*2683. Предфилософская традиция

[Filosof.historic.ru]

http://filosof.historic.ru/books/ite...04/st005.shtml
Первые греческие мудрецы-философы.

Еще до того, как возникла философия, грекам уже было хорошо известно, кто такие жрец, поэт, врач, законодатель. И "вдруг" появляется еще одна, незнакомая прежде социальная фигура — мудрец, в более поздней терминологии — философ. Но довольно быстро мудрецы, затем философы становятся заметными в системе древнегреческой культуры. К ним привыкают. Привыкают и к их спорам, которые занимают все более важное место в жизни древнегреческого полиса. Более того, обнаруживается, что крупный греческий город без философских дискуссий немыслим. Читайте, скажем, диалог Платона «Протагор»: здесь описывается, как восприняли в Афинах приезд софиста Протагора. Встреча людей, способных вступить в спор с известнейшим софистом и учителем мудрости, трактуется как важное интеллектуальное событие.

О первых древнегреческих мудрецах известно очень мало. Точных сведений здесь почти нет. В литературе о ранней древнегреческой философии все свидетельства, как правило, приводятся с оговорками.

В принципе принято начинать повествование о пред-философии с упоминания о семи греческих мудрецах и о первейшем из них — Фалесе Милетском. Но скепсис относительно тех или иных утверждений, связанных с жизнью и деятельностью Фалеев, доходит до вопроса просто обескураживающего: а был ли Фалес? Некоторые авторы считают, что такого философа вообще не было. Но и тогда, когда соглашаются с тем, что такой философ существовал, выдвигают несколько версий относительно времени жизни Фалеса. Милетского. Тем не менее считается, что есть одна, по крайней мере, точная дата, связанная с его жизнью, — 585 г. до н.э., когда в Милете было солнечное затмение и когда, как утверждают, Фалес его предсказал. Если Фалес предсказал солнечное затмение, то он, скорее всего, уже был человеком зрелого возраста. Следовательно, VII-VI вв. до н.э. и есть приблизительно определенное время жизни Фалеса Милетского и, может быть, других древнегреческих мудрецов.

Спорно, что именно, какие идеи и утверждения могут быть приписаны — или не приписаны — Фалесу Милетскому. Не очень ясно, действительно ли именно он совершил те открытия или доказал те математические теоремы, которые связывают с его именем. Но, тем не менее, почти нет споров о том, что в это время кто-то совершил такие открытия и представил данные доказательства.

Таким образом, мы можем воспользоваться тем, чего не отрицают даже скептики: в VII-VI вв. до н.э. кто-то и как-то подошел к пред-философии, задав древнегреческой культуре те изменения, те параметры, формы деятельности, которые впоследствии привели к возникновению философии в более точном смысле слова, к философии развитой и широко дифференцированной.

О Фалесе и других первых древнегреческих мудрецах разные философы часто высказывают прямо противоположные суждения. Одни (скажем, Аристотель) говорят о Фалесе как о практичном человеке, который твердо стоял на земле и был весьма изобретательным в житейских делах (10; 107-108)(Здесь и далее фрагменты и свидетельства ранних греческих философов даются в переводе А.В. Лебедева по изданию: фрагменты ранних греческих философов. М., 1989. Ч. 1. (Номера фрагментов и страницы указаны в тексте.)). Другие авторы (Платон), напротив, считают Фалеев погруженным в отвлеченные рассуждения мыслителем, которого совершенно не интересовали практические дела.

Фигура Фалеса, как было сказано, поистине легендарна. Вокруг его имени такое количество всяких интерпретаций, что отделить историческую реальность от легенд невозможно. Но можно создать исторически и логически правдоподобный образ первого мыслителя — все равно, был ли это Фалес или какой-либо другой мудрец, — образ самой его деятельности.

Можно считать достоверными свидетельства, согласно которым Фалес был купцом, мореплавателем, строителем мостов, вообще человеком очень активным в различных областях древнегреческой практики. Важно подчеркнуть: то была практика, уже требовавшая некоторых технических знаний, конечно, на их античном уровне. Знаний о кораблях и кораблевождении, об ориентировании кораблей в море, т.е. первых астрономических знаний. Фалесу-инженеру приписывают также создание некоторых ирригационных приспособлений.

Есть немало исторических свидетельств об интересе Фалеса к государственным делам, об участии его, выражаясь современным языком, в "социальной экспертизе". Так, Геродот сообщает о совете Фалеса согражданам-ионийцам "переселиться в Сардинию" и основать там ионийское государство (4; 105). Он же приписывает Фалесу сбывшееся предсказание о ходе войны между лидийцами и мидянами (5; 105).

Фалес дал, по свидетельству того же Геродота, политический совет ионийским городам-государствам — объединиться в более тесный союз. То был глубокий и истинно мудрый совет. Не потому ли, что политическое единство стало настоятельной проблемой, первые греческие мудрецы так настойчиво проводят мысль о единстве мира? Они мыслят весь мир компактным, целостным. Как видим, космическая, абстрактная философская мысль о единстве рождалась и подкреплялась социальной практикой.

Речь уже шла о "семи мудрецах", древнейших мыслителях Греции. Имя Фалеса в "списке" семи мудрецов повторяется чаще всего. Может быть, Фалес и был самым популярным, самым 'мудрым из них. Об этом есть немало легенд. Как утверждает Диоген Лаэртий (Лаэртский), рыбаки нашли в море треножник; милетцы решили отдать треножник самому мудрому. Отдали Фалесу, тот передал другому мудрецу, другой — третьему. Но в конце концов треножник все-таки вернулся к Фалесу. По другим свидетельствам, мудрейшему из мудрейших эллинов предназначался кубок царя Креза, и по кругу вернулся он к Фалесу, что запечатлено в древних стихах: "...и сколь мудр среди семи мудрецов Фалес в наблюдении звезд!" (1; 101-103).

То, что мудрецы еще не полностью отрываются от конкретного дела, придает в глазах греков их мудрости особый вес. Построить мост — дело вполне конкретное, ясное и осязаемое. И греки, в массе своей люди практичные, ценившие эффект действия, реальную пользу знания, наверняка с сочувствием относились к человеку, умевшему постоять за себя, проявить сметку в трудных практических обстоятельствах. Про Фалеса передавали в древности и такую легенду (её с большой охотой повторил Аристотель): „Рассказывают, что когда Фалеса, по причине его бедности, укоряли в бесполезности философии, то он, смекнув по наблюдению звезд о будущем [богатом] урожае маслин, еще зимой — благо у него было немного денег — раздал их в задаток за все маслодавильни в Милете и на Хиосе. Нанял он их за бесценок, поскольку никто не давал больше, а когда пришла пора, и спрос на них внезапно возрос, то стал отдавать их внаем по своему усмотрению и, собрав много денег, показал, что философы при желании легко могут разбогатеть, да только это не то, о чем они заботятся. Вот каким образом, говорят, Фалес выказал свою мудрость" (10; 107).

