*1557. Владимир Маслаченко

[Частный корреспондент]

http://www.chaskor.ru/article/maslachenko_21256

Андрей Морозов понедельник, 29 ноября 2010 года, 18.02

Он шёл лицом вперёд
Владимир Маслаченко обрёл покой

Владимир Маслаченко //
Итар-Тасс

Убеждён, что заголовок моего некролога вызовет массу толкований у тех, кто привык цепляться к словам. Они и к его словам постоянно цеплялись. Вспоминаю, как в эфире он пытался объяснить, что выражение «передняя нога защитника» мало того что допустимо, оно единственное профессионально и ёмко оценивает эпизод, который случился на футбольном поле.

Вратарь в современном футболе – лицо нежное и хрупкое. И пацанов, решивших с детства избрать для себя амплуа голкипера, учат бережно относиться к себе. И на выходе, когда нападающий чуть отпускает мяч, вернее, отрывает от него взор на мгновенье, пытаться выбивать этот самый мяч ногой. Куда-то на трибуны, срывая атаку и гася скорость игры. Именно – ногами вперед, оказываясь зачастую в комичном положении – сидя не пятой точке.

Дмитрий Губерниев — лучший спортивный комментатор России. Он любит спорт, добросовестно готовится к репортажам, своим голосом может заглушить любой стадион. Губерниев не играет в объективность. Хороший комментатор не может и не должен быть объективен. В счастье и в горе, в беде и в радости, в победе и в поражении Губерниев остаётся со своими и только со своими. Он болеет за своих, переживает за своих, защищает своих.
Голос из будущего

Маслаченко считал этот прием ошибкой. И не намекал на трусость нынешнего поколения. Во-первых, объяснял он, ногой перехватить мяч сложно, а нападающему легко обыграть тянущегося в балетном па вратаря. А, во-вторых, потому, объяснял Маслаченко, что задача вратаря – это не сохранность своих ворот. А – начало атаки своей команды. Потому и идти на мяч нужно руками вперёд, пытаясь не просто остановить прорыв, но и как можно быстрее начать свою атаку. Что же до трусости и смелости разных поколений – Владимир Никитович это не комментировал. Так не комментировал, что всем все становилось понятно.

У Маслаченко вообще всё было всерьёз и правильно обоснованно. Думаю, что у 6/7 вратарей планеты и в мыслях не бывало столько объяснений тех или иных приёмов, доведённых до автоматизма.

За этот выход «лицом на мяч» он и поплатился в общем-то своей карьерой. «Я забрал мяч, зафиксировал его, потом ощутил жуткий удар. Но встал на ноги, рукой отдал пас на фланг. И увидел, как трусливо убегает от меня противник. Что-то зачесался нос. Я хотел его найти. И нашёл на его месте… щёку. А нос был в районе уха. Тут я и упал», – так Владимир Никитович рассказывал о своей жуткой травме за своим бесконечным хлебосольным столом. Кажется, угощал тогда форелью. «Я повар-любитель, но всё делаю профессионально». И эта фраза произносилась через мгновенье после рассказа о носе и щеке. И без паузы и видимой причины – уход в теорию джаза, тут же, на кухне, только потому, что в музыкальном центре заиграло что-то из малоизвестной тогда Ванессы Мей.

Мой друг Сергей Егоров припомнил в поминальном материале маслаченковскую просьбу: «Попроси своих журналистов СЛУШАТЬ МЕНЯ ПОБЫСТРЕЕ». Кто знает, о чём это, поймет. Тем, кто не в курсе: Маслаченко не существовал для блиц-комментария. Интервью с ним на сиюминутную тему превращалось ВСЕГДА в часовой (как минимум!) разговор, уходящий от футбола в кулинарию, особенности снега на горнолыжных трассах и возвращающийся через бильярд к футболу. Но прервать монолог Маслаченко – утопия!

Он доводил свою логику, казалось, до абсурда. Ну, например, легко, словно старшеклассник теорему Пифагора, доказывая мне ущербность философии отечественного футбола.

«Кем вошёл наш футбол в историю, а, старина?» – «Ну, Яшиным!» – «Правильно! А Яшин кто?» – «Ну, вратарь!» – «А футбол во всём мире любят за атаку! Тогда как вратарь по своей сути призван эту атаку уничтожать. Так чем вошёл в историю наш футбол – уничтожением атаки! Чем же гордиться?!»

Маслаченко, безусловно, утрировал – и в репортажах это за ним водилось. Но именно эти эмоции, высказанные вне привычного политеса, и заставляли спорить с ним, но и – задумываться.

При всей эфемерности жанра телерепортажа, Маслаченко умудрялся ценить слово. И то, за что его недолюбливали простые телезрители, на поверку оказывалось именно стилем. Его, маслаченковским стилем, который – замечу как современник великих советских комментаторов – имели все наши мастера микрофона, начиная от Синявского и заканчивая, увы, Маслаченко. И дай Бог здоровья Геннадию Орлову в его любимом Питере!

Сегодня о Маслаченко вспоминают как о великом журналисте. Забывая отметить его величие в игре. Беда времени и вина журналистов, что сотворив для народа кумира Яшина, мы забыли о тех, кто рядом с Яшиным играл. И переигрывал его, названного вратарём 20 века. А ведь, объективности ради, команды Яшина чаще проигрывали командам Маслаченко. И не случись та страшная травма, когда латиноамериканский игрок пробил по голове Маслаченко как по мячу, который голкипер уже зафиксировал у груди… Яшин за месяц до этого страшного эпизода, покидал в перерыве матча поле, бросив тренеру: «Пусть Володька дальше играет». Яшин-то сам себя не обманывал…

Но удивительность Владимира Никитовича была в том, что любая его недооценка со стороны для него становилась поводом для поиска своего очередного таланта.

Скажем, не случись у Маслаченко увлечения горными лыжами, мы, наверное, до сих пор мурлыкали бы себе под нос визборовское «Лыжи у печки стоят…» Хотя любому лыжнику даже уровня Куршавеля понятно, что к печке их ставить нельзя.

А его увлечение яхтами с рассказом об этом виде спорта часа эдак на три, когда на столе всё стынет, а в рюмках – выдыхается!

И репортажи свои я пишу в том же стиле. Некоторым не нравится, а некоторые присылают письма — «ваши репортажи самые живые». Мне интересно работать в прямом эфире: я всегда говорю, что я могу ответить на любой вопрос, связанный с футболом. Но всегда оговариваюсь, что это не конечная точка зрения, я не господь бог, и в футболе знать всё просто невозможно, футбол многогранен.
Юрий Севидов: «Мне откровенно скучно без футбола»

Как-то раз сборная Правительства России по футболу в период раннего Ельцина «горела», кажется, команде Лужкова. И Ельцин, сидя на тренерской лавочке, велел: Маслаченко – на поле! Кто-то сказал: «Борис Николаевич! Владимир не работает у нас – протест подадут!» Чиновничья подобострастная шутка вызвала неожиданную реакцию: «Бурбулис! Пиши: назначить Маслаченко В.Н. министром спорта России». И – подписал. Мой наставник и товарищ Пётр Спектор ещё долго хранил эту бесценную бумагу, которой, кстати, тогда не воспользовался сам герой, вышедший во втором тайме за сборную Правительства России…

Кажется, что в современном российском футболе нашли себе место все, кто хотя бы знает правила. Но за 20 лет в нём так и не оказалось ничего для Владимира Никитовича! Это парадоксально – но факт! Маслаченко, знающий о футболе все и даже чуть-чуть побольше, остался вне той игры, где «пилят» бюджеты нефтяных и газовых хозяев. Оставаясь в ней комментатором, а не действующим лицом.

А когда удар свалил Маслаченко, его «Спартак» даже не попытался поддержать своего голкипера. Отдадим должное игрокам ЦСКА, вышедшим на то дерби в майках с именем Вениамина Мандрыкина, тоже балансировавшего между жизнью и смертью. Быть может, того сердечного хода родной команды и не хватило Маслаченко, чтобы в очередной раз подняться?! Накануне последнего тура последнего чемпионата России пришла эта жуткая новость, к которой, в общем, были готовы. Маслаченко не стало. Глава футбола отдал распоряжение всем надеть траурные повязки.

Когда же мы хоть в таких случаях будем поступать не по приказу. А по зову сердца?! Или таких сердец, как у Маслаченко, не осталось?

Как не осталось вратарей, встречающих мяч лицом вперёд.
1,032

[ФУТБОЛИСТЫ МИРА]

http://www.footballplayers.ru/player..._Vladimir.html

Владимир Маслаченко / Vladimir Maslachenko (Владимир Никитович Маслаченко/Vladimir Nikitovich Maslachenko)

СССРСССР - Вратарь, журналист.

РоссияРоссия - журналист.

Родился 5 марта 1936 года.

Умер 28 ноября 2010 года.

Владимир Маслаченко - один из ведущих спортивных журналистов страны. Известнейший телекомментатор. В 50-е 60-е годы он был одним из лучших вратарей страны. Более ста матчей отстоял «на ноль». В 1961 году его назвали лучшим вратарем СССР.
Vladimir Maslachenko
© Сборная России по футболу

СТАТЬИ:

Экстремал Маслаченко. Известный вратарь и комментатор постоянно ищет новых острых ощущений (Андрей Бодров) (2005-03-04)

КОМАНДНЫЕ ДОСТИЖЕНИЯ:

В составе сборной:

Чемпион Европы 1960 года

«Спартак» Москва, СССР:

Чемпион СССР 1962 года

Обладатель Кубка СССР 1963, 1965 годов

«Локомотив» Москва, СССР:

Обладатель Кубка СССР 1957 года

ЛИЧНЫЕ ДОСТИЖЕНИЯ:

Призы игрока:

Лучший вратарь СССР 1961 года.
Член символического клуба Льва Яшина (отстоял на ноль более 100 матчей).

ТОЛЬКО ЦИФРЫ:
В составе сборной сыграл 8 матчей, пропустил -5 голов.

Первый матч: 19.05.1960 г. с Польшей (7:1), Москва
Последний матч: 27.04.1962 г. с Уругваем (5:0), Москва


СЕЗОН КЛУБ МАТЧИ ГОЛЫ
1953 «Металлург» (Днепропетровск, СССР) (D-2)2
1954 «Металлург» (Днепропетровск, СССР) (D-2)3
1955 «Металлург» (Днепропетровск, СССР) (D-2)28
1956 «Металлург» (Днепропетровск, СССР) (D-2)26
1957 «Локомотив» (Москва, СССР) 18
1958 «Локомотив» (Москва, СССР) 22
1959 «Локомотив» (Москва, СССР) 22
1960 «Локомотив» (Москва, СССР) 28
1961 «Локомотив» (Москва, СССР) 24
1962 «Локомотив» (Москва, СССР) 5
«Спартак» (Москва, СССР) 11
1963 «Спартак» (Москва, СССР) 37
1964 «Спартак» (Москва, СССР) 22
1965 «Спартак» (Москва, СССР) 28
1966 «Спартак» (Москва, СССР) 34
1967 «Спартак» (Москва, СССР) 32
1968 «Спартак» (Москва, СССР) 32
ИТОГО в D-1 315

ССЫЛКИ:

Прочитать про игрока на сайте Wikipedia

Прочитать про игрока на сайте Википедия
Прочитать про игрока на сайте Сборной России по футболу

[Василий Уткин]

http://www.sports.ru/tribuna/blogs/r...rq/909887.html

К восьмидесятилетию легендарного вратаря и комментатора.

Он вовсе не был хорошим человеком.

Он ни одного дня не был плохим человеком.

Просто бессмысленно рассматривать его в таких категориях. Хороший, плохой, добрый, злой, мягкий, твердый – это не про него. Это его не объясняет, не исчерпывает, и если б вы с этим подошли к нему знакомиться, он бы отнесся к этому, как к автографу. Как к селфи. Куда смотреть? Улыбка. Дежурная, конечно; но проникновенная – она для родных, для близких. Близких же надо выделять.

Так кем он был?

И кто он был…

Я ведь не знаю, о ком я говорю. Повод ясен – Маслаченко сегодня бы стукнуло 80. И живи он – я вас уверяю, он бы уехал в этот день на какую-то снежную гору и катался бы по этой горе так, что горе бы мало не показалось.

Но я ведь говорю и о Майорове. О Евгении Александровиче. Маслак (не фамильярность, его иначе за глаза никто никогда не называл) мог быть ориентиром. Но для этого не обязательно было быть комментатором, он мог быть таковым для любого мальчугана.

Особая сила Никитича была в том, что он мог внушать любовь к делу даже тем, кто его отрицал. Икона цеха, но икона не обязательно Христа – это уж кто как понимал. Никитича можно было принимать, а можно и отрицать – и обе дороги вели в профессию.

А научить, вот руками, словами, адресованными конкретному человеку не стране – он не мог.

Майоров мог.

У Майорова есть ученики. Это ведь он придумал конкурс комментаторов когда-то; интересно, хватит ли у нового канала такта и всего остального, чтобы сохранить конкурсу комментаторов имя Майорова, которое этот конкурс много лет носил. Это он придумал, это был 1996 год, присылали кассеты, он сидел и слушал. Один. Это он выбрал для нас Юру Розанова (целенаправленно воспитывал), Тиму Журавеля, Владика Батурина… Сам всех прослушал, приходил, на палку опираясь, и слушал.

А у Никитича нет учеников. Он никого не воспитывал. Он просто был: хотите – смотрите, можете учиться, можете ненавидеть.

Ему плевать было.

Сегодня Никитичу стукнуло бы 80. Но его нет уже давно, и он исполняет свой всяческий долг вот таким напоминанием.

Мы вспоминаем. Мы имеем шанс подумать, откуда мы все взялись. Я вот о Евгении Александровиче вспомнил; их что роднит?

Работали матч за неделю до смерти.

Это, конечно, стечение обстоятельств. Но это придает нашей работе смысл. Работа в общем-то клоунская, конферансьешная, подать-принести, создать антураж.

Но в футбол-хоккей до смерти нельзя играть. А вот комментировать – можно. Ну, если сил хватит.

Владимир Никитич, Евгений Саныч – чему-то вы ведь нас научили.

[Спартак. НISTORY]

http://fanat1k.ru/stats-player-285.php
Вратарь
СССР
1936.03.05 - 2010.11.28
Игры: 220 (* 216, 4, 18).

