http://rushist.com/index.php/philoso...-smert-sokrata
Демократы, вновь взявшие власть в Афинах после свержения Тридцати тиранов, хотели поддержать традиционные религиозные верования и привычные народу моральные нормы. Сократ же ещё со времён нападения на него Аристофана в комедии «Облака» не вполне справедливо считался главой софистов, учение которых породило по всей Греции гибельную безнравственность. Заменяя прежние правы и религию произвольными прихотями, оно ставило на место закона личную выгоду, внушало стремления к тирании, как самому завидному счастью, создало чуждую всяких убеждений риторику, приискивавшую хитрые технические средства оправдывать какие угодно мысли, гордившуюся тем, что умеет доставлять победу неправому делу. И действительно, из школы Сократа вышли самые горячие противники демократии, руководители аристократических заговоров Критий, Терамен, Алкивиад и Пифодор, архонт-эпоним, именем которого отмечался год беззаконий, год владычества Тридцати. А теперь ещё один ученик Сократа, знаменитый Ксенофонт, служил в том войске наемников, которое привел персидскому царевичу Киру Младшему спартанский военачальник.
Воспитатель таких учеников должен был казаться восстановленной демократии опасным учителем. Ей естественно было придти к мысли, что надо искоренить зло подавлением софистического преподавания. Демократы решили показать на Сократе пример, который напугал бы других. Тут не было заботы разбирать, подходят ли к нему те обвинения, какие были взводимы на всю новую софистическую философию. Он пал жертвою демократической реакции. Сократ был осужден на смерть не за свои политические убеждения, потому он что никогда не выказывал вражды к демократии, ни ослушания ей; и не по личной злобе он был избран жертвою, а только потому, что нужно было нанести удар приверженцам новых религиозных идей, и удар этот должен был быть тяжелым; а он был конечно тем тяжелее, чем выше стоял человек, на которого был направлен. Притом, в учении Сократа был элемент, действительно противоположный понятиям всего древнего мира. Сократ говорил, что человек должен не подчиняться безусловно законам, обычаям и понятиям своего государства, а следовать своим собственным мыслям, руководиться в своей политической деятельности собственными понятиями. В особенности опасно должно было казаться это основателям новой афинской демократии. Она не могла допустить, чтобы человек имел право уклоняться от своих гражданских обязанностей; не могла допустить учения, которое настаивало, что власть должна принадлежать только знающим философскую истину и что замещение должностей по жребию бросаемому всеми гражданами (как делалось в Афинах) – нелепость. Демократия не могла допустить, чтобы гражданин повиновался, как публично говорил о себе Сократ, своему внутреннему голосу (демону) более, чем афинскому правительству. Все эти причины и повели к смерти Сократа.
Суд над Сократом
Ремесло доносчиков находилось тогда в большом развитии; потому легко было найти материалы для обвинения. Руководимый вышеперечисленными мотивами Анит, один из вождей демократической партии, группировавшихся около Тразибула, и вместе с Анитом поэт Мелет и оратор Ликон внесли в восстановленный народный суд (гелиэю) обвинение против Сократа. В нём утверждалось, что деятельность Сократа опасна государству, что он внушает молодым людям вредные правила, учит их презирать нравственность и законы и стремится ввести вместо государственной религии почитание новых богов.
Анит, понесший при тирании Тридцати большие имущественные потери и старавшийся теперь исправить свои расстроенные денежные дела торговлей кожами, имел кроме политических мотивов и личную вражду против Сократа за то, что Сократ внушил его сыну отвращение к занятию отцовским промыслом. Мелет и Ликон, вероятно, принадлежали к числу людей, которых прежде оскорблял Сократ своею иронией, и, быть может, хотели теперь отомстить ему за обиды. Из «Воспоминаний о Сократе», написанных в защиту своего учителя Ксенофонтом через несколько лет после его смерти, мы видим, что обвинители приводили ряд мыслей, взятых из бесед Сократа, в доказательство, что он подрывал в молодых людях уважение к родителям, любовь к родным, выставлял смешным замещение должностей по жребию, доказывал превосходство аристократов над простолюдинами и так далее. Та часть обвинения, что он презирает народных греческих богов и вводит новых, выглядела обоснованной: Сократ отвергал антропоморфные элементы эллинской мифологии, и говорил о своем «демоне» в таких выражениях, из которых следовало, что он ставит самого себя безусловным судьею истины.
Речь Сократа на суде
Несмотря на тяжесть этих обвинений и на невыгодное для Сократа настроение гелиастов, он едва ли был бы осужден на смерть, если бы сам не раздражил против себя судей той речью, которой оправдывал себя. Очевидно, он сам хотел быть осужден на смерть, хотел избавить себя ею от предстоявших ему немощей и страданий старости: ему было тогда уже почти 70 лет. Сознавая честность и благородство своей жизни, Сократ не готовился к защите, и вместо того, чтобы опровергать доводы обвинителей или, как обыкновенно делалось, упрашивать суд жалобными мольбами, привести туда детей и родных для смягчения судей. Сократ произносил свою речь на суде гордым тоном уверенности в своей правоте, с бесстрашием выставлял свою деятельность безупречной, говорил, что он исполнял повеление дельфийского оракула, вменившего ему в обязанность исследование истины, пробуждение сознания о ней в себе и в других. В своей речи он утверждал, что заслужил признательность афинского народа, что если будет оправдан, то будет продолжать свою прежнюю деятельность, возложенную на него божеством; говорил судьям, что защищает себя не для своей, а для их пользы, потому что, осудив его, они сделали бы великий вред афинскому народу и тяжко согрешили бы пред богами. – Эта судебная речь, суть которой сохранена Платоном в «Апологии Сократа», была достойным завершением его благородной деятельности, наилучшим памятником ему.
Но и по тону, и по содержанию речь Сократа должна была произвести чрезвычайно дурное впечатление на судей, многие из которых видели в нем аристофановского развратителя молодёжи, другие ненавидели учителя и друга Крития и Алкивиада, некоторые имели против него личную вражду. Сократ стоял перед судьями не как обвиненный, а как повелитель; вместо того, чтобы защищать себя, он давал им наставления. При таких обстоятельствах, удивительно не то, что он был осужден, а то, что перевес на стороне обвинения был так незначителен, составлял всего пять или шесть голосов. «Сократ легко мог бы приобрести себе оправдание, если бы захотел льстить судьям или упрашивать их», – говорит Ксенофонт. Итак, приговор, объявившей его виновным, соответствовал его собственному желанию. Это видно и из того, как Сократ поступил после судебного голосования, признавшего его виновным. По афинским законам, признанный виновным имел право предлагать, чтобы наказание, которому он должен подвергнуться по закону, было заменено другим, менее тяжелым. Но Сократ воспользовался этим правом так, что его слова должны были увеличить раздражение судей. В своей новой речи, уже после приговора, он говорил:
«Итак, я должен сказать вам, какого наказания заслуживаю я, по моему мнению. По моему убеждению, я своею усердною и бескорыстною заботою сделать граждан мудрыми и добродетельными, оказал такую пользу афинскому государству, что заслуживаю получить пожизненное право обедать на государственный счет в Пританее, как победители на олимпийских играх и другие люди, заслуживающие признательность, государства. Да, я не могу признать, что я сделал что-нибудь дурное. И было бы неразумно, – продолжал Сократ, – если б я попросил себе изгнания или заключения в тюрьму – то есть, несомненно, бедствия, – вместо смерти, о которой я не знаю, бедствие она, или благо. Если б я был богат, то я предложил бы подвергнуть меня денежному штрафу; это не было бы бедствие. Но всех денег у меня только одна мина серебра; и я предлагаю взять с меня мину. Вот, впрочем, Платон и другие мои друзья говорят мне, чтоб я повысил цифру до тридцати мин, и хотят взять на себя поручительство. Потому я предлагаю, чтобы на меня был наложен штраф в тридцать мин, и подчиняюсь вашему приговору».
Называть себя заслужившим обеда в Пританее, самой высокой почести, какая могла быть получена афинским гражданином, – это должно было в устах осужденного казаться судьям насмешкою над судом, и они осудили Сократа на смерть, по предложению Мелета. Мудрец принял этот приговор с величайшим спокойствием: голос его демона молчал, не отклонял его от намерения умереть; потому Сократ полагал, что смерть не бедствие для него
. Как умер Сократ
Обыкновенно смертные приговоры исполнялись немедленно. Но исполнение приговора над Сократом было отсрочено на тридцать дней, потому что перед тем временем, как он был произнесен, священный корабль отплыл с посольством на Делосский праздник, и по древнему обычаю не должно было до его возвращения осквернять город исполнением смертных приговоров. Сократ провел эти дни перед смертью в темнице. Его держали в оковах; но его друзьям и ученикам было дозволено посещать его, и он перед смертью по-прежнему вел свои наставнические беседы с ними. Некоторые из его друзей, – главным в этом деле был богатый гражданин Критон, – хотели, подкупив смотрителя тюрьмы, доставить узнику возможность бежать. Но как ни убеждали они Сократа спастись, он решительно отверг их просьбу. Сократ считал, что бегство было бы несогласно с его учением, опозорило бы его.
Когда прошло время отсрочки, он, беседуя с друзьями о бессмертии души, выпил кубок яда, и умер с невозмутимым, светлым спокойствием. Существенное содержание возвышенной предсмертной беседы Сократа изложено в диалоге Платона «Федон». – Умирая, он сказал друзьям: «Мы все обязаны принести петуха в жертву благодарности богу Асклепию за мое исцеление: прошу вас, исполните это». Смысл этих предсмертных слов Сократа толкуют по-разному.
Смерть Сократа. Художник Ж. Б. Реньо, 1785
Так угас ярый свет, озаривший современникам и потомству пути, ведущие человека к истинному, не призрачному счастью. Как солнце под тропиками, Сократ до заката сохранил весь блеск своего величия; он умер в полной силе своего гения, с невозмутимым благородством души, как герой после победы, как мученик, запечатлевший своею смертью истину своего учения. Смерть была легка для Сократа, при блаженном его сознании, что он постоянно заботился совершенствовать себя и своих друзей.
В Античности мистиками были мудрецы и философы. И именно мистика делала их таковыми. По крайней мере, самый известный из них, Сократ, подтверждает такую точку зрения. Сократ заставлял каждого открыть истину внутри себя. "Босоногий мудрец" Сократ — первый духовный учитель Запада, которого называют "языческим Христом" или "христианином до Христа".
Сократ полон парадоксов. Начиная от приписываемого ему высказывания "Я знаю, что ничего не знаю", которого он на самом деле не произносил, и вплоть до того, что этот самый знаменитый философ Запада не оставил после себя ни одной написанной строчки, потому что учил всему устно. Судя по всему, консервативный был из Сократа учитель мудрости. В Афинах в его время как раз происходил переход от устного к письменному слову и большая часть афинян воспринимало подобное новшество неохотно, без энтузиазма. Однако мудрый Сократ видел в письменности не только положительное, но и отрицательное. Главный ее недостаток философ видел в том, что письменность вселяет в человека ложную уверенность в собственной эрудиции и многознайстве, которое на деле оборачивается поверхностной, выражаясь языком Солженицына, "образованщиной". Написанные произведения не смогут рассеять тьму невежества, поскольку не в состоянии заменить общение с живыми людьми.
Его полное имя — Сократ, сын Софрониска, из Алопеки. Автор новейшей биографии античного мудреца Игорь Суриков пишет: "Привычных нам фамилий греки не имели. Официальное имя афинского гражданина состояло из трех компонентов: собственно личного имени, патронимика ("сын такого-то", что соответствует нашим отчествам) и демотика — указания на принадлежность к тому дему, к которому был приписан человек. Демы — округа, на которые делилась Аттика, низшие единицы административно-территориального устройства. Дем Сократа, Алопека, находился в ближайших окрестностях Афин, к югу от городских стен".
Удивительно и для более поздних времен, не говоря уже о седой древности, но год рождения Сократа известен с большой точностью. Обычно историки высчитывают годы рождения великих личностей, исходя из косвенных данных и приводят их в соответствие с нашим летосчислением. Например, год рождения Перикла, указанный в энциклопедиях и справочниках, в известной мере условен. Что касается Сократа, то он родился в 469 году до нашей эры. Об его отце известно крайне мало. Диоген Лаэртский называет профессию отца Сократа — "мастер по камню". Суриков поясняет: "Это означает, что Софрониск был — либо высококвалифицированным каменотесом, либо же скульптором, но, наоборот, низкого пошиба — не деятелем искусства, а ремесленником, одним из тех, кому заказывали, например, надгробные памятники. По большому счету, это и не принципиально. Дело в том, что эллины классической эпохи не проводили принципиального различия между ремеслом и искусством".
О матери Сократа — Фенарете — известно гораздо больше. Примечательно, что до нас дошло даже ее имя. Обычно имена греческих женщин, за исключением гетер, не произносились в обществе. Имена дам греческого полиса становились известны современникам, только если они добивались каких-либо успехов сами. Но не в случае, когда были только матерями героев. Фенарета до замужества с Софрониском была замужем за Хередемом и родила ему сына Патрокла. Неизвестно только, развелась ли она с Хередемом или стала вдовой. Фенарета была повивальной бабкой, принимала у женщин роды. Название ремесла повитухи (по-гречески "майя") Сократ сделал метафорой своего метода обучения мудрости, которое с тех пор называют майевтикой - буквально "повивальным искусством".
С давних пор установилась точка зрения, что Сократ по своему происхождению принадлежал к низшим слоям общества, то есть был простолюдином. Однако, в последнее время некоторые ученые высказывают принципиально иное суждение, согласно которому Сократ — выходец из обедневшей знати, сохранивший связь со своей исконной средой.
В качестве аргумента сторонники этой гипотезы ссылаются на то место в диалогах Платона, где Сократ говорит о своих предках и называет таковыми легендарного скульптора, художника и изобретателя Дедала, который "происходит от Гефеста, сына Зевса". Согласно мифам, Дедал был внуком или правнуком афинского царя Эрехтея. Разбирая споры вокруг происхождения мистика, Игорь Суриков отмечает, что "Сократ — великий иронист: даже его собеседники сплошь и рядом не могли понять, когда он говорит серьезно, а когда шутит". Помимо слов самого философа сохранились сведения о наследственной дружбе между семьями Сократа и афинского государственного деятеля и полководца Аристида Справедливого. Исследователь отмечает, что в Афинах 5 века до нашей эры знатные аристократы не водили бы дружбу с чернью.
