*2338. СОЦИАЛИЗМ. Экономический и социологический анализ

[Людвиг фон Мизес]

Наиболее амбициозная попытка противопоставления производительности и прибыльности отталкивалась от анализа отношений между валовым и чистым продуктом. Ясно, что каждый предприниматель в капиталистической системе стремится к получению наибольшего чистого продукта. Но доказывают нередко, что при правильном подходе целью экономической деятельности должно быть получение не наибольшего чистого, а наибольшего валового продукта.
Это, однако, заблуждение, порожденное примитивным пониманием процесса оценки. Правда, судя по популярности, это очень широко распространенное заблуждение. Очевидна ошибочность утверждений, что какой-то производственный процесс следует предпочесть, так как он использует большее количество рабочих, либо что какое-то усовершенствование следует отвергнуть, потому что при этом люди остаются без средств к существованию.

Попытка найти экономическое обоснование в пользу максимизации валового продукта была сделана Ландри {Ландри Адольф (1874--1956) -- французский экономист}. Он склонен признать общественную полезность стремления к наибольшему чистому продукту постольку, поскольку не приносящие прибыли расходы образуются потреблением материальных ресурсов. Если же речь идет о расходах на труд, то здесь для него все иначе. Он считает, что привлечение дополнительного труда не является расходом: общественное благосостояние при этом не уменьшается. Экономия заработной платы, ведущая к сокращению валового продукта, опасна [Landry, L'utilite sociale de la propriete individuelle, Paris, 1901, P. 109, 127 ff.]. К этому выводу его приводит предположение, что высвобожденные рабочие руки не найдут другого применения. Но это совершенно неверно. Потребность общества в работниках не может быть насыщена до тех пор, пока труд не станет "даровым благом". Высвобожденные работники найдут другое занятие, где они будут выполнять работу, более настоятельно нужную с экономической точки зрения. Если бы Ландри был прав, то следовало бы предпочесть, чтобы экономящие труд машины не создавались вовсе, и тогда были бы оправданы установки и поведение тех рабочих, которые сопротивляются всем техническим новшествам и разрушают машины. Нет причин делать различие между применением материальных ресурсов и труда. Если при существующих ценах на материальные ресурсы рост данного производства не обещает прибыли, значит, эти ресурсы необходимо направить в другое производство, которое удовлетворяет более насущные нужды. То же самое верно и для трудовых ресурсов. Работники, увеличивающие не приносящий прибыли валовой продукт, отвлечены от других производств, где они нужнее.
Если прирост валового продукта не дает прибыли из-за того, что заработная плата здесь слишком высока, значит, предельная производительность труда в экономике в целом выше, чем на рассматриваемом нами производстве, где труд не способствует увеличению чистого продукта. И нет здесь никакого противоречия между частными и общественными интересами: социалистическая организация в этом случае будет действовать точно так же, как капиталистический предприниматель.
Существует, разумеется, еще множество аргументов в защиту того, что ориентация на чистый продукт опасна. Эти аргументы объединяют все националистическо-милитаристские течения и широко используются для оправдания протекционистской политики. {Протекционистская политика -- внешнеэкономическая политика, заключающаяся во всемерной защите национальной экономики от конкуренции путем запрещения или ограничения ввоза иностранных товаров, обложения их высокими пошлинами и т. п.} Народ должен быть многочисленным, потому что его политический и военный статус в мире зависит от численности; он должен стремиться к экономической самодостаточности или по крайней мере должен обеспечивать себя продуктами питания и пр. В конце концов, Ландри вынужден был для поддержки своей теории опереться именно на все такие аргументы [Landry, Op. cit., P. 109, 127 ff.]. Но анализ этих аргументов излишен при обсуждении теории изолированного социалистического общества.
Но если разобранные нами аргументы не истинны, тогда социалистическое общество должно в качестве руководящего принципа своей экономической деятельности выбрать чистый продукт, а вовсе не валовой. Так же как и капиталистическое общество, социалистическое обратит пахотные земли в луга, если в наличии есть более производительные земли, пригодные для пахоты. Невзирая на сэра Томаса Мора, "овцы будут съедать людей" даже в Утопии, и правители социалистического общества будут действовать точно так же, как герцогиня Сатерленд {Сатерленд Элизабет (1765--1839) -- крупная шотландская землевладелица; с 1814 по 1820 г. согнала с земель, традиционно считавшихся принадлежащими одному из шотландских кланов, более 15000 человек, превратив пахотные земли в пастбища и уничтожив деревенские поселения}, эта "особа, весьма просвещенная в вопросах политической экономии", как однажды язвительно обозвал ее Маркс [Marx, Das Kapital, I Bd., S. 695 <Маркс К., Капитал, Т. I // Маркс К., Энгельс Ф., Соч., Т. 23, С. 741>].
Использование чистого продукта в качестве критерия разумно во всех сферах производства, и сельское хозяйство не является исключением. По-прежнему верна фраза Таера, немецкого пионера в области модернизации сельского хозяйства {Таер Альбрехт (1752--1828) -- немецкий аграрий, пропагандист рациональных методов ведения хозяйства}, что целью агрария должен быть высокий чистый продукт "именно с точки зрения общего блага" [цит. по: Waltz, Op. cit., S. 29].

[Людвиг фон Мизес]

1. Природа распределения при либерализме и социализме
Было бы логичным рассматривать проблемы дохода в конце исследования, посвященного жизни социалистического общества. Прежде чем распределение станет возможным, нужно произвести доход, а значит, логичней сначала рассматривать производство, а лишь потом распределение. Но проблема распределения столь характерна для социализма, что трудно отказаться от как можно более скорого ее рассмотрения. Ведь, в сущности, социализм и есть не что иное, как теория "справедливого" распределения; социалистическое движение есть всего лишь попытка достичь в этом деле идеала. Все социалистические проекты начинаются с проблемы распределения, ими же и заканчиваются. Для социализма распределение и есть вся экономика.
Более того, проблема распределения специфична именно для социализма. Она возникает только в социалистической экономике. Конечно, по традиции говорят о распределении в экономическом обществе, основанном на частной собственности, и экономическая теория разбирает проблемы дохода и установления цен на факторы производства в разделе "Распределение". Это терминология настолько традиционная и устоявшаяся, что замена ее просто немыслима. Тем не менее, она вводит в заблуждение и не соответствует природе описываемой теории. При капитализме доход возникает в результате рыночных взаимодействий, неотторжимых от производства. Мы не производим блага, чтобы потом их распределять. Когда потребительские и производственные блага отгружены потребителям, доходы большей частью уже сформированы, поскольку они возникают в процессе производства и извлекаются из него. Рабочие, землевладельцы, капиталисты и большая часть предпринимателей, участвующих в производстве, получили свое еще до изготовления конечного продукта. Цена конечного продукта на рынке определяет доход только части предпринимателей (эти цены уже оказали влияние на доходы других классов в меру предвидения предпринимателей). При капиталистическом устройстве общества агрегация индивидуальных доходов в общественный доход представляет собой только теоретическое построение. Концепция распределения -- всего лишь метафора. Это выражение прижилось вместо простого и более подходящего термина формирование доходов по одной причине: создатели научной экономики, физиократы и ученые английской классической школы лишь постепенно освобождались от влияния этатистски ориентированного меркантилизма. {Физиократы -- французская экономическая школа второй половины XVIII в., основанная Франсуа Кенэ. Физиократы считали единственным источником возрастания стоимости сельскохозяйственное производство. Английская классическая школа в политэкономии возникла в XVII в. (основоположник -- Вильям Петти). С выдающимися представителями английской классической школы Адамом Смитом и Давидом Рикардо связано формирование трудовой теории стоимости. Меркантилизм -- сложившаяся на заре капиталистического общества, в конце XV в., экономическая школа, получившая наиболее полное развитие в XVII в. Меркантилисты видели источник национального богатства в активном денежном балансе во внешней торговле, в связи с чем придавали большое значение внешнеторговой политике государства.} Хотя анализ формирования доходов в результате рыночных взаимодействий был их важнейшим достижением, они -- к счастью, без вреда для содержания -- сгруппировали разделы, имеющие дело с различного вида доходами, под общим заголовком "Распределение" [Cannan, A History of the Theories of Prodution and Distribution in English Political Economy from 1776 to 1848, 3rd ed., London, 1917, P. 183 ff.; см. также о сословиях и классах (глава 20, параграф 2) в настоящем издании].

