*1386. О пользе неравенства

[Владимир Назаров]

http://www.forbes.ru/ekonomika-colum...ze-neravenstva

Неравенство в доходах населения может способствовать развитию экономики. Почему в России это не работает?

30 марта 2011 13:45

Автор — заведующий лабораторией межбюджетных отношений Института экономической политики им. Е. Т. Гайдара

Во вторник в Ново-Огарево премьер Владимир Путин обсудил с руководителями экспертных групп «Стратегию-2020». Ее окончательный вариант должен быть готов к концу года. Вадим Назаров рассуждает об одной из проблем стратегии — проблеме неравенства в России.

В экспертной группе по подготовке предложений по актуальным проблемам стратегии социально-экономического развития России на период до 2020 года «Сокращение неравенства и борьба с бедностью» не утихают споры относительно влияния неравенства на экономическое развитие.

Одни эксперты считают, что слишком большое неравенство доходов населения препятствует экономическому росту, тогда как другие придерживаются точки зрения, что неравенство — один из важнейших стимулов, побуждающих человека к развитию. И следовательно, оно ускоряет экономический рост. Михаил Локшин, наш коллега из Всемирного банка, предложил довольно занятные аргументы в пользу обеих точек зрения. Давайте рассмотрим, насколько эти аргументы (они выделены курсивом) применимы к России.

Доводы против неравенства

1. Богатые предпочитают инвестировать в роскошь и «заграницу».

Действительно, объем оттока капитала из России впечатляет, а покупка дворцов и яхт российской элитой за рубежом раздражает обывателей. Приобретение особняков в Лондоне и строительство яхт на немецких верфях вряд ли стимулирует рост российской экономики.

2. Высокое неравенство может сдерживать накопление человеческого капитала бедными слоями населения.

Пока проявление этого фактора в России нельзя оценить в полной мере. С одной стороны, качественное здравоохранение часто недоступно и за очень большие деньги: богатые и бедные практически одинаково беспомощны «в колесе российского здравоохранения». Высшее образование, пожалуй, избыточно доступно: в последние годы число поступивших в вузы чуть ли не превышает число окончивших школу. С другой стороны, доступ к действительно качественному образованию во многом ограничен. Кроме того, усиление государственного вмешательства в экономику способствует тому, что «аристократия денег и профессиональных навыков» постепенно заменяется «аристократией блата», когда по-настоящему хорошую карьеру могут сделать в большей степени люди, встроенные в систему, а не «таланты с улицы». Неслучайно среди молодежи растет желание жить и умереть в «Газпроме», а не открыть свой собственный бизнес. Однако «Газпрома» на всех не хватит.

3. Обычно самые бедные группы населения потребляют товары первой необходимости местного производства. Средний класс расширенно потребляет услуги по увеличению человеческого капитала (образовательные, медицинские, рекреационные и т. п.), которые, как правило, также массово производятся внутри страны. Таким образом, рост доходов бедных увеличивает спрос на отечественную дешевую продукцию, а рост доходов среднего класса способствует постиндустриальному развитию экономики.

В России этот тезис справедлив лишь отчасти. Богатые и бедные активно потребляют импорт, только из разных стран. Неслучайно замедление инфляции в феврале 2011 года было обусловлено, в том числе, удешевлением импорта за счет укрепления рубля. Что касается потребления средним классом услуг по увеличению человеческого капитала, то важен не только спрос на эти услуги, но и их предложение: низкое качество образования, некоторых медицинских услуг и рекреации приводят к тому, что даже не очень богатые люди предпочитают учиться, лечиться и отдыхать за границей.

4. Высокое неравенство может вести к политическому неприятию населением существующей ситуации и обращению властей к популистским политическим решениям (раздутие социальных расходов и увеличение налогов на доходы), что может негативно отразиться на экономическом росте.

Скорее всего, это так. Правда, неочевидно, какое именно неравенство более всего раздражает россиян — в доходах, имуществе, карьерных возможностях, доступе к бюджетным услугам или неравенство перед законом. Чего больше жаждет российское общество — прогрессивных налогов или запрета «мигалок» для чиновников?

Доводы в пользу неравенства

1. Склонность к сбережению среди богатых слоев населения выше, чем среди бедных. Если темпы экономического роста коррелируют с долей сберегаемого (инвестируемого) национального дохода, тогда экономики с более высоким уровнем неравенства будут развиваться быстрее, чем экономики с более равномерным распределением по доходам.

Пока этот аргумент в России работает плохо — богатые граждане вывозят капитал.

2. Неделимость инвестиций: развитие новых производств, инновационных проектов имеет высокие входные издержки. Чтобы предприниматели были способны покрыть такие издержки, богатство должно быть в значительной степени сконцентрировано.

Аргумент работает плохо: основным препятствием для создания собственного бизнеса в России является не низкая концентрация капитала, а, по выражению одного предпринимателя, «страх, что налетят стервятники и все заберут».

3. Сложно достигнуть высокой производительности труда без существенного неравенства в заработках. Неравенство на рынке труда необходимо для привлечения лучших специалистов в отрасли.

Неравенство заработных плат в России высоко, а производительность труда в четыре раза ниже, чем в Европе. Уровень доходов определяется не столько производительностью труда, сколько приобщенностью к дележу «сырьевой ренты».

Подведем итоги. Экономическая теория позволяет нам привести аргументы и в пользу положительного влияния неравенства на экономический рост, и против него. Однако в России эти аргументы искажаются тем, что основной «водораздел» проходит не между богатыми и бедными, а между теми, кто извлекает выгоду из низкого качества российских институтов, и теми, кто несет на своих плечах бремя их неэффективности. В России многие богатые наравне с бедными страдают от низкого качества институтов (только у богатых больше возможностей от этих институтов убежать). И те и другие поступают так, будто не верят в настоящее и будущее нашей страны:

1) богатые и даже представители среднего класса выводят капитал за границу, готовят себе запасные аэродромы не только в виде миллиардов долларов в офшорах, но и в виде достаточно скромного жилья в Болгарии или Испании;

2) богатые, средний класс и бедные более склонны потреблять импорт, нежели покупать российские товары и услуги;

3) бедные практически не имеют возможностей эффективно вложить средства в развитие собственного бизнеса или развитие человеческого капитала.

Таким образом, на мой взгляд, беда России не в имущественной пропасти между богатыми и бедными, а в том, что большая часть населения не верит в будущее нашей страны. У людей нет уверенности:

— в рубле и российских банках (на фоне восстановления экономики после кризиса, укрепления рубля и дорожания нефти капитал бежит из страны);

— в том, что если работать много, можно заработать на достойное существование (лишь 34% россиян готовы к активному поиску дополнительных заработков);

— в том, что можно рискнуть и начать свой бизнес, а не жаловаться на начальников и «масонский заговор» (лишь 2% россиян надеются, что в этом году они улучшат свое материальное положение за счет доходов от частного бизнеса);

— в российском правосудии и правоохранительной системе (согласно опросу, проведенному ЦСР, лишь 22% россиян доверяют судебной системе, полиции — 19%).

Путь к исправлению ситуации — не прогрессивный подоходный налог, а построение правового демократического государства. Только установив равенство всех перед законом, можно рассчитывать на получение дивидендов в виде ускоренного экономического роста как при усилении имущественного расслоения, так и при выравнивании доходов граждан. Без правового государства равенство возможно только в нищете, а богатство всегда будет риском «привлечь стервятников».

Автор — заведующий лабораторией межбюджетных отношений Института экономической политики им. Е. Т. Гайдара

[Владимир Назаров]

http://www.forbes.ru/mneniya-column/...lema-ili-sudba

Стоит ли бороться с неравенством экономическими методами
| 21 февраля 2011 15:40
Автор — заведующий лабораторией межбюджетных отношений Института экономической политики им. Е. Т. Гайдара

Недавно я возглавил одну из экспертных групп по подготовке предложений по стратегии социально-экономического развития России на период до 2020 года — «Сокращение неравенства и борьба с бедностью». Не считая себя лучшим специалистом в России по этому вопросу, я вижу свою основную задачу в модерировании дискуссии, а также в «финансовом дизайне» тех предложений, которые выдвинут ведущие российские и зарубежные специалисты. Хороший модератор — это одновременно диспетчер и провокатор. Он стимулирует дискуссию и бдительно следит за тем, чтобы она всегда находилась в формате, удобном для всех ее участников. Лучше всего обе задачи решаются, когда изначально задаются идеологические развилки для дискуссии. Итак, начнем с неравенства. Сформулируем тезис и антитезис.

Тезис. Неравенство — это важнейшая экономическая проблема, которую можно и нужно решать экономическими методами.

Экономический рост сам по себе недостаточен для повышения уровня жизни населения. В ряде теоретических моделей показывается, что с учетом накопления и наследования имущества неравенство неограниченно возрастает. Рост неравенства, не сдерживаемый прогрессивными налогами и другими способами перераспределения доходов, приводит к существенному увеличению доходов богатых и обнищанию практически всего остального населения. Следовательно, государство должно так распределить эффекты экономического роста, чтобы отдельные группы населения не имели значительных преимуществ перед другими. В одном из исследований Мирового банка показано, что высокое неравенство препятствует экономическому росту и прогрессивным преобразованиям институтов.

