*1377. Про репутацию

[Ирина Ясина]

http://www.gazeta.ru/comments/column.../8047133.shtml
02.02.2016, 08:37
О том, можно ли остановить эпидемию насилия

Shutterstock

Каждый из нас, когда учился в школе, наверняка сталкивался со случаями травли, бойкота или какими-нибудь другими художествами стаи одноклассников, ополчившихся на одиночку.

Я и сама один раз была объектом некого заговора против меня.

Перешла в новую школу, понравилась, видимо, местному альфа-самцу, чего мне не захотели простить новые одноклассницы. Чувствовала себя при этом ужасно, как, впрочем, и в другие разы, когда объектом травли становился кто-то другой, а я за этим наблюдала со стороны, не в силах что-то изменить.

Именно такое чувство угнетающего бессилия охватывает меня всякий раз, когда доводится быть свидетелем несправедливости, творящейся в непосредственном окружении. Иногда на работе. Иногда в стране.

Что делать, если ребенка травят в школе одноклассники или он подвергается психологическому террору со стороны учителя? Дело ясное: надо переводить в другую школу и не портить нервы ни себе, ни своему чаду. В случае несправедливости, творящейся в стране, с «перейти в другую школу» возникают проблемы.

И альтернативной школы может не быть поблизости, что уж говорить про альтернативную страну.

Дети собираются в стайки под предводительством наиболее сильного, но не всегда наиболее умного. Они его не выбирают. Он возникает сам по себе, никаких формальных процедур для этого не надо.

Вожак вполне может завести стайку своих поклонников не туда, куда хотелось бы родителям и учителям.

Если учитель умный и опытный, он в состоянии это дело развернуть и вывести на дорогу, которая восстановит покой старших и не унизит ребят. Если такого учителя нет, то беда. Дойти может до чего угодно. Для того, чтобы почувствовать себя кем-то, надо найти врага и начать с ним бороться. Либо по крайней мере обзывать его земляным червяком и пожирателем дохлых ящериц. Все помнят Маугли?

Но детский мир все-таки, я в этом уверена, некая калька с мира взрослых. Если агрессия разлита в мире людей, которые хотя бы в силу возраста должны уметь себя контролировать, так что говорить о тех, кто копирует в своей вселенной отцов и матерей? У нас, у взрослых, я уже не говорю про телевизор, постоянно кого-то травят и обвиняют во всех грехах. Постоянный поиск врагов — он для чего нужен? Да-да, чтобы почувствовать себя еще круче, еще больше.

Детям позволительно иногда путать значение слов «страх» и «уважение». А взрослым?

Если учитель мудр, он справляется с заблудшей стайкой. А если вождь большой стаи сам нуждается в том, чтобы его поправили, остановили, подтолкнули к более взвешенной самооценке? Но где взять такого «учителя»?

Здравая самооценка, умение посмотреть на себя со стороны, постараться понять точку зрения оппонента — вот то, чему надо учить в школе. Вот то, чему надо учить целое общество, забывшее, а может никогда и не знавшее эти простые правила общежития.

Кого травят в школе? Толстяков, ребят с синдромом Аспергера, то есть тех, кто «вещь в себе», замкнутых, живущих в собственном мире. Инвалидов травят, ребят другой национальности. А в стране травят оппозицию — тех, кто просто по-другому думает. Призывают к травле не более слабых, не более сильных — просто других.

Я тут на дискуссии побывала, где умные педагоги и журналисты беседовали как раз о таких случаях физического и психологического насилия, которые часто случаются в школах. Приводили в пример некую учительницу, которая била линейкой по рукам своих учеников. Из глубины зала раздался мужской голос: «Да что говорить? Отец должен прийти и приложить эту стерву мордой о дверной косяк!» Сидящие в президиуме оторопели, пытались увещевать: «Насилие порождает только новое насилие». Но все понимали, что правда нашей нынешней жизни именно в том, чтобы мордой о косяк.

