*2451. Собственность

[Людвиг фон Мизес]

"Социализм"

Глава I. Собственность
1. Природа собственности
Собственность, рассматриваемая как социологическая категория, представляет собой возможность использования экономических благ. Хозяином является тот, кто распоряжается благом.
Таким образом, социологическое и юридическое понятия собственности различны. Это вполне естественно, и можно только удивляться тому, что порой этот факт не вполне осознается. С социологической и экономической точек зрения собственность есть владение благами, необходимыми для достижения экономических целей человека [Bohm-Bawerk, Rechte und Verhaltnisse vom Standpunkte der volkswirtschaftlichen Guteriehre, Innsbruck, 1881, S. 37]. Это владение может быть названо натуральной или исходной собственностью, поскольку оно представляет собой физическое отношение к благам и не учитывает социальных отношений между людьми или правового порядка. Смысл же правовой концепции собственности как раз в том, что она делает различие между физическим владею и правовым должен владеть. Закон признает и тех собственников, владельцев, у которых отсутствует это естественное владение, -- тех, которые не обладают, хотя должны были бы обладать. В глазах Закона "он, у которого было украдено", остается владельцем, тогда как вор никогда не может обрести прав собственности. С экономической точки зрения, однако, только натуральное владение относится к делу, и экономический смысл правового термина должно принадлежать заключается лишь в оказании поддержки приобретению, сохранению и возврату натурального владения.
Для закона собственность есть однородное установление. Не важно, идет ли речь о собственности на блага первого или более высоких порядков. Безразлично, рассматривается ли собственность на потребительские блага длительного пользования или собственность на продукты питания и услуги. В этом безразличии проявляется формализм закона, не интересующегося экономическим смыслом происходящего. Конечно, закон не может вполне абстрагироваться от существенных экономических различий. Своеобразие земли как средства производства есть отчасти причина того, что землевладение рассматривается законом особенным образом. Экономические различия более определенно, чем в самом законе о собственности, выражены в отношениях, которые в социологическом плане эквивалентны отношениям собственности, но юридически только прилегают к ним -- (имеются в виду сервитут и особенно узуфрукт). {Сервитут -- ограниченное право использовать чужую собственность, преимущественно земельную, например, право крестьян собирать хворост в помещичьем лесу. Узуфрукт -- право пользоваться чужим имуществом и доходами от него, не подвергая его при этом изменениям.} Но в целом закон формально в равной мере охватывает все независимо от материальных различий.
С экономической стороны собственность никоим образом не может быть единообразной. Собственность на потребительские блага и собственность на средства производства различаются во многих отношениях, так же как различны собственность на блага длительного пользования и собственность на блага, потребляемые одномоментно.
Блага первого порядка, т. е. потребительские блага, служат непосредственному удовлетворению желаний. Если это блага, используемые одномоментно, т. е. такие, которые по своей природе могут быть использованы только единожды и теряют свои полезные свойства после использования, то весь смысл собственности практически сводится к возможности их потребить. Собственник может также сгноить их, не используя, либо сознательно уничтожить, либо обменять, либо отдать. В любом случае он распоряжается их принципиально неделимым употреблением.
Положение с благами длительного пользования, с теми благами, которые могут быть использованы неоднократно, несколько иное. Они могут служить последовательно нескольким людям. Опять-таки в экономическом смысле в качестве собственников здесь выступают те, кто может обратить в свою пользу потребительские свойства благ. В этом смысле комната принадлежит тому, кто занимает ее в рассматриваемый момент; Маттерхорн, поскольку эта гора в Альпах является частью природного парка, -- тому, кто заберется на эту вершину, чтобы насладиться видами; владельцами живописного полотна являются те, кто наслаждается созерцанием его [Fetter, The principles of Economics, 3 ed., N. Y., 1913, P. 408]. Обладание полезными свойствами этих благ разделимо, а значит, и собственность на эти блага также может быть совместной.
Производственные блага служат удовлетворению потребностей лишь непрямым образом. Они используются при производстве потребительских товаров. Потребительские блага возникают только в результате успешного соединения производственных благ и труда. Именно эта способность -- непрямым образом служить удовлетворению потребностей -- является отличительной характеристикой производственных благ. Распоряжаться производственным благом -- значит физически владеть им. Обладание производственными благами имеет экономический смысл только потому и постольку, поскольку ведет в конечном итоге к обладанию потребительскими благами.
Благами одноразовыми, готовыми к потреблению, может обладать -- и единожды -- тот, кто их потребляет. Благами длительного пользования, готовыми к потреблению, могут обладать -- поочередно -- многие люди, но одновременное использование, даже если природа блага это допускает, приводит к тому, что одни мешают получать удовлетворение другим. Несколько человек одновременно могут любоваться картиной (хотя при этом некоторые из них не получают доступ к самой выгодной позиции разглядывания, что снижает их удовлетворение), но пальто не могут одновременно носить два человека. Применительно к потребительским товарам обладание, которое ведет к удовлетворению желаний, не может быть разделено в большей степени, чем это допускается природой самого блага. Это означает, что для одноразовых благ принадлежность одному полностью исключает принадлежность всем другим, а для благ длительного пользования принадлежность является исключительной, не допускающей ни малейшего участия других, по крайней мере в данный момент времени. Применительно к потребительским благам нельзя ни в коей мере представить другое экономически значимое отношение, кроме индивидуального натурального обладания. Как блага, потребляемые однократно и окончательно, так и блага длительного пользования (по крайней мере, та минимальная доля их, которая сохраняет полезность) могут находиться в натуральном владении только одного человека. Собственность здесь является одновременно и частной собственностью в том смысле, что другие люди лишаются преимуществ, создаваемых правом распоряжаться этими благами.
По этой же причине было бы абсурдно думать об устранении либо о реформировании собственности на потребительские блага. Никоим образом невозможно изменить то, что яблоко съедается, а пальто изнашивается пользователем. Чисто физически потребительские блага не могут быть совместной собственностью нескольких или общей собственностью всех. В случае потребительских товаров то, что обычно называют совместной собственностью, подлежит разделу до потребления. Совместность владения прекращается в тот момент, когда благо потребляется или используется. Для потребителя обладание всегда индивидуально и исключительно. Совместная собственность не может быть ничем иным, как основанием для приобретения благ из общего запаса. Каждый индивидуальный партнер -- владелец той части общего запаса, которую он может использовать для себя. При этом вопросы, является ли он законным собственником до дележа или же делается таковым лишь в результате дележа, да и становится ли он вообще собственником по закону и предшествует ли формальный акт дележа акту потребления, -- все эти вопросы не относятся к экономической проблематике. Фактом является то, что и без всякого раздела он является собственником своей доли.
Совместное владение не может устранить собственности на потребительские блага. Оно только делает возможным такое распределение собственности, какое не возникло бы при иных условиях. Совместное владение самоограничено, как, впрочем, и все другие новации, замыкающиеся в сфере потребительских благ. Оно реализуется в необычном распределении существующих запасов. Когда этот запас распределен, дело кончено. Пустые кладовые таким путем не наполнить. Это под силу только тем, кто управляет наличными производительными благами и трудом. Если им не подходит то, что предлагается взамен, поток благ, заполняющий кладовые, иссякает. Таким образом, успех любой попытки изменить распределение потребительских благ неизбежно зависит от власти над средствами производства.
В противоположность ситуации с потребительскими благами владение производственными благами может быть разделено в физическом смысле. В условиях изолированного производства условия совместного владения производственными благами те же, что и в случае с потребительскими благами. Где нет разделения труда, владение благами может быть разделено, если можно разделить те услуги, которые создаются этими благами. Владение одноразовыми производственными благами не может быть совместным. Владение производственными благами длительного пользования может быть совместным, если таков характер создаваемых этими благами услуг. Только один человек может обладать данным количеством зерна, но несколько человек могут поочередно пользоваться молотком. Река может вращать много мельничных колес. Нет ничего специфического в том, как решается вопрос о собственности на производственные блага. Но если существует разделение труда, владение такими благами обретает двузначность: физическое владение (непосредственное) и социальное владение (косвенное). Физически владеет тот, кто физически распоряжается вещью и производительно ее использует; в социальном плане владеет тот, кто, не имея возможности физически или юридически распоряжаться вещью, может косвенно воздействовать на результаты использования этой вещи, т. е. может выменивать или покупать те продукты или услуги, которые этой вещью производятся. В этом смысле натуральное владение в обществе с разделением труда -- это владение и того, кто производит, и того, для чьих нужд производится. Крестьянин, живущий самодостаточным хозяйством вне системы обмена, может говорить о своих полях, своем плуге, своих вьючных животных, имея в виду, что они служат только ему одному. Но фермер, производство которого связано с торговлей, который производит для рынка и покупает на рынке, является владельцем средств производства совсем в другом смысле. Он не контролирует свое производство так, как это делает самодостаточный крестьянин. Он не определяет цели своего производства; решают те, для кого он производит, -- потребители. Они, а не производитель, определяют цель экономической деятельности. Производитель только направляет производство к тем целям, которые установлены потребителями.
Но более отдаленные владельцы средств производства не могут в этих условиях предоставить свое физическое владение средствами производства непосредственно на службу производству. Поскольку всякое производство представляет собой комбинацию различных средств производства, некоторые владельцы таких средств должны передавать свое право физического владения другим, чтобы последние могли привести в действие ту комбинацию, которая и способна производить. Владельцы капитала, земли и труда предоставляют эти факторы в распоряжение предпринимателя, который и берет на себя непосредственное управление производством. Предприниматель опять-таки направляет производство согласно указаниям потребителей, которые являются не кем иным, как владельцами средств производства: собственниками капитала, земли и труда. Каждый из факторов получает ту долю продукта, на которую он экономически имеет право согласно ценности его производительного взноса.
В сущности, как видно, натуральное владение производительными благами весьма отлично от натурального владения потребительскими благами. Чтобы владеть производительными благами в экономическом смысле, т. е. извлекать из них пользу для своих экономических целей, вовсе не нужно владеть ими физически, как, например, должен владеть потребительскими благами тот, кто намерен их потребить или пользоваться ими длительное время. Чтобы выпить кофе, мне не нужно владеть кофейной плантацией в Бразилии, океанским сухогрузом и заводом, на котором обжаривают зерна, хотя все эти средства производства должны быть задействованы, чтобы чашечка кофе попала ко мне на стол. Достаточно того, что другие владеют этими средствами производства и используют их для меня. В обществе с разделением труда никто не является исключительным собственником средств производства -- будь то материальные вещи или личная способность к труду. Все средства производства предоставляют услуги каждому, кто покупает или продает на рынке. Потому-то, если мы не склонны здесь рассуждать о совместной собственности потребителей и владельцев средств производства, нам придется рассматривать потребителей как истинных владельцев в физическом смысле, а собственников в юридическом смысле понимать как управляющих собственностью других людей.
Это, однако, уведет нас слишком далеко от принятого смысла слов. Чтобы избежать неверного понимания, желательно сколь можно дольше обходиться без новых слов и никогда не использовать слова, имеющие какое-либо определенное значение, в совершенно другом смысле. Посему, оставляя в стороне любую специальную терминологию, давайте лишь подчеркнем еще раз, что в основе своей собственность на средства производства в обществе с разделением труда отличается от таковой же собственности в обществе, где разделения труда не существует, а также что она отличается от собственности на потребительские блага. Чтобы избежать непонимания, мы будем использовать слова "собственность на средства производства" в общепринятом смысле, т. е, для обозначения непосредственной власти распоряжаться ими.

[Лев Пинчук]

http://fil-pinchuk.narod.ru/new3.html

Свобода, справедливость, государство

(РГУ нефти и газа им. И.М.Губкина)

Пришедшие в нашей стране к власти социальные силы всячески пытаются убедить народ в бесспорном преимуществе частной собственности на средства производства над общественной. Дело, видите ли, в том, что если все общее, то это значит - не мое, то есть, чужое (в лучшем случае - ничейное). А поэтому и отношение к тому, что “не мое” будет соответствующим: безразличным, наплевательским, за исключением того случая, когда это “не мое” можно украсть, присвоить себе. Другое дело, если это частная собственность, то есть именно “свое”: ведь это обязывает относиться к нему бережно, заботливо. В подтверждение правомерности обычно ссылаются на факты бесхозяйственности, имевшие место в СССР, противопоставляя ее проявление деловитости и порядка в экономической жизни капиталистических стран. Вспоминают и о так называемом “застойном периоде” в развитии экономики СССР, естественно умалчивая о необычайно высоких темпах развития экономики нашей страны до этого “застойного периода”.

Чем объяснить столь рьяное усердие властей? Не кроются ли за этим какие-либо личные интересы тех социальных сил, которые сейчас управляют нашей страной? Ведь Ленин не случайно предупреждал: “Люди всегда были и всегда будут глупенькими жертвами обмана и самообмана в политике, пока они не научатся за любыми нравственными, религиозными, политическими, социальными фразами, заявлениями, обещаниями разыскивать интересы тех или иных классов” (“Три источника и три составных части марксизма”. ПСС, т.23, с.47).

Выяснение истины начнем с главного, предопределяющего: какова роль частной собственности в формировании отношений между людьми в процессе производства.

Капиталистическая частная собственность непременно предполагает наличие капиталиста и зависимых от него наемных рабочих, которые именно потому, что не имея частной собственности, вынуждены работать на капиталиста, продавая ему свою рабочую силу, чтобы добыть себе средства к существованию. Именно в силу того, что капиталист владеет частной собственностью, предопределяет характер и направленность производственного процесса, он является хозяином положения в сфере производства на своем предприятии. Он может по своему произволу в любое время уволить непонравившегося ему рабочего, снизить уровень заработной платы, объявить локаут и так далее. Противодействие профсоюзных организаций (где они имеются) с их, зачастую продажными лидерами, не играет сколько-нибудь существенной роли.

Все это заставляет рабочего соответственно вести себя по отношению к хозяин - капиталисту: не раздражать его своими политическими взглядами, не выражать свое неудовольствие по поводу снижения зарплаты и т.д., чтобы не быть уволенным с предприятия: ведь наличие постоянной армии безработных, жаждущих получить хоть какую-нибудь работу, позволяет капиталисту всегда принять к себе на работу того, кто будет более сговорчивым. И чем больше армия безработных, тем лучше для капиталиста: ведь тем более сговорчивым будет поступающий на работу, готовый продать свою рабочую силу за минимальный размер заработной платы. Кстати, об этом в открытую говорят и сами капиталисты. В частности, наш советский инженер Н. Смеляков, детально изучивший за время пребывания в США экономическую жизнь этой страны, касаясь своей беседы с предпринимателем Джоджем Джолсоном, пишет, что тот без какого-либо стеснения заявил: “Хорошо, когда каждый, имеющий работу, знает, что есть люди, не имеющие ее. Безработица - это наш амортизатор и стимулятор и, если хотите, катализатор, выражаясь языком химика” (“деловая Америка”, 1970, с. 26).

Как пишет Н. Смеляков, отношение и высококвалифицированных работников предприятия аналогичны тем, которыми характеризуются отношения рабочих к владельцу частной собственности. “Мастер, - пишет он, - это, как правило, пожилой человек, с солидным опытом работы. Мастер тоже может остаться без работы и нередко теряет уверенность в завтрашнем дне. И он, конечно, старается как можно лучше, из кожи лезет вон, чтобы угодить своему хозяину. От этого зависит его благополучие” (“Деловая Америка”, с. 78). По свидетельству аспирантки из Германии Петры Зайдел, с переходом ГДР на пути капиталистического развития, отношения инженеров, служащих к собственности предприятия приобрели черты угодливости, подобострастия. (Аспирантка Московского института нефтехимической и газовой промышленности).

Боязнь потерять работу заставляет трудящегося “выкладываться” полностью. Он работает “на износ”. В связи с этим в Японии в лексикон японцев вошел даже особый термин: “кароси” - смерть от чрезмерной нагрузки на работе. По данным японцев, “кароси” уносит 10 тыс. жизней ежегодно. Сообщая об этом, газета “Труд” от 19.06.91 г. писала, что работники “бессильны перед начальством, размер зарплаты никак не зависит от их труда”. “Они лишены, - как писал незадолго до своей смерти 43-х летний Тоси Цугу Яги, служивший в компании “Сагэй”, - даже самого элементарного удовольствия: ужинать в кругу семьи”.

Все это не случайно, а именно закономерно для общества, основанного на частной собственности. Почему? Все дело в том, что цель владельца частной собственности, капиталиста - это извлечение максимальной прибыли. И не потому, что капиталист - это какая-то непорядочная личность, которая не хочет избавиться от своих дурных поступков и стать порядочным капиталистом, справедливо относящимся к своим рабочим. Капиталиста заставляют поступать именно так, а не иначе объективные, то есть, от его воли независимые, обстоятельства - жесточайшая конкуренция.

Если капиталист хочет остаться капиталистом в условиях острейшей конкуренции, то он должен, обязан выжимать из рабочих максимальную прибыль. В противном случае он просто разорится.

Вот почему Ленин подчеркивал, что глупенькой наивностью было бы ожидать беспристрастности фабрикантов в вопросе о том, не следует ли увеличить плату рабочим, уменьшив прибыль капиталиста, точно так же, как ожидать беспристрастности буржуазной социальной науки, которая защищает наемное рабство (Ленин В.И. “Три источника и три составных части марксизма”, ПСС, т. 23, с. 40).

Не лучше выглядят в мире господства частной собственности и отношения между предпринимателями, конкурирующими фирмами. Конкретный пример по этому поводу приводит Н. Смеляков. Он пишет: “Количество банкротств увеличивается. Развитие и процветание одних фирм здесь немыслимо без гибели других... Наш гостеприимный хозяин подробно и даже с некоторой похвальбой рассказывал, когда и за какую цену он приобрел тот или иной участок. А их насчитывалось уже больше десятка за каких-нибудь 5-6 лет. Никакого смущения или неловкости не было заметно у богатого фермера, когда он говорил о разоренных соседях. Для него это обычное явление” (“Деловая Америка”, с. 22-23).

В обществе, основанном на частной собственности непременно господствует закон безудержной погони на прибылью, согласно которому, либо ты грабишь, либо тебя грабят, закон индивидуализма, закон выживания одного за счет разорения другого. В связи с этим, Маркс в своем “Капитале” приводит слова одного автора, который подметил главный мотив капиталистического общества: “Капитал боится отсутствия прибыли или слишком маленькой прибыли, капитал становится смелым ... при 100% (прибыли) он попирает все человеческие законы, при 300% нет такого преступления, на которое он не рискнул бы, хотя бы под страхом виселицы” (См. Маркс К., “Капитал”, т.1, 1967, с.770).

Таким образом, в обществе, основанном на частной собственности на средства производства, производственные отношения - это отношения господства и подчинения, вражды и недоверия, подозрительности. Иначе говоря - это именно антагонические отношения.

Для нас очень важно и то, что именно эти, то есть производственные отношения, совокупность которых составляет экономический базис общества предопределяет собой характер и всех прочих социальных отношений между людьми: правовых, политических, национальных и так далее. И здесь утверждаются отношения господства и подчинения, вражды и недоверия. Человек начинает смотреть на все прежде всего через призму собственной выгоды, даже если это идет за счет интересов других людей, через призму денег, которые могут сделать все. Правда, по мнению Марка Твена, в США не все может быть куплено, есть и исключение: пресса США настолько запродана, что перепродать ее уже просто невозможно.

Характер вырабатываемой частной собственностью психологии ярко изобразил М. Горький в своем очерке “Жрец морали” словами самого американца: “Наша страна живет только одним стремлением - делать деньги. Здесь все хотят быть богатыми, и человек для человека - только материал, из которого всегда можно выжать несколько крупинок золота. И вся жизнь есть процесс выжимания золота из мяса и крови человека. Народ в этой стране - как и везде...- руда, из которой добывают желтый металл” (М. Горький “Статьи и памфлеты”, 1949, с.121). Эта психология четко выражена и в словах героя О’Генри, который, обращаясь к своему приятелю, говорит, что Боливар - раненная лошадь, не может вывести нас двоих, поэтому ты уж извини меня, приятель, но я вынужден тебя пристрелить.

Все это подтверждается и фактами жизни. В частности, в телевизионной программе (“Америка с Таратутой”) как-то говорилось об одной советской гражданке, эмигрировавшей в США. Каковы ее впечатления? Она сообщает, что семья уже купила автомобиль. Но, горестно добавляет она, что если бы она знала, какие здесь существуют отношения между людьми, то она ни сама бы не поехала сюда, ни другим бы не посоветовала это сделать.

Еще пример: Советская девушка Жанна эмигрировала в Израиль, где жили ее родственники, писавшие ей в письмах об этой “прекрасной стране, где быть евреем можно, нужно и важно. Когда Жанна приехала в Израиль, дядя Мойша и тетя Сарра приютили ее с дочерью у себя на целую неделю. Затем Жанне дали понять, что в Израиле каждый сам за себя. Все привезенные с собой деньги Жанне пришлось отдать, чтобы поселиться в халупе на окраине города... Обратите внимание, что речь идет именно о родственниках, а не просто о знакомых людях (См. газ. “Версия”, 28 сент. - 4 окт. 1999 г.). Как видим, дядя Мойша и тетя Сарра, несколько раньше эмигрировавшие из СССР, быстро схватили суть капиталистических взаимоотношений между людьми.

Подобные отношения утверждаются и в нашей стране. Пример из жизни: молодой человек, работающий в небольшой фирме, увидев через окно конторки приближающуюся владелицу собственности, “хозяйку”, вскочил со стула и бросился услужливо открывать дверь, но упал и сломал себе ногу. Каковы были первые слова предпринимательницы? “Вызвать скорую помощь?” нет. Ее первые слова были: “На два месяца вы уволены”.

