*1552. Пётр Ильич Чайковский

[Частный корреспондент]

http://www.chaskor.ru/article/zhivi_...odinokim_16849

Радиф Кашапов суббота, 7 мая 2011 года, 11.36

Живи быстро, уйди одиноким
171 год назад родился Пётр Ильич Чайковский

// РИА-Новости

25 апреля (7 мая по новому стилю) 1840 года родился Пётр Ильич Чайковский. Музыкальный трудоголик, который всегда уютнее себя чувствовал, записывая новые мелодии, чем общаясь на светском рауте. Его жизнь, однако, показывает, что даже талантливому композитору мало одной творческой атмосферы для счастья.

Пианист с юридического

Он родился в селении в Вятской губернии, которое сейчас стало городом Воткинском. Его отец работал инженером на Камско-Воткинском заводе. Пётр родился слабеньким, с нарывом на виске, так что потребовалась операция.

На первое место без каких-либо колебаний я ставлю Чайковского. Это не обсуждается: Чайковский — то же самое, что Достоевский или Рублёв, один из трёх китов, на которых держится культура России.
Теодор Курентзис: «Задача дирижёра — предстать обнажённым…»

Свою тягу к знаниям он показал довольно быстро. Попросился на уроки к старшему брату с сестрой уже в самом раннем возрасте. Писал стихи. Любил зверей. В пять лет начал учиться играть на фортепиано, в девять лет уже освоил его досконально.

В семье Чайковских были очень сердечные отношения. Родители, например, постоянно писали друг другу письма. Потому понятно, какой трагедией обернулась смерть матери, когда Петру было 14 лет.

Подросток взялся заменить её для своих младших братьев, что они чрезвычайно ценили. Позже один из них, Модест, напишет либретто для «Пиковой дамы» и «Иоланты» и откроет музей Чайковского в Клину…

Каким будущий композитор был в первые годы — пытливым и внимательным, таким он и останется на всю жизнь.

Несмотря на страсть к музыке, двенадцатилетний Пётр сначала поступил в Императорское училище правоведения в Петербурге. Фортепиано входило там в план занятий только в виде факультатива. Особого музыкального таланта в нём тогда не видели. Но сам он однажды сказал брату: «С Глинкой мне, может быть, не сравняться, но увидишь, что ты будешь гордиться родством со мной».

В итоге Чайковский поступил в Петербургскую консерваторию в 1863-м, а его учитель Антон Рубинштейн посоветовал ему бросить службу в министерстве юстиции. Жизнь без постоянного дохода, конечно, началась несладкая, однако выбор был сделан правильный. А по окончании учёбы уже Николай Рубинштейн, брат Антона Григорьевича, взял талантливого Петра на должность профессора классов свободного сочинения, гармонии, теории и инструментовки в Московской консерватории. Без всякого опыта преподавания…

Ещё будучи студентом, Чайковский сочинил немало произведений. Однако в полной мере он развернулся в Москве и как композитор, и как учитель. Он переводил учебники и сочинял оперы, симфонии, квартеты, пьесы, романсы… Писал на заказ, в частности кантату «Москва». Был к себе чрезвычайно критичен — уничтожил, к примеру, оперу «Воевода», хотя она даже ставилась в Москве. Также поступил с «Ундиной».

В 1865 году его студенческие «Характерные танцы» для симфонического оркестра попали к Иоганну Штраусу, и тот с удовольствием ими дирижировал. Наконец, в 1866-м он заявил о себе публике увертюрой F-dur. И начал Первую симфонию.

Композитор из отдела культуры

Будучи преподавателем недавно открывшейся консерватории, Чайковский получал зарплату — скромные по тем временам 50 рублей в месяц. Ещё не признанный гений приехал в столицу в старой енотовой шубе и прожил у Рубинштейна шесть лет, там же обитал некоторое время любивший громко репетировать скрипач по фамилии Шрадик. Иначе говоря, жизнь была полна беспокойства. К тому же молодой композитор не очень любил свою работу в классах, поскольку особых талантов среди учеников не находил, а уроки отнимали драгоценное время.

Впрочем, приходилось ему заниматься не только обучением и сочинением. Денег было мало, и, чтобы немного подзаработать, Чайковский занялся критикой. Стал музыкальным журналистом. В его «портфолио» — 81 статья за 1871—1875 годы в газетах «Современная летопись» и «Русские ведомости». Он хвалил в них молодого Римского-Корсакова: «Этому замечательно даровитому человеку суждено сделаться одним из лучших украшений нашего искусства». А также говорил об отношении автора и слушателя: «Во всём цивилизованном мире нет такой публики, которая в своих приговорах... была бы непогрешима». В то же десятилетие он написал «Снегурочку», балет «Лебединое озеро», Вторую и Третью симфонию и многое другое. Переключиться полностью на музыку ему помогла в первую очередь Надежда фон Мекк, его друг по переписке и меценат. Он общался с ней по почте 14 лет, так никогда и не встретившись лично. Ежегодно Мекк выдавала композитору по 6000 рублей.

Тем не менее проблемы с долгами Петра Ильича не оставляли. Скажем, в 1881-м он просил три тысячи у самого Александра III и получил их в безвозвратное пособие. Хоронили Чайковского также на деньги «из собственных сумм Его Величества».

Звуки VS люди

Чайковский был настолько заполнен музыкой, что, работая над одним произведением, на полях делал пометки о других. При этом процесс творчества не был хаотичен — Чайковский работал последовательно, от набросков переходя к общим планам и так далее. Он любил одиночество, потому что так лучше работалось. Говорят, где-то в конце 80-х Чайковский пытался пожить в Москве зимой. И даже повесил в квартире на Остоженке доску: «Дома нет. Просят не звонить». Школьники, конечно, выводили в итоге его постоянными звонками.

Он был личностью чрезвычайно ранимой. С молодых лет боялся пошлости и сентиментальности (что отражалось в его технике пианиста).

Чайковский жил быстро, это отражалось не только в ходьбе и скорости чтения, но и в сочинительстве, и происходило абсолютно естественно. Он не был знаком с тем, что называется «рутиной».