[Ирина Ясина]

http://www.gazeta.ru/comments/column.../8196065.shtml
26.04.2016, 07:57
о трех подходах к покаянию

Немцы из Нойнбург-форм-Вальда несут из леса тела погибших на марше смерти евреев для захоронения на... Wikimedia Commons
Немцы из Нойнбург-форм-Вальда несут из леса тела погибших на марше смерти евреев для захоронения на городском кладбище

Недавно довелось мне присутствовать на семинаре «Об отношении к прошлому. Опыт преодоления двух диктатур в Германии», который проводил по моей просьбе Фонд Конрада Аденауэра (первый федеральный канцлер ФРГ и основатель партии ХДС). Ну, если у нас никто не хочет работать с осмыслением прошлого, то стоит хотя бы послушать, как это делали другие. Может, когда и пригодится.

Понятно, что в Германии сразу после поражения во Второй мировой далеко не все бывшие сторонники Гитлера кинулись каяться и просить прощения у победителей и оставшихся в живых евреев. Первое десятилетие процесс денацификации шел вяло, более того, из-под палки.

В американской оккупационной зоне палка била по спинам и головам немцев довольно больно.

Бывших нацистов, а их было очень много, не брали на работу ни в государственные органы, ни в образование.

Население, которое утверждало, что ни сном ни духом не ведало о концлагерях, заставляли раскапывать братские могилы и перезахоранивать полуразложившиеся трупы.

Англичане и французы в своих оккупационных зонах вели себя более снисходительно. Мягкотелые европейцы, что ни говори. К тому же рабочих рук и мозгов сильно не хватало.

В советской оккупационной зоне все было сложнее. Поскольку в названии фашистской партии было слово «национал-социализм», а социализм советское руководство нежно любило, то мир стал черно-белым: фашисты и антифашисты. И школьникам при посещении бывших концлагерей рассказывали о борьбе антифашистов. То, что охранниками были тоже немцы, переварить было трудно.

Поскольку разделить общество на тех и других было сложно, то чистки среди населения почти не велись.

Значительную роль в денацификации послевоенной Германии сыграли ученые, философы и историки, кому посчастливилось раньше других понять, к чему приведет диктатура Гитлера и успевших уехать в США. Карл Ясперс, знаменитый философ, психолог и психиатр, еще в 1946 году опубликовал свой труд «Вопрос о вине».

Прошло несколько десятилетий, и дети стали судить отцов.

Что вполне понятно, конфликт поколений никто не отменял, и детям свойственно в той или иной форме спрашивать: «Папа, а ты чем в те годы занимался?» К слову, мы с этим опоздали, хрущевская оттепель была очень слабой, и лед репрессий растопить не смогла. В 1990-е годы было уже поздно. Внуки дедов не судят, по крайней мере массово. Хотя Пиночета судили.

Сажать необязательно, важен сам факт наступления правосудия и неизбежности кары.

Пожалуй, самой интересной частью семинара была последняя, где речь шла об осмыслении диктатуры СЕПГ. Кто не помнит, это Социалистическая единая партия Германии. И ее боевой авангард — Штази, аналог нашего КГБ.

Штази приходилось сложнее. Как-никак на всей территории ГДР ловилось телевидение и радио ФРГ, которое вещало на том же немецком языке. Из окон домов на берлинской Фридрихштрассе, граничащей с Берлинской стеной, было прекрасно видно, как жил Западный Берлин. Сама видела, когда была в ГДР в очень социалистическом 1984 году.

Архивы Штази сейчас может посмотреть любой немец, которого вербовали, на которого доносили, который пострадал от преследований.

На эту тему есть замечательный фильм «Жизнь других». Полюбопытствуйте. Историй таких вербовок в немецкой прессе немного. Педантично соблюдается тайна. Хотя нам рассказали историю одной дамы-политика (не Меркель, не надейтесь), на которую лет десять стучал родной муж. Когда она это выяснила, заглянув в архивы Штази, то использовала это в своей предвыборной кампании. А мужа выгнала к чертям собачьим.

Очень часто приходится слышать: «А мне-то в чем каяться? Я тогда не жил». А никто не призывает к личному покаянию. Для этого существует церковь и совесть.

Осмыслить, почему мы как общество живем так, а не иначе, можно только путем признания своих прошлых ошибок.