Аналогичное мнение высказал и студент Московского института нефтехимической и газовой промышленности (из центральной Африки). До этого он учился в США в Университете. Он на себе испытал черствость, какую-то холодность в отношениях между людьми. “В любом случае и повсюду слышишь стандартный ответ: “У вас трудности с Английским языком? Это ваши проблемы.” Иначе говоря, из любых трудностей выбирайся сам”. Аспирант из Ливии этого же института, говорит: “До приезда в СССР, я был противником социализма. Но, побывав предварительно в США и Англии и сравнив жизнь в этих странах с жизнью в Советском Союзе, я стал решительным сторонником социализма”,

Конечно, нередко, (а может быть и как правило) частнособственнические отношения между людьми бывают скрыты за внешним радушием. И вновь мы обратимся к наблюдениям Н. Смелякова, поскольку именно он детально изучил жизнь людей в США. Он пишет: “Американский бизнесмен не делает против своего конкурента каких-либо открытых шагов по опорочиванию его продукции или технологии, соблюдается вид деловой порядочности. Но на самом деле ведется непрерывная и ожесточенная борьба. Нередко формы ее внешне могут быть вполне изящными, но в целом по содержанию отражают по-капиталистически суровые и беспощадные законы конкуренции - кто сильнее, тот побудитель... Огромная разница между внешним лоском благожелательности во взаимоотношениях между конкурентами и их скрытой враждебной деятельностью. Крепкое рукопожатие, дружеское “Хелло!”... игра в гольф, приятная беседа за коктейлем или торжественным обедом - и в то же время непримиримая война” (“Деловая Америка”, с. 24).

Разумеется, нельзя абсолютизировать все это: в любой капиталистической стране немало искренних, чисто человеческих отношений между людьми (особенно если людей объединяет общая цель борьбы за свои права, и здесь отчетливо проявляются дружеские отношения людей друг к другу, взаимопомощь и т.д.). Речь здесь идет именно о тенденции, которая неизбежно пробивает себе дорогу сквозь самые благие намерения людей, утверждая в конечном итоге господство принципа: “каждый за себя и даже за счет другого”.

Кстати, Энгельс писал, что марксизм выступает не против отдельного капиталиста, как личности, а именно против социальной системы, которая порождает отношения господства и подчинения, эксплуатации и угнетения. Более того, практика китайской революции подтвердила тот факт, что по пути к социализму, буржуазия может играть положительную роль, руководя производственным процессом и выступая как директор предприятия, получая дополнительный доход, как владелец собственности. “Наш союз с национальной буржуазией, - подчеркивал видный государственный деятель КНР Чжу Дэ, - дает ей возможность служить делу социализма своими знаниями в области современной культуры и техники” (Чжу Дэ “Избранные произведения”, 1983, с. 422, Выступал. 17.09.56 г.).

Такова роль частной собственности на средства производства в общественной жизни. Поэтому, не случайно марксизм выступает за замену ее общественной формой собственности, которая порождает отношения дружбы, сотрудничества и взаимопомощи в сфере производства, а, соответственно, утверждает такие же отношения во всех других сферах социальной жизни людей.

При этом следует подчеркнуть, что негативное отношение к частной собственности присуще не только марксизму. Еще задолго до его возникновения люди осознавали вред, приносимый частной собственностью, более того - не только осознавали то зло, которое приносит с собой частная собственность, но и пытались устранить ее, заменить общественной формой собственности. В частности, “Кумранские рукописи” (датированные начиная с III века до н.э.) повествуют о фарисеях (по-еврейски “перушим”, что буквально означает “отделившиеся”, “обособившиеся”, что было реакцией на несправедливость в обществе). Члены кумранской общины жили на коллективных началах: общая собственность, обязательный совместный труд и общие трапезы. Все у них было общее. И уже тогда фарисеи называли друг друга “хаверим”, что означает “товарищ”. Их принципом было: “Люби труд, презирай господство и не води знакомство с властью”. По уставу, вступление в общину сопровождалось передачей в ее полное распоряжение “знания, труда и имущества новичков”. Труд высоко чтился в обществе (см. Амусин И.Д. “Кумранские рукописи”).

Христианство первых веков, еще не освободившееся полностью от чуждого ей революционного духа, тоже выступило против частной собственности. Этот факт зафиксировали и классики марксизма: “Разве христианство не выступило против частной собственности? - писали Маркс и Энгельс в “Манифесте Коммунистической партии”. Действительно, вступая в Иерусалимскую общину, верующие должны были отказаться от своей собственности, передать ее в ведение общины. (Кстати, и Иисус Христос призывал своих приверженцев раздать свое имущество). Правда, чтобы как-то защитить основные принципы христианства, направленные на освящение социального неравенства в обществе, некоторые служители культа уверяли, что отречение от имущества было неполным, что всякий мог оставлять себе сколько хотел(См. Пинчук Л.Т. “Под видом социализма”, журн. “Наука и жизнь”, 1960, №3). Однако, добропорядочный христианин должен верить скорее не им, а “первоисточнику” - Библии. А в ней, в “Деяниях апостолов”, сказано: “Все же верующие были вместе и имели все общее... И продавали имения и всякую собственность, и разделяли всем, смотря по нужде каждого... У множества же уверовавших было одно сердце и одна душа” (гл. II, ст. 44-45, гл. III, с.32).

Именно о них Иоанн Златоуст, живший в конце IV - начале V веков, писал: “Тогда был вырван корень всех зол... Деньги они отвергал... Не было холодных слов “мое” и “твое”. поэтому веселье было за столом” (См. Амусин И.Д. “Курманские рукописи”, с. 44-45).

Томас Мор в своей “Утопии” (1516), Томмзо Карпанелла в “Городе солнца” (1602), Мабли и другие великие мыслители писали, что в обществе будущего не будет частной собственности.

Жан Жак Руссо подчеркивал, что основой неравенства является частная собственность. Имущественное неравенство породило и политическое неравенство. Условием свободы является равенство и не только политическое, но и имущественное. Государство должно не допускать поляризации богатства и нищеты. Бабеф Гракх (настоящее имя Франсуа Ноэль) в 1785 г. разработал план создания “национальной коммуны”, которая должна была вытеснить частное хозяйство (БСЭ).

В России, Радищев утверждал, что зло возникло тогда, когда утвердилась частная собственность, когда человек сказал: “Эта земля моя”. Мнение Льва Толстого, отражающее чаяния и настроения крестьянства: “Вместо умиротворения, - писал он в своем письме Столыпину от 30.08.1909 г.), - Вы до последней степени напряжения доводите раздражение и озлобление людей всеми ужасами произвола... Вы... вводите... в самом важном вопросе жизни людей - в отношении их к земле - самое грубое, нелепое утверждение о того, зло чего уже чувствуется всем миром и которое неизбежно должно быть разрушено - земельную собственность”. Среди высказываний Толстого есть и такие: “Земля... не может быть собственностью. Если у одного человека земли больше, чем ему нужно, а у других ее нет, то тот, кто владеет лишней землей, владеет уже не землей, а людьми, а люди не могут быть собственностью других”. Он писал, что столыпинская реформа, направленная против общинного ведения хозяйства, преследует цель: “развратить крестьян, чтобы одни из них стали помещиками, а другие голышами” и что “земля скоро уйдет от бедняков к богачам” (цит. “Советская Россия” от 10.10.92 г.).

Некоторых мыслителей удивляет, почему вообще возникла частная собственность. В частности, Габриель Мабли (1709-1785) писал: “Что касается меня, то я ...с трудом догадываюсь, как люди дошли до учреждения собственности... Раздел имущества был величайшей глупостью” (Избр. произв., 1950, с. 16, 93).

Однако, в действительности утверждение частной собственности было в свое время явлением объективно необходимым, закономерным и прогрессивным, поскольку ее утверждение позволило повысить производительность труда и тем самым перейти человечеству на более высокую ступень своего развития. Вместе с тем, утверждение частной собственности сыграло положительную роль и для самих рабов, поскольку до этого пленных, из которых рекрутировались рабы, как правило убивали, а с утверждением рабства им сохраняли жизнь.

Обстоятельно исследуя законы развития капиталистического общества, марксизм пришел к выводу, что замена частной собственности общественной - это не утопия, не просто пустые мечтания людей, а явление неизбежное, историческая необходимость, обусловленная объективными, то есть независящими от сознания человека обстоятельствами. Объективной основой для замены частной собственности общественной является тот факт, что существование частной собственности в конечном итоге приводит к конфликту между общественным характером процесса производства (когда произведенный продукт является результатом труда не отдельного производителя, а совокупного коллективного труда многих людей) и частнокапиталистической формой присвоения произведенного продукта ( то есть, не теми, кто его производит, а собственниками средств производства - капиталистами). Таким образом, само развитие капитализма подводит общество к тому моменту, когда дальнейшее существование частной собственности становится тормозом для дальнейшего развития общества и поэтому требует своего устранения. При этом следует учитывать, что границы существования капитализма довольно подвижны; несмотря на существующий конфликт; общественным характером производства и частно-капиталистической формой присвоения, капитализм может еще не только довольно длительное время существовать, но и довольно быстро развиваться; за счет развития научно-технической революции, за счет ограбления малоразвитых стран, что позволяет на довольно высоком уровне поддерживать благосостояние населения (при этом прибегают к маленькой уловке, чтобы скрыть “от постороннего взгляда” действительное положение различных слоев населения: за уровень благосостояния населения принимается средняя цифра от сложения доходов всего населения. Иначе говоря, берется, скажем, доход миллиардера, складывается с доходом простого рабочего и безработного, а затем полученную сумму делят на три. Получается очень внушительная сумма, к примеру 3003+2+1=3006. 3006:3=1002 доллара. Это и есть средний уровень дохода каждого из них).

Однако факт остается фактом: частная собственность превращается в тормоз социального развития и в конечном итоге должна быть устранена. К этому приходят и буржуазные социологи. Общество будущего они называют и “Обществом всеобщего благоденствия” и “постиндустриальным” и даже “посткапиталистическим” (Дарендорф). В этом обществе власть будет осуществляться не капиталистами, не рабочими и даже не технократами, а научными работниками: сословием преподавателей и ученых (Гелбрайт). Промышленные корпорации попадают в зависимость от мира науки. Поэтому и система власти постиндустриального общества получила название “меритокаратия”, то есть “власть достойных”. Рабочий, как таковой здесь постепенно исчезает, как исчезают и другие персонажи промышленного бизнеса. Взамен погони за прибылью, основные усилия будут направлены на развитие и распространение образовательных и интеллектуальных институтов (Белл). Более того, как подчеркивает Белл, это общество предполагает введение принципа: “От каждого по способностям, каждому по потребностям”. А ведь не так уж и давно буржуазные ученые, как писал Ленин, отделывались от этого марксистского принципа зубоскальством. Сейчас они сами принимают его на свое вооружение. Сартр в этом отношении бесспорно прав, когда заявляет: “Всякая попытка “превзойти” марксизм будет в худшем случае возвращен к домарксизму, а в лучшем случае лишь повторением мысли, имеющейся в философии, которую считают превзойденной” (См. “Поход Маркузе против марксизма”, Баталов и др. М., 1970, с. 72).

Итак, корень всех социальных зол в частной собственности, которая неизбежно, независимо от сознания человека, независимо от его воли порождает между людьми отношения господства и подчинения, эксплуатации и угнетения, недоверия и подозрительности. И поэтому никакие уговоры людей, никакие проповеди не смогут устранить социальное зло из жизни людей. Две тысячи лет христианство уговаривает: “возлюби, да возлюби ближнего”, а ведь любви-то никакой нет! Вот и получается: как ни крути, а чтобы возлюбить друг друга, необходимо устранить ту основу, которая неизбежно и в массовом масштабе порождает вражду между ними: частную собственность, заменить ее общественной собственностью на средства производства. И не иначе!

Однако обратимся к типичной схеме доказательства превосходства частной собственности над общественной, которое нам предлагают сторонники частной собственности. “Допустим, - пишут они - в стране частная собственность на земельные ресурсы. Владелец фермы трудится более добросовестно, чем человек, занятый в общественном производстве. Следовательно, повышается производительность труда...” Стоп! Здесь мы вынуждены прервать рассуждения сторонника частной собственности вопросом: “А с чего это вы взяли, что владелец частной собственности на землю трудится непременно лучше того, кто не является собственником земли?

Начнем с того, что заворожившие воображение нашего оппонента фермерские хозяйства капиталистических стран ведутся преимущественно на арендной основе, иначе говоря, они не являются собственниками земли, они берут ее в аренду у государства. Так, сельское хозяйство на арендной основе ведется в США - около 45%, во Франции - более 50%, в Бельгии - 70%, в Израиле более 90% угодий находится в руках государства, в Канаде - самой сельскохозяйственной стране вся земля принадлежит государству и арендуется фермерам за умеренную плату, в Голландии, стране наивысших в мире урожаев, все сельскохозяйственные земли только государственные. Частная собственность на землю преобладает в странах Азии, Африки, Южной Америки... но этим странам похвастаться нечем (См. “Советская Россия”, 27.02.93).

Так что дело совсем не в том, трудится ли производитель на своей собственной земле, ( то есть является ли он частным собственником) или на чужой. И заставляет фермера интенсивно трудиться не факт владения им своей землей, а именно погоня за прибылью, страх перед банкротством, разорением.

[Лев Пинчук]

Стороннику частной собственности следовало бы задаться вопросом: “А каков вклад фермеров в производство, скажем, зерна, например в США? Все ли фермеры рентабельны?” Обратимся к данным журнала “Статистикал абстракт оф 1990”. Оказывается, что в США 67% от общего числа фермерских хозяйств дают 9,3% товарной продукции; 5% крупных ферм дают 50%, а остальные 28% (средние фермерские хозяйства) дают около 40% товарной продукции. Отсюда следует, что часть фермерских хозяйств, за которые ратует наш оппонент, просто убыточны. Считается даже, что фермерство во всем мире убыточно. В Японии более 70% доходов фермеров - это дотация государства, в странах ЕЭС - более 50%, в Канаде - 40%, в США - 25%. Платить пособие по безработице и бедности разорившимся фермам было бы более накладно. Обеспечивают же страну продовольствием, приносят весомую прибыль своим владельцам, крупные сельскохозяйственные предприятия. А что касается мелких ферм, то убытки этих ферм составляют за год 700 млн. долларов, то есть 1 тыс. долларов на каждую ферму. Только дотации государства позволяют их владельцам держаться на плаву. Ежегодно прекращают свое существование порядка 40 тыс. мелких фермерских хозяйств. Как предполагают американские экономисты, к 2000 году общее количество хозяйств в стране сократится до 1,2 млн. При этом 50 тыс. крупных формирований будут производить три четверти всей сельскохозяйственной продукции (См. указанный журнал “Статистикал абстракт оф 1990. Более поздними данными автор не располагает).

Таким образом, сами факты свидетельствуют о явной несостоятельности утверждения о том, что фермерское хозяйство само по себе предпочтительнее других форм хозяйствования (в том числе колхозного, совхозного). Все дело здесь в том, насколько крупное, насколько мощное данное хозяйство, то есть дело в его размере (по крайней мере).

Неправомерно и утверждение о том, что работающий на социалистическом предприятии (базирующимся на общественной собственности), будет трудиться менее добросовестно, чем частный собственник, что он не заинтересован в повышении производительности труда. В действительности от очень даже заинтересован в повышении производительности труда. Ведь именно от количества и качества произведенной продукции (скажем при изготовлении определенных деталей) напрямую зависит уровень заработной платы рабочего. Да к тому же за ударный труд он получает премии. В полной мере это касается и колхозников. В частности, работая в колхозе им. Карла Либкнехта (дер. Султан базар в центральной части Крыма), я знал, что чем на большей площади скошу на конной косилке пшеницы или прокультивирую посевы свеклы, тем больше трудодней мне запишет бригадир, который непременно подойдет ко мне в конце рабочего дня и своим “циркулем” замерит ширину обработанного поля (длину он знал заранее по документам колхоза). А в соответствии с количеством выработанных трудодней колхозник получает определенное количество пшеницы и других продуктов.

Более того, порой в колхозах оплата труда ставилась в прямую зависимость и от качества работы, от конечных ее результатов, показателей. Так в колхозе им. Чапаева, Ставропольского края уровень оплаты труда поставил в зависимость от уровня урожайности, надоев молока, его жирности и т.д. В результате урожайность зерна поднялась с 24 в 1972 г. до 63 центнеров с гектара в 1990 г. (см. “Советская Россия”, 13.07.91 г.).

Не в меньшей мере способствует повышению производительности труда и аккордная оплата труда, когда за определенный объем работы (постройка какого-либо сооружения и т.д.) выплачивается определенная сумма денег, независимо от того, за какой срок она будет выполнена, скажем, за месяц или за год. Были и другие виды оплаты труда, которые стимулировали рост производительности труда, в частности, сдельно-премиальная, сдельно-прогрессивнаяю Так что шумиха, поднятая сторонниками частной собственности об уравниловке при социализме рассчитана просто на тех, кто не слишком хорошо разбирается в этом вопросе и бездумно верит всему, что говорят. Ведь достаточно сопоставить, скажем, зарплату доцента со стажем (280 рублей “на руки”) и кассирши в магазине (90 рублей), и все становится ясным без слов.

Конечно, была и уравниловка при социализме, если иметь в виду повременную оплату труда (ночных сторожей, работников паспортного стола и т.д.). Но возможен ли в данном случае рост производительности труда? Как определить качество работы данного ночного сторожа и дать ему более высокую зарплату по отношению к его сменщику или к сторожу соседнего склада? Может быть по количеству хищений продукции из склада? А кроме того, такая уравниловка (повременная оплата труда) явление естественное и для капитализма.

Но зададимся вопросом: каковы факторы вообще влияют на рост производительности труда? Наш оппонент, как видели, связывает все исключительно с частной собственностью, которая, с его точки зрения, предопределяет более высокую интенсивность труда (“владелец фермы трудится более добросовестно...” и т.д. См. выше приведенную цитату). Далее он пишет, что фермер (для него это непременно собственник земли) “также в результате научно-технического прогресса... может приобрести более современную технику. В результате всего этого повысится урожайность”. Иначе говоря, кроме уровня интенсивности труда, он добавляет еще и уровень техники, используемой фермером в процессе производства... И это совершенно правомерно. Только, пожалуй сюда следовало бы добавить научную организацию труда, производства, производственную культуру. Надо полагать, что именно взаимодействие этих составных частей и обеспечивает уровень производительности труда (впрочем, не будучи специалистом в области экономики, не буду утверждать это в категорической форме, но философия требует при этом обратить внимание и на моральный стимул, который непременно влияет на уровень производительности труда. И на который наш оппонент, сознательно или подсознательно, не обращает внимания. И это не случайно. Но об этом несколько позднее, а сейчас пока обратим внимание на утверждение нашего оппонента о том, что фермер “может приобрести более современную технику...”. Здесь сразу же возникает вопрос: “А всякий ли фермер может приобрести эту новую технику? Всегда ли позволяют это сделать его финансы? Под силу ли это сделать фермеру, который “держится на плаву” только за счет дотации государства? Мы уже не говорим о том, насколько целесообразно мелкому фермеру приобретать крупную современную сельскохозяйственную технику. Не будет ли она впустую простаивать, поскольку ей просто будет негде развернуться на небольшом клочке земли? Думается, что и овладеть глубокими научными агрономическими знаниями в полную меру в одиночку тоже будет крайне затруднительно: ведь это не агроном, который не один год потратил на то, чтобы овладеть этими знаниями.

Вот и получается, что приобрести крупную современную сельскохозяйственную технику и в полную меру использовать агрономическую науку, осуществить научную организацию сельскохозяйственного производства, не под силу мелкому фермеру. Это под силу только крупным сельскохозяйственным формированиям, в том числе и колхозам, совхозам, которые, приобретая новую технику и будут в состоянии повышать производительность труда. В связи с этим, Н. Смеляков пишет: “Плоды промышленной культуры доставляют в первую очередь крупным фермам... они... имеют большие финансовые возможности и другие условия, которые позволяют им покупать самые современные машины, химические препараты, применять более современную технологию обработки земли. Поэтому крупные фермы собирают лучшие урожаи, имеют более высокую производительность труда и низкую себестоимость продукции” (“Деловая Америка”, с. 195-196).

Ну, а если речь идет именно о крупном капиталистическом сельскохозяйственном формировании, то вряд ли одному человеку или даже семье самостоятельно справиться с производственным процессом: здесь никак не обойтись без наемных рабочих, чтобы обработать все земельные угодья так, как это требует современная агрономическая наука. Но, как уверяет нас наш оппонент, не будучи владельцами земли, они не будут трудиться добросовестно, не будут заинтересованы в повышении производительности труда. Ведь они не на своей земле работают!

Кстати, не всегда и частная собственность стимулирует замену старой техники новой. И вновь слово Н. Смелякову: “На ремонтном заводе в Нью-Джерси тоже оказалось много устаревшего оборудования. Глава фирмы на мой вопрос, почему такое оборудование “украшает” его предприятие, ответил: “Оно еще дает доход, а смена оборудования - дорогостоящее удовольствие” (“Деловая Америка”, с. 27).

Что касается научной организации производства, научной организации труда, то США, бесспорно, значительно опережал Советский Союз. Бережливое отношение к ресурсам, деловитость, рациональный подход ко всему, вплоть до казалось бы мелочей, присущие американской экономики поражает воображение человека, вызывает у него восхищение и глубокое уважение. Н. Смеляков приводит в своей книге “Деловая Америка” (объемом в 414 стр.) множество примеров, показывающих, насколько здесь все продумано в плане экономии ресурсов и рабочего времени, создания благоприятных условий труда, удобств использования техники и т.д. Сошлемся на некоторые из них.