Кроме музыки, он всегда очень любил читать о насекомых и животных, изучал фольклор и быт народов — сербские, французские, украинские мотивы ясно слышны в его произведениях. И это одна из причин, по которым Чайковский настолько популярен за рубежом, а его музыка стала одним из самых успешных «товаров» для импорта.

Как и многие одарённые люди, он был вспыльчив, порой гневался, часто менялся в настроении. Это было связано с его психическим состоянием — у Чайковского случались припадки с потерей сознания (наследственная черта — то же наблюдалось у дяди и деда).

Нельзя при этом сказать, что композитор не любил людей. Напротив, вёл активную переписку, у него имелось около 600 адресатов. В письмах можно найти иногда и фразы о том, что счастливым он так и не стал, несмотря на признание и множество друзей, поклонников, покровителей. Чайковский словно чувствовал, что ему нельзя было быть одному. И действительно: знакомые отмечали его доверчивость и легковерность. Быт ему не давался. Он не умел, к примеру, заваривать самовар. Практиковал самолечение. То есть оставался в этом плане настоящим ребёнком. Широко известна история, как ветреным днём в поисках ваты для ушей в Петербурге композитор сначала зашёл в первую попавшуюся лавку и настолько был смущён ситуацией, что попросил пакет груш и только потом узнал, где галантерея. Там купил огромное кучевое облако ваты, потому что не знал, сколько ему надо. Потом долго носил это облако с собой, но так и не смог от него избавиться или случайно «забыть».

Рассказывают также, что однажды на пароходе по Волге он аккомпанировал некой особе, которая объявила себя артисткой оперы. Она пела его романс, автор указал на ошибку, а особа сказала: «Да что это вы мне указываете? Да мне сам Чайковский в Москве аккомпанировал этот романс, а вы тут со своими замечаниями...» После чего ночью сконфуженный пианист сошёл с парохода, дабы никто его не признал.

Во время написания Четвёртой симфонии и «Евгения Онегина» в конце 80-х он попытался наладить семейную жизнь. Но его скорый брак с бывшей студенткой консерватории Антониной Милюковой, безумно в него влюблённой, быстро распался, и композитор уехал из Москвы. Говорят, неудача постигла его потому, что Чайковский безуспешно пытался перебороть свою гомосексуальность, в итоге супруги не сумели развестись, хотя и не жили вместе. Несмотря на относительную лояльность тогдашнего общества к однополой любви, в молодости он порой мучался от этой своей черты, скрывал её. Хотя и искренне любил детей, хотел создать семью.

«Только теперь, особенно после истории с женитьбой, я наконец начинаю понимать, что ничего нет бесплоднее, как хотеть быть не тем, чем я есть по своей природе», — писал композитор в 1978-м брату Анатолию. Ему же он говорил о своей ориентации: «Она сообщает моему характеру отчуждённость, страх людей, робость, неумеренную застенчивость, недоверчивость — словом, тысячу свойств, от которых я всё больше становлюсь нелюдимым. Представь, что я теперь часто останавливаюсь на мысли о монастыре или о чём-нибудь подобном».

История с женитьбой была не первой неудачей Чайковского с женщинами: ранее он страстно любил певицу Дезире Арто, однако в итоге от его попыток жениться на ней потомкам остался только вокальный цикл ор.65. Как воспоминание.

Сегодня очень многие пытаются писать, как писали Рахманинов, Чайковский или Вагнер (на Баха или Моцарта уже мало кто посягает — видимо, всё-таки временная удалённость даёт о себе знать!), и замечательно! Я был бы счастлив, если бы кто-то сегодня написал Десятую симфонию Чайковского или Двадцатый фортепианный концерт Рахманинова так, чтобы они не звучали анахронизмами.
Дмитрий Курляндский: «В сторону объективной музыки…»

Ко второй половине 80-х Чайковский превратился в путешественника. Дом ему заменяла любимая работа. В 1878-м он отправился за границу и много дирижировал, знакомился с европейскими музыкантами, побывал в США. Хотя всегда стремился вернуться на родину. Безумно любил Россию; рассказывают, что в детстве он стоял перед картой Европы, целовал имперские просторы и как бы оплёвывал остальное.

Лишь только последние годы он остепенился и жил в Клину.

Перед смертью Чайковский поседел, полысел, у него выпадали зубы, лицо покрылось морщинами, ухудшалось зрение, так что даже чтение книг в одиночестве в деревне оказалось занятием для него трудным. Поэтому он предпочитал читать ноты (что было проще) и раскладывать пасьянсы. И писать музыку. Последние полгода его жизни — это Шестая симфония, Чайковский даже успел за девять дней до смерти увидеть премьеру.

Чувственный образ, сложная судьба, любовь к труду, уверенность в успехе, жизнь на скорости, тяга к перемене мест и знаниям (кстати, он одним из первых россиян послушал фонограф Эдисона) — кажется, перед нами не композитор второй половины XIХ века, а арт-деятель начала XXI века, который сейчас вместо рояля окружил бы себя синтезаторами и дневал-ночевал бы в домашней студии. Правда, нынешние «гении», увы, считают зазорным много работать, но любят точечные выстрелы с медиаподдержкой. И уж точно предпочитают зимовать в Москве.

[Colta.ru]

http://www.colta.ru/articles/music_classic/1033
Спустя 120 лет COLTA.RU разбирается с мифами о смерти великого композитора
текст: Валерий Соколов

Detailed_picture© Н. Д. Кузнецов / Государственная Третьяковская галерея

6 ноября исполняется 120 лет со дня смерти Петра Ильича Чайковского. Обстоятельства и причины его кончины в возрасте 53 лет до сих пор являются поводом для всевозможных гипотез и домыслов разной степени бульварности, диапазон которых простирался от убийства или самоубийства (связываемых с гомосексуализмом композитора) до упреков в неосторожности (выпил стакан сырой воды при наличии в Петербурге случаев заболевания холерой).