Работа над ошибками. В школе все делали. Но там учитель заставлял. А нас никто не заставит. Мы сильные и гордые и полные удовлетворением от собственного величия, а значит, делать работу над ошибками придется заставлять себя самим. Как Мюнхгаузен — сам себя за косичку из болота. Верится? Не очень. Можно без этой работы жить? Можно. Периодически наступая на одни и те же грабли.

[Ирина Ясина]

http://www.gazeta.ru/comments/column.../8222945.shtml
10.05.2016, 08:15
о том, почему банкам больше не нужны деньги граждан

Анатолий Козельский. «Продавец денег» Анатолий Козельский

Недавно Сберегательный банк России снизил проценты по депозитам населения. И даже не так важно, на сколько он их снизил. Гораздо важнее — по каким причинам. Ибо Сбербанк почти наше все и подаваемые им сигналы воспринимаются всем рынком как руководство к действию.

В семье несколько экономистов, и потому были опрошены все. Кто как думает.

Первая версия сразу показалась мне малоубедительной. Она гласила, что Сбербанк что-то такое знает, а конкретно знает, что вот-вот Центробанк снизит ключевую ставку. Инфляция снижается, и, хотя до таргетированных, то есть желаемых 4% очень далеко, вектор движения выдерживается неукоснительно.

Сбербанк решил дернуть вперед паровоза, снизив ставки по депозитам. Вот-вот. Ждем.

Вторая версия: Сбербанк — хозяин на рынке, потому что монополист. И он то ли потому, что (см. первую версию), то ли просто от жадности выступил флагманом снижения, наплевав на всякие макроэкономические резоны и заботу о доходах населения. Снизил просто потому, что хотел заработать больше денег. В балансовых отчетах он уверенно показывает прибыль — значит, темы, что просто кончились деньги, совсем нет.

Третья версия лично мне кажется наиболее близкой к реальности. Она заключается в том, что просто

Сбербанку, как, впрочем, и всем другим банкам, практически не на чем зарабатывать.

Ведь как, по моему разумению, устроен банковский бизнес: банки собирают под заранее оговоренный процент деньги населения и пускают их в оборот — покупают ценные бумаги, кредитуют граждан, а также всякие малые, средние и крупные бизнесы. Процент по кредитам, как мне кажется, должен немножко превышать процент по депозитам. Тогда на эту копеечку наш банкир и живет. Как говорилось в известном анекдоте: покупаю пачку сигарет на оптовом рынке по 100 рублей, продаю ее по 200 рублей, и вот на эти 2% маржи я и живу…

Другое дело, если в стране бушует двухзначная, а еще хуже — трехзначная или, как было в начале девяностых, четырехзначная инфляция. Тогда обогащение одних и обнищание других происходит много быстрее, потому как за срок, на который выдан кредит или положен депозит, деньги успевают обесцениться со страшной силой.

Инфляция всегда влияет на размер ставки по депозитам.

Ставка по депозитам всегда должна быть хотя бы чуть-чуть выше темпа инфляции.

Хотя можно вообразить себе ситуацию, когда инфляция в стране не так сильно влияет на установленную банком ставку по депозитам, это когда банк имеет возможность привлекать деньги из-за границы. Из страны, где инфляция может быть ниже, чем в стране, где банк является резидентом.

Чтобы было совсем понятно: у нас инфляция 8%, ключевая ставка ЦБ — 11%, а потому ставка по депозитам будет между ними. А если привлечь деньги из страны, где инфляция 3%, а ключевая ставка ЦБ вообще отрицательная, то можно еще круче заработать.
Андрей Туманов о том, зачем нужна Тимирязевская академия, как китайцы украли нашу облепиху и почему излишки с дачных участков не попадают в магазины.

Но в наших палестинах привлечь деньги из подобных стран нельзя. Потому как санкции. Вложить собранное у населения, говорят, тоже особо некуда. Дело, приносящее прибыль, которая бы покрывала дорогое привлечение в течение длительного отрезка времени, найти сложно. Раньше, когда лился дождь нефтяных сверхдоходов, жить было легче и приятнее. Денег у всех было много. И население вполне безответственно брало в кредит под баснословный процент. А прокредитуешь (я вообразила себя банкиром) хозяина маленькой нефтяной компании да хоть под какой процент — и оба в шоколаде. Но времена поменялись.

