*310. Вторая мировая война-2

[Владимир Мещеряков]

Понимаю, что некоторые читатели, могут упрекнуть меня в чрезмерной увлеченности цитирования мемуаров, пусть даже и «знаменитых» военачальников Великой Отечественной войны. Но, согласитесь. Есть же, что почитать! Такое написать, думаю, было бы не под силу, даже знаменитому обладателю тонкого юмора, каким был Марк Твен.

Посудите, сами: «Меня встретили с радостью, все хотели услышать живое слово представителя Москвы». Ну, чем ни прилет летчиков с Большой Земли на полярную льдину к «Челюскинцам»? «Живое слово» из Москвы! Где такое возможно? Только в Ленинградском военном округе. Да, Новиков, только что телефонную трубку положил, после разговоров с Тимошенко. Слово «Ставка» колом им в горле стоит, что ли? Так боятся произнести. Им бы вместе, Мерецкову и Новикову, мемуары писать, на одной даче. Глядишь, договорились бы и без «живого слова»?

Интереснее другое. Командующего нет, и все вопросы обращены к начальнику штаба Никишеву. Случайно, не привез ли Мерецков бумагу, насчет того, чтобы оставить Новикова на месте, а не гнать того в Киевский округ? Там уже нашлась замена. После того, как «мавр» Птухин сделает свое дело, его заменят своим человеком из Главного управления ВВС Астаховым Ф.А. Тем более что он ранее, выполнял те же функции, что и Птухин: был командующим ВВС Киевского военного округа.

Еще одна тонкость. При издании мемуаров решили разъединить Клементьева и Попова. Посчитали, что их совместное отсутствие в штабе округа перед войной будет уж очень подозрительным. Пусть Клементьев останется в Ленинграде.

«Не успел я спросить об обстановке в войсках, как город подвергся налету вражеской авиации. Два немецких самолета прорвались непосредственно в небо над жилыми кварталами и начали бомбить их. Вскоре один самолет был сбит, о чем тотчас же сообщила местная противовоздушная оборона, положившая тем самым начало своей боевой деятельности».

Пока Мерецков обменивался «живым словом» с представителями штаба округа, время вышло и он «не успел спросить об обстановке в войсках». Какая жалость. Тут еще налетела «вражеская авиация» в количестве двух(!) самолетов и не дала новоявленному Главкому, по-человечески, обменяться мнениями с коллегами, что же надо делать по началу войны?

«Мы не знали планов врага и могли поэтому ожидать чего угодно: новых воздушных налетов; высадки десантов, особенно в районе Эстонии и Мурманска; массированных ударов со стороны финляндской границы. Помимо развертывания войск округа следовало скоординировать наши действия с работой тыла, наладить тесный контакт с партийными, советскими и хозяйственными органами и как можно скорее влиться в общие усилия страны, направленные на отпор врагу. Я приказал созвать Военный совет округа, и, не дожидаясь, пока подъедут отдельные его члены, находившиеся в других местах, мы приступили к делу».

Это Мерецков, так завуалировано выразился о командующем Ленинградским округом М.М.Попове и члене Военного совета Н.Н.Клементьеве. Действительно, зачем они нужны здесь, в Ленинграде, когда есть Главное командование Северо-Западного направления.

Что еще можно сказать по приведенному тексту? Насколько выразителен язык военных. Не каждый поэт, скажет такое об Эстонии – «район»? Правда, если под районом понимать Таллиннскую военно-морскую базу Краснознаменного Балтийского флота, тогда другое дело. Как читатель знает, контроль над ней «уплыл» из рук Ф.И.Кузнецова в устье Невы, к Кириллу Афанасьевичу.

Увы, также, не спросишь Мерецкова и о другом? А что, и после войны планы врага так и не узнали? Действительно, большое упущение, когда не знаешь, что к чему? Как же вы бедные воевали, незнамши намерения гитлерюг? Наверное, поэтому и были у нас такие большие потери. Если бы знали планы, то война бы была совсем другой. Раз, два и в дамках. И через месяц знамя Победы над рейхстагом. Жаль, не получилось. Здесь другое, жаркое на плите. Вот цель визитера из Москвы: пока нет Попова, Клементьева и, особенно, Жданова – быстро созвать Военный совет и приступить к «делу», ради которого Мерецков и приехал в округ. Но, что-то помешало нашим «героям» довести начатое «дело» до конца.

Несколько слов о М.М.Попове, командующем Ленинградским округом. Все, кто соприкасался с заговорщиками сорок первого года, даже, если и не был с ними «в одной упряжке», все равно, умирали странной смертью. По воспоминаниям маршала Голованова, Попов, якобы, сгорел на даче со своей любовницей, находясь в нетрезвом состоянии. Энциклопедия гласит, что смерть «настигла» Маркиана Михайловича в 1969 году. Как раз в этом году вышли «Воспоминания и размышления» Жукова. Может от радости по поводу издания книги бывший командующий округом и принял лишнее на грудь?

Как известно, перед самой войной Маркиан Михайлович Попов отправился с инспекционной поездкой на Кольский полуостров и встретился там с командующим 14-й армией и с командующим Северного флота. Вот что он вспоминал о той поездке:

«К концу нашей встречи А. Г. Головко сообщил, что миноносец, выделенный для комиссии по выбору аэродромов, на котором я должен был отправиться, к выходу в море готов, и предложил уточнить время этого выхода.

Не лежала душа, как говорится, к этому расставанию с сушей почти на месячный срок. Однако не выполнить директивы наркома, конечно, было нельзя».

Все что угодно можно было ожидать от деятелей нашей «пятой колонны», но чтобы командующего округом накануне войны отправлять на миноносце почти на месяц, неизвестно куда? – просто не укладывается в сознании. Судя по всему, в округ пришла соответствующая бумага, если читаем, что это была директива Наркомата обороны. И как же Маркиан Михайлович вывернулся в подобной ситуации? Он же не мальчик, чтобы не понимать последствия данной поездки накануне грозных событий на границе.

«После некоторых размышлений было найдено разумным доложить ему по телефону наши настроения. И вот нарком на проводе. Короткий доклад об обстановке на сухопутной границе, на море и в воздухе и откровенное заявление, что в этих условиях выход в море нецелесообразен.

«Хорошо, что позвонил, — прозвучал в трубке голос наркома. — Выход в море пока отложим. Немедленно возвращайся в Ленинград».

Присутствовавшие при этом разговоре с наркомом — комфлота (Головко) и командарм (Фролов) — усмотрели в отмене выхода в море некоторое подтверждение нашим опасениям».

Каким хорошим дяденькой оказался Нарком обороны Тимошенко. Сразу прислушался к разумным предложениям командующего округом. Однако думается, нашелся честный человек высокого ранга, который указал Тимошенко, чтобы тот повременил с подобным мероприятием. Семен Константинович подумал, и не стал, как говорят, «лезть в бутылку». Решение по длительному плаванию Попова было свернуто.

Не совсем понятно, что было бы, не позвони своевременно Маркиан Михайлович Семену Константиновичу? Так бы и уплыл командующий ЛВО на миноносце в неизвестном направлении на долгие дни.

Впрочем, вполне возможно, что подобного разговора с Тимошенко могло и не быть, а честный человек высокого ранга самолично отменил плавание Попова «к Северному полюсу». И такое по жизни случается, если, правда, наверху наличествуют честные люди.

Главное, все же, в данном событии то, что Попов, несмотря на препоны высшего военного начальства, отправился к себе домой, в устье Невы, а обрадованный Головко тут же подал команду на отмену выхода в море миноносца. Маленькие радости жизни. И командующий – на суше, и боевой корабль – остался под рукой.

«В Ленинград я возвращался поездом «Полярная стрела». День 21 июня, проведенный в вагоне, прошел спокойно…

В Петрозаводске, куда мы прибыли около 4 часов утра 22 июня, помимо ожидавшего нас командарма генерал-лейтенанта Ф. Д. Гореленко, встретили еще секретаря ЦК Карело-Финской ССР и начальника Кировской железной дороги.

Прежде всего, они сообщили о полученном распоряжении из Москвы: вагон командующего от поезда отцепить и вне графика безостановочно доставить его в Ленинград, для чего выделить отдельный паровоз. Этот паровоз уже готов, и через несколько минут можно отправляться…

Мы с членом Военного совета корпусным комиссаром Н.Н.Клементьевым ломали головы в догадках, что означает это распоряжение о срочной доставке нас в Ленинград. Что это не случайно, а вызвано какими-то особыми событиями, сомнений быть не могло…»

Странно, что ни командарм 7-ой армии Гореленко, ни, тем более, секретарь ЦК Карело-Финской ССР (может Куприянов?), не были осведомлены о предполагаемых событиях на границе с Германией. Получается, что ни по партийной линии до Петрозаводска ничего не дошло, ни – по военной. Хотя чему удивляться, помня, кто находился в Ленинграде на данный момент.

«На одной из станций, где-то на полпути до Ленинграда, около 7 часов утра наш более чем скромный состав сделал свою первую остановку. Явившийся в вагон комендант с противогазом на левом боку, символом боевой готовности, представившись, доложил, что остановка вызвана необходимостью проверить буксы и будет очень короткой, а дальше намечается следование до Ленинграда без единой остановки. Но самое главное, продолжал он с заметным волнением, примерно час тому назад по селекторной связи из Ленинграда передали только для сведения начальника станции и коменданта сообщение, что немцы около 4 часов утра отбомбили на западе ряд наших городов и железнодорожных узлов и после сильного артиллерийского обстрела перешли границу и вторглись на нашу территорию. Им обоим приказано приступить к проведению мероприятий по плану отмобилизования.

На наши вопросы, подвергся ли бомбежке Ленинград и об обстановке на финской границе, комендант ответить не мог и попросил разрешения удалиться, чтобы поторопить отправку. Вскоре мы тронулись и с не меньшей, чем раньше, скоростью устремились к Ленинграду, до которого, по расчетам того же коменданта, оставалось не более 3 часов пути.

Утром 22 июня мы вернулись в Ленинград. Здесь мы узнали, что началась война, давно казавшаяся неизбежной».

Будем считать, что Попов и Клементьев, все же, добрались до Ленинграда, если и не утром, 22 июня, как утверждает Маркиан Михайлович, то, во всяком случае, в самое ближайшее время наши путешественники, вроде бы, прибыли на место. Разумеется, что Военный совет прошел без них, и решения были приняты без их согласия.

Кстати, увидели новое начальство.

«В штабе округа находился генерал армии К. А. Мерецков, прибывший утром как представитель наркома.

… Я сразу же прошел в кабинет начальника штаба округа генерала Д. Н. Никишева, где застал … П. Г. Тихомирова, П. П. Евстигнеева и других генералов и офицеров, склонившихся над картами, разложенными на большом столе».

Как видите, в те, 60-е годы, когда были опубликованы данные воспоминания, еще не был решен вопрос со Ставкой, поэтому Попову, указали скромно написать о Мерецкове, как о представителе Наркомата обороны. Или у нас Мерецков, дескать, не был заместителем наркома Тимошенко? Конечно, был, но он сам, почему-то, обозначил себя представителем Главного командования. Ему ли не знать, кем он был, на самом деле, на тот момент?

А в штабе округа, в связи с войной, закипела жизнь.

«Звонили из армий, из Северного и Балтийского флотов, из Генштаба и из многих других мест, на запросы которых требовалось давать немедленные и исчерпывающие ответы».

Вот у нас и обозначился Балтийский флот. Ясное дело, что теперь Трибуц должен был звонить в Ленинград, а не Кузнецову в Паневежис. Кстати, как и командующий Северным флотом Головко.

Тут проясняется такое дело. Попов припоминает:

«Директивой Генштаба перед округом ставилась также задача с первого дня мобилизации принять от Прибалтийского Особого военного округа северную часть Эстонии с находившимся там 65-м стрелковым корпусом в составе двух дивизий и обеспечить оборону побережья Эстонской ССР и полуострова Ханко совместно с Краснознаменным Балтийским флотом. Вместе с командующим флотом вице-адмиралом В. Ф. Трибуцем в конце мая мы побывали в Эстонии и на Ханко.

Ловко замаскировали свои действия Жуков и компания. Значит, как помнит читатель, в соответствии с приказом Наркома обороны от 17 августа 1940 года Эстония вошла в состав Прибалтийского округа, а, следовательно, и Таллиннская военно-морская база попадала в сферу интересов данного округа. У нас же получается обратная картина. До начала войны флот находится в зоне действия Прибалтийского округа, а как только начинается война, то Трибуцу уже надо подчиняться другому сухопутному начальству. У Попова, ясно же читается, что «принять от Прибалтийского Особого военного округа», кроме всего прочего и Балтийский флот. Соответственно «обеспечить оборону побережья Эстонии». А как же Латвия с Литвой? Это пусть у Кузнецова болит голова.

Также Маркиан Михайлович поделился с читателями своими сомнениями по поводу ситуации на границе с Финляндией.

Трудно было найти причины тому, что ни немцы, ни финны не начали сразу же наступления одновременно с развертыванием боевых действий на западных границах нашей страны. Возможно, таков был план войны — начинать наступление против Ленинграда лишь после того, как обозначится значительный успех на западе, или же первоначальная пассивность противника объяснялась недостаточной готовностью финнов и гитлеровских корпусов на севере. В те часы было трудно найти ответы на эти вопросы, но следовало сделать только один вывод, что наступление на нашем участке фронта может начаться в любой день и даже в любой час. Соответственно этому следовало принять все меры к усилению обороны, повышению бдительности и находиться в постоянной готовности к отражению наступления противника. Нужные распоряжения были отданы штабу и начальникам родов войск и служб округа, а также всем командармам по телефону.

К большому сожалению, в округе крайне незначительными были запасы взрывчатки, противотанковых мин, колючей проволоки и других средств для усиления обороны. Эти запасы планировалось создавать во второй половине 1941 г., а в основном в 1942 г. Пришлось рекомендовать заинтересованным начальникам обратиться за помощью к местным властям и всемерно использовать местные ресурсы.

Особенно горячо и оперативно откликнулся на наши просьбы секретарь горкома партии А. А. Кузнецов, направивший сразу же в штаб округа ответственных представителей горкома, связанных с производством и промышленностью города.

Вот и появился товарищ А.А.Кузнецов, «особенно горячо и оперативно» откликнувшийся на просьбы военных. Он у нас проходил, как член Военного совета Северо-Западного направления первого состава. Теперь надо ожидать скорого появления Андрея Александровича Жданова.

А тут, вдруг, выясняется, что товарищ Мерецков спешит быстро ретироваться с данного театра военных действий, хотя, оказывается, за ним числились добрые дела.

«К. А. Мерецков порекомендовал приступить к выбору и рекогносцировке возможных оборонительных рубежей между Псковом и Ленинградом, с немедленным вслед за этим развертыванием на них оборонительных работ с привлечением свободных войск, а главное — местного населения.

Такой совет бывшего начальника Генерального штаба, бесспорно лучше кого-нибудь другого знавшего наши возможности и перспективы развития событий, заставил призадуматься.

… Мы с А. А. Кузнецовым, понимая всю политическую значимость этого вопроса, решили все же посоветоваться с А. А. Ждановым, срочно возвратившимся из отпуска.

Учитывая значение этих мероприятий, А. А. Жданов решил все же посоветоваться с И. В. Сталиным и сразу же доложил ему об этом по телефону. Разговор носил несколько затяжной характер. По фразам Жданова чувствовалось, что ему приходится убеждать Сталина, а по окончании переговоров, положив трубку, он сказал, что Сталин дал свое согласие, указав одновременно на необходимость провести большую разъяснительную работу среди населения.

27 июня на заседании Военного совета фронта после всестороннего обсуждения предложений, внесенных секретарями горкома и обкома партии, было принято постановление о прекращении строительства Ленинградского метро, электростанций и других объектов с передачей всей высвобождающейся рабочей силы, техперсонала, механизмов и автотранспорта на оборонительные работы».

Как видите, никто из наших героев не осмелился посоветоваться с Москвой по поводу развертывания оборонительных рубеже южнее Ленинграда, даже, представитель «наркома обороны» и «Главного командования», как Кирилл Афанасьевич Мерецков. Ждали секретаря обкома партии Жданова. Он и позвонил Сталину. Это произошло 26 июня, то есть, в то время, когда Сталин появился в Кремле. Как во многих воспоминаниях, так и у Попова, о Сталине до 26 июня не было упомянуто ни слова.

Интересно другое. Идет война, а рабочие метростроевцы продолжают подземное строительство. Неужели хотели завершить начатое дело до подхода немецких войск? Вроде бы пора рыть траншеи. Если бы со Ждановым, что-нибудь случилось, то, скорее всего, закончили бы строительство «электростанций и других объектов». Ну, дела! Мерецков, как и Новиков, просто, не хотели «замечать» войну.

У нас Кирилл Афанасьевич застоялся в очереди со своими воспоминаниями: хочет возразить по существу дела. Выясняется, что он наотрез отказывается от всех своих добрых начинаний по Ленинграду, и не хочет встречаться в своих мемуарах, ни с командованием Ленинградского округа, ни со Ждановым. И ведь, не прикажешь, и не заставишь! Пишет, что

« меня известили, что 23 июня в Ленинград прибудет из Мурманска командующий войсками округа М. М. Попов, а из Москвы — член Политбюро ЦК ВКП(б) А. А. Жданов.

Наступило утро второго дня войны. Я получил срочный вызов в Москву. Уезжая, распорядился, чтобы Военный совет округа поставил в известность уже находившегося в пути А. А. Жданова о намеченном. Позднее мне говорили, что Жданов прилагал много усилий к тому, чтобы быстрее выполнить этот план. В тот же день, то есть 23 июня, я был назначен постоянным советником при Ставке Главного Командования.

Вот так, представитель, «Главного командования»! Чего же не захотел встретиться с командующим округом и членом Политбюро? Испугался, что они сразу «раскусят», зачем ты прибыл в округ? Особенным диссонансом звучит «получил срочный вызов в Москву». С Новиковым, прямо два сапога – пара. Но, есть небольшая неувязочка: два маршала не договорились насчет Жданова. По-поводу его приезда, правда, как всегда, где-то посередине. Жданов из Сочи заехал, наверное, в Москву, прямо в Кремль к Сталину «пображничать» или «подписать пару приказов на расстрел кристально-честных военных», поэтому и задержался? А в Москву Мерецкова вызвали, наверное, для того, чтобы вручить удостоверение «постоянного советника при Ставке», а то, как же без удостоверения советы давать? Что с ним стало по приезде в Москву, Мерецков вспоминать не любит. Придется напомнить, что следователи на Лубянке не страдают излишней доверчивостью и с трудом верят в сказки про «добрых» дядей, которые очень «любят» свою Родину. Наверное, Жданов по приезду в Ленинград, выяснил цели и задачи, московского визитера из Наркомата обороны или новоиспеченной Ставки, товарища Мерецкова? По времени, это могло совпасть с бомбардировками Финляндии и ее вступлением в войну?

А тут и Д.Г.Павлов вовремя подоспел со своим «покаянием». Короче, взяли, как говорят, «за хобот» Кирилла Афанасьевича, бывшего Главкома Северо-Западного направления, да в кутузку. Сам ли не захотел писать о своем сидение на Лубянке или редактора отсоветовали, но факт, есть факт. Данные об этом эпизоде из жизни Мерецкова в данной книге мемуаров отсутствуют. Разумеется, есть даже воспоминания третьих лиц, которым, дескать, доподлинно известно, что сотворили с «честнейшим» Мерецковым в застенках Берии.

Приведу небольшой отрывок из книги Коняева Н.М. «Власов. Два лица генерала», в которой упоминается и наш герой.

«…На десятый день войны его арестовали (1-е июля), и весь июль и август сорок первого года Мерецков просидел в камере НКВД, где следователь Шварцман дубинкой выбивал из него признание, что Мерецков вместе с врагами народа Корком и Уборевичем планировал заговор против товарища Сталина. Когда Шварцман уставал упражняться с дубинкой, он начинал читать избитому генералу показания его друзей. Сорок генералов и офицеров дали показания на Мерецкова.

Спасла Кирилла Афанасьевича, как утверждает легенда, шутка Никиты Сергеевича…

- Вот ведь какой хитрый ярославец! – сказал он. – Все воюют, а он в тюрьме отсиживается!

Иосифу Виссарионовичу шутка понравилась, и 9 сентября Мехлис и Булганин отвезли «хитрого» генерал-арестанта на Северо-Западный фронт. Ольга Берггольц записала рассказ чекиста Добровольского, служившего тогда комиссаром 7-й армии, командовать которой сразу после своего освобождения был назначен Кирилл Афанасьевич.

- «Ходит, не сгибаясь, под пулями и минометным огнем, а сам туша – во! - Товарищ командующий, вы бы побереглись.

- Отстань. Страшно – не ходи. А мне – не страшно. Мне жить противно, понял? Неинтересно мне жить. И если я захочу что с собой сделать – не уследишь. А к немцам я не побегу, мне у них искать нечего. Я уже у себя нашел.

Я ему говорю: – Товарищ командующий, забудьте вы о том, что я за вами слежу и будто бы вам не доверяю. Я ведь все сам, как вы, испытал.

- А тебе на голову ссали?

- Нет. Этого не было».

Не так уж и важно, мочился Шварцман во время допросов на голову Кириллу Афанасьевичу или это Ольга Берггольц для пущей крутизны придумала. На наш взгляд, если подобное и имело место, то узнать это Добровольский мог только от своих коллег чекистов, от того же Шварцмана, например. Едва ли генерал стал бы ему рассказывать такое про себя».

Мне думается, что Николай Михайлович Коняев, приведший данный рассказ со слов поэтессы О.Берггольц, все же сам отнесся к данным событиям с определенной иронией. Согласитесь, что по-другому их и нельзя воспринимать.

С определенными сложностями пришлось столкнуться и следователю Шварцману, так как довольно трудно «выбивать» то, что уже давно «выбито» еще в 1937 году. Враги народа Корк и Уборевич давно расстреляны. Трудно понять, чего хотел добиться Шварцман от Мерецкова? Чтобы тот подтвердил решение суда, о вынесении тем товарищам смертного приговора, так что ли?

Кроме того, не совсем ясно в отношении сорока генералов. Это, что же, те самые, которые были арестованы вместе с Корком и Уборевичем? И их четыре года «колбасили» дубинками, чтобы они дали показания на Мерецкова? Или это другие генералы, попавшие в сети НКВД, и в связи с другим делом, более позднего периода – начала войны? Довольно сложный текст для восприятия.

Насчет «сорока генералов» не берусь ни подтверждать, ни отрицать. Достаточно одного генерала Павлова, который показал на Мерецкова, как на заговорщика. Павлову, на удивление, быстро заткнули рот пулей 22 июля и сразу одним (остальные 39 генералов, неизвестны), но очень важным свидетелем-обвинителем, стало меньше. То, что замечен «след» Никиты Сергеевича Хрущева, сразу говорит о том, кто настаивал и подписал смертный приговор Дмитрию Павлову. Удачной оказалась и «шутка Никиты Сергеевича», которая позволила Мерецкову выйти «сухим из воды».

Продолжим, по порядку. «Ходит, не сгибаясь под пулями…а сам туша – во!» Во-первых, потому и не сгибается, что живот мешает. Во-вторых, где он их нашел, эти пули и прочее. Что, командующий армией, по брустверу окопа ходит, что ли? Да, он за десятки километров от передовой. Не каждая пуля долетит до середины армейского штабного блиндажа, а уж о мине, скромно промолчим. Теперь о комплекции командующего 7-ой армией. Если, « туша – во!», это, как прикажите понимать, после двух месяцев изнурительных допросов «в камере НКВД»? Тогда в свете всего выше изложенного рассмотрим вопрос и об испражнениях неких следователей на голову выдающегося военачальника Мерецкова. Обратите внимание, что это не рассказ самого Кирилла Афанасьевича, а, некие воспоминания Добровольского, в пересказе, как выясняется не самой Ольги Федоровны Берггольц, а ее сестры.

Довольно витиеватый путь данных фантазий, пришедших к автору книги. Если у читателя хватило желания дочитать до этих строк, то значит с психикой у него все нормально. Поэтому могу спросить, но не удивляйтесь вопросу: «Не было ли у вас, читатель, желания справить малую нужду в своей комнате?» Можно поставить вопрос и по другому: « А на работе, в кабинете или комнате, где проводите рабочий день, не было ли попыток испражниться «в уголок»? Я, почему спросил насчет психики? Как поговорка гласит: «Умный поймет, а дурак не догадается?» Не дай бог, какой-нибудь недоумок-демократ, из пишущей или читающей братии, решится на проведение подобного эксперимента у себя дома?

Как после этого работать и жить в данной комнате, которая становится туалетом? Предполагаете ли вы, что следователь Шварцман и другие его коллеги, смогут сделать то, что вам, то есть, нормальному человеку, только в страшном сне может такое представиться: мочиться в своем рабочем кабинете или комнате? Кому эта тема «мила», отвечаю на их предполагаемый вопрос, что это могло, дескать, произойти в камере, где сидел «несчастный» Мерецков? Скажу, что данные «герои», как правило, проходят следствие под пристальным контролем со стороны высокопоставленных лиц, которые сильно заинтересованы в раскрытии заговора. Так скажите, Вы бы, на их месте стали бы применять пытки, чтобы добиться признания? Не забывайте, что смерть подследственного сразу обрывает все нити, которые ведут к расследованию заговора. Вспомните, Никиту Сергеевича Хрущева, который при помощи «шутки» добился освобождения Кирилла Афанасьевича.

За Мерецковым грешки тянутся с 1937 года. Вот что написал о нашем герое в ВИЖ № 3 за 1989 год д.и.н. полковник О.Ф.Сувениров. Он, конечно, симпатизирует Кирилл Афанасьевичу, тем не менее, данную статью почитать стоит.

«Широко известна, например, личность одного из крупных военачальников второй мировой войны Маршала Советского Союза К.А.Мерецкова. Казалось бы, его военная карьера сложилась вполне успешно. В 30-е годы он занимал посты начальника штаба Белорусского военного округа и начальника штаба ОКДВА. В конце 1936 года отличился при оказании помощи республиканцам в Испании, в июле 1937 года сорокалетний комкор стал заместителем начальника Генерального штаба РККА. Но в октябре 1937 года на Мерецкова поступает «сигнал», а, по существу, донос от одного из работников штаба ОКДВА. «Обвинения» были составлены по примитивнейшей, типичной для тех лет схеме: Мерецков, мол, работал в свое время в штабе Белорусского военного округа, а командующим там был Уборевич; Уборевич – разоблаченный «враг», значит, и Мерецков, очевидно, враг, но еще не разоблаченный. Мерецкова стали «таскать» и проверять по всем линиям. Наконец 14 декабря 1937 года начальник ПУ РККА П.А.Смирнов предписывает: «Послать т. Николаеву (НКВД). Дело о Мерецкове всячески разбиралось». Мерецков продолжает работать заместителем начальника Генштаба. Но крылья у него были уже подрезаны. В характеристике на Мерецкова военком Генштаба И.В.Рогов пишет 20 июля 1938 года: « За последнее время работал не с полным напряжением, явно проявлял боязнь в принятии решений и даче указаний. Избегал подписывать бумаги и резолюций на бумагах никаких не писал, настроен был нервно и имел подавленное настроение. В разговоре со мной очень часто вспоминал, как его вызывали в НКВД и какие он давал объяснения». Проходит полтора месяца, и в дополнение к характеристике отмечается: «По-прежнему Мерецков настроен нервно и неоднократно в разговоре с командармом Шапошниковым говорил, что «вот на меня все показывают, а я ведь ничего общего с врагами не имел».

Гитлеровская военщина ликовала. Начальник германского генштаба генерал фон Бок, оценивая военное положение летом 1938 года, сказал, что с русской армией можно не считаться как с вооруженной силой, ибо кровавые репрессии подорвали ее моральный дух, превратили ее в инертную машину».

Сначала Мерецкова прикрыл Смирнов: «дело…разбиралось». Это, случайно не тот, Смирнов, который будет подписывать вместе с Тимошенко и Хрущевым Постановление Военного Совета Киевского военного округа «О состоянии кадров командного… состава» в марте 1938 года? То-то, инициалы его убрали, чтоб не догадались. Затем, видимо, у Мерецкова нашлась рука и «помохнатее». Так до самой войны и прокантовался на самых верхах. А как посмотреть на характеристику данную Роговым: «избегал подписывать бумаги и резолюций на бумагах никаких не писал»? Замаскированный саботаж. Помните, как военные из Генштаба волокитили дело о перешивке железных дорог в западных областях Украины и Белоруссии, а также со строительством УРов на западных границах. Тоже, небось, избегали ставить подписи и резолюции. Документы месяцами лежали без движения и дело тормозилось.

В отношении автора, полковника Сувенирова, можно сказать следующее. Есть хорошая русская пословица: «Не хвались на рать едучи, а хвались возвратяся с нее». Это по поводу написанного о «ликовании гитлеровской военщины». Почувствовал ли на себе фон Бок в 1941 году под Москвой моральный дух русской армии и где он, потом, оказался от ее «инертного» воздействия?

И в заключение темы о Мерецкове. А как же, спросите вы, насчет Рокоссовского, которому зубы повышибали на допросах? Дорогой мой читатель. Увы, Константина Константиновича допрашивали подонки, бывшие во времена Ягоды и сохранившиеся при Ежове. Достались в наследство и Берии. Они были врагами народа, проникшими в органы госбезопасности. К тому же, на Рокоссовского был написан еще и ложный донос. Его непосредственный начальник (кто?) дал санкцию на его арест. Его уничтожали, как порядочного человека, те же самые враги, которые потом помогли избежать заслуженного наказания Мерецкову. Лаврентий Павлович с первых дней прихода на пост главы НКВД, стал избавляться от этой нечисти. Думаю, что в центральном аппарате к 41-ому году, их число сильно поубавилось. Полностью утверждать, что таких не было, не буду, но «мочевой» вопрос, все же, поставлю под большое сомнение. Хотя, знаете, не могло ли это быть выражением, определенного презрения к подследственному со стороны его подельников по камере? Только версия и не более.

Уже не раз говорилось, что Сталин был не всевластен, и я приводил примеры его бессилия против товарищей по партии. Видимо, именно Политбюро выпустило Мерецкова. Но, в данном случае за подозрительным генералом (видимо, Сталин, все же, настоял на этом), должен быть контроль. Опеку, за «настоящим коммунистом» Кириллом Афанасьевичем, осуществлял лично, Лев Захарович Мехлис. Подробнее, об этом можно почитать у Ю.Мухина в его книге «Если бы не генералы».

Думается, рассказ Никиты Сергеевича о Мерецкове не будет лишним в описании данного полководца. У Хрущева, и без увеличительного стекла видно, что в роли Берии выступал, лично, он сам. Как всегда, в его мемуарах все кручено-перекручено и шиворот-навыворот.

Итак, Никита Сергеевич вспоминает о Кирилле Афанасьевиче:

«Так вот, Берия еще при жизни Сталина рассказывал об истории ареста Мерецкова и ставил освобождение его себе в заслугу: «Я пришел к товарищу Сталину и говорю: «Товарищ Сталин, Мерецков сидит как английский шпион. Какой он шпион? Он честный человек. Война идет, а он сидит. Мог бы командовать. Он вовсе не английский шпион. Я и сейчас не могу понять, кто же его арестовал?»

Неужели Лаврентий Павлович не догадался спросить у самого Мерецкова: «Кто, мол, тебя побеспокоил арестом?»

А может английские спецслужбы разочаровались в Кирилле Афанасьевиче и сдали его нашим органам контрразведки? То-то, все время речь идет о Мерцкове, как об английском шпионе.