У меня, правда, есть к этому исследованию одно замечание: в эконометрических расчетах существует значительная свобода в интерпретации причинно-следственных связей. Из одних и тех же расчетов можно сделать совершенно разные выводы. Так, в случае исследования Мирового банка можно сделать и другой вывод: плохие институты (в частности, высокий уровень коррупции) тормозят экономический рост и усиливают неравенство (коррупционную ренту получает ограниченный круг людей). То есть первичны институты, а не дифференциация граждан. Но вернемся к формулировке нашего тезиса.

Неравенство — главная проблема российского общества, и пытаться решить ее можно следующими мерами: прогрессивный подоходный налог, налог на наследство, увеличение социальной помощи беднейшим слоям населения.

Антитезис. Неравенство — это экономическая неизбежность, решение проблемы находится в сфере религии и философии.

Равенство как экономическая категория — это утопия. Можно выделить по крайней мере семь причин неизбежности неравенства:

1) от рождения люди наделены разными способностями;

2) люди получают разное наследство, они не могут выбирать, в какой семье им родиться — банкиров или рабочих;

3) люди получают разное образование: ребенок, родившийся в богатой семье, имеет больше шансов получить превосходное образование и, соответственно, профессию, приносящую высокий доход, нежели дитя в бедной многодетной семье;

4) существуют трудоголики: они жертвуют всем ради работы и, соответственно, добиваются более высоких результатов и заработков;

5) некоторым людям просто везет;

6) первооткрыватели и собственники успешных технологических и управленческих решений получают сверхприбыль, так как результаты их труда могут легко тиражироваться по всему миру. В Средневековье посредственный актер или горшечник зарабатывали лишь в несколько раз меньше, чем мастера своего дела. Научно-технический прогресс резко расширил круг так называемых масштабируемых профессий (об этом очень красочно написал Нассим Талеб в книге «Черный лебедь»). Это неизбежно приводит к усилению расслоения: Билл Гейтс в миллионы раз богаче, чем рядовой программист; гонорары голливудских звезд несопоставимы с заработками актеров шпалозаводского театра в Парабельском районе Томской области (хотя последние, может быть, не менее талантливы);

7) люди отличаются по восприятию жизни. Даже если мы построим «Город солнца», где всего у всех будет поровну, все равно кто-то будет доволен, а кто-то захочет больше или чего-то другого. Равенство субъективных оценок своего уровня жизни недостижимо.

Таким образом, равенство не может быть критерием экономической политики, оно достижимо лишь в сфере нравственности и только в двух случаях:

1) если сделать из человечества «муравейник» (говоря языком Достоевского), то есть лишить людей человечности, сделать их одинаковыми винтиками общественно-производственной машины без личностной оценки этой машины и производимых ею благ;

2) если в обществе будет доминировать религиозное понимание жизни, в рамках которого главным благом становится Царствие Божие, не зависящее от производственной функции общества. Функция полезности граждан религиозного общества максимизируется нерукотворным благом бессмертия, в сравнении с которым все остальные блага имеют ничтожную стоимость. В этом случае различные люди одинаково счастливы, если уповают на Царствие Небесное, и одинаково спокойно относятся к дифференциации материальных благ. Они имеют низкую стоимость в сравнении с возможностью трудиться, реализовывать таланты, данные Богом. В религиозном обществе право свободного вероисповедания и поступков по совести автоматически обозначает всеобщее равенство.

Итак, вопрос о равенстве — это не вопрос экономической теории, это вопрос религии и философии. В экономической же жизни основной акцент делается на создании стартовых условий для всех и на стимулировании экономической активности. Плоский и низкий подоходный налог, отсутствие налога на наследство, низкие страховые взносы усилят стимулы к труду, склонность к предпринимательскому риску и накоплению. Люди будут эффективнее работать и больше зарабатывать. В результате у общества в целом появятся дополнительные финансовые и временные ресурсы, которые могут быть направлены на его духовное развитие.

Каким будет синтез этих противоположностей, покажет дальнейшая дискуссия.

Автор — заведующий лабораторией межбюджетных отношений Института экономической политики им. Е. Т. Гайдара

[Владимир Назаров]

http://www.forbes.ru/ekonomika-colum...aloga-v-rossii

5 доводов против введения прогрессивного подоходного налога
Отмена плоской шкалы налогообложения сделает бедных беднее, инвесторов пугливее, судебные издержки выше

09 марта 2011 21:20

Автор — заведующий лабораторией межбюджетных отношений Института экономической политики им. Е. Т. Гайдара

Недавно состоялось первое заседание экспертной группы «Сокращение неравенства и борьба с бедностью», посвященное подготовке предложений по актуальным проблемам стратегии социально-экономического развития России на период до 2020 года. С большим удивлением я обнаружил, что одной из главных тем дискуссии стал вопрос о введении прогрессивного подоходного налога в России, призванного снизить уровень неравенства в доходах граждан. Многие эксперты в области изучения бедности разделяют эту идею — попробую им возразить.

Во-первых, отказ от плоской шкалы НДФЛ в России противоречит одному из принципов государственного управления — постоянству правил игры. Нарушение многократных обещаний президента и правительства не менять ставку НДФЛ приведет к еще большему росту недоверия бизнеса к власти, оттоку иностранных инвестиций и бегству отечественного капитала за границу. Хотя решение о повышении страховых взносов в 2011 году и доминирование «силовой бюрократии» в определении правил делового оборота уже сеяли массовое недоверие к перспективам развития страны, вряд ли стоит усугублять эту ситуацию введением прогрессивного НДФЛ. Бедным не станет лучше, если уменьшится поток инвестиций: будет меньше новых производств и новых рабочих мест.

Во-вторых, прогрессивная шкала НДФЛ приведет к тому, что богатые территории станут значительно богаче (НДФЛ поступает в региональные и местные бюджеты). Вряд ли людям с невысокими доходами в Амурской области станет лучше, если бюджет Москвы получит дополнительные миллиарды. Это усилит межрегиональную политическую напряженность, для снятия которой центру, возможно, придется частично перевести НДФЛ в федеральный бюджет, что негативно скажется на развитии федерализма в России.

В-третьих, плоская шкала налогообложения снижает административные и судебные издержки (даже в развитых странах они составляют около 5% от налоговых сборов). Введение прогрессивной шкалы потребует практически 100-процентного охвата экономически активного населения обязанностью самостоятельно декларировать доходы. Вы получаете зарплату в нескольких местах? Ваши проценты по депозиту выше ¾ ставки рефинансирования ЦБ? Продали паи инвестиционного фонда? Сейчас со всех этих доходов ваши налоговые агенты удерживают 13%, беря на себя все общение с налоговиками. Введение прогрессивного НДФЛ потребует от вас самостоятельно учитывать доходы из различных источников, складывать их, оформлять налоговую декларацию и (если что не так) объяснять налоговикам, что вы не верблюд. Пока ни наши граждане, ни налоговая служба не готовы к такой бурной деятельности. Очевидно, что рост затрат общества на налоговое администрирование вряд ли поспособствует улучшению материального положения наименее обеспеченных слоев населения.

В-четвертых, введение прогрессивной ставки НДФЛ приведет к уклонению от налогов. Справедливость этого тезиса доказывается тем, что налоговая реформа 2000-х годов привела к массовому выходу из тени доходов. После снижения предельной ставки НДФЛ поступления выросли на 0,7-0,8% ВВП. Более того, введение плоской шкалы привело к увеличению прогрессивности налогообложения за счет того, что многие богатые граждане перестали уклоняться от уплаты налога. При повышении подоходного налога возможен обратный процесс: богатые люди начнут интенсивнее уклоняться от налогов, объем поступлений снизится, а основное налоговое бремя ляжет на средний класс. В результате при введении прогрессивной ставки НДФЛ налог с ростом доходов будет увеличиваться даже меньше, чем сейчас. Вряд ли бедным станет лучше от того, что богатые будут уклоняться от налогов (а они это умеют).

В-пятых, прогрессивная шкала подоходного налога вносит более сильные искажения в функционирование рыночной экономики в виде увеличения безработицы, сокращения стимулов к труду и уменьшения инвестиций, нежели плоская шкала. На это можно возразить: если плоская шкала так экономически выгодна, почему в большинстве стран действует прогрессивная шкала? Может быть, российские власти просто не умеют и не хотят учиться администрировать прогрессивный НДФЛ? Отчасти это так. Нынешнее состояние институтов, в том числе и фискальных, неуверенность граждан в целевом использовании налоговых сборов сильно отличают нашу страну от многих государств, где действует прогрессивная шкала НДФЛ, и являются объективными препятствиями для ее введения.

Преобладание прогрессивных налоговых ставок в развитых и развивающихся странах отнюдь не является приговором плоской шкале НДФЛ. Плоская шкала подоходного налога существует в Албании, Болгарии, Гернси, Гонконге, Грузии, Джерси, Исландии, Казахстане, Киргизии, Латвии, Литве, Македонии, Монголии, России, Румынии, Словакии, Украине, Чехии, Эстонии. В крупных странах, где субъектам Федерации предоставлена бюджетная свобода на региональном уровне, — например, в канадской провинции Альберта, а также в отдельных штатах США: Иллинойсе, Индиане, Массачусетсе, Мичигане и Пенсильвании — введена плоская шкала подоходного налога.