Тут обращает на себя внимание еще один знаменательный и малоизвестный факт. Имя сократовой жены Ксантиппы давно стало нарицательным и хрестоматийным для обозначения сварливой женщины. Однако, существует другая устойчивая традиция, представленная целым рядом античных авторов (Аристотель, Деметрий Фалерский, Плутарх, Диоген Лаэртский, Афиней). Согласно ей, у Сократа была и вторая жена, по имени Мирто (с ударением на последнем слоге), которую он взял в свой дом то ли для того, чтобы помочь ей в нужде, то ли выполняя какое-то постановление, поощрявшее граждан для улучшения ситуации с деторождением иметь двух жен сразу. Тут целая разноголосица мнений. Мирто, по одним источникам была дочкой, а по другим — внучкой Аристида и даже его правнучкой. По одним источникам, женой Сократа она была до или после Ксантиппы, хотя некоторые утверждают, что одновременно с ней. Тогда получается, что Сократ содержал гарем или, по крайней мере, был двоеженцем. Его биограф Суриков полагает, что "по своему юридическому статусу Мирто была не официальной супругой Сократа, а его наложницей".
Свободные женщины и даже афинские гражданки могли в те времена становиться наложницами. С немалой долей уверенности исследователи утверждают, что Сократ спас Мирто от бедности, ведь бессребреник Аристид не оставил своим потомкам наследства.
И еще одно косвенное подтверждение того, что Сократ был далеко не простолюдином. Мужской вариант имени его сварливой жены — Ксантипп — был популярен в древнем роду Бузигов, к которому принадлежал великий Перикл. За простолюдина никто бы не выдал женщину из родовитой семьи. На Ксантиппе Сократ женился поздно, когда ему было около 50 лет. В браке у них родились три сына — Софрониск, Менексен и Лампрокл.
Основоположник афинской (аттической) философии, Сократ в качестве духовного учителя говорил — и это дошло до нас благодаря его гениальному ученику Платону, — отпадение от высших сил следует исцелять бегством отсюда, определяя философию как бегство от здешних зол. "Поэтому следует бежать отсюда туда, бегство — это посильное уподобление богу, уподобление — это соединение справедливости и благочестия с благоразумием". А вот знаменитый отрывок из Цицерона о "демоне" Сократа: "Он сам (Сократ — ред.), как известно из книг, написанных его учениками- сократиками, говорил о себе, что есть нечто божественное, которое он называет "демоном" и которому он всегда повинуется, которое никогда не побуждает его, но часто удерживает". Далее знаменитый римский оратор перечисляет примеры ясновидения Сократа. О демонии Сократа написали сочинения Плутарх и Апулей, да и вообще ему посвящено довольно много трудов.
Суд над Сократом и обвинение мистика и философа в "нечестии" относится к числу религиозно-политических процессов. Судилище и казнь Сократа один из первых в истории примеров преследования за инакомыслие, навечно бросивших тень на афинскую демократию. Обвинение звучало так: "Сократ повинен в том, что не чтит богов, которых чтит город, а вводит новые божества, и повинен в том, что развращает юношество". В один из дней 399 года до нашей эры утром с Сократа сняли оковы, а после заката солнца поднесли чашу с ядом.
http://www.iph.ras.ru/elib/2787.html СОКРАТ (Σωκράτης) из Афин (469–399 до н.э.) – легендарный античный философ, учитель Платона, воплощенный идеал истинного мудреца в исторической памяти человечества. С именем Сократа связано первое фундаментальное деление истории античной философии на до- и после-сократовскую, отражающее интерес ранних философов 6 – начала 5 вв. к натурфилософии (Досократики), и последующего поколения софистов 5 в. – к этико-политическим темам, главная из которых – воспитание добродетельного человека и гражданина (см. Пайдейа). Учение Сократа было устным; все свободное время он проводил в беседах с приезжими софистами и местными гражданами, политиками и обывателями, друзьями и незнакомыми, на темы, ставшие традиционными для софистической практики: что добро и что зло, что прекрасно, а что безобразно, что добродетель и что порок, можно ли научить быть хорошим и как приобретается знание, Об этих беседах мы знаем в основном благодаря двум авторам – Ксенофонту и Платону. Кроме их сочинений, имеются также фрагменты и свидетельства о содержании «сократических диалогов» других сократиков – Эсхина, Федона, Антисфена, Евклида, Аристиппа, пародийное изображение Сократа в комедии Аристофана «Облака» (поставлена в 423 до н.э.) и ряд замечаний о Сократе у Аристотеля, родившегося поколением позже казни Сократа. Проблема достоверности изображения личности Сократа в сохранившихся произведениях – ключевой вопрос всех исследований о нем.
Философия Сократа, которую сам он как некое «учение» никому не предлагал и которая, по существу, совпадала с образом его жизни, едва ли может быть изложена систематически. Тем не менее, на основании различных свидетельств, из которых предпочтение, как правило, отдается «Апологии Сократа» и ранним диалогам Платона, обычно указывают по крайней мере на три особенности сократовой философии: 1) ее разговорный («диалектический») характер; 2) определение понятий путем индукции (ἐπαγωγή); 3) этический рационализм, выражаемый формулой «добродетель есть знание».
Диалогизм учения Сократа, общительного по своей натуре, имел следующее обоснование: он утверждал, что сам он «ничего не знает», и потому расспрашивает других, чтобы стать мудрым (зачем становиться мудрым, не обсуждается – знание есть абсолютная ценность, привлекательная сама по себе). Свой метод собеседования Сократ называл майевтикой («повивальным искусством»), имея в виду, что только помогает «рождению» знания, но сам не является его источником: так как не вопрос, а ответ является положительным утверждением, то «знающим» считался собеседник, а Сократ, оставаясь «незнающим», оценивал это знание, в результате чего оно неизменно оказывалось ложным. Обычные приемы ведения диалога у Сократа: опровержение через приведение к противоречию (техника опровержения-«эленксиса» была отработана софистами) и ирония – притворное неведение, уход от прямых ответов: «ты над другими посмеиваешься – всем задаешь вопросы и всех опровергаешь, сам же ни о чем своего мнения не высказываешь» (Xen. Mem. IV, 4, 9.3–4 – Гиппий о Сократе); «вот она, обычная ирония Сократа! Я уж и здесь всем заранее говорил, что ты не пожелаешь отвечать, а будешь подсмеиваться (εἰρωνεύσοιο) и станешь делать все что угодно, только бы не отвечать» (Plat. Resp. 337a4–7 – Трасимах о Сократе, ср. также Gorg. 489e1); «он всю свою жизнь морочит людей притворным самоуничижением (εἰρωνευόμενος τε καὶ παίζων) (Symp. 216e4 – Алкивиад о Сократе). «Ирония» Сократа – «оборотная сторона» майевтики, метод Сократа в оценке со стороны; важен контекст словоупотребления: под «иронией» подразумевалось отрицательное свойство характера – ср. Arist. Eth. Nic. 1108а22, 1124b30; Eth. Eud. 1221a6, где правдивости (ἀλήθεια) противопоставлены два порока: хвастовство и ирония («притворство»); Аспасий в комментарии на этику замечает: «некоторым кажется, что ирония не порок, – говорят же о Сократе как о человеке «ироничном». Но вот доказательство того, что Сократ вовсе не был «ироничен»: так его не называл никто из друзей, а называли те, кого он изобличал, вроде Трасимаха» (In Eth. Nic. p. 54, 18–20). Платон прямо называет иронию свойством софиста (Soph. 268с8, b3), а в «Кратиле» «ироничным» (=издевательским, двуличным) называет поведение гераклитовца Кратила, поскольку тот делал вид, будто что-то знает, но не говорит (Crat. 384a1).
Итак, Сократ говорил, что ничего не знает, а его собеседники считали, что он притворяется. Согласно «Апологии», на самом деле Сократ, говоря «чистую правду» о своем незнании, хотел указать на ничтожность человеческого знания по сравнению с божественной мудростью (Apol. 23а3-b4); сам не скрывая своего незнания, он хотел привести к такому же состоянию своих собеседников, ибо никто из людей и не может быть мудр. Свое разоблачение неистинного знания (=всякого человеческого знания) Сократ рассматривал как служение богу – ср. историю с дельфийским оракулом, признавшим Сократа мудрейшим из людей; стараясь понять смысл данного признания, Сократ пошел учиться к людям мудрым и нашел, что не так уж они мудры, а только думают, что мудры, и это самое большое заблуждение (Plat. Apol. 21a3–7; Diog. L. II, 37). «Негативная» диалектика Сократа была очевидным противопоставлением софистической практике и должна была привести к пониманию того, что истинное знание не сообщается внешним образом – оно формируется внутренним усилием.
Беседы Сократа, чувствовавшего себя философом-миссионером, не могли нести никакого разнообразного и нового содержания, и о Сократе говорили: «твердит всегда одними и теми же словами одно и то же» (Plat. Symp. 221e); «всегда одно и то же об одном и том же» (Xen. Mem. IV, 4, 6.4–5). Постоянная мысль Сократа – об абсолютной ценности добра и знания, которые не могут быть отделены друг от друга: невозможно поступать мужественно или благочестиво, не зная, что такое мужество или благочестие. Поступок только тогда имеет моральный смысл, когда человек совершает его осознанно и по внутреннему убеждению, если же он ведет себя хорошо, потому что, напр., «все так делают» – то если «все» станут вести себя плохо, то не будет причин быть добродетельным. Норма нравственности должна быть автономной, и нельзя в вопросах истины и добра полагаться на мнение большинства. Прежде всего с недоверием к мнению большинства связаны критические замечания Сократа об афинской демократии и принятой практике решения серьезных вопросов большинством голосов; эти оппозиционные настроения, конечно, были учтены при судебном разбирательстве, закончившемся для Сократа казнью. Подчеркнутая отстраненность Сократа от политики – заметное отличие между ним и Платоном, считавшим политику важнейшей сферой деятельности философа.
По Сократу, не только истинно моральное (благо) всегда сознательно, но и сознательное – всегда хорошо, а бессознательное – плохо. Если кто-то поступает плохо, значит, он еще не знает того, как надо поступать на самом деле (зло – всегда ошибка суждения, оно не может быть сознательным), и после того, как его душа будет очищена от ложных предрассудков (в чем Сократ и видел свою миссию), в ней проявится природная любовь к добру, а добро самоочевидно. Точно так же, как нельзя хорошо поступать, не зная добродетели, так и нельзя по-настоящему любить, не зная, что такое любовь и что должно быть истинным предметом влечения. Тема любви (эроса) и дружбы – наиболее хорошо засвидетельствованная тема рассуждений Сократа: «я всегда говорю, что я ничего не знаю, кроме разве одной совсем небольшой науки – эротики. А в ней я ужасно силен» («Феаг» 128b); эта тема так или иначе была отражена в сочинениях всех сократиков – Антисфена, Эсхина, Федона, Ксенофонта и Евклида мегарика. Ср. эпизод из диалога Эсхина «Алкивиад», в котором Сократ говорит, что он не владеет никакой наукой, которую мог бы преподавать и делать людей лучше, но он может сделать их лучше благодаря силе своей любви (SSR VI А 53). Кроме очевидно присутствовашей игры словами, производными от «спрашивать» и «любить» (ἐρωτάω – спрашивать, ἐρωτικός – влюбленный), любовная тема была важна как психологическое обоснование тождества истины и добра: желать лучше узнать и быть при этом безусловно благорасположенным к узнаваемому предмету можно только любя его; и наибольший смысл имеет любовь к конкретному человеку, точнее, по Сократу, к его душе, – в той мере, в какой она добродетельна или стремится к этому. В каждой душе есть доброе начало, как у каждой души есть демон-покровитель. Сократ слышал голос своего «демония» (Plat. Theages 128d3, Theaet. 151a4, Phaedr. 242b9, Xen. Mem. I, 1, 2; 4; 9), предостерегавший его или его друзей (если они советовались с Сократом) от совершения тех или иных поступков (примечательно, что «демоний» Сократа проявлял свою запретительную силу только в случаях смертельной угрозы для жизни, в менее важных случаях он молчал). Свой внутренний голос Сократ считал своеобразным оракулом, посредством которого бог сообщает ему свою волю – соответственно, Сократ не смел ослушаться божественных указаний. Именно за это подозрительное с точки зрения государственной религии учение (или мнение) в конце жизни Сократ был обвинен в нечестии.
Душа как специфический предмет философского интереса – как истинное «Я» человека, носитель морального сознания и истинная мера бытия – безусловная новация Сократа. Размежевание с натурфилософской традицией в понимании «бытия» продемонстрировано им в тезисе «ничего не знаю». По свидетельству ряда источников, Сократ в молодости испытал известный интерес к наукам о природе: его называют учеником Архелая, в «Федоне» у Платона Сократ говорит об изучении книги Анаксагора; возможно, аристофановский комикс о Сократе, витающем в облаках, обыгрывал его первоначальный интерес к физике. Но и слова «я знаю» (первая часть утверждения «я знаю, что ничего не знаю») также можно счесть полемически направленными, но уже против софистов, отрицавших общезначимое знание, и предпочитавших говорить не об истине, а о пользе, не о знании, а об убеждении; Сократ же предпочитал интерпретировать «пользу» в ином смысле – как пользу для души. Истина, найденная Сократом, находится между объективизмом досократики и субъективизмом софистики: человеческая душа (сознание, Я) – реальность, подчиненная хотя и человеческим, но не произвольным законам; это истина, для нахождения которой имеется внутренний критерий: если знание и добро тождественны, то познавая себя (поистине), мы должны делаться лучше. Знаменитую дельфийскую максиму «Познай самого себя» Сократ понимал как призыв к моральному самосовершенствованию и в этом видел истинное религиозное благочестие. Философия есть воспитание души и как бы второе, духовное рождение человека, ср. диалог «Зопир» сократим Федона из Элиды: восточный маг-физиогномист при встрече с Сократом нагадал, что тот, судя по его виду, туп и похотлив, на что Сократ ответил ему и своим возмущенным этим гаданием друзьям, что да, он и правда был таким, но сумел преодолеть в себе эти порочные наклонности занятиями философией.
Главный смысл занятий философией – измениться самому, быть достойным и хорошим человеком. После общения с Сократом его слушатели чувствовали, что должны измениться сами: «мне казалось – нельзя больше жить, как я живу» (слова Алкивиада из диалога Платона «Пир»). То, что философия Сократа воплощена в самой его личности и в его собственном образе жизни, понимали все его ближайшие друзья (ср. у Ксенофонта: «если не словом, то делом показываю» (Mem. IV, 4, 10.3–4), но сформулировано было это понимание только после того, как долгая жизнь Сократа закончилась неожиданным судом над ним.