[Спартак. НISTORY]

http://fanat1k.ru/stats-player-285-season-1962.php
МАСЛАЧЕНКО Владимир Никитович
Вратарь
СССР

# Дата Матч Счет Турнир Информация
1 1962.11.18 Динамо (Киев, СССР) vs СПАРТАК 0:2 ЧСССР 1962 75'
2 1962.11.14 Молдова (Кишинев, СССР) vs СПАРТАК 0:2 ЧСССР 1962 80'
3 1962.11.09 СПАРТАК vs Зенит (Ленинград, СССР) 1:0 ЧСССР 1962
4 1962.11.05 СКА (Ростов-на-Дону, СССР) vs СПАРТАК 1:6 ЧСССР 1962 75'
5 1962.11.01 СПАРТАК vs цска (Москва, СССР) 1:0 ЧСССР 1962
6 1962.10.23 СПАРТАК vs Динамо (Киев, СССР) 2:1 ЧСССР 1962 25'
7 1962.10.19 СПАРТАК vs Молдова (Кишинев, СССР) 1:0 ЧСССР 1962
8 1962.10.15 Зенит (Ленинград, СССР) vs СПАРТАК 2:3 ЧСССР 1962
9 1962.10.10 СПАРТАК vs СКА (Ростов-на-Дону, СССР) 0:0 ЧСССР 1962
10 1962.10.04 цска (Москва, СССР) vs СПАРТАК 0:0 ЧСССР 1962
11 1962.09.29 СПАРТАК vs Шахтер (Донецк, СССР) 4:0 ЧСССР 1962

[Спартак. НISTORY]

http://fanat1k.ru/stats-player-285-season-1963.php
# Дата Матч Счет Турнир Информация
1 1963.11.26 СПАРТАК vs Пахтакор (Ташкент, СССР) 4:4 ЧСССР 1963 85'
2 1963.11.22 Нефтяник (Баку, СССР) vs СПАРТАК 1:1 ЧСССР 1963
3 1963.11.18 СПАРТАК vs Арарат (Ереван, СССР) 1:0 ЧСССР 1963
4 1963.11.15 СПАРТАК vs Кайрат (Алма-Ата, СССР) 2:0 ЧСССР 1963
5 1963.10.31 Шахтер (Донецк, СССР) vs СПАРТАК 1:1 ЧСССР 1963
6 1963.10.27 Локомотив (Москва, СССР) vs СПАРТАК 0:1 ЧСССР 1963
7 1963.10.24 Торпедо (Москва, СССР) vs СПАРТАК 2:2 ЧСССР 1963
8 1963.10.19 Динамо (Тбилиси, СССР) vs СПАРТАК 1:0 ЧСССР 1963
9 1963.10.15 Динамо (Минск, СССР) vs СПАРТАК 1:0 ЧСССР 1963
10 1963.10.02 Динамо (Москва, СССР) vs СПАРТАК 0:0 ЧСССР 1963
11 1963.09.27 СПАРТАК vs Динамо (Ленинград, СССР) 3:1 ЧСССР 1963
12 1963.09.24 СПАРТАК vs Авангард (Харьков, СССР) 2:0 ЧСССР 1963
13 1963.09.14 СПАРТАК vs Динамо (Киев, СССР) 3:1 ЧСССР 1963
14 1963.09.11 Торпедо (Кутаиси, СССР) vs СПАРТАК 0:1 ЧСССР 1963
15 1963.09.07 СПАРТАК vs СКА (Ростов-на-Дону, СССР) 2:0 ЧСССР 1963
16 1963.09.03 СПАРТАК vs Крылья Советов (Куйбышев, СССР) 2:0 ЧСССР 1963
17 1963.08.30 СПАРТАК vs Молдова (Кишинев, СССР) 3:0 ЧСССР 1963
18 1963.08.25 СПАРТАК vs цска (Москва, СССР) 3:0 ЧСССР 1963
19 1963.08.22 СПАРТАК vs Зенит (Ленинград, СССР) 0:0 ЧСССР 1963
20 1963.08.17 цска (Москва, СССР) vs СПАРТАК 1:2 ЧСССР 1963
21 1963.08.13 СПАРТАК vs Торпедо (Кутаиси, СССР) 1:0 ЧСССР 1963
22 1963.08.11 СПАРТАК vs Шахтер (Донецк, СССР) 2:1 КСССР 1963
23 1963.08.06 СПАРТАК vs Динамо (Москва, СССР) 2:0 КСССР 1963
24 1963.08.03 СПАРТАК vs Динамо (Ленинград, СССР) 4:1 КСССР 1963 80'
25 1963.07.13 Арарат (Ереван, СССР) vs СПАРТАК 0:3 ЧСССР 1963 87'
26 1963.06.28 СПАРТАК vs Динамо (Киев, СССР) 1:0 КСССР 1963
27 1963.06.25 СПАРТАК vs Нефтяник (Баку, СССР) 4:2 ЧСССР 1963
28 1963.06.20 Крылья Советов (Куйбышев, СССР) vs СПАРТАК 1:3 ЧСССР 1963
29 1963.06.16 Шинник (Ярославль, СССР) vs СПАРТАК 0:3 КСССР 1963
30 1963.06.08 СПАРТАК vs Локомотив (Москва, СССР) 1:3 ЧСССР 1963 46'
31 1963.06.03 Зенит (Ленинград, СССР) vs СПАРТАК 2:1 ЧСССР 1963
32 1963.05.29 СПАРТАК vs Шахтер (Донецк, СССР) 1:0 ЧСССР 1963
33 1963.05.17 СПАРТАК vs Динамо (Москва, СССР) 0:1 ЧСССР 1963
34 1963.05.13 Динамо (Ленинград, СССР) vs СПАРТАК 0:2 ЧСССР 1963
35 1963.05.07 СПАРТАК vs Динамо (Тбилиси, СССР) 2:1 ЧСССР 1963
36 1963.05.02 СПАРТАК vs Торпедо (Москва, СССР) 1:2 ЧСССР 1963
37 1963.04.25 Кайрат (Алма-Ата, СССР) vs СПАРТАК 0:1 ЧСССР 1963
38 1963.04.20 Пахтакор (Ташкент, СССР) vs СПАРТАК 2:2 ЧСССР 1963
39 1963.04.15 СПАРТАК vs Динамо (Минск, СССР) 2:2 ЧСССР 1963
40 1963.04.10 Динамо (Киев, СССР) vs СПАРТАК 2:1 ЧСССР 1963
41 1963.04.05 Молдова (Кишинев, СССР) vs СПАРТАК 0:3 ЧСССР 1963
42 1963.03.31 Авангард (Харьков, СССР) vs СПАРТАК 1:4 ЧСССР 1963

[Спартак. НISTORY]

http://fanat1k.ru/stats-player-285-season-1964.php
# Дата Матч Счет Турнир Информация
1 1964.10.23 Шахтер (Донецк, СССР) vs СПАРТАК 3:0 ЧСССР 1964
2 1964.10.21 Динамо (Москва, СССР) vs СПАРТАК 2:1 ЧСССР 1964
3 1964.10.06 СПАРТАК vs Шинник (Ярославль, СССР) 1:0 ЧСССР 1964
4 1964.09.30 цска (Москва, СССР) vs СПАРТАК 2:0 ЧСССР 1964
5 1964.09.21 СПАРТАК vs Торпедо (Москва, СССР) 0:1 ЧСССР 1964
6 1964.09.16 СПАРТАК vs Крылья Советов (Куйбышев, СССР) 2:1 ЧСССР 1964
7 1964.09.12 Динамо (Киев, СССР) vs СПАРТАК 2:2 ЧСССР 1964
8 1964.09.09 СПАРТАК vs Динамо (Киев, СССР) 2:3 КСССР 1964
9 1964.09.08 СПАРТАК vs Динамо (Киев, СССР) 0:0 КСССР 1964
10 1964.09.04 СПАРТАК vs СКА (Ростов-на-Дону, СССР) 0:1 ЧСССР 1964
11 1964.08.30 СПАРТАК vs Жальгирис (Вильнюс, СССР) 1:0 КСССР 1964
12 1964.08.21 СПАРТАК vs Нефтяник (Баку, СССР) 2:2 ЧСССР 1964
13 1964.08.11 СПАРТАК vs Динамо (Тбилиси, СССР) 0:1 ЧСССР 1964
14 1964.08.06 СПАРТАК vs Кайрат (Алма-Ата, СССР) 1:0 КСССР 1964
15 1964.08.02 Торпедо (Москва, СССР) vs СПАРТАК 5:0 ЧСССР 1964
16 1964.07.25 Волга (Горький, СССР) vs СПАРТАК 1:4 ЧСССР 1964 80'
17 1964.07.20 СПАРТАК vs Динамо (Минск, СССР) 0:0 ЧСССР 1964
18 1964.07.14 СПАРТАК vs Молдова (Кишинев, СССР) 2:1 ЧСССР 1964
19 1964.07.10 СПАРТАК vs Шахтер (Донецк, СССР) 1:1 ЧСССР 1964
20 1964.07.06 СПАРТАК vs Динамо (Москва, СССР) 1:0 ЧСССР 1964
21 1964.07.02 Зенит (Ленинград, СССР) vs СПАРТАК 0:4 ЧСССР 1964 77'
22 1964.05.17 Шинник (Ярославль, СССР) vs СПАРТАК 0:1 ЧСССР 1964
23 1964.04.27 СПАРТАК vs Динамо (Киев, СССР) 1:1 ЧСССР 1964
24 1964.04.11 Кайрат (Алма-Ата, СССР) vs СПАРТАК 0:1 ЧСССР 1964 55'
25 1964.04.07 Нефтяник (Баку, СССР) vs СПАРТАК 0:4 ЧСССР 1964 80'
26 1964.04.01 Торпедо (Кутаиси, СССР) vs СПАРТАК 0:3 ЧСССР 1964

[Игорь Рабинер]

http://www.sport-express.ru/football/reviews/792262/
00:15 11 декабря 2010 | ФУТБОЛ
[IMG][/IMG]
Владимир МАСЛАЧЕНКО. Фото Алексей ИВАНОВ, "СЭ"

В конце января - начале февраля на прилавки магазинов поступит новая книга обозревателя "СЭ" Игоря РАБИНЕРА "Спартаковские исповеди". Повод для того, чтобы приводить отрывки из нее столь рано, выдался очень грустный - один из монологов принадлежит недавно скончавшемуся Владимиру Маслаченко, с которым Рабинер побеседовал 2 месяца назад. На минувшей неделе исполнилось 9 дней с того момента, как великолепного вратаря и комментатора не стало, и "СЭ-Воскресенье" счел, что лучшей памятью о нем станут его собственные воспоминания, первую часть которых мы публикуем сегодня.



Владимир Маслаченко: "Для Николая Петровича "Спартак"
был маленьким свечным заводиком"

- С того момента прошло уже больше 60 лет, но я по сей день его отчетливо помню. Однажды я заснул в спортзале стадиона "Спартак" в Кривом Роге, где пропадал днями и ночами. И меня там в два часа ночи нашла мать. Искали по всему городу – а я безмятежно спал на матах.

Вот с тех очень давних пор и поселилось в моем сердце это слово – "Спартак". По натуре я однолюб. Если уж с женой мы вместе уже 52 года, а это – "вредное производство", тут год за два можно считать (заразительно хохочет)... Вот и с клубом – такая же история. Однажды попав в московский "Спартак", я больше никогда не болтался по командам, хотя возможностей было – не счесть.

Рядом с тем поселком в Кривом Роге, где я жил, находился стадион "Строитель", а до "Спартака" надо было ехать на трамвае. Зато там были интереснейшие для мальчишки водные пространства – одна река, вторая, а между ними какой-то затопленный рудник, глубину которого никто даже и не знал. До и после тренировок мы с дружками бесконечно прыгали в воду с крутых берегов, со скальных участков высотой метров 10 - 15. Полеты были такие – дух захватывало.

В общем, любил я это место – и полюбил название "Спартак". Тогда ведь, после войны, началась эра великих "Динамо" и ЦДКА. И когда тебя спрашивали, за кого ты болеешь, то добавляли: "За ЦДКА или за "Динамо"?" А я отвечал: "За "Спартак" - и на меня смотрели как на свалившегося откуда-то с Луны.

А я и не знал, что такое "Спартак" московский! У нас там было только радио, Вадим Синявский. Но вырос я на стадионе "Спартак" и усвоил, что болеть можно только за него. И командой моей первой, естественно, стал криворожский "Спартак".

Потом был днепропетровский "Металлург" - и я уже оттуда мог перейти прямо в "Спартак". Тогда бы моя карьера наверняка ограничилась только двумя клубами. А было так. В 54-м году "Металлург" неожиданно для всех вышел в полуфинал Кубка СССР. Я, 18-летний, отыграл в основном составе все игры с 1/128 финала. И перед полуфиналом, который проходил осенью в Москве, нас поселили не где-нибудь, а в Тарасовке! Только не там, где жил "Спартак" - в деревянной гостинице, а на другой стороне, где были финские домики.

Там было очень холодно – мы на одном матрасе спали, другим укрывались. Тренировались на том же поле, что и "Спартак", сразу после него. Хоть и шел дождь, две трети спартаковского состава оставались у поля – любопытствовали, что это за никому не известные люди из Днепропетровска, которые ворвались в четверку лучших команд Кубка. В те времена этому турниру придавалось большое значение.

И вот уже тогда, на тренировках, я летал и нырял. Не знаю, обратили ли на меня внимание в тот момент, но в конце 55-го года, на традиционном послесезонном собрании тренеров и начальников команд, Николай Старостин рассказывал близким ему людям, что собирается пригласить меня в "Спартак".

Это услышал Николай Морозов, который в 66-м году приведет сборную СССР к ее высшему достижению на чемпионатах мира – 4-му месту. А его как раз пригласили в Днепропетровск по договоренности на год, потому что у нас тренер умер. Он подошел к Николаю Петровичу и сказал, что в "Металлурге" понаблюдает за мной, поработает – а потом вернется в Москву и передаст им из рук в руки.

Но вышло по-другому. Вернувшись из Днепропетровска, Морозов стал начальником команды "Локомотив". И вместе с Борисом Аркадьевым, "Локомотив" возглавившим, они быстренько меня туда затащили. Про интерес "Спартака"-то мне известно не было, зато из других городов – Киева, Донецка, Кишинева - у меня была пачка телеграмм.

