*184. Как нам обустроить Россию

[Александр Солженицын]

http://lib.ru/PROZA/SOLZHENICYN/s_kak_1990.txt

Источник: Специальный выпуск. Брошюра к газете "Комсомольская
правда" от 18 сентября 1990 г. Сканирование, распознавание,
сверка: Аркадий Куракин, октябрь 2001 г. ark(#)mksat .net

Вычитка при участии: Сергей П. Никифоров (SPN), sernik0(a)online. ru

Сохранено форматирование оригинала (кроме колонок). ВЫДЕЛЕНИЕ и
р_а_з_р_я_д_к_а -- авторские.

Ё-фикация осуществлена специальным ефикатором (в словаре -- 2750
слов, 1500 морф).

------------------------------------------------------------------------
* БЛИЖАЙШЕЕ *

Часы коммунизма -- свое отбили.
Но бетонная постройка его еще не рухнула.
И как бы нам, вместо освобождения, не расплющиться под его
развалинами.

МЫ -- НА ПОСЛЕДНЕМ ДОКАТЕ

Кто из нас теперь не знает наших бед, хотя и покрытых лживой
статистикой? Семьдесят лет влачась за слепородной и злокачественной
марксо-ленинской утопией, мы положили на плахи или спустили под откос бездарно проведенной, даже самоистребительной, "Отечественной" войны --треть своего населения. Мы лишились своего былого изобилия, уничтожили класс крестьянства и его селения, мы отшибли самый смысл выращивать хлеб, а землю отучили давать урожаи, да еще заливали ее морями болотами. Отходами первобытной промышленности мы испакостили окружности городов, отравили реки, озера, рыбу, сегодня уже доконечно губим последнюю воду, воздух и землю, еще и с добавкой атомной смерти, еще и прикупая на хранение радиоактивные отходы с Запада. Разоряя себя для будущих великих захватов под обезумелым руководством, мы вырубили
свои богатые леса, выграбили свои несравненные недра, невосполнимое достояние наших правнуков, безжалостно распродали их за границу.
Изнурили наших женщин на ломовых неподымных работах, оторвали их от детей, самих детей пустили в болезни, в дикость и в подделку
образования. В полной запущи у нас здоровье, и нет лекарств, да даже
еду здоровую мы уже забыли, и миллионы без жилья, и беспомощное личное бесправие разлито по всем глубинам страны, -- а мы за одно только держимся: чтоб не лишили нас безуемного пьянства.
Но так устроен человек, что всю эту бессмыслицу и губление нам
посильно сносить хоть и всю нашу жизнь насквозь -- а только бы кто не
посягнул обидеть, затронуть нашу н_а_ц_и_ю! Тут -- уже нас ничто не
удержит в извечном смирении, тут мы с гневной смелостью хватаем камни, палки, пики, ружья и кидаемся на соседей поджигать их дома и убивать.
Таков человек: ничто нас не убедит, что наш голод, нищета, ранние
смерти, вырождение детей -- что какая-то из этих бед первей нашей
национальной гордости!
И вот почему, берясь предположить какие-то шаги по нашему
выздоровлению и устройству, мы вынуждены начинать не со сверлящих язв, не с изводящих страданий -- но с ответа: а как будет с нациями? в каких географических границах мы будем лечиться или умирать? А уже потом -- о лечении.

А ЧТо ЕСТЬ РОССИЯ?

Эту "Россию" уже затрепали-затрепали, всякий ее прикликает ни к
ляду, ни к месту. И когда чудовище СССР лез захватывать куски Азии или
Африки -- тоже во всем мире твердили: "Россия, русские"...
А ч_т_о же именно есть Россия? Сегодня. И -- завтра (еще важней).
К_т_о сегодня относит себя к будущей России? И г_д_е видят границы
России сами русские?
За три четверти века -- при вдолбляемой нам и прогрохоченной
"социалистической дружбе народов" -- коммунистическая власть столько запустила, запутала и намерзила в отношениях между этими народами, что уже и путей не видно, как нам бы вернуться к тому, с прискорбным исключением, спокойному сожитию наций, тому даже дремотному неразличению наций, какое было почти достигнуто в последние десятилетия предреволюционной России. Еще б, может, и не упущено разобраться и уладить -- да не в той лихой беде, как буре, завертевшей нас теперь. Сегодня видится так, что мирней и открытей для будущего: кому надо бы разойтись на отдельную жизнь, так и разойтись. И именно при этом всеместном национальном изводе, заслоняющем нам остальную жизнь, хоть пропади она, при этой страсти, от которой сегодня мало кто в нашей стране свободен.
Увы, многие мы знаем, что в коммунальной квартире порой и жить не
хочется. Вот -- так сейчас у нас накалено и с нациями.
Да уже во многих окраинных республиках центробежные силы так разогнаны, что не остановить их без насилия и крови -- да и н_е н_а_д_о удерживать такой ценой! Как у нас все теперь поколесилось --так все равно "Советский Социалистический" развалится, в_с_е р_а_в_н_о! -- и выбора настоящего у нас нет, и размышлять-то не над чем, а только -- поворачиваться проворней, чтоб упредить беды, чтобы
раскол прошел без лишних страданий людских, и только тот, который уже действительно неизбежен.
И так я вижу: надо безотложно, громко, четко объявить: три прибалтийских республики, три закавказских республики, четыре среднеазиатских, да и Молдавия, если ее к Румынии больше тянет, эти
одиннадцать -- да! -- НЕПРЕМЕННО И БЕСПОВОРОТНО будут отделены. (А о процессе отделения -- страницами ниже.)
О Казахстане. Сегодняшняя огромная его территория нарезана была коммунистами без разума, как попадя: если где кочевые стада раз в год проходят -- то и Казахстан. Да ведь в те годы считалось: это совсем
неважно, где границы проводить,-- еще немножко, вот-вот, и все нации сольются в одну. Проницательный Ильич-первый называл вопрос границ "даже десятистепенным". (Так -- и Карабах отрезали к Азербайджану, какая разница -- куда, в тот момент надо было угодить сердечному другу Советов -- Турции.) Да до 1936 года Казахстан еще считался автономной республикой в РСФСР, потом возвели его в союзную. А составлен-то он --из южной Сибири, южного Приуралья, да пустынных центральных просторов, с тех пор преображенных и восстроенных -- русскими, зэками да ссыльными народами. И сегодня во всем раздутом Казахстане казахов -- заметно меньше половины. Их сплотка, их устойчивая отечественная часть -- это большая южная дуга областей, охватывающая с крайнего востока на запад почти до Каспия, действительно населенная преимущественно казахами. И коли в этом охвате они захотят отделиться -- то и с Богом.
И вот за вычетом этих двенадцати -- только и останется то, что можно назвать Р_у_с_ь, как называли издавна (слово "русский" веками обнимало малороссов, великороссов и белорусов), или -- Россия (название с XVIII века) или, по верному смыслу теперь: Российский Союз.
И все равно -- еще останется в нем сто народов и народностей, от вовсе немалых до вовсе малых. И вот тут-то, с этого порога -- можно и надо проявить нам всем великую мудрость и доброту, только от этого
момента можно и надо приложить все силы разумности и сердечности, чтоб утвердить плодотворную содружность наций, и цельность каждой в ней культуры, и сохранность каждого в ней языка.

СЛОВО К ВЕЛИКОРОССАМ

Еще в начале века наш крупный государственный ум С. Е. Крыжановский предвидел: "Коренная Россия не располагает запасом культурных и нравственных сил для ассимиляции всех окраин. Это
истощает русское национальное ядро".
А ведь то сказано было -- в богатой, цветущей стране, и прежде всех миллионных истреблений вашего народа, да не слепо подряд, а уцеленно выбивавших самый русский ОТБОР.
А уж сегодня это звучит с тысячекратным смыслом: н_е_т у н_а_с с_и_л на окраины, ни хозяйственных сил, ни духовных. Н_е_т у н_а_с с_и_л на Империю! -- и не надо, и свались она с наших плеч: она
размозжает нас, и высасывает, и ускоряет нашу гибель.
Я с тревогой вижу, что пробуждающееся русское национальное самосознание во многой доле своей никак не может освободиться от пространнодержавного мышления, от имперского дурмана, переняло от коммунистов никогда не существовавший дутый "советский патриотизм" и гордится той "великой советской державой", которая в эпоху чушки Ильича-второго только изглодала последнюю производительность наших десятилетий на бескрайние и никому не нужные (и теперь вхолостую уничтожаемые) вооружения, опозорила нас, представила всей планете как лютого жадного безмерного захватчика -- когда наши колени уже дрожат, вот-вот мы свалимся от бессилия. Это вреднейшее искривление нашего сознания: "зато большая страна, с нами везде считаются", -- это и есть, уже при нашем умирании, беззаветная поддержка коммунизма. Могла жеЯпония примириться, отказаться и от международной миссии и от заманчивых политических авантюр -- и сразу расцвела.
Надо теперь жестко в_ы_б_р_а_т_ь: между Империей, губящей прежде всего нас самих, -- и духовным и телесным спасением нашего же народа.
Все знают: растет наша смертность, и превышает рождения, -- мы так исчезнем с Земли! Держать великую Империю -- значит вымертвлять свой собственный народ. Зачем этот разнопестрый сплав? -- чтобы русским потерять свое неповторимое лицо? Не к широте Державы мы должны стремиться, а к ясности нашего духа в остатке ее. Отделением двенадцати республик, этой кажущейся жертвой -- Россия, напротив, освободит сама себя для драгоценного ВНУТРЕННЕГО развития, наконец обратит внимание и прилежание на саму себя. Да в нынешнем смешении --какая надежда и на сохранение, развитие русской культуры? все меньшая, все идет -- в перемес и в перемол.
К сожалению, этот мираж "единонеделимства" 70 лет несла через свою нищету и беды и наша стойкая, достойная русская эмиграция. Да ведь для "единонеделимца" 1914 года -- и Польша "наша" (взбалмошная фантазия Александра I "осчастливить" ее своим попечительством), и никак "отдать" ее нельзя. Но кто возьмется настаивать на этом сегодня?
Неужели Россия обеднилась от отделения Польши и Финляндии? Да только распрямилась. И так -- еще больше распрямимся от давящего груза "среднеазиатского подбрюшья", столь же необдуманного завоевания
Александра II, -- лучше б эти силы он потратил на недостроенное здание своих реформ, на рождение подлинно народного земства.
Наш философ этого века Ив. А. Ильин писал, что духовная жизнь народа важней охвата его территории или даже хозяйственного богатства; выздоровление и благоденствие народа несравненно дороже всяких внешних престижных целей.
Да окраины у_ж_е реально отпадают. Не ждать же нам, когда наши беженцы беспорядочно хлынут оттуда уже миллионами.
Надо перестать попугайски повторять: "мы гордимся, что мы русские", "мы гордимся своей необъятной родиной", "мы гордимся...".
Надо понять, что п_о_с_л_е всего того, чем мы заслуженно гордились, наш народ отдался духовной катастрофе Семнадцатого года (шире: 1915--1932), и с тех пор мы -- до жалкости не прежние, и уже нельзя в
наших планах на будущее заноситься: как бы восстановить государственную мощь и внешнее величие прежней России. Наши деды и отцы, "втыкая штык в землю" во время смертной войны, дезертируя, чтобы пограбить соседей у себя дома, -- уже тогда СДЕЛАЛИ ВЫБОР за нас -- пока на одно столетие, а то, смотри, и на два. Не гордиться нам и советско германской войной, на которой мы уложили за 30 миллионов, вдесятеро гуще, чем враг, и только утвердили над собой деспотию. Не "гордиться" нам, не протягивать лапы к чужим жизням, -- а осознать свой народ в провале измождающей болезни, и молиться, чтобы послал нам Бог
выздороветь, и разум действий для того.
А если верно, что Россия эти десятилетия отдавала свои жизненные соки республикам, -- так и хозяйственных потерь мы от этого не понесем, только экономия физических сил.

СЛОВО К УКРАИНЦАМ И БЕЛОРУСАМ

Сам я -- едва не на половину украинец, и в ранние годы рос при звуках украинской речи. А в скорбной Белоруссии я провел большую часть своих фронтовых лет, и до пронзительности полюбил ее печальную скудость и ее кроткий народ.
К тем и другим я обращаюсь не извне, а как СВОЙ.
Да народ наш и разделялся на три ветви лишь по грозной беде монгольского нашествия да польской колонизации. Это все -- придуманная невдавне фальшь, что чуть не с IX века существовал особый украинский народ с особым не-русским языком. Мы все вместе истекли из драгоценного Киева, "откуду русская земля стала есть", по летописи Нестора, откуда и засветило нам христианство. Одни и те же князья правили нами: Ярослав Мудрый разделял между сыновьями Киев, Новгород и все протяжение от Чернигова до Рязани, Мурома и Белоозера; Владимир Мономах был одновременно и киевский князь и ростово-суздальский; и такое же единство в служении митрополитов. Народ Киевской Руси и создал Московское государство. В Литве и Польше белорусы и малороссы сознавали себя русскими и боролись против ополяченья и окатоличенья.
Возврат этих земель в Россию был всеми тогда осознаваем как ВОССОЕДИНЕНИЕ.
Да, больно и позорно вспомнить указы времен Александра II (1863, 1876) о запрете украинского языка в публицистике, а затем и в литературе, -- но это не продержалось долго, и это было из тех
умопомрачных окостенений и в управительной, и в церковной политике, которые подготовляли падение российского государственного строя.
Однако и суетно-социалистическая Рада 1917 года составилась соглашением политиков, а не была народно избрана. И когда, переступив от федерации, объявила выход Украины из России -- она не опрашивала всенародного мнения.
Мне уже пришлось отвечать эмигрантским украинским националистам, которые втверживают Америке, что "коммунизм -- это миф, весь мир хотят захватить не коммунисты, а русские" (и вот -- "русские" уже захватили Китай и Тибет, так и стоит уже 30 лет в законе американского Сената). Коммунизм -- это такой МИФ, который и русские, и украинцы испытали на своей шее в застенках ЧК с 1918 года. Такой МИФ, что выгреб в Поволжьи даже семенное зерно, и отдал 29 русских губерний засухе и вымирательному голоду 1921-22 года. И тот же самый МИФ предательски затолкал Украину в такой же беспощадный голод 1932-33. И вместе перенеся от коммунистов общую кнуто-расстрельную коллективизацию, --неужели мы этими кровными страданиями не соединены?
В Австрии и в 1848 галичане еще называли свой национальный совет --"Головна Русска Рада". Но затем в отторгнутой Галиции, при австрийской подтравке, были выращены искаженный украинский ненародный язык, нашпигованный немецкими и польскими словами, и соблазн отучить карпатороссов от русской речи, и соблазн полного всеукраинского сепаратизма, который у вождей нынешней эмиграции прорывается то лубочным невежеством, что Владимир Святой "был украинец", то уже невменяемым накалом: нехай живе коммунизм, абы сгубились москали! [Прим. скан. - По-украински пишется: "нехай живе комунiзм, аби
згубились москалi!"]
Еще бы нам не разделить боль за смертные муки Украины в советское время. Но откуда этот замах: по живому отрубить Украину (и ту, где сроду старой Украины не было, как "Дикое Поле" кочевников --
Новороссия, или Крым, Донбасс и чуть не до Каспийского моря). И если "самоопределение нации" -- так нация и должна свою судьбу определять с_а_м_а. Без всенародного голосования -- этого не решить.
Сегодня отделять Украину -- значит резать через миллионы семей и людей: какая перемесь населения; целые области с русским перевесом; сколько людей, затрудняющихся выбрать себе национальность из двух; сколькие -- смешанного происхождения; сколько смешанных браков -- да их никто "смешанными" до сих пор не считал. В толще основного населения нет в тени нетерпимости между украинцами и русскими.
Братья! Не надо этого жестокого раздела! -- это помрачение
коммунистических лет. Мы вместе перестрадали советское время, вместе попали в этот котлован -- вместе и выберемся.
И за два века -- какое множество выдающихся имен на пересечении наших двух культур. Как формулировал М. П. Драгоманов: "Неразделимо, но и не смесимо." С дружелюбием и радостью должен быть распахнут путь украинской и белорусской культуре не только на территории Украины в Белоруссии, но и Великороссии. Никакой насильственной русификации (но и никакой насильственной украинизация, как с конца 20-х годов), ничем
не стесненное развитие параллельных культур, в школьные классы на обоих языках, по выбору родителей.
Конечно, если б украинский народ ДЕЙСТВИТЕЛЬНО пожелал отделиться-- никто не посмеет удерживать его силой. Но -- разнообразна эта обширность, и только МЕСТНОЕ население может решать судьбу своей местности, своей области,-- а каждое новообразуемое при том национальное меньшинство в этой местности -- должно встретить такое же ненасилие к себе.
Все сказанное полностью относится и к Белоруссии, кроме того, что там не распаляли безоглядного сепаратизма.
И еще: поклониться Белоруссии и Украине мы должны за чернобыльское бедовище, учиненное карьеристами и дураками советской системы, -- и исправлять его, чем сможем.

СЛОВО К МАЛЫМ НАРОДАМ И НАРОДНОСТЯМ

И после всех отделений ваше государство все равно, неизбежно, останется многонародным, хотя мы не гонимся за тем.
Для некоторых, даже и крупных, наций, как татары, башкиры, удмурты, коми, чуваши, мордва, марийцы, якуты, -- почти что и выбора нет: непрактично существовать государству, вкруговую охваченному
другим. У иных национальных областей -- будет внешняя граница, и если они захотят отделяться -- запрета не может быть и здесь. (Да еще и не во всех автономных республиках коренная народность составляет большинство.) Но при сохранении всей их национальной самобытности в культуре, религии, экономике -- есть им смысл и остаться в Союзе.
Как показало в XX веке создание многих малых государственных
образований -- это непосильно обременяет их избытком учреждений,
представительства, армией, отсекает от пространных территорий
разворота торговли и общественной деятельности. Так и горские
кавказские народы, пред революцией столь отличавшиеся в верности
российскому трону, вероятно еще поразмыслят, есть ли расчет им
отделяться. Не крупный Российский Союз нуждается в примыкании малых окраинных народов, но они нуждаются в том больше. И -- исполать им, если хотят с нами.
В советской показной и лживой государственной системе
присутствуют, однако, и верные, если честно их исполнять, элементы.
Таков -- Совет Национальностей, палата, где должен быть услышан, не потерян голос и самой наималейшей народности. И вместе с тем справедлива нынешняя иерархия: "союзных республик" -- автономных республик -- автономных областей -- и национальных округов. Численный вес народа не должен быть в пренебрежении, отказываться от этой пропорциональности -- путь к хаосу; так может прозябать ООН, но не жизнеспособное государство.
Крымским татарам, разумеется, надо открыть полный возврат в Крым.
Но при плотности населения XXI века Крым вместителен для 8-10
миллионов населения -- и стотысячный татарский народ не может себе требовать ВЛАДЕНИЯ им.
И наконец -- наималейшие народности: ненцы, пермяки, эвенки, манси, хакасцы, чукчи, коряки... и не перечислить всю дробность. Все они благополучно жили в царской "тюрьме народов", а к вымиранию поволокли их мы, коммунистический Советский Союз. Сколько зла причинила им окаянщина нашей администрации и наша хищная и безмозглая индустрия, неся гибель и отраву их краям, выбивая из-под этих народностей последнюю жизненную основу, особенно тех, чей объем так угрожающе мал, что не дает им бороться за выживание. Надо успеть -- подкрепить, оживить и спасти их! Еще не вовсе поздно.
Каждый, и самый малый, народ -- есть неповторимая грань Божьего
замысла. Перелагая христианский завет, Владимир Соловьев написал:
"Люби все другие народы, как свой собственный."
XX век содрогается, развращается от политики, освободившей себя от
всякой нравственности. Что требуется от любого порядочного человека,
от того освобождены государства и государственные мужи. Пришел крайний час искать более высокие формы государственности, основанные не только на эгоизме, но и на сочувствии.

ПРОЦЕСС РАЗДЕЛЕНИЯ

Итак, о_б_ъ_я_в_и_т_ь о несомненном праве на полное отделение тех
двенадцати республик -- надо безотлагательно и твердо. А если какие-то из них заколеблются, отделяться ли им? С той же несомненностью вынуждены объявить о НАШЕМ отделении от них -- мы, оставшиеся. Это --уже слишком назрело, это необратимо, будет взрываться то там, то сям; все уже видят, что вместе нам не жить. Так не тянуть взаимное обременение.
Еще этот мучительный и затратный процесс разделения отяжелит
первый переходный период для всех нас, первую пору нового развития:
сколько еще нужно средств, средств, когда их и так нет. Однако лишь
это разделение прояснит нам прозор будущего.
Но самогО реального отделения нельзя произвести никакой
одноминутной декларацией. Всякое одностороннее резкое действие -- это повреждение множества человеческих судеб и взаимный развал хозяйства.
И это не должно быть похоже, как бежали португальцы из Анголы, отдав
ее беспорядку и многолетней гражданской войне. С этого момента должны засесть за работу комиссии экспертов всех сторон. Не забудем и: как безответственно-небрежна была советская прометка границ. В каких-то местах может понадобиться уточненная, по истинному расселению, в каких-то -- и местные плебисциты под беспристрастным контролем.
Конечно, вся эта разборка может занять несколько лет.
Перед миллионами людей встанет тяжелый вопрос: оставаться, где они
живут, или уезжать? -- а это связано с разорением всей их жизни, быта и
нуждою в значительной помощи. (И не только для русских с окраин, но и
окраинных уроженцев, живущих ныне в России.) Куда ехать? где новый
кров? как дожить до новой работы? Это должно стать не личной бедой, а
заботой вот этих комиссий экспертов и государственных компенсаций. И каждое новосозданное государство должно дать четкие гарантии прав меньшинств.
И еще сложней: как наладится безболезненная разъемка народных
хозяйств или установление торгового обмена и промышленного
сотрудничества на независимой основе.
И вот только в ходе этой работы и даже лишь по окончании ее перед
каждым государственным образованием подымутся его подлинные Проблемы, а не тот заядлый "национальный вопрос", который так натер шею нам теперь, что перекосил все чувства и всю действительность.
Из того будущего разительные неожиданности проступают нам и
сейчас. Так нетерпеливо жаждет национальной независимости Грузия!
(Впрочем, Россия не завоевывала ее насильственно, а только Ленин в
1921.)
А вот уже сегодня: притеснение абхазцев, притеснение осетин и
недопуск на исконную родину высланных Сталиным месхов,-- неужели это и есть желанная национальная свобода?
За что б мы ни взялись, над чем бы ни задумались в современной
политической жизни -- никому из нас не ждать добра, пока наша жестокая воля гонится лишь за нашими ИНТЕРЕСАМИ, упуская не то что Божью справедливость, но самую умеренную нравственность.

НЕОТЛОЖНЫЕ МЕРЫ РОССИЙСКОГО СОЮЗА

За три четверти века так выбедняли мы, засквернели, так устали,
так отчаялись, что у многих опускаются руки, и уже кажется: только
вмешательство Неба может нас спасти.
Но не посылается Чудо тем, кто не силится ему навстречу.
И судьба наших детей, и наша воля к жизни, и наше тысячелетнее
прошлое, и дух ваших предков, перелившийся же как-то в нас, -- помогут найти силы преодолеть и это, и это все.
И хоть не отпущено нам времени размышлять о лучших путях развития
и составлять размеренную программу, и обречены мы колотиться,
метаться, затыкать пробоины, обтесняют нас первосущные нужды, вопиющие каждая о своем, о своем, -- не должны мы терять хладнокровия и предусмотрительной мудрости в выборе первых мер.
Я не берусь в одиночку перечислять их: должны сойтись на совет
здравые практические умы, на сотрудничество -- лучшие энергии. Рыдает все в нашем сегодняшнем хозяйстве, и надо искать ему путь, без этого жить нельзя. И надо же скорей открыть людям трудовой смысл, ведь уже полвека никому нет никакого расчета работать! и некому хлеб выращивать, и некому за скотом ходить. И миллионы обитают так, что и жилищами назвать нельзя, или по двадцать лет в гнойных общежитиях. И нищенствуют все старики и инвалиды. И загажены наши дивные когда-то просторы промышленными свалками, изрыты чудовищным бездорожьем. И мстит природа, неблагодарно презренная нами, и расползаются радиоактивные пятна Чернобыля, да не только его.
И ко всему теперь вот -- готовить переселение соотечественникам,
теряющим жительство? Да, неизбежно.
И -- откуда же набрать средств?
А: до каких же пор мы будем снабжать и крепить -- неспособные
держаться тиранические режимы, насаженные нами в разных концах Земли,-- этих бездонных расхитчиков нашего достояния? -- Кубу, Вьетнам, Эфиопию,
Анголу, Северную Корею, нам же -- до всего дело! и это еще не все
названы, еще тысячами околачиваются наши "советники", где ни попало. И столько крови пролито в Афганистане -- жалко и его упустить? гони
деньги и туда?.. Это все -- десятки миллиардов в год.
Вот кто н_а э_т_о даст отрубный единомгновенный отказ -- вот это
будет государственный муж и патриот.
А до каких пор и зачем нам выдувать все новые, новые виды
наступательного оружия? да всеокеанский военный флот? Планету
захватывать? А это все -- уже сотни миллиардов в год. И это тоже надо
отрубить -- в одночас. Может подождать -- и Космос.
А еще -- льготное снабжение Восточной Европы нашим на все
страдательным сырьем. Пожили "социалистическим лагерем" -- и хватит. За страны Восточной Европы -- радуемся, и пусть живут и цветут свободно, -- а платят за все по мировым ценам.
И этого мало? Так пресечь безоглядные капитальные вложения в
промышленность, не успевающие ожить.
Наконец -- необозримое имущество КПСС, об этом уже все говорят.
Награбили народного добра за 70 лет, попользовались. Конечно, уже не
вернут ничего растраченного, разбросанного, расхищенного,-- но отдайте хоть что осталось: здания, и санатории, и специальные фермы, в издательства,-- и живите на свои членские взносы. (И за чисто партийный стаж -- платите и пенсии сами, не от государства.)
И всю номенклатурную бюрократию, многомиллионный тунеядный
управительный аппарат, костенящий всю народную жизнь, -- с их высокими зарплатами, поблажками да специальными магазинами, -- кончаем кормить!
Пусть идут на полезный труд, и сколько выручат. При новом порядке
жизни четыре пятых министерств и комитетов тоже не станут нужны.
Вот отовсюду от этого -- и деньги.
А на что ушло пять, скоро шесть лет многошумной "перестройки"? На
жалкие внутрицекашные перестановки. На склепку уродливой искусственной избирательной системы, чтобы только компартии не упустить власть. На оплошные, путаные и нерешительные законы.
Нет, не откроется народного пути даже к самому неотложному, и
ничего дельного мы не достигнем, пока коммунистическая ленинская
партия не просто уступит пункт конституции -- но полностью устранится от всякого влияния на экономическую и государственную жизнь, полностью уйдет от управления нами, даже какой-то отраслью нашей жизни или местностью. Хотелось бы, чтоб это произошло не силовым выжиманием и вышибанием ее -- но ее собственным публичным раскаянием: что цепью преступлений, жестокостей и бессмыслия она завела страну в пропасть и
не знает путей выхода. Вот чему пора, а не состраивать теперь для
позорной преемственности новую РКП, принимать всю кровь и грязь на
русское имя и волочиться против хода истории. Такое публичное
признание партией своей вины, преступности и беспомощности стало бы хоть первым разрежением нашей густо-гнетущей моральной атмосферы.
А еще высится над нами -- гранитная громада КГБ, и тоже не пускает
нас в будущее. Прозрачны их уловки, что именно сейчас они особенно
нужны -- для международной разведки. Все видят, что как раз наоборот.
Вся цель их -- существовать для себя, и подавлять всякое движение в
пароде. Этому ЧКГБ с его кровавой 70-летней злодейской историей -- нет уже ни оправдания, ни права на существование.