«Берия валил все на Абакумова. Но кто такой Абакумов? Человек Берии. Он в своей деятельности прежде отчитывался перед Берией, а уж потом перед Сталиным. Следовательно, Абакумов не мог арестовать Мерецкова, не посоветовавшись с Берией и без санкции Сталина. «И вот, – продолжает Берия, – Сталин сказал: «Верно. Вызовите Мерецкова и поговорите с ним. Я вызвал его и говорю: «Мерецков, ты же глупости написал, ты не шпион. Ты честный человек, ты русский человек. Как ты можешь быть английским шпионом? Зачем тебе Англия? Ты русский, ты честный человек». Мерецков смотрит на меня и отвечает: «Я все сказал. Я собственноручно написал, что я английский шпион. Больше добавить ничего не могу и не знаю, зачем вы меня опять вызвали на допрос». – «Не допрос. Я тебе хочу сказать, что ты не шпион. Ступай в камеру, посиди еще, подумай, поспи, я тебя вызову». Его снова увели в камеру. Потом, на второй день, я вызвал Мерецкова и спрашиваю: «Ну, что, подумал?» Он стал плакать: «Как я мог быть шпионом? Я русский человек, люблю свой народ и верю в свой народ». Его выпустили из тюрьмы, одели в генеральскую форму, и он пошел командовать на фронт».

Чудеса следственного дела! Вот Павлов не догадался так сказать, как Мерецков, мол, «я русский человек, люблю свой народ и верю в свой народ». Поэтому его не только не выпустили, но и расстреляли. А это были бы вещие слова для «Берии». Сказал бы, как Мерецков, и одели бы «в генеральскую форму» и «пошел бы командовать на фронт». Не догадался, вот и попал под трибунал!

А хитер же, Никита Сергеевич! Ох, и хитер! Ловко вызволил подельника из тюрьмы? Кстати, какой же национальности был Хрущев, если так усердствовал за русского Мерецкова? И еще! С чего бы это, вдруг, возник вопрос о крови? Разве Кириллу Афанасьевичу поставили в вину его, якобы, нерусскость? Коли, усердно оправдывался: «я русский человек». Тут, что-то не так. Павлов, как известно, не плакал, доказывая, что он русский человек и все такое прочее.

Кто же был тем человеком, которым прикрылся в своем рассказе о Мерецкове Никита Сергеевич Хрущев, читатель узнает, когда мы затронем «дело о врачах» начала 50-х годов.

Давайте-ка, отложим Ленинградские проделки Кирилла Афанасьевича и вновь вернемся к делам Жукова и Новикова в 1946 году. В Википедии по «Трофейному делу» есть ряд лиц из числа работников НКВД арестованных «по причастности к данным событиям». Вся «тонкость» состоит в том, что все эти лица представляли собой начальников оперативных секторов Восточной Германии. Ознакомьтесь с этим скромным списком.

Алексей Сиднев (начальник оперативного сектора МВД по Берлину), арестован в декабре 1947;

Григорий Бежанов (начальник оперативного сектора НКВД Тюрингии), арестован в декабре 1947;

Сергей Клепов (начальник оперативного сектора НКВД(?) Саксонии), арестован в декабре 1947.

Давайте поближе познакомимся с их биографиями и послужными списками. Единственное мое дополнение – это приведение к общему знаменателю даты их смерти. У Бежанова было указано, пришлось добавить и к остальным. Стилистика сохранена. Все сомнительные места и то, на что надо обратить внимание – подчеркнуто.

Сиднев Алексей Матвеевич (1907(1907) - 1958); сотрудник органов госбезопасности; Генерал-майор (26. 05. 1943г.). Член ВКП(б) с 1931г. С 1928 в РККА. Окончил военно-инженерную школу (1932).

1939 – служба в органах госбезопасности (НКВД); работа на руководящих должностях в особых отделах Ленинградского военного округа.

В 1939-41 начальник Особого отдела НКВД Ленинградского ВО.

(апрель 1943 - 1944 г.) начальник УКР СМЕРШ Карельского фронта. 1944-1945 – заместитель начальника управления военной контрразведки Смерш 1-го Белорусского фронта;

В 1945-47 начальник оперативного сектора НКВД – МГБ Берлина.

В 1947 году он был переведен из Германии на должность министра государственной безопасности Татарской АССР.

Арестован в 1948 году, до 1953 находился в заключении. В 1953 уволен из МВД СССР. Умер в 1958 году в возрасте 51 года.

Бежанов Григорий Акимович (1897 – 1965) деятель НКВД, генерал-майор (9.07 1945), бывший министр госбезопасности Кабардино Балкарской АССР.

Родился в 1897 году в армянской семье.

В 1917 - окончил Тифлисское коммерческое училище.

До 1920 - учился в Петроградском институте инженеров путей сообщения.

В 1920 - добровольцем вступил в Красную Армию.

В 1938-1939 - первый заместитель наркома госбезопасности Абхазии. Участвовал в Великой Отечественной войне, в годы блокады Ленинграда занимался организацией эвакуации и снабжения.

С 1943 - начальник Ставропольского краевого управления госбезопасности. С 1944 - министр госбезопасности Кабардино-Балкарской АССР

Депутат Верховного Совета СССР II-го созыва 1946 - 1950 от Кабардино-Балкарской AССР.

С мая 1945 - начальник оперативного сектора МВД в Тюрингии.

Министр госбезопасности Кабардинской АССР генерал-майор Григорий Акимович Бежанов был арестован 10 декабря 1947 г и осужден Военной коллегией Верховного суда 17 октября 1951 г. по Указу ЦИК от 7. 08. 32 г. и статьям 193-17 а УК РСФСР на 10 лет лишения свободы. Определением Верховного суда СССР от 23 июля 1953 г приговор по его делу был отменен, дело прекращено и Бежанов был реабилитирован. Умер в 1965 году в Тбилиси в возрасте 68 лет.

Клепов Сергей Алексеевич (1900(1900) — 1972) — деятель НКВД, генерал-майор (9 июля 1945 года), член ВКП(б).

С 1939 года по февраль 1941 г. — начальник Дорожно-транспортного отдела НКВД Львовской железной дороги.

февраль — июль 1941 года — начальник VI-го отдела II-го управления НКГБ СССР, майор государственной безопасности.

июль 1941 г. — 26 сентября 1941 г. — начальник Управления НКВД по Смоленской области, майор государственной безопасности.

30 сентября 1941 г. - начальник Отдела по борьбе с бандитизмом НКВД СССР, майор государственной безопасности.

4 июня 1942 года — декабрь 1942 г. — начальник Управления НКВД по Орджоникидзевскому краю, старший майор государственной безопасности. декабрь 1942 г. — май 1943 г. — заместитель начальника II-го управления НКВД СССР.

май 1943 г. — ноябрь 1946 г. — заместитель начальника III-го управления НКГБ — МГБ СССР, комиссар государственной безопасности — генерал-майор.

ноябрь 1946 г. — 1947 год — начальник Саксонского оперативного сектора Советской военной администрации в Германии, генерал-майор.

В 1947 году арестован. В 1953 был освобождён. С октября 1953 года числится в запасе. В 1954 году был реабилитирован. Умер в возрасте 72 лет.

Сначала о Сидневе. С началом войны возглавлял Особый отдел НКВД Ленинградского военного округа. Это значит – по Новикову. Затем заместитель начальника управления военной контрразведки Смерш 1-го Белорусского фронта – это, по Жукову. Далее, еще интереснее. Начальник оперативного сектора НКВД – МГБ Берлина. Здесь, у нас могут быть «и белка, и свисток»? Кто должен был заниматься расследованием гибели Берзарина? А куда сначала привезли Ф.Паулюса? К Жукову в Потсдам, под Берлином. Потом, чья-то рука его упрятала в Татарию, но в 48-ом арестован – это, по Жукову. В 1953 освобожден, и резко уволен из органов. Через пять лет скончался в возрасте 51-го года. Из-за барахла «мочить» не будут. Здесь интерес – спрятать «концы в воду» навечно.

О Бежанове. Очень сильно «затемнен». Начальный период войны обозначен как контур, но понятно, что связан с Ленинградом. Это, по Новикову и видимо, по Жукову, Крюкову и Руслановой. Барахлишко из блокадного Ленинграда. Далее, в 1944 году «передернули карту». Какой может быть министр в 44-ом году? Это события 46 года. А вот в 1945 году очень интересный факт из биографии. С мая 1945 - начальник оперативного сектора МВД в Тюрингии. Догадайтесь, любители географии: в каком землячестве (или области) Германии находится город Плауэн, куда Руденко ездил «консультировать» Паулюса?

Бежанова «мариновали» на следствии 4 года. А то, «скромному» Новикову, после ареста через три недели суд и 5 лет? Наверное, даже и не покраснел, когда говорил об этом. Помните, знаменитого Глеба Жеглова из кинофильма «Место встречи изменить нельзя», который говорил вору Ручечнику, что у того на лбу отпечатан «закон семь-восемь». Бежанову отпечатали тот же закон и, действительно, получил «десятку». Но, может было, это было лишь прикрытие, трудно судить. Однако, как и все подельники, после 53-го освобожден и реабилитирован.

О Клепове. Сильно «наследил» в Германии. В послужном списке все вычищено, никакой конкретики. После смерти Сталина – Берия, удивляться не приходиться, сразу на свободу «с чистой совестью».

По Новикову, рука не поднимается поставить точку. Познакомьтесь с выдержкой из статьи Александра Вайса (http://gazeta.aif.ru/online/longliver/)

«Разбирая сверхсекретный архив бывшего Политбюро ЦК КПСС, исследователи недавно обнаружили то злополучное заявление Новикова, сочинение которого и было, как теперь понятно, изначальной причиной и целью его ареста. Оно напечатано на машинке, и только фамилия допрашиваемого вписана в текст рукой Александра Александровича (сам бывший главком ВВС впоследствии утверждал, что печатный текст абакумовский подручный Лихачёв заставлял его ещё и переписывать от руки, но рукописный экземпляр заявления не обнаружен)».

Разве нормальный человек может выдержать такие «изуверства» Абакумовских палачей? – переписывать от руки машинописный текст своих же показаний. Хорошо, что хоть место на листе было оставлено, чтобы Новиков вписал свою фамилию, а то, как «исследователи» обнаружат, что это подлинные материалы допросов? Сам же А.Вайс пишет, что «рукописный экземпляр заявления не обнаружен».

Естественно, чтобы затруднить определение подлинности протоколов допросов Новикова, фальсификаторы и подсунули обществу машинописные листы, оставив место, только, для подписи «Новикова». Чтобы не так бросалось в глаза, что это подделка. Хоть, что-то же должно быть написано в протоколах рукою подследственного? Решились оставить одну только подпись (одну подпись легче подделать, нежели все протоколы), а все остальное – машинописный текст. Пишущая машинка, что? – она железная; краснеть от стыда, что ложь печатает – не будет.

«Проблемам боеспособности и аварийности советской авиации в покаянном послании маршала, как ни странно на первый взгляд, посвящено всего два коротких абзаца. А остальные десять листов отведены описанию «беспредельного коварства» и неблагодарности маршала Жукова, который, оказывается, всю войну сознательно и методично вёл подкоп под вождя. Приведём один короткий фрагмент написанного Новиковым под диктовку Лихачёва:

«Жуков очень хитро, в тонкой и осторожной форме в беседах со мною, а также в разговорах с другими лицами, пытался приуменьшить руководящую роль в войне Верховного Главнокомандования. В то же время Жуков, не стесняясь, выпячивал свою роль в войне как полководца. И даже заявлял, что все основные планы военных операций разработаны им…»

Дело-то, значит, было в Жукове, а вовсе не в «аварийности самолётов»! Недаром в верхнем левом углу этого заявления Сталин первоначально написал: «Новиков про Жукова». Затем перечеркнул фамилию Новикова и после слова «Жуков» начертал с нажимом: «В мой архив. И.Сталин».

В статью вкралась неточность. Как это «написанного Новиковым»? – когда, ясно читается, что текст машинописный. Однако проницательности данному автору не занимать: сразу догадался, что «аварийность самолетов», не при чем. Тогда, почему же, товарищи по перу, неустанно Сталина-младшего к этому делу привлекают? И главное, насчет пометки сделанной Сталиным-старшим.

Хочу сделать замечание Ю.Мухину, чтобы сильно не иронизировал по поводу надписи «В мой архив. И.Сталин» на ряде документов, в том числе и на этом. Как же «исследователи» обнаружат «важные» документы в архивах без данной надписи? Посудите сами. Где «исследователи» обнаружили данный документ? Правильно, в архиве «бывшего Политбюро ЦК КПСС». А как он туда попал из «личного архива Сталина»? «Верные люди» принесли. К тому же, никто бы и не догадался, что это документ из «архива Сталина», если бы «сам Сталин» не сделал нужную пометочку. Вождь, судя по всему, заботился о будущих «исследователях» по делу Жукова, Новикова и им подобных. Хоть одно «хорошее» дело Сталин, да «сделал» – карандашиком черканул: «В мой архив». Более того, чтобы не сомневались, в чей? – уточнил: «И.Сталин». А то, все ругают его и ругают, конца и края нет. Пусть хоть разок похвалят, за надпись на документах.

Вот и про кумулятивные авиабомбы (ПТАБ) отняли у Верховного приоритет в применении. Почитайте, что написал А.Хоробрых, который, тоже, в свое время, брал интервью у маршала Новикова. Александр Александрович, даже не поперхнулся, когда рассказывал о событиях 1944 года на Украине под Корсунь-Шевченковским. Во всяком случае, автор очерка ничего подобного, в речи Новикова, не заметил.

«- С боевым использованием ИЛ-2 против танков, - рассказал мне Александр Александрович, - у меня связано воспоминание об одном довольно любопытном разговоре со Сталиным. Произошел он 13 февраля сорок четвертого, когда фашисты пытались вызволить свои войска, окруженные в районе Корсунь-Шевченковского. "Скажите, товарищ Новиков, - глядя прямо в глаза, спросил меня Верховный, - можно остановить танки авиацией?" Секунды были отпущены мне на раздумье. Очень короткие секунды потому, что они протекали под пристальным взглядом Сталина. Где, сколько танков, когда - я не знал. А он задал вопрос, ждет».

Сталин глядит в глаза Новикова и думает: «Соврет или не соврет?» Вот, каково быть, на месте Сталина? Ведь, получается, что одни лжецы среди военного руководства. Один Жуков чего стоит! Но, как видно, и Новиков ему мало в чем уступает.

«И тут мне вспомнилась Курская дуга. И я твердо ответил: "Остановить танки можно!" - "Завтра утром летите на фронт и принимайте меры, - приказал Сталин и добавил: - Нашумели о котле, а захлопнуть его не можем".

Да, товарищ Новиков, согласен с вами! Сталин, может и сказал такое, только подумал другое: «Эх, Саша, Саша. Когда же ты врать отучишься? Ладно, лети на Украину, да передай Жукову, чтобы эту победу себе не приписывал. Кроме того, передай в будущее, военным историкам, что ПТАБы, на Курской дуге все же я, как Верховный Главнокомандующий, предложил применять, а не вы, «дорогой мой стратег». Кроме того, к этому делу «не примазывайтесь» и меня, за дилетанта, в военном деле, не держите. Совесть, надо иметь, да и стыдно, небось, должно быть, за содеянное».

Но, впрочем, вряд ли данные субстанции души, как стыд и совесть, присутствует у таких людей, как Новиков и компания?

«На другой день я был у генерала С.А. Красовского, командовавшего 2-й воздушной армией. Положение оказалось очень серьезным. В районе Шендеровки передовые части врага разделял только 12-километровый просвет, а у наших наземных войск ни горючего, ни достаточного количества боеприпасов – распутица. Александр Александрович замолчал, чему-то улыбнулся. - И все-таки приказ Сталина был выполнен, - продолжил он, - 15 февраля штурмовики, вооруженные кумулятивными бомбами - на борту каждого но двести пятьдесят полуторакилограммовых бомб - нанесли несколько массированных ударов по наступавшим танкам гитлеровцев и остановили их. Авиаторы хорошо решили свою задачу. Многие были награждены, а мне 21 февраля присвоено звание Главного маршала авиации...»

Не совсем понятно, чему «своему» улыбнулся Новиков. То ли «12-ти километровому просвету», то ли тому, что у наших «войск ни горючего ни боеприпасов». А может тому, что снова обманул Сталина и выхлопотал очередное звание? Потом ведь жаловался: за что в 1946 году, лишили всего? Для маршала, мог быть и подогадливее.

В завершение темы о Новикове несколько слов о «деле авиаторов». Обратимся к статье Марка Галлая «Я думал: это давно забыто» (http://testpilot.ru/review/gallai/ithink/shahurin.htm). Написано в ней про Шахурина, с которым мы тоже познакомимся в данной работе. Но, так как они с Новиковым проходили по одному делу, поэтому поместил данную выдержку из статьи М.Галлая, здесь, в данной главе. Смысл статьи такой: якобы, данные фигуранты пострадали из-за некачественного выпуска самолетов. Определенные доброхоты, даже, приплели к этому делу Василия Сталина (имеется виду, якобы, его письмо на имя Сталина-отца). Однако, Марк Галлай, судя по всему, не сомневается, что именно, по самолетам им и отмерили по 5 и 7 лет тюрьмы, соответственно. Но сначала отрывок из статьи.

«И вот - сталинская благодарность. Суд под председательством знаменитого генерала юстиции В. Ульриха приговорил его к семи годам заключения за "превышение власти" и "выпуск нестандартной, недоброкачественной и некомплектной продукции". Обращает на себя внимание то, что из всего многочисленного корпуса руководителей авиационной промышленности - от заместителей наркома до директора самого малого авиационного завода - не попал под суд ни один! Шахурин никого за собой не потянул. Надо полагать, что далось ему это непросто: ведь таким образом получалось, что всю "нестандартную, недоброкачественную и некомплектную" продукцию выпускал он один, самолично, без соучастников. Не очень-то убедительный результат судебного разбирательства. Впрочем, причем тут убедительность? Пришла команда "сверху" посадить (хорошо хоть, что не расстрелять!) - и посадили».

Автор восхищается мужеством подследственного Шахурина: «никого за собой не потянул», а подумать, почему так получилось, для летчика-испытателя почему-то, не получилось. Вариантов всего два.

Первый. Их привлекли к ответственности совсем по другим обстоятельствам, поэтому никого из наркомата авиационной промышленности, тем более директоров авиационных заводов не привлекли к этому делу. Соответственно, нашим «героям» могли отмерить и совсем другие сроки заключения, а не те, которые фигурируют в открытой печати, в настоящее время.

Второй. Дело сфальсифицировано следователями Хрущевского разлива, чтобы спрятать концы истинного дела по Шахурину, Новикову и другим. Прикрыли, якобы, делом о дефектных самолетах.

М.Галлай недоумевает: «Не очень-то убедительный результат судебного разбирательства». А что же вы хотели при фальсификации дела? Что напечатали на пишушей машинке, то и получилось.

Какой бы эпизод из военной жизни наших вышеприведенных «героев» мы не разбирали, всегда в повествование вклинится Жуков со своими недобрыми делами. Так стоит ли удивляться о его причастности к делу Николая Зори?

[Владимир Мещеряков]

http://www.izstali.com/statii/92-zagovor33.html

Мы уже рассматривали речь Молотова. Частично обращались к речам Сталина и Черчилля. Но, ни разу не упомянули речь Гитлера, которую он произнес накануне нападения на нашу страну. Исправляем, это досадное «недоразумение».

Так называемая, «речь Гитлера» - это «Обращение Адольфа Гитлера к немецкому народу», [1] в связи с началом войны против Советского Союза.

Предисловие Анатолия Глазунова (Блокадник) к речи Гитлера я взял с форума (http://wap.17m.forum24.ru). Приношу автору свои извинения, но, думаю, что он не очень обидится на меня, за небольшую редакцию его выступления. Оно мне понравилось в целом, – просто, немного уточнил мысль и убрал слегка, как показалось, резковатые предложения.

Существуют несколько переводов данной речи Гитлера. Есть и довольно эмоциональные варианты, например, перевод профессора А.П.Столешникова. Остановился, условно говоря, на «нейтральном» переводе, если данное слово, уместно применить в нашем случае. (http://www.pavlovsk-spb.ru/dokumenty...enie-a-gitlera).

Итак, сначала предисловие Анатолия Глазунова (Блокадника).

«Это обращение скрывалось 70 лет от русского народа, о нём неизвестно русским школьникам и русским студентам. В России продолжается антирусская цензура, то есть скрывается ПРАВДА, скрывается много такой информации, которая необходима для нормального развития русского народа. Обращение Адольфа Гитлера - необходимая информация для понимания причин нападения Гитлера на СССР. Но не надо, конечно, быть придурками и воспринимать это обращение Гитлера за полную ПРАВДУ.

Гитлер пытается представить хищниками только Англию, СССР и Мировое еврейство. Но, страшным хищником ведь была и сама Германия. И когда читатель знакомится с Обращение Гитлера от 22 июня 1941 году, где Гитлер уверяет немцев, что он вынужден напасть на СССР, то он (читатель), не должен забывать о стратегическом плане Гитлера о расширении жизненного пространства для германского народа на восток, до Уральских гор. О стратегическом плане Гитлера уничтожить, подчинить и сделать немецкими рабами русских людей, – мы, должны знать! И, кроме того, никогда не должны забывать об этом плане Гитлера покончить навсегда с Россией, и русским народом. Однако, немалая часть русских этого не только не знает, но, и к сожалению, даже обожает Гитлера. К несчастью, это люди, попали под влияние Запада. А Запад – это ведь не только марксизм, идеология «прав человека» и прочая «демократическая» чепуха, но и гитлеризм, и муссолинство, и франкизм. Поэтому и предлагаю ознакомиться, после Обращения, с фрагментами из книги «Моя борьба» с комментариями, где Гитлер писал о необходимости покончить с Россией и русским народом».

Теперь привожу сам текст речи Гитлера, с примечаниями переводчика указанные в квадратных скобках. Как автор данной работы, я, тоже, не удержался, чтобы не высказать несколько «ласковых» слов по поводу изложенного.

«Немецкий народ! Национал-социалисты! Одолеваемый тяжелыми заботами, я был обречен на многомесячное молчание. Но теперь настал час, когда я, наконец, могу говорить открыто.

Когда 3 сентября 1939 года Англия объявила войну Германскому Рейху, снова повторилась британская попытка сорвать любое начало консолидации и вместе с тем подъема Европы посредством борьбы против самой сильной в данное время державы континента.
Так некогда Англия после многих войн погубила Испанию. Так вела она войны против Голландии. Так сражалась позже с помощью всей Европы против Франции. И так на рубеже столетия она начала окружение тогдашней Германской империи, а в 1914 году — мировую войну.
Только из-за отсутствия внутреннего единства Германия потерпела поражение в 1918 году. Последствия были ужасны. После того, как первоначально было лицемерно объявлено, что борьба ведется только против кайзера и его режима, когда немецкая армия сложила оружие, началось планомерное уничтожение Германской империи. В то время, как казалось, дословно сбывается пророчество одного французского государственного деятеля, [2] что в Германии 20 миллионов лишних людей, т. е. их нужно устранить с помощью голода, болезней или эмиграции, национал-социалистическое движение начало свою работу по объединению немецкого народа и тем самым положило путь к возрождению Империи.

Этот новый подъем нашего народа из нужды, нищеты и позорного неуважения к нему проходил под знаком чисто внутреннего воздержания. Англию, в частности, это никак не затрагивало и ничего ей не угрожало. Несмотря на это, моментально возобновилась вдохновляемая ненавистью политика окружения Германии. Изнутри и извне плелся известный нам заговор евреев и демократов, большевиков и реакционеров с единственной целью помешать созданию нового национального государства и снова погрузить Рейх в пучину бессилия и нищеты.
Кроме нас, ненависть этого международного всемирного заговора была обращена против тех народов, которым тоже не повезло, и они были вынуждены зарабатывать хлеб насущный в самой жестокой борьбе за существование. Прежде вcего, оспаривалось и даже формально запрещалось право Италии и Японии, как и Германии, на свою долю в богатствах этого мира. Союз этих наций был поэтому лишь актом самообороны против угрожавшей им эгоистической всемирной коалиции богатства и власти.

Ещё в 1936 году Черчилль заявил, по словам американского генерала Вуда, перед комитетом Палаты представителей США, что Германия снова становится слишком сильной и поэтому ее нужно уничтожить.
Летом 1939 года Англии показалось, что настал момент начать это вновь задуманное уничтожение с повторения широкомасштабной политики окружения Германии.
Систематическая кампания лжи, которая была организована с этой целью, была направлена на то, чтобы убедить другие народы, будто над ними нависла угроза, поймать их сначала в ловушку английских гарантий и обещаний поддержки, [3] а потом, как накануне мировой войны, заставить их воевать против Германии.
Так Англии удалось с мая по август 1939 года распространить в мире утверждение, будто Германия непосредственно угрожает Литве, Эстонии, Латвии, Финляндии, Бессарабии, а также Украине. Часть этих стран с помощью подобных утверждений отклонили обещанные гарантии и они тем самым сделались частью фронта окружения Германии.
При этих обстоятельствах я, сознавая свою ответственность перед своей совестью и перед историей немецкого народа, счел возможным не только заверить эти страны и их правительства в лживости британских утверждений, но и, кроме того, специально успокоить самую сильную державу Востока с помощью торжественных заявлений о границах сфер наших интересов».

Вот, личный ответ Гитлера, по поводу заключения соглашения 1939 года. Всего на всего, просто, «хотел успокоить самую сильную державу Востока с помощью торжественных заявлений о границах сфер наших интересов». Слово «успокоить» в переносном смысле, в русском языке, может носить иной подтекст, знакомый любому взрослому человеку. Обратите также внимание, что опять в выступлении Гитлера, где упоминается Украина, он дает гарантии, что не несет ей никакой угрозы. Как будто, речь идет не о Советской республике, входящей в состав СССР, а о вполне, независимой стране, с определенным суверенным статусом. Понятно, что подыгрывал нашим Мазепам.

Хотелось бы в нескольких словах пояснить, насчет нашей Украины. Не надо думать, что обещание, и выполнение взятых на себя обязательств, по данному случаю, – это одно и то же? Мало ли чего, Гитлер наобещал нашим предателям? То, что творили немецкие фашисты на советской территории, это и есть его, Гитлера, реальная программа. А заигрывание с «пятой колонной» – это, в любом случае, объедки с барского стола! Так что, Хрущев и компания зря, думается, глотали слюни в предвкушении отведать пышного немецкого пирога под названием «независимая Украина». Как говорится, «на чужой каравай, рот не разевай». Так-то, вот!

«Национал-социалисты! Вы все, конечно, чувствовали тогда, что этот шаг был для меня горьким и трудным. Никогда немецкий народ не испытывал враждебных чувств к народам России. Только на протяжении двух последних десятилетий еврейско-большевистские правители Москвы старались поджечь не только Германию, но и всю Европу. Не Германия пыталась перенести свое националистическое мировоззрение в Россию, а еврейско-большевистские правители в Москве неуклонно предпринимали попытки навязать нашему и другим европейским народам свое господство, притом не только духовное, но, прежде всего, военное».

Гитлер, со своими знаниями по истории, предстает перед нами круглым двоечником. Опустим прошлые века. С кем же это Россия, не так давно, воевала четыре года и в 1918 году подписала кабальный Брестский мир? Уж не с «братским» ли немецким народом?

Далее, когда Риббентроп подписывал договор с Молотовым в Москве, что Гитлер «не знал» национальный состав Советского правительства, кроме русского Молотова? Затем, надо полагать, немецкая разведка, «подсуетилась» и представила Гитлеру неопровержимые доказательства, принадлежности некоторых членов Советского правительства и Политбюро, – о, майн гот, к еврейской национальности. Как только Гитлер разочаровался в данном правительстве после прочитанных доказательств, – сразу стал готовиться к войне! Отомстить за тайное коварство Молотова и Сталина, в том числе, – это надо, видимо, и считать основным движущим мотивом намеченной агрессии?
«Но результатами деятельности этого режима во всех странах были только хаос, нищета и голод. В противовес этому я два десятилетия старался при минимальном вмешательстве и без разрушения нашего производства построить в Германии новый социалистический порядок, который не только ликвидировал безработицу, но и обеспечил благодаря повышению оплаты труда постоянный приток людей в сферу созидания.
Успехи этой политики новых экономических и социальных отношений в нашем народе, которые, планомерно преодолевая сословные и классовые противоречия, имеют своей конечной целью создание подлинного народного сообщества, уникальны во всем мире.
Поэтому в августе 1939 года для меня было таким трудным решение послать моего министра в Москву, чтобы попытаться там оказать противодействие британской политике окружения Германии. Я сделал это не только осознавая свою ответственность перед немецким народом, но, прежде всего, в надежде достичь в конечном счете продолжительной разрядки, которая могла бы уменьшить жертвы, которые потребовались бы от нас в противном случае».

Знаем, какое «трудное решение» было у г-на Гитлера. Читатель, надеюсь, не забыл, как ликовал Германский вождь, по поводу подписания договора в 1939 году: «Мы победили!» А сейчас, прямо, чуть слезу не роняет.
«После того как Германия в Москве торжественно признала указанные в договоре области и страны — за исключением Литвы — находящимися вне сферы каких бы то ни было германских политических интересов, было заключено еще особое соглашение на тот случай, если бы Англии действительно удалось подтолкнуть Польшу к войне против Германии. Но и в этом случае имело место ограничение немецких притязаний, которое никоим образом не соответствовало успехам немецкого оружия.
Национал-социалисты! Последствия этого договора, которого я сам хотел и который заключил в интересах немецкого народа, были особенно тяжелыми для немцев, живших в затронутых им странах».

Вот, видите, и вспомнил! Как же объяснить своим «товарищам по партии» и немецкому обывателю всю ту, позитивную шумиху в прессе по поводу заключения договора с нашей страной. Как всегда и везде: всё делается для народа, для него, любимого.

«Более полумиллиона наших соплеменников — сплошь мелкие крестьяне, ремесленники и рабочие — были вынуждены чуть ли не за одну ночь покинуть свою бывшую родину, спасаясь от нового режима, который грозил им сначала беспредельной нищетой, а рано или поздно — полным истреблением. Несмотря на это, тысячи немцев исчезли! Было невозможно узнать что-либо об их судьбе или хотя бы местонахождении. Среди них было более 160 тысяч граждан Рейха.
Я молчал обо всем этом, потому что должен был молчать, потому что моим главным желанием было достичь окончательной разрядки и, если возможно, — длительного баланса интересов с этим государством.
Но еще во время наступления наших войск в Польше советские правители внезапно, вопреки договору, выдвинули притязания также на Литву.
Германский Рейх никогда не имел намерения оккупировать Литву и не только не предъявлял никаких подобных требований литовскому правительству, но, наоборот, отклонил просьбу тогдашнего литовского правительства[4] послать в Литву немецкие войска, поскольку это не соответствовало целям германской политики».

Согласитесь, что предельно откровенно сказано. Если это не соответствует цели, то зачем «напрягаться». Более того, вся германская политика 1939 года была на удивление уступчива по отношению к нашей стране. Недаром говорится, что «цель – оправдывает средства».
«Несмотря на это, я согласился и на это новое русское требование. Но это было лишь началом непрерывной череды все новых и новых вымогательств.
Победа в Польше, достигнутая исключительно силами немецкой армии, побудила меня снова обратиться к западным державам с мирным предложением». [5]

Эту фразу Гитлера, да в рамочку с золотой каемочкой. И на память нашим «друзьям» в Польше, той же Кристине Курчаб-Редлих. Пусть знают истинную правду, а то, все с претензиями к нам, по поводу 1939 года.

«Оно было отклонено международными и еврейскими поджигателями войны. Но причина его отклонения уже тогда заключалась в том, что Англия все еще надеялась, что ей удастся мобилизовать против Германии европейскую коалицию, включая балканские страны и Советскую Россию.
В Лондоне решили направить послом в Москву мистера Криппса. Он получил четкое задание при любых обстоятельствах восстановить отношения между Англией и Советской Россией и развивать их в английских интересах. О прогрессе этой миссии сообщала английская пресса, если тактические соображения не вынуждали ее к молчанию.
Осенью 1939 года и весной 1940 года первые последствия стали свершившимися фактами. Приступив к подчинению военной силой не только Финляндии, но и прибалтийских государств, Россия внезапно стала мотивировать эти действия столь же лживыми, как и смехотворным утверждением, будто эти страны нужно защищать от угрозы извне или предупредить ее. Но при этом могла иметься в виду только Германия, так как ни одна другая держава вообще не могла ни проникнуть в зону Балтийского моря, ни вести там войну. Несмотря на это, я опять смолчал. Но правители в Кремле сразу же пошли дальше.

