4704. Особо тяжкая миссия

[Андрей Десницкий]

http://www.gazeta.ru/comments/column.../8368361.shtml
06.07.2016, 08:38
о торжестве яровославия в одной отдельно взятой светской стране

Карл Генрих Блох. «Нагорная проповедь». 1877 год Wikimedia Commons

Ключевым словом первых лет правления патриарха Кирилла стала «миссия». Он постоянно говорил, что православным нельзя сидеть спокойно и ждать, пока к ним придут неверующие, напротив, надо самим идти в мир.

Правда, не очень понятно было, что все-таки имеется в виду под миссией. Одни видели ее главную цель в том, чтобы человек мог встретиться со Христом, другие — чтобы он пришел в церковь и начал участвовать в обрядах, а третьи — чтобы церковь как можно шире была представлена в общественном пространстве и получила как можно больше денег и власти. Это очень разные задачи, и решаются они по-разному, а порой противоречат друг другу.

Теперь Госдума пришла православным на помощь и внесла ясность: что такое миссия, где и как можно ею заниматься.

Среди прочих антитеррористических законов Яровой принято и следующее определение: «Миссионерской деятельностью… признается деятельность религиозного объединения, направленная на распространение информации о своем вероучении среди лиц, не являющихся участниками (членами, последователями) данного религиозного объединения, в целях вовлечения указанных лиц в состав участников (членов, последователей) религиозного объединения, осуществляемая непосредственно религиозными объединениями либо уполномоченными ими гражданами и (или) юридическими лицами публично, при помощи средств массовой информации, информационно-телекоммуникационной сети «Интернет» либо другими законными способами».

Казалось бы, все логично. К тому же терроризм и прочий экстремизм и в самом деле нередко прикрываются религиозными лозунгами, а еще чаще напрямую проистекают из своеобразного понимания религии, причем религии вполне традиционной. Отчего бы не заняться государственным регулированием такой деятельности?

Только юридически закон выглядит вполне бессмысленным уже просто потому, что членство в религиозных объединениях никак не регулируется государством.

Верующий в России как кот Шредингера: никто не знает, верует он или нет, пока его самого не спросят.

Но закон строится на четком разграничении членов и нечленов религиозных объединений, которого нет в реальности.

Читаем дальше. «Граждане, осуществляющие миссионерскую деятельность от имени религиозной группы, обязаны иметь при себе решение общего собрания религиозной группы о предоставлении им соответствующих полномочий с указанием реквизитов письменного подтверждения получения и регистрации уведомления о создании и начале деятельности указанной религиозной группы, выданного территориальным органом федерального органа государственной регистрации». Словом, для разговора о Боге нужна официальная лицензия, как на управление автомобилем.

Ну и еще маленькая деталь: миссионерскую деятельность запрещено вести в жилых помещениях. Имеются в виду, надо полагать, свидетели Иеговы и другие подобные группы, которые ходят с проповедью по домам и квартирам.

Я в свое время принял крещение после того, как мне рассказал о Боге мой школьный друг, ныне священник и настоятель одного из московских храмов. И делал он это, страшно сказать, в жилом помещении — в собственной комнате.

Советская власть таких разговоров не поощряла, но и не пыталась запретить — теперь они будут незаконны даже для православных.

Более того, с тех пор и я не раз говорил с самыми разными людьми о Боге, не получая никаких особых разрешений, сам факт принадлежности к церкви для меня вполне достаточен. И отказаться от этого значило бы нарушить прямую заповедь Христа «быть свидетелями даже до края земли».

Страшно сказать, но

Христос и Сам говорил об Отце с самыми разными людьми в каких угодно местах, не спрашивая разрешения Синедриона и не получая удостоверения от римских властей.

Собственно говоря, не это ли вызвало жгучую ненависть представителей традиционной конфессии, которая и привела Его в конечном итоге на крест?

Этот закон вызвал бурную реакцию со стороны российских протестантов, которые составили обращенную к президенту петицию (https://www.gazeta.ru/social/news/20..._8814143.shtml). Сомнения высказал (https://kazanfirst.ru/feed/72304) даже бывший руководитель Татарстана Минтимер Шаймиев (прочие антитеррористические поправки его, кажется, не смущают). При строгом следовании букве закона мусульмане, с его точки зрения, не смогут проводить дома даже ифтар (вечернюю трапезу в месяц Рамадан) вместе с неверующими родственниками.

