02.04.2014
Юбилей, 200 лет со дня рождения великого русского поэта Михаила Лермонтова, будет отмечаться в октябре нынешнего года. Однако уже сегодня о его творчестве - что обычно и происходит накануне таких дат - идут бурные дискуссии.
В статье, опубликованной в газете «Литературный Санкт-Петербург», писатель Александр Смирнов обратил внимание на знаменитую фразу из не менее знаменитого стихотворения Лермонтова «Бородино»: «Скажи-ка, дядя, ведь недаром…» А кто же был этот самый «дядя», к которому обращается в своем стихотворении поэт? Литературоведы обычно считали, что речь идет просто о некоем абстрактном солдате-ветеране. А вот Смирнов, исследуя архивы, пришел к выводу, что «дядя» был совершенно конкретный. И звали его так же, как и поэта, Михаил Лермонтов. Только не «Юрьевич», а «Николаевич». Но, что самое поразительное, Михаил Николаевич тоже был военным и поэтом.
Речь идет об адмирале русского флота Михаиле Николаевиче Лермонтове, дальнем родственнике Михаила Юрьевича. Он вполне мог быть тем самым «дядей», о котором идет речь в «Бородино».
Это стихотворение было написано в 1837 году, когда отмечался 25-летний юбилей знаменитой битвы. В то время корнет-гусар Михаил Лермонтов и капитан 1 ранга Михаил Лермонтов жили в Санкт-Петербурге, и вполне могли встречаться – их отцы были кузенами. И уже зрелый капитан, участвовавший не только в морских сражениях, но и в сухопутных битвах, в том числе и в Бородинском сражении, мог рассказывать об этой битве своему юному родственнику. А тот, конечно, мог бы потом обратиться к опытному ветерану и в стихах, с легендарным вопросом: «Скажи-ка, дядя…».
О Михаиле Николаевиче известно не так много. Он окончил в Санкт-Петербурге Морской корпус и вышел из него мичманом. Во время Отечественной войны 1812 года участвовал в боях за Смоленск и в Бородинском сражении, за что был награжден орденом Св.Анны III степени на шпагу. Участвовал в битвах под Кульмом и Лейпцигом, принимал участие во взятии Парижа. Отличился также и во время русско-турецкой войны, участвуя в осаде Варны. Ну, и конечно, много ходил потом на кораблях. Был еще неоднократно награжден. В 1848 году его назначили командиром Свеаборгского порта и военным губернатором. Чин полного адмирала Михаил Николаевич получил в 1860 году и был уволен в отставку.
Любопытно, что этот профессиональный военный тоже был поклонником муз, писал стихи и даже их публиковал, естественно, под своим собственным именем – Михаил Лермонтов. А вот после смерти адмирала его неопубликованные рукописи никто не захотел издавать, и они до сих пор хранятся в петербургских архивах.
И вот тут Александр Смирнов вспоминает о том, что в собрании сочинений великого поэта есть раздел, озаглавленный «Стихи, приписываемые М.Ю. Лермонтову». Кроме того, Смирнов обратил внимание еще и на то обстоятельство: как известно, Лермонтов был убит на дуэли в возрасте всего 26 лет, а в советские времена было выпущено полное собрание его сочинений во многих томах. Когда же он все это успел написать, если все отведенные ему судьбой годы учился в военном училище, а потом служил на Кавказе? Ведь времени для литературного творчества у него было совсем немного. К тому же Лермонтов сам, при жизни сумел подготовить текст всего одного своего поэтического сборника, а в печатном виде его вообще так и не увидел. Полное же собрание сочинений великого поэта готовили много позднее, и тогдашние литературоведы, собиравшие из разных источников произведения, подписанные «М. Лермонтов», могли и не знать, что в те же времена стихи писал еще и другой Михаил Лермонтов!
«Сколько ни взывай к работоспособности гения, вопрос остается: если опальный корнет не был профессиональным писателем, творил на куцем по времени досуге, как мог он успеть насочинять так обильно? – задается вопросом А. Смирнов. – Причем, прижизненных публикаций у Михаила Юрьевича буквально единицы, успел подготовить к печати один-единственный сборник…. А кипы неопубликованных рукописей он с собой в чемоданах возил, в военно-полевых, точнее, в горных условиях?».
Известно, что в истории творчества великого поэта и в самом деле, были стихи, ему приписываемые, но которые Михаил Юрьевич не сочинял. Прежде всего, достаточно вспомнить историю со знаменитыми строками:
Прощай, немытая Россия,
Страна рабов, страна господ.
И вы, мундиры голубые,
И ты, им преданный народ…
Во времена СССР это стихотворение усиленно использовали советские литературоведы, изо всех сил делавшие из Лермонтова борца с самодержавием. Каждый школьник зубрил эти стихи чуть ли не с первого класса.
На самом же деле, уже давно многие специалисты пришли к выводу: такого русофобского стихотворения Лермонтов, горячий русский патриот, офицер, не только не писал, но и попросту написать не мог.
Ведь даже в самом буквальном понимании выражения «немытая Россия» заложена самая настоящая историческая ложь. Россия была в те времена единственной страной в мире, где все население, в том числе самый бедный крестьянин, мылось в банях. А вот у европейских крестьян бань не было, и мылись они крайне редко. Даже во дворцах немытые придворные обливались одеколоном, а при дворе французских королей на столах стояли блюдца специально для того, чтобы давить блох. Это заметил, оказавшись много позднее, в ХХ веке в Западной Европе русский писатель-эмигрант Иван Солоневич. В своей книге «Народная монархия» он вспоминает о том, как оказавшись вместе с сыном в Германии - ванны в Европе тогда уже были - решил помыться в одной из гостиниц. Затем попросил сменить воду в ванне на чистую, чтобы помылся и его сын. Персонал немецкого отеля поразился: «Как!? Что за расточительные эти русские, не могут помыться в одной и той же воде!». Кстати, и сегодня там с гигиеной все не так, как привыкли думать. Совсем недавно в одной из телепередач шел рассказ о зажиточной немецкой семье фермеров. Прекрасный дом, современная кухня, электрическая посудомойка последней модели… Но при этом хозяйка, нисколько не стесняясь, сообщила, что ею не пользуется – экономит электроэнергию. И даже призналась, что редко, не каждый день, моет после кофе чашки – экономит воду, пьет из грязных. Впрочем, мы здесь пишем не столько о гигиене в Германии, сколько о том, что такого рода негативные штампы-клише о нашей, будто бы «немытой» стране, усиленно и с давних пор навязываются Западом в рамках традиционных русофобских кампаний.
Как известно, подлинник стихотворения о «немытой России», будто бы написанного Лермонтовым, так и не был обнаружен.
А появилось оно впервые в письме П. Бартенева к Е. Ефремову 9 марта 1873 года, много лет спустя после смерти поэта, с примечанием: «Списано с подлинника». Позднее, в своем журнале «Русский архив», Бартенев поместил приписку: «Записано со слов поэта современником». Но подлинной записи пресловутого «современника» тоже до сих пор не нашли. Поэтому, как с основанием считают многие, речь идет о самой настоящей литературной мистификации.