В то время, как Германия войной 1940 года в соответствии с так называемым пактом о дружбе, далеко отодвинула свои войска от восточной границы и большей частью вообще очистила эти области от немецких войск, уже началось сосредоточение русских сил в таких масштабах, что это можно было расценивать только как умышленную угрозу Германии.
Согласно одному заявлению, сделанному тогда лично Молотовым, уже весной 1940 года только в прибалтийских государствах находились 22 русские дивизии.
Так как русское правительство само постоянно утверждало, что их призвало местное население, целью их дальнейшего пребывания там могла быть только демонстрация против Германии.
В то время, как наши солдаты 10 мая 1940 года сломили франко-британскую силу на Западе, сосредоточение русских войск на нашем восточном фронте постепенно принимало все более угрожающие размеры. Поэтому с августа 1940 года я пришел к выводу, что интересы Рейха будут нарушены роковым образом, если перед лицом этого мощного сосредоточения большевистских дивизий мы оставим незащищенными наши восточные провинции, которые и так уже не раз опустошались.
Произошло то, на что было направлено англо-советское сотрудничество, а именно: на Востоке были связаны столь большие немецкие силы, что руководство Германии не могло больше рассчитывать на радикальное окончание войны на Западе, особенно в результате действий авиации.
Это соответствовало цели не только британской, но и советской политики, ибо как Англия, так и Советская Россия хотели, чтобы эта война длилась как можно дольше, чтобы ослабить всю Европу и максимально обессилить ее.
Угрожающее наступление России также в конечном счете служило только одной задаче: взять в свои руки важную основу экономической жизни не только Германии, но и всей Европы или, в зависимости от обстоятельств, как минимум уничтожить её. Но именно Германский Рейх с 1933 года с бесконечным терпением старался сделать государства Юго-Восточной Европы своими торговыми партнерами. Поэтому мы были больше всех заинтересованы в их внутренней государственной консолидации и сохранении в них порядка. Вторжение России в Румынию и союз Греции с Англией угрожали вскоре превратить и эти территории в арену всеобщей войны.
Вопреки нашим принципам и обычаям я, в ответ на настоятельную просьбу тогдашнего румынского правительства, [6] которое само было повинно в таком развитии событий, дал совет ради мира уступить советскому шантажу и отдать Бессарабию.
Но румынское правительство считало, что сможет оправдать этот шаг перед своим народом лишь при том условии, если Германия и Италия в порядке возмещения ущерба, дадут как минимум гарантию нерушимости границ оставшейся части Румынии.
Я сделал это с тяжелым сердцем. Причина понятна: если Германский Рейх дает гарантию, это означает, что он за нее ручается. Мы не англичане и не евреи».

Понятно, договорились с Антонеску, что «оккупация» Бессарабии Советским Союзом, дело временное. Если тот будет слушаться «старшего брата», то получит вдвое больше и лучше. А вот фраза что «мы не англичане, и не евреи» – это, все же, думается, намек и на обещания Черчилля, и на перелет Гесса. Ясно же читается, что те, то есть, англичане и сионисты, дали гарантии, но нарушили их. Сам себя, Гитлер, видимо, считал человеком слова.
«Я верил до последнего часа, что послужу делу мира в этом регионе, даже если приму на себя тяжелые обязательства. Но чтобы окончательно решить эти проблемы и уяснить русскую позицию по отношению к Рейху, испытывая давление постоянно усиливающейся мобилизации на наших восточных границах, я пригласил господина Молотова в Берлин.
Советский министр иностранных дел потребовал прояснения позиции или согласия Германии по следующим 4 вопросам:

1-й вопрос Молотова: Будет ли германская гарантия Румынии в случае нападения Советской России на Румынию направлена также против Советской России?
Мой ответ: Германская гарантия имеет общий и обязательный для нас характер. Россия никогда не заявляла нам, что, кроме Бессарабии, у нее вообще есть в Румынии еще какие-то интересы. [7] Оккупация Северной Буковины уже была нарушением этого заверения. Поэтому я не думаю, что Россия теперь вдруг вознамерилась предпринять какие-то дальнейшие действия против Румынии.
2-й вопрос Молотова: Россия опять ощущает угрозу со стороны Финляндии [8] и решила, что не будет этого терпеть. Готова ли Германия не оказывать Финляндии поддержки и, прежде всего, немедленно отвести назад немецкие войска, которые продвигаются к Киркенесу на смену прежним?
Мой ответ: Германия по-прежнему не имеет в Финляндии никаких политических интересов, однако правительство Германского рейха не могло бы терпимо отнестись к новой войне России против маленького финского народа, тем более мы никогда не могли поверить в угрозу России со стороны Финляндии. Мы вообще не хотели бы, чтобы Балтийское море опять стало театром военных действий.
3-й вопрос Молотова: Готова ли Германия согласиться с тем, что Советская Россия предоставит гарантию Болгарии и советские войска будут для этой цели посланы в Болгарию, причем он, Молотов, хотел бы заверить, что это не будет использовано как повод, например, для свержения царя?
Мой ответ: Болгария — суверенное государство, и мне неизвестно, обращалась ли вообще Болгария к Советской России с просьбой о гарантии подобно тому, как Румыния обратилась к Германии. Кроме того, я должен обсудить этот вопрос с моими союзниками.
4-й вопрос Молотова: Советской России при любых обстоятельствах требуется свободный проход через Дарданеллы, а для его защиты необходимо создать несколько важных военных баз на Дарданеллах и на Босфоре. Согласится с этим Германия или нет?
Мой ответ: Германия готова в любой момент дать свое согласие на изменение статуса проливов, определенного соглашением в Монтрё [9] в пользу черногорских государств, но Германия не готова согласиться на создание русских военных баз в проливах.
Национал-социалисты! Я занял в данном вопросе позицию, которую только и мог занять как ответственный вождь Германского рейха и как сознающий свою ответственность представитель европейской культуры и цивилизации».

Ну, да, так и есть. Атрибуты «европейской культуры» с прогретыми моторами уже готовились по его команде, нести на гусеницах, этот самый «европейский прогресс» в советские массы. Для сомневающихся в европейской «озабоченности» по поводу русской цивилизованности, в качестве добавочного аргумента, в бомбовые люки самолетов загружалась соответствующая «демократическая литература», весом от 50 до 500 кг, в зависимости от «разъяснительной работы».

«Результатом стало усиление советской деятельности, направленной против Рейха, прежде всего, немедленно был начат подкоп под новое румынское государство, усилились и попытки с помощью пропаганды свергнуть болгарское правительство.
С помощью запутавшихся, незрелых людей из румынского Легиона удалось инсценировать государственный переворот, [10] целью которого было свергнуть главу государства генерала Антонеску, ввергнуть страну в хаос и, устранив законную власть, создать предпосылки для того, чтобы обещанные Германией гарантии не могли вступить в силу. Несмотря на это, я продолжал считать, что лучше всего хранить молчание. Сразу же после краха этой авантюры опять усилилась концентрация русских войск на восточной границе Германии. Танковые и парашютные войска во все большем количестве перебрасывались на угрожающе близкое к германской границе расстояние. Германский Вермахт и германская родина знают, что еще несколько недель назад на нашей восточной границе не было ни одной немецкой танковой или моторизованной дивизии.

Но если требовалось последнее доказательство того, что, несмотря на все опровержения и маскировку, возникла коалиция между Англией и Советской Россией, то его дал югославский конфликт. Пока я предпринимал последнюю попытку умиротворения Балкан и, разумеется, вместе с дуче предложил Югославии присоединиться к Тройственному пакту, [11] Англия и Советская Россия совместно организовали путч, [12] и за одну ночь устранили тогдашнее правительство, готовое к взаимопониманию. Сегодня об этом можно рассказать немецкому народу: антигерманский государственный переворот в Сербии произошел не только под английскими, но и, прежде всего, под советскими знаменами. Поскольку мы промолчали и об этом, советское руководство сделало следующий шаг. Оно не только организовало путч, но и несколько дней спустя заключило со своими новыми ставленниками известный договор о дружбе, [13] призванный укрепить волю Сербии оказать сопротивление умиротворению на Балканах и натравить ее на Германию. И это не было платоническим намерением. Москва требовала мобилизации сербской армии. Поскольку я продолжал считать, что лучше не высказываться, кремлевские правители сделали еще один шаг.

Правительство германского рейха располагает сегодня документами, из которых явствует, что Россия, чтобы окончательно втянуть Сербию в войну, обещала ей поставить через Салоники оружие, самолеты, боеприпасы и прочие военные материалы против Германии. И это происходило почти в тот самый момент, когда я еще советовал японскому министру иностранных дел д-ру Мацуоке добиваться разрядки с Россией, все еще надеясь послужить этим делу мира. Только быстрый прорыв наших несравненных дивизий к Скопле [14] и занятие самих Салоник [15] воспрепятствовали осуществлению этого советско-англосаксонского заговора. Офицеры сербских ВВС улетели в Россию и были приняты там как союзники. Только победа держав Оси на Балканах сорвала план втянуть Германию этим летом в многомесячную борьбу на юго-востоке, а тем временем завершить сосредоточение советских армий, усилить их боевую готовность, а потом вместе с Англией, с надеждой на американские поставки, задушить и задавить Германский Рейх и Италию.
Тем самым Москва не только нарушила положения нашего пакта о дружбе, но и жалким образом его предала. И в то же время правители Кремля до последней минуты, как и в случаях с Финляндией и Румынией, лицемерно уверяли внешний мир в своем стремлении к миру и дружбе и составляли внешне безобидные опровержения.

Если до сих пор обстоятельства вынуждали меня хранить молчание, то теперь настал момент, когда дальнейшее бездействие будет не только грехом попустительства, но и преступлением против немецкого народа и всей Европы.
Сегодня на нашей границе стоят 160 русских дивизий. В последние недели имеют место непрерывные нарушения этой границы, не только нашей, но и на дальнем севере и в Румынии. [16] Русские летчики забавляются тем, что беззаботно перелетают эту границу, словно хотят показать нам, что они уже чувствуют себя хозяевами этой территории. В ночь с 17 на 18 июня русские патрули снова вторглись на территорию рейха и были вытеснены только после длительной перестрелки. Но теперь настал час, когда необходимо выступить против этого заговора еврейско-англосаксонских поджигателей войны и тоже еврейских властителей большевистского центра в Москве.
Немецкий народ! В данный момент осуществляется величайшее по своей протяженности и объему выступление войск, какое только видел мир. В союзе с финскими товарищами стоят бойцы победителя при Нарвике у Северного Ледовитого океана. Немецкие дивизии под командой завоевателя Норвегии [17] защищают вместе с финскими героями борьбы за свободу под командованием их маршала [18] финскую землю. От Восточной Пруссии до Карпат развернуты соединения немецкого восточного фронта. На берегах Прута и в низовьях Дуная до побережья Черного моря румынские и немецкие солдаты объединяются под командованием главы государства Антонеску. Задача этого фронта уже не защита отдельных стран, а обеспечение безопасности Европы и тем самым спасение всех».

«Поэтому я сегодня решил снова вложить судьбу и будущее Германского рейха и нашего народа в руки наших солдат. Да поможет нам Господь бог в этой борьбе!
АДОЛЬФ ГИТЛЕР

Нынешним стратегам НАТО ничего выдумывать и не надо. Все уже сделано за них и, до них. Им надо, просто, взять речь Гитлера и заменить некоторые слова и фамилии тех, политических деятелей в прошлом, на – нынешних, и, как говориться, по-немецки: «С нами Бог!». Как известно, на пряжках гитлеровских солдат было выбито именно это напутствие.

Примечания
1. Это обращение рейхсминистр д-р Геббельс зачитал 22 июня 1941 года в 5:30 утра в специальной передаче Велико-германского радио. Одновременно фюрер отдал приказ солдатам Восточного фронта, почти буквально совпадавший с данным обращением, который заканчивался словами: «Немецкие солдаты! Вы вступаете теперь в жестокую борьбу и на вас лежит тяжелая ответственность, ибо судьба Европы, будущее Германского Рейха, бытие нашего народа лежит отныне только в ваших руках. Да поможет вам в этой борьбе Господь Бог!».

(О точной дате выступления Гитлера по радио поговорим ниже. – В.М.)
2. Это сказал председатель Совета министров Франции Жорж Клемансо во время парижской мирной конференции в 1919 году в интервью одному французскому корреспонденту.
3. Британские гарантии были даны в 1939 году Польше (31 марта), Греции и Румынии (13 апреля), а также Турции (12 мая).
4. Председателем совета министров Литвы был бригадный генерал Ионас Церниус.
5. Мирное предложение было сделано 6 октября 1939 года.
6. Председателем министров Румынии был Георге Татареску (с 25 ноября 1939 года).
7. Нарком иностранных дел Молотов заявил на 6-й сессии Верховного Совета 29 марта 1940 года: «Между Советским Союзом и Румынией нерешенной и спорной проблемой остается бессарабский вопрос. Советское правительство никогда не признавало аннексию Бессарабии Румынией (весной 1920 года), но никогда и не высказывалось против с какими-то конкретными обязательствами».
8.Что касается финско-советского мирного договора от 12 марта 1940 года, по которому Финляндии пришлось уступить СССР большие части своей территории, то позже, как сказал финский президент Ристо Рюти в своей речи по радио 26 июня 1941 года, «представители Советского Союза выражали мнение, что этот договор гарантирует безопасность Ленинграда, для защиты которого Советский Союз предпринял военные действия. Советские делегаты на переговорах заверяли также, что этот мирный договор гарантирует безопасность мурманской железной дороги к северо-востоку от Ладоги, которую Советский Союз считал важной коммуникацией». Но советское правительство дезавуировало и эти заявления.
9. Соглашение о проливах, заключенное в Монтрё 20 июня 1936 года, регулировало прохождение торговых и военных судов через Дарданеллы.
10. Попытка путча в Румынии была предпринята «Железной гвардией» 23-24 января 1941 года.
11. Югославия присоединилась к Тройственному пакту 25 марта 1941 года.
12. Переворот в Югославии произошел 27 марта 1941 года. Правительство Цветковича было свергнуто.
13. Договор о дружбе между СССР и Югославией был заключен 5 апреля 1941 года.
14. В коммюнике германского Вермахта от 9 апреля 1941 г. сообщалось: «Мобильные войска и пехотные дивизии под командованием генерал-фельдмаршала Листа, выступив из Болгарии, прорвали югославскую оборону на границе, несмотря на трудные условия горной местности продвинулись на 100 км вглубь долины Ускюб (Скопле) и форсировали реку Вирдар, отрезав тем самым югославские войска от греко-английских».
15. Коммюнике Вермахта от 10 апреля 1941 г.: «Продвигающиеся из Югославии по долине реки Вирдар танковые части заняли Салоники».
16. Об этом говорилось в румынской ответной ноте на британский ультиматум от 30 ноября 1941 года, опубликованной 7 декабря: «После первых успехов агрессии СССР против Румынии (в июне 1940 года) провокации советского правительства не прекратились, в чем выразилось намерение СССР продолжать свою экспансию. Доказательством служат непрерывные вторжения русских самолетов, которые с апреля по июнь 1941 года, несмотря на все протесты Румынии, от двух до семи раз в день залетали на румынскую территорию, что свидетельствовало о подготовке военных операций, а также о сосредоточении огромных сил на северной и юго-восточной границе Румынии с явно наступательными целями. Имели место и постоянно провоцировавшиеся разведывательными отрядами конфликты. Советские вооруженные силы, стянутые на границу Румынии, насчитывали 30 пехотных дивизий, 8 кавалерийских дивизионов и 14 моторизованных бригад».
17. Генерал горнострелковых войск Эдуард Дитль, горный корпус которого с сентября 1940 по май 1941 года находился в Северной Норвегии, а позже в районе Киркинеса. 29 июня 1941 года этот корпус вступил в бой с советскими войсками. После того, как 15 января 1942 года Дитлю были починены все немецкие и финские войска в Северной Финляндии, Фюрер во время своего визита в Финляндию по случаю 75-летия маршала Маннергейма произвел его в генерал-полковники.
18. Барон Карл Густав Маннергейм, — его, как главнокомандующего финской армией, по случаю взятия Выборга 30 августа 1941 года, Фюрер в тот же день наградил рыцарским крестом, который по поручению Фюрера был вручен ему генералом Йодлем 4 сентября. В день 75-летия (4 июня 1942 года) Фюрер лично поздравил его и вручил ему большой золотой крест Ордена германского орла, высшую германскую награду».

Теперь познакомимся с послесловием Анатолия Глазунова (Блокадника), о котором шла речь в начале главы:

План Адольфа Гитлера в отношении России и русского народа. Фрагмент из его книги «Три преступления жидов против В. И. Даля». СПб., 2007 год.

«Не надо слушать коммунистических пропагандистов, жидовских фашистов и разного рода германофилов (это по поводу перевода речи Гитлера проф. Столешниковым А.П. с его комментариями. – В.М.). Послушаем по этому вопросу, что говорил сам Гитлер. Гитлер и его пропагандисты много говорили об интересах арийской расы, о преобразовании даже пятой расы в шестую, но на деле все силы были брошены, прежде всего, на удовлетворение интересов германского народа - на завоевание для германского народа огромного пространства на востоке. Это была главная стратегическая цель Гитлера. Уже в «Моей Борьбе» (М., Витязь, 2002), в главе «Восточная ориентация или восточная политика», Гитлер ясно высказался о политике по отношению к России и русскому народу. Для выживания и нормального развития в будущем, Германия должна стать мировой державой. Но стать мировой державой она могла лишь в результате приобретения новых земель на востоке. У нас, писал Гитлер, пока «неблагоприятная пропорция между количеством населения и количеством земли. 500 тысяч квадратных километров - это ничтожно мало для нормального развития германского народа. На таком пространстве наш народ не выживет в кольце гигантских государств». «Наше государство, прежде всего, будет стремиться установить здоровую, естественную, жизненную пропорцию между количеством населения и темпом его роста, с одной стороны, и количеством наших территорий, с другой». «Все мы теперь понимаем, что нам предстоит ещё очень большая и тяжёлая борьба с Францией, но эта борьба была бы совершенно бесцельна, если бы ею исчерпывались все стремления нашей иностранной политики. Эта борьба с Францией может иметь и будет иметь смысл лишь поскольку, постольку она обеспечит нам тыл в борьбе за увеличение наших территорий в Европе. Наша задача - не в колониальных завоеваниях. Разрешение стоящих перед нами проблем мы видим только и исключительно в завоевании новых земель, которые мы могли бы заселить немцами. При этом нам нужны такие земли, которые непосредственно примыкают к коренным землям нашей родины. Лишь в этом случае наши переселенцы смогут сохранить тесную связь с коренным населением Германии. Лишь такой прирост земли обеспечивает нам тот прирост сил, который обуславливается большой сплошной территорией…

Задача нашего движения состоит не в том, чтобы быть адвокатом других народов, а в том, чтобы быть авангардом своего собственного народа» (С. 555). Всё внимание Гитлера - на расширение «жизненного пространства» для немцев на востоке. «Мы должны стремиться к тому, чтобы наш немецкий народ получил на этой земле такие территории, которые ему подобает» (С. 554). «Мы должны освободиться от нынешней тесноты» (С. 548). «Когда мы говорим о завоевании новых земель в Европе, мы, конечно, можем иметь в виду в первую очередь только Россию и те окраинные государства, которые ей подчинены» (С. 556). «Сама судьба указует нам перстом…

[Владимир Мещеряков]

В течение столетий Россия жила за счёт именно германского ядра в её высших слоях населения. Теперь это ядро истреблено полностью и до конца. Место германцев заняли евреи. Но как русские не могут своими собственными силами скинуть ярмо евреев, так и одни евреи не в силах надолго держать в своём подчинении это громадное государство. Сами евреи отнюдь не являются элементом организации, а скорее ферментом дезорганизации. Это гигантское восточное государство неизбежно обречено на гибель. К этому созрели уже все предпосылки. Конец еврейского господства в России будет также концом России как государства. Судьба предназначила нам быть свидетелем такой катастрофы, которая лучше, чем что бы то ни было, подтвердит безусловно правильность нашей расовой теории. Наша задача, наша миссия должна заключаться, прежде всего, в том, чтобы убедить наш народ: наши будущие цели состоят не в повторении какого-либо эффективного похода Александра, а в том, чтобы открыть себе возможности прилежного труда на новых землях, которые завоюет нам немецкий меч» (С. 557). Без огромного сплошного «жизненного пространства», по понятиям Гитлера (и он был прав, если исходить из интересов немцев), германский народ не способен нормально развиваться, увеличить свою численность и выжить на планете в жестокой Борьбе за Существование, в борьбе со страшно многочисленной жёлтой расой и огромным мусульманским миром. И Гитлер считал своей великой исторической миссией дать германскому народу это необходимое ему огромное «жизненное пространство» на востоке. Для этого надо было после «завоевания Польши», не только «покончить с правительством жидов и коммунистов в России», но и ограничить Россию до размеров старой Московии и заселить немцами теперь уже бывшие западные и южные пространства России. Те из германофилов, которые отрицают существование таких планов у Гитлера, ничего не понимают в великих идеях Гитлера и принижают этого великого исторического деятеля Германии. Но на пути великого Гитлера находился великий Русский народ, хотя и подмятый жидами и коммунистами. Вторая Мировая война, и в частности война 1941 – 1945, которую большая часть русского народа считала и считает войной освободительной, имела очень сложный характер. Здесь нельзя впадать в крайности во избежание фальсификации».

Вот читатель и ознакомился с выступлением фюрера немецкого народа перед нападением на Советский Союз. Да, еще и с комментариями. Что же так усердно скрывали от советского человека сие выступление? Неужели, из-за «еврейско-большевистского правительства»? В других переводах, этот эпитет звучит еще жестче. А что? Может, в составе нашего правительства не было большевиков в 1941 году? Давайте, посмотрим. Молотов, Ворошилов, да и сам Сталин, все они из тех, самых, большевиков произошли. Что скрывать-то? Или что? Никто не знал, что Каганович, Мехлис, тот же Ванников и другие – евреи? Мне, думается, что причина в другом, и об этом в начале главы сказал Анатолий Глазунов. Скрывалась необходимая информация для понимания причин нападения Гитлера на СССР. И в этом – главная причина. Но нам хотелось бы, все же, быть поближе к нашей теме и, поэтому нас, в первую очередь, интересует точное время выступления Гитлера. А то получается, что и с выступлением Адольфа Гитлера, тоже происходит некоторая неувязка. Когда же он действительно выступил по радио? В примечании в п.1 говориться, что, 22 июня рано утром, якобы, с речью Гитлера выступил И.Геббельс? Но это, совсем, не так.

Слово начальнику штаба ОКВ Вильгельму Кейтелю. Место нахождения Гитлера, в тот момент – это исторический факт, который трудно скрыть, но нашим «историкам» и кому-то, из партийно-военного руководства, не очень хотелось привлекать к данному моменту ненужный, с их точки зрения, интерес.

«Еще до ночи с 21 на 22 июня 1941 года поезд фюрера с его самым близким окружением, включая Йодля, меня и наших адъютантов, прибыл на новую штаб-квартиру фюрера в лесной лагерь около Растенбурга (Восточная Пруссия – В.М.). Оперативный штаб министерства был размещен в очень большом лагере, в тридцати милях от нас, в то время как Геринг, главнокомандующий германскими ВВС, перевел свой штабной поезд в другой лагерь, находящийся в соседнем Иоганнсбургском лесу; в результате чего все верховные главнокомандующие могли в любой момент пообщаться или в течение часа ( а возможно, и намного быстрее при помощи своих легких самолетов «шторх») собраться по приказу фюрера».

О переводном характере с английского, данных мемуаров, говорит такой факт. Расстояние приведено в милях, что присуще, именно Англии и, ряду англоязычных стран. В Германии, да, и в нашей стране, использовалась и используется поныне, метрическая система мер – километр (км).

Как видите, Гитлер, ну, никак не мог выступить по радио в Берлине 22 июня, по столь уважительной причине, как убытие в свою Ставку в Восточной Пруссии. Почему и предложил зачитать текст Геббельсу. Но, и это не все. Геббельс зачитал не саму речь Гитлера, а, своего рода, комментарии к ней. А кто же тогда зачитал речь Гитлера? Как кто? – сам Гитлер! Не мог же он, как и Сталин в речи от 3 июля, доверить свое обращение к нации зачитывать другому лицу? А то, получилась бы форменная глупость! Речь, подготовленная главой государства (или для главы государства) зачитывается только им самим. Также и Сталин, как глава государства, лично обратился к советскому народу со своей речью и тоже по поводу войны.

Это ведь не просто информационное сообщение, о чем либо. Данное выступление – это обращение руководителя государства к своей нации, к гражданам своей страны, накануне важного исторического события, начала войны, в котором озвучиваются поставленные перед народом задачи. Правда, каждый лидер государства ставил конкретно свои цели, резко отличающиеся друг от друга. Ну, на то, она и война.

Геббельс был министром пропаганды и не мог подменять собой главу правительства, то есть, главу государства. Таким образом, следует, что Гитлер, лично зачитал свое Обращение к немецкому народу!


Да, но когда же это произошло, если 22 июня он был в Растенбурге в Восточной Пруссии? Ведь, выше только что прочитали: Гитлер, вместе с военным руководством, прибыл в свою Ставку Верховного командования. Когда же он выступил? Он выступил в субботу 21 июня 1941 года! Но ведь его речь – это же, призыв к войне с Советским Союзом! А если зачитал по радио, то его услышали во всем мире и тогда, о какой внезапности нападения можно вести речь? – разве не такой вопрос, вправе задаст читатель автору? Все это необычно читать нам, бывшим советским, а ныне российским гражданам. Как я уже говорил, на Западе многое знают больше нашего. Но, данная информация с большим трудом доходит до нас. Главное, это конечно препоны со стороны власти, но и трудности, с иностранным языком. К большому сожалению, немногие читатели смогут прочитать, даже в Интернете, документы на немецком и английском языках.

Но, вернемся к данной речи. А как же вся та внезапность, «о которой все время твердили большевики» из Политбюро? Позвольте, задать вопрос читателю. А кто, собственно говоря, твердил о внезапном нападении? Неужели Сталин, где обмолвился? Ни разу в своей речи от 3 июля, а это первое его выступление перед страной после начала войны, он нигде не произнес, что, дескать, Германия «внезапно напала» на нас. Сомневающиеся, могут внимательно перечитать выступление Сталина от 3 июля.

Он произнес: «вероломное военное нападение гитлеровской Германии на нашу Родину». Учитель Мельников, из кинофильма «Доживем до понедельника», так пояснял своим ученикам данное слово: « Вероломная (речь на уроке истории в школе шла о политике царя. – В.М,), то есть ломающая веру, предательская…».

Снова отрывок из речи Сталина: «Фашистская Германия неожиданно и вероломно нарушила пакт о ненападении, заключенный в 1939 году…». Как видите, и в данном случае слова «неожиданно» и снова «вероломно», относятся к нарушению пакта, но отнюдь, не к самому факту нападения. Выходит, что Сталин и не знал, что Германия напала на нас «неожиданно»? Разумеется. Ведь, по «мысли» щебечущих поклонников псевдодемократии, он же на даче «скрылся от страха» и «впал в прострацию». Хотелось бы пояснить этим непонятливым, но ретивым поклонникам современной истории, что, во-первых, должно как минимум состояться это самое «внезапное нападение», а уж, после него, – «драп» на дачу с последующей «прострацией». И никак, не наоборот. Но вот незадача. Как видите, выясняется, что никакого внезапного нападения просто напросто не было, если Гитлер произнес свою речь за сутки до нападения.

Кстати, Сталин сразу «раскусил», цели и задачи, которые обозначил в своей речи «свободунесущий» фюрер:

«Он ставит своей целью захват наших земель, политых нашим потом, захват нашего хлеба и нашей нефти, добытых нашим трудом. Он ставит своей целью восстановление власти помещиков, восстановление царизма, разрушение национальной культуры и национальной государственности русских, украинцев, белорусов, литовцев, латышей, эстонцев, узбеков, татар, молдаван, грузин, армян, азербайджанцев и других свободных народов Советского Союза, их онемечение, их превращение в рабов немецких князей и баронов. Дело идет, таким образом, о жизни и смерти Советского государства, о жизни и смерти народов СССР, о том – быть народам Советского Союза свободными или впасть в порабощение. Нужно, чтобы советские люди поняли это и перестали быть беззаботными, чтобы они мобилизовали себя и перестроили всю свою работу на новый, военный лад, не знающий пощады врагу».

Значит, Сталин знал, что Гитлер напал не внезапно? Разумеется, знал, потому что, уж ему-то, Молотов, должен же был, показать эту самую ноту, в соответствии с которой, Германия разрывала с нашей страной дипломатические отношения? Кроме того, Молотов же уверял нас, что Сталин помогал ему редактировать речь, значит, это было до 22 июня.

Помните, что Молотов говорил в своем выступлении по радио? Вот его слова: «По поручению правительства Советского Союза я должен также заявить, что…

Такой же ложью и провокацией является вся сегодняшняя декларация Гитлера, пытающегося задним числом состряпать обвинительный материал насчет несоблюдения Советским Союзом советско-германского пакта».

Но нам, теперь известно, что Гитлер выступал 21-го июня. Следовательно, речь Молотова готовилась в субботу, если написано, что «сегодняшняя декларация». Это лишний раз подчеркивает, что Германская нота была вручена субботним утром, если Молотов ссылается на выступление Гитлера по радио. Есть же, у нас специальные люди, в обязанность которых входила прослушка вражеских голосов. Тут же доложили правительству о намерении Германской стороны. Кроме того, речь Гитлера была растиражирована по всему миру. Уж один-то экземпляр должны были подготовить и положить на стол наркома иностранных дел.

Молотов сразу к Сталину на дачу. «Так, мол, и так, товарищ Сталин! Немцы разорвали соглашение! Готовятся на нас напасть! Что делать?»

Подготовили текст выступления по радио и оставили, как я говорил пропуски, которые следует заполнить в случае прямого нападения. Ведь, немцы же не сказали, конкретно, когда это произойдет? Потом поехать на радио и озвучить текст на всю страну. Всё.

А как же так получается, что Гитлер открыто, объявил о начале войны, фактически за сутки, предупредив противную сторону? И как же наше правительство, все это проглотило? Почему оно бездействовало? Вот это и есть загадка, ответ на которую, как и саму загадку, хрущевцы, спрятали от народа. Точно также непонятно поведение Сталина и место его пребывания? Тогда, получается, что надо ставить вопрос уже не только о том, где был Сталин 22 июня, но где же, он был 21 числа, то есть, в субботу? Понятно, что на своей даче, но почему?

Более того, проследите за последовательностью процесса, которое провернула немецкая дипломатия. Гитлеру, прежде чем объявить на весь мир о начале войны с Советским Союзом, надо было, чтобы посол Шуленбург, своевременно вручил ноту о разрыве дипломатических отношений. Затем, пресс-конференция в Берлине перед представителями дипломатических посольств и журналистов крупнейших издательств с участием советского посла в Берлине Деканозова, которому вручат соответствующий документ (Об этом будет сказано чуть ниже). Иначе, с чего бы Гитлер, начал вещать на весь мир о войне с Советским Союзом? Теперь Германия перед всем миром предстает в обличии невинной овечки, проблеявшей, что она заранее предупредила противника о начале военных действий. Какой же она в таком случае агрессор?

Да и в Советском Союзе схема действия немецкой дипломатии, до крайности, проста. В Германское посольство в Москве, посылается срочная телеграмма с уведомлением. О ней мы уже вели речь, ранее, и даже обратили внимание, на тот «удивительный» факт, что наши деятели от истории, скрыли время приема этой телеграммы. Посол Шуленбург в соответствии с телеграммой и распорядком рабочего дня, в 9.30 утра 21-го июня, вручил текст этой ноты Молотову. Это было необходимо успеть сделать до обеда, так как в полдень 21-го июня Гитлер намечал выступление по радио после всех дипломатических процедур и пресс-конференции. После своего выступления, Гитлер со штабом выехал в Растенбург в Восточную Пруссию, откуда и планировал руководить своими командующими трех основных армейских групп: «Север», «Центр» и «Юг». После начала военных действий против нашей страны, утром 22 июня по радио, уже выступал Геббельс со своей речью, о которой можно сказать следующее. Это, как я говорил выше, своего рода комментарии к предыдущему выступлению Гитлера со свойственным Геббельсу пропагандистским налетом.