[Людвиг фон Мизес]

Согласно основной идее социализма только потребительские блага подлежат распределению. Блага высших порядков остаются собственностью общества для целей дальнейшего производства; они не подлежат распределению. Блага первого порядка, напротив, все без исключения должны быть распределены: они образуют чистый социальный дивиденд. Поскольку при рассмотрении социалистического общества мы не можем вполне избавиться от идей и понятий, уместных лишь при капитализме, принято говорить, что общество сохраняет часть потребительских благ для общественного потребления. При этом мы представляем себе ту часть потребления, которую в капиталистическом обществе обычно называют общественными расходами (public expenditures). Там, где жестко соблюдается принцип частной собственности, эти общественные расходы состоят исключительно из затрат на содержание аппарата, поддерживающего мир и порядок. Единственная задача чисто либерального государства -- защита жизни и собственности от внутренних и внешних врагов. Оно является "производителем" безопасности или, как насмешливо выразился Лассаль, это "государство -- ночной сторож". {Лассаль Фердинанд (1825--1864) -- деятель германского рабочего движения, публицист. Рассматривал государство как важный фактор движения человечества к свободе и справедливости.} В социалистическом обществе также должна решаться соответствующая задача обеспечения социалистического порядка и мирного хода социалистического производства. Будет ли служащий этому аппарат принуждения и насилия по-прежнему называться государством или его назовут иначе, и получит ли он отдельный правовой статут, выделяющий его из других частей аппарата, выполняющего множество функций, которые взяло на себя социалистическое общество, -- совершенно не имеет для нас значения.
Мы здесь намерены только зафиксировать, что все расходы на эти цели в социалистическом обществе выступают как общие расходы на производство. И поскольку в эти расходы будет включен и труд по распределению социального дивиденда, они должны исчисляться так, чтобы занятые таким трудом получили свою долю.
Но в общественные расходы входят и другие издержки. Большинство государств и общин предоставляет своим гражданам некоторые натуральные услуги, порой безвозмездно, иногда за плату, покрывающую только часть издержек. Как правило, это относится к отдельным услугам, которые обеспечиваются благами длительного пользования. Парки, картинные галереи, общественные библиотеки, места богослужения бывают доступны для всех желающих. Так же общедоступны улицы и дороги. Более того, встречается и прямое распределение потребительских благ, как, например, обеспечение больных питанием и медицинской помощью, оказание им личных услуг или предоставление ученикам аппарата обучения. И все это -- не социализм, не производство на основе общей собственности на средства производства. Распределение-то налицо, но то, что подлежит распределению, должно быть сначала внесено гражданами в виде налога. Только когда распределяется продукт государственных или муниципальных предприятий, это можно назвать элементом социализма в рамках либерального общества. Нет нужды пускаться в исследование того, в какой степени это направление деятельности государства и муниципалитетов порождено влиянием социалистической критики капитализма, а в какой отражает особую природу некоторых потребительских благ длительного пользования, способных практически неограниченное время приносить полезный эффект. Для нас здесь важно только то, что общественные расходы даже в капиталистическом обществе, включают элементы распределения в собственном смысле слова.
Более того, и социалистическое общество не осуществляет распределения всех потребительских благ в физическом смысле. Например, никто не дает каждому гражданину по экземпляру каждой новой книги, но книги делаются общедоступными через публичные библиотеки. То же самое со школами и обучением, с общественными парками, спортивными площадками и пр. Расходы на все эти учреждения -- не вычет из дивиденда общества, напротив, они являются его частью.
Эта часть общественного дивиденда демонстрирует ту особенность, что -- без ущерба для принципов распределения потребительских благ одноразового использования и части благ длительного пользования -- здесь приложимы особые принципы распределения, соответствующие особой природе распределяемых услуг. Тот способ, каким делаются доступными для общего пользования картинные галереи и научные библиотеки, совершенно независим от правил, в соответствии с которыми распределяются другие блага первого порядка.

[Людвиг фон Мизес]

