анархистов": "Бакунин и Маркс" и "Прошлое и настоящее анархизма" (под псевд. А. Ветров), в к-рых критикует марксизм с анархист, позиций, прославляет как высшие ценности абсолютную свободу и бунт, противопоставляет обществ.-полезному труду свободу от труда, творческий порыв, игру.

Дальнейшая эволюция приводит М. к религии, к варианту "нового религ. сознания".

Сходство идейных установок способствует сближению М. с Мережковскими. Впоследствии 3. Н. Гиппиус охарактеризовала его как "нашего нового друга, человека очень интересного". М. становится активным членом Петерб. Религ.-филос. о-ва, организует т. н. "христ. секцию".

В ПБ М. поступил 1 дек. 1909 в кач-ве вольнотр-ся в Отд-ние "Россика". С 20 мая 1918 - мл. пом. б-ря низшего оклада, с 1 июля 1919 - ст. пом. б-ря, а с 23 июня 1924 и вплоть до своего ареста в 1928 - б-рь. Нек-рое время исполнял обязанности зав. Отд-нием "Россика". Службе М. в Отд-нии немало способствовало знание мн. ицостр. яз.: нем., англ., фр., иг., исп., гол., польск., лат. и греч. М. работал над сост. сист. каталога "Россики" и был авт. проекта реорг-ции этого каталога. Уже в сов. время он составил "Библиографию иностранных изданий по истории революционных движений в России" (окончена в 1923, изд. не была). В ПБ М. близко знакомится с работавшими там Г. П. Федотовым и Н. П. Анциферовым.

В 1910 М. был допущен к преп-нию филос. предметов в Вольной школе П. Ф. Лесгафта. Выступал также с платными публичными лекциями, сбор от к-рых шел в пользу рабочих клубов. В период между Февр. и Окт. революциями М. вел активную пропаганд, работу. В трех вышедших тогда полит, брошюрах он высказывался за доверие к Врем, пр-ву, за продолжение войны и созыв Учредит, собрания. В авг. 1917 на Всерос. поместном церк. соборе М. представлял петрогр. Религ.-филос. о-во.

С 1918 М. возобновил пед. деятельность. Его пригласили на Высшие естеств.-науч. курсы им. П. Ф. Лесгафта, где он, получив звание проф., занимал должность уч. секр. и создал каф. эстетики движения. Преподавал также в Ин-те живого слова. Был одним из чл.-учредителей "Вольной филос. ассоц." (Вольфилы).

В дек. 1917 М. вместе с К. А. Половцевой организовал домашний религ.-филос. кружок "Воскресение", продолжавший в новых условиях традиции Религ.-филос. о-ва. Ядром его были М., Половцева, Н. В. и Г. В. Пигулевские, Г. П. Федотов, на его заседаниях бывали худ. К- С- Петров-Водкин, пианистка М. В. Юдина, литературовед Л. Пумпянский. Фактич. органом кружка стал изд. Г. П. Федотовым журн. "Свободные голоса" (1918, вышли 2 номера).

11 дек. 1928 М. и большинство чл. кружка были арестованы по обвинению в создании контррев. орг-ции "Воскресение", а также в участии в ряде др. кружков. Он был приговорен к расстрелу, но, благодаря заступничеству А. Енукидзе, приговор был заменен десятью годами заключения на Соловках. В Соловецких лагерях работал в "Криминол. кабинете", в 1930 был этапирован в Ленинград на следствие по т. н. "академическому делу", а затем был отправлен на стр-во Беломорско-Балтийского канала. Пройдя спец. курсы, работал техником-гидрологом. Освободившись "по зачетам", продолжал работать по этой же специальности, но уже вольнонаемным, на стр-ве канала "Москва - Волга". В 1937 поселился в Калягине.

Все годы заключения продолжается творческая работа М. В это время им был написан ряд филос. работ ("Размышления при чтении "Фауста", "Мысли про себя").

В 1939 М. заболел, был помещен в больницу им. В. В. Куйбышева в Ленинграде, где и скончался.

Похоронен на Волковском лютер. кладб. в Петербурге

Соч.: Религия и культура: По поводу совр. религ. исканий (СПб., 1909); Введение в философию религии (СПб., 1911); Во что сегодня верит Германия? (Пг., 1916); Церковь и государство (Пг., 1917); Что такое свобода (Пг., 1917); Народ не толпа (Пг., 1917); Философские сочинения (Paris, 1982); Слово-символ //Минувшее. 1992. № 6: Религиозный смысл мессианизма //Вопр. философии. 1992. № 7; Петербургское Религиозно-философское Общество //Там же.

Лит.: Scherrer J. Die Petersburger Religios - Philosophischen Vereinigungen. Berlin, 1973; Анциферов Н. П. Три главы из воспоминаний //Память: Ист. сб. Париж, 1981. № 4; То же //Анциферов Н. П. Из дум о былом. М., 1992; Perlina N. Voskresenie //Handbook of Russian literature. New York; London, 1985; Федотов Г. П. Лицо" России. 2-е изд. Париж, 1988; Колоницкий Б. Издательство "Друзья свободы": Из истории идейно-полит, борьбы в 1917 г. //Книжное дело в России во второй половине XIX - начале XX века: Сб. науч. тр. Вып. 4. Л., 1989; Об Александре Александровиче Мейере 1875-1939 //Вест. РСХД. 1990. № 159; Савкин И. А. Дело о Воскресении //М. Бахтин и философская культура XX века. Вып. 1, ч. 2. СПб., 1991; Исупов К. Г. Михаил Бахтин и Александр Мейер //Там же; Его же. Слово как поступок: О филос. учении А. А. Мейера //Вопр. философии. 1992. № 7; Лихачев Д. С. Об Александре Александровиче Мейере //Там же; Его же. "Беседы прежних лет" //Наше наследие. 1993. № 26, 27.

Арх.: Арх. РНБ. Ф. 10/1. Л. д.; ОР РНБ. Ф. 601, д. 1605, 1609-11, 1617, 1619, 1621, 1631; Арх. ГПИБ. Лич. арх. М. 41 ед. хр. 1920-30.

Иконогр.: Филос. соч....; Анциферов Н. П. Из дум..; Наше наследие. 1993. № 27.

С. Г. Стратановский

[Дмитрий Лихачев]

https://www.sakharov-center.ru/asfcd...page&num=12658

Весной 1929 г. на Соловках появились Александр Александрович Мейер и Ксения Анатолиевна Половцева. У А. А. Мейера был десятилетний срок — самый высокий по тем временам, но которым «милостиво» заменили ему приговор к расстрелу, учтя его «революционное прошлое» (тогда это еще учитывалось). В каком месяце они оба появились, я уже не помню. Он — в тринадцатой карантинной роте, а она — в Женбараке. Не помню — кто из нас тогда выручал А. А. Мейера из карантина. Занимались «выручкой» в Кримкабе мы двое: я и Володя Раздольский, как самые молодые. У обоих были пропуска в карантин, чтобы собирать подростков и устраивать их в Трудколонию. Мы ходили к вновь прибывшим с этапами и старались вызволить оттуда не только подростков, но и всех «стоящих людей». Сделать это было не просто, и удача не так часто нас сопровождала. Надо было узнать — кто прибыл и получить для них требования на какую-либо легкую работу в пределах Кремля, где условия были значительно лучше. Тех, кого выручал я, — помню. Среди прочих я получил от Николая Николаевича Виноградова направление на работу в Музей для Михаила Дмитриевича Приселкова. Но, к моему удивлению, М. Д. Приселков отказался работать в Музее: «Я попал за занятия историей и больше ею заниматься не буду». Тогда я получил требование на него от владыки Виктора Островидова, работавшего в Сельхозе бухгалтером. М. Д. Приселков стал счетоводом. А. А. Мейера выручал, очевидно, Володя Раздольский, и требование на него дал Александр Николаевич Колосов — прямо в Криминологический кабинет. Кто-то определил Ксению Анатолиевну Половцеву в какое-то учреждение в том же здании Управления СЛОН на пристани, где размещался и Кримкаб. Это дало возможность К. А. Половцевой ежедневно наведываться к А. А. Мейеру и приносить ему обед в каких-то маленьких кастрюлечках, а также принимать участие в удивительных обсуждениях различных философских проблем, — обсуждениях, которые сразу же начались с появлением А. А. Мейера. Это был необыкновенный человек. Он не уставал мыслить в любых условиях, стремился все осмыслить философски и по возмож-

- 222 -

ности писать — то в царских ссылках и тюрьмах, то во всех новых «несвободах», куда бросало его время «Великой Октябрьской». Но прежде всего расскажу о том, кто такой был для всех нас А. А. Мейер.

С А. А. Мейером я работал в Криминологическом кабинете на Соловках в помещении УСЛОНа на пристани против Кремля больше года. Это помещение бывшей гостиницы монастыря. Кабинет помещался на третьем этаже в большой комнате. Если войти в здание со стороны острова, то надо подняться на третий этаж и пойти налево. Здесь находилась перед туалетом большая комната в три окна, выходивших на площадь перед УСЛОНом. А. А. Мейер занимал столик около левого окна. Жил он сперва в 3-й, потом в 7-й роте.

- 223 -

О жизни А. А. Мейера до Соловков привожу справку из примечаний к воспоминаниям Н. П. Анциферова, опубликованным за рубежом.

«Мейер Александр Александрович (1874—1939) — философ. Родился в Одессе в семье преподавателя древних языков в гимназиях. В 1895—1896 гг. учился в Новороссийском у-те (Одесса). В 1896-м арестовали за участие в рев. движении и сослан в Шенкурск. Там много занимался самообразованием, переводил книги по философии, социологии, логике, психологии. Женился на сосланной одесской учительнице П. В. Тыченко (1872—1942). В 1902-м вместе с женой вернулся в Одессу, пытался продолжать учебу в у-те, но был выслан из города. Перед 1905-м жил в Баку, где был арестован за организацию рабочих кружков и сослан в Ташкент. Там в 1905-м сотрудничал в газ. «Русский Туркестан», продолжал рев. деятельность. В 1906-м арестован, но вскоре бежал из ташкентской тюрьмы, некоторое время жил в Финляндии, а с начала 1907-го — в СПб. В конце 1900-х читал разнообразные курсы по философии, эстетике, истории религий, психологии и др. в Об-ве народных университетов, Народном университете Н. В. Дмитриевой, на Высших женских курсах им. П. Ф. Лесгафта и в др. местах. В 1909—1928 гг. работал в отделе Rossica Публичной библиотеки. После 1917-го преподавал в Ин-те живого слова и в институте им. П. Ф. Лесгафта. В декабре 1928-го был арестован по «делу кружка „Воскресение" („дело Мейера")», в 1929-м приговорен к расстрелу, замененному 10-ю годами Соловков. В СЛОН работал в Криминологическом кабинете. В 1930-м вновь арестован (арестант еще раз был арестован! — Д. Л.), привезен в Ленинград и привлечен к «делу Академии Наук». В 1931—34 гг. работал (также в качестве заключенного. —Д. Л.) техником-гидрологом на Беломоробалтийском канале (где встречался с А. Ф. Лосевым). В 1935—37 гг.—на канале Москва-Волга. Умер в ленинградской больнице от рака печени. Похоронен на Волковом кладбище. Философские и политические взгляды М. претерпели большую эволюцию. В молодости революционер-марксист, в 1907 г. он стал одним из теоретиков т. н. «мистического анархизма», опубликовал 2 статьи в сб. «Факелы» (СПб., 1907). В 1909-м появляется первая книга М. «Религия и культура». Одновременно он становится видным участником С.-Петербургского Религиозно-философского о-ва, сближается с Мережковскими, которые считают его «совсем своим». В 1909—17 гг. много ездит по стране с лекциями, публикует не менее 50 рецензий, статей, брошюр. Для его размышлений военного времени характерна работа «Во что верит Германия» (ПГР., 1916), посвященная критике протестантизма. В последнем М. выделяет три, по его мнению, порочные черты: отрицание христианского понимания личности, отрицание Церкви как хранительницы предания, выдвижение принци-

- 224 -

па национальной и религиозной самосветности взамен идеи Вселенской Церкви. Этим тенденциям М. противопоставляет не православие (как, напр., Вл. Эрн), а некий грядущий синтез коллективизма (социалистической идеи) и христианства. В 1917-м М. — один из составителей проекта РФО об отделении Церкви от государства, принимает участие в работе Поместного Собора (избран от РФО). Он выпускает несколько работ, в которых выступает за поддержку Временному правительству, за созыв Учредительного собрания, против пораженчества большевиков. Его тревогу за судьбу страны и революции зафиксировал А. А. Блок, записавший кратко доклад М. в РФО 21.5.1917 (Блок А. «Записные книжки. 1901—1920. М., 1965. С. 340— 341). После Октября позиция М. по отношению к большевикам не была такой непримиримой, как у Мережковских. Он пытается найти положительное зерно в большевистской теории, в течение нескольких послереволюционных лет верит в возможность эволюции власти».

В своих воспоминаниях «Д. С. Мережковский» Зинаида Гиппиус трижды говорит об А. А. Мейере, начиная с 1912 г., как о друге их семьи, одном из организаторов Религиозно-философского общества и человеке вообще «очень интересном». Сам А. А. Мейер говорил о Мережковских очень мало. Находясь на Соловках в 1929 г., он был уверен, что они продолжают жить в Варшаве, и не очень одобрительно к этому относился.

Для меня А. А. Мейер казался стариком, хотя было ему всего 55 лет. Худой, изможденный, очень нервный, подвижный, как бы преодолевающий внутреннюю усталость. Высокие сапоги, которые были ему явно велики (с «запасом» на теплые портянки), темная толстовка, длинное лицо, жидкая борода и длинные волосы (пока его, как и всех нас, не остригли) и очень живые глаза. Таким запомнился он мне на всю жизнь.

В нашем трехоконном «Кримкабе» ему дали, как я уже писал, лучшее место за столом у левого окна. У крайнего окна напротив помещался длинный стол Юлии Николаевны Данзас. Жить его поместили на втором этаже в «моей» третьей роте, которой в то время командовал барон Притвиц. Вскоре и в этой третьей роте неугомонный А. А. Мейер, привыкший постоянно выступать с лекциями и докладами перед самой различной аудиторией, прочел лекцию на какую-то сложную философскую тему. Лекция его была в широком ротном коридоре. После лекции комроты барон Притвиц элегантно расшаркался и поблагодарил Александра Александровича за «чудесную лекцию», в которой явно ничего не понял, как, впрочем, и большинство «слушателей».

Слава А. А. Мейера была велика в Петрограде. Мы знали, что вместе с Д. С. Мережковским, 3. Н. Гиппиус, Н. А. Бердяевым и А. А. Блоком он был активным членом С.-Петербургского Религиозно-философского общества. С первыми двумя он

- 225 -

был дружен и во многом единомысленен. Был он участником Всероссийского собора, избравшего патриарха Тихона в 1918 г. Вместе с А. Блоком, Андреем Белым и другими он был членом-учредителем Вольной Философской ассоциации (Вольфилы) в Ленинграде, а затем главой самого престижного в Петрограде-Ленинграде частного кружка интеллигенции, называвшей себя «вторничанами» потому, что заседания кружка происходили по вторникам.

Впоследствии эти заседания были перенесены на воскресные дни, и кружок получил название «Воскресенье» (впрочем, следователь, известный организатор «академических дел» Стромин заявил на основании этого названия, что цель кружка была в «воскресении старой России»; здесь Стромин1 перепутал значения слов «воскресение» и «воскрешение»).