Давайте ознакомимся еще вот с каким документом.

«Распоряжение Главнокомандующего сухопутными войсками о назначении срока нападения на Советский Союз.


Главное командование 10 июня 1941 года

сухопутных войск

На основе предложения, представленного главным командованием сухопутных войск, верховное главнокомандование вооруженных сил назначило для готовности к военным действиям следующие сроки:

Днем «Д» операции «Барбаросса» … считать 22 июня.
В случае переноса этого срока соответствующее решение будет принято не позднее 18 июня. Данные о направлении главного удара будут в этом случае по-прежнему оставаться в тайне.
В 13.00 21 июня в войска будет передан один из двух следующих сигналов:

а) Сигнал «Дортмунд». Он означает, что наступление, как и запланировано, начнется 22 июня и что можно приступать к открытому выполнению приказов.

б) Сигнал «Альтона». Он означает, что наступление переносится на другой срок; но в этом случае уже придется пойти на полное раскрытие целей сосредоточения немецких войск, так как последние будут уже находиться в полной боевой готовности.

4. 22 июня, 3 часа 30 минут; начало наступления сухопутных войск и перелет авиации через границу. Если метеорологические условия задержат вылет авиации, то сухопутные войска начнут наступление самостоятельно.

По поручению: Гальдер

По пункту № 1. Опять «выдрали, что-то важное заменив, как всегда, многоточием.

Пункт № 2. Насчет 18 июня сильно сомневаюсь, так как «наши» историки могли исказить эту дату. Думаю, что следует читать «не позднее 20 июня». Это связано с «ликвидацией» Сталина.

Пункт № 3. Если ликвидация состоится, то в 12.00 с речью выступает Гитлер, а после этого в 13.00 передается сигнал «Дортмунд». Сам же Гитлер выезжает в Ставку в Восточной Пруссии. Если ликвидацию Сталина не удастся осуществить в намеченные сроки, то последует другой сигнал «Альтона». Конечно, нападать с субботы на воскресение удобно, но перенос срока еще на неделю затруднит маскировку самого нападения, так как огромные массы войск, конечно же, трудно скрыть от противника, что и беспокоит немецкое командование.

Конечно же, речь Гитлера, это обработка общественного мнения. Руководству рейха, безусловно, было бы желательно, начать все это значительно раньше, но обстоятельства мешали.

Хочу предложить читателю еще один документ, вышедший из недр ОКВ, даже, чуть раньше предыдущего.

Предложения штаба ОКВ по пропагандистской подготовке нападения на Советский Союз

Отдел обороны страны 8 мая 1941 года

(приводится в сокращении)

Начало подготовки:

… Для России наш удар должен оказаться внезапным. В то же время придется отложить идеологическую подготовку немецких солдат и немецкого народа, хотя она сама по себе была бы желательна. Но если русские до начала военных действий сами пойдут на провокацию, то это будет означать, что наступил момент открыть как идеологическую кампанию по подготовке к войне нашего народа, наших немецких солдат, так и действия по разложению русского народа. Правда, и в этот момент наши намерения еще должны оставаться в тайне. Должно сохраняться впечатление, будто главной задачей на летний период остается операция по вторжению на острова, а меры против Востока носят лишь оборонительный характер и их объем зависит только от русских угроз и военных приготовлений.

Подготовка немецкого солдата:

Следует считать достаточным краткое ориентирование солдата относительно его новых задач. Ориентирование должно осуществляться за короткий срок до дня «Д» операции «Барбаросса». Инструктаж офицерского состава могут провести командиры частей и соединений приблизительно за восемь дней до дня «Д», а с рядовым составом проделают необходимую работу командиры рот (батарей) в самые последние дни перед началом военных действий. Инструктаж будет проводиться в духе ранее представленного предложения управления пропаганды вооруженных сил…

Подготовка зарубежного общественного мнения:

Если начинать идеологическую обработку зарубежных стран и оккупированных областей, а также действия по разложению русского народа (например, подпольными радиостанциями, листовками и т.п.) до наступления дня «Д» операции «Барбаросса», то это преждевременно раскроет наши намерения. Копирование ранее использовавшихся методов пропаганды лишит операцию фактора внезапности. Зато было бы целесообразно до последнего дня усиливать пропаганду против Англии.

Объявить о наших действительных планах немецкому народу и зарубежным странам можно будет только в день «Д», без всякой предварительной подготовки».

По пункту № 1. Конечно, и по этому документу прошлась «советская» цензура. Видимо, заранее подготавливали материал для Резуна-Суворова. Неужели, немцы такие тупые создания, что противоречат сами себе или не понимают существа дела?

Из дневника Ф.Гальдера (если читатель, еще не забыл этот документ).

« 22.5.1941 г. …Майор Вестерберг (из отдела аэрофоторазведки штаба военно-воздушных сил) докладывает о результатах аэрофотосъемки эскадрильей Ровеля русских пограничных районов. Имеются точные данные о том, что вдоль границы ведутся обширные работы по строительству укреплений (особенно противотанковых рвов). На подготовку сплошного оборонительного рубежа указывает также укладка кабеля. Аэрофотосъемка подтверждает наше мнение, что русские полны решимости удерживать свои границы…».

Пусть читателя не смущает дата 22 мая. Ведение оборонительных работ на границе нашей стороной, осуществлялось задолго до 8 мая, которое отражено в предложениях штаба ОКВ. Вопрос вот в чем? Кто же готовит оборонительные сооружения, мы или немцы? Если мы, якобы, собираемся провоцировать немцев, то получается, что мы, вроде бы, и хотим напасть на Германию? Зачем же тогда роем противотанковые рвы? Создать себе трудности при атакующем положении, а потом их стойко преодолевать? В чисто русском стиле, так что ли?

С другой стороны: за кого немцы принимают нас? За полных идиотов?

Кто же должен поверить в то, что для нападения на Англию, немецкие войска спрятались в «засаду» у границ Советского Союза? Если только руководитель Советского государства товарищ Сталин, у которого «крыша поехала», – с подачи «дорогого Никиты Сергеевича», да, тех историков, которые истово верят в данную глупость?

По теме, пункт № 2. Разъяснение солдату в нескольких словах цель войны против СССР необходимо осуществить «до дня «Д» операции «Барбаросса». Что и было сделано.

Пункт № 3. Предельно откровенно, особенно в отношении нас. Эту методику «разложение русского народа», в виде эстафеты, Запад взял после речи Черчилля в Фултоне и продолжил ее вплоть до уничтожения СССР. Теперь на очереди Россия. Что с нами будет дальше?

Возвращаемся к рассмотрению событий 21 июня 1941 года. На наш «огонек», набрел У.Черчилль со своей речью. Мы о ней тоже упоминали ранее и я, даже заострил вопрос, отчего это он свою речь, с субботы перенес на воскресный вечер? Помните? Как только Гитлер на весь мир объявил о начале войны с Советским Союзом, то это сообщение, разумеется, сразу довели до Черчилля. Сначала он хотел сразу дать свою оценку выступлению Гитлеру, но затем, подумав, стал ждать, как будут события развиваться дальше. Вопрос стоял: «управились» со Сталиным, в смысле ликвидации, или нет? Черчилль, разумеется, всё о планах Гитлеровского руководства узнал из допросов Гесса. Не просто же так он к ним «прилетел»? В нашем случае, события в Англии, вроде бы, развивались так: посол Криппс, якобы бы, проявил «осведомленность». Сразу, как пишет посол Майский, тот позвонил ему и напросился на встречу. У наших мемуаристов, всегда, валят на покойников. Когда Майский писал свои воспоминания, Стеффорд Криппс уже лежал в земле сырой. А с того света не возразят и не опровергнут. Думается, Иван Михайлович «темнит», по поводу сведений от Криппса. Как я уже отмечал ранее, он сам узнал из сообщений английского радио о том, что Гитлер готовит нападение на нашу страну. А вспомните, черноморских моряков из Севастополя, которые перехватили сообщение «из-за бугра» по радио о начале войны и передали в штаб ВМФ Рогову. Разумеется, Германское радио раструбило на весь мир о своем предстоящем нападении на Советский Союз. К тому же все мировые информационные службы продублировали выступление немецкого вождя. Ясное дело, что телеграмма посла Майского не была открытием для нашего наркомата, сами, небось, владели ситуацией, но, тем не менее, Иван Михайлович все же, обеспокоился случившимся. Он отбивает эту самую «срочную телеграмму о нападении» и шлет ее в свой наркомат. То-то, ее «не смогли найти в архивах», наши «историки» в дипломатических мундирах.

Кроме того, в речи Гитлера не было сказано о точной дате нападения. Поэтому Иван Михайлович Майский и терзался сомнениями, что нападение произойдет завтра или послезавтра? А Криппс подсказал ему, что, дескать, Гитлер любит нападать с субботы на воскресение, поэтому, если нападения не будет в ближайшее воскресение, то оно, возможно, произойдет через неделю, 29 июня. Вот и все недомолвки в «Воспоминаниях советского дипломата».

Думаете, Сталин не проявил интерес к Ивану Михайловичу Майскому? В 1943 году (раньше было не до него), его отозвали на Родину, но дневник, который он вел по дипломатической службе, не поплыл на корабле, вместе с бывшим хозяином, а был отправлен самолетом. Это не тот дневник, в широком понимании этого слова. Это специальный дневник посла, куда заносятся все его действия. Это очень, не побоюсь этого слова, очень ценный документ. Как видите, в Кремле посчитали, что самолетом доставить безопаснее, чем на корабле морем. Кроме, того мы не знаем обстоятельств такого вынужденного размежевания дневника и его владельца. Я уже говорил, что Майского после войны, в самом начале 50-х, «за хобот» притянут на Лубянку. Хотя и не по Гессу, а по другой, не менее интересной теме, но, тем не менее, «английским шпионом» назовут. И совершенно напрасно, между прочим, с чем, категорически не согласится Лаврентий Павлович, выпустив на свободу незадачливого дипломата.

Этот момент и обыграет Хрущев, использовав рассказ Берии о Майском, в своих мемуарах. Он заменит в эпизоде с арестом Мерецкова, причину по которой тот будет находиться на Лубянке. Историю с Майским Никита Сергеевич припишет Мерецкову. Не будет же Хрущев приводить настоящую причину ареста своего подельника. Именно, Майскому вменял в вину, как «английскому шпиону», министр госбезопасности Игнатьев. Именно, с Майским (настоящая фамилия которого – Лиховецкий) и возник вопрос о крови, так как он был арестован по сфабрикованному делу о Кремлевских врачах, где подоплекой стоял еврейский вопрос. В дальнейшем, мы вкратце, столкнемся с этим делом.

Лаврентий Павлович Берия, арестовав Игнатьева, тут же выпустил из тюрьмы ни в чем не повинного Ивана Михайловича. Ведь его засадили в тюрьму совсем за другие дела, никоим образом не связанные с врачами.

Вот такая история с продолжением по Мерецкову. Хрущев знал, что ставилось в вину Кириллу Афанасьевичу, поэтому приложил все усилия, чтобы вытянуть того с Лубянки. Длинные руки были у Никиты Сергеевича.

Вернемся к «нашим баранам». Можно ли ознакомиться с речью У.Черчилля. Разумеется, да. Но для русского читателя, данное выступление приведено в сокращенном варианте.

«За последние 25 лет никто не был более последовательным противником коммунизма, чем я. Я не возьму обратно ни одного слова, которое я сказал о нем. Но всё бледнеет перед развертывающимся сейчас зрелищем…

Я вижу русских солдат, стоящих на пороге своей родной земли, охраняющих поля, которые их отцы обрабатывали с незапамятных времен. Я вижу их охраняющими свои дома…

Я вижу десятки тысяч русских деревень, где средства к существованию с таким трудом вырываются у земли, но где существуют исконные человеческие радости, где смеются девушки и играют дети. Я вижу, как на всё это надвигается гнусная нацистская военная машина с её щеголеватыми, бряцающими шпорами прусскими офицерами, с её искусными агентами, только что усмирившими и связавшими по рукам и ногам десяток стран. Я вижу также серую вымуштрованную послушную массу свирепой гуннской солдатни, надвигающейся подобно тучам ползущей саранчи. Я вижу в небе германские бомбардировщики и истребители с ещё не зажившими рубцами от ран, нанесенных им англичанами, радующиеся тому, что они нашли, как им кажется, более легкую и верную добычу. За всем этим шумом и громом я вижу кучку злодеев, которые планируют, организуют и навлекают на человечество эту лавину бедствий…

Я должен заявить о решении правительства Его Величества, и я уверен, что с этим решением согласятся в свое время великие доминионы, ибо мы должны высказаться сразу же, без единого дня задержки. Я должен сделать заявление, но можете ли вы сомневаться в том, какова будет наша политика? У нас лишь одна-единственная неизменная цель. Мы полны решимости уничтожить Гитлера и все следы нацистского режима. Ничто не сможет отвратить нас от этого, ничто. Мы никогда не станем договариваться, мы никогда не вступим в переговоры с Гитлером или с кем-либо из его шайки. Мы будем сражаться с ним на суше, мы будем сражаться с ним на море, мы будем сражаться с ним в воздухе, пока с божьей помощью не избавим землю от самой тени его и не освободим народы от его ига. Любой человек или государство, которые борются против нацизма, получат нашу помощь. Любой человек или государство, которые идут с Гитлером — наши враги…

Такова наша политика, таково наше заявление. Отсюда следует, что мы окажем России и русскому народу всю помощь, какую только сможем. Мы обратимся ко всем нашим друзьям и союзникам во всех частях света с призывом придерживаться такого же курса и проводить его так же стойко и неуклонно до конца, как это будем делать мы…

Это не классовая война, а война, в которую втянуты вся Британская империя и Содружество наций, без различия расы, вероисповедания или партии. Не мне говорить о действиях Соединенных Штатов, но я скажу, что если Гитлер воображает, будто его нападение на Советскую Россию вызовет малейшее расхождение в целях или ослабление усилий великих демократий, которые решили уничтожить его, то он глубоко заблуждается. Напротив, это еще больше укрепит и поощрит наши усилия спасти человечество от тирании. Это укрепит, а не ослабит нашу решимость и наши возможности. Поэтому опасность, угрожающая России, — это опасность, грозящая нам и Соединенным Штатам, точно так же как дело каждого русского, сражающегося за свой очаг и дом, — это дело свободных людей и свободных народов во всех уголках земного шара.

(Churchill W. The Second World War. Vol. 3 L., 1951. Р. 331—333).

Что уж такого секретного мог произнести Черчилль, узнать которое, было не дано советскому человеку? По всей видимости, Черчилль обмолвился о речи Гитлера от 21 июня, что и побудило его, как он пишет в мемуарах, взяться за перо, при подготовке к выступлению по английскому радио. Это можно понять даже из его «обрубленных» мемуаров на русском языке, отрывок из которых был приведен ранее. Советскому читателю знать это, в полном объеме, было не положено. А признак многоточий в таком важном для понимания истории документе, как мемуары или приведенная выше речь, такой знаковой фигуры в мировой политике, как Черчилль, не более того, как попытка скрыть от читателя, весьма неудобные для власти предателей, – факты. Вот назвал Хрущева и его со товарищей – предателями, а не перегнул ли палку? А кто же они, – в действительности? Совершить страшную катастрофу 1941 года, положив под немецкие танки, почти разоруженную Красную Армию. Как тогда они называются, если не предателями? Сделать два переворота, второй – в 1953 году, удачный: это что не предательство? Ведь, дорвавшись до власти в 1953 году, они учинили погром и в архивах нашей страны. Сколько уничтожено документов, которые уличили бы их в свершении преступления во время Великой Отечественной войны? Тысячи! Более того, они подменили фальшивками настоящие документы и исказили нашу историю войны до неузнаваемости.

Главное, сколько честных людей уничтожили, которые верой и правдой служили своему Отечеству.

Подвести итог событиям 21 и 22 июня 1941 года, которые произошли в Германии, хотелось бы воспоминаниями Валентина Михайловича Бережкова, бывшего в ту пору первым секретарем нашего посольства в Берлине. Мы с ним уже встречались по данной теме. Разумеется, данные мемуары «препарированы» советской цензурой и наиболее значимые места искажены или удалены, но в свете того, что нам уже известно многое, этот текст, все равно, хорошо дополнит все то, о чем мы говорили выше. Если чего Валентин Михайлович и упустил, мы его вовремя подправим. Тем более что у него есть еще и «демократический» вариант издания.

« В субботу 21 июня из Москвы пришла срочная телеграмма. Посольство должно было немедленно передать германскому правительству упомянутое выше важное заявление».

Уже говорилось о том, что при получении Молотовым германской ноты, мы должны были послать запрос в свое посольство в Берлине, которое должно было подтвердить правомочность подобного заявления. А вдруг, Шуленбург провокатор, – который хочет поссорить народы Германии и СССР? В данном случае, речь, как бы идет о другом, и в посольстве, явно «не понимают» происходящего.

[Владимир Мещеряков]

«Мне поручили связаться с Вильгельмштрассе и условиться о встрече представителей посольства с Риббентропом. Дежурный по секретариату министра ответил, что Риббентропа нет в городе. Звонок к первому заместителю министра, статс-секретарю Вейцзеккеру также не дал результатов. Проходил час за часом, а никого из ответственных лиц найти не удавалось. Лишь к полудню объявился директор политического отдела министерства Верман. Но он только подтвердил, что ни Риббентропа, ни Вейцзеккера в министерстве нет.

— Кажется, в Ставке фюрера происходит какое-то важное совещание. По-видимому, все сейчас там, — пояснил Верман. — Если у вас дело срочное, передайте мне, а я постараюсь связаться с руководством...

Я ответил, что это невозможно, так как послу поручено передать заявление лично министру, и попросил Вермана дать знать об этом Риббентропу…»

Это очень сложный момент в понимании происходящего. Если бы наши историки и дипломаты не врали, относительно происходящего момента, тогда можно было бы предположить, что германская сторона решила схитрить. Посол Шуленбург, ноту о разрыве дипломатических отношений, Молотову вручил, а, аналогичное уведомление, уже нашему послу в Берлине Деканозову, вручено не было. Молотову, в тот момент, действительно, не позавидуешь: полная сумятица в голове. Как понять, насколько правомочным было вручение ноты Шуленбургом? Наркомовцы пытаются связаться с Берлином, а связи нет. Могло же так быть? Сейчас тяжело это проверить (но, при желании, можно). События специально запутаны, чтобы трудно было понять, в какой день это происходит: 21-го или 22-го июня? Поэтому Бережков бодро и пишет, что

«из Москвы в этот день несколько раз звонили по телефону. Нас торопили с выполнением поручения. Но сколько мы ни обращались в министерство иностранных дел, ответ был все тот же: Риббентропа нет, и когда он будет, неизвестно. Часам к семи вечера все разошлись по домам. Мне же пришлось остаться в посольстве и добиваться встречи с Риббентропом. Поставив перед собой настольные часы, я решил педантично, каждые 30 минут, звонить на Вильгельмштрассе».

Хочется верить написанному, но гложет сомнение. На протяжении всего рассказа о пребывании в Германии Бережков ни разу не назвал фамилии нашего посла. Почему? Столько привел описаний разных лиц, а своего непосредственного начальника Деканозова Владимира Георгиевича не упомянул ни разу, отделавшись лишь нейтральным словом «посол». Может это связано с тем, что когда Хрущев совершил переворот, то в числе первых, кто попал под пули заговорщиков, был именно, бывший посол СССР в Германии В.Г.Деканозов. Ему ли не знать, что было на самом деле 21 июня? А курировавший легально разведывательную сеть в Германии и находящийся при посольстве Александр Михайлович Коротков, тоже многое мог бы порассказать, но, как пишет Бережков, «в конце 50-х годов скоропостижно скончался на теннисном корте в Москве». Наверное, теннисный мяч попал в Александра Михайловича и «повредил жизненно-важные органы» нашего замечательного разведчика?

Так вот, в тот описываемый момент, секретарь Бережков названивает в министерство иностранных дел Германии на протяжении, как пишет, всего дня, а о действиях нашего посла – ни слова.

«Трудно было отделаться от мысли, что ходивший по Берлину слух, в котором фигурировала последняя дата нападения Гитлера на Советский Союз — 22 июня, на этот раз, возможно, окажется правильным. Казалось странным и то, что мы в течение целого дня не могли связаться ни с Риббентропом, ни с его первым заместителем, хотя обычно, когда министра не было в городе, Вейцзеккер всегда был готов принять представителя посольства. И что это за важное совещание в ставке Гитлера, на котором, по словам Вермана, находятся все нацистские главари?..»

Иной раз напишут такое, наши доктора исторических наук, что с трудом поддается осмыслению. (Кстати, Валентин Михайлович имел, именно, эту ученую степень). Я, имею в виду, те, слухи, которые распространялись по Берлину, относительно даты нападения на нашу страну.

Не в том месте находился Р.Зорге, а то бы прислал в радиограмме более точную дату нападения. А, может наша разведка (тот же Коротков, например?) эти слухи «распространяла»? Знала же, что в Москве к их сообщениям «Сталин относится скептически» и подумала, что может Бережков, как-то поможет, передаст? Может, «за слухи», Короткову и «залепили» теннисным мячом на корте насмерть? В отношении странностей, я уже сказал выше. Кроме телефона в посольстве был и автотранспорт, так что можно было и колеса размять, скатав для приличия в министерство иностранных дел Германии, чтобы, лично убедиться, в чем там дело? Да, к тому же, и бумагу соответствующую передать секретарю, своему же собрату по дипломатической работе или еще, что-нибудь сделать, что положено в таких случаях. А насчет Ставки Гитлера, – сплошное убожество. Ему ли, Бережкову, не знать обстоятельства этого дела. Сам рассказывал о наших разведчиках в Германии, в одной из глав своих воспоминаний. А здесь, прикидывается первоклассником на уроке в школе. Что, уж и Кейтеля не читал в оригинале, что ли? – когда готовил мемуары, или, при защите докторской диссертации пошел на поводу у оппонентов?

Правда, в более поздних изданиях своих воспоминаний, ему дали возможность «вспомнить» о Деканозове, более подробно. Вот как это выглядит в современном виде, изданном в девяностые годы.

«Начальник имперской канцелярии Отто Мейснер сразу же после прибытия в Берлин в декабре 1940 года нового советского посла Владимира Георгиевича Деканозова завел с ним дружбу. Ясно, что она была санкционирована самим Гитлером, который познакомился с посланцем Сталина, когда тот сопровождал Молотова в его поездке в столицу рейха и присутствовал при переговорах в кабинете фюрера. Деканозов — маленького роста, но плотного телосложения, с бочкообразной грудной клеткой, лысеющей головой и густыми рыжими бровями — при новом назначении сохранил свой пост заместителя наркома, что подчеркивало особое доверие, которым он пользовался у «вождя народов».

Когда меня в конце декабря назначили первым секретарем посольства СССР в Германии и я приступил к своим обязанностям, Владимир Георгиевич встретил меня очень любезно. Часто приглашал на ужин, брал с собой на все важные переговоры, хотя в посольстве имелся специальный переводчик. Деканозов знакомил меня не только со всеми телеграммами, касавшимися отношений с Германией, но и с документами, которые ему присылали из Москвы как члену Центрального Комитета партии. За бутылкой грузинского вина он любил поговорить о том, что они со Сталиным земляки, ибо оба карталинцы (одна из кавказских народностей). Но прежде всего он был человеком Берии, да и перешел в Наркоминдел из органов безопасности. Видимо, все это учитывали в рейхсканцелярии, благословляя особые отношения между Деканозовым и Отто Мейснером».

Ведь, можно же, при желании, поведать читателю настоящую правду о нашем после в Германии? И не только о нем. Давайте ознакомимся с отрывком из последней книги В.Бережкова с несколько шокирующим названием: «Я мог убить Сталина». Это, видимо, надо понимать как воспоминания о не сбывшейся мечте, так что ли?

«21 июня 1941 года получили телеграмму от Сталина. Он опять предлагает встречу с Гитлером. Он понимает: война принесет несчастье двум народам, и, чтобы избежать этого, нужно немедленно начать переговоры, выслушать германские претензии. Он был готов на большие уступки: транзит немецких войск через нашу территорию в Афганистан, Иран, передача части земель бывшей Польши. Посол поручил мне дозвониться до Ставки Гитлера и передать все это. Но меня опередил телефонный звонок: нашего посла просили прибыть в резиденцию Риббентропа. Едем, настроение тревожное».

Разумеется, после получения ноты в Москве от Шуленбурга, Кремль обязан был отреагировать. Предполагалось выяснить через посла Деканозова, так ли всё на самом деле? Тут пристально всматриваясь, не можем разглядеть Сталина, а Бережков от него 21 июня депеши получает. Уже и Молотова оттерли, получается, от поста наркома иностранных дел? Кроме того, ясно же читается, что Бережкову предлагалось звонить в «Ставку Гитлера», то есть, в Растенбург. Или есть сомнения, что Берлинская имперская канцелярия, могла носить такое название? Но, смотрите, министр иностранных дел Германии Риббентроп вызывает нашего посла Деканозова. Разумеется, чтобы вручить ему соответствующую официальную бумагу. Дату вручения Бережков указал, как 21 июня 1941 года.

Но в первоначальном варианте советского издания, разумеется, даже это событие излагалось по-иному.

«Внезапно в 3 часа ночи, или в 5 часов утра по московскому времени (это было уже воскресенье 22 июня), раздался телефонный звонок. Какой-то незнакомый голос сообщил, что рейхс-министр Иоахим фон Риббентроп ждет советских представителей в своем кабинете в министерстве иностранных дел на Вильгельмштрассе. Уже от этого лающего незнакомого голоса, от чрезвычайно официальной фразеологии повеяло чем-то зловещим».

Полгода проработал в посольстве и вдруг, услышал незнакомый голос? Наверное, приняли «новенького» в министерство, чтобы напугал по телефону Бережкова. Еще момент. Риббентроп ожидает их в своем кабинете.

«Выехав на Вильгельмштрассе, мы издали увидели толпу у здания министерства иностранных дел. Хотя уже рассвело, подъезд с чугунным навесом был ярко освещен прожекторами. Вокруг суетились фоторепортеры, кинооператоры, журналисты. Чиновник выскочил из машины первым и широко распахнул дверцу. Мы вышли, ослепленные светом юпитеров и вспышками магниевых ламп. В голове мелькнула тревожная мысль — неужели это война? Иначе нельзя было объяснить такое столпотворение на Вильгельмштрассе, да еще в ночное время. Фоторепортеры и кинооператоры неотступно сопровождали нас. Они то и дело забегали вперед, щелкали затворами».

Уважаемый читатель. Мы с вами при исследовании, уже встречались со многими воспоминаниями. Как правило, у наших мемуаристов, всегда встречается расхожая фраза: «в голове мелькнула мысль – неужели война?» Не избежали подобной участи и мемуары Бережкова. У наших «героев» подобная мысль ни разу не мелькала в их головах, хотя бы за неделю, в крайнем случае, хотя бы за сутки до начала войны? Нет, тютелька в тютельку, в половине четвертого утра или, как у Бережкова, чуть-чуть попозже. Еще интересный момент: «Чиновник выскочил из машины первым и широко распахнул дверцу». Это чей же чиновник выскочил из нашей машины? Судя по всему, немецкий. Не стал бы, так называть Бережков, своего товарища по посольству. Тогда, как это понимать? А понимать это надо так, что посол Деканозов и сопровождающие его лица, скорее всего, были доставлены на пресс-конференцию, где официально было объявлено о начале войны Германии и СССР. Отсюда и появление в машине представителя немецкой службы безопасности. Машина была уже не наша, посольская, а представительская – министерства иностранных дел Германии. Наше посольство уже заблокировали, к этому времени, и выезд наших машин был запрещен. Факт вручения ноты о разрыве дипломатических отношений всегда знаменует собой, начало момента особых отношений. Думается, в данных мемуарах, время действия, как всегда «передернули».

А как изложены данные события в современном издании девяностых годов?

«У подъезда резиденции Риббентропа в роковое утро 22 июня 1941 г. нас — Деканозова и меня — ожидал «мерседес» рейхсминистра, чтобы доставить обратно в посольство. Повернув с Вильгельмштрассе на Унтер-ден-Линден, мы увидели вдоль фасада посольского здания цепочку эсэсовцев. Фактически мы были отрезаны от внешнего мира. Телефоны бездействовали. Выходить в город запрещено. Ничего не оставалось, как ждать дальнейшего развития событий. Около двух часов дня в канцелярии зазвонил телефон. Работник протокольного отдела германского МИД Эрих Зоммер сообщил, что впредь до выяснения вопроса о том, какая страна возьмет на себя защиту интересов Советского Союза, посольству предлагается назначить дипломата для связи с Вильгельмштрассе. Посол Деканозов поручил эту функцию мне, о чем я и проинформировал протокольный отдел, когда мне вновь позвонили. — Должен вас предупредить, — разъяснили мне, — что представителя посольства при поездках в министерство иностранных дел будет сопровождать начальник охраны, установленной вокруг посольства, хауптштурмфюрер СС Хейнеман. Через него вы можете связаться, если понадобится, с протокольным отделом…»

Все может человек при желании. И через сорок лет, оказывается, помнит какая машина подъехала к нашему посольству? А когда был молодым да неопытным, все «спотыкался», вспоминания.

Обратите внимание на время: «около двух часов дня». По-московски, будет пять часов. Нота уже вручена. В дальнейшем, будет врать, что по приезду от Риббентропа в посольстве будут слушать речь Молотова. Видимо, в записи специально для Бережкова и его друзей. Хотя все это происходило 21-го июня. Снова возвращаемся к советскому изданию мемуаров.

« В апартаменты министра вел длинный коридор. Вдоль него, вытянувшись, стояли какие-то люди в форме. При нашем появлении они гулко щелкали каблуками, поднимая вверх руку в фашистском приветствии. Наконец мы оказались в кабинете министра. В глубине комнаты стоял письменный стол, за которым сидел Риббентроп в будничной серо-зеленой министерской форме. Когда мы вплотную подошли к письменному столу, Риббентроп встал, молча кивнул головой, подал руку и пригласил пройти за ним в противоположный угол зала за круглый стол. У Риббентропа было опухшее лицо пунцового цвета и мутные, как бы остановившиеся, воспаленные глаза. Он шел впереди нас, опустив голову и немного пошатываясь. «Не пьян ли он?» — промелькнуло у меня в голове. После того как мы уселись и Риббентроп начал говорить, мое предположение подтвердилось. Он, видимо, действительно основательно выпил».

Для чего я привел кабинет Риббентропа и весь антураж происходящего, читатель поймет, чуть ниже.

«Советский посол так и не смог изложить наше заявление, текст которого мы захватили с собой. Риббентроп, повысив голос, сказал, что сейчас речь пойдет совсем о другом. Спотыкаясь чуть ли не на каждом слове, он принялся довольно путано объяснять, что германское правительство располагает данными относительно усиленной концентрации советских войск на германской границе. Игнорируя тот факт, что на протяжении последних недель советское посольство по поручению Москвы неоднократно обращало внимание германской стороны на вопиющие случаи нарушения границы Советского Союза немецкими солдатами и самолетами, Риббентроп заявил, будто советские военнослужащие нарушали германскую границу и вторгались на германскую территорию, хотя таких фактов в действительности не было».

Здесь речь шла о том, что Деканозов собирался вручить Риббентропу послание от Молотова о многочисленных нарушениях советской границы. На что Риббентроп ответил нотой о разрыве дипломатических отношениях, препроводив свое сообщение, по дипломатическому этикету, что аналогичная нота вручена (или будет вручена) послом Шуленбургом министру иностранных дел Молотову. В данном случае посла страны, с которой расторгают дружеские отношения, вызывают «на ковер» в министерство иностранных дел, где и совершается обряд «экзекуции». В данном случае, при описании Бережковым, все это смикшировано и заведомо искажено. Обратите внимание, что и в этом случае, наш посол, так и «не получил» эту самую ноту протеста. Как и в мемуарах Жукова, Молотов, ведь тоже, вернулся ни с чем от Шуленбурга, только со словами.