От чего все-таки умер Чайковский? Чтобы расставить все точки над i, COLTA.RU получила разрешение опубликовать статью Валерия Соколова, написанную для готовящейся к изданию энциклопедии «Чайковский». Энциклопедия — совместный проект Государственного института искусствознания и Дома-музея Чайковского в Клину, в нее войдут статьи, освещающие все сферы биографии композитора и все его творческое наследие (как музыкальное, так и литературное).

Кончина композитора в ночь на 25 октября / 6 ноября 1893 года (дальше приводятся даты по старому стилю. — Ред.) на 54-м году жизни — событие, глубоко потрясшее современников. Горечь невосполнимой утраты была усилена ощущением ее безвременности: ушел из жизни человек, полный творческих сил и планов, в зените славы и артистических успехов. Естественно, что причины и обстоятельства кончины Чайковского сразу же стали предметом повышенного общественного внимания.

Подробности трагического события детально освещались в прессе, активно муссировались устной молвой, а позднее нашли отражение в мемуарной литературе. Но с точными сведениями соседствовал и ряд противоречивых свидетельств, что привело к появлению самых нелепых слухов и гипотез. Некоторые из них настолько укоренились, что со временем стали претендовать на роль «истины в последней инстанции» (якобы скрывавшейся по вине родных Чайковского, советской власти и т.п.). Данные новейших исследований, однако, позволяют с большой долей определенности воссоздать картину последних дней жизни композитора, а также показать природу возникновения различных домыслов и доказать их несостоятельность.

С 10 октября 1893 года Чайковский находился в Петербурге в связи с подготовкой к первому исполнению Шестой симфонии (16 октября). Планируя уехать в Москву к 23 октября (на один из концертов Императорского русского музыкального общества), он временно поселился у М.И. Чайковского и В.Л. Давыдова, в квартире, снятой родными композитора незадолго до его приезда (угол Малой Морской и Гороховой улиц, д. № 13/8, кв. 21). Вся первая неделя пребывания в столице была занята репетициями с оркестром, а в свободные часы — помощью брату и племяннику в обустройстве квартиры. Дни после премьеры заполнялись общением с родственниками и друзьями, деловыми переговорами и перепиской, посещением театров и ресторанов.

П. И. Чайковский и В. Давыдов

В ночь с 20 на 21 октября, вернувшись с дружеского ужина из ресторана Лейнера (наиболее часто посещавшегося Чайковским), композитор почувствовал расстройство желудка. К утру оно обострилось, но было принято за обычное для Чайковского «недомогание», как правило, быстро проходившее. На этот раз состояние продолжало ухудшаться, самолечение результатов не дало, и к вечеру М.И. Чайковский вынужден был пригласить врача — друга семьи В.Б. Бертенсона. Не поставив окончательного диагноза, но убедившись в чрезвычайно опасном положении больного (беспрерывный понос и рвота, крайняя слабость, боли в груди и брюшной полости), доктор обратился за помощью к своему более опытному старшему брату, известному петербургскому медику Л.Б. Бертенсону, и по прибытии тот сразу констатировал у Чайковского азиатскую холеру в тяжелой (альгидной) стадии. К этому времени (около 23 часов) возникла непосредственная угроза жизни больного: начались судороги, посинение головы и конечностей, падение температуры. Самые энергичные меры (постоянное растирание тела усилиями нескольких человек, впрыскивание мускуса, камфары и другие средства, рекомендуемые медициной тех лет) были предприняты в течение ночи, но к утру 22 октября состояние Чайковского улучшилось. В это же утро о болезни композитора было сообщено в полицию (на следующий день в прессе появилось официальное извещение о заболевании Чайковского холерой).

Уехавшего из Петербурга и не принимавшего участия в дальнейшем лечении В.Б. Бертенсона сменили два других доктора — А.К. Зандер и Н.Н. Мамонов, поочередно дежурившие у постели больного между визитами лечащего врача, Л.Б. Бертенсона. Последний был встревожен развитием болезни — прекращением функционирования почек, но средство, считавшееся действенным в таких случаях, — теплую ванну — применить не решался ввиду суеверного страха Чайковского и его родных: мать композитора умерла от холеры и скончалась именно во время принятия ванны. Все другие способы лечения результата не принесли, и если еще 22 октября Чайковский считал себя спасенным, то уже на следующее утро в его моральном состоянии обозначился перелом: он перестал верить в возможность выздоровления. Уремия (бездеятельность почек) вела к неизбежному последствию — постепенному отравлению крови. Кроме того, наступил паралич деятельности кишечника: продолжавшийся понос сделался непроизвольным, больной все больше слабел. 24 октября положение стало настолько критическим, что врачи наконец дважды прибегли к теплой ванне. Но и это средство кардинального действия не возымело. В течение дня Чайковский неоднократно впадал в забытье, бредил; к вечеру стал замедляться пульс и затруднилось дыхание. После 22 часов состояние больного было признано безнадежным. Почти не приходя в сознание, в результате отека легких и ослабления сердечной деятельности композитор скончался 25 октября в 3 часа 15 минут. Свидетелями его последних минут стали братья, М.И. и Н.И. Чайковские, племянник Давыдов и врач Мамонов.

Утром этого же дня ряд газет напечатал короткие сообщения о смерти Чайковского. В квартире, где он умер, при соблюдении дезинфекционных мер с 14 часов был открыт доступ к телу покойного, находившемуся в открытом гробу. В течение дня поток посетителей постоянно возрастал, здесь же состоялись две панихиды. После 21 часа по настоянию санитарных служб гроб был закрыт и следующие два дня уже не открывался. За это время проститься с усопшим пришли сотни людей, были доставлены десятки венков, отслужено еще несколько панихид. Газеты публиковали репортерские отчеты о болезни Чайковского, интервью с врачами, родными и близкими покойного, тексты многочисленных телеграмм соболезнования.

Еще 25 октября по указанию императора Александра III было решено похороны проводить в Петербурге, причем все расходы на траурные мероприятия государь взял на счет казны. 28 октября, после отпевания Чайковского в Казанском соборе и грандиозного шествия по Невскому проспекту (в процессии принимали участие десятки делегаций от разных городов, организаций и учреждений), тело композитора было погребено на Тихвинском кладбище Александро-Невской лавры. Три года спустя на могиле установили скульптурное надгробье, выполненное П.П. Каменским.