Докризисный опыт проведения налоговых реформ в развитых странах свидетельствует о постепенном переходе к плоской шкале подоходного налога: со временем налоговая база расширяется при снижении предельных ставок. Невозможность резкого перехода к плоской шкале в большинстве стран объясняется двумя причинами:

1) значительной долей налога на доходы физических лиц в доходах бюджетов развитых государств и, соответственно, высокими фискальными рисками проведения резкой реформы в данной сфере;

2) невозможностью достижения политического консенсуса по этому вопросу.

Именно политическими мотивами объясняется отход от докризисного курса на «уплощение» подоходного налога в США и Великобритании, где недавно были увеличены предельные ставки. Огромные финансовые вливания в спасение банковского сектора, сопровождавшиеся скандалами с выплатой бонусов руководству финансовых институтов, на фоне роста безработицы и падения доходов населения потребовали политической легитимации антикризисной политики в виде увеличения налогового бремени на богатых. Однако вряд ли «пожарные меры», принимаемые в некоторых развитых странах, должны становиться долгосрочными ориентирами для развития российской налоговой системы.

Не стоит воспринимать плоскую шкалу подоходного налога как панацею или обязательное условие для экономического роста. Это эффективный экономический инструмент, но только один из многих. Плоский НДФЛ не заменит эффективную судебную систему, отсутствие коррупции и хорошие дороги. Но если у нас есть это преимущество перед многими нашими конкурентами, зачем от него отказываться? Тем более что таких конкурентных преимуществ у нашей страны не так уж и много. Страна, чья экономика конкурентоспособна на мировой арене, только и может рассчитывать на быстрый рост доходов наименее обеспеченных слоев населения.

Автор — заведующий лабораторией межбюджетных отношений Института экономической политики им. Е. Т. Гайдара

[Частный корреспондент]

http://www.chaskor.ru/article/tupiki..._sistemy_23739

Екатерина Кац вторник, 14 июня 2011 года, 15.02

9 июня 2011 года в Мадриде прошла презентация секции «Богатые и бедные: где справедливость?» Мирового политического форума

Эксперты из России, Испании и США обозначили своё видение решения проблем социального неравенства внутри государства и в масштабе мировой политики, представив доклады о стратегиях экономического развития, управлении конфликтами и кризисами, модернизации подходов к общему и профессиональному образованию, стимулированию предпринимательской активности и формированию современного — устойчивого и справедливого — социального порядка.

Подготовительная встреча в Мадриде была организована исполнительной дирекцией Мирового политической форума (с российской стороны) и бизнес-школой Института предпринимательства (с испанской стороны).

В ней участвовали: Александр Кузнецов, чрезвычайный и полномочный посол Российской Федерации в Королевстве Испания и Княжестве Андорра; Валерий Фадеев, директор Института общественного проектирования, член совета Общественной палаты Российской Федерации по экономическому развитию и поддержке предпринимательства; Татьяна Алексеева, профессор, заведующий кафедрой теории политики МГИМО (У) Министерства иностранных дел Российской Федерации; Владислав Иноземцев, руководитель исполнительной дирекции Мирового политического форума; Сантьяго Инигез де Озоньо, декан бизнес-школы Института предпринимательства (Испания); Мануэль Монтес, глава отдела анализа и развития Департамента по экономическим и социальным вопросам ООН (США); Джеффри Соммерс, профессор Стокгольмской школы экономики в Риге, профессор Университета Милуоки (США); сотрудники и студенты бизнес-школы Института предпринимательства, представители российских и испанских средств массовой информации.

Руководитель Центра исследований постиндустриального общества Владислав Иноземцев, поддержав инициативы по Сколково и создание «Роснано», сделал акцент на развенчание «реального веса» гигантов новой экономики, обратив внимание аудитории на то, что Microsoft по объёму продаж в пять раз уступает Toyota, а Google примерно так же отличается от Siemens. Г-н Иноземцев призвал к реиндустриализации экономики России, подкрепив свой тезис впечатляющими данными о росте производства цемента и грузовых автомобилей в Китае по сравнению с Россией.
Просветительский прорывВалерий Фадеев, модератор секции «Богатые и бедные: где справедливость?», открывая дискуссию, обозначил проблемы, характерные для большинства современных государств и оказывающие прямое влияние на социальный климат как внутри государства, так и в масштабе современного мира. По словам модератора, ряд решений, направленных на развитие социальных систем и разработанных ещё в середине ХХ века, уже изжили себя и требуют переосмысления и существенной модернизации. Другие идеи и прогнозы не получают своего подтверждения, и общества, вопреки ожиданиям, не становятся более устойчивыми и социально справедливыми.

Так, по мнению Фадеева, в современных государствах сложилась тенденция к «размыванию среднего класса». Особенно это стало заметно в США после мирового финансового кризиса. Всё больше людей уходит в низшие слои по доходам. Чем это будет компенсироваться? Какой будет социальная структура через 10—15 лет? Произойдёт ли возврат к старой структуре, или она будет принципиально иной?

Переоценки и модернизации требует система социального обеспечения, прежде всего система здравоохранения и пенсионная система. Идеологи системы пенсионного обеспечения не предполагали, что она разрастётся до таких размеров, что фактически перестанет быть адекватной мерой поддержки граждан старшего возраста современных государств.

Не получил своего подтверждения и прогноз Дж. Кейнса об изменении социальной системы по достижении уровня ВВП на душу населения планки в 40 тыс. долларов в год, когда активная часть населения сможет работать на ближнего, увеличивая тем самым уровень социального обеспечения нетрудоспособных граждан.

По мнению экспертов подготовительной встречи в Мадриде, эти и другие проблемы — тупики социальной системы современных государств, которые требуют обсуждения и выработки новых решений, адекватных реалиям современного мира и способных вывести современные общества на новый уровень социального развития.

Модератор секции «Стандарты демократии и многообразие демократического опыта» президент Фонда эффективной политики Глеб Павловский заинтриговал присутствующих на пресс-конференции журналистов своими неожиданными выводами насчёт взаимосвязи между демократией и инновационным развитием. На его взгляд, понятия «демократия» и «развитие» — неоднозначные. Так как сама по себе демократия не гарантирует прогресс.
Совместимы ли демократия и модернизация?Декан мадридской бизнес-школы Института предпринимательства Сантьяго Инигез де Озоньо полагает, что при помощи образования можно сократить пропасть между богатыми и бедными. По его мнению, образование — это катализатор, позволяющий выйти на рынок труда и развивать граждан в самом широком смысле этого слова. Г-н Инигез де Озоньо уверен, что любой молодой человек, вне зависимости от места проживания и уровня доходов, должен иметь право на получение качественного образования и в этом ему могут помочь современные технологии дистанционного образования, которые следует развивать и поддерживать в ведущих мировых школах. Существенным фактором, стимулирующим дух предпринимательской активности молодёжи, наряду с доступным образованием, декан бизнес-школы считает обучение школьников основам предпринимательства, а в более старшем возрасте — предоставление молодым людям микрокредитов на профессиональное образование и открытие собственного дела.

В ходе обсуждения вопросов образования эксперты обозначили такие проблемы, как недоступность ряда ведущих преподавателей для других вузов и критическое отношение к Болонской системе профессионального образования со стороны работодателей. Г-н Инигез де Озоньо высказал предложение, что эффективному обмену педагогами может способствовать международная биржа преподавателей, которая позволит более эффективно привлекать нужных специалистов для работы со студентами, а недоверие работодателей к бакалаврам как к подготовленным специалистам поможет снизить целенаправленная разъяснительная работа вузов и система международной аккредитации университетов.

Руководитель исполнительной дирекции Мирового политического форума Владислав Иноземцев в своём выступлении высказал сомнения в том, что высшее образование может быть реальным инструментом, который поможет улучшить мир, поскольку хорошее образование по-прежнему остаётся уделом обеспеченных граждан. Соответственно, возможности для получения высокооплачиваемой работы после получения качественного образования остаются у того социального слоя, который может себе позволить такое образование. Также у г-на Иноземцева вызвал сомнение тезис о реальности расширения возможностей для разных слоёв общества посредством дистанционного образования: «Интернет хорош для информации, но не для знаний. Информация доступна, тогда как в обществе преобладает недостаток знаний. Есть разница между доступом к информации и доступом к знаниям. Что же улучшать: грамотность или знания?»

Мануэль Монтес в своей презентации коснулся вопросов достижения социальной устойчивости в обществе через решение существующих проблем в экономических стратегиях современных государств и предложил механизмы борьбы против неравенства. По его мнению, глобализация становится реальной угрозой для современных государств и их граждан. Для поступательного развития правительствам стран следует аккумулировать необходимые средства и систематически инвестировать их в соответствии с разработанными программами стратегического развития. Частному бизнесу, в свою очередь, следует активнее вкладывать деньги в венчурные проекты, которые могут принести большую финансовую отдачу. Для реализации такой политики необходимы структурная реформа систем государственного управления и пересмотр взаимоотношений государства и бизнеса.

Мнения и вопросы, прозвучавшие в ходе прошедшей дискуссии, станут отправными точками для дальнейшего обсуждения на заседании секции «Богатые и бедные: где справедливость?» Мирового политического форума в сентябре 2011 года в Ярославле.