Иначе пишет о Фалесе Платон: „Рассказывают, Феодор, что, наблюдая звезды и глядя наверх, Фалес упал в колодец, а какая-то фракиянка — хорошенькая и остроумная служанка — подняла его на смех: он, мол, желает знать то, что на небе, а того, что перед ним и под ногами, не замечает" (9; 107). Эта маленькая житейская картина тоже по-своему характерна для жизни античного общества.

Литература:
Мотрошилова Н.В. Первые греческие мудрецы-философы./История философии. Запад-Россия-Восток. Книга первая. Философия древности и средневековья.- М.:Греко-латинский кабинет, 1995 - с.29-31

[Filosof.historic.ru]

http://filosof.historic.ru/books/ite...04/st006.shtml
Бросается в глаза связь древнегреческой философии с мифологией. Сказанное относится не только к милетской школе, но и к более поздним философским учениям, например к философии пифагорейцев, элеатов, Платона. Мифологическая форма внутренне спаяна именно с начальными этапами пред- и собственно философствования. Мифология была первой попыткой абстрактного объяснения, ответа на вопрос: почему, в силу каких причин, под влиянием чего или из чего возникло все существующее? Иными словами, в древнегреческих мифологических или полумифологических текстах постепенно накапливались сведения объективного характера и предпринимались первоначальные попытки объяснения мира. Так, Гесиод написал поэму «Теогония»,' что означает "происхождение богов". Хорошо известны поэмы Гомера. В греческой литературе мощный пласт образует мифологическая поэзия, а это по существу своды опоэтизированных мифов. Мифы прежде всего содержат житейские знания и исторические свидетельства. Но, например, в сочинениях Гесиода раскрываются мысли человека, который пытается осознать не только то, что он непосредственно наблюдает и переживает. Его, как и многих греков, волнуют весьма отвлеченные вопросы, на которые он сам не мог дать ответ, но которые уже не мог не поставить. Например, вопрос: откуда возникли, как родились боги? Постановка этого вопроса уже не чисто религиозная. Так в пределах самой мифологии появляются мысли о генезисе богов. А они по существу перерастают в рассуждения о генезисе мира. Таким образом, в поэмах Гесиода ставится проблема рождения мира из первоначального хаоса, рождения под знаком объединения противоположностей. Обращаясь к Музам, автор поэмы спрашивает:

Скажите, как родились вначале боги и земля,
И реки, и беспредельное море, бушующее волнами,
И сверкающие звезды, и широкое Небо — горе,
И как распределили богатство, и как разделили почести,
И как впервые заняли складчатый Олимп. Об этом скажите мне,
Музы, чьи жилища на Олимпе
С самого начала, и скажите, что из них возникло первым.
(Теогония,105;110,112)

Музы отвечают: „перво-наперво возник Хаос, из Хаоса родились 'широкогрудая' Гея (Земля) и 'туманный' Тартар, и Эрос ('прекраснейший среди бессмертных богов'); из Хаоса же родился Эреб (Мрак и Ночь)". Далее излагается подробнейшая версия поочередного возникновения богов, а заодно и природных явлений, стихий. Мифологическая история возникновения мира доводится до того состояния, когда возникшие боги начинают совершать те или иные поступки, "вмешиваться" в жизнь людей. Тут кончается поэма Гесиода. Но в этом пункте — где боги уже "воздействуют" на людей — начинаются поэмы Гомера.

Для последующего возникновения философии существенно то, что уже поставлен вопрос о рождении мира, небесных тел, земных и небесных стихий. Человек бросает взгляд на мир в целом, пытается представить себе и его рождение, и его единство.

Мифология уже создала несколько типических объяснительных конструкций. На некоторые общие структуры мифов и стало впрямую опираться первоначальное греческое философствование. Например, в древних мифах, в том числе, как мы убедились, у Гесиода, есть идея о первоначальном Хаосе, из которого возникает Земля и в какой-то момент рождается Мировой океан. Идея о Мировом океане — коренная для мифологии. Во многих мифах, западных и восточных, тоже есть такая идейная конструкция: мир как бы рождается, появляется из еще более обширной водной стихии. Водная же стихия считается изначальной. Правда, предполагается, что в более поздние времена от огромного Мирового океана остаются только какие-то его части. Но вода по-прежнему и навсегда считается первоистоком всего существующего. Кто бы ни был Фалес, для его философии мифология дала почти готовую структуру, на которую мудрец опирается, но все же, перетолковывая ее, использует не чисто мифологическим образом.

И здесь самое время задаться вопросом: почему и в каком смысле философ уже не является создателем и потребителем мифа, хотя он, как и всякий грек, в своей повседневной жизни окружен мифологией; более того, во многом в языке, образах, способах мышления — не свободен от мифологии? Миф объясняет данное событие в природе волей божества. Причина как бы "выводится" за пределы самой природы — перемещается в иную, занебесную область, вверяется богам. Неверно было бы преуменьшать значение такого хода мыслей и для философии. Ведь "отделение" причин от вещей — процедура мысли, которая пролагает путь более абстрактному осмыслению истоков, первоначал, т.е. пролагает путь философий и науке. Но от такого религиозного (теологического в широком смысле, т.е. сводящего причины к воле, промыслу Бога) объяснения философия обязательно должна отталкиваться, уходить. Ведь "отрываться" от богов, как бы "усыплять" их наблюдение и попечительство за отдельным человеком для мифологически ориентированного грека было поначалу просто невозможно. Об этом красноречиво повествует Гомер (Илиада, XIV; 245) устами божества, "ответственного" за сон, усыпление:

Кого-нибудь другого из вечносущих богов
Я бы легко усыпил, будь это даже потоки реки
Океана, который всем — прародитель...
Но к Зевсу, Кронову сыну, я не смею приблизиться,
Ни усыпить его — разве только он сам велит.

Философия как раз и начала свое обращение к самой природе прежде всего с "потоков реки Океана", где все же было легче "усыпить" божества. Для древнего мира это было делом чрезвычайно трудным. Серьезный шаг вперед, который делает она в своем процессе освобождения от мифологии, заключается в возвращении самой природе причины того, что в ней, в природе и с нею, с природой происходит.

Мифология, как уже говорилось, фактически поставила интереснейшие вопросы: из чего все рождается и во что все разрешается? Чем все существующее управляется? Где первооснова всего? Философия же, в определенном смысле заимствовав сами вопросы у мифологии, религии, сформулировала их в более "чистой" форме. Самое же существенное — она стала отвечать на более чистые" вопросы-с помощью учения о первоначале. А первоначало мыслилось как нечто в принципе единое с природой. Основной вывод: в отличие от мифологии и религии сама природа, а не что-то внеприродное, у первых древнегреческих философов становится причиной всего того, что происходит в природе и с природой.

Литература:
Мотрошилова Н.В. Мифология и пред-философия./История философии. Запад-Россия-Восток. Книга первая. Философия древности и средневековья.- М.:Греко-латинский кабинет, 1995 - с.31-34

[Filosof.historic.ru]

http://filosof.historic.ru/books/ite...04/st007.shtml
При изучении исторических свидетельств о древнегреческих мудрецах исследователи сталкиваются и с такой противоположностью: кто были они — "ученые" или "философы"?