Сельское хозяйство. Американский тракторист, располагая гидронавесной системой на тракторе, обходится без прицепщиков. Смена навесных орудий занимает буквально минуты. Глубина вспашки устанавливается трактористом не сходя с машины. Регулятор глубины находится рядом с сидением трактора. Система гидростатической трансмиссии обеспечивает плавное изменение передаточного числа, что позволяет поддерживать заданную скорость трактора, независимо от рельефа местности, например при высадке семян. У навесных культиваторов рабочие органы сконструированы таким образом, что они при работе самозатачиваются. Следовательно, тратить время на их заточку не нужно (см. с. 187, 192-193, 208).

Строительство. “Точное соответствие размеров строительной детали чертежу не требует никаких подгоночных работ на строительной площадке, где производится только монтаж и не более. Это дает не только высокое качество, но и высокую производительность труда” (с. 208).

Мелочи, отвлекающие от работы. “Автору не приходилось видеть надписи: “Закрывайте дверь”, “Не хлопайте дверью”, “Пожалуйста, не стучите дверью” и т.п. Этого не требуется, так как двери сами закрываются заботливой рукой прибора. Дверям не разрешается стучать и хлопать” (с. 92). На предприятиях США ведется строгий контроль за рабочими перчатками. При надобности можно заменить только одну изношенную перчатку в каждой паре, поскольку при покупке можно приобрести левую или отдельно правую перчатку. Тщательная система контроля снижает в среднем расходы на 40-70%. Как видим, экономия довольно ощутимая. “Теперь вспомним, - пишет Н. Смеляков, - что в Советском Союзе изготавливается около 90 млн. пар рабочих рукавиц. Можно ли сомневаться, что есть смысл подумать не только о конструкции качества, но и о рациональном их использовании, поскольку это имеет большое практическое значение?” (с. 63).

Более того, в США были разработаны “20 принципов экономии движений”. В частности, некоторые из этих принципов: “Начинай и заканчивай каждое движение одновременно обеими руками; ... Траектория движения не должна выходить за пределы нормальной рабочей зоны; Располагай инструменты и материалы в надлежащей последовательности всегда на одних и тех же местах; Применяй наименьшее количество движений” и т.д. Имеются для руководителей специальные курсы по программе “Не употребляй лишних слов” (с. 50, 89).

Научная организация производства предлагает и максимальное использование сырья, создавая безотходное производство. В частности, при производстве куриного мяса, как говорят сами американцы, от курицы “ничего не пропадает, кроме пения”. Отходы костей, мяса и пера (а они составляют от 20 до 30%) перерабатываются в корм, который поступает как составная часть рациона для кур (с. 43-44).

Как видим, конкуренция, основанная на частной собственности, действительно заставляет предпринимателя использовать все возможности для повышения производительности труда с помощью научной организации производства и труда. Однако, это вовсе не означает, что производственный процесс, основанный на общественной собственности на средства производства не в состоянии с помощью научной организации производства и труда достичь столь же высокого уровня производительности труда или даже превзойти его.

И это подтвердила сама практика развития советской экономики. Обратимся к конкретным данным: за годы социального строительства с 1913 по 1974 гг. производительность труда увеличилась в промышленности в 23,3 раза, в сельском хозяйстве в 6,2 раза. Изменились и соотношения по уровню производительности труда между СССР и капиталистическими странами. Если в 1913 г. Великобритания и Франция в 3-5 раз превосходили Россию в производительности труда, то в 1973 г. уровень производительности труда в этих странах стал ниже, чем в СССР. Если в 1913 г. производительность труда в промышленности России была ниже производительности труда США в 9 раз, то в 1973 г. производительность труда в промышленности СССР примерно в 2 раза была ниже, чем в США. Возросла и роль производительности труда в приросте продукции. Если в период с 1929 по 1932 гг. за счет роста производительности труда был получен 51% всего прироста промышленной продукции, то за период с 1971 по 1974 гг. - 84%. В 1973 г. за счет роста производительности труда было получено 85% прироста национального дохода (БСЭ, т.21, 1975, с.46). Причем, рост производительности труда в СССР порой несколько сдерживался некоторым преобладанием экстенсивной направленности развития экономики над интенсивной: страна богата сырьем, землями и т.д., так что зачем излишне “тужиться”? И так быстро развиваемся.

Впрочем, и в вопросе рационального использования отходов производства, утильсырья социалистическая экономика порой не уступает капиталистической. В частности, если в США значительная часть производства бумаги и картона основывается на использовании бумажной макулатуры и тряпья, то и Германская Демократическая Республика не в меньшей, если не большей степени славилась этим.

В чем причина быстрого развития производства и производительности труда в СССР, где не было частной собственности на средства производства, которая, по утверждению защитников частной собственности, и заставляет повышать производительность труда? А причина здесь именно в замене частной собственности общественной, которая, порождая отношения дружбы, сотрудничества и взаимопомощи свободных от эксплуатации людей, к материальному стимулу повышения производительности труда, добавляет еще и моральный, противоестественный для мира частной собственности. Именно этот стимул, направленный на заботу, обеспечение не только своего личного благополучия, но и благополучие всех других людей - товарищей, независимо от того, знакомы ли они или нет.

Касаясь этого вопроса, Ленин писал: “Капитализм может быть окончательно побежден и будет окончательно побежден тем, что социализм создает новую, гораздо более высокую производительность труда... Коммунизм есть высшая, против капиталистической, производительности труда добровольных, сознательных, объединенных, использующих передовую технику, рабочих” (ПСС, т. 39, с. 21-22). И дальше: “Капиталистическая организация общественного труда держалась на дисциплине голода... Коммунистическая организация общественного труда, к которой первым шагом является социализм, держится и чем дальше, тем больше будет держаться на свободной и сознательной дисциплине самих трудящихся. ... Эта новая дисциплина не с неба сваливается и не из добреньких пожеланий рождается, она вырастает из материальных условий...” (“Великий почин”, ПСС, т. 39).

Такой материальной основой и является общественная собственность на средства производства, порождающая отношения дружбы, сотрудничества и взаимопомощи свободных от эксплуатации людей, порождающих у людей заботу не только о себе, не только о ближних, но и о самых “дальних”, совершенно незнакомых людях, заботу “рядовых рабочих об увеличении производительности труда, об охране каждого пуда хлеба, угля, железа и других продуктов, достающихся не рабочим лично и не их “ближним”, а “дальним”, то есть всему обществу в целом, десяткам и сотням миллионов людей, объединенных сначала в одно социалистическое государство, потом в Союз Советских Республик” (Ленин В.И., ПСС, т. 39, “Великий почин”).

Таким образом, здесь кроме материального стимула, обеспечивающего трудовую деятельность человека добавляется еще и моральный стимул, совершенно чуждый сущности капиталистического способа производства. Этот стимул именно добавляется, он не устраняет материальный стимул. В связи с этим Ленин писал, что подвести многомиллионные массы к коммунизму можно “не на энтузиазме непосредственно, а при помощи энтузиазма, рожденного великой революцией, на личном интересе, на личной заинтересованности, на хозяйственном расчете” (ПСС, т. 44, с. 151).

И здесь тоже нужно подчеркнуть, что речь в данном случае идет именно о тенденции, которая неотвратимо, неизбежно порождается, причем в массовом масштабе объективной, то есть, независимой от сознания человека, от его воли, самой основой социалистического производства - общественной формой собственности и поэтому эта тенденция непременно пробивает себе дорогу через многочисленные факты разгильдяйства, пренебрежительного отношения к труду, к социалистической собственности. Все эти отрицательные явления существуют при социализме и они существенно тормозят развитие производства, препятствуют утверждению подлинно человеческой морали в обществе (обратите внимание на то, что Энгельс в “Анти-Дюринг”, в разделе “Мораль и право. Вечные истины, писал не об “общественной морали”, а именно о “действительно человеческой”, поскольку общечеловеческой морали не существует: представления о добре и зле настолько менялись с развитием общества, что превращались в свою противоположность. В частности, убийство престарелого в первобытнообщинном строе было добром, поскольку устранение “бесполезного едока” увеличивало шансы сохранения жизни других, жизни рода. С развитием производительных сил появилась возможность содержать престарелых и убийство их превратилось в зло).

Касаясь отрицательных явлений в Советской России, Ленин писал, что и после разрушения капиталистической системы, в нашей стране сохраняется еще один из главных разрядов паразитов - разряд “жуликов, тунеядцев и хулиганов” и “эти пережитки проклятого капиталистического прошлого, эти отбросы человечества... эту заразу, чуму, язву, оставленную социализму по наследству от капитализма” следует искоренить из социальной жизни, для чего необходимо установить за ними “всенародный, деловой, практический контроль”. (“Как организовать соревнование”, ПСС, т. 35).

Отрицательные явления: тунеядство, мошенничество, стремление поживиться за счет другого и т.д. порождаются не самой общественной формой собственности, не самой сущностью социализма, а именно в результате отклонения от этой сущности, пренебрежением его принципами в частности, к требованию Ленина о необходимости всенародного контроля за всякого рода проходимцами), недостаточной квалификацией в осуществлении руководства развитием страны, да и некоторыми неизбежными на этой ступени развития общества социальными трудностями, обусловленными недородами, войной, невысоким материальным уровнем определенной части населения и т.д. Все это питает стремление ловчить, удовлетворять свои интересы за счет других и т.д. Вот почему отрицательные явления при социализме, несмотря на общественную собственность, живучи и могут существовать еще длительное время в социалистическом обществе.

Все это говорит о том, что нельзя полагать, что сама по себе общественная собственность автоматически приведет в условиях социализма к безраздельному господству отношений дружбы, сотрудничества и взаимопомощи сразу же и во всей массе народа. Вот почему Ленин писал, что необходимо вести борьбу “за разрыв с проклятым прошлым, приучившим смотреть на добычу хлеба и одежды, как на “частное” дело, на куплю-продажу, как на сделку, которая “только меня касается”. Он писал: “Мы будем работать, чтобы вытравить проклятое правило: “каждый за себя, один бог за всех”... Мы будем работать, чтобы внедрить в сознание, в привычку, в повседневный обиход масс правило: “все за одного и один за всех” (ПСС, т.41, с.108).

Процесс этот сложный и длительный. В связи с этим, Энгельс писал, что мораль, порождаемая общественной собственностью беспредельно будет господствовать в обществе только тогда, когда уже забудут о классовых противоречиях, порождаемых частной собственностью. Дословно: “Действительно человеческая мораль станет возможной лишь на той ступени развития общества, когда противоположность классов будет не только преодолена, но и забыта в жизненной практике” (“Анти-Дюринг”, раздел “Мораль и право. Вечные истины”). И действительно, как отмечает Энгельс, “В обществе, в котором устранены мотивы к краже, где, следовательно, со временем краду будут совершать разве только душевнобольные, - какому осмеянию подвергся бы там тот проповедник морали, который вздумал бы торжественно провозгласить вечную истину: Не кради!” (там же).

Ну, а что касается социализма, то есть первой стадии коммунистического общества, то он не может быть полностью свободен от проявлений тунеядства, лодырничества, эгоизма, воровства, бездушного отношения к людям и т.д. На то он и является первой стадией коммунизма. Эти порочные явления имеются при социализме и причем в значительном количестве. Ведь, как подметил в свое время Маяковский, “Очень много разных мерзавцев ходит по нашей земле и вокруг”.

И, тем не менее, новое отношение к труду, к людям четко проявляется с переходом от капитализма к социализму, то есть именно с заменой частной собственности общественной. Проследим это на конкретных, именно характерных примерах, взятых из самой жизни:

США. Реконструируется помещение какого-то офиса. Пожилой рабочий с большим трудом поднимает на другой этаж большую конструкцию. С ним дружески беседует молодой рабочий, находящийся рядом с ним. Он не делает каких-либо попыток помочь пожилому рабочему. Наблюдавший за этой сценой наш советский специалист обращается к молодому рабочему с вопросом: “А почему бы вам не помочь своему коллеге?” На что тот спокойно поясняет, что он прислан другой организацией и для выполнения других работ... Это очень удивило нашего специалиста. Но такие взаимоотношения, как он понял, здесь вполне естественные.

Как видим полностью подтверждаются слова английского драматурга и критика Томаса Элиота (ум. в 1965 г.): “Организация общества на принципе частной прибыли... влечет за собой разнузданный индивидуализм, калечащий человечество” (“Афоризмы”, М., 1966, с.13).

Аналогично и отношения рабочих к повышению производительности труда. Если конкуренция, основанная на частной собственности, заставляет владельца собственности использовать любую возможность для повышения производительности труда с целью максимального увеличения прибыли, то у рабочего отношение к этому иное. Ведь он не более, чем просто передаточный механизм, выполняющий предписания владельца собственности, реализующего производственный процесс, и не более. Поэтому, как пишет, досконально изучивший экономическую жизнь США не по рассказам, а исследуя саму действительность, Н. Смеляков, причем сам являясь специалистом в этой области, “Труд нынешнего американского рабочего - это труд без подъема, без задора. Труд только для того, чтобы заработать. Если движение, рабочая операция не оплачивается, они не будут сделаны... Американец работает без энтузиазма, он “не горит” на работе. Рабочему отводится роль копировальщика чужих движений. Он лишен возможности заниматься творческим трудом. Его участие в рационализации производства в США также мало заметно - он просто не заинтересован в этом” (“Деловая Америка”, с. 199, 200-201).

Советский Союз. Городок Свалява, Закарпатской обл. Старшеклассники на субботнике на лесоразработках. Грузим довольно короткие (под силу поднять одному человеку) бревна на вагончики-платформы узкоколейки. Я беру на плече не в меру толстое бревно и с трудом поднимаюсь с ним по крутой железнодорожной насыпи. Видя это, один из старшеклассников, с которым у меня даже не было сколько-нибудь близких отношений, быстро подходит ко мне и, чтобы помочь мне, приподнимает задний конец бревна. Мне это только мешает, поскольку центр тяжести меняется и я рискую упасть лицом вперед. Прошу его отойти от меня. Однако чувство взаимопомощи заставляет его “помогать” мне. В конце концов, чтобы не упасть, пришлось громко выругаться. Только тогда он отстал... Обратите внимание: у него не было какой бы то ни было личной выгоды от того, что он хотел помочь мне. И тем не менее, он буквально навязывал мне свою помощь. Сила морального долга настолько ослепила его, что он не допускал и мысли о том, что его действия могут привести к негативным последствиям.

Аналогичный случай: На территории свалявского леспромхоза я увидел, как несколько рабочих безуспешно пытались сдвинуть большой ствол дерева. Я незамедлительно помог им, хотя я здесь был совершенно случайным прохожим и совершенно незнакомым им. и скорее всего сдвинуть ствол помогли не столько мои дополнительные усилия, сколько возникшее при этом воодушевление всех нас, сила коллектива ( и физическая и моральная).

[Лев Пинчук]

Есть ли разница между этими случаями? Бесспорно есть. Разумеется, как в США, так и в Советском Союзе, можно найти и примеры противоположного характера. Но приведенные выше примеры именно характерны для социальных систем, основанных на частной и общественной собственности. Поэтому-то они и проявляются в массовых масштабах в соответствующей социальной системе.

Особенность социалистического принципа взаимоотношения сотрудничества и взаимопомощи заключается не только в том, что он проявляется в массовом масштабе. Здесь более важно то, что эти отношения не ограничиваются кругом приятелей или просто знакомых - они распространяются на всех людей, включая “самых незнакомых”, о существовании которых данный человек просто и не подозревает. И это проявлялось уже в первые годы существования Советской власти, в частности в коммунистических субботниках, когда сами рабочие по своей инициативе, без каких-либо указаний “сверху”, с небывалым подъемом, бесплатно отработали полный рабочий день, показав необычайно высокую производительность труда. В своей работе “Великий почин” (ПСС, Т.39), Ленин писал, что эти рабочие “В условиях отчаянно трудных... голодные... устраивают “коммунистические субботники”, работают сверхурочно без всякой платы и достигают громадные повышения производительности труда, несмотря на то, что они устали, измучены, истощены недоеданием. Разве это не величайший героизм? Разве это не начало поворота, имеющего всемирно-историческое значение?... Это победа над своей косностью, распущенностью, мелкобуржуазным эгоизмом... “Коммунистические субботники” показывают нам сознательный и добровольный почин рабочих в развитии производительности труда, в переходе к новой трудовой дисциплине...”

А вспомните Маяковского:

Холод большой.

Зима здорова!

Но блузы

прилипли к потненьким

Под блузой коммунисты

грузят дрова.

На трудовом субботнике.

Мы не уйдем,

хотя

уйти

имеем

все права.

В наши вагоны

на нашем пути

наши

грузим

дрова.

Можно

уйти

часа в два, -

но мы уйдем поздно.

Нашим товарищам

наши дрова

нужны:

товарищи мерзнут.

Работа трудна,

работа

томит.

За нее -

никаких копеек.

Но мы

работаем,

будто мы

делаем

величайшую эпопею.

Мы будем работать,

все стерпя,

чтоб жизнь,

колеса дней торопя,

бежала

в железном марше

в наших вагонах,

по нашим степям,

в города

промерзшие

наши.

“Дяденька,

что вы делаете тут,

сколько

больших дядей?”

- Что?

Социализм:

свободный труд

свободно

собравшихся людей”.

(“Хорошо”).



Конечно, коммунистические субботники не могли сразу устранить преобладание старого над новым. Старое оставалось еще сильнее нового. Касаясь насмешек врагов социализма по этому поводу, Ленин писал, что старое всегда еще некоторое время остается после рождения нового. Это вполне естественно и он приводит пример такого рода: “Полвека после отмены рабства негров в Америке, положение негров там сплошь и рядом оставалось еще полурабским”. Ленин писал, что насмешки, которыми осыпают нас враги социализма, не случайны: “Издевательство над слабостью ростков нового, дешевенький интеллигентский скептицизм и тому подобное, все это, в сущности приемы классовой борьбы буржуазии против пролетариата, защита капитализма против социализма”. (“Великий почин”). Думается, что этот тезис Ленина полностью сохраняет свою значимость и в наше время, когда враги социализма выдвигают те же аргументы, уверяя в “нежизненности” социалистической системы.

Возможность господства отношений дружбы, сотрудничества и взаимопомощи не утопия, а вполне реальное и закономерное явление. Об этом наглядно свидетельствует практика жизни колонии Макаренко А.С. В своих произведениях Макаренко на многочисленных примерах иллюстрирует проявление у колонистов - этих бывших беспризорников, по сути дела коммунистические отношения друг к другу, к труду и общественной собственности. В частности, колонисты заметили, что мраморные ступени лестницы быстрее стираются около перил, а это ведет к более быстрому износу лестницы и, следовательно, досрочному ее ремонту, для чего необходимо выделение денежных средств колонии (в колонии существовало самоуправление колонистов). Поэтому колонисты решили: “Мы не старики. Будем ходить по лестнице, не опираясь на перила”. И никто из колонистов не нарушил это правило.

Подробно описывает Макаренко и отношение колонистов к труду. В частности, имеется даже глава “Что такое энтузиазм” (в повести “Флаги на башнях”). Более того, колонисты гордились тем, что их отряду, а не другим отрядам доверяли самую трудную и самую грязную, неприятную работу: это нужно было заслужить.

Не случайно возникло и развивалось стахановское движение. Сам Стаханов за одну смену добыл 102 тонны угля, что соответствовало 14 нормам, а затем - 227 тонн угля за смену. А последователь Стаханова - Изотов добыл 607 тонн угля за смену. почин Стаханова подхватили и в других областях производства. Это были Бусыгин, Сметанин, Виноградовы, Кривонос, Демченко, Паша Ангелина (со своей женской тракторной бригадой) и многие другие. Стахановское движение в значительной мере способствовало росту производительности труда. А рост этот был немалый: если за годы первой пятилетки производительность в промышленности СССР выросла на 41%, то за годы второй пятилетки - на 82%. В годы Великой Отечественной войны стахановское движение нашло свое выражение в форме движения “двухсотников” (две и более нормы за смену) и даже “тысячников”.

О стимулах социалистического развития не на официально объявленом, а на самом обыденном уровне, можно судить по рассказу рядового, самого обычного тракториста из Смоленской области, который я услышал во время случайной встрече с ним: “Вот напарник мой вспахал намного больше нормы А я себе думаю: А что я? Хуже него что-ли? Не могу перекрыть его выработку? Поднатужился и перекрыл. Нет, не из-за денег, а просто так: показать, что и я умею неплохо работать”. Может быть здесь нет высоких стремлений: помочь стране и т.д., но нет и того холодного расчета, который характерен для мира, основанного на частной собственности: “Делать только то, что оплачивается”.

Композитор Пахмутова А.Н., повествуя о Советском периоде нашей истории, подчеркивает, что это была волнующая и вдохновенная пора, это было время трудового энтузиазма, покорения новых земель и космоса. “Я влюблялась, - говорит она, - в тех мальчишек и девчонок, которые брали рюкзаки с нехитрыми пожитками и ехали осваивать неизведанные земли, строить новые поселки т города. Они ехали не за длинным рублем, а за романтикой. Ими двигало стремление к трудовому подвигу во имя Отечества” (газ. “Экстра М”, 18.09.99 г.).