После поражения Афин в затяжной Пелопоннесской войне (в ходе которой Сократ трижды становился участником военных сражений) в 404–403 в городе была установлена жестокая спартанская «тирания тридцати», во главе которой встал Критий, бывший слушатель Сократа. Хотя Сократ не сотрудничал со спартанской властью во время тирании (а попытки привлечь его на свою сторону у властей были), спустя четыре года после свержения диктатуры афиняне привлекли Сократа к суду по обвинению в расшатывании устоев государства, стараясь т.о. найти причину явного упадка демократической власти и ослабления Афин после блестящего и невозвратимого «века Перикла». Обвинителей было трое: молодой поэт Мелет, владелец кожевенных мастерских Анит и оратор Ликон; текст обвинительного приговора сообщает Ксенофонт в «Воспоминаниях о Сократе»: «Сократ виновен в том, что не признает богов, признаваемых государством, а вводит другие, новые божества; виновен также в том, что развращает молодежь» (Mem. I). Защита Сократа на суде стала поводом к написанию многочисленных «Апологий», наиболее известная из которых принадлежит Платону. По приговору суда Сократ выпил цикуту и скончался через несколько минут в полном сознании (см. Plat. Phaed. 117с–118а17). После его казни началась долгая история интеллектуальных переживаний этой афинской трагедии, отдельные этапы которой совпадали с историей развития философии, в первую очередь становлением платонизма.
После смерти Сократа во множестве возникли т.н. сократические школы, основанные его близкими учениками, появился жанр сократического диалога, персонажем которого неизменно являлся Сократ, и «воспоминаний» о нем. Ученики хотели рассказать о личности Сократа людям, не имевшими возможности его знать при жизни, и понять, какое значение может иметь его жизнь для тех, кто его никогда не увидит. Для всей этой литературы была характерна типизация персонажей, их личных качеств и всех происходящих с ними событий, так что в результате имеющийся перед нами облик Сократа хотя исторически малодостоверен, зато чрезвычайно интересен как уникальный историко-культурный миф, к которому обращались новые поколения философов: «Сократ первый показал, что во всякое время и во всяком возрасте, что бы с нами ни происходило и что бы мы ни делали, – в жизни всегда есть место философии» (Плутарх. Должно ли старику заниматься государственными делами, 26,796е1–3).
Источники:
1. Giannantoni G. (ed.). Socratis et Socraticorum Reliquiae, vol. 1, 2 ed. Napoli, 1990, p. 1–343;
2. Платон. Апология Сократа, пер. М.С.Соловьева. – Соч., т. 1. М., 1989;
4. Суд над Сократом (сб. историч. свидетельств). СПб., 1997.
Литература:
1. Лосев А.Ф. История античной эстетики. Софисты. Сократ, Платон. М., 1963 (репр. 1994);
2. Васильева Т.В. Дельфийский оракул о мудрости Сократа, превосходящей мудрость Софокла и Еврипида. – В кн.: Культура и искусство античного мира. М., 1980;
3. Нерсесянц В.С. Сократ. М., 1984;
4. Доброхотов А.Л. Категория бытия в классической западноевропейской философии. М., 1986, с. 14–36;
5. Кессиди Ф.X. Сократ, 2-е изд. М., 1988;
6. Йегер В. Пайдейа. Воспитание античного грека (эпоха великих воспитателей и воспитательных систем), пер. с нем. М., 1997, с. 48–100;
7. Döring К. Exemplum Socratis. Studien zur Sokratesnachwirkung in der kynisch-stoischen Popularphilosophie der frühen Kaiserzeit und im frühen Christentum. Wiesbaden, 1979;
8. Der historische Sokrates, hrsg. v. A.Patzer. Darmstadt, 1987;
9. Vlastos G. Ironist and Moral Philosopher. Cambr., 1991;
10. Boudouris K.J. (ed.). The Philosophy of Socrates. Athens, 1991;
11. Benson H.H. (ed.). Essays on the Philosophy of Socrates. N. Y., 1992;
12. Irwin T. (ed.). Classical Philosophy: Collected Papers: Socrates and His Contemporaries, vol. 2, 1995;
13. Giannantoni G. L’edizione delie fonti antiche su Socrate. – Fragmentsammlungen philosophischer Texte der Antike. Le raccolte dei frammenti di filosofi antichi. Atti del seminario internazionale Ascona, Centro Stefano Franscini 22–27 sett. 1996, hsrg. V.W.Burkert et al., Gött., 1998, p. 320–335.
Библиография:
1. Patzer A. Bibliographie Socratica. Die wissenschaftliche Literatur über Sokrates von den Anfängen bis auf die neueste Zeit in systematisch-chronologischer Anordnung. Freiburg – Münch., 1985;
2. Navia L.E., Katz E.L. Socrates. An Annotated Bibliography, 1988.
http://www.iph.ras.ru/elib/0196.html АНТИСФЕН (Ἀντισθένης) из Афин (ок. 455 – ок. 360 до н.э.) – греческий философ, учился у Горгия, был близок Продику и Гиппию, затем увлекся учением Сократа и, несмотря на возраст (старше Ксенофонта, Платона и Исократа), стал преданнейшим из его учеников (Xen. Symp. 8, 4–6; Mem. 3, 11, 17). После смерти Сократа открыл свою школу в Киносарге – гимнасии для неполноправных граждан (по преданию, сам Антисфен – сын рабыни, Diog. L. VI 1, 1). К названию гимнасии возводят название основанной Антисфеном школы киников (Diog. L. VI 1, 13). Известны названия более 70 философских и риторических сочинений Антисфена (в основном сократические диалоги, трактаты и речи), из которых полностью сохранились две декламации – «Аякс» и «Одиссей».
Философия Антисфена не только включает элементы различных учений, сложившихся к его времени, но и предвосхищает многие мотивы позднейших философских систем. Уже античная традиция крайне разноречива: гипертрофируя отдельные стороны его учения, она изображает Антисфена предшественником кинизма, стоицизма, скептицизма и др. направлений. У сократика Ксенофонта Антисфен выглядит верным учеником Сократа, у Платона, считавшего сократиком себя и враждовавшего с Антисфеном, – софистом, опровергаемым и высмеиваемым Сократом; у Афинея, знакомого с кинизмом, Антисфен – «пес» и глава киников (V 216b), y Аристотеля, интересовавшегося не этикой, а диалектическими парадоксами, последователи Антисфена не киники, но «антисфеники» (Met. 1043b23). Поэтому и стоик Зенон мог возводить себя к Антисфену (Diog. L. VI 1, 15, ср. 19), а скептики – видеть в воздерживающемся от суждений Антисфене своего предшественника.
При всей скудости и недостоверности источников можно попытаться представить все части философии Антисфена – а) диалектику и логику, b) этику, с) теологию, d) политику, е) педагогику – как подчиненные единому принципу радикального аскетизма, выдвигающему в качестве нормы природу (естественное). У Афинея под влиянием традиции представлять киников лающими и кусающимися «псами» воинственность и полемичность – основная характеристика Антисфена: ни одного государственного мужа Антисфен не считал добродетельным, стратега – разумным, софиста – заслуживающим внимания, поэта – полезным, народ – толковым; и многих он оговорил: афинских народных лидеров («демагогов») – в «Политическом диалоге», Алкивиада – в «Кире», своего учителя Горгия – в «Архелае», сыновей Перикла – в «Аспасии» (Athen. V, 220bc). Высмеивал учение Платона об идеях, назвал свой диалог «Сатон» (Σάθων), издевательски переиначив имя оппонента. Агрессивный негативизм Антисфена позволил Цицерону заметить: «он более остер, нежели образован» (ad Att. XII 38b, 2).
1. В логике и диалектике Антисфен перенес на традиционную область софистов сократовский принцип самоограничения. Если софисты учили говорить с другими, то, по Антисфену, философия дает умение говорить с самим собой (Diog. L. VI 18); если парадоксы софистов были построены на подмене понятий, то парадоксы Антисфена строятся на логическом ригоризме. Он считал, что каждый предмет может быть назван только своим собственным логосом, который не содержит в себе обобщения: «об одном может быть высказано только одно, а именно единственно лишь его собственное наименование» (Arist. Met. 1024b32 sq.). Согласно Диогену Лаэртию, Антисфен первым дал определение логосу: «логос есть то, что, поясняет, чем нечто бывает или есть» (ὁ τὀ τί ἦν ἤ ἔστί δηλὣν, ib. 3). Не нарушая закона тождества, по Антисфену, нельзя ни приписать субъекту отличный от него предикат, ни определить одно через другое, а следовательно, невозможно ни противоречие, ни ложное высказывание; высказывание может быть только тавтологичным. Это положение покоится на отрицании содержательности родовых и видовых понятий, через которые что-либо определяется, и направлено против учения об идеях. В «Сатоне» Антисфен отрицал онтологическую содержательность общих понятий, говоря, что видит только человека, лошадь или стол, но не видит «лошадности», «человечности», «стольности» (критику этих взглядов см.: Платон. Euth. 285e, Theaet. 175с, 191с, Soph. 251b, и Аристотель. Met. 1043b23, 1024b32. В частности, в «Софисте» Платон, видимо, имеет в виду Антисфена под «недоучившимся стариком», которому «доставляет удовольствие не допускать, чтобы человек назывался добрым, но говорить, что добро – добро, а человек – лишь человек», Soph. 252 b-c).
2. Основа этики Антисфена – самодостаточность (автаркия), понятая не как обеспеченность всеми благами, а как самоограничение: ни в чем не нуждаться и не иметь ничего лишнего. Унаследовав этический интеллектуализм Сократа, Антисфен считал, что добродетели можно научить и что счастье возможно только от добродетели, что благородство состоит не в знатности, а в добродетели, богатство не в имуществе, а в добродетели, которой можно делиться не беднея. Славе и престижу он противопоставлял свободу частного человека распоряжаться собою; называл труд благом, наслаждению предпочитал помешательство, роскоши желал врагам. Благодаря самоограничению человек, по Антисфену, достигает той же самодостаточности, какой божество обладает благодаря преизбытку в благе. Идеал киника – бездомного, нищего, героически переносящего труды и тяготы мудреца, равного богу в своей независимости, Антисфен описал в «Геракле»: бог-покровитель Киносарга и герой простонародья, царь-бедняк и человек, ставший богом, Геракл сделался мифологическим образцом для последующих киников. Созданный Антисфеном образ мудреца перешел к стоикам (Diog. L. VI 114), а внешний облик и «костюм» (короткий двойной плащ на голое тело (трибон), длинная борода, посох странника, сума нищего – к киникам (Diog. L. VI 13, по другим источникам, автор этого облика (Диоген). Этическое учение Антисфена в виде пространной речи его самого представлено у Ксенофонта (Mem. 4, 34–44), в виде отдельных изречений и афоризмов – у Диогена Лаэртия.
3. Применительно к религии принцип «всего как можно меньше» приводит к отрицанию традиционного многобожия: «народных богов много, а природный один» (Cic. De nat. Deor. I, 32). Монизм Антисфена носил, вероятно, пантеистический характер: по Дюмлеру, пантеизм и благочестивый трепет перед целесообразностью божественно разумной природы, приписанный Ксенофонтом Сократу (Mem. I, 4; IV, 3), в действительности характеризует религиозные воззрения Антисфена.
4. В сфере политики Антисфен отрицал государство, законы, политическую деятельность и социальные условности (к числу последних он относил равенство людей, противоречащее, по его мнению, природе). Образцы достойной человека жизни Антисфен предлагал заимствовать у животных («О природе животных»), ср. критику «государства свиней» у Платона (Resp. 372d, ср. также Theaet. 161с: свиньи и кинокефалы, т.е. собакоголовые, как мера всех вещей).
5. Ограничение образования самым необходимым – основа педагогических воззрений Антисфена. Главное учиться добродетели, достигшему воздержности (σώφρων) не нужна грамотность (Diog. L. VI, 103–104), которая только развращает и сбивает с пути. Вместе с тем, выученик софистов, Антисфен не отличался аскетизмом слога и «был искусный оратор и сладостью своей речи мог приворожить кого угодно» (ib. 14), его сочинения включались в канон аттических писателей (Phot., р. 101b9).
Литературное наследие Антисфена имело долгую жизнь: его читал Цицерон, Дион Хрисостом использовал диалог «Архелай» в «Царской речи», «Геракла» читали неоплатоники Фемистий, Юлиан и Прокл. Антисфен был создателем жанра «протрептика» (поощрения к занятиям философией).
Фрагменты:
1. Giannantoni G. (ed.). Socratis et Socraticorum Reliquiae, vol. 2. Napoli, 1990, p. 137–225;
http://www.iph.ras.ru/elib/2788.html СОКРАТИЧЕСКИЕ ШКОЛЫ, «СОКРАТИКИ» (οἱΣωκρατικοί) – философские школы, основанные вскоре после смерти Сократа его ближайшими учениками: Мегарская школа (Евклид), Элидская (Федон из Элиды, см. Элидо-эретрийская школа), Киренская школа (Аристипп), школа киников (Антисфен, Диоген Синопский); Платон основал Академию, история которой самостоятельна, хотя и связана с контекстом сократических школ.
Для всех школ авторитетной фигурой был Сократ, память о котором его последователи стремились зафиксировать в «сократических сочинениях» (Σωκρατικοὶ λόγοι). Главным персонажем этих сочинений неизменно был Сократ, а главной задачей – описание его характера (этоса). Такие сочинения писали возглавившие свои школы Антисфен, Федон, Аристипп и Платон (по существу, разработавший на основе традиционного собственный жанр философско-драматического диалога), а также Эсхин и Ксенофонт, не основавшие своих и не примкнувшие к другим сократическим школам. Особенностью всей сократической литературы был ее фиктивно-литературный, а не исторический характер.
Считается, что единый образ Сократа последующая традиция как бы разбила на фрагменты, усилив ту или иную черту его образа жизни или морального учения. Стиль жизни киников соответствовал сократовскому пренебрежению к богатству и умению обходиться минимумом в еде, одежде и т.п. материальных благах; элидская школа усвоила взгляд на философию как на моральную проповедь, в этом отношении к ним примыкают киренаики, имеющие в целом, однако, больше отличий, чем сходств с остальными сократиками (их глава Аристипп интересовался риторикой и политической философией, давал уроки за плату и считал благом удовольствие); мегарики отозвались на учение о единой добродетели, позднее диалектики. Все сократики большое внимание уделяли этическим вопросам, считая добродетель необходимым условием счастья, а философию – воспитанием души. Однако в этике у них были различные взгляды, иногда прямо противоположные: гедонизм Аристиппа и анти-гедонизм Антисфена и Ксенофонта.
На фоне учения Платона философские достижения сократиков представляются незначительными. Немногие интересовались техническими философскими вопросами, среди них – Евклид из Мегары. Он доказывал несостоятельность суждений по аналогии (эпагоге), – излюбленный прием платоновского Сократа. Его школа просуществовала достаточно долго, хотя после работ Дэвида Седли (см. лит. к ст. Мегарская школа) принято считать, что учение мегарской школы и учения Диодора Крона и Филона из Афин (или «Филона-Диалектика») представляют собой разные, хотя и родственные школы. Дольше всего (до 4 в. н.э. – ср. кинические симпатии Юлиана Флавия Клавдия) просуществовало движение киников, которые не отличались ни единством положительных взглядов, ни институциональной организованностью (ибо никогда не были в строгом смысле школой).
