*828. Навстречу моногамии

[Георгий Бовт]

http://www.gazeta.ru/comments/column/bovt/8074823.shtml
15.02.2016, 08:36
Об одной величайшей загадке русской политической жизни

Артем Сизов/«Газета.Ru»

В соцсетях получило популярность фото ларька, расположенного в Рассел-парке в Лондоне. В Лондоне таких ларьков по всем королевским паркам полно. Непрезентабельный. Чисто «гадюшник», по-нашему. Мол, вот он стоит, а в Москве ларьки посносили еще в прежнюю волну очищения и облагораживания города, а теперь в одну ночь сковырнули сотню крупных торговых «новоделов». Кремль поддержал избавление города-героя от «гадюшников». В свою очередь, досужая публика пустилась в рассуждения, за которыми, впрочем, как обычно, не стоят никакие действия, о нелегкой судьбе (вернее, «не судьбе») легендарного английского права на наших бескрайних просторах.

Мол, частная собственность не священна, ходить по судам — это пыль глотать попусту, а отправление в судебное присутствие, порой произносимое представителем власти с глумливой улыбочкой на лице, означает выражение, синонимичное другому известному чисто русскому отправлению в путешествие на три буквы.

Не вдаваясь в детали судебных тяжб московских властей с «ларечниками», за которыми, возможно, скрывались огромные капиталы нуворишей лужковского призыва (какие-то имели долженствующее судебное решение, какие-то — нет, на эту тему каждый волен пособачиться в соцсетях), замечу лишь, что было бы наивно ожидать, что мы могли бы так просто взять и избавиться от господствующего у нас «права по понятиям» и перейти на подобие английского, всем сердцем полюбив не только свою, но и чужую собственность как священную.

Все же когда там подписывали Великую хартию вольностей (1215 год), у нас еще даже татаро-монгольское иго не началось, до битвы на реке Калке (первое столкновение с татарами) было восемь лет.

Торжество формального права над неформальным — результат исторических процессов, длящихся веками, в том числе результат борьбы и революций. В значительной мере это состояние общей культуры общества. Сколько у нас было революций под лозунгами защиты частной собственности? Не отнять и поделить, а именно как принципа, что она священна? То-то. У нас и теперь большинство обывателей снос чужих ларьков или даже целого — разумеется, «незаконно построенного» — дома встречает либо с равнодушием (меня это не касается — и ладно), либо со злорадством: не то плохо, что у меня коровы нет, а хорошо, что у соседа сдохла.

Если же в пиар-сопровождение сноса во имя благоустройства в стиле «как было в советскую старину и даже лучше» добавить тезис о «нерусском происхождении» торгашей, подчеркнуть, что они «наживались», платя налоги в казну сущие копейки, то злорадство перерастет в радость по поводу того, что справедливость наконец восторжествовала. Справедливость у нас выше закона. То есть этот снос — он тот что надо снос.

Некоторые шибко умные порой любят поминать тихим добрым словом прусского короля, который даже окорачивал собственный суд, проигрывая земельный спор простому крестьянину. Но это лишь часть истории. Другая состоит в том, что сами частные собственники объединялись для того, чтобы отстаивать свои права.

Английский король Иоанн Безземельный (кстати, потом ни одного английского короля не называли Иоанном, оказалось «невезучее имя», а мы-то не знали) не подписал бы Magna Charta Libertatum, если бы не встретился со сплоченной оппозицией знати. Ровно так же ни один мэр ни одного города мира что по суду, что без суда не всякий раз станет сносить ларек, если угрозой будут солидарные ответные действия. Тем более если это будут действия не только ларечников. А их ведь нет. Тогда чего вы хотите?

С кем тут и о чем разговаривать, если каждый сам за себя?

И не надо думать, что иноземное правосудие совершенно не вникает в «особенности текущего момента», не учитывает возможной общественной реакции. Просто все гораздо тоньше. И эти тонкости, кажущиеся нам по нашему простецкому прямодушию сущим иезуитством и проявлением двойных стандартов, тоже оттачивались веками. Так, чтобы все вежливо, с улыбками, бумагами, учтивыми судебными приставами, начинающими убийственный в бесчеловечной жестокости разговор со слова «сэр». Чтобы если подходить к этому «по понятиям», то кажется сущей подлостью, а формально — не подкопаешься.

Жаль, что патриарх и папа Римский в Гаване имели мало времени на беседу. Им было бы что обсудить — скажем, какую роль сыграла церковь на Западе и у нас в становлении формального права и правовой культуры общества. Хотя такой дискурс лучше, конечно, вести на троих, непременно пригласив кого-то от протестантов. Уж эти-то расскажут.

Еще у нас часто любят ссылаться на Сингапур. Мол, вот тамошний правитель начал наводить порядок с того, что посадил или казнил ряд коррумпированных друзей. Так-то оно так. Но вот еще какое дело. Есть и другая сторона у этого порядка. Плюнул на сингапурскую землю — штраф пару сотен долларов (китайцы, составляющие значительную часть населения Сингапура, в силу ряда особенностей любят плеваться), жвачку в городе-государстве не купишь. Не спустил воду за собой в общественном туалете — еще пара сотен. И так далее. И это как бы часть «контракта». Мы к ней готовы?

Ровно так же нынешний «контракт» западного общества с государством, он же общественный договор, оттачивался, включая английское право, к примеру, в работных домах викторианской Англии, в законах против бродяжничества, в сгоне с земель крестьян, превращавшихся в пауперов (знаменитое «овцы съели людей»).

И в этом плане мы, запаздывая в чем-то на столетия, проходим примерно такие же этапы развития, которые проходили западные общества, где становление правового государства пришлось на эпоху индустриальной революции, а у нас едва начинается, когда уже и постиндустриальная закончилась.

Если сравнить что формальные нормативы, что неформальные понятия, регулирующие простую русскую обывательскую жизнь, то на деле ведь у нас вольностей (не свобод, а именно вольностей) пока все еще больше, чем у среднего жителя на Западе, где регламентаций, кажущихся нам сущим тоталитаризмом, пруд пруди. Речь, подчеркнем, не о предпринимателях, не об инвестиционном климате, а именно о самых простых гражданах.

Попробуйте в какой Америке оставить после себя такой же срач после пикника, как у нас на всех лужайках и у водоемов. Или расплатиться кешем, покупая машину или квартиру.

Обратной стороной отсутствия легендарного английского права является спасительная при наших-то подчас формально безумных или свирепых законах возможность обывателя договориться с бюрократией по понятиям, выторговав (за взятку) для себя лично исключение или послабление. И хрен с ними, с собратьями по несчастью. Которым у нас не доверяют так же или даже больше, чем якобы родному государству.

Недавно один работник банка рассказывал, как валютные ипотечники, пришедшие на переговоры, прежде всего поинтересовались, о чем с ним говорила инициативная группа, которую они сами же выбрали. Не выторговали ли ее члены что-то для себя лично? То есть они им не верили больше, чем «банку-кровопийце».

Конечно, нельзя недооценивать роль правящей элиты. Нам с ней не очень повезло.

Отдельное спасибо «совку» и почти вековому вялотекущему геноциду титульной нации империи, он же «отрицательный отбор» правящего класса. Во многом именно поэтому в постсоветские годы выдвинутые волей, в сущности, исторического случая на первые роли «лучшие люди», составившие ныне правящий класс, оказались неадекватны задачам осуществления лидерства, просвещения общества и его модернизации в новых условиях. Но других нет, а сложившаяся политическая система настроена, прежде всего, на сохранение стабильности. Она лишена эффективного механизма селекции новых политических лидеров и управленцев по меритократическому принципу.

По старой имперско-советской привычке мы все время, открыв рот от вожделения, смотрим наверх, на «царя-генсека», ожидая руководящей и направляющей команды. Куда идти, что делать, кто враг. Однако в современном мире подобные ожидания, конечно, завышены. Слишком многого мы хотим от одного человека, который никак не наместник Бога на земле. Было бы, конечно, замечательно, если бы первое лицо по примеру генералиссимуса Франко стало вдруг останавливаться с кортежем на красный свет светофора, подав тем самым пример поведения — и не только на дорогах — всей прочей знати. Но первое лицо делать этого не желает. Скорее всего, не от личной «нескромности», а потому что не хочет попасть в известную русскую ловушку, которая образовалась оттого, что «наверху — тьма власти, а внизу — власть тьмы».

Русская власть, показавшаяся слабость перед лицом толпы, обречена на то, чтобы почти моментально столкнуться с русским бунтом, бессмысленным и беспощадным.

И из этого бунта вовсе не возникнет никакой общественный договор, а сядет на трон новый царь-генсек. Не факт, что лучше прежнего.

Тот же Ли Куан Ю не мыслил возможности демократии до достижения определенного уровня благосостояния. Русский премьер Столыпин мечтал о «двадцати годах покоя». В какой момент переходить с нашим обществом от управления старыми проверенными методами сатрапии к придуманному протестантами, европейскими просветителями и масонами «общественному договору»? Когда благоустраивать города по методам, как делал барон Осман с Парижем, приемлемо, а когда уже не годится и надо заводить канитель занудных согласований с организованным предпринимательством и гражданским обществом, которое тебе будет отвечать нечто более внятное, чем просто «не позволим тут ничего менять, ломать или строить»?

Сегодня рано, завтра уже поздно. А когда вовремя?

Это величайшая загадка русской политической жизни. Ключ от нее, возможно, в одном из ларьков.

То ли уже снесенных. И тогда он надолго вновь утрачен. То ли еще оставшихся. И тогда на нем, скорее всего, написано нечто вроде «Нет налогов без представительства», за которым — именно ответственный избиратель, а не праздный зевака на народном вече и не государство-рантье, не очень-то зависимое от налогов граждан. Вот только кто, когда и как первым додумается привести этот принцип в действие? Пока, как мы видим, нет ответа.

[Георгий Бовт]

http://www.gazeta.ru/comments/column/bovt/8100089.shtml
29.02.2016, 09:07
Журналист рассуждает, нужны ли в России выборы

Сергей Фадеичев/ТАСС

— Выборы в России надо отменить, Михалыч. Это все навязано треклятым Западом. Мы веками жили ведь не как электорат, а как люди.

— Что ты несешь?! Так во всем мире принято. Народ выбирает представителей, они принимают законы. Возникает, понимаешь, легитимность власти. Которая не сидит, как супостат-узурпатор, а опирается на волеизъявление народа.

— Слово «легитимность» — фуфел, придуманный политтехнологами, чтобы деньги рубить на выборах. Ты выйди на улицу, спроси про легитимность. Хорошо, если в морду не дадут за такой вопрос. Народу по барабану. Легитимность-нелегитимность. Есть власть — хорошо, есть Россия. Нет власти — нет России. Мы без власти баловать начинаем, как дети. За нами пригляд нужен, да страх чтобы был. Если не Сталин, то хоть Путин. Хотя он, считаю, мягковат. Сажает мало.

— Когда до тебя доберутся, начнешь вопить про свои права да Конституцию. А будет поздно. А когда Дума очередную дурь примет, скажешь: я, мол, за них не голосовал. Так надо было, дружок, утрудить себя походом на избирательный участок.

— А то ты не знаешь, что не на участках вопросы решают. Как скажут, так и посчитают.

Пустое это все, суета с голосованием. Надо отменить, наплевав на то, что про нас в Страсбургах скажут да в Вашингтонах.

Слышал, как Владимир Владимыч выступал для коллег по Конторе?

— А то! Бдите, говорил он им. Не надо, чтобы с Запада совались в наши выборы. Пресекайте происки. Для такой аудитории — самые те речи. Какие выборы без Конторы?

— А слышал, что Дума приняла очередное ужесточение выборного законодательства? По журналистам на избирательных участках, про наблюдателей?

— И? Обычное дело: у нас ни одни выборы после советской власти не проходили по законам предыдущих. Рихтуют все да подрихтовывают, чтобы так приспособить, чтобы кто надо всегда побеждал, притом все легче и легче.

— Ну и к чему все эти ужимки? Что ни выборы, то полуосадное положение. Напряжение административных и полицейских сил. Чтоб все предусмотреть. Чтоб в списки попали те, кто надо. А кто не надо, у того бы оказались подписи фальшивые за регистрацию. Чтоб без подписей имели право выдвигать кандидатов только правильные партии, у кого есть представители в региональных заксобраниях. Таких уже 14.