Вот и приходится Сбербанку снижать наши доходы от депозитов в родных рублях. В валюте все еще хуже, потому как никто вообще кредитов в валюте не берет.

Как говорит моя подруга, идиотов больше нет.

Глядя на страдания на валютных ипотечников, научились все.

Мне кажется, что это снижение ставок говорит нам следующее: граждане, экономическим ростом среди нашей стагнации даже и не пахнет. Ни к концу года, ни в следующем. Зарабатывать не на чем. Ничего не растет.

[Ирина Ясина]

http://www.gazeta.ru/comments/column.../8288969.shtml
07.06.2016, 08:15
о том, что скрывает прошлое большой страны

Wikimedia

Корешки у нас короткие. Кажется, Сергей Юрский в одном из интервью, виденных мною, так и сказал: не «корни», а «корешки». Корни, они ведь предполагаются могучими, протяженными. Тем более если речь идет о корнях человека. Сам Юрский в том интервью рассказывал, что настоящая фамилия его отца была не Юрский, а Жихарев, а про дедов он как-то не распространялся. Только сказал, что корешки короткие.

Так у нас у всех. Или почти у всех. Можно завидовать, как я завидовала Людмиле Улицкой, когда та привела меня к их семейному захоронению на Немецком кладбище. И бабки, и прабабки — все известны.

А я недавно разбирала архив своего деда. То, что Ясин — это тоже псевдоним, я знала, но вот как настоящая фамилия моего деда, про это в его архиве нет. Одни личные листки по учету кадров. Мне особенно хотелось знать о его родителях. Но судя по тому, что они тоже Ясины, а фамилию такую себе дед придумал, вступая в партию, по созвучию с только что почившим Лениным, значит, его родители такую фамилию носить никак не могли.

Кто они были? Может быть, лавочники, как моя прабабка, или ростовщики, как мой прадед с другой стороны, у всех их детей были большие проблемы с поступлением в институт как у классово чуждых элементов. Но поступили, пробились. Один стал инженером, всю ленинградскую блокаду прожившим на своем заводе. Двое других стали врачами, прослужившими всю войну начальниками фронтовых госпиталей. Я знаю все это от дяди, который интересовался историей семьи.

А вообще, это было совсем не принято. Мало ли чего там раскопаешь, насколько классово чуждыми будут твои родственники?

Вот сидели мы с дядюшкой всю субботу, и он рассказывал, как его отец, мой двоюродный дед Яша, которого я прекрасно помню, был в начале 1943 года отправлен по Дороге жизни с какими-то чертежами на Большую землю, как их бомбили, как в их грузовик попала бомба, но они, слава богу, уже были передними колесами на земле, а не на льду. Потом дядя Яша долго лежал в госпитале, потом получил отпуск и рванул к своим эвакуированным жене и детям в город Нижняя Баранча Свердловской области. Где и заделал еще одного сына, моего обожаемого дядюшку. И я помню, что у дяди Яши не работала правая рука, но мне, гостившей у них в Ленинграде в такой уютной квартире на Большой Пушкарской, по малости лет было невдомек.

Что знаем мы, бывшие советские люди, о своих корнях? Покопайтесь, поспрашивайте своих старших. Если они живы, а если живы, то помнят ли? Я в юности спрашивала свою бабушку по маме, кто были ее родители. Она не помнила их отчества. Умерли они, когда она еще была девчонкой. Имена помнила, а вот отчеств, то есть имен моих владимиро-суздальских прадедов я не знаю.

Хотя одного знаю. Моего погибшего на войне деда звали Алексей Степанович. И представляете, в тех документах, которые заполняли немцы в том концлагере, где он умер от голода в начале 1942 года, было написано на чистом немецком языке, что его отец Степан погиб в Первую мировую войну.

Как интересно и как горько собирать по крохам, по крупицам историю семьи, которая суть есть история твоей страны.

Страны, в которой в XX веке спрятаться так часто означало выжить. Соврать, забыть — выжить. Обрубить корни — выжить.