ЗЕМЛЯ

Для чего-то же дано земле -- чудесное, благословенное свойство
плодоносить. И -- потеряны те скопления людей, кто не способен взять от нее это свойство.
Земля для человека содержит в себе не только хозяйственное
значение, но и нравственное. Об этом убедительно писали у нас Глеб
Успенский, Достоевский, да не только они.
Ослабление тяги к земле -- большая опасность для народного
характера. А ныне крестьянское чувство так забито в вытравлено в нашем народе, что, может быть, его уже и не воскресить, опоздано перепоздано.
Как вводится сегодняшняя аренда -- больше обман и издевательство,
ни толку ни ряду, только хуже погубят охоту у людей, потянувшихся к
земле. Арендаторы остаются в гнущей зависимости от колхозно-совхозных властей, и те могут вволю беззаконствовать. Под аренду выделяются часто худшие, заброшенные земли, и подороже берут за них, и инвентарь по завышенной цене, а продукцию вынуждают сдавать подешевле; то не дают обещанных кормов, то отбирают взятых на откорм животных, пропали и труд, и деньги; а "сельхозтехника" может внезапно нарушить договор.
Да участок земли -- это еще не свобода крестьянина, нужен же и
свободный рынок, и доступный транспорт, и кредит, и ремонт техники, и
строительный материал.
За все реформы мы беремся как похуже -- так и тут. Только губят
дело и отбивают у людей последнюю веру в обещания власти.
Вообще по сравнению с колхозами -- личная аренда (и не от колхозов,
а от местного самоуправления) несомненный шаг к улучшению нашего сельского хозяйства. В норме, установленной для данной местности (в соответствии с кадастром), -- аренда пожизненная и с неограниченной передачей по наследству; с отобранием участка лишь в случае небрежного землеуходства, но не от болезни семьи арендатора; с правом добровольного отказа от участка -- и в этом случае оплатой арендатору того, что он вложил в землю и возвел на ней. (И для всего этого совсем не нужен специальный административный аппарат над арендаторами: подобные случаи не будут многочисленны, и с ними управится местное
земство.)
Однако при нынешней нашей отвычке от земли (и оправданном
недоверии к властям, уже столько раз обманывавшим) -- арендой, может быть, уже людей и не привлечь. К тому ж, земельная аренда и не выдерживает экономической конкуренции с частной собственностью на землю, при которой и гарантировано длительное улучшение земли, а не истощение, и только при ней мы можем рассчитывать, что наше сельское хозяйство не будет уступать западному. И предвидя и требуя самодеятельности во ВСЕХ областях жизни -- как же не допустить ее с землей? Отказать деревне в частной собственности -- значит закрыть ее уже навсегда.
Но введение ее должно идти с осторожностью. Уже при Столыпине были строгие ограничения, чтобы земля попадала именно в руки крестьян земледельцев, а не крупных спекулянтов или на подставные имена, через "акционерные общества". А сегодня искоренено наше крестьянское сословие, вымерло; и больше развязанной ловкости у анонимных спекулянтов из теневой экономики, уже накопивших первичные капиталы; и нынешняя подкупная администрация не способна на четкий контроль, --сегодня, под маркой же "акционерных обществ", "организаций", "кооперативов", могли бы скупать едва ли не латифундии и затем сажать арендаторов уже от себя. (Не говоря уже о покупке земли иностранцами.)
Т_а_к_и_е покупки во всяком случае не должны быть допущены. Если земля окажется расхватана крупными владельцами -- это сильно стеснит жизнь остальных. (Да и не можем мы такое допустить в предвидении близкого перенаселения всей планеты, тогда и нашей страны.)
Покупка земли должка производиться со льготами многолетней
рассрочки, и в налогах тоже. Ограничение земельного участка
предельными (для данной местности) размерами -- само по себе никак не стесняет трудового смысла и трудовой свободы. Напротив: усилия каждого хозяина будут направлены не на широту владения, а на улучшение обработки, интенсивность методов. Что наши люди могут при этом -- и в самых изнудительно-враждебных стеснениях от власти -- творить чудеса, уже показано на крохотных приусадебных клочках, кормивших страну при дутой колхозной системе.
Ограничение размеров оставляет земельные резервы для раздачи малых участков земли -- и рабочим, желающим иметь свой огородный урожай, и горожанам, ищущим отдушину от закупоренной жизни. И эта раздача -- должна быть бесплатной (только бы обрабатывали!); э_т_о_т же размер входил бы бесплатной частью и земледельцам, покупающим землю.
И для всех них -- земля должна найтись.

ХОЗЯЙСТВО

Столыпин говорил: нельзя создать правового государства, не имея
прежде независимого гражданина: социальный порядок первичней и раньше всяких политических программ.
А -- независимого гражданина не может быть без частной
собственности.
За 70 лет в наши мозги втравили бояться собственности и чураться
наемного труда как нечистой силы -- это большая победа Идеологии над нашей человеческой сущностью. (Как и весь облик западной экономики внедряли в наши мозги карикатурно.)
Но обладание умеренной собственностью, не подавляющей других, --входит в понятие личности, дает ей устояние. А добросовестно
выполненный и справедливо оплаченный наемный труд -- есть форма взаимопомощи людей и ведет к доброжелательности между ними.
И зачем нам еще цепляться за централизованную холостую,
идеологически "регулируемую" экономику, приведшую всю страну к нищете?-- только чтобы содержать паразитический аппарат, иначе ему не останется и последнего оправдания?
Конечно, тот удар, который испытают миллионы неготовых непривычных
людей от перехода к рыночной экономике, должен быть предельно смягчен.
К счастью (к несчастью!) у нас есть для этого тот много
многомиллиардный валютный отток бюджета, только что перечислено, на что мы его распропащаем.
Скоро шесть лет -- а шумливая "перестройка" еще ведь и не коснулась
целебным движением ни сельского хозяйства, ни промышленности. А ведь эта растяжка -- это годы страданья людей, вычеркиваемые из жизни.
Но и перенимать бездумным перехватом чужой тип экономики,
складывавшийся там веками и по стадиям, -- тоже разрушительно. Я не имею экономических знаний и менее всего отваживаюсь тут на точные предложения. Какой именно процедурой возможен переход от сплошь государственных предприятий к частным и кооперативным; какие тут финансовые условия должны быть предусмотрены; что именно из нынешнего государственного имущества останется в руках государства, в том числе из транспорта, флота, лесов, вод, земель, недр, а в какой доле они
должны быть уступлены вЕдению областному и местному; на чьем бюджете будет социальное обеспечение, образование, жилищное строительство; какие потребуются новые трудовые законы, -- о том есть уже много конкретных разработок у экономистов, хотя друг с другом и сильно несогласных.
Но в общем виде мне кажется ясным, что надо дать простор здоровой
частной инициативе и поддерживать и защищать все виды мелких
предприятий, на них-то скорей всего и расцветут местности, -- однако
твердо ограничить законами возможность безудержной концентрации капитала, ни в какой отрасли не дать создаваться монополиям, контролю одних предприятий над другими. Монополизация грозит ухудшением товаров: фирма может позволить себе, чтобы спрос не угасал, выпускать изделия недолговечные. Веками гордость фирм и владельцев вещей была
неизносность товаров, ныне (на Западе) -- оглушающая вереница все новых, новых кричащих моделей, а здоровое понятие РЕМОНТА -- исчезает: едва подпорченная вещь вынужденно выбрасывается и покупается новая, -- прямо напротив человеческому чувству самоограничения, прямой разврат.
К этому надо добавить еще и психологическую чуму роста цен -- это в
развитых-то странах: при росте производительности труда -- цены не
падают, а растут! пожирающее экономическое пламя, а не прогресс.
(Старая Россия по веку жила с неизменными ценами.)
Нельзя допустить напор собственности и корысти -- до социального
зла, разрушающего здоровье общества. Противомонопольным
законодательством необходимо в пределах любого вида производства
регулировать непомерный рост сильно укрупненными налогами. БаC

[Александр Солженицын]

СЕМЬЯ И ШКОЛА



Хотя неотложно все, откуда гибель сегодня, -- а еще неотложней
закладка долгорастущего: за эти годы нашего кругового наверстывания --
что будет тем временем созревать в наших детях? от детской медицины,
раннего выращивания детей -- и до образования? Ведь если э_т_о_г_о не
поправить сейчас же, то и никакого будущего у нас не будет.
О многобедственном положении женщины у нас -- знают все, и все уже
говорят, тут нет разнотолковщины, и нечего доказывать. И о падении
рождаемости, о детской смертности, и о болезненности рожденных, об
ужасающем состоянии родильных домов, ясель и детских садов.
Нормальная семья -- у нас почти перестает существовать. А болезнь
семьи -- это становая болезнь и для государства. Сегодня семья --
основное звено спасения нашего будущего. Женщина -- должна иметь
возможность вернуться в семью для воспитания детей, таков должен быть
мужской заработок. (Хотя при ожидаемой безработице первого времени это
не удастся так прямо: иная семья и рада будет, что хоть женщина
сохранила пока работу.)
И такая ж неотсрочная наша забота -- школа. Сколько мы выдуривались
над ней за 70 лет! -- но редко в какие годы она выпускала у нас
знающих, и то лишь по доле предметов, да и таких-то -- только в
отобранных школах крупных городов, а Ломоносову провинциальному, а тем
более деревенскому -- сегодня никак бы не появиться, не пробиться,
такому -- нет путей (да прежде всего -- "прописка"). Подъятие школ
должно произойти не только в лучших столичных, но -- упорным движением
от нижайшего уровня и на всех просторах родины. Эта задача -- никак не
отложнее всех наших экономических. Школа наша давно плохо учит и дурно
воспитывает. И недопустимо, чтобы должность классного воспитателя была
почти не оплаченным добавочным бременем: она должна быть возмещена
уменьшением требуемой с него учебной нагрузки. Нынешние программы и
учебники по гуманитарным наукам все обречены если не на выброс, то на
полнейшую переработку. И атеистическое вдалбливание должно быть
прекращено немедленно.
А начинать-то надо еще и не с детей -- а с учителей, ведь мы их-то
всех забросили за край прозябания, в нищету; из мужчин, кто мог, ушли
с учительства на лучшие заработки. А ведь школьные учителя должны быть
отборной частью нации, призванные к тому: им вручается все наше
будущее. (А -- в каких институтах мы учили нынешних, и какой
идеологической дребедени? Начинать менять, спасать истинные знания --
надо с программ институтских.)
В скором будущем надо ждать, очевидно, и частных платных школ,
обгоняющих общий подъем всей школы, -- для усиления отдельных предметов
и сторон образования. Но в тех школах не должно быть безответственного
самовольства программ, они должны находиться под наблюдением и
контролем земских органов образования.
Упущенная и семьей и школой, наша молодежь растет если не в
сторону преступности, то в сторону неосмысленного варварского
подражания чему-то, заманчивому исчужа. Исторический Железный Занавес
отлично защищал нашу страну ото всего хорошего, что есть на Западе: от
гражданской нестесненности, уважения к личности, разнообразия личной
деятельности, от всеобщего благосостояния, от благотворительных
движений, -- но тот Занавес не доходил до самого-самого низу, и туда
подтекала навозная жижа распущенной опустившейся "поп-масс-культуры",
вульгарнейших мод и издержек публичности, -- и вот эти отбросы жадно
впитывала наша обделенная молодежь: западная -- дурит от сытости, а
наша в нищете бездумно перехватывает их забавы. И наше нынешнее
телевидение услужливо разносит те нечистые потоки по всей стране.
(Возражения против всего этого считаются у нас дремучим
консерватизмом. Но, поучительно заметить, как о сходном явлении звучат
тревожные голоса в Израиле: "Ивритская культурная революция была
совершена не для того, чтобы наша страна капитулировала перед
американским культурным империализмом и его побочными продуктами",
"западным интеллектуальным мусором".)
Уже все известно, писалось не раз: что гибнут книжные богатства
наших библиотек, полупустуют читальни, в забросе музеи. О_н_и--т_о все
нуждаются в государственной помощи, они не могут жить за счет кассовых
сборов, как театры, кино и художественные выставки. (А вот спорт, да в
расчете на всемирную славу, никак не должен финансироваться
государством, но -- сколько сами соберут; а рядовое гимнастико
атлетическое развитие дается в школе.)




ВСЁ ЛИ ДЕЛО В ГОСУДАРСТВЕННОМ СТРОЕ



Приходится признать: весь XX век жестоко проигран нашей страной;
достижения, о которых трубили, все -- мнимые. Из цветущего состояния мы
отброшены в полудикарство. Мы сидим на разорище.
Сегодня у нас горячо обсуждается: какое государственное устройство
нам отныне подходит, а какое нет,-- а этим, мол, все и решится. И еще:
какая б новая хлесткая партия или "фронт" нас бы теперь повели к
успехам.
Но сегодня воспрять -- это не просто найти удобнейшую форму
государственного строя и скороспешно сочинить к нему замечательную
конституцию, параграф 1-й, параграф 45-й. Надо оказаться
предусмотрительней наших незадачливых дедов-отцов Семнадцатого года,
не повторить хаос исторического Февраля, не оказаться снова игрушкой
заманных лозунгов и захлебчивых ораторов, не отдаться еще раз
добровольно на посрамление.
Решительная смена властей требует ответственности и обдуманья. Не
всякая новозатейщина обязательно ведет прямо к добру. Наши
несравненные в 1916 году критики государственной системы -- через
несколько месяцев, в 1917, получив власть, оказались совсем неготовы к
ней и все загубили. Ни из чего не следует, что новоприходящие теперь
руководители окажутся сразу трезвы и прозорливы. Вот, победительный
критик гнусной СИСТЕМЫ (как он назвал ее из обходливой осторожности),
едва избравшись к практическому делу, тут же и проявил нечувствие по
отношению к родине, питающей столицу. Москва уже 60 лет кормится за
счет голодной страны, с начала 30-х годов она молчаливо пошла на
подкуп от властей, разделить преимущества, и оттого стала как бы
льготным островом, с другими материальными и культурными условиями,
нежели остальная коренная Россия. Оттого переменилась и психология
московской имеющей голос публики, она десятилетиями не выражала
истинных болей страны.
Вот, в кипении митингов и нарождающихся партиек мы не замечаем,
как натянули на себя балаганные одежды Февраля -- тех злоключных восьми
месяцев Семнадцатого года. А иные как раз заметили и с незрячим
упоением восклицают: "Новая Февральская революция!" (Для точности
совпадения высунулись уже и черные знамена анархистов.)
После людожорской полосы в три четверти века, если мы уже так
дорого заплатили, если уж так сложилось, что мы оказались на том краю
государственного спектра, где столь сильна центральная власть, -- не
следует нам спешить опрометчиво сдвигаться в хаос: анархия -- это
ПЕРВАЯ гибель, как нас научил 1917 год.
Государству, если мы не жаждем революции, неизбежно быть плавно
преемственным и устойчивым. И вот уже созданный статут потенциально
сильной президентской власти нам еще на немалые годы окажется
полезным. При нынешнем скоплении наших бед, еще так осложненном и
неизбежным разделением с окраинными республиками, -- невозможно нам
сразу браться решать вместе с землей, питанием, жильем,
собственностью, финансами, армией -- еще и государственное устройство
тут же. Что-то в нынешнем государственном строе приходится пока
принять просто потому, что оно уже существует.
Конечно, постепенно мы будем пересоставлять государственный
организм. Это надо начинать не все сразу, а с какого-то краю. И ясно,
что: с_н_и_з_у, с м_е_с_т. При сильной центральной власти терпеливо и
настойчиво расширять права МЕСТНОЙ жизни.
Конечно, какая-то определенная политическая форма постепенно будет
нами принята,-- по нашей полной политической неопытности скорей всего
не сразу удачная, не сразу наиболее приспособленная к потребностям
именно нашей страны. Надо искать СВОЙ путь. Сейчас у вас самовнушение,
что нам никакого собственного пути искать не надо, ни над чем
задумываться,-- а только поскорей перенять, "как делается на Западе".
Но на Западе делается -- еще ой как по-разному! у каждой страны
своя традиция. Только нам одним -- не нужно ни оглядываться, ни
прислушиваться, что говорили у нас умные люди еще до нашего рождения.
А скажем и так: государственное устройство -- второстепеннее самого
воздуха человеческих отношений. При людском благородстве -- допустим
любой добропорядочный строй, при людском озлоблении и шкурничестве --
невыносима и самая разливистая демократия. Если в самих людях нет
справедливости и честности -- то это проявится при любом строе.
Политическая жизнь -- совсем не главный вид жизни человека,
политика -- совсем не желанное занятие для большинства. Чем размашистей
идет в стране политическая жизнь -- тем более утрачивается душевная.
Политика не должна поглощать духовные силы и творческий досуг народа.
Кроме ПРАВ человек нуждается отстоять и душу, освободить ее для жизни
ума и чувств.




А САМИ-ТО МЫ -- КАКОВЫ?



Источник силы или бессилия общества -- духовный уровень жизни, а
уже потом -- уровень промышленности. Одна рыночная экономика и даже
всеобщее изобилие -- не могут быть венцом человечества. Чистота
общественных отношений -- основней, чем уровень изобилия. Если в нации
иссякли духовные силы -- никакое наилучшее государственное устройство и
никакое промышленное развитие не спасет ее от смерти, с гнилым дуплом
дерево не стоит. Среди всех возможных свобод -- на первое место все
равно выйдет свобода бессовестности: ее-то не запретишь, не
предусмотришь никакими законами. ЧИСТАЯ атмосфера общества, увы, не
может быть создана юридическими законами.
Разрушение наших д_у_ш за три четверти столетия -- вот что самое
страшное.
Страшно то, что развращенный правящий класс -- многомиллионная
партийно-государственная номенклатура -- ведь не способна добровольно
отказаться ни от какой из захваченных привилегий. Десятилетиями она
бессовестно жила за счет народа -- и хотела б и дальше так.
А из бывших палачей и гонителей -- кто хоть потеснен с должностей?
с незаслуженного пенсионного достатка? До смерти кохали мы Молотова,
еще и теперь Кагановича, и сколько неназванных. В Германии -- всех
таких, и куда мельче, судили, -- у нас, напротив, ОНИ же сегодня грозят
судами, а иным -- сегодня! -- ставят памятники, как злодею-чекисту
Берзину. Да где уж нам наказывать государственных преступников? да не
дождаться от них и самого малого раскаяния. Да хоть бы они прошли
через публичный моральный суд. Нет, видно поползем и так...
А -- славные движущие силы гласности и перестройки? В ряду этих
модных слов -- нет слова о_ч_и_щ_е_н_и_е. И вот в новую гласность
кинулись и все грязные уста, которые десятилетиями обслуживали
тоталитаризм. Из каждых четырех трубадуров сегодняшней гласности --
трое недавних угодников брежневщины, -- и кто из них произнес слово
СОБСТВЕННОГО раскаяния вместо проклятий безликому "застою"? И с
вузовских гуманитарных кафедр поныне самоуверенно вещают все те же,
кто десятилетиями оморачивал студентам сознание. Десятки тысяч
образованцев у нас огрязнены лицемерием, переметчивостью, -- и мы ни от
кого не ждем раскаяния, и весь этот душевный гной пусть так и тянется
с нами в будущее?
А -- душетлительная казарменная "дедовщина" для наших сыновей?
Разве это изгладится когда-нибудь с них?
А всеобщая озлобленность наших людей друг ко другу? -- просто так,
ни за что. На тех, кто ни в чем не виноват.
Да удивляться ли и взрыву уголовной преступности -- среди тех, кому
всю их молодую жизнь были закрыты честные пути?
У прежних русских купцов было КУПЕЧЕСКОЕ слово (сделки заключались
без письменных контрактов), христианские представления, исторически
известная размашная благотворительность,-- дождемся ли мы такого от
акул, взращенных в мутном советском подводьи?
Западную Германию наполнило облако раскаяния -- прежде, чем там
наступил экономический расцвет. У нас -- и не начали раскаиваться. У
нас надо всею гласностью нависают гирляндами -- прежние тяжелые жирные
гроздья лжи. А мы их -- как будто не замечаем.
Криво ж будет наше развитие.
Хотелось бы подбодриться благодетельными возможностями Церкви.
Увы, даже сегодня, когда уже все в стране пришло в движение --
оживление смелости мало коснулось православной иерархии. (И во дни
всеобщей нищеты надо же отказаться от признаков богатства, которыми
соблазняет власть.) Только тогда Церковь поможет нам в общественном
оздоровлении, когда найдет в себе силы полностью освободиться от ига
государства и восстановить ту живую связь с общенародным чувством,
какая так ярко светилась даже и в разгаре Семнадцатого года при
выборах митрополитов Тихона и Вениамина, при созыве Церковного Собора.
Явить бы и теперь, по завету Христа, пример бесстрашия -- и не только к
государству, но и к обществу, и к жгучим бедам дня, и к себе самой.
Воскресительные движения и тут, как во всей остальной жизни, ожидаются
-- и уже начались -- СНИЗУ, от рядового священства, от сплоченных
приходов, от самоотверженных прихожан.




САМООГРАНИЧЕНИЕ



Самый модный лозунг теперь, и мы все охотно повторяем: "права
человека". (Хотя очень разное все имеем в виду. Столичная
интеллигенция понимает: свобода слова, печати, собраний и эмиграции,
но многие возмущены были бы и требовали бы запретить "права", как их
понимает чернонародье: право иметь жилище и работать в том месте, где
кормят, -- отчего хлынули бы миллионы в столичные города.)
"Права человека" -- это очень хорошо, но как бы нам САМИМ следить,
чтобы наши права не поширялись за счет прав других? Общество
необузданных прав не может устоять в испытаниях. Если мы не хотим над
собой насильственной власти -- каждый должен обуздывать и сам себя.
Никакие конституции, законы и голосования сами по себе не сбалансируют
общества, ибо людям свойственно настойчиво преследовать свои интересы.
Большинство, если имеет власть расширяться и хватать -- то именно так и
делает. (Это и губило все правящие классы и группы истории.)
Устойчивое общество может быть достигнуто не на равенстве
сопротивлений -- но на сознательном самоограничении: на том, что мы
всегда обязаны уступать нравственной справедливости. Только при
самоограничении сможет дальше существовать все умножающееся и
уплотняющееся человечество. И ни к чему было все долгое развитие его,
если не проникнуться духом самоограничения: свобода хватать и
насыщаться есть и у животных. Человеческая же свобода включает
добровольное самоограничение в пользу других. Наши обязательства
всегда должны превышать предоставленную нам свободу.
Только бы удалось -- освоить нам дух самоограничения и, главное,
уметь передать его своим детям. Больше-то всего самоограничение и
нужно для самого человека, для равновесия и невзмутности его души.
И тут -- много внутренних возможностей. Например, после нашего
долгого глухого неведения -- естественен голод: узнавать и узнавать
правду, что же именно было с нами. Но иные уже сейчас замечают, другие
заметят вскоре, что сверх того непосильный современный поток уже
избыточной и мелочной информации расхищает нашу душу в ничтожность, и
на каком-то рубеже надо самоограничиться от него. В сегодняшнем мире --
все больше разных газет, и каждая из них все пухлей, и все наперебой
лезут перегрузить нас. Все больше каналов телепередач, да еще и днем
(а вот в Исландии -- отказались от всякого телевидения хоть раз в
неделю); все больше пропагандистского, коммерческого и
РАЗВЛЕКАТЕЛЬСКОГО звука (нашу страну еще и поселе измождают долбящие
радиодинамики над просторами), -- да как же защитить ПРАВО наших ушей
на тишину, право наших глаз -- на внутреннее вИдение?
Размеренный выход из полосы наших несчастий, который Россия сумеет
или не сумеет теперь осуществить,-- трудней, чем было встряхнуться от
татарского ига: тогда не был сокрушен самый хребет народа, и не была
подорвана в нем христианская вера.
В 1754 году, при Елизавете, Петр Иванович Шувалов предложил такой
удивительный -- ПРОЕКТ СБЕРЕЖЕНИЯ НАРОДА.
Вот чудак?
А ведь -- вот где государственная мудрость.




* ПОДАЛЬШЕ ВПЕРЁД *



Нельзя надеяться, что после нынешнего смутного времени наступит
некое "спокойное", когда мы "сядем и подумаем", как устраивать
будущее. Исторический процесс -- непрерывен, и таких льготных передышек
нам никто "потом" не даст, как не дали "сесть и подумать"
Учредительному Собранию. И как ни жжет сегодняшнее -- о нашем будущем
устройстве все же надо думать загодя. (Мне же -- и возраст мой не дает
уверенности, что я еще буду участвовать в обсуждении этих вопросов.)
До революции народ наш в массе не имел политических представлений
-- а то, что за тем пропагандно вбивали в нас 70 лет, вело лишь к
одурению. Сейчас, когда мы двинулись к развитию у нас политической
жизни, уже обсуждаются и формы будущей власти,-- полезно, чтоб избежать
возможных ошибок, уточнить содержание некоторых терминов.




О ГОСУДАРСТВЕННОЙ ФОРМЕ



Освальд Шпенглер верно указывал, что в разных культурах даже сам
СМЫСЛ государства разный и нет определившихся "лучших" государственных
форм, которые следовало бы заимствовать из одной великой культуры в
другую. А Монтескье: что каждому пространственному размеру государства
соответствует определенная форма правления и нельзя безнаказанно
переносить форму, не сообразуясь с размерами страны.
Для ДАННОГО народа, с его географией, с его прожитой историей,
традициями, психологическим обликом,-- установить такой строй, который
вел бы его не к вырождению, а к расцвету. Государственная структура
должна непременно учитывать традиции народа. "Так говорит Господь:
остановитесь на путях ваших и рассмотрите и расспросите о путях
древних, где путь добрый, и идите по нему." (Иерем. 6, 16).
Народ имеет несомненное право на власть, но хочет народ -- не
власти (жажда ее свойственна лишь процентам двум), а хочет прежде
всего устойчивого порядка. Даже христианский социалист Г. П. Федотов
после опыта 1917 года настаивал, что власть должна быть сильной и
даже, писал он: не зависеть от совета законодателей и отчитываться
перед ним лишь после достаточного срока. (Это, пожалуй, уже и
слишком.)
Если избрать предлагаемый далее порядок построения институтов
свободы СНИЗУ, при временном сохранении центральной власти в тех
формальных чертах, как она уже существует,-- то это займет у нас ряд
лет, и еще будет время основательно обсудить здоровые правила
государственного построения.
О будущем сегодня можно высказываться лишь предположительно,
оставляя простор для нашего предстоящего опыта и новых размышлений.
Окончательная государственная форма (если она вообще может быть
ОКОНЧАТЕЛЬНОЙ) -- дело последовательных приближений и проб.
Платон, за ним Аристотель выделили и назвали три возможных вида
государственного устройства. Это, в нормальном ряду: монархия, власть
одного; аристократия, власть лучших или для лучших целей; и политейя,
власть народа в малом государстве-полисе, осуществляемая в общем
интересе (мы теперь говорим -- демократия). Они же предупредили о
формах деградации каждого из этих видов, соответственно: в тиранию; в
олигархию; в демократию, власть толпы (мы теперь говорим -- в
охлократию). Все три формы могут быть хороши, если они правят для
общественного блага, -- и все три искажаются, когда преследуют частные
интересы.
С тех пор, кажется, никто и не создал практически ничего, что не
вошло бы в эту схему, лишь дополняли ее формами конституций. И если
обминуть еще полное безвластие (анархию, власть каждого сильного над
каждым слабым); и не попасться снова в капкан тоталитаризма,
изобретенного в XX веке; то нельзя сказать, чтоб у нас был широкий
выбор: по всему потоку современности мы изберем, несомненно,
демократию.
Но, выбирая демократию, -- надо отчетливо понимать, ч_т_O именно
мы выбираем и за какую цену. И выбираем как средство, а не как цель.
Современный философ Карл Поппер сказал: демократию мы выбираем не
потому, что она изобилует добродетелями, а только чтоб избежать
тирании. Выбираем -- с сознанием ее недостатков и поиском, как их
преодолевать.
Хотя в наше время многие молодые страны, едва вводя демократию,
тут же испытывали и крах -- именно в наше время демократия из формы
государственного устройства возвысилась как бы в универсальный принцип
человеческого существования, почти в культ.
Постараемся все же уследить точный смысл термина.