Похороны П. И. Чайковского

Смерть Чайковского вызвала острую общественную реакцию, которая выразилась прежде всего в обвинениях, адресованных лечившим его врачам. Сам факт заболевания холерой (хотя и достаточно редкий для человека привилегированного класса) в городе, являвшемся в то время одним из очагов холерной эпидемии, удивления не вызывал. К тому же из газет стало известно, что композитор был вообще склонен к желудочным заболеваниям, летом перенес холерину (легкая форма холеры), в Петербурге часто пил сырую воду (обычный источник инфекции), а утром 21 октября в порядке самолечения принял (как слабительное) щелочную воду «Гуниади», усилившую развитие болезнетворных микробов. Вопрос заключался только в том, где Чайковский мог заразиться — в ресторане Лейнера или дома, поскольку, по разным свидетельствам, сырую воду он пил и там, и там. Но этот вопрос оказался не столь принципиальным (даже с учетом начавшейся резкой критики ресторанных порядков, допускавших употребление некипяченой воды): роковая небрежность композитора была очевидна.

Иное дело — лечение больного. Здесь вся ответственность ложилась на плечи конкретных докторов, и трагический исход болезни мировой знаменитости не мог не вызвать волны негодующих выпадов в их адрес. Л.Б. Бертенсон и его ассистенты обвинялись в некомпетентности (отсутствие практического опыта лечения холеры, запоздалое применение ванны, незнание современных средств и т.п.), а также в преступной самонадеянности, выразившейся в нежелании созвать консилиум коллег, в отказе от помещения Чайковского в стационар с холерным отделением и т.п. В защиту врачей выступил М.И. Чайковский, дважды обратившийся с разъяснениями в газету «Новое время»: первый раз — с подробным описанием хода болезни, второй — с утверждением, что для спасения брата было сделано все возможное и никаких претензий к лечившим его докторам семья покойного не имеет; при этом выражалась глубокая признательность за их «сердечное и безупречно-тщательное отношение».

Другая волна эмоций возникла в связи с новым исполнением Шестой симфонии в концерте памяти Чайковского 6 ноября 1893 года. Потрясенная недавней трагедией публика с особой чуткостью восприняла «похоронные» настроения некоторых эпизодов симфонии. Неудивительно, что многие из слушателей (в том числе журналисты, давшие отчет о концерте в прессе) вынесли впечатление, будто Чайковский сам себе написал «реквием». Вскоре вслед за этим появились первые слухи о возможном «самоотравлении» композитора, причем существовали они только в устной форме: в печати не только тех дней, но и более отдаленных времен ни одного подобного намека не обнаружено.

Варианты легенд о добровольном уходе Чайковского из жизни, укоренившиеся в последующие десятилетия, можно условно отнести к двум основным направлениям: 1) скрытое самоубийство — в результате глубокого душевного кризиса композитор якобы намеренно искал смерти и специально часто пил сырую воду, надеясь заболеть холерой, а заболев, оттягивал приглашение врачей до тех пор, пока не убедился, что болезнь зашла слишком далеко и шансов на выздоровление нет; 2) вынужденное самоубийство — под угрозой громкого скандала (и даже судебного процесса) в связи с неминуемой оглаской гомосексуальных контактов Чайковского с человеком из окружения императора: композитор спас свою и семейную честь, приняв медленно действующий яд, воздействие которого схоже с характерными симптомами холеры, благодаря чему врачи и родные получили возможность все объяснить смертью от болезни.

Долгое время весьма популярной была легенда о том, что «приказ» о самоубийстве исходил от самого Александра III. В 1980-х широкую известность обрела еще одна версия «вынужденного самоубийства»: Чайковский якобы пал жертвой «суда чести» бывших однокашников-правоведов, приговоривших его (ввиду того же «гомосексуального скандала») покончить с собой (Orlova A. Tchaikovsky: The Last Chapter). Главные доводы автора публикации оказались спорными и шаткими, но с этого момента вопрос о причине смерти композитора, выйдя за рамки кулуарных сплетен и литературных фантазий, стал предметом острых дискуссий в печати и стимулировал ряд принципиальных исследований.

Поскольку базовые положения новой версии совпадали с традиционными обоснованиями самоубийства Чайковского (по линии мотивации — страх разоблачения уголовно наказуемого порока; по линии медицинской — противоречия в ряде свидетельств о ходе болезни композитора, прощание с покойным в открытом гробу и т.п.), критическому анализу подверглись прежде всего поводы к таким обоснованиям, а заодно был рассмотрен весь спектр проблем и неясностей, нашедших отражение в различных вариантах легенд о кончине Чайковского. Так, А. Познанский в ходе изучения социальных особенностей, сексуальных нравов и юридической практики России 2-й половины XIX в. пришел к выводу, что любые скандалы или репрессии в отношении Чайковского были малореальны — как в силу его высокого общественного положения, так и по причине вполне лояльного отношения к проявлениям гомосексуальности в царских кругах. Вопрос о яде, который мог применить композитор, имитируя холеру, также оказался надуманным: ни одно из доступных тогда ядовитых средств не отвечало нужным «требованиям».

Ученый-микробиолог Н.О. Блинов (потомок протоиерея В.Е. Блинова, крестившего Чайковского) особое внимание уделил медицинской стороне проблемы. Впервые подробно рассмотрев бытовавшие в России конца XIX в. представления о природе, профилактике и лечении холеры, а также биографии всех врачей, принимавших участие в лечении Чайковского, Блинов установил, что врачи действовали строго в соответствии с рекомендациями науки того времени. Им удалось спасти больного непосредственно от холеры в первую же ночь, на стадии, когда, по статистике, бывает до 90% летальных исходов. Но лечение не по их вине было начато поздно, и уберечь пациента от неизбежных осложнений (уремия, отравление крови и т.д.), приведших в итоге к смерти, докторам не удалось; спасти его могли бы лишь средства современной медицины.