Социалистическое общество характеризуется тем, что в нем отсутствует связь между экономикой производства и распределением. Доля потребительских благ, выделяемая для удовлетворения отдельных "товарищей", совершенно не зависит от их вклада в благосостояние. В принципе невозможно построить здесь распределение на основе исчисления ценности, ибо существенной чертой социалистического метода распределения является то, что участие различных факторов производства в конечном продукте не может быть исчислено. В силу этого любые попытки установить связь между усилиями и результатами бесполезны.
Поэтому нельзя даже в малой степени сделать экономический расчет вклада различных факторов основой распределения, например: сначала выплатить рабочим полный продукт их труда, который бы при капитализме они получали в виде .заработной платы, а затем использовать особые формы распределения той части, которая может быть отнесена на счет факторов производства и предпринимательской деятельности. В целом социалисты плохо понимают эти взаимосвязи. Малейшие попытки задуматься об этом блокирует Марксова доктрина, что при социализме отсутствуют категории заработной платы, прибыли и ренты.
Социалистическое распределение предметов потребления может основываться на четырех различных принципах: равное подушное распределение; распределение в соответствии с услугами, оказываемыми обществу; распределение по потребностям; распределение по заслугам. Возможны различные сочетания этих принципов.
Принцип равного распределения вытекает из древнего постулата естественного права, утверждающего равенство всех людей. При последовательном применении он должен привести к нелепостям. Нельзя будет сделать различие между взрослыми и детьми, между здоровыми и больными, между тружениками и лентяями или между хорошими и дурными. Его можно применять только в комбинации с тремя другими принципами распределения. По крайней мере необходимо учесть принцип распределения по потребностям, чтобы выдачи учитывали пол, возраст, здоровье и особые профессиональные нужды; необходимо учесть принцип распределения по труду, чтобы учитывать различие между более и менее трудолюбивыми, между хорошими и дурными работниками; наконец, необходимо учесть и принцип распределения по заслугам, чтобы сделать эффективными вознаграждение и наказание. Но при любом улучшении принципа равного распределения трудности социалистического распределения не исчезают. Фактически эти трудности обойти невозможно.
Мы уже показали трудности, связанные с распределением по труду. В капиталистической системе экономический субъект получает доход, соответствующий ценности его вклада в общий процесс производства. Услуги оплачиваются в соответствии с их ценностью. Именно это установление социализм хочет изменить и утвердить на его месте иной порядок: все, что должно быть отнесено на счет материальных факторов производства и предпринимательской деятельности, подлежит распределению между всеми так, чтобы на долю собственника или предпринимателя пришлось столько же, сколько на любого другого представителя народа. Но это означает полный отрыв распределения от экономического расчета. При этом доход индивидуума оказывается совершенно несопоставимым с ценностью услуг, оказываемых им обществу. Только внешне можно было бы привести распределение в некое соответствие с трудовым вкладом, используя как меру распределения какой-либо внешний показатель. Такой лежащий на поверхности показатель -- количество отработанных часов. Но значимость трудовых услуг для обеспечения общества благами не может быть измерена продолжительностью рабочего времени. Ведь ценность трудового вклада определяется не только тем, к чему этот труд приложен в соответствии с хозяйственным планом. Доход, приносимый затратами труда, зависит от того, используются ли они в правильном месте, т. е. там, где они удовлетворяют самые настоятельные нужды. Но в социалистическом обществе ответственность за это может быть возложена не на работника, а только на того, кто направляет его на определенную работу. Далее, ценность услуг определяется качеством работы и наличием у работника определенных способностей; она зависит от его силы и его усердия. Нетрудно найти этические обоснования для равной платы работникам с неравными способностями. Талант и гений есть дар божий, и индивидуум тут не при чем, как часто говорят. Но это не решает проблемы: целесообразна ли или вообще осуществима ли одинаковая оплата всех часов труда.
Третий принцип распределения -- по потребностям. Формула "каждому по потребностям" есть старый лозунг наивных коммунистов. Иногда его подкрепляют ссылкой на то, что ранние христиане пользовались всем сообща [Библия, Деяния святых апостолов, Гл. 2, Ст. 45]. Другие считают это разумным, поскольку так происходит распределение в семье. Конечно, этот принцип можно было бы сделать всеобщим, если бы и материнское отношение к дитяте -- лучше самой голодать, лишь бы оно ни в чем не нуждалось -- стало всеобщим. Защитники распределения по потребностям не видят этого. Не видят они, впрочем, и многого другого. Они не понимают, что, пока сохраняется нужда в хозяйственной деятельности, лишь часть наших потребностей может быть удовлетворена, а часть будет оставаться неудовлетворенной. Принцип "каждому по потребностям" ни о чем не говорит, пока не определено, в какой степени каждому позволено удовлетворять свои потребности. Эта формула иллюзорна, поскольку каждому приходится воздерживаться от полного удовлетворения всех потребностей. [См. критику этой формулы распределения у Пеккера {Пеккер Константен (1801--1887) -- французский социалист, последователь Фурье}. (Pecqueur, Theorie nouvelle d'Economie sociale et politique, Paris, 1842, P. 613 ff.). Пеккер показывает свое превосходство над Марксом, который, не ведая сомнений, предается иллюзии, что "на высшей фазе коммунистического общества ... будет совершенно преодолен узкий горизонт Буржуазного права и общество сможет написать на своем знамени: Каждый по способностям, каждому по потребностям!" (Marx, Zur Kritik des Sozialdemokratischen Parteiprogramms vom Gotha, S. 17) <Маркс К., Критика Готской программы // Маркс К., Энгельс Ф., Соч., Т. 19, С. 20>] Она приложима только в очень узких границах. Больным и страждущим можно предоставить средства лечения, уход и заботу, большее внимание и особое отношение к их особым нуждам, не превращая этого из исключения в правило для всех.
Точно так же невозможно положить в основу системы распределения принцип заслуг. Кто оценит заслугу? Власть имущие нередко имеют очень странное представление о заслугах и недостатках своих современников. А глас народа вовсе не глас Божий. Кого люди выберут как лучшего из современников? Вероятно, выбор падет на звезду экрана или выдающегося спортсмена. Возможно, что сегодняшние англичане нарекут величайшим англичанином Шекспира. А как решили бы его современники? А как бы англичане оценили второго Шекспира, если бы он оказался сегодня среди них? Более того, почему следует наказывать тех, кому природа в колыбель не подбросила великий дар таланта и гениальности? Распределение по заслугам открыло бы все двери произволу и сделало бы индивидуума беззащитным перед насилием оценивающего большинства. Создались бы условия, делающие жизнь невыносимой.
Если рассматривать социалистическое общество с политэкономической точки зрения, то совершенно все равно, какой из принципов или их сочетание станут основой распределения. В любом случае общество будет нечто предоставлять индивидууму. Гражданин получит пачку требований, которые он сможет в течение какого-то времени обменять на различные блага. Таким способом он обеспечит себе питание, крышу над головой, порой -- развлечение и новую одежду. Насколько это удовлетворит его потребности, будет зависеть от производительности общественного труда.

[Людвиг фон Мизес]

Нет нужды, чтобы каждый потреблял все положенное ему. Что-то у него пропадет, что-то он может раздать либо, если есть физическая возможность, сохранить на будущее. Что-то, однако, он сможет обменивать. Любитель пива с радостью отдаст свою долю безалкогольных напитков за дополнительное пиво. Непьющий откажется от своей доли спиртного ради чего-то другого. Эстет обменяет билет в кино на возможность еще раз услышать хорошую музыку; неразвитый человек легко уступит свой билет в картинную галерею в обмен на что-то ему более доступное. Каждый будет готов меняться, но обмен будет ограничен только потребительскими благами. Производительные блага будут res extra commercium {res extra commercium -- вещи вне сферы торговли (лат.)}.
Не обязательно, чтобы такой обмен сводился к прямому бартеру: в каких-то пределах он может принять косвенный характер. Те же причины, которые вели к непрямому обмену в обществах другого типа, могут сделать его привлекательным и в социалистическом обществе. Значит, даже здесь окажется возможным использовать универсальный инструмент обмена -- деньги.
В социалистической экономике роль денег будет в основном такой же, как и в свободной экономике, -- служить общеупотребительным посредником обмена. Но при этом значение денег будет совершенно другим. В обществе с коллективной собственностью на средства производства значение денег будет гораздо меньше, чем в обществе с частной собственностью на средства производства. Ведь в социалистическом хозяйстве сам обмен гораздо менее важен, поскольку он ограничен только потребительскими благами. На производительные блага, не участвующие в обмене, не могут существовать денежные цены. Роль, которую деньги играли в сфере производственного учета в обществе свободного обмена, в социалистическом обществе не может сохраниться. Денежное исчисление ценностей здесь невозможно.
Тем не менее централизованное управление производством и распределением не сможет оставить без внимания обменные связи, которые неизбежно возникнут. Ясно, что их придется учитывать, чтобы обеспечить взаимозаменяемость разных благ при распределении общественного дохода.
Так что если в ходе обмена будет установлено равенство одной сигары пяти сигаретам, то администрация не сможет произвольно объявлять одну сигару приравненной к трем сигаретам, чтобы потом выдавать одному только сигары, а другому -- только сигареты. Если табачные фонды были распределены неравномерно, частью в сигарах и частью в сигаретах, иначе говоря, если кто-то -- по собственному выбору или по указу правительства -- получил только сигары, а кто-то -- только сигареты, уже установившиеся пропорции обмена игнорировать не следует. В противном случае по отношению ко всем, кто получил сигареты, будет проявлена несправедливость, поскольку получивший сигары из расчета "одна сигара за три сигареты" сможет их обменивать по курсу "одна за пять".