Главный юрист МП Ксения Чернега, напротив, выразила осторожный оптимизм (http://rusk.ru/st.php?idar=185412): закон направлен против деятельности сектантов, РПЦ участвовала в его разработке, но, к сожалению, не все ее предложения были приняты.

Думаю, мы не ошибемся, если сочтем, что традиционные конфессии мыслились как главные бенефициары этого закона. Обратим внимание на его логику: в нем нет верующих, которые делятся своей верой с другими (а это естественное состояние человека, обретшего Истину), — лишь организации, которые расширяют сферу своего влияния. И это очень характерно для нынешнего руководства РПЦ, оно вообще крайне мало говорит о Боге и вере, все больше о скрепах, духовности и традиционности.

Из трех возможных моделей миссии оно явно выбрало последнюю, политическую, и рассчитывает в этом деле на помощь государства.

Когда на таком фоне появляются нетрадиционные проповедники и несут людям свою веру, они бывают вполне успешны, особенно если их проповедь смирения и воздержания не расходится разительным образом с их собственным образом жизни, как это нередко случается у православных иерархов. И сегодня во многих регионах России, особенно за Уралом, число протестантов, посещающих воскресные богослужения, вполне сопоставимо с числом православных. Статистики нет, я говорю о личном впечатлении от поездок по городам страны.

Вот таковым и попробуют заткнуть рот… но станут ли бояться полицейских преследований проповедники, всерьез боящиеся Бога? Опыт старообрядчества и штунды (протестантского движения) в царской России ясно показывает, что нет.

«Которая вера гонима, та и права», — говорили об этом наши предки.

А заодно можно запретить говорить публично о Боге тем, кто неудобен среди самих православных, например диакону Андрею Кураеву, знаменитому лектору и проповеднику, приведшему в церковь много тысяч молодых людей. Теперь он сможет рассказывать своим слушателям, к примеру, о пьянстве и распутстве, это сколько угодно, но о Боге — только по особому разрешению начальства.

Религиозные разговоры в интернете вообще попадают под запрет сразу и целиком, поскольку среди пользователей сети заведомо есть не члены твой собственной религиозной организации.

Понятно, что всех, кто делится верой, не накажут, но для любого пользователя появляется еще одна резервная статья на всякий случай.

Поможет ли это в борьбе с настоящими террористами, например с проповедниками священной войны с неверными? Да нет, конечно. Призывы к терроризму и так законодательно запрещены, а если криминализуется вообще всякое неформатное миссионерство, вплоть до частных разговоров на кухне за чашкой чая, террористам будет еще проще среди таковых затеряться. И чего стесняться, в самом деле, если для государства мы все станем преступниками? И полиции будет проще сажать за репост и тем отчитываться, а не искать настоящих террористов.

Наконец, закон открыто нарушает право «исповедовать индивидуально или совместно с другими любую религию или не исповедовать никакой, свободно выбирать, иметь и распространять религиозные и иные убеждения и действовать в соответствии с ними», гарантированное каждому 28-й статьей нашей Конституции, которую, кажется, скоро тоже признают экстремистской литературой.

На фоне прочих законов и внезапно вспыхнувшей дискуссии о священном праве родителей на традиционную порку эти «лицензии на миссионерство» кажутся вполне невинными шалостями. Но когда под видом «торжества православия» в одном формально светском государстве вводится административно-полицейское яровославие, это по своим дальним последствиям не менее разрушительно. И для традиционных религий — в первую очередь.

[Андрей Десницкий]

https://www.gazeta.ru/comments/colum...10407221.shtml
07.12.2016, 08:13
О пятилетке после Болотной и постепенном взрослении нации

Валентин Губарев. Совместные усилия не всегда приводят к нужному результату Валентин Губарев/facebook.co

Все уже обсудили обращение президента и отметили его почти домашний настрой на «единство», без упоминания внутренних врагов. Кажется, власть решила, что уже достаточно наказала Болотную за былое унижение:

кто из протестующих уехал, кто вступил в дружные ряды 86%, кто окончательно лишился надежд и пармезана.