Таким образом, если сопоставить два явления: конкуренцию и социалистическое соревнование, то кроме общего (и то и другое способствует повышению производительности труда), между ними имеется и принципиальное отличие. А именно, конкуренция, порождаемая частной собственностью, требует: добей слабого и вырвись за счет этого вперед. Социалистическое соревнование требует иного: добился успехов в производстве и других областях - помоги отстающим тоже подняться до таких же высот. Иначе говоря, социалистическое соревнование проникнуто духом взаимопомощи. А в целом, здесь действует диалектическое взаимоотношение между личным и общественным. А именно: личные успехи в труде способствуют успеху в развитии всего общества. (Именно всего общества в целом, а не какой-то группы людей, как, скажем, у мушкетеров, где в девизе: “Один за всех и все за одного” под словом “всех” разумелась только группа мушкетеров и не более). И, соответственно, обратная связь: благосостояние каждого человека напрямую зависит от благосостояния всего общества в целом.

Можно сколько угодно разглагольствовать о неэффективности производства, основанного на общественной собственности на средства производства. Но все это будут пустые слова, если они не будут подтверждены самой практикой производственной жизни. Так что же говорит эта практика? Некоторые данные о темпах развития советской экономики уже проводились. Приведем еще некоторые из них.

Итак, СССР. Начнем с того, что сразу же после окончания Великой Отечественной войны, Сталин говорил о необходимости довести производства стали до 60 млн. тонн в год, столько же чугуна и т.д. Какова динамика развития этих отраслей производства? Не будем даже сопоставлять уровень производства с 1913 г. Возьмем период с 1940 по 1974 г. (т.е. за 34 года). Картина будет такая: Производство стали. 1940г. - 18,3 млн. тонн, 1950 - 27,3 млн. тонн, 1960 - 65,3 млн. тонн, а 1974 - 136 млн. тонн. Таким образом рост производства с 1940 г. по 1974 г. составил 743,2%, то есть увеличился в 7,3 раза. Производство чугуна. 1940 г. - 14,9 млн. тонн, 1974 - 99,9 млн. тонн. Добыча угля. 1940 - 166 млн. тонн, 1974 - 685 млн. тонн. Добыча нефти. 1940 - 31,1 млн. тонн, 1974 - 459 млн. тонн (1989 г. - 520 млн. тонн). Производство тракторов. 1940 - 31,6 тыс., 1974 - 531 тыс. (“Советский Союз”, М., 1975, с.167, 169, 173, 178). Производство электроэнергии. 1940 - 8,31 млрд., кВт. час., 1970 - 740 млрд. кВт. час., что составляет 8905%, то есть увеличение в 89 раз. Машиностроение и машинообрабатывающие станки. В 1974 г. производство этой продукции возросло по отношению к 1940 г. в 40 раз (за день вырабатывалось почти вдвое больше, чем за весь год в царской России).

Сопоставим теперь эти данные с развитием самой мощной страны капиталистического мира - США. Причем, обязательно обратите внимание на то, что эта страна не только не была подвергнута разорению во время II-й мировой войны, как СССР, а, напротив, она даже обогатилась за ее счет. Возьмем примерно тот же период времени, а именно, с 1937 по 1972 и 1973 г. ( то есть даже 35-36 лет, вместо 34 лет, как данные по СССР). Производство стали. 1937 г. - 51 млн. тонн, 1972 - 139 млн. тонн. Получается рост составляет 272,5% (напомним, что в СССР он составляет 743,2%), то есть увеличение в 2,73 раза (в СССР увеличение в 7,3 раза). Как видим, результат соревнования складывается в пользу производства, основанного на общественной собственности на средства производства, а не на частной. Аналогично, производство чугуна. 1937 г. - 38 млн. тонн, 1973 - 92 млн. Добыча угля. 1937 - 451 млн. тонн, 1972 - 537 млн. тонн. Добыча нефти. 1937 - 173 млн. тонн, 1972 - 466 млн. тонн. Производство тракторов (без садово-огородных). 1937 - 272 тыс., 1973 - 237 тыс. (возможно, потребность уменьшилась от перенасыщенности?). (БСЭ, 1976, т. 24, ч.1, с.95, 92).

Сельское хозяйство в СССР. Производство зерна (в среднем за год). 1909 - 1913 - 72,5 млн. тонн, 1936 - 1940 - 77,4 млн. тонн, 1971 - 1974 - 191,9 млн. тонн, а в 1975 - 1980 - около 205, 1 млн. тонн, что составляет по отношению к 1936 - 1940 г. - 265%, то есть увеличение в 2,6 раза. Урожайность зерновых (в среднем за год) 1909 - 1913 - 6,9 центнеров с 1 гектара, 1936 - 1940 - 7,6 ц. с га, 1971 - 1974 - 15,6 ц. с га, что составляет по отношению к 1936 - 1940 г. 205,3% или рост в 2 раза. (В США урожайность всех зерновых культур в 1970 - 31,2 ц. с га. Возможно и за счет кукурузы. В Японии - 50,3 ц. с га, в Болгарии - 30,3 ц. с га, ГДР - 27,9 ц. с га. ФРГ - 33,4 ц. с га). (БСЭ, 1972, т. 9, с. 521). Урожайность по пшенице: в 1972 - в СССР - 14,7 ц. с га, а в США - 22 ц. с га. (БСЭ, 1975, т. 21, с.266). Кстати, что касается Кубани, то там собирали по 26 центнеров с гектара. Напоминаем, что США - это гигантская Кубань по своим климатическим условиям (В США с 1936 по 1972 рост в 1,9 раза).

Производства мяса. В 1909 - 1913 - 4,8 млн. тонн, что составляло 29 кг. в год на душу населения, 1936 - 1940 - 4,0 млн. тонн, в 1971-1974 - 13,7 млн. тонн ( то есть 55 кг. в год на душу населения), а во второй половине 80-х годов пришлось уже около 70 кг. на душу населения. Это больше, чем в Англии и Италии, однако уступает США, где на душу населения приходилось по 120 кг. Впрочем, в Белоруссии и Литве достигли уровня потребления в США и превзошли Францию (112 кг.) и ФРГ (110 кг.). Производство молока. 1909 - 1913 - 28,8 млн. тонн (154 литра на душу в год), 1936 - 1940 - 26,5 млн. тонн, 1971-1974 - 86,6 млн. тонн, что составляет 315 литров на душу населения в год. Кстати, в Литве до прихода к власти “демократов” молока производилось на душу населения в 4-5 раз больше, чем в США. (“Гласность”, 29.04.94). Доля СССР в мировом производстве молока увеличилась с 13% в 1940 г. до 21% в 1973 г. Каждая пятая тонна коровьего молока и масла в мире производилось в Советском Союзе (“Советский Союз”, 1975, с.205).

Если взять рост объема промышленной продукции за период с 1922 по 1972 г., то картина будет следующая: Казахстан - в 600 раз, Таджикистан - в 500 раз, Киргизия - более, чем в 400 раз, РСФСР - в 300 раз, Узбекистан - почти в 240 раз, Туркмения - более, чем в 130 раз.

Сопоставляя фермерскую и колхозную системы хозяйствования, Кара Мурза (“Правда”, 01.04.93) пришел к выводу, что “Если уж сравнивать... то всем нам надо прежде всего поклониться нашим колхозам и совхозам - по эффективности фермы им в подметки не годятся: так, сопоставляя производство на душу населения основных продуктов, то в 1989 г. пшеницы произвели 303 кг., а США - 223 кг., картофеля СССР - 251 кг., США - 68, мяса СССР - 70 кг., США - 120, молока СССР - 377, США - 264 кг., яиц в СССР - 292 штуки, в США - 270... И это все при том, что по климатическим условиям север США соответствует югу нашей страны: США - это как бы огромный Краснодарский край, а основная часть угодий СССР лежит в зоне неустойчивости земледелия”. “Кроме того, замечает Кара Мурза, - все эти показатели весьма быстро росли вплоть до... 1991 г.”.

Публикации в прессе говорят о том, что возникшие в нашей стране фермерские хозяйства намного уступают по всем показателям колхозам. Например, в Смоленской области на каждого работника фермерского хозяйства произведено 2,5 тонны молока, а в колхозе “Красный доброволец” на каждого работника от председателя до воспитательницы детского сада произведено 15 тонн молока, 3 тонны мяса, 3 тонны зерна, 7 тонн картошки (“Советская Россия”, 23.01.92 Аналогично: “Советская Россия” 13.11.91).

Между прочим, сами зарубежные фермеры, побывавшие в нашей стране, и познакомившиеся с колхозами, очень не советуют их разгонять. В частности, фермер Функ из Люксембурга утверждает: “Вам проще всего сейчас ликвидировать существующие крупные коллективные и государственные хозяйства. Но эффект может оказаться только обратным желаемому. Ведь мощный “Кировец” на 5 или 10 частей не разрежешь не разделишь по семейным наделам. Помимо прочего, крупные хозяйства отвечают масштабам вашей страны. Если их раздробить, со временем все равно пойдет стихийное слияние, поглощение слабых сильными, как это происходит, например, в Соединенных Штатах... Колхозы и совхозы функционируют. Многие - не так уж плохо. А при должной организации труда могут добиться результатов и более высоких, чем наши частные хозяйства” (“Советская Россия”, 22.02.92).

Дельный совет, не так ли? Тем более, если учесть, что даже в такой капиталистической стране, как Израиль, существуют подобные колхозы. В преимуществах колхозов убеждаются и в других странах. Вот почему не случайно, скажем, в Румынии, по сообщению телевидения (11.05.93, 1 программа), вновь создаются колхозы, хотя и под несколько иным названием. Почему? Именно потому, что индивидуальное ведение сельского хозяйства привело к резкому сокращению поголовья скота, поля, где выращивали хлеба, заросли сорняком и так далее.

Пытаясь опорочить социалистическую систему ведения хозяйства, неимоверно раздувают версию о “застое” в развитии экономики СССР. “Но, - как писал об этом Байбаков, - разве можно назвать застойным период, когда за 20 лет (1966-1985) национальный доход страны вырос в 4 раза, промышленное производство - в 5 раз, основные фонды - в 7 раз?” За короткий период СССР вышел на первое место в мире по добыче нефти и приблизились к мировому лидерству по добыче газа. В 1990 г. СССР занимал 3-е место в мире по производству зерна, первое по картофелю и молоку. Действительно, темпы развития социалистической экономики снизились, но в этом виновата не социалистическая система, основанная на общественной форме собственности, а именно отступления от социалистических принципов руководства развитием экономики: бюрократический подход, мелочная опека, глушащая инициативу людей и т.д. Но ведь при этом не следует забывать, что несмотря на замедление развития социалистической экономики, в этот, так называемый “застойный период” по валовому доходу СССР обгонял все капиталистические страны, кроме Японии. В 1981-1985 гг. (в СССР на 20%, в США - на 14%, во Франции - на 6%, Японии - на 21%). В 1986 -1989 гг. темпы роста производства в промышленности составляли 4%, в сельском хозяйстве - 3%. В этот период Советский Союз достиг наивысших объемов промышленного и сельскохозяйственного производства (Лигачев Е.К. “Так жить невозможно”, с . 12-13). Так что “застойный период” оказывается не таким уже и застойным, как это стараются доказать противники социалистического производства. И, обратите внимание на то, что они никак не хотят сопоставить достижения ”застойного периода” с современным состоянием экономики нашей страны. Сейчас, действительно никакого застоя нет: экономика в движении: она неумолимо падает в пропасть и это по всем показателям: по объему производства, по производительности труда и т.д. и т.п.

Однако тут могут задать (и вполне закономерно) вопрос: “А почему, если у нас было все так благополучно, мы закупали пшеницу в США и Канаде?” В самом деле, если сравнить валовый сбор зерна в СССР и США, то окажется, что, скажем в 1970 году он был одинаковым: в СССР - 186,8 млн. тонн, в США - 187,5 млн. тонн (БСЭ, 1972, т. 9, с. 521), а по пшенице СССР по валовому сбору в 1972 г. даже опережал в 2 раза США: в СССР - 85,8 млн. тонн, а в США - 42,0 млн. тонн (БСЭ, 1975, т. 21, с.226). И причина, видимо, не только в том, что у нас больше население. Что по этому поводу говорят экономисты?

А экономисты утверждают, что на питание населения своей пшеницы у нас было достаточно. Вся беда в том, что много пшеницы у нас скармливали скоту, птице, то есть она шла на нужды животноводства. “А вы видели какое брюхо у коровы? Сколько ей зерна надо, чтобы накормить?” - спросил в 1986 г. видный экономист во время лекции у слушателей института повышения квалификации преподавателей ВУЗов (При МГУ). “Ей не зерно надо давать, а грубые корма (сено, солома, мякина), силос”. СССР нуждался не в продовольственном зерне, а в фуражном зерне. Именно такую пшеницу, идущую на корм скоту, и завозили к нам из США и Канады. Кто-то из экономистов утверждал, что в СССР и в США на корм скоту и птице тратится 50% зерна (в США, видимо, это в значительной части кукуруза).

Предопределяющая роль экономического базиса на все прочие отношения между людьми наглядно проявилась на примере нашей страны: с разрушением базиса, основанном на общественной собственности на средства производства резко ухудшились отношения между людьми, их психология. Это подтверждается и анонимными социологическими обследованиями, проводимыми, в частности, в Российском Государственном Университете нефти и газа им. И.М. Губкина. Так, если в 1992 году за принцип “дружбы и взаимопомощи” высказалось только 36,9%, а за принцип “каждый за себя” - 39,6% (остальные не определились, какого принципа следует придерживаться либо просто постеснялись высказаться открыто: один из опрашиваемых написал: “нетактичный вопрос”). В 1994 г. 71% студентов испытывали чувство неуверенности в завтрашнем дне, не испытывали такой неуверенности только 14%. На вопрос, касающихся характера отношений между людьми, только 4,7% ответили, что они стали лучше, чем при Советской власти, а 58% утверждают, что они стали хуже, с точке зрения остальных студентов, отношения между людьми существенно не изменились.

Как видим, не столь уж праздный вопрос: “В чьих руках находится собственность на средства производства?” Ведь именно разрушение общественной собственности привело к гигантскому росту преступности, бандитизму, заказным убийствам, проявлениям национальной вражды, самоубийствам (сейчас Россия вышла на первое место в мире по количеству самоубийств) и т.д. Разрушение социалистического базиса позволило незначительной части населения обогащаться за счет национальных богатств, за счет разорения трудового народа. В частности, по сообщению газеты “Нью-Йорк таймс” от 23.11.98, личное состояние Черномырдина оценивается порядка 5 млрд. долларов. В деньгах это 500 тысяч пачек стодолларовыми купюрами, то есть набитый доверху пульмановский железнодорожный вагон (“Правда Москвы”, 22.12.98).

Опровержения со стороны Черномырдина не было. А кроме Черномырдина есть еще и Березовский и т.д. и т.п. Разве не ясно, что это обусловлено утверждением частной собственности на средства производства? и разве не ясно, что эти, пришедшие к власти силы, будут стоять за сохранение частной собственности? Они сделают все возможное, чтобы не допустить замены ее общественной собственностью на средства производства. В этом и кроется причина того, что стоящие у власти социальные силы предпринимают все усилия, чтобы убедить трудовой народ в преимуществе частной собственности перед общественной формой собственности на средства производства. И они уже доказали, что кроме убеждения словом, они могут “убеждать” и танковыми орудиями.

Именно общественная собственность является той основой, которая в конечном итоге приведет к тому, что труд из тяжелого бремени превратится в жизненную потребность здорового организма, доставляющего организму радость.

Вот почему Маркс и Энгельс в “Манифесте Коммунистической партии”, касаясь всех этих проблем, писали: “В этом смысле коммунисты могут выразить свою теорию одним положением: уничтожение частной собственности” (ПСС, т. 4, с. 483).
325

[Армен Алчян]

http://gallery.economicus.ru/cgi-bin...g&name=alchian
Property Rights. The New Palgrave Dictionary