Еще до ареста я много слышал о кружке А. А. Мейера от И. М. Андреевского. Собирались мейеровцы на Малом проспекте Петроградской стороны около Спасской в деревянном доме (сейчас его уже нет) и в других местах. Вход к Мейеру был свободный. Постоянными участниками кружка были вначале (до своего отъезда) Мережковские, Ксения Анатолиевна Половцева, литературовед Л. В. Пумпянский, художник П. Ф. Смотрицкий, востоковед Н. В. Пигулевская и ее муж, Л. Орбели (будущий академик), пианистка М. В. Юдина, художник Л. А. Бруни, педагог И. М. Андреевский, Г. П. Федотов (пока не уехал из России) и многие другие. Кстати, многие из идей Г. П. Федотова родились именно в кружке Мейера. Наш Хельфернак посещался мейеровцами и наоборот. Поэтому многие из возникавших в Хельфернаке дискуссий были продолжением споров в «Воскресении». Доступ на заседания «Воскресения» был открытый, входные двери в часы заседаний не запирались, но по молодости лет я стеснялся туда ходить, так как меня смущал церемониал, принятый у Мейера. Заседания начинались общей молитвой, и после докладов (обычно коротких) полагалось высказываться по кругу всем — хотя бы коротко (согласен — не согласен). Заседания «Воскресения» подробно описаны Н. П. Анциферовым: «Три главы из Воспоминаний», а также в биографии Г. П. Федотова, предваряющей I том его сочинений (Париж, YMKA-Press).

Для меня разговоры с А. А. Мейером в Кримкабе и со всей окружавшей его соловецкой интеллигенцией были вторым (но первым по значению) университетом.

Общение с людьми старше меня (а по существу все заключенные из интеллигенции были старше) оказалось для меня чрезвычайно полезным. Я не «проходил» с ними курсы, но знакомился с их жизненным опытом и получал разнообразнейшие сведения из разных областей науки, философии, лите-

1 Стромин был эстонец и поэтому, может быть, не «ощущал» русского языка

- 226 -

ратуры и поэзии. В Кримкаб приходил Владимир Юльянович Короленко (племянник Владимира Галактионовича Короленко), целовал дамам ручки — В. Грузовой и Ю. Н. Данзас. Приходил Георгий Михайлович Осоргин1 (но редко), приходил Михаил Иванович Хачатуров, в разговор включался Александр Петрович Сухов, Иван Михайлович Андреевский, скульптор Амосов и наша кримкабовская молодежь: В. С. Раздольский, А. А. Пешковский, Ю. Казарновский, А. Панкратов, Л. М. Могилянская. Если бы можно было все записать, — какие великолепные беседы, дискуссии, просто споры, рассказы, рассуждения были бы сохранены для русской культуры. Была ли это своеобразная «Башня» Вячеслава Иванова?

Пожалуй, лучше, так как и длилось все дольше, и велись наши разговоры ежедневно под благословенным покровительством нашего начальника Александра Николаевича Колосова, державшего карандаш у уха и готового в любой момент прикрыть от начальства наше «безделие», а вместе с тем и заставить всех нас делать благое дело спасения детей — «вшивок», шпаны, «занюханных», «социально близких» и бесконечно несчастных «колонистов» (подростков, живших в Детской колонии, потом переименованной в Трудколонию)2.

Многое вспомнилось мне из разговоров с А. А. Мейером после того, как я получил из Парижа его книгу «Философские сочинения» (Париж, 1982). Последние материалы этой книги связаны с его размышлениями на Соловках. А. А. Мейер был человек русской разговорной культуры. Он принадлежал к тем, чьи взгляды формировались в бесконечных русских разговорах. В Кримкабе у него были сильные собеседники (Данзас, Гордон, Сухов, Андреевский, Смотрицкий и др.), но не было ему равных. Важно, однако, что была молодежь, которую он мог учить, читать своего рода лекции. И все ж таки в устной его речи многое было лучше, интереснее и глубже, чем на письме. Говорил он смелее, чем писал. Для того, чтобы хорошо писать, нужна смелость.

Удивительное было свойство А. А. Мейера: на все решительно в общественной жизни откликаться философскими размышлениями. Он был интересен всем, потому что интересовался всеми. Очень много читал лекций и докладов в самой разнообразной обстановке. Как участник революционного движения при царе, он постоянно жил в ссылках, и вокруг него всегда появлялись какие-нибудь самодеятельные кружки. Он читал лекции и в рабочих университетах, и на Высших Вольных курсах Лесгафта. Постоянно занимался изучением языков. Сво-

1 Кстати, — сын того самого Мишанчика, который часто упоминается в «Записках кирасир» Трубецкого, напечатанных в ж. «Наше наследие».

2 Противостояние уголовных «каэрам» (контрреволюционерам) уже «воспи*тывалось», но не давало еще ощутимых результатов в конце 20-х гг.
- 227 -

бодно читал на греческом и латинском; немецкий был для него родным, домашним языком (его дед был выходцем из немецкой части Швейцарии). Читал он сложнейшие философские сочинения фактически на всех европейских языках. Впоследствии в ссылке в 30-х гг. он делал, по словам его дочери, для А. Ф. Лосева переводы с греческого и латинского философских сочинений.

Его исключительная образованность позволила ему быть одним из самых современных философов, работы которого о слове, аллегории, мифе кажутся написанными сегодня. Во всяком случае, его «Философские сочинения», вышедшие в Париже в 1982 г., производят впечатление написанных как бы со знанием работ Леви-Стросса, К. Юнга, Б. Малиновского и А. Ф. Лосева, вышедших позднее, — настолько они предвосхитили их идеи.

Его первая книга «Религия и культура», в которой он заявил о себе как о «мистическом анархисте», увидела свет в 1909 г., но затем он все более приближался к православному восприятию мира, и это сблизило его с Г. П. Федотовым, одним из активнейших членов мейеровского кружка.

На Соловках начаты были А. А. Мейером две работы: «Три истока» и «Фауст» (Размышления при чтении «Фауста» Гете), посвященные проблемам культуры — мифу и слову.

Написал он и небольшую заметку «Принудительный труд как метод перевоспитания» (ж. «Соловецкие острова». 1929. № 3—4), вызвавшую раздражение у его содельцев, находившихся в лагере на материке. Было объявлено, что А. А. Мейер «изменил принципу свободы». Успел он, кажется, написать и работу о ритме в труде (отражение его опыта преподавания философии движения на Высших Вольных курсах Лесгафта).

«Фауста» А. А. Мейер перечитывал по имевшемуся на Соловках переводу Холодовского, но многое из его текста помнил наизусть по-немецки: это было его любимое произведение. Все свои идеи он обсуждал с молодым философом примерно моего возраста из Ростова-на-Дону — Владимиром Сергеевичем Раз-дольским, с которым мы жили в одной камере и увлеченность которого философскими размышлениями меня всегда поражала. Был у нас под рукой и «живой книжный шкаф» — так мы звали Гаврилу Осиповича Гордона, о необыкновенной памяти которого я еще расскажу.

Одной из самых важных тем наших разговоров была тема «мифа» и другая связанная с ней — «слова». Обе эти темы отражены в упомянутой книге А. А. Мейера «Философские сочинения».

Могу сказать, что размышления А. А. Мейера помогли мне в дальнейшем формировании моего мировоззрения.

Что означает первая же фраза Евангелия от Иоанна: «в начале было Слово»? И почему Фауст, приводя эти первые слова,

- 228 -

заменяет «Слово» «Делом» («... im Anfang war die Tat!»). Мои собственные размышления на этот счет явились как бы продолжением тех, которые вызывали во мне чтения книги И. О. Лосского «Мир как органическое целое». С помощью Лосского, а на Соловках — Мейера, я пришел для себя к мысли, что «Общее» всегда предшествует «Частному», «Идея» («Слово») предваряет всякое ее воплощение. Отсюда я пришел к вере в первоначальность Разума и Слова. И отсюда же пришел к мысли, с которой через шестьдесят лет в 1989 г. выступил в Гамбургском Национальном обществе относительно необходимости положить в основу экологии, как науки, идею предшествования целого части. Экология как наука, с моей точки зрения, должна прежде всего изучать всю взаимосвязанность решительно всего в мире. Мир как целое и мир как Слово, как идея. Эта задача грандиозна, но она достойна нашего времени. Только на основе данных цельности мира можно решиться на его «исправление» или на внесение в мир тех или иных корректив. Мир как Слово! Слово Logos — Логос как нечто, предшествующее всякому Бытию. Ответственность человека за разрушение сложившихся в мире взаимосвязей — материальных и духовных! Отсюда же и взгляд, к которому я пришел уже в дни блокады Ленинграда, о цельности и взаимосвязанности (в высокой мере стилистической) культуры: мысль, положенная мною впоследствии в основу моей концепции Предвозрождения на Руси и книги «Поэзия садов», где стили в садово-парковом искусстве отождествляются мною со стилями культуры (Готика, Ренессанс, Барокко, Рококо, Классицизм, Романтизм, Реализм и пр.).

В пределах сходных идей развивались и мои литературоведческие взгляды, понимание действительности и понимание человеческой культуры. Восприятие мира формируется всю жизнь, и характер его отчетливо сказывается как в научной методологии, так и в «научном поведении» (последнее — особое понятие, требующее особого же разъяснения).

Если Слово является началом дела, обобщением, то в ложном слове, слове-штампе заключена величайшая опасность, которой постоянно пользуется дьявол.

Мефистофель говорит:

«Дай людям лишь слова — не станут поверять,

Какая мысль в них может заключаться».

(Gewöhnlich glaubt der Mensch, wenn er nur Worte hört Es müsse sich dabei doch auch was denken lassen.)

Одной из тем разговоров с А. А. Мейером, которую я могу вспомнить, был миф, создаваемый в наше время. Тему эту А. А. Мейер поднял в своей лекции «О праве на миф»1 еще в 1918 году. Естественно, что спустя 11 лет тема разрослась необычайно. Искать мифы и исследовать их на наших «заседа-

1 Мейер А. А. Философские сочинения. Париж, 1982. С. 96—100.
- 229 -

ниях» было необычайно интересно. Я, кстати, тогда же, имея в виду и учение А. А. Мейера о слове, написал шуточную «Феноменологию вопроса». Применив к слову «вопрос» все основные идиоматические сочетания, в которые входит «вопрос», я получил своеобразную «жизнь» этого «вопроса»: «Вопрос зарождается, выявляется, привлекает внимание, ставится, встает во весь рост, возбуждает другой вопрос, затрагивает и порождает другие вопросы, затем решение его откладывается, затягивается, вопрос вылезает боком, пересматривается, от вопроса уходят, вопрос замалчивают, он отмирает, снимается, вопрос «исперчен». Я подбирал идиоматические выражения довольно долго и набрал их, помнится, до двух десятков. Здесь я даю лишь обрывки, чтобы продемонстрировать замысел. Последнее выражение «вопрос исперчен» вместо «исчерпан» очень часто употреблялось в двадцатых годах в виде шуточного выражения. Вокруг этой «феноменологии вопроса» было, как кажется, много разговоров в Кримкабе, так как «жизнь вопроса» в какой-то мере отражала бюрократическую действительность того времени: каждое настоящее дело превращалось в «вопрос» и в конце концов разрешалось бессмысленной и пошловатой пустотой: вопрос оказывался «исперчен».

Сейчас я уже всего не помню, но шутливые построения феноменологии различных понятий, абсурдность, к которой они приводили, обыгрывались и были «в ходу» в наших беседах. Когда у нас оставалось время от обязательной работы, то в Криминологическом кабинете делались небольшие сообщения, именовавшиеся докладами.

Уже в двадцатые годы власть «словесных формул», мифология языка стала занимать все большее и большее место в советской действительности. «Власть слов» становилась самым тяжким проявлением «духовной неволи». Поэтому в нашем «кримкабовском» кружке обсуждение вопросов языка и языковой культуры становилось одной из самых важных тем.

Создал я тогда и «тесты» на «чувство русского языка». Для «первой категории» (низшей) я предлагал различать два слова в письменной и устной речи: «кушать» и «есть», «супруга» и «жена». Для второй (высшей) — «разница» и «различие», а также употребление выражения «большое спасибо» (т. е. «большое „Спасибо Бог"»). Было что-то и еще в продуманных мною тестах на интеллигентность речи, но я уже точно не помню. Самое важное исчезло из моей памяти.

Когда было приказано не носить длинных волос, остригли и Александра Александровича Мейера. Он очень стеснялся своего вида (в моих записках, в той их части, что были написаны сразу по освобождении, сказано даже — «страдал»).

Когда Ксении Анатолиевны Половцевой не было поблизости, он не мог справиться со своими кастрюльками, сварить похлебку, хотя имел еды больше нас, так как преподавал жене

- 230 -

одного из начальников лагеря Головкина латинский (очевидно, она собиралась стать медиком), читал ей стихи В. С. Кемецкого и был в наивном восторге от ее «душевных качеств». Отчасти под влиянием этих встреч с Головкиной у Александра Александровича создалось убеждение, что можно «исправить лагерь путем убеждения: все скверное от организации, а не от людей». Эти взгляды Мейера служили предметом споров в Кримкабе, и я очень жалею, что не записал их точно и подробно: многое в них остается актуальным и по сей день.

В процессе обсуждения позиции А. А. Мейера определились три основания того кошмара, который был создан в лагере и который грозил распространиться на всю страну: злобная идеология, злобное ее осуществление и злобные люди, проводившие все это в жизнь. А. А. Мейер настаивал на том, что основная причина в организации, а правда есть и в стремлении к социализму, и в людях, вынужденных осуществлять дурными методами в какой-то мере добрые идеи. Мы настаивали, что люди испорчены дурными представлениями, внушенными им злобной идеологией, а организация лагерей — прямое следствие агрессивной идеологической схемы — марксизма (или того, что считается марксизмом).

Взгляды А. А. Мейера отчасти отразились в его статье «Ритм в труде», напечатанной в журнале «Соловецкие острова» и вызвавшей много споров, о чем я уже упоминал.

[Википедия]

https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%9C...B2%D0%B8%D1%87

Материал из Википедии — свободной энциклопедии

Александр Александрович Мейер

Дата рождения 10 сентября 1874
Место рождения Одесса
Дата смерти 19 июня 1939 (64 года)
Место смерти Ленинград
Страна

СССР
Российская империя

Научная сфера философия религии
Место работы

СПбГУ

Альма-матер

ОНУ

Алекса́ндр Алекса́ндрович Ме́йер (10 сентября 1874, Одесса — 19 июня 1939, Ленинград) — российский педагог, философский, религиозный и общественный деятель в Петербурге в период 1909—1928 годов.

Содержание

1 Биография
2 «Воскресение»
3 Сочинения
4 Литература
5 Архивы
6 Иконография
7 Ссылки
8 Примечания

Биография

Сын преподавателя древних языков, инспектора одной из одесских мужских гимназий. В 1894 году окончил 3-ю одесскую гимназию и поступил на историко-филологический факультет Новороссийского университета. Увлёкся марксизмом, в июне 1895 года был арестован за пропаганду среди рабочих. Проведя полгода в предварительном заключении, Мейер был отправлен в административную ссылку в Шенкурск Архангельской губернии. Вернувшись в 1902 году в Одессу, вновь поступил в Новороссийский университет, возобновил революционную работу и был выслан из Одессы. Некоторое время жил в Баку, где организовал ряд рабочих кружков и попытался издавать марксистскую газету, за что и был арестован во второй раз. В 1904 году Мейер выслан из Баку в Туркестан. В Ташкенте сотрудничал в газете «Русский Туркестан», выступал на митингах, читал лекции. В 1905-1906 годах дважды арестовывался, сбежал из ташкентской тюрьмы с помощью местных железнодорожников. Непродолжительное время он полулегально жил в Финляндии, а в конце 1906 года поселился в Петербурге, где стал лектором в Обществе народных университетов и преподавателем на Общественно-юридических курсах при этом Обществе.

В 1906-1908 годах отошёл от непосредственного участия в революционном движении, сблизился с литературной средой столицы и попытался философски осмыслить феномены революции и революционного сознания. В 1907 году Мейер помещает две статьи в «Факелах», сборнике так называемых «мистических анархистов»: «Бакунин и Маркс» и «Прошлое и настоящее анархизма» (под псевдонимом А. Ветров), в которых критикует марксизм с анархистских позиций, прославляет как высшие ценности абсолютную свободу и бунт, противопоставляет общественно-полезному труду свободу от труда, творческий порыв, игру.