Ты прикинь: со всеми побеседовать, внушить правильные мысли, чтоб за флажки — ни-ни в ходе агитации. Чтоб решить, кого можно на телевизор, а кого — на пушечный выстрел. Чтоб в списках — только люди, умеющие дозировать критику «кровавого режима». Чтоб не возмущались сильно, когда в Думу не пройдут. Она ж не резиновая. Там случайностей быть не должно. Вот захочет, скажем, «Родина» или партия Титова попасть туда, а за счет кого? Не за счет ЕР же. Или что, старика Зю обижать? Или Жирика? За что? Они ж верой и правдой все пять лет. За Крым и против «пиндосов». А Михалыч? Тот, что справоросс. Разоружался перед партией (известно какой) и в хвост и в гриву. От карбонариев в своих рядах самоочистился. Задвигал такие речи, что не всякий единоросс отважится вслух молвить. Что же его теперь, как использованный гаджет, в политический утиль, чтоб место освободить новобранцам? А у него молодая жена. Не по понятиям так. И претенденты должны понять. И простить.

Вот уйдет поколение, тогда допустят ближе к законодательному корытцу. А пока — получите 3%, да бюджетное финансирование ваших дурилок картонных.

— Ты циник. Невозможно все места заранее расписать со Старой площади. Всегда есть элемент непредсказуемости. На местах тоже фантазий хватает. А управлять процессом надо, на самотек не пускать.

— Надо все довести до логического конца. Чтоб совсем без самотека. К чему это напряжение сил, непонятно, ради чего? Чтоб и козням Запада противостоять на последние деньги, и пятую колонну в стойле кошмарить, и придумывать новые трюки, один чуднее другого, по поводу прессы да наблюдателей. Да еще процентовку по мандатам, чтобы никому не обидно, соблюдать. Ни к чему это.

Отменить выборы — так дешевле и честнее будет.

— Никто нас в мире не поймет. Это неприлично. И потом, а как определить народных, так сказать, избранников? Чтобы принимаемые ими законы не обзывали творчеством самозванцев.

— Во-первых, на весь мир нам давно надо накласть. Если в одном уже наплевали, сами определив, что правда за нами — это я про Крым, — то и в остальном тоже можно наплевать. И правда опять будет за нами. Она в том, что у нас свой путь, а англосаксонская демократия со всяким там голосованием, придуманным в свое время протестантами да баптистами, выбиравшими своих попов в приходах, нам, православным, не указ. Во-вторых, отмени ты выборы, народ это, если вообще заметит, одобрит. Уж точно на улицы никто не выйдет. Тем более если по телевизору рассказать, в какие суммы обходятся навязанные нам игры в демократию и сколько можно на эти деньги построить детских садиков и школ.

— Черчилль говорил, что демократия — отвратительная форма правления, но все остальные еще хуже. Ты не ответил на вопрос, как отбирать тех, кто будет от имени народа принимать законы?

— Ты мне Черчиллем в морду не тычь. На вашего Черчилля у нас есть свой Суворов. Говорят, он первый подметил: «Что русскому хорошо, то немцу — смерть». Надо понимать, что и наоборот. Не выбирать, а назначать! Нынешние выборы — все равно не выборы в вашем либеральном понимании, а извращение. Так не надо усугублять и мир смешить своими потугами совместить чуждую нам форму с трюками от старика Чурова. Пусть лучше книжки про войну и историю пишет.

Сейчас все равно практически всех кандидатов проходных пропускают через управление внутренней политики АП. Пусть оттуда всех и назначают. Честно и открыто. Как в Общественную палату. Там часть как раз честно назначают, а часть якобы выбирают электронным голосованием, которое, по сути, то еще посмешище с подкруткой «кликов». Цукерберг обзавидуется.

По какому, спросишь ты, принципу назначать? По простому. Называется «начальству виднее».

У нас ведь, в отличие от твоего любимого Запада, не было периода цензовой демократии. Когда голосовали только люди ответственные, ибо богатые и местные (ценз оседлости и имущественный). А без этой школы никуда. Не может быть такого, чтобы нищеброды, веками поротые, на кол сажаемые и к ГУЛАГу душой и умом прикипевшие, вдруг стали сознательными избирателями, взвешивающими последствия своего голосования. То, что сейчас у нас, — это квазицензовая демократия, замутненная ненужными ухищрениями. А надо ввести настоящий Ценз. Пусть начальство само определит «лучших людей страны». А если они народу станут поперек горла, то пусть он как-то об этом даст понять. А если не станут или не даст понять, значит, пусть терпит.

— Вот тут ты попался. Чем система более замкнутая, тем больше ошибок при принятии решений.

— У нас наоборот: если темный народ начнет все решать, он такого нарешает. Охлократия это. Власть толпы. Хуже любой диктатуры.

— Ну а кто же определит само начальство? Сейчас есть Путин. А потом как выбирать?

— Точно не надо нам выбирать, как в Америке в этой. Их праймериз — чисто тараканьи бега, притом в цирке. Не наше это. И потом смотри. Маленький штат Айова, людей три миллиона, треть Москвы. Зима, снег, что для янки — суть бездорожье и коллапс. И что ты думаешь? На праймериз демократов выбирать кандидата в президенты приперлись 240 тысяч человек, 40% от зарегистрированной как избиратели партии. У республиканцев нынче абсолютный рекорд по числу участников праймериз — 180 тысяч. У нас в мае на праймериз «ЕдРа» по всей стране сопоставимое число наберется, как думаешь? То-то и оно.

Посему не надо пока нам с этим тужиться. Лет через сто. А пока — терпеливо «стричь газон». «Газонокосильщики» лучшие как раз на Старой площади, в АП. Как Путина Второго выбирать? Как Путина Первого. Путем номинации от Первого лица.

Причем Путин Первый должен сидеть в Кремле пожизненно. Не надо нам этих «проблема 2008 года», «проблема 2018 года». Только Пескова можно иногда ротировать. Скажем, на Канделаки и обратно. И то не факт. Если упростить процесс, как я предлагаю, он справится с объяснением того, что он не в курсе подробностей.

Медведевы могут быть преходящими, а Путины — это навсегда. По крайней мере до тех пор, пока народ не повзрослеет.

— Как же он повзрослеет, если ему никого не доверять выбирать?

— Почему никого? Пусть «на котиках» тренируется: научится выбирать себе хотя бы домоуправляющую компанию, чтоб не из воров, самое низовое местное самоуправление тоже.

— А после такой «номинации» от Первого лица кто его должен в должности утверждать? Должна ж быть церемония. Не Средневековье, ХХI век на дворе.

— Церемония будет в Кремле на Соборной площади. С патриархом и колокольным звоном. В постановке Михалкова. Народ пусть поддерживает, но безмолвствует. Если приспичит, можно СМС-голосование провести по телевизору, совместив с «Евровидением» и Малаховым, чтобы нескучно было. А так, пусть назначенные лучшие люди и голосуют. Как боярская дума или выборщики в США. Не зря Чуров на них кивает. Мол, нет прямой демократии в хваленой Америке. А коли там нет, то нам подавно не надобно.

— А как сместить такого правителя, выбранного в рамках шибко цензовой демократии? Не нынешнего, конечно. Боже упаси! Он хорош, как никто и никогда, а чисто теоретически.

— В твоем вопросе чудится мне фронда. Что значит смещать правителя? Ересь. Его можно только обожать, иначе нарушается суть вещей, скрепы рухнут. Хотя изволь, и тут есть ответ.

На Руси как повелось? Без всякой демократии. Сидит на троне человек, никто его не трогает, народ доволен или привычно терпит. Ничто не предвещает. А потом вдруг что-то такое повиснет в воздухе, повисит-повисит — и начинаются такие перемены, что никто не понимает, откуда что взялось. А того, кого превозносили, даже не заметили, как ниспровергли. Но нам пока до этого далеко. В любом случае перемены у нас настают не в результате выборов, а сами собой сверху и в ходе тектонических перемен в обществе. Поэтому выборы — отменить и жить в ожидании, пока все само сделается. Одно уйдет, а другое настанет.

— Не убедил. Давай лучше выпьем. Чтобы все уже наконец нам настало…

[Георгий Бовт]

http://www.gazeta.ru/comments/column/bovt/8111375.shtml
07.03.2016, 10:40
О том, готовы ли сегодня в России избрать президентом женщину

Вигилиус Эриксен. Портрет Екатерины Великой верхом на коне Бриллианте

— Поступило предложение: разработать федеральный закон, чтобы следующим президентом стала непременно женщина, — председательствующий цепким взором, отработанным на прошлом месте работы, обвел глазами зал.

Но взгляд не задержался ни на одном из примелькавшихся и привыкших ничего на всякий случай не выражать лиц.

Впрочем, он прекрасно знал, откуда поступило предложение. В порядке, так сказать, проброса и оживления информационной картины.

— Прошу слова, — подал голос розовощекий посланец депрессивной области, из декларации которого было известно, что его жена зарабатывает в сто раз больше него.

«Небось махнуться доходами хочет», — подумал председатель и, делая вид, что записывает, нарисовал в блокноте черта с рогами в балетной пачке.

— Я так скажу, — неожиданно начал фальцетом розовощекий. — Народ, конечно, выражает в опросах желание видеть президентом особу, так сказать, прекрасного пола, но таких в нашем обществе пока лишь треть. Не готовы мы к политической феминизации. В том числе сами женщины не готовы взять на себя. А потом,

надо смотреть конкретно на фигуру: что за дама, достойна ли, украсит ли собой столь высокий пост, замужем или как, не склонна ли к истерикам.

Я бы проверил еще, не стерва ли (тут председательствующий снова вспомнил про его жену). А то ядерная кнопка и все такое. По Конституции у нас, впрочем, все равны. Хочешь — баллотируйся, хочешь — не баллотируйся. ЦИК теперь женщина возглавит, она гендерных притеснений не допустит.

— Если понимать о том («Как все же это безграмотное сочетание прочно вошло в лексикон», — посетовал про себя председательствующий), что наш дом Единая Изба уже горит, а кони все скачут и скачут, то, конечно, пора и бабу на царство, — встрял тут известный охальник и балагур. — Но хотя сейчас и трудное время, нельзя на слабый пол возлагать. Пусть они нам тыл обеспечивают и хорошее питание.

Слово взяла известная гимнастка:
— Россия — женская страна. Без нас, женщин, не обходилось в дни тяжких испытаний. Мы все выносили на своих хрупких плечах — и теперь вынесем. Мы готовы нести. Надо проголосовать резолюцию с поддержкой идеи выдвижения единой женщины-кандидата на пост президента от всех фракций.

Сейчас во многих странах мира на постах руководителей находятся женщины. Вон уже в Америке хотят женщину президентом сделать…

— Им после Обамы уже все равно, — выкрикнул кто-то с места, но председательствующий одернул его и попросил разволновавшуюся гимнастку продолжать.

— Наша страна первой провозгласила равенство полов, но сегодня по уровню участия женщин в политике мы находимся на уровне Габона — я недавно рейтинг видела. (Сидящий рядом депутат в стального блеска пиджаке тут же полез в «Википедию» — смотреть, где Габон и что это.) Едва ли 15% у нас женщин-политиков наберется. А в Скандинавии — до 40%, в остальной Европе тоже больше нашего. В ЕС хотят обязательную квоту ввести в корпорациях на топ-позициях для дам. Мы что, хуже Европы?

— Так у них там и лесбиянок премьершами делают, нам и в этом им подражать? — переспросил розовощекий.

— Не передергивайте, — сдвинула брови гимнастка. — В общем, предлагаю голосовать.
Садясь на место, она сверкнула в глаз спикеру зайчиком от кольца на безымянном пальце правой руки.
«Два с половиной карата», — со знанием дела оценил тот.

— Вы с ума сошли? — вскричал на пути к трибуне лидер маленькой, но очень системно-оппозиционной фракции. — Женщина должна сидеть дома и варить борщи. Власть у нас — это больше чем власть. Это ярмо и галеры. Но и великий соблазн.

Мужики — и те не выдерживают. Посидят год-другой на руководящем посту — глядишь, уже дом в Ницце, глаз замаслился, входят во вкус, и ничто их уже не останавливает. А что же станет со слабой женщиной?

У них же в генах эта тяга к нарядам да роскоши. Посмотрите на известных правительниц! Что ни случай, то разнузданная коррупция. Президентша Бразилии без пяти минут под импичментом. Аргентинка ушла под обвинения в коррупции. Только английская королева по-прежнему вне подозрений, так у нее и власти нет. А еще может начаться фаворитизм. Покровительство искусствам и модельерам. Что выльется в назначение всяких юдашкиных на высокие государственные должности. Может, даже министром обороны. За то, что ей, понимаешь, пошитая кутюрье военная форма понравится. Льстецы и подхалимы полезут во все государевы дыры и щели.