Может показаться, что трудовая теория стоимости предлагает простое решение этой проблемы. За час труда гражданин получает талон на получение полного продукта одного часа труда за вычетом расходов на общественные обязательства: поддержку больных, культурные расходы и пр. Каждый работник имеет право за час труда получить продукты, производимые другими за тот же час. Каждый отдавший обществу свое рабочее время может получить в распределительных центрах потребительские блага и услуги соответствующей ценности и употребить их на себя.

Но такой способ регулирования распределения реализовать невозможно, ибо труд далеко не однороден. Качественные различия между разными видами труда в сочетании с вариациями спроса и предложения на конечные продукты порождают различия в ценности конечных продуктов. Ceteris paribus {ceteris paribus -- при прочих равных (условиях) (лат.)} нельзя увеличить производство картин, не пожертвовав качеством. Тот, кто отдал обществу час простого труда, не может получить право на потребление результатов часа квалифицированного труда; социалистическое общество просто не сможет определить отношение между важностью работ, выполненных для общества, и вознаграждением, полагающимся за этот труд. Оплата труда будет вынужденно произвольной. Ведь методы исчисления ценности, принятые в обществе с частной собственностью на средства производства, применить не удастся, поскольку, как мы видели, такое вменение дохода неосуществимо в социалистическом обществе. {Понятие вменения (нем. -- Zurechnung, англ. -- Imputation) введено в экономическую теорию австрийским экономистом Фридрихом Визером. По Визеру, каждому фактору производства вменяется, т. е. считается его вкладом, определенная, поддающаяся точному расчету часть ценности созданного продукта. Теория вменения развита американским экономистом Джоном Бейтсом Кларком (1847--1938), согласно которому величины, вменяемые труду и капиталу в созданном продукте, определяются предельной производительностью этих факторов производства. В качестве факторов, к которым относится вменение, у Визера выступают труд, капитал и земля, у Кларка -- труд и капитал, у Мизеса -- труд, средства производства и предпринимательская деятельность.} Экономическая реальность ставит пределы власти общества произвольно вознаграждать труд: общая сумма заработной платы не может сколь нибудь длительно превосходить общественный доход. Но в этих границах общество будет вполне свободно. Можно решить, что за все работы следует платить одинаково, невзирая на качество труда, чтобы каждый рабочий час вознаграждался так же, как любой другой, а можно ввести различия в оплате, зависящие от качества труда. Но в любом случае общество должно будет оставить за собой право принимать решения о конкретном распределении плодов труда.
Даже если мы отвлечемся от различий в качестве труда и его продуктов и предположим, что мы в силах установить стоимость каждого блага в трудовых единицах, общество никогда не даст отработавшему один час потребить продукт часового труда. Ведь материальные блага включают не только труд, но и материальные затраты. Продукт, на изготовление которого израсходовано больше сырья и материалов, не может быть уравнен с тем, на который всего этого израсходовано меньше.

[Людвиг фон Мизес]

5. Издержки распределения
Социалистические критики капитализма много сокрушаются о высоких расходах на то, что они называют (или считают по смыслу) аппаратом распределения. В эту категорию они включают все расходы на содержание политических и государственных организаций, военные и оборонные расходы. Сюда включаются также расходы, порождаемые свободной конкуренцией. Все расходы на рекламу и на конкурентную борьбу (оплата коммивояжеров и пр.), а также все расходы на сохранение независимости фирмы (вместо того чтобы слиться в более крупную фирму или присоединиться к картелю, что создает возможности для специализации и удешевления производства) относятся на издержки капиталистического распределения. Критики утверждают, что социалистическое общество обеспечит громадную экономию, просто положив конец этому расточительству.
Представление, что социалистическое общество сэкономит то, что правильно было бы называть государственными расходами, заимствовано из доктрин анархистов и социалистов марксистского толка, согласно которым государственное принуждение окажется излишним в обществе, не знающем частной собственности на средства производства. Они доказывают, что в социалистическом обществе "люди постепенно привыкнут к соблюдению элементарных, веками известных, тысячелетиями повторявшихся во всех прописях правил общежития", но это предположение подкрепляется тем, что, когда вооруженный народ будет осуществлять "учет и контроль тунеядцев, мошенников... уклонение от этого всенародного учета и контроля неизбежно сделается... невероятно трудным... будет сопровождаться... быстрым и серьезным наказанием (ибо вооруженные рабочие -- люди практической жизни, а не сентиментальные интеллигенты, и шутить с собой едва ли позволят)" [Lenin, Staat und Revolution, S. 96 <Ленин В., Государство и революция // Полн. собр. соч., Т. 33, С. 89, 102>]. Все это просто игра словами. Контроль, вооруженные рабочие, наказания -- разве все это не есть "особые органы подавления", "государство", как это называл сам Энгельс [Engels, Herrn Eugen Duhring Umwalzung der Wissenschaft, S. 302 <Энгельс Ф., Анти-Дюринг // Маркс К., Энгельс Ф., Соч., Т. 20, С. 291--292>]? Осуществляется ли принуждение самими вооруженными рабочими, которые не могут работать, пока они держат оружие, либо их сыновьями, носящими полицейскую форму, -- расходы на процесс принуждения останутся теми же.
Государство -- это аппарат принуждения не только по отношению к собственным гражданам; оно применяет принуждение и вовне. Только государство, охватывающее весь обитаемый мир, не будет знать направленного вовне насилия, и лишь потому, что у этого государства нет заграницы, нет враждебных иноземных государств и иностранцев. Либерализм с его принципиальным неприятием войны хотел бы создать что-то вроде мирового государства. Но и такое государство немыслимо без аппарата принуждения. Распустив все армии отдельных государств, мы не сможем обойтись без общемирового аппарата принуждения, без мировой полиции для обеспечения мира во всем мире. Объединит ли социализм все государства в одно или сохранит их независимость, -- в любом случае ему не обойтись без аппарата принуждения.
Социалистический аппарат принуждения не может быть бесплатным. Нельзя сказать, будут ли эти расходы больше или меньше, чем в капиталистическом обществе. Для нас достаточно знать, что соответствующие расходы сохранятся.