Дальнейшая эволюция приводит Мейера к религии, к варианту «нового религиозного сознания». Сходство идейных установок способствует сближению Мейера с Мережковскими. Впоследствии 3. Н. Гиппиус охарактеризовала его как «нашего нового друга, человека очень интересного». Мейер становится активным членом Петербургского религиозно-философского общества, организует так называемую «христианскую секцию».

В Императорскую публичную библиотеку Мейер поступил 1 декабря 1909 года в качестве вольно трудящегося в Отделение «Россика». С 20 мая 1918 года работал младшим помощником библиотекаря низшего оклада, с 1 июля 1919 года — старшим помощником библиотекаря, а с 23 июня 1924 года и вплоть до своего ареста в 1928 году — библиотекарем. Некоторое время исполнял обязанности заведующего Отделением «Россика». Службе Мейера в Отделении немало способствовало знание многих иностранных языков: немецкого, английского, французского, итальянского, испанского, голландского, польского, латинского и греческого. Мейер работал над составлением систематического каталога «Россики» и был автором проекта реорганизации этого каталога. Уже в советское время он составил «Библиографию иностранных изданий по истории революционных движений в России» (окончена в 1923 году, не издавалась). В Петербурге Мейер близко знакомится с работавшими там Г. П. Федотовым и Н. П. Анциферовым.

В 1910 году Мейер был допущен к преподаванию философских предметов в Вольной школе П. Ф. Лесгафта. Выступал также с платными публичными лекциями, сбор от которых шёл в пользу рабочих клубов. В период между Февральской и Октябрьской революциями Мейер вёл активную пропагандистскую работу. В трёх вышедших тогда политических брошюрах он высказывался за доверие к Временному правительству, за продолжение войны и созыв Учредительного собрания. В августе 1917 года на Всероссийском поместном церковном соборе Мейер представлял Петроградское религиозно-философское общество.

С 1918 года Мейер возобновил педагогическую деятельность. Его пригласили на Высшие естественно-научные курсы имени П. Ф. Лесгафта, где он, получив звание профессора, занимал должность учёного секретаря и создал кафедру эстетики движения. Преподавал также в Институте живого слова. Был одним из членов-учредителей «Вольной философской ассоциации» (Вольфилы).

«Воскресение»

В декабре 1917 года Мейер вместе с К. А. Половцевой организовал домашний религиозно-философский кружок «Воскресение», продолжавший в новых условиях традиции Религиозно-философского общества. Ядром его были Мейер, Половцева, Н. В. Пигулевская, Г. В. Пигулевский, Г. П. Федотов, Н. П. Анциферов. Кружок собирался раз в две недели, по воскресеньям, в доходном доме Копец на Малом Проспекте Петроградской стороны[1][2]. На его заседаниях бывали художник К. С. Петров-Водкин, пианистка М. В. Юдина, литературовед Л. Пумпянский, также сёстры Т. Н.[3] и Н. Н. Гиппиус[4], Н. В. Спицын[5].

К кружку примыкали некоторые участники Александро — Невского братства, в том числе отец Гурий (Егоров)[6].

Фактическим органом кружка стал издаваемый Г. П. Федотовым журнал «Свободные голоса» (1918 год, вышли 2 номера).

11 декабря 1928 года Мейер и большинство членов кружка были арестованы по обвинению в создании контрреволюционной организации «Воскресение», а также в участии в ряде других кружков. В конце весны 1929 г. он был приговорён к расстрелу, однако его жене Прасковье Васильевне Мейер (Тыченко, 1872—1942) удалось предотвратить казнь. Использовав своё дореволюционное знакомство со Сталиным и Енукидзе, она сумела добиться ходатайства ЦИК о замене расстрела десятью годами заключения на Соловках[7]. В Соловецких лагерях работал в «Криминологическом кабинете», в 1930 году был этапирован в Ленинград на следствие по так называемому «академическому делу», а затем был отправлен на строительство Беломорско-Балтийского канала. Пройдя спецкурсы, работал техником-гидрологом.

Освободившись «по зачётам» в начале 1935 с запрещением жить в 12 городах, продолжал работать по этой же специальности, но уже вольнонаёмным, в Дмитрове на строительстве канала «Москва — Волга», где жил вместе с К. А. Половцевой. В 1937 году поселился в Калязине.

Все годы заключения продолжается творческая работа Мейера. В это время им был написан ряд философских работ («Размышления при чтении „Фауста“, „Мысли про себя“).

Весной 1939 года Мейер заболел, был помещён сначала в больницу в Москву, затем был перевезен в больницу имени В. В. Куйбышева в Ленинграде, где и скончался. Похоронен на Волковском лютеранском кладбище в Петербурге.

Дочь — Лидия Александровна Мейер, в замужестве Дмитриева (1901—1995). Сын — Аркадий Александрович Мейер (1902—1970)

Сочинения

Религия и культура: По поводу совр. религ. исканий (СПб., 1909);
Введение в философию религии (СПб., 1911);
Во что сегодня верит Германия? (Пг., 1916);
Церковь и государство (Пг., 1917);
Что такое свобода (Пг., 1917);
Народ не толпа (Пг., 1917);
Философские сочинения (Paris, 1982);
Слово-символ //Минувшее. 1992. № 6;
Религиозный смысл мессианизма //Вопр. философии. 1992. № 7;
Петербургское Религиозно-философское Общество //Там же.

Литература

Scherrer J. Die Petersburger Religios — Philo-sophischen Vereinigungen. Berlin, 1973;
Анциферов Н. П. Три главы из воспоминаний //Память: Ист. сб. Париж, 1981. № 4; То же //Анциферов Н. П. Из дум о былом. М., 1992;
Федотов Г. П. Лицо» России. 2-е изд. Париж, 1988;
Колоницкий Б. Издательство «Друзья свободы»: Из истории идейно-полит, борьбы в 1917 г. //Книжное дело в России во второй половине XIX — начале XX века: Сб. науч. тр. Вып. 4. Л., 1989;
Об Александре Александровиче Мейере 1875—1939 //Вест. РСХД. 1990. № 159;
Медведев Ю. «Воскресение». К истории религиозно-философского кружка А. А. Мейера // Диалог. Карнавал. Хронотоп. 1999. № 4, с. 82-157.
Савкин И. А. Дело о Воскресении //М. Бахтин и философская культура XX века. Вып. 1, ч. 2. СПб., 1991;
Исупов К. Г. Михаил Бахтин и Александр Мейер //Там же;
Исупов К. Г. Слово как поступок: О филос. учении А. А. Мейера //Вопр. философии. 1992. № 7;
Лихачев Д. С. Об Александре Александровиче Мейере //Там же;
Лихачев Д. С. «Беседы прежних лет» //Наше наследие. 1993. № 26, 27.
Воронцова Е. Русская религиозно-философская мысль в начале ХХ века. — Православный Свято-Тихоновский гуманитарный университет, 2008. — 424 с. — ISBN 978-5-7429-0370-3.
Шкаровский М. В. Религиозно-философские кружки, братства и общества Ленинграда в 1920-х годах // Вестник Русской христианской гуманитарной академии. — 2007. — С. 249—251.

Архивы

Арх. РНБ. Ф. 10/1. Л. д.; ОР РНБ. Ф. 601, д. 1605, 1609-11, 1617, 1619, 1621, 1631
Иконография

Филос. соч….; Анциферов Н. П. Из дум..; Наше наследие. 1993. № 27.

Ссылки

http://yakov.works/acts/20/1920/1929meyer.htm
https://www.sakharov-center.ru/asfcd...page&num=12658

Примечания

Воронцова, 2008.
Шкаровский, 2007, с. 249—251.
Гиппиус, Татьяна Николаевна (1877, Харьков- 1957, Новгород). Сестра поэтессы З. Н. Гиппиус. В 1901—1910 г. училась у Ф. А. Рубо в Академии художеств. 2 ноября 1910 — получила звание художника за картину «Садко гусляр». На выставках с 1905, художник «символисткой ориентации» : «… рисунок ее не имел сочной, густой реальности — она тонко рисовала всяких чудовищ: гномов, хвостатых рыб, апокалипсических коней, зверей, не существующих в природе» (М. Шагинян. Человек и время. М.; 1980). Автор нескольких графических портретов А. Блока (1906 г.) Художник, график, преподаватель рисования в коммерческом училище, частной школе и детском саду Шидловской, после 1918 — в советской школе. Работала художником на фабрике «Светоч». В ночь с 24 на 25 декабря 1928 — арестована в Ленинграде как «участница контрреволюционной монархической организации „Воскресение“». 22 июля 1929 — приговорена к 3 годам концлагеря и в августе отправлена в Соловецкий лагерь особого назначения. Освобождена 4 декабря 1931 г. Проживала в Вятке, затем, с сестрой Н. Н. Гиппиус, в Новгороде. Во время войны, находясь на оккупированной территории, была отправлена этапом в Германию. Вернулась в 1945 г. После войны проживала в Новгороде. Умерла в 1957, похоронена на Петровском кладбище в Новгороде.
Гиппиус, Наталия Николаевна Гиппиус (1880—1963), скульптор. Сестра поэтессы З. Н. Гиппиус, писательницы А. Н. Гиппиус (1872—1942). Скульптор. Жила в Петербурге, с 1931 г. — в Новгороде. С 1945 г., после освобождения из германского концлагеря, работала в Новгородском художественном музее, реставратором. Умерла в 1963 г, похоронена на Петровском кладбище в Новгороде.
Спицын,Николай Васильевич (1883—1930). До революции работал управляющим канцелярии кн. Ф. Юсупова. После революции работал преподавателем в детдомах для беспризорников на Каменном острове. C 1914 г. входил в члены Петроградского религиозно-философского общества, в общество «Вольфила». В конце 1922 г. примкнул к кружку «Воскресение» А. А. Мейера. Постановлением от 22.8. 1929 г. заключён в Соловецкий лагерь особого назначения сроком на 5 лет. Умер в лагере 09.09.1930 г., похоронен в Кеми. 30 мая 1967 г. постановлением Президиума Ленинградского городского суда реабилитирован. Отец художника С. Н. Спицына.
Зегжда С. А. Александро-Невское братство (исторический очерк). СПб, 2009
СОЛОВКИ.РУ — Все о Соловецких островах / История (недоступная ссылка). Дата обращения: 18 декабря 2006. Архивировано 28 сентября 2007 года.

[Яков Кротов]

http://krotov.info/acts/20/1920/1929meyer.htm

Мейер А.А. Философские сочинения. Paris: La presse libre, 1982. 471 с.

Оп.: Звезда, 2006, №11, www.zvezdaspb.ru.

См. библиографию.

Весной 1929 года на Соловках появились Александр Александрович Мейер и Ксения Анатолиевна Половцева. У А. А. Мейера был десятилетний срок — самый высокий по тем временам, но которым «милостиво» заменили ему приговор к расстрелу... Это был необыкновенный человек. Он не уставал мыслить в любых условиях, старался все осмыслить философски… Для меня разговоры с А. А. Мейером и со всей окружавшей его соловецкой интеллигенцией были вторым (но первым по значению) университетом.

Д. С. Лихачев. «Воспоминания» (СПб., 1995, с. 220)

Дело «Воскресений», или, как его чаще называют в литературе, «дело А. А. Мейера», приковывает к себе внимание исследователей в течение уже нескольких десятилетий: материалы и воспоминания, связанные с этим делом, публиковались еще в самиздатских альманахах 1970—1980-х годов1. Это понятно: разгром ряда ленинградских религиозно-философских кружков, группировавшихся вокруг философа и педагога Александра Александровича Мейера, был одновременно и важным событием в духовной жизни Ленинграда, вероятно, самым важным после закрытия в 1923 году Вольной философской академии2 , и рубежной вехой в становлении репрессивной политики советской власти, направленной на искоренение независимой гуманитарной и религиозной мысли в стране. Одни только имена людей, причастных к «Воскресеньям» и аналогичным кружкам, — М. М. Бахтин, Н. П. Анциферов, И. М. Гревс, М. В. Юдина и целая плеяда других ярких представителей гуманитарной, естественно-научной и художественной интеллигенции, — и в дальнейшем гарантируют устойчивый интерес историков культуры к этому делу.3 Этот круг был и кругом Дмитрия Сергеевича Лихачева, имя которого находим и в «деле А. А. Мейера».

Однако, несмотря на то что история «Воскресений» и примыкавших к нему кружков, равно как и история репрессий, которым подверглись их участники, сегодня уже неплохо известна, публикуемый текст сам по себе представляет достаточный интерес — и не только как документальный комментарий к одному из эпизодов борьбы за свободу мысли в стране. В первую очередь этот документ демонстрирует пропасть между отношением власти к интеллектуальной, культурной и общественной активности интеллигенции и пониманием природы и смысла этой активности самой интеллигенцией. «Обвинительное заключение по следственному делу № 108»4 содержит, на наш взгляд, не так уж много подтасовок и прямых фактических искажений реальности. Но оно описывает эту реальность на специфическом языке политической полиции. Описанные этим языком, литературные кружки, домашние семинары, просветительные и образовательные инициативы, а иногда и просто интеллектуальные салоны превращаются в разветвленную систему тайных обществ; рефераты же и доклады (форма, вполне традиционная для культурного общения петербургской интеллигенции), зачастую касающиеся предметов весьма отвлеченных, — в политические декларации. Соответственно участники встреч и журфиксов величаются «членами», расширение круга общения полагается «вербовкой новых членов», а неформальное, из домашней и дружеской семантики вырастающее, именование того или иного семинара — «Переоценка ценностей» Г. П. Федотова, «Уютный уголок» П. Ф. Смотрицкого или даже «Кружок медиэвистов» И. М. Гревса и
О. А. Добиаш-Рождественской, — используется как предлог для официального причисления их к «организациям»5 .

Вопрос о «знаках и возглавьях» имеет прямое отношение к методологической проблеме прочтения и комментирования материалов дела — почти единственных на сегодняшний день письменных свидетельств о деятельности кружков А. А. Мейера и его окружения. Ряд мемуаров, оставленных бывшими «кружковцами», содержит интереснейшие воспоминания об аресте, следствии, Соловках и пр. — и минимум сведений о самих кружках. К сожалению, почти не сохранились (в том числе и в деле) собственные материалы «Воскресений» и других кружков — тексты докладов, сообщений и рефератов, обсуждавшихся на воскресных, вторничных и прочих встречах; безвозвратно утрачены и протоколы заседаний этих встреч, много лет хранившиеся в семье одного из участников «Воскресений». Таким образом, основными источниками сведений для современного исследователя являются протоколы допросов подследственных и свидетелей, а также публикуемое «Обвинительное заключение». Но если протоколы допросов представляют собой диалоговый, в некотором роде «соавторский» документ, отражающий столкновение двух пониманий, двух взглядов на один и тот же предмет, то «Обвинительное заключение» обобщенно описывает панораму всей деятельности мейеровских и иных кружков исключительно на языке ОГПУ, на языке власти. Поэтому сведениями, которые можно извлечь из этого документа, следует пользоваться с осторожностью, не столько из-за недобросовестности и предвзятости его авторов, сколько из-за неадекватности языка изложения описываемым реалиям. Так, составляя краткие биографические справки о лицах, упомянутых в «Обвинительном заключении», и соотнося их с тем или иным кружком, мы вынуждены были опираться на перечни, содержащиеся в самом «Обвинительном заключении», прекрасно понимая как недостаточную достоверность этого источника, так и принципиальную условность самой формулировки «член (участник) такого-то кружка». То, что подходит для описания некоей организационной структуры (таково представление следователя о совокупности мейеровских кружков), совершенно не годится для описания живого процесса коллективного творческого общения.