«Далее Риббентроп пояснил, что он кратко излагает содержание меморандума Гитлера, текст которого он тут же нам вручил. Затем Риббентроп сказал, что создавшуюся ситуацию германское правительство рассматривает как угрозу для Германии в момент, когда та ведет не на жизнь, а на смерть войну с англосаксами. Все это, заявил Риббентроп, расценивается германским правительством и лично фюрером как намерение Советского Союза нанести удар в спину немецкому народу. Фюрер не мог терпеть такой угрозы и решил принять меры для ограждения жизни и безопасности германской нации. Решение фюрера окончательное. Час тому назад германские войска перешли границу Советского Союза».

Для нас в данный момент совсем не важно, что нам по обыкновению, фантазирует очередной мемуарист. Нам нужно свидетельство, что будет упомянуто о «меморандуме Гитлера». Обратите внимание, как замысловато названо «Обращение Гитлера к немецкому народу», прозвучавшее по радио. Это чтобы, в то время советский читатель не понял, что к чему? Значит, речь Гитлера состоялась, и Риббентроп вручил ее текст советским представителям (вместо ноты)?

«Затем Риббентроп принялся уверять, что эти действия Германии являются не агрессией, а лишь оборонительными мероприятиями. После этого Риббентроп встал и вытянулся во весь рост, стараясь придать себе торжественный вид. Но его голосу явно недоставало твердости и уверенности, когда он произнес последнюю фразу:

— Фюрер поручил мне официально объявить об этих оборонительных мероприятиях...

Мы тоже встали. Разговор был окончен. Теперь мы знали, что снаряды уже рвутся на нашей земле. После свершившегося разбойничьего нападения война была объявлена официально...»

Понятно, что вместо ноты, по Бережкову, послу Деканозову, якобы, вручили «меморандум», который он принял из рук Риббентропа и направился к выходу. Уж не за это ли его расстрелял Хрущев? Будет знать как «распространять речи Гитлера» на советской земле.

«Тут уже нельзя было ничего изменить. Прежде чем уйти, советский посол сказал:

— Это наглая, ничем не спровоцированная агрессия. Вы еще пожалеете, что совершили разбойничье нападение на Советский Союз. Вы еще за это жестоко поплатитесь...

Мы повернулись и направились к выходу. И тут произошло неожиданное. Риббентроп, семеня, поспешил за нами. Он стал скороговоркой, шепотком уверять, будто лично он был против этого решения фюрера. Он даже якобы отговаривал Гитлера от нападения на Советский Союз. Лично он, Риббентроп, считает это безумием. Но он ничего не мог поделать. Гитлер принял это решение, он никого не хотел слушать...

— Передайте в Москве, что я был против нападения, — услышали мы последние слова рейхсминистра, когда уже выходили в коридор…

Подъехав к посольству, мы заметили, что здание усиленно охраняется. Вместо одного полицейского, обычно стоявшего у ворот, вдоль тротуара выстроилась теперь целая цепочка солдат в эсэсовской форме».

Владимира Михайловича, цензоры явно поторопили отправить в свое посольство, добавив ему в придачу коллег по работе. Обычно процедуры подобных мероприятий проходят, примерно, по такой схеме. В своем кабинете министр иностранных дел, в данном случае, Риббентроп, в конфиденциальной обстановке вручает ноту протеста послу, уже ставшей, недружественной стране, а затем, вместе с ним выходят на пресс-конференцию, где публично министр иностранных дел делает соответствующее заявление дипломатическим представителям стран, с которыми у Германии сохраняются дружественные отношения. Обеим сторонам задаются вопросы, и журналисты, присутствующие на данной конференции, получают ответы. В главе «Москва, 22 июня 1941 года. Кремль без Сталина?» приведена фотография данной пресс-конференции. Обратите внимание на большое скопление народа. Жаль, что Бережков «отказался» присутствовать на данной пресс-конференции, а то, многое, мог бы порассказать в будущем.

«В посольстве нас ждали с нетерпением. Пока там наверняка не знали, зачем нас вызвал Риббентроп, но один признак заставил всех насторожиться: как только мы уехали на Вильгельмштрассе, связь посольства с внешним миром была прервана — ни один телефон не работал...».

Не во всех же головах мелькала подобная мысль о войне, как у Бережкова: поэтому «ждали с нетерпением». Насчет связи, и ежу понятно. Зачем же врагу давать в руки возможность информировать свою сторону. Дальше, как всегда, без тупости не можем. Всё! – время смешалось в кучу. Так уже наступает утро следующего дня, 22 июня, а накануне, посол с переводчиком Бережковым были у Риббентропа. Понятно, что ноту вы «утаили» от читателя, а чего ждете от Москвы? Чтоб Молотов сказал вам, что война началась?

« В 6 часов утра по московскому времени мы включили приемник, ожидая, что скажет Москва. Но все наши станции передали сперва урок гимнастики, затем пионерскую зорьку и, наконец, последние известия, начинавшиеся, как обычно, вестями с полей и сообщениями о достижениях передовиков труда. С тревогой думалось: неужели в Москве не знают, что уже несколько часов как началась война?»

Странный вы человек, Валентин Михайлович, а еще переводчик с немецкого языка. Вам, что Риббентроп сказал в кабинете? А вы взяли, да соврали нам, сказав, что вызывали, чтобы вручить «меморандум» Гитлера. (Это чтобы состыковалось с текстом телеграммы от 21 июня, о которой говорилось ранее). Выходит, что «аналогичное послание», видимо, вручил и Шуленбург Молотову? Тогда, чего же вы ждете от Москвы? Вот вам и передают «утреннюю гимнастику» с «пионерской зорькой». Но, надо как-то исправлять положение и Бережков описывает способы связаться с Москвой и передать важное сообщение. Фашисты-«редиски», Бережкову не сказали, что Шуленбург, в Москве подсуетился и уже передал это важное сообщение Молотову. А из Берлина, нашим посольским, передать сообщение на Родину, было весьма проблематично. Ни у кого не получилось, кроме, как у нашего «героя». Привожу дальнейшее повествование Бережкова, ради чего, собственно и включил данный отрывок.

«…Я сел за руль, ворота распахнулись, и юркий «опель» на полном ходу выскочил на улицу. Быстро оглянувшись, я вздохнул с облегчением: у здания посольства не были ни одной машины, а пешие эсэсовцы растерянно глядели мне вслед.

Телеграмму сразу сдать не удалось. На главном берлинском почтамте все служащие стояли у репродуктора, откуда доносились истерические выкрики Геббельса. Он говорил о том, что большевики готовили немцам удар в спину, а фюрер, решив двинуть войска на Советский Союз, тем самым спас германскую нацию».

Вот Бережков и подтверждает, что выступление Геббельса прозвучало утром 22 июня и, как видите, это не речь Гитлера, а комментарии, если о фюрере говорится в третьем лице. Следовательно, речь Гитлера прозвучала накануне, коли Риббентроп, вручил послу Деканозову отпечатанный «меморандум» и никак не 22 июня, если Геббельс уже давал немцам объяснения по поводу войны.

Кстати, и сам министр пропаганды Йозеф Геббельс может подтвердить сказанное Валентином Бережковым. В его дневниках, оказывается, есть запись от 22-го июня. Она сама по себе нейтральная, но как, увидите, оказалось, что очень даже, может о многом рассказать.

«…3 часа 30 минут. Загремели орудия. Господь, благослови наше оружие! За окном на Вильгельмплац все тихо и пусто. Спит Берлин, спит империя. У меня есть полчаса времени, но не могу заснуть. Я хожу беспокойно по комнате. Слышно дыхание истории. Великое, чудесное время рождения новой империи. Преодолевая боли, она увидит свет. Прозвучала новая фанфара. Мощно, звучно, величественно. Я провозглашаю по всем германским станциям воззвание фюрера к германскому народу. Торжественный момент, также, для меня…»

Вот и «продираемся» сквозь «заросли» лжи, чтобы выяснить, где же находился Сталин, если о нападении Германии было известно за сутки! Картина свершившегося события, вырисовывается чудовищная, как по форме, так и по содержанию. Тотальное вранье всего постсталинского верхнего эшелона власти страны и высшего генералитета.

Нет ни каких телефонных звонков на дачу Сталину. Зачем звонить и так ясно, что напали, – еще вчера немцы сами предупредили, вручив ноту. То-то молчали наши военачальники, по поводу того, кто напал на нас 22 июня? Боялись произнести слово «немцы», чтобы, дескать, не раскрыть факт ранее доставленной Молотовым ноты о разрыве дипломатических отношений с Германией. А то, пишут «неизвестные самолеты» налетели на нас и не знаем, кто бы это мог быть? Вроде бы, – не японцы? Далековато, однако.

Нет и Жукова в Кремле, который присутствовал, оказывается, на заседании в другом месте.

Нет, всей этой суеты в стенах Кремля с проектом Ставки и прочими документами.

Нет, разумеется, и самого Сталина с набитой табаком трубкой в руках.

Всего этого не было по одной простой причине, что этого не могло быть по определению. Всё, написанное ранее, неправда. Помните, я высказал в адрес Деборина, Жилина и Степанова, что они не взяли грех на душу: не вставили в текст Жуковских мемуаров ноту Шуленбурга. Совесть честного человека не позволила глумиться над Историей. Да, было трудно и в то время, нормальному человеку. Но ведь не вставили фальшивку. И за это скромное деяние, большое человеческое спасибо. На том свете, как говориться, им зачтется. А как же все эти вопли о том, что Сталин, дескать, не позволил открывать огня по врагу, вторгшегося на нашу территорию? Как это понимать? Очень просто. Не было его в Кремле с 19 июня, поэтому военное руководство, при поддержке предателей из Политбюро и правительства и вело себя так, как им заблагорассудится. Это и был план нашей «пятой колонны» в действии! Как ускорить разгром Красной Армии в наикратчайшие сроки? Первое… Написал и задумался. Да все первое, за что не возьмись? Авиация. За несколько недель до начала войны начались массовые аресты высшего командного состава ВВС Красной Армии. Это притом, что как стало известно, органы контрразведки, накануне войны, были переведены «под крыло» Наркомата Обороны. Откуда информация почти не просочилась к патриотически-настроенному руководству страны. Да и речь-то, шла всего о, каких-то, пару недель. Если бы у заговорщиков всё получилось со Сталиным, и все бы рухнуло, то, уже никто бы и никогда, не стал докапываться, что там произошло с тем или иным военным, арестованным до войны.

Бережков, тоже свидетельствует, что

«в первые недели войны… казалось, что Советский Союз вот-вот рухнет…». И подчеркивает, «…ведь положение у нас было действительно катастрофическое».

Ему ли не знать, вращаясь на самом верху, в Кремле, о ситуации в стране по началу войны?

Понимая важнейшую роль авиации при ведении боевых действий, наши предатели сделали все возможное, чтобы наши самолеты не взлетели. Примеров, данных безобразий, «вагон и маленькая тележка». Немцы отмечали даже такой необычный факт. Часть прибывших в западные округа наших новых самолетов, даже не были собраны. Упакованные фюзеляжи самолетов так и остались лежать на земле в деревянных коробах?!

Бронетанковые силы. Нет горючего, боеприпасов. По сути – железный лом. Более того, перед самой войной нещадно вырабатывался моторесурс у старой техники, а новую – не давали осваивать?!

Многострадальная пехота. Сорвали своевременную мобилизацию и, в Красную Армию не поступал автотранспорт. Пешком топала пехота сотни километров до района прикрытия. Нет оружия, которое заранее, подлым образом, привезли к самой границе в количестве несколько миллионов штук!!! и которое сразу было захвачено врагом. Начался призыв по мобилизации в Красную Армию, а нечем вооружать призывников! Что творилось со снабжением Красной Армии, мы с вами узнали у Хрулева, который три дня, с начала войны «пролежал на печке». Дезавуировали, отданный 18 июня приказ о приведении войск западного направления в полную боевую готовность. Помните приказ Тимошенко о проведении лакокрасочных работ, отданный в войска накануне нападения? А все эти Директивы, которые вносили сумятицу в умы командиров всех уровней? И многое прочее, мало чем отличавшееся от перечисленного выше.

Как известно, гитлеровская Германия всю войну страдала от нехватки горючего и если бы не Румыния, то вообще, войну можно было бы не затевать. Но предатели в погонах озаботились проблемами немцев. Румыния далеко от главного удара немцев, да и Антонеску, вдруг, да и выкинет какой-нибудь фокус, воевать-то, не больно расположен, - взяли и расположили у самой границы, огромные запасы горючего, чтобы немецкие танки и авиация без задержек двигалась на Восток. После войны, как все это объяснить народу? Выдумали! Дескать, Сталин собирался напасть на Германию, поэтому загодя к границе всего понатаскали. Потом в архив засунули какие-то «писульки» о том, что хотели сразу «окружить немцев и разбить». «Наполеоны» задним числом, однако. Если готовилось вторжение в Европу, то должны были быть разработки: планы, карты, прочая военная документация, без которой ни армии, ни войны, – не бывает. А этого нет!

У немцев же сохранилась огромная документация по подготовке к нападению. Гальдер, даже дневник вел, где отражал мероприятия по подготовке нападения. По сути, если бы у нас было подобное, то это была бы та же «Барбаросса» – только, наоборот. Но, ведь, как известно, этих материалов нет. Как не было и такого интенсивного сосредоточения наших войск у границы, в отличие от немцев.

Еще несколько слов о 21-ом июня 1941 года. Знакомый нам генерал Блюментрит так вспоминал час «Ч» на советско-немецкой границе.

«Напряжение в немецких войсках непрерывно нарастало. Как мы предполагали, к вечеру 21 июня русские должны были понять, что происходит, но на другом берегу Буга перед фронтом 4-й армии 2-й танковой группы, то есть между Брестом и Ломжей, все было тихо. Пограничная охрана русских вела себя как обычно. Вскоре после полуночи, когда вся артиллерия пехотных дивизий первого и второго эшелонов готова была открыть огонь, международный поезд Москва – Берлин беспрепятственно проследовал через Брест. Это был роковой момент…»

Что должны были понять бойцы Красной Армии к вечеру 21-го июня? – по мысли немецкого генерала. Можно гадать о чем угодно, если не знать того, о чем читатель узнал в этой главе? Советский читатель был лишен этой правды, в том, далеком 1958 году, когда были опубликованы воспоминания Блюментрита. Понятно, что это перевод с немецкого, плюс советская цензура тех лет при Хрущеве, которая вполне могла подсократить высказывания данного генерала.

Блюментрит недоумевает, почему у русских все было тихо? Ведь они же, как ему было известно, уже получили ноту о разрыве дипломатических отношений, что означало войну между Германией и СССР. Кроме того, Гитлер на весь мир объявил, что нападает на Советский Союз и даже, по этому поводу, произнес довольно длинную речь по радио. Все это, по мысли немецкого генерала, должно было бы вызвать среди русских, по меньшей мере – суматоху, и как следствие, определенную активность на границе, однако этого не наблюдалось. Необъяснимым явлением для немецкого генерала была и отправка международного экспресса Москва- Берлин с Брестского вокзала в сторону Германии.

Думается, Блюментрит был обеспокоен тем, как бы русские не подстроили какую-нибудь коварную ловушку, но нет – все обошлось, на удивление, удачно!

«К 3 часам 30 минутам – это был час «Ч» - начало светать, небо становилось каким-то удивительно желтым. А вокруг по-прежнему было тихо. В 3 часа 30 минут вся наша артиллерия открыла огонь. И затем случилось то, что показалось чудом: русская артиллерия не ответила. Только изредка какое-нибудь орудие с того берега открывало огонь. Через несколько часов дивизии первого эшелона были на том берегу. Переправлялись танки, наводились понтонные мосты, и все это почти без сопротивления со стороны противника. Не было никакого сомнения, что 4-я армия и 2-я танковая группа застали русских врасплох.

Прорыв был осуществлен успешно. Наши танки почти сразу же прорвали полосу пограничных укреплений русских и по ровной местности устремились на восток. Только в Брестской крепости, где находилась школа ГПУ, русские в течение нескольких дней оказывали фантастическое сопротивление».

Вот и советские люди, те, которым удалось ознакомиться с подобным высказыванием генерала Блюментрита, были в недоумении от прочитанного: «Как же так произошло?» Да и по сей день, историки ломают копья, пытаясь отстоять, каждый свою версию внезапного нападения немцев.

Как видите, с помощью подсказки о ноте германского правительства врученной 21-го июня нашему правительству, текст перестает быть загадочным папирусом, а четко разъясняет недоумения немецкого генерала. Согласитесь, что, действительно, «странная» позиция советского командования. Немцы ноту вручили, а высшее военное командование «ваньку валяет» - как бы, не спровоцировать Германию на конфликт. Смотрите, мол, на границе по немцам не стреляйте! Вдруг ноту назад заберут и передумают нападать. Более пятидесяти лет такими сказками нас кормили.

Также, неплохо перекликается с высказываниями Гюнтера Блюментрита и сам Франц Гальдер, упомянутый чуть выше. В своих дневниковых записях по первому дню войны, он так описывает хаос в частях Красной Армии. Есть, как говориться, на что, и у него обратить внимание читателя.

« Наступление наших войск, по-видимому, явилось для противника на всем фронте полной тактической внезапностью.

Пограничные мосты через Буг и другие реки всюду захвачены нашими войсками без боя и в полной сохранности. О полной неожиданности нашего наступления для противника свидетельствует тот факт, что части были захвачены врасплох в казарменном расположении, самолеты стояли на аэродромах, покрытые брезентом, а передовые части, внезапно атакованные нашими войсками, запрашивали командование о том, что им делать. Можно ожидать еще большего влияния элемента внезапности на дальнейший ход событий в результате быстрого продвижения наших подвижных частей, для чего в настоящее время всюду есть полная возможность».

Хотя и перевод, но нарисованная картина спланированного бардака яснее ясного. Теперь, как говориться, осталось выяснить самую малость: «Кто же позволил, чтобы немецкая армия застала наших красноармейцев врасплох и практически беспрепятственно пересекла государственную границу?» Именно об этом велся, и ведется разговор на протяжении всей работы.

Возвращаясь к основной нашей теме, можно с достаточной уверенностью сказать, что все то, о чем говорилось выше и есть результат примененной, образно говоря, схемы поражения Красной Армии, осуществленной в июне 1941 года нашими заговорщиками.

Но, по счастью, в дальнейшем, все их планы поломал советский народ и главное – Сталин! Всю войну он был врагом № 1 для Адольфа Гитлера и тот скрипел зубами в бессильной ярости от того, что стали рушиться его планы блицкрига. Сколько готовилось попыток покушения на нашего Верховного главнокомандующего, но тщетно. И лишь, когда подельник Гитлера, по поражению нашей страны и Красной Армии, в частности, подлый Никита Хрущев взялся за это дело, оно увенчалось успехом. Еще не написана самая полная и правдивая книга об этом творце «демократической оттепели», которому всех отрицательных эпитетов, характеризующих человека, будет мало.

Он страшнее Гитлера. Сколько своего народа перестрелял в период «массовых репрессий», которые и сам же организовал, – нет счета. Не меньше, чем уничтожил Гитлер в своих концлагерях, выходит. Сохранились, по счастью, некоторые документы в архивах о причастности к «чисткам» Хрущева, до которых не дотянулись его руки, и руки, его подельников.

А Великая Отечественная война? Сколько же народа положили Хрущев с Жуковым и прочими «доброхотами»! Здесь счет, тоже идет на миллионы. Все котлы, как правило, были там, где был Хрущев и его, верный помощник Жуков. Это весь 41-й и 42-й годы. В 43-ем, уже на Курской дуге, в полосе Воронежского фронта, Хрущев пакостничал, как только мог. Прорыв-то, немцев, максимальный по глубине, произошел именно здесь, у Ватутина, где членом Военного Совета был Никита Сергеевич. Перечислять все прегрешения Хрущева с братией, нет времени и места в данной работе. Единственное, о чем хотелось бы помечтать, так это о том, что бы, за всё, что он сделал с нашей страной и советскими людьми – Хрущев попал бы в ад. А черти, варили бы его на медленном огне и по сей день, и, если это так, то пусть это действо продлится, как можно дольше!

[Владимир Мещеряков]

http://www.izstali.com/statii/91-zagovor34.html

Теперь нам предстоит попытаться ответить на вопрос, поставленный в предыдущей главе. Почему Сталин продолжал оставаться на своей даче, и даже, не выступил по радио, поручив это сделать Молотову?

Когда, я выдвинул предположение о покушении на Сталина, то опирался в основном вот на какие факторы: стрельба и отравление. Соответственно привел и доводы, но они самому не показались на 100% убедительными. Увы! Но, что делать? – тема, уж больно, деликатная.

Слабость моей позиции, была вот в чем: используемый прием, в покушении на высокопоставленное лицо, как правило, не повторяется. И на то, есть причина. Ведь, лицо подвергнутое нападению, в случае неудачи заговорщиков, обратите на это особое внимание, предпримет в дальнейшем, соответствующие меры предосторожности по этому действию. Так как, стрельба планировалась использоваться в 1937 году, и заговор был раскрыт, то были приняты соответствующие жесткие меры по недопущению проникновения вооруженных лиц в Кремль. При входе личное оружие отбиралось.

Поэтому стрельба в Кремле отпадает. Отравление, скорее всего, было осуществлено в 1953 году. Значит, ранее, оно не использовалось. Таким образом, эти два способа покушения в сорок первом, определенным образом можно исключить. Что же у нас остается? Выбор довольно ограничен, но один, довольно распространенный способ по устранению высокопоставленных лиц, остался неиспользованным. Я говорю об автокатастрофе. В советское время в 1980 году, таким способом был устранен Петр Миронович Машеров, первый секретарь Компартии Белоруссии. По этому поводу, в энциклопедии выпуска 1982 года даже не рискнули указать причину его кончины, чтобы, на всякий случай, не привлекать к этой смерти внимание читателей. Как всегда отделались скромной нейтральной фразой: «Умер в 1980 году». Получается: жил человек, работал, не болел и вдруг – бац! и ушел в мир иной. Так что автокатастрофа довольно распространенный вариант при сведении счетов с соперником. Способ этот не нов, так как и в данной работе есть упоминание об автокатастрофах с летальным исходом. Это и генерал Захаркин в 1944 году, и генерал Берзарин в 1945 году.


Давайте, рассмотрим, как версию, этот вариант покушения на Сталина. Как вы думаете, уважаемый читатель, можно ли найти по этому делу какие-нибудь свидетельские показания или что-либо близкое к этому? Сразу скажу, что весьма и весьма затруднительно. Неужели, думаете, что преступники не заметали следы по данной теме? Конечно, нет ничего такого, что прямо бы указывало на покушение именно в дорожной катастрофе, но, косвенные улики, все же, находятся. Кое-что нам подсказал В.Жухрай.

Просто так, лечащего врача, ночью к Сталину, не повезут. Кроме того, отсутствует история болезни вождя. То, что предложено общественному мнению, историей болезни трудно назвать. Так, какой-то обрывок из 1953 года, якобы, по поводу смерти вождя. Можно подумать, что Сталин не болел ни разу в жизни. Даже, Преображенский Б.С. – специалист по уху, горлу, носу, должен же был оставить в истории болезни какие-либо записи. Хотя бы рецепт на применение чайной соды для полоскания горла, в крайнем случае. Если же именно так, только 1953-им годом, представлена история болезни Сталина, то трудно тогда говорить о смерти в результате старости и, тем более, о не перенесенном, якобе, инсульте. Как правило, предпосылки высокого кровяного давления коры головного мозга должны были проявляться и отражаться в записях его истории болезни. Поэтому исчезновение Сталинской истории болезни, играет в пользу моей версии, так как травмы или что там было на самом деле, должны же были быть отражены профессором Преображенским (пусть пока им, по версии В.Жухрая) в результате осмотра пострадавшего и в дальнейшем его лечении.


Итак, на поиск. Как вы думаете, волкогоновы и им подобные, постараются увести нас в сторону? Значит, уже сообщение этих субчиков надо рассматривать со знаком «минус», т.е. понимать, как противоположное.

Даже в нашем варианте, можно исходить из следующего. Если, как я предполагаю, в июне 1941 года наши заговорщики устроили Сталину автокатастрофу, то оставшись в живых, предпринял ли он дополнительные меры предосторожности при поездке на автомобиле? Вряд ли, ответ будет носить многовариантный характер.

Но, сначала приведу журналистские страсти-мордасти. Они разбросаны по газетным сайтам, но, как правило, похожи одна на другую.

«Подозрительный Сталин никогда не пользовался одной и той же машиной. Постоянно менялись номерные знаки, которые устанавливались только сзади. Никто из водителей кремлевского Гаража Особого Назначения (ГОН) не знал, на каком именно автомобиле сегодня поедет Иосиф Виссарионович. А перед самым выездом из Кремля Сталин имел обыкновение менять свой маршрут, начиная с того, через какие ворота поедет кортеж – это он решал сам, буквально в последнюю минуту перед выездом».

Так и видится, следующая картина: Власик свертывает в трубочку листки с фамилиями шоферов и бросает в свою фуражку. Иосиф Виссарионович, откладывает свою неизменную курительную трубку и нехотя достает из глубины перевернутого головного убора своего верного «холуя», листок с фамилией водителя кремлевского ГОНа. Тот, на которого пал «жестокий» жребий, после уведомления, лихорадочно начинал привинчивать на свою машину новый номерной знак.

Однако, по свидетельству очевидца, Сталинский кортеж до войны ездил «по одним и тем же улицам, в одни и те же часы». И только «в военные годы стали ездить каждый день разными маршрутами, чтобы уберечься от покушений немецких диверсантов».

Понятно, что война – особый режим поездок, но зачем ёрничать по поводу поездок в мирное время. Хотя определенная безопасность соблюдалась. Обратите внимание! До войны, как известно, Сталин был более благодушен к автоперевозкам. Война – это особый период, а вот послевоенный – это уже бронированный вариант передвижения.

Как оказалось, не знаешь, кого больше бояться? Если немецких диверсантов НКВД арестовывало и даже известна история их поимки, то с нашими «любителями рыночных отношений» до сих пор все покрыто мраком непроглядной тайны. Так и не пояснили читателям, кого же боялся Сталин после войны, если до самой кончины продолжал ездить на бронированном ЗИС- 115?

Значит, имелись на то основания!

Вот еще один триллер о предвоенных годах.

«Поездки Сталина по Москве в конце 30-х годов совершались в режиме большой секретности. На крышах домов располагались снайперы, сотрудники ОРУДа перекрывали движение, а "Паккард" сопровождали четыре машины охраны (сегодня в кортежах президентов стран СНГ их по меньшей мере 10). Впереди шли два фаэтона "Линкольн КБ" с мощным 12-цилиндровым мотором и откидным верхом, который не мешал круговому ведению огня, а сзади ехали два "ЗИС 101" с сотрудниками охраны».

Хотелось бы спросить у автора, в чем суть, нахождения снайпера на крыше? Если в предыдущем эпизоде, говорилось о смене маршрутов перед выездом, и это можно, как-то понять, то, как же быть со снайперами? Или решили все московские крыши заселить снайперами, чтобы не суетиться без нужды, когда Сталин даст команду: где ехать, или, наверное, как в первом случае, тянуть жребий, кто, и на какой крыше? Не понятно, что должен делать снайпер при проезде по улице машины со Сталиным? Если нахождение на крыше – это охрана должностного лица, то в чем она должна выражаться? Стрелять на поражение по террористам, что ли? Как их с крыши различишь, среди людей? А если ночью, когда Сталин, в основном, и ездил? Глупость, – одним словом. А вот к описанию кортежа, стоит присмотреться. Значит, впереди два кабриолета «Линкольн КБ», а сзади два «ЗИС 101». Кроме этого, в публикациях приводится довольно занятный эпизод:

«Надо сказать, что в довоенный период лимузин Сталина в аварии не попадал, не считая инцидент, произошедший в 1940 году с машиной охраны. На мокром асфальте при повороте от площади Дзержинского на Кировскую огромный "Линкольн" занесло, и он врезался в стену дома. Окровавленные сотрудники охраны, выскочившие из фаэтона, мигом остановили какую-то "Эмку", выбросили перепуганного водителя и помчались вслед за главной машиной».

Откуда же доподлинно известно, что в довоенный период в аварии не попадал? Или есть такое желание? Теперь, по поводу случившегося. Не будем обращать внимание на год, когда произошел инцидент? Так нам и напишут, в «июне 1941 года». Почему один «Линкольн» занесло на «мокром асфальте», а другой нет? Ведь кортеж едет с одинаковой скоростью. Кроме того, непонятно, отчего так окровавились сотрудники охраны? Стекол в машине нет, впрочем, есть лобовое. Неужели о стену здания носы поразбивали или, все же, лобового стекла хватило на всех?

Ну, а главная загадка состоит в том, что с бывшей площади Дзержинского (ныне Лубянская) нет крутого поворота на бывшую улицу Кирова (ныне Мясницкая). Практически прямая линия, если не считать слабого изгиба вправо. Как «рояль в кустах» появилась «эмка» с перепуганным водителем, которого выбросили из машины, как это привычно делает Арнольд Шварцнеггер в американских боевиках. Если рассматривать описываемое событию, разумеется, в рамках нашего расследования, то можно предположить следующее: происходит, явная, «блокировка» правительственного кортежа. Неизвестная машина сбоку, под прямым углом, врезается в шедший впереди «линкольн» и отбрасывает его к стене здания. Судя по тому, что сотрудники на экспроприированной «эмке» «помчались вслед за главной машиной», кортеж сумел прорваться через преграду образованную неизвестным автомобилем. Но это то, что нам показывает автор статьи. Вполне возможно, что кортеж мог развернуться и двинуться в противоположном направлении? Все же, вряд ли покушение готовили в центре Москвы? Скорее, ближе к окраине или за ней. Но может быть и такой вариант. Снайпер (с вражеской стороны) поражает водителя «Линкольна» и машина, потеряв управление, врезается в стену здания. Тогда охране, нет необходимости выбрасывать водителя «Эмки». Или сами, были в состоянии справиться с управлением автомобиля?

В данном случае, надо полагать, охраняемое лицо не пострадало, и было благополучно доставлено к месту назначения.

Давайте-ка, сначала уточним, на каком четырехколесном детище двадцатого века предпочитал ездить Сталин до войны? Если бы наша история, так называемого советского периода, была правдиво изложена, нам достаточно было указать эту информацию (об автомобиле) в одном абзаце. Но, по определенным причинам, всё, что связано со Сталиным, оказалась трижды оболганным, извращенным и деформированным до неузнаваемости. На примере с автомобилем, вы читатель, убедитесь в этом в полной мере. Сразу вопрос: «С какой целью скрываются, казалось бы, очевидные факты?» Видимо, по той самой причине, которая указана в названии данной главы?

Итак, отправляемся в автомобильный мир тридцатых годов.

«В 1932 году распахнул свои двери автосалон в Детройте. Восхищенная публика увидела новый гигантский "Паккард" с 12-цилиндровым мотором, который так и назывался -"Твелв". Этот автомобиль оснащался двигателем 7,7 литра, развивающем при форсированном варианте до 180 сил. Разумеется, правительство большевиков не смогло пройти мимо такого автомобиля, бывшего в те дни самым дорогим серийным средством передвижения. В 1933 году была закуплена партия машин с открытым кузовом фаэтон. Один из них с упрощенным 160-сильным мотором попал к Сталину…

В то время в США увеличилось количество террористических актов против правительства, и в моду вошли бронированные лимузины. Сам президент Франклин Делано Рузвельт, выезжающий на массовые мероприятия в открытой машине "Паккард Твелв" с кузовом дубль-фаэтон, для повседневных поездок использовал бронированный лимузин той же марки. Вот он и решил подарить своему коллеге Сталину самый роскошный и дорогой лимузин 14-й серии. Это был наиболее совершенный по техническим данным экземпляр с семиместным кузовом, бронированным в ателье "Дэрхем", что в Пассадене…

Именно эта машина, покрашенная в белый цвет, была преподнесена Сталину в октябре 1936 года американским послом Авереллом Гарриманом. Иосифу Виссарионовичу машина очень понравилась, однако он приказал в срочном порядке перекрасить белый «Паккард» в государственный черный цвет».