О расточительности капитализма нет нужды говорить подробно. Поскольку капиталистическое общество не знает самого распределения в собственном смысле этого слова, здесь нет издержек распределения. Торговые издержки и т. п. нельзя назвать издержками распределения не только потому, что эти расходы не связаны со специфическим процессом распределения, но также и потому, что результат соответствующих услуг далеко не сводится к простому распределению благ. Действенность конкуренции не исчерпывается распределением: это только часть ее функций. В равной степени она служит организации производства, и именно такой, которая обеспечивает достижение высокой производительности. А значит, сравнение этих расходов, порождаемых конкуренцией, с расходами на аппарат распределения и управления в социалистическом обществе нам мало что скажет. Если социалистические методы производства ведут к падению производительности, -- а об этом мы будем говорить ниже, -- не столь уж важно, что при этом экономится труд коммивояжеров, брокеров и специалистов по рекламе.

[Людвиг фон Мизес]

1. Стационарные условия
Предположение о неизменности экономических условий есть теоретический прием, а не попытка описания некоей реальности. Если мы хотим понять законы экономических изменений, мы не можем отказаться от таких приемов. Для изучения движения нам следует сначала вообразить условия, когда его еще нет. Стационарные условия есть та точка равновесия, к которой предположительно тяготеют все формы экономической активности и которая будет действительно достигнута, если новые факторы со временем не породят новую точку равновесия. В воображаемом состоянии равновесия каждая единица факторов производства используется наиболее экономичным образом, и нет никаких причин для изменения их количества или размещения.
Хотя и невозможно вообразить живущую, изменяющуюся социалистическую экономику, поскольку немыслима экономическая деятельность, когда нет условий для экономических расчетов, довольно просто постулировать существование социалистической экономики при стационарных условиях. Следует только избегать вопросов о том, как было достигнуто это стационарное положение. Тогда у нас не будет трудностей при анализе статики социалистического общества. Все социалистические теории и утопии всегда имели в виду только стационарные условия.
2. Тяготы труда и удовлетворенность
Для социалистических авторов социализм -- земля с молочными реками в кисельных берегах. Болезненные фантазии Фурье дальше всего заходят в этом направлении. {В произведениях французского утопического социалиста Шарля Фурье (1772--1837) детально разработано устройство будущего гармонического общества. Фурье утверждал, что неизменно присущие человеку страсти, подавляемые в современном ему обществе, получат полный простор в проектируемых им "фаланстерах" -- общежитиях счастливых людей, где будет господствовать свобода любви.} В фурьеристском государстве будущего все опасные твари исчезли, а на их месте поселились животные, помогающие человеку в труде или даже работающие вместо него. Антибобр станет ловить рыбу; антикит станет плавно вести по морю корабли; антибегемот -- влечь на буксире речные лодки. Вместо льва на земле заведется антилев для поразительно плавной верховой езды, и на его спине ездоку будет столь же удобно, как в хорошо подрессоренной карете. "Счастьем будет жить на свете с такими слугами" [Fourier, Ouevres completes, Vol. IV, 2nd ed., Paris, 1841, P. 254 ff. <Фурье Ш., Избр. соч., T. 1, M.: Соцэкгиз, 1938, С. 70 и след.>]. Годвин даже полагал, что человек мог бы обрести бессмертие после уничтожения собственности [Godwin, Das Eigentum, Leipzig, 1904, Р. 73 ff. <Годвин У., О собственности, M.: Изд-во АН СССР, 1958, С. 147>]. Каутский рассказывает нам, что при социализме "создастся новый тип человека ... супермен ... человек высокой души" [Kautsky, Die soziale Revolution, 3 Aufl., Berlin, 1911, S. 48 <Каутский К., Социальная революция, Женева, 1903, С. 167>]. {Каутский Карл (1854--1938) -- немецкий экономист и философ, пропагандист марксизма, деятель германского социалистического движения и II Интернационала.} Троцкий дает еще более детальную информацию: "Человек станет несравнимо сильнее, умнее, тоньше; его тело -- гармоничнее, движения -- ритмичнее, голос -- музыкальнее. ..Средний человеческий тон поднимется до уровня Аристотеля, Гете, Маркса. Над этим новым кряжем будут подниматься новые вершины" [Trotsky, Literatur und Revolution, Wien, 1924, S. 179 <Троцкий Л., Литература и революция, M.: ГИЗ, 1924, С. 194>]. И авторов подобного вздора постоянно перепечатывают и переводят на другие языки, о них пишут исторические диссертации! {Годвин Вильям (1756--1836) -- английский историк, выдвинувший утопическую концепцию общества мелких частных производителей с распределением по потребностям. Троцкий Лев Давидович (1879--1940) -- деятель российского и международного коммунистического движения.}
Другие социалистические авторы более осмотрительны в своих высказываниях, но в сущности исходят из тех же представлений. В основе теории Маркса лежит смутная идея, что не стоит заботиться об экономичном использовании природных факторов производства. К такому представлению неизбежно приводит система, в которой труд рассматривается как единственный элемент затрат, которая не признает закон убывающей отдачи, отрицает Мальтусов закон народонаселения и запутывается в смутных фантазиях о неограниченных возможностях роста производительности труда. ["В наше время все... предприятия являются прежде всего вопросом доходности... Социалистическое общество не знает здесь никаких затруднений, кроме вопроса о рабочей силе, и если таковая имеется, то дело приводится в исполнение на пользу всем..." "Повсюду недостаток и нищета вызываются социальными учреждениями, существующим способом производства и распределения продуктов, а не чрезмерным числом людей... У нас не недостаток, а избыток продуктов питания, как избыток и промышленных продуктов." (Bebel, Die Frau und der Socialismus, S. 308, 368) <Бебель А., Женщина и социализм, С. 501, 573>; см. также Engels, Herrn Eugen Duhring Umwalzung der Wissenschaft, S. 305 <Энгельс Ф., Анти-Дюринг // Маркс К., Энгельс Ф., Соч., Т. 20, С. 294> "У нас... не слишком много, а слишком мало людей." (Bebel, Op. cit., S. 370 <Бебель А., Указ. соч., С. 575>)] Нам не стоит углубляться дальше в эти вопросы. Достаточно осознать, что даже в социалистическом обществе природные факторы производства будут количественно ограничены, а значит, будут заслуживать экономного к себе отношения.
Вторым элементом, заслуживающим экономии, является труд. Даже если мы проигнорируем различия в качестве, очевидно, что предложение труда всегда ограничено: индивидуум может выполнить не больше некоего объема работы. Даже если бы труд был чистым наслаждением, его все равно следовало бы экономить, поскольку человеческая жизнь конечна, а человеческая энергия -- исчерпаема. Даже совершенно досужий человек, не затрагиваемый денежными соображениями, должен распределять свое время, т. е. выбирать между различными способами его использования.
Достаточно ясно, что мы живем в мире, в котором поведение человека должно управляться экономическими соображениями. Хотя наши желания безграничны, даруемые природой блага первого порядка ограничены, а при данной производительности труда блага более высокого порядка могут служить растущему удовлетворению потребностей только при увеличении труда. Но мало того, что доступное количество труда всегда ограничено, рост труда сопровождается ростом его тягостности.
Фурье и его школа считали, что тягостность труда есть результат извращенного общественного устройства. {В концепции Фурье уделяется большое внимание теории страстей как обоснованию творческого радостного характера труда в будущем обществе. К школе Фурье принадлежит неоднократно цитируемый далее Л. Мизесом французский социалист Виктор Консидеран (1808--1893).} Согласно их взглядам только такое устройство следует винить в том, что в обыденной речи слова "трудиться" и "надрываться" стали почти синонимами. Сам по себе труд не имеет ничего неприятного. Напротив, все люди нуждаются в активности. Бездеятельность порождает труднопереносимую скуку. Чтобы труд стал привлекательным, им нужно заниматься в здоровых, чистых помещениях; радость труда должна вздыматься радостным чувством союза с другими рабочими и доброжелательным соревнованием между ними. Главная причина отвращения к труду -- его непрерывность. Даже удовольствия надоедают, если длятся слишком долго. Значит, рабочим нужно позволить меняться по желанию видами труда; труд станет тогда удовольствием и больше не будет порождать отвращения [Considerant, Exposition abregee du systeme Phalansterien de Fourier, 4 Tirage de la 3 ed., Paris, 1846, P. 29 ff.].