Замечательно отражает эту коллизию заявление самого А. А. Мейера на одном из первых допросов. Говоря о «Воскресеньях» как о встречах для свободных бесед на философские темы, он замечает: «В этом всем заключалось существо всех вторников, пятниц, воскресений и — м. б. иных дней бесед. <…> Кроме Вторников и Воскресений (что в сущности почти одно и то же и по составу — с той же его текучестью и иногда случайностью) и „содружества” (пятницы, иногда субботы) и никакой другой формы не представляю себе. О так назыв. „четверге” ничего не знаю, может быть, когда-нибудь мельком Смотрицкий и говорил о нем, но не знаю, в чем там дело, — вероятно, то же, что и в других „днях”, кот. я знаю..»6 .

Кажется, ни один день недели не упустил назвать Александр Александрович в этом описании деятельности своих кружков. Конечно, он иронизирует здесь над ограниченностью следователя, пытающегося втиснуть живое интеллектуальное человеческое общение в примитивную «организационную» схему. Но и слегка лукавит: религиозный философ Мейер не мог не чувствовать, что название его вольного семинара не сводится только к галочке в еженедельном расписании, несет в себе и иной, более высокий духовный смысл (несводимый, впрочем, к убогой идеологической формуле, вставленной в «Обвинительное заключение» следователем Строминым). Мы со своей стороны, выбирая для комментария к данной публикации одно из трех встречающихся в источниках и литературе именований воскресных встреч А. А. Мейера и его будущих однодельцев, — «Воскресение», «Воскресенье», «Воскресенья», — предпочли последнее как наиболее нейтральное и названное самим Мейером.

Все сказанное выше касается внешних форм культурно-просветительной деятельности, развивавшейся А. А. Мейером и его друзьями в 1918—1928 годы. Вопрос о направленности этой деятельности, о наличии в ней «политической» компоненты не столь прост и однозначен. Безусловно, политикой в прямом и узком смысле этого слова они не занимались. Те либеральные интеллигенты, которые стремились составить политическую оппозицию большевизму и в конечном счете добиться падения коммунистического режима, давно переменили место жительства. Иные из них — как, например, М. А. Георгиевский — еще в годы Гражданской войны бежали из Петрограда на Дон или в Крым (а оттуда — в Константинополь, Белград, Прагу, Берлин или Париж). Иные, как А. В. Карташев, не желая участвовать в братоубийственной войне, отправились прямо в эмиграцию. Некоторые же, как, например, участники «таганцевского заговора»7 , — реальные, а не выдуманные ЧК, — к 1929 году давно уже лежали в братских могилах на Ржевском артиллерийском полигоне. Круг А. А. Мейера состоял из «тех, кто остался». Особых симпатий к большевизму эти люди не питали, хотя, как нам представляется, многие из привлеченных по делу «Воскресений», заявляя себя на первых допросах в качестве «сочувствующих Соввласти», делали это не только и не столько из тактических, сколько из сложных религиозно-мировоззренческих и историософских побуждений. С другой стороны, в некоторых салонах и литературных кружках, упоминающихся в «Обвинительном заключении», определенно превалировали антибольшевистские и даже монархические настроения. Таков, например, так называемый «кружок Г. Г. Тайбалина»; характеризуя его, следователь Стромин, кажется, не очень погрешил против истины. (Впрочем, при внимательном чтении дела создается впечатление, что ОГПУ объединило этот кружок с «Воскресеньями» достаточно произвольно, исходя из старого, как сама тайная полиция, принципа «амальгамы»). В целом же интеллектуальные и просветительские усилия круга людей, составляющих «Воскресенья», предпринимались не ради политических изменений, а главным образом во имя сохранения культуры. Чисто политические суждения, конечно, тоже звучали и по воскресеньям, и по вторникам, и, надо думать, в остальные дни недели: российская либеральная интеллигенция, от века привыкшая критиковать правительственную политику и считающая своим неотъемлемым правом делать это если не публично (издание в 1918 журнала «Свободные голоса» и было попыткой такой публичной политической, но внепартийной критики), то уж в своем-то кругу всяко, не могла и не хотела в одночасье усвоить новые правила поведения. Все же восстановление и развитие культурных — в первую очередь религиозно-нравственных — ценностей считалось неизмеримо более важной задачей. Эта задача рассматривалась как общественно значимая, но решать ее намеревались не в сфере публичной политики, а путем приватных просветительных, религиозных и культурных инициатив, как индивидуальных, так и коллективных.

Понимали ли участники мейеровских семинаров, что во второй половине 1920-х именно эта культурная и религиозно-просветительная деятельность должна была рассматриваться властью как самое злостное политическое противодействие ее, власти, усилиям по «формированию нового человека», гораздо более злостное, чем чисто политическое противостояние? Что приватный, непубличный характер этой деятельности будет трактоваться не как «уступка кесарю», а, наоборот, как обстоятельство, усугубляющее ее злостность, как переход к «конспиративным» и «подпольным» методам борьбы и в конечном счете как подтверждение ее политической направленности? Понимали, конечно; но принять, но согласиться с тем, что отныне не интеллигенция в своих спорах, а начальство в своих декретах определяет, что нравственно, а что нет, что является ценностью в духовном мире, а что подлежит списанию и искоренению, — не могли. Равно как и не могли принять исключительное право начальства решать, что является политикой и самому назначать себе врагов. (Кто все это к 1928 году не только понял, но и принял, на «Воскресенья» не ходил.) Встреча со Строминым стала неизбежной, и многие это осознавали, хотя, разумеется, не жаждали этой встречи и не стремились ее приблизить.

Таким образом, вопрос о «политической компоненте» в деятельности религиозно-философских кружков А. А. Мейера решается, с нашей точки зрения, просто: она там присутствовала — но лишь постольку, поскольку в качестве таковой ее воспринимала власть. Соответственно ценность «Обвинительного заключения» для историка двояка. Это, с одной стороны, важное, хотя и косвенное свидетельство одной из последних — на несколько десятилетий вперед — попыток свободомыслящей русской интеллигенции заниматься независимой духовной работой без оглядки на власть. С другой стороны, этот документ — не менее важное свидетельство развития и становления представлений власти о независимой активности интеллигенции как о форме политического покушения на основы режима. Такое представление также будет сохраняться и развиваться в течение всех последующих десятилетий.

* * *

Текст «Обвинительного заключения по делу № 108» публикуется по оригинальному документу из архивно-следственного дела, хранящегося в Архиве УФСБ по Санкт-Петербургу и Ленинградской области. Мы приводим его с незначительными сокращениями, опуская, во-первых, перечень из 70 фамилий лиц, привлеченных к делу в качестве обвиняемых, и, во-вторых, перечень тех же лиц, снабженный краткими биографическими данными на 1929 год. Эти данные использованы нами при составлении биографического приложения к тексту. Публикуемый текст является копией оригинала и публикуется почти со всеми многочисленными орфографиче*скими и синтаксическими огрехами, ему в большой степени свойственными и характеризующими «грамотность» его авторов.

Впервые данный документ опубликовал Ю. П. Медведев8 . Мы решаемся вновь предложить его вниманию читателя по двум причинам. Первая — это то, что публикация Ю. П. Медведева состоялась в узкоспециальном журнале, малодоступном широкому читателю. Вторая состоит в том, что в качестве приложения к публикации мы подготовили краткие биографические справки на всех осужденных. В совокупности эти справки дают представление (увы, по необходимости краткое, а по ограниченности наших знаний — далеко не полное) о судьбах целой генерации ленинградской интеллигенции 1920-х: гуманитариев, естественников, литераторов, художников, музыкантов и т. д.

Для удобства читателя эти справки сгруппированы в два перечня. Первый содержит краткие биографии 70 человек, привлеченных к делу в качестве обвиняемых; второй — такие же биографии прочих лиц, упомянутых в документе.

Для составления биографических справок мы пользовались, помимо информации, извлеченной из самого публикуемого документа и других материалов архивно-следственного дела, следующими источниками:

— фонд архивно-следственных дел в Архиве УФСБ по Санкт-Петербургу и Ленинградской области;

— материалы Архива НИЦ «Мемориал» (СПб.), в частности хранящиеся в нем личные архивы А. А. Мейера, Т. П. Васильевой, Т. Н. Арнсон, рукописи воспоминаний о. Иоанна (Вендланда) «Митрополит Гурий (Егоров)» (Ярославль, 1981),
Н. Мещерского «На старости я сызнова живу: прошедшее проходит предо мной...» (Л., 1982), О. Яфа «Авгуровы острова» (Л., 1950-е) и др.;

— учетные карточки, личные и архивно-следственные дела заключенных в Архиве ИЦ МВД Республики Карелия;

— архивные справки Управлений ФСБ, ИЦ УВД и других учреждений в различных субъектах РФ, высланные в ответ на запросы НИЦ «Мемориал»;

— фонды различных научных, культурных и образовательных учреждений, других организаций и предприятий Петербурга/Петрограда/Ленинграда в ЦГА СПб;

а также:

Список медицинских врачей СССР на 1 января 1924 г. М., 1925;

Научные работники Ленинграда. Л., 1934;

Весь Ленинград на 1936 год. Л., 1936;

Сотрудники Российской национальной библиотеки — деятели науки и культуры: Биографический словарь. Т. 1. СПб., 1995;

Синодик Санкт-Петербургской епархии. XX столетие. СПб., 1999;

Электронный альбом «1 345796. Жертвы политического террора в СССР». М.: «Мемориал» — «Звенья», 2003.

Кроме того, в ряде случаев была использована информация, почерпнутая из различных генеалогических, исторических, справочных и тематических сайтов Интернета.

Мы благодарим Т. В. Моргачеву за техническую помощь при подготовке данной публикации и Габриэля Суперфина за консультацию по составлению биографического указателя.

Ирина Флиге, Александр Даниэль (НИЦ «Мемориал»)

ОБВИНИТЕЛЬНОЕ ЗАКЛЮЧЕНИЕ

По след. делу № 108-1929 г.

В Ленинграде в течение ряда лет существовала подпольная контр-революционная организация правой интеллигенции под названием «Воскресенье».

Во главе организации стояли бывшие активные деятели Петроградского религиозно-философского общества и за все время своего существования организация насчитывала до 110 членов.

«Воскресенье» было связано с парижской белой эмиграцией в лице активных политических деятелей: члена группы «Борьба за Россию» и председателя Всеэмигрантского национального комитета — Антона Владимировича КАРТАШЕВА и активного деятеля Союза христианской молодежи в Париже — Георгия Петровича ФЕДОТОВА, которым регулярно посылалась информация о деятельности организации.

Лидеры «Воскресенья» из разных источников получали белоэмигрантские газеты и литературу.

Имея своей конечной целью свержение Советской власти, организация задачей текущего дня ставила создание крупного общественного движения против существующей политической системы.

Пытаясь создать такое движение, организация широко использовывала религиозные и националистические настроения той интеллигенции, которая благодаря своему враждебному отношению к Советской власти оказалась выбитой из колеи общественной жизни.

Из этой интеллигенции организация по плану создавала целую сеть подпольных кружков, которыми руководили отдельные члены организации и для которых подлинные ее политические цели маскировались целями борьбы с культурной и религиозной политикой Советской власти.

Помимо систематической антисоветской пропаганды в своих кружках организация проводила широкую агитацию всюду, куда могли проникнуть ее члены (церкви, вузы, школы и частные квартиры) и распространяли антисоветские материалы, которые печатались силами и средствами организации.

По делу привлекаются следующие:

(Далее следует список из 70 имен. — Публ.)

Материал в отношении обвиняемых ГРЕВСА, Ивана Михайловича; ДОБИАШ-РОЖДЕСТВЕНСКОЙ, Ольги Антоновны; КОСВЕНА, Льва Савельевича выделен в самостоятельное производство.

СОЦИАЛЬНЫЙ СОСТАВ ОРГАНИЗАЦИИ

По своему социальному прошлому члены организации — осколки бывш. дворянского сословия, уничтоженного революцией. Среди них дети бывш. помещиков, дворцовых чиновников, бывш. статские советники и их жены, бывш. офицеры, попы и монахи.

Некоторые из обвиняемых привлекались при Советской власти за контр-революционную деятельность, другие были осуждены по делам о Кронштадтском мятеже и Таганцовском заговоре. Родственники значительной части членов организации также принимали участие в контр-революц. движении и сейчас или отбывают наказание в концлагерях или эмигрировали и ведут заграницей активную антисоветск. работу. По своим политическим настроениям, своему политическому прошлому, члены организации являются или кадетами или монархистами или политические убеждения которых еще окончательно не оформились, но близки к монархизму.

Большинство членов организации работают в различных советских учреждениях, из них 25 человек занималось преподавательской деятельностью, остальные работали в Политпросвете, Библиотеках, Научных Учреждениях, состояли служителями культа или получали пенсию. Почти все члены организации имеют высшее образование.

Значительная часть, кроме того, состояла слушателями Богословского Ин-та (закрыт в 1925 г.)9 . Возрастной состав членов организации колеблется от 23-х до 60 лет. Три четверти членов организации старше 30 летнего возраста:

(Далее следует список с биогр. сведениями 70 человек. — Публ.)

ИСТОРИЯ, СТРУКТУРА, ПОЛИТИЧЕСКИЕ ЦЕЛИ
И ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ ОРГАНИЗАЦИИ

а) ОСТАТКИ «БРАТСТВА СЕРАФИМА САРОВСКОГО».

В ноябре 1928 года после ликвидации в Ленинграде нелегальной антисоветской (монархической) организации под названием «Братство Серафима Саровского»10 (см. постановление Коллегии ОГПУ от 8 октября 1928 г., л.д. № 4) в ПП ОГПУ в ЛВО — поступили сведения, что в Ленинграде среди части антисоветски настроенной интеллигенции производится сбор денег и вещей в пользу осужденных членов «Братства» и, что этим сбором занимаются вернувшиеся в Ленин*град, скрывавшиеся на все время следствия и избежавшие наказания 4 члена вышеназванной (ликвидированной) организации, которые объединились вновь для согласованности действий, собирают пожертвования в церквах и по частным квартирам среди знакомых и распускают слухи, что «безбожная Советская власть преследует только верующих православных и что члены организации подвергнуты заключению и высылке только потому, что они являются истинными поборниками православия».

С целью пресечения дальнейшей антисоветской агитации и привлечения к ответственности скрывшихся от наказания членов «Братства», в ноябре м-це были арестованы:

1) КОСВЕН, Лев Савельевич (студент Ин-та Гражданских Инженеров),

2) МАРЖЕЦКИЙ, Модест Николаевич (врач-психиатор),

3) БУРЦЕВА, она же ДОЛБЕЖНИКОВА и ГРИШКОВСКАЯ, Наталия Борисовна (лектор Политпросвета и член Коллегии Защитников),

4) СУХОВ, Александр Петрович (преподават. Ин-та им. Герцена).

Во время следствия все арестованные сознались в своей принадлежности к «Братству Серафима Саровского», признали его контр-революционную сущность и сознались в сборе пожертвований в пользу заключенных членов организации.

Кроме того, после ряда допросов арестованные в своих показаниях сообщили о целом ряде новых фактов из жизни и деятельности главы «Братства» — Ивана Михайловича АНДРЕЕВСКОГО, из которых видно, что он выработал из своих школьных учеников не только единомышленников, но и активных помощников в его антисоветской работе.

Арестованные МАРЖЕЦКИЙ и КОСВЕН определяя свое отношение к «Братству» заявили, что они были лишь слепыми орудиями в руках АНДРЕЕВСКОГО, имевшего над ними очень большое влияние. Они хранили в тайне существование «Братства» даже от самых близких родственников потому, что этого требовал АНДРЕЕВСКИЙ. КОСВЕН принял православие под давление АНДРЕЕВСКОГО, занимавшегося его воспитанием (как учитель) еще в школе 1-й ступени. Давая заведомо ложные показания на первых допросах, КОСВЕН открыто затем заявил, что «он считал невозможным давать правдивые показания своим врагам».