А Аркадьев – глыба. Видите (показывает на тумбочку около кровати. – Прим. И.Р.): одной из двух моих настольных книг является его "Тактика игры". Он опередил время не на годы – на десятилетия. Много лет спустя автор тотального футбола тренер "Аякса" Стефан Ковач сказал мне: "Тотальный футбол на самом деле придуман вами. Просто в "Аяксе" я нашел игроков для его воплощения. А школу я прошел в Советском Союзе у Михаила Товаровского по книге Бориса Аркадьева "Тактика игры".

Пять лет я честно отработал в "Локомотиве", выиграл с ним Кубок СССР (кстати, в финале 1957 года мы обыграли как раз "Спартак" - 1:0), серебряные медали чемпионата. Попал оттуда в сборную, где был вторым вратарем после Льва Яшина на чемпионате мира 1958 года в Швеции. Это время вовсе не было для меня потерянным, и "Локомотиву" я благодарен.

Но мой любимый "Спартак" не мог никуда от меня уйти.

***

В сборной мы со спартаковцами регулярно встречались. И к тому же чемпионату мира готовились как раз в Тарасовке. Вот "спартачи", как их все называли, и стали звать меня к себе. Особенно усердствовал Толя Масленкин.

Тогда, во время подготовки к Швеции, состоялся мой первый матч в составе "Спартака". Основной состав сборной со Львом Яшиным в воротах, Стрельцовым (в тот момент еще не произошло несчастье), Ивановым, Ильиным, Нетто и другими звездами играл против "Спартака". Учитывая, что вся национальная команда тогда сплошь состояла из "спартачей", условный "Спартак" на самом деле был дублем. Его усилили несколькими игроками из других команд, в том числе мною. Самым известным из моих партнеров был Алексей Парамонов. И мы их "дернули"! После той игры Парамонов, олимпийский чемпион Мельбурна, подошел ко мне и спросил, не хочу ли я в "Спартак".

Такие вещи западали в душу. Общаясь постоянно со спартаковцами в первой и молодежной сборных, я все больше проникался мыслью: это мне нравится все больше. Хотя в "Локомотиве" мы были очень дружны, но судьбой мне было предписано другое, и я это чувствовал. "Спартак" здесь (показывает на сердце. – Прим. И.Р.) все время был.

Я не пропускал ни одной игры "Спартака" - естественно, когда они не совпадали с матчами "Локомотива". У нас всех были билеты участников чемпионата СССР, которые давали нам право проходить на любой стадион страны. Солидные такие билеты, их до сих пор храню. Так я при первой возможности посещал спартаковские матчи.

И вот в 59-м году "Спартак" решил взять меня с собой в турне по Южной Америке.

В "Локомотиве" таких поездок и близко не было, а если они и возникали, то не были мне интересны. А тут – Южная Америка! Безумно хотел сыграть против этих людей и окунуться в атмосферу этих стран и стадионов. Уже пригласили в контору "Спартака", чтобы оформить в поездку. И вдруг бац – у "Локомотива" возникает турне в Болгарию. Как назло!

Я обратился к Морозову и попросил разрешения съездить со "Спартаком". Но он, к тому времени уже сменивший Аркадьева на посту старшего тренера, не разрешил. Пришлось ехать в Болгарию. Чувства мои вы понимаете. И когда мы вернулись, я тут же подал заявление об уходе. Оно мне однажды здорово аукнется: Морозов затаил за тот демарш жуткую обиду, и в 66-м не взял меня на чемпионат мира.

***

Тогда, в 59-м, переход мне не разрешили, потому что вмешался министр путей сообщения Бещев, друживший с набиравшим влияние Брежневым. Как это произошло – расскажу чуть позже. В "Локомотиве" мне предстояло отыграть еще до середины 1962 года.

Я сближался со спартаковскими людьми, самым близким из которых по духу оказался Сергей Сергеевич Сальников. Особенно мы сдружились в 1962 году после чемпионата мира, когда я восстанавливался после страшной травмы. Нас объединило то, что, несмотря на советские времена, мы с ним обладали, как я выражаюсь, комплексом неподчинения.

Однажды он стал из-за этого невыездным, а еще раньше эта участь едва не постигла и меня. В кругу футболистов я рассказывал о безобразиях, которые творятся в нашем сельском хозяйстве – благо по временам, проведенным в Кривом Роге и Днепропетровске, знал эту тему хорошо. Меня вызвали в ЦК КПСС. Был там такой инструктор – Молчанов, так он меня два с половиной часа "имел", а я с ним еще ругался. Говорил: мол, все, что он рассказывает, я и так знаю – политэкономию сдал на "пять" в институте. А как все обстоит на самом деле, тоже знаю, поскольку объездил все колхозы Днепропетровской области.

Мне могли перекрыть выезды, но первая и молодежная сборные в тот момент поехали играть в Польшу, и в молодежке, кроме меня, играть было некому. Один из руководителей федерации Владимир Мошкаркин нашел аргументы, чтобы меня-таки выпустили. В день матча на правительственном самолете Ил-14 доставили прямиком в Лодзь и из аэропорта отвезли на игру. Мы победили – 1:0, а я еще и пенальти отбил. После чего невыездная опасность была снята. Тем не менее я был своего рода диссидентствующим человеком, и этот комплекс неподчинения во мне сидит до сих пор. И никогда в жизни не выветрится.

Все это я рассказываю к тому, чтобы нарисовать полную картину моего душевного проникновения в это совершенно необъяснимое образование под названием "Спартак". Что в нем такого, что манило миллионы людей? Мне повезло в том, что это был не только по футбольным, а по самым высоким меркам интеллектуальный коллектив спортивного назначения. Интеллигенция считала шиком болеть за "Спартак".

Это тоже считалось неким элементом скрытого диссидентства. Потому что "Спартак" создавался в пику динамовскому движению, которое ассоциировалось у людей сами понимаете с кем и с чем. Максим Горький, провозгласив: "Динамо" - это сила в движении", немножечко подыграл определенной публике, и это раздражало.

Взрослея, я задался целью понять феномен "Спартака". Но из футбольных людей беседовал об этом разве что с Сальниковым, который был склонен к философствованию, аналитике – но с обязательным присутствием юмора. И вот, куда ни повернись, все крутилось вокруг Старостиных. Нет, даже вокруг одного из них – Николая Петровича. Божок, Будда, что-то вообще неземное.

И меня страшно это заинтересовало – что же за феномен такой? Почему без хохм, историй, которые этот человек рождал чуть ли не каждый день, и они тут же становились хрестоматийными, не обходилась ни одна выпивка, не говоря уже о чаепитиях? Сам-то Николай Петрович только чай и употреблял.

И вот тут мы возвращаемся в 59-й год – тот самый, когда я предпринял первую попытку перейти в "Спартак". Спартаковские ребята, с которыми я плотно общался, устроили в хорошем смысле слова напор – в том числе и на Старостина. Говорили ему, что Володя хочет перейти. И у меня состоялась с ним самая первая беседа на эту тему. Проходила она в старом спартаковском, как сейчас принято выражаться, офисе. А находился тот "офис" в не действующей церкви где-то на Спартаковской улице. В маленькой комнатухе сидели Старостин и недавно завершивший карьеру игрока Сальников.

Николай Петрович задал мне вопрос в лоб: "Почему ты хочешь перейти в "Спартак"?" Он всегда переживал за чистоту спартаковских идей и очень ревностно к этому относился. Для него, конечно, спартаковский человек, образно говоря, с периода эмбрионального развития, - это то, что надо. Хотя вот Сальников, к примеру, таковым не был. И Старостин не прочь был пригласить кого-то из других команд – но только в том случае, если человек четко отвечал его понятиям о настоящем спартаковце. Потому и был задан такой вопрос.

А "Спартак" в тот момент играл не просто плохо, а очень плохо. В стране же гремело знаменитое движение Валентины Гагановой – передовицы производства, которая ушла в отстающую бригаду, чтобы ее поднять и сделать ударником социалистического труда. Я был человеком острым на язык - и ответил Старостину, что, наверное, хочу перейти в "Спартак" по принципу Гагановой – поднять отстающую бригаду.

"Чапай" (его так стали называть после того как он сам однажды сказал: "Чапай думает!") нахмурился. Крякнул. В принципе он мог меня за эту хохму выгнать, и в чем-то был бы прав – тональность моего ответа не соответствовала серьезности вопроса. А я так ответил, потому что вопрос меня немножечко покоробил. Я же пришел сам, вот он я! В подтексте же вопроса звучало: "Что ты тут бродишь, чего хочешь от нас?" При том, что команда – извините, в заднице. И я вот так ответил, созорничал.

Ситуацию спас Сальников, который от моего ответа зашелся смехом до потери пульса. Так, что едва со стула не упал. Старостин пришел в себя от моего нахальства и на Серегу набросился: "Что ты тут ржешь?!" А тот слезы от смеха утирает. Потом он вспоминал: "Владимир (он так всегда меня называл)! Ну ты ему и вдал!" Непосредственный он был парень, в душе – поэт.

Потом Старостин пытался затеять разговор об условиях, но я сказал, что сначала нужно получить разрешение на переход. Мы пожали руки и разошлись. В общем, Николай Петрович простил мне эту вольность, но зарубку в памяти наверняка сделал.

И вскоре мой вопрос о переходе рассматривался в Доме Союзов. Меня в зал не пустили, я шатался за дверью. Одет был безукоризненно: дорогой темно-синий костюм, белая рубашка, галстук в тон, мокасины. Я это дело страшно любил – рубашек у меня было два десятка, если не больше, а галстуков – 48 штук.

Наконец меня впускают в зал. Все впериваются в меня взглядом. И тут звучит вопрос Старостину президента федерации Валентина Гранаткина: "Николай Петрович, скажите, пожалуйста, вам действительно нужен Маслаченко?"

И Старостин отвечает: "Ну, если вы разрешите, то мы его возьмем, не откажемся". То есть не настаивал, не требовал, а – если разрешите! Ну, думаю, хорошо. С этого дня я тебе, Николай Петрович, даю слово, что все равно в твою команду перейду.

Тональность фразы Старостина вызвала у всех смущение. Они ожидали другого. Николай Петрович не выказал готовности биться. Мол, если дадите – возьмем, а если нет – то и не надо. Было ли это связано с тем моим ответом в церкви – не знаю.

Ну, переход и не дали, конечно. Меня попросили выйти, потом вернули в зал, озвучили приговор: "Перехода не даем! У тебя есть что сказать?" Я ответил: "Первое. Вот это совещание – и обвожу головой зал – ведется крайне недемократично! Поэтому я не согласен с вашим решением". Мне только и сказали: "Иди домой". Я еще раз сказал, что не согласен, и пошел.

И вдруг – догоняет меня Морозов, который был на заседании. Говорит: "Слушай, ну ладно тебе, хватит! Чего ты хочешь?" - "Значит так, Николай Петрович (он тоже был Николай Петрович), я на этом не останавливаюсь, и еще подумаю, как мне дальше поступать". – "Может, тебя не устраивают какие-то условия?"

***

Тут я сделаю небольшое лирическое отступление. Расскажу на своем примере, в каких условиях тогда жили футболисты.

Переехав из Кривого Рога в Днепропетровск, я сначала жил на стадионе, в комнате на 17 коек, где был собачий холод. Именно там я научился на одном матрасе спать, а другим накрываться. Потом мне дали какую-то комнату, где за стеной блеяла коза. И наконец предоставили комнату прямо напротив обкома партии, в котором заседал Владимир Щербицкий, очень меня любивший.

Беда заключалась в том, что по этому дому пошла трещина – и проходила она как раз через ту комнату, в которой меня поселили. Через эту трещину я видел обком партии. Пошел на стадион, попросил завхоза, он дал мне старые списанные майки и трусы. Ими я и заткнул эту дырку от потолка до пола.

В Москве, перейдя в "Локомотив", поселился в общаге у Белорусского вокзала. Не вставая с кровати, мог достать из шкафа все, что мне нужно, и одеться. Главной задачей было не выпасть в окно, поскольку оно было почти на уровне пола. Но, слава богу, оно было низким, и, уткнувшись в стену лбом, можно было понять, что ты идешь не в дверь. Каждую третью неделю в этой общаге поселялся человек, храпевший так, что через три комнаты было слышно.

Потом дали комнату в коммуналке на Таганке, на Абельмановской заставе, которую я называл "аппендицитом". Двери тогда обивать еще не было принято, ты слышал соседей, они – тебя. А я к тому времени женился на Ольге, дочке крупного советского строителя. И вот она после своих роскошных условий селится в этой конуре. Как выдержала – не знаю.

Там-то я и жил, когда мне запретили переходить в "Спартак" и Морозов спросил об условиях. Ладно, думаю: если не разрешаете переход, то хоть сделайте так, чтобы нормально жил. Но лишь года через два дали квартиру на втором этаже над булочной.

Хорошая квартира, просторная. Правда, во-от такие тараканы полчищами из булочной прибегали. А в 62-м, когда я окончательно решил переходить в "Спартак", случилась вот какая история. Тогдашний тренер "Локомотива" Костылев знал, что я уйду при любых обстоятельствах, но попросил помочь железнодорожникам и съездить с ними в Киев. За основу я не хотел играть, поставил бы свой переход под угрозу. А за дубль согласился – нужна же была какая-то практика. В итоге основной состав проигрывал после первого тайма – 0:3, и тренер умолил меня выйти на второй тайм. Больше нам забить не смогли. А на матче был Щербицкий, с которым мы были знакомы еще по Днепропетровску.

После матча сели в поезд, но меня настоятельно попросили остаться. Я отказывался. 50 минут литерный состав не отправляли – это было неслыханно. Минута задержки – скандал, а тут - почти час!

Пришел начальник поезда. "Владимир, во-первых, пассажиры страшно нервничают. Во-вторых, как мне нагонять это время? В Москве же люди придут встречать – а на дворе зима. Что, они ждать будут?" В общем, пришлось остаться и переночевать у моего друга, нападающего киевского "Динамо" Вити Каневского. Устроили там маленький сабантуйчик.

Наутро меня встречает зам. председателя спорткомитета Украины. Встречает с ключами. И везет смотреть квартиру в доме совета министров республики. Четыре комнаты, лепнина, гараж. Входим в первую комнату, и я говорю: "Замечательно, здесь можно поставить два стола для настольного тенниса и играть две партии одновременно".