Станут назначать звезд попсы и шансона, навязывать архитектурные стили и градостроительные решения. Никакой бюджет бабских капризов не выдержит, у нас и так дефицит.

Хорошо, если у нее будет хороший вкус. А если она любит, как поет Стас Михайлов? Тимати уже не жить? И наоборот.

— Получается, янки можно женщину избирать, а нам слабо? — дружелюбно, как только мог, спросил боксер от фракции большинства. — Они хозяйственнее мужчин, договороспособнее. Такая с любым Обамой договорится. Тем более что и им рулит его Мишель. Вот сядут они с такой Мишель и по-бабски все порешают.

— Вы посмотрите на эту будущую американскую президентшу. Она не женщина, а андроид. Проволоку перекусит зубами. В ней говорит неудовлетворенность и желание доказать муженьку своему, что она ничем не хуже. Нужен нам такой фрейдизм на нашей земле? — вопросом продолжил свою речь балагур. — Нет, не надо. Максимум, что можем себе позволить, гимнасток и фигуристок в Думе, чтобы глаз радовали. Я когда на них смотрю — хоть за что голосую. Но в главной резиденции должен сидеть мужик, это не тот снаряд, к которому можно подпускать гимнасток и фигуристок. Мы опять же не Скандинавия, где издавна бабу от викинга не отличишь.

Мы через домострой прошли и к нему в чем-то сейчас должны вернуться.

— Надо Меркель позвать, как освободится, — вступил в дискуссию случайно не вычищенный из палаты всамделишный оппозиционер. — У нас последняя великая правительница была немка, в ХVIII веке. Крым как раз тогда впервые присоединили. Замкнем спираль истории! Конституция не позволяет такого делать. Но можно и переписать. Нам раз плюнуть. Если хохлам можно грузина да американку приглашать в управленцы и министры, то почему нам нельзя немку в импера… ой, в президенты? Варягов в свое время позвали, для государства только польза была. И сейчас пора. Довели вы страну до ручки.

— Пятая колонна заговорила, — раздалось из стана большинства. — Вам бы все страну кому-нибудь сдать. Если уж припрет, воспитаем Бабу-ягу в своем коллективе. Но в целом наша фракция против. Нет подходящей кандидатуры, вокруг которой сплотилась бы нация.

— Как нет? А Валентина Ивановна? — вдруг вставил из президиума неожиданно для самого себя председатель, и тут же испугался: отмашки ему на такой поворот дела не давали.

— Она пусть на «котиках-сенаторах» потренируется, — ответил с места балагур и охальник из комитета по безопасности. — И потом, у нее пока не в чем на такой пост баллотироваться. Все Chanel, Fendi, Avanti да Hermes.

Мы ее пока в оренбургском платке не видели. Надо бы для начала фотосессию в одежде от «Москвошвеи» произвести. Будет на ней сидеть или нет.

И потом, мы так можем потерять Кавказ. Что скажет Рамзан? Да и народ к женщинам во власти пристальнее присматривается, чем к мужчинам. У тех вон только на часы пялятся, и то сколько шуму. А тут начнется: туфли такие, сумка такая-то, начнут сравнивать с «уборщицей «Газпрома». Платок — оттуда, не нашенский. Брошь круче, чем яйца Фаберже-Вексельберга. С другой стороны, замухрышкой представать — за державу обидно. Замкнутый круг получается.

— Коллеги, — решил положить конец бесплодным спорам, приуроченным к 8 Марта и больше ни к чему, председательствующий, — предлагаю итожить. Мы тут попросили комитет по социальной политике набросать проект резолюции. Вам сейчас будет роздан. Суть вкратце такова. Мы поддерживаем всячески стремление наших милых и славных женщин участвовать в общественно-политической жизни страны вплоть до попыток претендовать на должность президента путем участия в честных, свободных и открытых выборах. В то же время мы выступаем против искусственного навязывания нам извне чуждых гендерных стандартов и исторически не присущих нашей стране норм. В общем, лучше ничего не трогать. Кто за? Против? Воздержался? Принято.

Вечером того же дня бывший научный сотрудник сокращенного института РАН по гуманитарной линии, бывший «белоленточник», а ныне активный сиделец в соцсетях и фрилансер на бессмысленном портале смотрел программу «Время», заедая куриными котлетами, которые успела приготовить прибежавшая домой с работы взмыленная жена.

— Не, ну а что, в самом деле, — попытался завязать он содержательный разговор, заранее, впрочем, зная, что зачумленная бытом и двумя работами по совместительству супруга их не жаловала, называя «мозготрахом». — Надо вас, женщин, вперед двигать. Только настоящая бой-баба может нынче поднять Россию. Настало время декабристкам выйти из тени своих мужей.

— Посмотрела бы я сейчас на этих декабристок, — отмахнулась жена. — У них бы, нынешних, если по-честному, ни один бы на площадь не вышел, дома бы заперли всех. И не было бы никаких декабристок. Она за князем может быть таковой, а не за забулдыгой или хипстером каким.

Нет мужиков — нет декабристок, не за кем в Сибирь идти.

А ты, блин, философ, сначала кран почини на кухне, а потом на государя-императора замахивайся.

Уязвленный напоминанием о невыполненном клятвенном обещании муж уткнулся в тарелку с котлетами.

В то же время в загородной резиденции референт, как обычно, докладывал об основных событиях дня президенту. Тот слушал внимательно, не меняя выражения лица, иногда что-то записывая в блокнот. Когда дошло до пункта об обсуждении в Думе женского вопроса, президент сначала усмехнулся, а потом, задумчиво посмотрев на помощника, спросил как бы сам себя: «Женщину — в президенты? Интересная мысль. А меня куда они собрались уже деть? Кто, вы говорите, поставил вопрос в повестку?»

Повисла неловкая пауза...

[Георгий Бовт]

http://www.gazeta.ru/comments/column/bovt/8121749.shtml
14.03.2016, 08:30
О том, найдется ли в России свой Трамп — выразитель хаотичных мыслей большинства

Дональд Трамп с женой Меланией и моделью Хайди Клум на открытии Международного отеля и башни Трампа...
Evan Agostini/AP

Про неожиданный успех консервативного популиста Трампа говорят, что это, мол, заговорило «молчаливое большинство». Термин вспомнил некогда и сам гремевший на консервативном фронте Патрик Бьюкенен, советник Никсона, Форда и Рейгана, немало сделавший для идеологии республиканцев. Он в 1990-х вел свои президентские кампании под лозунгами, аналогичными трамповским.

Сам же термин впервые употребил в 1969 году Ричард Никсон. Затравленный тогда либеральной прессой из-за войны во Вьетнаме, он развернул ответную кампанию — от имени «великого молчаливого большинства». Мол, вовсе не массмедиа, претендующие на звание мейнстрима, не популярные ньюсмейкеры, превращающие политику в телевизионную попсу, являются истинными выразителями народных мыслей, смутных желаний и открыто не артикулируемых требований. Которые подчас стыдно даже произнести вслух публично, но которые бродят в головах у этого «молчаливого большинства» в ожидании, пока их объявит миру новый, истинный кумир «молчаливой толпы».

Эти мельтешащие на телеэкранах«властители дум и душ», все эти короли на час, неизменно находящие повод остаться еще и на следующий час, и на после следующего, и через неделю, месяц, год, — все эти люди на самом деле ничего не знают об этом нар-р-р-роде, от имени которого они все время трещат. И

очень редко выразитель таких открыто не выражаемых комплексов и фобий этого «молчаливого большинства» сумеет вырваться на сцену.

Из-за кулис его так и норовят схватить за фалды пиджака и утащить назад «режиссеры жизни», чтобы не отсвечивал и не портил «приличным людям» их мудро выстраиваемые комбинации.

Как и Бьюкенен в свое время, Трамп предстает, к примеру, ярым противником новомодного фетиша — так называемой свободной торговли. Всяких этих транстихоокеанских партнерств. Даже если он не разбирается в деталях. Потому что «молчаливое большинство» и он вместе с ним нутром чуют: понаедут чужаки и отнимут рабочие места и деньги у настоящих патриотов, простых работяг.

То же самое с нелегальной иммиграцией. Поэтому с Мексикой надо построить стену, и пусть она за нее заплатит. А «якорных детей» (когда в Америку приезжают рожать, чтобы ребенок по праву рождения получил гражданство, а затем к нему и самим прилепиться) надо запретить.

Произнести вслух нечто подобное призыву запретить мусульманам въезжать в США в сегодняшней Америке вслух публично почти невозможно: столь прочна политкорректность.

Это все равно что назвать афроамериканца негром — забавно, что и у нас стали стесняться этого безупречного с точки зрения русской литературной вежливости и грамотности слова.

Но когда такие вещи произносит с трибуны человек, который того и гляди станет кандидатом в президенты, то мы, «молчаливое большинство», ему радостно похлопаем, конечно. Как и в ответ на выражение откровенного неприятия однополых браков. Хотя он признает, что после соответствующего решения Верховного суда это уже реальность. Его позиция «хочешь делать аборт — делай за свой, а не государственный счет» близка тем, кто ненавидит расплодившихся в Америке иждивенцев, живущих на пособия поколениями.

Какое СМИ мейнстрима сможет сегодня в Америке написать про прибалтов, что если они не могут ужиться с Россией, то пусть сваливают в Африку? Никакая. Только лично Дональд Трамп. Потому что прибалты, согласно общепринятым канонам, — это вечные жертвы российской агрессии и их вечно надо защищать.

Ровно также нельзя так просто сказать, что, мол, «я договорюсь с Путиным». Как минимум надо добавить нечто ритуальное про «репрессивный режим». И про то, что только по отдельным вопросам мы можем быть вместе.

У Трампа, как у любого другого кандидата, есть как развернутые, так и короткие лозунговые ответы на все вопросы, которые интересуют людей.

От медицины (реформу Обамы надо заменить персональными медицинскими страховыми счетами) до новейших технологий (Apple должна подчиниться ФБР и помочь взломать айфон ради борьбы с терроризмом).

От налогообложения (отменить налог на недвижимость, плоскую шкалу не вводить) до создания рабочих мест и минимальной почасовой оплаты (ее не надо повышать, это снизит нашу конкурентоспособность). От владения огнестрельным оружием (право гарантировано конституцией) до финансирования политических кампаний (ограничить влияние «больших денег»и обезличенных так называемых суперфондов). Можно составить целостную картину его политического консерватизма. Она не так страшна, как рисуют его противники от истеблишмента.

Впрочем, хватит про Трампа. Он всего лишь одно из проявлений политического популизма, поднимающегося на волне раздражения традиционными элитами во многих странах. А есть ли у нас «молчаливое большинство»? Если есть, то кто бы мог стать адекватным выразителем его хаотичных мыслей? Так, чтобы в ответ снизу: «Черт, как же правильно он все говорит». А не просто: «Поддерживаем на 86%». Для последнего имеются социологи.

Они же периодически выдают «разблюдовку» народных настроений по отдельным вопросам. Скажем, по той же миграции. Однако список таких вопросов, во-первых, сильно ограничен, во-вторых, формируется исходя из официального контента и контекста общественно-политической жизни.

В свое время Путин уловил настроения тогдашнего, условно, «молчаливого большинства» (можно провести даже определенную аналогию между ним тогда и Никсоном 1969 года), выразив ее известной фразой «мочить в сортире». Социологи ведь так вопрос — про сортир — не формулируют. Путин и позже выдавал оценки, которые свидетельствовали о нем как о политике, интуитивно чувствующем настроения если не «молчаливого большинства», то морального (непримиримые критики режима его назовут агрессивно-послушным) — так уж точно. Опять же трактовка выдаваемых респондентами ответов также остается за профессионалами. Она, что важно, не является содержанием публичных дебатов, публичной политики вообще.

Социологи вам умно растолкуют, что, по их мнению, означает высокая популярность Сталина. Но это все равно останется «борьбой за прошлое», а не публичным обсуждением вариантов будущего.

Или как понимать предпочтения граждан, ставящих демократию и права человека (впору уже добавлять тут подзабытое советское «так называемые» или того пуще «пресловутые, раздуваемые на Западе») все ниже по сравнению со стабильностью и безопасностью, как ее объясняют по телевизору.

Мягко, не бередя полусонное политическое сознание, поведают про традиционный русский патернализм, он же — социальное иждивенчество. Особо смелые намекнут на постсоветские синдромы, их точнее бы назвать постимперскими. Готовность (или неготовность) к социальным протестам обрисуют пастельными, не возбуждающими взгляд и ум тонами. Примерно так отстраненно описывают жизнь насекомых энтомологи. Это все, впрочем, есть соблюдение правил игры. В конце концов социологи не трибуны и не пламенные борцы и быть ими не обязаны.