«Конечно, это – никакой не Лермонтов», - заявил автору этой статьи известный петербургский поэт, председатель Санкт-Петербургского отделения Союза писателей России Борис Орлов. – У Лермонтова совершенно другая энергетика стиха, другая стилистика. Речь идет о подделке, которая умышленно использовалась в советские времена, чтобы изобразить из Михаила Юрьевича яростного борца с самодержавием». Известен и автор этой фальшивки – поэт-пародист Дмитрий Минаев. Он был склочником и алкоголиком, не скрывал своей ненависти к русским классикам, напоминая популярного в советские времена пародиста Александра Иванова, ударившегося в политику.
А что касается Лермонтова, то он про Россию писал. Но совсем другое, как, например, в своем знаменитом стихотворении «Родина», подлинник которого, написанный рукой поэта, до нас дошел.
Подделки «под Лермонтова» появляются и в наши дни. Так, например, известный историк Николай Стариков обратил внимание на появившуюся недавно в интернете цитату, якобы принадлежащую знаменитому поэту: «Я люблю Кавказ, но презираю тех, кто живет там. Нигде в мире нет таких варварских обычаев и таких уродливых людей, как кавказцы. Если мы не истребим их, эта грязь скоро заполнит наши города».
Ясно, что такое, явно нетолерантное - как сказали бы сегодня - высказывание способствует разжиганию национальной розни. Тем более что его авторство приписывают великому русскому поэту.
Однако внимательно проанализировав его и проведя усиленные поиски в произведениях Михаила Юрьевича, Стариков там таких слов не нашел, и сделал вполне логичный вывод: это подделка!
Мало того, оказалось, что эта подделка, которую стали часто цитировать, выполнена очень качественно, в ней используется типичная для поэта лексика, характерная для XIX века. А это значит, что изготавливали фальшивку профессионалы своего дела. А потому, приходит к другому выводу Н. Стариков, «эту цитату сделали наши враги, кто провоцирует конфликты на территории наших стран, кого совсем не устраивает мирное проживание бок о бок грузин, татар, русских, украинцев и многих других народов нашей многонациональной Родины».
Словом, как и много лет назад, имя великого поэта пытаются использовать для целей разрушительной политической пропаганды.
На фото: гравюра народного художника России Сергея Харламова «Михаил Юрьевич Лермонтов» Специально для «Столетия»
Последний раз редактировалось Ульпиан; 30.04.2022 в 23:10.
Дуэль Лермонтова и Мартынова (равно как и дуэль Пушкина и Дантеса) преломляется в нашем национальном сознании довольно своеобразно. Всё кажется, что наши знаменитые дуэли — не поединки равных, а нечто вроде запланированного расстрела. Что Мартынов (и Дантес) никак не мог быть человеком достойным; он ничтожество и т.п. По такой логике Лермонтову надо было стреляться разве что с Пушкиным (тем более что им обоим дуэли нравились). В крайнем случае с Гоголем.
Начиная с 1920-х и особенно в 1930—1940-е годы советские литературоведы успешно разрабатывали версию, согласно которой заказчиком убийства Лермонтова был сам Николай Первый, организатором — глава Третьего отделения Бенкендорф. Мартынов же при таком раскладе оказывался всего лишь слепым орудием в руках властей предержащих — исполнителем, винтиком.
Потом волна откатила, и снова набросились на Мартынова. Некоторые оригиналы вдруг обнаружили, что зовут его Николай Соломонович, и решили сгоряча, что еврей убил русского поэта. Другие вовсю оттягивались на банально красивой внешности Мартынова, на его неудачной карьере, заурядности, глупости и прочих непривлекательных свойствах. «Что делать, если в схватке дикой / всегда дурак был на виду, / меж тем, как человек великий, / как мальчик, попадал в беду», — сокрушалась Белла Ахмадулина. Очень хотелось, чтобы «Мартынов пал под той горою. / Он был наказан тяжело, / И вороньё ночной порою / его терзало и несло». Ну а Лермонтов — между прочим, убийца при таком повороте событий! — «сначала / всё начинал и гнал коня, / и женщина ему кричала: «Люби меня! Люби меня!».
И как-то не принималось во внимание, что Лермонтов и Мартынов корешились лет девять, с юнкерской школы. И в дом Мартынова поэт был вхож. И с сестрой его Натальей шуры-муры крутил…
To be cool
Характер у Лермонтова был тот ещё! Люди, близко его знавшие, говорили, что в нём было два человека: добродушный «для тех немногих лиц, к которым он имел особенное уважение» и «заносчивый и задорный для всех прочих знакомых». Кстати, в юнкерском училище Michel вовсю практиковал дедовщину.
Ну и конечно, поэт был экстремалом. «Я вошёл во вкус войны и уверен, что для человека, который привык к сильным ощущениям этого банка, мало найдётся удовольствий, которые не показались бы приторными», — писал он другу Лопухину в сентябре 1840-го из Чечни.
«Высший дендизм» — мода того времени и той среды, к которой принадлежал Лермонтов, — «состоял в том, чтобы ничему не удивляться, ко всему казаться равнодушным, ставить своё я выше всего» и т.п. To be cool, короче. Черты эти, собранные в Печорине, культивировал в себе и его автор.
Дуэль для таких людей была делом обычным и привлекательным. А на всякие пустяки вроде Свода уголовных законов, определяющего дуэль как преступление, русские дворяне особого внимания не обращали. Участвовать в дуэли, вызывать и нарываться на вызов считалось нормальным и даже необходимым для человека чести. А также признаком свободолюбия и свободомыслия.
И как-то странно, что в стихотворении «Смерть поэта» один дуэлянт представлен хладнокровным убийцей («Пустое сердце бьётся ровно, / В руке не дрогнул пистолет…»). А другой — невинной жертвой. Наверное, это можно расценивать как романтическое преувеличение, которое, собственно, и положило начало мифологизации самых громких в нашей истории дуэлей. А ведь Лермонтов (в отличие от Ахмадулиной) отлично знал, что дуэль — не нападение из-за угла, не расстрел, но поединок, ставящий дерущихся в равные условия, согласно строгому ритуалу. Тут уж кому как повезёт. И об этом Лермонтов тоже знал: «Убит!.. К чему теперь рыданья, / Пустых похвал ненужный хор / И жалкий лепет оправданья?/ Судьбы свершился приговор!»
Недолгая, но бурная жизнь Лермонтова вместила не одну дуэль. Хорошо известно, кроме последней дуэли, о его дуэли с Барантом, атташе французского посольства и сыном французского посла (она состоялась 18 февраля 1840 года). По одной версии, дрались вроде бы из-за бабы, а именно из-за княгини Марии Щербатовой (ей посвящены стихи: «На светские цепи, / На блеск утомительный бала / Цветущие степи / Украйны она променяла…»).
«Я презираю таких авантюристов — эти Дантесы и Баранты заносчивые сукины дети», — обронил как-то поэт. Он верил, что, будь на месте Дантеса русский, Пушкин бы остался жив. По другой версии, они с Барантом из-за того и дрались — из-за строк «Смеясь, он дерзко презирал/ Чужой земли язык и нравы, / Не мог щадить он нашей славы…». Однако дальнейшие события показали, что поэт заблуждался: Мартынов не был чужеземцем, он даже не был евреем.