ЧТo ЕСТЬ ДЕМОКРАТИЯ И ЧТo НЕ ЕСТЬ



Алексис Токвиль считал понятия демократии и свободы --
противоположными. Он был пламенный сторонник свободы, но отнюдь не
демократии. Дж. С. Милль видел в неограниченной демократии опасность
"тирании большинства", а для личности нет разницы, подчинилась ли она
одиночному тирану или множественному, Г.Федотов писал, что демократию
исказил атеистический материализм XIX века, обезглавивший
человечество. И австрийский государственный деятель нашего века Иозеф
Шумпетер называл демократию -- суррогатом веры для интеллектуала,
лишенного религии. И предупреждал, что нельзя рассматривать демократию
вне страны и времени применения.
Русский философ С. А. Левицкий предлагал различать:
ДУХ ДЕМОКРАТИИ: 1) свобода личности; 2) правовое государство;
и вторичные, необязательные признаки ее: 1) парламентский строй;
2) всеобщееизбирательное право. Эти два последние принципа совсем не
очевидны.
Уважение к человеческой личности -- более широкий принцип, чем
демократия, и вот о_н_о должно быть выдержано непременно. Но уважать
человеческую личность не обязательно в форме только парламентаризма.
Однако и права личности не должны быть взнесены так высоко, чтобы
заслонить права общества. Папа Иоанн-Павел II высказал (1981, речь на
Филиппинах), что в случае конфликта национальной безопасности и прав
человека приоритет должен быть отдан национальной безопасности, то
есть целости более общей структуры, без которой развалится и жизнь
личностей.
А президент Рональд Рейган (1988, речь в Московском университете)
выразил так: демократия -- не столько способ правления, сколько способ
ограничить правительство, чтоб оно НЕ МЕШАЛО развитию в человеке
ГЛАВНЫХ ЦЕННОСТЕЙ, которые дают семья и вера.
У нас сегодня слово "демократия" -- самое модное. Как его не
склоняют, как им не звенят, гремят (и спекулируют).
Но не ощутимо, чтобы мы хорошо задумались над точным смыслом его.
После горького опыта Семнадцатого года, когда мы с размаху
хлюпнулись в то, что считали демократией, -- наш видный кадетский лидер
В. А. Маклаков признал, и всем нам напомнил: "Для демократии нужна
известная политическая дисциплина народа".
А у нас ее и в Семнадцатом не было -- и нынче как бы того не
меньше.




ВСЕОБЩЕЕ-РАВНОЕ-ПРЯМОЕ-ТАЙНОЕ



Когда в 1937 Сталин вводил наши мартышечьи "выборы" -- вынужден был
и он придать им вид всеобщего-равного-прямого-тайного голосования
("четыреххвостки"),-- порядок, который в сегодняшнем мире кажется
несомненным как всеобщий закон природы. Между тем, и после первой
Французской революции (конституция 1791 г.) голосование еще не было
таковым: оставались ограничения в неравенства в разных цензах. Идея
всеобщего избирательного права победила во Франции только в революцию
1848. В Англии весь XIX век находились видные борцы за
"конституционный порядок" -- такой, который бы обеспечивал, чтобы
никакое большинство не было тираном над меньшинством, чтобы в
парламенте было представлено все разнообразие слоев общества, кто
пользуется уважением и сознает ответственность перед страной, -- это
была задача сохранить устои страны, на которых она выросла. С 1918
сползла ко всеобщему избирательному и Англия.
Достоевский считал всеобщее-равное голосование "самым нелепым
изобретением XIX века". Во всяком случае, оно -- не закон Ньютона, и в
свойствах его разрешительно и усумниться. "Всеобщее и равное" -- при
крайнем неравенстве личностей, их способностей, их вклада в
общественную жизнь, разном возрасте, разном жизненном опыте, разной
степени укорененности в этой местности и в этой стране? То есть --
торжество бессодержательного количества над содержательным качеством.
И еще, такие выборы ("общегражданские") предполагают НЕСТРУКТУРНОСТЬ
нации: что она есть не живой организм, а механическая совокупность
рассыпанных единиц.
"Тайное" -- тоже не украшение, оно облегчает душевную непрямоту или
отвечает, увы, нуждам боязни. Но на Земле и сегодня есть места, где
голосуют открыто.
"Прямое" (то есть депутаты любой высоты избираются прямо от нижних
избирательных урн) особенно спорно в такой огромной стране, как наша.
Оно обрекает избирателей НЕ ЗНАТЬ своих депутатов -- и преимущество
получают более ловкие на язык или имеющие сильную закулисную
поддержку.
Все особенности избирательной системы и способов подсчета голосов
подробнейше обсуждались в России комиссиями, партийными комитетами
весной и летом 1917, из-за чего Учредительное Собрание и упустило
время. И все демократические партии высказались против выборов 4-х --
3-х или даже 2-х-степенных: потому что при таких выборах тянется
цепочка личного знания кандидатов, избираемые представители теснее
связаны со своей исходной местностью, "с местной колокольней", -- а это
лишало все партии возможности вставлять своих кандидатов из центра.
Лидер кадетов П. Н. Милюков настаивал, что только ПРЯМЫЕ выборы от
БОЛЬШИХ округов "обеспечат выбор интеллигентного и политически
подготовленного представителя".
Кому что нужно.


СПОСОБЫ ГОЛОСОВАНИЯ




Цель всеобщего голосования -- выявить Волю Народа: ту истинную
Волю, которая будет все направлять лучшим образом для народа.
Существует ли такая единая Воля и какова она? -- никто не знает. Но
замечательно, что приразной системе подсчета голосов мы узнаем эту
волю по-разному и даже противоположно.
Большинству у нас сейчас не кажется важным, как именно устроена
система голосования, а между тем она влияет существенно.
Состязуются в мире по крайней мере три системы подсчета:
пропорциональная, мажоритарная и абсолютного большинства.
Пропорциональная система почти не проводится иначе, как ПО СПИСКАМ
(разумеется, партийным): в каждом округе (на несколько депутатских
мест сразу, так партиям удобнее агитировать и контролировать) от
каждой партии предлагается список кандидатов, И отдельный кандидат уже
тем лишен личной ответственности перед избирателями, а только -- перед
партией; избиратели же лишены выбрать сами определенного
представителя, кому доверяют, а выбирают только партию. (Различают две
под-системы: "связанных списков", когда избиратель не может
переставлять порядок желательности в списке, партия сама отберет,
такой способ особенно применяется при малой грамотности населения; и
под-система "свободных списков", где избиратель может отдать
предпочтение кандидатам внутри списка или даже предложить свой список,
что, и правда, очень затрудняет технику подсчета. Есть третий вариант,
когда округа делятся на под-округа, лишь с одним именем в каждом, но
все равно затем окружная комиссия производит подсчет по партиям и, по
пропорции, предоставляет места именно партиям, а не лицам. Во всех
случаях выбор ЛИЦ достается в основном партиям.)
В 1917 все партии от кадетов до большевиков предпочитали именно
этот способ, и при многокандидатных округах. Это усиленно одобрял
влиятельный кадет И. В. Гессен: партиям так наиболее удобно
организоваться и действовать, а "при системе единоличных выборов
руководящая роль нередко ускользает из рук партий"; одобрял и всем нам
известный В. И. Ульянов-Ленин: он назвал "одним из самых передовых
способов выбирать", когда выбираются "не отдельные лица, а партийные
представители". Видно, не зря этот способ ему нравился.
Пропорциональные выборы по спискам чрезмерно усиливают власть
партийных инстанций, составляющих списки кандидатов, и дают перевес
большим и организованным партиям. И это особенно потому выгодно
партиям, что они могут рассовать своих центральных активистов по
дальним округам, где те не живут, и так обеспечить их избрание. На
этом -- чтобы не требовалось от кандидата жить в своем округе --
особенно настаивал кадетский съезд летом 1917: это "дает возможность
для ЦК централизовать производство выборов". Да и все другие партии --
на том же. Так сказать, ЦЕНТРАЛИЗОВАННАЯ ДЕМОКРАТИЯ.
При пропорциональной системе малые меньшинства обычно могут
получить какой-то голос в представительном собрании, но создается
множество парламентских фракций, и силы распыляются в раздор. Или это
толкает партии поправлять свое положение через беспринципные коалиции
с изъянами для своей программы -- но лишь бы набрать голосов и
захватить правительство. В сегодняшнем мире есть разительные примеры
такой государственной слабости и долгих правительственных кризисов.
При мажоритарной системе тоже бывают такие противоестественные
компромиссы между партиями, но в виде еще предвыборных блоков. При
этой системе партия (или блок), едва опередившая других, получает
подавляющее число мест, а едва позади -- полный проигрыш: даже получив
49% голосов -- бывает можно совсем не получить парламентских мест. А
при неточном распределении избирательных округов может случиться и
так, что мажоритарная система дает победу меньшинству. Так было,
например, во Франции в 1893, 1898, 1902: некоторые победившие депутаты
получили меньше голосов, чем побежденные; в двух последних случаях
совсем не были представлены в палате депутатов -- 53% избирателей.
Зато при этой системе создается устойчивое правительство.
Вводимая теперь у нас система выборов по абсолютному большинству
(для чего возможен 2-й тур) также выталкивает мелкие партии, но дает
возможность торговать голосами между 1-м и 2-м турами.
При системе двух партий, как в Соединенных Штатах, независимые
кандидаты ничего не решают, избиратель несет свой голос одной из двух
партий (обе -- с сильным партийным аппаратом и богатейшей поддержкой).
Не сразу, не всегда в одну избирательную кампанию, но при этой системе
общественное недовольство находит выход, однако негативный: только бы
сменить вот эту, правящую, партию -- без гарантии, чтО сделают
сменщики.
Итак, всего лишь от способа подсчета голосов может ошеломительно
измениться и состав правительства иего программа, выражающая,
разумеется, Волю Народа.
Но вообще и всякое голосование, при любом способе подсчета, -- не
есть поиск истины. Здесь все сводится к численности, к упрощенной
арифметической идее, к поглощению меньшинства большинством, а это
опасный инструмент: меньшинство никак не менее важно для общества, чем
большинство, а большинство -- может впасть и в обман. "Не следуй за
большинством на зло, и не решай тяжбы, отступая по большинству от
правды" (Исход, 23, 2).
К тому ж избирательные кампании при большой численности
голосующих, среди незнакомых избирателей, бывают столь суетливы,
визгливы, да при частом пристрастии массовых средств информации, что
даже отвращают от себя значительную часть населения. Телевидение хотя
и выявляет внешность кандидата, манеру держаться, но не
государственные способности. Во всякой такой избирательной кампании
происходит вульгаризация государственной мысли. Для благоуспешной
власти нужны талант и творчество -- легко ли избрать их всеобщим
голосованием на широких пространствах? Сама по себе -- такая система не
понуждает политических деятелей действовать выше своих политических
интересов, и даже наоборот: кто будет исходить из нравственных
принципов -- легко может проиграть.
А. Токвиль, изучая США в XIX веке, пришел к выводу, что демократия
-- это господство посредственности. (Хотя чрезвычайные обстоятельства
страны выдвигают и в ней сильные личности.)

[Александр Солженицын]

НАРОДНОЕ ПРЕДСТАВИТЕЛЬСТВО



А уж пройдя избрание -- кандидат становится НАРОДНЫМ
представителем.
Афинская демократия отвергала всякое "представительство" как вид
олигархии. Но она могла себе это позволить при своей малообъемности.
Напротив, французские Генеральные Штаты в 1789, едва собравшись,
провели закон, что отныне каждый депутат есть лишь часть этого
коллективного собрания, КОТОРОЕ И ЕСТЬ ВОЛЯ НАРОДА. Тем самым каждый
депутат отсекался от своих избирателей и от личной ответственности
перед ними.
Наши четыре последовательных Государственных Думы мало выражали
собой глубины и пространства России, только узкие слои нескольких
городов, большинство населения на самом деле не вникло в смысл тех
выборов и тех партий. И наш блистательный думец В. Маклаков признал,
что "воля народа" и при демократии фикция: за нее всего лишь
принимается решение большинства парламента.
Да и невозможны точные народные наказы своим депутатам на все
будущие непредвидимые случаи. И -- нет такого импульса, который
заставлял бы нынешних избранцев стать выше своих БУДУЩИХ выборных
интересов, выше партийных комбинаций и служить только основательно
понятым интересам родины, пусть (и даже неизбежно) в ущерб себе к
своей партии. Делается то, что поверхностно нравится избирателям, хотя
бы по глубокому или дальнему смыслу это было для них зло. А в таком
обширном государстве, как наше, тем меньше возможность проверять
избранцев и тем большая возможность их злоупотреблений. Контрольного
механизма над ними нет, есть только возможность попытки отказать в
следующем переизбрании; иного влияния на ход государственного
управления у народного большинства не остается. (А ведь ни при каком
другом представительстве -- гражданском, коммерческом, поверенные не
могут иметь больше прав, чем доверители, и теряют мандат, если
выполняют его нечестно.)
Но и так, парадоксально: при той, частой, системе, когда
правительство формируется на основе большинства в парламенте, члены
этого большинства уже перестают быть независимыми народными
представителями, противостоящими правительству, -- но всеми силами
услужают ему и подпирают его, чтобы только оно держалось любой ценой.
То есть: законодатели подчинены исполнительной власти.
(Впрочем, принцип ПОЛНОГО разделения законодательной,
исполнительной и судебной власти -- не без спорности: не есть ли это
распад живого государственного организма? Все три распавшиеся власти
нуждаются в каком-то объединяющем контроле над собой -- если не
формальном, то этическом.)
И еще: все приемы предвыборной борьбы требуют от человека одних
качеств, а для государственного водительства -- совершенно других,
ничего общего с первыми. Редок случай, когда у человека есть и те и
другие, вторые мешали бы ему в предвыборном состязании.
А между тем, "представительство" становится как бы профессией
человека, чуть не пожизненной. Образуется сословие "профессиональных
политиков", для кого политика отныне -- ремесло и средство дохода. Они
лавируют в системе парламентских комбинаций -- и где уж там "воля
народа"...
В большинстве парламентов поражает -- перевес юристов, адвокатов.
"Юрократия". (Тем более, что законов такое изобилие, их система и
юридическая процедура так сложны, что рядовой человек становится не
способен защитить себя перед законом и на каждом шагу нуждается в
дорогостоящем покровительстве адвоката.)




И ЧЕМ МОЖЕТ ОБЕРНУТЬСЯ



Конечно, демократическая система дает возможность острого
наблюдения за действиями чиновников. Хотя, как ни удивительно, и
современные демократии обросли грузной бюрократией.
Однако: и во всеобщих выборах большинство далеко не всегда
выражает себя. Голосование часто проявляется вяло. В ряде западных
стран больше половины избирателей и даже до двух третей -- порой вообще
не являются голосовать, что делает всю процедуру как бы и
бессмысленной. И числа голосующих иногда раскалываются так, что
ничтожный перевес достигается довеском от крохотной малозначительной
партии -- она-то как бы и решает судьбу страны или курс ее.
Как принцип это давно предвидел и С. Л. Франк: И при демократии
властвует меньшинство. И В. В. Розанов: "Демократия -- это способ, с
помощью которого хорошо организованное меньшинство управляет
неорганизованным большинством."
В самом деле, гибкая, хорошо приработанная демократия умеет лишить
силы протесты простых людей, не дать им звучного выхода.
Несправедливости творятся и при демократии, и мошенники умеют
ускользать от ответственности. Эти приемы -- распыляются по учреждениям
демократической бюрократии и становятся неуловимы. Сегодня и из самой
старинной в мире демократии, швейцарской, раздается тревожное
предупреждение (Ганс Штауб): что важные решения принимаются в
анонимных и неконтролируемых местах, где-то за кулисами, под влиянием
"групп давления", "лоббистов".
И при всеобщем юридическом равенстве остается фактическое
неравенство богатых и бедных, а значит более сильных и более слабых.
(Хотя уровень "бедности", как его сегодня понимают на Западе, много,
много выше наших представлений.) Наш государствовед Б. Н. Чичерин
отмечал еще в XIX веке, что из аристократий всех видов одна всплывает
и при демократии: денежная. Что ж отрицать, что при демократии деньги
обеспечивают реальную власть, неизбежна концентрация власти у людей с
большими деньгами. За годы гнилого социализма накопились такие и у нас
в "теневой экономике", и срослись с чиновными тузами, и даже в годы
"перестройки" обогатились в путанице неясных законов и теперь на
старте ринуться в открытую, -- и тем важней отначала строгое
сдерживание любого вида монополий, чтоб не допустить их верховластья.
А еще удручает, что рождаемая современной состязательной
публичностью интеллектуальная псевдо-элита подвергает осмеянию
абсолютность понятий Добра и Зла, прикрывает равнодушие к ним
"плюрализмом идей" и поступков.
Изначальная европейская демократия была напоена чувством
христианской ответственности, самодисциплины. Однако постепенно эти
духовные основы выветриваются. Духовная независимость притесняется,
пригибается диктатурой пошлости, моды и групповых интересов.
Мы входим в демократию не в самую ее здоровую пору.




ПАРТИИ



Ныне пришло к тому, что мы так же не мыслим себе политическую
жизнь без партии, как личную без семьи.
Троцкий за месяц до октябрьского переворота возгласил: "Что такое
партия? Это группа людей, которая добивается власти, чтобы иметь
возможность выполнить свою программу. Партия, которая не хочет власти,
недостойна называться партией."
Конечно, большевицкая партия -- это образчик уникальный. Однако
само явление партий -- древнее, и уже настолько давно было пОнято, что
еще Тит Ливий написал: "Борьба между партиями есть и всегда будет
гораздо худшая беда для народа, чем война, голод, мор или любой другой
гнев Бога."
"Партия" -- значит ЧАСТЬ.
Разделиться нам на партии -- значит разделиться на части. Партия
как часть народа -- кому же противостоит? Очевидно -- остальному народу,
не пошедшему за ней. Каждая партия старается прежде всего не для всей
нации, а для себя и своих. Национальный интерес затмевается партийными
целями: прежде всего -- что нужно своей партии для следующего
переизбрания; если нечто полезное для государства и народа проистекло
от враждебной нам партии -- то допустимо и не поддерживать его.
Интересы партий да и само существование их -- вовсе не тождественны с
интересами избирателей. С. Крыжановский считал, что пороки и даже
крушение парламентского строя происходят именно из-за партий,
отрицающих единство нации и само понятие отечества. Партийная борьба
заменяет где уж там поиск истины -- она идет за партийный престиж и
отвоевание кусков исполнительной власти. Верхушки политических партий
неизбежно превращаются в олигархию. А перед кем отчитываются партии,
кроме своих же комитетов? -- такая инстанция не предусмотрена ни в
какой конституции.
Соперничество партий искажает народную волю. Принцип партийности
уже подавляет личность и роль ее, всякая партия есть упрощение и
огрубление личности. У человека -- взгляды, а у партии -- идеология.
Что можно тут пожелать для будущего Российского Союза?
Никакое коренное решение государственных судеб не лежит на
партийных путях и не может быть отдано партиям. При буйстве партий --
кончена будет наша провинция и вконец заморочена наша деревня. Не дать
возможности "профессиональным политикам" подменять собою голоса
страны. Для всех профессиональных знаний есть аппарат государственных
служащих.
Любые партии, как и всякие ассоциации в союзы, не более того,
существуют свободно, выражают и отстаивают любые мнения, на свои
средства могут иметь печать,-- но должны быть открыты, зарегистрированы
со своими программами. (Всякие тайные союзы, напротив, преследуются
уголовно как заговор против общества.) Но недопустимо вмешательство
партий в производственный, служебный, учебный процесс: это все -- вне
политики.
Во всяких государственных выборах партии, наряду с любыми
независимыми группами, имеют право выдвигать кандидатов, агитировать
за них, но -- без составления партийных СПИСКОВ: баллотируются не
партии, а отдельные лица. Однако выбранный кандидат должен на весь
срок своего избрания выбыть из своей партии, если он в таковой
состоит, и действовать под личную ответственность передо всей массой
избирателей. Власть -- это заповеданное служение и не может быть
предметом конкуренции партий.
Как следствие: во всех ступенях государственного
представительства, снизу доверху, воспрещается образование партийных
групп. И, само собой, перестает существовать понятие "правящей
партии".




ДЕМОКРАТИЯ МАЛЫХ ПРОСТРАНСТВ



Из высказанных выше критических замечаний о современной демократии
вовсе не следует, что будущему Российскому Союзу демократия не нужна.
О_ч_е_н_ь н_у_ж_н_а. Но при полной неготовности вашего народа к
сложной демократической жизни -- она должна постепенно, терпеливо и
прочно строиться СНИЗУ, а не просто возглашаться громковещательно и
стремительно сверху, сразу во всем объеме и шири.
Все указанные недостатки почти никак не относятся к демократии
малых пространств: небольшого города, поселка, станицы, волости
(группа деревень) и в пределе уезда (района). Только в таком объеме
люди безошибочно смогут определить избранцев, хорошо известных им и по
деловым способностям и по душевным качествам. Здесь -- не удержатся
ложные репутации, здесь не поможет обманное красноречие или партийные
рекомендации.
Это -- именно такой объем, в каком может начать расти, укрепляться
и сама себя осознавать новая российская демократия. И это -- самое наше
жизненное и самое ваше верное, ибо отстоит в нашей местности:
неотравленные воздух и воду, наши дома, квартиры, ваши больницы, ясли,
школы, магазины, местное снабжение, и будет живо содействовать росту
местной нестесненной экономической инициативы.
Без правильно поставленного местного самоуправления не может быть
добропрочной жизни, да само понятие "гражданской свободы" теряет
смысл.
Демократия малых пространств тем сильна, что она НЕПОСРЕДСТВЕННАЯ.
Демократия по-настоящему эффективна там, где применимы НАРОДНЫЕ
собрания, а не представительные. Такие повелись -- еще с Афин и даже
раньше. Такие -- уверенно действуют сегодня в Соединенных Штатах и
направляют местную жизнь. Такое посчастливилось мне наблюдать и в
Швейцарии, в кантоне Аппенцель. Я писал уже об этом в другом месте, не
удержусь тут повторить кратко. На городской площади собраны, плотно
друг ко другу стоят все имеющие право голоса ("способные носить
оружие", как предлагал в Аристотель). Голосование -- открытое,
поднятием рук. Главу своего кантонального правительства, ландамана,
переизбрали очень охотно, с явной любовью, -- но из предложенных им
законопроектов тут же вслед проголосовали против трех: доверяем тебе!
правь нами -- но без э_т_о_г_о!
А ландаман Раймонд Брогер в программной речи сказал: Вот уже
больше полутысячелетия наша община не меняет существенно форм, в
которых она правит сама собою. Нас ведет убеждение, что СВОБОДА
связана с нашими обязательствами и нашим самосдерживанием. Не может
быть свободы ни у личности, ни у государства без дисциплины и
честности. Народ -- решающий судья во всех важных вопросах, но он не
может ежедневно присутствовать, чтоб управлять государством. И поэтому
в управлении неизбежна примесь аристократического или даже
монархического элемента. (То же говорил и Аристотель.) Правительство,
продолжал Брогер, не должно спешить за колеблющимся переменчивым
народным голосованием, только бы переизбрали вновь, не должно
произносить зазывных речей избирателям, но двигаться против течения.
Задача правительства: действовать так, как действовало бы разумное
народное большинство, если бы знало все во всех деталях, -- а это
становится все невозможнее при растущих государственных перегрузках.
Именно демократическая система как раз и требует сильной руки, которая
могла бы государственный руль направлять по ясному курсу.
Демократия малых пространств веками существовала и в России. Это
был сквозь все века русский деревенский мiр, а в иные поры -- городские
веча, казачье самоуправление. С конца прошлого века росла и проделала
немалый путь еще одна форма его -- ЗЕМСТВО, к сожалению, только уездное
и губернское, без корня волостного земства и без обвершения
всероссийским. Октябрьский переворот насильственно сломал всякое
земство, заменив его СОВЕТАМИ, от самого начала подмятыми компартией.
Всей историей с 1918 эти советы опорочены: они никогда не были
реальным самоуправлением на каком-либо уровне. Вносимые сейчас робкие
избирательные изменения тоже не могут эту форму спасти: она не
обеспечивает МЕСТНЫХ интересов с их влиянием черезо всю структуру
снизу вверх. Я полагаю, что "советы депутатов" надо, шаг за шагом,
снизу вверх, заменить земской системой.
Много лет занимавшись государственной историей предреволюционной
России, я использую тут опыт наших лучших практических деятелей и
умов, соединенный с моей посильной разработкой. Разумеется, тот опыт
не может быть просто перенесен в сегодняшнюю растерзанную страну, где
искажены самые основы жизни, но и без него вряд ли наш подъем
произойдет здоровыми путями.
Я использую тут и предреволюционные русские понятия в выражения,
чтобы не строить еще третий ряд. Какие-то из них жизнь заменит, другие
-- приживутся.




ЗЕМСТВО



Будем различать четыре ступени его:
-- местное земство (некрупный город, район крупного, поселок,
волость)
-- уездное земство (нынешний район, крупный город)
-- областное земство (область, автономная республика)
-- всероссийское (всесоюзное) земство.
Нам, совершенно отученным от действительного самоуправления, надо
постепенно осваивать этот ход, с низших ступеней его. От залетных
политиканов храни нас Бог -- но иметь политические навыки полезно
многим в многим в населении.
Голосование может производиться только за отдельных лиц. В объеме
местного земства они, обычно, избирателям хорошо знакомы.
Избирательные кампании желательны самые скромные и краткие: лишь
деловое оповещение о личных программах, биографиях и убеждениях; на
эту процедуру не должны тратиться никакие государственные средства, а
местные -- по усмотрению местных сил. Также и многие подробности
процедуры должны решаться на местах, и они могут весьма разниться от
местности к местности.
Но всеобязателыны должны быть:
1) ЦЕНЗ ВОЗРАСТНОЙ. Какого возраста должен достичь избиратель,
чтобы быть допущенным к решению народной судьбы? В наше время незрелая
юность не получает устойчивого воспитания ни в семье, ни в школе,
поверхностно нахватана в образовании и порой шатка к самым
безответственным влияниям. Не следует ли повысить порог до 20 лет? (По
суждению местностей или национальных областей этот возраст может быть
установлен и выше.) А быть избранным -- лишь с 30 лет? с 28?
2) ЦЕНЗ ОСЕДЛОСТИ. И избиратели, и тем более избираемые должны
быть укоренены в данной местности, тесно связаны с ее интересами,
основательно их понимать; недавние приезжие или вовсе случайные -- не
могут тут иметь ответственности суждения. Для избирателей оседлость не
должна бы быть меньше трех последних полных, без существенного
перерыва, лет. (Каждая местность может устанавливать у себя и выше.)
Для избираемых -- не меньше пяти последних лет (или, допустим: три
последних года непрерывно плюс пять лет в прежнее время).
В местное земство избирается какое-то число законодателей
("гласных"). Они утверждают административных лиц, постоянно
ответственных перед ними в своей деятельности. В волости, малом
поселке это может быть всего один человек. На уровне уезда это:
уездная земская управа, которую выделяет из себя или набирает из
специалистов уездное земское собрание.
Новоизбранные -- перенимают власть от существующих местных и
районных советов депутатов, а те упраздняются.
Выборы в местное земство -- только прямые, выборы в уездное --
зависят от размеров уезда и надежной всеизвестности кандидатов. При
значительной территории и густоте населения -- надежнее применить
двухстепенные выборы: местные земства тотчас же заменяют собой местные
советы, работают половину своего срока, а затем, сознакомясь в себе,
выделяют из себя пропорциональную долю в уездное земское собрание до
конца срока, до следующих выборов (На эти полсрока продляется
существование прежнего райсовета и райисполкома.)
На первый избирательный срок (2 года?) ничто выше уездного земства
не избирается. При нашей политической неумелости -- местное и уездное
земство в ходе практического управления своею местностью станут и
школой управления, и в них начнут проявляться и формироваться деятели,
способные к более широкому охвату. Убеждает и пример недавних
шахтерских забастовочных комитетов и "союзов трудящихся", проявивших
такое сознание и такую организованность.