Права собственности
ЧАСТНЫЕ ПРАВА СОБСТВЕННОСТИ.
Право собственности - это обеспечиваемое обществом право на выбор способов использования экономического блага. Частным называется право собственности, которым обладает конкретный индивид; оно может быть отчуждено в обмен на аналогичные права по отношению к другим благам. Сила этого права измеряется вероятностью и издержками его реализации (enforcement), которые зависят от деятельности правительства, неформальных общественных акций, а также господствующих этических и моральных норм. Говоря проще, никто не может законно использовать или как-либо воздействовать на физическое состояние благ, на которые вы обладаете правами собственности, без вашего разрешения или выплаты вам компенсации. В гипотетическом состоянии, для которого характерна полнота частных прав собственности, ни одно мое действие с принадлежащими мне ресурсами не может оказать влияние на физическое состояние частной собственности других людей. К примеру, ваши частные права собственности на ваш компьютер ограничивают допустимую сферу моих и чьих бы то ни было действий по отношению к вашему компьютеру, а мои частные права собственности ограничивают ваши и чьи бы то ни было действия по отношению ко всему, чем я владею. Важно отметить, что защита от действий других людей распространяется на физическое использование и физическое состояние блага, но не на его меновую ценность.
Частные права собственности являются правами на совершение выбора между несовместимыми способами использования благ. Они представляют собой не надуманные или навязанные извне ограничения на спектр возможных направлений использования, а исключительные права на выбор между этими направлениями. Запрет выращивать кукурузу на моей собственной земле был бы навязанным, или "надуманным", ограничением, лишающим меня определенных прав без передачи их другим. Лишение меня права выращивать кукурузу на моей собственной земле ограничило бы мой круг альтернатив поведения без расширения числа возможных вариантов поведения у кого-либо еще. Надуманные ограничения, необходимость в которых отсутствует, не являются базой прав собственности. Кроме того, поскольку такие ограничения обычно налагаются только по отношению к отдельным людям, те, кто свободен от них, получают "законную монополию" на виды деятельности, которыми другие безосновательно лишены возможности заниматься.
При режиме частных прав собственности допускается совершение контрактов на любых условиях, являющихся продуктом взаимного согласия, хотя исполнение не всех контрактов обязательно обеспечивается государством. Там, где контрактные соглашения запрещены, частные права собственности отрицаются. К примеру, согласие работать более 10 часов в день может рассматриваться как противоречащее закону вне зависимости от размера предлагаемого вознаграждения. Или же может быть незаконной практика продаж по ценам, превышающим официально установленные пределы. Эти ограничения снижают силу частных прав собственности и сокращают значение рыночного обмена и контрактов как средств координации производства и потребления и разрешения конфликтов интересов.
ЭКОНОМИЧЕСКАЯ ТЕОРИЯ И ЧАСТНЫЕ ПРАВА СОБСТВЕННОСТИ.
Успешный теоретический анализ прав собственности позволил объяснить метод управления и координации использования экономических ресурсов в системе, основанной на частной собственности (т.е. в капиталистической системе, или системе "свободного предпринимательства"). Этот анализ опирается на предположение о выпуклости предпочтений, а также на два ограничения: ограничение производственных возможностей и ограничение возможностей обмена частной собственностью, иллюстрируемое библейской заповедью "Не укради" или математически — принципом сохранения меновой ценности принадлежащих кому-либо благ.
Для эффективной децентрализованной координации производственной специализации, основанной на хорошо известном принципе сравнительных преимуществ, в обществе с рассеянной информацией люди должны обладать твердо гарантированными отчуждаемыми частными правами собственности на производственные ресурсы и продукты, которые могут обмениваться по взаимно согласованным ценам при низких издержках выработки условий надежных сделок (контрактов). Способность такой системы обеспечивать координацию рассеянной информации приводит к повышению доступности благ, которые ценятся выше или издержки производства которых снижаются. Набор прав собственности, на благо, которое является объектом обмена, служит мерилом ценности блага; эта ценность не эквивалентна ценности такого же количества рассматриваемого блага, которое не находится в частной собственности (а является, например, собственностью государства). Вероятно, никто не будет спорить с утверждением, что более сильные права являются более ценными, чем менее сильные, т.е. в обмен на предлагаемое им благо продавец будет запрашивать большее количество блага, на которое установлены менее сильные права собственности, по сравнению с тем количеством того же блага, которое он запросил бы, если бы права собственности на него были более сильными.
ФИРМЫ, СПЕЦИФИЧЕСКИЕ РЕСУРСЫ ФИРМ И СТРУКТУРА ПРАВ СОБСТВЕННОСТИ.
Хотя частные права собственности играют огромную роль в обеспечении роста выгод от специализации производства, делимость, сепарабельность и отчуждаемость частных прав собственности создают условия для организации совместной производственной деятельности в рамках современной корпорации. Этот процесс совместного производства — не столь хорошо формально обоснованный, но, тем не менее, важный — опирается на разделение и специализацию отдельных компонентов частных прав собственности. Однако этот метод часто неверно интерпретируется как сопряженный с чрезмерными ограничениями, способствующий снижению эффективности и социальной приемлемости частных прав собственности. Чтобы увидеть заключенную в такой оценке ошибку, необходимо проанализировать природу фирмы, в особенности корпоративной ее формы, которая обеспечивает львиную долю производства экономических благ. "Фирма", обычно рассматриваемая как "черный ящик", обеспечивающий выпуск продукции, представляет собой связанный контрактами набор ресурсов, принадлежащих различным взаимодействующим собственникам. Источником обеспечиваемого фирмой прироста производительности является "производительность команды" (team). Продукт здесь является не суммой отдельных "вкладов" каждого конкретного ресурса, участвующего в производстве, а неразложимой ценностью, совместно производимой группой. Таким образом, в случае производства, предусматривающего совместное использование нескольких ресурсов, находящихся в собственности разных субъектов, невозможно идентифицировать или оценить часть стоимости выпуска, которую "произвел" каждый отдельный ресурс. Определена и измерена может быть только стоимость предельного продукта каждого ресурса.
В то время как управление специализированным производством и обменом, которые ведутся в соответствии с принципом сравнительных преимуществ, осуществляется с помощью децентрализованных процессов рыночного ценообразования и заключения сделок, производительность команды, именуемой "фирмой", опирается на долгосрочные контракты, связывающие собственников, которые осуществили инвестиции в ресурсы, специфические для данной фирмы. В частности, некоторые ресурсы являются специфическими для данной "команды", поскольку после того, как они вовлекаются в деятельность фирмы, их альтернативная (ликвидационная) ценность оказывается намного ниже, чем их ценность в рамках данной фирмы. Такие ресурсы называются "специфическими ресурсами фирмы" (firm-specific). В рамках фирмы специфические ресурсы находятся обычно в общей собственности; в противном случае между отдельными собственниками специфических ресурсов заключаются контракты, которые ограничивают использование данных ресурсов спектром альтернатив, соответствующих интересам группы собственников в целом, а не отдельного индивида. Эти контрактные ограничения предназначены для предотвращения оппортунизма и "морального риска", связанных с действиями отдельных собственников, каждый из которых стремится присвоить часть той доли совокупной квазиренты, обеспечиваемой использованием специфических ресурсов, которая должна принадлежать другим собственникам. Ограничиваясь в целях краткости изложения только "полярными" случаями, отметим, что остальные ресурсы фирмы — ресурсы "общего характера" — не теряют своей ценности при изменении сферы приложения. Фирма, таким образом, представляет собой группу специфических ресурсов и некоторых ресурсов "общего характера", связанных обязующими контрактами и порождающих неразлагаемую по отдельным ресурсам ценность конечного продукта. Как следствие наиболее интенсивный контроль и мониторинг деятельности и функционирования команды будут осуществлять собственники специфических для данной фирмы ресурсов, выигрыш или убытки которых в максимальной степени зависят от преуспевания или краха "фирмы". Они часто рассматриваются в качестве "собственников", "работодателей" или "боссов" фирмы, хотя в действительности фирма является набором ресурсов, находящихся в собственности различных людей.
Специфические для фирмы ресурсы могут быть и человеческими. Фирмы, функционирующие в области юриспруденции, архитектуры, медицины, состоят из команд людей, которые в любой другой группе оценивались бы ниже. Они могут "нанимать" иные ресурсы "общего характера", например арендовать и приобретать здания и оборудование. Контракты, определяющие такого рода "наем", зависят от того, носят ли ресурсы специфический или общий характер, а не от того, кто из собственников ресурсов богаче и относятся ли соответствующие ресурсы к человеческим или нет. В частности, незначительное распространение "промышленной демократии" связано с тем, что собственники ресурсов более общего характера менее заинтересованы в управлении фирмой, чем собственники специфических ресурсов.
КОРПОРАЦИЯ И СПЕЦИАЛИЗАЦИЯ ЧАСТНЫХ ПРАВ СОБСТВЕННОСТИ.
В корпорации ресурсы, находящиеся в собственности акционеров, относятся к числу тех, ценность которых специфична для данной фирмы. Сложность специализации на отдельных компонентах прав собственности и связанные с этим контрактные ограничения заставили многих полагать, что в корпорации существует тенденция к "отделению" принятия решений об использовании ресурсов от несения последствий этих решений (т.е. к отделению контроля от собственности), а потому корпорации подрывают способность основанной на частной собственности системы к аллокации ресурсов в те области, где они имеют наибольшую рыночную ценность. Утверждалось, к примеру, что "распыленная" акционерная собственность ведет к столь серьезному отделению управления и контроля за использованием ресурсов от "собственности", что менеджеры оказываются в состоянии действовать, не обращая должного внимания на рыночную ценность ресурсов и интересы мелких акционеров. Адам Смит был в числе первых приверженцев данной точки зрения. Вне зависимости от эмпирической обоснованности такого представления лежащий в его основе логический анализ базируется на неверном понимании структуры частных прав собственности в корпорации и природы конкурентных рынков контроля и собственности, которые ограничивают автономию менеджеров. Между тем, к чему стремятся менеджеры, и тем, что реально удается делать тем из них, которым удается выдерживать конкуренцию на рынке контроля, существует большая разница.
Преимущество корпорации состоит в том, что она привлекает значительные средства для инвестиций в ресурсы, специфические для фирмы, с целью обеспечения широкомасштабных операций. Привлечение больших ресурсов возможно, если акции, удостоверяющие права собственности, являются свободно отчуждаемой частной собственностью, тем самым позволяя индивидам ликвидировать зависимость динамики своего потребления от динамики отдачи на инвестиции в специфические для фирмы ресурсы. Отчуждаемость возможна в том случае, если владение акциями сопряжено с ограниченной ответственностью, которая элиминирует зависимость отдельного акционера от объема богатства любого другого акционера. Связанное с этим терпимое отношение к анонимности, отсутствие интереса к положению других акционеров обеспечивают более высокую степень рыночной отчуждаемости акций.
Когда к отчуждаемости присоединяется добровольное согласие на разделение функции управления специфичными для фирмы ресурсами и функции несения имущественных последствий этих решений, связанных с изменением рыночной ценности, тогда возможность специализации на управленческих решениях и способностях (на контроле), не сопряженной с необходимостью нести риск имущественных последствий, позволяет достичь эффективной специализации производства и координации совместной производительной деятельности. Специализация не обязательно связана с производством различных конечных продуктов; о ней можно также говорить и применительно к различным производственным ресурсам или навыкам. Добровольно обеспечиваемая делимость и отчуждаемость набора прав позволяет эффективно специализироваться: (1) на реализации прав принятия решений об использовании ресурсов; (2) несении имущественных последствий этих решений, связанных с изменением рыночной (или меновой) ценности. Первую функцию иногда называют "контролем", а вторую — "собственностью" и, соответственно, говорят об "отделении" контроля от собственности. Разделение функций обеспечивает достижение выигрыша за счет специализации на выборе и мониторинге способов использования ресурсов, оценке результатов, а также на несении рисков, связанных со степенью обоснованности решений и их влиянием на стоимость активов фирмы в будущем. Поскольку различные способы использования ресурсов обусловливают различные вероятностные распределения результатов, а сами результаты в неодинаковой степени зависят от мониторинга предшествующих решений, сепарабельность и отчуждаемость отдельных прав собственности позволяют достичь выигрыша от специализации на обладании "делимыми" правами и их реализации.
Таким образом, современная корпорация опирается на ограниченную ответственность, которая содействует повышению степени отчуждаемости и делимости набора частных прав собственности, обеспечивает, таким образом, выигрыш от широкомасштабной специализации на управлении производственной командой, ее ресурсами и навыками. Вместо того чтобы снижать или подрывать эффективность частных прав собственности, пресловутое "отделение" позволяет осуществлять эффективную и продуктивную "специализацию" на реализации частных прав собственности как способа контроля и координации экономической деятельности.
ГОСУДАРСТВЕННЫЕ ПРАВА СОБСТВЕННОСТИ.
Можно было бы предположить, что государственные права собственности в условиях демократии аналогичны правам собственности в корпорациях с большим числом мелких акционеров, а потому обеспечивают получение сходных результатов. Эта аналогия была бы корректной, если бы влияние каждого гражданина, имеющего право голоса, на результат голосования было пропорционально его доле в совокупном богатстве общества и, кроме того, если бы каждый человек мог перевести свое богатство под юрисдикцию других правительств, подобно тому, как он может выбирать между различными корпорациями. Если, к примеру, индивид может покупать и продавать землю (актив, на который приходится основная часть стоимости государственной собственности в каждой стране), находящуюся под юрисдикцией различных правительств, и участвовать в голосовании в соответствии со своей долей "земли", то в этом случае последствия режима государственной собственности были бы близки к последствиям режима частной собственности. Однако такую возможность трудно рассматривать всерьез. Природа государственных, общественных или коммунальных прав собственности, несомненно, зависит от типа государственного правления. Поскольку дефиниции данных типов прав собственности лишены ясности и четкости, попытки формального анализа последствий распределения ресурсов и поведения в условиях каждого из них наталкиваются на препятствия.
ОТСУТСТВУЮЩИЕ ПРАВА СОБСТВЕННОСТИ.
Не все ресурсы удовлетворительно контролируются частными правами собственности. Примерами могут служить воздух, вода, электромагнитные волны, шумы и точки зрения (views). Грунтовые воды, находящиеся под принадлежащей мне землей, протекают далее под земельными участками других людей. Звуки и свет с моего участка земли проникают на участки других людей. Применительно к таким случаям вырабатываются иные формы контроля, например политические и общественные групповые решения и действия, хотя иногда эти "иные формы" используются в идеологических или политических целях даже там, где частные права собственности уже существуют.
Если такие формы контроля гарантируют каждому индивиду свободный, бесплатный и равный доступ к пользованию ресурсом, а также и средний уровень отдачи от него, то использование данного ресурса может оказаться чрезмерным. Чрезмерное использование означает, что величина дополнительных издержек превысит совокупный прирост ценности: иными словами, максимизация ценности общественного продукта не достигается. Это обусловлено тем, что для каждого пользователя ресурса его предельный продукт оказывается ниже среднего, в то время как пользователь ориентируется именно на величину среднего дохода. Таким образом, использование продолжается до тех пор, пока средний продукт не сокращается до уровня предельных издержек; как следствие предельный продукт оказывается ниже предельных издержек — явление, часто иллюстрируемое перегрузкой общественных шоссейных дорог или общественных парков или чрезмерным выловом рыбы в зонах свободного рыболовства. Классический принцип "коммунальной собственности", гласящий, что яблокам в общественном саду никогда не дают созреть, является крайним примером утверждения, что существование прав собственности, отличных от частных, нарушает соответствие использования ресурсов их выявленной рыночной ценности. С другой стороны, если коммунальные права собственности предусматривают, что фактические пользователи могут блокировать другим пользователям доступ к ресурсам, использование ресурсов будет недостаточным, поскольку фактические пользователи максимизируют средний, а не предельный доход от имеющихся в их распоряжении ресурсов. Результат — сокращение круга пользователей. Хотя расширение круга пользователей или способов использования ресурсов привело бы к снижению среднего продукта для фактических пользователей, а потому снизило бы интенсивность использования ими данных ресурсов, прирост ценности продукта (или дополнительного использования ресурса) для всей группы превысит дополнительные издержки. Примером могут служить государственные колледжи с низкой платой за обучение, практикующие ограничения на прием абитуриентов с целью максимизации "качества" обучения принятых, т.е. с целью максимизации среднего продукта в расчете на студента. Для некоторых профсоюзов (например, профсоюза водителей грузовиков) характерна сходная практика.
Обычный ошибочный вывод, обусловленный аналогией с чрезмерным выловом рыбы в озере права собственности на которое не установлены, заключается в утверждении, что независимые продавцы, имеющие свободный доступ к покупателям, часто для их привлечения прибегают к чрезмерной дифференциации продукта и чрезмерной рекламе, причем остальные продавцы несут скрытые издержки такой практики. Если, к примеру, некоторые покупатели сигарет "Camel" начинают покупать сигареты "Pall Mall", потери фирмы "Camel" равны не снижению стоимости продаж, а сокращению ценности ресурсов, специфических для данной фирмы. Ресурсы общего характера могут быть изъяты из производства сигарет "Camel" и направлены в другую сферу использования без каких-либо потерь для общества. Однако стоимость ресурсов, специфических для фирмы "Camel", снижается в той мере, в какой сигареты "Pall Mall" оказываются лучше или дешевле сигарет "Camel". Потери фирмы "Camel" меньше суммы прироста частного дохода фирмы "Pall Mall" и трансферта благосостояния в пользу потребителей за счет снижения цен или повышения качества сигарет. Потери фирмы "Camel" связаны не с действиями фирмы "Pall Mall", а с неверным прогнозом исходной ценности инвестиций. Здесь предполагается, что выполнение ошибочных прогнозов не должно быть подстраховано путем запрета на появление в будущем непредвиденных улучшений. Данный случай отличается от случая с чрезмерным выловом рыбы, поскольку потребители в отличие от рыбы обладают правами собственности на свои деньги и покупаемый товар. Если бы каждая рыба принадлежала конкретному собственнику (или "принадлежала бы самой себе"), никто не мог бы вылавливать ее, не уплатив соответствующую сумму, поэтому чрезмерный вылов не имел бы места. Наличие единственного собственника всей рыбы не является обязательным; достаточно того, чтобы каждая рыба (или каждый покупатель) находились в "собственности" того, кто может отказаться от покупки. (Разумеется, если на само озеро не установлены права собственности, на его поверхности может находиться чрезмерно много рыболовных судов, каждому из которых придется вести промысел на меньшей площади. Такая картина наблюдалась бы даже в том случае, если были бы установлены права собственности на рыбу.)
Тот факт, что потребители обладают правами, которые могут служить объектом торговли, отличает рассматриваемый случай от случая с чрезмерным выловом рыбы. Поскольку нет необходимости в приобретении прав на промысел рыбы или китов, чрезмерный промысел не тождествен "чрезмерному числу покупателей" в случае, когда покупатели обладают правами на то, что стремятся получить продавцы. Иными словами, аналогия между рыбой и покупателями была бы корректной в том случае, если бы продавцы одновременно конкурировали (1) за установление прав собственности на покупателей и (2) за владение этими правами. Сопряженная со значительными издержками излишняя конкуренция за установление прав может быть устранена простым закреплением за покупателями прав собственности на самих себя, что в действительности и имеет место. Если предшествующие рассуждения покажутся вам фантастическими, замените в них слово "рыба" на слово "люди", а "поверхность озера" на "улицы, по которым ездят таксисты в поисках клиентов". Излишние издержки возникли бы в случае конкуренции за ценные ресурсы, не находящиеся в чьей-либо собственности, — в данном примере таким ресурсом являются сами улицы.
ВЗАИМНЫЕ ПРАВА СОБСТВЕННОСТИ.
Очевидная цель "взаимных" форм организации состоит в том, чтобы поддерживать максимальный средний уровень дохода в расчете на члена группы или гарантировать каждому "старожилу" группы прирост дохода при увеличении численности группы. Взаимная частная собственность — форма, которая почти не подвергалась анализу, — не обеспечивает анонимной отчуждаемости принадлежащей индивиду доли прав, которые во всех остальных аспектах являются частными правами собственности. Члены "взаимной" организации могут передать свою долю другим лишь при получении согласия на это со стороны остальных собственников или их полномочных представителей. Примерами соответствующих организаций являются братства и клубы. Их деятельность обычно не может быть эффективно организована на тех же принципах, что и деятельность ресторанов, оздоровительных центров и спортивных залов, а их услуги не могут быть проданы на рынке так же, как услуги указанных организаций. Специфическими для группы ресурсами являются сами ее члены, которые взаимодействуют друг с другом и создают для себя общественную полезность. Увеличение числа членов группы оказывает двоякое влияние на полезность для каждого ее старожила: за счет фактора личной совместимости и за счет фактора "перегрузки" (congestion). Независимый внешний собственник, заинтересованный в максимальной ценности организации, но не в максимальном среднем доходе каждого ее члена, может создать угрозу увеличения группы путем дополнительной продажи членских прав, что позволит повысить совокупную общественную ценность организации из-за возросшего числа членов, в то же время снижая средний доход каждого из старожилов. Это — пример проанализированного ранее различия между максимизацией средней отдачи на вложенные ресурсы и максимизацией совокупного дохода за счет привлечения новых членов группы, присутствие которых, хотя и может повысить их собственное благосостояние по сравнению с ситуацией, когда они не являлись членами данной группы, одновременно сокращает доход прежних ее членов. Кроме того, возможности новых членов группы компенсировать прежним ее членам снижение индивидуальной (средней) ценности может быть ограничено, если взносы, сопряженные с членством в группе, передаются внешнему собственнику клуба. Если денежная компенсация, выплачиваемая внешнему собственнику в форме вступительного взноса, превышает сокращение уровня полезности для отдельных членов группы и группы в целом, то вступление в группу новых членов будет разрешено и собственник окажется в выигрыше, однако совокупный объем основанных на "личных отношениях" квазирент субъектов, с самого начала являвшихся членами группы, сократится. (До сих пор нет объяснения — за исключением указания на особенности режима налогообложения — тому факту, почему взаимные формы организации используются в ссудосберегательных и страховых фирмах.)
НЕНАКАЗУЕМОЕ НАРУШЕНИЕ ПРАВ СОБСТВЕННОСТИ, УСЛОВНЫЕ И НЕСПЕЦИФИЦИРОВАННЫЕ ПРАВА СОБСТВЕННОСТИ.
Частные права собственности могут в принципе существовать, однако их защита от потенциальных "узурпаторов" может не быть безусловной и бескомпромиссной. К примеру, возможны ситуации, когда чьи-либо предполагаемые права собственности не исключают пользования ей со стороны "узурпатора". Случайное или обусловленное экстремальными обстоятельствами использование частной собственности другого лица иногда называется ненаказуемым нарушением прав собственности ("tort"). Другая возможность состоит в том, что права собственности могут быть столь неточно специфицированы, что неясно, имела ли место узурпация прав собственности или же они изначально принадлежали предполагаемому "узурпатору". К примеру, дерево, которое я посадил, может загораживать вид с вашего участка. Однако имели ли вы право на то, чтобы любоваться пейзажем, расположенным за моим участком? Если бы права на любование пейзажем (или на солнечные лучи) были четко определены и специфицированы, мы могли бы вести переговоры о плате за сохранение вида с вашего участка или за предоставление мне возможности посадить дерево — в зависимости от того, какая из альтернатив ценится нами больше, причем плату получит тот, кто докажет, что права принадлежат ему. Другой пример: переплывая озеро на яхте и будучи застигнут внезапным штормом, я, спасая яхту и свою жизнь, воспользовался вашим причалом без вашего разрешения. Нарушил ли я в этом случае ваши права или же вам не принадлежит право препятствовать тому, чтобы люди, находясь в столь бедственном положении, пользовались вашим причалом? Если такое вынужденное действие рассматривается как правомерное, ваши права на причал являются не столь полными, как вам это могло представляться. В то время как в случае с посадкой дерева предварительные переговоры могли предотвратить ситуацию ненаказуемого нарушения прав собственности (за исключением варианта, когда нам с самого начала не удалось бы достичь согласия по вопросу о том, кому какие права принадлежат), в случае вынужденного использования причала предварительные переговоры невозможны. Если предварительные переговоры являются неэкономичными, то право на вынужденное использование ресурсов "должно" существовать и действительно будет существовать, коль скоро такой вариант использования ресурсов в рассматриваемых условиях дает большую ценность, чем альтернативные варианты. При этом изначальному "собственнику" может полагаться компенсация, а может и не полагаться. Принцип, лежащий в основе этого юридического постулата, представляется бесспорным и согласующимся с принципами эффективного экономического поведения. Для целей настоящего очерка достаточно указать на данный аспект экономической эффективности, лежащий в основе правовых норм.
853

[Людвиг фон Мизес]