Оба слова не случайно взяты в кавычки: говорить о греческих мыслителях, в особенности о первых, например о Фалесе Милетском, именно как об ученых и философах можно лишь с большой натяжкой. Какие научные знания приписываются Фалесу? Как уже говорилось, ему приписывается (Цицероном и другими авторами) предсказание солнечного затмения. Но, во-первых, многие сомневаются, что Фалес действительно смог такое предсказать. Другие авторы допускают, что Фалес мог предсказать затмение, но считают это предсказание скорее не научным, а практическим. Ведь и до него некоторые люди предсказывали затмения, наблюдая известную повторяемость явлений, делая некоторые практические астрономические расчеты. Правда, Фалесу Милетскому приписывают (Диоген Лаэртий и др.) серьезные астрономические труды: «О солнцевороте», «О равноденствии» (1; 100). Ни одной строчки из них, однако, до нас не дошло в подлинниках. Есть только переложения. Но существование подобных астрономических трудов у Фалеев вполне вероятно. (К тому времени полупрактические, полунаучные сведения астрономического характера были уже довольно обширны.) В них, например, могла идти речь о применении астрономических знаний к морскому делу. Вполне возможно, что Фалес написал некую «Морскую астрологию», обобщив опыт мореплавателя и купца, который он накопил, путешествуя на Восток, в частности в Египет.

Известно, что первые греческие мудрецы ездили за знаниями в Египет. Не вызывает сомнения восточное происхождение греческого свода астрономических знаний. Историки, доксографы (Плутарх, Иосиф Флавий, Ямвлих), более поздние исследователи документально подтвердили это (11; 108). Но что нового внесли греки в эти знания, в особенности астрономические? Ведь и финикийцы, и египтяне уже достаточно широко применяли имеющийся у них свод астрономических знаний и к мореплаванию, и к земледелию, и к другим областям человеческой практики. Вполне возможно, что Фалес, путешествуя, попал и в Финикию (есть даже предположения, что Фалес был финикийцем по происхождению, хотя большинство исследователей все-таки сходятся на том, что он был милетец). Из финикийской и египетской астрономии в те столетия уже было известно, как ориентироваться в море по звездам. Научившись всему этому у финикийцев, греки существенно упростили и усовершенствовали, ориентирование движения кораблей по звездам. Сосредоточение мысли Фалеса на теме моря и звезд исследователи не без оснований возводят именно к практике мореплавания, где знания или имели практический, эмпирический характер, или приобретали вид преднаучных фантазий.

В связи с астрономией накапливались и иные знания, появились новые проблемы и темы. Например, уже у финикийцев, египтян и греков произошло изменение календаря. Раньше был в ходу лунный календарь, но постепенно наметился переход от лунного года, от лунного цикла на солнечный цикл, на так называемый солнечный год. Как раз в эпоху Фалеса Греция вместе с другими ближайшими к ней регионами цивилизации перешла уже и к близкому современному делению года на месяцы, дни, т.е. перешла к солнечному календарю. И часто накопление такого рода знаний связывается с именем Фалеса. Вот свидетельство Апулея: „Фалес Милетский, несомненно самый выдающийся из тех знаменитых семи мудрецов (он ведь и геометрии у греков первый открыватель, и природы точнейший испытатель, и светил опытнейший наблюдатель), малыми линиями открыл величайшие вещи: круговороты времен года, ветров дуновения, звезд движения... громов дивные громыхания, планет (sidera) извилистые пути, Солнца годичные повороты... а также [объяснил] нарождающейся Луны прибывание, стареющей — убывание, затмевающейся — преграды. Мало того, уже на склоне старческих лет он придумал божественный расчет [= пропорцию, ratio], относящийся к Солнцу, [вычислив] сколько раз своей величиной [= диаметром] Солнце меряет ту окружность, которую пробегает..." (19; 112-113). Это свидетельство, скорее всего, приписывает легендарному Фалесу свод знаний, накопленный в ту отдаленную эпоху разными людьми.

Вполне возможно, однако, что в астрономических сочинениях Фалеса уже по-новому обсуждался вопрос о светилах и планетах. Он давно занимал греков, да и не только их. Модель космоса формировалась постепенно, но ко времени Фалеса, очевидно, Космос уже был разделен на семь кругов. В эпоху Фалеса в астрономических знаниях фигурировали те планеты, которые впоследствии получили названия Луны, Солнца, Меркурия, Венеры, Марса, Юпитера и Сатурна. Астрономические сведения практического плана и толка уже соединялись с более абстрактными рассуждениями о планетах. Например, обсуждался вопрос, какой формы планеты. Казалось бы, понаблюдав за Солнцем или за Луной, можно было легко ответить на этот вопрос: раз видится диск, значит, мы видим заполненную чем-то телесным окружность. Следовательно, можно предположить, что планеты имеют форму шара. Аналогичными могли быть представления о Земле: рассуждая о шарообразной форме других, видимых глазу планет, оправданно заключить, что и Земля имеет форму шара. И мысль о том, что Земля шарообразна, высказывали некоторые греческие ученые и философы. Но идея о шарообразности Земли в то время, как ни странно, вовсе не была самой популярной. Она обсуждалась лишь как одна из возможных версий.

Чтобы понять причины подобного состояния философских идей о космосе, стоит внимательнее присмотреться к характеру астрономических знаний Фалеса и его последователей Анаксимандра и Анаксимена и осмыслить весьма тонкое для древности относительное отличие астрономии как делающей самые первые шаги науки от астрономии как свода чисто практического знания. Когда мореплаватель ориентируется по некоему созвездию, по расположению планет, ему, вообще говоря, не нужно ничего другого, кроме некоторых практических сведений. Для того, скажем, чтобы плыть в Эгейском море, лучше всего Малую Медведицу держать справа или слева по курсу, в зависимости от того, в какую сторону плывешь. Почему именно так, мореплавателю знать не столь важно. Ему также нет необходимости вникать в вопросы о том, какова форма звезд, по которым он ориентируется, планет, которые он наблюдает.

Когда мифология задавалась вопросами: почему, как устроены космос и его тела, то от творцов мифов никто не требовал доказательств. Например, если они утверждали: Земля — огромное тело, имеющее форму шара, то создатель мифа мог бы для доказательства сослаться на что угодно — на предание, на богов. А вот первый греческий мудрец, делая какие-то астрономические заключения, уже должен был представить соображения, доказательства конкретного характера или теоретического абстрактного порядка. Как можно было в то время доказать шарообразность Земли? Лишь использовав для этого какие-то теоретические соображения, и некоторые философы пробовали это сделать. Но какие то были "доказательства"? Главным образом эстетические. Так, пифагорейцы считали, что шарообразная форма наиболее совершенна. Круглое тело считалось пластичным, красивым. Поэтому нашей Земле — по законам гармонии и совершенства — лучше всего быть шаром. Но ведь, если рассуждать абстрактно, планета, которую мы видим круглой, не обязательно имеет форму шара. Вполне логично предположить, что к нам обращен каким-то своим донышком некий цилиндр. И предположение о том, что Земля и другие планеты имеют форму цилиндра, этого весьма популярного у античных исследователей геометрического тела, — одно из самых распространенных в философии того периода.