Легко увидеть природу иллюзий об удовольствиях и тяготах жизни в социалистическом обществе -- иллюзий, нашедших отклик у марксистов. Здесь, как и во всех других вопросах организации социалистического общежития, марксизм двигался вслед за утопистами. Открыто ссылаясь на идеи Фурье и Оуэна {Оуэн Роберт (1771--1858) -- английский социалист-утопист; как и Фурье, Оуэн критиковал складывающееся при капитализме общественное разделение труда, выступая, в частности, против отделения труда промышленного от сельскохозяйственного} о необходимости вернуть труду "привлекательность, утраченную из-за разделения труда", за счет такой организации труда, когда на каждую работу отводится самое непродолжительное время, -- Энгельс усматривает в социализме такую организацию производства, при которой "производительный труд вместо того, чтобы быть средством порабощения людей, стал бы средством их освобождения, предоставляя каждому возможность развивать во всех направлениях и действенно проявлять все свои способности, как физические, так и духовные, -- где, следовательно, производительный труд из тяжелого бремени превратился в наслаждение" [Engels, Herrn Eugen Duhrings Umwalzung der Wissensechaft, a. a. o. S. 317 <Энгельс Ф., Анти-Дюринг // Маркс К., Энгельс Ф., Соч., Т. 20, С. 305>]. И Маркс говорит о труде как об удовольствии: "На высшей фазе коммунистического общества, после того, как исчезает порабощающее человека подчинение его разделению труда; когда исчезнет вместе с этим противоположность умственного и физического труда; когда труд перестанет быть только средством для жизни, а станет сам первой потребностью жизни..." [Marx, Zur Kritik des Sozialdemokratischen Parteiprogramms von Gotha, S. 17 <Маркс К., Критика Готской программы // Маркс К., Энгельс Ф., Соч., Т. 19, С. 20>]. Макс Адлер {Адлер Макс (1873--1937) -- австрийский философ, один из видных представителей так называемого "австромарксизма".} обещает, что социалистическое общество "уж по крайней мере" не станет никого назначать на работу, "могущую оказаться тягостной" [Мах Adler, Die Staatsauffassung des Marxismus, Wien, 1922, S. 287]. Эти высказывания отличаются от утверждений Фурье и его последователей только тем, что здесь даже не предпринимается попытка сделать их доказательными.

Даже в социалистическом обществе труд будет источником страданий, а не удовольствия. [Социалистические писатели все еще далеки от понимания этого. Каутский (Die Soriale Revolution, II, Р. 16 ff.) объявляет основной задачей пролетарской власти "позаботиться о том, чтобы труд, являющийся теперь бременем, сделался наслаждением, чтобы работать было приятно, чтобы рабочий шел на работу с удовольствием". Он признает, что достичь этого не так-то просто", и заключает, что "едва ли удастся в короткое время сделать работу на фабриках, на заводах и в копях очень уж привлекательною" <Каутский К., Социальная революция, С. 116>. Но он не в состоянии отринуть фундаментальные иллюзии социализма.]

[Людвиг фон Мизес]