[Николай Дзись-Войнаровский]

http://slon.ru/blogs/starcorr/post/536189/

Экономика счастья 21.02.11 | 21:46 RSS

Как общественное расслоение отравляет нашу жизнь и делает нас больными

[Фото: Fotolia/PhotoXPress.ru]
Среди крупных экономик по уровню неравенства Россия уступает только странам Латинской Америки. Коэффициент Джини, характеризующий неравномерность распределения доходов в обществе, в России составляет 0,42 (0 – все доходы распределены равномерно, 1 – все доходы в руках одного человека), а в Мексике – 0,46, в Бразилии – 0,59.

Но неравенство выражается не только в деньгах или статистических сводках. Оно приводит к повышенному выделению гормона кортизола и пониженному выделению окситоцина, говорится в исследовании Ричарда Уилкинсона и Кэйт Пикетт. Высокий уровень кортизола ухудшает иммунитет, а низкий уровень окситоцина ведет к недоверию. Окситоцин вообще называют «гормоном доверия» или «гормоном объятий», так как он выделяется у матери после родов и во время кормления, а повышение его уровня в крови увеличивает доверие к другим людям и – как следствие – ведет к созданию семейных пар.

Таким образом, российское общество – больное и недоверчивое не только на психологическом, но и на физиологическом уровне. Посмотрите на вены на своих руках: высокий коэффициент Джини буквально течет по ним и отравляет вашу жизнь.

Как же мы дошли до жизни такой? Страны Восточной Европы и СССР перед началом перехода от социализма к капитализму находились примерно в одинаковых экономических условиях: один общественный строй, близкий уровень неравенства и доходов. Однако сейчас в России коэффициент Джини приближается к уровню Латинской Америки. Вернее, распределение доходов и расходов у нас, как в англо-саксонских странах (например, коэффициент Джини в США – 0,41), а распределение собственности ближе к более неравномерному латиноамериканскому. После двух десятилетий реформ мы получили слабый средний класс, конфликт внутри элиты и сочетание неравенства с ресурсным проклятием. Даже наша политическая система, близкая к однопартийности, напоминает мексиканскую.

А вот в Восточной Европе коэффициент Джини сблизился с показателями Западной Европы. Сравните: Швеция и Чехия – 0,25, Украина – 0,27, Польша и Испания – 0,35.

Увы, переход России именно к латиноамериканской, а не западноевропейской модели неравенства во многом был предопределен, утверждают Леонид Григорьев и Алла Салмина в докладе «Неравенство в России в период трансформации». Российская приватизация была задумана таким образом, чтобы максимально быстро достичь точки, после которой возврат к коммунизму был бы невозможен. Поэтому, несмотря на ваучерную приватизацию, собственность оказалась в руках сравнительно небольшой группы людей. Этому способствовало и то, что в советской экономике предприятий было меньше, зато они были большие.

Второй фактор, определивший рост неравенства, – это вымывание среднего класса. Кризис в постсоветской экономике был глубже и дольше, чем в Восточной Европе (за 1989–1999 годы ВВП России сократился на 43%). Исчезали целые отрасли экономики вместе с рабочими местами, причем это были места среднего класса. Высокий уровень образования советских людей и открытые границы привели к тому, что многие представители советской средней прослойки эмигрировали за рубеж.

Если в России неравенство росло за счет исчезновения среднего класса, то в развитых странах все происходило в зеркальном отражении. Средний класс не подвергался потрясениям, зато беднели неимущие (за счет автоматизации неквалифицированного труда и переноса его в бедную Азию) и богатели те, кого младший Джордж Буш назвал «имущими» и «многоимущими».

В США доход богатейших 20% населения в 1970-х вырос на 14%, а беднейших – на 9%. В 1990-е годы богатейшие стали богаче на 27%, а беднейшие стали богаче только на 10%. Исследователи объясняют это действием двух факторов. Во-первых, в развитых экономиках увеличивается доля финансовых, медицинских и юридических услуг. Представители этих отраслей всегда зарабатывали немало, а теперь – еще больше. Во-вторых, распространение престижного потребления приводит к тому, что менее состоятельные люди тратят значительную часть дохода на модные гаджеты, одежду и посещение мероприятий, которые становятся модными, потому что их делают таковыми еще более богатые и знаменитые люди. Таким образом, начинается расслоение внутри высшего класса.

Экономическая стабилизация в России, видимо, приведет к тому, что рост неравенства по модели «лихих 90-х» заменится ростом неравенства по постиндустриальной модели. Одно остается неизменным: неравенство и дальше будет отравлять нам кровь.

[Частный корреспондент]

http://www.chaskor.ru/article/soli_o...ij_klass_24447
понедельник, 15 августа 2011 года, 12.30

// Reuters
Участник секции «Богатые и бедные: где справедливость?» Мирового политического форума-2011, бакалавр экономики Колледжа Беннингона, магистр международных отношений Университета Джона Хопкинса, соавтор книги «Реформирование партнерства: турецко-американские отношения в новой эре» о новом определении бедности, понятиях «бедный» и «богатый», политике Турции в вопросах борьбы с бедностью и о доминировании неолиберальной идеологии в современной экономике.

— Изменились ли за последние десятилетия понятия богатства и бедности? Кроется ли сегодня за понятиями «бедный» и «богатый» тот же смысл, который приписывался им 20 лет назад?
— Давайте посмотрим на количественные данные. За последние 20 лет из бедности вышли сотни миллионов людей по всему миру. В Китае их число составляет около 200—300 миллионов, в Бразилии – 20—40 миллионов, а в Индии – более 100 миллионов человек.

В современных государствах сложилась тенденция к «размыванию среднего класса». Особенно это стало заметно в США после мирового финансового кризиса. Всё больше людей уходит в низшие слои по доходам. Чем это будет компенсироваться? Какой будет социальная структура через 10—15 лет? Произойдёт ли возврат к старой структуре, или она будет принципиально иной?
Тупики социальной системы

Кроме того, поскольку сегодня практически всюду, особенно в развивающихся странах, улучшаются стандарты жизни, вероятно, нельзя сказать, что понятие «бедный» имеет то же значение, что и раньше. Разрыв между богатыми и бедными странами сокращается. Богатые страны испытывают экономический кризис и не могут из него выбраться, что ведет к довольно быстрому, как я полагаю, сокращению их доли в мировой прибыли. С другой стороны, разрыв в доходах между бедными и богатыми внутри самих стран усилился. 350 миллиардеров располагают состоянием, которое превышает доходы половины стран мира. Все больше людей улучшают свое положение и движутся в направлении среднего класса. В 2022 году в мире доля среднего класса в структуре населения будет больше, чем доля бедных.

— Какое положение в этом контексте занимает Турция? Является ли бедность политизированной темой?
— Турция — это страна со средними доходами, причем за последнее десятилетие страна удвоила ВНП почти втрое. До 2008 года разрыв в доходах сокращался, однако после кризиса он начал вновь расти. Да, в Турции есть бедность, но эта бедность – совсем не та, которую можно обнаружить, например, в Индии, хотя в обеих странах существует и немаленький средний класс.

Я считаю, что турецкая политика уделяет слишком мало внимания проблеме бедности, чем следовало бы. Как правило, мы исходим из того, что у нас есть высокая социальная мобильность, которая создает возможности для того, чтобы выйти из бедности и перейти к более высокому уровню дохода. Кроме того, по сравнению с прошлым общие условия жизни улучшились, равно как здравоохранение и другие сферы. Уровень безработицы буквально пару недель назад упал до докризисного уровня. Да, в Турции существует множество проблем, но турки более оптимистично настроены в отношении своего будущего, чем люди во многих других странах, поэтому в стране народное недовольство не достигает высоких уровней. Если бы оно было высоким, то правящей партии не удалось бы получить 50% голосов избирателей на прошедших выборах. Однако существующие дисбалансы рано или поздно проявят себя.

— Очевидно, что мир за последние десятилетия стал богаче, тогда как же так получилось, что разрыв между богатыми и бедными также вырос? Какие меры могут быть предприняты, чтобы прекратить этот рост?
— Это проблема политического характера. Одной из причин того, почему экономическое неравенство за последние тридцать лет так бросается в глаза, является доминирование неолиберальной идеологии в экономике в большинстве развитых стран и не только в них. Например, если в США в 1976 году 1% населения принадлежало 7% доходов, то сегодня им принадлежит 27% доходов. И это значит, что средний класс в США испытывает сильное давление и продолжает сокращаться. Раньше в средний класс в этой стране входили квалифицированные рабочие, поскольку они имели соответствующий среднему классу доход. Сегодня этого больше нет. Похоже, что мы будем наблюдать рост среднего класса в развивающихся странах, но в развитом мире ему придется побороться за сохранение своей роли и статуса. Также возникли новые трения между двумя группами среднего класса: старыми и новыми, которые появляются благодаря рыночным механизмам. Эти трения между различными категориями среднего класса можно увидеть, например, в Таиланде.