Источники:
1. Socratis et Socraticorum Reliquiae, collegit, disposuit, apparatibus notisque instruxit G.Giannantoni, t. 1–4, 2 ed. Napoli, 1990.
Литература:
1. Vander Waerdt P.A. (ed.). The Socratic Movement. Ithaca, 1994.
https://postnauka.ru/video/44743
Философ о разногласиях между Сократом и софистами, плате за образование и представлениях о богатстве в эпоху Античности
06 апреля 2015
Что для Сократа было признаками богатства и бедности? Как происходил обмен знаниями в античных Афинах? Почему появление софистов было воспринято современниками как скандал? На эти и другие вопросы отвечает профессор отделения культурологии НИУ ВШЭ Михаил Маяцкий.
В истории философии среди самых известных тем и самых изученных фигур появляются или становятся актуальными темы, которые раньше не попадали в фокус научного внимания. И хотя кажется, что уже все изучено, выясняется, что какой-то аспект того или иного мыслителя остался незатронутым исследовательским вниманием. К таким аспектам относятся экономические взгляды Сократа.
Кажется, что эта тема странная, поскольку многие историки экономической мысли отказывают даже Аристотелю, не говоря уже о Платоне и тем более о Сократе, в какой-то артикулированной экономической мысли. Тут дело даже не в том, что Сократ не написал ни одной строки и не оставил ни одного экономического сочинения, да и просто никакого сочинения, но, скорее, в том, что это был человек крайне бедный, а наше сегодняшнее сознание привыкло как-то ассоциировать экономическую компетентность с некоторым достатком. Если вы такие умные, почему вы такие бедные, условно говоря. Сократ по крайней мере по внешним меркам, в том числе по меркам его современников, был бедным человеком.
Можно приводить разные факты из его жизни: уже на смертном одре друг предложил ему новую накидку, и тот ответил, что раз старая пригодилась для жизни, то пригодится как-нибудь и для смерти. Такие детали рассыпаны по сократовским сочинениям — имеются в виду сочинения учеников Сократа, прежде всего Платона.
Он носил, видимо, чистую, но довольно поношенную и дырявую одежду. И тем не менее он себя бедняком не считал. И это была совершенно выношенная концепция. О ней, об экономической концепции Сократа, мы знаем больше не от Платона — его, несомненно, наиболее выдающегося ученика, а от Ксенофонта. Исследователи античной философии прекрасно знают, что это два главных источника о сократовской философии наряду с другими учениками Сократа, и, вероятно, знают о том, что Платон сообщил нам слишком много лишнего о Сократе, добавленного. Его «фиктивный» Сократ лишь отчасти совпадает с историческим.
Реконструкция исторического Сократа навсегда останется недосягаемой задачей, мы никогда точно не узнаем, о чем он говорил своим ученикам, мы все это знаем только в их пересказах. Хотя, несомненно, Платон был самым одаренным его учеником, Ксенофонт уступал ему в философском даре, и именно в силу этого, возможно, Ксенофонт сообщил нам более достоверный образ Сократа — просто потому, что у него не было такой буйной, как у Платона, фантазии, чтобы придумывать.
Ксенофонт оставил нам целый ряд диалогов, посвященных быту. Раньше это воспринималось просто как бытовые разговоры о том, как прожить, как свести концы с концами. Но затем выяснилось, что, сопоставленные вместе, все эти фрагменты, реплики создают довольно целостную картину экономических взглядов самого Сократа. Он жил в обществе, где обмен, дар, потлач были главным механизмом жизнедеятельности, хотя уже первые деньги, то есть чеканная монета, были изобретены.
Сократ подчеркивает смену вех. Он четко ощущал в молодости, что быть богатым означало быть способным вести самостоятельную жизнь, ни от кого не зависеть, тогда как в старости он видел, что у молодежи, которая его окружала, ценности изменились и обладание вещами стало синонимом богатства. Семантический сдвиг в самом понимании богатства уже характерен для этой во многом переломной, кризисной эпохи в афинской истории. Сократ отказывался считать количество вещей, их изобилие признаком богатства — всегда нужно ставить в соответствие вещи, блага и потребности.
Человек, у которого мало потребностей и мало вещей, может быть богаче человека, у которого много потребностей и много вещей.
Именно это соответствие дает представление о богатстве человека.
Меня эта тема еще интересует в контексте общей проблематики, меня интересующей, производства знания: как существовал философ, носитель определенного знания в эту эпоху. Сократ, как мы знаем, беседовал с гражданами Афин запросто, ничего от них не требовал, но вместе с тем совершенно очевидно, что его ученики — кто к нему приходил регулярно, а не просто натыкался на него на улицах Афин — приносили ему что могли. В этом состояла и имущественная компонента этого обмена: Сократ давал ученикам нечто (об этом можно отдельно говорить: что он им давал, какую способность), за это ученики давали ему что могли.
В этой связи появление софистов, платных учителей знания, составляет определенный разрыв в этой традиции, и он был воспринят современниками как скандал. Часто в учебниках этот скандал интерпретируется как отказ от бескорыстного дарования знания — это анахроничная поздняя интерпретация, христианская, когда бескорыстие было возведено в доблесть. Для афинянина той эпохи именно обмен, который никогда не может быть эквивалентным, наоборот, всегда агональный, соревновательный, по принципу «я даю, чтобы ты дал больше, тем самым спровоцировав меня на еще больший дар». Это было нормой, поэтому появление софистов было скандалом именно в этом отношении, что устанавливалась фиксированная плата за знание, в то время как при общении с Сократом каждый приносил столько, сколько мог. Кто ничего не мог принести, ничего не приносил; кто мог принести даже больше, чем фиксированная плата софистов, тот приносил больше. В этом смысле знание было доступно всем, и плата не была фиксирована сверху (снизу она была фиксирована нулем).
Это тоже нужно учитывать в понимании взаимоотношения философии и софистики, которое в общем длится уже не первое тысячелетие, и понять, почему для сограждан Сократа их различие не всегда было очевидным. Надо учесть, что экономические представления Сократа были связаны с темой дружбы, фоновой для античного общества: обмен услугами между друзьями — это основа античного социума. Каждый человек выступал эвергетом, то есть благотворителем для другого, и поэтому Сократ удивляется в диалогах, описанных Ксенофонтом, что люди гораздо тщательней относятся к выбору раба, к выбору даже неодушевленного блага, чем к выбору друга, что сегодня может нас шокировать, поскольку дружбу мы рассматриваем в контексте бескорыстности, хотя часто это наша лицемерная позиция, мы чего-то все-таки ждем от друга, не желая это эксплицировать. Для Сократа в этом не было ничего постыдного, он буквально оценивал друзей в минах серебра, то есть в денежных единицах. И это нужно рассматривать в общем контексте проблем занятости, складчины. Очень важный для греков термин «эранос» (ἔρανος), означавший одновременно какой-то канадский пикник, когда каждый приносит что-то свое, и общую систему займов между друзьями, беспроцентных и бессрочных, которые служили цементом для социума.
Здесь надо учесть то, что софисты, как правило, были приезжими учителями знания, поэтому они были исключены из сложившейся поколениями ткани общественных отношений и спешили монетизировать свое знание. В этом смысле они, конечно, произвели революцию, ведь в какой-то мере они являются предками всех нас, всех тех, кто зарабатывает преподаванием. Но от современников им досталось, поскольку их обвиняли, их сравнивали с проститутками, их оппозиция философам навсегда поставила клеймо на их деятельности. Конечно, они противоречили многим культурным привычкам, например, тем, что уметь говорить в суде, уметь вести себя на народном собрании, уметь строить свои аргументы в представлении греков должно было принадлежать каждому, а не быть доступным только тем, кто способен заплатить соответствующую цену.
Пара слов, почему, как мне кажется, эта тема возникла в современной историко-философской науке. На это тоже есть социальный заказ. Кооперация, копилефты, самые разные формы внемонетарного обмена знаниями проникают в нашу когнитивную повседневность. И в этом смысле представления об этом античных философов стали интересными и актуальными. Надо сказать, что Античность готовит нам еще много сюрпризов. Несколько из другой оперы можно привести пример о том, как Аристотель, который слыл в основном метафизиком, физиком, психологом в каком-то смысле, все больше стал цениться как настоящий биолог, как основатель биологического знания, лишь сегодня получающий свою настоящую оценку.
Один из американских ученых Раймондо Кубедду, описывая политическую философию австрийской школы, говорил, что в XX веке вышло три великих произведения, посвященных анализу патологии политических режимов: собственно, «Дорога к рабству» «австрийца» Фридриха фон Хайека, «Истоки тоталитаризма» Ханны Арендт и «О тирании» Лео Штрауса. Но если текст Хайека — это скорее публицистическая работа на злобу дня, а книга Арендт — серьезная работа о феномене тоталитаризма, то есть о современном явлении, то работа Лео Штрауса — анализ диалога древнегреческого мыслителя Ксенофонта. Штраус обращает внимание читателей, что сегодняшняя тирания (на момент середины ХХ века) если и располагает ресурсами определенных «технологий» и «идеологий», но суть свою суть не меняет с того момента, когда она возникла.
Тирания — несправедливое правление одного лица, полученное незаконным путем и осуществляемое в интересах этого лица. Обычно характеризуется отсутствием законов, жесткими методами управления. Тирания — это одновременно самый «плохой» политический режим и самый интересный. Несмотря на восприятие рядом философов тирании как худшего режима, многие анализировали именно ее.
Интерес к тирании у древних греков возник благодаря идее блага: неограниченная власть давала неограниченные возможности. Хотя тирания не предполагала стремления к общему благу, философы пытались представить себе ситуацию, при которой тираническое управление могло бы преследовать в том числе и общее благо, пусть из исключительно корыстных соображений.
Вопрос о том, может ли худший политический режим стать лучшим, являлся одной из главных проблем древнегреческой политической мысли: это характерно и для Платона, и для Ксенофонта, и для Аристотеля. Другими словами, можем ли мы изменить тиранию, худший политический режим, настолько, чтобы она, оставаясь тиранией, тем не менее работала на благо полиса?
Тирания у Платона
Ни для кого не секрет, что вся западная культура и цивилизация стоит на плечах Платона. Платон также был одним из первых, кто начал говорить о политической философии систематически, в том числе говорить о философии как о политическом проекте. Платону принадлежит идея о том, что философы, наделенные особыми знаниями, должны быть правителями государств, что никто лучше, чем они, править не сможет, хотя сами они в правлении не заинтересованы.
В большом тексте о Платоне хрестоматии «История политической философии», которую Лео Штраус собирал совместно со своим учеником Джозефом Кропси, Штраус пишет, что вся политическая философия Платона выражена в трех главных произведениях: «Государство», «Политик» и «Законы». Они написаны в разное время и затрагивают общие для политического учения Платона темы, в некотором смысле составляя систему политической философии Платона.
Политическое учение философа многообразно. В «Государстве» Платон описывает не только идеальный политический режим, но и все прочие, каждый из которых хуже другого: аристократия, тимократия (aka тимархия), олигархия, демократия, тирания. Тирания — худший политический режим для Платона и для многих других древнегреческих политических философов. Немногим лучше тирании демократия. Еще лучше олигархия, лучше которой тимократия. Тем не менее тирании Платон уделяет не в пример больше внимания, чем другим политическим режимам — за исключением идеального. Так, он пишет о тирании в восьмой и девятой книгах «Государства», то есть значительно больше, чем о прочих режимах. Для философа крайне важно проговорить, что это такое «тирания», чем она плоха, что такое тиранический человек и чем он отличается от тирана.
Большим упущением является отсутствие систематического подхода к изучению тирании в трудах древнегреческих философов. Например, анализируя диалоги Платона, необходимо рассмотреть все тексты, в которых он рассуждает о тирании. Реконструировать учение Платона о тирании — сама по себе важная задача для исследователей политической философии.
Надо отметить, что если в «Государстве» Платон прямо осуждает тиранию, то, обращаясь к проблеме тирании в «Законах», в своем позднем произведении, философ высказывается о ней не так однозначно. Означает ли это, что Платон в одном тексте осуждает тиранию, а в другом оправдывает? Не совсем. Когда философ говорит о тирании в «Законах», он имеет в виду совершенно другой тип тирании, не тот, что описывается в «Государстве».
В «Государстве» для Платона тиран — несчастнейший из людей, не способный получать удовольствия, хотя это является целью его жизни.
В ситуации лучшего политического режима используется противопоставление «добродетель — порок», в тирании же работает другая группа понятий. Это группа понятий «удовольствие — страдание». Если в идеальном политическом режиме философ стремится к добродетели, избегая порока и осуждая его, то в тирании тиранический человек, или тиран, стремится к удовольствию и уходу от страданий.
Первые работы Платона написаны под большим влиянием Сократа, стоявшего у истоков древнегреческой философии. Естественно, Платон часто использует в своих диалогах, в одной из основных форм литературного творчества, образ Сократа, излагающего свое учение. Примечательно, что Сократ есть в «Государстве», но его нет в «Законах», хотя главным действующим лицом в последнем диалоге является афинянин. Когда в «Законах» кто-то должен сказать похвалу тирании, однако совсем не той, которую осуждал Сократ в «Государстве», Платон использует для этих целей иного персонажа. Тем не менее это афинянин. То есть для Платона то, что он описывает как идеал в «Государстве», не является таким же идеалом в «Законах». В «Законах» тирания — это политический режим, который изначально может быть даже привлекательный, но неизменно уступает идеальному политическому режиму, представленному в «Государстве». Таким образом, если не получается построить идеал №1, давайте построим вариант №3 на основе «Законов». (Идеал №2 — это политический режим, описанный в «Политике».) Не случайно в «Законах» основное действующее лицо не Сократ.
Главная форма, в которой работал Платон, — это диалог, и очень важно посмотреть, кто говорит те или иные вещи. Сократ осуждает тиранию в разговоре со своими собеседниками и объясняет, чем она плоха, одновременно описывая ее основные сущностные черты. Например, тирану необходимы телохранители, которые являются наемниками. Тиран вынужден отгородить себя от друзей и даже изгнать их, набрать чужих людей, которые будут его охранять. Тиран всегда находится в опасности, тирания недолговечна. Все худшее, что может быть в политической сфере, олицетворяет тирания. Сократ пытается доказать, что многие люди стремятся к тирании потому, что они порочны — в том смысле, что ориентируются на получение удовольствия. Они думают, что, когда получат власть, получат и неограниченный доступ к удовольствиям. Но на самом деле, когда они приходят к власти, они понимают, что никакого удовольствия нет, что быть тираном — одно из главных несчастий. Сократ нужен, чтобы показать эту идею в «Государстве».