Описывая, как строился и занимался второй кружок АНДРЕЕВСКОГО, состоящий из учеников его школы в возрасте от 16 до 20 лет, КОСВЕН характеризует его, как кружок подготовительный, созданный для идеологической обработки его членов перед переводом в «Братство Серафима Саровского».

ПО СОВЕТУ АНДРЕЕВСКОГО, члены этого кружка должны были хранить свои занятия в тайне, объясняя в случае надобности свое отсутствие своим близким тем, что они остаются в школе для прохождения практических работ по литературе.

В первое время в кружке действительно занимались литературой, но в дальнейшем ученики постепенно заинтересовывались вопросами богословия, жизнью святых, в особенности Серафима Саровского.

В результате члены кружка под влиянием АНДРЕЕВСКОГО стали соблюдать церковные праздники и обряды и проявлять готовность к активной борьбе с атеизмом. ВСПОМИНАЯ ПРЕСТУПНЫЕ ВНУШЕНИЯ АНДРЕЕВСКОГО УЧАСТНИКАМ КРУЖКА, КОСВЕН ПРИВОДИТ, МЕЖДУ ПРОЧИМ, ЕГО ЗАЯВЛЕНИЕ, ВЫСКАЗАННОЕ ИМ В 1925 ГОДУ НА ОДНОМ ИЗ ДОКЛАДОВ О ТОМ, ЧТО ЕСЛИ БЫ ЕМУ, АНДРЕЕВСКОМУ, КАКОЙ-НИБУДЬ СВЯТОЙ ВРОДЕ СЕРАФИМА САРОВСКОГО, ВЕЛЕЛ БЫ УБИТЬ КОГО-ЛИБО ИЗ БЕЗБОЖНИКОВ, НАПРИМЕР ЗИНОВЬЕВА, ОН СЧЕЛ БЫ СВОИМ СВЯТЫМ ДОЛГОМ ВЫПОЛНИТЬ ЭТО ВЕЛЕНИЕ.

После него, КОСВЕН, по совету АНДРЕЕВСКОГО должен был принять православие еще один член кружка, еврей МОВШОВИЧ.

В состав «Братства» переводились только избранные, особо подходящие из числа членов подготовительного кружка, причем перевод этот происходил в торжественной обстановке.

Наряду с изложенным, из показаний арестованных МАРЖЕЦКОГО и КОСВЕНА выяснилось, что кроме «Братства», существовало еще одно объединение, состоявшее из близких друзей АНДРЕЕВСКОГО, оказавшее ему материальную и моральную поддержку в развитии созданного АНДРЕЕВСКИМ «Братства», причем некоторые члены этого объединения, посещая собрания «Братства» принимали активное участие в обсуждениях отдельных вопросов или выступали с докладами антисоветского характера (АЛЕКСЕЕВ-АСКОЛЬДОВ — Цикл статей «Окт. Революция и Россия», ФИННЕ — «Наследство Леонида Андреева»).

Помимо связи АНДРЕЕВСКОГО с этим объединением, он общался еще с одним «Адвокатом», занимавшимся контр-революционной работой, обладавшим большими связями заграницей, о чем случайно и под большим секретом стало известно КОСВЕНУ от члена братства ГУРЬЕВА.

Агентурной проверкой роли выявившегося кружка стало известно, что кружок действительно существует, что в последнее время он носит название «Содружество 5-ти» (по количеству членов) и состоит из АНДРЕЕВСКОГО, Ивана Михайловича, АЛЕКСЕЕВА-АСКОЛЬДОВА Сергея Алексеевича, ФИННЕ Виктора Николаевича, МОЛОЧКОВСКОГО, Николая Алексеевича и СЛАНСКОГО Бориса Владимировича, составляющих как бы коллегию по руководству «братством Серафима Саровского». НА РЕГУЛЯРНЫХ СОБРАНИЯХ «СОДРУЖЕСТВА 5-ти», ПРОИСХОДЯЩИХ ОДИН РАЗ В ДВЕ НЕДЕЛИ НА КВАРТИРАХ ВСЕХ ЕГО ЧЛЕНОВ ПО ОЧЕРЕДИ ОБСУЖДАЮТСЯ ВОПРОСЫ, СВЯЗАННЫЕ С ТЕКУЩИМИ СОБЫТИЯМИ в СССР и ЗАГРАНИЦЕЙ, РАСПОРЯЖЕНИЯМИ СОВЕТСКОГО ПРАВИТЕЛЬСТВА ДАЮТСЯ ОЧЕРЕДНЫЕ ИНФОРМАЦИИ АНДРЕЕВСКОГО О ПОЛОЖЕНИИ В «БРАТСТВЕ» И ЕГО ДЕЯТЕЛЬНОСТИ, ПО КОТОРОЙ НАМЕЧАЮТСЯ ПУТИ ДАЛЬНЕЙШЕЙ РАБОТЫ СРЕДИ МОЛОДЕЖИ И БОРЬБЫ С АМОРАЛЬНЫМ КОМСОМОЛОМ.

С целью ликвидации содружества и выяснения роли «Адвоката», в конце ноября 1928 г. были арестованы: ФИННЕ, Виктор Николаевич, МОЛОЧКОВСКИЙ Николай Алексеевич (врачи-психиатры) и СЛАНСКИЙ Борис Владимирович (студент Медиц. Ин-та). При обыске у всех был найден различный материал, свидетельствующий об оформленном существовании «Содружества», антисоветская литература и один револьвер.

Допрошенные по существу дела арестованные показали следующее:

Начало «Содружество» получило в 1918 г., когда в него входили только СЛАНСКИЙ, Владимир Васильевич (врач), КЛИМЕНКО Дмитрий Викторович (нотариус) и МОЛОЧКОВСКИЙ Николай Алексеевич (врач). Они начали регулярно собираться на своих квартирах для совместного обсуждения политических событий из желания найти правильное отношение к Революции, а затем к последующим событиям: гражданской войне, голоду, антирелигиозной пропаганде и т. д. Одно время кружок начал принимать полу-толстовскую окраску, причем СЛАНСКИЙ даже редактировал издававшийся тогда в Москве периодический толстовский журнал, но в 1919 г. после вступления в «Содружество» новых лиц, главным образом, АНДРЕЕВСКОГО и АЛЕКСЕЕВА-АСКОЛЬДОВА (монархистов по убеждению), «Содружество» изменило свое направление и стало ортодоксально-православным. Тогда же вступили ПАНОВ Николай Александрович (врач) и ШКОВЕРА Григорий Лаврентьевич (профессор-медик) и объединение оформилось под названием «Содружество» — «близких по духу людей», настроенных антисоветски, религиозных, интересующихся религиозно-философскими вопросами. Постепенно на заседаниях «Содружества» начали обмениваться личными воспоминаниями, политическими и общественными новостями, которые вошли в качестве постоянных тем для разговоров. ВСКОРЕ ВСЕ ПРИШЛИ К МЫСЛИ О НЕОБХОДИМОСТИ ВЫРВАТЬ МОЛОДЕЖЬ ИЗ-ПОД ПАГУБНОГО ВЛИЯНИЯ НОВЫХ ШКОЛ, ИЗЫСКИВАЛИСЬ СПОСОБЫ БОРЬБЫ. ТОГДА ЖЕ БЫЛА СОЗДАНА ДЕНЕЖНАЯ КАССА — ФОНД ДЛЯ ВЗАИМОПОМОЩИ И ПОКУПКИ НЕОБХОДИМЫХ КНИГ. В 1922 г. умерли КЛИМЕНКО и СЛАНСКИЙ, в 1926 г. из Ленинграда уезжает профессор ШКОВЕРА, в 1927 г. умирает ПАНОВ, вместо которого был принят сын СЛАНСКОГО — Борис Владимирович Сланский и «Объединение» составлялось из 5 чел. — АНДРЕЕВСКОГО, ФИННЕ, МОЛОЧКОВСКОГО, АЛЕКСЕЕВА-АСКОЛЬДОВА и СЛАНСКОГО, приняв НА ОДНОМ ИЗ ЗАСЕДАНИЙ НАЗВАНИЕ «СОДРУЖЕСТВО» И ДАВ ВЗАИМНОЕ ОБЯЗАТЕЛЬСТВО ХРАНИТЬ СВОИ СОБРАНИЯ И ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ В ТАЙНЕ.

В 1922—23 гг. АНДРЕЕВСКИЙ, как единственный человек связанный со средней школой, обладающий организаторским талантом, начинает создавать кружки молодежи из своих школьных учеников. Втягиваются в эти кружки дети бывших дворян, состоятельных и религиозных родителей. Сперва все заинтересовываются литературными занятиями классиками, а затем под влиянием АНДРЕЕВСКОГО, члены кружка дают обещание выполнять церковные праздники, знакомиться с жизнью святых отцов, втягиваются в церковную политику, слушают доклады АНДРЕЕВСКОГО и других о церковном расколе, принимают Тихоновскую позицию и переходят к обсуждению явно политических вопросов.

В 1925 г. к кружку АНДРЕЕВСКОГО примыкают ряд преподавателей средних и высших учебных заведений: АНИЧКОВ Игорь Евгеньевич (преподават. Фонетического Ин-та, быв. гвардейский офицер), КОМАРОВИЧ, Василий Леонидович (препод. Ин-та им. Герцена, б. офицер), СУХОВ Ал-др Петрович (препод. Ин-та им. Герцена), ФИННЕ Виктор Викторович (быв. уездный предводитель дворянства), ОБНОВЛЕНСКИЙ Авенир Петрович (б. Пред. Всерос. Союза Христиан. Молодежи), которые становятся активными помощниками АНДРЕЕВСКОГО, по дальнейшему развитию кружка. Вскоре доступ для новых лиц в кружок прекращается, вводятся строгая дисциплина и конспирация. В начале 1927 г. на одном из собраний кружка, устраивается молебен (служит свящ. Тихомиров) во время которого кружок переименовывается в братство, принимая имя последнего святого — Серафима Саровского.

К этому времени АНДРЕЕВСКИЙ создает еще один кружок «подготовительный», куда попадает молодежь новой вербовки. Здесь она подвергается соответствующей предварительной обработке — проверяется. Члены одного кружка не подозревают о существовании другого, все окружено тайной, все боятся провала. Только наиболее подготовленные попадают из «подготовительного кружка» в члены «Братства», где они на общих основаниях снабжаются различными поручениями по печатанию и распространению листовок и т. д.

Вербовкой молодежи в «подготовительный кружок» занимается не только АНДРЕЕВСКИЙ и его непосредственные помощники, но и все члены «Братства» в большинстве занимающиеся в ВУЗ’ах, специально знакомящиеся со студентами, которые затем завлекаются к АНДРЕЕВСКОМУ, под видом знакомства с б. любимым учителем, имеющим большую библиотеку.

В 1927 г. несколько активных членов «Братства Серафима Саровского» — РОЗЕНБЕРГ Эдуард Карлович, ЛИХАЧЕВ Дмитрий Сергеевич, МОШКОВ Петр Павлович, СЕЛИВАНОВ Аркадий Васильевич, СПЕРАНСКИЙ Николай Евгеньевич, РАКОВ Владимир Тихонович, и МИХАНКОВ Андрей Михайлович, создают еще один кружок для специального изучения логики, который называют «Космической Академией Наук» (сокращенно «КАН»)10. ОДНАКО ЗАНЯТИЯ ЛОГИКОЙ СКОРО ОТПАДАЮТ, ЕГО МЕСТО ЗАНИМАЕТ ЧИСТАЯ ПОЛИТИКА. СТАВЯТСЯ СПЕЦИАЛЬНЫЕ ДОКЛАДЫ О ФЕВРАЛЬСКОЙ И ОКТЯБРЬСКОЙ РЕВОЛЮЦИЯХ О ДЕЙСТВИЯХ СОВ.ПРАВИТЕЛЬСТВА О ТОМ, КАК ПОДВЕРГАЮТСЯ «СПЛОШНОМУ ОБМАНУ» ПРИБЫВАЮЩИЕ В СССР ИНОСТРАННЫЕ ДЕЛЕГАТЫ, О РАБОТЕ ОРГАНОВ ГПУ (СТАТИСТИКА РАССТРЕЛОВ), О ЗАСИЛИИ ЕВРЕЕВ и т. д. ВСЕ ЭТИ ДОКЛАДЫ ДЕЛАЛИСЬ ПО БЕЛОГВАРДЕЙСКОЙ ЗАГРАНИЧНОЙ ЛИТЕРАТУРЕ, КОТОРАЯ РАЗНЫМИ ПУТЯМИ К НИМ ПОПАДАЛА.

Доклад ЛИХАЧЕВА Д. С. О ДЕЙСТВИЯХ «ЧРЕЗВЫЧАЙКИ» ЗА ПЕРВЫЕ 5 ЛЕТ, ПОСЛЕ РЕВОЛЮЦИИ.11 ИЛЛЮСТРИРОВАЛСЯ СЛЕДУЮЩЕЙ СТАТИСТИКОЙ РАССТРЕЛЯННЫХ:

28 епископов 1218 священников 6.000 чиновников

90.000 докторов 54.000 офицеров 26.000 солдат

70.000 помещиков 285.000 интеллигентов 193.200 рабочих

815.100 крестьян

А ДОКЛАД МОШКОВА О ЗАСИЛИИ ЕВРЕЕВ В РОССИИ «ЕВРЕИ И РОССИЯ», ОБНАРУЖЕННЫЙ У НЕГО В КВАРТИРЕ (в тезисах) ВО ВРЕМЯ ОБЫСКА, СРАВНИВАЛ СОВВЛАСТЬ С ВЛАСТЬЮ «ЕВРЕЙСКОГО КАГАЛА» ДОКАЗЫВАЛ, ЧТО НЫНЕШНИЕ СОВЕТЫ (форма правления в СССР) НЕ РУССКИЕ, А ЕВРЕЙСКИЕ УЧРЕЖДЕНИЯ, ЧТО РЕВОЛЮЦИЯ В РОССИИ ЯВЛЯЕТСЯ ПОПЫТКОЙ ЕВРЕЕВ ДОКАЗАТЬ СВОЕ МОГУЩЕСТВО НА ОДНОМ ИЗ СОВРЕМЕННЫХ ЕВРОПЕЙСКИХ ГОСУДАРСТВ и ЧТО ВОЛНЕНИЯ, ПРОИСХОДЯЩИЕ ТЕПЕРЬ ВО ВСЕМ МИРЕ, ВЫЗВАНЫ НАТИСКОМ «ТОРЖЕСТВУЮЩЕГО ЕВРЕЙСТВА», УНИЧТОЖАЮЩЕГО НА СВОЕМ ПУТИ ВСЕ НЕ ЕВРЕЙСКОЕ, СОГЛАСНО ПЛАНУ «СИОНСКИХ МУДРЕЦОВ».

Кандидатуры вступавших в состав КАН’а лиц, подвергались разностороннему обсуждению, причем принимались только НАИБОЛЕЕ ПОДХОДЯЩИЕ ПО «МЫСЛИ И ДУХУ», т. е. ЛЮДИ, СЧИТАЮЩИЕ, ЧТО В «РОССИИ ЦАРИТ ТЕПЕРЬ НЕВЕРОЯТНЫЙ В МИРОВОЙ ИСТОРИИ ГНЕТ и НАСИЛИЕ НАД ЖИВОЙ МЫСЛЬЮ ПОД РЕДАКЦИЕЙ ЖИДОВСТВУЮЩИХ ЧЕКИСТОВ».

Кроме этих кружков, под руководством АНДРЕЕВСКОГО СУЩЕСТВОВАЛ ЕЩЕ ОДИН КРУЖОК, СОБИРАВШИЙСЯ В КВАРТИРЕ БЫВ. БУХГАЛТЕРА ГОСТОРГА ТАЙБАЛИНА, ГРИГОРИЯ Григорьевича.