В последнем абзаце, что ни слово, то мимо. Во-первых, в то время, А.Гарриман не был послом в СССР. Во-вторых, в силу, каких причин, Ф.Рузвельт озаботился одаривать Сталина бронированным автомобилем в 1936 году? Да, наша страна лишь после 1933 года только начала налаживать контакты на дипломатической ниве с Америкой. А здесь вдруг, на! – получи товарищ Сталин бронированный лимузин на четырех колесах. А кто такой Сталин в 1936 году? Даже, не генеральный секретарь партии большевиков и, к тому же, не имевший никакого государственного поста. Кроме того, с послом Уильямом Буллитом (1933 – 1936 гг.), кроме официальных отношений (передать соответствующие бумаги), не было сделано ни малейших попыток сближения на почве неформальных отношений. В-третьих, данный автомобиль стал производиться в Америке лишь в 1939 году. Если же исходить из того, что послом в Советском Союзе Аверелл Гарриман стал в 1943 году и, если подарок Рузвельта имел место, именно, из-за его личного опыта попадания в автокатастрофу, то согласитесь, что подаренный автомобиль играет определенную роль, но произойти это должно было только после 1941 года.

Кроме того, С.Д. Доронин, директор компании "АРМЕТ", в своей статье пишет, что «первые действительно незаметного бронирования автомобили были закуплены в Америке в конце 1930-х гг. Этому предшествовала череда экспериментов и попыток забронировать что-нибудь свое. Ходит такая легенда, так и не подтвержденная, что первый бронеавтомобиль был подарен Иосифу Виссарионовичу Сталину президентом США Франклином Делано Рузвельтом, уже пережившим и неудачное покушение, и знавшим толк в защите от таковых. Подарили или купили первый автомобиль - подтверждений тому нет, но, тем не менее, были приобретены и использовались бронированные Паккард (Packard Twelve) 1935-1937 модельных годов и их небронированные собратья более поздних годов выпуска. Исходное шасси было великолепно: 12-цилиндровый Паккард (Packard) в 1935 модельном году шел под обозначением 1208, код типа кузова-835, а в 1936- 1408 (ну не любят в Америке число 13). В 1937 модельном году появилось заметное отличие: на шасси 1508 и кузове 1035 передние двери стали навешиваться по ходу движения и изменились бамперы. Но все машины имели полностью бронированный изнутри кузов (толщина брони 6,35 мм), а внутренняя обивка салона крепилась на деревянных брусьях, что соответствовало технологии производства заказных кузовов того времени. На некоторых деревянных деталях каркаса сохранились надписи на английском языке с датой - октябрь 1936 года. По мере наращивания поставок и другие руководители высшего ранга пересели на бронированные автомобили Паккард (Packard Twelve), которых насчитывалось 13-15 штук. Некоторые экземпляры дожили и до наших дней, однако они раскиданы историей не только по просторам России, СНГ, но и далее. И все нынешние владельцы в один голос утверждают, что именно на их автомобиле ездил сам И.В. Сталин. (Кстати, при сегодняшней реставрации одного из первых бронированных Паккардов не обнаружено следов белой или иной краски, якобы имевшейся первоначально, а то легенда имела бы подтверждение). Пулестойкие стекла толщиной 76 мм, поворотные форточки окон из бронестекла с металлической окантовкой, защита пола. Весь добавочный вес бронезащиты легко компенсировался мощью 185-сильного мотора. Броня устанавливалась на кузовном заводе Дэрхем (Derham) в Калифорнии. Это был весьма быстрый и хорошо защищенный автомобиль, и И.В. Сталин брал его во многие путешествия как по югу страны, так и на международные конференции. Автомобиль обычно путешествовал вместе с хозяином на поезде, на специальной платформе и с соответствующей их статусу охраной. А в поездках по Москве, кроме сотрудников вдоль трассы следования, впереди кортежа его обычно сопровождали две машины Линкольн (Lincoln) KB с откидным верхом и два ЗиС-101 или те же Линкольн (Lincoln) KB, но уже закрытые - позади кортежа с сотрудниками охраны.

( Каталог "Бронеавтомобили. Специальное приложение к журналу "Системы безопасности"-2008. http://secuteck.ru/articles2/Mashina...ronirov-chat-2)

Понемногу разбираемся с автомобилями Сталина. Как видите, не дарил белый «Паккарт» Рузвельт Сталину в 1936 году. Кроме того, как вам нравится крепление внутренней обивки на «деревянные брусочки»? К бронированному «Паккарду» и его техническим характеристикам мы еще вернемся.

Все же, на какой машине Сталин ездил в 1941 году?

«Страна Советов, которая семимильными шагами шла по пути индустриализации, никак не могла освоить производство собственных лимузинов высшего класса. Еще в 1933 в Ленинграде на заводе "Красный Путиловец" была выпущена партия из шести советских "Бьюиков" - автомобилей "Л- I", но завод перепрофилировали, а работу над советским лимузином передали в Москву на завод имени Сталина. Там решили довести до ума "бьюиковскую" ходовую и двигатель, а значительно устаревший внешний вид осовременить, прибегнув к помощи американских специалистов. 29 апреля 1936 года партия из четырех новых лимузинов "ЗИС 101" - два черных, один бежевый и один вишневый - выехала за ворота завода и покатила в сторону Кремля. Члены правительства, осмотрев новую машину, сделали свои замечания. В частности, Сталин приказал поставить за передним сиденьем разделительное стекло (он не терпел лишних свидетелей при разговорах), перенести салонный светильник от заднего сиденья в середину кузова (он не выносил яркого света), заменить фигурку-талисман на капоте на более лаконичную».

По-поводу разделительного стекла есть другая противоположная версия: Сталин, дескать, сказал, что не надо его ставить, так как « у меня нет секретов от своего народа».

« Естественно, все сталинские поправки были выполнены, а лимузин пошел в серию. Несмотря на все сложности производства, в 1936-1941 годах было выпущено 8752 машины "ЗИС 101". Самый первый серийный экземпляр подарили, естественно, лучшему другу советских автомобилистов – И.В.Сталину».

А что нам пишет историк «всех времен и народов» Д.Волкогонов по этому поводу:

«В конце октября (1941 года. – В.М.), ночью, колонна из нескольких машин выехала за пределы Москвы по Волоколамскому шоссе, затем через несколько километров свернула на проселок. Сталин хотел увидеть залп реактивных установок, которые выдвигались на огневые позиции, но сопровождающие и охрана дальше ехать не разрешили. Постояли. Сталин выслушал кого-то из командиров Западного фронта, долго смотрел на багровые сполохи за линией горизонта на западе и повернул назад. На обратном пути тяжелая бронированная машина Сталина застряла в грязи. Шофер Верховного А.Кривченков был в отчаянии. Но кавалькада не задерживалась. Берия настоял, чтобы Сталин пересел в другую машину, и к рассвету “выезд на фронт” завершился».

А вот как это было в действительности, по воспоминаниям охранника Алексея Трофимовича Рыбина.

«В августе 1941 года Сталин с Булганиным ездили ночью в район Малоярославца для осмотра боевых позиций. Черным восьмицилиндровым “Фордом” управлял шофер Кривченков, сотрудниками для поручений были: генерал Румянцев — старый чекист, участвовавший еще в подавлении левых эсеров и освобождении Дзержинского, Хрусталев, Туков. Они же через несколько дней сопровождали Сталина, Ворошилова и Жукова во время осмотра Можайской оборонительной линии…

В конце октября Сталин и Ворошилов поехали на боевые позиции шестнадцатой армии генерала Рокоссовского, где наблюдали за первыми залпами “Катюш”. Когда они побатарейно дали залп — пронесся огненный смерч. После этого надо было сделать рывок в сторону километров на пять. Но тяжелый “Форд” застрял в проселочной грязи. Верховного посадили в нашу хвостовую машину и быстро вывезли на шоссейную дорогу. Расстроенный шофер Кривченков просил не бросать его без помощи. Выручил танк, вытянувший машину на шоссе. Конечно, немецкая авиация тотчас нанесла бомбовый удар по месту стоянки “Катюш”, но те уже находились далеко. На рассвете Сталин в грязной машине вернулся в Москву».

Волкогонов, хочет нас уверить в том, что у Сталина в то время была бронированная машина, но он почему-то не привел ее марку? Из воспоминаний охранника Рыбина, следует, что Сталин ездил на «Форде». Но здесь опять не все ясно. «Форд», не мог быть 8-ми цилиндровым, это – «Бьюик», автомобильной компании Дженерал моторс. С другой стороны, тот же «Линкольн» – это компания Форд, но, все же, данный автомобиль – 12-ти цилиндровый. Одно, вроде бы не подлежит сомнению, – машина, которая была у Сталина, американская, что подтверждается официальными источниками: в начале 30-х годов для Советского правительства в Америке были закуплены «Бьюики», «Кадиллаки», а для ЦК партии приобрели «Линкольны КБ». Обратите внимание, что в этом эпизоде нет упоминания о, всеми знакомом, Сталинском «Паккарде». Куда же подевался довоенный образец, подарок Рузвельта? Да он еще и не появился на свет. Давайте, почитаем, что нам пишут в журнале «Автолегенды» № 16 за 2009 год.

«6 января 1942 года Государственный Комитет Обороны принял решение о восстановлении автомобильного производства в Москве, на автозаводе им. Сталина (ЗИС), не нарушая темпов роста оборонной продукции, а 14 сентября того же года вышел Приказ Наркомата среднего машиностроения о создании на ЗИСе нового легкового автомобиля высшего класса. Через пять дней директор И.А.Лихачев издал приказ (№723 от 19.09.1942 года) о создании на заводе конструкторско-технологического бюро по проектированию ЗИС-110. Таким образом, еще до решающей битвы под Сталинградом, когда предопределился исход войны, в Москве начались работы по созданию нового послевоенного правительственного лимузина».

Неужели, читатель должен поверить в то, что Сталину нечем было заняться в 1942 году, как давать задание на производство легкового автомобиля после войны, когда еще неясно было, как все повернется на фронте в настоящее время. Посмотрите на дату приказа: август 1942 года. Немцы вовсю рвутся к Волге и на Кавказ. Еще месяца не прошло после Сталинского приказа «Ни шагу назад!» Разве было до проектирования легковых автомобилей будущей послевоенной постройки? А как же приказ И.А.Лихачева? Но, надо же понимать и военный момент. Секретность нужна повсюду. Проектирование отечественного бронированного автомобиля для Верховного главнокомандующего должно вестись в тайне. Как прикрытие данной разработки, проектирование одновременно и гражданского автомобиля. Между прочим, очень трудно различить легковой автомобиль ЗИС- 110 и его бронированного собрата ЗИС- 115. Но это будет чуть позже, к концу войны, а пока

«с лета 1943 года работу бюро по легковому автомобилю возглавил Андрей Николаевич Островцев, который пришел на должность заместителя главного конструктора ЗИС в 1942 году. Раньше он работал главным конструктором автомобильного отдела НАМИ, а позднее в той же должности на заводе КИМ (впоследствии — АЗЛК). Задача перед ним ставилась простая и сложная одновременно: когда бы ни закончилась война, в год Победы в стране должен появиться новый лимузин, который просто обязан стать показателем высокого уровня советской техники. В годы войны советские конструкторы провели огромную и самоотверженную работу, несмотря на то, что ЗИС-110 и не был полностью самостоятельной их разработкой. За основу был взят американский Packard-180, 1942 модельного года».

Немного уточним. «За основу» был не просто взят «американский Паккард -180», а в рамках ленд-лиза были доставлены в Советский Союз американские машины. Видимо, среди них и оказалась бронированная модель Паккарда, которую Рузвельт, якобы, «подарил Сталину в 1936 году». Ведь, Сталин должен же был ездить на какой-либо бронированной автомашине в военное время? Жди, когда еще свою машину, сделают? А для того, чтобы было, на что посмотреть и сравнить,

«из США прибыли машины-прототипы для копирования. Ими оказались два "Кадиллака" моделей "67" и "75", "Крайслер Империал" и три "Паккарда" (два небольших "Клипера" с автоматической трансмиссией и один гигантский "Паккард 180). Все машины были 1941 года. Но выбор сталинского автоэксперта Власика пал на самый устаревший и тяжеловесный лимузин "Паккард 180".( По материалам http://lady.pravda.ru)

Иногда удивляешься всем этим специалистам по автомобильным делам. Думают одно, а пишут другое. Все машины прошлого года выпуска, но один из экземпляром уже устарел? Может, имелось в виду, что не современен, т.е. устарел морально? Кроме того, а почему бы Власику не поручить сконструировать бронированный автомобиль? Ведь напишут такое – «автоэксперт Власик»? Кроме того, есть небольшие расхождения по датам изготовления привезенных автомобилей. Обратили внимание: в одном случае 1941 год, в другом – 1942 год.

«Выбор прототипа, возможно, обусловлен тем, что с конца 30-х годов в гараже И. В. Сталина были бронированные лимузины, в том числе и Packard. Поэтому и для нового советского правительственного лимузина заводу рекомендовали выбрать автомобиль той же марки».

Но, если был в гараже у Сталина бронированный образец «подаренный Рузвельтом», то, зачем же, закупать ту же модель «Паккард-180» еще раз. Что валюту девать некуда было в военное время, когда каждая копейка была на счету? Кроме того, почему остановились все же на «устаревшем «Паккарде»? Во-первых, оказывается, у него был вместительный салон на пять человек. Когда сконструировали советский ЗИС-115, то в нем были предусмотрены еще дополнительные боковые раскладные сиденья, которые увеличивали количество пассажиров до семи человек. Сталин и при поездке вел с гостями непринужденные беседы, чтобы не скучали. Однако, не это главное. Во-вторых, видимо, эта закупленная модель «Паккарда» и была бронированным вариантом, на котором должен был ездить Сталин. Когда писалась история советского бронированного автомобиля, то обойти вниманием Сталинскую тему было нельзя. Но, чтобы увести читателя в дебри автомобилестроения и отвлечь от темы, когда у Сталина появился бронеавтомобиль, видимо, было решено запутать дело с этим «Паккардом». Отсюда и 1936 год, с Рузвельтом в придачу. Даже, посла А.Гарримана для весомости добавили в повествование. А суть-то была в том, что данный, закупленный «Паккард» был бронированным, о чем и говорилось выше.

«Броня ставилась на заводе «Dеrham» в Калифорнии. Исходное шасси было великолепно: 12-цилиндровый Packard 14 серии (1408-935) 1936 begin_of_the_skype_highlighting end_of_the_skype_highlightingмодельного года. Машина имела полностью бронированный изнутри кузов, - хотя и с отдельными элементами, выполненными из дерева, по тогдашней технологии, - пулестойкие стёкла толщиной 50 мм, поворотные форточки окон, защиту днища. Добавочный вес брони компенсировался мощью 185-сильного мотора» (http://www.avtosssr.ru).

Подтвердить, что бронированного «Паккарда» не было у Сталина в 1941 году, может и автор книги «Запасная столица» Андрей Павлов (http://www.istorya.ru/book/samara/index.php).

«В Москве, собирая по крохам материалы к этой своей работе, мои розыски привели к знакомству с Юрием Григорьевичем Кудрявцевым…

Незадолго до войны устроился Кудрявцев электрослесарем в гараже ЦК ВКП(б). Его отец, Григорий Григорьевич, работал там же с 1930 года шофером. И семью Маленкова приходилось ему возить. Юрий Григорьевич рассказал мне следующее: осенью 41-го года около 200 машин ЦК под специальной охраной были отправлены своим ходом в Нижний Новгород, тогда — Горький. Там погрузили машины на баржу, чтобы доставить в Самару. А шоферы и сам Кудрявцев ехали пассажирским пароходом. Прибыли в Самару. Устроились москвичи в общежитии во дворе обкома партии. Ждали свои машины. А буксир с баржой, оказалось, застрял в молодых льдах где-то под Ульяновском. Наконец, прибыл груз. Так вот к чему эти, вроде бы малозначительные, подробности: среди машин ЦК ВКП(б) находились и три личных бронированных автомобиля Сталина — «ЗИС», «Бьюик» и «Кадиллак». Юрий Григорьевич, уже в Самаре, сам обслуживал их электрическую часть, и они в любой момент были наготове».

Назвать их бронированными, это конечно, сильно сказано. Они имели элементы защиты, так правильнее будут звучать характерные особенности этих машин, но «Паккарда», как видите, нет. Почитаем, еще одну статью специалиста по автомобилям Председателя клуба «Следопыты автомотостарины» Льва Шугурова (http://www.auto-limousine.ru).

Был «Паккард», как говориться, да весь вышел. Речь, по-прежнему у нас идет о проектировании будущего бронированного ЗИС- 115.

«Что касается кузова, то изначально был предусмотрен его бронированный вариант. Да вот незадача – внутри “паккардовских” дверей, если усилить их к тому же бронелистами, едва размещались механизмы гидравлических стеклоподъемников. Поэтому Андрей Островцов, ведущий конструктор проекта ЗИС-110, решился чуть отойти от высочайшего канона и взять за основу кузов от другой американской машины того же года – “Бьюик-Лимитед-90-L”.

“БЬЮИК-ЛИМИТЕД-90-L” подарил ЗИСу свой кузов.

Что за странная прихоть, кузов массовой модели использовать на представительском автомобиле? А дело-то все в том, что “Лимитед-90-L” был едва ли не единственной в истории этой марки попыткой построить роскошную модель высшего класса. Поэтому на шасси “Бьюика” установили 8-местный лимузин, спроектированный кузовной фирмой “Фишер” для… самого дорогого “Кадиллака”. Необычно широкий для тех лет, просторный и комфортабельный, кузов этот был гораздо современнее и удобнее сразу же порядком устаревшего лимузина от “Паккарда”. В результате машина получилась более широкой, “паккардовские” выступающие подножки ушли внутрь кузова. Кроме того, художники московского завода изменили форму задней части передних крыльев, убрали из них две “запаски”, ввели дополнительные горизонтальные молдинги на передке, сделали более выпуклым багажник».

Уважаемый читатель! Вы еще случайно не забыли тему нашего поиска? Где же этот пропащий бронированный мастодонт «Паккард» подаренный Рузвельтом в 1936 году? Тишина. То-то Волкогонов отделался молчанкой про «Паккард» в 1941 году под Москвой. Если бы это было в действительности, то, небось, нарисовал бы картину достойную кисти Малевича, – в стиле «Черного квадрата».

А на заводе ЗИС в конструкторском бюро закрутилась и завертелась кропотливая работа по созданию отечественного, как легкового ЗИС- 110, так и его аналога, бронированного автомобиля ЗИС- 115.

«Автомобиль ЗИС-110 отличался рядом конструкционных особенностей. Многие из них были впервые применены на отечественном автомобиле. Усложнения позволили обеспечить плавность хода, бесшумность и высокий комфорт машины. Так, главная передача заднего моста стала гипоидной, что позволило опустить ниже карданную передачу и отказаться от туннеля для нее. Кроме того, такая передача создавала меньше шума при работе. Новинкой на советском легковом автомобиле стала передняя независимая подвеска передних колес, передний и задний стабилизаторы поперечной устойчивости. Также впервые тормоза оказались с гидравлическим приводом и барабанными тормозными механизмами с колодками плавающего типа. На ЗИС-110 установили восьмицилиндровый мотор, что сделало его самым большим по объему (6005 см3) и самым мощным (140 л. с.) отечественным силовым агрегатом. Новаторским оказалось применение в его системе газораспределения гидравлических толкателей (компенсаторов зазоров) клапанов. Распределительный вал приводился в действие бесшумной пластинчатой цепью Морзе. Ведущим конструктором по двигателю был А. П. Зигель. Двигатель с необычно высокой для того времени степенью сжатия (6,85) нуждался в соответствующем бензине с октановым числом 74. По этой причине для ЗИС-110 в стране пришлось специально налаживать выпуск такого бензина — распространенный тогда А-66 совершенно не годился для столь требовательной машины. Характеристики двигателя позволили оснастить автомобиль трехступенчатой коробкой передач с рычагом управления на рулевой колонке — впервые расположенной таким образом, опять же, на ЗИС-110. Цельнометаллический кузов не был несущим, он ставился на мощную лонжеронную раму с Х-образной поперечиной посередине. Такая конструкция обладала хорошей сопротивляемостью к скручиванию рамы и имела приличный запас прочности. ЗИС-110 слыл самым комфортабельным советским автомобилем послевоенного времени.

И это неудивительно. Его характерные особенности — хорошая шумоизоляция, улучшенная система отопления, серийно устанавливаемый радиоприемник, сиденья с набивкой из гагачьего пуха, опускающаяся с помощью электрогидропривода стеклянная перегородка между кабиной водителя и салоном (кузов типа «лимузин). При необходимости из перегородки салона можно было разложить два дополнительных сиденья — страпонтена, превратив пятиместный автомобиль в семиместный».

Так и хочется перечислять все достоинства советской конструкторской мысли тех далеких сороковых годов, которые опередили, по некоторым показателям, своих коллег ведущих автомобильных держав на целые десятилетия. Ведь разработанная, например, советскими конструкторами «капсульная система бронирования» станет известной Западу, только после «погрома» знаменитого ЗИС -115. Некоторые экземпляры попадут за рубеж и подвергнутся пристальному изучению.

В послевоенное время, работа по созданию данных автомобилей будет оценена по заслугам, За создание ЗИС- 110 (разумеется, и бронированного собрата ЗИС- 115) группа конструкторов в составе А.Н.Островцева, Л.Н.Гусева, А.П.Зигеля, Б.М. Фиттермана была удостоена в 1946 году Сталинской премией СССР 2-й степени. Оцените деликатность вождя. Мог бы за сохранность своей жизни дать первую степень, но что подумают люди? Буквально несколько слов о Сталинской премии. Это был, в какой-то степени и его личный фонд, который формировался из зарплаты и гонораров Сталина, за издание книг и статей. Но, конечно же, в большей и значительной степени фонд формировался за счет бюджета, так как на выдачу многочисленных премий, никаких личных Сталинских денег не хватило бы. Это, однако, ни в коей мере не умаляет заслуг Сталина, как одного из председателей данного фонда. Хрущев и последующие нечистоплотные люди, изъяли из энциклопедий, издаваемых после смерти Сталина, сведения о его премиях. Якобы, этих Сталинских премий не было никогда, а существовали только Государственные премии. Хотелось бы спросить «творцов» истории: «Из каких средств формировался фонд этой, вновь образованной Государственной премии?». Только из государственного бюджета! Ни один из последующих генсеков после Сталина, не вложил ни рубля своих сбережений, чтобы одаривать своих сограждан, свершивших высокий гражданский трудовой подвиг, в чем бы он не проявлялся. Будь то искусство, наука или производство. О сельском хозяйстве, и связанных с ним ряде отраслей народного хозяйства, лучше совсем и не упоминать. Можно брызгать злобной слюной в адрес Сталина, но, ни один злопыхатель, даже, из его бывшего окружения, не мог сказать что-либо худого, по поводу интеллекта вождя. Ни один из последователей Сталина на посту главы государства, не мог дотянуться до уровня Сталина ни в одной отрасли знаний, настолько высок был его умственный потенциал. А чтобы, по аналогии со Сталиным быть председателем комиссии по распределению Государственных премий? – даже близко не мог стоять! Хрущев тоже попытался рулить искусством, но кроме эмоционально-неприличного высказывания: «Пид…сы!», которое он произнес на художественной выставке в Манеже, других оценок, по поводу увиденных полотен, услышано не было.

А знаете, чью фамилию постарались стереть с Доски почета славного ЗИСа? Его бывшего директора Ивана Алексеевича Лихачева. Он ведь тоже был награжден Сталинской премией, но о нем почему-то постарались забыть. Может потому, что умер летом 1956 года, в год «знаменательного» двадцатого съезда партии? Ведь странно получается. Коллектив конструкторского завода получил премию за разработку и внедрение, а о директоре Сталин забыл, так что ли? Как всегда, в энциклопедии совершена подмена. Покойному заменили Сталинскую премию Государственной, которую он отродясь в руках не держал. А ведь, коснись, узнать, за что это Сталин отблагодарил Ивана Алексеевича премией, и сразу всплывет вопрос о бронированном автомобиле. Что, да как? Кто поручил, да в связи с чем? Хрущевцы, посчитали, что не надо привлекать к этому делу товарища Лихачева. И точка.

[Владимир Мещеряков]

Вернемся к нашему бронированному детищу ЗИС- 115. Сохранились воспоминания югославского журналиста Милована Джиласа, которые он оставил об одной из поездок с вождем.

ЗИС-115

«Мы сели в автомобиль Сталина, как мне показалось, в тот же самый, в котором мы с Молотовым ехали в 1945 году. Жданов сел сзади, справа от меня, а перед нами на запасных сиденьях – Сталин и Молотов. Во время поездки Сталин на перегородке перед собой зажег лампочку, под которой висели карманные часы, – было около двадцати двух часов, и я прямо перед собой увидел его уже ссутулившуюся спину и костлявый затылок с морщинистой кожей над твердым маршальским воротником».

ЗИС-115 был похож на «Паккард», отчего и показался Джиласу тем же самым. К тому же, каждый видит то, что хочет видеть. Журналист Джилас увидел пожилого человека, как форму, но не увидел его содержание: грузинское гостеприимство и радушие. Ведь, Джилас был усажен на мягкое заднее сидение, как гость, а Сталин сел на приставное сидение, чтобы разговаривать с гостем, глядя ему в лицо. Согласитесь, что сидя на заднем сидении трудно разговаривать с рядом сидящим человеком. Кроме того, позаботился об освещении в салоне, чтобы были видны лица пассажиров. А российский журналист после описания Джиласом своей поездки дал еще и свои комментарии.

«Многие склонны видеть в такой посадке боязнь покушения, но после войны Иосиф Виссарионович был уже старым человеком: у него болели кости и суставы, и, возможно, ему было уже тяжело карабкаться на заднее сиденье».

А мы все думаем, что история болезни Сталина исчезла, ан, нет! Как видите, прочитали, что вождь имел болезнь верхних и нижних конечностей. Действительно, сформировалась целая армия писарчуков от журналистики, которые и не всегда понимают то, о чем пишут. Точно, как в поговорке: смотрит в книгу, а видит фигу. Ай, да больной Сталин! Сидеть на мягком заднем сиденье ему, видите ли, тяжело было, как впрочем, и забираться на него, а вот находиться на откидном боковом стульчике всю поездку – это в самый раз!

Тут в наш рассказ о бронированном автомобиле прошмыгнул маршал Жуков. В пересказе журналистов его история выглядит не хуже, как и приведенная выше. Подивитесь человеческой глупости и подлости.

«Сталин указал мне, чтобы я сел на заднее место. Я удивился.

Ехали так: впереди начальник личной охраны Власик, за ним - Сталин (по- видимому, на приставном сидении - страпонтене. – В.М.), за Сталиным - я.

Я спросил потом Власика: «Почему он меня туда посадил?» – «А это он всегда так, чтобы, если будут спереди стрелять, в меня попадут, а если сзади – в вас».

То, что могут стрелять сбоку и попасть в маршальскую голову – такая мысль Георгия Константиновича не посетила. О журналистских головах говорилось выше. И это, ко всему прочему, относилось к бронированному автомобилю, который выдерживал выстрел фаустпатрона! Сколько же ненависти у пигмеев к великому человеку?

Правда, мы немного забежали вперед по времени. Давайте, вернемся в 1942 год, во времена «Паккарда». Обратимся к воспоминаниям У.Черчилля. Вот как он описывает события, происходившие 12 августа 1942 года. Черчилль вместе с Гарриманом рано утром вылетел из Тегерана в Москву.

«Я размышлял о своей миссии в это угрюмое, зловещее большевистское государство, которое я когда-то так настойчиво пытался задушить при его рождении и которое вплоть до появления Гитлера я считал смертельным врагом цивилизованной свободы. Что должен был я сказать им теперь?...

Это было все равно, что везти большой кусок льда на Северный полюс. Тем не менее я был уверен, что я обязан лично сообщить им факты и поговорить обо всем этом лицом к лицу со Сталиным, а не полагаться на телеграммы и посредников…

Примерно в 5 часов показались шпили и купола Москвы. Мы кружились вокруг города по тщательно указанным маршрутам, вдоль которых все батареи были предупреждены, и приземлились на аэродроме, на котором мне предстояло побывать еще раз во время войны. Здесь находился Молотов во главе группы русских генералов и весь дипломатический корпус, а также, как и всегда в подобных случаях, много фотографов и репортеров. Был произведен смотр большого почетного караула, безупречного в отношении одежды и выправки. Он прошел перед нами после того, как оркестр исполнил национальные гимны трех великих держав, единство которых решило судьбу Гитлера. Меня подвели к микрофону, и я произнес короткую речь. Аверелл Гарриман (пока еще не посол. – В.М.) говорил от имени Соединенных Штатов. Он должен был остановиться в американском посольстве. Молотов доставил меня в своей машине в предназначенную для меня резиденцию, находящуюся в 8 милях от Москвы, – на государственную дачу номер 7. Когда мы проезжали по улицам Москвы, которые казались очень пустынными, я опустил стекло, чтобы дать доступ воздуху, и, к моему удивлению, обнаружил, что стекло имеет толщину более двух дюймов. Это превосходило все известные мне рекорды. «Министр говорит, что это более надежно», - сказал переводчик Павлов. Через полчаса с небольшим мы прибыли на дачу».

Так как ЗИС-115 еще находился в стадии разработки, то на какой же машине ехал Черчилль? Разумеется, на бронированном «Паккарде». Если внести поправку на перевод, то можно прочитать и так: «стекло имеет толщину около двух дюймов». Это соответствует техническим характеристикам американской машины, приведенным выше (пулестойкие стёкла толщиной 50 мм). У нашего ЗИС- 115 толщина стекол будет около 75-80мм. Но, главное обратите внимание на фразу переведенную Павловым, «что это более надежно». Так и хочется спросить у Молотова: « Это надежнее, чем было до этого у Сталина? Так надо вас понимать, Вячеслав Михайлович?»

К счастью, и Валентин Михайлович Бережков подтверждает в своих мемуарах официальный прилет английского лидера. Это чтобы не подумали, будто бы это второй визит Черчилля в 1944 году.

«Вскоре после семи часов машина Черчилля, миновав Красную площадь, въехала через Спасские ворота в Кремль и остановилась у здания Совета Народных Комиссаров под вычурным навесом крыльца, через которое обычно входил в свои апартаменты Сталин. Британского премьера сопровождали Аверелл Гарриман, посол Великобритании в СССР Арчибальд Кларк Керр и переводчик Денлоп. Павлов в качестве официального переводчика с советской стороны встретил всю группу у входа, провел на второй этаж и дальше по коридору в кабинет главы советского правительства.

Меня тоже вызвали туда для записи беседы незадолго до прибытия гостей. Мое появление служило своеобразным сигналом о том, что иностранцы явятся с минуты на минуту. Сталин и Молотов прервали беседу, связанную с визитом британского премьера. Я услышал лишь последние слова Сталина: — Ничего хорошего ждать не приходится.

Он выглядел угрюмым и сосредоточенным. На нем был обычный китель полувоенного покроя, к брюкам, заправленным в кавказские сапоги, давно не прикасался утюг. Открылась дверь, и в проеме появилась тучная фигура Черчилля. Он на мгновение задержался, огляделся вокруг. Его взгляд скользнул по висевшим на стене портретам прославленных русских полководцев — Александра Невского, Кутузова, Суворова, по увеличенной фотографии Ленина и, наконец, остановился на Сталине, неподвижно застывшем у своего письменного стола и внимательно рассматривавшем заморского гостя. О чем он мог думать в этот, несомненно, исторический момент? Испытывал ли он удовлетворение от того, что к нему в Кремль пожаловал лидер британских тори, никогда не скрывавший неприязни к созданной Сталиным системе? Разумеется, только чрезвычайные обстоятельства вынудили Черчилля приехать в Москву. До нападения гитлеровской Германии на Советский Союз Великобритания находилась в отчаянном положении. Сам Черчилль допускал возможность оккупации нацистами английских островов, обещая в таком случае продолжение борьбы с территории Канады. Советско-германский вооруженный конфликт коренным образом изменил обстановку. В Лондоне вздохнули с облегчением. Чем дольше этот конфликт продлится, тем больше у Англии шансов избежать вторжения и, в конечном счете, оказаться в числе победителей. Но пусть Черчилль не обольщается — так просто русские не гарантируют успех. Ему придется тоже потрудиться и пролить кровь. Если он собирается торговаться о втором фронте, надо ему показать, что это чревато опасностью и для Британии. Сохраняя суровое выражение лица, Сталин медленно двинулся по ковровой дорожке навстречу Черчиллю. Вяло протянул руку, которую Черчилль энергично потряс. — Приветствую вас в Москве, господин премьер-министр, — произнес Сталин глухим голосом. Черчилль, расплывшись в улыбке, заверил, что рад возможности побывать в России и встретиться с ее руководителями».