СТУПЕНИ ПЕРЕДАЧИ ВЛАСТИ



При географической обширности и бытовых условиях нашей страны
прямые всегосударственные выборы законодателей в центральный парламент
не могут быть плодотворны. Только выборы трех-четырехстепенные могут
провести кандидатов и уже оправдавших себя и укорененных в своих
местностях. Это будут выборы не отдаленных малознакомых людей, только
и пофигурявших в избирательной кампании, но выборы по взаимному
многолетнему узнаванию и доверию.
В конце первого (или даже второго) избирательного срока проводятся
выборы третьей ступени: областного земского собрания. Их производят
уездные земские собрания (и земское собрание областного города): из
своей изученной среды выделяют отведенную им для области
пропорциональную долю на весь следующий срок: сами же после этого
подвергаются очередному переизбранию.
Составленное так областное земское собрание тут же заменяет собой
облсовет, вместо облисполкома формирует для исполнительных действий
областную земскую управу, само же, в долготу принятого избирательного
срока, собирается только на очередные сессии, а в промежутках члены
собрания живут в своих уездах.
(После того как вся система станет работать устойчиво, сам
избирательный срок может быть повсюду удлинен.)
Тут следовало бы не опустить совета нашего выдающегося земца Д. Н.
Шипова: дабы исправить возможные упущения от выборных случайностей,
каждое собрание имеет право не голосованием, а при полном согласии
приобщать в свой состав, не более пятой части от своего объема, всем
известных полезных и необходимых местных деятелей. В предстоящих
условиях это даст и путь некоторым успешным деятелям райсоветов,
облсоветов, затем и Верховного Совета -- быть плавно принятыми в состав
новой власти.
Чем авторитетнее будет областное земство -- тем, соответственно,
сильней самостоятельность и самопопечение автономных национальных
республик и областей.
Не берясь тут предугадывать роль и место нынешних Верховных
Советов Российской Федерации, Украины и Белоруссии -- естественно
предложить, чтобы в конце следующего срока областные земские собрания
выделили бы из себя делегатов в Палату Союза (заменяющую Совет Союза)
Всеземского Собрания (заменяющего Верховный Совет депутатов), а сами
были бы по тому же принципу переизбраны уездными собраниями.
Нынешняя система равномочных палат Совета Союза и Совета
Национальностей совсем не плоха, если бы выполнялась без показности и
без мошенничества. Палата Национальностей могла бы остаться во
Всеземском Собрании вообще без изменений -- только с тем простором для
каждой нации, что отведенные ей места она сама решает, каким порядком
замещать: общими выборами или полномочиями по достоинству, и на какие
сроки.
Существующий сегодня Совет Союза составлен по смутному смешанному
принципу: частью территориальным голосованием, частью делегированием
от КПСС и от организаций. Это -- неприемлемо даже и на переходный (4-х?
6-летний?) период и должно быть как-то исправлено. Кроме того, он
неуклюж и огружен еще и Съездом депутатов, от чего законодательная
работа только двоится и осложняется.
Успешное построение земской системы, увершаемой Всеземским
Собранием, требует, чтобы поработали и набрались опыта уездные и
областные собрания, и областяне, хорошо узнав друг друга, могли бы
выделять во Всеземское Собрание делегации (либо постоянные на долготу
срока, либо посменные на часть его), в которых областной опыт сливался
бы со всероссийским и всегда надежно был бы представлен в нем.
Парламент не может быть отвлеченно "центральным": он должен состоять
из реальных и авторитетных представителей областей, да еще с
непременным условием, чтобы они определенную заметную часть года жили
в своей местности, не то теряют право представлять ее. (Это -- и в
Соединенных Штатах так.)




СОЧЕТАННАЯ СИСТЕМА УПРАВЛЕНИЯ



Имеется в виду разумное сочетание деятельности централизованной
бюрократии и общественных сил.
Такое сочетание бывало периодами и в Московской Руси: местное
самоуправление вело не только местные дела, но в часть
общегосударственных, однако под надзором центральной власти.
В 1899 С. Ю. Витте ложно-доказательным рассуждением, что
самодержавие якобы несовместимо с широким местным самоуправлением,
удержал Николая II от расширения прав земств. (Вскоре вослед Л.
Тихомиров, народоволец, ставший монархистом, опроверг это рассуждение,
но не был услышан.)
Централизованная бюрократия инерционно старается ограничить
области общественного самоуправления. Но это нужно лишь самой
бюрократии, а никак не народу, да и не правительству. В здоровое время
у местных сил -- большая жажда деятельности, и ей должен быть открыт
самый широкий простор. Как формулировал Тихомиров: во всем, где
общественные силы и сами способны поддерживать общеобязательные нормы,
действие правительственных учреждений излишне и даже вредно, так как
без нужды расслабляет способность нации к самостоятельности. Повсюду,
где допустимо прямое действие народных сил -- в форме ли местного
самоуправления или деятельности еще каких-то отдельных общественных
ассоциаций, союзов, -- это прямое действие должно быть им открыто.
Кроме того, этот общественный подпор незаменим для контроля над
государственно-бюрократической системой и заставляет любого там
чиновника служить честно и поворотливо.
Такую сочетанную систему, деловое взаимодействие администрации
правительственной и администрации местных самоуправлений, Д. Шипов
называл ГОСУДАРСТВЕННО-ЗЕМСКИМ строем.
Но особое соотношение сложится в нынешний переходный и может быть
не столь краткий период. Пока общественные силы будут медленно
нарастать снизу, набираться государственного опыта, растить свои кадры
-- существующая бюрократия, привыкшая к бесконтрольному всевластию,
будет упираться и всячески не уступать своих прав. Однако неизбежно
резкое сужение их от возникновения хозяйственной самостоятельности в
стране. Кроме того, в нынешних свежеизбранных, переходных советах уже
показывают себя конструктивные силы, которые помогут этому расширению
общественной самостоятельности.




ПРЕДПОЛОЖЕНИЯ О ЦЕНТРАЛЬНЫХ ВЛАСТЯХ



Сегодня президентская власть -- никак не лишняя при обширности
нашей страны и обилии ее проблем. Но и все права Главы Государства, и
все возможные конфликтные ситуации должны быть строго предусмотрены
законом, а тем более -- порядок выбора президента. Подлинный авторитет
он будет иметь только после всенародного избрания (на 5 лет? 7 лет?).
Однако для этого избрания не следует растрачивать народные силы жгучей
и пристрастной избирательной кампанией в несколько недель или даже
месяцев, когда главная цель -- опорочить конкурента. Достаточно, если
Всеземское Собрание выдвигает и тщательно обсуждает несколько
кандидатур из числа урожденных граждан государства и постоянно живших
в нем последние 7-10 лет. В результате обсуждений Всеземское Собрание
дает по поводу всех кандидатов единожды и в равных объемах публичное
обоснование и сводку выдвинутых возражений. Затем всенародное
голосование (в один-два тура, по способу абсолютного большинства)
могло бы производиться без напряженной изнурительной избирательной
кампании. (Очевидно разумно, по американскому образцу, предусмотреть и
должность вице-президента: его кандидатуру называет для себя кандидат
в президенты, и они выбираются вместе.)
Если в течение срока избрания Всеземское Собрание тремя четвертями
в каждой палате признАет, что президент исполняет свои обязанности
неудовлетворительно, оно должно опубликовать доказательные соображения
о том -- и они выносятся на народное голосование, как и возможные новые
кандидаты. Напротив, если по истечении срока президентства Всеземское
Собрание двутретным большинством в каждой палате продолжает
поддерживать этого президента -- нет видимых причин не оставить его на
следующий срок без нового народного голосования. Если президент умрет
во второй половине своего срока, -- вице-президент заступает его пост
до конца срока; если в первой половине -- всенародные выборы проводятся
заново.
Президент назначает совет министров по своему усмотрению,
предпочтительней -- из специалистов, принятых на основании конкурса и в
качестве государственных служащих; не желательно -- из членов
законодательных палат. Министры отчитываются как перед президентом,
так и перед обеими палатами, но ими не могут быть сменены. (Можно не
упустить из предсмертной программы П. А. Столыпина: двух-трехлетняя
Академия для занятия высших государственных должностей из наиболее
способных, отлично окончивших институты, с открытыми мотивированными
общественными или персональными рекомендациями; в Академии --
факультеты по профилю министерств. Среди министерств Столыпин выделял
министерство местных самоуправлений -- в помощь им.)
По определению нашего правоведа В. В. Леонтовича: правительство
отличается от администрации (бюрократии) тем, что решает НОВЫЕ задачи,
а администрация -- старые, установившиеся. Соответственно -- и требуемый
высокий ранг квалификации и [в оригинале: КВАЛИФИКАЦИИИ] министров;
если же правительство само отдастся бюрократизации, то оно потеряет
способность вести страну.
Но и вся работа в административной системе должна никак не быть ни
наградой, ни привилегией, не приносить никаких личных преимуществ.
"Плодотворно только то правительство, которое видит в себе не что
иное, как обязанность",-- писал М. Н. Катков. А после всего, пережитого
нами, всякая ВЛАСТЬ как понятие -- уже в неизбывном долгу перед
народом. Чтобы теперь исправлять и нагонять все разваленное --
правительственные учреждения должны отдавать все силы, возможно иметь
удлиненный рабочий день.
Мы -- почти ни в чем не можем копировать Швейцарию: и по размеру
ее, и оттого что она создалась как союз независимых кантонов. Но
несомненно можем перенять у нее: при определенном числе тысяч подписей
-- вносится законопроект, который палаты обязаны рассмотреть; при
другом, большем числе (у нас -- миллионов) -- становится обязательным
плебисцит по выдвигаемому вопросу. Эта законодательная инициатива масс
добавляет гибкости в государственную жизнь.
Кроме таких плебисцитов и редких выборов президента -- никакие
более всенародные голосования не стали бы нужными.




СОВЕЩАТЕЛЬНАЯ СТРУКТУРА



Добавляю эту главу никак не к сегодняшнему моменту,-- но, мне
кажется, весьма важную для нашего отдаленного государственного
будущего.
Вспоминая свой богатый думский опыт, В. Маклаков выделял: самые
прочные успехи демократии достигаются не перевесом большинства над
меньшинством, а -- соглашением между ними. Для страны с политической
неопытностью он даже предлагал создавать ТРЕТЬЮ палату парламента "из
опытного и культурного меньшинства": создание такой преграды будет
мешать свободному разливу демократии, но для нее самой менее опасно,
чем неограниченная власть большинства.
Делая и еще шаг в этой мысли: очевидно, надо искать форму
государственных решений более высокую, чем простое механическое
голосование. Все отдавать на голосование по большинству -- значит
устанавливать его диктатуру над меньшинством и над ОСОБЫМИ МНЕНИЯМИ,
которые как раз наиболее ценны для поиска путей развития.
Высокий уровень деятельности всех государственных властей
недостижим без установления над ними этического контроля. Его могла бы
осуществлять верховная моральная инстанция с совещательным голосом --
такая структура, в которой голосование почти вообще не производится,
но все мнения и контрмнения солидно аргументируются, и это -- наиболее
авторитетные голоса, какие могут прозвучать в государственной работе.
В нашей истории для того есть прочное подобие: Земский Собор в
Московской Руси. Как писал Д. Шипов: когда у нас собирались Земские
Соборы, то не происходило борьбы между Государем и Соборами, и
неизвестны случаи, когда бы Государь поступил в противность соборному
мнению: разойдясь с Собором, он только ослабил бы свой авторитет.
Соборность -- это система доверия; она предполагает, что нравственное
единство -- возможно и достижимо.
Такому плану идеально могла бы соответствовать Дума (Соборная
Дума? Государственная Дума?), собранная как бы от народной совести --
из авторитетных людей, проявивших и высокую нравственность, и
мудрость, и обильный жизненный опыт. Но -- никак не видно несомненного
метода отбора таких людей.
Известным заменителем могла бы быть Дума, составленная от
социальных слоев и профессий, можно сказать -- от СОСЛОВИЙ.
(По Далю, первое значение этого слова: люди общего им занятия,
одних прав; второе: состояние, разряд, каста.)
Это два самых естественных принципа взаимодействия и
сотрудничества людей: по общей территории, на которой они живут; и по
роду их занятий, направлению их деятельности. Мы -- каждый имеем свою
работу, специальность, и тем получаем полезное место в структуре
общества. Обезличенное полное равенство людских выражений -- есть
энтропия, направление к смерти. Общество живо именно своею
дифференциацией. Несут на себе государство -- те люди, которые думают,
работают и создают все, чем живет страна. Чем лучше нация организована
в социальных группах, тем явственней проступают ее творческие силы (Л.
Тихомиров).
В рассвобожденном нашем обществе с годами несомненно разработаются
и сплотятся жизнедеятельные сословия -- сословия не в кастовом смысле,
а -- по профессиям и отраслям приложения труда. Слишком долго у нас
всяким делом ведали и руководили те, кто ничего в нем не понимают.
Наконец каждое дело должны вести знающие. А совета по каждому делу
никто не даст лучше, чем представители данной специальности.
(Сословия, основанные на духовном и деловом сотворчестве людей одной
профессии, никак не следует путать с ПРОФСОЮЗАМИ.
В сословии -- ты естественный член уже по одному роду своей работы.
Профсоюз -- это организация для борьбы за зарплату и материальные
выгоды, куда не каждый вступает и не каждого принимают.)
В дополнение к земскому, территориальному представительству могло
бы нарасти и действовать представительство сословное. (И часть
энергии, непроизводительно растрачиваемой в партиях, направится в
конструктивную сословную деятельность.)
Процедуру выборов (или назначения) своих депутатов в Соборную Думу
каждое сословие определяло бы само. Они посылают гуда (ведущие
сословия -- и по два) не политических депутатов и не для отстаивания
своих политических интересов, а -- самых опытных и достойных, кому
доверяют общие суждения по роду деятельности своего сословия.
Для удобства сосредоточения работы число членов Думы не должно бы
превосходить 200-250 человек. (Сословий может оказаться и больше, но
может посылаться один представитель от группы родственных некрупных
сословий.)
Мнение без голосования -- вовсе не новинка. Например, у горцев
Кавказа долго держался порядок не общего голосования, а -- "опрос
мудрых".
Всякое мнение, суждение или запрос, основательно мотивированное и
обращенное более чем половиной Думы к президенту, совету министров,
любой из двух палат или к верховной судебной власти, -- публикуется. И
запрошенная инстанция либо должна принять это суждение в руководство,
либо опубликовать в двухнедельный срок мотивировку, по которой запрос
отвергается. (В исключительных случаях военной тайны обмен происходит
не публично; но члены Думы и в этом случае вправе получить любую
нужную информацию о президентской, правительственной, законодательной
или судебной деятельности.)
Так же, более чем от половины Думы, может быть выдвинут кандидат в
президенты.
Если же суждение Соборной Думы принято без голосов против -- оно
накладывает запрет на любой закон, на любое действие любого
учреждения,-- и тот закон, то действие должны быть изменены. Таким же
путем может быть наложено вето и на любую кандидатуру в президенты.
Добавление совещательной и весьма сведущей Соборной Думы --
накладывает на все виды властей умственный и нравственный отпечаток. А
возможности улучшить общество одними лишь политическими средствами --
невелики.
"Цель общежития -- установить между людьми нравственный порядок"
(М. М. Сперанский).-- "Свобода и законность, чтобы быть прочными,
должны опираться на внутреннее сознание народа" (А. К. Толстой). --
"Политическая крепость прочна только тогда, когда держится на силе
нравственной" (В. О. Ключевский).
Право -- это минимум нравственных требований к человеку, ниже
которых он уже опасен для общества. "Во многих случаях то, что
является правом, запрещается моралью, которая обращается к человеку с
заповедями высшими и более строгими" (П. И. Новгородцев).
Нравственное начало должно стоять выше, чем юридическое.
Справедливость -- это соответствие с нравственным правом прежде, чем с
юридическим.




* ДАВАЙТЕ ИСКАТЬ *



В этой сжатой работе я не имел возможности говорить об армии,
милиции, судебной системе, большинстве вопросов законодательства,
экономики и о профсоюзах. Моя задача была лишь -- предложить некоторые
отдельные соображения, не претендующие ни на какую окончательность, а
только предпослать почву для обсуждений.
Разумное и справедливое построение государственной жизни -- задача
высокой трудности, и может быть достигнуто только очень постепенно,
рядом последовательных приближений и нащупываний. Эта задача не угасла
и перед сегодняшними благополучными западными странами, надо и на них
смотреть глазами не восторженными, а ясно открытыми, -- но насколько ж
она больней и острей у нас, когда мы начинаем с катастрофического
провала страны и разученности людей.
Непосильно трудно составлять какую-либо стройную разработку
вперед: она, скорее всего, будет содержать больше ошибок, чем
достоинств, и с трудом поспевать за реальным ходом вещей. Но и: нельзя
вовсе не пытаться.
В основу предлагаемой работы положены мысли многих русских
деятелей разной поры -- и, я надеюсь, их соединение может послужить
плодоносной порослью.

Июль 1990

Автор передает гонорар жертвам Чернобыля

[Андрей Клепач]

http://www.politjournal.ru/index.php...8806&issue=231


– Недавно исполнилось 20 лет с момента публикации статьи Александра Солженицына «Как нам обустроить Россию». Как вы считаете, в какой мере это обустройство удалось совершить?

– Статья Александра Исаевича была предупреждением о грядущем развале СССР и о подходах к строительству новой России. СССР уже нет, а пути создания новой устойчивой общности России, Украины, Белоруссии и Казахстана, о которой писал Солженицын, мы ищем, и этот процесс получил новое дыхание в связи с образованием Таможенного союза и перезагрузкой отношений с Украиной с приходом команды В. Януковича. За последние 10 лет Россия сделала большой рывок в своем обустройстве, и, как сказал премьер-министр Путин за рулем «Калины», в главном, в основном все делалось правильно. Конечно, не все получилось так, как планировалось. Несмотря на высокие темпы роста, удвоение ВВП за десятилетие не состоялось. Этому помешали как мировой кризис, так и наши внутренние барьеры. Однако проводимая экономическая политика была все же не просто политикой развития экономики и поддержания макроэкономической стабильности, но именно программой возрождения России и собирания русского мира.

– Чем вызвана необходимость формулирования понятия русского мира? И в связи с этим: как сделать проект «Русский мир» успешным, как его реализовать?

– Речь идет о программе модернизации и обустройства России, которая включает в себя несколько важных аспектов: геополитический, экономический, региональный, социальный и духовный.

– Что включает в себя геополитический аспект?

– В первую очередь собирание русского мира вокруг России и новое позиционирование России в мире, формирование новой устойчивой геосоциальной системы совместного развития и безопасности, где Россия играет инициативную роль одного из архитекторов нового концерта держав и лидера интеграции на евразийском пространстве, «Русский мир» – это сфера естественного политического и экономического влияния России, сообщество стран с общими историческими корнями, стран, для которых совместное, дружественное развитие вместе с Россией приносит экономический и политический выигрыш, создает новые возможности развития и безопасности.

По уровню экономического развития в соответствии с целевыми показателями Концепции долгосрочного развития к 2020 году Россия может и должна войти в пятерку стран–лидеров по объему ВВП (по паритету покупательной способности) наряду с США, Китаем, Индией и Японией, обогнав Германию. Сейчас мы делим 6-е место с Великобританией. Эти страны вместе с Евросоюзом составят ядро нового концерта держав XXI века, который будет играть ведущую роль в поиске ответов на вызовы современного мира.

Мы сейчас, как и много раз в своей истории, находимся на развилке. Попытка модернизации (петровской, советской, рыночной 90-х годов) была связана с разрывом со своей традицией и попыткой приобщения к Западу, его передовым образцам.

Хотя мы по-прежнему пытаемся найти свое место в Евросоюзе, точнее вместе с Европой, и переживаем переформатирование отношений с США, главным приоритетом стала интеграция евразийского пространства. Создан Таможенный союз, начинается по-новому формирование Единого экономического пространства и консолидация ЕврАзЭС.

Можно сказать, что реализуется стратегическое уравнение для образа будущего: создание нового центра силы в постсоветской Евразии путем объединения потенциала России, энергетических ресурсов Каспия и промышленных активов и человеческого капитала Украины. Количественным символом этого уравнения может быть превращение рынка 142 млн в рынок для 250 млн человек и увеличение масштабов экономики как минимум на треть. Обладая 5% численности населения планеты, 10% мирового промышленного потенциала, 25% запасов базовых видов природных ресурсов, СНГ производит около 4,5% мирового ВВП и дает всего 2% мировой торговли. Однако это один из достаточно динамичных регионов мировой экономики – его потенциальный рост 5–7% против 1,5–2% в Еврозоне и США.

Интеграция – это всегда не только экономическое сближение, а духовная общность. Россия только тогда может быть лидером, когда предлагает миру не только экономические или военные достижения, но и духовный пример, определенный идеал, а не антиидею нового варварства русской мафии, коррупции. «Русский мир» включает в себя русскую диаспору, духовное собирание всех, кто дорожит русской культурой и Россией, формирование национальных элит в соседних странах, дружественных России. Последнее можно назвать клубом друзей России.

– Хотелось бы подробнее поговорить об упомянутом вами клубе друзей России. Что имеется в виду?

– «Русский мир» выходит за пределы СНГ и включает в себя русские диаспоры, а также национальные общности, тяготеющие в той или иной форме к России, имеющие или имевшие с ней общую историческую линию развития. В этом смысле «Русский мир» включает в себя и балтийские страны, Грузию и после выхода из СНГ русские диаспоры в других странах.

«Русский мир» является частью европейской христианской цивилизации, который не стремится раствориться в западноевропейских институтах, а претендует на самостоятельное развитие и лидерство в формировании Большого евразийского пространства, объединяющего Россию, Центральную Азию и Закавказье, являющегося мостом между европейской цивилизацией и цивилизациями Китая, Индии.

– Но как Россия сможет создать это новое евразийское пространство? Например, должна ли она брать на себя расходы по развитию теперь уже соседних стран ради осуществления этого проекта?

– Мы предлагаем нашим соседям не только доступ на масштабный российский рынок и определенный дисконт на российские энергоносителя, но и новую форму организации экономической жизни. Его основные элементы – новый формат зоны свободной торговли, создание Таможенного союза, формирование на его основе Единого экономического пространства (ЕЭП), консолидация сообщества ЕврАзЭС. Вовлечение в интеграционные процессы Украины, в том числе, возможно, и путем ее вступления в ЕЭП или ЕврАзЭС, участие в общих проектах и поощрение совместных инвестиций, обмен активами и создание совместных предприятий (прежде всего в авиастроении, космической промышленности). Возможно, для преодоления торговых конфликтов и барьеров имело бы смысл создать по таким важным товарам, как зерно, трубы и прокат, межгосударственные соглашения по примеру европейского соглашения угля и стали, с которого начинался общеевропейский рынок. В ЕврАзЭС создан Антикризисный фонд. Надо чтобы он выступал не только как стабилизационный, антикризисный фонд, но и как фонд развития, поддержки совместных проектов и помощи в развитии, преодолении (уменьшении) отсталости стран Центральной Азии (Таджикистана, Узбекистана, Киргизстана). Это значительные затраты России и Казахстана как более обеспеченных стран. Но за соразвитие и за дружбу надо платить. Издержки превращения Центральной Азии в регион отсталости и нестабильности будут выше. Когда мы окончательно выйдем из кризисной полосы, нам, скорее всего, понадобится свой собственный проект восточного партнерства ради развития, российский аналог плана Маршалла для Центральной Азии. Еще раз отмечу, интеграция – это не благотворительность, не только издержки, но и значительный выигрыш для самой России. Без партнеров мы не сможем набрать нужный динамизм и вес в мировой экономике. Вместо затрат на замещение украинской или белорусской продукции (хотя в определенной части и это необходимо), которую они делают дешевле, мы бы сосредоточились на развитии новых производств.

– А где географические границы евразийского партнерства?

– Интеграционное поле России включает в себя не только бывшие республики СССР. В интеграционных процессах важно участие Ирана с его крупным внутренним рынком и большой ролью в экспорте углеводородов. Конечно, международные санкции накладывают свои ограничения, но двери для сотрудничества не закрыты, и здесь перспективен не только двух-, но и многосторонний формат, например, через Ассоциацию прикаспийского сотрудничества. Новый взлет переживает и партнерство с Турцией. И Ближний и Средний Восток – это перспективные рынки для российского экспорта и инвестиций. К тому же и Турция, и Иран – активно реализуют свои проекты евразийского пространства развития, и России важно, чтобы они не входили в конфликт с нашими интересами.

– Если вернуться к нашим внутренним проблемам, то в чем заключается экономическое обустройство России?

– В выступлениях президента и премьера неоднократно говорилось, что цель проводимой политики – это создание динамичной, конкурентоспособной по мировым меркам национальной экономики, совмещающей эффективное использование природных богатств России и транзитного потенциала с созданием современной экономики знаний и технологий, создание экономики, в которой производство идей и инноваций, служение человеку (его образованию и здоровью, обеспечению безопасности) обеспечивает достойный уровень жизни. Мы многократно декларировали, что идем от экономики ресурсной и финансовой ренты к экономике, основанной на творческом производительном труде и знаниях, прежде всего на адаптации открытий.

– Но это только декларация, а на деле – «ресурсное проклятие»?

– Нет, не декларация, но системный, хотя и не во всем последовательный выбор. Начавшийся период умеренно высоких (или более низких, чем перед кризисом) цен на углеводороды и сырье, кажется, сам собой избавил нас от «ресурсного проклятия». Однако ресурсы, как и экспортная рента, сами по себе не «проклятие», а напротив, один из важнейших источников нашего роста и в прошлом, и в будущем. Столь же верно, что все «беды от ума» или от его неправильного устройства. В нашей экономике сырьевой и энергетические комплексы (а это почти 40% ВВП) имеют норму прибыли в разы выше, чем в машиностроении и инновационных секторах (включая науку и образование, все вместе – около 10% ВВП). Однако для перспективных месторождений на шельфе и в Сибири нынешних прибылей сырьевиков не хватает. С другой стороны, инновационный высоко- и среднетехнологичный бизнес не имеет ни достаточных собственных средств, ни достаточной поддержки от банков и институтов развития. Нам еще предстоит создать эффективный механизм стимулирования глубокой переработки сырья и развития интеллектуалоемких высокотехнологичных производств, в том числе и путем конверсии сырьевых доходов в экономику знания и разработок. Глубокая переработка сырья и новые прорывные технологии – это формула новой российской промышленной революции, или второй индустриализации.

Во время кризиса инновационные расходы государства, в отличие от бизнеса, не сократились, а с учетом мер по поддержке предприятий даже выросли. Шаги в этом направлении – государственные программы развития авиационной и космической техники, производства композитов, ядерных технологий и новых отечественных лекарств. Стартовали конкурсы научных и прикладных разработок в университетах, софинансированных бизнесом и государством. Расходы невелики – около 1% ВВП, надо их увеличивать, но главное – не только количество денег, а новая инновационная среда и новые субъекты самих инноваций.

– Значит, все же деньги и инновации врозь?