— Эти и другие проблемы будут обсуждаться на одной из секций Мирового политического форума в Ярославле, который Вы планируете посетить в этом году. Каковы Ваши ожидания от предстоящих дискуссий? Что Вы планируете сказать и что Вы хотели бы услышать от других участников?
— Я придерживаюсь высокого мнения о предстоящем форуме в Ярославле, поскольку его организаторы сделали тему бедности центром дискуссий на одной секций, и я совершенно согласен с таким выбором.

Влияние действующих социальных моделей на чувствительность стран к кризису было незначительным. Тем не менее как Евросоюзу, так и России стоит пересмотреть некоторые механизмы социального обеспечения, с тем чтобы адаптироваться к новым условиям и возможностям, вызванным глобальным экономическим кризисом.
Миграция — условие социальной эволюции

На мой взгляд, вопросы, которые мы затронули в этом интервью – в частности, тема нового определения бедности, понимание, что значит быть бедным в сегодняшнем мире и как бороться против бедности, — являются действительно важными, и они будут в центре внимания в ближайшее десятилетие. Я надеюсь, что в результате работы Форума удастся если не выработать решение этих проблем, то хотя бы очертить контуры, в рамках которых мы будем обсуждать эти вопросы. И это уже важно. В конечном счете, будет ли вестись борьба против бедности или нет, является политическим решением. Если политики, наконец, решат бороться против бедности, а к ним присоединятся преуспевающие люди, последовавшие примеру Билла Гейтса, который пожертвовал часть своего состояния на борьбу с бедностью и призвал остальных делать то же самое, то очевидно, что всем им понадобится четкая стратегия. Эта стратегия должна давать ответы на такие вопросы, как эффективно оказывать помощь, как избежать коррупции в бедных странах, которая может привести к нецелевому использованию пожертвованных средств и т.д. Все это подчеркивает необходимость интеллектуальной дискуссии, разработки программ и институционального строительства. Я надеюсь, что проведение Мирового политического форума в Ярославле внесет свой вклад в решение этих вопросов.

Беседовала Юлия Нетесова

[Частный корреспондент]

http://www.chaskor.ru/article/majkl_...m_rossii_24502


// Итар-Тасс
Профессор экономики Университета Миссури — Канзас-Сити, глава Специального комитета экспертов по реформированию Латвии, президент Института изучения долговременных экономических тенденций и почётный профессор экономики Хуажонского научно-технологического университета (Ухань, Китай) о динамике богатства и бедности, централизованном планировании и неолиберальных экономических идеях.

Профессор экономики Университета Миссури — Канзас-Сити, глава Специального комитета экспертов по реформированию Латвии, президент Института изучения долговременных экономических тенденций и почётный профессор экономики Хуажонского научно-технологического университета (Ухань, Китай) о динамике богатства и бедности, централизованном планировании и неолиберальных экономических идеях.

Нам всем хорошо известно, что мир несправедлив. Но полезно было бы задаться вопросом о том, какой уровень бедности объясняется объективными экономическими причинами, а какой является результатом недальновидной политики, которой можно было бы избежать. С этой же проблемой связан вопрос о том, насколько финансовая и налоговая политика строгой экономии вредит национальным экономическим интересам.

В особенности эта проблема важна для сегодняшней России, поскольку советская система социального обеспечения была разрушена, в то время как сбалансированное восстановление промышленного сектора с хорошими показателями роста так и не было осуществлено. В состоянии ли Россия вытащить большую часть населения из бедности? Если поставить вопрос иначе, то каковы будут последствия для России, если она не справится с бедностью?

С 1960-х и по 1980-е годы включительно МВФ, а позднее и Европейский союз рекомендовали национальным правительствам в качестве мер сбалансирования бюджетного дефицита и выплат по международным обязательствам использовать стратегии жёсткой экономии, которые были обречены на провал и не привели к экономическому росту. Повсюду от стран Латинской Америки до Латвии и Греции наблюдалась растрата экономического потенциала в результате бедности, возникшей из-за следования неолиберальным принципам. Бедность замедляет экономический рост и делает национальные экономики менее сильными и конкурентоспособными, а также более зависимыми от внешних кредиторов. Внутренний рынок стагнирует, а наиболее образованные граждане эмигрируют. Поэтому основной задачей на ближайшее время является объяснить преимущества иной, более эффективной политики, которая направлена на преодоление бедности, способствует бурному развитию внутреннего рынка и снимает с экономики бремя семей с низким доходом, которые взамен становятся ресурсом для её развития.

— Какой уровень бедности не может быть объяснён объективными экономическими причинами? Является ли бедность всего лишь результатом плохой экономической политики?
— Для начала необходимо понять, какой уровень бедности экономически «оправдан», а какой является необязательным. Точно так же, как существует множество путей обогащения, многие страны испытывают различные виды бедности. Хорошие новости заключаются в том, что бóльшая часть бедности, которая наблюдается сегодня, порождена не технологическими или иными «объективными» причинами, такими как низкая производительность. Скорее она проистекает от деятельности групп особых интересов, которые добиваются для себя преимуществ по извлечению дохода практически без издержек производства или затраты средств на разработку. В этом случае их прибыль обеспечивается просто за счёт владения землёй, правами на разработку полезных ископаемых, монопольным положением или банками с наилучшими кредитными условиями.

Бедность и меры строгой экономии являются результатом деятельности групп с особыми интересами, которые монополизируют экономический излишек за счёт интересов экономики в целом. Основными рантье, попадающими в данную категорию, являются финансисты, владельцы земли и природных ресурсов, которые находятся на вершине экономической пирамиды. Остальные 90% общества находятся в долгу именно у этих людей и вынуждены платить им проценты, ренту, плату за пользование услугами и т.д. Получение ренты является экономически неоправданным бременем, от которого классические экономисты стремились отказаться, чтобы построить свободное общество. Идея «свободного рынка» от физиократов и Адама Смита до Джона Стюарта Милля и социалистических мыслителей XIX века заключалась в том, чтобы освободить промышленный капитализм от класса рантье, который был унаследован ещё со времён европейского феодализма.

Однако сегодня неолиберальные эксперты придают идее свободных рынков совершенно иной смысл. По их мнению, свободным можно назвать такой рынок, который свободен от государственного регулирования цен, налогов на ренту от финансовых прибылей, владения землёй и монопольного положения в какой-либо сфере — в общем, всего того, что классические экономисты называют непроизводственным доходом. А это значит, что мы стоим перед двумя совершенно разными видениями экономики. Идея классических экономистов заключалась в том, чтобы обеспечивать экономический рост и избегать при этом «искусственной бедности», которая является следствием стремления к богатству за счёт всего остального общества.

Неолиберальная идея заключается в том, чтобы лишить правительство способности контролировать рынки с целью обеспечения «управляемого роста» и экономического развития в национальных интересах. Неолибералы утверждают, что это является альтернативой централизованному планированию. Но действительность такова, что в этом случае контроль просто сосредотачивается в руках банкиров, в основном тех, которые обитают на Уолл-стрит и в Лондонском Сити, а также финансовых кругах в других странах.

По мнению неолиберальных экономистов, такая политика является естественным способом достижения экономического роста и благосостояния. Их концепция «богатства» в данном случае принимает форму финансовых благ и особых привилегий, а не совокупности средств производства, образования и умений или же исследований и технологий. Учитывая это, можно сказать, что «плохие» формы накопления богатства стали сегодня основной угрозой для экономического роста и мощи государства. Это, в свою очередь, происходит от неспособности провести различия между производственными и непроизводственными инвестициями.

Для того чтобы проанализировать динамику богатства и бедности, нам необходимо рассмотреть процессы, которые приводят к разрыву между богатыми и бедными в различных экономиках, а затем предложить национальные стратегии, которые помогут справиться с таким разрывом наилучшим образом для национальных интересов России и других стран.

Я предполагаю, что лучше всего было бы сфокусироваться на налогово-бюджетной политике и инфраструктурных инвестициях для стимулирования экономического роста, национального производства и жизненных стандартов, поскольку это путь наименьшего сопротивления в деле преодоления бедности и экономической поляризации, обусловленных «плохими» налогами. Отмечу, что речь не идёт о налогах как таковых, но о таких экономически порочных налогах, которые создают благоприятные условия для привилегированных групп за счёт интересов экономики в целом.

— Как сложилась такая ситуация?
— В западных учебниках предполагается, что богатые получают доход, инвестируя в экономический рост. Корпоративные прибыли реинвестируются в новые заводы и оборудование с целью повышения производительности. За счёт кредитов обеспечиваются инвестиции, которые дают достаточно дохода, чтобы оплатить займы и проценты по ним, а также принести прибыль предпринимателю и другим инвесторам.