Пусть читатель не обижается на большие вставки воспоминаний. Хотелось показать психологическую атмосферу событий тех драматических дней истории нашей страны.

У меня, по данной теме, есть возможность привести воспоминания одного мальчика – Сережи Хрущева. Очень умный мальчик для своих лет, с цепкой памятью. Родился в 1935 году, как раз за год до того, как Рузвельт «подарил» Сталину бронированный «Паккард». Вы, читатели, пожалуйста, не обращайте внимания на его детский возраст в то время, а лучше ознакомьтесь с тем, что он написал, будучи уже в очках и с брюшком, о своих довоенных годах.

«В Москве в жизни отца появилось еще одно нововведение – бронированный ЗИС -110 (правильнее ЗИС-115. – В.М.), последнее достижение автозавода имени Сталина. Еще до войны для членов Политбюро закупили в Соединенных Штатах бронированные «паккарды». Полагалась такая машина и отцу. Однако он в покушения не верил и к тому же любил простор, свежий воздух. Запирать себя в душную, тесную коробку он решительно отказался. Предпочитал открытую машину с надвигающимся на случай дождя брезентовым верхом. На ней отец и колесил вдоль полей украинских, волоча за собой тучу мелкой пыли. От нее он защищался специальным холщевым пыльником, плотно застегивающимся по самое горло. «Паккард» же одиноко скучал в гараже. Только при поездках в Западную Украину и Карпаты отец соглашался сменить автомобиль. Там шла настоящая война, на дорогах стреляли, показной храбрости отец не любил».

Я же предупреждал выше: не смотрите, что Сережа был маленьким мальчиком – все помнит! Особенно, про «Паккард». Также, неплохо Сережа ввернул, насчет того, что папа «в покушения не верил». Можно, конечно, и не верить, но от этого, ведь, покушения не исчезнут на белом свете. А если бы поверил? От кого бы папа прятался за бронированными дверьми автомобиля, – неужели от Сталина?

Надо напомнить, Сергею Никитичу, что все политические процессы середины 30-х годов прошли под знаком, именно, покушений на членов Советского правительства и Политбюро. Понятно, что он, в то время, был маленьким и газет не читал, а когда вырос, стало, видимо, не до них. И так, все интересное узнавал от папы. А спросить зятя Аджубея, тот, как-никак был главным редактором «Известий», видимо, постеснялся. А зря! Алексей Иванович много чего мог порассказать: все же был близок к газетному делу. А может, Сергей Никитич папиных сказок наслушался о Сталине и сам поверил в сказанное отцом, как в прописную истину?

«В Москве царили иные законы. Сначала все шло как и раньше, от настойчивых предложений охраны пересесть в бронированную машину отец отмахивался. Но однажды во двор дачи въехал ЗИС, чем-то неуловимо отличавшийся от привычного. Такой и не совсем такой. Я, как всегда, встречавший отца, взялся за ручку дверцы. Она повернулась, но дверь не поддавалась. Я приналег (То есть, слегка навалился. Правильнее, было бы сказать – потянул на себя. – В.М.), образовалась небольшая щелка, постепенно дверца приоткрылась. Тяжела и толста она оказалась неимоверно. Одни стекла толщиной сантиметров десять.

Из машины, покряхтывая, вылез недовольный отец. Как-то презрительно глянув на машину, бросил:

- Теперь на этой буду ездить. Заставили.

Кто заставил, он не договорил. Может, Власик пожаловался Сталину, и последовал однозначный приказ. Или отец сам счел неблагоразумным выделяться среди других облаченных в броню руководителей. Не могу сказать. Проездил он в этом броневике до марта 1953 года, а тогда уже бросил его навсегда.

Интересно, что его примеру последовал только Микоян. Остальные же члены коллективного руководства, особенно Ворошилов и Молотов, цепко держались за бронированные чудовища. Что, им за каждым кустом виделась жертва, жаждавшая отмщения? Или просто становилось не по себе, если между ними и окружающим миром не стояла непробиваемая стена? Так и доездили они до июня 1957 года, дальше броня уже не полагалась».

Я же говорил: не по годам развитый мальчик. Значит, ему в начале войны было 6 лет. Кроме того Сережа заболел, видимо, костным туберкулезом и был прикован к постели. Так что, насчет того, чтобы передвигаться не могло быть и речи. Пишет: «В самый интенсивный период формирования сознания я был исключен из детского общества. Кому нужен товарищ, накрепко привязанный к постели».

Это он после войны познакомился с ЗИС -110 и его бронированным собратом ЗИС -115. Но хочется помочь батьке в таком щекотливом деле, как покушение на Сталина, вот и старается подсуетиться насчет «Паккарда». А это было уже после войны, насчет поездок по Западной Украине. Затем тема плавно скользнула на ЗИС-115. До этого ездили на ЗИС -110. Сам же пишет, что очень похож новый бронированный – на старый, предыдущий. Папу, видишь ли, заставили ездить на броневике. А тот, упирается, какие, дескать, могут быть покушения на вождей в рабоче-крестьянском государстве? Чай, не в Америке с гангстерами, живем? Это их президентам покушения снятся и днем и ночью, поэтому и озаботились Сталину бронированный «Паккард» подарить. А мы и на ЗИСе с брезентовым верхом можем, с ветерком…

А как деликатно, Хрущев-младший, обошел дату смерти Сталина. Теперь, оказывается, можно ездить и на открытой машине. А кого бояться-то? Микоян за компанию с Хрущевым, тоже оказался, уж очень, «смелым». Они-то знали, кто есть настоящие заговорщики! Ведь, кроме их самих и прочих друзей, никакой другой оппозиции Сталину не было. Отсюда такая показная смелость. Но, в отличие от них, Молотов и Ворошилов знали, что угроза еще не миновала их жизни, пока они занимали высокие государственные посты и лишь с решением партийного Пленума 1957 года, когда карьера их рухнула, они перестали представлять угрозу Хрущеву и компании.

Потом, почему Сергей Никитич написал «за каждым кустом»? Разве, мало укромных мест, откуда можно выстрелить по машине? Или это чтобы отвести глаза от загородной дороги, где покушение может произойти? В 1953 году Сереже Хрущеву было 18 лет, и он уже многое понимал. Очень хорошо, кстати, описал психологическое состояние отца, тех роковых дней истории Советского государства, когда «умер» Сталин. Небольшой штришок.

«Уже совсем вечером позвонил Маленков, сказал, что со Сталиным что-то случилось. Не мешкая, отец уехал… Некоторое удивление вызвало скорое возвращение отца, он отсутствовал часа полтора-два. Однако вопросов никто не задавал, он молча поднялся в спальню и вновь углубился в свои бумаги. Когда он уехал вторично, я уже не слышал, наверное, лег спать. На этот раз отец не возвращался очень долго, до самого утра. Мы все еще ничего не знали. Только на следующий день он рассказал, что Сталин болен, состояние очень тяжелое и они с Булганиным будут по ночам дежурить у постели больного на ближней даче»…

5 марта 1953 года отец возвратился домой раньше обычного, где-то перед полуночью…

Пока отец снимал пиджак, умывался, мы молча ожидали, собравшись в столовой. Он вышел, устало сел на диван, вытянув ноги. Помолчал, потом произнес:

– Сталин умер. Сегодня. Завтра объявят.

Он прикрыл глаза…

Отец продолжал сидеть на диване, полуприкрыв глаза. Остальные застыли на стульях вокруг стола. Я никого не замечая, смотрел только на отца. Помявшись, спросил:

– Где прощание?

– В Колонном зале. Завтра объявят, – как мне показалось, равнодушно и как-то отчужденно ответил отец. Затем он добавил после паузы: – Очень устал за эти дни. Пойду посплю.

Отец тяжело поднялся и медленно направился в спальню. Я был растерян и возмущен: «Как можно в такую минуту идти спать? И ни слова о нем. Как будто ничего не случилось!»

Поведение отца поразило меня».

Разумеется, Сергей Хрущев не знал всех тонкостей покушения на Сталина ни в 1953 году, а уж в 1941 году и подавно, но, конечно же, догадывался, что это связано именно с его отцом. Поэтому в своих мемуарах Сергей Никитич постарался «обелить» папу, выставляя его и радушным хозяином, и верным заботливым другом.

Сделаю небольшую перебивку воспоминаний сына Хрущева. Интересно, как повел себя сам, Никита Сергеевич, после смерти Сталина в отношении бронированного ЗИСа.

«С приходом к власти Хрущева бронированные при Сталине машины были забыты и отодвинуты в дальний уголок истории. Игрок в демократию Никита Сергеевич был открыт для народа, а посему предпочитал кабриолеты. После судьбоносного XX съезда завод ЗиС превратился в завод имени Лихачева (ЗИЛ), а Хрущев пересел уже на новый автомобиль: ЗИЛ-111. Для встречи почетных гостей использовался автомобиль ЗИЛ-111В с открытым верхом. Именно эта машина и везла в 1961-м году Юрия Гагарина в Кремль. Естественно, были приостановлены и разработки бронированных версий на базе представительских автомобилей. Но до поры, и до времени. Вновь они появились на ватманах ЗИЛовских конструкторов в 1981 году. И не только в теории; были востребованы оставшиеся экземпляры ЗиС-115 для проведения испытаний, включая лобовой крэш-тест по всем современным правилам. В результате с поставленной задачей создать бронеавтомобиль справились быстро и качественно, он долгое время не имел аналогов в мире. (Степан Доронин. http://www.armor-gr.ru)

Кого же было бояться Никите Хрущеву? Сталин с Берией убиты, существующая оппозиция Хрущеву, типа Молотова, Кагановича и Маленкова не представляла прямой угрозы жизни, а новая «зубастая» оппозиция еще не состоялась. Можно и в кабриолете покрасоваться. Поэтому и были заброшены при Хрущеве все «разработки бронированных версий на базе представительских автомобилей». Но «грянул гром» в 1980 году (гибель Машерова в автокатастрофе, о чем сказал в начале главы) и Леонид Ильич «перекрестился». В 1981 году началось проектирование новой бронированной машины ЗИЛ- 41052 и в начале 1982 года она покатила по советским дорогам. Интересно, Брежнев верил или не верил в покушения на дорогах? Что, думает по этому поводу, сам читатель?

А Сережа Хрущев уже вышел из детского возраста и стал зрелым подростком.

«Летом 1950 года отец решил навестить своего старого друга Николая Александровича Булганина. Дружили они еще с 30-х годов, когда отец работал секретарем Московского комитета партии, а Булганина назначили председателем Моссовета. «Отцы города» – так называл их Сталин. После 1930 года, когда отец покинул столицу, пути их разошлись. Теперь они жили на одной лестничной площадке, на пятом этаже дома № 3 на улице Грановского. Этажом ниже жил Маленков. Встречались не по службе изредка: то вместе приедут после позднего «обеда» у Сталина, иногда Булганины заглядывали на пару минут к нам, порой мы к ним. Слово «навестить», возможно, и не очень годиться, точнее, отец напросился к Булганину в гости на дачу. Поехали всей семьей. Встреча старых товарищей не получилась. Вроде и хозяева старались проявить радушие, и стол полной чашей, а разговор то и дело обрывался, застывая томительной паузой. Одно дело – встречи в Киеве, вдали от Кремля. Здесь, в Москве, мир оказался устроен по-другому. Зачем это Хрущев вдруг поехал на дачу к Булганину и они вдали от любопытных глаз и чутких ушей долго гуляли вдвоем в лесу? Не дожидаясь вечера, мы отправились восвояси…

Возможно, фиаско нашего визита произошло совсем не по политическим причинам. Дело в том, что во время войны, пребывая в качестве члена Военного совета на Западном фронте, Булганин завел себе новую семью. В высшем партийном эшелоне разводы не поощрялись, на них смотрели строже, чем в католической церкви. Поэтому не только оформить, но и обнародовать свои отношения Николай Александрович не решился. Вот и принимал он нас на даче старой семьи. Какое тут радушие… Отец в то время не знал о семейных метаморфозах своего друга. Так или иначе, но больше отец к Булганину не ездил и к себе на дачу не приглашал».

Когда читаешь такого рода воспоминания, трудно сдержать улыбку по поводу прочитанного из жизни государственных мужей. Никита Сергеевич Хрущев «решил навестить своего старого друга Николая Александровича Булганина». Где ж его навестить, как не на даче? А то, понимаешь на одной лестничной площадке, в правительственном доме, трудно встретить человека проживающего рядом, когда дверь в дверь. Я уже приводил примеры встреч Никиты Сергеевича с Якиром и Корытным. Вряд ли, данная была особым исключением. Всё о том же. Кого и как! Помните, кто руководил всей организацией убийства Лаврентия Берия? Николай Александрович Булганин. А кто решал, кого привлечь в группу «ликвидаторов»? Тоже он. Поэтому не зря встречались Никита Сергеевич и Николай Александрович вдали от людских глаз. Хрущев не раз возмущался по поводу прослушки высокопоставленных советских чиновников и партийной элиты. В лесу надежнее. Разговор прикрыли темой о, якобы, второй семье Булганина.

Милый Сергей Никитич. Ваша «наивность» импонирует. С той поры, когда Николай Александрович был на Западном фронте, много воды утекло. Это же были 1942- 43 годы. И сколько их было у него ППЖ за всю войну? Говорят и балеринами Большого театра увлекался. А после войны уже прошло 5 лет, а он, Булганин бедняжка, все страдал и мучился, как Буриданов осел, из какой «копны» ему столоваться, так что ли? Потом не совсем понятно, «на даче старой семьи»? А что, у новой семьи, тоже была дача, но Булганин не решился туда ехать и, тем более, приглашать туда Хрущева? Воспользовался старой связью? Вот настоящие конспираторы: «больше отец к Булганину не ездил и к себе на дачу не приглашал». Вот так потихонечку плелась новая паутина заговора.

«Неправда! – может воскликнуть, какой-нибудь ретивый поклонник Хрущевской «оттепели». – Никита Сергеевич на даче у Булганина договаривался с ним, чтобы вместе, вдвоем, у постели больного Сталина дежурить, если с тем, что-нибудь случится! Об этом его сын – Сергей Хрущев, пишет».

Да, но я об этом и говорю, только другими словами. А что, неплохой сюжет может получиться при желании. Этим друзьям по жизни, для полноты счастья не хватало саквояжика с аптекарскими принадлежностями, чтобы на просьбу умирающего вождя, всегда, по первому его требованию нужное лекарство на ложечку и в рот. И ведь, найдутся желающие и поверят в сестер милосердия: Хрущева и Булганина, не смыкавших очей у постели умирающего Сталина.

Но этим событиям убийства Сталина еще предстоит свершиться, а мы обратим внимание на покушение по дороге на дачу в 1941 году.

Хочу ознакомить читателя с отрывком из воспоминаний хорошо знакомого нам В.М.Бережкова. В беседе с А.И.Микояном он завел разговор о М.М.Литвинове, бывшем наркоме иностранных дел и отстраненного в 1939 году. Пожалуйста, получите пикантную историю от Анастаса Ивановича. Не подумайте, чего плохого, что Литвинов тут, будто бы, в чем замешен? Просто, без еврейской подоплеки, она, видимо, звучала бы пресновато. Итак, товарищ Микоян повествует:

«Верно, что Литвинова решили заменить, когда наметился пакт с Гитлером. Литвинов, как еврей, да еще человек, олицетворявший нашу борьбу против гитлеровской Германии в Лиге Наций и вообще на международной арене, был, конечно, неподходящей фигурой на посту наркома иностранных дел в такой момент. Однако он мог остаться замнаркома. Его опыт можно было бы использовать. Но Молотов добился того, чтобы его отстранили вовсе. Молотов слабо разбирался в международных делах и не хотел иметь рядом человека, который был в этом отношении более опытен и сведущ».

Это явный наговор, в адрес Вячеслава Михайловича Молотова. Можно, что-то другое поставить ему в вину, но слабость в понимании внешней политики Советского Союза – это, увольте.

«В итоге Литвинов оставался до осени 1941 года не у дел. Только тогда, когда наши дела стали катастрофически плохи, когда Сталин был готов хвататься за любую соломинку, он решил снова использовать опыт Литвинова и направил его послом в Вашингтон».

Вот здесь Микоян и показывает свое истинное лицо, противопоставляя себя Сталину. Значит, Сталин изыскивал малейшую возможность облегчить положение своей страны в тяжелейшую пору 41-го года, а Анастас Иванович упрекает его в этом. Видимо, и по сей день, раздосадован тем, что Сталин, в то время, пусть и с помощью Литвинова, но нашел выход из создавшейся ситуации. О чем, Микоян, поправляя сам себя же, и говорит ниже:

«И Литвинов проделал там огромную полезную работу. Можно сказать, что он спас нас в тот тяжелейший момент, добившись распространения на Советский Союз ленд-лиза и займа в миллиард долларов. Теперь легко говорить, что ленд-лиз ничего не значил. Он перестал иметь большое значение много позднее. Но осенью 1941 года мы все потеряли, и, если бы не ленд-лиз, не оружие, продовольствие, теплые вещи для армии и другое снабжение, еще вопрос, как обернулось бы дело. И в этом заслуга Литвинова, который использовал личные к нему симпатии Рузвельта и других американских деятелей и помог наладить военное снабжение так же, как в свое время он сумел добиться признания Соединенными Штатами Советского Союза и установления советско-американских дипломатических отношений. Но как только дела наладились, Молотов снова повел интриги против Литвинова, и его отозвали из Вашингтона».

Опять Микоян возводит напраслину на Молотова. Видать, «крепко тот мешал ему по жизни». Недаром, Вячеслав Михайлович не желал пересаживаться из бронированного ЗИСа в кабриолет, как Хрущев. А насчет Литвинова, то все намного проще, чем нам рисует Микоян. Будучи послом в Америке, Максим Максимович вдруг резко начал выступать против курса президента Рузвельта. Могло получиться так, что он стал бы персоной «нон грата» в этой стране. Чтобы не доводить дело до крайностей, Литвинова заменили на Громыко. Андрею Андреевичу, тоже достанется от Микояна, который, видимо, ненавидел всех выходцев из «Сталинской школы».

Что еще сказать по поводу прочитанного отрывка? Помните, в главе «Денежная составляющая войны» велся разговор о советском золоте? Не будь его, никакие симпатии не помогли бы. Микоян об этом знал, но, как и положено таким людям – промолчал. А к вопросу о золоте, мы еще вернемся. Без этого презренного металла в любой войне невозможно обойтись: будь та – большая, будь – маленькая.

«Думаю, что этого не надо было делать. Литвинов еще мог быть полезным, и его не следовало заменять посредственным, безынициативным человеком (Это речь шла об А.А. Громыко. – В.М.). Вернувшись в Москву, Литвинов, хотя и получил формально пост заместителя министра иностранных дел, фактически оказался не у дел, а потом и вовсе был уволен в отставку. А кончил он жизнь вообще трагично. Автомобильная катастрофа, в которой он погиб, была не случайной, она была подстроена Сталиным».

Бережкова, так потрясло заявление об автомобильной катастрофе устроенной Литвинову, что он высказал собеседнику о своих чувствах, говоря, что не в состоянии поверить этому. Действительно, любого нормального человека потрясет такое сообщение. Дело в том, что «в конце 1951 г. он (Литвинов – В.М.) перенёс очередной инфаркт и скончался 31 декабря. Его сын Михаил Литвинов рассказывал журналисту Леониду Млечину:

«Отец последние месяцы лежал неподвижно, — после инфаркта рядом с ним неотлучно находилась медицинская сестра» (см. Википедия).

И писатель Александр Терехов в своей книге «Каменный мост» тоже, уделил Максиму Максимовичу Литвинову, определенное внимание. Особенно его смерти. По тексту присутствуют сильные эмоциональные характеристики, данные автором нашему герою, но надо сделать поправку, что это, все же, художественное произведение.

«За два года до смерти Максим Максимович, как и положено боярину, верному псу, прощально написал императору

(Как сказала бы, в таком случае Стрелка, героиня кинофильма «Волга-Волга», что « уж больно долго помирает». – В.М.)

на издевательски крохотном бланке депутата ВС (Верховного Совета): обращаюсь к вам в этом посмертном письме с последней просьбой... Считаясь с приближением естественного конца жизни... Не оставьте в беде жену и детей... Он попросил назначить Айви Вальтеровне персональную пенсию и сохранить семье квартиру, «у детей недостаточно средств к существованию». И закончил тем, что: «Умирать буду со спокойной совестью в сознании, что сделал для коммунизма и дорогой родины все, что мог, в меру своих сил, знаний и разумений и что не по своей вине не сделал больше» – последнее слово Литвинов пытался оставить за собой. «С последним приветом и пожеланиями Вам здоровья и долголетия», – никакого лизания стоп и слюней. И подпись – большим, беглым росчерком. И слег умирать видный деятель, ненавидевший открытые двери, от третьего инфаркта в Кремлевку – веселый, молчаливый человек, в лучшие свои дни макавший с легкой, хмыкающей усмешкой молодой лучок в сметану, походивший на добродушного семьянина; на радиоприемник, чтобы все время видеть, поставил вырезанную из старого журнала фотокарточку императора – заведующего вечной памятью, теперь годилась только правда. Желтый блокнот с анекдотами можно выбрасывать. Жене (вот тут появляется супруга, надо же проводить) он говорил: мне снятся похороны на Красной площади... (уже закрыв глаза)... я вижу карту мира (это, наверное, для газетных статей)... я вижу свою страну без тюрем (а это придумали через десять лет, пропитания ради)... И открыв глаза (кому я это говорю? с кем я остался?): «Англичанка. Иди домой!» И жил еще на кислороде и морфии, всегда дежурили две медсестры, и в новогодний вечер начал задыхаться, медсестра схватилась за шприц, но «мама» перехватила ее руку:

- «Что это даст?»

- «Несколько дней жизни».

- «...Это не стоит того». Так решила Айви Вальтеровна Лоу. Кто-то расслышал, как Литвинов выдохнул: скорей бы... Англичанка вернулась домой в новогоднюю ночь и объявила: It`s all over. Он им не достался. Да, к сожалению, в эту минуту она выразилась именно так».

Что? Очень похоже на последствия автокатастрофы? Тогда зачем вся эта придуманная история?

Но, Анастас Иванович продолжил свой рассказ Бережкову, дополняя его новыми, леденящими душу, подробностями:

«Я хорошо знаю это место, неподалеку от дачи Литвинова. Там крутой поворот, и когда машина Литвинова завернула, поперек дороги оказался грузовик...

Все это было подстроено. Сталин был мастером на такие дела. Он вызывал к себе людей из НКВД, давал им задание лично, с глазу на глаз, а потом происходила автомобильная катастрофа, и человек, от которого Сталин хотел избавиться, погибал. Подобных случаев было немало. Такая катастрофа произошла и с известным актером еврейского театра Михоэлсом, и с советским генконсулом в Урумчи Апресовым, и с другими».

Так и просится вопрос Анастасу Ивановичу Микояну: «Откуда дровишки?». Если задания «людям из НКВД» давались Сталиным «лично, с глазу на глаз», то откуда об этом узнал Микоян. Неужели на Политбюро «пытали» Сталина – расскажи, дорогой, что сделал? да как получилось?

Но самое «удивительное», во всей этой истории то, что и «дорогой Никита Сергеевич», в курсе этого происшествия: как будто, вместе читали «Дело об убийстве Литвинова». Хрущев тоже вспоминает, буква в букву:

«Когда подняли ряд документов после смерти Сталина и допросили работников МГБ, то выяснилось, что Литвинова должны были убить по дороге из Москвы на дачу. Есть там такая извилина при подъезде к его даче, и именно в этом месте хотели совершить покушение. Я хорошо знаю это место, потому что позднее какое-то время жил на той самой даче».

Почему после отъезда Литвинова в Америку осенью 1941 года Хрущев забрал его дачу себе? Что, не надеялся, что хозяин вернется живым? Или по каким иным причинам? И при написании мемуаров, почему-то вешает смерть Максима Максимовича, именно на Сталина? Почему не на Берию? Лаврентию Павловичу приписать лишнюю жертву, ведь, гораздо удобнее – не перегрузишь. На том свете, наверное, тот со счета сбился, когда узнал, какой ему Никита Сергеевич список жертв приволок?

С какой целью и что именно, хотел прикрыть Хрущев этой обозначенной схемой? Неужели, то, тайное предвоенное событие июня 1941 года?

А Микоян так поясняет мотивы «покушения» на Литвинова:

«К убийству Литвинова имелось у Сталина двоякое побуждение. Сталин считал его вражеским, американским агентом, как всегда называл все свои жертвы агентами, изменниками Родины, предателями и врагами народа. Играла роль и принадлежность Литвинова к еврейской нации».

И этот, ударил в тот же, еврейский «бубен». Но, Хрущев, все же, хитрее Микояна. Он и соврал-то мастерски. Пойми Хрущева: убили в дорожной катастрофе Литвинова или не убили? А вот Микоян «прокололся». В 1951 году уже не было «людей из НКВД». Связи с реорганизацией правительственных учреждений весной 1946 года появятся министерства. Следовательно, описываемые события более раннего периода. Тогда зачем «приплели» к этому делу Литвинова?

Никита Сергеевич же, тонко «прикрывает» это, якобы, происшествие людьми из Министерства госбезопасности (был куратором этого ведомства), так как более осведомлен об этом деле и не допустил явных промахов в своих воспоминаниях. Помните, как в рассказах Микояна, тот «выгораживал» Хрущева? – то, от причастности к созданию Ставки; то, от причастности «образования» ГКО? А как врал нам, читателям, о, якобы, поездке к Сталину на дачу 29-30 июня? А как исказил приезд Сталина к военным в Наркомат обороны? Неужели и в этом «деле о покушении на бывшего наркома» решил поведать правду? Со смертью Литвинова тоже, как мне кажется, не все так гладко. А то, взял, да умер 31 декабря – как раз под Новый год! А кто же еще у нас так неожиданно скончался в предпраздничную ночь? На следующий год, в то же самое время умер Пуркаев Максим Алексеевич. В июне 1941 года, помните, Пуркаев был начальником штаба Юго-Западного фронта, куда 22-го июня прибыли Жуков и Хрущев после образования Ставки?

А в 1956 году, тоже в новогоднюю ночь с 31-го декабря на 1 января будущего года, скончался Авраамий Павлович Завенягин. Он был правой рукой Л.П.Берии по атомному проекту, а на тот момент, заместитель предсовмина СССР. Во многом, благодаря Завенягину, вовремя была сделана советская атомная бомба. Год смерти, уж больно знаковым, оказался. Как же, знаменитый ХХ съезд партии состоялся. Хотя не на Новый год, но можно к необычным смертям, в этот год, приплюсовать директора ЗИСа Ивана Алексеевича Лихачева, который приказ о бронированном автомобиле пописывал, помните? Царство ему небесное! А чуть позже, в 1958 году после тяжелой болезни покинул своих товарищей, бывший министр черной металлургии Иван Тевадросович Тевосян. В 1961 году смерть подкосила известного производственника, бывшего наркома Михаила Васильевича Хруничева. Выкашивал Хрущев сталинские кадры беспощадно.

В деле Литвинова, Хрущев, видно, хотел убить двух зайцев: прикрыть смертью Литвинова другое событие, которое ему, видимо, не давало покоя и пустить следствие по ложному следу, обозначив еврейскую тему. В «деле врачей» Хрущеву и компании этот трюк удался, почему бы не попытаться и в этот раз. Помните, как Хрущев делом Майского прикрыл арест Мерецкова? Что ж, язык и рука, набиты в подаче вранья своим читателям.

Микоян, в деле покушения на Сталина, тоже не отстает от своего друга Хрущева. Как же отвести от себя подозрение, в этом деле со Сталиным, произошедшем в канун войны? Самое лучшее, что можно придумать, это устроить в дальнейшем, покушение против собственной персоны. Давайте ознакомимся с одним из вариантов данной версии (http://avi.udm.ru/Avto-сеntr /466).

«В ноябре 1942 года в Москву проник дезертир Савелий Дмитриев, который решил отомстить Сталину за своего раскулаченного отца».

Ну, уж если мстить, так мстить. Значит, за отца – не меньше, чем Сталин, должен ответить! А уж, вершить суд – то, только в Москве, да на Красной площади! Можно было бы и на Лобном месте, да жаль народ на смотрины не соберешь – война. К тому же, как ни дезертиру осуществить эту дерзкую операцию. Кстати, по каким документам он прибыл в столицу нашей Родины Москву? Или дезертирам выдавали спецпропуска на проезд в столицу, тем более, крутиться в военное время около Кремля?

«В течение нескольких дней он наблюдал за работой сотрудников службы безопасности на выезде из Кремля. Террорист заметил, что генсек(?) всегда ездит на переднем сиденье своего авто».

[Владимир Мещеряков]

На «генсека» похоже не стоит обращать особого внимания – это так, мелочь.

Как удалось осуществлять наблюдение гражданину Дмитриеву на Красной площади, видимо, известно было только следствию и автору заметки. Особенно умиляет «генсек… на переднем сиденье своего авто». Власик, видимо, как барин, дремал во время поездки на заднем сиденье?

«Шестого ноября Дмитриев появился на Красной площади на «эмке», в которой была спрятана винтовка и представился сотрудникам безопасности как назначенный на этот участок для усиления охраны в предпраздничные дни».

Вообще-то, весь автотранспорт в военное время был под строгим контролем и учетом. А чтобы, вот так, дезертир на легковой машине, да без специального пропуска мог появиться вблизи Кремля, – фантазия чистой воды. Особенно умиляет фраза: «назначенный на этот участок для усиления охраны». Жаль, что один пошел на такое опасное дело, надо было прихватить с собой еще несколько дезертиров – сразу, многократно увеличилась бы огневая мощь.

« Около трех часов дня из Спасских ворот Кремля выехала машина, в которой сидел усатый пассажир в полувоенном френче. Дмитриев вскочил вовнутрь Лобного места и открыл оттуда огонь по лимузину. Он стрелял метко и расчетливо, но его пули отскакивали от брони автомобиля. Водитель, почувствовав удары по стеклам, быстро свернул к Васильевскому спуску и ушел от обстрела».

Поражает и тупость тех, кто готовит подобную глупость, и тех, кто готов поверить в нее. Что, на всё Кремлевское руководство пришлось всего два человека, с усами: Сталин и Микоян? Анастас Иванович, тоже хорош, ничего не скажешь. Не мог приспустить стекло в двери автомобиля и крикнуть Дмитриеву что, мол, тот обознался: Сталин едет в другой машине. В смысле, чтоб патроны приберег для другой цели. Ну, что с дезертира взять: ни воевать толком не умеет, ни стрелять по цели не может.

«В этой истории вождь не пострадал и не мог пострадать, поскольку преступник спутал Сталина с Микояном, у которого также были усы и похожая одежда. Один из охранников успел метнуть гранату и тяжело ранил нападавшего. 25 августа 1950 года по приговору военной коллегии Верховного суда СССР Дмитриев был расстрелян».

Вообще-то, глядя на фотографию А.И.Микояна, трудно свыкнуться с мыслью, что он «как две капли воды» похож на собрата по Политбюро И.В.Сталина. Дмитриев, судя по всему, был социально чуждый элемент в советском обществе и, наверное, не ходил на праздничные демонстрации 1-го мая и 7-го ноября. В колоннах трудящихся того времени было очень много портретов советских вождей, в том числе и Сталина, и Микояна. Если приглядеться повнимательней, то можно было найти в портретных изображениях определенные различия этих людей. Сталин, например, курил трубку (шутка).