Дают мне ключ – я не беру. Поскольку твердо решил для себя: что бы ни предлагали – не перееду. Хотя жена у меня в тот момент была в положении. Тогда председатель спорткомитета и его зам куда-то вышли – видимо, позвонить. Вернулись и говорят: "Вам сразу же будет присвоено звание капитана милиции – со всеми вещами, к этому прилагающимися". То есть меня прикрепляли к республиканской столовой – по ценам и качеству, как в Кремле. А также к базе снабжения продуктами, одеждой и промышленными товарами.

Потом еще добавили: "Мы слышали о том, что вы хотели купить машину". Я ответил, что у меня на нее нет денег. Это, говорят, не имеет значения: машину продадут мне по старой цене. А на старую денег действительно хватало. Спросили, какого цвета автомобиль я хочу. И пообещали: "Если дадите нам паспорт – пригоним незамедлительно. И тут же оформим в заявку, и будете играть за киевское "Динамо". Наконец, официальную ведомственную зарплату – 200 рублей – они утраивали. А в "Спартаке" у меня было 160, за звание мастера спорта накидывали еще 10, заслуженного – 20.

Но я от всего этого отказался. Потому что уходил в "Спартак" по идейным соображениям. Я любил эту команду. Еще раз говорю: после того как в 59-м Старостин на моем переходе не настоял, сказал самому себе: "Я им все равно докажу!" И доказал.

[Игорь Рабинер]

http://www.sport-express.ru/football...eviews/792450/
00:35 18 декабря 2010 | ФУТБОЛ — РФПЛ

Владимир МАСЛАЧЕНКО (в центре). Фото Олег НЕЕЛОВ

В конце января - начале февраля на прилавки магазинов поступит новая книга обозревателя "СЭ" Игоря РАБИНЕРА "Спартаковские исповеди". Повод для того, чтобы приводить отрывки из нее столь рано, выдался очень грусный - один из монологов принадлежит недавно скончавшемуся Владимиру Маслаченко, с которым Рабинер побеседовал 2 месяца назад. Сегодня "СЭ-Воскресенье" публикует вторую часть воспоминаний.

- В 62-м я должен был играть на чемпионате мира в Чили. Но за неделю до старта во время контрольного матча с Коста-Рикой мне соперник ногой сломал челюсть. Лучший хирург страны делал операцию. И за те восемь дней, что я был в больнице, наверное, полстраны у меня побывало. Целые районы делегировали людей, которые привозили мешочек, к примеру, зеленого кофе. Ехали за шестьсот километров и больше. За те дни я стал неплохо говорить по-испански. Слова учил по разговорнику, делать-то было нечего.

Никто не верил, что я вернусь. Профессор, делавший операцию, сказал, что могут быть проблемы психологического свойства, а также осложнения, связанные со слухом.

К тому времени я принял окончательное решение о переходе в "Спартак". Переход не давали три месяца. Я обратился к локомотивским ребятам, с которыми был дружен – они все были на моей свадьбе в нынешней нашей квартире: поймите меня! Они поняли, а 37-летний Виктор Ворошилов благословил. Он, шикарный игрок, так ни разу и не бывший чемпионом Союза, сказал: "Хоть ты им станешь".

Я уже жил на сборах в Тарасовке, хотя официально мне это было запрещено. Команда тогда заиграла прилично, но вратарская позиция все-таки беспокоила. Во время тренировок, думаю, все, в том числе и Чапай, поняли, что Маслак команде нужен. Кроме того, самостоятельно ездил в Подмосковье, бегал кроссы. Разработал для себя совершенно дикую программу подготовки, основанную на легкой атлетике, от которой нынешние вратари умерли бы. Но для меня это был наркотик. Я тем более должен был вернуться в футбол после той травмы, из-за которой лишился чемпионата мира.

Тем не менее играть мне долго не разрешали. Наконец, перед игрой с "Шахтером" Старостин приехал с радостной вестью – и я вышел на поле. Но руководство так постаралось это событие замять, что даже не объявляло составы команд до стартового свистка.

Началась игра, на заполненных на 80 тысяч трибунах Лужников – гробовое молчание. А потом называют мою фамилию – и шквал оваций. В этот момент я понял, что не зря играю в футбол. И что мечта сбылась: я – в форме "Спартака". Теперь – до конца карьеры.

В тот момент мы начали резкий спурт – и стали чемпионами Союза. Из 12 оставшихся игр не проиграли ни одной. А я на вдохновении от перехода в "Спартак" в своей рамке просто летал.

В Кишиневе, помню, жили вчетвером с Нетто, Масленкиным и Солдатовым в комнате, где в нормальном "измерении" должен был жить один человек. Напротив моей койки у двери стоял шкаф, и, ложась спать, я смотрел на него и думал: упадет или не упадет? Но не упали ни шкаф, ни "Спартак". В Кишиневе мы выиграли, потом накидали семь штук Ростову со всеми его Понедельниками, Копаевыми и прочими уважаемыми мастерами. И, наконец, приехали в Киев.

И там, в решающем матче, мы выиграли – 2:0. А мне из рогатки с трибуны засадили камнем по заднице. Я же в ответ демонстративно повернулся, похлопал и только почесал себе мягкое место, дав понять: не выйдет у вас, ребята, меня из равновесия вывести!

В раздевалку все вбежали радостные и возбужденные, но времени там праздновать не было. Моментально в душ – и переодеваться, потому что ровно через 30 минут уходил поезд в Москву. Мы всегда торопились и всегда успевали. У выхода из подтрибунных помещений стояла милицейская машина, которая, разгоняя всех, тащила этот автобус. На первой платформе стоял поезд, мы запрыгивали в него – и ехали домой.

Вторым в том чемпионате стало московское "Динамо". И его ведущий игрок Валера Маслов, многие годы спустя делясь воспоминаниями о том времени, сказал: "Мы были сильнее, но выиграл тогда "Спартаку" чемпионат Володя Маслаченко, и нечего копья ломать!"

Не знаю, так ли это на самом деле, но о моей роли в концовке чемпионата, наверное, кое-что говорит. А Старостин тогда, в раздевалке после игры в Киеве, тихо сказал мне только одну фразу: "Ты принес нам счастье". И отошел. Больше о моем вкладе в то золото он не говорил ни слова.

Зато, когда нам вручали золотые медали во Дворце спорта Лужников, я по большому счету незаконно получил свою награду. Ведь из-за того, что меня мурыжили с переходом, я недобрал до 50 процентов игр в том сезоне четыре матча.

***

Кубок СССР я выигрывал трижды – один раз с "Локомотивом" и дважды со "Спартаком". В 65-м мы обыграли минское "Динамо" в двух матчах: сначала свели игру вничью и победили в переигровке. И была там замечательная история.

В первой встрече с минчанами была ничья – 1:1. Они нас излупили по ногам так, что на второй матч было ставить некого. Мы поехали в Тарасовку, не зная, что делать – все силы истрачены, травмированных куча, переигровка завтра, а бегать нечем. И тогда я вспомнил, что велосипедисты на гонках применяют смесь овсянки, сахара и глюкозы, чем "подбадривают" организм.

Возвращались мы в Тарасовку на ночь глядя. И надо же такому случиться, что останавливаемся у магазина, а овсянки там нет. И на следующее утро приезжаем – тоже нет. Где-то – бог знает где - все-таки купили. Нам сварили кашу. Мы ее наелись, и на команду напал такой "Генрих Дристунский"!

Самое удивительное, что лично у меня, это дело предложившего, все в порядке. А практически весь состав команды, и без того переломанной, недееспособен. В центре обороны, к примеру, людей не было. Вайдотаса Житкуса, никогда там не игравшего, переводим туда справа, еще на какие-то перемены идем – короче, передернули все, что могли. И в итоге, извините, обосравшиеся, мы все-таки выиграли второй матч!

Годом ранее, в 64-м, произошла знаменитая история, как Никита Симонян едва не отчислил из команды Игоря Нетто. Это было при мне. "Торпедо" нам в том матче накидало целую "кошелку", а все потому, что мы не разобрались, как опекать Валентина Иванова. Сцена была такая. В перерыве Никита стал говорить какие-то слова – не столько относившиеся к тактическим моментам, сколько эмоциональные.

А 35-летний Игорь был расстроен вконец. Он всегда имел право слова, потому что если как организатор Старостин – это "Спартак", то как игрок Нетто – это "Спартак". И он сказал главному тренеру, с которым много лет вместе отыграл: "Никита, да ты не о том говоришь!"

Симонян в запальчивости не совладал с собой даже в присутствии Чапая. И ответил: "А ты вообще молчи! И на второй тайм не выйдешь". Слава богу, потом ситуация нормализовалась. Было собрание, на котором и мне довелось выступить. Но говорил я не о Нетто, а о себе. Занялся самокритикой и сказал: "Естественно, вратарь должен спросить себя: а где он был, когда пять штук забивали?" А Нетто, естественно, остался в команде – кажется, дело ограничилось выговором.

Я горжусь тем, что выходил на поле с ними обоими. Мне безумно повезло: будучи игроком "Локомотива", я играл против Симоняна, и он даже забил мне в Лужниках; выступал с ним в сборной СССР и, кроме того, работал под его тренерским началом. Нас многое объединяет.

Между прочим, Симонян по системе "игрок плюс тренер" является вторым после Лобановского по числу титулов, которые выиграл. Не могу сказать, что он глубоко копался в тактических изысканиях, нюансах физподготовки и так далее. У Никиты Палыча наряду с тонким чутьем и пониманием футбола был большой человеческий авторитет. И это очень важно.

Когда у тебя в команде есть звезды, то с ними надо каким-то образом найти общий язык. Симонян умел это делать, как мало кто другой. Человек прямо с футбольного поля перешел на тренерскую скамейку – и Нетто, капитан, с которым он только что играл, стал его подопечным! Сложнейшая на самом деле психологическая ситуация. Однако команда играла – и стала чемпионом. И заслуга Никиты, что ему, будучи великолепным футболистом, хватило ума стать прилежным учеником на тренерской стезе. Симонян всегда был мудрым человеком и таким остался.

Что же касается истории моего ухода из "Спартака", о которой я еще расскажу, то в ней Симонян был ни при чем, там сыграл роль Чапай. Поэтому у нас с Никитой отношения в полном порядке по сей день.

А Нетто для меня – самый великий игрок в истории "Спартака", по всем позициям и параметрам. Правда, по индивидуальному мастерству я на первое место среди спартаковцев всех времен ставлю Федора Черенкова. Гения с большой буквы, так до конца и не понятого. Феномена движения. Это что-то врожденное.

По чисто футбольным качествам Черенков – это даже не Стрельцов, это Пеле. Эдик проще, хотя и гениально проще. С точки же зрения владения мячом, понимания игры, умения решать эпизод Черенкову не было равных. Нельзя забывать Сальникова, Исаева, но другого такого, как Федор, не было.

Если же возвращаться к Нетто, то это был человек абсолютной честности, порядочности, профессионализма. С точки зрения профессионализма я бы вообще поставил его на первое место в нашем футболе тех времен. А может, и вообще всей советской эпохи.

Кстати, Игорь здорово играл в шахматы. Как и Галимзян Хусаинов. Когда Гиля обыгрывал Лобановского, тот был злой как дьявол, швырял фигуры, ругался матом: "Б..., проигрываю какому-то татарину, метр с кепкой".

Почему Нетто не стал классным тренером? Может быть, он был слишком гениальным игроком для этой работы. Хотя он потренировал и в разных странах – в Иране, на Кипре, в Греции, куда в "Панионис", кстати, я его и порекомендовал. Затем был не у дел.

Его жена, актриса Ольга Яковлева, облапошила его и забрала все деньги, которые он за свою жизнь заработал. Это было большое несчастье, когда Игорь на ней женился. Поэтому в последние годы жизни серьезно заболевшему Нетто было очень плохо...

Когда я перешел в "Спартак" - да и потом тоже, – имя Нетто было для меня святым. Помню, шли мы сразу после моего перехода со Старостиным вверх по Пушкинской улице, и он спросил: "Вопрос с квартирой мы решим. Какую дополнительную зарплату тебе положить?"

Я сказал: "А Игорь Нетто получает дополнительную зарплату?" Чапай посмотрел на меня: "Честно?" - "А как иначе?" - "Нет". – "А как же я могу получать эту зарплату, если у вас Нетто ее не получает?"

Сошлись на том, чтобы мне машину какую-нибудь из комиссионного магазина присмотрели, поскольку на новую денег у меня нет. Старостин внимательно взглянул на меня: "Да это я тебе в два счета сделаю!" И я купил в комиссионке подержанный автомобиль, на котором ездила великая молодогвардейка по фамилии Борц. И при том что она была гонщица, я на той "Волге-21" проездил 12 лет. А представляете, какие бы машины у меня были в Киеве?! Но я ни о чем не жалею.

***

В 66-м году, уже будучи абсолютно спартаковским человеком, я часто общался со Старостиным. К тому времени мне уже очень хотелось понять его феномен. Были мы как-то во Франции, и я спросил: "Николай Петрович, скажите, пожалуйста, мы достигнем когда-нибудь в материальном плане того уровня, что я вижу здесь, в Париже?"

Чапай огляделся вокруг, понял, что лишних ушей нет и ответил: "Боюсь, что и твои внуки до этого не доживут".

Он очень хорошо отдавал себе отчет в реальности происходящего вокруг, и идеологически был совершенно не зашорен. Блестяще знал историю, литературу. Мы ехали от Парижа до Лилля, и он мне едва ли не наизусть рассказывал "93-й год" Виктора Гюго. После чего я задал ему вопрос, почему "Спартак" назвали "Спартаком". Он ответил:

- Ты понимаешь, история о том, что на столе лежала кем-то забытая книжка Джованьоли "Спартак", я бросил на нее взгляд и понял, как будет называться команда, - это красивая выдумка. Мы назвали его так в честь оппозиционного молодежного движения Эрнста Тельмана в Германии, которое тоже называлось "Спартак". В это закладывалась скрытая контрдинамовская идея, но этого никто не должен был понимать, иначе название бы ни при каких обстоятельствах не прошло. Отсюда и романтическая выдумка про Джованьоли.