Обвиняемый МОЛОЧКОВСКИЙ, Николай Алексеевич, подтверждая в своих показаниях факт существования «Содружества 5-ти» и историю его возникновения в изложенной выше последовательности, сообщает, что собирались они в заранее назначенные дни в своих квартирах два раза в м-ц, за исключением последнего времени, когда собирались иногда в силу различных обстоятельств только 1 раз в м-ц. Денежный фонд составлялся из членских взносов «Содружества», покупки книг и др. надобностей. Услугами кассы пользовался больше всего АНДРЕЕВСКИЙ, по*следние 30 руб. из кассы были отданы семье АНДРЕЕВСКОГО после его ареста.

В отношении связи «Содружества» с деятельностью «Братства Серафима Саровского», МОЛОЧКОВСКИЙ отрицает, что «Содружество» Братством руководило.
В «Содружестве» знали, что АНДРЕЕВСКИЙ имеет ученические кружки, что он заинтересовывает их преподобным Серафимом Саровским и воспитывает в старом духе. «Поведение его мы не одобряли, считая такую деятельность насилием над сырым человеческим материалом, каким являются его ученики, но АНДРЕЕВ*СКИЙ ставил себя в роли учителя и по отношению нас».

Отказываясь от дачи общей характеристики членов «Содружества» в отношении их политических убеждений, МОЛОЧКОВСКИЙ сообщает, что все мы люди религиозные, а лично я признаю исключительно власть бога».

Обвиняемый ФИННЕ, Виктор Николаевич, б. военный врач, до революции был комендантом военно-санитарного поезда им. Великой княжны Ольги Николаевны, после попытки отрицания существования «Содружества» сознался, что членами «Содружества», кроме АНДРЕЕВСКОГО, АЛЕКСЕЕВА-АСКОЛЬДОВА, его, ФИННЕ, МОЛОЧКОВСКОГО, СЛАНСКОГО и ШКОВЕРЫ, были еще ПАНОВ Николай Ал-дрович (ум. в 1927 г.) и ВАСМУТ Ал-др Ал-дрович, уехавший в 1924 г. заграницу. В «Содружестве» было известно о деятельности АНДРЕЕВСКОГО, создавшего ученические кружки. Члены «Содружества» посещали квартиру АНДРЕЕВСКОГО в дни собрания его учеников и лично он по предложению АНДРЕЕВСКОГО делал там доклады о творчестве Л. АНДРЕЕВА.

Не отрицая также факта денежной поддержки АНДРЕЕВСКОГО из денежного фонда «Содружества», ФИННЕ однако настаивает, что эти деньги АНДРЕЕВСКИЙ использовывал для себя лично, а не на нужды «Братства».

О СВОИХ ОТНОШЕНИЯХ К СОВВЛАСТИ ФИННЕ ОТКРОВЕННО ЗАЯВЛЯЕТ, ЧТО ОН СОВВЛАСТИ НЕ СОЧУВСТВУЕТ, ЧТО ОН С НЕЙ НИКОГДА НЕ ПРИМИРИТСЯ.

Уличенный в произнесении КОНТР-РЕВОЛЮЦИОННОЙ РЕЧИ НА НЕЛЕГАЛЬНОМ БАНКЕТЕ ВРАЧЕЙ от 10/II-27 г., ФИННЕ ДОПУСКАЕТ, ЧТО В ЭТОЙ РЕЧИ ОН ПРОИЗНЕС СЛОВА «ДА ЗДРАВСТВУЕТ АКАДЕМИЯ НАУК НЕ СОВЕТСКАЯ, А ИМПЕРАТОРСКАЯ», но просит принять во внимание, что он тогда находился в крайне возбужденном состоянии, после спора с врачом-коммунистом, в медицине ничего не понимающим (см. л.д.41) (спор с врачом был не на банкете).

В дальнейшем в процессе следствия выяснилось следующее:

Член «Содружества 5-ти», один из помощников АНДРЕЕВСКОГО по «Братству Серафима Саровского» б. профессор, уволенный из ЛГУ за антисоветские выступления, — АЛЕКСЕЕВ-АСКОЛЬДОВ, Сергей Алексеевич, одновременно входил в еще одну нелегальную организацию, существующую в Ленинграде, в течение нескольких лет, под названием «Воскресения», занимающуюся активной а/советской деятельностью.

АГЕНТУРНЫЕ СВЕДЕНИЯ О «ВОСКРЕСЕНЬИ»

Никаких подробностей о направлении этой организации никому в «Содружестве» известно не было, за исключением того, что в 1925 г. на одном из заседаний «Воскресенья» были приглашены руководитель «Братства» АНДРЕЕВСКИЙ, АЛЕКСЕЕВ-АСКОЛЬДОВ и б. пред. Всероссийского Союза Христ. Молодежи — член «Братства» — ОБНОВЛЕНСКИЙ для переговоров о слиянии «Братства» и «Воскресенья» и совместной работы; что во главе «Воскресенья» стоит быв. проповедник Александр Александрович МЕЙЕР и что это соглашение почему-то не состоялось.

К этому времени, после длительного агентурного наблюдения за жизнью и деятельностью Ленинградской правой интеллигенции были получены сведения, что в городе действительно существует какое-то нелегальное объединение а/советски настроенной интеллигенции, в которой видную роль играет б. преподаватель закрытого в 1926 г. духовно-пастырского училища12 , библиотекарь Публ. Библ. Александр Александрович МЕЙЕР и что это объединение организовалось следующим образом:

Вскоре после октябрьской Революции, некоторые ученые, последователи идеалистических течений в науке, профессора духовной Академии и бывшие общественные деятели, оказавшиеся отстраненными от преподавательской и общественной работы, устроились при содействии двух академиков в аппарате Ак. Наук, Публичн. Биб-ки, музеях, Академии Истории Материальной Культуры и т. д.

Не участвуя в общественной жизни и наблюдая за укреплением ненавистного им нового государственного строя, в конце 1917 г. в квартире одного из академиков члена ЦК кадетов, при участии проф. Гос. Ун-та (тоже кадета) Ивана Михайловича ГРЕВСА, собрались несколько человек для обсуждения вопроса, как сохранять чистоту русской интеллигенции «от влияния новых идей». В результате было признано желательным организовать встречи интеллигентных, одинаково мыслящих людей с таким расчетом, чтобы не нарушить старых традиций и, главным образом, сохранить свое влияние на своих бывших учеников, молодых ученых и подрастающую молодежь. Для опыта было решено связаться с проживающим в г. Москве бывшим князем Д. И. ШАХОВСКИМ, организовавшим там кружок молодежи из своих близких знакомых.

Результаты этих переговоров сказались сразу же. В ДЕКАБРЕ 1917 г. СОЗДАЕТСЯ МАЛЕНЬКИХ КРУЖОК (ядро) ИЗ ЧЛЕНОВ б. ПЕТРОГРАДСКОГО РЕЛИГИОЗНО-ФИЛОСОФСКОГО ОБЩЕСТВА — СОТРУДНИКОВ ПУБЛ. БИБЛИОТ. и АКАДЕМИИ НАУК: КАРТАШЕВА Антона Владимировича, БЫВ. МИНИСТРА ВРЕМЕН. ПРАВИТЕЛЬСТВА ПО ДЕЛАМ ВЕРОИСПОВЕДНИЙ, ПОЛОВЦОВОЙ КСЕНИИ АНАТОЛЬЕВНЫ, ДОЧЕРИ ПРИДВОРНОГО ЧИНОВНИКА (начальника архивов двора), МЕЙЕРА Ал-дра АЛЕКСАНДРОВИЧА, БЫВ. ДУХОВНОГО ПРОПОВЕДНИКА, ГРЕВСА ИВАНА МИХАЙЛОВИЧА, ПРОФЕССОРА УН-ТА, б. ОРЛОВСКОГО ПОМЕЩИКА, ФЕДОТОВА, ГЕОРГИЯ ПЕТРОВИЧА, УЧЕНИКА ГРЕВСА, и др., начинающих регулярно собираться на частных квартирах для обсуждения текущих политических событий в России.

В марте м-це 1918 г. кружок состоит уже из 18 чел. и ставится вопрос об общественной роли, задачах кружка. Тогда же выносится постановление об активной защите позиции кружка и ведении массовой работы. Для наиболее успешной работы среди населения было решено издавать периодический печатный журнал. За средствами остановки не было, и в марте был выпущен коллективный труд кружка —
№ 1 журнала социально-политического характера, названный «Свободные голоса» под редакцией А. А. МЕЙЕРА и Г. П. ФЕДОТОВА13 .

ЖУРНАЛ ПОЛНОСТЬЮ ОТРАЖАЛ ПОЗИЦИИ КРУЖКА, ОН ПРИЗЫВАЛ К БОРЬБЕ С БОЛЬШЕВИЗМОМ, ВЗЫВАЛ К ПАТРИОТИЧЕСКИМ ЧУВСТВАМ РУССКОЙ ИНТЕЛЛИГЕНЦИИ, ПОБУЖДАЯ ЕЕ К ОБЪЕДИНЕНИЮ ВО ИМЯ СПАСЕНИЯ РОДИНЫ.

В июне выходит следующий номер журнала, носящий такой же характер, после чего журнал прекращает свое существование, Т. К. РУКОВОДИТЕЛИ КРУЖКА НАШЛИ БОЛЕЕ ЦЕЛЕСООБРАЗНЫМ ПЕРЕЙТИ К РАБОТЕ МЕНЕЕ ЗАМЕТНОЙ ДЛЯ ВЛАСТИ, ПРИДЕРЖИВАЯСЬ МЕТОДА ИНДИВИДУАЛЬНОЙ и ГРУППОВОЙ РАБОТЫ, ПОЛЬЗУЯСЬ ЛЕГАЛЬНЫМИ И НЕЛЕГАЛЬНЫМИ ВОЗМОЖНОСТЯМИ.

Взяв новый курс, кружок свою деятельность начал проводить более осторожно, принимая меры к сохранению существования кружка в тайне. В конце 1919 г. на одном из очередных заседаний кружка, достигавшего к тому времени 25—30 чел., КОНСПИРАТИВНЫЙ ХАРАКТЕР КРУЖКА ПОДЧЕРКИВАЕТСЯ ЕЩЕ РАЗ И ОН ПОЛУЧАЕТ НАЗВАНИЕ «ВОСКРЕСЕНЬЯ» КАК СИМВОЛ ВОСКРЕСЕНИЯ, ВОЗРОЖДЕНИЯ РОССИИ.

В 1923 г. в Ленинграде за ряд антисоветских выступлений закрывается вольно-философская ассоциация14 , ставшая играть контрреволюционную роль. Наиболее непримиримые, активно выступавшие против Соввласти ее члены арестовываются и высылаются. Некоторые из них (профессора КАРСАВИН, ЛАПШИН, ЛОССКИЙ и др.) высылаются совершенно за пределы РСФСР, другие уезжают за границу сами и более не возвращаются.

ДО ЭТОГО ТАКЖЕ УЕЗЖАЕТ ВО ФРАНЦИЮ АНТОН ВЛАДИМИРОВИЧ КАРТАШЕВ, КОТОРЫЙ ПО ПРИЕЗДЕ В ПАРИЖ СРАЗУ НАЧИНАЕТ ИГРАТЬ КРУПНУЮ ПОЛИТИЧЕСКУЮ РОЛЬ СРЕДИ ЭМИГРАНТОВ, ПОДНИМАЯ БОЛЬШУЮ КАМПАНИЮ ПРОТИВ СОВ.ПРАВИТЕЛЬСТВА. В ДАЛЬНЕЙШЕМ КАРТАШЕВ ИЗБИРАЕТСЯ В ПРЕДСЕДАТЕЛИ НАЦИОНАЛЬНОГО КОМИТЕТА РУССКИХ ЭМИГРАНТОВ, ПРЕДСЕДАТЕЛЕМ РУССКОЙ ЭМИГРАНТСКОЙ ДУХОВНОЙ АКАДЕМИИ В ПАРИЖЕ И В СОСТАВ РЕДАКЦИИ БЕЛО-ЭМИГРАНТСКОГО ЖУРНАЛА «БОРЬБА ЗА РОССИЮ», издающийся на русском языке в Париже.

После закрытия «Вольфила» легальные возможности «Воскресенья» сократились. (Вольфила использовалась как место встречи и отбора новых лиц для вербовки). Кроме этого потребовались новые меры предосторожности от провала. Из этих соображений в начале 1924 г. принимается решение собираться не всем сразу, а маленькими группами в разных квартирах, после чего собрания устраиваются не только на квартире К. А. ПОЛОВЦЕВОЙ, но и в квартирах ФЕДОТОВА, Георгий Петровича, СМОТРИЦКОГО Павла Фомича, ВАСИЛЬЕВА Павла Дмитриевича и ПИГУЛЕВСКИХ. ИЗ ОСТОРОЖНОСТИ ПРИНИМАЕТСЯ РЕШЕНИЕ, НЕ ПОСВЯЩАТЬ ВНОВЬ ПОСТУПАЮЩИХ В ОБЪЕДИНЕНИЕ ЛИЦ В СУЩЕСТВОВАНИЕ «ВОСКРЕСЕНЬЯ», ДЛЯ ЧЕГО ВЫРАБАТЫВАЕТСЯ ПЛАН, СОГЛАСНО КОТОРОГО НА НЕКОТОРЫХ ЧЛЕНОВ «ВОСКРЕСЕНЬЯ» ВОЗЛАГАЕТСЯ ОБЯЗАННОСТЬ СОЗДАНИЯ САМОСТОЯТЕЛЬНЫХ КРУЖКОВ ПО ПОДГОТОВКЕ НОВЫХ ЛИЦ, НАМЕЧЕННЫХ ДЛЯ ВВЕДЕНИЯ В СОСТАВ «ВОСКРЕСЕНЬЯ».

По этому плану вскоре удачно создаются кружки: СМОТРИЦКИЙ П. Ф. из студентов Университета, служащих Геолкома, художников — своих близких знакомых, ГРЕВС Иван Михайлович из своих б. учеников по Университету и ФЕДОТОВ из университетских товарищей.

МЕЙЕРУ удается организовать два кружка — один из студентов Ин-та им. Лесгафта, другой из учеников Богословского-пастырского училища, где он устроился в качестве преподавателя. Для видимости в кружках в первое время занимаются религиозно-философскими предметами и только вскользь затрагиваются вопросы социальные, с критикой распоряжений Соввласти. Общая линия руководство созданными кружками исходит от «Воскресенья», где кружководы обмениваются опытом работы, вырабатывая по условиям времени новые формы. КАК ПРАВИЛО В КРУЖКИ ВОВЛЕКАЮТСЯ ЛЮДИ ИНТЕЛЛИГЕНТНЫЕ, РЕЛИГИОЗНЫЕ, ОСТРО ЧУВСТВУЮЩИЕ ГНЕТ СОВРЕМЕННОГО СТРОЯ, ЗАПРЕТИВШЕГО СВОБОДУ СЛОВА и СОБРАНИЙ, ЖАЖДУЩИЕ ВЫСКАЗЫВАТЬСЯ В КРУГУ БЛИЗКИХ ЛЮДЕЙ.

Удачно организует кружок с хорошим подбором участников, также Иван Михайлович ГРЕВС, привлекший к этой идее свою бывшую ученицу, консультантку рукописного отдела Ленингр. Гос. Публ. Библ. ДОБИАШ-РОЖДЕСТВЕНСКУЮ Ольгу Антоновну, которая, не подозревая об истинных намерениях своего учителя ГРЕВСА и думая заняться только историей средних веков, втягивает в этот кружок целую группу своих бывших учеников по Университету, вычищенных при чистке ВУЗ’ов в 1924 г. Сама Ольга Антоновна ДОБИАШ-РОЖДЕСТВЕНСКАЯ сходится во мнениях с ГРЕВСОМ в том смысле, что Соввласть недооценивает науку, что действительно нужно создать кружок молодежи для занятий с ними, хотя по их специальности Историей средних веков, чтобы она тоже не подвергалась искажению.
К тому же она чувствовала необходимость заниматься с учениками, т. к. к этому времени была Советом Университета вовсе отстранена от работы за преподавание в идеалистическом духе.