Дуэль с Барантом прошла бескровно. Но Лермонтов попал под суд и был помещён сначала на гауптвахту. А потом в Ордонансгауз — тюрьму для офицеров. Туда к нему приходил Белинский — наладить отношения. Потом восхищался: «Недавно был я у него в заточении, и в первый раз поразговорился с ним от души. Глубокий и могучий дух! Как он верно смотрит на искусство, какой глубокий и чисто непосредственный вкус изящного!..»
Ещё находясь на гауптвахте, Лермонтов позвал Баранта, чтобы разъяснить некоторые слухи вокруг их дуэли. Но разговора не получилось, и Лермонтов, арестованный за дуэль, вызвал Баранта на новую дуэль. В результате он был наказан ссылкой на Кавказ, в Тенгинский пехотный полк. Воевал он с горцами храбро.
Montagnard au grand poignard
В Пятигорске было так: на party у генеральши Верзилиной поэт прицепился к Мартынову с дурацкой назойливой шуткой, повторяя по-французски: «Montagnard au grand poignard» («Горец с большим кинжалом» — Мартынов носил черкеску и кинжал). В ответ на неудовольствие объекта шутки предложил: «Потребуйте у меня удовлетворения» (есть разные версии их рокового диалога, но суть одна и та же). То есть просто спровоцировал вызов. И Мартынов вызвал. Любой другой на его месте поступил бы так же (да хоть сам Пушкин!).
В день дуэли Лермонтов с друзьями устроил весёлый пикник в Шотландке, что неподалёку от Пятигорска. Впечатляет не столько само желание веселиться в такой день — для экстремала это нормально, — сколько состав участников пикничка. Это Лев Пушкин, младший брат поэта, бесшабашный и загульный штабс-капитан (с ним Лермонтов подружился на почве любви к диким забавам), юная кузина поэта Катя Быховец (ей посвящены строки: «Нет, не тебя так пылко я люблю…»), юный же Александр Бенкендорф (двоюродный племянник начальника Третьего отделения) и тифлисский чиновник и любитель поэзии Михаил Дмитриевский. Посидели славно.
А в семь часов вечера того же дня у северо-западного склона горы Машук была дуэль. Лермонтов то ли отказался стрелять («…он и здесь отнёсся к нему [к Мартынову] с высокомерным презрением со словами: «Стану я стрелять в такого дурака», не думая, что были сочтены его собственные минуты...» — сообщает очевидец), то ли выстрелил в воздух. Но точно сказать нельзя. Первый и единственный выстрел Мартынова оказался для Лермонтова смертельным. И сразу началась страшная гроза…
«Finita la comedia!» — воскликнул Печорин, только что убивший товарища: интересно, вспомнил ли тогда Мартынов эту ёрническую фразочку? (Хотя это не так уж и важно.)
Убитый на дуэли приравнивался к самоубийце. И друзья с большим трудом выхлопотали разрешение предать прах Лермонтова земле по христианскому обряду. Но в церковь гроб не заносили, и отпевания не было. Что, надо заметить, изящно вписалось в рисунок судьбы вечного экстремала.
А лучшие стихи о Лермонтове написал Леонид Губанов.
Я я я
я ли я ли я ли —
яр яр яр
ябед ябед ябед
ю ю ю
ю ли ю ли ю ли
юн юн юн
пули пули пули...
пыль пыль пыль
странно странно странно
был был был
рана рана рана
дашь дашь дашь...
хмель юг рекруты
ваш ваш ваш
М.Ю. Лермонтов.
Крупные русские писатели и мыслители, тяготевшие к мистике, такие как Дмитрий Мережковский, Василий Розанов, Владимир Соловьев, Даниил Андреев и Николай Федоров, часто "тяготели" к Лермонтову. Из-за короткого срока пребывания на земле, этот русский поэт — самый мистический. Одной из глубочайших загадок нашей культуры назвал миссию Лермонтова Даниил Андреев. Автор "Розы мира" отнес Лермонтова, вместе с Иоанном Грозным и Достоевским, к числу трех великих созерцателей "бездны горнего мира и бездны слоев демонических". "Четвертым следовало бы назвать Александра Блока, если бы не меньший, сравнительно с этими, тремя масштаб его личности", — продолжал Андреев.
"Если и не приоткрыть завесу над тайной миссии, не свершенной Лермонтовым, то хотя бы угадать ее направление может помочь метаисторическое созерцание и размышление о полярности его души, — писал в "Розе мира" Андреев. — В противоположность Байрону, Лермонтов — мистик по существу. Не мистик-декадент поздней, истощающейся культуры, мистицизм которого предопределён эпохой, модой, социально-политическим бытием, а мистик, если можно так выразиться, милостью Божией: мистик потому, что внутренние его органы — духовное зрение, слух и глубинная память, а также дар созерцания космических панорам и дар постижения человеческих душ — приоткрыты с самого рождения и через них в сферу сознания просачивается вторая реальность: реальность, а не фантастика".
Великий оптинский старец Варсонофий (Плиханков) с позиций христианской православной церкви по-своему прав в критике поэта-мистика. "У многих наших великих писателей встречается стремление к иной, лучшей жизни, но ищут они эту жизнь не там, где надо, — говорил в скиту Оптиной пустыни отец Варсонофий. — Отсюда неудовлетворенность и тоска, выражаемая в их произведениях. Вот, например, Лермонтов. Томится он суетою и бесцельностью жизни и хочет взлететь горе, но не может, — нет крыльев. Из его стихотворения "Я, Матерь Божия, ныне с молитвою…" видно, что не понимал он настоящей молитвы. Пророк говорит: "И молитва его да будет в грех. Действительно, что выражает Лермонтов, о чем молится?
…Не о спасении […]
Не с благодарностью иль покаянием…
Какая же это молитва? Человек вовсе не думает о своем спасении, не кается и не благодарит Бога. Печальное состояние души! Сам поэт называет свою душу "пустынною". Вот эта душа его и дошла, наконец, до ослепления, что стала воспевать демона. Особо стоят два, действительно прекрасных по идее, стихотворения: "Ангел" и "В минуту жизни трудную". В последнем стихотворении выражается настоящая молитва, при которой "и верится, и плачется, и так легко, легко". Но эти проблески не осветили пустынную душу поэта и он кончил жизнь свою таким ужасным образом, — был убит на дуэли".
Старец Варсонофий был искренне убежден, что душа Лермонтова "сошла во ад на вечные муки — талант не принес ему никакой пользы". В противопоставлении поэта-бунтаря "какой-нибудь старушечки неграмотной", которая "жила тихонько, никого не обижала, прощала обиды, посещала храм Божий, перед кончиной исповедовалась у своего батюшки, причастилась Святых Таин — и душа ее с миром отошла в Небесные Обители", старец близок императору Николаю I, посчитавший настоящим "героем нашего времени" добрейшего Максима Максимыча, а не "лишнего человека" Печорина. Правы оба: и духовный пастырь, и пастырь державный.