Такую вот вещь сказал мне Старостин в купе поезда. А я, чувствуя, что его потянуло на откровения, задал еще один вопрос: "А что же все-таки явилось причиной того, что ваша семья была подвергнута репрессиям?" Николай Петрович помрачнел: "Всякое было". – "Но какая основная причина – политическая, экономическая?"

Он посмотрел в окно и хмыкнул. Рассказал, что на братьев Старостиных "повесили" пропажу какого-то состава с продовольствием, который ехал из Польши. Это была официальная версия органов. На самом же деле, по словам Николая Петровича, дело было в том, что в середине 30-х он был в очень тесном контакте с комсомольским вождем Александром Косаревым. Именно с ним они разработали план первого чемпионата Советского Союза, и Косарев, друг и куратор "Спартака", "толкал" этот проект на более высокий уровень.

А потом, когда Косарева репрессировали и расстреляли, "отношения с врагом народа" вспомнили и ему, и его братьям с сестрами. Мне Старостин об этом рассказывал спокойно, потому что к этому моменту Косарева уже реабилитировали.

В тот момент Николай Петрович активно работал над своей книгой "Звезды большого футбола", и тогда появилась третья версия – что все это из-за знаменитого режиссера Мейерхольда. Старостины были очень большими театралами и крепко с ним дружили, и после того, как был репрессирован Мейерхольд, пошли "прицепом". Тогда я сдался, не в силах все это количество версий переварить.

Спустя некоторое время я познакомился с одним парнем, полковником, и наши жены стали общаться. Супруга нового знакомого оказалась суперразведчицей, да и сам он был непрост – был замом руководителя Московского кинофестиваля, курировал литературу, журналистику. Однажды я приехал к нему, собралась компания. Стол "вел" мужик, оказавшийся большой шишкой Лубянки. И как-то зашел разговор о Старостине. И вот этот самый человек, который до того вальяжно восседал во главе стола, вдруг изменился в лице и сказал о Николае Петровиче: "Уголовник, б...!"

После чего разговор на эту тему мгновенно прекратился. То ли там знали больше, то ли так насолил Чапай динамовскому ведомству... Больше затрагивать эту тему не хотелось. Но загадка Старостина от этого не стала менее интригующей.

***

В середине 60-х в управлении спортивными делами ВЦСПС появился некий Николай Иванович Елисеев. Его и приближенных спартаковские люди вскоре стали называть "черными полковниками". А "Спартак" тогда как раз был включен в систему профсоюзного спорта. Но родным для профсоюзов было "Торпедо" - тем более учитывая установку, что рабочий класс должен во всем задавать тон. То есть автозаводцы должны были быть безоговорочным флагманом профсоюзного спортивного движения.

Но для этого нужно было что-то сделать со "Спартаком". И в 65-м году, воспользовавшись 8-м местом в чемпионате (хотя в том году команда выиграла Кубок), Елисеев и Ко убрали и Старостина, и Симоняна.

Вместо Симоняна назначили Николая Гуляева. Мы это решение приняли, но попросили, чтобы при этом вернули Старостина, так как этот тандем в 50-е успешно работал. Наставляли Гуляева, чтобы во всех инстанциях он твердил: нужен Николай Петрович!

Гуляев был в высшей степени порядочным человеком. Он никогда ничего не делал и не мог сделать за спиной Старостина и игроков. Но это был единственный случай, когда он не пошел вместе с коллективом до конца. И нисколько не сомневаюсь, что потом сильно сожалел об этом. По-видимому, у него, только вновь назначенного, были абсолютно связаны руки. И в итоге начальником команды назначили нормального парня, но безумно далекого от футбола и всех наших дел. Звали его Андрей Сосульников.

А влияние Чапая на жизнь и умы игроков было громадно. До того, что они слепо верили в него и во все, что он делает. Для них всех Старостин был отцом родным, они были в него влюблены без памяти. Впрочем, почему "были"? До сих пор влюблены...

Мы были страшно возбуждены тем, что нам не пошли навстречу, и начали войну против этого Сосульникова, до перехода в фубольную команду руководившего зимними видами спорта в центральном совете "Спартака". Он пытался завоевать наше расположение всякими материальными благами, тем более что ему, понимая нашу реакцию на происходящее, шли навстречу, подбрасывали деньжат, чтобы он их в команде распространял.

Не помогало. Мы стояли на своем и требовали вернуть нам Старостина. Меня избрали капитаном команды, и я возглавил это движение. В каких только инстанциях не побывал! А "по дороге" вернул в большой футбол – и, может, не только в "Торпедо", но и в сборную – Эдика Стрельцова.

Это был день финала чемпионата мира 1966 года, на который, как вы помните, меня не взял Морозов. Я пошел на прием к председателю спорткомитета СССР Игорю Машину, где "пробивал" возвращение Старостина, а заодно доказывал необходимость перехода нашего футбола на профессиональные рельсы. Три часа мы гоняли чаи, смотрели финал, обсуждали судейство Тофика Бахрамова – и ни до чего, естественно, не договорились. Ни по Старостину, ни по профессиональному футболу.

Оттуда поехал к секретарю Моссовета Пегову. Он пригласил меня в кабинет, а сам тем временем встал и начал собирать какую-то папку. Спрашиваю: "Как наши дела?", имея в виду, естественно, Старостина. Он отвечает: "У нас дела в порядке. Лучше скажи мне, что нам делать со Стрельцовым". – "В каком смысле?" - "Возвращать ли его в большой футбол?" - "Это нужно было сделать еще вчера!" – "Но вы же будете от него пропускать!" - "Я буду счастлив, если он мне забьет". Пегов задумчиво посмотрел на меня, держа в руках эту папку, и воскликнул: "Считайте, что вы – последняя капля!"

И куда-то убежал. А я остался ждать. Сижу в кабинете минут двадцать, в конце концов решаю выглянуть. Канцелярия на меня смотрит вот та-акими глазами: "Вы откуда?" - "Жду". – "Да вы что? Он уже на приеме у Гришина". Оказалось, что в тот день всем было не до Старостина, потому что решался вопрос Стрельцова. Пегов сказал, что беседовал с капитаном "Спартака", и даже тот сказал: мол, надо возвращать. И все было решено.

Но Старостина-то нам никто не возвращал! И тогда раздался звонок от тестя. Подчеркиваю: сам я ему не звонил, потому что мне неудобно было пользоваться его связями. Стоило ему пальцем пошевелить – и в 59-м я оказался бы в "Спартаке". Но все свои проблемы я предпочитал решать сам.

Я женат на дочери очень известного в своих кругах человека – строителя особо важных объектов Леонида Яковлевича Губанова. После войны он разработал план быстрого восстановления разрушенного Ростсельмаша, имел на этот счет личную переписку со Сталиным и получил Сталинскую премию. А в Днепропетровске построил знаменитый ракетный завод, из-за которого этот город на много лет был закрытым для иностранцев. Когда закончил работу, распоряжением Брежнева был переведен в Москву. И дружил с генсеком. Есть у меня, кстати, пара фотографий, на которых тесть ругается с Хрущевым...

Так вот, звонит мне Леонид Яковлевич, прослышавший о нашей ситуации со Старостиным. Я приезжаю в ту самую квартиру, в которой мы с вами разговариваем (мы-то с Ольгой жили тогда на Таганке). Коротко рассказываю о ситуации. А тесть был эмоциональным человеком, курил бесконечно и умер на матче "Торпедо" - "Спартак", который мы проиграли – 5:1...

Выслушав меня, Губанов сказал: "Можешь написать на имя Брежнева три-четыре строки, не больше. Подписано должно быть тремя фамилиями – твоей, Нетто и Хусаинова. Я все передам".

Приезжаю к Старостину. Он тогда сидел в каморке в российском совете "Спартака" - выделили ему там местечко. Должность – заведущий отделом футбола и спортивных игр российского республиканского общества "Спартак". После моих объяснений он взял лист бумаги и написал своим каллиграфическим почерком: "Генеральному секретарю ЦК КПСС Леониду Ильичу Брежневу..." - и далее по тексту. Потом принес отпечатанный на очень хорошей бумаге текст.

Я поставил подпись первым. Позвонил Нетто и Хусаинову, и Игорь с Гилей мгновенно приехали и тоже подписали. В тот же вечер я отвез готовое письмо Леониду Яковлевичу на работу – в министерство Спецмонтажстроя на Маяковке. Оттуда и у Байконура, и у многого другого ноги росли...

Тесть сказал: "Все в порядке". И вскоре Старостина вернули в команду. Прошли годы. Я уже не играл в "Спартаке", а катался на горных лыжах в подмосковной деревне Курово. Смотрю, подъезжают черные машины, никогда там таких не было. Встаем в очередь на подъемник, а там такой серьезный дядя. Видит меня, не очень ловко подходит – и выясняется, что это референт Брежнева Самотейкин.

Он рассказывает, что именно ему довелось доложить Брежневу о нашем обращении по поводу возвращения Старостина. По словам Самотейкина, генеральный секретарь прочитал бумагу, взял ручку и веско сказал: "Мнение коллектива надо уважить". Таким образом Чапая и вернули.

***

Капитаном я был ровно год. Когда вернулся Старостин, он меня поблагодарил и обратился с просьбой не напрягаться, потому что, по его мнению, капитаном должен быть полевой игрок. Николай Петрович сказал мне, что это немножко не по-спартаковски: в истории команды никогда не было капитана-вратаря.

Потом-то они появились – Прохоров, Дасаев, Черчесов. Но, видимо, он настолько привык к тому, что капитаны – Нетто, Хусаинов, что воспринял повязку на моей руке как какой-то нонсенс. В итоге капитаном стал Гиля, и я сам с удовольствием за него проголосовал.

Мои амбиции не были ущемлены. Другое дело, что некоторые начинания я как капитан не смог довести до конца. Люди подзабыли, что именно Владимир Маслаченко лично убедил команду, что она должна первой дружно выходить на футбольное поле, вставать в центре и приветствовать публику взмахом рук, повернувшись сначала в одну, а потом в другую сторону. А потом, дождавшись соперника, вручить ему вымпел и значки "Спартака".

И мы это делали. Кроме того, я настоял, чтобы "Спартак" одели в шерстяные тренировочные костюмы красного цвета с белой полосой. Обнаружил я и то, что одна чешская фирма начала выпускать очень качественные, из чистой кожи, белые кроссовки с двумя полосками. И в отличие от старых прорезиненных тапочек каждому из нас купили такие кроссовки. Плюс на костюмы нашили ромбик "Спартака".

Никогда раньше этого не было! Кроме того, я настоял на том, чтобы всю команду одели в одинаковую цивильную форму – финские костюмы, которые подобрали сами ребята. Нашли магазин, который взялся продать нам этот дефицит, причем по размерам каждого игрока. Это дополнялось белыми рубашками и одинаковыми галстуками. Но самый потрясающий номер заключался в том, что нашлись трое – не буду называть их фамилии, - которые эти костюмы продали. Мы не обиделись и даже не пожурили, но эти игроки похерили всю идею. Да что там говорить, если мы выиграли настоящие золотые медали на международном турнире в Болонье, еле дотащили с Логофетом до гостиницы огромный кубок, а потом несколько человек свои медали продали. Коллекционеры купили, а их уголовный розыск поймал: золотом-то торговать было нельзя.

В общем, в 67-м капитаном я быть перестал. И не могу сказать, что это меня сильно удивило. Как и то, что мы потом со Старостиным разошлись. Лидер, а тем более хозяин не может чувствовать себя должником. А Николай Петрович после той ситуации – чувствовал.

Но вернусь к его феномену. Всем было очевидно, что Старостин - великий организатор. Ему бы министром быть, управлять спортивным движением страны! А он – на внешне неприметной должности начальника команды "Спартак". Каждый миг в суете, отправляет мелких служащих, "шестерок", в общем-то, к властям предержащим – и все его просьбы выполняются. У него, по сути, ничего нет - а он руководит всем! Квартиру выбить, ребенка в образцовый детский сад устроить – все это колоссальной проблемой было, а для него – раз плюнуть. И он обожал этими, казалось бы, мелочами заниматься.

В тот период, когда шел процесс обратной доставки Николая Петровича в "Спартак", я очень часто бывал у него дома. Как-то раз подвез его в спартаковский офис (а я тогда по этому вопросу с той же регулярностью, как на тренировки, ездил) и стал свидетелем потрясающей картины. Может быть, от отчаяния, что вопрос никак не решается, предложил ему продвинуть на пост начальника команды его брата Андрея Петровича. А уже потом они с Николаем Петровичем поменяются местами.

И вот что сказал Чапай:

- Андрей же поклоняется всем богам! Завел себе какую-то молодуху, пьянствует с драматургом Исидором Штоком, подстригся под Габена, с цыганами водится... А я служу только одному богу – "Спартаку" и футболу!

В этот момент он открывает дверцу машины – и на словах "Спартаку" и футболу" как дает дверью, что я чуть не вылетел с водительского сиденья! Я так и замер – как в последней сцене "Ревизора".

И вот тут-то меня пронзило. Тут-то я и понял, почему Старостину не надо быть ни министром, ни каким-то другим руководителем высшего порядка.

Гениальность этого человека заключалась в том, что он через всю жизнь советских времен протащил категорически запрещенную тогда частную собственность – московский "Спартак". Для него он был, выражаясь языком отца Федора из "12 стульев", маленьким свечным заводиком.

В 64-м году на встрече с болельщиками – у меня где-то даже валяется фотография с нее – я выступал и говорил о том, что мечтаю о времени, когда у "Спартака" появится свой стадион. Там овация стояла! Но Чапай на меня обиделся: "Что ты лезешь не в свои дела?"

Оказывается, ему безумно нравилось, что он настолько влиятелен, что может в любую секунду сыграть и на "Динамо", и в Лужниках – где угодно. И никто ему не откажет. А вот с собственным стадионом – не вышло.

По бытовым вопросам я обращался к Старостину крайне редко. Мне как раз очень не хотелось, чтобы он подумал, будто что-то мне должен за ситуацию со своим возвращением. И, может, так никогда бы и не обратился, если бы не одна проблема.

Сын Валерка, когда мы жили на Таганке, никак не мог комфортно почувствовать себя в детском саду. То болел, то что-то было не так. Хороший садик в итоге нашли на Соколе, но возить ребенка туда приходилось через полгорода на общественном транспорте. И я попросил Старостина помочь с обменом квартиры.