Одной из причин того, почему экономическое неравенство за последние тридцать лет так бросается в глаза, является доминирование неолиберальной идеологии в экономике в большинстве развитых стран и не только в них. Например, если в США в 1976 году 1% населения принадлежало 7% доходов, то сегодня им принадлежит 27% доходов. И это значит, что средний класс в США испытывает сильное давление и продолжает сокращаться. Раньше в средний класс в этой стране входили квалифицированные рабочие, поскольку они имели соответствующий среднему классу доход. Сегодня этого больше нет. Похоже, что мы будем наблюдать рост среднего класса в развивающихся странах, но в развитом мире ему придётся побороться за сохранение своей роли и статуса. Также возникли новые трения между двумя группами среднего класса: старыми и новыми, которые появляются благодаря рыночным механизмам. Эти трения между различными категориями среднего класса можно увидеть, например, в Таиланде.
Соли Озел: «В развитых странах сокращается средний класс» Начиная с XIX века предприниматели оправдывали своё личное богатство, утверждая, что они используют его для инвестиций в основной капитал, для найма большего количества рабочей силы и, конечно, для благотворительности. В нынешнее время это особенно касается предоставления средств бизнесменами университетам и «мозговым центрам». В результате бизнес-школы и лоббистские учреждения, которые они спонсируют, изображают спонсоров в качестве мудрых руководителей компаний, где организацией производства занимаются инженеры. Но в действительности происходит совсем другое. Намного проще зарабатывать деньги хищническими методами. Именно таким образом в Америке делались большие состояния торговцами ценными бумагами на Уолл-стрит и спекуляторами на фондовых рынках. Тяжёлая промышленность объединилась в тресты, чтобы противостоять профсоюзному движению и общественным кампаниям, борющимся за более безопасные и удобные условия труда, а также для повышения цен независимо от уровня производственных издержек.

Корпоративные круги и иные привилегированные слои отказались от системы ценностей классической политической экономии, которая лежала в основе этого подъёма. Данный разрыв преимущественно касался того постулата, что всё богатство должно быть «заработано». Эти круги не признают тот факт, что непроизводственный доход достигается за счёт интересов других людей и народов. Такая доктрина, свободная от ценностей, отвергает не только Маркса, но и Адама Смита, Джона Стюарта Милля и других классических экономистов. Любой путь к обогащению сейчас считается продуктивным для тех, кто находится наверху экономической пирамиды. Неолиберальный чикагский экономист Милтон Фридман зашёл настолько далеко, что начал утверждать, будто «ничего бесплатного не бывает».

Но даже после того как он сделал это утверждение, США и Европейский союз всё больше и больше думали о том, как бы получить что-нибудь бесплатно. К 1980-м годам была достигнута новая форма экономической поляризации. Если бы промышленники становились богаче, получая больше прибылей для инвестиций в капитал, то индустриализация приводила бы к большему уровню трудоустройства и более высококвалифицированной рабочей силе. Однако вместо этого богатство концентрировалось в руках людей, находящихся на вершине экономической пирамиды, финансовым путём, а также путём создания монополий, покупаемых и продаваемых в кредит на условиях, при которых прибыли выплачивались как дивиденды и проценты за пользование кредитом. В то время как промышленные доходы упали, финансовый сектор увеличил свою долю объявленной прибыли в статистике производства и национального дохода США (NIPA) до 40%. Я бы мог добавить, что этот феномен шёл рука об руку с деиндустриализацией американской экономики и экономики постсоветских государств.

— Почему разрыв между богатыми и бедными растёт?
— Этот вопрос требует «двухуровневого» ответа. На глобальном уровне разрыв растёт между богатыми странами-кредиторами и бедными странами-должниками (из недавних примеров можно привести Ирландию и Грецию). На национальном уровне экономическая поляризация растёт в основном между кредиторами и должниками, то есть между финансовым сектором и остальной экономикой. Поэтому можно сказать, что и на глобальном, и на национальном уровнях экономики государств пытаются справиться с долгами, уровень которых превышает всякую разумную возможность когда-либо их выплатить. Сегодня обслуживание долга поглощает большую часть экономического излишка: корпоративные прибыли, ренту за недвижимое имущество, личный доход выше базовых потребностей и даже государственные доходы выше минимально необходимого уровня социальных расходов.

Эксперты из России, Испании и США обозначили своё видение решения проблем социального неравенства внутри государства и в масштабе мировой политики, представив доклады о стратегиях экономического развития, управлении конфликтами и кризисами, модернизации подходов к общему и профессиональному образованию, стимулированию предпринимательской активности и формированию современного — устойчивого и справедливого — социального порядка.
Тупики социальной системыКогда банки и другие финансовые институты присваивают себе экономический излишек, они используют большую его часть для расширения потенциального объёма будущих займов с целью извлечения ещё больших доходов по процентным ставкам до тех пор, пока экономика не погружается в состояние бедности. Таким образом, сегодня финансовый сектор играет ту роль, которую Рикардо, Адам Смит и другие физиократы приписывали землевладельцам.

На международном уровне наблюдаемый разрыв в глобальной экономике произошёл в результате плохой экономической политики МВФ и Всемирного банка, которые навязывали её на протяжении 50 лет, улучшая положение Северной Америки и Европы, но ослабляя весь остальной мир. Правительствам выделялись кредиты для развития инфраструктуры, но почти всегда эти кредиты были полностью ориентированы на развитие экспорта, а не внутренних рынков.

После того как в 1991 году развалился Советский Союз, большая часть его членов последовала неолиберальной концепции реформ, предложенной МВФ, Всемирным банком и выпускниками ведущих западных университетов, так называемыми мальчиками из Гарварда. В результате они просто передали контроль над наиболее прибыльными частями государственной собственности (полезные ископаемые, недвижимость, предприятия общественного пользования, отели, транспортные системы и т.д.) людям со связями внутри экономической и банковской элиты. США и другие западные страны затем помогли этим людям переместить свои капиталы на Запад путём продажи постсоветских предприятий и недвижимости.

На национальном уровне, в каждом государстве экономика «мыльного пузыря» привела к повышению цен на жильё, вынуждая потребителей ради его приобретения залазить в долги на целую жизнь. Доход от ренты принял форму процентных выплат. Была введена плата за образование, которая покрывалась за счёт займов студентам. В Соединённых Штатах такие долги не могут быть списаны в результате банкротства. Многие студенты берут займы, которые они будут выплачивать несколько десятилетий независимо от их способности зарабатывать в условиях растущей безработицы.

Финансовый сектор также обеспечивал поглощение компаний. Рейдеры использовали корпоративный денежный поток (прибыль до вычета процентов, налогов и амортизационных отчислений; то, что по-английски называется EBITDA — earnings before interest, taxes, depreciation and amortization), чтобы платить своим заёмщикам и держателям облигаций. Затем они просто скупали свои собственные акции с целью повышения их цены, а следовательно, и ценности свои фондовых опционов. Промышленные компании управлялись главными финансовыми директорами, а не промышленными инженерами или хотя бы менеджерами по продажам. Их целью было сделать богаче не экономику, а самих себя, и не путём новых прямых инвестиций, а путём сокращения капиталовложений, массовых увольнений и аутсорсинга, а в конечном счёте и путём процедуры «отделения активов».

Именно такой ход мыслей был у неолибералов, которые пришли «помочь» России в 1990-х годах. Они пришли не для того, чтобы максимально использовать российскую рабочую силу, стремясь обеспечить наивысший экономический доход. Они вообще не относились серьёзно к местной рабочей силе. Им нужны были всего лишь дешёвые сырьевые ресурсы. Они хотели помочь ведущим российским учёным и промышленным инженерам эмигрировать в Америку, поскольку США выпускали в основном специалистов финансовой сферы, а не технологически продвинутых профессионалов. Им также было необходимо перемещение российских капиталов и квалифицированной рабочей силы на Запад.

Процесс финансовой поляризации сопровождался процессом фискальной поляризации. С 1980-х годов и далее налоговое бремя сместилось с богатых на средний класс и низшие 80% населения. Налоги на недвижимость и финансовую прибыль сократились всего лишь до необходимости выплаты части подоходного налога (если прибыль от таких видов деятельности вообще облагалась налогом). Тем временем государственные расходы на систему социальной защиты, медицинского обслуживания и другие программы стали обеспечиваться за счёт средств рабочих и служащих (вплоть до 102 млн долларов общих выплат с человека), что позволило государству направить освободившиеся ресурсы для сокращения налогов для богатых. В результате налоговая система стала регрессивной вместо прогрессивной.

С конца 1970-х годов уровень средней заработной платы в Соединённых Штатах почти не поднимался, хотя налоговое бремя росло, равно как и стоимость недвижимости, образования и медицинского обслуживания. Это уменьшило объём рынка товаров и услуг. И поэтому американская экономика сегодня входит в период глубокой L-образной рецессии, как и экономика Западной Европы. Большая часть населения страдает от этого и становится беднее. Очевидно, что это не лучшая модель для России и других постсоветских стран, как показывает печальный пример Латвии.

Продолжение следует…

["Коммерсантъ"]

http://www.kommersant.ru/doc/1811004

Еженедельник "Коммерсантъ", №45 (949), 14.11.2011


Фото: Василий Шапошников / Коммерсантъ
Рубрику ведет Игорь Федюкин

Зависит ли продолжительность жизни от уровня достатка? Этот вопрос давно волнует человечество; историки в очередной раз попытались на него ответить.

Фильм "Время" — о том, как мгновения буквально превратились в деньги. Минутами расплачиваются за такси и кофе, в них получают зарплату. Кончаются минуты — кончается и жизнь. Бедняки, соответственно, живут недолго, богатые бессмертны и к тому же не стареют. Фантастика здесь, как это часто бывает, основана на гротеске: неравенство перед смертью преувеличено, но оно — реальное явление. Богатые и образованные обычно имеют существенно больше шансов прожить очень долгую жизнь.