– Нет. Без достаточного финансирования мы не обеспечим прорыв в научных исследованиях и не поднимем образование. Расходы надо увеличить вдвое, до уровня, сопоставимого с нашими конкурентами. Однако делать это должно не только государство, но и бизнес, который ориентирован на импорт западных технологий, а не на развитие собственных и доведение их до мирового уровня. Фактически нам надо создать конкурентоспособный национальный сектор исследований и разработок, инжиниринговых компаний, научных и технических центров мирового уровня. И предпосылки для этого есть. Можно назвать Курчатовский центр, который получил сейчас новый статус, ЦАГИ и проект создания центра авиационной науки в Жуковском, кораблестроительный институт Крылова, ВИАМ и другие.

Нам нужна программа не только поддержки молодых ученых, но и инженерных школ и подготовки квалифицированных рабочих кадров. Другими словами, программы «русский ученый» и «русский инженер», сопоставимые с тем, что делается для обеспечения жильем военнослужащих, для сельской интеллигенции в рамках нацпроекта АПК. И это вопрос не только денег и программных мероприятий, но и престижа, моды на то, чтобы открывать новое, быть изобретателем, мастером, а не только экономистом или юристом.

– Кстати, о селе и продовольственной безопасности. Мы все-таки можем себя прокормить?

– Разумеется, можем. Более того, несмотря на нынешний неурожай (и эмбарго на экспорт зерна), Россия становится одним из крупных экспортеров зерна, а в перспективе и мяса. В долгосрочной перспективе мы будем одной из великих аграрных держав.

– В недавнем интервью «Коммерсанту» премьер-министр Путин сказал, что ключевым показателем развития страны является настроение граждан, «которое напрямую отражается в демографии». Как вы считаете, как это можно осуществить?

– При сокращающемся населении Россия не сможет ни освоить свои пространства, ни стать одним из лидеров мировой экономики. Сейчас есть позитивные сдвиги, впервые за несколько десятилетий рождаемость повысилась. Но народонаселение – это не просто рождаемость и смертность, это и социальное обустройство, прежде всего российской глубинки, наполнение жизни людей и общества смыслом. Сбережение русского народа, о котором говорил Солженицын, это процесс не только физического, но и духовного выздоровления.

При этом нам надо создать условия и для цивилизованной миграции, защиты их прав, создания условий для ассимиляции, вхождения в «Русский мир». Без мощного притока мигрантов мы не сможем обеспечить нормальное развитие восточных регионов.

– Я как раз хотел спросить. Вот, например, Владимир Путин, когда был в Якутии и во время своего автопробега, говорил о планах развития Сибири и вообще регионов. Есть ли уже конкретные программы, как это осуществлять, за чей счет – государства или частного бизнеса? Как найти баланс между явно необходимой децентрализацией и сохранением единого пространства?

– Тут есть несколько направлений, над которыми необходимо работать. Во-первых, новая программа освоения Сибири, Арктики и Дальнего Востока. Далее инструменты – ФЦП, поддержка системных бизнес-проектов средствами инвестфонда (возможно создание ряда восточных региональных фондов или компаний развития за счет средств инвестфонда), ограниченные налоговые льготы под особые зоны, а также целенаправленная миграционная политика, государственная поддержка геологоразведки, стимулирование приграничного сотрудничества регионов.

Новая национальная конкурентоспособность включает в себя эффективное и бережное отношение к российской земле, ее богатствам, создание условий для эффективного освоения Сибири и Арктики и подъема, сохранения душевной и экологической чистоты глубинных российских провинций. Нам еще предстоит нащупать оптимальное число и компоновку российских регионов. По оценкам некоторых экспертов, это число близко к 30–40, что сопоставимо с количеством царских губерний. Нам не хватает самостоятельных, вне столиц центров экономического и культурного развития. Такими локомотивами могут стать и уже становятся (кризис ускорил этот процесс) Свердловская и Челябинская области, то есть «Большой Урал», Новосибирск и Томск, регионы «Большого Поволжья» (Татарстан, Нижний Новгород, Самара–Тольяттинская агломерация, Пермский край).

Можно сказать, что формируется новая сотовая структура российского пространства.

– А как же с дорогами? Какое региональное развитие при нашей транспортной инфраструктуре?

– Конечно, без прорыва в развитии транспортной инфраструктуры, мы не сможем освоить новые и обеспечить модернизацию старых регионов. Заложенные (хотя и не в полностью) в Концепции развития транспортной системы проекты по созданию транспортных артерий в обход Москвы, скоростных железнодорожных магистралей в случае своей реализации изменят образ жизни многих городов и деревень Центральной России (Нижнего Новгорода, Белгородской, Тамбовской, Липец-кой, Воронежской и Курской областей). В условиях кризиса многими транспортными проектами пришлось пожертвовать, но через год-два нам надо возобновить масштабные транспортные проекты, подкрепив их новыми технологиями строительства, современной системой стандартов и создав более конкурентную среду.

– Но что получит каждый человек, как изменится его жизнь?

– Дорога близка каждому, но, как я понимаю, вы имеете в виду вопрос о жилье. Во время кризиса были затрачены миллиарды на поддержку ипотеки и жилищное строительство. Но мы так и не решили в полной мере проблему строительства доступного по цене и качественного жилья (жилья эконом-класса). Все острее становится вопрос не только квадратных метров и километров дорог, но качества городской среды. Назрел проект нового города, новой градостроительной политики, нацеленной на создание городской среды, комфортной для человека и природы. Общество задумалось над этим – примером может служить проект журнала «Эксперт», посвященный новому городскому жилью. Но новую градостроительную политику, как и реформу жилищно-коммунального хозяйства, еще предстоит реализовать. В этой же связи надо рассматривать и проект «Русская деревня – новая крестьянская усадьба (двор) и облик села».

– Для осуществления всех этих преобразований нужны экстраординарные усилия, мобилизация. Как вы считаете, успешное решение всех этих задач возможно только авторитарным путем, при ограничении социальных свобод?

– Модернизация всегда связана с концентрацией, мобилизацией сил общества. Обустройство России, как писал и в своей статье 1990 года Солженицын, требует от русского народа самоограничения. Однако самоограничение – это не отказ от свободы. Это скорее отказ от избыточного потребления, расточительности, произвола. Мы сейчас, и перед кризисом, и в ходе его, качнулись в сторону госкапитализма, как и в сторону консолидации корпораций, и это оправданно. Однако от свободы, в том числе и предпринимательской свободы, никто не отказывается. Сравнивая нашу экономику с китайской, проще увидеть, в чем мы проигрываем, но есть и потенциальные преимущества. Это более высокий уровень экономической свободы, без чего невозможно настоящее инновационное развитие, экономическое и социальное творчество. Вряд ли российский госкапитализм надо демонтировать и обогащать недостатками западного финансового либерального капитализма. Скорее наши институты, как и экономика в целом, нуждаются в серьезной модернизации, усилении диалога, обратной связи от бизнеса, общества к власти.

Наверно, от последних лет испытаний есть накопление определенной усталости в обществе, в бизнесе, возможно, требуется новая энергетика, новая свежая кровь. И этого нельзя получить по команде сверху, необходима дерзость, смелость снизу, то есть свободное действие.

– Мы опять должны вернуться к приватизации, либерализации и конкуренции, демонтажу госкорпораций?

– И приватизация, и конкуренция – это не панацея, а одни из постоянных факторов нашего развития в 1990-е и 2000-е годы. Правительство сейчас вновь планирует активизировать приватизацию, но не это меняет качество экономического развития. Главное не в пропорции – больше или меньше государства в тех или иных секторах, а том, чтобы государство сосредоточилось на тех проектах и видах деятельности, где конкуренция, работа на прибыль не срабатывает. Другими словами, реализовывалось разделение труда, а не замещение бизнеса государством и наоборот. «Кесарю – кесарево, Богу – богово».

Экономика не может двигаться только конкуренцией. С 2004 года правительство начало строить систему стратегического управления в экономике. Вначале это была волна разработки стратегий развития тех или иных секторов экономики, переформатирование федеральных целевых программ и превращение их в действительно мощный инструмент развития экономики. Стартовали национальные проекты. Два года назад развернута работа по правительственным проектам (более 50) в различных секторах экономики. С 2011 года начинается разработка государственных программ. Так или иначе, но действующие программы и стратегии охватывают около половины экономики, и их вклад в экономический рост, по нашей оценке, уже сопоставим с эффектом от внешнеэкономической конъюнктуры. Россия выстрадала стратегический программный подход к развитию экономики, и нам нужны проекты и решения на 10–20–30 лет вперед.

– Может ли модернизация обернуться не обустройством, а очередным расстройством России?

– Искусство управления, наверно, в том и состоит, чтобы перестройка экономики и общества прошла без срывов и катастроф. Менеджер всегда стремится найти баланс между энергией развития и поддержанием стабильности. В модернизации есть внутреннее противоречие. Оно не в противопоставлении модернизации и инновационности, частичных улучшений и прорыва в новое качество. Вызов в другом.

Можно представить обустройство России без модернизации как возврат к своим традициям – свое-образный консервативный поворот. Можно возрождать и сохранять традиции, но нельзя вернуться в прошлое и отказаться от будущего. Обустройство России неизбежно включает в себя модернизационный момент, проект будущего. Важно, чтобы будущая, новая Россия сохраняла преемственность со своими основами, была органичной. Наверно, тогда российское развитие приобретет устойчивость и разомкнет драматический круг взлетов и падений.

Беседовал Олег ДАВЫДОВ

ИЗ ДОСЬЕ

Андрей Николаевич Клепач родился 4 марта 1959 г. в Москве.
В 1981 г. окончил экономический факультет МГУ им. Ломоносова.
В 1981– 1984 гг. – аспирант экономического факультета МГУ. С 1987 г. кандидат экономических наук.
В период с 1991 по 1998 г. – старший научный сотрудник Института народнохозяйственного прогнозирования РАН. С 1993 по 1996 г. – доцент Высшей школы экономики. С 1996 по 1997 г. – доцент экономического факультета МГУ.
В 1998 г. возглавил лабораторию Института народнохозяйственного прогнозирования РАН, в январе 1999 г. стал директором Департамента исследований ЦБ России. В 1999–2004 гг. – исполнительный директор аналитического фонда «Центр развития».
В 2004 г. стал директором Департамента макроэкономического прогнозирования Министерства экономического развития и торговли РФ. В 2008 г. назначен заместителем главы Минэкономразвития России, курирующего вопросы прогнозирования, развития секторов экономики, стратегического планирования бюджетирования.
Автор более 50 научных публикаций.
Женат, имеет дочь.
Владеет английским и французским языками.

[Тоталитарная пресса]

http://svpressa.ru/society/article/47334/
30 августа 2011 года 18:41 | Виталий Словецкий


Если ничего не менять, через 70 лет в нашей стране будет жить не более 38 миллионов человек

Демографы и социологи бьют тревогу: в ближайшие годы Россия столкнется с последствиями катастрофического спада рождаемости, случившегося два десятилетия назад. Демографическая яма Второй мировой войны несколько глубже, но яма 1990-х значительно масштабнее : число россиян, не родившихся в результате спада рождаемости, в несколько раз превышает число россиян, не родившихся в результате той войны. По мнению экспертов, если в стране не будет срочно внедрён комплекс мер, направленных на усиленное стимулирование рождаемости, в недалеком будущем Россия может прекратить существование!

На прошлой неделе председатель комиссии Общественной палаты РФ по социальным вопросам и демографической политике Елена Николаева на круглом столе «Почему россиян становится меньше?», прошедшем в РИА Новости, сказала: «Тотальная бедность остаётся одним из главных препятствий к повышению рождаемости…» С ней согласны не все.

Секуляризация – главная причина низкой рождаемости

Другие специалисты придерживаются мнения, что бедность – далеко не главная причина стремительного снижения количества рождающихся в стране детей.

- Одной из основных причин сокращения рождаемости является секуляризация – отход от духовных ценностей. Решение о рождении ребёнка всегда нерационально, оно не связано с материальной выгодой. Чем больше альтруизма, чем больше ориентации на духовные ценности – тем выше рождаемость, - комментирует ситуацию директор Института демографических исследований Игорь Белобородов. - Другая причина катастрофической ситуации с рождаемостью – урбанизация: переезд огромной части населения из сельской местности и маленьких городов в большие города. Сломался семейный уклад, хозяйственные отношения, изменилась культура. Реализация карьерных устремлений женщин стала проходить в антисемейном русле. Названные факторы явились катализатором демографической трагедии, которая наблюдается в последние 20 лет. С начала 1990-х годов население страны стало огромными темпами сокращаться. Такое наблюдалось и ранее, например, в 1965 году уровень рождаемости упал ниже порога замещения поколений. Перечисленное ставит большой и жирный знак вопроса на существовании народа, как национального и культурологического феномена.

«СП»: - Какое количество детей должно быть в семьях, чтобы предотвратить вымирание страны?

- На одну семью – 2,5 – 2, 6 ребёнка при нормальной ситуации в стране. Но, учитывая то, что уже два десятка лет у нас наблюдается депопуляция, коэффициенты должны быть другими. Для того, чтобы избежать демографической ямы, стране необходим запас демографической прочности - не менее 3 – 3,2 детей на одну семью. А через 15-20 лет каждой семье необходимо будет иметь не менее четырёх детей просто для замещения поколения. О демографическом росте и речи не идёт.

«СП»: - Что следует предпринять правительству для улучшения демографической ситуации?

- Нужны не только льготы, пособия и компенсации, которые, бесспорно, надо увеличивать. Необходим государственный стандарт, аналогичный тому, какие существуют при производстве товаров и строительстве: профилактика разводов и абортов, программы по укреплению семьи. Мы давно предлагаем ввести государственную норму, запрещающую изображать семью в негативном контексте. Телевидение, кино и шоу-бизнес активно эксплуатируют семейные темы. Нужно установить чёткие правила игры: семья должна изображаться в виде двух родителей, разумеется, разнополых, имеющих не менее трёх детей. Через телепрограммы, мультфильмы, интернет и прочие средства коммуникации следует распространять такой вид семьи.

Сегодня реклама, в которой показаны семьи, выглядит удручающе. Там, в основном, один ребёнок. Для молодёжи это является примером для подражания.

По прогнозу ООН, население России к 2050 году сократится со 142 миллионов до 100 миллионов человек. К 2080 году в стране может остаться лишь 38 миллионов человек. Экономический рост, цены на нефть, стабилизационный фонд уже не имеют стратегического смыла для народа, поскольку не способны повлиять на повышение рождаемости.

А население Индии к 2050 году увеличится с 1,1 миллиарда до 1,6 миллиардов человек, Китая – с 1,3 миллиардов до 1,4 миллиардов, Пакистана – с 158 миллионов до 305 миллионов, Саудовской Аравии - с 25 миллионов до 50 миллионов.

«Россию излечит смена власти»

- В нашей стране не только кошмарное сокращение рождаемости, но и сверхсмертность. При имеющемся в России потенциале прирост населения должен составлять ежегодно 400 тысяч человек, - говорит член комитета Государственной думы по охране здоровья Олег Куликов. - За два десятилетия в стране была разрушена практически вся социальная сфера. Огромное количество жителей умирает от сердечно-сосудистых заболеваний, пищевых и алкогольных отравлений. В России страшная алкологизация и наркотизация населения.

Увеличивается число заболевших инфекционными болезнями.

Всё это сказывается, и далее будет сказываться на численности жителей.

Население страны росло до 1992 года, когда оно достигло исторического максимума – 148,6 миллионов человек. С того времени население не сокращалось только в 1994 и 2009 годах, из-за того, что его естественная убыль (превышение количества умерших над количеством родившихся - «СП») перекрывалась миграционным приростом. С 1992 года естественная убыль составила 12,9 миллиона человек.

Из-за спада рождаемости в 1990-е годы резко сократилось число женщин детородного возраста.

Наиболее высока рождаемость в северокавказских республиках и в местах компактного проживания мусульманского населения. В большинстве остальных регионов число рождающихся детей сокращается. Дальше будет хуже.

Низкая рождаемость характерна не только для России, но и для большинства развитых стран. Однако стоит заметить, что причины вызывающие низкую рождаемость в России и в развитых странах резко отличаются. У значительной части населения благополучных государств, причина снижения рождаемости детей – эгоцентризм: наследники должны быть обеспечены, родители – больше заниматься собой, следовательно, детей должно быть как можно меньше. В России иное: потеря социальной уверенности и как результат – устрашающие темпы снижения рождаемости. Такой скорости за столь короткое время, не знала ни одна страна в мире.

Власти практически не уделяют внимания здравоохранению. Много разговоров, огромное число пиар-акций, а дела никакого.

«СП»: - Неужели нет выхода?

- Чтобы исправить ситуацию власть должна разработать комплексные программы по содействию молодым семьям, по организации досуга, придать школам воспитательную функцию. Политику страны нужно направить на поддержание духовно-моральных ценностей семьи, а она направляется на их разрушение.

Необходимо не на словах, а на деле бороться с алкоголизмом и табакокурением. А власть и мы, законодатели, проигрываем алкогольному и табачному лобби.

Власть не слышит и не понимает народ: у них разные магазины, разный отдых, разные образовательные учреждения.

Россия больна. Больна почти смертельно. Лекарством для неё может стать только смена власти.

В последние годы благодаря активному претворению семейной политики значительного роста рождаемости добились многие государства. Великобритании удалось поднять рождаемость с 1,63 детей на женщину до 1,94, Греции - 1,25 ребенка на женщину до 1,51. Увеличилось количество рождённых детей в Норвегии, Финляндии, Нидерландах, Исландии, Испании, Австралии и Латвии.

Из досье "СП".

Во Владивостоке провели исследование, в ходе которого задавали горожанам вопрос: «Как вы думаете, в чём причины низкой рождаемости в городе? Отметьте не более трёх причин».Наиболее значимыми причинами низкой рождаемости жители назвали материальные трудности, жилищные условия, бытовую неустроенность, недостаточную поддержку семей со стороны государства, проблему с детскими садами. Недостаточное медицинское обслуживание, наркомания и алкоголизм хотя и не являются основными причинами низкой рождаемости, но были отмечены людьми как дополнительные факторы, влияющие на эту ситуацию.

- Утрата «материнского инстинкта» - это болезнь духа. Она поражает средний класс. В последние годы населению внушалась новая система потребностей. Россияне приняли стереотипы западного общества потребления. Произошло ускользание национальной почвы, - говорит владивостокский правозащитник, исследователь социальных явлений Олег Романов. - В дореволюционной России, где было много бедных людей, в семьях имелась потребность рожать большое количество детей. Причин было несколько: дети являлись помощниками в семье, опорой родителям в старости, заметное влияние на рождение детей оказывала церковь.

Не хотят рожать и в Псковской области. Местные жители говорят, что работы нет, кругом разруха. Правда, администрация региона распространила информацию, что за четыре года благодаря реализации приоритетного национального проекта «Здоровье» рождаемость в области повысилась на 11 процентов.

- Откуда они взяли такие данные?! Все, кто могут, бегут отсюда. Кому повезло – получили эстонские паспорта. Рожать здесь – безрассудный поступок, - говорит врач из города Печоры Валентина Архименкова. – Власти, вместо того, чтобы рапортовать о повышении рождаемости, нужно разобраться, что мешает её росту. И увидеть причину нежелания людей иметь детей.

[Новое время]

http://newtimes.ru/articles/detail/47462/
№ 42 (227) от 12 декабря 2011 года

Солженицын Александр



«Жить не по лжи!» — так называлось эссе Александра Солженицына, написанное в феврале 1974 года. Это был ответ на масштабные преследования инакомыслия в СССР, обыски, аресты диссидентов по всей стране, наступление на самиздат и ужесточение цензуры, а также на оголтелую пропагандистскую кампанию после выхода на Западе «Архипелага ГУЛАГ». Писатель призвал мыслящую и совестливую часть интеллигенции «ни в чем не поддерживать лжи сознательно», не участвовать ни прямо, ни косвенно в неправых делах власти, в том числе — не голосовать за тех, кто недостоин быть избранным. Общество отреагировало возобновлением в мае 1974-го неподцензурной «Хроники текущих событий», а в сентябре — знаменитой «бульдозерной выставкой» художников. Эта фраза Солженицына стала неформальным лозунгом правозащитного движения в СССР. Сегодня, спустя 37 лет, она вновь становится актуальной

Когда-то мы не смели и шепотом шелестеть. Теперь вот пишем и читаем Cамиздат, а уж друг другу-то, сойдясь в курилках НИИ, от души нажалуемся: чего только они не накуролесят, куда только не тянут нас! И ненужное космическое хвастовство при разорении и бедности дома; и укрепление дальних диких режимов; и разжигание гражданских войн; и безрассудно вырастили Мао Цзэдуна (на наши средства) — и нас же на него погонят, и придется идти, куда денешься? и судят, кого хотят, и здоровых загоняют в умалишенные — все «они», а мы — бессильны.
„

Мы так безнадежно расчеловечились, что за сегодняшнюю скромную кормушку отдадим все принципы, душу свою, все усилия наших предков, все возможности для потомков — только бы не расстроить своего утлого существования



”
Уже до донышка доходит, уже всеобщая духовная гибель насунулась на всех нас, и физическая вот-вот запылает и сожжет и нас, и наших детей, — а мы по-прежнему всё улыбаемся трусливо и лепечем косноязычно:

— А чем же мы помешаем?

У нас нет сил. Мы так безнадежно расчеловечились, что за сегодняшнюю скромную кормушку отдадим все принципы, душу свою, все усилия наших предков, все возможности для потомков — только бы не расстроить своего утлого существования. Не осталось у нас ни твердости, ни гордости, ни сердечного жара. Мы даже всеобщей атомной смерти не боимся, третьей мировой войны не боимся (может, в щелочку спрячемся), — мы только боимся шагов гражданского мужества! Нам только бы не оторваться от стада, не сделать шага в одиночку — и вдруг оказаться без белых батонов, без газовой колонки, без московской прописки.


Уж как долбили нам на политкружках, так в нас и вросло, удобно жить, на весь век хорошо: среда, социальные условия, из них не выскочишь, бытие определяет сознание, мы-то при чем? мы ничего не можем.

А мы можем — всё! — но сами себе лжем, чтобы себя успокоить. Никакие не «они» во всем виноваты — мы сами, только мы!

Возразят: но ведь действительно ничего не придумаешь! Нам закляпили рты, нас не слушают, не спрашивают. Как же заставить их послушать нас?

Переубедить их — невозможно.

Естественно было бы их переизбрать! — но перевыборов не бывает в нашей стране.

На Западе люди знают забастовки, демонстрации протеста, — но мы слишком забиты, нам это страшно: как это вдруг — отказаться от работы, как это вдруг — выйти на улицу?

Все же другие роковые пути, за последний век отпробованные в горькой русской истории, — тем более не для нас, и вправду — не надо! Теперь, когда все топоры своего дорубились, когда все посеянное взошло, — видно нам, как заблудились, как зачадились те молодые, самонадеянные, кто думали террором, кровавым восстанием и гражданской войной сделать страну справедливой и счастливой. Нет, спасибо, отцы просвещения! Теперь-то знаем мы, что гнусность методов распложается в гнусности результатов. Наши руки — да будут чистыми!

Так круг — замкнулся? И выхода — действительно нет? И остается нам только бездейственно ждать: вдруг случится что-нибудь само?

Но никогда оно от нас не отлипнет само, если все мы все дни будем его признавать, прославлять и упрочнять, если не оттолкнемся хотя б от самой его чувствительной точки.

От — лжи.

Когда насилие врывается в мирную людскую жизнь — его лицо пылает от самоуверенности, оно так и на флаге несет, и кричит: «Я — Насилие! Разойдись, расступись — раздавлю!» Но насилие быстро стареет, немного лет — оно уже не уверено в себе, и, чтобы держаться, чтобы выглядеть прилично, — непременно вызывает себе в союзники Ложь. Ибо: насилию нечем прикрыться, кроме лжи, а ложь может держаться только насилием. И не каждый день, не на каждое плечо кладет насилие свою тяжелую лапу: оно требует от нас только покорности лжи, ежедневного участия во лжи — и в этом вся верноподданность.

И здесь-то лежит пренебрегаемый нами, самый простой, самый доступный ключ к нашему освобождению: личное неучастие во лжи! Пусть ложь все покрыла, пусть ложь всем владеет, но в самом малом упремся: пусть владеет не через меня!
„

Когда насилие врывается в мирную людскую жизнь — его лицо пылает от самоуверенности, оно так и на флаге несет, и кричит: «Я — Насилие! Разойдись, расступись — раздавлю!» Но насилие быстро стареет



”
И это — прорез во мнимом кольце нашего бездействия! — самый легкий для нас и самый разрушительный для лжи. Ибо когда люди отшатываются ото лжи — она просто перестает существовать. Как зараза, она может существовать только на людях.

Не призываемся, не созрели мы идти на площади и громогласить правду, высказывать вслух, что думаем, — не надо, это страшно. Но хоть откажемся говорить то, чего не думаем!

Вот это и есть наш путь, самый легкий и доступный при нашей проросшей органической трусости, гораздо легче (страшно выговорить) гражданского неповиновения по Ганди.

Наш путь: ни в чем не поддерживать лжи сознательно! Осознав, где граница лжи (для каждого она еще по-разному видна), — отступиться от этой гангренной границы! Не подклеивать мертвых косточек и чешуек Идеологии, не сшивать гнилого тряпья — и мы поражены будем, как быстро и беспомощно ложь опадет, и чему надлежит быть голым — то явится миру голым.

Итак, через робость нашу пусть каждый выберет: остается ли он сознательным слугою лжи (о, разумеется, не по склонности, но для прокормления семьи, для воспитания детей в духе лжи!), или пришла ему пора отряхнуться честным человеком, достойным уважения и детей своих и современников. И с этого дня он:

— впредь не напишет, не подпишет, не напечатает никаким способом ни единой фразы, искривляющей, по его мнению, правду;

— такой фразы ни в частной беседе, ни многолюдно не выскажет ни от себя, ни по шпаргалке, ни в роли агитатора, учителя, воспитателя, ни по театральной роли;

— живописно, скульптурно, фотографически, технически, музыкально не изобразит, не сопроводит, не протранслирует ни одной ложной мысли, ни одного искажения истины, которое различает;

— не приведет ни устно, ни письменно ни одной «руководящей» цитаты из угождения, для страховки, для успеха своей работы, если цитируемой мысли не разделяет полностью или она не относится точно сюда;
„

Наш путь: ни в чем не поддерживать лжи сознательно! /…/ Не подклеивать мертвых косточек и чешуек Идеологии, не сшивать гнилого тряпья



”
— не даст принудить себя идти на демонстрацию или митинг, если это против его желания и воли; не возьмёт в руки, не подымет транспаранта, лозунга, которого не разделяет полностью;

— не поднимет голосующей руки за предложение, которому не сочувствует искренне; не проголосует ни явно, ни тайно за лицо, которое считает недостойным или сомнительным;

— не даст загнать себя на собрание, где ожидается принудительное, искаженное обсуждение вопроса;

— тотчас покинет заседание, собрание, лекцию, спектакль, киносеанс, как только услышит от оратора ложь, идеологический вздор или беззастенчивую пропаганду;

— не подпишется и не купит в рознице такую газету или журнал, где информация искажается, первосущные факты скрываются.

Мы перечислили, разумеется, не все возможные и необходимые уклонения ото лжи. Но тот, кто станет очищаться, — взором очищенным легко различит и другие случаи.

Да, на первых порах выйдет не равно. Кому-то на время лишиться работы. Молодым, желающим жить по правде, это очень осложнит их молодую жизнь при начале: ведь и отвечаемые уроки набиты ложью, надо выбирать. Но и ни для кого, кто хочет быть честным, здесь не осталось лазейки: никакой день никому из нас даже в самых безопасных технических науках не обминуть хоть одного из названных шагов — в сторону правды или в сторону лжи; в сторону духовной независимости или духовного лакейства. И тот, у кого недостанет смелости даже на защиту своей души, — пусть не гордится своими передовыми взглядами, не кичится, что он академик или народный артист, заслуженный деятель или генерал, — так пусть и скажет себе: я — быдло и трус, мне лишь бы сытно и тепло.