Он спросил, есть ли у меня какие-нибудь побрякушки – медали, значки. Чтобы выглядеть солиднее. Попросил захватить их с собой и объяснил, что мы пойдем к начальнику управления по распределению жилплощади в Москве. Приезжаем в управление, где у него уже есть договоренность о встрече. Он сажает меня на стул напротив двери, а сам входит в кабинет.

Сижу полтора часа, маюсь. И вдруг из того самого кабинета выходит человек невысокого роста, видит меня и спрашивает: "Ой, Володя? А что вы тут сидите? Вы зачем-то пришли?" Я объяснил ситуацию, он очень удивился – и стало ясно, что Николай Петрович за полтора часа на мою тему даже не заикнулся. Человек сказал, что он – парторг главного управления по распределению жилплощади и предложил приехать вечером к нему на Сокол по такому-то адресу. Оказалось, что он сам переезжает! Сейчас там живет Юля – моя старшая внучка...

В общем, решил вопрос с обменом, не вовлекая Старостина. Он обалдел: как это – мимо меня? Короче, это все, что я получил за свою 17-летнюю футбольную деятельность. Будучи альтруистом, я не получил от футбола ничего, а отдал – собственное здоровье. И если надо было бы этот путь повторить – я бы повторил.

Та квартира, в которой мы с вами общаемся, - не от футбола, а от семьи жены. Обставлял ее я тоже сам: как-то познакомился с директором мебельного магазина, который был большим поклонником футбола. Несколько раз взял его на игры, а когда нужно было покупать мебель, обратился к нему, и он обставил мне всю квартиру, не взяв ни одного рубля сверху. Хотя тогда чешские и немецкие гарнитуры продавали втридорога.

В общем, после истории с возвращением Старостина в "Спартак" я начал ощущать некий дискомфорт в отношениях между нами, какую-то напряженность, искусственность в беседах. Я настолько независимый и свободолюбивый человек, что меня это нисколько не тяготило. Но закончилось тем, что именно Николай Петрович поспособствовал тому, что я вынужден был уйти из "Спартака" и закончить карьеру игрока.

Это произошло в начале 1969 года. А в 68-м мы заняли второе место. Да, мне было 32 года, но "идущим с базара" я себя ни в малейшей степени не ощущал. Тем более что в том сезоне мы играли вообще без двух центральных защитников. У нас их просто не было! Пришлось трансформировать в них двух хавбеков – Сашу Гребнева и Сережу Рожкова.

Слава богу, они были очень образованными по-футбольному людьми – прекрасно работали с мячом, читали игру. Но нередко недостаток опыта именно на этой позиции, конечно, сказывался. Работать приходилось без передышки. И они сами, все прекрасно понимая, перед выходом на поле хохмили: "Шура (у меня в команде было прозвище – "Шура Балаганов"), ну ты там поработаешь на выходе?" А я безумно любил игру на выходах. Она мне позволяла летать.

[Rusteam]

http://www.rusteam.permian.ru/players/maslachenko.html

Владимир Маслаченко

Маслаченко Владимир Никитович. Вратарь. Заслуженный мастер спорта.

Родился 5 марта 1936 г. в с. Васильковка Васильковского р-на Днепропетровской обл. Умер 28 ноября 2010 г. в г. Москве.

Воспитанник юношеской команды "Строитель", г. Кривой Рог.

Выступал за команды "Металлург" Днепропетровск (1953 - 1956), "Локомотив" Москва (1957 - 1962), "Спартак" Москва (1962 - 1968).

Чемпион СССР 1962 г. Обладатель Кубка России 1957, 1963, 1965 гг.

Лучший вратарь СССР (приз журнала "Огонек") 1961 г.

За сборную СССР сыграл 8 матчей.

Награды: Орден Дружбы (2007), Орден «Знак Почёта», Медаль ордена «За заслуги перед Отечеством» II степени (1997), Медаль «За трудовое отличие».

* * *

ПОРТРЕТ В РАМКЕ ВОРОТ

Все знают его как популярного телекомментатора, но - все ли об этом помнят? - он был блистательным вратарем. Заслуженный мастер спорта, чемпион и трехкратный призер первенства Союза в составе московских "Спартака" и "Локомотива", 6 раз входивший в число 33 лучших футболистов страны, чемпион Европы 1960 года, участник чемпионата мира 1958 года, не игравший на следующем первенстве в Чили лишь из-за тяжелейшей травмы, которую получил за 10 дней до начала турнира. Сегодня Владимир Маслаченко выступает на страницах "Спорт-Экспресса" со своими во многом сенсационными воспоминаниями.

"МОЮ МЕДИЦИНСКУЮ КАРЬЕРУ ПРЕРВАЛ ЩЕРБИЦКИЙ"

Владимир Маслаченко

- Первое мое знакомство с футболом состоялось именно в воротах. Сразу после войны, в моем родном Кривом Роге, шел я по булыжной мостовой, где мальчишки играли в футбол. Шел с матерью к врачу - кажется, простудился. Естественно, одет был аккуратненько, с иголочки. И тут - удар. Пацан пропускает мяч, и тогда я вырываю свою руку из руки матери и в этой своей нарядной одежде в точности повторяю бросок неудачника-мальчишки. И мяч ловлю. Заводила всей этой компании тут же стал выяснять, где я живу (мы только вернулись из эвакуации), пригласил играть - и я стал вратарем уличной команды, мы, по сути, были чемпионами города. Но в то же время меня тянуло играть в поле, и в 15 лет я был принят во взрослую команду криворожского "Строителя", где много забивал.

- Так за чем же дело стало? Играли бы себе впереди, были бы местным кумиром-забивалой и не знали бы забот.

- Да я вообще понятия не имел, что футболистом стану! 3анимался всеми видами спорта, которые приходили в Кривой Рог, - баскетболом, волейболом, гимнастикой, настольным теннисом.

Занятия многими видами спорта, особенно десятиборьем, по которому я стал перворазрядником, заложили функциональную базу - благодаря этому я мог потом выдерживать колоссальные нагрузки и достичь многих вратарских успехов.

- Баскетбол, десятиборье - все это, конечно, хорошо. Но как вы в ворота-то футбольные вернулись?

- Опять дело случая. Получилось, что в школьной команде не было кипера, и тут кто-то вспомнил, что есть такой Маслак по кличке Козел…

- Как-как, простите?

- Козел. Потому что прыгал как сумасшедший. Подтекст вопроса понимаю, но никогда на это прозвище не обижался. Так вот, идет урок русского языка, и я с первой парты, куда меня как самого недисциплинированного отправили на перевоспитание, вижу: против моей фамилии - точка. Жди вызова к доске, и не миновать двух баллов - опять весь предыдущий день дотемна играл в баскетбол. И тут на счастье входит директор. Меня отвозят на стадион, ставят в ворота, мы выигрываем - 1:0. И пошло-поехало. Через две недели я уже стоял в воротах криворожского "Спартака" (мне только исполнилось 16 лет) на чемпионате Украины. А как только днепропетровскому "Металлургу" в 53-м дали место в классе "Б", меня туда пригласили. К тому времени я уже вошел в состав сборной школьников днепропетровской области, где мы заняли второе место на первенстве Украины. И вот я уже голкипер сборной школьников республики и автоматически - дубля киевского "Динамо". Предстоит всесоюзная спартакиада школьников, но я однажды сажусь в товарный поезд и делаю ноги из Киева обратно в Кривой Рог.

- Но почему?

- До сих пор этого сам себе объяснить не могу. Наверное, судьба. Кроме того, у меня с детских лет в голове сидело одно слово - "Спартак". Все были увлечены великим противостоянием ЦДКА и московского "Динамо". А я почему-то болел за "Спартак". Может, потому, что так назывался криворожский стадион, на котором я провел все детство. А окончательно решил мою судьбу известный в прошлом вратарь Михаил Пираев. В1951 году его команда ВВС прилетела на собственном "Дугласе" в Кривой Рог и сыграла два матча. Я увидел всего лишь один коронный пираевский бросок - и поэтому даю вам сейчас это интервью.

- Какими ветрами вас занесло в Днепропетровск?

- Когда я на товарняке сбежал из Киева, об этом узнали в "Металлурге". И пришла лаконичная телеграмма, где были очень важные слова: "Поступление в мединститут гарантируем". А меня как раз к медицине и тянуло. Мой отец был блестящим ветеринаром и мечтал, чтобы я стал врачом. Можно сказать, готовил меня к этому.

- Но недоготовил.

- Сначала я попробовал свои силы в автомеханическом техникуме, но очень скоро понял - не мое. Тогда поступил в медицинский. И в один момент, в 56-м, до того увлекся, что на два месяца бросил футбол и был поглощен учебой.

- Играя за "Металлург"?

- Посреди сезона! До того я успел многое пройти. Жил в общаге на стадионе, где в комнате было 17 коек. Когда холодало, спал на одном матрасе, укрываясь другим. Но футбол любил безумно и уезжать никуда не хотел. В 54-м прошел все игры на удивившем всех пути в полуфинал Кубка Союза. Приехали в Москву и жили в дощатых домиках возле базы в Тарасовке. И тренировались там. Потом мне рассказывали, что я многих удивил тогда своей техникой, и "Спартак" на меня сразу глаз положил. А перед 56-м и пригласил. Но в этот момент в "Металлург" пришел Николай Морозов и предложил годик поработать с ним. В тот-то год я и забросил на два месяца футбол.

- Что положило конец вашим колебаниям?

- Решение днепропетровского обкома партии, который возглавлял будущий первый секретарь ЦК КП Украины Щербицкий. Вратарь, который стоял у Морозова, получил серьезную травму, и Щербицкий своим решением покончил с моей медицинской карьерой. Я снова встал в ворота. И надо же - в первой же игре решил спижонить и поймать мяч намертво, вместо того чтобы выбить его кулаком. Выло это в Таганроге и закончилось голом в мои ворота и ничьей - 2:2. Но больше вратарей в команде не было. Вскоре я устроил два сольных концерта в Станиславе (будущий Ивано-Франковск) и Ужгороде, после чего вопросов о моем уровне ни у кого не возникало.

Зная, что я намереваюсь уехать в Москву, Щербицкий пытался меня удержать, дав комнату прямо напротив обкома партии. Вскоре дом треснул пополам, и трещина пришлась как раз на мою комнату. Я затыкал ее футболками и трусами - холодно все-таки - и через нее же видел обком. Спал на раскладушке и в любой момент готовился собрать вещи и уехать в столицу. Москвы не боялся ни капли - я вообще легкий на подъем человек, с отцом по эвакуациям наездился. Прямо как в песне: "Я еще с пеленок начал странствия, до сих пор остановиться не могу".

- Но почему вы ушли не в "Спартак", а в "Локомотив"?

- Меня взял с собой Николай Морозов, ставший начальником этой команды. А главным ее тренером был великий Борис Аркадьев, о котором автор тотального футбола тренер "Аякса" Стефан Ковач много лет спустя сказал мне: "Тотальный футбол на самом деле придуман вами. Просто в "Аяксе" я нашел игроков для его воплощения. А школу я прошел в русской ВШТ у Михаила Товаровского по книге Бориса Аркадьева "Тактика игры".

Тогда, в 57-м, мы выиграли Кубок Союза, обыграв в финале "Спартак" - 1:0. Меня впервые включили в список 33 лучших и в молодежную сборную страны. А через год я уже в составе первой сборной отправился на чемпионат мира в Швецию - первый для советской сборной. На чемпионат, где сборная СССР должна была достичь гораздо большего, чем достигла.

"СТРЕЛЬЦОВА В ЛАГЕРЯХ ХОТЕЛИ УБИТЬ, НО ЕГО СПАСЛИ ПАХАНЫ"

- Буквально накануне чемпионата наша сборная, считавшаяся одним из фаворитов, потеряла сразу четырех суперзвезд. Но если потеря Игоря Нетто, вывернувшего себе руку в товарищеском матче с англичанами, была нелепой случайностью (он в итоге все-таки поехал в Швецию и даже смог там сыграть), то происшедшее с остальными тремя - результат бесчеловечного, ханжеского отношения к нам, игрокам, со стороны руководства. Нам запрещалось все - загорать, купаться, иметь дело с женщинами. От месяцев сборов можно было свихнуться и запить горькую. Везут нас, к примеру, на юг на полуторамесячный (!) сбор. И бежим мы кросс от Хосты до Адлера по берегу моря, по гальке, туда и обратно. А потом еще и 500 ступенек до гостиницы. И так каждый день. Пожили бы сегодняшние футболисты в том режиме, побегали бы с наше - многие бы ноги протянули. Это я серьезно.

За три месяца до чемпионата - очередной полуторамесячный сбор в Китае на крошечном острове. В полшестого утра подъем, потом три тренировки. Радиоприемника нет. Все анекдоты рассказаны по десятому разу. Все книги зачитаны до дыр. Тренировки, тренировки, тренировки. Хорошо хоть питание было таким, что, несмотря на сумасшедший режим, мы даже чуток прибавили в весе. А потом поехали по городам Китая с серией товарищеских матчей. И сводили с ума работников фешенебельного отеля в Шанхае коллективными пробежками по коридору.

Наконец, накануне чемпионата - сбор в Тарасовке. И в один из вечеров ребята решают в последний раз перед чемпионатом мира расслабиться. "Чтобы потом сосредоточиться на игре и ни о чем мирском не вспоминать. Как ни парадоксально, это и есть профессионализм - организму-то в любом случае надо дать встряску. И Стрельцов, Огоньков и Татушин решили провести время с девушками. Но, с позволения сказать, девушки-то какие оказались! Они спровоцировали якобы изнасилование, потом одна - "огоньковская" - свое заявление забрала, a "стрельцовская" под давлением матери оставила свое в милиции. И вместо того, чтобы как следует разобраться, наши правоохранительные органы, да и курировавшая в том числе и футбол партийная мадам Фурцева состряпали уголовное дело. Сказался тут и невыдержанный характер самого Эдика, честного, не умеющего врать человека. Он говорил то, что думал, и этого ему не простили. И за вымышленное преступление, которое, будучи доказанным, и на "пятерку"-то не тянет, ему вкатили все 12.

Спустя годы Стрельцов, невероятно добрый и честный человек, не умевший как обманывать, так и отказать любому простому человеку с ним выпить, рассказал мне в автобусе, что с ним пытались сделать в тюрьмах и лагерях.

- И что же?