Откуда пошло это неравенство — ключевой вопрос. Два наиболее популярных и во многом интуитивных ответа на него таковы: социальное неравенство перед лицом смерти является либо извечным (оно наблюдалось уже в докапиталистических аграрных обществах), либо, наоборот, характерным для современности явлением. Во втором случае его связывают с промышленной революцией XIX века, когда бедняков оторвали от земли и здоровой пищи и согнали в перенаселенные, грязные и опасные города, а богачи получали больший доступ к медицине, канализации и средствам гигиены. Пагубным влиянием промышленной революции на общество возмущались еще европейские реформаторы середины позапрошлого столетия. Вероятно, отчасти это было обусловлено представлениями об архетипическом золотому веке — ушедшем в прошлое периоде социальной гармонии и изобилия. Идиллия эта с древности обычно описывалась как аграрное общество, не испорченное торговлей, промышленностью и государственностью.

О том, как в прошлом так называемая ожидаемая продолжительность жизни при рождении зависела от социально-экономического статуса, в реальности известно мало. Мы знаем лишь, что во второй половине XIX века такие различия действительно фиксировались, но без конкретики. При попытках определить, зависят ли показатели смертности от социального статуса и как соответствующие различия изменялись со временем, исследователи сталкиваются с множеством препятствий. Проблематично само определение социального статуса. Источником данных служат архивы различных органов, уполномоченных регистрировать смерть, например приходские книги. Такие источники содержат массу полезной информации, но имущественное положение усопших в них, как правило, не отражается. Поэтому авторы исследований определяют социальный статус через род занятий, что, конечно, означает сильное упрощение: с точки зрения реального уровня жизни купец купцу рознь. А попытки анализировать данные за продолжительный период упираются еще и в проблему меняющегося статуса профессий: одна и та же профессия может на протяжении ста лет превращаться из редкой и высококвалифицированной в массовую и низкооплачиваемую, и наоборот.

Преодолеть методологические трудности пытаются авторы серии статей в специальном номере журнала Explorations in Economic History. Собрать исчерпывающие данные, охватывающие всю Европу за несколько столетий, невозможно, поэтому итоговая картина представляет собой мозаику, составленную из разнородных, но весьма любопытных фрагментов. Данные, собранные в архивах Женевы, например, показывают наличие очень сильных различий в показателях смертности между купцами и высококвалифицированными ремесленниками, с одной стороны, и чернорабочими — с другой. И это уже в XVII веке, задолго до промышленной революции. С приходом же индустриальной эры общая продолжительность жизни повышается, а показатели неравенства перед смертью снижаются. Примечательно, что значительные различия в ожидаемой продолжительности жизни в более ранний период связаны с высокой детской смертностью от оспы. Дело в том, предполагают авторы, что представители элиты имели обыкновение отсылать малолетних детей на вскармливание в деревню, где тех меньше затрагивали эпидемии оспы, поражавшие в первую очередь наиболее густонаселенные городские кварталы. Таким образом, ключевыми оказываются различия в образе жизни, а не разница в доходах как таковая.

Схожий вывод сделан из данных, собранных исследователями в Сундсвале, небольшом городке на юге Швеции, и прилегающих районах. Существенные различия в показателях смертности здесь фиксируются еще в допромышленную эру, но в данном случае напрашивается в первую очередь географическая связь: фермеры и сельскохозяйственные рабочие живут гораздо дольше, чем горожане любого уровня достатка. Внутри же города (как и в сельской местности, если ее рассматривать отдельно) имущественные различия оказываются малозначимыми.

Говоря коротко, четкой картины того, как менялся уровень социального неравенства перед смертью на протяжении последних столетий, сегодня нет. Имеющиеся данные указывают на вероятность сложной зависимости факторов, при которой ключевую роль играют модели расселения и образ жизни. Не говоря уже о том, что, судя по результатам последних исследований, дальнейшая продолжительность жизни среди тех, кто уже достиг 60 лет, примерно на 25% определяется наследственностью.

Источники

Reto Schumacher, Michel Oris. Long-term changes in social mortality differentials, Geneva, 1625-2004.— Explorations in Economic History 48 (2011), 357-365.

Soren Edvinsson, Marie Lindkvist. Wealth and health in 19th Century Sweden. A study of social differences in adult mortality in the Sundsvall region.— Explorations in Economic History 48 (2011), 376-388.

Tommy Bengtsson, Frans van Poppel. Socioeconomic inequalities in death from past to present: An introduction.— Explorations in Economic History 48 (2011), 343-356.

[Николай Дзись-Войнаровский]

http://slon.ru/economics/borba_zhens...v-721909.xhtml

Неравенство в большинстве стран ОЭСР выросло за последние два десятка лет, говорится в докладе «Divided We Stand: Why Inequality Keeps Rising» («Неравными мы выстоим: Почему неравенство продолжает расти»). С 1985 по 2008 год индекс Джини (показатель, измеряющий неравенство, – чем он ниже, тем меньше уровень неравенства) снизился только в Турции, Греции, Франции и Венгрии. Slon добавил к этой статистике нашу страну. В России индекс Джини вырос с 1990 по 2011 год с уровня Норвегии до уровня Мексики и Турции.

Как изменился уровень неравенства за 20 лет?
Индекс Джини, 0 – минимум неравенства, 1 – максимум неравенства)

Источник: ОЭСР, Росстат

Основной фактор, который привел к увеличению неравенства, – либерализация экономики в странах ОЭСР. Например, снизилась социальная защита наемных работников. Технический прогресс также внес вклад: за два десятка лет появилось много рабочих мест, требующих от человека владения современной техникой, и эти места намного лучше оплачиваются. А вот распространение высшего образования, наоборот, снижало уровень неравенства – поскольку диплом вуза есть почти у всех, то и разница в зарплате нивелируется.

Парадоксально, но борьба женщин за равенство привела к тому, что неравенство увеличилось! Из-за эмансипации мужчины чаще женятся на образованных и хорошо зарабатывающих женщинах. Раньше, когда жены занимались домохозяйством, их уровень образования и профессиональный статус были не столь важны, но теперь часто оба супруга работают – богатые выбирают богатых, что приводит к увеличению разрыва в доходах между бедными и богатыми семьями.

Налоговые системы за 20 лет стали меньше перераспределять доходы от богатых к бедным, а вот открытие мировой торговли для бывших соцстран ничего не изменило – от него примерно одинаково выигрывали все слои населения во всех странах.

Подробнее о том, чем вредно и чем полезно неравенство и какой его уровень считается оптимальным, можно прочитать в этой статье: «Неравенство у русских в крови».

[Newsland]

http://newsland.com/news/detail/id/1271807/
Сегодня в 17:27malis132312054

Богатство и бедность не вступают в непримиримое противоречие только в динамично меняющемся обществе где людям постоянно даются новые и новые шансы достичь нужного уровня знаний и наконец-то достичь своей мечты и стать богатым.

В недавно опубликованной специализированной статье моего коллеги, уважаемого А. Леонидова (Филиппова) «Деловая активность» предложена символическая модель двух взаимосвязанных чаш весов, как символа рыночной двуединой природы (купли-продажи, доставки-оплаты и т.п.). Считаю, что коллеге удалось создать очень ёмкий и лаконичный образ экономического движения, в котором всегда участвуют двое и более лиц, участников обмена. Более того: когда Леонидов пишет, что только сменная гирька на лёгкой чаше весов может придать им постоянное незатухающее движение, я сразу вспоминаю, что развитые страны именно по Леонидову используют свою социал-демократию: двухпартийная система в ХХ веке дала возможность сформировать цикл, в котором периоды наращивания капиталов у богачей чередуются с периодами улучшения положения масс за счёт богачей. Сменная гирька, точнее не скажешь!

Движение вперёд, развитие, деловая активность – первостепенные проблемы для любого общества. Только в деле личное богатство находит себе оправдание в глазах масс. Только постоянный рост экономики может служить гарантом сохранения прав собственности.

В чём тут дело? Человек устроен очевидным образом: он готов прощать превосходство, если надеется его догнать и превзойти. Человек ненавидит тех, чей уровень считает для себя недостижимым, но терпимо относится к тем, с кем его не разделяет пропасть. В обществе роста богатый сегодня – это я завтра. Понимаете, социальная напряжённость снимается тем, что невезучему человеку вновь и вновь развитие предоставляет шансы отыграться!

Я не стал директором этой фабрики? Невелика беда, растут новые фабрики, и у меня есть шансы! Я в своём городе отодвинут на задворки? Невелика беда, строятся новые города, и я могу стать в них «отцом-основателем»! Я проиграл на этом рынке? Невелика беда, возникают новые рынки, и в новой отрасли я точно выиграю…

В динамично развивающемся обществе, в растущей экономике невезучий человек не хочет убить везучего, потому что шансы ещё не исчерпаны, и в везучем ещё можно увидеть себя. В экономике застойно-циклической, а уж тем более тающей, деградирующей – невезучие объединяются для охоты на везучих, и уничтожают их очень жестокими способами при первой же возможности. Тут суровая биологическая справедливость: ты не хотел давать шанса нам, а мы не дадим его тебе!

В обществе, потерявшем динамику деловой активности, в кастовом обществе оправдания богатству нет и быть не может. В таком обществе богатство личности становится источником ненависти, зависти и проклятия.