Эмпирически ясные доказательства шарообразности Земли, вообще говоря, люди получили, когда смогли совершить кругосветное путешествие или когда полетели в космос, никак не раньше. Правда, теоретические доказательства шарообразности Земли, а также вращения Земли вокруг Солнца были получены еще до кругосветных путешествий, тем более космических полетов. Но во времена древних мудрецов они были невозможны. Не было и не могло быть тогда эмпирически достоверных доказательств относительно космоса и планет. О космосе можно было только рассуждать абстрактно, только фантазировать. Потому так тесно связанное с практикой астрономическое знание сделалось областью свободной фантазии.

Философии было важно и удобно опереться на астрономический материал: здесь брала свое естественное начало органичная и для древней мысли, и для философии вообще идея космоса, целостного, единого мира, универсума. Вначале эта идея могла быть только плодом полумифологической, полуфилософской фантазии. Понятно, что астрономия в античности так и не стала наукой в современном смысле этого слова: почти все астрономические знания оказались более или менее фантастическими. Земля в представлении древних мудрецов-астрономов по форме уподобляется куску деревянного цилиндра, который плавает в океане. Так думал о Земле Фалес, во всяком случае такая мысль ему приписывалась. Фантазия? Да. Но существенно, что создается знание, отличное и от практических сведений астрономии, и от космогонии мифологического типа. В чем же его отличие? Прежде всего в том, что философ-астроном предлагал "образ фантазии", на который надо было осмелиться: он выдвигал некоторую парадоксальную, необычную идею. То был полет мысли, выход за пределы непосредственного, практически данного, созерцаемого.

Здесь следует особо сказать о физике. "Фюсис" по-гречески означает "природа". Вокруг этого понятия концентрируются размышления над природой. Впервые начинаются они не в философии. Такие понятийные "единицы" мышления, как "космос", "земля", "небо", присущи сознанию всех думающих людей. Целостность неба — это реальность. Космос — и окружающий нас видимый мир природы, и рисуемая воображением невидимая целостность. И потому люди начинают размышлять над такими целостностями, еще находясь в плену мифологического сознания. Слово "фюсис", "природа", происходит от греческого глагола φυω, который означает "рождаю" (φυομαι — „рождаюсь"). Значит, само слово говорит о том, что греки обращают внимание на подвижное, развивающееся, рождающееся, на некоторое созидательное единство, каким и является природа. И в соединении с теми мыслительными новшествами, о которых шла речь раньше, это дает существенный результат.

Природу теперь предполагается объяснять из нее самой. Значит, не ссылками на богов, "живущих" в самой вещи или вынесенных за ее пределы. И важно, что в древнегреческой науке и философии природа как целое становится объектом размышления раньше, чем люди начинают научно исследовать отдельные тела. Физика рождается, таким образом, прежде всего как космология, космогония, как учение о космосе, разумеется, в античном его понимании. По этой причине астрономия довольно быстро становится частью философского размышления, частью рассуждения о мире, о природе в целом. Природа вообще, как таковая, как единство — вот что интересует сначала мифологию, а потом уже и пред- и собственно философию. Но на вопрос о единстве природы, о природе как целом философия отвечает уже иным, чем мифология, образом. Тут намечается единство философии и зарождающейся науки: в обоих случаях предполагается предоставление доказательств. В самом деле, если то, о чем знание говорит, довольно часто не очевидно, то нужны доказательства. И вот понятие "фюсис"-"природа" начинает расслаиваться. С одной стороны, под ним имеют в виду все то, что есть, что рождается, возникает, существует. Естественный, рождающийся и возникающий мир, взятый в его целостности, — это то, что и мы с вами тоже понимаем под природой. С другой стороны, греки словом "природа" ("фюсис") обозначают и то, что мы назвали бы "сущностью", но для чего также подчас используем слово "природа" (в значении: суть чего-либо). "Фюсис", природа во втором смысле — то, что не очевидно, что нужно выявить, найти, что не совпадает с нашим непосредственным опытом относительно природы. Такое разделение путей мысли — одно из самых важных для рождения науки.

Специфику возникающей древнегреческой науки лучше всего рассмотреть на примере математики. Греки совершили в математике кардинальный поворот: они старались сформулировать задачу и ее решение самым общим образом — без отнесения к особой области деятельности. Так произошел интеллектуальный рывок от того, что Платон называл "логистикой", т.е. от конкретной, прикладной (в современной терминологии) математики — искусства счета — к математике абстрактной. Но этим дело не исчерпывалось. Важно, что греки также и в математической науке, и, быть может, прежде всего в ней, перешли к доказательствам. Сначала не было осознано, для чего нужны доказательства, — ведь они велись по отношению к знаниям, которые и египтянам, и грекам представлялись само собой разумеющимися. Но такое доказывание оказалось очень нужным интеллектуальным процессом: мыслительная деятельность доказательства брала разгон как раз на очевидном — ясном и близком. Люди упражнялись в том, чтобы, не отрываясь от очевидного, сделать его бесспорным, неопровержимым. Методы доказательства очевидного (о чем И. Кант говорит в «Критике чистого разума»), видимо, так занимали греков, что о людях, перешедших к доказательствам (поначалу — доказательствам очевидного), сохранилась память как о величайших изобретателях. Наверное, одним из таких людей и был Фалес.

Скорее всего, на Востоке уже было известно, что углы при основании равнобедренного треугольника равны. Фалесу же приписывалось (Проклом, Евдемом) именно доказательство теоремы (20; 113). Позже Пифагор доказывал свою знаменитую теорему, развертывая уже целую систему доказательств. Как утверждают историки науки, речь опять-таки шла о теореме, которую знали и которой практически оперировали египтяне.

Относительно математических занятий первых милетских философов можно с полным основанием утверждать, что как математики они выходят на путь абстрактных обобщающих построений, опирающихся на доказательства. Это — существенные новшества в корпусе знаний античности. И, быть может, решительный шаг к освобождению от конкретности, к превращению математики во всеобщее знание и обусловил громадный прогресс самой математики. Если спорно, была ли древняя астрономия наукой (и большинство склоняется к тому, что не была), если спорят о том, можно ли считать наукой древнюю физику (тут многие историки науки полагают, что у Аристотеля, например, уже присутствует первоначальная система научных физических знаний, хотя у первых философов физика еще не была научной), то почти нет споров о научности древнегреческой математики. С первых своих шагов и до того состояния, которое в III в. до н.э. сообщил ей Евклид, математика стремительно превращалась в развитую и даже относительно законченную науку. Не случайно геометрией Евклида пользовались на протяжении всего последующего развития человечества, и она (разумеется, в обогащенном виде) была единственной научной геометрией до XIX в., пока не возникла геометрия Лобачевского-Римана. На протяжении целых столетий древнегреческие философы почти все были математиками. И лозунг-символ, который, по преданию, объявит главным принципом своей Академии Платон, звучал, как известно, так: „Не геометр да не войдет".