Можно теперь и остановиться в поиске врагов. Тем более что пропагандистский разогрев, похоже, достиг за последние пару лет взрывоопасного градуса: стабильность стабильностью, но, когда граждане массово ищут под собственными кроватями нацпредателей, это слишком благоприятная почва для появления при первом же внешнем потрясении армагеддонских народных республик и ханств, рвущих друг другу глотки.

И ведь сколько ни отламывай с краю, край всегда будет.

Так и при Сталине арестовывали сначала монархистов, потом троцкистов, потом не слишком последовательных сталинцев, а потом уже просто тех, кто последним начал или первым кончил аплодировать, да и просто всех подряд. Изведя пятую колонну, принялись было за шестую, а там явственно замаячили неведомые колонны n+1 при n, стремящемся к бесконечности. Чем больше показного единообразия, тем меньше подлинного единства…

Иван Бунин писал в дни Гражданской войны: «Наши дети, внуки не будут в состоянии даже представить себе ту Россию, в которой мы когда-то жили, которую мы не ценили, не понимали, — всю эту мощь, сложность, богатство, счастье». Все слова здесь ожидаемы и просты, кроме, пожалуй, одного — «сложность». Но именно на нем базируется все остальное.

Живое и настоящее по определению устроено сложно, именно в этом залог его мощи, богатства и счастья.

А герой другого русского гения, Бориса Пастернака, восхищается революцией в самые первые ее дни: «Какая великолепная хирургия! Взять и разом артистически вырезать старые вонючие язвы! Это небывалое, это чудо истории, это откровение ахнуто в самую гущу продолжающейся обыденщины, без внимания к ее ходу».

Все бы, может, и хорошо, но проблема в том, что язвы продолжали и продолжали вырезать по живому, без малейшего внимания к обыденной жизни, и тот, кто казался сначала хирургом, оказался маньяком-мясником. И может быть, это были не язвы, а просто те органы, которые в данный момент маньяку показались излишними?

Единство и однообразие — злейшие враги, на самом деле. Здоровый организм состоит из разных органов, которые сложным образом взаимодействуют друг с другом. А если некоторые клетки одинаковы и при этом стремительно размножаются и вытесняют все остальные — это уже раковая опухоль.

Неужели мы наконец-то переходим к терапии? А то, может быть, к «сбережению народа», к которому призывал еще один русский гений, Александр Солженицын? Ну просто хотя бы потому, что демография такая: нет у нас лишних миллионов на гражданскую войну, на лагеря и расстрелы, а давление по южным и восточным границам все возрастает.

И тот же настрой мы видим в выступлениях с другой, невластной стороны. Недавно был опубликован манифест нового интеллектуального движения под девизом «Исключение исключающих». Знаю, как много людей с этим не согласится, в том числе из тех, кто придерживается вполне демократических убеждений.

Как это не исключать из числа приличных людей жуликов и воров, если они нас сами давно исключили?

Если властная пропаганда, как справедливо замечает автор манифеста Ирина Чечель, прилагает все силы к тому, чтобы нас убедить: все «цивилизационные выборы» сделаны, все «фундаментальные ценности» определены уже прежде, и нам остается только присоединиться к большинству или чувствовать себя отщепенцами.

Когда-то, впрочем, к подобной риторике прибегали люди вполне демократических убеждений, и, если они призывали в свое время «раздавить гадину», что же теперь удивляться, когда на новом витке политической жизни в роли гадины оказались они сами? И в конце концов, исключать можно и большинство, называя его анчоусами и ватниками и гордясь своей непричастностью к нему. И тут тоже можно до бесконечности обламывать края, отсекая неугодных, чтобы в конечном счете остаться в полном одиночестве и в белом плаще над невежественной толпой.

Пять лет назад мы стали выходить на площадь, чтобы заявить: мы не согласны с враньем и насилием, мы существуем и хотим, чтобы наши голоса были услышаны. Говорят, мы проиграли? Не думаю: кажется, мы только вступили тогда в игру.