Мне кажется, что, если нам всем будет интересно раскопать эти потаенные лабиринты собственных семей, многие из нас поймут что-то важное. Как тот налоговый инспектор, который, проверяя «Мемориал» и смеясь над «важностью» их работы, сам узнал, что дед его был расстрелян в 1938 году. И пойдя в уже доступные архивы, узнал, по чьему доносу.

Не знаю, нужно ли моим соотечественникам такое знание. Мне нужно. Поэтому много лет назад я собрала все имевшиеся немногочисленные, к сожалению, фотографии моих предков, отдала в мастерскую, сделала рамочки, повесила все это на стену. И каждый раз вижу, как гости, приходящие ко мне в дом, больше всего интересуются именно этой стеной. И почти все говорят: «Надо мне сделать так же».

[Ирина Ясина]

http://www.gazeta.ru/comments/column.../9696725.shtml
19.07.2016, 08:21
о проблемах не успевающих за прогрессом людей

Кадр из фильма «Шерлок Холмс и доктор Ватсон» (1980) Ленфильм

Недавно я написала пост в фейсбуке о том, что моя покойная мама учила меня всегда звонить тем людям, у которых я накануне была в гостях. Звонить и говорить хозяйке, как вкусно было приготовлено какое-то блюдо, как искусно накрыт стол, какие милые люди были ими приглашены и другие приятные вещи в этом стиле.

В юности я, как правило, не очень прислушивалась к советам родителей, но этот почему-то остался в моей голове. А по мере взросления и даже старения мне все чаще хочется вести себя так, как мама: суп подавать в супнице, есть ножом и вилкой, чтобы на столе были полотняные салфетки и т.д.

Короче, опубликовала я этот пост, и вдруг огромное количество людей стали писать о том, что их мамы, а чаще бабушки советовали делать какие-то совершенно ненужные современному человеку вещи. И оказывается, писали они, это ненужное придает такую сладость, такую изюминку твоему бытию, что даже не верится.

Мир наш стремительно меняется. Мы постоянно слышим о тех или иных новациях. Я сначала поставила двоеточие, а потом решила не позориться, перечисляя разные штуки, в которых хорошо ориентируется мой зять, а я, по-честному, полная балда. Я человек XX века, и те изобретения, которые предлагает век XXI, просто не успеваю осваивать.

Таких, как я, много. И не только в нашей стране. Мне кажется, те англичане, которые проголосовали за выход из ЕС, по сути, те же не успевающие за прогрессом люди. Просто для них прогресс — это не только новые гаджеты, но и ментальная необходимость приспосабливаться к переменам, которые требуют повышенной толерантности к иным, к иному, к новым необходимостям и новым требованиям.

Вот как бы так умудриться и соединить вместе ту самую супницу с изящным серебряным половником на обеденном столе с мигрантами, живущими по соседству. С тем, что в мире, где кольца на салфетках явно сопутствуют Британии — владычице морей и понятиям типа «бремени белого человека», нам стоит научиться мириться с тем, что наши дети будут жить совсем в другом мире.

Я часто думаю о том, что разница в восприятии жизни между мною и моими родителями существенно меньше, чем разница между мною и моей дочерью. По сути, я и мои родители выросли все в том же Советском Союзе, в закрытом мире, за «железным занавесом», где знание английского языка было не более чем интеллигентской изюминкой.

Никому же тогда не могло прийти в голову, что этот самый английский нужен для постоянного общения с носителями языка или для пользования компьютером. Наши дети этот английский воспринимают примерно как умение ходить, а фразой «она знает английский в совершенстве» уже никого не удивишь. Вот китайский или арабский — это еще котируется.

Мои интернет-друзья нашли намного больше милых правил хорошего тона, столь актуальных для XIX века. Я о многих узнала впервые. Вот некоторые: обязательно иметь на столе живые цветы в низкой вазе, чтобы видеть собеседника напротив; не ставить на стол кухонный чайник, а обязательно переливать горячую воду в фарфоровый; хлеб должен быть нарезан тонко и положен в специальную хлебницу; никогда не предлагать гостям снять обувь и ходить по дому в тапках; печь два пирога, чтобы один съесть за столом, а другой разложить по коробочкам и дать гостям с собой; сажать самого важного гостя по правую руку от хозяйки дома, и всем мужчинам, кроме совсем пожилых, вставать, когда входит женщина. Так и хочется воскликнуть: какие шляпки носила наша буржуазия!