Что можно сказать в защиту Михаила Юрьевича, если даже его гениальный дар не способен защитить? Кажется верный путь нашел философ Юлий Айхенвальд, ставший посмертным адвокатом классика русской литературы: "Внутреннее движение его творчества показывает, что, если бы ему не суждено было умереть так рано, его молодые черты, наверное, стали бы мягче и в них отразились бы тишина и благоволение просветленной души". Лермонтов, по мнению Айхенвальда, "не успел, он не сказал своего последнего и лучшего слова именно потому, что вообще начал говорить и жить слишком рано: пока из этой душевной преждевременности, из этой роковой недозрелости он выбивался на свою настоящую дорогу, пока он блуждал и в долгих странствиях искал себя, дорога пресеклась у подножия Машука".
Правоту слов Юлия Айхенвальда (кстати, переводчика Артура Шопенгауэра на русский язык) почувствует любой молодой человек или девушка. Автору этих строк припоминаются многочисленные споры подростков о том, какому из поэтов отдать предпочтение — Пушкину или Лермонтову. Александр Сергеевич оказывался безусловным победителем либо у детворы, с детства знакомой с его сказками, либо у зрелых людей. Лермонтов вынужден был ограничиться популярностью у мальчишек и девчонок переходного возраста, еще ищущих себя, находящихся в стадии пубертатного роста. И если кумир Лермонтова сумел перейти с возрастом от юношески незрелой "Гаврилиады" к Богу, то и сам Михаил Юрьевич вполне мог бы вырасти из "детских штанишек" склонного к проказам бунтаря.
27 Июля 1841 - на дуэли убит Михаил Лермонтов, русский поэт
http://www.istpravda.ru/chronograph/4545/
Друг поэта Васильчиков А.И. вспоминал: "В июле месяце 1841 года Лермонтов, вместе с своим двоюродным братом А.А. Столыпиным и тяжело раненным М.П. Глебовым возвратились из экспедиции, описанной в стихотворении «Валерик», для отдыха и лечения в Пятигорск. Я с ними встретился, и мы поселились вместе в одном доме, кроме Глебова, который нанял квартиру особо. Позже подъехал к нам князь Трубецкой, которому я уступил половину моей квартиры.
Мы жили дружно, весело и несколько разгульно, как живется в этом беззаботном возрасте, двадцать — двадцать пять лет. Хотя я и прежде был знаком с Лермонтовым, но тут узнал его коротко, и наше знакомство, не смею сказать наша дружба, были искренны, чистосердечны. Однако глубокое уважение к памяти поэта и доброго товарища не увлечет меня до одностороннего обвинения того, кому, по собственному его выражению, злой рок судил быть убийцею Лермонтова.
В Лермонтове (мы говорим о нем как о частном лице) было два человека: один добродушный для небольшого кружка ближайших своих друзей и для тех немногих лиц, к которым он имел особенное уважение, другой — заносчивый и задорный для всех прочих его знакомых.
К этому первому разряду принадлежали в последнее время его жизни прежде всех Столыпин (прозванный им же Монго), Глебов, бывший его товарищ по гусарскому полку, впоследствии тоже убитый на дуэли князь Александр Николаевич Долгорукий, декабрист М.А. Назимов и несколько других ближайших его товарищей. Ко второму разряду принадлежал по его понятиям весь род человеческий, и он считал лучшим своим удовольствием подтрунивать и подшучивать над всякими мелкими и крупными странностями, преследуя их иногда шутливыми, а весьма часто и язвительными насмешками.
Но, кроме того, в Лермонтове была черта, которая трудно соглашается с понятием о гиганте поэзии, как его называют восторженные его поклонники, о глубокомысленном и гениальном поэте, каким он действительно проявился в краткой и бурной своей жизни.
Он был шалун в полном ребяческом смысле слова, и день его разделялся на две половины между серьезными занятиями и чтениями, и такими шалостями, какие могут прийти в голову разве только пятнадцатилетнему школьному мальчику; например, когда к обеду подавали блюдо, которое он любил, то он с громким криком и смехом бросался на блюдо, вонзал свою вилку в лучшие куски, опустошал все кушанье и часто оставлял всех нас без обеда.
Обедая каждый день в Пятигорской гостинице, он выдумал еще следующую проказу. Собирая столовые тарелки, он сухим ударом в голову слегка их надламывал, но так, что образовывалась только едва заметная трещина, а тарелка держалась крепко, покуда не попадала при мытье посуды в горячую воду; тут она разом расползалась, и несчастные служители вынимали из лохани вместо тарелок груды лома и черепков. Разумеется, что эта шутка не могла продолжаться долго, и Лермонтов поспешил сам заявить хозяину о своей виновности и невинности прислуги и расплатился щедро за свою забаву.
Мы привели эти черты, сами по себе ничтожные, для верной характеристики этого странного игривого и вместе с тем заносчивого нрава. Лермонтов не принадлежал к числу разочарованных, озлобленных поэтов, бичующих слабости и пороки людские из зависти, что не могут насладиться запрещенным плодом; он был вполне человек своего века, герой своего времени: века и времени, самых пустых в истории русской гражданственности. Но, живя этой жизнию, к коей все мы, юноши тридцатых годов, были обречены, вращаясь в среде великосветского общества, придавленного и кассированного после катастрофы декабря, он глубоко и горько сознавал его ничтожество и выражал это чувство не только в стихах «Печально я гляжу на наше поколенье», но и в ежедневных, светских и товарищеских своих сношениях. От этого он был, вообще, нелюбим в кругу своих знакомых в гвардии и в петербургских салонах; при дворе его считали вредным, неблагонамеренным и притом, по фрунту, дурным офицером, и когда его убили, то одна высокопоставленная особа изволила выразиться, что «туда ему и дорога». Все петербургское великосветское общество, махнув рукой, повторило это надгробное слово над храбрым офицером и великим поэтом.
Итак, отдавая полную справедливость внутренним побуждениям, которые внушали Лермонтову глубокое отвращение от современного общества, нельзя, однако, не сознаться, что это настроение его ума и чувств было невыносимо для людей, которых он избрал целью своих придирок и колкостей, без всякой видимой причины, а просто как предмет, над которым он изощрял свою наблюдательность.
Однажды на вечере у генеральши Верзилиной Лермонтов в присутствии дам отпустил какую-то новую шутку, более или менее острую, над Мартыновым. Что он сказал, мы не расслышали; знаю только, что, выходя из дома на улицу, Мартынов подошел к Лермонтову и сказал ему очень тихим и ровным голосом по-французски: «Вы знаете, Лермонтов, что я очень часто терпел ваши шутки, но не люблю, чтобы их повторяли при дамах», — на что Лермонтов таким же спокойным тоном отвечал: «А если не любите, то потребуйте у меня удовлетворения». Больше ничего в тот вечер и в последующие дни, до дуэли, между ними не было, по крайней мере, нам, Столыпину, Глебову и мне, неизвестно, и мы считали эту ссору столь ничтожною и мелочною, что до последней минуты уверены были, что она кончится примирением. Тем не менее все мы, и в особенности М. П. Глебов, который соединял с отважною храбростью самое любезное и сердечное добродушие и пользовался равным уважением и дружбою обоих противников, все мы, говорю, истощили в течение трех дней наши миролюбивые усилия без всякого успеха. Хотя формальный вызов на дуэль и последовал от Мартынова, но всякий согласится, что вышеприведенные слова Лермонтова «потребуйте от меня удовлетворения» заключали в себе уже косвенное приглашение на вызов, и затем оставалось решить, кто из двух был зачинщик и кому перед кем следовало сделать первый шаг к примирению.