В «Законах» Платон говорит, что при создании государства лучшим политическим режимом может быть тирания. Но это не та тирания, что описана в «Государстве». Речь идет о том, что человек жесткой властью, быть может, опираясь на философов, на советников, может заложить начала идеального государства. Нужно подчеркнуть очень важный момент с точки зрения политической философии: и в мысли Платона, и в мысли Ксенофонта видно, что есть политический режим, который является если не лучшим, то привлекательным в какое-то конкретное время для определенной ситуации. Для него невозможно найти адекватный термин, поэтому у Платона используется слово «тирания». Вот почему может возникнуть путаница в понятиях.
Никакого противоречия здесь нет. Эту же проблему мы можем найти у Ксенофонта, эту проблему обсуждает Аристотель в пятой книге «Политики», когда говорит о причинах недолговечности тирании. Аристотель говорит, что существует «плохая» (традиционная) тирания и есть тирания совсем другая, которая очень похожа на царскую власть и почти настолько же хороша. Именно в таком ключе можно проинтерпретировать и диалог «Политик» Платона, и отдельные места в «Государстве».
Тирания у Ксенофонта
Ксенофонт, как и Платон, был учеником Сократа, однако долгое время в некотором смысле находился в его тени. Британский философ Бертран Рассел говорит, что Ксенофонт как философ уступает Платону, а как историк — у него есть и исторические произведения — Фукидиду. О трудах Ксенофонта многие отзывались довольно скептически, говоря, что Платон понял и изложил Сократа правильно, в то время как Ксенофонт описывал Сократа в силу своих возможностей и, поскольку те были невысоки, в изложении учения Сократа мог допустить ошибки. Однако если читать исторические, философские произведения Ксенофонта, не только воспоминания о Сократе, можно убедиться, что фигуры Платона и Ксенофонта сопоставимы. Неслучайно политический философ ХХ века Лео Штраус посвятил последнему ряд ключевых работ. Собственно, первую книгу в США Штраус, эмигрировавший из Германии, посвятил Ксенофонту и его «Гиерону».
Неподготовленный читатель, ознакомившись с диалогом «Гиерон» Ксенофонта, может многого не увидеть, но Штраус детально анализирует этот трактат. Этот короткий диалог на самом деле уникален. В трактате «Гиерон» всего два действующих лица: поэт Симонид и тиран Гиерон. Симонид и Гиерон — это реально действующие исторические лица, и Симонид известен тем, например, что был едва ли не первым поэтом, который стал продавать свои стихи за деньги. Гиерон, кстати, как пишет Аристотель, в политике был довольно успешным тираном.
Однажды Симонид пришел к тирану Гиерону, когда у того выдался досуг. Симонид начинает спрашивать у Гиерона: «А что такое, Гиерон, быть тираном?» Эта тема отчасти пересекается с тем, о чем рассуждает Платон. Гиерон говорит: «Я уже так давно не частное лицо, а тиран, что сам не знаю, чем отличается тиран от частного лица. Если ты мне напомнишь, что такое быть частным лицом, я тебе скажу, в чем наше отличие». Симонид с готовностью начинает говорить о том, что тирану доступны удовольствия, прежде всего он говорит о телесных удовольствиях. Лео Штраус обращает внимание, и это очень важно, что другие удовольствия, нетелесные, позднее вводятся в разговор Гиероном. Действительно, многие порочные люди стремятся прежде всего получить те удовольствия, которые называются удовольствиями для тела или удовольствиями, может быть, для тела и души, а не удовольствиями для души.
В итоге все утверждения относительно телесных удовольствий, которые предлагает Симонид для частного лица, Гиерон опровергает. Он говорит: «Нет, тиран несчастлив». Тиран несчастлив, потому что ему недоступна истинная любовь, а похвала на самом деле не похвала, а лесть. Он не может выехать за пределы своего государства, потому что боится, что его схватят и убьют, тиран никому не доверяет, не может спокойно спать и отдыхать, потому что боится, что его отравят или убьют во сне.
Ко второй половине диалога Гиерон готов признать, что тиран — несчастнейший из людей. В итоге тиран настолько несчастлив, что Гиерон признает, что лучше было бы ему повеситься. Оказывается, тирания, к которой многие стремятся, — неудовлетворительный политический режим даже для, казалось бы, главного выгодополучателя. Но Симонид еще ничего не сказал о сути тирании, будучи человеком, близким к мудрости. Теперь Гиерон вынужден спросить у Симонида, как можно усовершенствовать этот политический режим, как можно исправить эту ситуацию, в которую он попал. Симонид подводит Гиерона к просьбе о совете. Только тогда поэт дает урок политической мудрости тирану.
Симонид дает конкретные крепкие политические советы человеку, как усовершенствовать его правление без того, чтобы это правление перестало быть другим. Лео Штраус выводит очень серьезную проблему, сама по себе постановка вопроса чрезвычайно важна (возможно, это самое важное в диалоге Ксенофонта): может ли тирания, худший политический режим, соответствовать самым высоким политическим стандартам?
Иначе: может ли быть худший политический режим лучшим политическим режимом?
То есть вместо того, чтобы ставить рамки: лучший политический режим — это когда правят философы, или лучший политический режим — это когда правит народ, или аристократы, или военные, — вместо этого ставится вопрос, может ли тиран сделать свой политический режим лучшим политическим режимом. Постановка этого вопроса даже важнее, чем ответ.
Мы не знаем, воспользуется ли Гиерон советами Симонида и к чему это могло привести. Симонид только обещает Гиерону счастье, но Гиерон внимательно слушает, и если в первой половине диалога говорил Гиерон, то во второй половине диалога говорит Симонид.
При анализе древнегреческих диалогов очень важно быть предельно внимательным с терминами. Например, если на протяжении первой половины текста в диалоге используется «тиран», то во второй половине разговора, вместо того чтобы употреблять слово «тиран», уже начинают говорить о «правителе». Разговор идет о тирании, которая на самом деле не является той тиранией, о которой шла речь ранее. Симонид предлагает Гиерону привлекательный проект, который можно было бы называть условно «добродетельной тиранией». В то время как тирания мыслится в категориях страдания и удовольствия, Симонид пытается обсудить тиранию если не как добродетельную, то по крайней мере работающую на добродетель.
Таким образом, очевидно, что Ксенофонт отнюдь не такой простой философ, как о нем привыкли думать. Ксенофонт предельно важная фигура, во многом не уступающая Платону. Проблема, которую Ксенофонт подает в такой интересной драматической форме, будет обсуждаема и детально проанализирована Аристотелем. То, что Симонид говорит неявно, то Аристотель скажет прямо в его знаменитой пятой книге «Политики», посвященной государственным переворотам.
Тирания у Аристотеля
В отличие от Ксенофонта и Платона, непосредственных учеников Сократа, Аристотель излагает свою политическую философию в жанре трактата, а не диалога. Подробным образом о тирании философ говорит в своей главной книге, посвященной политической философии, — «Политике». Тиранию, как и другие политические режимы, Аристотель обсуждает в пятой книге «Политики», посвященной, как отмечалось выше, государственным переворотам. Главный вопрос текста: почему те или иные политические режимы терпят крах и на каких основаниях они могут просуществовать дольше?
Классификация политических режимов у Аристотеля выстраивается по двум критериям: количество правящих и в чьих интересах правят — в интересах блага или в собственных. Соответственно, по этим двум критериям классифицируются и политические режимы. Правит один — это монархия или тирания, правят немногие — это аристократия или олигархия, правят все — это демократия или полития. При монархии, аристократии и политии правление служит интересам всего народа — это хорошие политические режимы. Тирания, олигархия и демократия — плохие, потому что власть находится у худших людей, которые правят лишь в своих интересах.
В пятой книге «Политики» Аристотель подробно описывает прежде всего олигархию, демократию и тиранию. Относительно последней философ анализирует, как возникают тирании, кто может стать тираном и почему тиранические режимы падают. Соответственно, он объясняет, почему это худший политический режим — здесь он мыслит в унисон с Платоном и Ксенофонтом. Аристотель постоянно сравнивает тиранию с царской властью. Он говорит, что тирания совмещает худшие черты двух других режимов: демократии и олигархии.
Тираном, согласно Аристотелю, может стать любой человек. В принципе, «тиранический человек» может получить власть так же, как Макиавелли: либо хитростью, либо силой. Тиран не имеет легитимного источника правления, а тирания — это власть, полученная незаконным путем. Это может быть лицо, которое узурпирует власть, данную им народом. Например, служитель культа или демагог. Например, если царь — это всегда благородный человек, то тираном часто становится простолюдин, который с помощью демагогических средств, обманывая народ, присваивает себе власть и использует ее в собственных интересах (преследует удовольствия). Но прийти к власти «тиранический человек» может также насильственным путем. Поскольку, скорее всего, тиран — нежеланный правитель, он не может нормально править.
Аристотель приводит множество примеров государственных переворотов, в ходе которых свергают тирана: из презрения, мести, борьбы за собственность. Например, один тиран во время какого-то пиршества обратился к своему молодому любовнику с вопросом, не забеременел ли тот еще от него (обида).
Другого тирана видели, как он прял с женщинами пряжу, после чего он лишился власти (презрение).
Но что делает тиранию тиранией? Во многом методы правления, которые она использует. Аристотель говорит о трех методах управления при тирании. Первый — поселить малодушие в людях. То есть тиран наносит вред своему народу тем, что вселяет в него страх. Второй — посеять раздор между друзьями. И третий — это лишить людей политической энергии. Это основные цели тирании, инструменты, с помощью которых тиран может поддерживать политический режим.
Аристотель приводит примеры достижения этих терминов. Тиран, по мнению Аристотеля, может, например, делать ставку на женщин: именно посредством возвышения женщин, которые будут обсуждать дела мужей, унижать их, если потребуется, мужчины лишатся политической энергии. Также нужно постоянно держать людей на виду, контролировать их разговоры. Другой способ контроля тирании — война, которая ослабляет государство.
Аристотель не выступает как советник тирана, но описывает другой интересный политический режим, который не похож на классическую тиранию. Фактически то, что он говорит в конце пятой книги о тирании, — некий синтез Платона и Ксенофонта. Сначала он осуждает тиранию, говорит, насколько она вредна, а методы, которые она использует, плохи, что это недолговечный режим и так далее. Если Платон осуждает тиранию (по крайней мере, устами Сократа в нескольких диалогах), то Ксенофонт размышляет о том, может ли быть тирания лучшим политическим режимом — правда, вкладывает возможную похвалу тирании в уста поэта Симонида. Аристотель же высказывается от собственного имени. В заключительной части пятой книги Аристотель фактически предлагает ксенофонтский взгляд на тиранию, когда говорит, что тиранию можно сделать необычной тиранией, которая находится между царской властью и той тиранией, о которой шла речь в начале. Он не знает, как назвать этот режим, и поэтому использует старый термин.
Это принципиальный момент, потому что даже Аристотель допускает, что тирания может быть «добродетельным политическим режимом», то есть работающим на добродетель. Это режим, который по сути остается тираническим, но не воспринимается таковым подданными. В одном из наиболее важных пунктов философ описывает, что тиран при таком политическом устройстве должен оказывать почести мудрым, самым достойным людям (а они, как можно догадаться, являются и самыми опасными для тирана) для того, чтобы при тирании они чувствовали себя так, будто живут при аристократии или монархической власти. Главное, что правитель должен быть добродетельным, заботиться о том, как он выглядит в глазах людей. (Характерно, что Платон режим, «кажущийся справедливым», все же осуждал.) Далее Аристотель описывает то, что сказал до этого, только упоминает, что тирану, который хочет сохранить власть, нужно действовать наоборот, то есть указывает, что тирану не следует унижать людей, отнимать у них собственность, грабить и так далее. Во многом это похоже на советы Симонида Гиерону.
Любопытно, что также в конце пятой книги Аристотель упоминает тиранов, продержавшихся у власти дольше других, среди которых, как это ни удивительно, встречается имя Гиерона. Аристотель пишет, что тирания в принципе не самый долговечный режим, но Гиерон среди других правил очень долго для тирана. Мы можем предположить, что реальный Гиерон воспользовался некоторыми советами поэтов, близких к мудрости. Но это вопрос к историкам. У Ксенофонта Гиерон — это тот человек, который лишь должен был осуществить проект «добродетельной тирании».
Влияние на позднейшую политическую философию
Древнегреческие философы, говоря о тирании, ставят проблему, которую вслед за ними будут пытаться решить на протяжении долгого времени иные мыслители. Политическая философия, обсуждая лучший политический режим, одновременно размышляет и о худших. Впоследствии Монтескье будет обсуждать деспотизм, а Ханна Арендт — тоталитаризм. Во многом они вынуждены пребывать в тени наследия древнегреческой политической философии, которое требует постановки вопроса о том, что такое плохой политический режим, почему он таков, что с ним можно сделать.
И Платон, и Аристотель колоссально повлияли на политическую науку. Другой вопрос — насколько сильное влияние оказало их учение о тирании. В XX веке многие писали о разных формах тирании. Например, в работе 1995 года «Теории тирании» разбираются идеи Никколо Макиавелли, Франца Ноймана и даже Зигмунда Фрейда. Но нет Ксенофонта. Роджер Боше обращается к теориям тирании, то есть рассматривает историю политической мысли, но не обращается к этому философу. То есть Боше не обращается к Ксенофонту и не цитирует Штрауса. Несмотря на то, что проблема тирании для политической философии оставалась важной всегда, не всегда исследователи учитывают основные тексты, в которых обсуждаются основы основ.
Наследие классической политической философии активно использует Лео Штраус. Штраус настаивает, что Ксенофонт сильно повлиял на Никколо Макиавелли. Известно, что Макиавелли читал Ксенофонта и использовал многие его идеи. Штраус, сравнивая Макиавелли и Ксенофонта, говорит, что там, где, например, Ксенофонт хранит определенное молчание по ряду вопросов, Макиавелли красноречиво говорит и объявляет, что нужно пренебрегать нормами морали. То есть, согласно Штраусу, на самом деле Ксенофонт мудрее, чем многие современные мыслители, даже такие прозорливые, как Макиавелли.
Арендт Х. Истоки тоталитаризма. М., 1995.
Аристотель. Политика. Собрание сочинений в 4 томах. Том 4. 1984 год.
Арон Р. Демократия и тоталитаризм. М.: Прогресс, 1994.
Кубедду Р. Политическая философия австрийской школы. М.: ИРИСЭН, Мысль, 2008.
Платон. Государство. Собрание сочинений в 4 томах. Тт. 3, 4 («Законы», «Государство», «Политика»). М.: Мысль, 1994.