То, что древнегреческие философы были математиками, можно показать на примере Пифагора, Демокрита, самого Платона. При этом нельзя упускать из виду, что в рамках философии все больше развивалось также и особое математическое размышление — о количественных характеристиках мира. А наряду с ним Начинало формироваться, складываясь в обширную — более конкретную — область мысли, специальное математическое знание. Евклид уже лишь в небольшой мере философ: он главным образом математик, систематизатор античной математики. Правда, такое разделение и относительное отделение от философии больше захватывает математику, нежели другие области знания. Физику, например, которую считают наукой о телах, об их движении, античная философия гораздо дольше сохраняет под своим крылом. Но это можно сказать и о биологии, объединяющей знания об организмах.

Какого типа были биологические знания в Древней Греции? Среди них все большую роль приобретали знания описательные. Почти каждый из людей, одержимых страстью добывать новые знания, объяснять мир, в то время много путешествовал. И, попадая в другие земли, "биологи" часто стремились описать, что это за страны, как там живут люди, какие произрастают растения и какие водятся животные. Одним словом, недооценивать роль первоначальных описаний в рождении науки и философии древности было бы совершенно неверно.

Поначалу в описаниях было много фантастичного, ибо не всегда рассказывалось о виденном своими глазами, да и виденное не описывалось сколько-нибудь точно. Но со временем спрос на все более точные, объективные, как теперь говорят, описания возрастал. Ко времени Аристотеля были описаны уже сотни различных растении и животных. Собрав, систематизировав эти описания, поставив вопросы о том, что такое живое, что такое организм, Аристотель и стал одним из виднейших философов-биологов древности. Целые книги Стагирита заполнены описаниями животных, растений, их классификациями. Знание это накапливалось постепенно. Философы не только располагали таким знанием, осваивали его, но нередко были его создателями.

Другой вид описательных знаний — географические сведения: описывались страны, города, моря, составлялись карты, планы. Позже возник комплекс более или менее точных географических знаний-. Но, начав почти что с нуля, как бы узаконив такой вид мыслительных изысканий, философы стали предпринимать попытки перейти от описания к установлению связей, к обнаружению сущности, к ответу на вопрос "почему?". В те времена отвечать на подобные вопросы было очень трудно.

Тем не менее древнегреческая философия (она же физика) отнюдь не уклоняется от таких вопросов; они просматриваются уже у милетских философов. Предположительно их поставил Фалес:

Но, бесспорно, они есть у Анаксимандра и у Анаксимена. Вопросы примерно таковы. Почему твердое тело способно вдруг или по прошествии времени распадаться? Почему одно тело расширяется, другое сжимается, становится больше или меньше? Почему вообще меняется состояние тела? Это вопросы и общие, и достаточно определенные, конкретные. Так, проблема сжатия или расширения тела постепенно становится одной из главных в физике. Но ведь первоначально такого рода проблемами озадачили человеческий разум именно философы.

К этой же группе вопросов примыкает следующий: тело двигалось, потом оно остановилось — почему? Как это произошло? И что такое движение? Чем движение отличается от отсутствия движения, от покоя? Для того чтобы ответить на подобные "общеконкретные" вопросы, надо было — в перспективе — осмыслить физические, материальные тела и в их относительной обособленности, и в их связи друг с другом. Сначала отдельное тело, тела являлись перед человеческой мыслью в их целостности и в их упорядоченной подчиненности миру как единству. Все это попало в поле зрения людей раньше, чем мыслители пришли к выводу, что тело можно "раздробить на части" не только физическим образом. Час физики как точной науки тогда еще не наступил. Но вопросы для нее были поставлены. Однако ответы на них долгое время давались не с точки зрения физики в собственном смысле, а с позиций философии.

Почему тело рождается и умирает? В этом вопросе для первых греческих мудрецов было не так важно, идет ли речь о человеческом теле или любом природном теле. Они ставили подобные вопросы в связь с более общей проблемой рождения и гибели. Так, проблемы будущей физики были первоначально восприняты как вопросы - точнее, как единый вопрос - самого широкого, именно философского плана: где то основание, то самое общее и то самое главное, благодаря чему все рождается и все уничтожается? Каково то, из чего все происходит и во что все "разрешается"? Что есть основание единства мира, все-порождающее и все-объемлющее?

Для грека мысль о рождении, возникновении — именно "все- общая"; она отнесена и к природе, и к человеку, и к этическому, нравственному в человеческой жизни и человеческой мысли. Для античной мысли и тело природы, и человек рождаются и погибают в силу единой необходимости. Причем для грека-философа необходимость — уже не Бог, а некая объективная сила, от которой нельзя уйти. Это что-то вроде судьбы, но не божественной, а внутриприродной. Рождение и гибель с их первоистоками, первопричинами — самая широкая, все единящая тема философии. И мысль грека легко, органично соединяла в ней и природу, и человека, и социальную жизнь.

Главное здесь — именно то, что грек-философ одновременно и физик, и космолог, и этик. Он ищет единого ответа на все "почему" и "из чего". Он разыскивает одно первоначало, сославшись на которое можно как бы разом осветить все проблемы, решить все задачи, касающиеся рождения, жизни, гибели, движения, изменения. И общекосмическое первоначало отыскивается не где-нибудь, а в самой природе. Кто первым ввел само слово "архе"? Об этом шли и до сих пор идут споры. Теофраст (по свидетельству Симпликия) приписывает первенство во введении терминологического новшества Анаксимандру. Другие это суждение оспаривают. Но, во всяком случае, слово это часто и уверенно употребляет Аристотель, который не случайно, а вполне обоснованно обозначил им как единым термином самую главную область поисков, а также проблемы понятия, с которыми уже пред-философия вошла в мир культуры как со своими специфическими интеллектуальными формообразованиями. Вслед за Анаксимандром (?) или Аристотелем и мы далее будем применять термин "первоначало" к развитию ранней греческой философии.

[Открытая реальность]

http://openreality.ru/school/philoso...antique/gomer/

В ранней древнегреческой истории можно выделить эпохи неолита и бронзы, а внутри бронзового века - Критское (первая половина второго тысячелетия до н. э.), Микенское (вторая половина второго тысячелетия до н. э.) и Гомеровское (начало первого тысячелетия до н. э.) раннеклассовые "азиатообразные" общества. "Гомеровская Греция" - Эллада после дорийского завоевания - была шагом назад по сравнению с ахейской Микенской Грецией, частичным возвращением к первобытнообщинному строю периода его разложения. Поэтому сложившийся в это время гомеровский эпос - преломление раннеклассового аристократического микенского строя в более примитивном дорическом сознании.

Гомеровский эпос – одна из форм античной предфилософии, представляющая собой больше художественно-мифологическое, чем религиозно-мифологическое мировоззрение, потому что в центре эпоса люди или полубоги - герои, боги же находятся на периферии, они соучастники человеческой драмы, их интересы переплетены с интересами людей. Правда, собственно мировоззренческие вопросы и сам основной вопрос мировоззрения в гомеровском эпосе затрагиваются лишь походя.

Проблема начала мироздания во времени - одна из главных проблем мифологического мировоззрения. Для мифологии проблема начала - это вопрос о космическом родоначальнике или родоначальниках, сверхъестественной супружеской паре, олицетворяющей те или иные казавшиеся исходными явления природы. Такую пару Гомер находит в боге Океане и в богине Тефиде. Океан - "предок богов" (Ил. XIV, 201) /То есть песнь XIV, строка 201 (Илиада. М. - Л., 1949)/, именно от него "все происходит" (Ил. XIV, 246).