Даже этот путь — самый умеренный изо всех путей сопротивления — для засидевшихся нас будет нелегок. Но насколько же легче самосожжения или даже голодовки: пламя не охватит твоего туловища, глаза не лопнут от жара, и черный-то хлеб с чистой водою всегда найдется для твоей семьи.

Преданный нами, обманутый нами великий народ Европы — чехословацкий — неужели не показал нам, как даже против танков выстаивает незащищенная грудь, если в ней достойное сердце?

Это будет нелегкий путь? — но самый легкий из возможных. Нелегкий выбор для тела, — но единственный для души. Нелегкий путь, — однако есть уже у нас люди, даже десятки их, кто годами выдерживает все эти пункты, живет по правде.
„

И тот, у кого недостанет смелости даже на защиту своей души, — пусть не гордится своими передовыми взглядами, не кичится, что он академик или народный артист, заслуженный деятель или генерал, — так пусть и скажет себе: я — быдло и трус, мне лишь бы сытно и тепло



”
Итак: не первыми вступить на этот путь, а — присоединиться! Тем легче и тем короче окажется всем нам этот путь, чем дружнее, чем гуще мы на него вступим! Будут нас тысячи — и не управятся ни с кем ничего поделать. Станут нас десятки тысяч — и мы не узнаем нашей страны!

Если ж мы струсим, то довольно жаловаться, что кто-то нам не дает дышать — это мы сами себе не даем! Пригнемся еще, подождем, а наши братья биологи помогут приблизить чтение наших мыслей и переделку наших генов.

Если и в этом мы струсим, то мы — ничтожны, безнадежны, и это к нам пушкинское презрение:

К чему стадам дары свободы? /.../

Наследство их из рода в роды

Ярмо с гремушками да бич.

12 февраля 1974

Источник:
Александр Солженицын — Ленин в Цюрихе. Рассказы. Крохотки. Публицистика. (Серия «Зеркало — ХХ век») — Екатеринбург. Изд-во «У-Фактория», 1999.

[Библиотекарь]

http://www.anticompromat.org/solzhenitsin/shpigel.html
[июль 2007]

Шпигель: Александр Исаевич! Мы застали Вас как раз за работой. В Ваши 88 лет Вас, кажется, не покинуло ощущение, что Вы должны, обязаны работать, хотя здоровье не позволяет Вам свободно перемещаться по дому. Откуда Вы черпаете эту силу?

Солженицын: Внутренняя пружина была. От рождения была. Но я с удовольствием отдавался работе. Работе и борьбе.

Шпигель: Мы видим только здесь четыре письменных стола. В Вашей новой книге, которая в сентябре выходит в Германии, Вы вспоминаете, что писали даже во время прогулок в лесу.

Солженицын: Когда я в лагере был, то я писал даже на каменной кладке. Я на клочке бумажки писал карандашом, потом содержание запомню и уничтожаю бумажку.

Шпигель: И эта сила не покидала Вас и в самые отчаянные моменты?

Солженицын: Да, казалось: как кончится, так и кончится. Что будет, то будет. А потом получалось, вроде что-то путное вышло.

Шпигель: Но вряд ли Вы так думали, когда в феврале 1945 года военная контрразведка в Восточной Пруссии арестовала капитана Солженицына. Потому что в его письмах с фронта были нелестные высказывания о Иосифе Сталине. И за это – восемь лет лагерей.

Солженицын: Это было южнее Вормдитта. Мы только выбрались из немецкого котла и прорывались к Кёнигсбергу. Тогда меня и арестовали. Но оптимизм у меня всегда был. Как и убеждения, которые толкали меня.

Шпигель: Какие убеждения?

Солженицын: Конечно же они с годами развивались. Но я всегда был убеждён в том, что совершал, и никогда не шёл против своей совести.

Шпигель: Александр Исаевич, когда Вы 13 лет назад вернулись из изгнания, происходившее в новой России Вас разочаровало. Вы отклонили Государственную премию, которую Горбачёв предложил Вам. Вы отказались принять орден, которым хотел наградить Вас Ельцин. А сейчас Вы приняли Государственную премию России, которую Вам присудил Путин, некогда глава той спецслужбы, предшественница которой так жестоко преследовала и травила Вас. Как всё это рифмуется?

Солженицын: В 1990 году мне была предложена – отнюдь не Горбачёвым, а Советом министров РСФСР, входившей в состав СССР, – премия за книгу «Архипелаг ГУЛАГ». Я отказался потому, что не мог принять лично себе почёт за книгу, написанную кровью миллионов.

В 1998 году, в нижайшей точке бедственного народного положения, в год, когда я выпустил книгу «Россия в обвале», – Ельцин лично распорядился наградить меня высшим государственным орденом. Я ответил, что от Верховной Власти, доведшей Россию до гибельного состояния, награды принять не могу.

Нынешняя Государственная премия присуждается не лично президентом, а высоким экспертным сообществом. В Совет по науке, который выдвинул меня на эту премию, и в Совет по культуре, который поддержал это выдвижение, входят самые авторитетные в своих областях, высокоуважаемые люди страны. Будучи первым лицом государства, президент вручает эту премию в день национального праздника. Принимая награду, я выразил надежду, что горький российский опыт, изучению и описанию которого я отдал всю жизнь, предупредит нас от новых губительных срывов.

Владимир Путин – да, был офицером спецслужб, но он не был ни следователем КГБ, ни начальником лагеря в ГУЛАГе. Международные же, «внешние» службы – и ни в какой стране не порицаемы, а то и хвалимы. Не ставилась же в укор Джорджу Бушу-старшему его прошлая позиция главы ЦРУ.

Шпигель: Всю Вашу жизнь Вы призывали власть к покаянию за миллионы жертв ГУЛАГа и коммунистического террора. Был ли Ваш призыв по-настоящему услышан?

Солженицын: Я уже привык, что публичное покаяние – везде в современном человечестве – самое неприемлемое действие для политических фигур.

Шпигель: Нынешний президент России называет распад Советского Союза крупнейшей геополитической катастрофой XX века. Он говорит, что пора заканчивать самоедское копание в прошлом, тем более что извне предпринимаются попытки пробудить у россиян необоснованное чувство вины. Разве это не пособничество тем, кто и без того хочет, чтобы забылось всё, что происходило во времена Советов внутри страны?

Солженицын: Ну, Вы же видите, что и повсюду в мире растёт тревога: как Соединённые Штаты, ставшие в результате геополитических изменений единственной сверхдержавой, справятся со своей новой, монопольно-ведущей мировой ролью.

Что касается «копания в прошлом», то, увы, – то самое отождествление «советского» с «русским», против которого я столь часто выступал ещё в 1970-е годы, не изжито и сегодня – ни на Западе, ни в странах бывшего соцлагеря, ни в бывших республиках СССР. Старое поколение политиков в коммунистических странах оказалось не готово к покаянию, зато новое поколение политиков вполне готово предъявлять претензии и обвинения – и самой удобной для себя мишенью выбирают сегодняшнюю Москву. Как будто они героически освободили сами себя и вот живут новой жизнью, а Москва осталась коммунистической.

Однако смею надеяться, что эта нездоровая стадия скоро пройдёт, и все народы, испытавшие на себе коммунизм, осознают именно в нём виновника столь горького пятна своей истории.

Шпигель: Включая русских.

Солженицын: Если бы мы все смогли посмотреть на собственное прошлое трезво, то у нас в стране отпала бы ностальгия по советскому строю, которую проявляет менее пострадавшая часть общества, а у стран Восточной Европы и бывших советских республик – желание видеть источник всех зол в историческом пути России. Не надо никогда личные злодейства отдельных вождей или политических режимов ставить в вину российскому народу и его государству или приписывать их «больной психологии» русского народа, как это нередко делается на Западе. Эти режимы смогли держаться в России, только опираясь на кровавый террор. И вполне очевидно: лишь чувство осознанной, добровольно признанной вины может быть залогом выздоровления нации. В то время как несмолкающие упреки извне скорее контрпродуктивны.

Шпигель: Признание вины предполагает достаточное количество сведений о собственном прошлом. Историки, однако, упрекают Москву в том, что архивы перестали быть такими доступными, как в 90-е годы.

Солженицын: Вопрос непростой. Бесспорен, однако, факт, что за последние 20 лет в России произошла архивная революция. Открыты тысячи фондов, исследователи получили доступ к сотням тысяч документов, прежде для них закрытых. Уже опубликованы и готовятся к печати сотни монографий, выносящих эти документы на всеобщее обозрение. Но помимо открытых – в 90-е годы были опубликованы и многие документы, не прошедшие процедуру рассекречивания. Так действовали, например, военный историк Дмитрий Волкогонов, бывший член Политбюро Александр Яковлев – люди, имевшие и немалое влияние, и доступ к любым архивам, – и общество благодарно им за ценные публикации. А в последние годы, действительно, обойти процедуру рассекречивания никому больше не удаётся. Идёт же эта процедура – медленнее, чем бы хотелось.

Тем не менее, материалы, содержащиеся в Государственном архиве Российской Федерации (ГАРФ), главном и богатейшем архиве страны, – остаются сегодня столь же доступны, как и в 90-е годы. В конце 90-х ФСБ передала в ГАРФ 100 тысяч судебно-следственных дел – и они по-прежнему открыты и для частных граждан, и для исследователей. В 2004 – 2005 годах ГАРФ опубликовал документальную «Историю сталинского ГУЛАГа» в 7 томах. Я сотрудничал с этим изданием и свидетельствую, что оно максимально полное и достоверное. Им широко пользуются учёные всех стран.

Шпигель: Прошло уже почти 90 лет с того времени, как Россию потрясли сперва Февральская, а затем и Октябрьская революции – события, красной нитью проходящие через Ваши произведения. Несколько месяцев назад Вы в большой статье подтвердили Ваш тезис: коммунизм не был порождением прежнего российского режима, а возможность большевистского переворота была создана лишь правительством Керенского в 1917 году. Сообразно этому ходу размышлений, Ленин был всего лишь случайной фигурой, попавшей в Россию и сумевшей захватить власть лишь при содействии немцев. Мы верно Вас понимаем?

Солженицын: Нет, неверно. Превратить возможность в действительность – под силу лишь экстраординарным личностям. Ленин и Троцкий были ловчайшими, энергичными деятелями, сумевшими вовремя использовать беспомощность правительства Керенского. Но поправлю Вас: «Октябрьская революция» – это миф, созданный победившим большевизмом и полностью усвоенный прогрессистами Запада.

25 октября 1917 года в Петрограде произошёл односуточный насильственный переворот, методически и блистательно разработанный Львом Троцким (Ленин в те дни ещё скрывался от суда за измену). То, что называется «Российская революция 1917 года», – есть революция Февральская. Её движущие причины – действительно вытекали из дореволюционного состояния России, и я никогда не утверждал иного. У Февральской революции были глубокие корни (что я и показываю в моей эпопее «Красное Колесо»). Это, в первую очередь, – долгое взаимное ожесточение образованного общества и власти, которое делало невозможным никакие компромиссы, никакие конструктивные государственные выходы. И наибольшая ответственность – конечно, на власти: за крушение корабля – кто отвечает больше капитана? Да, предпосылки Февраля можно считать «порождением прежнего российского режима».

Но отсюда никак не следует, что Ленин был «случайной фигурой», а денежное участие императора Вильгельма – несущественным. В Октябрьском перевороте не было ничего органичного для России, – напротив, он перешиб её хребет. Красный террор, развязанный его вождями, их готовность утопить Россию в крови – первое и ясное тому доказательство.

Шпигель: Вашим двухтомником «200 лет вместе» Вы недавно предприняли попытку преодолеть табу, долгие годы запрещавшее обсуждать совместную историю русских и евреев. Эти два тома вызвали на Западе скорее недоумение. Там Вы в подробностях описываете, как в царское время еврей-трактирщик обогащался, используя нищету пьющих крестьян. Вы называете евреев передовым отрядом мирового капитала, шедшим в первых рядах разрушителей буржуазного строя. Из Ваших богатейших источников действительно извлекается вывод, что евреи больше, чем другие, несут моральную ответственность за провалившийся эксперимент с Советами?

Солженицын: Я как раз не делаю того, на что намекает Ваш вопрос: не призываю к какому-либо взвешиванию или сравнению моральной ответственности одного и другого народа и тем более отрицаю ответственность одного народа перед другим. Весь мой призыв – к само-осмыслению. В самой книге Вы можете получить ответ на Ваш вопрос:

«…Приходится каждому народу морально отвечать за всё своё прошлое – и за то, которое позорно. И как отвечать? Попыткой осмыслить – почему такое было допущено? в чём здесь наша ошибка? и возможно ли это опять? В этом-то духе еврейскому народу и следует отвечать и за своих революционных головорезов, и за готовные шеренги, пошедшие к ним на службу. Не перед другими народами отвечать, а перед собой и перед своим сознанием, перед Богом. – Как и мы, русские, должны отвечать и за погромы, и за тех беспощадных крестьян-поджигателей, за тех обезумелых революционных солдат, и за зверей-матросов».

Шпигель: Наибольший резонанс вызвал, как нам кажется, «Архипелаг ГУЛАГ». В этой книге показана человеконенавистническая природа советской диктатуры. Сегодня, обращая взор назад, можно ли сказать, насколько это способствовало тому, что коммунизм потерпел поражение во всём мире?

Солженицын: Это вопрос не ко мне – не автор должен давать такие оценки.

Шпигель: Мрачный опыт XX века Россия взяла на себя и пережила – здесь мы цитируем Вас по смыслу – как бы во имя всего человечества. Смогли россияне извлечь уроки из двух революций и их последствий?

Солженицын: Такое впечатление, что начинают извлекать. Огромное число публикаций и фильмов о российской истории двадцатого века (правда, неровного качества) свидетельствуют о нарастающем спросе. Вот только что – страшную, жестокую, ничуть не смягчённую правду о сталинских лагерях показывал миллионам людей государственный канал «Россия» – в телесериале по прозе Варлама Шаламова.

И, например, я был удивлён и впечатлён горячностью, размахом и длительностью дискуссии, возникшей после опубликования в феврале этого года моей старой статьи о Февральской революции. Широкий спектр мнений, в том числе несогласных с моим, – радует меня, ибо наконец-то показывает живое желание понять собственное прошлое, без чего осмысленного пути в будущее не может быть.

Шпигель: Как Вы оцениваете время, в течение которого у власти находится президент В. В. Путин, – в сравнении с его предшественниками, президентами Б. Н. Ельциным и М. С. Горбачёвым?

Солженицын: Горбачёвское правление поражает своей политической наивностью, неопытностью и безответственностью перед страной. Это была не власть, а бездумная капитуляция её. Ответные восторги с Запада только подкрепили картину. Но надо признать, что именно Горбачёв (а не Ельцин, как теперь звучит повсеместно) впервые дал гражданам нашей страны свободу слова и свободу перемещения.

Ельцинская власть характеризовалась безответственностью перед народной жизнью не меньшей, только в других направлениях. В безоглядной поспешности скорей, скорей установить частную собственность вместо государственной – Ельцин разнуздал в России массовое, многомиллиардное ограбление национальных достояний. Стремясь получить поддержку региональных лидеров – он прямыми призывами и действиями подкреплял, подталкивал сепаратизм, развал российского государства. Одновременно лишая Россию и заслуженной ею исторической роли, её международного положения. Что вызывало не меньшие аплодисменты со стороны Запада.

Солженицын: Путину досталась по наследству страна разграбленная и сшибленная с ног, с деморализованным и обнищавшим большинством народа. И он принялся за возможное – заметим, постепенное, медленное, – восстановление её. Эти усилия не сразу были замечены и, тем более, оценены. И можете ли Вы указать примеры в истории, когда меры по восстановлению крепости государственного управления встречались благожелательно извне?

Шпигель: То, что стабильная Россия и Западу выгодна, постепенно стало ясно для всех. Но одно обстоятельство нас удивляет более всего. Всякий раз, когда речь заходила о правильном для России государственном устройстве, Вы выступали за гражданское самоуправление, противопоставляя эту модель западной демократии. После семи лет правления Путина мы наблюдаем движение в совершенно противоположном направлении: власть сосредоточена в руках президента, всё ориентировано на него; оппозиции почти не осталось.

Солженицын: Да, я неизменно настаивал и настаиваю на необходимости для России местного самоуправления, при этом нисколько не «противопоставляя эту модель западной демократии», напротив – убеждая своих сограждан примерами высокоэффективного самоуправления в Швейцарии и Новой Англии, которые я наблюдал своими глазами.

Но Вы смешиваете в Вашем вопросе местное самоуправление, возможное только на самом нижнем уровне, где люди лично знают избираемых ими управителей, – с региональной властью нескольких десятков губернаторов, которые в ельцинский период вместе с центром дружно давили любые начала местного самоуправления.

Я и сегодня весьма удручен той медленностью и неумелостью, с какой происходит у нас выстраивание местного самоуправления. Но оно всё-таки происходит, и если в ельцинские времена возможности местного самоуправления фактически блокировались на законодательном уровне, то сейчас государственная власть, по всей её вертикали, делегирует всё большее число решений – на усмотрение местного населения. К сожалению, это ещё не носит системного характера.

Оппозиция? – несомненно нужна и желаема всеми, кто хочет стране здорового развития. Сейчас, как и при Ельцине, в оппозиции разве что коммунисты. Однако, говоря «оппозиции почти не осталось» – Вы конечно имеете в виду демократические партии 90-х годов? Но взгляните же непредвзято: если все 90-е годы происходило резкое падение жизненного уровня, затронувшее три четверти российских семей, и всё под «демократическими знамёнами», – то ничего удивительного, что население отхлынуло из-под этих знамён. А сейчас лидеры тех партий – всё никак не могут поделить портфели воображаемого теневого правительства.

К большому сожалению, в России ещё нет конструктивной, внятной и многочисленной оппозиции. Очевидно, что для её формирования, как и для зрелости других демократических институтов, понадобится больше времени и опыта.

Шпигель: Во время нашего последнего интервью Вы критиковали, что в Думе сидело лишь около половины депутатов, избранных напрямую, а доминирующее положение занимали представители политических партий. После проведенной Путиным реформы избирательной системы прямых мандатов не осталось вовсе. Это ведь шаг назад!

Солженицын: Да, я считаю это ошибкой. Я убеждённый и последовательный критик «партийного парламентаризма» и сторонник внепартийности избрания подлинных народных представителей, лично ответственных перед своими регионами, округами и могущих быть, при неудовлетворительной деятельности, отозванными со своих депутатских постов. Я уважаю, понимаю сущность объединений хозяйственных, кооперативных, территориальных, учебных, образовательных, профессиональных, производственных – но не вижу органичности в политических партиях: связь по политическим убеждениям может быть и не стойка, а часто и не бескорыстна. Лев Троцкий (в период Октябрьского переворота) метко выразился: «Ничего не стоит та партия, которая не ставит своей целью захват власти». Речь – о выгоде для себя, за счёт остального населения. Как и захват власти безоружный. Голосование по безликим партийным программам, названиям партий – фальшиво подменяет единственный достоверный выбор народного представителя: именного кандидата – именным избирателем. (В этом – и весь смысл «народного представительства».)

Шпигель: Несмотря на высокие объёмы выручки от экспорта нефти и газа и на формирование среднего класса, социальные контрасты между бедными и богатыми в России остаются огромными. Что можно сделать, чтобы исправить положение?

Солженицын: Считаю разрыв между бедными и богатыми в России – опаснейшим явлением, требующим неотложного внимания государства. Но, хотя многие баснословные состояния были созданы в ельцинский период бессовестным грабительством, сегодня единственный разумный способ исправления ситуации – это не разрушать крупные предприятия, которыми, надо признать, нынешние владельцы стараются управлять более эффективно, а дать возможность дышать средним и мелким. А значит – защищать гражданина и мелкого предпринимателя от произвола, от коррупции. Вкладывать выручку от народных недр в народное хозяйство, в образование, в здравоохранение – и научиться делать это без позорных краж и растрат.

Шпигель: Нужна ли России национальная идея, и как она может выглядеть?

Солженицын: Термин «национальная идея» не имеет чёткого научного содержания. Можно согласиться, что это – когда-то популярная идея, представление о желаемом образе жизни в стране, владеющее её населением. Такое объединительное представление понятие может оказаться и полезным, но никогда не должно быть искусственно сочинено в верхах власти или внедрено насильственно. В обозримые исторические периоды подобные представления устоялись, например, во Франции (после XVIII века), Великобритании, Соединённых Штатах, Германии, Польше и др. и др.

Когда дискуссия о «национальной идее» довольно поспешно возникла в послекоммунистической России, я пытался охладить её возражением, что, после всех пережитых нами изнурительных потерь, нам на долгое время достаточно задачи Сбережения гибнущего народа.

Шпигель: При всём этом Россия нередко чувствует себя одинокой. В последнее время произошло некоторое отрезвление в отношениях России и Запада, в том числе и в отношениях между Россией и Европой. В чём причина? В чём Запад не способен понять современную Россию?

Солженицын: Причин можно назвать несколько, но мне интереснее всего психологические, а именно: расхождение иллюзорных надежд – и в России, и на Западе – с реальностью.

Когда я вернулся в Россию в 1994-м, я застал здесь почти обожествление Западного мира и государственного строя разных его стран. Надо признать, что в этом было не столько действительного знания и сознательного выбора, сколько естественного отвращения от большевицкого режима и его антизападной пропаганды. Обстановку сначала поменяли жестокие натовские бомбежки Сербии. Они провели чёрную, неизгладимую черту – и справедливо будет сказать, что во всех слоях российского общества. Затем положение усугубилось шагами НАТО по втягиванию в свою сферу частей распавшегося СССР, и особенно чувствительно – Украины, столь родственной нам через миллионы живых конкретных семейных связей. Они могут быть в одночасье разрублены новой границей военного блока.

Итак, восприятие Запада как, по преимуществу, Рыцаря Демократии – сменилось разочарованной констатацией, что в основе западной политики лежит прежде всего прагматизм, зачастую корыстный, циничный. Многими в России это переживалось тяжело, как крушение идеалов.

В то же время Запад, празднуя конец изнурительной «холодной войны» и наблюдая полтора десятка лет горбачёвско-ельцинскую анархию внутри и сдачу всех позиций вовне, очень быстро привык к облегчительной мысли, что Россия теперь – почти страна «третьего мира» и так будет всегда. Когда же Россия вновь начала укрепляться экономически и государственно, это было воспринято Западом, быть может, на подсознательном уровне ещё не изжитых страхов – панически.

Шпигель: У него возникли ассоциации с прежней супердержавой – Советским Союзом.

Солженицын: Напрасно. Но ещё прежде того Запад позволил себе жить в иллюзии (или удобном лукавстве?), что в России – юная демократия, когда её ещё не было вовсе. Разумеется, Россия ещё не демократическая страна, она только начинает строить демократию, и ничего нет легче, как предъявить ей длинный список упущений, и нарушений, и заблуждений. Но разве в борьбе, которая началась и идёт после «11 сентября», не протянула Россия Западу руку, явно и недвусмысленно? И только психологической неадекватностью (либо провальной недальновидностью?) можно объяснить иррациональное отталкивание этой руки. США, приняв важнейшую нашу помощь в Афганистане, тут же обернулись к России всё только с новыми и новыми требованиями. А претензии к России Европы почти нескрываемо коренятся в её энергетических страхах, к тому же необоснованных.

Это отталкивание России Западом – не слишком ли большая роскошь, особенно перед лицом новых угроз? В своём последнем интервью на Западе перед возвратом в Россию (в апреле 1994-го журналу «Форбс») я сказал: «Если смотреть далеко в будущее, то можно прозреть в XXI веке и такое время, когда США вместе с Европой ещё сильно вознуждаются в России как в союзнице».

Шпигель: Вы читали Гёте, Шиллера и Гейне в подлинниках и всегда надеялись, что Германия станет чем-то вроде моста между Россией и остальным миром. Вы верите, что немцы ещё способны играть эту роль сегодня?

Солженицын: Верю. Во взаимной тяге Германии и России есть нечто предопределённое – иначе она не пережила бы двух безумных мировых войн.

Шпигель: Кто из немецких поэтов, писателей и философов оказал на Вас самое сильное влияние?

Солженицын: Моё детское и юношеское становление сопровождали Шиллер и Гёте. Позже испытал я увлечение Шеллингом. И для меня драгоценна великая немецкая музыка. Я не представляю свою жизнь без Баха, Бетховена, Шуберта.

Шпигель: На Западе сегодня о современной российской литературе практически ничего не знают. Какой Вам видится ситуация в российской литературе?

Солженицын: Время стремительных и кардинальных перемен – никогда не лучшее для литературы. Не только великие, но хотя бы значительные литературные произведения почти всегда и почти всюду создавались во времена стабильности – доброй или дурной, но стабильности. Современная российская литература – не исключение. Недаром сегодня в России просвещённый читательский интерес переместился к литературе факта: мемуары, биографии, документальная проза.

Я верю, однако, что справедливость и совестливость не выветрятся из основы русской литературы и она ещё послужит высветлению нашего духа и глубине понимания.

Шпигель: Через всё Ваше творчество проходит мысль о влиянии православия на русский мир. Как сегодня обстоят дела с моральной компетенцией Русской православной церкви? Нам представляется, что она вновь превращается в государственную церковь, каковой она была столетия назад – институтом, фактически легитимировавшим кремлёвского властелина в качестве наместника Божия.

Солженицын: Напротив, надо удивляться, как за короткие годы, прошедшие со времен тотальной подчинённости Церкви коммунистическому государству, ей удалось обрести достаточно независимую позицию. Не забывайте, какие страшные человеческие потери несла Русская православная церковь почти весь XX век. Она только-только встаёт на ноги. А молодое послесоветское государство – только-только учится уважать в Церкви самостоятельный и независимый организм. «Социальная Доктрина» Русской православной церкви идёт гораздо дальше, чем программы правительства. А в последнее время митрополит Кирилл, виднейший выразитель церковной позиции, настойчиво призывает, например, изменить систему налогообложения, уж совсем не в унисон с правительством, и делает это публично, на центральных телеканалах.

«Легитимация кремлевского властелина»? Вы, очевидно, имеете в виду отпевание Ельцина в кафедральном соборе и отказ от гражданской церемонии прощания?

Шпигель: И это тоже.

Солженицын: Что ж, это был, вероятно, единственный способ сдержать, избежать при похоронах возможных проявлений ещё не остывшего народного гнева. Но я не вижу никаких оснований рассматривать это как утверждённый на будущее протокол похорон российских президентов.

А что касается прошлого – Церковь возносит круглосуточные заупокойные молитвы по жертвам коммунистических расстрелов в подмосковном Бутове, на Соловках и в других местах массовых захоронений.

Шпигель: В 1987 году в беседе с основателем «Шпигеля» Рудольфом Аугштейном Вы отмечали, насколько сложно во всеуслышание говорить о своём отношении к религии. Что значит вера для Вас?

Солженицын: Для меня вера – это основа и укрепа личной жизни человека.

Шпигель: Вы боитесь смерти?

Солженицын: Нет, уже давно не испытываю перед смертью никакого страха. Вот в юности надо мной реяла ранняя смерть моего отца (в 27 лет) – и я боялся умереть прежде, чем осуществлю свои литературные замыслы. Но уже между моими 30 и 40 годами я обрёл самое спокойное отношение к смерти. Ощущаю её как естественную, но вовсе не конечную веху существования личности.

Шпигель: Мы, во всяком случае, желаем Вам ещё многие лета творческой жизни!

Солженицын: Нет, нет. Не надо. Достаточно.

Шпигель: Александр Исаевич! Мы благодарим Вас за эту беседу.

Источник: Известия, 24 июля 2007

Библиотека не разделяет мнения авторов

[Newsland]

http://newsland.com/news/detail/id/1296140/
Сегодня в 19:27 Смешинка 159725233

Александр Исаевич Солженицын - одно из самых главных орудий в руках Запада в холодной информационно-психологической войне против СССР.
Это отнюдь не преувеличение.