Именно по причине смерти Чайковского не от холеры, а в результате необратимых ее последствий (конечная стадия — отек легких и прекращение сердечной деятельности) стал возможен доступ к телу покойного в открытом гробу, и это не входило в противоречие с принципами профилактики того времени. Считалось, что действие холерных микробов было прекращено еще за два дня до смерти, к тому же и во время болезни, и в дни прощания с композитором в квартире постоянно принимались различные санитарно-дезинфекционные меры. То, что никто из общавшихся с больным родных, прислуги и друзей не заразился, — лучшее доказательство эффективности таких мер.

Касаясь теоретической возможности «сговора» врачей с целью сокрытия самоотравления композитора, Блинов детально изучил биографию докторов Чайковского и пришел к выводу: подобный сговор для этих людей был немыслим. К такому же заключению пришел и Познанский, рассматривая чисто логическую сторону событий.

Кропотливое исследование газетных публикаций и ряда воспоминаний о болезни и смерти Чайковского позволило объяснить большинство известных противоречий в показаниях свидетелей трагедии. Наряду с объективными факторами (разность в восприятии картины заболевания у врачей и близких композитора, психологическое отличие сиюминутной оценки событий от осмысления их спустя несколько дней и т.п.) было также выявлено множество субъективных причин, повлиявших в свое время на формирование недоверия к официальной («холерной») версии.

В первую очередь это репортерский ажиотаж вокруг болезни знаменитого композитора, погоня за «горячими» новостями, благодаря чему в газеты попадали неточности, искаженные сведения и прямая дезинформация: эмоциональные высказывания друга Чайковского, певца Н.Н. Фигнера, выдавались за «мнение д-ра Бертенсона»; интервью с самим Л.Б. Бертенсоном приводилось в такой передаче, что днем смерти Чайковского оказывалось 24, а не 25 октября, и т.д.

С другой стороны, к созданию путаницы «приложили руку» почтенные авторы появившихся позднее мемуаров. В.Б. Бертенсон, отсутствовавший в Петербурге с 22 октября (и приславший лишь телеграмму соболезнования из Москвы 26 числа), представлял дело так, что все дни находился у постели умирающего, а подробности для «освежения памяти» (воспоминания писались в1911 г.) испрашивал у М.И. Чайковского (письмо от 11.I.1911).

Племянник композитора Ю.Л. Давыдов и артист Ю.М. Юрьев в 1940-е совместно сочиняли мемуары о своем пребывании с Чайковским в ресторане Лейнера, красочно описывая подробности «рокового ужина» 20 октября, в то время как уже существовал ряд свидетельств: Давыдова и Юрьева в ресторане не было. Психологические мотивы подобных «вольностей» легко объяснимы: в обоих случаях близкие к великому композитору люди сочли возможным исказить истину ради придания большего веса собственной роли как очевидцев.

Давыдову, к сожалению, принадлежит особая роль в «мифотворчестве» последних десятилетий XX в. Утверждая в мемуарах и публичных лекциях, что никакого самоубийства не было, он тем не менее в частных беседах неоднократно сообщал, что дядя принял-таки яд. Авторитет главного хранителя фондов Дома-музея Чайковского (с 1945 года) и единственного из остававшихся в живых ближайших родственников композитора был настолько велик, что подобные «секреты» легко принимались на веру, укрепляя устную молву. С другой стороны, именно Давыдов высказал достаточно смелое, но психологически обоснованное предположение о том, что самые первые слухи о самоубийстве Чайковского могли возникнуть не без участия учеников-апологетов доктора Л.Б. Бертенсона, пытавшихся таким оригинальным способом «прикрыть» его от нападок за якобы неправильное лечение композитора.


Различные варианты слухов о «царском гневе» оказались не более чем красочным вымыслом. Александр III высоко чтил талант композитора. Его оперы и балеты часто посещались членами царской семьи, а выходившие из печати новинки исполнялись при домашнем музицировании. Отдавалось должное и выдающимся заслугам Чайковского как гражданина: он был награжден орденом Св. Владимира IV степени, пожалован пожизненной пенсией, имел также личный подарок от государя — ценный перстень. Смерть его, по свидетельству вел. кн. Константина Константиновича (Романова), «очень огорчила Царя и Царицу». «Как жаль его и что за досада!» — писал император министру двора И.И. Воронцову-Дашкову 25 октября по получении известия о кончине Чайковского. В тот же день государь отдал распоряжение об организации торжественных похорон композитора и лично корректировал план траурных мероприятий, представленный ему на рассмотрение И.А. Всеволожским. Сомнительно, что подобных знаков высочайшего внимания был посмертно удостоен человек, впавший при жизни в царскую немилость.

Весомым подтверждением исторических, психологических и медицинских обоснований ложности версий о самоубийстве Чайковского стал ряд документов, выявленных за последние годы. В то же время документов, подтверждающих подобные версии, так и не найдено. Смерть Чайковского от холеры зафиксирована в церковном свидетельстве от 28.Х.1893. Брат Чайковского Н.И. Чайковский, делая хозяйственные пометки на листе со списком траурных венков, записал: «Лечило от холеры — 3 доктора». В 1898 году В.Л. Давыдов в одном из писем к М.И. Чайковскому (оба — непосредственные свидетели последних дней жизни Чайковского) вспоминал: «Ведь у дяди Пети был страшный катар желудка, который в мои годы был, очевидно, слабее, но дошедший до крайности и наконец послуживший почвой для смертельной болезни». О начале заболевания Чайковского вспоминал и В.Б. Бертенсон: «он заболел только вследствие погрешности в диэте и питья горько-щелочной воды на тощий желудок». Сам М.И. Чайковский еще за день до смерти брата телеграфировал о ходе болезни уехавшему из Петербурга В.Б. Бертенсону: «Первый период миновал полная задержка мочи состояние тяжелое». Л.Б. Бертенсон 25 октября писал тому же М.И. Чайковскому: «Страшная болезнь, от которой погиб Ваш незабвенный брат, сроднила меня с ним, Вами и всеми теми, кому он был дорог. Я не могу придти в себя от страшной драмы, которую мне пришлось пережить, и решительно не в силах передать Вам всех мук, которые я испытываю!». Эти свидетельства из клинского архива композитора положили конец старым слухам и новым фантазиям сторонников версии о «неестественном» уходе Чайковского из жизни.