На этом сокрушились все наши усилия; трехдневная отсрочка не послужила ни к чему, и 15 июля часов в шесть-семь вечера мы поехали на роковую встречу; но и тут в последнюю минуту мы, и я думаю сам Лермонтов, были убеждены, что дуэль кончится пустыми выстрелами и что, обменявшись для соблюдения чести двумя пулями, противники подадут себе руки и поедут... ужинать.
Когда мы выехали на гору Машук и выбрали место по тропинке, ведущей в колонию (имени не помню), темная, громовая туча поднималась из-за соседней горы Бештау.
Мы отмерили с Глебовым тридцать шагов; последний барьер поставили на десяти и, разведя противников на крайние дистанции, положили им сходиться каждому на десять шагов по команде «марш». Зарядили пистолеты. Глебов подал один Мартынову, я другой Лермонтову, и скомандовали: «Сходись!» Лермонтов остался неподвижен и, взведя курок, поднял пистолет дулом вверх, заслоняясь рукой и локтем по всем правилам опытного дуэлиста. В эту минуту, и в последний раз, я взглянул на него и никогда не забуду того спокойного, почти веселого выражения, которое играло на лице поэта перед дулом пистолета, уже направленного на него. Мартынов быстрыми шагами подошел к барьеру и выстрелил. Лермонтов упал, как будто его скосило на месте, не сделав движения ни взад, ни вперед, не успев даже захватить больное место, как это обыкновенно делают люди раненые или ушибленные.
Мы подбежали. В правом боку дымилась рана, в левом — сочилась кровь, пуля пробила сердце и легкие.
Хотя признаки жизни уже видимо исчезли, но мы решили позвать доктора. По предварительному нашему приглашению присутствовать при дуэли, доктора, к которым мы обращались, все наотрез отказались. Я поскакал верхом в Пятигорск, заезжал к двум господам медикам, но получил такой же ответ, что на место поединка по случаю дурной погоды (шел проливной дождь) они ехать не могут, а приедут на квартиру, когда привезут раненого.
Когда я возвратился, Лермонтов уже мертвый лежал на том же месте, где упал; около него Столыпин, Глебов и Трубецкой. Мартынов уехал прямо к коменданту объявить о дуэли..."
За дуэль Мартынов был приговорён военно-полевым судом к разжалованию и лишению всех прав состояния, однако по окончательному приговору, конфирмованному Николаем I, приговорён к трёхмесячному аресту на гауптвахте и церковному покаянию и в течение нескольких лет отбывал епитимию в Киеве. Впоследствии написал воспоминания о дуэли.
Убит давним приятелем Николаем Мартыновым с десяти шагов, почти в упор (условия дуэли были жёсткими, практически смертельными), «навылет в грудь». Он умер мгновенно. «С свинцом в груди лежал недвижным я», «кровавая ещё дымилась рана, по капле кровь точилася моя» - он написал эти строки примерно за месяц до рокового дня.
Репродукция картины «Портрет М.Ю.Лермонтова» художника П. Е. Заболотского. 1837 год. Государственная Третьяковская галерея. Пророк в своём Отечестве. Лермонтов предсказал и беды России, и свою смерть
Поистине вместе с гениальностью избранным порой даются и дар пророчества, и мистическая судьба. В 15 лет в коротеньком наброске «Моё завещание» Лермонтов писал, чтобы на его могилу положили камень и «пускай на нём ничего не будет написано, если одного имени моего не довольно будет доставить ему бессмертие». Оказалось - довольно. Его пронзительно краткая жизнь вместила, кажется, множество судеб. Но ещё более насыщенной оказалась жизнь души - «души, которой столь некстати одарил бог».
Мать его умерла в 21 год - Мише было два. Отца, с которым он виделся сознательно лишь однажды, не стало, когда мальчику было 17, дед покончил с собой от несчастной любви ещё до его рождения. Сильная, властная, богатая, знатная, но не знавшая совершенно женского счастья, бабушка любила внука безумно, хлопоча о любимце своём Мишеньке до последнего: девять месяцев добивалась она высочайшего разрешения императора Николая I о перезахоронении тела Лермонтова из Пятигорска в родовое имение Тарханы.
Надгробный памятник на могиле М. Ю. Лермонтова в Тарханах. Фото: Commons.wikimedia.org/ Evdokiya
«Без креста...»
«Это была не дуэль, а убийст*во», - был уверен Руфин Дорохов, друг Лермонтова, герой войны, храбрец и сам отчаянный дуэлянт, прототип толстовского Долохова из «Войны и мира». То же утверждали после гибели Лермонтова многие из его тогдашнего окружения. Поэт во время дуэли демонстративно поднял вверх пистолет, отказавшись стрелять в противника, но тот жест не оценил и выстрелил в поэта. А ведь дуэль с Мартыновым с самого начала, со стычки друзей на вечере у Верзилиных, всерьёз никто не воспринял. И сам Лермонтов тоже: они были почти ровесники, знакомы и дружны ещё с юнкерской школы в Петербурге. Да и стрелком Мартынов слыл «косым» и меткостью, как и смелостью, не отличался. Перед дуэлью Лермонтов обедал на весёлом дружеском пикнике, с секундантами вышла незадача (двое на обоих дуэлянтов!), повозки отпустили, лекаря не нашли. Зато будто бы не забыли захватить ящик шампанского в уверенности, что друзья помирятся.
Николай Мартынов. Public Domain
О дуэли Лермонтова с Мартыновым 30 лет писать было запрещено. Затем были написаны многие тома исследований, но до сих пор о ней практически ничего в точности не известно! Неизвестно, к примеру, точное место дуэли, хоть и был установлен условный памятный знак. Неизвестно и место первого захоронения Лермонтова в некрополе старого Пятигорского кладбища - при изъятии гроба для перевозки в Тарханы могила вместе с надгробием была засыпана, сохранился лишь рисунок её, сделанный приятелем поэта Арнольди. Сбылось ещё одно предсказание Лермонтова - о его будущей «кровавой могиле, без молитвы, без креста»…
Гибель Лермонтова была воспринята лучшими людьми России как тяжелейшая утрата, притом что единственный сборник его стихотворений был издан всего год назад, а «Герой нашего времени» вышел накануне весной, но тут же был распродан. И Гоголь счёл Лермонтова-прозаика выше Лермонтова-поэта, а Белин*ский, повсюду восхищаясь им, называл его «дьявольским талантом», «поэтом с колокольню Ивана Великого», человеком умнейшим и - «какая нежная и тонкая поэтическая душа!». А ведь при первой встрече великого критика с поэтом Лермонтов по обыкновению стал подшучивать и над Белинским, доведя его до полного конфуза!
Эти «сатанинские» ядовитые шутки, желчные и острые насмешки, карикатуры и эпиграммы и тяжёлый, неподвижный, неприятный взгляд почти чёрных глаз Лермонтова, который не каждый мог вынести, были слишком хорошо известны в свете. Было ли всё это для него маской, защитой? Или всё-таки сутью характера? Друг поэта графиня Евдокия Ростопчина вспоминала: «Самим собой, весёлым, остроумным, мечтательным и искренним он был только в тесном кругу общения».