Разделение людей на собственников и не имеющих собственности возникло в результате разделения труда.
Вторым великим достижением классической политэкономии и "индивидуалистической" теории общества было осознание в XVIII веке социальной функции частной собственности. До этого частная собственность всегда рассматривалась как что-то вроде привилегии немногих, как захват общего достояния, как нечто хотя и неизбежное в некоторых ситуациях, но дурное с моральной точки зрения. Либерализм первым осознал, что социальная функция частной собственности на средства производства заключается в передаче благ в руки тех, кто лучше умеет ими распоряжаться, т. е. в руки наиболее опытных менеджеров. Отсюда следует, что нет ничего более чуждого существу собственности, чем особые привилегии для некоторых видов собственности и особая защита для некоторых производителей. Любые ограничения вроде исключительных прав и других привилегий производителя затрудняют отправление социальных функций частной собственности. Либерализм борется против таких установлений с той же решимостью, что и против попыток ограничить свободу рабочих.
Собственник ни у кого ничего не отнимает. Никто не может оправдывать свою нищету богатством другого. Зависть толпы разгорается сильнее от подсчетов выгод, которые получили бы бедняки, если бы собственность была распределена равномерно. При этом не понимают, что объемы производства и национального дохода суть величины не постоянные, а существенно зависящие от распределения собственности. При вмешательстве в эти дела возникает опасность, что собственность может попасть в руки тех, кто не столь уж умеет ее поддерживать, кто менее способен к предвидению, кто хозяйствует менее рачительно; все это неминуемо приведет к сокращению производства. ["Создавая собственность, законы создают богатство, но не создают бедности; бедность есть первоначальное состояние человека. Жизнь изо дня в день и есть именно то естественное состояние, в котором первобытно находился человек... Законы, создавая собственность, благодетельны для тех, которые остаются в первобытной бедности. Бедные всегда более или менее участвуют в удовольствиях, выгодах, средствах цивилизованного общества" (Bentham, Principles of the Civil Code, ed. Bowririg, Edinburgh, 1843, Vol. 1, P. 309) <Бентам Ч., Избр. соч., Т. 1, Спб, 1867, С. 339>] Идеи коммунистического распределения -- идеи атавистические. Они возвращают нас к временам, когда общества либо вовсе еще не существовало, либо оно было не столь развито, как теперь, и когда объем производства был соответственно много ниже теперешнего. В обществе, не знающем обмена, безземельный человек действовал вполне логично, когда центром своих притязаний делал перераспределение земель. Когда же современный пролетарий страстно жаждет подобного перераспределения, он проявляет полное непонимание природы общественного производства.
Социалистической идее передать средства производства в руки организованного общества либерализм противопоставляет утверждение, что социалистическое производство будет менее производительным. В ответ социализм гегелевской школы стремится доказать, что историческое развитие неизбежно ведет к упразднению частной собственности на средства производства. {К социализму гегелевской школы Мизес относит лассальянство, поскольку Ф. Лассаль был последователем Гегеля. Лассаль Фердинанд (1825--1864) -- деятель германского рабочего движения, публицист. Рассматривал государство как важный фактор движения человечества к свободе и справедливости. С гегельянских позиций написан его основной философский труд "Философия Гераклита Темного из Эфеса".}
Лассаль полагал, что "вся история законов состоит, вообще говоря, во все большем ограничении собственности индивидуума и в выведении все большего числа объектов за рамки частной собственности". Тенденция к увеличению свободы собственности, просматриваемая в исторической эволюции, -- только видимость. Сколь бы "ни было парадоксальным представление о все ускоряющемся сокращении сферы частной собственности как принципа, определяющего культурное и историческое развитие права", данное представление, согласно Лассалю, выдержало самые придирчивые проверки. К сожалению, Лассаль не сообщает никаких подробностей этих проверок. По его собственным словам, он "уделил ему <этому представлению> лишь самое поверхностное внимание" [Lassalle, Das System der erworbenen Rechte, 2 Ausg., Leipzig, 1880, 1 Bd., S. 217 ff. <Лассаль Ф., Система приобретенных прав // Соч., Т. 3, Спб, С. 261 и след.>]. И никто другой после Лассаля не попытался представить нужные доказательства. Но если бы даже такая попытка была предпринята, никакие факты служить доказательством необходимости такого развития не могли бы. Концептуальные конструкции спекулятивной юриспруденции, погруженной в море гегельянских идей, в лучшем случае смогли бы продемонстрировать прошлые тенденции. Предположение, что выявленные тенденции развития должны с необходимостью продлиться и в будущее, весьма произвольно. Искомым доказательством может быть лишь демонстрация того, что силы, определявшие развитие в прошлом, все еще действуют. Гегельянец Лассаль ничего такого не сделал. Для него весь вопрос исчерпывается соображением, что "поступательное сужение сферы частной собственности не имеет другого основания, кроме положительного развития человеческой свободы" [Lassalle, Op. cit., I Bd., S. 222 ff. <Лассаль Ф., Указ. соч., С. 266>]. Подогнавши свой закон эволюции к великой гегелевской схеме исторического развития, он выполнил все, что могла потребовать его школа.
Маркс видел недостатки гегелевской схемы развития. Он также полагал бесспорной истиной то, что ход исторического развития ведет от частной собственности к общественной. Но в отличие от Гегеля и Лассаля его не занимали идея собственности и юридическое понятие собственности. Частная собственность в ее "политико-экономических аспектах" движется к полному уничтожению, "но она делает это только путем развития, независящего от нее, бессознательного, против ее воли происходящего и природой самого объекта обусловленного; только путем порождения пролетариата как пролетариата -- этой нищеты, сознающей свою духовную и физическую нищету, этой обесчеловеченности, сознающей свою обесчеловеченность" [Marx, Die Heilige Familie // Aus dem literarischen Nachlass von Karl Marx, Fridrich Engels und Ferdinand Lassale, Herg. v. Mehring, II Bd., Stuttgart, 1902, S. 132 <Маркс К., Энгельс Ф., Святое семейство // Соч., Т. 2, С. 39>]. Так на сцену выводится доктрина классовой борьбы в качестве главного движущего элемента исторического развития.

[Ростислав Исакович Капелюшников]

http://antisocialist.ru/papers/kapel...stvennosti.htm
Два определения

Право собственности - одно из фундаментальных понятий экономической и социальной теории. К раскрытию его смысла можно попытаться подойти как бы с двух сторон - "извне" и "изнутри". Анализ может вестись либо на макроуровне (уровне всего общества), либо на микроуровне (уровне индивидуального поведения). В первом случае предметом обсуждения становится режим собственности как целостная система, во втором - отдельные права как составные элементы этой системы.

Среди множества существующих определений прав собственности, наверное, два выражают их смысл точнее всего. С точки зрения выполняемой социальной функции права собственности предстают как определенные "правила игры", регулирующие взаимоотношения между людьми по поводу редких ресурсов, а с точки зрения их внутреннего содержания - как "пучки правомочий", которыми располагают отдельные агенты. И то и другое требует, конечно, более развернутой характеристики.

Права собственности как санкционированные поведенческие нормы

Воспользуемся развернутой характеристикой, принадлежащей американским экономистам С. Пейовичу и Э. Фьюруботну. "Права собственности, - отмечают они в своем определении, - понимаются как санкционированные поведенческие отношения, возникающие между людьми в связи с существованием благ и касающиеся их использования. Эти отношения определяют такие нормы поведения по поводу благ, которые любое лицо должно или соблюдать в своих взаимодействиях с другими людьми, или же нести издержки из-за их несоблюдения. Термин "благо" используется в данном случае для обозначения всего, что приносит человеку полезность или удовлетворение. Таким образом, и этот пункт важен, понятие прав собственности в контексте нового [экономического. - Р. К.] подхода распространяется на все редкие блага. Оно охватывает полномочия как над материальными объектами... так и над "правами человека" (право голосовать, печатать и т. д.). Господствующая в обществе система прав собственности есть в таком случае сумма экономических и социальных отношений по поводу редких ресурсов, в рамках которой отдельные члены общества противостоят друг другу"[1].

В приведенном развернутом определении заявлены основные темы, разработкой которых занята экономическая теория прав собственности. Выделим в нем важнейшие моменты.

1. Термином "собственность" обозначаются не какие-то материальные или нематериальные объекты - станки, земельные участки, научные открытия, литературные произведения и т. п., а определенные наборы прав: "Не ресурс сам по себе является собственностью; пучок или доля прав по использованию ресурса - вот что составляет собственность. Собственность в первоначальном значении этого слова относилась только к праву, титулу, интересу, а ресурсы могли называться собственностью не больше, чем они могли называться правом, титулом или интересом"[2]. К сожалению, в обыденном языке понятие "собственность" чаще всего употребляется в значении "объект собственности". Этим объясняется вынужденное удвоение терминов и употребление выражения "право собственности" вместо просто "собственность".

2. Отношения собственности понимаются как отношения именно между людьми, а не как отношения "человек/вещь": "...термином права собственности обозначаются отношения между людьми по поводу использования редких благ, а не отношения между людьми и вещами"[3].

Чтобы подчеркнуть этот момент, отношения собственности можно было бы обозначить как фактически действующую в обществе систему исключений из доступа к материальным и нематериальным ресурсам, понимая под "доступом" все множество возможных решений, связанных с этими ресурсами (не обязательно предполагающих лишь физическое воздействие на них). Таким путем задается матрица взаимодействий между теми, у кого нет доступа к какому-либо ресурсу, и теми, кому он открыт. В отличие от технологического отношения, которое может выступать в виде простейшей связки "субъект - объект", отношение собственности всегда содержит как минимум три составляющих: "собственник - предмет собственности - несобственник". Поэтому система исключений из доступа к имеющимся в обществе ресурсам как бы содержит в свернутом виде все способы потенциальных взаимодействий между экономическими агентами по поводу их использования.

3. Понятие прав собственности напрямую связано с центральной проблемой экономической науки, проблемой редкости, так как их установление имеет смысл только по отношению к ограниченным (редким) ресурсам: "...без какой-либо предпосылки редкости бессмысленно говорить о собственности и справедливости"[4]. В мире ограниченных ресурсов неизбежно возникновение конфликтов по поводу их использования.

Установление прав собственности не устраняет эти конфликты, но определенным образом их ограничивает и упорядочивает. Американский философ Р. Дворкин сравнил роль прав в человеческих взаимоотношениях с ролью "козырей" в карточной игре: ссылки на права разрешают споры о доступе к редким благам, так как они не "побиваются" никакими другими аргументами. Установление прав собственности уменьшает неопределенность экономической среды, делая ее более стабильной и предсказуемой. Поэтому их и можно назвать "правилами игры". Различные "правила игры" могут оказываться более и менее удачными, их развитие, отбор и замена определяются тем, насколько успешно они справляются с урегулированием действительных и недопущением потенциальных конфликтов по поводу редких ресурсов.

4. Права собственности носят всеохватывающий характер и могут наделять властью как над материальными, так и концептуальными объектами - вплоть до неотчуждаемых личных свобод. Это относится и к самим правам, которые так же, как и другие бестелесные объекты, могут составлять предмет собственности. Так появляются сложные многоступенчатые конструкции, где права низшего уровня оказываются объектом прав среднего уровня, те в свою очередь - объектом прав высшего уровня и т. д. (Скажем, опцион есть право на приобретение акций какой-либо компании, т. е. право на получение прав контролировать ее деятельность и участвовать в ее доходах.)

5. Отношения собственности рассматриваются как санкционированные обществом, но не обязательно государством. Они могут закрепляться и охраняться не только силой государства в виде законов и судебных решений, но и авторитетом традиций, неписаных обычаев, нравственных и религиозных заповедей и т. п.

6. Права собственности действуют как своеобразные стимулы, увеличивая издержки одних способов поведения и повышая привлекательность других. Экономический подход к правам собственности свободен от наивного представления, согласно которому достаточно принять закон, чтобы он начал выполняться. Несанкционированное (отклоняющееся) поведение остается в поле его зрения и понимается экономически: запреты и ограничения не устраняют такое поведение, а, действуя как отрицательные стимулы, повышают связанные с ним издержки (в виде возможного наказания). И соблюдение, и нарушение санкционированных поведенческих норм превращаются в акты рационального экономического выбора.

Право собственности как набор частичных правомочий

Историки права выделяют две основные традиции в понимании права собственности - континентальную и англосаксонскую. Первая считала необходимой концентрацию всех прав собственности на объект в руках одного владельца, рассматривая случаи рассредоточения правомочий среди нескольких лиц как феодальные пережитки. Ее классическим воплощением стал Кодекс Наполеона, где частная собственность провозглашалась не только "священной и неприкосновенной", но и "неограниченной и неделимой". В противоположность этому англосаксонская правовая традиция удержала многие институты феодального права, допуская, в частности, возможность раздробления собственности на какой-либо объект на правомочия нескольких лиц. Если континентальная традиция представляла право собственности как нечто единое и неделимое, то англосаксонская - как совокупность частичных правомочий. Несомненно, вторая традиция отличается большей гибкостью и реализмом. Единое и неделимое право - не более чем идеальная конструкция, а в реальной жизни отдельные правомочия всегда вступали в разнообразнейшие сочетания и могли каждое по отдельности принадлежать разным лицам. Расщепление права на частичные правомочия - нормальная практика, и было бы неверно расценивать ее как свидетельство эрозии частной собственности.

Англосаксонская традиция является в настоящее время преобладающей и берется за основу при кодификации права на международном уровне. Специалисты отмечают, что свойственные ей гибкость и пластичность больше отвечают сложным экономическим, социальным и политическим реалиям современного общества[5].

Англосаксонская правовая традиция оказала несомненное влияние на формирование исходных представлений теории прав собственности. Право собственности определяется в ней как набор допустимых экономических решений, или, в полном соответствие с этой традицией, как "пучок частичных правомочий". При этом сама классификация прав и форм их защиты может производиться по различным критериям, в зависимости от характера изучаемых проблем.

Исчерпывающий перечень правомочий включал бы права на использование ресурса, его потребление, разрушение, видоизменение, улучшение, управление, продажу, дарение, завещание, сдачу в аренду, предоставление в качестве залога, получение от него дохода и др. Ему противостоит симметричный перечень ограничений, распространяющихся на всех несобственников. Это запреты на присвоение ресурса, конфискацию, порчу, загрязнение, пересечение, использование без разрешения и др., свидетельствующие о признании права собственности данного индивидуума другими членами общества. Такое сочетание прав и ограничений очерчивает "зону приватности", которая оказывается ограждена от вторжений извне и в пределах которой каждый агент может поступать по собственному усмотрению, никому не давая отчета - ни государству, ни другим частным лицам.

Из понимания права собственности как набора допустимых экономических решений следует, что любой акт обмена есть не что иное, как обмен пучками правомочий. Это - базовое представление для всего экономического анализа прав собственности. Идея, что рыночный обмен представляет собой обмен пучками правомочий, не нова. В XIX веке ее высказывал Е. Бем-Баверк[6], но впоследствии она была предана забвению. При таком подходе любой товар предстает не просто как определенная сумма его потребительских или производственных характеристик, но также и как набор сопряженных с ним прав и ограничений. Соответственно его ценность и денежная цена зависят как от первых, так и от вторых: "Когда на рынке заключается сделка, обмениваются два пучка прав собственности. Пучок правомочий обычно "прикрепляется" к определенному физическому благу или услуге, но именно ценность прав определяет ценность обмениваемых товаров: вопросы, относящиеся к формированию и структуре компонентов пучка прав, предшествуют вопросам, которыми по большей части заняты экономисты. Они принимают обычно пучок прав как данный и ищут объяснение, чем определяются цена и количество подлежащего обмену товара, к которому относятся эти права"[7].

Чем шире набор правомочий, закрепленных за ресурсом, чем точнее они определены и надежнее защищены, тем выше его полезность. Так, собственная вещь и вещь, взятая напрокат, имеют разную полезность для потребителя, даже если физически они совершенно идентичны. Дом имеет разную ценность, когда домовладелец вправе запретить строить поблизости от него бензоколонку и когда он лишен такой возможности. Продавец вынужден предлагать в акте обмена большее физическое количество того же самого блага, если закрепленные за ним правомочия сильно ограничены.

Пучки правомочий, относящиеся к различным ресурсам, определяют последствия, которые придется нести собственнику за принимаемые им решения. Таким образом они влияют на выбор и характер использования ресурсов.

Отсюда понятна связь рынка с рассредоточением прав собственности. Сдвиги в законодательстве фактически меняют состав товаров, выносимых на рынок. Экономические агенты не могут передать в обмене больше правомочий, чем они имеют. Поэтому расширение или сужение имеющихся у них прав собственности будет вести к изменению условий и масштабов обмена (увеличению или уменьшению числа сделок в экономике).

"Полное" либеральное право частной собственности

Исходным пунктом при разработке теории прав собственности стало обращение к "чистому" режиму частной собственности. Выбор такой отправной точки не случаен. Частная собственность представляет в известном смысле простейший для анализа случай, поскольку она создает "зоны приватности", внутри которых каждый собственник оказывается автономен в принятии экономических решений и в получении от них результатов. "Полное" либеральное право частной собственности задает определенный стандарт, отклонения от которого означают движение в направлении иных правовых режимов. Это, разумеется, идеальный тип, никогда не встречавшийся в реальности в чистом виде. Тем не менее такая гипотетическая конструкция помогает понять многие особенности реально существующих форм собственности.

Чистый режим частной собственности предполагает, что собственник наделен полным и исчерпывающим пучком правомочий и что они надежно защищены от чьего бы то ни было вмешательства. "Полное" либеральное определение права частной собственности, которое к настоящему времени стало уже хрестоматийным, было предложено английским юристом А. Оноре. Оно включает 11 элементов: 1) право владения, т. е. исключительного физического контроля над вещью; 2) право пользования, т. е. личного использования вещи; 3) право управления, т. е. решения, как и кем вещь может быть использована; 4) право на доход, т. е. на блага, проистекающие от предшествующего личного пользования вещью или от разрешения другим лицам пользоваться ею (иными словами - право присвоения); 5) право на "капитальную ценность" вещи, предполагающее право на отчуждение, потребление, промотание, изменение или уничтожение вещи; 6) право на безопасность, т. е. иммунитет от экспроприации; 7) право на передачу вещи по наследству или по завещанию; 8) бессрочность; 9) обязанность воздерживаться от использования вещи вредным для других способом; 10) ответственность в виде взыскания, т. е. возможность отобрания вещи в уплату долга; 11) остаточный характер, т. е. ожидание "естественного" возврата переданных кому-либо правомочий по истечении срока передачи или в случае утраты ею силы по любой иной причине[8].

Попробуем сначала ответить на вопрос, какой принцип положен в основу приведенной классификации. Нетрудно убедиться, что выделение частичных правомочий производится в ней применительно к границам, отделяющим собственника и имеющиеся у него ресурсы от других собственников. Имеются в виду, конечно, не физические, а социальные границы, как бы "окаймляющие" ресурс, принадлежащий собственнику. Развивая эту метафору, можно было бы сказать, что право владения подразумевает не более чем возможность "обведения" подобных границ вокруг ресурса; право пользования - возможность совершать с ресурсом, оставаясь в заданных границах, какие угодно действия; право управления - возможность "впускать" в очерченную этими границами зону других агентов; право на доход - возможность "раздвигать" эти границы так, чтобы внутри них оказывались все новые объекты (блага), полученные в результате использования ресурса; право на капитальную ценность - возможность охвата этими границами не только текущих, но и предстоящих плодов от его использования; иммунитет от экспроприации - недопустимость их пересечения другими агентами; право на наследование и завещание - возможность определять условия и порядок "вхождения" внутрь границ будущих собственников; запрещение вредного использования - недопустимость выхода отрицательных результатов от пользования ресурсом за установленные вокруг него границы и т. д.

Представление о границах "зоны приватности" выступает в качестве смыслового центра, организующего вереницу разнообразных конкретных собственнических правомочий в определенную систему. Поэтому существование частной собственности (или хотя бы каких-то ее элементов) является важным аспектом свободы, и в этом смысле она представляет собой самодовлеющую ценность. Но помимо этого она имеет и огромное инструментальное значение, способствуя повышению экономической эффективности и поощрению нововведений.

Право собственности - не просто арифметическая сумма правомочий, а система взаимосвязанных элементов. О степени их взаимозависимости можно судить по тому, насколько ограничение какого-либо правомочия (вплоть до полного его устранения) влияет на возможность реализации остальных правомочий. Например, право пользования не связано жестко с правом на отчуждение вещи. Но обратное неверно: право на передачу вещи неизбежно предполагает, что, по крайней мере, какая-то часть прав на пользование или доход у собственника имеется (иначе обмен с ним ни для кого не имел бы смысла). Жесткое ограничение права на получение дохода от ресурса (скажем, в виде сверхвысокого налога) может вести к полной утрате заинтересованности в его использовании. Собственник никак не будет защищать имеющееся у него право пользования, как если бы он был лишен его[9].

Остановимся подробнее на некоторых наиболее важных частичных правомочиях из списка Оноре. Особого внимания заслуживают правомочия 5 (право на капитальную ценность) и 9 (запрещение вредного использования). Право на капитальную ценность ресурса американский исследователь Л. Беккер считает наиболее фундаментальным. Все остальные элементы, по его мнению, представляют собой примеры защиты, расширения, ограничения или разработки этого основного правомочия. Оно предполагает, что экономические агенты могут не только уничтожать, преобразовывать и использовать принадлежащие им ресурсы в процессе производства и потребления, не только передавать их или сдавать в аренду, но и извлекать их полную ценность при отчуждении в акте обмена. Действительно, поскольку рыночная цена любого блага соответствует капитализированной (дисконтированной) величине потока ожидаемых выгод за весь срок его службы, постольку, продав это благо на рынке, собственник получает возможность уже сегодня приобщиться к экономическим результатам от его последующего использования. Причем это могут быть результаты, реальное получение которых даже выходит за горизонт физического существования самого собственника. Скажем, изобретатель, продавая свое открытие на рынке, приобщается к выгодам, которые оно, может быть, станет давать только тогда, когда его самого уже не будет в живых.

Продолжим этот условный пример. Допустим, какой-то гениальный селекционер, достигший крайне преклонного возраста, стоит перед проблемой: браться или не браться за выведение нового, необычайно продуктивного сорта садовых деревьев? Первые саженцы он ожидает получить уже через год, но плодоносить они смогут не раньше чем через полвека. Самому ему отведать их плодов явно не придется. Но если он будет располагать правом на капитальную ценность выведенного сорта, ему есть смысл взяться за работу: ведь продав саженцы, он по существу примет косвенное участие в дележе будущих плодов, к сбору которых реально приступят только через пятьдесят с лишним лет.

Естественно, что такая приобщенность к будущим результатам может возникать при принятии решений, как повышающих, так и понижающих капитальную ценность ресурса. Поэтому экономические агенты оказываются заинтересованы в учете даже тех отдаленных положительных и отрицательных следствий от своей текущей деятельности, которые реально могут начать сказываться лишь на жизни будущих поколений.

Правомочие 9 - запрещение вредного использования - занимает особое место в "полном" определении права частной собственности. Оно говорит об ограничениях, а не об имеющихся возможностях, в отличие от остальных элементов из списка Оноре. Смысл этого правомочия состоит в том, что даже присутствие всех элементов из "полного определения" не делает право собственности неограниченным. Равенство прав требует симметричных ограничений взаимного плана. Ограничения на права собственности каждого индивидуума вытекают из признания им прав собственности других индивидуумов. В обмен на свой отказ от поведения, способного причинить ущерб чужому имуществу, он рассчитывает на такой же отказ от других по отношению к его имуществу. Поэтому даже в идеальной ситуации частное право собственности могло бы быть названо "полным", но не "неограниченным". "Полнота" в данном случае означает, что оно будет стеснено наименьшим из всех возможных числом ограничений.

Это переводит проблему в более привычную для экономической теории плоскость. Задача максимизации целевой функции в заданных ограничениях встречается в ней, возможно, чаще других. В "полном" определении права частной собственности речь по существу идет о том же: о максимизации свободы принятия экономических решений при условии непричинения вреда другим.