Раньше, помнится, зажигал, выражая мнение части недопонятых властями масс, Жириновский. Но нынче он превратился в «системного политика», на «русского Трампа» не тянет. Что касается иных претендентов на выражение «истинно народных мыслей», часто балансирующих на грани мракобесия и невежества, то эти персонажи, как правило, выступают с узкой, с позволения сказать, повесткой. Ну там всемирный заговор «Рокфеллеры против Ротшильдов», и наше место в нем, разные оттенки серого и, как правило, невежественного антиамериканизма — собственно, почти все. Ну, плюс еще абстрактно-риторическое «воруют!», сдобренное порционными проклятиями в адрес «либерального блока правительства», который есть зло, живущее само по себе.

Если и есть претензия у таких политиков на создание картины мира, то она убогая и дискретная, в ней недостает слишком многих «пазлов».

Как правило, все же это отдельные номера в политическом цирке. С такой программой с гастролями по стране не поедешь. Надоест. Да и преувеличивают ее носители востребованность этого популистского треша, мне кажется, у массовой публики. Они последнюю путают с массовкой на телевизионных ток-шоу, хлопающей по команде администратора их, как им кажется, «звонким мыслям».

Было бы любопытно, конечно, услышать нечто, кроме невнятного мычания или отдельных вскриков в соцсетях, мнение «улицы» не только по поводу Донбасса, Сирии и лично Надежды Савченко, но и по поводу медицины и образования, интернета и современных технологий, отношений с внешним миром, о китайской или среднеазиатской «угрозах», об отношении к правящей элите и о том, куда нам всем рулить и как. Не просто «воруют, надоели», а как преодолеть эти «отдельные недостатки».

Почему-то уверен, что развернутая позиция по многим замалчиваемым в ведущих массмедиа темам сильно удивит правящий класс. Не столько даже резкостью суждений, сколько неадекватностью на их фоне официальных оценок и предложений по той же тематике. По-английски применительно к критикам Трампа со стороны «системных политиков» это называется outoftouch. По-русски обычно формулируется как призыв «вам бы спуститься с небес на землю».

С одной стороны, можно тут винить власть. Мол, политическая поляна не только подстрижена, но и закатана в асфальт. Но ведь у нас по-прежнему не 1937 год. И такое объяснение не полностью объясняет карикатурную убогость так называемой внесистемной оппозиции, которая еще больше outoftouch со страной, чем некоторые министры — владельцы элитных особняков в Лондоне.

Даже Навальный за столько лет не нащупал ничего, чем можно было бы усилить свою политическую поддержку, нежели публикации об утаенных богатствах обнаглевшей жирующей элиты.

Это как если бы Трамп ездил по стране и рассказывал только о том, сколько Обама и его несравненная Мишель налетали на самолетах за госсчет. Или выискивал бы неприятные моменты в биографиях соперников, и больше ничего.

А может, и нет у нас никакого «молчаливого большинства»?

Или есть, но от его имени не только некому, но и совершенно нечего артикулировать. Оно, как сказал один умный человек про целую страну, «сосредотачивается». Тогда логичен следующий вопрос: и как долго еще?

[Георгий Бовт]

http://www.gazeta.ru/comments/column/bovt/8146529.shtml
28.03.2016, 08:51
О том, как будет выглядеть тоталитаризм эпохи соцсетей

Creative Commons

Все, что вы публикуете и просто читаете в интернете, может быть использовано против вас. Против вас может быть использовано вообще все что угодно. Количество такой информации множится день ото дня. А умение спецслужб анализировать ее стремительно растет. Дело за малым — работать на опережение. Вы еще даже подумать не успели о чем-то противозаконном, а за вами уже пришли.

Оруэлл придумал термин «мыслепреступление». А в фильме Спилберга «Особое мнение» («Minority Report») описана система Precrime. Там полиции в недалеком будущем удалось покончить с преступностью путем угадывания мыслей людей, которые еще даже сами не подозревают, что они потенциальные преступники.

Сегодня спецслужбы по всему миру пытаются предугадать, к примеру, не дремлет ли в студенте престижного университета из приличной мусульманской семьи потенциальный джихадист. В какой момент у него в мозгу переклинит, пройдет сигнал из спавшего в голове центра и он пойдет разгуливать с поясом шахида по людным местам? Как отличить того, кто ездил на Ближний Восток купаться в теплых морях, от тех, кто оказался прельщен идеологией очередной реинкарнации «Аль-Каиды»?

Сейчас постфактум европейские спецслужбы при помощи поднаторевших по этой части американских (спасибо товарищу Сноудену за то, что указал нам путь развития) обрушивают рейды на гнезда исламистов под носом у штаб-квартир НАТО и ЕС. А висел бы над мусульманским районом Брюсселя продвинутый вариант системы «Эшелон» с опциями проникновения в каждую голову — глядишь, проблем было бы меньше.

Это сейчас, тоже задним числом, выясняется, что один из организаторов терактов некоторое время назад в одном из отелей Афин (!) изучал схему брюссельского аэропорта.

А если бы к нему тогда же в отель по факту просмотра соответствующих страниц ворвался спецназ и повязал?

Задним числом такое многим покажется оправданным. А в режиме реального времени стало бы вопиющим нарушением прав человека. Нестыковочка во времени, однако.

Среди наших обывателей из числа тех, кто помнит, где «ночевала тучка золотая», найдется немало таких, кто выдаст готовый на все случаи рецепт: «Сталина на вас нет! Даешь депортацию». Но, во-первых, такой формат нынче сочтут «нетехнологичным» и старомодным, во-вторых, надо ведь так «корректировать» демократическое нормы, чтобы, с одной стороны, в людях оставалась уверенность, что эти нормы работают, ибо это, пусть на уровне видимости, по-прежнему эффективно с точки зрения управления обществом и экономикой, а с другой — чтобы технологии не застаивались и нужные корпорации становились «драйверами роста».

У нас в последнее время по части борьбы с «мыслепреступлениями» люди с холодной головой и горячим сердцем заметно активизировались. Почти каждую неделю узнаешь, что к очередному блогеру пришли и завели уголовное дело.

С непривычки иные поводы кажутся бредовыми фантазиями в духе антиутопий. Кто-то перепостил объявление о несанкционированном митинге. Причем митинг в Ставрополье, а к человеку пришли в Санкт-Петербурге. Кто-то позволил себе резкие высказывания в связи с присоединением Крыма. Кто-то опубликовал — причем не свою даже — карикатуру на президента, а кто-то «не в том контексте» запостил фото премьера в папахе. Слава богу еще, что не в шапке с помпоном. Последнее вроде пока не возбраняется, я такую видел даже на, страшно сказать, Рамзане Ахметовиче с олимпийским факелом. Хотя — как знать…

Уже есть весомая статистика ответивших перед судом за оскорбление чувств верующих, «за разжигание» против ряда народов путем попытки излишне глубокого проникновения в их традиции и ментальность.

История — другая опасная тема.

Слишком глубокое копание даже в известных исторических фактах может довести вас до «попыток фальсификации». А там и до «экстремизма» рукой подать.

Поводы, по которым имеют неприятности гражданские активисты, пытающиеся противостоять местным властям, могли бы тоже стать сюжетами «антиутопических» произведений. Недовольство новой застройкой или вырубкой лесов и парков может оказаться поводом для подозрений в антирежимных интенциях и как минимум политической неблагонадежности.

В принципе формат задан. Потому что, полагают там, где надо и кому надо полагать,

сегодня ты ерничаешь над шапочкой премьера, а завтра пойдешь штурмовать Кремль с Навальным и на деньги Госдепа.

Если в соцсетях уже есть возможность увязывать вас по фотографиям с определенным кругом лиц и местами пребывания, это может быть использовано против вас. Отслеживание истории поисковых запросов, телефонных звонков и историй покупок с помощью кредитных карт и банковских переводов уже стало рутинной практикой спецслужб многих стран. Кто-то пытается работать на опережение, нащупывая новые горизонты тоталитаризма. Кто-то лишь реагирует постфактум на преступление, апеллируя к тем самым «демократическим нормам», попрание которых, мол, народ не поймет. Это он сегодня не поймет, а завтра он о них просто не узнает.

Размен «безопасность в обмен на свободы» уже произошел. Только еще не все подробности известны.

На фоне «технологически продвинутых» стран наша выглядит в чем-то «островком свободы». Несмотря на дикие (ничего, мы еще привыкнем) истории с «репрессированными» блогерами. Основных гарантий относительной бытовой поведенческой свободы граждан (не путать с политической) у нас по большому счету три:

1) Технологическое отставание, не позволяющее пока подняться на такой же уровень анализа big data, охватывающий все системы электронной коммуникации, который достигнут в Америке.

2) Плохое качество работы, неэффективность госинститутов. Полагать, что если «цивильные структуры» погрязли в неэффективности, коррупции, а подчас и вопиющей профессиональной безграмотности сотрудников и руководителей, назначаемых туда как угодно, но только не исходя из критериев оптимальной профпригодности, а в силовых органах, дескать, при этом работают какие-то совершенно другие люди на фоне принципиально другого качества работы этих структур, есть величайшее заблуждение. Не может быть, чтобы в одном месте системы был полураспад, а в другом — идеальный порядок.

3) Неразвитость безналичных платежей. Значительная часть страны, людей и экономики вообще по-прежнему живет офлайн, во многом по старинке.

Конечно, все эти «недоработки» власти будут стараться ликвидировать. А неразвитость демократических традиций и институтов грозит тем, что мы по части «электронного тоталитаризма» можем обогнать многих. Но пока какой-то лаг времени есть.

В любом случае без повышения качества, уровня и, если угодно, образованности государственных институтов управления все равно не обойтись. Куда ни кинь — без адекватной современности системы образования никуда!

Тот же «тоталитаризм» должен быть в конце концов грамотным, чтобы научиться отличать, скажем, борца с вырубкой городского сквера от потенциального джихадиста и не отвлекать на борьбу с гражданскими активистами или даже, страшно сказать, с «воинствующими атеистами» силы, которые пригодятся для борьбы с более серьезными угрозами.

Безграмотные дебилы и маразматики, будь они трижды патриотами, не смогут управляться с «неототалитаризмом», это будет вариант «обезьяны с гранатой».

Советский Союз в свое время совершил такую ошибку «безграмотности и неадекватности времени» на более низком технологическом уровне. Пока боролись с ксероксами, «вражьими голосами» и ротапринтными изданиями «Мастера и Маргариты», прозевали технологический и экономический провал страны.

Технологии не стоят на месте. В руках разных режимов они могут обретать разную направленность и эффективность. Так, китайские власти уже пошли по пути, описанному в фильме «Особое мнение», решив создать технологии мониторинга за потенциальными преступниками в духе системы Precrime. Крупнейшая государственная военно-промышленная компания China Electronics Technology Group получила госзаказ на создание соответствующего программного обеспечения. На основе сбора и анализа данных о работе, хобби, покупательских привычках и других поведенческих «паттернах» программа сможет предсказывать такие преступления, как теракты, до того как они произойдут. Власти хотят знать о гражданах все: какие SMS кто кому отправляет, на каких остановках в какой транспорт когда садится, как много покупает бензина для своего авто и куда ездит, во сколько ложится спать и с кем именно, чем, когда и почем заполняет холодильник и какой он марки, какие лекарства человек покупает, чем он болеет. Ясно, что не только «потенциальные террористы» станут объектами слежения. Оно коснется и тех, кто просто покажется «неблагонадежным» по тем или иным причинам.

К примеру, а чего это он смотрит так много голливудских фильмов, да еще скачивает их с торрент-трекеров? Почему так много в его «продуктовой корзине» импортных продуктов, уж не скрывается ли за этим тяга к «иностранному» вообще», вплоть до «низкопоклонства»?

Под воздействием проникновения в нашу жизнь всевозможных систем слежения за вами, вашими привычками и слабостями, притом что этой информацией будет пользоваться все более широкий круг лиц — от спецслужб до работодателей, от страховых компаний до поставщиков товаров и услуг, — у людей начнут вырабатываться некие «универсальные», считающиеся в обществе безопасными, нейтральными «паттерны» поведения.

Людей, не вписывающихся в «стандарт безопасности», неототалитарное общество будет отсеивать как потенциально неблагонадежных. Им будет трудно найти работу и сделать карьеру как минимум.