Остается теоретическая возможность «преднамеренного самозаражения» композитора холерой. Полностью отмести ее, безусловно, нельзя, так как никому не дано знать, что таилось в глубинах души Чайковского осенью 1893-го. Но, с одной стороны, обилие творческих, артистических и житейских планов, излагавшихся им в письмах и разговорах, а с другой — факт перенесения им в июле того же года легкой формы холеры, бациллы которой способны сохраняться в организме при определенных условиях до нескольких месяцев, — все это говорит скорее о том, что заболевание Чайковского было вызвано роковым стечением обстоятельств: предрасположенный к болезни организм в какой-то момент мог чутко среагировать на инфицированную петербургскую сырую воду.

Одно обстоятельство остается неразрешимым и вряд ли может иметь какие-либо материалистические толкования. Это предчувствие или предощущение композитором в 1893-м своей грядущей смерти. Оно явлено в музыке его «наиискреннейшей» (по словам самого Чайковского) Шестой симфонии, сочиненной в феврале—марте, угадывается в настроении последнего романса «Снова, как прежде, один» (апрель—май). Дважды встречаются и письменные упоминания Чайковского о возможной смерти — в обоих случаях при займе денежных сумм у близких знакомых (у Е.И. Ларош — в августе, у Ю.Э. Конюса — в октябре). Кроме того, есть свидетельства А.А. Брандукова и С.И. Танеева в прессе — о высказываниях композитора по поводу места своего будущего захоронения (Фроловское под Клином или Данилов монастырь в Москве), сделанных в октябре, перед отъездом в Петербург.

Интересные наблюдения можно найти в малоизвестных воспоминаниях В.Л. Сапельникова, видевшегося с Чайковским в июне: «В нем не было и тени желания рисоваться: этот человек был — сама искренность. Тем загадочнее, конечно, является предчувствие близкой смерти, которое появилось у него за несколько месяцев до кончины. Это предчувствие как-то сразу охватило все существо Петра Ильича и сделало его неузнаваемым... Из веселого и жизнерадостного он сразу превратился в человека, подавленного мыслью о близкой смерти. <...> Раздался второй звонок. Пора было занять место в вагоне. Мы встали. Петр Ильич взял мою руку и долго держал в своей руке. “Прощай, — сказал он наконец, — может быть, мы видимся уже в последний раз”. В звуке его голоса я почувствовал как бы последний привет дорогого мне человека. На его добрых глазах показались слезы».

Даже с учетом известной доли субъективности автора (воспоминания относятся к 1909 г.) это свидетельство не может быть полностью проигнорировано, тем более что оно явно перекликается с наблюдениями самого близкого композитору человека — его брата Модеста Ильича: «Он словно перестал принадлежать себе и нехотя должен, не может не подчиниться чему-то мощно и неотразимо овладевшему им. Что-то захватило его волю и распоряжается вопреки ему. <...> Это таинственное “что-то” было безотчетно тревожное, мрачное, безнадежное настроение, ищущее успокоения в рассеянии, какое бы оно ни было. Я не объясняю его предчувствием близкой смерти: для этого нет никаких данных. Да и вообще отказываюсь от непосильной задачи разгадать эту последнюю психологическую эволюцию глубин духа Петра Ильича, но, указывая на нее, не могу не указать на параллель с тем, что предшествовало всякому резкому повороту в его жизни. Как перед избранием музыкальной карьеры в начале 60-х годов, как в Москве перед женитьбой, как в 1885 году, перед тем, что из уединения он выступает “на показ людям”, — так и теперь чувствуешь, что “так продолжаться не может”, что готовится новый перелом, нечто кончается и дает место чему-то новому, неизвестному. Смерть, явившаяся разрешить положение, имела характер случайности, но что она предстала, когда так больше не могло продолжаться, — для меня несомненно, и я не могу отделаться от впечатления, что 1892, 1893 годы в жизни Петра Ильича были мрачным кануном какого-то нового, светлого обновления».

Данные выводы, сделанные автором биографии Чайковского на последних ее страницах, видимо, и следует считать самыми взвешенными и объективными: случайность оборвала жизнь великого композитора, но была она проявлением непостижимой для других и ведомой лишь одному ему закономерности...
967

[Историческая правда]

http://www.istpravda.ru/chronograph/3305/
Петр Ильич Чайковский родился (25 апреля) 7 мая 1840 года в городе Воткинске, находившемся тогда в составе Вятской губернии. В 1852-1859 годах он обучался в Императорском училище правоведения, по окончании которого получил чин титулярного советника и стал работать в Министерстве юстиции.
В 1862 году Чайковский становится одним из первых студентов консерватории в Санкт-Петербурге, а в 1865 году оканчивает ее с серебряной медалью и сразу же переезжает в Москву, где получает профессорскую должность в консерватории.

Он перевел несколько музыкально-теоретических трудов для педагогических целей и написал учебник «Руководство к практическому изучению гармонии» (1872). С 1871 по 1876 годы он трудится музыкальным критиком в газетах «Русские ведомости» и «Современная летопись», отстаивая реалистические принципы в отечественной музыке.

В этот же период Чайковский активно занимается и творчеством, в эти годы им созданы: 3 симфонии, несколько программных оркестровых сочинений, в том числе увертюра-фантазия «Ромео и Джульетта», 1-й концерт для фортепиано с оркестром и «Меланхолическая серенада» для скрипки с оркестром, 3 струнных квартета, оперы («Воевода», «Ундина», «Опричник», «Кузнец Вакула»), балет «Лебединое озеро», музыка к пьесе А.Н. Островского «Снегурочка», фортепианные пьесы, романсы и другие произведения.

В конце 1870-х - начале 1880-х годов Петр Ильич много путешествовал по Европе, продолжая сочинять. С 1885 года он поселился в Подмосковье и возобновил активную музыкально-общественную деятельность, став директором отделения российского музыкального общества в Москве.