Конечно, все это приятно при одном условии: когда ничто не превращается в догму. Это же касается и обязательной толерантности. Свободнее, господа, свободнее! Что касается меня, одно правило я усвоила все-таки как догму: моя свобода заканчивается там, где начинается свобода другого. И от этого я никогда не отступлю.

[Ирина Ясина]

http://www.gazeta.ru/comments/column...10165865.shtml

30.08.2016, 08:06
о том, почему инвалидам наши граждане сочувствуют куда меньше, чем паралимпийцам

Сергей Савостьянов/ТАСС

В Новосибирске у меня есть приятель. Чуть старше меня, инвалид-колясочник, болен с детства. Зовут Мишка Коваль. Человек он совершенно замечательный. Во-первых, красивый — блондин с пронзительными голубыми глазами. Но сейчас, конечно, уже немного постарел. Во-вторых, пишет стихи. В-третьих, Мишка — путешественник. Причем как он путешествует, могут не все здоровые. Сравнить его можно с целой командой паралимпийцев.

Допинга никакого, кроме собственной железной воли и неуемного стремления жить, а не существовать.

В Мишкином распоряжении имеется пенсия по инвалидности, диплом переводчика с английского языка, который он получил большими заочными трудами, и праворульная старенькая «японка», не помню, какой марки. Машина эта ничем не оборудована и никак не приспособлена для того, чтобы ею управлял человек с неработающими ногами. Да-да, повторюсь,

у машины нет ручного управления. Мишка каждый раз нажимает здоровенной палкой то на газ, то на тормоз. Уже похоже на подвиг.

Мишка начал путешествовать из Новосибирска в Москву и обратно, из Новосибирска в Питер, Калининград, Польшу, Чехию, Германию. Мишке страшно хочется посмотреть мир, но он понимает, что на праворульной «японке» до Америки ему не добраться. Поэтому думает, где бы достать на эту свою мечту денег.

Мишка совершает свои маленькие подвиги почти десять лет. Это сейчас на многих заправках есть оборудованные для инвалидов туалеты, а раньше справляться приходилось иначе. Да и сегодня ему постоянно приходится кого-то просить о помощи. Он может все сам, но ему надо помочь убрать инвалидную коляску в багажник в пункте старта и достать ее из багажника в пункте финиша.

Глаза у Мишки блестят, он не считает себя человеком несчастным, у него растет красавица дочка. Чем не паралимпиец?

Беседовать с Мишкой о проблемах доступной среды довольно весело. Ему доступно почти всё.

Германия, кстати сказать, ему не понравилась. Неудобно, на заправках нет людей, одни автоматы работают. А немецкие инвалиды имеют специальные ключики для всех дверей.

Одна беда, говорит: все парковки, отмеченные значком для людей с инвалидностью, в нашей стране всегда заняты машинами, где за рулем сидят здоровые, дай им Бог здоровья и дальше, граждане. В том числе наверняка и те самые, которые так возмущаются недопуском российских паралимпийцев к Играм в Рио. Это такая

яркая черта современного российского гражданина — видеть кругом врагов и вообще не замечать собственных погрешностей.

Были бы у меня лишние деньги, я бы такой соцопрос заказала, где первый вопрос про паралимпийских спортсменов, а второй — про парковки. Нет, не про государство, которое, конечно, делает все не там, не так и в недостаточном количестве. А про вас, граждане, каждого конкретно, возмущенного происками.

Конечно, я наверняка не знаю, что там все-таки произошло с нашими паралимпийцами. То ли у нас шубу украли, то ли мы ее сами пропили… Я не про происки. Я про Мишку Коваля, его голубые глаза и его жажду жизни. И про тех людей, которые не дают ему парковаться, где ему удобно.

Сама я часто езжу в магазин товаров для сада и дома. Люблю всякие цветочки, а к ним нужны удобрения и все прочее. Ни разу я не смогла поставить свою машину с инвалидным знаком на специальное место. Более того, дядя Степа — милиционер, бдящий за порядком на вверенной ему территории, моего вопроса про граждан, занимающих места для инвалидов, даже не понимает. Хотя наверняка тоже против злых американцев, которые обидели наших паралимпийцев.