- Да хотя бы убить. По указке сверху. Боялись - выйдет, многое сможет рассказать. Но вот в чем фантастика - что в Кирове, что в других лагерях жизнь Эдику спасали паханы. Его опекали, чтобы он, выйдя из заключения, снова смог играть. И он смог - да как! Дважды подряд, в 67-м и 68-м, признавался лучшим футболистом страны. Кстати, по воле обстоятельств мое слово оказалось не последним, когда решался вопрос, разрешить Стрельцову вернуться в большой футбол или нет.

- Ваше слово, обычного футболиста?!

- Да, так получилось. Я был тогда капитаном "Спартака" и пришел на прием к секретарю Моссовета Пегову, чтобы просить о возвращении уволенного Николая Петровича Старостина на пост начальника "Спартака". Но не успел я и рта раскрыть, как меня спросили: "Что вы думаете относительно того, чтобы Стрельцову разрешили играть в чемпионате СССР?" Я незамедлительно ответил: "Это надо было сделать еще вчера". Далее был такой диалог: "Но вы же будете от него пропускать?" - "Я буду счастлив, если он мне забьет". Пегов криво ухмыльнулся и со словами: "Вы решили судьбу Стрельцова" стремительно вышел из кабинета. Я долго ошалело смотрел вокруг и не мог понять, что происходит.

"НА УСТАНОВКУ В ПОСОЛЬСТВО МЫ ШЛИ ПОЛТОРА ЧАСА"

- Наши соперники вздохнули с огромным облегчением, узнав о наших потерях. Приехали мы загодя, поселились в Хиндосе, ближе к Гетеборгу, где и играли. И - опять на сбор. Начнется чемпионат и мы сыграем 2:2 с англичанами, обыграем 2:0 австрийцев и с тем же счетом уступим будущим чемпионам - бразильцам. И нам снова будет противостоять сборная Англии - в дополнительном матче за выход в четвертьфинал. В тяжелейшей борьбе мы выиграем - 1:0. И через день нас будут ожидать хозяева - шведы, отдыхавшие перед тем три дня.

До игры остается меньше двух дней, а нам еще надо перебраться из Хиндоса в Стокгольм. В Хиндосе останавливается суперскоростной поезд, доезжающий до Стокгольма всего за два часа. Но вместо этого мы почему-то едем в аэропорт Гетеборга, где в забронированном вроде бы для нас самолете не оказывается мест. Ждем весь день, наконец, вечером, нам дают крошечный самолетик, в который еле влезаем. После чего летим... через весь север Скандинавии, причем швыряет нас так, что только вверх тормашками не летели. Наконец поздно вечером приземляемся в Стокгольме.

- На этом, надеюсь, ваши злоключения закончились?

- Только начались! Селят нас, четвертьфиналистов чемпионата мира, в студенческом общежитии. Большинство номеров окнами выходит на улицу, где идет стройка, все разворочено. В 6 утра вдруг раздается оглушительный грохот отбойных молотков. Мы все невыспавшиеся, ошалевшие высыпаем на улицу. Из ямы появляется какой-то человек, и, протянув кулак вверх, говорит: "Рот фронт!".Это была какая-то дикая трагикомедия.

Дальше - больше. Руководитель делегации, председатель федерации футбола, объявляет: чтобы нас супостаты не подслушали, установка на игру будет проведена в посольстве. Оттуда нам пришлют машины. Начали ждать. Обсуждали в это время, в каком составе играть. Большинство опытных игроков и капитан высказали мнение, что надо поставить свежих игроков - тех, кто не играл с Англией. Например, Бубукина, Фалина и Апухтина. Но Качалин стоял на своем - выигравший состав не меняют. Это упрямство стоило нашей сборной выхода в полуфинал.

- Автомобили за вами все-таки приехали?

- Нет! Тогда было принято решение отправиться в посольство... пешком. И полтора часа мы пилили, чтобы прийти и услышать установку, которую опытным игрокам можно было и не давать. Назад 11 основных игроков поехали на машине, остальные - опять пешком. Помню, по дороге к нам пристали два шведа, уговаривавшие остаться в этой стране. Пришлось мне, знающему немецкий язык, сказать пару ласковых и сделать устрашающий жест, чтобы они отвязались.

Шведская сборная, конечно, была сильна. Но всех этих Линдхольма, Скоблара, Хамрина за год до того обыгрывал один Стрельцов. А тут мы получили два гола, ни одного не забили и выбыли. Мы умоляли руководство команды оставить нас в Швеции до конца чемпионата - так хотелось посмотреть! Но через день нас отправили домой.

Весь чемпионат у нас в подсознании сидела история со Стрельцовым и ребятами. И журналисты о них все время спрашивали, да и мы были морально опустошены. Это была одна из причин поражения. А вторая - тренерская ошибка. Я с огромным уважением отношусь к Гавриилу Дмитриевичу Качалину. Под его руководством в 56-м СССР выиграл Олимпиаду в Мельбурне, он же привел сборную к чемпионству в Париже в 60-м, на первом Кубке Европы. Но на чемпионатах мира - что в Швеции, что в Чили - ему непостижимо изменяло тренерское чутье. О Стокгольме я рассказал. О Чили еще расскажу. Но вот вопрос, который меня до сих пор волнует - ему ли это чутье изменяло? Или он оказывался, заложником обстоятельств?

"В КИЕВЕ МНЕ ПРЕДЛАГАЛИ КВАРТИРУ МИНИСТРА"

- Вернемся к вашим клубным делам и перенесемся на несколько лет вперед. В 62-м вы отправлялись на чемпионат мира в Чили, уже будучи вратарем "Спартака"?

- Отнюдь. Хотя первую попытку перейти из "Локомотива" в "Спартак" я сделал еще в 59-м. В Доме Союзов заседала федерация футбола, решавшая и мой вопрос. Как только подошли к нему, меня выставили из зала. Я был удивлен, но подчинился. А потом вызвали и сообщили, что решение уже принято. Отрицательное. Тогда я взял слово и заявил: "Я протестую, что меня выставили из зала. Нельзя без меня обсуждать мой вопрос. Вы вели свое собрание недемократично". Через 10 секунд меня уже не выставили, а вышвырнули из зала.

После чемпионата ммря-62, после того, как я восстановился от тяжелейшей травмы и вновь решил перейти в "Спартак", мне не давали играть три месяца. Я обратился к локомотивским ребятам (со всеми я был дружен, все они были на моей свадьбе в нынешней нашей квартире): поймите меня! Они поняли, а 37-летний Виктор Ворошилов благословил. Он так ни разу и не был чемпионом Союза и сказал: "Хоть ты им станешь". Я самостоятельно ездил в Подмосковье, тренировался , бегал кроссы - благо учился уже в институте физкультуры (куда перевелся из медицинского и потряс преподавателей знанием латыни) и знал, как планировать свою подготовку. Но играть мне не разрешали. Наконец перед игрой с "Шахтером" Старостин приехал с радостной вестью. И я вышел на поле. Но руководство так постаралось это событие замять, что даже не объявляло составы команд до стартового свистка. Началась игра, но на 80-тысячных трибунах Лужников - гробовое молчание. А потом называют мою фамилию - и шквал оваций. В этот момент я понял, что не зря играю в футбол.

"Шахтер" для меня вообще был счастливой командой. Первый в жизни серьезный матч я сыграл за сборную школьников Днепропетровской области как раз в Донецке - выиграли. Первый матч в классе "А" я сыграл за "Локомотив" против Шахтера" - 2:0. И вот "Спартак" - и опять "Шахтер". В этот момент красно-белые начали резкий спурт и стали чемпионами Союза. Из 12 оставшихся игр мы не проиграли ни одной. А я в своей рамке просто летал.

- А что за история насчет попытки переманить вас в киевское "Динамо"?

- Тогдашний тренер "Локомотива" Костылев (не путать с нынешним) попросил помочь железнодорожникам и поехать с ними в Киев. Я уже принял решение уйти в "Спартак", но поехал. Вышел во втором тайме при счете 0:3 и не пропустил ни одного гола. После матча сели в поезд, но меня попросили остаться. Я отказывался, 40 минут поезд не отправляли. Наконец я согласился и вскоре оказался у Щербицкого, знакомого мне по Днепропетровску. Он предложил мне невероятные условия, начиная от квартиры в доме Совмина Украины. Но я все равно отказался. Рвался только в "Спартак". И добился своего.

"КАК БРЕЖНЕВ СТАРОСТИНА В "СПАРТАК" ВОЗВРАЩАЛ"

- Многое, смотрю, связано у вас с Днепропетровском. А Леонида Ильича часом не знавали?

- Это произошло уже позже. Но с Днепропетровском тоже связано. Я женат на дочери очень известного в своих кругах человека - строителя особо важных объектов Губанова. После войны он разработал план быстрого восстановления разрушенного Ростсельмаша, имел на этот счет личную переписку со Сталиным и получил Сталинскую премию. А в Днепропетровске строил знаменитый ракетный завод. Когда закончил работу, распоряжением Брежнева был переведен в Москву. И дружил с генсеком.

В 65-м, году с поста начальника "Спартака" сняли Николая Петровича Старостина. Это место пытались прикарманить профсоюзные лидеры, а мы, игроки, ходили по инстанциям и убеждали, что Спартак - детище Старостина и он должен быть с нами. Бесполезно. Я был в это время капитаном команды и лидером в этой борьбе. Наконец, терпение лопнуло. Я никогда не пользовался большими связями тестя, хотя стоило ему пальцем пошевелить - и в 59-м я оказался бы в "Спартаке". Но тут речь не обо мне шла. Я рассказал тестю о сложившейся ситуации, и он попросил написать пять строк Леониду Ильичу. Письмо подписали трое - Маслаченко. Нетто, Хусаинов. Референт Брежнева Самотейкин потом рассказывал мне, как лично вручал генсеку письмо и услышал от него: "Просьбу коллектива надо уважить". Через неделю Старостин оказался на прежнем месте.

"МНЕ СЛОМАЛИ ЧЕЛЮСТЬ ЗА НЕДЕЛЮ ДО ЧЕМПИОНАТА МИРА"

Чемпионат мира 1962 года в наших газетах все эти годы преподносился как трагедия Льва Яшина. А другой главный неудачник Чили-62, о котором даже в зарубежных изданиях того времени писали не меньше, у нас обойден вниманием. Это я.

В 60-м после чемпионата Европы был товарищеский матч в Австрии. С утра зарядка в Венском лесу, и Яшин мне вдруг говорит: "Володя, хочешь сыграть?" Я ответил: "Нет, я еще слишком молод, чтобы руководить такими звездами". К тому же я не хотел никаких подарков. Прошел год, я завоевал приз журнала "Огонек", впервые обыграв Яшина. Обо мне написал Лев Кассиль, включив этот рассказ в свой сборник. И тогда я понял, что готов. И мысленно сказал: "Иду на "вы".

Перед чемпионатом мира все знали - Лева не в форме. Он болел, у него была травма, он почти не тренировался. Сам признавал: на чемпионате мира играть Маслаченко. О том же говорили такие авторитетные в команде люди, как Нетто и Иванов. Жизнь мне дала удивительный шанс посражаться с самим Яшиным, и я чувствовал - на этот момент победа за мной. Как бы я сыграл на чемпионате мира - другой вопрос, гадание на кофейной гуще.

Но стопроцентного места в составе я все равно не имел. Играли поочередно с Яшиным. Ни мне, ни кому другому не было дано победить комплекс Яшина, которым были больны все наши тренеры и руководители. Они не могли себе представить, чтобы кто-то другой мог встать в ворота сборной. И играли мы с Коста-Рикой товарищеский матч прямо накануне чемпионата. Стоял Яшин. В перерыве зашел в раздевалку и сказал: "Володька, бери перчатки. Я не в порядке, тебе играть на чемпионате". Но Качалин настоял, чтобы Яшин доиграл тот матч до конца. На следующий день стоял уже я. И когда в очередной раз бросился в ноги форварду, местный парень, вместо того, чтобы ударить по мячу, что есть силы врезал мне ногой по лицу.

- Умышленно?

- Потом газеты написали, что да. Клуб заплатил большие деньги за операцию, но этот человек так ни разу в больницу не пришел.

- Сознание потеряли?

- Нет, встал и сам ушел в раздевалку. В госпитале, посмотрев на себя в зеркало, понял, что произошло. Сломана верхняя челюсть. Лучший хирург страны 7 часов делал мне операцию. И за те восемь дней, что я был в больнице, наверное, полстраны у меня побывало. Целые районы делегировали людей, которые привозили мне мешочек, к примеру, зеленого кофе. Ехали за шестьсот и больше километров.

В Колумбии, накануне самого чемпионата, я присоединился к команде - разумеется, чисто символически. Но Качалин сказал: иди тренируйся, как можешь, чтобы соперники знали, что у нас есть второй вратарь. И меня тренировал... Николай Озеров. Однажды, увлекшись, я бросился в угол за мячом - и все перед глазами поплыло. Озеров подошел к тренерам и объяснил, что мне этого делать нельзя. Я пудрил мозги журналистам, объясняя по-немецки и по-испански, что все в порядке, но было понятно - я выпал. Но была хоть возможность посовершенствоваться в иностранных языках. (Кстати, о них, языках этих. Однажды, в 58-м, немецкий мне помог пообщаться с президентом клуба "Гамбург", в порядке строгой секретности предложившим мне потрясающий контракт, - перед тем я здорово сыграл за "Локомотив" в Германии. Я отказался, но он подарил мне на память золотой перстень. Я слишком хорошо помнил пример Сергея Сальникова, на которого пришло приглашение из, кажется, "Рапида", после чего он стал невыездным).

"МЫ БЫЛИ ЧЕРЕСЧУР СОВЕТСКИМИ, ЧТОБЫ ВЫИГРАТЬ"

- У нас в тот год была команда, которая должна была дойти до финала. Ей только не надо было мешать. Но этого, увы, не было сделано.

Но сначала о Яшине. У Льва Ивановича был колоссальный авторитет, в том числе среди судей - его не наказывали даже в тех случаях, когда, казалось, это неизбежно. В финале ЧМ-58 в матче с австрийцами судья придумал в наши ворота пенальти, и Яшин не сдержался - бросил в него кепку. Арбитр промолчал, и наш вратарь отбил сложный удар Буцека. В 61-м в отборочном матче против Турции Яшин кулаком отмахнулся от насевшего на него Метина - судья из Израиля опять предпочел не заметить.