Этот Океан уже значительно демифологизирован и деантропоморфизирован. В эпосе больше говорится об его естественной, чем об его сверхъестественной ипостаси. Это опоясывающая землю пресноводная река. Она питает ключи, колодцы и другие реки. Одним из своих рукавов - Стиксом - Океан протекает через подземное царство.

Космология Гомера мифологически примитивна, Мироздание состоит из трех частей: неба, земли и подземелья, Небо и подземелье симметричны по отношению к земле: глубочайшая часть подземелья - Тартар - настолько же удалена от непосредственно расположенного под землей Аида, насколько вершина неба отстоит от поверхности земли. Земля - неподвижная круглая плоскость. Небосвод медный.

В значительно меньшем числе случаев он определяется как железный (железо еще только входило в обиход). Пространство между небосводом и землей наполнено вверху эфиром, а внизу - воздухом. Небосвод поддерживается столбами. Их охраняет титан Атлант. Солнце - это бог Гелиос, Луна - богиня Селена, ее сестра Эос - богиня зари. Созвездия, погружаясь временами в Океан, омываются в нем и обновляют свой блеск. Подземелье состоит из Эреба, Аида и Тартара. Вход в Эреб находится за Океаном.

В гомеровском эпосе почти все природное и многое из социального имеет свою сверхъестественную антропоморфную ипостась. Сверхъестественные мифологические личности находятся между собой в отношениях кровного родства. Например, бог сна Гипнос - брат-близнец бога смерти Танатоса, бог ужаса Фобос - сын бога войны Ареса. Земля, вода и небо (воздух и эфир) олицетворяются братьями Аидом, Посейдоном и Зевсом. Медицина представлена богом Пеаном, безумие - Атой, мщение - Эриниями, раздор - Эридой и т. п.

Все эти существа уже не полулюди-полузвери, как боги Древнего Египта. Они полностью антропоморфизированы. Однако рудименты зооморфизма, звероподобия сохраняются: боги могут принимать образ птиц, Гера представляется "волоокой", в древнейшем пласте "Одиссеи" сохраняются образы фантастических существ, сочетающих черты человека и животного.

Человекоподобие богов касается и их нравственных качеств. Моральный уровень богов низок. Боги телесны, их можно ранить, они испытывают боль. Однако боги отличаются от людей вечной молодостью и бессмертием. У них особая кровь. Они питаются нектаром и амврозией, передвигаются со скоростью мысли. Боги не творцы мироздания ни в целом, ни в его частях. Они лишь сверхъестественные двойники естественных процессов и явлений.

О происхождении людей в эпосе ничего не говорится. Люди подразумеваются в противопоставлении богам, Люди краткожизненны и несчастны. Они зависят от произвола богов. Обязанность людей - приносить богам жертвы, умилостивляя их и умоляя их о помощи. Однако боги свободны принять жертву или отклонить ее. При этом боги руководствуются скорее своими страстями, чем разумом и нравственными соображениями.

В человеке различаются тело и три вида духа. Один из них - псюхе. Это душа как таковая. Она подобна телу, это его двойник и образ (эйдолон), только лишенный плотности и непроницаемости. "Псюхе" - начало жизни и источник движения тела. Она покидает тело после его смерти и перемещается в Аид. Другой вид духа - "тюмос". Это аффективно-волевая часть духа. Третий вид - "ноос". Это ум. "Псюхе" разлита по всему телу, "тюмос" находится в груди, "ноос" - в диафрагме. Богам и людям присущи все три вида духовности, животным же - только два пеpвых.

Важнейший момент эпоса - судьба. Судьба обозначается древнегреческими словами "мойра", "морос", "ананке" и "айса". Образ судьбы в значительной степени деантропоморфизирован. Судьба не поддается ни в какой степени никакому умилостивлению. Она могущественнее богов. Взаимоотношение богов представлено в эпосе неоднозначно. Нo преобладает все же представление о зависимости от судьбы не только людей, но и богов.

Гомеровский эпос - пример именно художественно-мифологического мировоззрения. В его центре - жизнь и история людей. Наряду с мыслью о зависимости людей от богов в эпосе имеются и богоборческие тенденции. Богоборец Диомед раннпт Афродиту. Он готов сравняться с богами. Брешь между богами и людьми заполняют герои, полубоги-полулюди. Напоимер, Ахилл - сын царя Пелея и богини Фетиды. Герои смертны. Они живут среди людей и как люди.

Элементы философии в гомеровском эпос можно усмотреть в деантропоморфизации Океана и Судьбы, в подчинении богов безличной cудьбе, в богоборческих мотивах и в прославлении разумности. Это одно из высших человеческих качеств. Загробная жизнь хуже земной. В Аиде "псюхе" ведет призрачное существование, в Аиде "только тени умерших людей, сознанья лишенные реют" (Од. ХI, 475-476). Ахилл предпочитал бы быть батраком на земле, чем царем в подземелье.

[Открытая реальность]

http://openreality.ru/school/philoso...ntique/gesiod/
Если Гомер полулегендарен, то Гесиод - историческая личность. Его произведения - плод индивидуального творчества. Однако в мировоззренческой части своего творчества Гесиод скорее систематизатор мифов, чем их творец. Он жил в Беотии в деревне Аскра (неподалеку от Фив). Его отец бежал туда из малоазийской Эолиды, спасаясь от кредиторов. Оказавшись в Аскре, которую Гесиод называет "нерадостной", отец поэта стал земледельцем. Сам Гесиод - крестьянин с типичной мелкособственнической психологией.

С его именем связывают две поэмы: "Труды и дни" и "Теогония". Первая - образец художественно-мифологического мировоззрения. В ней главное внимание уделяется человеку и его нуждам. Мифы о богах выполняют лишь служебную функцию. В "Трудах и днях" Гесиод рассказывает о своем конфликте с братом. Сама поэма - наставление Гесиода своему непутевому брату Персу.

Тот промотал свою долю наследства, а потом нагло отсудил себе и долю Гесиода. Гесиод испытал социальную несправедливость. Отсюда пафос этой поэмы. Гесиод голодал. Но его спасли честность и трудолюбие. Гесиод призывает своего брата к честному труду. Он описывает для него цикл земледельческих работ в Беотии.

Вторая поэма - пример религиозно-мифологического мировоззрения. "Теогония" - повествование о происхождении богов. На нее оказала влияние шумеро-аккадская "Энума элиш". Так как боги олицетворяют явления природы и общественной жизни, то это также повествование о происхождении мироздания и людей, о месте последних среди богов - проявление основного вопроса мировоззрения. Повествование ведется сначала от имени Гесиода. Он формулирует важнейший мировоззренческий вопрос. На этот вопрос отвечает не сам Гесиод, а геликонские музы. Таким образом, "Теогония" в большеЙ своей части написана от лица Муз.