Признание того, что труд не является источником удовольствия, разрушает одну из главных опор социалистической доктрины. И вполне естественно настойчивое желание социалистических писателей утвердить, что человеку свойственно природное стремление к труду, что труд сам по себе является источником удовлетворения и что только неблагоприятные условия труда в капиталистическом обществе могут вытеснить эту естественную радость от трудовых усилий и превратить ее в тяготу [Veblen, The Instinct of Workmanship, N. Y., 1922, P. 31 ff.; De Man, Der Kampf um die Arbeitsfreude, Jena, 1927, P. 149 ff.].
В доказательство этого утверждения они усердно собирают высказывания рабочих современных предприятий о том, какое удовольствие приносит им труд. Они задают рабочим наводящие вопросы и чрезвычайно рады, когда слышат в ответ как раз то, что хотели услышать. Но из-за своей предвзятости они не задумываются, нет ли между ответами и поведением опрашиваемых противоречия, которое нуждается в объяснении. Если работа per se {per se -- сам по себе (лат.)} приносит удовлетворение, почему же рабочим еще и платят? Почему они не платят нанимателю за удовольствие, которое им дает работа? Нет другого такого места, где человек получал бы деньги за то, что доставляет ему удовольствие, и сам тот факт, что людям платят за их удовольствие, должен был бы навести на размышление. Ex definitione {ex definitione -- по определению (лат.)}, труд не может приносить удовлетворения непосредственно, потому что вообще трудом именуют деятельность, которая не дает непосредственно приятных ощущений и которую осуществляют только потому, что она косвенно, через продукт труда, становится источником приятных переживаний, достаточных, чтобы компенсировать первичные неприятные ощущения. [Здесь мы оставляем в стороне вышеупомянутое чувство удовольствия от начала работы, не имеющее практического значения.]
Так называемая "радость труда", которую часто используют в поддержку того взгляда, что труд приносит удовлетворение, а не муку, может иметь три вполне различных источника.
Во-первых, удовольствие можно получать от извращения сути труда. Когда государственный служащий злоупотребляет своим положением, зачастую внешне правильно и корректно выполняя свои обязанности, но при этом удовлетворяя свой инстинкт власти, или давая волю своим садистским наклонностям, или потворствуя своему сладострастию (при этом не обязательно всегда воображать вещи, запрещенные законом или моралью), то получаемое им удовольствие имеет источником не сам труд, но определенные сопутствующие обстоятельства. Подобные соображения приложимы и к другим видам труда. Психоаналитическая литература неустанно указывает на то, сколь сильно такого рода вещи влияют на выбор профессии. Насколько такого рода удовольствия уравновешивают тяготу труда, отражается в уровне заработной платы: больший спрос на профессии, предоставляющие возможности для такого рода извращений, ведет к понижению заработной платы. Работники платят за "удовольствие" тем, что зарабатывают меньше, чем могли бы.
Под "радостью труда" нередко имеют в виду удовольствие от выполнения задачи. Но здесь радость дает скорее освобождение от работы, чем сама работа. Тут перед нами особый и крайне распространенный вид удовлетворения, которое приносит избавление от чего-то трудного, неприятного, мучительного, с чувством "ну вот все и кончено, наконец". Социалистические романтики и романтические социалисты славословят средние века как время, когда радость труда ничем не ограничивалась. На самом деле у нас нет надежных свидетельств средневековых ремесленников, крестьян и подмастерий относительно радости труда, но можно предположить, что радость относилась скорее к завершению труда и к возможности предаться досугу и удовольствиям. Средневековые монахи, которые в сосредоточенной тиши монастырей копировали рукописи, оставили нам знаки более надежные и истинные, чем утверждения наших романтиков. В конце многих превосходных манускриптов мы читаем: "Laus tibi sit Christe, quoniam liber explicit iste" {"Слава тебе, Христос, ибо эта книга завершена" -- лат.}. [Wattenbach, Das Schriftwesen im Mittelalter, 3 Aufl., Leipzig, 1986, S. 500 Среди многочисленных приводимых Ваттенбахом подобных изречений и стихов есть и более выразительные: "Libro completo saltat scriptor pede laeto" {"Поскольку книга закончена, писец весело пляшет" -- лат.}.] To есть: "Слава Богу, что труд закончен", а вовсе не "потому, что труд принес наслаждение".
Социалистическое общество не может рассчитывать на "радость труда".

[Людвиг фон Мизес]

Долг гражданина социалистического общества -- трудиться на общество в меру своих сил и способностей. В ответ он получает право на долю в общественном продукте. Тот, кто неоправданно уклоняется от выполнения своего долга, будет приведен к послушанию обычными методами государственного насилия. Руководители экономики будут обладать столь большой властью над отдельными гражданами, что невозможно представить себе, чтобы кто-либо мог постоянно противостоять им.
Однако недостаточно, чтобы граждане пунктуально являлись на свои рабочие места и проводили там предписанные часы. Они должны действительно трудиться.
В капиталистическом обществе рабочий получает плату, соответствующую ценности произведенного им. Статичная, или естественная, ставка заработной платы устанавливается на таком уровне, что работник получает продукт своего труда, т. е. все, что может быть вменено его труду [Clark, Distribution of Wealth, N. Y., 1907, P. 157 ff. <Кларк Дж. Б., Распределение богатства, М.-Л., 1934, С. 84 и след.>]. А значит, сам работник озабочен тем, как повысить производительность своего труда. Это относится не только к сдельной работе. Уровень повременной оплаты также зависит от предельной производительности данного конкретного труда. В конце концов, используемые системы оплаты труда не влияют на уровень оплаты. Величина заработной платы всегда тяготеет к статичной ставке, и повременная схема оплаты не порождает исключений.
Но при всем том повременная оплата труда дает нам возможность наблюдать, как протекает трудовая деятельность, когда у работника есть ощущение, что он работает не на себя, поскольку отсутствует связь между его работой и вознаграждением. При повременной оплате более искусный работник не имеет побуждений делать больше некоего минимума, обязательного для каждого. Сдельная оплата побуждает к максимальной активности, повременная -- к минимальной. В условиях капитализма социальное отрицательное воздействие этой тенденции повременной оплаты труда сильно смягчается тем, что ставки повременной оплаты различных видов труда многоступенчаты. Рабочий заинтересован найти такое рабочее место, на котором требуемый минимум труда достаточно высок, но под силу ему, поскольку вместе с ростом минимальных требований к труду растет и заработная плата.
Только когда мы отходим от принципа, связывающего ставки повременной оплаты с интенсивностью труда, схема повременной оплаты начинает отрицательно влиять на производство. Это особенно заметно на рабочих местах, принадлежащих государству и муниципалитетам. Здесь в последние десятилетия не только постоянно снижались минимальные требования к труду отдельного работника, но и были отброшены все стимулы к лучшей работе, например разное отношение к работникам различных профессий и квалификаций, быстрое продвижение предприимчивых и способных работников на лучше оплачиваемые должности. Результаты такой политики ясно показывают, что работник проявляет серьезное усердие, только когда он знает, что он за это получит.
При социализме не может быть такой связи между трудом и оплатой. Все попытки установить, что же именно произвел данный работник, и соответственно определить его заработную плату, обречены на провал из-за невозможности вычислить производственный вклад отдельных факторов производства. Социалистическое общество может быть и сумеет поставить распределение в зависимость от некоторых внешних аспектов выполняемой работы. Но такая дифференциация обязательно будет искусственной. Предположим, что минимальный размер труда определен для каждой отрасли производства. Предположим, что это сделано на основе предложенного Родбертусом "нормального рабочего дня". {Родбертус-Ягецов Карл Иоганн (1805--1875) -- немецкий экономист, один из основоположников "государственного социализма". Родбертус предлагал "конституировать" стоимость товаров путем законодательно закрепленного выражения ее непосредственно в рабочем времени.} Для каждой отрасли установлены время, которое способен отработать средний по силе работник со средним прилежанием, а также производительность труда, посильная для среднего работника средней квалификации и трудолюбия. [Rodbertus Johann Karl, Briefe und Sozialpolitische Aufsatze, Herausgegeben von R. Meyer, Berlin, 1881, S. 553 ff. <Родбертус-Ягецов К., Нормальный рабочий день // Государственный социализм, Вып. VI, Лассаль и Родбертус в избранных отрывках, М.-Л.: ГИЗ, 1925, С. 287 и след.> Здесь мы не будем вникать в другие предложения Родбертуса относительно нормального рабочего дня. Все они базируются на неосновательных взглядах Родбертуса на проблему ценности.] Мы полностью отвлечемся от технических трудностей определения того, достигнут ли в данном конкретном случае нужный минимум или нет. Тем не менее очевидно, что любая такого рода система должна быть чрезвычайно произвольной. Работники отдельных отраслей никогда не смогут достичь согласия по этому вопросу. Каждый будет утверждать, что от него требуют чрезмерно много, и будет стремиться к сокращению требуемой нормы. Средний работник, средняя квалификация, средняя сила, среднее напряжение, среднее прилежание -- все это темные понятия, не поддающиеся точному определению.
Вполне ясно, что минимальная производительность, установленная для работника средних способностей, мастерства и силы, будет достигаться только частью, скажем половиной работников. Остальные будут делать меньше. Как смогут власти определить, лень или неспособность -- причина низкой производительности? Нужно либо позволить руководству принимать вполне произвольные решения, либо выработать определенные критерии. Нет сомнений, что в результате производительность труда будет непрерывно уменьшаться