[Ирина Ясина]

https://www.gazeta.ru/comments/colum...10694159.shtml
27.05.2017, 09:35
Продолжение сериала о женских судьбах своих современниц

Кадр из фильма Чарли Чаплина «Новые времена» (1936)
Charles Chaplin Productions

Ольга родилась в Казахстане. В девять лет узнала, что бабушка и папа сидели в тюрьме. Не могла поверить, что такие хорошие люди — и вдруг! Детская голова не знала слова «репрессии». Что такое ГУЛАГ, преследовавший ее семью всю жизнь, еще предстояло понять. Собственно, они и оказались в Павлодаре из-за того, что бабушка с отцом не могли жить в столицах и вообще в крупных городах после освобождения из сталинских лагерей.

Всего бабушку арестовывали трижды, а отца дважды.

Когда родственников реабилитировали, а позже дали квартиру, семья стала собираться в Москву. Ольга ехать не хотела. 17 лет, друзья, кругом все привычно. Училась в педучилище. Но поехала.

В Москве все по-другому. Ярче, свободнее. Закончила «местное», московское педучилище, куда сначала не хотели брать из-за павлодарской прописки. Работала в детском саду. В институт? Конечно, надо было. Но теперь что об этом говорить. Комсомол, атеизм — все как положено советской девушке.

В Бога не верила, хотя в детстве бабушка ставила на колени и заставляла читать молитвы вслух.

Проверяла, запомнила внучка слова обращения к Богу или нет. Кстати, с Ольгой и ее сестрой она говорила только по-английски. А с сестрой еще и по-французски. Строгая бабушка, выросшая в аристократической дореволюционной семье, полагала, что музыка и иностранные языки дадут независимость ее внучкам.

Ольга выскочила замуж, чтобы избавиться от, как тогда ей казалось, излишней опеки родных. О том, что от брака бывают дети, тогда не задумывалась. Родился первый сын. За ним второй. Мечтала открыть собственный детский сад. Даже планы рисовала того, как он будет устроен, если объединить две квартиры на первом этаже. Девять лет проработала с детишками, получая за это 85 рублей в месяц. Маловато. А тут еще развелась с мужем.

Пошла на курсы звукооператоров. Устроилась работать на радио. Попала на иновещание. Поехала от работы в командировку в Чехословакию. Родители, которые за всю жизнь ничего, кроме Сибири, Казахстана и Архангельской области, не видели, ликовали.

Ольга прошла инструктаж перед поездкой: около витрин с колбасой и мясом не задерживаться и тем более не обсуждать, почему у них есть колбаса, а у нас нет.

В конце 80-х Ольгина старшая сестра поехала туристом в США и осталась там. В 91-м предложила Ольге подработать — готовить и убирать за группой американцев, технарей, которые занимались в России каким-то прообразом сотовой связи. А жили они в квартире уехавшей сестры. Эта подработка переросла в другую. Один из американских инженеров привез в Россию жену и двух детей. Ольга стала у них домработницей. На радио брала ночные смены, а днем готовила, стирала, убирала и делала уроки с американскими детьми. Вот где пригодился бабушкин английский.

Обрушились как снег на голову смерть отца и болезни бабушки и мамы. Пришлось уволиться с радио. Американцы тоже уехали. Выживали на райсобесовскую помощь и мамину пенсию.

Молоко и хлеб, хлеб и молоко. Мясом кормили только кота.

Американский инженер, в доме которого она работала, снова приехал в Россию и открыл собственный бизнес. Жил один, с женой расстался. Позвал Ольгу на работу. Небольшой бизнес в середине 90-х — это что? Разборки, рэкет, валютные риски, навязчивые предложения быть «крышей»… А хозяин фирмы — американец, хоть и говорящий по-русски, но не владеющий технологиями русской жизни.

Ольга, что называется, была и швецом, и жнецом, и на дудочке играла окрестным милиционерам.

За десять лет доросла до директора. А в середине пути вышла замуж за своего говорящего по-русски американца. А потом уехала в Америку. В общей сложности у них с мужем на двоих девять внуков. Собирая их всех к себе, Ольга чувствует, что руководит неплохим детским садом. О чем и мечтала в юности.