По свежим впечатлениям я писал о Болотной: «На этом митинге были очевидным образом представлены очень разные политические силы и мнения, и народ не торопился выражать свои симпатии. Людям действительно было важно осудить грубые нарушения и потребовать наказания виновных, они собрались за этим. Общей позитивной программы не было, и кого-то это огорчало… а меня скорее радовало. Я не хотел бы, чтобы еще через двадцать лет внукам пришлось бы идти на митинг против несменяемости тех, кого дети привели бы сегодня к власти. Белый цвет для ленточек и цветов, как хорошо кто-то сказал с трибуны, был выбран именно потому, что он есть сумма всех цветов спектра».

Я и по сию пору не изменил своей оценки.

Тогда городское образованное сообщество начало привыкать к простой мысли, что оно устроено сложно, что у него могут быть общие цели и задачи при разнице во мнениях и идеологиях.

На следующем этапе ему предстояло ознакомиться с репрессивной машиной государства — впрочем, в достаточно мягком варианте — и понять, что между лозунгом «Я имею право» и реализацией этого самого права лежит довольно длинный путь и он усеян не розовыми лепестками с цитатами из Конституции.

Сегодня, кажется, мы начинаем всерьез понимать, что путь к реализации любых идей мы можем найти только через практику неисключения всех тех, кто их не разделяет. Упрощенно говоря,

мало убедить своих друзей в том, что ты прав, важно убедить равнодушных в том, что твоя правота им ничем не угрожает.

А в нашей стране в этом убедить людей бывает непросто, помня о нашей истории.

Но «процесс пошел». Пять лет назад я был полон романтических надежд на демократизацию, два года назад с ужасом ожидал даже не столько арестов, сколько стихийных погромов. Сегодня со сдержанным оптимизмом смотрю на медленное взросление нации. Впрочем, и в этом могу обмануться: в нашей стране надо жить долго, очень долго.

Но мне наконец-то снова стало интересно в ней жить.

[Андрей Десницкий]

https://www.gazeta.ru/comments/colum...10464545.shtml
07.01.2017, 08:20
Об актуальном смысле старого праздника

Wikimedia Commons

А про что он, праздник Рождества? Нет, библейская история, конечно, всем известна, нет смысла ее пересказывать. Но о чем говорит этот праздник нам, сегодняшним, и не только православным христианам, которые посетят богослужение?

Почему именно к этому сюжету вечно возвращаются художники и поэты — Иосиф Бродский, которого не назовешь усердным прихожанином, именно этому дню календаря посвятил больше стихов, чем всем остальным, вместе взятым?

Вот с Пасхой все понятно — празднуется победа над смертью. А здесь?

Почему такая обыденность, как рождение Младенца, пусть и самого необычного в мировой истории, становится поворотным событием?

А может быть, это просто праздник солнцеворота, древнее языческое торжество в честь календарного цикла? Или, вот еще, на рождественской службе поют: «С нами Бог, разумейте языцы и покоряйтеся, яко с нами Бог». Может быть, это празднование в честь великой империи, побеждающей врагов?

Наверное, у праздника может быть много смыслов. Но мне кажется самым актуальным вот какой:

Рождество Христово — это история про то, как важно быть самим собой.

Про то, что это единственный способ по-настоящему изменить окружающий мир.
Юлия Меламед о том, почему сломался новогодний ритуал
Советское выдохлось

Не, ну а что невесело-то так? Петардами стреляли? Стреляли. Напиться напились. С пузырьками? С пузырьками! Не помогает! →

Для нас это «святочная история» про милого младенца в окружении любящих взрослых. Но если немного размыслить над евангельскими повествованиями… Юная девушка, у которой есть жених, получает известие о том, что родит Сына. Рассуждая с обыденной точки зрения, это полная катастрофа — ей грозит не просто расторжение помолвки, но, по Моисееву закону, побиение камнями за прелюбодеяние. И уж во всяком случае — полный крах репутации и всяких надежд на счастливую семейную жизнь. Каково это для юной благочестивой девушки?

Мария отвечает ангелу: «се, раба Господня; да будет мне по слову твоему». Ведь если действительно раба, то остается принять все, что приходит от Господа, а не только то, что она у него просила.

А Иосиф? Он наверняка любит свою невесту, и вдруг оказывается, что обычное семейное счастье с ней заменяется чем-то другим, куда более значительным для всего человечества… но только не для него, не для его мужского самолюбия, не для его нежной страсти к этой девушке!