Концепция Гесиода выражена в легенде о пяти поколениях людей: золотом, серебряном, бронзовом, героическом и железном. Золотое и серебряное относятся ко временам господства отца Зевса Крона, три последних - ко временам Зевса. Первое поколение было создано "вечными богами" из золота. "Жили те люди, как боги". Последующие поколения были хуже и хуже. Наконец, настало время железа: "Землю теперь населяют железные люди. Не будет им передышки ни ночью, ни днем от труда и от горя, и от несчастий.

Заботы тяжелые дадут им боги". 3десь ярко отражено начало века железа. Исторический пессимизм Гесиода - мировоззренческое осознание древнегреческим крестьянином своей социальной обреченности в paннеклассовом обществе, когда община распадается, земля становится предметом купли продажи. Однако пессимизм Гесиода не беспросветен. Он выражает желание родиться не только раньше, в золотом веке, но и позднее, после гибели железного поколения. Предвестником этой гибели будет рождение "седых младенцев".

Начало античной этики можно вести от поэмы Гесиода "Труды и дни". Герои Гомера безнравственны. Taм есть лишь одна добродетель - мужество и лишь один порок - трусость. Одиссей не затрудняется в выборе средств. Укоры совести ему неведомы. Он хитер. Свою хитрость Одиссей унаследовал от cвoеro деда Автолика - обманщика и вора. Позднее, в 5 в. до н. э., Одиссей у Софокла в пьесе "Филоктет" - "полный негодяй". Это говорит о развитии к тому времени нравственного сознания эллинов.

Такое развитие началось с Гесиода. Именно он выдвигает тезис о том, что человек тем и отличается от животного, что животное не знает, что такое добро и что такое зло, а человек знает. Гесиод говорит: Звери... не ведают правды. Людям же правду Кронид даровал - высочайшее благо" (Труды и дни, 277 - 279). Однако происходящее реальном мире противоречит и человеческой природе, и закону Зевса.

Гесиода резко выражено противоречие между сушим и должным. В сущем ситуация такова, что "нынче ж и сам справедливым я быть меж людьми не желал бы, да заказал бы и сыну" (там жe, 270 - 272). Разрешить это противоречие Гесиод не может. У него нет идеи загробного воздаяния. Награда и возмездие возможны только в этом мире. Гесиод рисует образ справедливого государства. Оно процветает. А несправедливое государство гибнет. Также и на уровне человека "под конец посрамит гордеца праведный" (217 - 218). Но все это только в долженствовании.

Гесиоду остается лишь выразить надежду, что "Зевс не всегда терпеть это будет" (273). Реальный же моральный кодекс Гесиода сводится к норме соблюдения меры. Гесиод учит: "Меру во всем соблюдай и дела свои вовремя делай". Для Гесиода - мелкого собственника-земледельца - это означало соблюдение бережливости, расчет во всем, трудолюбие. Даже отношение с богами Гесиод подчиняет расчету: "Жертвы бессмертным богам приноси, сообразно достатку" (336). Реальный моральный кодекс Гесиода сводится к предписаниям не обижать чужестранца, сирот, старого отца, не прелюбодействовать с женой брата.

Вторая поэма - "Теогония" - сугубо мифологична. Большая часть текста вложена в уста Муз, к которым Гесиод в 115-строке поэмы обращается с вопросом о том, что в мироздании "прежде всего зародилось". Отвечая на этот мировоззренческий вопрос, геликонские музы рисуют грандиозную картину космогонии путем изображения генеалогического древа богов.

Отвечая на вопрос Гесиода о том, что возникло сначала, геликонские музы утверждают, что первым возник Хаос: "Прежде всего во Вселенной Хаос зародился" (Теогония, 116). Но это не Хаос как беспорядок, а Хаос как зияние. Древнегреческое слово "хаос" происходит от глагола "хайно" - раскрываюсь, разверзаюсь. Это первичное беcфopменное состояние мира, зияние между землей и небом.

Мифологические корни этого представления очевидны. Во многих мифологиях отсчет мироздания начинается с разделения неба и земли, с образования между ними зияния, свободного пространства. У Гесиода эта последовательность переворачивается, и само зияние между землей и небом оказывается раньше земли и неба. Хаос Гесиода деантропоморфизирован еще больше, чем Океан Гомера, Абзу шулеров, Нун египтян.

У Гесиода есть подход к идее субстанции. После возникновения мироздания хаос в виде "великой бездны", "хасмы" лежит в основании мироздания. В этой хасме, говорит Гесиод, "и от темной земли, и от Тартара, скрытого во мраке, и от бесплодной пучины морской, и от звездного неба все залегают один за другим и концы и начала страшные, мрачные. Даже и боги пред ними трепещут" (Теогонпя, 73б - 739). Из этого видно, что Гесиод в своей трактовке первоначала вплотную подходит к идее субстанционального первоначала, т. е. к началу философии. Однако он все еще не философ. Он предфилософ.

Он не философ, потому что его космогоническнй процесс - это теогония, это ряд поколений богов, родившихся после зарождения Хаоса. Интересно, что Гесиод не говорит, что сам, Хаос породил новое поколение богов. Хаос стоит у Гесиода несколько особняком. В этом тоже можно заметить зарождение идеи субстанции. У Гесиода Гея - земля и Уран-небо рождаются не из Хаоса, а после Хаоса. Эта разорванность теологического процесса также может говорить о кризисе мифологического мировоззрения у Гесиода. Из теогонии начинает рождаться космогония.

Вслед за Хаосом зарождается "широкогрудая Гея", "сумрачный Тартар", "прекраснейший Эрос", "черная Нюкта-ночь" и "угрюмый Эреб-мрак". Их антропоморфные образы расплывчаты. На третьей ступени теогонии Гея-земля порождает Урана-небо, а также Нимф и Понт - шумное и бесплодное море. Эреб-мрак и Нюкта-ночь рождают свои противоположности: Эфир-свет и Гемеру-день.

Гея, сочетавшаяся по закону Эроса с Ураном, рождает Титанов, Киклопов и Гекатонхейров. Все они чудовищны: Гекатонхейры сторуки и пятидесятиголовы, Киклопы одноглазы, титаны и титаниды, олицетворяющие стихии, также далеко не прекрасны. Уран стыдится своих детей и заставляет их продолжать пребывать в лоне матери-земли. Земля-Гея страдает. Она переполнена своими восемнадцатью детьми.

Гея возненавидела мужа Урана. Земля ненавидит небо. Так назревает первая космическая напряженность, первый космический конфликт. Гея подстрекает своих детей против отца. Оправдываясь, она уверяет, что во всем виноват Уран-небо, именно он "первый ужасные вещи замыслил" (1бб). Младший из титанов Крон оскопляет своего отца.

Под впечатлением этого космического преступления Нюкта-ночь рождает одна, не восходя ни с кем на ложе, Обман, Сладострастие, Старость, Смерть, Печаль, утомительный Труд, Голод, Забвение, Скорби, жестокие Битвы, судебные Тяжбы, Беззаконие и т. п. Все эти социальные явления не мифологизированы и не олицетворены.

Уран-небо больше не играет никакой роли в мироздании. Из лона Геи-земли выходят титаниды и титаны. Главный среди них Крон-отцеборец. Однако не все дети земли и неба покинули землю. Крон не выпускает из недр земли Киклопов и Гекатонхейров. Отныне они враги Крона. Титаны и титаниды вступают в браки. От Крона и его сестры титаниды Реи рождается пятое поколение богов - уже описанные Гомером олимпийские боги. Судьба этих богов сначала была трагична.