Важно уточнить, что запрещение вредного использования касается только физических характеристик ресурсов, но не их меновой ценности. Оно не распространяется на нанесение ущерба косвенным путем - посредством снижения рыночной ценности ресурсов, принадлежащих кому-то другому. Предприниматель не вправе разорить конкурента, устроив поджог на его фабрике, но он вправе разорить его, резко повысив эффективность собственного производства. Запрещение действий, изменяющих ценность чужого имущества (как это практиковалось в средневековых цехах), означало бы ограничение свободы конкуренции и отрицание принципа равноправия. Например, получалось бы, что потенциальные конкуренты были бы лишены права заниматься деятельностью, которой свободно занимаются уже действующие в данной отрасли агенты.

Однако в реальном мире, где изменения оказываются результатом сложного переплетения множества индивидуальных решений, установить, от кого именно они исходят и касаются ли они только меновой ценности ресурсов или ограничивают свободу деятельности других людей, можно лишь с известной долей приблизительности. Например, установление монопольно высокой цены, как правило, влечет за собой санкции со стороны государства, тогда как действия по "сбиванию" цены никак не ограничиваются, хотя, казалось бы, и то и другое не затрагивает физических характеристик ресурсов. Поэтому в том, что признается, а что не признается обществом вредным использованием, всегда присутствует элемент условности, социальной конвенции.

Из 11 элементов, входящих в "полное" определение частной собственности, можно составить внушительное количество комбинаций. Однако, по мнению американского философа Л. Беккера, не все из этих сочетаний заслуживают названия права собственности. Таковыми могут быть признаны право на "капитальную ценность" даже взятое отдельно; любая комбинация с его включением; любая пара из первых четырех элементов (право владения, право пользования, право управления и право на доход) с добавлением к ней права на безопасность и т. д. Во всяком случае один из первых пяти элементов обязательно должен присутствовать в связке, которая могла бы составить право собственности. Но даже при этих оговорках число осмысленных сочетаний оказывается равно 1,5 тыс., а если учесть их варьирование по субъектам и объектам права, то разнообразие форм собственности становится, по словам Л. Беккера, поистине "устрашающим"[10].

С точки экономической теории такой подход с жестко проводимой границей между ситуациями, где есть право собственности и где оно отсутствует, не вполне корректен. Даже если какие-то сочетания правомочий нельзя признать "правом собственности" в полном смысле слова, то это не значит, что они не могут отпочковываться и принадлежать кому-либо в таком усеченном виде. По замечанию А. Алчяна и Г. Демсеца, в какой мере то или иное правомочие на вещь принадлежит собственнику, можно судить по тому, насколько его решение будет предопределять ее действительное использование. Если существует вероятность, равная единице, что решение собственника, выражающее реализацию им какого-либо правомочия, и в самом деле без малейших отклонений будет выполнять ся в процессе использования ресурса, то тогда можно сказать, что собственник обладает абсолютным правомочием на этот ресурс[11].

Определяя право частной собственности, экономисты ограничиваются обычно более коротким перечнем составляющих его элементов. Но принципиальный подход к праву собственности как набору частичных правомочий остается тем же. Обычно выделяются следующие основные классы правомочий, образующих право частной собственности: "Благо или имущество определяется как находящееся в частной собственности тогда и только тогда, когда три отличительных признака связаны с правами на владение им. Во-первых, исключительное право пользования (или решения о пользовании) благом, которое может рассматриваться как право на исключение других индивидуумов из его использования. Во-вторых, исключительное право на получение дохода от использования вещи. В-третьих, полное право на передачу или свободное "отчуждение" имущества, которое включает право заключать контракты и выбирать их форму. Эта структура прав, определяющая частную собственность, является, конечно, идеализацией, предназначенной для теоретического анализа; на практике исключительность и передаваемость прав являются вопросами степени"[12].

По сути это классический набор прав владения, пользования и распоряжения. Подобный перечень можно считать стандартным для теоретиков прав собственности. [Ср., например, классификацию С. Пейовича: "Право собственности на имущество состоит из следующих правомочий: 1) права пользования имуществом (usus); 2) права пожинать приносимые им плоды (usus fructus); 3) права изменять его форму и субстанцию (abusus) и 4) права передавать его другим лицам по взаимно согласованной цене. Последние два правомочия определяют право собственника на осуществление изменений в ценности его имущества и представляют собой фундаментальные компоненты права собственности"[13].]

Частная собственность и экономическая эффективность

"Полный" набор прав частной собственности обладает важными информационными и мотивационными преимуществами. Он побуждает экономических агентов сообщать через сигналы рыночных цен истинную информацию о своих производственных возможностях и потребительских предпочтениях. Он подталкивает их к принятию наиболее эффективных решений, повышающих благосостояние всего общества. Эти преимущества обеспечиваются такими его свойствами, как исключительность, отчуждаемость, дробимость и стабильность. Им в теории прав собственности придается первостепенное значение.

Исключительность означает, что все, кроме самого собственника, исключены из доступа к ресурсу. Отчуждаемость предполагает отсутствие ограничений на свободную продажу и передачу правомочий. Дробимость позволяет расщеплять право собственности на отдельные правомочия и образовывать из них новые комбинации. Расширяемость подразумевает распространимость частной собственности на все существующие ресурсы - как настоящие, так и будущие. Эти характеристики частной собственности способствуют максимизации социального продукта.

1. В силу исключительности права частной собственности на собственника и только на него падают все отрицательные и положительные результаты от пользования ресурсом. Он оказывается заинтересован в максимально полном их учете при планировании своей деятельности, что повышает эффективность принимаемых им решений (в смысле преобладания положительных последствий над отрицательными): "Чем определеннее права частной собственности... тем теснее отношение между благосостоянием индивидуума и экономическими (социальными) последствиями его решений. Как результат, тем сильнее для него стимул учитывать те выгоды или тот ущерб, которые его решения приносят другим индивидуумам"[14].

2. Отчуждаемость позволяет передавать благо в ходе обмена тому агенту, который готов предложить за нее наивысшую цену (для кого оно представляет максимальную ценность). Тем самым обеспечивается эффективное размещение ресурсов, поскольку в ходе обмена они будут переходить от менее производительных употреблений - к более производительным, от лиц, меньше их ценящих, - к лицам, ценящим их больше. При ограничении свободы на передачу прав не все возможности для взаимовыгодного обмена будут исчерпаны.

Отчуждаемость способствует оптимальному размещению ресурсов не только в пространстве, но и во времени. Как мы видели, возможность выручить в акте меновой сделки капитальную ценность ресурса приучает экономических агентов к дальновидности, заставляет учитывать не только ближайшие, но и отдаленные последствия принимаемых ими решений (простирающиеся, возможно, даже за горизонт их собственной жизни).

3. Благодаря дробимости частной собственности частичные правомочия могут беспрепятственно отпочковываться, дифференцироваться, комбинироваться и рекомбинироваться. Перегруппировка правомочий может принимать две формы. Во-первых, весь набор прав на ресурс может принадлежать одновременно нескольким агентам. В таком случае все они имеют возможность соучаствовать в осуществлении каждого из правомочий. Например, два агента, организовавшие партнерство, имеют равные "долевые" права при определении его производственной программы, распределении дохода или принятии решения о ликвидации. Вовторых, частичные правомочия могут каждое по отдельности принадлежать различным агентам. Скажем, фермер, арендующий земельный участок, имеет право выращивать на нем хлеб, его сосед-скотовод - проводить через него стадо к водопою, владелец расположенной недалеко фабрики - загрязнять воздух над ним дымом и сажей, все жители страны - пролетать над ним на самолете, а землевладелец - его продать. В таком случае каждый из совладельцев оказывается наделен частичным правомочием лишь какого-то определенного класса.

Дробимость открывает возможность для кооперации и специализации в осуществлении собственнических правомочий. Если пользование каким-то ресурсом эффективнее осуществлять на совместной основе, то агенты могут достичь этого, объединив имеющиеся у них права. В то же время любой агент может специализироваться в выполнении только тех собственнических функций, где он обладает сравнительными преимуществами в производительности. (Например, в современной корпорации право управления находится у высших менеджеров, а право распоряжения капитальной ценностью ее активов - у акционеров.) Перераспределение частичных правомочий в соответствии с индивидуальными знаниями и талантами различных категорий собственников также способствует максимизации совокупного богатства.

4. Свойство расширяемости гарантирует, что в обществе нет и не может быть никому не принадлежащих, "неприсвоенных" объектов. Если обнаружен новый ресурс, то имеются правила, однозначно определяющие, кто и каким образом может претендовать на его присвоение. Поэтому не остается ни одного объекта, права на который не были бы установлены и расписаны по индивидуальным агентам. Экономика в этом случае располагает полным набором рынков.

Именно права собственности составляют базу для принятия рациональных решений экономическими агентами. Они устанавливают, кто именно может принимать решения по распоряжению ресурсом; определяют направление передачи ресурсов между агентами; задают временной горизонт принятия решений; предписывают, кому должны доставаться выгоды от использования ресурса.

Известный американский философ Р. Нозик подытожил преимущества системы частной собственности следующим образом: 1) она повышает благосостояние общества, отдавая ресурсы в руки тех, кто может распорядиться ими лучше других; 2) она поощряет экспериментирование и нововведения, потому что когда ресурс принадлежит одному человеку, ему не нужно убеждать других или какието государственные органы в ценности своей новой идеи; 3) она способствует эффективному распределению риска, поскольку вероятные издержки, связанные с той или иной деятельностью, падают на тех, кто непосредственно ею занимаются, и поэтому они оказываются заинтересованы в том, чтобы специализироваться и становиться экспертами в оценке рисков именно этого типа; 4) она защищает интересы будущих поколений, побуждая некоторых агентов переключать ресурсы от текущего потребления на достижение долговременных целей, лежащих нередко за горизонтом их собственного существования; 5) она защищает наиболее презираемые категории населения благодаря тому, что на рынке труда возникает конкуренция среди множества частных работодателей[15].

Принято считать, что наибольшее приближение к идеальному режиму частной собственности было достигнуто Великобританией и США в XIX веке, в период господства принципов либерализма. Большинство форм регулирования рынка отвергалось, вмешательство государства было минимальным. Тем не менее существовавшая система не соответствовала идеальному режиму частной собственности в двух отношениях. Во-первых, ответственность за многие "вредные эффекты" падала не на тех, кто их вызывал. Фирмы не отвечали за загрязнение окружающей среды. Производители недоброкачественной продукции были защищены от исков потребителей доктриной, согласно которой покупатель вступал в контрактные отношения не с ними, а с розничными торговцами ("privity of contract "). Во-вторых, слабо ограничивалась деятельность частных монополий (антитрестовское законодательство начало появляться в США лишь к концу XIX века).

Эти недостатки вызывали растущую волну критики и требований государственного ограничения рынка и частной собственности. Однако в США эти попытки наталкивались на закрепленное в Конституции право на свободу договора. Длительное время Верховный суд признавал неконституционными и отменял любые решения законодательных властей, ограничивавшие свободу контракта. Однако в период Нового курса Рузвельта началось широкое вторжение государства в экономику. До начала Нового курса суды активно защищали права собственности, игнорируя "социальные" права. После Второй мировой войны суды начали энергично отстаивать социальные права - свободу слова, совести, расовое равноправие и др. Они стали поддерживать все более широкое вторжение законодательной вла сти в регулирование прав собственности. Эта тенденция, набиравшая силу с начала 1930-х годов, вышла далеко за пределы контроля за монополиями и "внешними эффектами". "Чистый" режим частной собственности сменился смешанным[16].

Проблема спецификации/размывания прав собственности

Большое место в экономическом анализе прав собственности занимает проблема их спецификации и размывания. По словам С. Пейовича и Э. Фьюруботна, она является ядром современной теории фирмы[17], потому что через нее вскрываются сложные обратные связи между собственностью и формами организации экономической деятельности. Спецификацией называется точное определение набора правомочий собственника. Она выступает важнейшим условием эффективной работы экономики.

Спецификация прав уменьшает неопределенность экономической среды и формирует у индивидуумов стабильные ожидания относительно того, на что они могут рассчитывать в результате собственных действий и в отношениях с другими экономическими агентами: "Если ценный актив никому однозначно не принадлежит, тогда ни у кого нет и стимула заботиться о нем должным образом. Если права собственности непередаваемы, тогда мало надежды, что активы попадут в конце концов к тем, кто способны употребить их наилучшим образом, т. е. к тем, кто ценят их выше других. Если права собственности не надежны, тогда владельцы не станут много инвестировать в активы, которые они могут потерять без всякой компенсации или которые требуют для защиты от притязаний на них затрат ценных ресурсов"[18]. Чем лучше специфицированы и надежнее защищены права собственности, тем большую ценность они представляют.

Совершенный режим частной собственности означает исчерпывающую спецификацию и абсолютную защиту всех правомочий. Понятно, что такое было бы возможно только в идеальном мире, где любая, сколь угодно сложная спецификация обходилась бы бесплатно. В реальном мире, где издержки спецификации могут быть очень велики, далеко не все права оказываются точно определены, однозначно распределены и надежно защищены. В "порах" между точно специфицированными наборами прав остаются зоны с высокой степенью неопределенности.

Точность спецификации зависит от баланса ожидаемых выгод от нее и издержек по установлению и защите права. Чем больше ценность ресурса, тем больше число притязателей на него и тем больше стимулы к установлению точных прав. Можно сказать, что степень спецификации должна соответствовать степени редкости различных ресурсов. Величина издержек по определению содержания и защите прав будет колебаться в зависимости от физических характеристик ресурсов, соответственно, будет колебаться и точность устанавливаемых на них прав собственности. Прежде всего спецификация предполагает наделение правами собственности строго определенных лиц: "...исключить других из свободного доступа к ресурсу означает специфицировать права собственности на него"[19]. Кроме того, необходимо точно определить границы объекта собственности, а также способы наделения и защиты прав на него.

Существует бесконечное количество вариантов "дробления" мира на единичные объекты. Очевидно, что различные способы определения границ объекта будут возлагать на экономических агентов неодинаковые издержки. Способы установления прав собственности не менее многообразны. Например, в США в период освоения Дикого Запада для занятия свободного участка было достаточно дать объявление в местной газете. Но вскоре государство ввело дополнительные, более жесткие требования: для подтверждения прав претендент обязывался высадить определенное количество деревьев, регулярно обрабатывать участок в течение нескольких лет и т. д.[20]

Наконец, права собственности нуждаются в защите. Незащищенное право не есть право вообще. Чтобы не оставаться чисто номинальными, правомочия должны быть не только определены, но и обеспечены эффективными санкциями. Механизмы защиты могут быть различными - от воспитания в членах общества определенных поведенческих стереотипов и морального осуждения нарушителей до угрозы личной мести и судебной ответственности. (В последнем случае санкции могут выступать в форме компенсации за нанесенный в прошлом ущерб, запрета на повторение действий в будущем, уголовного наказания.)

Выбор между ними будет диктоваться соотношением связанных с каждым из них издержек и выгод. Спецификация выражается в наличии полной информации о собственнике, об объекте собственности и связанных с ним правах и ограничениях, о способах установления и защиты этих прав. Чем большую ценность представляет право, тем точнее и достовернее должна быть относящаяся к нему информация. Например, все сделки с землей подлежат обычно обязательной регистрации в специальном реестре. Это делается для того, чтобы любой будущий покупатель мог удостовериться, что продавец действительно является владельцем участка, и чтобы исключить возможные споры в будущем. (В средневековой Англии крестьяне прибегали к такому методу хранения информации: по случаю продажи участка земли в деревне устраивали праздник, который заканчивался тем, что выбирали мальчишку и подвергали его порке. Тот запоминал праздник и порку на всю жизнь и при необходимости мог удостоверить, от кого к кому и когда перешел участок.)

Очевидно, что различные варианты спецификации объектов собственности, а также способов установления и защиты прав на них далеко не равноценны и требуют неодинаковых затрат.

Обратное явление носит название размывания (attenuation) прав собственности. Оно ведет к ослаблению всех тех информационных и мотивационных преимуществ "полного" права частной собственности, которые способствуют достижению экономической эффективности.

Размывание прав собственности имеет место, когда они либо неточно установлены и плохо защищены, либо подпадают под разного рода ограничения (прежде всего - со стороны государства): "...какое бы конкретное обличие не принимало размывание, оно означает существование ограничений на право владельца изменять форму, местоположение или субстанцию имущества и передавать все свои права по взаимоприемлемой цене"[21]. В этом случае нарушается обратная связь между решениями экономических агентов и получаемыми ими результатами. Ослабляя исключительность и отчуждаемость прав собственности, ограничения уменьшают степень рыночности экономики. Любые ограничения сужают поле экономического выбора, перестраивают ожидания экономических агентов, снижают для них ценность ресурсов, меняют условия обмена.

В этом смысле полезно сравнить процессы ограничения и расщепления права собственности. И то и другое вносит динамический элемент в сложившуюся систему отношений собственности. Но между ними есть принципиальные различия. "Отпочковывание" отдельных правомочий происходит в форме двустороннего добровольного обмена, по инициативе самих собственников. Ограничения же налагаются, как правило, в принудительном порядке, и при этом правомочие чаще всего не присваивается государством, а вообще изымается из оборота.

Поэтому действия государства, направленные на установление подобных ограничений, оказываются у теоретиков прав собственности под априорным подозрением. Ведь во многих случаях оно "размывает" права собственности в интересах различных лоббистских групп, руководствуясь перераспределительными соображениями.

Основания для этого просты: если ничто не препятствует какому-либо перераспределению прав, но в рыночной практике оно не встречается, значит, оно неэффективно, иначе рациональные экономические агенты не упустили бы возможность заключения добровольной сделки, отвечающей интересам всех ее участников; поэтому когда государство осуществляет его на принудительной основе, это не может не сказываться отрицательно на уровне благосостояния общества. Так, например, теоретики прав собственности расценивают действующее в ФРГ законодательство о соучастии рабочих в управлении компаниями[22].

Вместе с тем признается, что в реальности противопоставление самоограничений, добровольно принимаемых на себя экономическими агентами, и принудительных ограничений, вводимых государством, во многих случаях не срабатывает: "Никакая четкая граница не отделяет ограничения прав, являющиеся результатом частных договоров, от ограничений, попадающих под юрисдикцию судов или принудительный контроль правительства"[23].

Кроме того, никто не утверждает, что необходимо точное определение всех правомочий любой ценой. С экономической точки зрения спецификация должна идти до того предела, где дальнейший выигрыш от преодоления "размытости" прав уже не будет окупать связанных с этим затрат. Поэтому существование широкого класса ресурсов с размытыми или неустановленными правами на них - нормальное явление, присутствующее во всех экономиках. Однако в зависимости от величины и состава этого класса разные экономики могут сильно различаться по уровню эффективности.


[1] The economics of property rights. Ed. by Furubotn E. G., Pejovich S. (Cambridge, 1974), 3.

[2] Demsetz H. "Towards a theory of property rights". American Economic Review 57 (1967):2, 17.

[3] Pejovich S. Fundamentals of economics: a property rights approach. (Dallas, 1981), 13.

[4] Toumanoff P. G. "Theory of market failure". Kyklos 37 (1984):4, 320.

[5] Лазар Я. Cобственность в буржуазной правовой теории. М., 1985. С. 17-18.

[6] Behrens P. "The firm as a complex institution". Journal of Institutional and Theoretical Economics 141 (1985):1, 64.

[7] Demsetz H. Op. cit., 347.

[8] Honore A. M. "Ownership". In Oxford essays in jurisprundence. Ed. by Guest A. W. (Oxford, 1961), 112-128.

[9] Chueng S. N. S. The myth of social costs. (L., 1978), 52.

[10] Becker L. S. Property rights: philosophical foundations. (Cambridge, 1977), 21.

[11] Alchian A. A., Demsetz H. "The property rights paradigm". Journal of Economic History 33 (1973):1, 17.

[12] Chueng S. N. S. Op. cit., 51.

[13] Pejovich S. "The capitalist corporation and the socialist firm: a study of comparative efficiency". Schweizerische Zeitschrift fur Volkswirtschaft und Statistik 112 (1976):1, 3.

[14] De Alessi L. "The economics of property rights: a review of evidence". Research in Law and Economics 2 (1980), 28.

[15] Nozik R. Anarchy, State and Utopia. (Oxford, 1974), 177.

[16] Cooter R. "Organization of property: economic analysis of property law applied to privatization". In The emergence of market economies in Eastern Europe. Ed. By Ch. Clague and G. C. Rausser. (Cambridge, 1992), 80-82.

[17] The economics of property rights. Ed. by Furubotn E. G., Pejovich S. (Cambridge, 1974), 47.

[18] Milgrom P. R., Roberts J. Economics, organization, and management. (Englewood Cliffs, 1992), 294.

[19] Pejovich S. Towards an economic theory of creation and specification of property rights. In Readings in the economics of law and regulations. Ed. by Ogus A. I., Veljanovsky C. C. (Oxford, 1984), 56.

[20] Anderson T. L., Hill P. J. "Privatizing the commons: an improvement?" Southern Journal of Economics 50 (1983):2.

[21] The economics of property rights. Ed. by Furubotn E. G., Pejovich S. (Cambridge, 1974), 4.

[22] The codetermination movement in the West Europe. Ed. by Pejovich S. (Lexington, 1978).

[23] Chueng S. N. S. "Structure of a contract and the theory of nonexclusive resources". In The economics of property rights. Ed. by Furubotn E. G., Pejovich S. (Cambridge, 1974), 50.