Часто бывая в Москве и Петербурге, Чайковский участвовал в различных мероприятиях Русского музыкального общества и Московской консерватории, а премьера его оперы «Черевички» в Большом театре в 1887 году стала началом его дирижерских выступлений. В 1887‒93 годах он дирижировал своими преимущественно симфоническими сочинениями, а также операми в России и за рубежом. Всемирную славу Чайковскому принесли балеты «Лебединое озеро», «Щелкунчик», «Спящая красавица», оперы «Евгений Онегин», «Пиковая дама», «Орлеанская дева» и другие.

Творчество композитора получило высокую оценку - в 1892 году Чайковский был избран член-корреспондентом Академии изящных искусств (Франция), в 1893 году удостоен звания Почетного доктора Кембриджского университета.

(25 октября) 6 ноября 1893 года в Санкт-Петербурге Петр Ильич Чайковский скончался от холеры, он был похоронен в Александро-Невской лавре в Некрополе мастеров искусств.

Источник: calend.ru

[Gorban]

3 декабря 1875 года

...состоялась московская премьера концерта Петра Ильича Чайковского для фортепиано с оркестром № 1.

Первоначально произведение было посвящено Николаю Григорьевичу Рубинштейну, основателю и директору Московской консерватории, однако тот посчитал концерт чрезмерно сложным и неудобным для исполнения.

«Я не переделаю ни одной ноты и напечатаю его в том самом виде, в каком он находится теперь!» — ответил Чайковский на замечания Рубинштейна. Чайковский убрал только посвящение.

Позже Н. Г. Рубинштейн пересмотрел своё отношение к сочинению и на премьере в Москве дирижировал оркестром. Сегодня этот фортепианный концерт считается одним из самых известных в мире, а первые аккорды в первой части концерта — самыми узнаваемыми в истории музыки.

«Историю современного русского пианизма надо начинать с рождения Первого фортепианного концерта Чайковского, где великий композитор по-русски, в условиях интенсивно возраставшей общей московской художественной культуры, обобщив лучшие завоевания тогдашнего Запада, создал русский симфонический пианистический стиль»

[История. РФ]

28 окт. 1893 первое исполнение Шестой («Патетической») симфонии Чайковского – его последнего произведения

[Istoriia.Ru]

https://denvistorii.ru/28-oktyabrya/...do-smerti.html
28 октября 1893 г.

Жители Петербурга впервые услышали Патетическую симфонию
Симфония № 6 си минор, соч. 74 «Патетическая» — последняя симфония Петра Ильича Чайковского, которую он писал с февраля по конец августа 1893 года. Название ей предложил брат композитора — Модест. Симфония посвящена Володе Давыдову. Название «Патетическая» свидетельствует о том, что в симфонии противопоставлены всеобщие и глубокие темы жизни и смерти.

Премьера состоялась 16 (28) октября 1893 г. в Петербурге под управлением автора, за девять дней до смерти композитора.

Работе над симфонией предшествовал длительный подготовительный период. Уже в 1889 году Чайковский задумал новое сочинение. Об этом он писал в письме к К.Р.:

Мне ужасно хочется написать какую-нибудь грандиозную симфонию, которая была бы как бы завершением всей моей сочинительской карьеры... Неопределенный план такой симфонии давно носится у меня в голове, но нужно стечение многих благоприятных обстоятельств для того, чтобы замысел мой мог быть приведен в исполнение. Надеюсь не умереть, не исполнивши этого намерения.
Первоначально им была задумана симфония «Жизнь» в тональности Es-dur, над которой он работал весной и летом 1891 года. Однако оптимистическая концепция намечавшегося произведения его разочаровала и он оставил её сочинение. Тем не менее, замысел крупного симфонического произведения продолжал вызревать. В письме к В.Л. Давыдову от 11 февраля 1893 года Чайковский пишет:

Во время путешествия у меня явилась мысль другой симфонии, на этот раз программной, но с такой программой, которая останется для всех загадкой, - пусть догадываются, а симфония так и будет называться: Программная симфония Программа эта самая что ни на есть проникнутая субъективностью, и нередко во время странствования, мысленно сочиняя её, я очень плакал. Теперь, возвратившись, сел писать эскизы, и работа пошла так горячо, так скоро, что менее, чем в четыре дня, у меня совершенно готова была первая часть и в голове уже ясно обрисовались остальные части. Половина третьей части уже готова. По форме в этой симфонии будет много нового, и, между прочим, финал будет не громкое аллегро, а наоборот, самое тягучее Adagio. Ты не можешь себе представить, какое блаженство я ощущаю, убедившись, что время еще не прошло и что работать еще можно. Конечно, может быть, я и ошибаюсь, но кажется, что нет.
Таким образом, создание симфонии происходило очень быстро: 4 февраля она была начата, 24 марта эскизы всего сочинения были закончены, а к 19 августа композитор завершил всю партитуру и подготовил симфонию к печати. Первое исполнение Шестой симфонии состоялось в Петербурге 16 октября 1893 г. под управлением автора и имело средний успех, однако это не изменило высокой авторской оценки сочинения. Через два дня после концерта в письме к П.И. Юргенсону он писал:

С этой симфонией происходит что-то странное! Она не то чтобы не понравилась, но произвела некоторое недоумение. Что касается меня самого, то я ею горжусь более, чем каким-либо другим моим сочинением.
После смерти Чайковского симфония была сыграна еще раз под управлением Э.Ф. Направника и произвела глубочайшее впечатление, усиленное ощущением глубокой утраты. В Москве первое исполнение состоялось 4 декабря 1893 г. под управлением В.И. Сафонова.

[Константин Кудряшов]

https://aif.ru/culture/person/nash_i...i_kak_poluboga
5.10.2013 00:05

АиФ №43. Суперномер: 232 ответа на ваши вопросы 23/10/2013
Петр Чайковский в Харькове. 1893 год. Фотопортрет А. Федецкого.
Петр Чайковский в Харькове. 1893 год. Фотопортрет А. Федецкого. public domain






Когда имя одного из величайших композиторов всех времён и народов находится на слуху только потому, что интерес вызывает его сексуальная ориентация, поневоле вспоминаешь один из афоризмов Фаины Раневской. Когда актрису уличили в том, что от неё на репетиции попахивает спиртным, она сказала: «Ну если в театре начинают искать пьяниц, значит, больше там искать нечего».