Даже самые изощренные и скрытные террористы, готовя преступления, действуют по определенным алгоритмам. Тем выше искушение их вычислить и сработать на опережение. Это и будет служить оправданием для создания «тоталитарных» систем не только в таких странах с неразвитой демократией, как Китай. При этом всегда остается открытым вопрос, насколько такие системы эффективны. И главный — в чьих руках они окажутся, не станут ли работать не столько против террористов, сколько в ущерб обществу и в интересах каких-нибудь властолюбивых коррупционеров.

[Георгий Бовт]

http://www.gazeta.ru/comments/column/bovt/8158151.shtml
04.04.2016, 08:27
О том, почему советские памятники в Польше надо вывезти в Россию

Демонтаж памятника генералу Черняховскому в Пененжно
Tomasz Waszczuk/PAP

Польша решила избавиться от 500 советских памятников. Так постановил государственный Институт национальной памяти. Какие времена — такая и память. Во всех постсоветских странах ей свойственно меняться в угоду политической конъюнктуре. Мы и по себе это знаем.

Борьба с «советским наследием» стала неотъемлемой частью утверждения новой государственно-национальной идентичности в странах Восточной Европы (или как теперь там стало «правильно» говорить, «в странах Центральной и Восточной Европы», потому что так получается «дальше от Москвы») и Прибалтики (ныне Балтии, по той же причине). Хотя не во всех советские памятники жмут и натирают так сильно, как в Польше. Особенно после прихода к власти правых, преисполненных решимости «исправить ошибку 1990-х», когда от «признаков советской оккупации» недоизбавились. В этом нет ничего нового — с точки зрения истории. Особенно когда за дело новой идентификации берутся политики, чье взросление пришлось на те самые «проклятые годы». Тогда это еще и выглядит как избавление от немых свидетелей собственного малодушного конформизма.

Сейчас этим же путем пошла Украина. Как говорится, в добрый путь и бандеровский флаг в руки.

Справедливости ради отметим, речь не идет (пока, во всяком случае) о сносе в Польше памятников, установленных на местах захоронений советских воинов, освобождавших страну от немецкой оккупации. На сей счет есть договор 1994 года, заключенный еще при Ельцине, когда наши отношения были не в пример лучше. Поляки толкуют его буквально — как относящийся лишь к кладбищам и воинским захоронениям, но не относящийся к тому, что они называют «символами советского господства», под которыми непосредственно не лежат останки павших.

МИД России возмущается. Прозвучало даже сравнение действий поляков с действиями исламских террористов, погромивших сирийскую Пальмиру. В Думе тоже пошли оценки одна звонче другой. Войну с историей назвали «лакейством перед Западом» и «свидетельством нездоровья польских государственных деятелей». Сейчас такой стиль у нас в ходу. Называется — «дать отлуп». Лексика, порой близкая дворовым гопникам, вошла в каждую пресс-службу. Но народу так понятнее, это правда.

Ярко выступила Ирина Яровая, глава комитета Думы по безопасности, назвав это «демонтажем нравственных и легитимных основ права в системе безопасности». По ее мнению, «главным фокусником стандартизации своих амбиций и интересов, конечно, являются США, но труппа отрабатывает целиком все концертные номера». Общественная палата, в свою очередь, призывает обратиться в ЮНЕСКО, чтобы не дать свершиться «варварству».
В Польше предлагают демонтировать 500 памятников советской эпохи

Будем трезво смотреть на вещи. ЮНЕСКО тут нам не поможет. И вообще никто не поможет — ни Страсбург, ни ООН, ни Международный трибунал в Гааге, ни тем более апелляция к Главному Фокуснику всех времен и народов, обретающемуся в представлении многих в шапито имени Рокфеллеров с Ротшильдами в Вашингтоне.

Памятники снесут. А некоторые, как предлагает Институт национальной памяти, соберут вместе, назовут Музеем тоталитаризма и советской оккупации, и будут водить туда школьников с соответствующим «просветлением» детских мозгов.

Большинство молодых поляков, возможно, будут жить со знанием о том, что гитлеровская оккупация — это было «еще ничего, вполне приличные люди, только евреев в камерах жгли, а вот советское иго варваров, пришедшее на смену, — это настоящий мрак и ужас». Дремучесть по части своей истории и у нас подчас поразительная, так что ничего сверхъестественного в этом не будет. Но у нас это происходит по другой причине, пусть это нас утешит.

Кто-то задастся вопросом в этой связи: а зачем тогда весь этот пафос, к чему эти заламывания рук и упражнения в красочности ругательств со стороны истинных хранителей всех и всяческих скреп и эталонов измерения их чистоты, сосредоточенных, как известно, в Государственной думе? Притом что госпожа Яровая, как многие, наверное, заметили, выступает особенно ревностным хранителем «нравственных основ права в системе безопасности». Ведь пошумим-пошумим, а потом проглотим. Или, как напишет кто-нибудь из непримиримых критиков режима, «умоемся». Или не проглотим, не умоемся, а увяжем с ответными действиями. Как водится, асимметричными.

Можно, к примеру, увязать памятники с переговорами с поляками насчет грузоперевозок, которые и так зашли в тупик. Пусть там и стоят, пока все памятники не восстановят. Еще можно их перехваченные контрабандные яблоки давить и уничтожать с какими-нибудь особенными сладострастием и жестокостью.

С другой стороны, а как тут молчать? На такие вещи все-таки странно было бы никак не реагировать. Давая если не по форме (сравнение с запрещенным ИГИЛ — это дипломатическая гиперболизация все же), то по сути верную оценку тем, кто хочет самоутвердиться за счет оказавшейся неудобной им теперь истории. Все же такие действия имеют вполне определенный политический подтекст. Антироссийский. Поскольку нынешняя Россия видится, прежде всего, наследницей СССР. Да и к Российской Империи у поляков особо теплых чувств, собственно, тоже никогда не было.

Исторические фобии не могут не находить отражение в современности.

И всегда будут в Польше те, кто никогда не поверит ни в какие результаты расследования и будет считать, что самолет с десятками членов польской элиты во главе с президентом Лехом Качиньским под Смоленском весной 2010 года потерпел катастрофу не сам по себе, а в результате диверсии по приказу Путина. С этим, увы, ничего не поделать. Как и с извечными фобиями части общественности балтийских стран по отношению к России.

В то же время пора бы уже признать, что само по себе возмущение ни российского МИДа, ни тем более думцев не возымеет никаких практических результатов. Мы не сможем заставить поляков ни оставить у себя советские памятники, ни, главное, относиться к ним с тем уважением, которые заслужили павшие в боях за освобождение от фашизма. Хотя многих в Европе раздражает это наше отношение ко Второй мировой войне (мол, ну что вы все носитесь с этим «освобождением от фашизма», столько лет прошло, это все ваши политические спекуляции), это остается частью практически полного (за исключением некоторых «ультразападников», быть может) общественного мировоззренческого консенсуса в нашей стране.

В этом смысле настоящий день народного единства у нас 9 мая, а не 4 ноября. И даже попытки наших чиновников разжечь по сему поводу неуместный политизированный официоз этого обстоятельства не изменят еще долго.

Но будет ли нам морально комфортно, будем ли мы полностью удовлетворены, если — представим невозможное — задействовав ЮНЕСКО, дипломатическое и иное давление, а также нашу знаменитую Кузькину Мать, мы настоим, чтобы поляки не трогали памятники?

Если мы их, как говорил тот сержант «салаге», заставим и научим «любить нашу советскую родину». Нужны нам такие «любовь» и «уважение»? Какой смысл в том, чтобы насильно по отношению к настроениям большинства, увы, нынешнего польского общества (десятилетия постсоветской пропаганды ведь не прошли зря) удерживать там памятники тем, кто дорог нам? Но не им.

Чтобы периодически они подвергались осквернениям? Чтобы потомки генерала Черняховского, да и не только они, в очередной раз с горечью наблюдали, как борцы за «правильную историческую память» сбивают его барельеф со стены или разрушают его памятник? Заслужили ли герои войны того, чтобы мемориалы им, да и останки тоже сохранялись в обстановке столь массового неприятия? Как бы назло, в назидание освобожденным. Чтобы помнили? Да. Хорошо бы, чтобы помнили, конечно.

Но разве наша миссия состоит в том, чтобы заставить помнить тех, кто, науськанный новой правящей элитой, напротив, настроен на неблагодарность и помнить не хочет?

А хочет, наоборот, забыть или поверить в иную по отношению к нашему восприятию истории и конкретно той войны реальность. Вот ведь на самом деле главный вопрос всей этой коллизии.

И на него на самом деле есть ответ: нет, наша миссия не в этом. Не пастыри мы им боле и не учителя. Наша память — это наша память. Ответ заключается не в пафосных, хотя кажущихся справедливыми по сути вербальных оценках подобных действий. Это лишь первый шаг, но должен быть второй. Иначе это будет именно что «умылись». А следующий шаг — это наши уже действия по защите своего национального достоинства и той части истории, которую мы считаем священной. Если мы действительно так считаем умом и сердцем, а не на словах, приуроченных к 9 Мая.

Мы должны взять эти памятники к себе. Домой. Чем спасти их от поругания и забвения.

Чего нельзя добиться никакими дипломатическими инвективами. Хоть в стихах пиши. Это вообще не должно остаться делом бюрократии. А должно стать делом общенародным, идущим снизу. Как акция «Бессмертный полк». На это нельзя выделять ни копейки из бюджета. Так будет неправильно. Деньги надо собрать по народной подписке. И только добровольно. Я уверен, что деньги собрать удастся. Возможно, нужно спасать не все 500 памятников, разбросанных по Польше. Это должны определить люди. Путем «рейтингового» референдума. Не все же конкурсантов «Евровидения» или вокалистов «Голоса» лайкать.

Памятники можно перевезти в мемориальный комплекс под Москвой. Они не должны оказаться в чужестранных «музеях советской оккупации», став объектом ненависти, издевок и злой памяти. Они должны оставаться объектами уважительного почитания подвигов предков. Наших. Не поляков. Возле каждого репатриированного памятника надо установить табличку: был возведен после Второй мировой войны некогда благодарными освобожденными народами Восточной Европы в таком-то городе; в боях за него с фашистами пало смертью храбрых столько-то красноармейцев; в 2016 году памятник был снесен по решению властей, перевезен за народные деньги в Россию.

А если ничего из этой затеи не выйдет? Люди не любят ведь у нас сдавать деньги на общее, даже благое дело. Кризис, знаете ли, стесненные обстоятельства: «почему это я должен, пусть воры-чиновники деньги сдают, продав квартиру в Париже-Лондоне», и все такое. Ну, значит, не смогли. Значит, умылись.

[Георгий Бовт]

http://www.gazeta.ru/comments/column/bovt/8171549.shtml
11.04.2016, 12:32
о том, будет ли опять закрыт свободный выезд из страны

Иван Алексеевич Владимиров. Бегство буржуазии из Новороссийска в 1920 году

«Если человек выведет за городские ворота раба дворца, или рабыню дворца, или раба мушкенума, или рабыню мушкенума, то его должно убить»

Кодекс законов Хаммурапи, царя Вавилона (XVIII в. до н.э.), статья 17.

Репутация государства в глазах подданных складывается десятилетиями, а то и веками. Согласно репутации часто и домысливают то, чего нет или не предполагается. Просто так было раньше.

Когда в Думу внесли очередной законопроект об ужесточении — на сей раз борьбы с терроризмом, многим в некоторых положениях этого «билля Озерова — Яровой» почудился прообраз выездных виз. Ведь там предусмотрено закрытие выезда из страны гражданам на основании «официального предостережения о недопустимости действий, создающих условия для совершения преступлений», таких как терроризм, ведение агрессивной войны, геноцид и «преступления экстремистской направленности».

Выезд может быть закрыт лицам с непогашенной судимостью по аналогичным статьям. Притом что «официальное предостережение» — это внесудебный акт и по опыту прошлого может применяться широкими «импрессионистскими» прокурорскими мазками направо и налево.

От терроризма до широко понимаемого правоохранителями экстремизма у нас меньше чем шаг.

По опыту применения блокировок в интернете охранители всегда идут по пути расширительного толкования: сначала говорили, что основания для запретов — «пропаганда» суицида, педофилии, наркомании и того же экстремизма, а теперь уже вон как развернулись: блокированы тысячи сайтов. Ну и сказывается «кредитная история» государства.

Призраки прошлого так низко нависли над этим законопроектом, что многие даже не заметили другой пассаж — о трехлетнем сроке хранения всяческой информации о вас (включая личную переписку) у интернет-провайдеров и сотовых операторов. На трехлетний срок сейчас даже американские «большие братья» из АНБ не замахиваются, поскольку никаких терабайтов, как говорится, не хватит.

Это удар под дых всей IT-отрасли стоимостью в миллиарды.