Робин К. Страх. История политической идеи. М.: Территория будущего, 2007.
Штраус Л. О тирании. Издательство Санкт-Петербургского университета, 2006.
Boesche R. Theories of Tyranny: From Plato to Arendt. 1995.
кандидат юридических наук, доцент Школы философии факультета гуманитарных наук НИУ ВШЭ, член редколлегии журнала "Логос"
http://filosof.historic.ru/books/ite...04/st033.shtml
Выше уже упоминалось, что Сократ фактически занимался трактовкой обозначенных софистами проблем, знакомство с которыми было обязательно для всякого приличного человека (= свободного гражданина). Но по сравнению с софистами у Сократа было одно — вольное или невольное, но, во всяком случае, чрезвычайно важное — преимущество: Сократ постоянно находился в Афинах, и вокруг него постоянно существовал кружок слушателей, обсуждавших все вопросы, преподносимые заезжими софистами. Если софисты весь свой школьный инструментарий всегда "носили с собой", то Сократ в силу своего домоседства фактически оказался ядром первой постоянной философской школы в Афинах.
Поэтому неудивительно, что после казни Сократа его ученики организуют во множестве постоянные философские школы в собственном смысле: речь идет о школах, у которых была рутинная практика школьных упражнений и преемственность руководителей школы — схолархов. Такова школа в Мегарах со схолархами Евклидом, Евбулидом (чьими учениками были Евфант, Аполлоний Кронос, Стильпон), Алексином; школа в Элиде с Федоном во главе, преемником которого был Плистен, за ним — Менедем Эретрийский (начиная с которого школа называлась Эретрийской) и Асклепиад Флиунтский; школа в Кирене, первый схоларх которой Apucmunn учил Арету, Эфиона и Антипатра; Арета — Аристиппа Младшего, тот — Феодора; Антипатр — Эпитимида, тот — Паребата, тот — Гегесия и Анникерида. Своя школа в Афинах и последователи были также у сократика Антисфена.
Сократики пишут диалоги и разного рода речи. Диоген Лаэртий их перечисляет (II 48-144), и хотя от большинства сократиков не сохранилось даже фрагментов, мы отчетливо видим, что постепенно открывавшиеся и культивировавшиеся константы школьной организации философии начинают устойчиво работать.
Все сократики — прежде всего спорщики. Это означает, что в их школах постоянно функционировал институт диспутов. Диалоги в письменной форме фиксировали эти диспуты, закрепляя технику ведения спора, т.е. философского аргументированного рассуждения. Сочинение речей позволяло быть на уровне других школ, которые также возникают в это время, — риторических. Проблематика речей и споров завещана софистами и Сократом. Занятия в школе, никак не включенной в систему государственных и религиозных учреждений, но всегда бывшей результатом частной инициативы, ведут к совершенствованию ученика и достижению добродетели.
Используя современный термин, мы можем сказать: только теперь наконец создается инфраструктура, которая позволяет философии в полноте осознать себя и сделать новый решительный шаг вперед по осмыслению и раскрытию своего интеллектуального горизонта. Это происходит в школе Платона.
Литература:
Шичалин Ю.А. Сократ и сократики./История философии. Запад-Россия-Восток. Книга первая. Философия древности и средневековья.- М.:Греко-латинский кабинет, 1995 - с.114
Сократ (469—399 до н.э.) происходил из бедной афинской семьи. Был сыном каменотеса (или скульптора) Софрониска и повитухи Фенареты. Его первые общественные выступления приходятся на начало эры Перикла, т. е. на время, непосредственно предшествующее началу Пелопоннесской войны. Учение Сократа знаменует поворот в философии — от рассмотрения природы и мира, к рассмотрению человека. Своим методом анализа понятий (майевтика, диалектика) и отождествлением добродетели и знания он направил внимание философов на безусловное значение человеческой личности.
Принимал активное участие в общественной жизни Афин. В 399 г. до н.э. ему было предъявлено обвинение в том, что «он не чтит богов, которых чтит город, а вводит новые божества, и повинен в том, что развращает юношество». Как свободный афинский гражданин, не был подвергнут казни, а сам принял яд (по распространённой легенде, настой цикуты, но — если судить по симптомам — болиголова пятнистого).
Подлинные воззрения Сократа можно реконструировать с очень большим трудом. Сократ никогда не считал себя «мудрым» (софос), но лишь философом, «любящим мудрость» (философия). Одно из известнейших его изречений, — «знаю, что ничего не знаю» — является, собственно, объяснением необходимости более глубокого познания самого себя. Своим важнейшим призванием Сократ считал «воспитание людей», смысл которого он видел в дискуссиях и беседах, а не в систематическом изложении какой-то области знаний.
Поэтому он не оставил никаких трактатов. О его воззрениях мы узнаем прежде всего из работ его учеников. Ценнейшим источником являются труды Платона, в частности диалоги из так называемого первого периода творчества Платона. В определенной степени выяснению воззрений Сократа помогают и работы Ксенофонта, в частности его «Воспоминания о Сократе».
Центром своей философии Сократ сделал человека, его отношение к общине, обществу, законам и не в последнюю очередь его отношение к богу или к богам. Главной задачей философии он полагал рациональное обоснование религиозно-нравственного мировоззрения. Считал излишним и принципиально невозможным изучение природы и объяснение природных явлений. Согласно Сократу, мир является творением божества «великого и всемогущего, вездесущего и обо всем пекущегося», а основой, сущностью мира — «духовный принцип» как в логическом, так и в историческом смысле слова.
Говоря современными терминами, основной вопрос философии Сократ решает идеалистически. Однако это была уже не форма наивного идеализма (идеализма, который не допускал вопроса о взаимном отношении материи и духа), но одна из начальных версий рационального идеализма, который в античности обретает свою классическую форму в трудах Платона.
Основой понимания этических принципов, отношения к полису и религии Сократ считал именно последовательное познание «себя самого». В отличие от предшествовавших ему материалистов, которые искали ответы на вопросы, касающиеся человека, прежде всего в его отношении к природе и призывали «прислушиваться к природе», Сократ подчеркивал значение совести, «внутреннего голоса», который он называл даймонионом и который был гарантией постижения подлинной истины.
Однако речь не идет о некоем, выражаясь по-современному, субъективно-идеалистическом элементе. Даймонион, согласно Сократу, имеет божественное происхождение. Именно посредством этого «даймониона» боги выделяют человека и сообщают смысл всему мирозданию. Целью всего в мире, по Сократу, является человек.
В беседах и дискуссиях Сократ обращал основное внимание на познание сути добродетели. В этой связи Он ставит весьма «понятный» вопрос: как может быть нравственным человек, если он не знает, что такое добродетель? В данном случае познание сути добродетели, познание того, что есть «нравственное», является для него предпосылкой нравственной жизни и достижения добродетели. Так, для Сократа мораль сливается с знанием. Истинная нравственность, по Сократу, — знание того, что есть благо и прекрасное и вместе с тем полезное для человека, что помогает ему достичь блаженства и жизненного счастья.
Добродетели, т. е. познания того, что есть благо, могут, по Сократу, достичь лишь «благородные люди». «Земледельцы и другие работающие весьма далеки от того, чтобы знать самих себя... Ведь они знают лишь то, что надлежит телу и служит ему... А потому, если познание самого себя есть закон разума, никто из этих людей не может быть разумным от знания своего призвания». В этом рассуждении четко проявляется классовый характер религиозно-этического учения Сократа. Добродетель, равно как и знания, согласно Сократу, является привилегией «неработающих».
Основными добродетелями Сократ считает сдержанность (как укрощать страсти), мужество (как преодолеть опасность) и справедливость (как соблюдать божественные и человеческие законы). Эти добродетели человек приобретает путем познания и самопознания. Добродетели, равно как и моральные нормы, и законы, основанные на них, Сократ считал вечными и неизменными.
Именно только наличие этих добродетелей предопределяет выполнение общественных или государственных функций и дел полиса, но ни в коем случае не жребий, как это повсеместно практиковалось в период власти демократической партии в Афинах. Поэтому Сократ и критиковал эту практику демократии в своих разговорах и беседах не только с членами своего кружка, но и на улицах, рынках и перед храмами. Он приводил такой аргумент, что кормчего на корабле, плотника или флейтиста нельзя выбрать по жребию, но только по способностям и знаниям.
Сократ в своих социальных воззрениях ориентировался на идеал «наидревнейших и наикультурнейших народов». Он высоко ценил цивилизации и общества, опирающиеся прежде всего на земледелие и военные действия. Земледелие он противопоставлял ремеслу и торговле, которые, по его мнению, разрушают «порядок общины» и губят души. В этих взглядах отражается консерватизм Сократа и его уважение к традиции (аристократической), которая была сильно нарушена развивающейся торговлей и мореплаванием.
У Сократа мы встречаемся также с первой попыткой классификации форм государства. И здесь он опирается на свой религиозно-этический рационализм. Сократ называет такие основные государственные формы: монархия, тирания, аристократия, плутократия и демократия. Правильной и нравственной он считает только аристократию, которую характеризует как власть небольшого количества образованных и нравственных людей. Эти его идеи развивает в своих трудах Платон.
Сократ подчеркивал, что целью его философских учений является стремление помочь людям, чтобы они нашли «сами себя». Сократ определял стремление помочь своим слушателям обрести новое познание как основу истинной нравственности. Его целью было достичь истину обнаружением противоречий в утверждениях противника.
При помощи правильно подобранных вопросов выяснялись слабые места в знаниях противника. В этом и состоит так называемая сократовская ирония. Эта ирония не была, однако, самоцелью. Поэтому с иронией (сомнением) тесно связана маевтика (повивальное искусство). Этим термином, который он выбрал по аналогии с профессией своей матери — помогать ребенку появиться на свет.
Главной целью метода Сократа было обнаружить нравственную основу отдельных случаев человеческого поведения. Достижению этой цели служила специфическая индукция. Она должна была на основе выявления общих черт различных случаев человеческого поведения достичь того общего, которое можно было бы считать общей (нравственной) основой человеческого поведения вообще. Весь процесс заканчивался дефиницией.
Целью дефиниции была понятийная фиксация общего, полученного при помощи индукции. Дефиницию, по Сократу, следует подвергнуть новой иронии, а если общее еще содержало противоречия, сформировать таким же путем (через маевтику и индукцию) новую дефиницию. Дефиниция в Сократовском понимании служит понятийным упорядочением достигнутого знания, установлением его видов и родов и их взаимных отношений.
Тенденция постоянно обнаруживать противоречия в утверждениях, сталкивать их и приходить таким образом к новому (более надежному) знанию становится источником развития понятийной (субъективной) диалектики. Именно поэтому метод Сократа был воспринят и разработан последовательнейшим идеалистическим философом античности Платоном и высоко оценен виднейшим представителем идеалистической диалектической философии Нового времени Гегелем.
http://openreality.ru/school/philoso...ssic/socrates/
В начале 4 в. до н. э. некоторыми учениками Сократа были основаны новые философские школы, получившие наименование сократовских, или сократических. Таковы школы:
Мегарская
Элидо-эретрийская
Киренская
Киническая
Первые три получили название по городам, где жили их руководители, последняя — по насмешливому прозвищу «пес», данному ее представителю — Диогену из Синопа (не смешивать с Диогеном из Аполлонии). Каждая из этих школ по-своему решала поставленные Сократом вопросы о высшем благе, о возможности познания, о предмете общих понятий, об их достоверности и о целях практической деятельности, ведущих к благу.
http://reale_antiseri.academic.ru/20...80%D0%B0%D1%82 Сократ
\
Сократ и основание философии западной морали
\
Жизнь Сократа и проблема источников
\
Сократ родился в Афинах в 470/469 и умер в 399 г. до н.э., казненный по обвинению в богохульстве, неверии и непочитании местных богов, в растлении молодежи. Впрочем, за всем этим стояли причины другого характера. Он был сыном каменотеса и повивальной бабки. Он не основал своей школы, как другие, а преподавал где придется (в гимназиях, на площадях), подобно мирскому проповеднику, он обладал необычайным обаянием и влиянием не только на молодых, но и на людей разного возраста, что вызвало со стороны властей неприязнь и даже вражду.
Представляется, что в жизни Сократа могут быть выделены две фазы. Первая отмечена влиянием на него физиков, в особенности Архелая, учение которого немало походило на доктрину Диогена из Аполлонии (где эклектически соединялись взгляды Анаксимена и Анаксагора). В этот же период с досадой и негодованием он полемизирует с софистами, с тем решением проблем, которое они предлагали. Если все это так, то нам уже не кажется странным, что в своей знаменитой комедии "Облака" Аристофан в 423 году выводит Сократа (которому около 46 лет) в образе, не похожем на тот, что выводят Платон и Ксенофонт.
Вместе с тем важно указать, помимо фактов индивидуальной жизни, на два исторических момента, которые проходят через жизнь Сократа: "Нельзя даже приблизиться к пониманию Сократа, пока мы не уясним себе ту пропасть, что отделяет его молодость и первую пору зрелости, протекшие в социальной атмосфере довоенной Европы, от событий послевоенного времени" (А.Е. Taylor). Сократ ничего не писал, полагая, что лишь живое слово может донести его мысль посредством устного диалога. Его учениками была записана некая серия поучений, которые приписывают Сократу, однако они часто не согласуются, более того, противоречат друг другу. Аристофан, иронизирующий над Сократом, как мы видели, знал его лишь молодым. Платон в большей части своих диалогов идеализирует учителя, часто вкладывая в его уста собственные идеи. Отсюда предельно сложная задача установить собственное учение Сократа, отделив от него то, что примыслено Платоном. Ксенофонт в своих сочинениях дает нам редуцированный образ Сократа, соскальзывая подчас в банальности: решительно неясно из его описаний, каким образом афиняне могли послать на смерть человека, образ которого дает нам Ксенофонт. Аристотель также упоминает Сократа, и его суждения кажутся более объективными. Однако Аристотель не был его современником. Он, безусловно, имел возможность документальной сверки источников и ссылок, однако не имел прямого контакта, что в случае с Сократом было особенно важно и незаменимо. Школа же так называемых младших сократиков не оставила много сведений.