Петр Чайковский. Работа Николая Кузнецова. 1893 год. Последний портрет композитора.
СТАТЬЯ ПО ТЕМЕ
7 мелодий Петра Чайковского, которые знает весь мир
Бесталанный юрист?
Неужели и впрямь в биографии композитора больше нечего искать? Неужели без этого он и его музыка не представляют интереса?

Когда-то так не считали. Во всяком случае, едва только слух о болезни Чайковского распространился, правительство распорядилось выпускать за счёт бюджета ежедневные (!) бюллетени о состоянии его здоровья.

Петр Чайковский. 1862 год
Петр Чайковский. 1862 год. Фото: РИА Новости / Хоменко
Такой чести не удостаивался никто из деятелей отечественной культуры. Никто и никогда. Потому что было ясно: из жизни уходит великий человек, вознёсший русскую музыку на недосягаемую высоту. Измышлениям о его сексуальной жизни просто не могло найтись места.

Вряд ли об этом думал и Илья Сац, в будущем тоже композитор немаленького калибра. Вот его воспоминания: «Случайно встретив на улице Чайковского, я пришёл в неистовое волнение и побежал за ним. Чайковский вошёл в кофейню, и в продолжение доброго часа я ходил под окнами и глядел, как он пил кофе и читал газету. Меня поразило, что кофе пил он, как его пьют все смертные. И вот, глядя, как Чайковский макает сухарь, я мысленно перебирал в уме мелодии и гармонии его баркарол, романсов и симфоний - неужели всё это сделал человек?»

В этом-то и есть главная интрига судьбы Чайковского. Как так вышло, что «обычный смерт*ный» к концу жизни приобретает космические масштабы и почитается окружающими чуть ли не за полубога? Ко всему прочему, это ведь ещё и очень кинематографично.



Вот представьте себе картину. Маленький мальчик Петруша и его старший брат Николай, который говорит с издёвкой: «Что ж ты за бабское занятие себе выбрал - на фортепьянах бренчать!» И получает в ответ: «Может быть, с Глинкой мне и не сравняться, но увидишь - ты ещё будешь гордиться родством со мной!»


СТАТЬЯ ПО ТЕМЕ
Валерий Гергиев: «У нас имя Чайковского для кого-то - пустой звук»
А вот отец нашего героя, Илья Петрович. Он очень волнуется, ему кажется, что сын напрасно просиживает штаны в департаменте юстиции. И едет к Рудольфу Кюндингеру, который некогда учил Петрушу музыке, чтобы узнать - вдруг возможна и другая карьера. И немец любезно заявляет: «У вашего сына музыкального таланта нет. Есть способности, он, право, недурно играет. Но дальше что? Нет, для музыкальной карьеры он не годится. Да и поздно начинать: ему скоро двадцать один год».

Ему лукаво вторит сослуживец Чайковского, художник-передвижник Ефим Волков: «Протирал со мной штаны в департаменте один свистун. Ничего не умел и не хотел, входящие не записывал, на исходящие не отвечал, всё, бывало, мелодии насвистывал. И плохо кончил. Да и я тоже - нас первыми со службы выгнали. Я пошёл в художники, а он - в консерваторию. Чайковский его фамилия. Может, слышали?»



И - изящный, исполненный иронии ход: в 1893 г. Кембриджский университет присваивает «бестолковому юристу» Чайковскому звание - внимание! - доктора права. Правда, с формулировкой: «Гениальнейшему музыканту мира».

Семья Чайковских. 1848 год
Семья Чайковских. 1848 год. Фото: public domain
Музыка России
В Италии времён композитора Вивальди (1700-е годы) на слуху было устойчивое выражение: «Жить по-музыкантски». То есть скандалить, выпивать и задирать коллег. Самое удивительное, что иногда это выражение можно применить и к Чайковскому, которого все считали чрезвычайно мягким и интеллигентным человеком. Так, известно, что он написал прошение самому императору Александру III о займе 3 тысяч рублей. Меньше известны обстоятельства сочинения письма. Чайковский долго не мог решиться, но, по свидетельст*вам друзей, выпив «хорошее количество рюмочек коньяка», раздухарился и всё-таки риск*нул. Кстати, выпить любил и, согласно общему мнению, «на вино, и особенно на коньяк, был крепок». Бывало, что пил и в одиночестве. Но исключительно за работой - когда писал по ночам, его слуга Алёшка частенько бегал за рюмочкой.


ЧИТАЙТЕ ТАКЖЕ
Цена невозможного. Наследие и страхи Сергея Рахманинова
Что бывает наутро после «рюмочек», объяснять, наверное, не надо. «В пьянстве замечен не был, но жадно пил холодную воду». Может быть, именно по этой причине он неожиданно заказал стакан холодной воды в ресторане Лейнера тем роковым октябрьским вечером? Воду ему принесли - ледяную, некипячёную. А в Петербурге тогда свирепствовала холера... Так что не надо изобретать слухов о самоубийстве - всё можно объяснить гораздо проще.

Невозможно объяснить другое. Его музыка настолько тесно связана с Россией, что любой иностранец, услышав имя Чайковского, говорит: «Знаю, вы по праздникам смотрите балет про лебедей!» Конечно, упаси нас Господь от таких праздников, когда по всем каналам идёт «Лебединое озеро». Но суть схвачена верно. Главные, важные, иногда даже трагичные события в истории нашей страны сопровождаются его музыкой. И одновременно - как помыслить себе самый весёлый праздник, Новый год, без его «Щелкунчика»? А то, что американцы свой главный праздник, День независимости, отмечают исключительно под его Торжественную увертюру «1812 год», выше всякого понимания. Может быть, это уже бессмертие?

Петр Чайковский. 1893 год
Петр Чайковский. 1893 год. Фото: РИА Новости / Хоменко