Что касается свободы передвижения, то Озеровы — Яровые ходят проторенными отечественными феодальными тропами. Россия с ее сверхцентрализованным государством, вечно окруженная врагами, с низкой плотностью населения, которое надо было «закреплять на земле», и, соответственно, традициями затянувшегося крепостничества исторически находилась между двумя «полюсами».

С одной стороны — Китай и Япония, которые веками были наглухо задраены правителями, что ввергло эти страны, как результат такой изоляции, в отсталость, потребовав затем сверхусилий догоняющей модернизации. С другой — Европа с ее вызревавшей в Средние века городской культурой, породившей Возрождение и Просвещение с неотъемлемым набором прав личности, включая свободу передвижения. Включая равное право проезда по дорогам, без «мигалок».

В Великой хартии вольностей 1215 года (ст. 41 и 42) сказано: «Все купцы должны иметь право свободно и безопасно выезжать из Англии и въезжать в Англию, и пребывать, и ездить по Англии как по суше, так и по воде… за исключением военного времени… Каждому пусть впредь будет позволено выезжать из нашего королевства и возвращаться в полной безопасности по суше и по воде, лишь сохраняя верность нам; изъятие делается в интересах общей пользы королевства только для некоторого короткого времени в военное время…»

Русские купцы были первыми, кто получил возможность для передвижения, но не полную свободу.

В Новгороде ХIII века были специальные грамоты, выдаваемые им в качестве обоснования путешествия, о «торговых грамотах» упоминает Лаврентьевская летопись. Государственное оформление права на выезд зафиксировано в Соборном уложении царя Алексея Михайловича 1649 года в главе «О проезжих грамотах в иные государства». Они оформлялись либо по указу царя, либо воеводами на местах. Паспортную систему и прописку начал создавать уже Петр Первый. Документы нужны были для передвижения внутри страны (это крепостных крестьян не касалось, разумеется), «пашпорта» для выезда за рубеж выдавала Коллегия иностранных дел.

Схожие в части путешествий с Хартией вольностей права, но нетождественные русские дворяне получили лишь при Петре III. Мотивация издания им Манифеста о вольности дворянству (1762 год) была та же, что у Иоанна Безземельного, подписавшего Хартию 1215 года, — страх перед элитарной фрондой. Дворян не только освободили от обязательной службы, но и даровали право свободного выезда за границу. И даже право служить там. Екатерина II дворянские права подтвердила и расширила в Жалованной грамоте дворянству в 1785 году. Элите общества стало можно самостоятельно выезжать за рубеж для обучения (Петр отправлял как бы в «командировку») и служить у союзных держав.

Император Павел терпеть не мог свою мать, делая многое наперекор ее наследию. А больше всего опасался тогдашнего аналога «цветных революций» — французской революционной заразы. Он повелел заглушить «вражий голос» — запретил ввоз французских книжек. А то, мол, начитаются. Затем запретил выезд молодых людей на обучение за границу. Да и у немолодых возникли проблемы.

Эти и другие проявления «закручивания гаек» для элиты закончились для императора, как известно, «табакеркой в висок».

Став уроком для последующих правителей: наступать на права правящего класса можно, но осторожно (Иосиф Сталин — особый случай, ему было на кого опереться).

Напуганный размахом революционной смуты в Европе Николай Первый снова запретил в 1831 году (после очередной французской революции) молодым людям старше 18 лет, если они собирались потом на госслужбу, учиться за границей (павловский запрет был снят Александром I). Но с разрешения императора можно! Не бывает у нас без «высочайшего соизволения в порядке исключения». Срок пребывания за границей дворян был сокращен сначала до пяти лет, а затем до трех и даже двух. Но выезд не закрыли. Эти и другие проявления «застоя и реакции» закончились поражением в Крымской войне и последовавшими за ней перезревшими, как всегда, реформами Александра II.

Однако и при нем, и после уже на основании Уложения о паспортах 1903 года, касавшегося всех граждан (крепостное право было отменено), выезд носил разрешительный характер. Процедура оформления документов занимала много месяцев, требовалось прохождение нескольких губернских или городских инстанций. В «спорных случаях» выпускали под поручительство третьих лиц. Нечто подобное потом возродилось уже в советское время (это и привет из прошлого от общинной круговой поруки), когда влиятельный партфункционер поручался за казавшегося неблагонадежным.

Загранпаспорта в поздней империи облагались сбором в 15 руб. за каждое полугодие пребывания «за бугром». При среднем доходе московской семьи в 60–80 руб. в месяц получалась приличная сумма, особенно на фоне буквально копеечных расходов на основные товары и услуги. Тут у наших современников «недоработочка» пока. Уверен, при таком настрое умов, с опорой на прошлый опыт, ее скоро исправят.

По закону 1903 года для выезда требовалось представить «цель поездки» — на лечение, на работу (в том числе сельскохозяйственную), в паломничество и т.д. Многие не заморачивались: массовая эмиграция из России в конце ХIX — начале ХХ века более чем на три четверти была нелегальной.

С 1861 по 1915 год страну покинуло 4,2 млн человек, более 90% — в Америку.

В Первую мировую Россия вошла с нерешенным главным на тот момент земельным вопросом и сильно усугубившим эту проблему мощным демографическим взрывом. Сочетание этих двух факторов (плюс моральная деградация правящего класса) и дало тот «пар», который снес в 1917 году крышку у «котла». Спасительный «фронтир» в той же Америке, игравший роль «предохранительного клапана», в бескрайней России никогда не работал.

Советская практика закрытия страны в числе прочего привела к тому, что к кризису 1980-х правящая элита подошла с катастрофически дремучим состоянием умов по части знания об окружающем мире. И любой заезжий Джефри Сакс мог таким профанам надуть в уши все что угодно по поводу того, как реформировать экономику и страну.

Теперь та же «совковая ментальность» и законодателей, и общества воссоздает рамки общественного дискурса, в центре которого — архаика. Думцам хочется «тащить и не пущать», другие методы им несимпатичны. Рефлексирующим алармистам в гражданском обществе все время кажется, что «37-й год» за углом, чему они с готовностью находят все новые подтверждения.

Части публики уже так и хочется, чтобы «37-й год» наконец вышел из-за угла и навел порядок. В матрице на подкорке записано одно и то же: «расстрелы-посадки» (Сталина на вас нет!), запрет выезда из страны, а также «вражьих голосов», «французских книжек» и иностранного во всякой форме «обучения» — от грантов НКО до университетских обменов.

Обывателю ведь всегда кажется, что придут не за ним, а сам он как-нибудь извернется и выскользнет из-под резьбы закручивающейся гайки.

Тени прошлого опыта нависают и над другими делами наших дней. Поэтому создание Нацгвардии воспринимается многими не под углом «банальщины» (так неинтересно), согласно которой достойнейшему соратнику Виктору Золотову просто дали отдельную силовую структуру в рамках нехитрой методы «разделяй (силовые структуры) и властвуй». Нет, хочется видеть и предвестник «Кровавого воскресенья 9 января», и Ленского расстрела, и хрущевского кровавого Новочеркасска. Тогда привычный мозгу «пазл» складывается.

Аналогично недавно озвученное поручение ЦБ к банкам запрашивать у клиента информацию о происхождении финансов вызвало у некоторых такую же предсказуемую реакцию: конфискуют счета физлиц. А что, разве не было прецедентов? Да полно. Непогашенные облигации займов СССР все еще можно найти в «бабушкиных сундуках». А денежные «реформы»?

А вот, к примеру, сравнительно недавно британское правительство погасило последние займы времен Первой мировой войны (проценты держателям облигаций платили все это время). Ну так у них — «слабак» Иоанн Безземельный и «расчехлившийся» до финансового стриптиза Кэмерон из-за жалких 30 тыс. фунтов в «офшорке». А у нас что ни царь, то великий. И непогрешимый.

[Георгий Бовт]

http://www.gazeta.ru/comments/column/bovt/8195837.shtml
25.04.2016, 08:31
о том, как страну скрепляют цинизм и пофигизм

Wikimedia Commons

Что праздновать в первую очередь, когда праздник Первомая совпадает с православной Пасхой? Первый праздник — советский, он прижился. Второй — главный христианский.

На первый под красными знаменами ходят идейные наследники тех, кто дружинниками отлавливал молодежь у храмов в день Светлой Пасхи, лишал партбилетов за крещение детей (батюшки часто доносили куда следует, увы) и преподавал научный коммунизм и атеизм. Главный православный праздник, научившись наконец креститься, отмечают зачастую они же. Одно другому не противоречит в их головах.

Это ведь тоже своего рода вариант общенационального примирения. Эти люди нашли свою дорогу к Храму. Не через покаяние, конечно. А окружным извилистым путем — через первомайскую демонстрацию и прославление советского атеистического прошлого, идеализируя лично тов. Сталина. Тот ведь тоже прошел путь от семинариста до столь жесткого гонителя Русской православной церкви, какими, пожалуй, даже татаро-монголы не были. И ничего, все срослось у трактователей «воистину нефальсифицированной истории». Да и сам Первомай теперь не День международной солидарности трудящихся, а Праздник весны и труда. Что, согласитесь, уже почти не диссонирует ни с православием вообще, ни с Пасхой в частности.

В некоторых регионах, правда, по случаю совпадения двух дат случился сбой программы. В Крыму уже не раз выказывавший свою политическую смекалку глава региона Сергей Аксенов первомайские демонстрации и митинги решил вовсе не проводить. Видимо, ход мыслей таков:

Крым — это Херсонес, Херсонес — это откуда «есть пошло христианство на Руси», Первомай тут лишний.

Аксенов любит, видимо, простые схемы.

Более изящный «микст» нашли в Калуге: там в первомайском митинге примет участие церковь. Батюшки, надо полагать, с трибуны почетных гостей поприветствуют Героев Социалистического Труда. Есть по такому поводу хорошее выражение «не, ну а чё». Пока непонятно, сколь велика будет в калужских мероприятиях дежурная «социальная составляющая». В исполнении карманных профсоюзов. Если бы, к примеру, местный митрополит благословил лозунги, направленные против «экономического блока правительства», который есть разрешенный «мальчик для битья», да еще присовокупил бы проклятия в адрес «либералов», это стало бы, безусловно, новым прочтением политического момента и роли в нем Русской православной церкви.

В Иркутске местные коммунисты собираются обойтись без батюшек под красными знаменами своих колонн. Зато, как выразился один из них, Евгений Рульков, секретарь комитета иркутского областного отделения КПРФ и депутат заксобрания области, «с долей протеста». О, нынешние коммунисты точно знают эту свою «долю», этого у них не отнять.

Также сей коммунист со стажем признался, что в советское время, когда он служил в Братске первым секретарем райкома, он в своей семье красил яйца к Пасхе. Тогда бы его, конечно, из партии-то поперли бы за такой coming out, но сейчас это вполне в духе времени, признаваться в прежнем двоемыслии грехом не считается. И отмаливать тут нечего.

От первомайской демонстрации отказались сургутские профсоюзы, но это не нашло понимания у всех местных коммунистов, некоторые из них даже готовят обращение в прокуратуру, апеллируя к здравому смыслу: мол, какая связь межу Пасхой и демонстрацией? Пусть кто хочет — идет в церковь, а кто хочет — с красным флагом на улицу.

А ведь и впрямь — какая? Вот вам и решение, казалось бы.

Но здравый смысл, как известно, у нас с трудом пробивает себе дорогу. Не факт, что и через прокуратуру будет ему легче.

Как всегда грациозно проскочил между всеми противоречащими друг другу смыслами Геннадий Зюганов. В его понимании праздник Христова Воскресения «нисколько не противоречит солидарности трудящихся». «Потому что Христос был первым коммунистом в новом летоисчислении. Он возвысил свой голос за сирых, за страждущих, за бедных, за больных, за убогих… И в этом отношении, если бы он был жив, он бы был в наших колоннах», — заявил глава ЦК КПРФ.

Вождь, возвышающий сегодня свой голос в защиту тех же, что и Христос, но с большой поправкой на текущий политический момент и рекомендации из управления внутренней политики кремлевской администрации, правда, не уточнил, где в этой колонне (или все же отдельно, как отщепенцу?) было бы место вождю мирового пролетариата Владимиру Ильичу Ленину. И кем он там бы значился — апостолом, пророком или примкнувшим попутчиком?

Это уже не первая попытка видного деятеля современного рабочего и коммунистического движения Геннадия Андреевича Зюганова раздвинуть горизонты познания христианства и коммунизма одновременно. В свое время (тоже по случаю совпадения Пасхи и Первомая) он уже указывал на прямую связь Морального кодекса строителя коммунизма «с Божьей проповедью Иисуса Христа» (имея в виду, очевидно, Нагорную). «Открываю, к примеру, послание апостола Павла, — вспоминал Геннадий Андреевич, — а там написано: «Кто не работает, тот и не ест». Это же главный лозунг коммунизма!»