Коль скоро все это так, кто-то поторопится сделать вывод о невозможности реконструкции исторической фигуры Сократа и его учения; но сегодня не стоит вопрос выбора среди различных источников и их возможных комбинаций. Скорее важно то, что можно было бы определить как "перспективу до и после Сократа". Поясним это. Мы констатируем, что с момента появления в Афинах Сократа как проповедника литература вообще и философская в частности отмечены целым рядом новаций, сразу всеми замеченных, необратимых в контексте греческой жизни, на что постоянно необходимо ссылаться. Даже более того: источники, о которых шла речь выше, согласны в том, что именно Сократ был автором этих новаций, как эксплицитно, так и имплицитно. Вес и значение сократической философии в развитии греческой культуры и западной философии сопоставимы с этапом подлинной духовной революции. \
Открытие сущности человека (человек - это его душа)
\
Неудовлетворенный изысканиями последних философов физиса, Сократ сконцентрировался на проблематике человека. В решении проблемы первоначала натуралисты не были единодушны: бытие есть единое, бытие - это многое; ничто не движимо, - все движется; ничто не возникает и не преходит, - все рождено и все разрушимо. Это означало, что проблема представляет неразрешимую для человека загадку. Поэтому, подобно софистам, Сократ сосредоточился на человеке, но, углубив проблематику, на человеке познающем: "По правде сказать, афиняне, мной не руководит ничто другое как если только искание мудрости. И что же это за мудрость? Это в точном смысле мудрость человеческая (т.е. знание, какое человек может иметь по поводу человека же), относительно такого знания я, возможно, и мудрец".
Натуралисты пытались найти решение проблемы: "Что такое природа и последняя реальность вещей?". Сократа мучает проблема: "В чем природа и последняя реальность человека?", "Что есть сущность человека?".
Ответ, в конечном счете, получен точный и недвусмысленный: человек - это его душа, с того момента, когда она становится в действительности таковой, т.е. специфически отличает его от какого бы то ни было другого существа. А под "душой" Сократ понимает наш разум, мыслящую активность и нравственно ориентированное поведение. Душа для Сократа - это "я сознающее", т.е. совесть и интеллектуальная и моральная личность. "Благодаря этому открытию, Сократ создал моральную и интеллектуальную традицию, которая питает Европу по настоящее время" (Taylor). "Слово "душа" для нас, благодаря потокам, проникавшим сквозь толщу веков, звучит всегда с этическим и религиозным оттенком, как слова "раб божий" или "попечение о душе". Но этот возвышенный смысл слово приобрело впервые в устах и проповедях Сократа" (Jaeger).
Если сущность человека - это его душа, то в особой заботе нуждалось не столько его тело, сколько душа, и высшая задача воспитателя - научить людей взращиванию души. "Что это - повеление Бога, - читаем мы в "Апологии", - я убежден, и не мог бы большей услуги оказать я своему городу, чем приняв эту обязанность, возложенную на меня Богом. Нет другой истины, которой я гляжу в лицо, и в которую вы не можете не верить, юноши и старцы, что не о теле вашем должны вы заботиться, ни о богатстве, ни о какой другой вещи прежде чем о душе, которая должна стать лучшей и благороднейшей; ведь не от богатства рождается добродетель, но из добродетели - богатство и все прочее, что есть благо для людей, как для каждого по отдельности, так и для государства".
Одно из фундаментальных обоснований этого тезиса Сократа состоит в следующем: одно дело - это инструмент, который используют, но совсем другое - "субъект", который пользуется инструментом. Человек пользуется своим телом как инструментом, что означает: в нем различимы субъективность, которая есть человек, и инструмен-тальность, средство, которым является телец Стало быть, на вопрос "Что есть человек?" невозможен ответ, что "это тело", скорее, это "то, чему служит тело". Но то, чему служит тело, есть душа (понимающая, интеллигибельная), "psyche". Вывод неизбежен: "душа руководит в познании тем, кто следует призыву познать самого себя". Такова критическая рефлексия Сократа, из которой логически вытекают все следствия, что мы и увидим. \
Новый смысл "добродетели" и новая шкала ценностей
\
По-гречески добродетель звалась "arete" {{$>>, что означало то, что делает нечто благим и совершенным, или, скорее, некую активность, или способ бытия, который ведет к совершенству любое существо, создавая из него то, чем оно должно быть. Грек, таким образом, говорил и о некоей добродетели различных инструментов, о добродетели животных, как, например, добродетель собаки в том, чтобы она была хорошим сторожем, лошади - быть быстрым скакуном и т.п. Добродетель, по Сократу, не может быть ничем иным как тем, что делает душу благой и совершенной, т.е. тем, что она есть по природе. А это - знание и познание, в то время как порок - лишенность знаний, а значит, невежество.
Сократ в определенном смысле совершает переворот в традиционной системе ценностей. Истинные ценности не те, что связаны с вещами внешними, (как то: богатство, сила, слава), еще менее с телесными, (жизнь, физическое здоровье, красота, мощь), но лишь сокровища души суть ценности, которые вместе составляют "познание". Это не значит, что традиционные ценности вмиг обесценены, а значит лишь то, что "сами по себе они больше не имеют ценности". Станут они ценностями или нет, зависит от того, используются ли они со знанием или без него.
Значит, богатство, власть, слава, здоровье, красота "не могут быть по собственной природе благами как таковые, но, скорее, выходит так: если они ведомы невежеством, то способствуют злу наибольшему, противному им самим, ибо более действенны в дурном направлении; если же, напротив, управляемы рассуждением, наукой и познанием, то становятся благами наибольшими; сами по себе ни одни, ни другие, цены не имеют". \
Парадоксы сократовской этики
\
Из тезисов Сократа следуют выводы, часто называемые "парадоксами", которые здесь уместно будет прояснить.
1) Добродетель (мудрость, справедливость, постоянство, умеренность) есть всегда знание, порок - это всегда невежество. 2) Никто не грешит сознательно, а кто совершает зло, делает это по незнанию. Эти два положения получили название "сократовского интеллектуализма", который сводит моральное благо к факту сознания, из чего еще не ясно, почему можно знать добро и не делать его. Сократовский интеллектуализм значительно повлиял на всю греческую мысль как классической эпохи, так и эллинистической.
1) До Сократа общепринятым было представление о различных добродетелях в их множественности (софисты претендовали быть учителями добродетели). Одна - справедливость, другая - честность, третья - воздержанность, четвертая - умеренность, пятая - мудрость и т.д. Связаны ли они между собой, это никем не обсуждалось. Более того, добродетели воспринимались как основанные на привычках, обычаях и как принятые в обществе. Сократ же попытался подчинить все, относящееся к человеческой жизни и ее ценностям, власти разума. Натуралисты подобным же образом хотели видеть космос и его проявления подчиненными законам разума. И поскольку, для Сократа сама природа человека - это его душа, т.е. разум, а добродетели суть то, что совершенствует природу человека, то очевидно, что добродетели становятся формой познания, назначение которых, как уже говорилось, - совершенствовать душу и разум.
2) Более сложные мотивации лежат в основе второго парадокса. Сократ хорошо видел, что человек по своей природе ищет всегда собственного блага и, когда делает зло, то делает это не ради зла, а потому, что хочет извлечь выгоду, т.е. благо. Сказать, что зло не осознано, означает, что человек склонен обманываться в ожидании добра для себя, что ведет к ошибке в расчете, и в конечном счете, он - жертва ошибки, т.е. невежества, незнания.
Теперь ясно, что познание, по Сократу, есть необходимое условие благого дела, доброго поступка, ибо, если не знаешь блага, то и не знаешь, как действовать во имя добра. Однако мы видим, что, полагая знание необходимым условием, Сократ считает его и достаточным. И это, конечно, издержки рационализма. Творить добро, в действительности, можно лишь при соучастии воли. Впрочем, на проблеме воли греки не акцентировали слишком свое внимание, она станет центральной лишь в христианской этике. Сказать: "вижу и одобряю лучшее, но, действуя, придерживаюсь худшего" - решительно невозможно для Сократа. Кто видит и понимает необходимым образом лучшее, тот его реализует. Грех, не только для Сократа, но и для всей античной философии, есть ошибка разума, непонимание истинного блага.
\
Открытие Сократом понятия свободы
\
Наиболее замечательным проявлением превосходства разума, или "psyche" {{$>>, Сократ называет "самообладание", "enkrdteia" {{$>>; т.е. в состояниях радости, печали, изнеможения, подстрекаемый страстями, человек должен добиваться власти над собой, основываясь на своих добродетелях. Самообладание - это власть рациональности над витальностью, разумного начала над животным. Душа - госпожа и хозяйка тела, а также инстинктов, связанных с телом. Это господство рациональности над витальностью и есть свобода. Истинно свободный человек есть тот, кто знает, как управлять своими инстинктами, поистине тот человек - раб, который не знает, как подчинить инстинкты, и который поэтому становится их жертвой.
Есть тесная связь между понятиями самообладания и свободы и понятием "автаркии", или автономии. Бог не нуждается ни в ком и ни в чем. Вот и мудрец - лишь тот, кто приближается к этому состоянию, т.е. нуждается в минимальном. Тот, кто победил свои инстинкты и избавился от всего ненужного, может считать себя счастливым.
Таким образом, здесь мы находим источник нового понимания героя. Герой традиционно был победителем на поле брани, противостоял превратностям судьбы, внешним тяготам. Новый образ героя связан с умением побеждать врагов внутренних. Мудрец лишь тот, кто изгнал диких монстров страстей из своего тела, он достигает максимальной божественности в полной самодостаточности, не нуждаясь ни в чем внешнем.
\
Новое понимание счастья
\
Начиная с Сократа, большая часть греческих философов предлагала миру свое понимание счастья. По-гречески счастье, эвдаймония {{$>>, означало наличие некоего демона-хранителя и покровителя, который гарантировал процветание и наслаждение жизнью. Однако уже Гераклит отмечал, что истинный демон человека обладает особым моральным характером, что счастье - далеко не наслаждение жизнью. Демокрит говорил о том, что "счастье не надо искать во внешних благах, и что лишь душа дает пристанище нашей судьбе".
Сократ углубляет и систематизирует эти понятия. Счастье проистекает не из тела, или чего-то внешнего, но из души. Душа счастлива тогда, когда она упорядочена, виртуозна, добродетельна. "По мне, - говорит Сократ, - лишь добродетельный, женщина ли, мужчина ли, счастлив; неправедный и злонамеренный - несчастлив всегда". Как болезнь и страдание физическое - беспорядок и дисбаланс тела, так духовный порядок и внутренняя гармония души составляют ее счастье.
И если все так, то, по Сократу, добродетельный человек не может страдать от зла, "ни в жизни, ни в смерти". В жизни потому, что другие могут нанести вред его телу, но никто не может разрушить внутреннюю гармонию его души. Ни также после жизни, ибо, если за ее пределами есть нечто, то он будет награжден, если ничего нет, то, познав благо в этом мире, за его пределами его ждет ничто. А если так, то человек, по Сократу, может быть счастлив лишь в этой жизни, какой бы ни была потусторонняя реальность, он - зодчий собственного счастья и несчастья.
\
Революция ненасилия
\
Обстоятельства осуждения и казни Сократа обсуждались бесчисленное множество раз. С точки зрения юридической ясно, что ему вменялось в вину преступление, состоявшее в "непочитании местных богов" (ибо он верил в Бога высшего) и в "подстрекательстве молодежи", поскольку он проповедовал свое учение. Настойчиво защищаясь в трибунале, пытаясь доказать свою правоту, Сократу все же не удалось выиграть процесс, ему пришлось признать приговор, и он отказался от побега из тюрьмы, готовившегося для него друзьями. Побег означал бы попрание вердикта, а значит, насилие над законом. Между тем единственно правое оружие, каким располагает человек, это его разум и убеждение. Если, употребив все силы своего разума, человек не достигает цели, произвол есть бесчестие при любых обстоятельствах. Устами Сократа Платон говорит: "Не следует ни избегать, ни удаляться, ни оставлять своего места, но в войне и в трибунале, в любом другом месте следует подчиняться приказу своего города и отечества, или же убеждать, в чем состоит справедливость; использование же насилия кощунственно". Ксенофонт также пишет: "Предпочти умереть, оставшись верным закону, нежели жить в насилии".
Уже Солон, афинский законодатель, провозглашал: "Хочу черпать силу не в насилии тирана, но лишь в справедливости". Революция ненасилия, таким образом, не только теоретически обоснованная, но и фактом смерти превращенная Сократом в завоевание под знаком вечности, немеркнущим светом выделяет его имя. \
Теология Сократа
\
Так каково же было понятие Бога у Сократа, проповедь которого вступала в противоречие с Богами государства и стала причиной его смерти? Это понятие косвенным образом было предуготовано философами физиса, среди которых были Анаксагор и Диоген из Аполлонии, - понятие Бога как упорядочивающего разума. Впрочем, это понятие подверглось дефизикализации и отсечению от него, насколько это было возможно, натуралистических атрибутов.
По этому поводу не так уж много мы знаем от Платона, зато с завидной полнотой нас информирует Ксенофонт. Первое рациональное доказательство бытия Бога находим мы в его записках "О памятном", а) Все, что не есть простое порождение случая, есть продукт провидящего разума, имеет цель и конец; наблюдая человека, мы видим, что каждый вид и все его органы организованы таким образом, что нельзя полностью объяснить их действием случая, напротив, они понятны лишь как разумно и идеально выраженные, б) Против такого аргумента напрашивается возражение, что привычно рядом с творениями видеть их творцов, эта же интеллигибельная сила не наглядна. Но ведь, - доказывает Сократ, - и душа наша (она же разумна) не наблюдаема, однако никому не приходит в голову утверждать, что все, что мы ни делаем, происходит лишь благодаря случаю, в) Наконец, по
Сократу, можно утверждать, что человек, по сравнению с другими существами, наделен привилегиями, в особенности, душой и разумом, которые сближают его с божественным творением, во всем ему свойственном.
Аргументация, как видим, вращается вокруг одной точки: мир и человек созданы таким образом, что они могут быть объяснены лишь одной адекватной причиной (силой упорядочивающей, финально определяющей и потому разумной). Своим оппонентам Сократ, с присущей ему иронией, замечал, что мы, люди, наделены лишь частью элементов, из тех, что есть в универсуме в огромном количестве, чего нельзя отрицать; и как могут люди понять и вынести из мира всю разумность, что в нем существует? Нелепость, даже логическая, такого предположения очевидна.
Бог Сократа - это разум, который понимает все без исключения, это упорядочивающая активность и Провидение. Провидение, что обнимает весь мир и, особенно, человеческое общество, выделяет в нем человека добродетельного. Естественно для древних было полагать коммуникацию подобного с подобным, и Бог, стало быть, структурно был в близости с лучшим в человеке, но не с индивидом как таковым. Провидение, занятое индивидом как таковым, знакомо лишь христианскому мироощущению. \
"Даймонион" Сократа
\
Среди главных пунктов обвинения Сократу был вменен умысел введения новых демонов, новых божественных существ. В "Апологии" Сократ говорит: "Причина та, что... часто в разных обстоятельствах мне был слышен, голос, знакомый с детства, божественный и демонический, который мне запрещал делать то, что я уже почти готов был сделать". "Даймонион" {{$>> Сократа, стало быть, это божественный голос, который запрещал определенные вещи, из чего можно заключить, что речь идет о некой привилегии, которая спасает в случае опасности, предохраняет от негативного опыта.