Мы не прощаем другим обладание тем, на что сами потеряли надежду.

Таков закон жизни – хотим мы или не хотим, нравится он нам или не нравится. Проповедники ельцинизма могут тысячу раз повторить, что зависть – плохое чувство, но закона природы они этим не отменят. Ведь и само слово «успех» означает «успеть», а куда можно успеть в обществе, статично-неподвижном, лишённом динамики и двигательных перспектив?

Развитие вычерпывает социальные амбиции, направляя их вширь, в бесконечность пространства. Ну не стал я редактором в этой газете, не беда, открываются новые газеты, стану там… А если не открываются? А если, наоборот, закрываются, и борьба за лидерство становится всё более острой, приобретая черты зловещей игры зоологов «крысиный король»? В растущем обществе всем найдётся место; в обществе сжимающемся – наоборот, теряют места те, кто ещё вчера их имел.

История показывает абсолютную симметрию между процессами делового развития и социального оптимизма, человеческого семейного и личного счастья. Хотите формулу человеческого счастья? Она перед вами, она в деловой динамике: «завтра будет лучше (больше), чем вчера!». При этом, как показывает история, текущий уровень быта совершенно не важен. Можно питаться одной картошкой, ходить в одном ватнике, но, предвкушая своё лидерство в городах будущего, ещё не построенных городах, чувствовать эйфорию брызжущего оптимизма. А можно быть в необычайно комфортных условиях, но при этом страх за будущее сделает человека жутким пессимистом и мизантропом.

На протяжении всей послевоенной советской истории рос уровень жизни советских людей. А вот уровень счастья, оптимизма, радостного настроения вместе с уровнем жизни не рос. По мере торможения развития в 70-е годы ХХ века спадал и уровень оптимизма. Люди жрали в три горла, а счастливы не были. Уже с 60-х годов ХХ века стала формироваться каста, отсекавшая будущее у тех, кто в неё не попал. А раз у тебя отсекли будущее – чему радоваться-то?

Сперва каста действовала робко, непоследовательно, экспериментально. Конечно, и 80-е годы ХХ века ещё знают истории стремительного взлёта личности с низов! Но всё же ельцинизм, как устоявшийся и системный кастовый строй, вытекает из робких поползновений партноменклатуры второй половины ХХ века. Ельцин завершил то, что Хрущёв начал: блокирование социальных лифтов.

Каста ненавидит развитие в любом виде, она стремится остановить время, зафиксировать наличное состояние (пусть всегда будет, как сейчас) – по двум причинам.

Во-первых, новое угрожает власти касты, угрожает её тотальному контролю за низшими кастами. Нередки примеры, когда одно-единственное новое техническое решение обрушивало всю веками складывавшуюся иерархию, потому что старое начальство с применением этого нового решения оказывалось вдруг никому не нужным.

Во-вторых, каста ненавидит развитие ещё и потому, что развитие множит успешных, тем самым разбавляя и размывая уникальность представителей касты. Если ты один имеешь телевизор в городе, это одно, а если все его имеют – совсем другое. Казалось бы – тебе-то какое дело? Твой-то телевизор не испортили и не отняли! Ты не потерял ничего; а на самом деле, ты потерял всё…

И наступает тот момент, хорошо знакомый историкам древнего мира, когда кастовость срастается с сатанизмом и демонизмом. Быть уникальным – не грех, скорее дар судьбы. Но когда высшая каста пытается сохранить свою уникальность искусственно, уничтожая и вытаптывая ростки всего, что могло бы облегчить жизнь людям в целом, человечеству, как таковому, – каста превращается в собрание злодеев, в заговор против человечности.

Только стремительное развитие может сформировать общенациональное единство богатых и бедных. В обществе застоя или упадка никакого национального единства быть не может: если не умножать и не прибавлять, то получится, что любую корку хлеба ты делишь с соседом и отнимаешь у соседа. Нет развития, нет деловой активности – нет и общественного оправдания богатству. Оно больше не маяк, указывающий путь другим, а болотный огонёк, блуждающий по трясине, и порождаемый гнилостными процессами.

Если богач не несёт всем нам перспективы завтра стать такими же, как он сегодня, то зачем он нам нужен? – неизбежно спросят люди. Какую служебную цель и функцию он несёт в целостном общественном организме? Получается – никакой, он живёт не для нас, а сам для себя, но в таком случае, он уже не орган, а паразит или опухоль на теле социума…

Если двигатель, вместо того, чтобы толкать всю машину, тратит топливо только на свои внутренние процессы, то такой двигатель выбрасывают на помойку. Если богатых считать двигателями прогресса, авангардом развития, то без прогресса и развития они – сломанный, испорченный, никуда, кроме как в утиль не годный двигатель.

Так в обществе застоя (где сегодня живёт вся планета Земля) сталкиваются две ненависти в зловещее завихрение по типу 1917 года: ненависть бедных к богатым, как к бесполезным паразитом, никуда не движущим общество; и ненависть богатых ко всему человечеству, в котором застойные богачи видят постоянную угрозу своему лидерству. Какую сферу человеческой деятельности ни возьми – всякая угрожает застойному богачу-тунеядцу.

Возьмём технику: инженер может изобрести нечто, что перенаправит финансовые потоки, пошатнёт власть верхушки, а потому долой инженерию! Возьмём культуру: писатель, художник, даже композитор и скульптор могут пробудить здравый смысл, человеческое естество, нетерпимое к лидерству паразитов. А потому – долой культуру, долой искусство! Возьмём расширенное воспроизводство дешёвых товаров: если сделать их много, то люди обретут комфорт, и не так рьяно будут целовать ноги «милостивцев-благодетелей» за каждый медный грош подачки. А потому – долой производство, долой дешевизну – делаем меньше, дороже, недоступнее, чтобы рабы знали своё место…

Каста, сформированная застоем и, в итоге, защищающая застой, искусственно углубляющая и укрепляющая его – в конечном итоге, становится ненавидящим человечество врагом жизни, всего живого, находит себя в некрофильстве и некромантии. Разве не это мы наблюдаем сегодня у современных «элит»?

Если не строятся новые фабрики и новые города, не рождаются новые отрасли и направления деятельности, потребность человека в положительных эмоциях перерождается в социальный садизм. Связь социального садизма с «застоем обыкновенным» гораздо теснее и плотнее, чем обычно принято думать. Желудок, не получающий пищи, начинает переваривать собственную слизистую оболочку (так образуется язва желудка). Человек, не идущий вперёд, начинает врастать в преисподнюю. Когда энергия не расширяется – она концентрируется. А что происходит с концентрированной, сверхсжатой энергией? Взрыв – это концентрация энергии. Самовозгорание – это концентрация тепловой энергии. Деформация любой формы – следствие сжатия энергии, концентрированной к центру…

Дело формирует Человека с большой буквы. Сложность и новизна дела формируют сложный и активный разум, в отсутствии же задач разум отмирает, деградирует. Сложные манипуляции рук – источник сложной духовной культуры, богатого внутреннего содержания у человека. Уберите сложные манипуляции рук – и получите примитивные души зомби…

Можно совершенно очевидно констатировать, что человек существует в качестве человека (а не больного социопата) только в развитии и расширении своей деятельности. Застой несовместим с природой человека и в итоге порождает монстров, чей праздный ум одновременно чудовищный по изуверству выходок и патологических идей ум. Воспевая результаты и итоги Дела, мы часто забываем сказать о великой целительной и созидательной пользе самого процесса дела. Например, автор развивает мозг в процессе написания статьи, независимо от публикаций, гонораров, известности и тому подобных плодов и итогов его работы. Первый итог его работы – заключён в самой работе.

Именно поэтому я утверждаю, что производство, индустрия существуют не только для прибыли (прибыль и другими путями можно получить), а ещё и сами для себя, как самоцель. Само их существование есть достойная цель, потому что увеличивает количество и умственные качества населения страны. Есть работа – есть и жизнь, сложная работа – развитый ум!

Дело, деловая активность принуждены судьбой проходить между сциллой рабовладельческого сатанизма и харибдой левеллерских уравнительских утопий. Суть деловой активности – неограниченное по времени и растущее по числу предложение новых шансов тем, кому не повезло в жизни. Деградирующий от вседоступности и вседозволенности богач не может быть источником деловой активности, как не может быть её источником затюканный нищий, мечтающий всё поровну поделить и на том «навеки уснуть». Именно поэтому мировая наука давно уже утверждает, что и богатые и бедные – источники торможения развития, консервативные якоря, а единственным источником роста является т.н. «средний класс»: тот, кто не надел на себя корону, но и не поставил на себе крест.

Общество, в котором всё раз и навсегда поделено, карт не пересдают – есть общество застоя, независимо от того, как поделено, поровну или не поровну. Прав тут Леонидов – это весы, у которых чаши заклинило, и которые никакой пользы для практической деятельности человека потому и не имеют. Ёмкий образ! Весы живут колебаниями сменяющихся взвешиваний на них. И экономика живёт колебаниями потерянных и вновь подаренных шансов для тех, кто чего-то хочет добиться в будущем. Ведь очевидно же, что если нет мечтающих о лучшем будущем, верящих в лучшее будущее – то нет и самого будущего!
Васген Авагян
Источник: rodvzv.com