Во время холодной войны против СССР были использованы в разной степени эффективные слоганы - формулы коммуникативного управления - банального либерального ряда: права человека, свобода слова, демократизация, свободный рынок и т.д.

Был ряд формул специфически “советский”, подготовленный и вмассированный либеральными совками – оттепель, разрядка, сталинизм, номенклатура, перестройка.

И отдельно, особняком стоит слоган, созданный Солженицыным и выпущенный в эфир при колоссальной информационной поддержке Запада - это “архипелаг ГУЛАГ”.

Создав свой слоган, Солженицын сознательно внес личный вклад в победу над СССР, по своему конечному результату сопоставимый с оружием массового поражения. Ибо в существенной мере именно благодаря образу ГУЛАГа души граждан СССР оказались потрясены, пришли в замешательство и стали легкой добычей разрушителей великого государства СССР - как своих доморощенных либеральных совков, так и западных учителей.

Взрывообразное, катастрофическое разрушение СССР принесло страдания, войны и преждевременную смерть десяткам миллионов бывших советских граждан. Эти массовые жертвы в значительной мере на совести нобелевского лауреата Солженицына, что бы он ни говорил сегодня.
В жизни каждого человека, каждой семьи, каждого народа и тем более огромного конгломерата народов, каким был СССР, есть свои трагические, страшные эпохи. Но!

В Германии не нашлось автора, заклеймившего на весь мир немцев за злодеяния Второй мировой войны.

В Америке не нашлось никого, кто призвал бы янки покаяться за множество жесточайших эпизодов массового уничтожения людей – хладнокровного убийства с воздуха миллионов беззащитных и безвредных уже немцев вместе с их городами, строившимися веками, атомную бомбардировку Японии, массовую химическую войну во Вьетнаме.

Нет автора, проклявшего всех китайцев и Китай за десятки миллионов жертв культурной революции.
Даже в Камбодже не вырос пока свой Солженицын, хотя чуть ли не половину населения забили мотыгами.

Зато он появился в СССР, один из миллионов, прошедших через сталинские лагеря. Этот один обладал феноменальным конъюнктурным чутьем и сделал свой брэнд единственным рассказом в стиле примитивной формы “физиологического очерка” середины 19 века. Рассказ был на табуизированную тему и принят обществом как знамение новой эпохи. Рассказ и Солженицына в целом, вместе с лагерной темой, “разрешил” Хрущев - за что впоследствии поплатился.
Сегодня для многих в России действует табу сказать что-то против нобелевского лауреата, якобы первым запевшего о демократии. Но табу это не будет долговечным. Слишком много зла лауреат принес в мир своим творчеством.

Архипелаг ГУЛАГ, раздутый до масштабов планетарной пиар- кампании, ударил по самым чувствительным местам русской души – инстинкту справедливости, состраданию, способности покаяться. Ударяя по всему этому, автор понимал, что делает – он сознательно разрушал бывшее свое государство, объявив его преступным. Он публично отрекался от этого государства, и если бы кто-то не поленился собрать его высказывания эпохи холодной войны, то картина была бы вопиюще постыдной.

Поддержанный гигантской эффективной машиной пропаганды Запада, слоган Солженицына сыграл решающую роль в компрометации советского государства в глазах советских граждан. Из этой компрометации впоследствии выросла перестройка, вместе с лучшим трактористом Ставрополья по имени Горби.

Солженицын делал все это отнюдь не из любви к истине. Это никакой не протопоп Аваакум, а обычный советский человек, озлобленный судьбой, бесконечно себя жалеющий и стремящийся мстить. Попав на Запад, мгновенно понявший все выгоды статуса “пророка-обличителя” с нобелевским дипломом.
То, что сегодня Солженицын стар и немощен, ничего не меняет в его судьбе и в том огромном зле, которое останется на нем и его имени навсегда.
Правда ли все, что написано им о ГУЛАГе? Наверное, многое правда. И это многое было раздуто врагами до размеров информационной бомбы, противопоставить которой советские политруки ничего не смогли.

И получилось, как было много раз в русской истории – благородно потрясаясь собственной, якобы феноменальной жестокостью, русские, наускиваемые врагами, начали крушить свой дом.

Около 1993 года мне посчастливилось говорить с Александром Зиновьевым в Мюнхене – философом и писателем несравнимого с Солженицыным масштаба, автором тоже скандальных в свое время “Зияющих высот”.

Я не знал, возможно, не знал тогда и сам Зиновьев, что он скоро вернется в Россию, чтобы написать свою “Катастройку”. Но Зиновьев искренен и честен сам с собой во всех своих книгах. И никогда не желал и не делал зла своему дому. Как бы ни относились к нему читатели, его будут вспоминать добрым словом.
Я не сужу Солженицына и не жалею его, я думаю, большинство в России уже давно протрезвело на предмет ужасов сталинизма, на которых Солженицын построил свою судьбу.

Замечательно перестроился и сам лауреат, рассуждает, как всегда, о многом, но президента Путина все чаще хвалит. Наверное, от души.
Сергей Хелемендик
Источник: chelemendik.ru

["Коммерсантъ Власть"]

http://www.kommersant.ru/doc/266637
24.09.1990, 00:00

"Камням, лежащим в фундаменте, кряхтеть и вдавливаться - не им увенчивать

здание".

А. И. Солженицын. "Архипелаг ГУЛАГ", ч. 1, гл. VI.

В спецвыпуске "Комсомольской правды" 18 сентября 22-миллионным тиражом были
опубликованы "Посильные соображения" Александра Солженицына о том, "как
обустроить Россию". Выбор издания, по большинству оценок, был не случаен:
вермонтского изгнанника, согласно словам его жены Натальи Солженицыной,
привлекала именно возможность обратиться как бы ко всей России.

Сравнивая "Посильные соображения" 1990 года и "Письмо к вождям" того же
автора 1973 года, наблюдатели отмечают, что если "Письмо" открыло читателям
нового Солженицына, то практически все "посильные соображения" уже были
высказаны в эмигрантской публицистике Солженицына и в "Красном колесе".
Поэтому, вероятнее всего, они и не произвели ожидаемого воздействия на тех,
к кому были обращены.

Однако публичное выступление человека, сыгравшего такую роль в судьбе
России, не могло не вызвать политического резонанса - тем более что уже
несколько лет Солженицын хранил упорное молчание по поводу событий,
происходящих на его родине. Реакцию вождей и общества на солженицынское
послание анализирует парламентский обозреватель "Ъ" МАКСИМ СОКОЛОВ.

В "Письме к вождям Советского Союза" Солженицын призывал распустить
империю, отказаться от непосильных великодержавных амбиций, отказаться от
"мертвой идеологии", допустить частную собственность, возродить крепкое
крестьянское сословие, сосредоточиться на экологических проблемах.

Одна из главных мыслей письма: демократия не такое уж и благо, но отказ от
тоталитаризма в пользу авторитаризма - благо несомненное. Ответом на письмо
была насильственная депортация Солженицына в феврале 1974 года.

Наблюдатели отмечают, что главное в реакции либеральной общественности на
публикацию "Посильных соображений" - успокоение. Либералы обрадовались, не
обнаружив у Солженицына слов в поддержку российского национал-социализма, -
они серьезно опасались этого, памятуя былые привязанности писателя (вроде
одного из идеологов русского нацизма математика Игоря Шафаревича). Но они
же были и огорчены, не увидев в тексте и прямого отмежевания от русских
наци в духе знаменитой фразы из "Архипелага" - "с ВАМИ - мы не русские".

Сами "патриоты" радости, по большинству отзывов, тоже не испытали - слишком
резким в "Посильных соображениях" был отказ от "пространнодержавного
мышления, имперского дурмана", которые, по Солженицыну, суть "при нашем
умирании беззаветная поддержка коммунизма". Этим, по мнению экспертов,
объясняется глухое молчание "патриотов" по поводу послания писателя,
солидарность с которым они прежде всячески стремились подчеркивать.

Широкая публика, на внимание которой, судя по выбору издания, рассчитывал
Солженицын, была в основном слегка шокирована и даже отпугнута вычурным
русским языком писателя - не ясным, классическим языком XIX века и не
современным, а чем-то средним, достаточно тяжелым для чтения.

Но сам характер "посильных соображении", их императивный тон показывают,
что перед нами не столько политическая публицистика, предполагающая широкий
круг читателей, сколько попытка политического действия, что-то вроде
"советов пророка Царю".

В "Посильных соображениях" Александр Исаевич призывает "отрубить в одночас"
траты на военно-идеологический комплекс, "пресечь безоглядные капитальные
вложения в промышленность", "не тянуть взаимное обременение" (республиками
друг друга), "всю номенклатурную бюрократию... кончаем кормить"...

Рядовые читатели вряд ли в состоянии сами осуществить эти рекомендации -
они могут разве что их поддержать. К тому же Солженицын - противник
всеобщих, прямых, равных и тайных выборов, дающих публике возможность
составить правительство из тех, кто пообещает им это сделать. В этом случае
логично предположить, что истинный адресат (как и в 1973 году) - снова
вожди. Или вождь.

Вожди 1973 года - это Брежнев, Суслов, Андропов. Солженицын обратился к ним
с конфиденциальным письмом в сентябре 1973 года и до января 1974 года ждал
ответа. Лишь когда вожди открыли против него откровенно погромную кампанию,
он отдал распоряжение печатать "Письмо", вышедшее за границей.

Российские вожди 1990 года - это Ельцин, Силаев, Хасбулатов. Трудно
предположить, что они принципиально хуже вождей 1973 года, и естественно
было ожидать, что Солженицын будет по отношению к ним по меньшей мере столь
же предупредителен. Ведь сразу взывать к подданным через голову правителей
принято в основном в тех случаях, когда ясно, что правители безнадежны. Или
недоступны.

Однако российских правителей в последнем вряд ли заподозришь: 16 августа
российский премьер Иван Силаев приглашал Солженицына быть его гостем в
любое время и получил отказ. Поставив условием своего приезда широкую
публикацию главных своих трудов в СССР, Солженицын пренебрег возможностью
приватно изложить свои соображения тем же Силаеву и Ельцину.

Объяснение этой неясности, по всей видимости, заключается в том, что, хотя
соображения писателя касаются того, "как обустроить Россию", адресатом
Солженицына, по всей вероятности, является не Ельцин, но Горбачев. Ведь
именно он может объявить, что, как пишет писатель, "три прибалтийские
республики, три закавказские, четыре среднеазиатские, да и Молдавия...
непременно и бесповоротно будут отделены". Именно к нему естественнее всего
обратиться со словами "сегодня президентская власть - никак не лишняя при
обширности нашей страны и обилии ее проблем". Именно Президенту может
прийтись по вкусу проект совещательной Соборной Думы.

В ситуации, когда власть над Россией делится между Ельциным и Горбачевым,
последний, казалось бы, не может не быть благодарен Солженицыну за
готовность косвенно поддержать его своим авторитетом. Тем более что 18
сентября - дата публикации текста, благословляющего учреждение в России
авторитарного строя, - случайно совпала с раздачей ВС СССР проекта
постановления о наделении Горбачева экстраординарными полномочиями. Но 25
сентября, на следующий день после получения этих полномочий, отмежевываясь
от солженицынского монархизма, Горбачев заявил депутатам: "Он весь в
прошлом, прошлая Россия, монархия. Я себя чувствую демократом с
радикальными взглядами".

Однако по мнению наблюдателей, отмежевание Горбачева от предложений
писателя связано не столько с различным отношением к авторитаризму, сколько
с выбором типа авторитаризма.

Для Солженицына, судя по всему, образцом является русская национальная
монархия, близкая к Московскому царству XVII века, симпатией к которому
проникнута его эмигрантская публицистика. Солженицынский "президент" -
всего лишь псевдоним "Царя всея Великия и Малыя и Белыя Руси". Горбачев,
получивший экстраординарные полномочия и пошедший в резкую контратаку
против республиканских суверенитетов, склонен сохранить монархию другого
типа - Российскую наднациональную (на нынешнем языке - интернациональную)
Империю XVIII века "от финских хладных скал до пламенной Колхиды".
Приверженность к такому пониманию Союза ССР Горбачев вновь подтвердил в
своем выступлении на заседании ВС СССР 25 сентября.

А своими советами отделаться от "среднеазиатского подбрюшья" и словами
"Советский Социалистический развалится все равно" вермонтский монархист
явно оказывает 'медвежью услугу союзному Президенту.

Казалось бы, вермонтское послание могло бы укрепить прежде всего позиции
Ельцина, ведь он лидер россиян, к которым, собственно, и обращено послание.
Но и тут оно оказалось не вполне кстати. Дельные и уместные советы о том,
как обустроить духовную и хозяйственную жизнь в России, оказалось возможным
реализовать как раз благодаря отвергаемой Солженицыным "четыреххвостке"
(всеобщему, прямому, равному и тайному избирательному праву) и
парламентаризму. Отказ от этих принципов - в особенности на фоне нынешних
действий союзного руководства - означал бы для Ельцина полный политический
провал.

Прозвучавшее из Вермонта "безоговорочное отвержение слепородной и
злокачественной марксо-ленинской утопии" и призывы "дать простор здоровой
частной инициативе" были бы куда более ценны для того же Ельцина еще
полгода назад. Сейчас они стали общим местом.

И критики и приверженцы Солженицына сходятся в том, что он - большой
писатель и большой политик: то, что "часы коммунизма - свое отбили", в
огромной степени его заслуга. Сегодня большой писатель перестал быть
большим политиком: Россия - в немалой степени благодаря ему - вошла в
новую, буржуазно-демократическую эпоху, а он остался в своей, прежней.
Наблюдатели отмечают, что такая судьба постигла многих других изгнанников,
заслуживающих уважение скорее своей приязнью к изгнавшей их родине, чем
адекватным пониманием ее нынешних проблем.

Нельзя дважды войти в одну и ту же реку, дважды войти в Россию 70-х,
наверное, тоже невозможно.

Максим Соколов

[Лев Трапезников]

http://rosndp.org/misli-i-proekti-a-...tj-rossiyu.htm
09 июля 2015

Поднимая тему Солженицына в своих работах, я обращу ваше внимание на его произведение «Как нам обустроить Россию». Мне кажется, что данная работа Александра Солженицына заслуживает особого внимания русского электората граждан страны, так как в ней автор не только пишет о своем видении Новой России, но и прямо говорит о путях развития для русского народа, затрагивая тему СССР, Среднеазиатского подбрюшья, Земства, демократического развития общества, а также, ведет рассуждения о вопросах земли и общественного управления, и будущем Российского Союза.

В данной своей работе я, проведя анализ произведения А.Солженицына «Как нам обустроить Россию», вышедшее в свет 18 сентября 1990 года в газете «Комсомольская правда», подаю уже переработанный материал в более доступном виде для читателя.

Я ставлю перед собой определенную задачу в статье, а то есть — донести до русского народа мысли этого выдающегося национального деятеля, каким является Александр Солженицын, показать читателю его произведение в более актуальном аспекте, и стараюсь донести до граждан ту мысль, что русский национализм является именно той доктриной развития общества, которая устремленна на построение прогрессивного общества в нашей стране.

Материал дан в моей статье в доступной для читателя форме, я постарался в своей работе выразить суть мыслей Солженицына, показав его наиболее интересные высказывания. По каждой статье я выражаю свое видение ситуации, и не редко сравниваю записи Солженицына с сегодняшним днем. Я думаю, и очень надеюсь, что моя статья побудит читателя проникнуться идеями этого русского писателя, и вызовет интерес к другим его произведениям.

Нужно сказать, что некоторые граждане разделились во мнениях - «а является ли Солженицын истинным русским националистом?» Так вот, на этот вопрос я отвечу достаточно просто — если человек пишет и говорит о путях развития русского народа, о его месте в нашем мире, о его интересах и задачах, а вместе с тем, желает русскому народу процветания, разрабатывая такие труды, каким является - «Как нам обустроить Россию», и при этом - терпит тюрьмы, ссылки, гонения и проклятия анирусских властей, то я уверен, что этот человек является Русским Националистом в полном смысле этого слова.

Призведение А.Солженицына «Как нам обустроить Россию» вбирает в себя такие главы, как: «Мы — на последнем докате», «А что есть Россия?», «Слово к Великороссам», «Слово к украинцам и белорусам», «Слово к малым народам и народностям», «Процесс разделения», «Неотложные меры Российского Союза», «Земля», «Хозяйство», «Провинция», «Семья и школа», «Все ли дело в государственном строе», «А сами — то — каковы?», «Самоограничение», «О государственной форме», «Что есть демократия и что не есть», «Всобщее — равное — прямое — тайное», «Способы голосования», «Народное представительство», «И чем может обернуться», «Партии», «Демократия малых пространств», «Земство», «Ступени передачи власти», «Сочетанная система управления», «Предположения о центральных властях», «Совещательная структура», «Давайте искать».

Прошу читателя просмотреть по главам мою работу «Мысли и проекты А.Солженицына в его произведении «Как нам обустроить Россию», исходя из интересов и отдельных предпочтений, или прочесть статью полностью.

Я заканчиваю вступительную часть в своей статье и перехожу к непосредственному рассмотрению материала по вышеуказанным главам, и так, перейдем к главе «Мы — на последнем докате».

Данная глава начинается такими словами:

«Кто из нас теперь не знает наших бед, хотя и покрытых лживой статистикой? 70 лет влачась за слепородной и злокачественной марксо — ленинской утопией, мы положили на плахи или спустили под откос бездарно проведенной, даже самоистребленной, «Отечественной войны» - треть своего населения. Мы лишились своего былого изобилия, уничтожили класс крестьянства и его селения, мы отшибли самый смысл выращивать хлеб, а землю отучили давать урожаи....»

В этой главе Александр Солженицын говорит об управлении обществом коммунистической партией, он с болью в сердце перечисляет все те губительные факты, которые сопутствовали всей истории советского периода. Его слова и сейчас актуальны, ведь за последние 15 лет мы так и не восстановили сельское хозяйство, а треть сельских населенных пунктов вообще перестало в стране существовать. Далее, он продолжает свою мысль:

«Изнурили наших женщин на ломовых неподымных работах, оторвали их от детей, самих детей пустили в болезни, в дикость и в подделку образования. В полной запущи у нас здоровье, и нет лекарств, да даже еду здоровую мы уже забыли, и миллионы без жилья, и беспомощное личное бесправие разлито по всем глубинам страны, - а мы за одно только держимся: чтоб не лишили нас безуемного пьянства».

Солженицын здесь обозначает проблемы советского периода, указывает на непосильный труд наших женщин, якобы, уравненных советской властью в правах, а на деле — используемых советской экономикой в качестве грубой физической силы на заводах и фабриках СССР. Он говорит о личном бесправии, обозначая то, что гласность в СССР отсутствовала, а тоталитарный советский режим карал своих политических оппонентов в уголовном порядке по ст. 58 — знаменитая статья за антисоветчину, аналог сегодняшней 282 статьи УК РФ.

Советский период характеризуется глобальным дефицитом товаров для населения, плановая экономика на практике не оправдала себя — советский народ имел потребность в хороших лекарствах, доступ к которым был только у партийной советской элиты, заводы и фабрики производили продовольственные товары, в полную мощность работала и мясная перерабатывающая промышленность, однако — прилавки магазинов, особенно это касается регионов СССР, были пусты.

Народ работал, но удовлетворить себя в материальном плане не мог — советская система не удовлетворяла и материальных запросов населенения, и подавляла свободу слова в стране — все это сказывалось на общем состоянии народа, который находил свое утешение в беспробудном пьянстве, поощряемом совесткими партийными босами.

Александр Солженицын не только заостряет внимание своего читателя на фактах необустроенности населения СССР, но и задается вопросом о будущем страны и ее народа в данной главе. Так, он пишет:

«И вот почему, берясь предположить какие-то шаги по нашему выздоровлению и устройству, мы вынуждены начинать не со сверлящих язв, не с изводящих страданий - но с ответа: а как будет с нациями? в каких географических границах мы будем лечиться или умирать? А уже потом — о лечении».

К главе «А что есть Россия?»

Главу Солженицын начинает так: -

« Эту "Россию" уже затрепали-затрепали, всякий ее прикликает ни к ляду, ни к месту. И когда чудовище СССР лез захватывать куски Азии или Африки - тоже во всем мире твердили: "Россия, русские"... А что же именно есть Россия? Сегодня. И - завтра (еще важней). Кто сегодня относит себя к будущей России? И где видят границы России сами русские?»

Здесь А.Солженицын выдвигает мысль о том, что советская власть лишила народы страны национальной самоидентификации, он задается вопросом — «как нам вернуться в последнее десятилетие предреволюционной России, где нации спокойно могли существовать в одной стране?» А.Солженицын сравнивает СССР с коммунальной квартирой, в которой накалены национальные страсти, он пишет: - « Увы, многие мы знаем, что в коммунальной квартире порой и жить не хочется. Вот - так сейчас у нас накалено и с нациями».

Александр Солженицын прямо заявляет в данной главе, что и не нужно пытаться сдерживать нации в одной «коммунальной квартире», так как все это может привести к кровавым массовым трагедиям - раскол наций неизбежен и исторически предопределен.

Здесь, я отмечаю, что Солженицын верно определил то, к чему может привести совместное общежитие наций, которое не скреплено ни одной идеологией, ведь советская идеология дескредитировала себя в глазах широких масс населения, и она уже не могла быть сдерживающим народы фактором. Потому, любое удержание наций в границах СССР неминуемо породило бы, как и породило, конфликты на национальной почве.

Далее А.Солженицын пишет: -

«И так я вижу: надо безотложно, громко, четко объявить: три прибалтийских республики, три закавказских республики, четыре среднеазиатских, да и Молдавия, если ее к Румынии больше тянет, эти одиннадцать - да! - НЕПРЕМЕННО И БЕСПОВОРОТНО будут отделены» (в ред. газеты «Комсомольская правда от 18 сентября 1990 года).

А.Солженицын говорит здесь и о Казахстане, но отмечает: -

«Сегодняшняя огромная его территория нарезана была коммунистами без разума, как попадя: если где кочевые стада раз в год проходят - то и Казахстан. Да ведь в те годы считалось: это совсем неважно, где границы проводить,- еще немножко, вот-вот, и все нации сольются в одну. Проницательный Ильич (В.И.Ленин — прим. Лев Трапезников) - первый называл вопрос границ "даже десятистепенным". (Так - и Карабах отрезали к Азербайджану, какая разница - куда, в тот момент надо было угодить сердечному другу Советов - Турции.) Да до 1936 года Казахстан еще считался автономной республикой в РСФСР, потом возвели его в союзную».

Александр Исаевич здесь же пишет и том факте, что Казахстан составлен из Южной Сибири, Южного Приуралья, пустынных центральных земель, которые были преображены и восстроенны русскими людьми. Однако, русский националист, писатель и великий гуманист Солженицын пишет по поводу отделения Казахстана, включающего в себя земли освоенные русскими, так: - «коли они (казахи) захотят отделиться — то и с Богом».

Здесь, в вышеуказанной фразе Солженицына, проявляется весь его человеческий характер, вся его могучая мудрость и гуманизм — он не хочет межнациональных распрей, он не желает войны народов, ему чужда сама мысль о пролитии крови, еще раз вдумайтесь в его фразу, прочувствуйте ее всем своим сердцем: - «коли они (казахи) захотят отделиться — то и с Богом».

Далее Соженицын отмечает, что за вычетом этих 12-ти советских республик СССР, только и останется то, что мы можем назвать Русь. Он, в частности, пишет, что «слово "русский" веками обнимало малороссов, великороссов и белорусов, или Россия — название с 18 века, или по верному смыслу теперь: Российский Союз».

То есть Солженицын говорит о создании Российского Союза. Логично предположить, что он имеет в виду все национальные образования РСФСР, которые получат статус Республик в новом государственном образовании, и будут объеденены в одно государство. Нужно здесь ясно понимать, что Александр Солженицын был сторонником свободного развития русского народа, а значит, он предполагал, что будет образована Русская республика в составе такого Российского Союза, или ряд Русских Республик в составе Союза.

К главе «Слово к Великороссам»

В начале статьи «Слово к Великороссам» Александр Солженицын приводит цитату Крыжановского, который отмечал следующее: -

«Коренная Россия не располагает запасом культурных и нравственных сил для ассимиляции всех окраин. Это истощает русское национальное ядро».

По вышесказанному сам А.Солженицын высказывает на страницах своей главы мысль, что Крыжановский сказал это о России процветающей, богатой, а конец же советской эпохи характеризуется тем, что русский народ претерпел множественный геноцид и войны, которые унесли самый цвет русской нации в ходе естественного отбора.

Здесь я отмечу, что такое утверждение Солженицына мы можем считать верным, так как в минуты опасности, из любого животного или человеческого сообщества выходят лучшие представители таких сообществ — самые сильные и самые умные, готовые защищать своих сородичей. Именно поэтому, в ходе естественного отбора всегда гибнут не только самые слабые, но и самые сильные - первыми принимающие удар противника.

Естественный отбор, который претерпел русский народ в годы Первой мировой войны, гражданской войны, сталинских репрессий, войны в Китае, в Финляндии, в Отечественную войну 1941 — 45 годов, выбил из русского общества лучших его представителей.

По данному поводу Солженицын прямо заявляет нам: -

« А уж сегодня это звучит с тысячекратным смыслом: нет у нас сил на окраины, ни хозяйственных сил, ни духовных. Нет у нас сил на Империю! - и не надо, и свались она с наших плеч: она размозжает нас, и высасывает, и ускоряет нашу гибель».

А.Солженицын с тревогой смотрит на пробуждающееся национальное самосознание, он предостерегает русское общество от «пространнодержавного» мышления, от «имперского дурмана», который может быть перенят от коммунистов, и может вбирать в себя «дутый советский патриотизм». Он отмечает, что коммунисты, делая упор на вооружение СССР, совсем забыли о духовном и материальном благосостоянии своего народа.

Солженицын выражает ту мысль, что советский патриотизм искривил сознание русского человека: -

«"зато большая страна, с нами везде считаются". Он приводит в пример Японию, которая, как он пишет, «отказавшись от международной миссии и от заманчивых политических авантюр сразу расцвела».

ПисательСолженицын предлагает выбрать нам между Империей, которая может погубить нас самих, и духовным — телесным спасением нашей нации. Он с горечью говорит:

«Все знают: растет наша смертность, и превышает рождения, - мы так исчезнем с Земли! Держать великую Империю - значит вымертвлять свой собственный народ. Зачем этот разнопестрый сплав? - чтобы русским потерять свое неповторимое лицо? Не к широте Державы мы должны стремиться, а к ясности нашего духа в остатке ее. Отделением двенадцати республик, этой кажущейся жертвой - Россия, напротив, освободит сама себя для драгоценного ВНУТРЕННЕГО развития, наконец обратит внимание и прилежание на саму себя. Да в нынешнем смешении - какая надежда и на сохранение, развитие русской культуры? все меньшая, все идет - в перемес и в перемол».

Александр Солженицын в своих высказываниях стоит на позициях защиты русскими сугубо своих национальных интересов, он против смешения русской нации с другими народами, говоря о том, что такое смешение нанесет непоправимый удар по русской культурной составляющей.

Далее он говорит о мираже, фантоме принципа неделимости — или «единонеделимства», и отмечает, что не только советская власть этот принцип несла 70 лет, но этот же принцип пронесла в себе через свою нищету и беды достойная белая эмиграция. Солженицын продолжает: - «Неужели Россия объеднилась от отделения Польши и Финляндии? Да только распрямилась. И так - еще больше распрямимся от давящего груза "среднеазиатского подбрюшья", столь же необдуманного завоевания Александра II - лучше б эти силы он потратил на недостроенное здание своих реформ, на рождение подлинно народного земства».