Но ведь если он ее действительно любит, значит, сможет принять и эту роль ее хранителя и, по сути, скорее отца, нежели мужа.

Они живут в глухой провинции, в Галилее, но Иосиф — потомок царя Давида, родившегося в Вифлееме. Вот уж чего не стоит подчеркивать подданным царя Ирода, который, строго говоря, не является законным царем. Но когда объявляется перепись, эта пара не прячет своего происхождения. Они — царского рода, и они идут в Вифлеем, а там — будь, что будет. Им нечего стыдиться и прятать.

Пастухи и волхвы — первые, кто пришел поклониться Младенцу, это знают все. Самые простые крестьяне и иностранные астрологи. Но почему же не израильские священники или левиты, не книжники или фарисеи, наконец, не царь Ирод — эффективный менеджер, строитель великолепного храма и успешный политик? Очевидно, по той простой причине, что эта история не укладывалась в их представления о том, как все должно происходить. Свою власть, свой авторитет, свое ощущение безграничной правоты им хотелось поддерживать любой ценой — например, путем массовых репрессий (вифлеемские младенцы).

Всех эти высокопоставленных и глубоко религиозных на свой лад людей интересовало, не кто они перед Богом, а какое положение они от Его имени занимают. Может быть, именно потому первыми у колыбели оказались пастухи — люди, которые заведомо стояли в самом низу, им нечего было отстаивать, не за что бороться. Только надеяться. Так Иосифу и Марии оставалось только любить.

А волхвам: звездочетам и, возможно, язычникам досталась вера.

Им нужно было принять, что чудесный Царь родился не в их родной стране, где столько мудрости и духовности, а где-то на дальней периферии просвещенного мира, на фронтире между Римом и его главным врагом Персией. Вернее всего, они были персидскими подданными — и пошли поклоняться Царю на враждебной территории, и в такое неблагоприятное с геополитической точки зрения время! Но ведь если они действительно верили звезде, значит, шли туда и тогда, куда и когда она позвала их.

И вся дальнейшая Евангельская история будет, по сути, о главном противоречии между верой, надеждой и любовью одних и старательными попытками других обернуть ситуацию в свою пользу и сохранить навечно свой статус-кво.

У первых все получилось, хотя и не сразу и очень дорогой (по меркам этого мира) ценой. У вторых в конечном счете не получилось ничего.С тех пор эта ситуация многократно повторялась, менялись только внешние декорации и детали сюжета.

Перечитывая Евангелие, невольно спрашиваешь себя: а что бы случилось, если бы они все отказались от своей идентичности в пользу своего положения? Если бы Мария упросила Бога не портить ей биографию? Если бы Иосиф, как и хотел с самого начала, расторгнул бы помолвку и пошел искать другую невесту? Пастухи занялись бы своим делом, а волхвы составляли бы благоприятные прогнозы для персидского царского двора?

Думаю, эта история все равно бы случилась, может быть, в другом месте и в другое время. Но все эти люди оказались бы к ней непричастными, и мы не вспоминали бы о них из года в год в это зимнее время.

И самый главный вопрос — где в такой истории оказывается каждый из нас.

В эти дни блоги обходит карикатура Ёлкина, своего рода икона нашего отношения к Рождеству. Три волхва спешат принести дары Младенцу, и один из них говорит, что совсем недавно они уже ходили. Другой отвечает: «Еще разок для православных». Не мы приносим себя Рождающемуся Христу — мы ждем, что кто-то ради нас что-то принесет Ему, причем на наших условиях и в отведенное нами время. А мы насладимся результатом.

Лучший ответ на это — самое раннее, пожалуй, из рождественских стихотворений Бродского:

Волхвы забудут адрес твой.
Не будет звезд над головой.
И только ветра сиплый вой
расслышишь ты, как встарь.
…
И молча глядя в потолок,
поскольку явно пуст чулок,
поймешь, что скупость — лишь залог
того, что слишком стар.
Что поздно верить чудесам.
И, взгляд подняв свой к небесам,
ты вдруг почувствуешь, что сам —
чистосердечный дар.