Социалистические писатели давно оставили попытки разобраться с этой неразрешимой проблемой. Каутский не способен ни на что, кроме заявления, что привычка и дисциплина в будущем заменят стимулы к труду. "Приученный капиталом работать изо дня в день, современный рабочий прямо не выносит долгого пребывания без работы. Встречаются даже люди, до того привыкшие к своей работе, что они просто не знают, что им делать со своим свободным временем, -- они чувствуют себя несчастными, когда не имеют возможности работать". Каутский, похоже, не опасается того, что эта привычка менее устойчива, чем, например, привычка есть и спать, и, признавая этот стимул все же слабейшим, Каутский не склонен полагаться только на него. Потому он и рекомендует дисциплину. Конечно же, это не "военная дисциплина", не "слепое повиновение власти", но "дисциплина демократическая -- добровольное подчинение выбранным руководителям". Потом его охватывают сомнения, и он прогоняет их соображением, что при социализме труд будет настолько привлекательным, что трудиться будет удовольствием, но затем признает, что только этого будет недостаточно, и, наконец, приходит к заключению, что при всей привлекательности труда нужны и другие стимулы, как денежная заработная плата [Kautsky, Die Soziale Revolution, II, S. 15 ff. <Каутский К., Социальная революция, С. 113 и след.>].
Так, со многими оговорками и соображениями даже Каутский приходит наконец к тому выводу, что тягостность труда вполне преодолима, если продукт труда, и только его собственного труда, достается рабочему (если он не является также собственником или предпринимателем). Но это же отрицание реализуемости социалистической организации труда, поскольку нельзя уничтожить частную собственность на средства производства, не устранив одновременно возможность вознаграждать работника в соответствии с вкладом его труда.

[Людвиг фон Мизес]

Старые "распределительные" теории основывались на предположении, что нужно только все поделить поровну, чтобы обеспечить каждому если не богатство, то вполне комфортабельную жизнь. Идея казалась столь очевидной, что едва ли предпринимались попытки ее доказать. В начале социализм взял это предположение в целом и утверждал, что благосостояние для всех будет обеспечено равным распределением общественного дохода. Только когда критики привлекли внимание к тому факту, что равное распределение общественного дохода едва ли улучшит положение масс, они выдвинули предположение, что капиталистические методы производства ограничивают производительность труда и что социализм устранит эти ограничения и умножит производство настолько, что каждому будет обеспечен достойный уровень жизни. Не сумев опровергнуть утверждение либеральной школы, что при социализме падение производительности труда сделает нужду и нищету всеобщими, социалистические писатели начали распространять фантастические утверждения об ожидаемом росте производительности труда.
Каутский упоминает о двух способах увеличения производительности труда при переходе к социализму. Один -- концентрация всего производства на лучших предприятиях и закрытие менее эффективных [Ibid., S. 21 ff. <там же, С. 123--124>]. Бесспорно, что это путь к увеличению производства. Но такое средство как раз наиболее эффективно в рамках меновой экономики. Конкуренция здесь безжалостно устраняет все менее доходные предприятия, и именно это ставится ей в упрек вовлеченными в конкуренцию. А в результате слабейшие предприятия требуют государственных субсидий, особых условий поставки и вообще всестороннего ограничения конкуренции. То, что стоящие на частнохозяйственной основе тресты широко пользуются предлагаемым Каутским средством в целях достижения наивысшей производительности труда, побуждает Каутского видеть в них предвестников социалистической революции. Но еще вопрос, будет ли социалистическое государство столь же настойчиво стремиться к повышению эффективности производства. Не предпочтет ли оно сохранить малорентабельные предприятия, чтобы избежать локальных проблем и затруднений? Частный предприниматель без лишних разговоров закрывает невыгодное предприятие; этим он принуждает работников сменить место жительства, а иногда и профессию. Конечно, это доставляет немало хлопот тем, кого касаются изменения, но в целом результаты благоприятны, поскольку оказывается возможным более дешевое снабжение рынка. Таким ли будет поведение социалистического государства? Не предпочтет ли оно, напротив, из политических соображений избежать локального недовольства? На большинстве государственных железных дорог все реформы такого рода тормозятся из-за попыток уберечь отдельные подразделения от ущерба, неизбежного при устранении излишних управленческих звеньев, излишних работников и электростанций. Даже армейское начальство столкнулось с парламентской оппозицией, когда из стратегических соображений было решено перевести гарнизон в другое место.
Свой второй способ обеспечения роста производства, а именно "экономию всякого рода", Каутский, по его же признанию, находит уже реализованным в современных трестах. Он особенно отмечает экономию материалов, транспортных расходов, сокращение затрат на рекламу и на связи с общественностью [Ibid., S. 26 <там же, С. 131>]. Опыт показывает, что нигде нельзя встретить большей бесхозяйственности и расточительности в отношении труда и материалов всякого рода, чем на государственных предприятиях. В то же время именно частное предприятие побуждает своего владельца ради собственных интересов работать с величайшей экономией.
Конечно, социалистическое государство сэкономит все расходы на рекламу, все расходы коммивояжеров и агентов по продаже. Но более чем вероятно, что вся эта экономия будет существенно перекрыта за счет аппарата распределения. Военный опыт научил нас, сколь громоздок и дорог общественный аппарат распределения. Разве на деле издержки на карточное распределение хлеба, муки, сахара и других товаров были ниже, чем расходы на рекламу? Действительно ли гигантский аппарат, необходимый для осуществления карточного распределения, был дешевле, чем расходы на коммивояжеров и агентов по сбыту?
Социализм устранит розничных торговцев. Но на их месте он создаст центры распределения, которые не будут дешевле. Кооперативные склады используют не меньшее количество рабочих рук, чем современные магазины, и многие из них неконкурентоспособны до тех пор, пока правительство не дарует им освобождения от налогов.

Не лучше обстоит дело и с другими аргументами в пользу социалистической организации производства. Когда, например, доказывают, что при социализме каждый способный к труду будет обязан трудиться, они прискорбнейше заблуждаются относительно числа праздных людей в капиталистическом обществе. Напротив, можно утверждать, что при системе, которая не создает достаточных стимулов для преодоления тягостей труда, производительность труда неизбежно уменьшится. Но проблему производительности нельзя рассматривать только в рамках стационарных условий. Несравнимо важнее вопроса, увеличится ли производительность труда при переходе к социализму, вопрос, окажется ли при социализме возможным рост производительности труда и, следовательно, экономический прогресс. Это ведет нас к проблеме динамики.