Надо признать несомненной заслугой Зюганова, открывающего послания не только апостола Павла всегда там, где надо, что он предлагает именно такое понимание коммунизма.

До адаптации этого учения буквально до уровня пайки еще никто, кажется, из популяризаторов марксизма не доходил.

Впрочем, в этом идейном бурлеске, царящем в головах нынешних политиков, где, кажется, нет места никаким ни моральным, ни идейным принципам, никакой искренней приверженности тем или иным ценностям (что христианским, что коммунистическим), мне кажется, есть во многом наше спасение. Иначе — сильнейший когнитивный диссонанс, умопомешательство, дурдом, принудительное лечение...

Вы себе представляете, если бы они все это со звериной серьезностью и пассионарностью начали бы двигать в повседневную жизнь? Если бы подыскали хунвейбинов, готовых, дай им силу и право, «вершить добро» и железной рукой загонять человечество в счастье, вспомнили незабвенного Федора Михайловича? Такие ведь «бесы» всегда отыщутся, в любом обществе можно найти ревностных до фанатизма блюстителей любых норм. Ломали бы жизнь через колено, притом миллионов, угробили бы страну окончательно.

А так беспредельный цинизм правит политический бал.

Демпфируя любое публично высказываемое мракобесие, любое законодательное массовое депутатское невежество и безграмотность, перегревающие «взбесившийся принтер». Равно так и коррупция рулит экономикой и многим чем еще, без нее многое встало бы в ступор, вплоть до канализации. И все понимают, что это все не всерьез.

Все не то, чем кажется, все фейк — эти их слова, эта их как бы вера, их как бы протесты, как бы политическая борьба за как бы программы и как бы принципы.

В этом царстве псевдосмыслов генерал-майор полиции может стать уполномоченным по правам человека, а лидер Коммунистической партии шествовать в первомайской колонне хоть бы и за Христом, но непременно мимо Мавзолея с мумией воинствующего атеиста, которой он же ходит поклоняться в день ее, мумии, рождения. В этом же мире на одном из федеральных каналов может в попсовом конкурсе танцев появиться красавец-нацист со «шмайссером» и свастикой, и при этом ни у зрителей, ни у жюри ничего не екает, никто не покидает возмущенно восторженный зал. «Не, ну а чё» в самом деле.

Или вот на днях брызжущий зубодробительными и ошеломляющими здравый ум идеями «восходящая звезда ЛДПР» депутат Михаил Дегтярев предложил переименовать площадь Революции в Москве обратно в Воскресенскую, как до 1917 года. Почему вдруг эту площадь? Наверное, просто шел мимо, вот и подумалось поставить «галочку» в табель законодательных — прости, Господи, — инициатив, что ведут кураторы. Ранее этот же персонаж предлагал перекрасить Кремль — тоже обратно — в белый цвет, что должно символизировать «приоритет норм морали и нравственности в повседневной жизни наших граждан и правителей в противовес моральному упадку в странах западной цивилизации». Белые одежды — вот ведь, как же мы не догадались?! — тот последний штрих, которого не хватает для полноты самовыражения эпохи (не путать с белыми халатами).
Юлия Меламед о том, где граница между политикой и личной неприязнью
«Я не с вами разговариваю!»

Было убийство. И был большой спор вокруг этого убийства. →

В обоснование смены Революции на Воскресение бесконечно креативный ум Дегтярева находит верно выстраданные интонации, и можно даже позавидовать столь гармоничному складу его ума: «Граждане России должны отчетливо понимать, что в революции нет ничего хорошего, несмотря на то что Запад активно пытается убедить наше общество в обратном».

Запад навязал России революцию, если кто не в курсе. И продолжает навязывать, но мы ее переименуем, и тогда пазл в мозгах сложится. Никакого когнитивного диссонанса.

«Бонусы» так и сыплются на победителей в компьютерной игре. И вот вам дарована вторая, третья, пятая, уже девятая реинкарнация! И одни и те же институты, общественные модели поведения, формы «сношения» власти и населения, одни и те же угрюм-бурчеевы, салтычихи, башмачкины, дегтяревы и зюгановы, сидящие в квазипарламентах, раздувающие квазипартии, меняющие знамена на хоругви и обратно на кресты с серпом и молотом, воспроизводят себя из десятилетия в десятилетие, из века в век. Ходя по кругу под названием «Наш особый путь». Казалось бы, как долго можно существовать, не имея никакой истинной веры ни в какие ценности? Ведь все должно было бы рухнуть еще в позапрошлом веке. Ан нет. И еще долго простоит.

Чем, спрашивается, здоровые цинизм и пофигизм не основа всеобщего консенсуса? Они и есть основа. Скрепа скреп.

В заключение сценка в супермаркете одного из сетевых магазинов недели две назад. Две тетки средних лет, хорошо одетые, толкутся возле полки с крупами. Одна другой: «Давай вот гречневую возьмем, не колбасу же жирную жрать в пост, грех как-никак». Вторая охотно соглашается. Мол, да, пост, в самом деле. Тем более что обе в формат 90-60-90 не влезают ну никак, даже на глубоком выдохе. А пост — он же повод, как известно, войти в летний сезон, будучи готовой влезть в старый купальник. Не более того. Но и не менее. Потом дошли до полки со спиртным. «Сколько водки-то брать? Четыре или сразу пять бутылок?» Взяли в результате пять. Чтоб лишний раз не ходить.

Не, ну а чё…

[Георгий Бовт]

http://www.gazeta.ru/comments/column/bovt/8243801.shtml
16.05.2016, 08:25
о том, как работает самоцензура в России

Союзмультфильм

Что есть самоцензура? Бывает, смотришь на человека и думаешь: «Гад ты, оказывается, Костя Федотов» (погуглите фразу — простые были времена). Но промолчишь. Это и есть самоцензура. Воспитывалась в нас веками. Задолго до того, как Петр Великий отменил тайну исповеди в церкви, которую сделал частью госаппарата.

К примеру, князь Курбский. Пока был при царе Иване — помалкивал в тряпочку. А сбежал в Литву, которая тогда была «альтернативным Русским государством», так стал обличать.

Или взять последнего «прозревшего». Экс-глава московской антидопинговой лаборатории Григорий Родченков, смывшись в Лос-Анджелес, раздает интервью, называет фамилии спортсменов-чемпионов и признается, что сам участвовал в подмене проб мочи.

Что раньше-то молчал? Было опасно? Сестра получила условный срок по делу, по которому он и сам проходил (распространение наркотиков, надо полагать), но пересидел в психушках. Оказался на крючке и сотрудничал? Стоит ожидать развития и этой версии. Однако в любом случае откровенность прорезалась лишь после громкого допингового скандала, где Родченков — один из главных фигурантов. Где тут самоцензура и конформизм, где самозащита, а где понятное намерение заслужить статус беженца? После того как два сотрудника его лаборатории внезапно скончались с перерывом в пару недель. Сложно все. Неоднозначно.

Совершенно «в кассу» в этом смысле придется в нашей жизни изобретение Натальи Касперской, которое будет анализировать голосовой трафик работников на рабочем месте. Можно и не на рабочем. И не работников.

Наши люди пока не приучены к политкорректности, когда дело касается не властей (с этим как раз все хорошо, даже с перегибом: вековые порки на конюшне и вздымания на дыбу несогласных даром не прошли), а сослуживцев, соседей, даже непосредственного начальства. Там, где западный человек будет выбирать выражения, избегая называть негра негром даже на своей кухне, наш себя сдерживать не станет.

Хотя были времена, когда за использование в коммунальном сортире газетки с ликом вождя можно было загреметь лет на десять, а то и навсегда.

А поскольку понятие антисоциального поведения трактовалось широко, а надзорным, в том числе общественным (партия, профсоюзы, комсомол), органам страсть как хотелось блюсти мораль, то это привило советским людям тотальную сдержанность во всем. На грани пришибленности. То были времена расцвета самоцензуры.

Эти времена во многом возвращаются. Не буквально пока, но зато на новой технологической основе.

Какие ключевые слова сисадмины по поручению начальства перво-наперво вставят в «фильтр Касперской»? Конечно, «этот козел» и «эта стерва».

А вовсе не про корпоративные секреты. И сделает наш человек следующий шаг в самоцензуре.

Будет думать, что говорить вслух при наличии поблизости любых электронных гаджетов, что постить в соцсетях, а что перепощивать. Это непривычная пока для нас публичная среда, где мы не ожидали в массе своей, что там надо сначала думать, а лишь потом «отливать в граните» навечно в сети.

Западное общество тоже, наверное, не вполне привыкло. Однако и громкие отставки после «неаккуратных» высказываний публичных людей, и изучение профиля человека в сетях, перед тем как принять его на работу, уже давно там у них рутинная практика. Она же — важная предпосылка к самоцензуре. Которая может выгладить, как утюгом, общество до стерильной универсальности во взглядах и поведении. Кто не впишется — обречен на маргинальность и вечную блокировку продвижения вверх по социальной лестнице.

Мы пойдем тем же путем. Но с поправкой на свои вековые традиции. И на улицах люди научатся чувствовать на себе стеклянный взгляд камер наблюдения. Под ним не забалуешь. Ведь как к лучшему изменилась манера вождения автомобилистов в городах, где понатыкали камер!

Вежливость — она ведь продукт не столько вольностей, сколько репрессий.

Параметры самоцензуры задают само общество, политическая элита, исторические и культурные традиции — общий уровень культуры. Страны западной демократии и, скажем, ваххабитских режимов Персидского залива подошли к эре новых информационных (тоталитарных) технологий с разным багажом. За то, за что блогера в Саудовской Аравии повесят или побьют палками, в Америке просто не возьмут на госслужбу или в университет (с поправкой на контент, разумеется). Вполне определенный «багаж», вшитый, кажется, на генетическом уровне, есть и у нас.

Самоцензура в обыденной жизни у нас зависима от политической. Чем строже режим, тем строже нравы во всем. Чувствующие конъюнктуру люди, поняв, куда и с какой силой дует очередной ветер перемен, не станут писать статью или снимать кино по очень широкому круг проблем, если видят, что для оппозиционности настали «не те времена».

А реакционеры, чувствуя, что их час пробил, отвоевывают все более широкое пространство для травли неугодных и нестандартных. Сегодня сайты блокируют за одно, потом это «одно» иссякает в результате самоцензуры, но вдохновенные цензоры уже поймали ветер в паруса.

И работают, все понижая и понижая планку. У нас, оказывается, внесудебная практика блокировки в интернете уже давно действует, в том числе с помощью тех, кого по статусу уместнее назвать общественниками. Их государство официально на такое «раззудись плечо» не уполномочило, строго говоря.

Но машина не имеет тормозов. Ее можно остановить лишь окриком сверху. Там молчат. Значит, нравится.

Чаще, когда говорят о самоцензуре, имеют в виду прессу. Сатирический похабник «Шарли Эбдо» возможен во Франции, но вряд ли возможен в США. Там на днях, правда, опубликовали «расследование». Оказывается, твиттер Обамы в «фолловерских отношениях» с аккаунтами порнозвезд.

Казалось бы, вот она, новость, рейтинг подскочит, как температура при гриппе. Плюс мем «гриппозный нос» в карму. Однако приличные издания новость проигнорировали. Не довелось читать также ни в одном издании, входящем в президентский пул, дурацких шуток по поводу огородничества супруги президента Мишель на грядках, разбитых близ Белого дома.

Никто не копает (почему-то) про чикагское трудное прошлое Обамы, когда он дружил с такими странными персонажами (включая одного экстремиста-проповедника), с которыми теперь и на пушечный выстрел не сблизился бы. Не пишут не потому, что боятся сфабрикованных уголовных дел, обыска ФБР или преследования владельцев информационного холдинга за налоги. Так грубо там давно не работают. Просто есть неписаные (наряду с писаными) правила, которые если демонстративно начать нарушать, то можно быстро оказаться в изгоях. Причем все вокруг будут тебе улыбаться.

Феномен бунтаря Сандерса тем и хорош, что тот может нести все что угодно про «политическую революцию», но система иммунизирована от таких инсургентов, чтобы блокировать их без лишнего шума и пыли. В этом ее и сила.

Кстати, о наездах. Пару лет назад одно из рейтинговых агентств «большой тройки» на фоне очередного кризиса с повышением потолка госдолга США позволило себе усомниться по части перспектив сохранения суверенного рейтинга бондов казначейства на высшем уровне.