После достигнутого соглашения с ДОБИАШ-РОЖДЕСТВЕНСКОЙ кружок этот быстро вырос до 25 чел. из быв. учеников ГРЕВСА и ДОБИАШ-РОЖДЕСТВЕНСКОЙ, окончивших Университет в первые годы после революции, во время гражданской войны или исключенных из ВУЗ’ов при чистке, сохранивших свое идеалистическое мировоззрение и лишенных возможностей продолжать свою научную работу в ВУЗ’ах.

В 1925 г. кружок под руководством ГРЕВСА и ДОБИАШ-РОЖДЕСТВЕНСКОЙ переходит также к занятиям религиозно-философскими предметами и проявляет интерес к русским бело-эмигрантам. Наиболее выявленные ученики к этому времени переводятся в состав «Воскресенья», к ним относятся с особенной заботой и пользуясь своим положением и связями руководители устраивают их на различные должности в Публ. Библиот. (Польскую комиссию) или средние учебные заведения, где в качестве преподавателей они начинают вести соответствующую воспитательную работу среди школьной молодежи.

В том же году «Воскресенье» ставит вопрос о смене, необходимости работы над молодежью с более раннего возраста, т. к. попадающие в ВУЗ’ы воспитанники советских школ очень трудно поддаются обработке, причем чем дальше, тем меньше можно рассчитывать на эту молодежь. Руководители «Воскресенья» решают для опыта устроить несколько нелегальных кружков школьной молодежи для занятия с ними по закону божьему.

Эту обязанность берет на себя сам МЕЙЕР, проводящий это постановление в жизнь через членов своего кружка, составленных из студентов последних курсов Ин-та им. Лесгафта, которые успели уже к этому времени окончить Ин-т и устроиться учительницами в школы 1 и 2-й ступени.

Повидимому кружок МЕЙЕРА из лесгафтовцев был наиболее удачным, т. к. из него чаще всего переводили в состав «Воскресенья» новых окончательно выявленных, обработанных людей. Он был наиболее дисциплинированным, «жизненным», с выработанным уставом, причем существовал он под названием «Содружество».

О другом кружке МЕЙЕРА говорили, что он находится только в зачаточном состоянии, что он занимается пока только философией религии. Не ограничиваясь этими кружками, МЕЙЕР все свободное время посвящает поискам подходящих людей, восстанавливает старые связи по «Вольфила» и организует отдельные циклы докладов в квартирах б. баронессы Марии Михайловны ТАУБЕ, монахини Эликониды Александровны ЗЫКОВОЙ, б. слушательницы Богословских курсов Ольги Николаевны ЛУГОВОЙ, на которые приглашает большое количество людей, являющихся средой для выбора МЕЙЕРОМ подходящих людей для своих кружков.

СМОТРИЦКИЙ свой кружок строит в первое время не особенно удачно, однако постепенно подбирается тоже постоянный состав, регулярно собирающийся один раз в неделю для заслушания очередных докладов, приближающихся все больше и больше к основным идеям «Воскресенья». В этом кружке, как и в других, конспирации уделяется большое внимание. ЧЛЕНАМ КРУЖКА ЗАПРЕЩАЕТСЯ ГОВОРИТЬ ПО ТЕЛЕФОНУ ИЛИ ЗАПИСЫВАТЬ АДРЕСА И ФАМИЛИИ СВОИХ СОЧЛЕНОВ. РАСХОДЯТСЯ СОБИРАЮЩИЕСЯ ПО ОДИНОЧКЕ, ЧТОБЫ НЕ ВОЗБУДИТЬ ПОДОЗРЕНИЯ ДВОРНИКА. СВОЙ КРУЖОК СМОТРИЦКИЙ НАЗЫВАЕТ «КУЛЬТУРНЫЙ УГОЛОК».

ПОСЛЕ 1923 г. НА СОБРАНИЯХ «ВОСКРЕСЕНЬЯ» ВСЕ ЧАЩЕ ВОЗНИКАЮТ РАЗГОВОРЫ О НАСТРОЕНИЯХ РУССКИХ ЭМИГРАНТОВ, ПОНЕМНОГУ ПОЯВЛЯЕТСЯ БЕЛОГВАРДЕЙСКАЯ ЗАРУБЕЖНАЯ ЛИТЕРАТУРА, ПОДВЕРГАЮЩАЯСЯ ДЕТАЛЬНОМУ ОБСУЖДЕНИЮ. ИЗ КАКИХ-ТО ИСТОЧНИКОВ МЕЙЕР ПОЛУЧАЕТ СТАТИСТИКУ О КОЛИЧЕСТВЕ ВЫПУЩЕННОЙ В ЕВРОПЕ ИДЕАЛИСТИЧЕСКОЙ И МАТЕРИАЛИСТИЧЕСКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ, ВСЕ СЧИТАЮТ, ЧТО БОРЬБА ТОЛЬКО РАЗГОРАЕТСЯ И ЧТО «ПОБЕДА ХРИСТА НАД АНТИХРИСТОМ ВО ВСЕМ МИРЕ ПРИДЕТ ЧЕРЕЗ ВОСКРЕСШУЮ РОССИЮ».

ЕЩЕ БОЛЬШЕ ИНТЕРЕСА К ЭМИГРАЦИИ «ВОСКРЕСЕНЬЕ» НАЧАЛО ПРОЯВЛЯТЬ С КОНЦА 1923 г., КОГДА СНОВА НЕСКОЛЬКО ЧЛЕНОВ «ВОСКРЕСЕНЬЯ» УЕЗЖАЮТ ЗАГРАНИЦУ И ТОЖЕ БОЛЬШЕ НЕ ВОЗВРАЩАЮТСЯ.

В 1924 г. на одном из заседаний «Воскресенья» присутствует какой-то приезжий француз, проявивший большой интерес к деятельности «Воскресенья», о которой подробно рассказывал ему на французском языке Ив. Мих. ГРЕВС.

В НАЧАЛЕ 1925 г. УЕЗЖАЕТ ЗАГРАНИЦУ НА ВРЕМЯ, ЯКОБЫ, ПО БОЛЕЗНИ И ТАКЖЕ БОЛЬШЕ НЕ ВОЗВРАЩАЕТСЯ ОДИН ИЗ ОСНОВНЫХ ОРГАНИЗАТОРОВ И РУКОВОДИТЕЛЕЙ «ВОСКРЕСЕНЬЯ» — ГЕОРГИЙ ПЕТРОВИЧ ФЕДОТОВ. ПО ПРИЕЗДЕ ЕГО В ПАРИЖ, ФЕДОТОВ ТАК ЖЕ КАК И КАРТАШЕВ ВЫСТУПАЕТ С РЯДОМ КЛЕВЕТНИЧЕСКИХ ЗАЯВЛЕНИЙ В ПУБЛИЧНЫХ ЛЕКЦИЯХ И В ПЕЧАТИ ПО АДРЕСУ СОВ. ПРАВИТЕЛЬСТВА И КОММУНИСТИЧЕСКОЙ ПАРТИИ.

С отъездом ФЕДОТОВА деятельность «Воскресенья» под влиянием МЕЙЕРА вновь перестраивается. Он выступил с большим докладом о том, что малочисленное «Воскресенье» не может уберечь от проникновения антирелигиозной пропаганды даже в среду той молодежи, которая казалось бы уже находится в сфере влияния «Воскресенья». Еще раз был поставлен вопрос о резервах, смене и серьезности «Воскресенья».

В результате долгих споров большинство согласилось с МЕЙЕРОМ, проповедывавшим идею создания общего фронта против врага всех религий — атеизма. На этом основании был разрешен доступ в «Воскресенье» наравне с православными людями других вероисповеданий, если только они подойдут под остальные требования «Воскресенья».

Однако на этой почве скоро наметились разногласия, со стороны группы лиц, заявивших о своем отказе от общей молитвы, устраивавшихся до начала всех собраний «Воскресенья», если на них будут присутствовать неправославные.

Убеждения МЕЙЕРА, что принятая еврейка не может помешать общей молитве, т. к. она солидарна с православием и дала обещание креститься — не помогли и группа до 10 чел. непримиримых перестала участвовать в общей молитве, собираясь для этой цели отдельно в своих квартирах.

Активная работа «Воскресенья» не прекращается, каждому члену Объединения дается задание использовать всякие возможности для агитации против культурно-религиозной политики Соввласти и наблюдать за лицами, сочувственно относящихся к этой агитации, которых подвергать дальнейшей обработке. Кроме этого «Воскресенье» организовало печатание на пиш. машинках и распространение среди знакомых различных докладов и произведений членов «Воскресенья» (антисоветского характера). Обязанности по «Воскресенью» уехавшего ФЕДОТОВА были переданы СМОТРИЦКОМУ, Павлу Фомичу.

Плановая работа «Воскресенья», задержавшаяся из осторожности на короткое время (после ликвидации ГПУ в ЛВО монархического кружка школьной молодежи, существовавшего под руководством Ксении Михайловны МИЛОРАДОВИЧ, в котором принимал активное участие также и Иван Мих. ГРЕВС, в июне 1927 г. и в начале 1928 г. во время следствия по делу «Братство Серафима Саровского») должна была восстановиться к концу 1928 г., когда имелось в виду перейти к более активной работе.

ПРОВАЛЫ КРУЖКА МИЛОРАДОВИЧ И «БРАТСТВА СЕРАФИМА САРОВСКОГО» ЗАСТАВИЛО «ВОСКРЕСЕНЬЕ» УДЕЛИТЬ БОЛЬШЕ ВНИМАНИЯ ВОПРОСАМ КОНСПИРАЦИИ, ПРОВОДИЛСЯ СПЕЦИАЛЬНЫЙ ИНСТРУКТАЖ И БЫЛА СВЕДЕНА ОБЩАЯ ФОРМА ПОВЕДЕНИЯ ДЛЯ УЧАСТНИКОВ ВСЕХ КРУЖКОВ, В СЛУЧАЕ ИХ ПРОВАЛА И ВОЗНИКНОВЕНИЯ СЛЕДСТВИЯ.

ДАННЫЕ СЛЕДСТВИЯ

Установив на основании вышеизложенного существование в Ленинграде широко разветвленной, нелегальной антисоветской организации, активно действующей против Соввласти, состоявшей также в связи через посредство АЛЕКСЕЕВА-АСКОЛЬДОВА Сергея Алексеевича с «Братством Серафима Саровского», оказавшимся после ликвидации организацией, поставившей себе целью воспитание школьной и ВУЗ’овской молодежи в монархическом духе, в конце декабря 1928 г. в январе 1929 года и позже с целью ликвидации «Воскресенья» и всей его сети кружков были арестованы наиболее активные его члены в количестве 61 человека.

Произведенными обысками у арестованных БЫЛИ ОБНАРУЖЕНЫ РАЗЛИЧНЫЕ МАТЕРИАЛЫ АНТИСОВЕТСКОГО СОДЕРЖАНИЯ, НАПЕЧАТАННЫЕ НА ПИШУЩИХ МАШИНКАХ, БЕЛОГВАРДЕЙСКИЕ ЭМИГРАНТСКИЕ ГАЗЕТЫ И ПЕРЕПИСКА, СВИДЕТЕЛЬСТВУЮЩАЯ О СУЩЕСТВОВАНИИ В ЛЕНИНГРАДЕ НЕЛЕГАЛЬНОЙ АНТИСОВЕТСКОЙ ОРГАНИЗАЦИИ С СЕТЬЮ ЯЧЕЕК И
О НАМЕРЕНИИ ЭТОЙ ОРГАНИЗАЦИИ СОЗДАТЬ ТАКИЕ ЖЕ ЯЧЕЙКИ
В гор. МОСКВЕ.

В первое время, после ареста, на предварительном следствии почти ВСЕ АРЕСТОВАННЫЕ ОТКАЗАЛИСЬ ОТ ДАЧИ ПОКАЗАНИЙ ПО СУЩЕСТВУ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ «ВОСКРЕСЕНЬЯ» И ЕГО ДРУГИХ КРУЖКОВ И ТОЛЬКО ПОСЛЕ ПРЕДЪЯВЛЕНИЯ КАЖДОМУ В ОТДЕЛЬНОСТИ ИЗОБЛИЧАЮЩИХ ДОКУМЕНТОВ, АРЕСТОВАННЫЕ, ПОНЯВ БЕСПОЛЕЗНОСТЬ ПОЛНОГО ОТРИЦАНИЯ, ИЗМЕНИЛИ СВОЕ ПОВЕДЕНИЕ, ОГРАНИЧИВАЯСЬ ОДНАКО ПРИЗНАНИЕМ ЛИЧНОЙ ПРИНАДЛЕЖНОСТИ К «ВОСКРЕСЕНЬЮ» ИЛИ ТОМУ ИЛИ ИНОМУ ЕГО КРУЖКУ И ОСТАЛИСЬ ПРИ ПЕРВОМ РЕШЕНИИ НЕ ПОКАЗЫВАТЬ НИКАКИХ ПОДРОБНОСТЕЙ.

Из показаний части арестованных БАХТИНА, Всеволода Владимировича, ИВАНОВА Евгения Павловича, СМОТРИЦКОГО Павла Фомича и др. согласившихся давать показания (с условием не называть личностей и мест собраний), выяснилось, что «Воскресенье» со всеми своими кружками существовало до последнего дня его ликвидации, что последние собрания происходили в квартирах ПОЛОВЦЕВОЙ и СМОТРИЦКОГО 2 и 4/XII-28 г., которые были созваны после 4-х месячного перерыва с целью возобновления занятий. В дальнейшем после ряда вопросов, показаниями арестованных устанавливается картина деятельности «Воскресенья» и всех кружков за все время, при этом показаниями арестованных вполне подтверждаются все изложенные выше сведения, полученные ранее из агентурных источников. Кроме этого устанавливаются следующие подробности: руководители «Воскресенья» объединились и заняли резко враждебные Советам позиции сразу же после Октябрьской Революции.

В январе 1918 г. группа оформилась как активная единица, считавшая Октябрьский переворот черными днями в истории России, подвергающейся разорению ее неверными сынами-изменниками родины.

Победа большевиков рассматривалась как временная узурпация власти безответственной кучкой вооруженных людей, творящих волю второй или третьей державы (вторая держава Германия, третьей державой считался Интернационал). К этому времени к группе примкнули: АНЦЫФЕРОВ Н. П., СТЕБНИЦКАЯ-ПИГУЛЕВСКАЯ Н. В., ТИЛИЧЕЕВА-ОТТЕН Е. О., РОЖДЕСТВЕНСКАЯ, ЛЕВИЦКАЯ Т. П., НЕЧАЕВА Е. Н., АНЦЫФЕРОВА П. Н., БАТУРИНА С. А., ВАСИЛЬЕВ В. Д., ПИГУЛЕВСКИЙ Г. В., СМИРНОВ А. П., ГЕОРГИЕВСКИЙ М. А., ШИЛОВ И. А., МАРТЬЯНОВА М. Н., МАРКУС С. М. и друг.

В ЭТОМ СОСТАВЕ НА ЕЖЕНЕДЕЛЬНЫХ СОБРАНИЯХ ЗАСЛУШИВАЛИСЬ ДОКЛАДЫ ПОЛИТИЧЕСКОГО ХАРАКТЕРА О ТЕКУЩИХ СОБЫТИЯХ, О РАБОТЕ БОЛЬШЕВИКОВ И ОБ ОБЩЕМ ПОЛОЖЕНИИ В СТРАНЕ. ДОКЛАДЧИКИ ПРИЗЫВАЛИ К ВЕРНОСТИ РОДИНЕ, ПРОТИВ КЛАССОВОЙ БОРЬБЫ, РАЗРУШАЮЩЕЙ НАЦИОНАЛЬНОЕ ЕДИНСТВО. ИХ ДОКЛАДЫ СТЕНОГРАФИРОВАЛИСЬ, БЫСТРО РАЗМНОЖАЛИСЬ НА ПИШУЩИХ МАШИНКАХ И РАСПРОСТРАНЯЛИСЬ СРЕДИ НАСЕЛЕНИЯ.