На ЧМ-62 соперники Яшина обнаглели. Тренеры, видя, что Лев Иванович не в форме, просили своих игроков постоянно бороться с ним, и однажды это чуть не привело к удалению. В решающем матче за выход из группы с Уругваем Лева опять отмахнулся от явно нарушавшего правила нападающего. Отделались, слава Богу, штрафным.

У Яшина был сумасшедшей силы характер. В памятном матче с колумбийцами, где мы вели 4:1 в середине второго тайма, а затем пропустили три мяча подряд, именно Яшин спас нас от поражения. На последней минуте он вытащил такой выстрел в левую "девятку", который был абсолютно неберущимся. Я в тот момент закричал так, что прямо на трибуне потерял сознание и упал на сидящих ниже зрителей.

Но на морально-волевых можно сыграть один, максимум два матча. И Яшин это прекрасно понимал и безумно переживал - как истый спортсмен и настоящий мужик. Я входил, несмотря на травму, в бюро делегации (был комсоргом) и был во все события вовлечен. Когда вышли в четвертьфинале на чилийцев, было бурное совещание, где Яшину, Нетто и мне удалось убедить Качалина поставить несколько свежих игроков, не игравших с Уругваем. Мы вспоминали Швецию, тренер соглашался. А потом была установка. Я боковым зрением заглянул в тренерский блокнот и - обомлел. Состав был прежним, уругвайским. Оказалось, после нашего совещания прибыли вышестоящие "наблюдатели". Которые все и решили.

Но матч с Чили мы все равно должны были выигрывать. Лев Иванович пропустил два нелепых, совершенно "неяшинских" гола. Сначала был штрафной, с левого угла, оставалось метров 18 до ворот. Никогда бы Яшин, будучи в форме, не занял так позицию, уйдя в дальний угол и поставив в стенку двух человек. Форвард Санчес сделал то, что сделал бы любой, обладающий резаным ударом. А затем, при счете 1:1, диспетчер чилийцев Торрес, не видя вариантов продолжения атаки, решился на удар с 35 метров. Это был лучший для нас вариант, и поэтому я даже закричал: "Бей!" Кабы знать... Он, гад, ударил. И Лева опоздал с прыжком в левый нижний угол.

И все равно мы могли сравнять. Даже на последней минуте. Прострел с правого края. Вратарь чилийцев, их защитник и Валя Иванов у ближней штанги. Дальше - никого. Кроме Виктора Понедельника. Мяч летит на ногу Иванову, Понедельник ему истошно кричит: "Пропусти!" Валя уже было пропускает, но потом пытается правой ногой, заведенной за левую - помните, недавно в Лиге чемпионов такой гол забили? - прокинуть мяч в ворота. Было бы удивительно красиво. Но... не получается, и мяч попадает к вратарю.

Потом была раздевалка, усохшие, опустошенные лица и как ребенок плакавший Яшин. Я подошел к начальнику команды Андрею Старостину и тихо спросил его: "А если бы я был в потрясающей форме, вы поставили бы меня сегодня в состав? " Старостин честно ответил: "Нет. Как может Яшин не выйти на поле?" Это была действительно трагедия. Трагедия Льва Яшина и тренеров, не сумевших в этот момент победить в себе "комплекс Яшина".

И еще это был результат того, что были мы чересчур советскими. Другие играли в футбол, а мы все время ощущали, что у нас за спиной партия и правительство. Вольно или невольно, но это давило.

"БЕСКОВ ОТНОСИЛСЯ К ЛЮДЯМ, КАК К РАБАМ. В ТОМ ЧИСЛЕ И К ЯШИНУ"

- Изучив статистический справочник, я был удивлен - после чемпионата в Чили вы так и не сыграли ни одного матча за сборную. Почему?

- В 63-м команду возглавил Константин Бесков. Он почему-то не воспринимал меня как игрока, хотя до того мы даже не сталкивались. И не вызвал на просмотр всех сборников в Воронеже. Но на него надавил тренерский совет во главе с Андреем Старостиным, и Бесков скрепя сердце направил мне вызов. Единственное, что нас связывало, - один и тот же портной. Я любил красиво одеться.

Так случилось, что мы ехали с ним в Воронеж в одном купе. Он читал "Театральную жизнь", я - Аристотеля, которым вдруг заинтересовался. Бесков спросил, что читаю, и, получив ответ: "Аристотеля", почему-то метнул на меня такой взгляд, что я почуял недоброе. Может, он решил, что я над ним издеваюсь.

В Воронеже стало ясно - ни Маслаченко, ни Яшин Бескову не нужны, он делает ставку на Урушадзе и Баужу. А на мне за что-то пытается отыграться. Он даже хотел устроить комсомольское собрание по поводу моей прически - так я пошел в парикмахерскую и коротко постригся. Потом я насолил тренеру тем, что вышел полевым игроком против воронежского "Труда". Сборная выиграла - 4:1. я два забил и два отдал. А когда на тренировках занимал свое привычное место, никто не мог пробить. Бескова это злило.

Кончилось все тем, что после тренировки в Лужниках, когда со мной отдельно занимался Василий Трофимов, я подошел к Бескову и сказал: "Я не дурак и очень хорошо чувствую обстановку в сборной. Вижу, что сейчас вам не нужен. В "Спартаке" вы меня всегда найдете. Обещаю вам изо всех сил тренироваться и всегда быть в форме". Развернулся и ушел. А потом узнал, что уходом своим испортил Бескову образцово-показательное мероприятие, на котором он собирался меня за что-то чехвостить.

Я был не один такой. Еще раньше, в Воронеже, на собрании встал Миша Месхи: "Константин Иванович, я не хочу в твоей сборной играть. Отпусти, домой". Потом это повторил Гиви Чохели. Я был третьим.

- Вы не пытались найти с Бесковым общий язык?

- Это было невозможно. То, как он себя вел по отношению к нам, ничего, кроме чувства протеста, не вызывало. По два с половиной часа мог мутить вам голову элементарными футбольными догмами, перемежая их экскурсами в театральную жизнь. Словно бы все время забывал, что имеет дело со взрослыми людьми, у которых есть свое мнение. Тренер относился к нам, как к рабам или подмастерьям, и игроков, знавших себе цену, это оскорбляло. Кстати, так же Бесков относился и к Яшину, и можно только позавидовать выдержке Левы - я удивляюсь, почему он не хлопнул дверью. Но судьба подарила ему знаменитый матч 100-летия английской лиги, где он сыграл божественно. И общественное мнение заставило Бескова вернуть в сборную великого вратаря, на котором он было поставил крест.

- Слышал, что вы были и кандидатом на поездку на следующий чемпионат мира - в 66-м, в Англию?

- Да. И был в прекрасной форме, почти в одиночку выиграв последний перед чемпионатом матч у ЦСКА - 1:0. Но на моем пути встал главный тренер сборной Николай Морозов, припомнивший, как в 59-м я уходил, несмотря на его увещевания, из его "Локомотива" в "Спартак". Яшин настаивал на моей кандидатуре, но Морозов был категорически против. "Слушай, что ты им сделал, этим тренерам?" - удивлялся потом Лев Иванович.

Это был мой последний шанс попасть в сборную.

"МОЕ ЗАЯВЛЕНИЕ ОБ УХОДЕ СТАРОСТИН ПОДПИСАЛ НА СТУПЕНЬКЕ ТЕАТРА"

- Когда и почему вы завершили свою клубную карьеру?

- В 68-м мы заняли второе место - при том, что нормальной защиты у нас, по сути, не было. Приходилось работать без передышки. Мне был 31 год, и я обладал в команде таким авторитетом, что даже позволял себе по ходу игры менять тактику защитников, менять местами персональщиков. Руководство команды чувствовало, что мой авторитет растет, и меня чуть ли не в открытую называли будущим старшим тренером. И тогда было решено пригласить на первую роль Анзора Кавазашвили.

Нам тогда вручал подарки председатель Моссовета Промыслов. И мне он говорит: "Что-то вы в этом году много пропускали?" На что получает ответ: "Я не много пропускал, это мне много забивали". Промыслов смешался, не зная, что сказать дальше. Я понял, что от меня ждут заявления об уходе. Не смеют меня отчислить, но ждут, когда я сам сделаю ход.

Некоторое время я сопротивлялся. Был уверен, что переиграю Анзора, но стоял он. И у него дело, надо сказать, пошло хорошо. Команда стала чемпионом. А я все-таки написал это заявление - еще по ходу сезона. Оно было подписано Николаем Старостиным... на ступеньке Театра юного зрителя. Такое вот отношение.

- Подождите - как Старостиным? Вы же помогли ему вновь начальником команды стать?

- Николай Петрович действительно в "Спартак" вернулся только благодаря помощи моего тестя. И, дай Бог ему здоровья, здравствует во главе команды до сих пор. Но человек так устроен, что никогда не чувствует себя хорошо, пока кому-то обязан. Старостин ощущал это, а мой авторитет, как я уже говорил, рос.

Выход из такой ситуации обычно бывает один. Называется: нет человека - нет проблемы.

Маслаченко не затеряется в сложной послефутбольной жизни и, поработав два года главным тренером сборной Чада, получит предложение Николая Озерова попробовать свои силы на телевидении. И станет одним из самых популярных футбольных телекомментаторов.

Игорь РАБИНЕР. Газета "Спорт-Экспресс", 06.12.1994

* * *

ВРАТАРЬ, СПОРТИВНЫЙ КОММЕНТАТОР, ЯХТСМЕН...

Впервые Владимир Маслаченко познакомился со спортом в дворовой футбольной команде, в которой он небезуспешно выполнял функции и вратаря, и нападающего. Активно занимался он и другими видами спорта - к концу учебы в средней школе уже входил в состав сборной школьников Кривого Рога по: футболу, волейболу, баскетболу, легкой атлетике и пинг-понгу, по которым имел I разряд. Однако предпочтение было отдано все-таки футболу. В 1951 г. он был принят в юношескую команду "Строитель", затем перешел в "Спартак" (Кривой Рог). После победы на областной Спартакиаде, В. Маслаченко принял участие в республиканских соревнованиях, где в составе команды Днепропетровской области занял второе место и был признан лучшим вратарем турнира и лучшим в составе сборной школьников Украины по футболу.

В 1953 г. последовало приглашение в днепропетровскую футбольную команду мастеров класса "Б" "Металлург". В связи с этим, Владимиру пришлось отказаться от участия во Всесоюзных соревнованиях. В 1954 г. команда "Металлург" вышла в полуфинал розыгрыша Кубка СССР. В ее составе В.Маслаченко сыграл все игры Кубка СССР, начиная с 1/128 до 1/4 финала, и чемпионата СССР. За время пребывания в Днепропетровске окончил 3 курса медицинского института.

В 1956 г. он был приглашен в московский "Локомотив" и в 1957 г. впервые стал обладателем Кубка СССР. В 1962 г. Владимир Маслаченко перешел в московский "Спартак", в составе которого играл до 1969 г., а в 1966 г. был капитаном команды.

Владимир Маслаченко - один из лучших советских вратарей конца 50-х - первой половины 60-х годов. Прыгучий, смелый, уверенный в себе, он отличался быстротой реакции, хорошей вратарской техникой и акробатической подготовкой. Правильно выбирая место в воротах, четко ориентировался в сложных игровых ситуациях, умело руководил защитниками, часто на выходах отбивал мяч кулаком. Временами любил сыграть эффектно, радуя публику красивыми падениями и некоторой картинностью поз.

В 1957 г. был включен в состав сборной СССР и стал капитаном молодежной сборной СССР. Провел 8 официальных и более двух десятков товарищеских матчей под флагом сборной СССР и сборной клубов. Принимал участие в отборочных играх чемпионата мира 1962 г. Провел 4 матча в розыгрыше Кубка обладателей Кубков.

В 1970 г. В. Маслаченко окончил Государственный ордена Ленина институт физической культуры и спорта (ГЦОЛИФК). После окончания карьеры игрока началась телевизионная карьера Владимира Маслаченко. В качестве комментатора Всесоюзного радио и Центрального телевидения он проработал с небольшим перерывом с 1970 по 1991 г. (в 1972-1973 гг. работал по контракту тренером-координатором Национальной сборной и нескольких футбольных клубов в республике Чад). С 1973 по 1990 г. был спортивным комментатором программы "Время", освещал репортажи с многих крупных Всесоюзных и международных соревнований. С 1992 по 1994 г. являлся руководителем студии "Спорт+Sport" и автором одноименной программы на IV канале "Останкино".

В настоящее время - ведущий программы "Футбольный клуб" телеканала НТВ. Один из наиболее действенных участников на спутниковом телеканале "НТВ+спорт" и специализированного "Футбольного канала". Самостоятельный в суждениях, раскованный, артистичный Владимир Маслаченко является ныне одной из самых заметных и популярных фигур на российском спортивном телевидении. Помимо футбола, он ведет репортажи о соревнованиях по самым различным видам спорта. Стоял у истоков создания русскоязычного канала "Евроспорт".

В. Маслаченко является убежденным сторонником и пропагандистом спорта вообще и отдельных его видов в частности. Он многое сделал для популяризации в нашей стране интереса к таким видам спорта, как горнолыжный, фристайл, кикбоксинг, каратэ, парусный спорт. Был председателем Федерации фристайла (в 1994 г. спортсмены России завоевали призовые места на Олимпиаде в Лиллехаммере). Он активно поддержал создание минифутбольной команды "Дина" (Москва). В мае 1992 г. был назначен заместителем председателя, вскоре однако расформированного, Комитета по содействию Олимпийскому движению при Правительстве Российской Федерации.

Совершал длительные путешествия на яхтах, был председателем оргкомитета "Виват, Россия!" по участию российской яхты в розыгрыше кубка Америки, организатором первой профессиональной команды яхтсменов России "Russian Team" для подготовки и участия в кругосветных парусных гонках. На соревнованиях в зачет Кубка мира команда заняла 3 место, получила личную Благодарность Президента Российской Федерации. Сам В.Н. Маслаченко также участвовал в нескольких гонках. Владеет и активно занимается горными и водными лыжами, виндсерфингом, является яхтенным капитаном I класса.

Награжден орденом "Знак Почета", медалью ордена "За заслуги перед Отечеством II степени", медалью "За трудовое отличие".

Международный Объединенный Биографический Центр

* * *