Александр Солженицын отмечает в статье и мысли русского философа Ивана Ильина, который писал о том, что «духовная жизнь народа важней охвата его территории или даже хозяйственного богатства, выздоровление и благоденствие народа несравненно дороже всяких внешних престижных целей».

Да, такие русские философы и писатели, как Иван Ильин и Александр Солженицын были убежденными русскими националистами, они прямо выражали мысль о том, что нация всегда первична по отношению к территориям или государственным идеям. Исходя из мыслей указанных русских националистов — мыслителей, мы должны ставить интересы нации выше интересов государственных, мы обязаны заставить государственный механизм работать на нацию, так как государство — это не самоцель, а средство к удовлетворению потребностей нации, создавшей государственный механизм.

Солженицын в конце советской эпохи предупреждает, что окраины СССР отпадут, и из этих окраин к нам — в Россию, могут устремиться миллионы русских беженцев. Слова Александра Солженицына пророчески сбылись — русские вынужденно ушли из Средней и Центральной Азии в Россию, а в последствии — начиная с 1991 года, сотни тысяч русских людей были вынуждены покинуть и пределы Чечни.

Писатель дает понять то, что русская нация может лучше процветать без, как он выразился - "среднеазиатского подбрюшья", то есть — он говорит о пагубном влиянии Среднеазитских республик на русскую культуру и экономический потенциал. Так, Солженицын пишет об Азии: - « А если верно, что Россия эти десятилетия отдавала свои жизненные соки республикам - так и хозяйственных потерь мы от этого не понесем, только экономия физических сил».

Все верно, Солженицын здесь обозначил политику СССР, которая была нацелена на датации Таджикистана и Узбекистана за счет ресурсов РСФСР, а если быть до конца честным — Среднеазиатские и Центральноазиатские республики жили счет сил и ресурсов русского народа, который выстроил в указанных регионах развитое производство, построил школы, больницы, общественные и культурные сооружения, обеспечил население этих стран пенсиями и пособиями — всем тем, чего они лишились после падения СССР, и ухода русских людей из Азиатских республик.

К главе «Слово к украинцам и белорусам»

Данную главу Солженицын начинает так: -

«Сам я - едва не на половину украинец, и в ранние годы рос при звуках украинской речи. А в скорбной Белоруссии я провел большую часть своих фронтовых лет, и до пронзительности полюбил ее печальную скудость и ее кроткий народ. К тем и другим я обращаюсь не извне, а как СВОЙ».

Писатель отечает в своем «слове к украинцам и белорусам», что народ наш разделялся на три ветви лишь только по грозной беде монгольского нашествия и польской колонизации. Солженицын уверен в том, что украинский народ, с его каким — то «особым» не — русским языком, являтся всего лишь придуманной в 19 веке фальшью.

Он отмечает, что все мы истекли, главным образом, из драгоценного Киева, «откуда русская земля стала есть», согласно древней летописи Нестора. Солженицын замечает, что «нами правили в древности одни и те же князья: Ярослав Мудрый разделял между сыновьями Киев, Новгород и все протяжение от Чернигова до Рязани, Мурома и Белоозера. Владимир Мономах был одновременно и киевский князь и ростово-суздальский, и такое же единство в служении митрополитов. Народ Киевской Руси и создал Московское государство. В Литве и Польше белорусы и малороссы сознавали себя русскими и боролись против ополяченья и окатоличенья. Возврат этих земель в Россию был всеми тогда осознаваем как ВОССОЕДИНЕНИЕ».

Солженицын пишет и о том, что ему в США неоднократно приходилось говорить с украинскими националистами, которые утверждали, что коммунисты в СССР — это миф, а на самом деле, весь террор организовали сами русские, и сами русские подавляют свободы малых народностей страны.

Писатель возмущен такими заявлениями украинских националистов, и он пишет о том, что украинцы и русские в равной степени пострадали от советской власти, они на своей шее испытали красный террор в застенках ЧК с 1918 года.

Далее я приведу дословно слова Солженицына:

« Мне уже пришлось отвечать эмигрантским украинским националистам, которые втверживают Америке, что "коммунизм - это миф, весь мир хотят захватить не коммунисты, а русские" (и вот - "русские" уже захватили Китай и Тибет, так и стоит уже 30 лет в законе американского Сената). Коммунизм - это такой МИФ, который и русские, и украинцы испытали на своей шее в застенках ЧК с 1918 года. Такой МИФ, что выгреб в Поволжьи даже семенное зерно, и отдал 29 русских губерний засухе и вымирательному голоду 1921-22 года. И тот же самый МИФ предательски затолкал Украину в такой же беспощадный голод 1932-33. И вместе перенеся от коммунистов общую кнуто-расстрельную коллективизацию, - неужели мы этими кровными страданиями не соединены?»

Далее Александр Солженицын дает исторические данные об истории создания украинского языка и пишет об искажении истории украинцев.

Так, он отмечает, что в Австрии и в 1848 году галичане называли свой национальный совет «Головна Русска Рада», однако — в отторгнутой Галиции, с помощью австрийских идеологов, был выращен искаженный украинский ненародный язык, который включал в себя множество немецких и польских слов. На западной украине искусственно взращивался всеукраинский сепаратизм, карпатороссов не только отучили от своей родной речи, но заменили их настоящую историю на историю искусственно созданную — взращивался всеукраинский сепаратизм.

Солженицын говорит о «лубочном» невежестве украинских националистов, так он пишет: - «у вождей нынешней эмиграции прорывается то лубочным невежеством, что Владимир Святой "был украинец", то уже невменяемым накалом: нехай живе коммунизм, абы сгубились москали! (Прим. авт. - по-украински пишется: "нехай живе комунiзм, абизгубились москалi!")

Писатель стоит на позиции объединения всех ветвей русского народа — украинцев, белорусов и великороссов, он пишет по этому поводу: - « С дружелюбием и радостью должен быть распахнут путь украинской и белорусской культуре не только на территории Украины в Белоруссии, но и Великороссии. Никакой насильственной русификации (но и никакой насильственной украинизации, как с конца 20-х годов), ничем не стесненное развитие параллельных культур, в школьные классы на обоих языках, по выбору родителей».

Тут же, автор труда отмечает, что если украинский народ пожелает отделиться от русских при распаде СССР, а здесь я заострю ваше внимание на том, что данные строки Солженицыным написаны еще в эпоху СССР, то никто не должен украинцев удерживать силой — это выбор украинского народа. Однако, украинцы сами должны решить свою судьбу. При этом, Солженицын замечает и то, что любое национальное меньшинство на Украине должно развиваться свободно, и не подвергаться насилию.

К главе «Слово к малым народам и народностям»

В своем обращении к малым народам и народностям страны Александр Солженицын обозначает то, что многие нации страны, в случае распада СССР - татары, башкиры, удмурты, коми, чуваши, мордва, марийцы, якуты и другие, будут жить вместе с русскими в одной стране, однако и здесь, Солженицын говорит о праве наций на свое самоопределение, заостряя внимание на том, что каждая нация сама имеет право выбирать то, в каком статусе она будет существовать.

Солженицын пишет и о том, что при сохранении всей национальной самобытности народов — их культуры, религии, экономики — есть смысл малым народам остаться в Российском Союзе. Здесь мы еще раз убеждаемся в том, что Александр Солженицын, будучи сторонником свободного развития русского народа, стоит на позиции политического самоопределения русской нации в составе Российского Союза, в котором русские будут иметь удельный политический вес.

Нужно здесь мне обязательно вставить слова самого Солженицына, говорящих о его видении Нового русского образования и роли малых народов в нем. И так, он пишет: - « Не крупный Российский Союз нуждается в примыкании малых окраинных народов, но они нуждаются в том больше».

Все верно, полностью согласен с писателем Солженицыным, ведь только русский интеллектуализм, русский экономический и духовный потенциал может привести к процветанию малые народы, которые как бы впитывают в себя все достижения русского народа, и обитают в безопасности за русскими штыками.

А вот еще интересная мысль А.Солженицына, которая может быть реализована и нами в полной мере, прочитайте: -

« В советской показной и лживой государственной системе присутствуют, однако, и верные, если честно их исполнять, элементы. Таков - Совет Национальностей, палата, где должен быть услышан, не потерян голос и самой наималейшей народности. И вместе с тем справедлива нынешняя иерархия: "союзных республик" - автономных республик - автономных областей - и национальных округов. Численный вес народа не должен быть в пренебрежении, отказываться от этой пропорциональности - путь к хаосу...»

Автор упомянает в своем труде и о крымским татарах, он говорит, что крымские татары имеют право вернуться к себе на родину в Крым, однако — при плотности населения 21 века Крым вместителен для 8 — 10 миллионов населения, и стотысячный татарский народ не может себе требовать ВЛАДЕНИЯ им.

Великий русский националист Александр Солженицын относится ко всем малым и большим народам с должным уважением, он приводит в своем труде слова Владимира Соловьева: - «Люби все другие народы, как свой собственный». Солженицын уважает и любит русский народ, всеми порывами своей души он желает русским процветания, и потому, он с уважением относится и к малым народностям нашей страны, желая и им процветания и спокойного развития. Здесь, в мыслях и образе Солженицына, мы наблюдаем воплощение русского оборонительного национализма, отстаивающего интересы русской нации, и желающего благ для наций других.

К главе «Процесс разделения»

В главе «Процесс разделения» Солженицын указывает на право 12-ти республик СССР на свое самоопределение. Здесь нет ничего удивительного, ведь в самой Конституции СССР было зафиксированно то, что каждая республика СССР имеет право выйти из Советского Союза, что и поддерживал в свое время первый руководитель СССР В.И.Ленин.

Нужно отметить, что коммунисты, сконструировав таким образом Конституцию СССР, сами заложили почву для его распада. Потому, все заявления КПРФ на сегодняшний 2015 год, о неправомерном распаде Советского Союз, выглядят, по меньшей мере, странно. Да, в 1991 году был проведен в СССР референдум, в котором население СССР высказалось за сохранение Советского Союза, однако — СССР было тоталитарным государством, и сами коммунисты создали систему, при которой мнение народа не учитывалось властями страны. То есть — сама коммунистическая система, игнорировавшая мнение народа, себя и сгубила в 1991 году, тем более, что защищать свой же СССР сами коммунисты не стали, они тихо покинули свои райкомы, горкомы, обкомы и сам Центральный Комитет своей партии на Старой площади города Москвы.

Так, Солженицын пишет:

« Итак, объявить о несомненном праве на полное отделение тех двенадцати республик - надо безотлагательно и твердо. А если какие-то из них заколеблются, отделяться ли им? С той же несомненностью вынуждены объявить о НАШЕМ отделении от них - мы, оставшиеся. Это - уже слишком назрело, это необратимо, будет взрываться то там, то сям; все уже видят, что вместе нам не жить. Так не тянуть взаимное обременение. Еще этот мучительный и затратный процесс разделения отяжелит первый переходный период для всех нас, первую пору нового развития: сколько еще нужно средств, средств, когда их и так нет. Однако лишь это разделение прояснит нам прозор будущего».

В речах Солженицына есть истина, он, говоря об обременительности нашего союза наций, имеет в виду то, что русский народ устал тянуть экономически национальные республики СССР, русскому народу пора бы уж подумать и о себе, о сугубо собственном благополучии — он имеет на это право. Сегодня 2015 год, в нашу страну едут зарабатывать деньги выходцы из Средней Азии — таджики и узбеки, государственные бюджеты Узбекистана и Таджикистана имеют «львиную» долю финансовых средств от зарабатываемых трудовыми мигрантами в РФ денег. Этот факт служит полным доказательством того, что Солженицын был прав на счет Средней Азии, которую, фактически, при СССР содержала РСФСР (русский народ), и сегодня продолжает содержать РФ (русский народ).

Здесь же, в данной главе, автор отмечает и то, что отделение республик должно проходить цивилизованно, он предлагает создать комиссии, которые будут определять принадлежность имущества к тем или иным государствам, а также, рассматривать вопрос миграции русского населения в Новую Россию, создавая благоприятные условия в России для приехавших из национальных республик русских людей.

К главе «Неотложные меры Российского Союза»

В этой статье Солженицын предлагает готовить площадку для будущей Новой России, он пишет: -

«должны сойтись на совет здравые практические умы, на сотрудничество - лучшие энергии».

Солженицын, предрекая трудную работу по построению нового государства, говорит: -

« И судьба наших детей, и наша воля к жизни, и наше тысячелетнее прошлое, и дух ваших предков, перелившийся же как - то в нас - помогут найти силы преодолеть и это, и это все».

Здесь же, автор предлагает готовить место жительства для русских беженцев из национальных республик, думать о средствах к их существованию на нашей земле.

Александр Солженицын задается вопросом -

«а где же взять финансовые средства для обустройства Нового государства?»

И он же отвечает на него так:

«до каких же пор мы будем снабжать и крепить - неспособные держаться тиранические режимы, насаженные нами в разных концах Земли,- этих бездонных расхитчиков нашего достояния? - Кубу, Вьетнам, Эфиопию, Анголу, Северную Корею, нам же - до всего дело! и это еще не все названы, еще тысячами околачиваются наши "советники", где ни попало. И столько крови пролито в Афганистане - жалко и его упустить? Гони деньги и туда?.. Это все - десятки миллиардов в год. Вот кто на это даст отрубный единомгновенный отказ - вот это будет государственный муж и патриот».

Еще раз напомню, что все это написано еще в эпоху СССР, в период заката советского государства. Однако - слова и мысли Александра Солженицына более чем актуальны и сейчас, ведь РФ — 2015 года опять помогает финансами Таджикистану, Узбекистану и Киргизии, а также — проводит в этих странах строительство дорог, электростанций и других хозяйственных объектов за счет русского народа.

Далее, писатель говорит о советской номенклатуре, которая за народный счет имеет сверхльготы, а также — Солженицын отмечает, что за время перестройки ни чего дельного не сделано, кроме принятия ненужных и вредных законов. Солженицын обращает внимание и на то, что КПСС старается не давать возможностей для политической деятельности иным политическим силам — партиям, удерживая антикоммунистические силы в маргинальном поле. Он говорит и о диктатуре КГБ, которое оказывает давление на партии политической оппозиции, вот его строки:

«Гранитная громада КГБ, и тоже не пускает нас в будущее. Прозрачны их уловки, что именно сейчас они особенно нужны - для международной разведки. Все видят, что как раз наоборот. Вся цель их - существовать для себя, и подавлять всякое движение в «пароде». Этому ЧКГБ с его кровавой 70-летней злодейской историей - нет».

Вчитываясь в строки «Как нам обустроить Россию», я иногда забываю о том, что данный труд написан еще при советском режиме — как все очень похоже на наши времена: все те же синие мундиры, и все то же бездорожье и крепостное право!!!

К главе «Земля»

«Земля для человека содержит в себе не только хозяйственное значение, но и нравственное. Об этом писали у нас Глеб Успенский, Достоевский, да не только они. Ослабление тяги к земле — большая опасность для народного характера. А ныне крестьянское чувство так забито и вытравлено в нашем народе, что, может быть, его уже и не воскресить, опоздано ПЕРЕПОЗДАНО»

- пишет в главе «Земля» Александр Солженицын.

Я не думаю, что Солженицын хочет этим сказать то, что русские уже не могут трудиться на земле, нет — это, своего рода, воззвание к русским, или своего рода, призыв к русским - «обратитесь к земле своей, она накормит вас и обогатит, сделает вас независимыми, даст вам силы и уверенность в завтрашнем дне».

А вот так он описывает аренду земли фермерами в СССР:

«Сегодняшняя аренда - больше обман и издевательство, ни толку ни ряду, только хуже погубят охоту у людей, потянувшихся к земле. Арендаторы остаются в гнущей зависимости от колхозно-совхозных властей, и те могут вволю беззаконствовать. Под аренду выделяются часто худшие, заброшенные земли, и подороже берут за них, и инвентарь по завышенной цене, а продукцию вынуждают сдавать подешевле; то не дают обещанных кормов, то отбирают взятых на откорм животных, пропали и труд, и деньги; а "сельхозтехника" может внезапно нарушить договор».

И здесь же Солженицын отмечает следующее: -

«Да участок земли - это еще не свобода крестьянина, нужен же и свободный рынок, и доступный транспорт, и кредит, и ремонт техники, и строительный материал».

Вот видите, и здесь Александр Солженицын знает о чем он говорит, он хорошо понимает то, что если крестянина наделили землей, то это еще не означает то, что крестьянское хозяйство будет процветать. Куска земли мало для ведения фермерского хозяйства — нужен транспорт, на котором крестьянин сможет разрабатывать свою землю, нужны финансовые вложения в свой земельный участок — покупка семян, удобрений, поголовья животных, которых фермер намерен вырастить, также — нужен строительный материал для создания своего хозяйства, а еще необходима возможность ремонтировать свою технику. А кроме этого всего — нужен стабильный рынок сбыта своей продукции, именно этот рынок будет давать доход фермеру, и именно этот рынок должен будет развивать фермерское хозяйство, и кормить семью самого фермера.

В развитии сельского хозяйства в стране автор предлагает опреться на частного собственника, так в частности он пишет следующее:

« Вообще по сравнению с колхозами - личная аренда, и не от колхозов, а от местного самоуправления, несомненный шаг к улучшению нашего сельского хозяйства. В норме, установленной для данной местности (в соответствии с кадастром) - аренда пожизненная и с неограниченной передачей по наследству; с отобранием участка лишь в случае небрежного землеуходства, но не от болезни семьи арендатора; с правом добровольного отказа от участка - и в этом случае оплатой арендатору того, что он вложил в землю и возвел на ней. И для всего этого совсем не нужен специальный административный аппарат над арендаторами: подобные случаи не будут многочисленны, и с ними управится местное земство».

Также, Солженицын предостерегает общество от того, чтобы землю отдавали в частное пользование бездумно. Он говорит о строгих ограничениях, которые должны регулировать раздачу земли крестьянам, ограничить доступ крупных спекулянтов или на подставных лиц к владению земельными участками.

Интересны еще мысли о земле, высказываемые здесь же Солженицыным, так, он пишет: - « Покупка земли должка производиться со льготами многолетней рассрочки, и в налогах тоже. Ограничение земельного участка предельными (для данной местности) размерами - само по себе никак не стесняет трудового смысла и трудовой свободы. Напротив: усилия каждого хозяина будут направлены не на широту владения, а на улучшение обработки, интенсивность методов. Что наши люди могут при этом - и в самых изнудительно-враждебных стеснениях от власти - творить чудеса, уже показано на крохотных приусадебных клочках, кормивших страну придутой колхозной системе».

Александр Солженицын предлагает наделить землей всех желающих, говоря о том, что не в объеме земельного участка все дело, а в способности самого человека организовать получение своего урожая. Я считаю, что мысли Солженицына о земле интересны для нас, ведь именно нашим поколениям предстоит поднимать сельское хозяйство в стране, отстраивать запущенные и покинутые сельские пункты, вновь обживать обезлюдевшие деревни и села — аж, средней полосы нашей страны. Все это предстоит совершить нашей русской нации уже в скором будущем, если мы и дальше хотим быть нацией, и нацией сильной.

К главе «Хозяйство»

Данная глава начинается словами Столыпина: - «Нельзя создавать правового государства, не имея прежде независимого гражданина: социальный порядок первичней и раньше всяким политических программ».

Мысли Столыпина о независимом гражданине, являющимся независимым частным собственником, тесно переплетаются с сегодняшней программой и теорией Национально — Демократической партии, которая, также, делает ставку в своей политической деятельности на средний класс наших граждан страны — материально независимых собственников.

Здесь же Солженицын отмечает, что не бывает независимого гражданина без частной собственности.

Солженицын предлагает дать простор здоровой частной инициативе, поддерживать и защищать все виды мелких предприятий. Он отмечает, что именно на мелком и среднем бизнесе и вырастет наша экономическая самодостаточность. Однако, писатель предупреждает, что необходимо «твердо ограничить законами возможность безудержной концентрации капитала, ни в какой отрасли не дать создаваться монополиям, контролю одних предприятий над другими. Монополизация грозит ухудшением товаров - фирма может позволить себе, чтобы спрос не угасал, выпускать изделия недолговечные. Веками гордость фирм и владельцев вещей была неизносность товаров, ныне (на Западе) - оглушающая вереница все новых, новых кричащих моделей, а здоровое понятие РЕМОНТА - исчезает: едва подпорченная вещь вынужденно выбрасывается и покупается новая - прямо напротив человеческому чувству самоограничения, прямой разврат».

Интересны также взгляды Солженицына на кредитные организации, он пишет: - «Банки нужны как оперативные центры финансовой жизни, но - не дать им превратиться в ростовщические наросты и стать негласными хозяевами всей жизни».

Александр Солженицын в данной главе прямо говорит о том, что ценою нашего выхода из коммунизма не должна быть кабальная раздача иностранным капиталистам ни наших недр, ни поверхности нашей земли, ни, особенно — лесов. Автор отмечает, что иностранный капитал будет литься в нашу страну тогда, когда обнаружит у нас для себя высокую прибыльность.

Однако, опять же, по поводу привлечения иностранного капитала в нашу страну, Солженицын предостерегает русское общество:

«Но не заманивать к нам западный капитал на условиях, льготных для него и унизительных для нас, только придите и володейте нами - этой расторговли потом не исправить, обратимся в колонию. (Хотя: за советские три четверти века мы и скатились на уровень колонии, а какой же иной?..) Допускать его - в твердом русле: чтобы вносимое им экономическое оживление не превышалось ни уносимой прибылью, ни разорением нашей природной среды. Тогда и мы ускорим наше качественное выравнивание с развитыми странами».

Далее, автор «Как нам обустроить Россию» в данной главе рассуждает о справедливой оплате труда, котрая неминуемо повысит производительность и качество производимой продукции. Так, Солженицын замечает, что пока русский производитель не сможет конкурировать с иностранным производителем, нужно обходиться силами внутреннего рынка.

Отмечаю, что такие рассуждения Солженицына могут говорить нам о том, что он в своих проектах «устанавливает» правило, при котором ставка делается на развитие отечественного производителя, который обеспечивает своей продукцией население страны, порождает для этого населения рабочие места и обеспечивает свое государство налогами со своей прибыли.

Тут же я отмечу, что именно указанное выше правило, было нарушено сегодняшним руководством страны — государство игнорирует создание среднего класса в стране, не дает встать на ноги отечественному производителю и, встроившись в мировую экономическую модель, ввергает нашу страну в экономическую зависимость от иностранных кампаний.

К главе «Провинция»

Солженицын о провинции:

« Вся провинция, все просторы Российского Союза (Нового государства — по Солженицыну) вдобавок к сильному (и все растущему по весу) самоуправлению должны получить полную свободу хозяйственного и культурного дыхания. Наша родина не может жить самоценно иначе, как если укрепятся, скажем, сорок таких рассеянных по ее раскинутости жизненных и световых центров для своих краев, каждый из них - средоточие экономической деятельности и культуры, образования, самодостаточных библиотек, издательств - так чтобы все окружное население могло бы получать полноценное культурное питание, и окружная молодежь для своего обучения и роста - все не ниже качеством, чем в столицах. Только так может соразмерно развиваться большая страна».

Здесь, Александр Солженицын предлагает создать по всей стране развитые провинции — города, которые в себе сосредоточат экономическую мощь, культурную составляющую, высокий образовательный уровень и многое другое. В свою очередь, эти культурные и экономические региональные центры, находящиеся в каждом регионе нашей страны, будут повсеместно возраждать экономику и культуру на местах.

Автор видит возраждение страны с самых ее низов.

К главе «Семья и школа»

Писатель Солженицын пишет о многобедственном положении русских женщин, о падении рождаемости и болезненности детей, а также — об ужасном состоянии детских садов и родильных домов. Он с горестью отмечает тот факт, что наша семья практически перестает существовать, замечая, что болезнь семьи является становой болезнью государства.

Автор выражает такую мысль, что женщина должна вернуться в семью для полноценного воспитания подрастающего поколения, а мужчина должен иметь такой заработок чтобы его финансовых средств хватало на содержание всех членов его семьи. Однако, тут же Александр Солженицын оговаривается, что современная ситуация не располагает к тому, чтобы женщина могла бы не работать, так как в стране намеччается высокая безработица.

(Я отвлекусь, и скажу, что читая Солженицына «Как обустроить Россию», и сравнивая его мысли с современным состоянием дел в нашей стране, прихожу к удручающему выводу — кризис у нас сменяется другим кризисом, и не видно конца всем этим изменениям в их уродливых формах).

Разговор в главе идет и о школьном образовании. Так, автор пишет, что за 70 лет советской власти школа редко выпускала знающих людей а если и выпускала, то только с частичными знаниями предметов. Солженицын пишет, что новому провинциальному Ломоносову у нас не пробиться.

Так, Солженицын пишет, что школа наша давно плохо учит и дурно воспитывает молодежь, и недопустимо потому, чтобы должность классного руководителя была почти не оплачиваемым бременем на шее учителя.

Также, отмечается, что учебная литература по гуманитарным предметам обречена на переработку или уничтожение, кроме того — Солженицын выступает категорически против того, чтобы школьникам вдалбливали атеистические взгляды на жизнь.

Здесь, я думаю, Солженицын принципиально выступает против всякого навязывания школьнику идей происхождения мира — Солженицын стоит на позиции свободного выбора человека, человек сам решает то, каких представлений он должен придерживаться, это касается и атеизма, и религиозных учений.

А что же пишет Солженицын об самих учителях? Какое у него к ним отношение? А вот здесь и будут кстати слова самого Александра Исаевича:

« А начинать-то надо еще и не с детей - а с учителей, ведь мы их-то всех забросили за край прозябания, в нищету; из мужчин, кто мог, ушли с учительства на лучшие заработки. А ведь школьные учителя должны быть отборной частью нации, призванные к тому: им вручается все наше будущее. А - в каких институтах мы учили нынешних, и какой идеологической дребедени? Начинать менять, спасать истинные знания - надо с программ институтских».

Здесь же, Александр Солженицын отмечает, что не должно быть самоуправства в платных школах, которых стоит в скором времени ожидать множество — напоминаю дорогому читателю, что Солженицын писал свой труд еще во времена СССР, где еще не было платных школ и колледжей. Солженицын предлагает школьные учреждения поставить под контроль местного самоуправления — земских органов образования.

Солженицын с тревогой говорит о молодежи, которая растет если уж не в сторону преступности, то в сторону неосмысленного варварского подражания чему — то заманчивому и чужому.

Далее - «железный занавес» отгараживал советского человека от многих хороших вещей, например — от гражданской нестесненности, уважения к личности, разнообразия личной деятельности, от всеобщего благосостояния, от благотворительных движений. Но, здесь же и отмечается автором, что «тот «железный занавес» не доходил до самого-самого низу, и туда подтекала навозная жижа распущенной опустившейся "поп-масс-культуры", вульгарнейших мод и издержек публичности - и вот эти отбросы жадно впитывала наша обделенная молодежь: западная - дурит от сытости, а наша в нищете бездумно перехватывает их забавы. И наше нынешнее телевидение услужливо разносит те нечистые потоки по всей стране» («Как обустроить Россию — А.Солженицын).

Автор отмечает, что все возражения против вышеуказанного образа жизни, считались дремучим консерватизмом. Однако, в данном труде в отношении зарубежных информационных нечистот приводится опыт Израиля, в котором евреи заявили следующее: - «Ивритская культурная революция была совершена не для того, чтобы наша страна капитулировала перед американским культурным империализмом и его побочными продуктами", "западным интеллектуальным мусором".

К главе «Все ли дело в государственном строе»

«Приходится признать, что весь 20 век жестоко проигран нашей страной: достижения, о которых трубили, все - мнимые. Из цветущего состояния мы отброшены в полудикарство. Мы сидим на разорище. Сегодня у нас горячо обсуждается: какое государственное устройство нам отныне подходит, а какое нет - а этим, мол, все и решится. И еще: какая б новая хлесткая партия или "фронт" нас бы теперь повели куспехам» - так описывает эпоху заката советской системы Александр Солженицын.