[Ростислав Исакович Капелюшников]

http://antisocialist.ru/papers/kapel...stvennosti.htm
Правовые режимы

С теоретической точки зрения можно выделить три основные системы прав собственности - частную, общедоступную и государственную. В условиях частной собственности все, кроме собственника, исключены из доступа к ресурсу: он сам решает, как использовать и на каких условиях передавать имеющиеся у него правомочия. При системе общедоступной собственности доступ открыт всем, но так как предложение большинства ресурсов ограничено, в действие обычно вступает принцип "первым занял, первым воспользовался". В рамках системы государственной собственности доступ к ресурсам регулируется исходя из коллективных интересов общества.

Наибольший интерес исследователей вызывал вопрос о сравнительной эффективности различных правовых режимов. В экономической теории прав собственности ни один из них не наделяется какими-либо абсолютными преимуществами. Система частной собственности, как утверждается, обеспечивает наиболее тесную связь между решениями экономических агентов и получаемыми ими результатами; приучает их к дальновидности, заставляя учитывать отдаленные последствия предпринимаемых действий; поощряет нововведения и эксперименты (поскольку собственникам не нужно испрашивать разрешения на нестандартное использование принадлежащих им ресурсов); способствует - благодаря свободе обмена - перемещению ресурсов к тем агентам, которые ценят их выше и способны распорядиться ими лучше других; позволяет собственникам специализироваться в реализации только тех частичных правомочий, где их производительность выше (как, например, в корпорациях, где менеджерам принадлежит право на управление, тогда как акционерам - право по распоряжению капитальными активами). Однако из-за высоких издержек спецификации она не поддается распространению на все ресурсы.

Система общедоступной собственности требует минимальных издержек по ее поддержанию и препятствует образованию искусственных монополий, но может подрывать основы благосостояния общества, порождая так называемую "трагедию общедоступности" (tragedy of commons). Ее суть заключается в нещадной эксплуатации и быстром истощении ресурсов с открытым доступом (эрозия почв, пробки на автотрассах, истребление популяций ценных животных и т. п.).

Государственная собственность оказывается необходима при производстве многих общественных благ (таких как оборона и правопорядок), но может порождать серьезные потери в эффективности из-за вытеснения добровольных форм сотрудничества принудительными, политизации процесса принятия решений, слабости контроля со стороны собственников-налогоплательщиков за действиями агентов, управляющих ресурсами общества от их имени.

Эти различия в правовых режимах, по мнению теоретиков прав собственности, помогают понять, почему практически в любой экономике встречаются элементы всех трех систем. Вместе с тем их соотношение постоянно меняется в зависимости от характера экономического и социального развития. Согласно теории прав собственности, в замкнутом, однородном, технологически статичном обществе издержки организации экономики на принципах, характерных для си стемы государственной собственности, могут быть сравнительно невелики, но стремительно нарастают по мере расширения масштабов экономической деятельности, ускорения технических изменений, усложнения информационной среды. В результате она приходит к выводу, что чем сложнее общество, тем важнее для его процветания и просто выживания становится институт частной собственности.

Проблема собственности на фирму

Важная теоретическая проблема, поднятая теорией прав собственности, состояла в необходимости дать объяснение многообразию существующих в современной экономике деловых организаций. Ключом к ее решению стал анализ внутреннего распределения прав собственности в фирмах разного типа.

Общее определение собственности на фирму было дано Арменом Алчианом и Гарольдом Демсецем[1]. Согласно этому определению, владелец фирмы обладает пучком прав из пяти элементов. Во-первых, он имеет право на остаточный доход, т. е. доход за вычетом контрактного вознаграждения всех остальных факторов. Во-вторых, он наделен правом контролировать поведение других участников. Втретьих, он выступает центральным участником, с которым владельцы всех остальных факторов заключают контракты. В-четвертых, у него есть право менять членство в "команде" (т. е. право на найм и увольнение). И, наконец, он имеет право на продажу всех перечисленных полномочий. К числу основных выгод подобной структуры правомочий Алчиан и Демсец отнесли закрепление за центральным агентом (собственником) права на остаточный доход. Это создает для него мощный стимул к эффективному управлению фирмой, побуждает организовывать действенный контроль за работой других участников.

Более компактное определение было предложено позднее Стэнфордом Гроссманом и Оливером Хартом[2], которые свели собственность на фирму к двум ключевым правомочиям - праву на остаточный доход и праву на принятие остаточных решений. Из-за высоких трансакционных издержек контракты, оформляющие наиболее важные и сложные сделки, оказываются неполными, так как лишь небольшая часть будущих решений - кто что должен делать при наступлении тех или иных событий - поддается точной спецификации. Право на принятие решений, специально не оговоренных в контракте, характеризуется как остаточное. По сути речь идет о праве отдавать приказы прочим участникам "команды" - в пределах, установленных законом и заключенными контрактами. Соответственно, носитель остаточных прав определяется как собственник фирмы.

Такая трактовка допускает возможность существования чисто арендных предприятий, где собственник не владел бы ни одним из производственных факторов, а все они привлекались бы им на арендной основе (денежные ресурсы - путем банковских кредитов, оборудование - путем лизинга и т. д.). Это подразумевает, что владение фирмой неправомерно отождествлять с обладанием каким-либо ресурсом (например, средствами производства, как в марксистской теории), а следует рассматривать как собственность на определенную комбинацию факторов, обеспечивающую сведeние всех необходимых факторов воедино. В то же время, как подчеркивают теоретики прав собственности, чисто арендные предприятия были бы связаны с непомерно высокими трансакционными издержками и поэтому практически не встречаются в реальной жизни. Обычно остаточные права прикрепляются к собственности на какой-либо ресурс, поставщик которого и становится владельцем фирмы.

Теорией прав собственности была выработана типология организационных форм, строящаяся в зависимости от того, какой категории агентов принадлежат остаточные права. В корпорациях их носителями выступают инвесторы, в потребительских и сбытовых кооперативах - потребители или поставщики, в фирмах, контролируемых работниками, - персонал, в предприятиях, находящихся в общественной собственности, - государство. Особый случай представляют неприбыльные организации, где право на получение остаточного дохода вообще отсутствует.

Признание множественности форм деловых предприятий привело к постановке вопроса о факторах, обусловливающих сосредоточение остаточных прав у разных категорий агентов. Объяснение, завоевавшее наибольшее признание (среди его сторонников Армен Алчиан, Оливер Уильямсон[3] и др.), состоит в том, что собственниками фирмы становятся владельцы наиболее специфических для нее ресурсов. Поскольку ценность таких ресурсов в пределах фирмы выше, чем где-либо вне ее, их владельцы оказываются сильнее других заинтересованы в успехе ее деятельности и готовы платить более высокую цену за обладание связанными с нею остаточными правами. Специфические для фирмы активы могут быть представлены и физическим капиталом (как в "классической" капиталистической фирме), и человеческим капиталом (как это происходит в адвокатских конторах, рекламных, инжиниринговых, компьютерных и т. п. фирмах), и поставляемым сырьем (снабженческие кооперативы), и клиентской базой (потребительские кооперативы).

Более общий подход разработан Генри Хансманном[4]. По его мнению, трудности, возникающие в связи со специфическими активами, являются важной, но не единственной причиной, объясняющей многообразие типов деловых организаций. Есть два пути вовлечения производственных факторов в деятельность фирмы - либо они должны быть ее собственностью, либо их услуги должны приобретаться на рынке у других фирм. Однако оба они могут порождать значительные издержки. К издержкам собственности Хансманн отнес издержки, связанные с созданием новых фирм, риском, падающим на собственников, обеспечением контроля за менеджерами и выработкой коллективных решений (когда фирма находится в групповой собственности). Источниками издержек рыночной контрактации он считает монопольные преимущества кого-либо из партнеров, высокую степень неопределенности, характерную для долгосрочных контрактов, информационную асимметрию и связанную с ней опасность стратегического поведения, угрозу "вымогательства" в случае значительных специфических инвестиций, трудности выявления и согласования предпочтений при множественности участников сделки. Согласно Хансманну, собственниками фирмы (носителями остаточных прав) становятся агенты, способные обеспечить минимизацию суммарных издержек собственности и рыночной контрактации. В зависимости от конкретных условий ими могут быть инвесторы, работники, поставщики или потребители.

Анализ деловых организаций с точки зрения распределения прав собственности внутри них выявил существование особого рынка, на котором развертывается конкуренция между разными типами фирм. Конкуренция между ними может быть косвенной и выражаться в борьбе за привлечение и удержание в "команде" наиболее производительных участников, но может быть и прямой, когда одни фирмы пытаются захватывать (поглощать) другие. Поскольку преимущества любого типа организаций могут сводиться на нет условиями, преобладающими в других секторах, какие-то сегменты экономики оказываются "заселены" в основном корпорациями, какие то - партнерствами, какие-то - кооперативами и т. д. Для всех отыскиваются ниши, где их преимущества в наибольшей мере перевешивают недостатки. Такой подход позволил показать, что выбор форм собственности является не случайным, а диктуется соображениями эффективности и зависит от возможностей обеспечивать экономию трансакционных издержек.

Изучение взаимосвязи прав собственности с трансакционными издержками, характеристика сравнительной эффективности различных правовых режимов, анализ разнообразных организационных форм исходя из особенностей распределения правомочий внутри них стали признанными достижениями экономической теории прав собственности. Сделав предметом исследования взаимодействие экономической и правовой систем общества, она существенно обогатила современную экономическую науку.


[1] Alchian, Armen A., and Demsetz, Harold. "Production, information costs, and economic organization". American Econimic Review, 62 (1972): 5, 777-795.

[2] Grossman, Stenly J. and Hart, Oliver D. "The costs and benefits of ownership: A theory of vertical and lateral integration". Journal of Political Economy, 94 (1986): 4, 691-719.

[3] Klein, B., Crawford, R. G., and Alchian, A. A. "Vertical Integration, Appropriable Rents, and the Competitive Contracting Process". Journal of Law and Economics, 28 (1972): 2, 297-326; Williamson, Oliver E. The economic institutions of capitalism: firms, markets, relational contracting. (N. Y., 1985).

[4] Hansmann, Henry. The ownership of enterprise. (Cambridge, 1996).

[Людвиг фон Мизес]

http://antisocialist.ru/papers/mizes...stvennostj.htm

Человеческое общество представляет собой объединение людей для совместной деятельности. В противоположность изолированной деятельности индивидов совместная деятельность на основе принципа разделения труда создает преимущество - более высокую производительность. Если некоторое число людей работает в сотрудничестве и кооперации в соответствии с принципом разделения труда, то они будут производить (при прочих равных) не только то же самое количество, которое они производили бы, работая как самостоятельные индивиды, а значительно больше. Вся человеческая цивилизация стоит на этом. Именно разделение труда отличает человека от животных. Именно разделение труда сделало слабого человека, значительно уступающего большинству животных в физической силе, властелином планеты и создателем чудес техники. Не будь разделения труда, мы ни в каком отношении не были бы впереди наших предков, живших тысячу или десять тысяч лет назад.

Человеческий труд сам по себе не способен увеличивать благосостояние. Чтобы труд был плодотворным, он должен быть приложен к материалам и ресурсам Земли, которые Природа предоставила в наше распоряжение. Земля со всеми веществами и силами и человеческий труд составляют два фактора производства, от целенаправленного взаимодействия которых происходят все товары, служащие удовлетворению наших материальных внешних нужд. Для того чтобы производить, необходимо использовать труд и материальные факторы производства, включая не только природное сырье и ресурсы, в большинстве случаев находящиеся в земле, но и промежуточные продукты, уже изготовленные из этих первичных природных факторов производства ранее затраченным трудом. На языке экономики мы различаем соответственно три фактора производства: труд, землю и капитал. Под землей следует понимать все, что Природа предоставляет в наше распоряжение в виде веществ и сил расположенных на, под и над поверхностью Земли, в воде и в воздухе; под капиталом и капитальными ресурсами - все промежуточные блага, произведенные из земли с помощью труда, служащие предметом труда для дальнейшего производства, как то машины, орудия, полуфабрикаты всех типов и т.д.

Теперь мы хотим рассмотреть две различные системы кооперации, существующие при разделении труда: одну, основанную на частной собственности на средства производства, и другую, основанную на общественной собственности на средства производства. Последняя называется социализмом или коммунизмом; первая - либерализмом или также (с тех пор как эта система создала в XIX веке разделение труда, охватывающее весь мир) капитализмом. Либералы утверждают, что единственной работающей и эффективной системой человеческого сотрудничества в обществе, основанном на разделении труда, является частная собственность на средства производства. Они заявляют, что социализм как всеобъемлющая система, охватывающая все средства производства, неработоспособна и что применение социалистического принципа к части средств производства, хотя и не является, конечно, невозможным, ведет к сокращению производительности труда, так что вместо создания большего богатства оно должно, наоборот, давать эффект уменьшения богатства.

Программа либерализма, следовательно, если выразить ее одним словом, будет читаться так: собственность, т.е. частное владение средствами производства [в отношении товаров, готовых к потреблению, частное владение является само собой разумеющимся и не оспаривается даже социалистами и коммунистами]. Все остальные требования либерализма вытекают из этого фундаментального требования.

В ряд со словом "собственность" в программе либерализма вполне можно поставить слова "свобода" и "мир". И это не потому, что старая программа либерализма обычно их сюда и помещала. Мы уже говорили, что программа сегодняшнего либерализма переросла программу старого либерализма, она основана на более глубоком и лучшем понимании общественных взаимоотношений и опирается на прогресс, который сделала наука в последние десятилетия. Свобода и мир были выдвинуты на передний план программы либерализма не потому, что многие из "старых" либералов считали их скорее равными по значимости фундаментальным принципам либерализма, а не просто необходимым следствием единственно фундаментального принципа - частной собственности на средства производства; а только лишь потому, что свобода и мир подвергались особенно яростным нападкам со стороны противников либерализма. И либералы не хотели отказаться от этих принципов и создать видимость того, что они в какой-либо мере признали справедливость выдвигаемых возражений.

Людвиг фон Мизес, из книги "Либерализм в классической традиции"

[Людвиг фон Мизес]

Жизнь человека - это состояние отнюдь не безоблачного счастья. Земля не есть рай. И хотя в этом нет вины социальных институтов, люди обыкновенно возлагают ответственность на них. Основой любой цивилизации служит частная собственность на средства производства. Тот, кто выступает с критикой современной цивилизации, начинает, следовательно, с частной собственности. Ее обвиняют во всем, что не нравится критику, особенно в тех бедах, которые происходили и происходят из того факта, что частной собственности мешали и в различных отношениях ограничивали, так что весь ее социальный потенциал до сих пор не смог реализоваться полностью.

Обычный способ действия критика состоит в том, чтобы представлять, как чудесно все было бы, если бы он добился своего. В мечтах он уничтожает всякую волю, противоположную его собственной, путем возвышения себя самого или кого-нибудь, чьи желания в точности совпадают с его собственными, до положения абсолютного властителя мира. Всякий, кто воспевает право сильнейшего, считает сильнейшим себя. Тот, кто поддерживает институт рабства, не перестает мечтать, как сам он мог бы быть рабом. Тот, кто требует ограничений свободы совести, требует этого в отношении других, но не для себя. Тот, кто выступает за олигархическую форму правления, всегда включает себя в олигархию, и тот, кто впадает в экстаз при мысли о просвещенном деспотизме или диктатуре, достаточно нескромен, чтобы в своих фантазиях предназначать себе роль просвещенного деспота или диктатора или, по крайней мере, ожидать, что сам он станет деспотом над деспотом или диктатором над диктатором. Точно так же, как никто не желает видеть себя в положении слабого, угнетенного, подавленного, обездоленного - в роли подданного без всяких прав. Так и при социализме, никто не мечтает ни о чем другом, кроме как о роли генерального директора или наставника генерального директора. В мечтах и фантазиях о социализме не существует никакой другой жизни, которую бы стоило жить.

Антикапиталистическая литература создала образец этих фантазий, эксплуатируя привычный прием противопоставления прибыльности и производительности. То, что происходит в капиталистическом общественном порядке, мысленно противопоставляется тому, что - в соответствии с желаниями критика - будет достигнуто в идеальном социалистическом обществе. Все, что отклоняется от этого идеального образа, характеризуется как непроизводительное. Максимальная прибыльность для конкретных людей и максимальная производительность для общества не всегда совпадают. И это долго считалось наиболее серьезным упреком капиталистической системе. Только в последние годы стало признаваться, что в большинстве случаев социалистическое общество не могло бы действовать иным способом, чем это делают индивиды в капиталистическом обществе. Но даже там, где указанное противоречие действительно существует, невозможно предположить, что социалистическое общество обязательно делало бы все правильно, а капиталистический социальный порядок всегда следует осуждать, если он делает что-то иначе. Концепция производительности достаточно субъективна; она никак не может представлять собой отправного пункта для объективной критики.

Не стоит, следовательно, заниматься анализом размышлений нашего фантазера-диктатора. В его мечтательном видении каждый горит желанием исполнять его команды немедленно и пунктуально. Какими могут оказаться вещи в реальном, а не в воображаемом социалистическом обществе, - совершенно другой вопрос. Предположение, что равного распределения совокупного годового продукта капиталистической экономики между всеми членами общества хватит, чтобы гарантировать каждому достаточные средства к жизни, является, как показывают простые статистические расчеты, совершенно неверным. Таким образом, социалистическое общество едва ли могло бы достичь заметного повышения жизненного уровня масс. Надежду на перспективу благосостояния и даже богатства для всех социалистическое общество может сделать реальной при одном условии: труд в этом обществе будет более производительным, чем при капитализме, и социалистическая система сможет обойтись без ряда лишних и, следовательно, непроизводительных расходов.

В связи с этим вторым моментом говорят, например, об устранении бремени издержек сбыта, конкуренции и рекламы товаров. Ясно, что в социалистическом обществе нет места для такого рода расходов. И все же не стоит забывать, что социалистический механизм распределения тоже будет включать не такие уж маленькие издержки, а возможно, на самом деле даже большие, чем издержки капиталистической экономики. Но это не решающий элемент в нашем рассуждении о значении этих затрат. Социалист предполагает без всякого сомнения, как само собой разумеющееся, что в социалистической системе производительность труда будет, по крайней мере, такой же, как в капиталистическом обществе, и стремится доказать, что она будет даже выше. Но первое допущение никоим образом не является столь самоочевидным, как думают сторонники социализма. Количество вещей, производимых в капиталистическом обществе, не зависит от того способа, каким организовано производство. Решающее значение имеет тот факт, что на каждой стадии производства, в каждой отрасли особый интерес занятых в ней людей самым тесным образом связан с производительностью конкретной доли затрачиваемого труда. Каждый работник должен напрягаться до предела, поскольку его зарплата определяется результатом его труда, и каждый предприниматель должен стремиться производить как можно дешевле - т.е. не просто с наименьшими затратами труда и капитала, но явно с меньшими, чем его конкуренты.

Только благодаря этим стимулам капиталистическая экономика и смогла произвести то богатство, которое она имеет. Выступать против упоминавшихся чрезмерных издержек механизма капиталистического сбыта - значит, близоруко смотреть на реальные вещи. Тот, кто упрекает капитализм в расточении ресурсов, потому что на шумных деловых улицах можно найти много конкурирующих галантерейщиков и еще больше табачников, не способен увидеть, что данная организация торговли - это всего лишь результат такого механизма производства, который обеспечивает наивысшую производительность труда. Весь прогресс производства был достигнут только потому, что ориентация на коммерческий успех заложена в природе этого механизма. Только благодаря тому, что все предприниматели находятся в постоянной конкуренции и их безжалостно вытесняют, если они не производят наиболее прибыльным способом, беспрестанно улучшаются и совершенствуются методы производства. Если бы этот стимул исчез, не было бы дальнейшего прогресса производства и стремления экономить ресурсы. Следовательно, совершенно абсурдно ставить вопрос о том, сколько можно было бы сберечь, если устранить издержки на рекламу. С таким же успехом можно спросить, сколько можно произвести, если уничтожить конкуренцию между производителями. Ответ на этот вопрос не вызывает сомнения.

Люди могут потреблять, только если они трудятся и, следовательно, лишь столько, сколько произведено их трудом. Характерной чертой капиталистической системы и является то, что она предоставляет каждому члену общества стимул выполнять свою работу с максимальной эффективностью и таким образом достигать наивысшей производительности. В социалистическом обществе не хватает этой прямой связи между трудом и теми товарами и услугами, которыми человек мог бы, таким образом, наслаждаться. Стимул к работе состоял бы не в возможности получать удовольствие от плодов труда, а в приказе работать со стороны властей и в собственном чувстве долга. Развернутая аргументация, что подобная организация труда невозможна, будет предложена в следующей главе.

В капиталистической системе всегда подвергается критике тот факт, что собственники средств производства занимают привилегированное положение. Они могут жить, не работая. Если смотреть на общественный порядок с индивидуалистской точки зрения, то можно увидеть в этом серьезный недостаток капитализма. Почему одному человеку должно быть лучше, чем другому? Но тот, кто рассматривает вещи не с точки зрения конкретных людей, а с точки зрения социального порядка в целом, обнаружит, что владельцы собственности могут сохранять свое приятное положение лишь при условии, что они предоставляют услугу, без которой общество не может обойтись. Капиталист может сохранять свое приятное положение, только переводя средства производства в сферу применения, наиболее важную для общества. Если он этого не делает - а инвестирует свое богатство неразумно, - он понесет убытки, и если он вовремя не исправит ошибки, то вскоре будет безжалостно вытеснен со своего привилегированного положения. Он перестанет быть капиталистом, и его место займут другие - те, кто лучше для этого подходит. В капиталистическом обществе средства производства всегда находятся в руках наиболее подходящих для этого людей, и - хотят они этого или нет - они должны постоянно стараться применять средства производства таким образом, чтобы те приносили максимальный результат.

Людвиг фон Мизес, из книги "Либерализм в классической традиции"