Безудержную весёлость и искромётное остроумие Лермонтова, который любил и умел устраивать праздники, особенно запомнили те, кто видел поэта зимой 1841-го в Петербурге, в отпуске, - в надежде на будущую скорую отставку, на издание собственного журнала, на творчество. «Русскую литературу ещё ждут от него драго*ценные подарки», - писали «Отечественные записки». Даже не любивший поэта Николай I заметил о нём: «Тот, кто заменил бы нам Пушкина». Правда, после нашумевшего и имевшего огромный успех «Героя нашего времени» царь увидел в авторе лишь «жалкое дарование» и «извращённый ум», а в романе - скуку, навеваемую «очень мало интересными людьми». И отправил Лермонтова на Кавказ «прочистить себе голову».
Обелиск на месте дуэли М. Ю. Лермонтова Фото: Commons.wikimedia.org/ Akvarium-77
«Смерть поэта»
В сущности, если перечесть лермонтовское стихотворение «Смерть поэта», вмиг прославившее никому не известного 22-летнего корнета лейб-гвардии Гусарского полка, то его вполне можно отнести и к обстоятель*ствам гибели самого автора. Мартынова один из современников называл «чистейший сколок с Дантеса», даже по наружности - высокий, статный, весьма красивый блондин. Сам же он в так и не законченных воспоминаниях важно именовал себя «слепым орудием провидения».
За Лермонтовым в его 26 лет числилось три дуэли, ещё от четырёх его удалось отговорить. Лермонтов, величайший лирик, был прежде всего боевым офицером. Не кланялся пулям, первым скакал в атаки, рубился в рукопашной, убивал… Более того, он был главой отряда разведки (этакого современного спецназа), который так и называли - «лермонтовским». В нём состояли самые отчаянные, «безбашенные» храбрецы. За сражение при речке Валерик Лермонтов был представлен к высшей награде - золотой сабле и ордену Святослава, позже заменённому на орден Владимира, но представление дважды было отвергнуто свыше. Бой был тогда жестокий, и ту речку его участники видели «кровавой». В свои 26 он был отравлен войной, убийствами и кровью своих и чужих: «Я вошёл во вкус войны» - написано им за несколько месяцев до гибели.
...К часу дуэли в горах разразилась страшная гроза. Тело Лермонтова пролежало под проливным дождём несколько часов, пока скакали в город за лекарем и извозчиком для перевозки убитого в Пятигорск. «И перекаты грома пели вечную память новопреставленному рабу Божию Михаилу», а «непрекращающийся ливень совершал омовение» - так описывал эту ночь секундант Лермонтова Васильчиков. И, быть может, прав был современник поэта: как ни трагично, но смерть Лермонтов встретил в столь любимых им «священных горах Кавказа» под звуки грозной стихии, а не в холодном светском Петербурге.
Николай Мартынов прожил в богатстве до 60 лет, наказание, которого он так боялся, ему в итоге смягчили донельзя.
Кто сыграл злую шутку и приписал русскому гению поэту Михаилу Лермонтову плохонькие стишки про "немытую Россию"? Не заезжий иностранец, высосавший из пальца всю историю про "потемкинские деревни", а сочинивший пародию разночинец. Но куда более виновна советская школа, которая упрямо навязывала эту дешевку в качестве строк великого классика.
Эти восемь строчек входили и входят в советские собрания сочинений М. Ю. Лермонтова со скромной припиской "приписывается":
Прощай, немытая Россия,
Страна рабов, страна господ.
И вы, мундиры голубые,
И ты, им преданный народ.
Быть может, за стеной Кавказа
Сокроюсь от твоих пашей,
От их всевидящего глаза,
От их всеслышащих ушей.
В 1989 году советский писатель, критик и коммунист Владимир Бушин предложил лермонтоведам внимательно перепроверить их авторство. Предоставим слово специалистам.
Академик Н.Н. Скатов в своей статье к 190-летию Михаила Лермонтова подтвердил: "Все это вновь и вновь заставляет возвращаться (в последний раз это сделал М.Д. Эльзон) к одному из самых известных приписываемых Лермонтову стихотворений. Как известно, автографа этого стихотворения нет. Что ж, бывает. Но за тридцать с лишним лет не появилось и никаких свидетельств о какой-либо изустной информации: это о лермонтовском стихотворении такой степени политического радикализма. Нет и ни одного списка, кроме того, на который ссылается П. И.Бартенев, с чьей подачи и стало известно в 1873 году стихотворение, и который тоже якобы утерян. Кстати сказать, речь в стихотворении о желании укрыться за "стеной Кавказа" в то время, как Лермонтов ехал служить на Северный Кавказ, то есть, строго говоря, не доезжая до его стены. Наконец, главное, — это противоречит всей системе взглядов Лермонтова, все более укреплявшегося в своем русофильстве, которого даже называют русоманом и который пишет (вот здесь-то автограф в альбоме Вл. Ф. Одоевского как раз сохранился): "У России нет прошедшего: она вся в настоящем и будущем. Сказывается сказка: Еруслан Лазаревич сидел сиднем 20 лет и спал крепко, но на 21-м году проснулся от тяжкого сна — встал и пошел… и встретил он 37 королей и 70 богатырей и побил их и сел над ними царствовать… Такова Россия…"
В 2005 году опубликована статья кандидата философских наук из Нижнего Новгорода А. А. Кутыревой, которая убедительно доказала настоящее авторство, но сначала небольшое предисловие. Кутырева пишет: "Литературоведы, дорожащие своей репутацией, обычно оговаривают отсутствие автографа и никогда не приписывают произведение автору, не имея хотя бы прижизненных списков. Но только не в этом случае! Обе публикации — П.А. Висковатова, а затем П.И. Бартенева, хотя они не однажды уличались в недобросовестности, были приняты без сомнений и в дальнейшем споры шли лишь по поводу разночтений. А вот тут развернулась полемика, не утихающая до сих пор. Однако аргументы противников авторства Лермонтова в этом споре всерьез в расчет не принимались. Стихотворение стало каноническим и включено в школьные учебники как шедевр политической лирики великого поэта.
Именно из-за первой строки стихотворение стало популярным, а для некоторых сейчас сверхактуальным. Сегодня все, кто говорит и пишет о России пренебрежительно, с издевкой, полным неприятием ее общественного, как дореволюционного, так и революционного строя, всенепременно процитируют знаменитую строчку, беря ее себе в союзники и ссылаясь на авторитет великого национального поэта. Это симптоматично. Более сильный литературный аргумент для опорочивания России, чем ссылка на ее национального поэтического гения, трудно придумать".
Прежде, чем назвать имя автора, обратим внимание на несколько особенностей упомянутого стихотворения. Прежде всего прилагательное "немытая". Обратимся к старшему собрату Лермонтова. В своем сочинении "Путешествие из Москвы в Петербург" (название дано в полемике с сочинением либерала Александра Радищева "Путешествие из Петербурга в Москву") Александр Сергеевич Пушкин приводит следующий диалог автора с англичанином:
"Я. Что поразило вас более всего в русском крестьянине?
Он. Его опрятность, смышленость и свобода.
Я. Как это?