[Ирина Ясина]

https://www.gazeta.ru/comments/colum...10854554.shtml
27.08.2017, 09:05
О судьбах женщин современной России

Дарья Герасимова. «Мать и дочь» (холст, масло, 50х70 см) / akasi.livejournal.com

Людмила родилась в леспромхозе Ново-Павловка рядом с городом Петров-Забайкальский. Все мы знаем про декабристов – вот прямо там, где когда-то был дом Волконских, где они много деток схоронили, она и родилась.

Отец был бульдозеристом, а мать — медсестрой, окончила Балейское медучилище в Нерчинском районе. Знакомо название Балейзолото? Во глубине сибирских руд… Оттуда и глаза раскосые.

Прадед – конокрад, сосланный с Дона в Забайкалье, женился на бурятке. То ли по любви, то ли позарился на табуны лошадей, которыми владел ее род.

Все обычно – детский сад, школа. Поступать в училище культуры на библиотечный факультет поехала в Читу. Но в большом городе ужасно испугалась и даже не попробовала сдать экзамены. Сразу пошла наниматься на овчинно-меховую фабрику. Оттрубила два года и только тогда поступила на платные курсы бухгалтеров.

Работать поехала в родной леспромхоз. Там познакомилась со своим Вовой, будущим мужем, который по распределению после Костромского технологического института приехал аж в Читинскую область. Любовь-морковь, свадьба зимой при минус 45. Дочка родилась. Назвали Олей. Скоро, практически одновременно, умерли родители Людмилы. Муж засобирался на свою родину, в Кострому.

Кострома показалась совсем тихой и провинциальной. Хотя вроде Петров-Забайкальский тоже не столица.

Но в Сибири и размах, и солнце, и сибиряки – люди более открытые, щедрые на любовь и радость.

Пошла работать на судоверфь. А Вова – деревообработчик, ему — на мебельную фабрику.

Родилась вторая дочка. Иришка. Дочки оказались совершенно разные по характеру. Старшая – сорвиголова, убежит куда-нибудь, ищи ее по поселку, где хочешь. А младшая – спокойная, вдумчивая, много читала и с самого раннего детства прекрасно рисовала. Одновременно со школой пошла в художественное училище, а потом в педуниверситет на художественно-графический факультет. Была очень болезненная, даже институт выбирали по территориальному признаку – чтобы короче была поездка на автобусе.

А потом зимой, уже став студенткой, Иришка стала жаловаться матери, что когда развешивает картины, стоя на стремянке, очень кружится голова. Потом начали дрожать руки, при ходьбе дочку качало, как былинку на ветру. Начались врачи, больницы, знакомство с российской медициной. Поехали в Ярославль делать МРТ. Диагноз – рассеянный склероз. Сначала Людмила не поняла, что ожидает ее дочь. Понял отец. Понял главное – что это навсегда. И тогда Людмила стала делать все, чтобы ее ребёнок стал тем, кем хотел стать в жизни. Художником. Несмотря на болезнь.

Людмила все время говорит «мы». Мы сдали сессию, мы перевелись на заочное, мы оформили инвалидность.

Это «мы» звучит и у жен, но особенно у матерей. Все время «мы». Детей это зачастую бесит. Матери растворяются в своих больных детях. Но дети-то все равно хотят жить свою отдельную от матери жизнь.

«Они» закончили институт. Дочь стала художником. А где работать? Куда продавать картины? Мать пошла искать. Первым делом «окучила» все местные мебельные салоны. В одном повезло – не только взяли работы дочери, но и познакомили с нужными людьми.

Видно, она действительно талант – ее дочь. Про талант уже не скажешь «мы». Но у таланта должны быть ноги. И эти ноги – Людмила. Она возит картины в столицу на выставки, она сидит на стенде, она ведет переговоры. Она пробивает стены. И только на последнем этапе, когда нужна улыбка и фотография девушки в инвалидном кресле, Людмила исчезает. Не ее надо фотографировать. Что дальше? Людмила не боится будущего. «Господь управит», — говорит она своим окающим, костромским говором. Откуда он у сибирячки? От жизни.