Вы будете смеяться, но таки у них «нарисовалось» ФБР. И основания нашлись. За внушительную сумму компенсации в пользу государства инцидент уладили. Рейтинг стоит как скала.

Традиции западной и особенно американской прессы, конечно, иные, чем у нас. По-обывательски можно сказать: много себе позволяют. Однако без самоцензуры и там никуда: правила игры подсказывают грань приличий. Но главное то, что запрос на свободу прессы есть в самом обществе. Оно позволяет собой манипулировать, да. Искусство манипуляций развивается. Тут технологии тоже не стоят на месте. Но общество не терпит открытых и циничных проявлений цензуры, давления на массмедиа, журналистов и прочих критиков начальства. В таких случаях на защиту «правдоборцев», или, как их называют, whistleblowers, встают массы людей. Горизонтальная солидарность во имя общих принципов и прав — непременная составляющая существования свободных СМИ в любом обществе.

Если нет массового общественного запроса на свободу слова (НКО, партий, далее — везде), массмедиа остаются один на один с властью. И тогда их отношения уже не часть общественного договора, а двусторонний договорняк.

Там тоже свои понятия, которые вписаны в общеполитический контекст — с «маски-шоу», незащищенностью прав собственности, тонкостями межличностного общения топ-менеджеров с разными «башнями». Это не столько процесс изготовления медийного продукта, сколько лавирование в тумане. Правила игры вроде есть, но они менее определенны, чем при славной советской власти, когда были цензура, партком и линия партии в целом. Которая, конечно, колебалась не по-детски, но за ней можно было уследить и подстроиться.

А сейчас, чтобы подстроиться под то, чего по большому счету нет, надо угадывать. Это кроме тех, кого прямо инструктируют. Им, слава богу, проще.

Нет бы сразу четко сказать: вот тут красные флажки, сюда не ходи, туда не ходи, это согласуй с гендиректором, это с рекламной службой, а это со мной, все в контракте — подписывай.

К чему, спрашивается, все эти детские жеманные игры: пишите, что хотите? Как бы вне контекста отечественного бытия, с дуба рухнувши и с луны свалившись.

Игрокам на рынке СМИ стоило насторожиться, когда было запрещено иностранцам владеть медийными активами более чем на 20%. Какой мог быть, в частности, ответный ход? Например, отдать журналистам долю в акционерном капитале. Если заранее настроиться на минимизацию убытков в случае утраты чувства связи с наступающей на нас реальностью. Было бы интересно посмотреть на такой эксперимент. Но не дали. Опять жаба придушила. А народ, как водится, безмолвствует. И что вы хотите в такой ситуации?

Между строк диалогов с властью была написана по большому счету вся классическая русская литература. На жонглировании фигой в кармане строился успех многих советских театральных шедевров. Почему русская журналистика должна была стать неким исключением? Она и не стала.

[Георгий Бовт]

http://www.gazeta.ru/comments/column/bovt/8287025.shtml
06.06.2016, 08:45
о том, уступит ли старая элита место новому поколению

Антонио Сантин. «Тело под ковром»

Подвижки в российской номенклатуре провоцируют гадания на сакраментальную тему. Уж не начало ли перемен? Арестовали мэра, взяли губернатора, тройка силовых структур стала квадригой за счет возвышения одного из «близких к телу». Другой «близкий» отправлен губернаторствовать в Нечерноземье. Третий и четвертый так и вовсе удалены в отставку. А у их ставленников начались неприятности уголовного свойства. Внутри самой-самой силовой структуры куратор борьбы со всякими отмываниями вдруг смещен. Что там среди силовиков происходит? Что сие означает?

И как тут отличишь обострение межвидовой борьбы от выстраивания нового качества соответствующих структур с учетом вызовов времени?

«Ковер» русской политики, про который Черчилль заметил, что из-под него периодически кого-то выбрасывают (не согласимся с его определением таких жертв как «бульдогов»), действительно шевелится. А тут еще выборы в Думу — не принесут ли они обновление лиц во втором эшелоне элиты (который все же важная часть политических процессов)? В правящей партии около полусотни действующих депутатов не прошли «предварительный отбор», их могут заменить новички. Для любой нормальной страны — вполне живенькая ротация парламентского корпуса. Вдруг среди новобранцев засияют новые политические звезды? Если считать, конечно, что у нас парламент — важный институт рекрутирования в ряды именно правящей элиты, а не политической тусовки.

Сторонние наблюдатели (назовем их по старинке советологами) интересуются, имеет ли лидер некий «большой план» насчет не только будущего страны, но и политической элиты, которая встанет у руля правления?

Ведь «отцы» стареют, как ни продляй им предельный возраст пребывания на госслужбе, а «дети» подрастают. Крышевать и лоббировать «тепличный» бизнес деток, продвигать их на «сытые» позиции в госкорпорациях и банках — это одно, а вот удержаться им там, когда папы с мамами отойдут от дел, — совсем другое.

Китайское руководство решило вопрос ротации элиты по-своему: каждые десять лет старое руководство страны сменяет подготовленное им новое. Китайцы пришли к тому же, но без демократии, к чему более 200 лет назад пришли отцы-основатели США: до середины ХХ века принципу «не более двух сроков» для президентов следовали с железной закономерностью даже без всякого на то законодательного оформления, изначально решив, что узурпация власти есть величайшая угроза демократии как эффективной форме управления государством.

Как работает механизм подготовки нового поколения политической элиты в России и работает ли он вообще? Где все эти «президентские кадровые резервы»?

Или нынешние вожди просто хотят досидеть до того счастливого времени, когда силами передовой биотехнологической науки будут решены задачи лечения ныне смертельных заболеваний, продления жизни, будет достигнута победа над старением, станет возможной плановая замена ключевых органов на выращенные в пробирках. Как автозапчастей. Жаль, правда, что, судя по состоянию отечественных наук, это произойдет не у нас. И технологию продления жизни придется либо воровать (новая сфера промышленного шпионажа), либо импортировать, договариваясь с хозяевами патентов на вечную молодость.

А те в ответ, представьте себе, санкции, всякие «списки Магнитского — 2030».

Мы пока не представляем всю потенциальную остроту соперничества вокруг доступа к новейшим биотехнологиям (помимо других, не менее важных технологий). Это будет много хуже, чем сейчас. Когда для одних доступны лучшие светила отечественной (они пока есть) и, главное, зарубежной медицины. Для других — в лучшем случае попадание в сюжет на федеральном канале, где зрителей призывают скидываться по СМС на ребенка, на которого в казне не нашлось средств, за которые его теперь, если повезет, вылечат в какой-нибудь Германии.

Таким образом, в будущем вопрос смены (или несменяемости) политических элит перестанет быть вопросом сугубо демократии или авторитаризма, но получит немыслимое сейчас биотехнологическое и медицинское наполнение.

Ну а что в ближайшей перспективе? Нынешняя элита, как принято считать, насквозь коррумпирована. Она не способна отладить эффективную работу институтов, вкладываться в долгосрочное развитие страны. Ей нужен распил здесь и сейчас. Всякий госпроект, план, стратегия рассматриваются этими людьми с точки зрения, сколько можно на этом урвать, как «вписаться» в распил. Во всяком случае, так принято думать об этих людях. И сторонние наблюдатели недоумевают: а хочет ли, может ли руководство ситуацию как-то поменять?

Циники в ответ скажут: руководство «в теме» (кто-то добавит, что и «в деле»), компромат есть на каждого, и это является способом держать этих людей в повиновении. Если кто-то нарушает правила игры, то папочка вынимается откуда надо, и вот уже за вами пришли с набором страшных обвинений. Сам будучи сторонником того, что в нашей политической реальности самые простые предлагаемые формулы чаще всего и есть самые близкие к истине, все же сомневаюсь, что в данном случае все именно так упрощенно.

Подспудное желание трансформировать поведение номенклатуры в направлении более тщательного соблюдения правил приличия, мне кажется, есть. Хотя бы потому, что имеется осознание того, что, опираясь на столь прогнившую опору, долго не просидишь и счастья дожития до раскрытия секрета «вечной молодости» не испытаешь.

Но есть нюанс. Быстрый переход от состояния тотальной коррумпированности элиты, сформировавшейся в период первоначального накопления, к более приличному невозможен.

На Западе этот процесс занял десятилетия. Также есть осознание того, что «другой элиты у нас для вас нет». В обществе нет ресурсов для формирования «альтернативной элиты» — адекватно образованной, современной, готовой играть по правилам будущего, а не прошлого. Вялотекущий геноцид нации, длившийся почти весь ХХ век, даром не прошел. Ее креативные, пассионарные, интеллектуальные силы, возможно, уже на грани исчерпания. Косвенным свидетельством тому не только значимая эмиграция людей активных, образованных, думающих, но и убогое состояние любой так называемой оппозиции. Что системной, что в еще большей степени — внесистемной. Представить себе, что эти люди могут прийти к власти, можно разве что в кошмарном сне. Страна за сотню лет исчерпала ресурсы для «смены элит».

Банально не наберется людей даже для работоспособной двухпартийной системы. Можно набрать разве что политических клоунов.

Устроить чистку по давней нашей традиции? «Сопутствующий ущерб» потянет на окончательный развал страны. Поэтому интуитивно отдается предпочтение более осторожным мерам. Менять правила постепенно, выходя на новое качество. При этом вопрос о том, а есть ли представление о конечном желаемом результате, никуда не делся. И ответ на него непонятен.

К примеру, деофшоризация. Номенклатуру предупредили, дали время на обеление / отмывание. Не внявших тем не менее все равно не отправляют в ГУЛАГ, а в основном лишь отставляют с госслужбы. Циники скажут: нельзя откусить собственный хвост. Прагматики возразят: другого хвоста у нас для вас нет, нужно дрессировать этот.

Но помимо деофшоризации — читай: доказательства независимости от Запада, — для формирования нового качества элиты нужны и другие параметры. Суверенизация — это лишь реакция на «компрадорский» характер ранней постсоветской элиты (так принято про нее считать, хотя тут, на мой взгляд, есть с чем спорить).

Однако на одной «контре», на фетишизированном противопоставлении себя Западу далеко в светлое будущее не уедешь. Многие люди во власти этого не понимают.

А нужна позитивная самостоятельная, а не основанная лишь на враждебном противопоставлении система ценностей. Что мы хотим сказать миру, кроме того, что мы против «америкосов» и «гей-Европы?

Поиск новых кирпичиков в системе ценностей идет на ощупь и порой выглядит фантасмагорично. Неофиты примитивно понимаемой суверенности напоминают недоучек, пытающихся методом тыка кодифицировать не очень понимаемый ими современный мир.

Проще всего им видится метод табуирования. Типичная реакция, но все же для архаичных сообществ. Запретим то, запретим это. Давайте обложим налогом тунеядцев, лишим родительских прав тех, кто не работает, но ест. Заставим докладывать о втором гражданстве, браках за границей. Плюс сакрализация «нашего героического прошлого». Плюс РПЦ. Плюс регулирование виртуальной реальности — это вообще любимое занятие. СМИ, НКО, сфера оценочных суждений (она же свобода слова), внешние антиохранительные проявления (типа протестных акций) и т.д.

В принципе, аналогичный подход был характерен, скажем, для протестантского сообщества. Но в веке эдак восемнадцатом. Или для католического — лет сто назад.

С тех пор мир стал гибче. Не только аморальнее, как сетуют многие, но именно многообразнее. Пока у правящего класса нет адекватных ответов на вызовы этого мира, кроме того, чтобы отгородиться от него. Нет самостоятельной позитивной повестки дня. Стало быть, нет и конструктивного набора ценностей для элиты и общества. Ценностное безвременье.

К рычагам управления рвутся молодые люди, никогда не видевшие «совок», но репродуцирующие манеры комсомольских карьеристов. В их головах словно воспроизводится матрица: та же система запретов, условностей, мифов и заблуждений, будто им с детства промывали мозги советской пропагандой. Они мировоззренчески даже более зашорены, потому что хуже образованы. Они несвободны, не хотят ориентироваться в потоках доступной информации, предпочитая следовать неконфликтному восприятию действительности. Проще отторгнуть непривычное, нежели пересмотреть собственные стереотипы.

В этом смысле даже искусственная пролонгация пребывания у власти нынешнего поколения правящего класса по-своему логична. Достойной смены им пока не просматривается.

Им просто некому отдать власть так, чтобы сохранить преемственность сложившейся постсоветской общественной системы. А запроса на то, чтобы «поправить в консерватории» что-либо радикально, «до основанья, а затем…», в обществе нет ни на каком уровне.