Исследователи часто в нерешительности останавливаются перед этим "даймониом", и на этот счет существуют толкования самые что ни на есть разноречивые. Кто-то предположил, что Сократ иронизировал, говоря о демонах, другие склонны считать его голосом совести, третьи говорят о демоническом чувстве, спутнике гения. Можно также потревожить психиатрию и интерпретировать "божественный голос" в категориях психоанализа. Ясно, однако, что это делается достаточно произвольно. Если же придерживаться фактов, то надлежит сказать следующее.
Во-первых, необходимо видеть, что "даймон" никак не связан с проблемным полем философской истины. Внутренний "божественный голос" ничего не говорит Сократу по поводу "мудрости человеческой", философских принципов, которые получают вес и значение исключительно в силе логоса, а не в божественном откровении.
Во-вторых, Сократ не связывает с "даймоном" также и своего морального выбора, который, скорее, идет от божественного распоряжения: "Занятия эти (философией и научению заботе о душе) мне предписаны Богом в пророчествах и снах". "Даймон", напротив, ничего ему не приказывает, но только запрещает.
Исключив сферу философии и основания этического выбора, остается предположить сферу особых событий и действий. В распоряжении "даймона" находятся Сократ как индивид и особенность некоторых событий его жизни: это его знак, стигма, которая препятствует некоторым действиям, за которыми воспоследствовал бы ущерб или вред. К последствиям явно относится участие в активной политической жизни. "Вы хорошо знаете, о, афиняне, - взывает Сократ, - что если б хоть на ничтожную толику я занялся бы государственными делами, то от этой малости и помер бы, не принеся пользы ни вам, ни себе, от чего меня мой демон предостерегает".
В конечном счете, "даймона" можно назвать стражем исключительной во всем личности Сократа, особенно, в моменты интенсивной концентрации, экстатических проникновений, о которых весьма выразительно повествуют наши источники. \
Диалектический метод Сократа и его цель
\
Диалектика как метод Сократа связана с его открытием сущности человека как "психэ", ибо замечательным образом был найден способ освободить душу от иллюзий знания, обиходив ее, привести ее к должному состоянию принятия и приятия истины. По целям метод Сократа фундаментальным образом имеет этическую природу (воспитание души), и лишь во вторую очередь он логический и гносеологический. Беседовать (быть в диалоге) с Сократом означало держать "экзамен души", подвести итог жизни, и как уже заметили современники, выдержать именно "моральный экзамен". По свидетельству Платона "Всякий, кто был рядом с Сократом и вступал с ним в беседу, о чем бы ни шла речь, пропускался по виткам спирали дискурса и неизбежно оказывался вынужденным идти вперед до тех пор, пока не отдаст себе отчета в самом себе, как он жил и как живет теперь, и то, что даже мельком однажды проскальзывало, не могло укрыться от Сократа".
Именно в этом самоотчете по поводу собственной жизни и в указании на истинный смысл жизни, придающий ей ценность, и заключалась специфическая цель сократического метода. Заставить Сократа молчать (хотя бы и мертвого) для многих означало положить конец этому принуждению испытывать свою душу. Однако процесс, начало которому положил Сократ, уже набрал силу, став необратимым, пресечь его физической расправой было невозможно. Имея это в виду, Платон вкладывает в уста Сократа пророчество: "Говорю вам, сограждане, что, меня убивая, на себя ниспосылаете месть, что уже идет сразу же после моей смерти, куда более тяжкая, чем та, что вы посылаете мне, убивая меня. Сегодня вы это делаете в надежде освободиться от необходимости отдавать отчет в собственной жизни, но все произойдет наоборот: я вам предсказываю. Не я один, а многие потом спросят вас об этом и предъявят счет: все те, кого я до сих пор опекал, кого не замечаете вы. И столько же строптивцев объявится, сколько сейчас видите молодых, коими вы пренебрегаете. А ежели, полагаете вы, убивая меня, помешаете кому бы то ни было разглядеть весь срам вашей неправедной жизни, то подумайте лучше. Да не избавиться вам от них таким путем: невозможно это, да и не хорошо это; другой путь есть наипростой и наилучший, не затыкайте рты чужакам, а внимайте им, дабы совершенствоваться вечно в добродетели".
Теперь, когда мы установили целенаправленность сократического метода, выделим особенности его структуры.
Диалектика Сократа совпадает с диалогом (диа-логос), который состоит из двух существенных моментов: "опровержения" и "майевтики". Чтобы осуществить это, Сократ применяет маску "незнания" и наводящее страх оружие - иронию. \
Сократическое "незнание"
\
Софисты прославили себя тем, что перед лицом слушателя принимали позу всезнаек. Сократ, напротив, принял образ ничего не ведающего, всему лишь научающегося.
Однако вокруг этого пресловутого "незнания" немало существует двусмысленностей, в Сократе видят едва ли не зачинателя скептицизма. В действительности, можно лишь говорить о переломе: а) в отношении к знанию натуралистов, в котором обнаруживался момент суетности! б) в отношении к знанию софистов, которое часто было всего лишь манерностью; в) в отношении политиков и служителей различных культов, знание которых почти всегда отличалось непостоянством и некритичностью. Но есть и нечто большее. Утверждение Сократа - знаю, что ничего не знаю - нужно поставить в связь не столько с человеческим знанием, сколько со знанием божественным. Именно в сравнении себя с Богом всеведущим, очевидной становится вся хрупкость и ничтожность человеческого познания, в том числе его, Сократа, мудрости. В "Апологии" по поводу сентенции Дельфийского Оракула о том, что нет мудрее человека, чем Сократ, мы находим такое разъяснение: "Единственно лишь Бог всеведущ, и об этом хотел сказать Оракул, говоря о малоценности знания человека; и, говоря о мудром Сократе, не просто ссылался на меня, Сократа, а использовал мое имя как пример; он как бы хотел сказать: даже о мудрейшем среди вас, люди, о Сократе, должно быть по правде признано, что и его мудрость не многого стоит".
Противоположность между "божественным знанием" и "человеческим знанием" была излюбленным мотивом всей предшествующей греческой мысли, ее-то и закрепляет вновь Сократ.
Наконец, заметим сильный иронический эффект, эффект благотворного потрясения слушателя, производимый заявлением об изначальном незнании. Из него высекалась искра, рождавшая пульсацию диалога. \
Ирония Сократа
\
К числу особенных характеристик сократовой диалектики принадлежит ирония. Вообще говоря, ирония {{$>> означает "симуляцию". В нашем особом случае это некая игра, или шутка, или военная хитрость, среди множества функций которой было намерение со стороны Сократа вынудить собеседника обнаружить себя. Шутя, при помощи слов или фактов, Сократ надевает на себя маску страстно преданного друга своего собеседника, восхищается его способностями и заслугами, испрашивая у него совета или просит обучить чему-нибудь. В то же время, при более глубоком подходе становится прозрачной уловка. Ясно, что за шуткой стоит серьезная и всегда методичная цель. Ясно также, что под разными масками Сократа, за функциональностью иронии, можно разглядеть одну наиболее существенную - притворство в незнании, невежестве.
\
"Опровержение" и сократическая "майевтика"
\
"Опровержение", приведение в замешательство, "elenchos" {{$>>, было деструктивным элементом метода. Заставив собеседника признать его, Сократа, невежество, он понуждал его определить объект исследования, затем различными путями делал выводы и подчеркивал их неполноту и противоречивость, затем шел процесс их критики и опровержения до того момента, пока слушатель не признавал самого себя невеждой.
Очевидно, что всезнаек и посредственностей это раздражало, не говоря уже о реакциях агрессивных. Однако на лучших людей действовал эффект очищения от фальшивых самоочевидностей, от невежества, о чем Платон писал: "Мы должны признать, что именно опровержение есть наиболее значимое и наиболее основательное очищение, а кто не знал его благотворного воздействия, даже если это великий Царь, тот не стоит и упоминания. Даже от нечестивых пороков и недостатков воспитания можно очиститься и достичь максимальной высоты и стать воистину счастливым человеком".
Перейдем ко второму моменту диалектического метода.
По Сократу, душа не может постичь истину, если только она "не беременна". Себя же он полагал, как мы видели, невеждой, т.е. не считал себя вправе нести другим знание, по крайней мере, знание об определенных вещах. Подобно женщине, что при родах нуждается во вспомоществовании, ученик, душа которого беременна истиной, нуждается в помощи со стороны своего рода повивальной бабки, духовного повивального искусства, для высвобождения истины на свет, - вот это и есть "майевтика" Сократа.
Завораживающее описание ее мы находим у Платона: "Теперь мое повивальное искусство, во всем похоже на акушерское, отличаясь от него лишь тем, что я принимаю роды у мужей, а не у жен, роды души, а не тела. Мое главное умение состоит в правильном распознании и отделении рождающихся фантазмов и лживостей в молодых душах от вещей живых, здоровых и реальных. По обычаю акушерок и я должен быть стерильным... от знания; попреки, что мне многие делают, в том, что я влияю на других, несправедливы, ибо никогда я никак не обнаруживал своего невежественного знания ни по одному из вопросов, ведь это вправду хула. Правда в том, что сам Бог вынуждает меня к этому повивальному делу, запрещая мне рожать самому. По сути я во всем не то, что есть мудрец, из меня не родилось ни одного мудрого открытия, что было бы детищем моей души. Те же, коим нравилось быть со мной, пусть поначалу лишь видимым образом, некоторые вовсе несведущие, следуя за мной, действительно нечто производили, по благости необычайной Бога, который им это разрешал. И ясно, что от меня они не получили ничего, и лишь у себя самих нашли нечто замечательное, что и произвели; но и помогая им в этом деле, я награжден - я и Бог". \
Сократ и обоснование логики
\
Продолжительное время считалось, что Сократ с помощью своего метода открыл фундаментальные принципы западной логики, т.е. понятие, индукцию и технику обоснования. Сегодня ученые более осторожны. Сократ привел в движение процесс, благодаря которому стало возможно открытие логики, однако систематизация последней состоялась после него. Вопрос - "Что это такое?", - с которым Сократ стучался к своим собеседникам, не составлял всего теоретического содержания логики универсальных понятий. Ему важно было запустить процесс иронико-майевтики, но установление логических дефиниций в его задачу не входило. Впрочем, дорога к понятию как таковому, к дефинициям сущности в платоновском понимании была открыта, но вопросы о структуре понятия и дефиниции еще не стояли.
Сократ часто использовал индуктивные умозаключения, ведя своего собеседника через аналогии и примеры, но на рефлексивном уровне теоретизации индукции у него не было. Выражение "индуктивное обоснование" восходит к Аристотелю, его "Аналитикам", но ни к Сократу, ни даже к Платону.
В диалектике Сократа мы находим зерна всех наиболее важных логических открытий, которые все же не интересовали его как сознательно сформулированные и технически обработанные.
Это объясняет, почему многочисленные последователи Сократа пошли в разных направлениях: одни сосредоточились только на этике, пренебрегая логическими импликациями; другие, как Платон, развивали логику и онтологию; третьих увлекал эвристический потенциал в диалектическом дискурсе.
Общие замечания
Сократический дискурс со всеми его завоеваниями и новизной оставлял целую серию открытых проблем.
Во-первых, его исследование души и ее функций (душа есть то, благодаря чему мы хороши или дурны), требовало дальнейших углублений: если тело служит душе, и душа повелевает, значит, она отлична от тела, т.е. онтологически она есть другое? Так что же это? Каково ее бытие? В чем ее отличие от тела?
Аналогичные вопросы возникают относительно Бога. Его Бог, по сравнению с мыслью-воздухом Диогена из Аполлонии, есть нечто более чистое, явно возвышающееся над горизонтом философов физиса. Так что же это - умопостигающее Божество?
Об апориях сократовского интеллектуализма мы уже говорили. Необходимо теперь дополнить уже сказанное. Очевидно, что сократовское знание-добродетель не есть нечто пустое, или стерильное, душа - объект знания, она нуждается в уходе, в избавлении от иллюзий, что ведет, в конце концов, к признанию незнания. При этом остается впечатление некоторой капитуляции или остановки посреди пути. Так или иначе, но сократовский дискурс сохраняет свое звучание только в устах самого Сократа, поддерживаемый неподражаемой силой личного обаяния. В устах учеников неизбежно происходило снижение общего уровня, элиминация фундаментальных посылок, потеря метафизических оснований. Против упрощений и вульгаризаций, в которые впадали младшие сократики, выступил Платон, наполнив содержанием принцип познания, дополнив его понятием блага как высшего объекта и придав последнему онтологический статус и метафизические основания.
Безграничная вера Сократа в познание и логос в широком смысле слова безосновательна. Логос, в конечном счете, не есть то, что способствует порождению любой души, но лишь тех, что уже плодоносят. Признание, из коего следует множество недоразумений: логос и диалектический метод, на логосе основанный, продуцируют без ограничений пути к познанию, пути жизни по правде. Но от сократовского логоса многие отворачивались: значит, они бесплодны, - выносит приговор философ. Но ведь всякий, кто наделен душой, может принять в себя плод, зачать? Вопрос, на который Сократ не дает ответа. И если лучше посмотреть, то это затруднение той же природы, что и поведение человека, который "видит и знает лучшее", но все же "делает наихудшее". Пытаясь обойти это затруднение, Сократ вводит образ "беременности", красочный, выразительный, но мало что разрешающий.
Последнее обстоятельство показывает нам сильное внутреннее напряжение мысли Сократа. Его послание Афинянам как бы размыкает тесные границы его города. И хотя он не обращался ко всей Греции и, тем более, ко всему человечеству, социополитическая ситуация определяла границы его обращения ко всему миру как целому.
Указание на душу как сущность человека, на познание как истинную добродетель, на самообладание как внутреннюю свободу: все эти положения его этики прокламировали автономию индивида как такового. Младшие сократики и философы эллинистической эпохи эксплицитно сформулировали это положение.
Двухфронтальная герма могла бы отразить заслуги Сократа: с одной стороны принцип незнания как будто ведет к отрицанию науки, с другой, мы видим путь ведущий к подлинно высшему знанию; с одной стороны, его послание может читаться как простая моральная проповедь, с другой, - как введение в платоновскую метафизику; с одной стороны, его диалектика внешне выступает как софистика и эристика, с другой, - это основание логики как науки; с одной стороны, его учение как бы очерчено стеной афинского полиса, с другой, открывается космополитическое пространство целого мира.
Младшие сократики являют собой одну сторону этой гермы, Платон - другую.
Последний раз редактировалось Chugunka; 07.11.2019 в 09:48.
Смерть Сократа
Линейный вид