Он. Ваш крестьянин каждую субботу ходит в баню; умывается каждое утро, сверх того несколько раз в день моет себе руки. О его смышлености говорить нечего. Путешественники ездят из края в край по России, не зная ни одного слова вашего языка, и везде их понимают, исполняют их требования, заключают условия; никогда не встречал я между ими ни то, что соседи наши называют un badoud, никогда не замечал в них ни грубого удивления, ни невежественного презрения к чужому. Переимчивость их всем известна; проворство и ловкость удивительны…
Я. Справедливо; но свобода? Неужто вы русского крестьянина почитаете свободным?
Он. Взгляните на него: что может быть свободнее его обращения! Есть ли и тень рабского унижения в его поступи и речи? Вы не были в Англии?"
Автор стихотворения "Смерть поэта" и "Родина", человек своего времени, русский дворянин и офицер не мог так выразиться о России. А кто мог? Человек другого исторического времени и происхождения.
Кутырева сообщает, что это стихотворение "скорее пародирует пушкинские строки "Прощай, свободная стихия!", а нигде более не встречающиеся у Лермонтова "мундиры голубые" появляются в сатирической поэме "Демон", написанной в 1874–1879 годах бывшим чиновником Министерства внутренних дел, открывшего в себе дар поэта-сатирика Дмитрием Дмитриевичем Минаевым.
Именно в пореформенную эпоху среди интеллигенции и полуобразованщины стало модным ругать не только правительство, но и Россию. К концу царствования Николая I дошло до идиотизма и дикости — образованные люди желали, чтобы нас побили в Севастополе и Крымской войне! И когда это, к сожалению, случилось, в выигрыше остались исключительно враги России. Дети попов да чиновников ненавидели не только свой класс, свое окружение, свое правительство, но и весь русский народ. Этой бациллой заразились большевики, также желавшие поражения в войне с Японией и Германией. Их наследники внесли мерзопакостный стишок, приписав его Лермонтову, в школьные хрестоматии, чтобы тлетворный душок распространялся на следующие поколения.
В октябре этого мы будем праздновать 200-летие со дня рождения Михаила Лермонтова и, надеемся, что правда будет восстановлена уже не только в трудах литературоведов, но и в школьных учебниках. Это гораздо важнее.
https://postnauka.ru/video/68385
Филолог об изучении литературы в школе, разнице между дореволюционным и советским подходом к поэзии и образе Лермонтова в школьных учебниках
20 сентября 2016
Изучение образа того или иного поэта в школе в разные периоды дает представление о том, как те авторы и рядовые читатели, которые вступали в сознательную жизнь и в литературу в определенную эпоху, какое представление о том или ином поэте они получали. И в этом смысле Лермонтов, как и Пушкин, оказывается очень показательным, потому что про него говорилось во всех учебниках, и посмотреть на его судьбу в этом смысле оказывается интересно.
Специфика дореволюционного канона особенно хорошо видна по сравнению с теми текстами, которые изучались в советской школе. Советская школьная программа формировалась не сразу, и в 1920-е годы в ней были разные колебания, но в конце 1930-х и особенно в 1940-е годы была сформирована уже продуманная концепция, и хотя она и менялась в последующие годы, но не слишком сильно. И собственно лермонтовский канон сложился уже на рубеже 1930–1940-х годов.
В советском школьном каноне Лермонтов предстает прежде всего поэтом гражданским, его гражданская позиция очень хорошо видна и в «Смерти поэта», и в стихотворении «Прощай, немытая Россия…», в «Родине» и так далее. Он — поэт-изгнанник, что хорошо видно по «Тучам» или по той же «Родине», а с другой стороны, он — желчный сатирик, изобличающий недостатки общества, как, например, в «Как часто, пестрою толпою окружен…». Но никаких его нежных или человеческих чувств в советском каноне нет, любовная лирика в него приходит очень поздно.
кандидат филологических наук, научный сотрудник Института русской литературы РАН, старший преподаватель факультета филологии НИУ ВШЭ
http://www.calend.ru/person/1326/ Михаил Лермонтов русский поэт, прозаик, драматург, художник, офицер
202 года назад
15 октября 1814
— 27 июля 1841
175 лет назад
Михаил Юрьевич Лермонтов Русский поэт, прозаик, драматург, художник
- Михаил Лермонтов в русской литературе считается наследником и продолжателем А.С. Пушкина. Его творчество, в котором тесно переплелись гражданские, философские и глубоко личные мотивы, отвечавшее насущным потребностям духовной жизни русского общества того времени, ознаменовало собой новый расцвет русской литературы и оказало большое влияние на виднейших русских писателей и поэтов 19 и 20 веков. А его драматургия сыграла значительную роль в развитии театрального искусства. Многие произведения Лермонтова нашли свою интерпретацию в живописи, театре, кинематографе. Его стихи обогатили русскую музыку, послужив основой для оперного, симфонического и романсного творчества. Михаил Юрьевич Лермонтов родился (3) 15 октября 1814 года в Москве, в доме напротив Красных ворот (сейчас на этом месте находится высотное здание, на котором есть памятная доска с изображением М.Ю. Лермонтова). 23 октября в церкви Трёх святителей у Красных ворот новорожденного крестили. Крестной матерью стала бабушка — Елизавета Алексеевна Арсеньева, в чьем имении в селе Тарханы Пензенской губернии (ныне - село Лермонтово Пензенской области) и прошли детские годы будущего поэта. Бабушка Елизавета Алексеевна страстно любила внука, который в детстве не отличался сильным здоровьем. Энергичная и настойчивая, она прилагала все усилия, чтобы дать ему всё, на что только может претендовать продолжатель рода Лермонтовых. Раннее развитие стало для Лермонтова источником огорчений: никто из окружающих не только не был в состоянии пойти навстречу «грёзам его души», но даже не замечал их. Здесь коренятся основные мотивы его будущей поэзии разочарования.