Обвиняемый АНЦИФЕРОВ, Николай Павлович, говоря о целях «Воскресенья», сообщает, что основной задачей группы было создание широкого общественного движения против большевиков.

В марте 1918 г. руководители «Воскресенья» получили большую сумму денег от инженера БРУСОВА, которая использовалась на создание печатного периодического «социально-политического» журнала с большим тиражем.

Издание «1 печатного журнала, названного «Свободные голоса» под редакцией МЕЙЕРА и ФЕДОТОВА в апреле 1918 г. ЯВИЛОСЬ ПЕРВЫМ БОЛЬШИМ ОТКРЫТЫМ ВЫСТУПЛЕНИЕМ ГРУППЫ ПРОТИВ УСТАНОВИВШЕЙСЯ СОВВЛАСТИ С ПРОВОЗГЛАШЕНИЕМ СВОЕЙ ПРОГРАММЫ И ЗАДАЧ (см. веществ. доказательства л. д. 2—4, том IV).

ЧЕРЕЗ «СВОБОДНЫЕ ГОЛОСА» ГРУППА ОБРАТИЛАСЬ К «РУССКИМ ЛЮДЯМ» С ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕМ, что «РОДИНА В ОПАСНОСТИ», «ОТЕЧЕСТВО НА КРАЮ ГИБЕЛИ», С ТРЕБОВАНИЕМ К РУССКОЙ ИНТЕЛЛИГЕНЦИИ ПРОБУДИТЬСЯ К ВЕРЕ И ВЫЯВИТЬ «СЛОВО РУССКОЕ» и ОБЪЕДИНИТЬСЯ ПРОТИВ БОЛЬШЕВИКОВ ЗА СОЗДАНИЕ НОВОЙ ГОСУДАРСТВЕННОЙ И ХОЗЯЙСТВЕННОЙ ПЛОТИ (ст. Анцыферова — «РОССИЯ И БУДУЩЕЕ»), В ЖУРНАЛЕ «СВОБОДНЫЕ ГОЛОСА» № 1).

В статье «Лицо России», этого же номера журнала, Г. П. ФЕДОТОВ ПРОВОЗГЛАШАЯ ЗАДАЧИ организовавшейся группы, говорит следующее:

«К РОССИИ ПРИБЛИЗИЛАСЬ СМЕРТЬ, ОТВЕРНУВШИСЬ ОТ ЦАРИЦЫ, МЫ ВОЗВРАЩАЕМСЯ К СТРАДАЛИЦЕ, К МУЧЕНИЦЕ, К РАСПЯТОЙ. МЫ ДАЕМ ОБЕТ ЖИТЬ ДЛЯ ЕЕ ВОСКРЕСЕНИЯ».

ДАЛЬШЕ ФЕДОТОВ ЗАЯВЛЯЕТ: «ЕСЛИ РОССИЯ ДЕЙСТВИТЕЛЬНО ПАЛА НАВЕКИ, ТОГДА МЫ БУДЕМ С ЛОПАТОЙ В РУКЕ РЫТЬСЯ В ЕЕ МОГИЛАХ, ЧТОБЫ СПАСТИ ДЛЯ МИРА ОСТАНКИ БОЖЕСТВЕННОЙ КРАСОТЫ, ИЛИ МЫ УЙДЕМ НА ЧУЖБИНУ, ИСПЫТЫВАТЬ ТОСКУ ПО РОДИНЕ».

Усматривая большую опасность для России в измене союзникам, в братании солдат на фронте, МЕЙЕР в статье «Интернационал и Россия», этого же журнала, заявляет:

«МАГИЯ ИНТЕРНАЦИОНАЛИСТИЧЕСКИХ ЛОЗУНГОВ, ПОДКРЕПЛЯЕМАЯ УСТАЛОСТЬЮ НАСЕЛЕНИЯ, ПРИВЕЛА К РАЗВАЛУ АРМИИ И К ТОРЖЕСТВУ НЕПРОШЕННЫХ ГОСТЕЙ. ИНТЕРНАЦИОНАЛ ОКАЗАЛСЯ НОВОЙ ДЕРЖАВОЙ, ВМЕШАВШЕЙСЯ В ВОЙНУ, СОЮЗНИЦЕЙ ГЕРМАНИИ, ЯВЛЯЮЩЕЙСЯ КРЕПКИМ ОПЛОТОМ ВСЕЙ ЕВРОПЕЙСКОЙ СОЦИАЛЬНОЙ РЕАКЦИИ. ЛОЗУНГИ ИНТЕРНАЦИОНАЛА НЕПРИМИРИМЫ С ПОНИМАНИЕМ НАЦИОНАЛЬНОЙ КУЛЬТУРЫ И ЛЮБОВЬЮ К РОДИНЕ. «ЕДИНСТВО ТРУДЯЩИХСЯ ВСЕХ СТРАН» БАЗИРУЕТСЯ НА НАЦИОНАЛЬНОМ ОБЕЗЛИЧЕНИИ, НА ОСЛАБЛЕНИИ ЛЮБВИ К НАЦИИ, НА УГАСАНИИ ПАФОСА К ЛИЧНОМУ И ЯВЛЯЕТСЯ ПОЛНЫМ ОТРИЦАНИЕМ НАЦИОНАЛЬНОГО ЛИЦА. ТОЛЬКО РЕЛИГИОЗНОЕ ПОНИМАНИЕ ИСТОРИИ МОГЛО БЫ ДАТЬ ВЫХОД ИЗ ПРОТИВОРЕЧИЯ МЕЖДУ НАЦИЯМИ. ДО ТЕХ ПОР ПОКА СОЦИАЛИЗМ НЕ ПОДЧИНИТ СВОЮ ОБЩЕСТВЕННУЮ ИДЕОЛОГИЮ РЕЛИГИОЗНОЙ ИДЕЕ ЛИЧНОСТИ, ОН БУДЕТ СЛУЖИТЬ, ЦЕЛЯМ ЧУЖДЫМ ЕГО СОБСТВЕННОЙ ПРАВДЕ. ИНТЕРНАЦИОНАЛ — ЭТО СУРРОГАТ ВЕЛИКОГО ВСЕЛЕНСКОГО БРАТСТВА, КОТОРЫЙ, СОБЛАЗНЯЯ МАЛЫХ СИХ ПРАВДОЙ МИРА И ЕДИНЕНИЯ, ДЕЛАЕТ ИЗ СЕБЯ ОСОБУЮ ДЕРЖАВУ, ПОДДАННЫЕ КОТОРОЙ НЕИЗБЕЖНО СТАНОВЯТСЯ ИЗМЕННИКАМИ ДЕЛУ НАЦИОНАЛЬНОГО И ВСЯКОГО ВООБЩЕ ТВОРЧЕСТВА».

Далее в статье «О путях к возрождению» МЕЙЕР предупреждает граждан не увлекаться гражданскими торжествами, они являются подменой таинства встречи человека с божеством.

ЗАДАЧА ПРОБУЖДЕНИЯ ЛУЧШИХ ЛЮДЕЙ НАРОДА — РУССКОЙ ИНТЕЛЛИГЕНЦИИ — «ВОСКРЕСЕНИЕ РОДИНЫ», ВОЗРОЖДЕНИЕ ПОДЛИННОЙ ВЕРЫ, СТАНОВЯТСЯ ИДЕАЛАМИ ОРГАНИЗОВАВШЕЙСЯ ГРУППЫ.

ПОД ЭТИМИ ЛОЗУНГАМИ скоро стекаются новые лица и ГРУППА ОФОРМЛЯЕТСЯ В ОРГАНИЗАЦИЮ ПОД СИМВОЛИЧЕСКИМ НАЗВАНИЕМ «ВОСКРЕСЕНЬЕ».

После выхода № 2 журнала «Свободные голоса», в июне 1918 г. группа решает прекратить его издание, чтобы больше не возбуждать к себе интереса со стороны большевиков. ИЗБИРАЕТСЯ НОВЫЙ МЕТОД БОРЬБЫ СКРЫТЫЙ.

На первый съезд ученых в Москве в начале 1919 г. «Воскресенье» делегирует также и своих представителей — КАРТАШЕВА и АНЦИФЕРОВА, едущих официально как бы от Лен. Ун-та. Они обязаны были выяснить настроение съехавшихся в Москву делегатов — представителей многих ВУЗ’ов многих городов, провести с ними беседы и распространить «Свободные голоса». После возвращения из Москвы информировавший о результатах съезда АНЦИФЕРОВ сообщил, что ему удалось распространить «свободные голоса», разговаривать с делегатами, но они отзывались об идеях, развиваемых в журнале, иронически.

КАРТАШЕВ ПОСЛЕ ЭТОГО СЪЕЗДА ПОЧУВСТВОВАЛ МАЛО ПОЧВЫ ДЛЯ РАБОТЫ В РОССИИ. В НАЧАЛЕ 1920 г. ОН ЭМИГРИРУЕТ В ПАРИЖ, ГДЕ СРАЗУ ЖЕ НАЧИНАЕТ БОЛЬШУЮ КАМПАНИЮ ПРОТИВ СССР, ВЫСТУПАЯ ПУБЛИЧНО И В ПЕЧАТИ С ПРИЗЫВАМИ К ПРОДОЛЖЕНИЮ ВООРУЖЕННОЙ БОРЬБЫ С СОВВЛАСТЬЮ.

В это же время Бурцевская газета «Общее дело» (18 сент. 1920 г.) в статье о политических заключенных в Бутырской тюрьме сообщает, что в России усиливается религиозное движение среди интеллигенции и рабочих и что во главе этого движения стоят ЛОССКИЙ, МЕЙЕР и КАРСАВИН.

С тех пор «Воскресенье» переносит свой интерес к русской эмиграции, связывая свои действия с настроениями русских заграницей.

В ПАРИЖЕ КАРТАШЕВ БЫСТРО ПРИОБРЕТАЕТ БОЛЬШУЮ ПОПУЛЯРНОСТЬ, ОН ИЗВЕСТЕН, КАК БЫВШ. ОБЕР-ПРОКУРОР СИНОДА И МИНИСТР ПО ДЕЛАМ ВЕРОИСПОВЕДАНИЙ ВРЕМЕННОГО ПРАВИТЕЛЬСТВА И ИЗБИРАЕТСЯ В ПРЕДСЕДАТЕЛИ ЭМИГРАНТСКОГО НАЦИОНАЛЬНОГО КОМИТЕТА, А ПОЗЖЕ ПРЕДСЕДАТЕЛЕМ ЭМИГРАНТСКОЙ ДУХОВНОЙ АКАДЕМИИ И ЧЛЕНОМ РЕДАКЦИИ ЖУРНАЛА «БОРЬБА ЗА РОССИЮ».

В КАЧЕСТВЕ СОРЕДАКТОРА ЭТОГО ЖУРНАЛА, КАРТАШЕВ ПРИДАЕТ ЕМУ ТОН «СВОБОДНЫХ ГОЛОСОВ», ПРЕКРАТИВШИХ СВОЕ СУЩЕСТВОВАНИЕ В Л-ДЕ. КАЖДОЕ СОБЫТИЕ ЗАГРАНИЦЕЙ И ВНУТРИ СОВЕТСКОГО СОЮЗА, КАЖДЫЙ РЕЛИГИОЗНЫЙ ПРАЗДНИК, КАРТАШЕВ СВЯЗЫВАЕТ С ИДЕЕЙ «ВОСКРЕСЕНИЯ» РОССИИ, ВОЗРОЖДЕНИЯ ВЕРЫ, ЛЮБВИ К РОДИНЕ, КОТОРАЯ ВОСКРЕСИТ БЫЛОЕ ВЕЛИКОЛЕПИЕ И ЛИКУЮЩУЮ СИЛУ РОССИИ» (см. л. д. 36, 37, 38 том IV).

КАРТАШЕВ так же, как и «Воскресенье» считает, что ВОСКРЕСЕНИЕ РОССИИ ПРИДЕТ НЕ ЧЕРЕЗ ТУ ИЛИ ИНУЮ ПАРТИЮ, А ЧЕРЕЗ ОБЪЕДИНЕНИЕ ВСЕХ здоровых элементов нации; их первой задачей является беспощадная борьба с большевизмом, чтобы ускорить его гибель.

Мысли КАРТАШЕВА находящие оформление в «борьбе за Россию» в воззваниях Национального Комитета эмигрантов, публичных выступлениях или в лекциях эмигрантской духовной академии, почти постоянно являются идентичными идеям «Воскресенья»; вместе с этим действия «Воскресенья», как активной антисоветской организации, солидаризуются с поразительной точностью, насколько позволяют окружающие условия и рамки конспирации, с предложениями КАРТАШЕВА.

ВСЕ ЧАЩЕ И ЧАЩЕ ЧЛЕНЫ «ВОСКРЕСЕНЬЯ» СЛУШАЮТ СООБЩЕНИЯ О ЖИЗНИ РУССКИХ ЗАГРАНИЦЕЙ, ОБ ИХ НАСТРОЕНИИ И ДЕЯТЕЛЬНОСТИ В ПАРИЖЕ КАРТАШЕВА. МЕЙЕР, ДЕЛАЯ СООБЩЕНИЯ О БОРЬБЕ ДВУХ МИРОВ ХРИСТА И АНТИХРИСТА И ПРИВОДЯ СТАТИСТИЧЕСКИЕ СВЕДЕНИЯ О КОЛИЧЕСТВЕ ВЫПУСКАЕМОЙ ИДЕАЛИСТИЧЕСКОЙ И МАТЕРИАЛИСТИЧЕСКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ ЗАГРАНИЦЕЙ, ПРИХОДИТ К НЕИЗБЕЖНОМУ ВЫВОДУ, ЧТО «ЕЩЕ НЕМНОГО БОРЬБЫ, И ГРЯДУЩАЯ ПОБЕДА ХРИСТА НАД АНТИХРИСТОМ НЕМИНУЕМА, ПРИЧЕМ ПРИДЕТ ОНА ЧЕРЕЗ РОССИЮ».

«ВОСКРЕСЕНЬЕ» ИМЕЛО ТАКЖЕ ЗАГРАНИЧНУЮ ЛИТЕРАТУРУ И ЦЕЛЫЕ ГАЗЕТЫ.

После 23 года закрытие в Ленинграде как контр-революционного гнезда вольно-философской ассоциации и высылка из Ленинграда многих ее членов за антисов. деятельность заставило «Воскресенье» насторожиться и перестроить всю свою деятельность. Многочисленные собрания «Воскресенья», происходящие еженедельно на частных квартирах, признаются опасными, они заменяются собраниями с составом не больше чем в 10 или 15 чел. С целью осторожного подбора новых членов выносится решение организовать еще несколько кружков, в которых будущие члены «Воскресенья» подвергались бы предварительной обработке и проверке благонадежности. Согласно этому плану, к концу 24 года под руководством МЕЙЕРА, ФЕДОТОВА, СМОТРИЦКОГО и ГРЕВСА организовывается 5 кружков, начинающих систематически заниматься через несколько м-цев.

Постепенно вовлеченными в эти кружки оказались следующие:

1. В кружок МЕЙЕРА «Содружество» (собир. по пятницам)

ВАХРУШЕВА Елизавета Михайловна

ЛИШКИНА Анна Леонидовна

МАКСИМОВИЧ Алексей Яковлевич

ГАНЬКОВСКИЙ Дмитрий Михайлович

ЯКОБСОН Фаня Германовна

ДАВЫДОВА Евгения Владимировна

ФЕДОРОВА Елена Семеновна

АРНСОН Тамара Наумовна

ДМИТРУК Анна Герасимовна

ВОРОНИД Николай Степанович

НЕКРАСОВА Клавдия Ильинишна

ЗЫКОВА Эликонида Ал-дровна

ЛАББЕ Эмилия Васильевна