Сталин, Микоян, Молотов и другие государственные мужи

Это послевоенная фотография, на которой запечатлены: Сталин, Микоян, Молотов и другие государственные мужи. Время года: или ранняя весна, или поздняя осень. А в нашем, приведенном случае, время – 6 ноября. Вполне подходит по сезону. Видите, как одет Сталин? На нем плащ военного покроя. Вряд ли он снимал верхнюю одежду, перед тем как садиться в машину, тем более раздевался внутри нее? У нас в описании указан пассажир «в полувоенном френче». Как это понимать? Не подходит.

Кроме того, знаете, в какую машину садится Сталин с пассажирами на данной фотографии? ЗИС- 110, с характерными белыми обводами колес. В бронированном варианте ЗИС- 115 этих белых обводов нет (см. предыдущее фото). Так что о «патологическом страхе» за свою жизнь упрекать Сталина все же не следует.

Теперь, по поводу охранника бросившего гранату. Впервые прочитал, что в экипировку вооружения бойца Кремлевской охраны входила граната? Тем более, ее применение на Красной площади? В другом изложении данного «покушения» осколочная граната заменена на газовую. Якобы, Сергей Берия, сын Лаврентия Павловича, тоже, засомневался по поводу применения осколочной гранаты и решил осовременить эпизод. Но, по военным годам, все возможно. А как же в нашем случае проистекали дальнейшие события? Тяжелораненого террориста сначала, видимо, лечили, затем допрашивали, потом пришел 1947 год и отмена смертной казни. Еще немного подождали до января 1950, когда вернули смертную казнь для таких как Дмитриев: чего зазря хлеб на них переводить и, лишь только после всех перипетий, согласно автору данной статьи – расстреляли. Хотя бы пару строчек из данного дела? Молчок. Месть за отца и точка. Зато, Микоян с «гордостью» мог сказать Сталину, что и на него тоже было совершено покушение. И знакомый нам журнал «Автолегенды» № 16 тоже приводит данный эпизод, но без присущей данному жанру патетики, хотя доля антисталинизма присутствует.

«В ноябре 1942 года на вождя была предпринята попытка покушения, правда, неудачная. Тогда дезертировавший из Красной армии Савелий Дмитриев, спрятавшись на Лобном месте на Красной площади, произвел три выстрела по правительственной машине, выезжавшей из Спасской башни Кремля. Одна из попавших пуль только разбила фару, да и сама машина оказалась Анастаса Ивановича Микояна, а вовсе не Сталина».

Исчез из рассказа раскулаченный папа, месть приобрела размытые очертания: лишь бы пальнуть по правительственной машине. Как понимать? – «машина оказалась Анастаса Ивановича Микояна». Что, случайно под руку подвернулась? А на кого тогда было произведено покушение? О самом стрелке молчу, как и в первом случае. Разброс пуль просто потрясает: одна из них «разбила фару». Все бы это смахивало, как бы, на хулиганство, но с учетом военного времени, нахождение вблизи Кремлевских ворот и стрельба, хотя и без определенной цели (желание террориста нам неизвестно) – наводит на определенное подозрение. Кстати, сам Микоян об этом случае в своих мемуарах не упоминает.

Но точку в этой истории все же, поставим чуть попозже. У Евгения Жирнова в «Коммерсант-Власть» за 26.06.2001 год прочитаем следующее:

«Во время войны, в 1942 году, когда Меркулов возвращался с Дальнего Востока, он неожиданно попросил посадить самолет в Свердловске, где в это время служил его сын, а также привезти лейтенанта Меркулова на аэродром. По сути, он ничего особенного сыну не сказал. Какие-то общие слова. Но потом оказалось, что в этот день на Красной площади солдат Красной армии с Лобного места стрелял в машину Микояна…»

Удивительное совпадение. Отсутствие заместителя Л.П.Берия по вопросам госбезопасности Всеволода Меркулова в Москве, сразу создало «напряженную» обстановку в столице. Безобразие! Палят, понимаешь, из ружей, по членам Политбюро у стен Кремля. Куда смотрят органы?

Микоян, по примеру Хрущева, тоже провел неплохую двойную комбинацию: и себя обелил (стреляли же, – почти покушение), и под Меркулова «подкоп» произвел (видимо, с подельниками планировал заменить его своим человеком).

Но, Всеволод Николаевич остался на своем посту. Более того, связи с «делом волчат», госбезопасность в июле 1943 года, опять выделили в самостоятельное подразделение подчиненное непосредственно главе государства, т.е. Сталину. Он, т.е. Меркулов, и накажет детишек Микояна по этому делу, правда, не по полной программе, но, все ж память о нарах останется на всю жизнь. Об этом деле, ниже, в другой главе.

Продолжим о предполагаемом покушении на дороге. Кто из врачей Кремлевки мог приехать к Сталину, попавшему в дорожную переделку, в ночь с 18 на 19 июня? Историк В.Жухрай хочет нас уверить, что это был профессор Б.С.Преображенский. Но мне думается, что Сталин вряд ли, в тот момент повредил гланды и нуждался в помощи врача-отоларинголога, каким был Борис Сергеевич. Скорее всего, доставили терапевта Виноградова В.Н., как лечащего врача Сталина. Но, тут есть одна тонкость. Вспомните 1953 год. Когда у Сталина произошел инсульт, туда ведь, на дачу, приехал не один врач, а целая группа. Для чего? Дело же ответственное. Надо провести консилиум и принять решение. Групповая ответственность «размажет» ответственность каждого врача и в случае летального исхода пациента будет затруднительно найти виновного, так как было принято коллегиальное решение. Собственно говоря, дело житейское. Кому охота оказаться за решеткой из-за ошибки при диагнозе? Тем более что еще не закончилось «дело врачей». Но и в случае 1941 года Виноградов, вряд ли бы поехал один, помня о коллегиальной ответственности, кроме того у него был ученик, с которым он всегда консультировался по важным моментам. Это хорошо известный читающей публике врач-терапевт М.С.Вовси, проходивший по «делу врачей», между прочим, как и сам В.Н.Виноградов. Я категорически не исключаю профессора Б.С.Преображенского. Вполне мог приехать в составе группы врачей. Не в нем суть дела.

Дочь профессора Вовси на радио «Эхо Москвы в свое время давала интервью и много чего рассказывала о своем отце.

Л.Вовси. - … Поскольку папа был консультантом Кремлевской больницы, он в какой-то степени соприкасался с довольно высокопоставленной публикой и нашими деятелями.

М.Королева- корреспондент: - Рассказывал когда-нибудь об этом?

Л.Вовси. - Это не полагалось, мы только знали некоторые фамилии, и он особенно не распространялся на эти темы. Но у него были хорошие добрые отношения именно на почве того, что они ему доверяли, и он их лечил.

М.Королева. – А со Сталиным встречался, не говорил об этом?

Л. Вовси - Нет, это я могу сказать твердо, что нет. Лечащим врачом Сталина был профессор Виноградов, и это был папин учитель.
Не совсем понятно, по какому поводу, Любовь Мироновна выразилась «я могу сказать твердо, что нет». То ли не встречался, то ли не говорил? Думаю, о последнем. Действительно, врач должен хранить служебную тайну, тем более, такой врач, который обслуживал правительственные персоны. Почему я настаиваю, что профессор Виноградов брал с собою Вовси? Дело в том, что дочь, Любовь Мироновна написала еще и воспоминания, где приведены, вот какие ее слова:

«Вся медицинская Москва прекрасно знала, что именно профессор Виноградов является личным врачом Сталина и именно в силу этого, а не за свои действительно выдающиеся качества диагноста, целителя и преподавателя, он обычно бывал особо отмечен, награждён и обласкан».

Поэтому без консультантов Виноградову было бы трудно обойтись. А здесь под боком ученик, имя которого было известно всей Москве, т.е. случись со Сталиным какая-либо неприятность, то уж Виноградов и Вовси в обязательном тендеме прибыли бы на дачу к вождю. А как вы, читатель, отнесетесь вот к другому отрывку воспоминаний дочери Вовси, Любови Мироновны из ее изданной книги?

«Летом 1941 года началась Отечественная война. Как раз накануне папа собирался поехать со мной в Латвию, навестить 80-летнего отца, моего дедушку; но по случайному стечению обстоятельств наш отъезд отложился на неделю. И это нас спасло – как стало известно после окончания фашистской оккупации, дедушка был убит сразу, а папин брат с семьей провели более двух лет в гетто и были уничтожены перед приходом Красной Армии».

Папа, Мирон Семенович Вовси, собирался с дочерью выехать в Прибалтику, как раз накануне войны. Почти история с И.Т.Пересыпкиным. Правда, того умышленно пытались спровадить в Прибалтику, а Мирон Семенович собирался поехать руководствуясь личными пожеланиями. Но, согласитесь, какие вдруг случайные обстоятельства могут задержать врача, являющимся консультантом у самого Виноградова, который в свою очередь, есть лечащий врач Сталина? Не находите ли странным совпадение, что М.Вовси пришлось отложить поездку на неделю. Ведь, именно неделю Сталин и отсутствовал в Кремле. Судя по всему, Мирон Семенович показал себя с наилучшей стороны, если почти через месяц после начала войны, 9 августа 1941 года, он был назначен Главным терапевтом Красной Армии. По-моему, это лучшая рекомендация его врачебной деятельности со стороны Верховного главнокомандующего. И дочка подтверждает сказанное.

«Вскоре после начала войны возникла необходимость организации терапевтической помощи раненым и больным военнослужащим. Опыт предыдущих войн, в том числе и финской кампании 1940 года, показывал, что очень велики потери от осложнений после ранений, от обострения хронических заболеваний, обморожений, инфекционных болезней. И тогда, помимо существовавшей должности Главного хирурга Красной Армии, были учреждены должности Главного терапевта и Главного инфекциониста».

Когда у нас Сталин полностью взял в свои руки военное руководство Красной Армией? Исходя из ранее написанного, 19 июля 1941 года. Примерно, совпадает. Разгреб дела после Тимошенко и через три недели озаботился об улучшении медицинского обслуживания бойцов Красной Армии, назначив М.С.Вовси Главным терапевтом.

А после войны, в конце 1952 года появилось это странное «дело врачей». Что характерно, именно «паровозиком» шел по этому делу М.С.Вовси. Незадолго до ареста, он имел беседу со своей дочерью.

«В дни ноябрьских праздников 1952 года я, по установившейся традиции, приехала из Ленинграда в Москву к родителям с трехлетним сыном Боренькой.

На следующий день мой папа, вечно занятой и замученный необходимостью «лечить всю Москву» (как в сердцах говорила мама), вдруг предложил мне пойти погулять. Я с радостью согласилась и мы отправились, оторвавшись от вечно звонившего телефона, по старому привычному Арбату, через Арбатскую площадь, в сторону Кремля, по улице Калинина… Когда мы с папой уже проходили мимо Ленинской библиотеки, как раз напротив Кремлевской больницы, папа сказал мне: «Знаешь, на днях арестован Петр Иванович Егоров. И был очень странный юбилей Владимира Никитича Виноградова». Странность этого юбилея состояла в том, что он прошёл очень тихо, без всяких наград и приветствий…

Я поняла, что папа очень взволнован, так как с обоими этими людьми он был тесно связан и деловыми, и личными отношениями на протяжении многих лет… Но с В.Н.Виноградовым постоянно продолжались встречи на консилиумах, на заседаниях в редколлегиях журналов и, особенно, на собраниях Московского и на съездах Всесоюзного Общества терапевтов.

А с П.И.Егоровым папа сотрудничал во время Великой Отечественной войны. Петр Иванович был Главным Терапевтом Западного, а позднее Ленинградского фронта. А 1943 году он стал заместителем Главного Терапевта Красной Армии, т.е. папиным заместителем и помощником. В 1947 году он стал начальником 4-го Главного Управления Минздрава СССР, к которому принадлежали Кремлевская больница и поликлиника. Большинство участников последовавшей вскоре драмы «дела врачей» 1952-53 гг. в той или иной степени работали в этих учреждениях.

Эти оба папиных сообщения встревожили меня, но всю трагичность последствий я, конечно, не могла оценить. Через несколько дней я поняла, что эта «прогулка» и этот разговор были папиной попыткой предупредить меня и как-то морально подготовить к тому, что неотвратимо надвигалось на нас, и чьё страшное дыхание папа, при своем уме, чуткости и жизненном опыте, не мог не ощущать заранее…»

Вообще, аресты начались раньше и совсем по другому поводу. Это было связано со странной смертью А.А.Жданова и, если копнуть поглубже, А.С.Щербакова. Но, Любовь Мироновна, тактично обошла эту тему.

«Так, в декабре 1951 года был арестован профессор Я.Г.Эттингер, которого папа высоко ценил, часто консультируясь с ним в тяжёлых случаях. Папа, суеверно относившийся к лечению членов своей семьи, не брал на себя, такую «ответственность» и, когда я подростком тяжело заболела, водил меня к Якову Гилярьевичу. Правда, папа всегда с опаской относился к манере Якова Гилярьевича громко пересказывать услышанные им новости из передач всяких «вражеских голосов» и новости, прочитанные им в столь же «опасных» газетах. Эттингер прекрасно владел иностранными языками. Его нисколько не смущало присутствие при этих разговорах окружающих случайных слушателей. Так что его арест в условиях тогдашней жизни был как-то объясним».

Понятно, что его арестовали за громкое звучание голоса, а умер-то, Эттингер в тюрьме от чего? От тоски? Не с кем, видимо, было словом перекинуться, так что ли? Но, дочь Вовси, тактично промолчала и не стала развивать и эту тему.

Хотелось, однако, заострить по ходу исследования о «деле врачей» одну особенность лечащей врачебной братии. Почему-то им очень хорошо удавалось лечить посторонних людей, но, как правило, в отношении близких и своего собственного здоровья, как видно из прочитанного выше, они бывали порой по-детски беспомощны и доверчивы. Наверное, это присуще всем московским медицинским «светилам». К этому мы вернемся чуть ниже. Говорят, что Сталин не доверял врачам. Наверное, у него были на то основания. Видимо, каждый умный человек, должен знать и понимать, как функционирует его организм. Сталина, с какой стороны на него не посмотреть, к глупцам не отнесешь. Отсюда и малая потребность во врачах, если сам человек понимает, что может навредить его здоровью. Конечно, есть моменты, когда без врачебной помощи не обойтись. Но, это, как правило, крайние меры, как в данном случае, автокатастрофа.

А наша Любовь Мироновна вспоминает, что

«в 1952 году была арестована близкая знакомая нашей семьи Е.Ф.Лившиц. Она была вдовой талантливого профессора М.А.Лясса, который во время Отечественной войны был главным терапевтом Карельского фронта; после войны он начал очень успешно работать в Московском главном госпитале и активно занимался обобщением итогов работы военных медиков. Но весной 1946 года, будучи ещё совсем молодым человеком, он скоропостижно скончался. Папа, вызванный Евгенией Фёдоровной, не успел даже доехать до их близко расположенного дома. Для папы это была горькая потеря, т.к. Мирон Акимович был и прекрасным врачом, и блестящим, остроумным и мудрым человеком».

Кому же «перешел дорогу» или для кого являлся нежелательным свидетелем профессор М.А.Лясс? Обратите внимание, на скорость, с которой скоропостижно скончался друг семьи Вовси. Если после звонка жены Лясса, Евгении Федоровны (видимо, было сообщено, что Мирону Акимовичу стало плохо), сам Вовси не успел даже доехать до близлежащего дома друга.

Но от всех этих арестов, давайте сразу перейдем к марту 1953 года, когда из жизни страны ушел Сталин. Что нам интересного, по этому поводу, скажет Любовь Мироновна?

«Второго марта появилось сообщение о болезни Сталина. Эта тема никогда раньше не звучала, не затрагивалась и не освещалась. Ибо само собой разумелось, что такой человек бессмертен и обычные человеческие хвори его не могу касаться».

Не могу упрекнуть дочь Вовси в трактовке данных событий. Ведь сама же признавалась, что папа держал «рот на замке» в отношении своей деятельности с Кремлевскими небожителями. Кто же знал историю болезни Сталина? Для всех простых, вождь, действительно выглядел всегда здоровым и бодрым человеком. Продолжаем.

«Поэтому сейчас можно было предположить, что болезнь очень тяжёлая. Следующие три дня прошли в напряжении, в ожидании новых сообщений. Сейчас трудно себе представить то ощущение катастрофы, в котором мы находились в течение последних месяцев. И, как это ни невероятно звучит, мы с ужасом (!) ждали последнего сообщения. Ведь всякая перемена должна была принести ещё большие страдания, ускорить развязку, приблизить полную катастрофу. Какие ещё могли случиться страшные события по сравнению с уже пережитым, объяснить невозможно. Никаких здравых размышлений, никакой логики – один только ужас перед неумолимо надвигающейся силой, которая должна была уничтожить родных людей, раздавить и изломать наши жизни и судьбы наших детей. А ведь Сталин, приказав арестовать лучших московских врачей, включая В.Н.Виноградова, оставил себя в свой последний час без должной медицинской помощи. Об этом рассказывали в своих воспоминаниях все, кто присутствовал в то время в его нелюдимой даче».

Если выбросить всю мудреность ее переживаний, то получается, что она сама не знала: радоваться ей тяжелому состоянию Сталина или нет? А вдруг со смертью вождя события приобретут необратимый характер и папу не выпустят? Но главное, что она, не являясь медицинским работником, поставила очень правильный диагноз произошедшим событиям: «Сталин… оставил себя в свой последний час без должной медицинской помощи».

К сожалению ни Виноградов, ни Вовси, ни кто другой из арестованных врачей не смог прибыть на дачу к умирающему вождю в первые мартовские дни. А врачей-терапевтов густо посажали по инициативе Рюмина. Кроме Виноградова В.Н. и Вовси М.С., за решеткой оказались два брата – Коган М.Б. и Коган Б.Б., сам Егоров П.И., Фельдман А.И., Майоров Г.И.. Это не считая коллег прочих врачебных специальностей. А ведь, могли же подсобить, в те трагические дни своим товарищам-эскулапам, прибывшим на дачу Сталина, «по зову партии». А насчет Сталина, Любовь Мироновна, как и многие читатели, ошибается, приписывая арест врачей делу рук Иосифа Виссарионовича. Он к этому «делу врачей» не имел никакого отношения. Мы же договорились, чтобы Сталина к глупцам, не относить. Поэтому, те, кто готовил расправу над вождем при помощи отравляющего препарата, заранее побеспокоились об изоляции ведущих медицинских специалистов. Но «дело врачей» явилось, как бы завершающим аккордом, а началось оно гораздо раньше, тише и тоньше. Ведь был же «мозговой центр» всей этой заговорческой организации, который разрабатывал подобного рода комбинации. Поверить, что подобное мог провернуть один Хрущев, как-то не очень получается.

Слово предоставляется непосредственному участнику «дела врачей», арестованному в то время, Якову Львовичу Раппопорту.

«Летом 1952 года (а некоторые в 1951 году) из кремлевской больницы были изгнаны без объяснения причин многие выдающиеся клиницисты, работавшие там много лет в качестве консультантов, лечившие выдающихся деятелей Советского государства. В их числе – М.С. Вовси, В. Н. Виноградов. Арестованы: бывший начальник санупра Кремля, т. е. кремлевской больницы А. А. Бусалов, профессор П. И. Егоров, профессор Я. Г. Этингер, врач С. Е. Карпай. Отстранены от работы: академик А. И. Абрикосов и его жена Ф. Д. Абрикосова-Вульф (патологоанатом) и многие другие. Я не беру на себя функции и роль историка "дела врачей", не изучая специального документального материала, был вдалеке от того, что происходило в центре деятельности "врачей-убийц" – в кремлевской больнице. Могу лишь сообщить только о событиях, сведения о которых доходили из случайных источников, а нескромный интерес к ним в ту пору (да и позднее) мог иметь тяжелые последствия. Однако и у близких к этим событиям сотрудников этой больницы, с которыми у меня были случайные встречи, была только растерянность, а не осведомленность о причинах этих грозных событий, их существе, иногда некоторые из них с большой осторожностью делились со мной, отмечая полное непонимание происходящего».

Хочу пояснить читателю, что заниматься в полном объеме «делом врачей» не представляется возможным из-за обилия информации, но так как оно по ряду факторов перекликается с нашей темой и, по всей видимости, является одной из составных частей общего заговора, то уделить внимание основным персоналиям данного дела, пришлось по необходимости. Поэтому от Якова Львовича Раппопорта мы возьмем только, на мой взгляд, главное, что заинтересовало бы в данном деле, и о чем я уже говорил выше. Его, как и нас, должно было смутить одно обстоятельство.

«…М.С.Вовси изображался как лидер антисоветской террористической организации, роль которой абсолютно не соответствовала его общему облику. Кроме того, ведь М.С.Вовси был во время Отечественной войны главным терапевтом Красной (Советской) Армии и первым организатором терапевтической службы в Армии во время войны – роль, с которой он блестяще справился.

Доверие, оказанное ему таким важнейшим поручением, предполагало, что он политически проверен и перепроверен, и поэтому выдвинутые против него обвинения в преступлениях, в которых он признался, были громом среди ясного неба. Потрясал не только характер преступлений, но и то, что их совершил М.С.Вовси. Я на протяжении многих лет общался с М.С.Вовси и редко слышал от него высказывания на политические темы. Во всяком случае, ни одно из них не застряло в моей памяти, я скорее помню, что я ему говорил (в частности, о положении дел в Институте морфологии), чем то, что он говорил мне, хотя он – главарь политической антисоветской организации, в которую я якобы вхожу».

Знаете, что было бы Мирону Семеновичу за то, что он шел как главарь антисоветской организации? Высшая мера наказания – расстрел! И все получилось бы на законных основаниях, но мы лишились бы важных свидетелей того, что произошло в 1941 году перед самой войной, так как за компанию к Вовси добавились бы и другие участники довоенного консилиума врачей на даче Сталина. Может Лясс и был в их числе? Юрин Мухин, занимающийся темой убийства Сталина в 1953 году, связи с «делом врачей» пишет, что Рюмина (замминистра МГБ – главного обвинителя по данному делу),

«по распоряжению Сталина увольняют из органов МГБ 12 ноября 1952 года – сразу после «победы». В чем дело? ... Сталин, видимо, понял, что смерть Жданова нужно рассматривать саму по себе и она не связана с евреями».

Думается, что Сталин вспомнил и 1941 год. Что тогда мешало врачам поспособствовать ликвидации главы государства? Тем более и обстоятельства были более благоприятными. Продолжим.

«Казалось бы, что после того, как Сталин убрал юдофоба из МГБ, еврейская тема должна была заглохнуть. Но не проходит и двух месяцев, как Игнатьев, уже сам, без Рюмина, проводит аресты полтора десятка врачей-евреев…».

Это была вторая волна арестов, которая должна была «затемнить» истинную цель арестов. И она удалась. В итоге заговорщики добились вожделенной цели: врачи – в тюрьме, а Сталин – умирает, без оказания должной медицинской помощи. Видимо, Иосиф Виссарионович недооценил возможности «оппозиционеров», за что и поплатился жизнью. А как же наши герои за решеткой? Берия, который пытался продолжить курс вождя, незамедлительно выпустил на свободу всех фигурантов проходящих по «делу врачей», в том числе и Мирона Семеновича Вовси. Хотелось бы заметить, что и по сей день, освещая события «дела врачей» некоторые недобросовестные журналисты и историки придают этому событию нежелательную антисемитскую окраску. Иной раз договариваются до того, что, дескать, уже на запасных железнодорожных путях стояли составы для депортации евреев из столицы и других крупных городов. Даже, якобы, был известен конечный пункт прибытия: Еврейская автономная область со своей провинциальной столицей Биробиджан. А вот не пришло в голову данным исследователям от истории простая мысль: почему из всей многочисленной еврейской диаспоры, той же Москвы, которая состояла (и состоит, по сей день) из ученых, писателей, журналистов, музыкантов, артистов и прочих, выбрали только врачей? Почему не арестовали за компанию к Вовси, Коганам, Раппопорту, хотя бы парочку скрипачей Большого театра?

А в чем могла быть их вина? – спросит читатель.

Ну, например, при большом желании можно же было пальнуть по Сталину и из оркестровой ямы под руководством дирижера, скажем, того же, Самуила Абрамовича Самосуда. Правда, его в 1943 году (год уж больно знаковым получился) сменил за дирижерским пультом Пазовский Арий Моисеевич, обласканный Сталинскими премиями. Но, он в 1948 году, когда закрутилось дело по АЕК, вдруг сильно заболел и, вы не поверите, но 6 января 1953 года, в конце концов, умер. Видимо, сильно не хотел попасть «под нож» Сталинских репрессий. Кстати, о своем житье-бытье, успел написать книгу, но увидела она свет лишь в далеком 1966 году. Неужели, надо было, чтобы она «отлеживалась» на редакторской полке так долго? А Голованов Николай Семенович, принявший от него дирижерскую палочку в 1948 году? Тоже, ведь мог дать сигнал, тем, предполагаемым безымянным «героям-скрипачам», нажавшим на спусковой крючок. Но почему-то при Сталине не привлек внимание органов? Напротив, при тиране-вожде, тоже, четырежды был обласкан в виде премий его имени. А вот после смерти Сталина, сразу, без болезни, ушел 28 августа 1953 года советоваться на тот свет, со своим предшественником Арием Моисеевичем о музыкальных делах. К чему этот маленький рассказ о дирижерах Большого театра? А к тому, что уж очень избирательно работали органы сначала с Рюминым, затем под руководством самого Игнатьева. Крутили руки за спину исключительно врачебной братии еврейского сословия. Правда, чтобы не бросалась в глаза такая избирательность, несколько разбавили представителями славянской расы, но в корне, это дело не меняло.

Вернемся, к нашему многострадальному Мирону Семеновичу. Не долго, тому осталось жить на белом свете. Возвращаемся к воспоминаниям его дочери, и о том, о чем я говорил выше. Об отношении к своему здоровью.

«Вдруг осенью 1958 года папа стал жаловаться на боли в голени левой ноги, стал заметно прихрамывать. Запомнился его последний приезд к нам в Ленинград... Однажды он, будучи на каком-то заседании в Боткинской больнице, пожаловался между делом сидевшему рядом опытному хирургу доктору Осповату на боли в ноге, и тот, не глядя, сказал: «Заходите, Мирон Семёнович, к нам в отделение. Я скажу, чтобы Вам наложили парафинчик». Видимо, и папа, вопреки своему таланту диагноста, гнал от себя мрачные подозрения. Несколько процедур с разогретым парафином, вероятно, лишь ускорили рост злокачественной опухоли – саркомы. Такое небрежное отношение к своему здоровью двух опытных врачей, к сожалению, очень характерно. Нам потом рассказывали общие знакомые, что доктор Осповат очень горевал по поводу своего несерьёзного совета... Болезнь быстро прогрессировала. Весной 12 апреля 1959 года папу оперировали. Ногу ампутировали выше колена. Папа понял это решение хирургов как приговор. И здесь он проявил величайшее мужество и свою огромную мудрость. Об этом можно написать отдельную повесть. По поводу его роковой болезни много раз возникали мысли и рассуждения, не связана ли она (болезнь) с его арестом и заключением 1952-53 года, тем более что он возвратился домой с кроваво-синюшными «браслетами» на руках и на ногах. Это были следы от тяжёлых наручников и кандалов, которые надевали на заключённых, что подробно описал в своей книге Яков Львович Раппопорт, но о чём не рассказывал папа. Он только старался опустить рукава сорочки таким образом, чтобы дома никто эти следы не заметил».

Но, дочь Люба, все же, заметила и рассказала нам об этом. Хотелось бы уточнить, что не только болезнь, но и смерть ее дорогого и любимого отца напрямую связана не только с арестом и заключением.

Кроме того, Любовь Мироновна не совсем точна, говоря, что «небрежное отношение к своему здоровью двух опытных врачей, к сожалению, очень характерно». Это где, она увидела такое отношение к здоровью, тем более, у двух врачей? Это можно сказать, только в отношении одного врача, ее отца. Разве Вовси и Осповата в один гроб положили? Кажется, один из них, даже слезу пустил по поводу другого. Видимо, все органы у него функционировали нормально. Конечно, вызывает удивление «легкомысленно» поставленный диагноз доктора Осповата, насчет «парафинчика», да еще и «не глядя». Если бы, впоследствии, его горестные восклицания как-то помогли бы вернуть Любе горячо любимого отца, тогда другое дело. А так, утерли слезы, и забыли. Кстати, Виноградов Владимир Никитич, тоже умер во времена Хрущева в 1964 году.

«После операции папа вызвал к себе Я.Л.Раппопорта и, сказав, что верит его глазам больше, чем любому микроскопу, потребовал прямо и честно обсудить, каким временем для завершения своих издательских и семейных дел он располагает. К сожалению, срок этот оказался ещё короче, чем названный Раппопортом – один год вместо двух. Всё это время его мужество было невероятным для такого мягкого и сострадательного к чужой боли человека. Единственные самоутешительные его слова, которые я слышала несколько раз, были: «Судьба подарила мне семь лет жизни». Счёт вёлся от возможной расправы 1953 года. А я мысленно добавляла: «...И кончину в своей постели, рядом с любящими родными и преданными врачами, которые делали, всё что могли, чтобы облегчить страдания».

Приведу еще один «интересный» эпизод из жизни М.С.Вовси в изложении его дочери. После освобождения из следственной тюрьмы, Мирону Семеновичу пришлось еще раз поехать на Лубянку за получением наград отобранных при аресте.

«Он был потрясён встречей, которая неожиданно произошла там же, на Лубянке. По такому же поводу, для получения возвращаемых наград, туда приехал многолетний папин пациент Алексей Иванович Шахурин, бывший министр авиационной промышленности СССР. Этот обаятельный человек и его жена Софья Мироновна давно уже были не только пациентами, но и друзьями папы. Особенно их сблизило огромное несчастье этой семьи. В 1943 году на набережной Москвы реки в разгар Отечественной войны их единственный сын Володя в порыве юношеской любви застрелил из пистолета свою любимую девушку, дочку советского посла в одной из латиноамериканских стран. А потом выстрелил в себя. Рана была смертельная, ничего нельзя было сделать, и через день Володя умер на руках у моего папы… И вот, совершенно случайно встретившись, Алексей Иванович и папа бросились друг к другу, обнялись и расплакались… До самой своей смерти папа лечил Шахуриных, дружил с ними, а они, в свою очередь, проявляли много внимания к маме и к моей семье после папиной кончины. Они умерли оба друг за другом, как древнегреческие Филимон и Бовкида, и покоятся вместе с сыном на Ново-Девичьем кладбище...».

Мало, видимо, было Мирону Семеновичу быть свидетелем по делу Сталина в 1941 году, так он еще оказался причастным к «делу волчат» 1943 года. А это звенья одной цепи. К тому же Володя Шахурин, как говорит Любовь Мироновна, «умер на руках у моего папы». Значит, Вовси знал о характере огнестрельного ранения в голову подростка? Жаль, что он не поделился с дочерью подробностями трагического события на Каменном мосту. Я уже говорил, что эту тему не объедим мимо и вернемся к ней, но, чуть позже.

Врачи, соприкасающиеся по долгу службы с высокопоставленными пациентами, обязательно попадают в «интересную» историю. Вовси, в 1944 году консультировал раненого Ватутина, который был на излечении в Киеве. Тот, при невыясненных обстоятельствах вдруг, взял, да и умер от гангрены, когда всем казалось, что генерал в скором времени убудет на фронт. Такие вот дела встречались во врачебной практике.

А сейчас перейдем к другим фигурантам по нашей теме о событиях далекого 1941-го года.

[Чистый исторический интернет]

5 янв. 1942 дерзкий десант в Евпатории – батальон морской пехоты разгромил гестапо, освободил 300 военнопленных

[Ублюдочный пиздорик пЫсаев]

https://www.youtube.com/watch?v=nsXvki_E9Dw

[Россия 1]

https://www.youtube.com/watch?v=_6tIEhUFHXg