Памятник Лермонтову в Пятигорске (Фото: Aleksandr Stepanov, Shutterstock) Глубокое впечатление на Михаила оказали и поездки к родственникам на Кавказ в 1818, 1820, 1825 годах, что тоже потом отразится в его творчестве. В 1827 году он переехал в Москву, здесь и начал писать стихи первые поэмы («Индианка», «Черкесы», «Кавказский пленник»). Вскоре Лермонтов был зачислен полупансионером в Московский университетский благородный пансион, именно к этому периоду сам Михаил относит начало своей поэтической деятельности. Весной 1830 года благородный пансион был преобразован в гимназию, и Лермонтов оставил его и поступил в Московский университет на нравственно-политическое отделение (1830-1832), где учился вместе с В.Г. Белинским, А.И. Герценом, Н.П. Огаревым, которые уже тогда оказывали большое влияние на общий идейный уровень студенчества. В этот период Лермонтовым были написаны лирические стихи, поэмы, драмы, в том числе драма «Странный человек» (1831), осуждавшая власть и крепостное право, что привело к конфликту с университетским начальством. И Михаил был вынужден покинуть университет. Он переехал в Петербург и поступил в школу гвардейских подпрапорщиков и кавалерийских юнкеров. Здесь урывками работал над романом «Вадим», рисующим эпизоды Пугачевского восстания. В 1834 году Лермонтов закончил школу в звании корнета и поступил на службу в лейб-гвардии Гусарский полк, стоявший в Царском Селе под Петербургом, однако много времени проводил в Петербурге. По словам современников, Михаил был очень вспыльчивым и закрытым человеком. При первом знакомстве распознать его настоящую личность удавалось далеко не каждому. Найти почитателей своему литературному таланту Лермонтову тоже удалось не сразу. Очень долгое время его таланты были известны только в офицерских кружках. Слава пришла к Михаилу со стихотворением «Смерть поэта», которое было посвящено Пушкину. Изначально оно заканчивалось словами «и на устах его печать». Стихотворение моментально распространилось в списках и вызвало бурю самых разнообразных откликов. Многие оправдывали Дантеса. И разгневанный Лермонтов дописал ещё 14 строк, начинающихся с «А Вы, надменные потомки…». Последовали арест и ссылка на Кавказ. Во время ссылки Лермонтов встречался с опальными декабристами, живо интересовался фольклором местных народов, их бытом, традициями и языком. Кавказские темы, впечатления от этой природы, жизни горцев, местный фольклор легли в основу многих произведений Лермонтова и заняли прочное место в его творчестве. Но ссылка длилась недолго - вскоре Михаил, хлопотами своей бабушки, был переведен в Лейб-гвардии Гусарский Его Величества полк и с 1838 по 1840 год находился в Петербурге. Восстановив светские связи, он посещает литературные салоны, бывает на балах и приемах у аристократии, пользуется успехом у женщин. Это и время поэтического расцвета таланта Лермонтова, его творчество становится многообразнее по содержанию, богаче в жанровом и стилистическом отношении, а произведения начали много публиковать - «Песня про царя Ивана Васильевича...», «Сашка», «Тамбовская казначейша», «Дума», «Поэт», «Бородино», «Завещание» и другие. Тогда же был создан и знаменитый сегодня роман «Герой нашего времени» (1840), насыщенный глубоким общественным и психологическим содержанием.
Памятный знак на месте дуэли Лермонтова в Пятигорске (Фото: ru.wikipedia.org)
Но запальчивый и не умеющий скрывать своих чувств, Лермонтов нередко становился участником дуэлей и скандалов. Еще по возвращении с Кавказа Лермонтов ухаживал за княгиней Щербатовой. За ней же ухаживал и сын французского посла. Результатом стала ещё одна дуэль и ещё одна ссылка на Кавказ. В этот раз поэта было приказано постоянно держать на первой линии фронта. Лермонтов на войне отличался доблестью и абсолютным хладнокровием. Некоторые его считали даже безрассудным. Но убила поэта не вражеская пуля... В Пятигорске, возвращаясь из отпуска, он повстречал своего старого знакомого по юнкерской школе, майора Николая Мартынова. Лермонтов как всегда язвил и отпускал обидные шутки в адрес Мартынова. Вспыхнула ссора. (15) 27 июля 1841 года на дуэли Лермонтов специально промахнулся, а Мартынов выстрелил прямо в грудь поэту. Смерть наступила мгновенно. Среди последних произведений поэта - стихи: «Родина», «Утёс», «Спор», «Листок», «Нет, не тебя так пылко я люблю...», «Пророк». Похоронен Михаил Юрьевич Лермонтов был на городском кладбище в Пятигорске через два дня после дуэли, и проводить его в последний путь пришли многие - местные жители, отдыхающие, друзья и официальные лица. Позднее гроб с телом поэта, по просьбе его бабушки, был перевезен в село Тарханы, где (23 апреля) 5 мая 1842 года погребен в фамильном склепе Арсеньевых. Имя Лермонтова носят улицы во многих российских городах, а также ряд театров и музеев, памятники поэту установлены также в разных городах России.
22 мая 1916 года перед зданием Николаевского кавалерийского училища в Петрограде был установлен памятник Михаилу Юрьевичу Лермонтову, который в 1834 году закончил находившуюся в этом здании Школу гвардейских подпрапорщиков и кавалерийских юнкеров
Для нас это повод вспомнить сегодня русского гения, убитого на дуэли в двадцать шесть лет. Лев Толстой писал о Лермонтове: «Если бы этот мальчик прожил бы дольше, то не нужны были бы ни я, ни Достоевский».
Это действительно так: Лермонтов в своих лучших произведениях, как в поэзии, так и в прозе, во многом предвосхитил и психологический роман, и роман-эпопею. Не будем делать из Лермонтова лубок: он был разным, обладал весьма ядовитым характером, его душа металась между «мятежным парусом», ищущим бури, и песнями «райских садов». Но никто из светских поэтов не смог так глубоко и проникновенно как Лермонтов выразить в стихах любовь к Пресвятой Богородице, назвав ее «Теплой Заступницей мира холодного», никто не смог так описать в стихах теплоту молитвы:
В минуту жизни трудную
Теснится ль в сердце грусть,
Одну молитву чудную
Твержу я наизусть.
Есть сила благодатная
В созвучьи слов живых,
И дышит непонятная,
Святая прелесть в них.
С души как бремя скатится,
Сомненье далеко -
И верится, и плачется,
И так легко, легко...
До сих пор непонятно, как этот юноша смог написать: «Спит земля, в сиянье голубом». Ведь речь шла о темных ночах Кавказа, и увидеть землю в голубом сиянии можно только из космоса.
Советская пропаганда пыталась сделать из Лермонтова некоего врага Самодержавия, приписывая ему гнусные строки о «Немытой России», подлинным автором которых был поэт-сатирик Дмитрий Минаев. Лермонтов же, несмотря на свое юношеское вольнодумство, оставил после себя такие бессмертные патриотические произведения как «Бородино», «Родина», «Два великана». Какое русское сердце на забьется сильнее при лермонтовских строчках: «Москва, Москва, люблю тебя как сын. Как русский сильно, пламенно и нежно…», или кличь из лермонтовского «Бородина»: «Москва за нами», ставший настоящим девизом для нашего народа на все времена.
Что касается отношения к монархии, то поэт, вслед за Пушкиным, отвечал клеветникам России:
Безумцы мелкие, вы правы!
Мы чужды ложного стыда.
Так нераздельны в деле славы
Народ и Царь его всегда.
Веленьям власти благотворной
Мы повинуемся покорно
И верим нашему Царю!
И будем все стоять упорно
За честь его, как за свою.
Наш выдающийся историк В. О. Ключевский писал: «Лермонтов, бесспорно, был одним из тех поэтов, которые научили нас любить нашу родину и заставили возгордиться ею...». Лучше, пожалуй, и не скажешь.
Подписывайтесь на канал "Царьград" в Telegram, чтобы первыми узнавать о главных новостях и важнейших событиях дня. История Литература Один день в истории
22 Мая
18:00
В этот день в 1841 году у подножья горы Машук близ Пятигорска погиб на дуэли Михаил Лермонтов. Поэт не захотел убивать своего соученика по юнкерской школе. Он выстрелил вверх, но при этом съязвил: «Стану я стрелять в этого дурака». После этого выстрелил Мартынов, и Лермонтов рухнул, обливаясь кровью. Существует версия, что стрелял не Мартынов, а некий казак, сидевший в кустах с ружьем. Однако официально считается, что поэт пал все же от руки Мартынова.
*2133. Михаил Лермонтов
Линейный вид