Уран отомстил Крону, предупредив его, что он так же будет свергнут своим сыном, как он, Уран, был свергнут Кроном. Поэтому Крон пожирает своих детей по мере того, как они рождаются. Не удается ему поглотить только Зевса. Рея обманывает Крона и подсовывает ему вместо новорожденного запеленутый камень. Возмужав, Зевс вступает в борьбу с отцом. Он заставляет его изрыгнуть своих братьев и сестер. Пятое поколение богов вступает в космическую войну с четвертым.

Происходит война богов и титанов, титаномахия. Решающую роль в этой войне сыграли освобожденные Зевсом гекатонхейры. Они уступили Зевсу свое оружие - молнию и гром. Отныне Зевс - громовержец. Зевс сбрасывает титанов в Тартар и спроваживает туда же гекатонхейров, но уже не как узников, а как тюремщиков титанов. Начинается царство Зевса.

После победы Зевса мироздание приобретает ту картину, которая дана в гомеровском эпосе. Движение мироздания от Хаоса к Зевсу - это восхождение к порядку, свету и социальному устроению. Семь сменяющих друг друга жен Зевса и его любовные связи как с богинями, так и со смертными женщинами наполняют ряды шестого поколения богов.

Космология Гесиода подобна гомеровской. И у Гесиода "многосумрачный Тартар" так же далек от поверхности земли, как эта поверхность от небосвода - это то расстояние, которое пролетает сброшенная с неба медная наковальня за девять суток. Рассудочная мифология Гесиода уже вплотную подходит к философии. Мир богов подвергнут в гесиодовском эпосе систематизации. Начинается увядание мифологического образа. Сплошь и рядом боги сводятся лишь к той или иной функции, их места четко определены на теогонической шкале: кто кого родил, к чему часто и сводится вся информация.

Зевса преследует страх своего близкого падения. Он боится своего возможного сына от Метиды. Но кто мог бы быть сыном Метиды-мудрости? Очевидно, таким сыном мог бы быть Логос. Логос - это слово, но не просто слово, а разумное. Рождение Логоса означало бы конец царства Зевса. Это означало бы рождение философии, философского мировоззрения.

Вот почему Зевс так боялся своего возможного сына от Метиды. Действительно, первые философы противопоставили мир Логоса миру Зевса. Безраздельное господство мифологического мировоззрения было преодолено. С точки зрения логоса мифологический сверхъестественный мир стал казаться наивным.

Из всего сказанного видно, что у Гомера и у Гесиода основной вопрос мировоззрения - вопрос об отношении мироздания как такового и людей - выступает в обычной для мифологии форме вопроса об отношении людей и олицетворяющих различные явления природы и общества богов. У Гесиода человек принижен. Люди - случайные и побочные продукты теогонии. Об их происхождении сказано глухо. Боги и особенно Зевс враждебны к людям. Лишь один Прометей, двоюродный брат Зевса, любит людей и помогает им.

Позднее у афинского трагика Эсхила Прометей говорит, что он научил людей всему: он наделил их мыслью и речью, он научил их астрономии и математике, домостроению и земледелию и т. п. У Гесиода Прометей изображен без симпатии. Он хитрец, обманувший Зевса. Он украл у Зевса огонь и дал его людям. У Гесиода нет того несколько иронического отношения к богам, какое мы находим у Гомера. "Теогония" Гесиода - пример религиозно-мифологического мировоззрения внутри социоантропоморфического вида мировоззрения.

[Открытая реальность]

http://openreality.ru/school/philoso...ntique/orfiki/
Начало орфизма связано с именем Орфея - олицетворения могущества искусства. Орфики - последователи религиозного учения, основателем которого считался Орфей. Однако по иронии судьбы орфизм - культ Диониса, правда, не традиционного, а орфического. Как религия орфизм противостоял олимпийской религии и мистериям, в том числе мистериям в честь традиционного Диониса.

Орфизм имел большое мировоззренческое обоснование в системе мифологического мировоззрения, в которой уже просвечивали элементы философии. Это особенно сказывается в орфическом представлении о первоначале, или о первоначалах. Поскольку орфическая литература погибла, то об орфизме мы знаем лишь понаслышке. А в этих слухах об орфиках было полно противоречий.

В орфических представлениях о первоначалах на последних ступенях Зевс творит человека. Орфическая теогония прямо перерастает в антропогонию. В орфизме человек - не побочный продукт теогонии, а прямой ее результат, цель всего космического процесса. Человек двойствен. В нем два начала: низшее, телесное, титаническое, и высшее, духовное, дионисийское.

В орфизме дионисизм аполлонизирован. Если у Гомера земная жизнь предпочтительнее загробной, то у орфиков наоборот. Жизнь - страдание. Душа в теле неполноценна. Тело - гробница и темница души. Цель жизни - освобождение души от тела. Это нелегко, так как душа обречена переселяться из тела в тело - так называемый метемпсихоз.

Метемпсихоз - переселение души после смерти одного живого тела в другое живое тело. Такими телами могут быть тела не только людей, но животных и даже насекомых и растений. Все это нам уже знакомо из мифологических поверий Древней Индии. Метемпсихоз - древнеиндийская сансара. Избавлению от проклятия бесконечных возрождений (в Индии это избавление называлось мокша, в Древней Греции соответствуюшего термина не было) служили очистительные обряды орфиков, сам их образ жизни в общине.

Освободившись от колеса перерождений, метемпсихоза, душа благочестивого орфика достигает "острова блаженных", где она живет беззаботно и счастливо, не испытывая ни физических, ни душевных мук. Орфики не убивали живых существ. Они были вегетарианцами. Существует мнение, что в орфизме индийская мифология оказала значительное влияние на греческую. В мифе о Дионисе Дионис прошел из Эллады через Сирию в Индию и обратно через Фракию в Элладу. Прозвище Диониса - Вакх - необъяснимо из греческого языка.

Место воспитания Диониса - Ниса - помещалось то в Египет, то в Индию. Название одежды Диониса - бассара - не греческого происхождения. Однако если такое влияние и было, то оно весьма древнее. Ведь имя Диониса прочитано на табличке из Пилоса, которая датируется вторым тысячелетием до н. э. Но существует и другое мнение, согласно которому прямого влияния индийской мифологии на греческую не было, а их некоторое сходство объясняется общими для них протоиндоевропейскими корнями.

Элементы философии в орфизмепроявляются следующим образом. Прежде всего это нарастание элементов демифологизации в орфической генетической картине мира. В некоторых версиях орфизма Гея и Уран как земля и небо возникают непосредственно из космического первояйца. В орфизме зарождается монопантеизм (тогда как для мифологии как таковой характерен полипантеизм - те или иные боги отождествляются с теми или другими частями природы, мироздания).

Орфический Зевс объемлет все мироздание и вмещает его в себе. Отсюда, казалось бы, недалеко и до философии. Однако орфизм сам по себе в философию не превращается. Он продолжает сушествовать и после возникновения философии как элемент парафилософии. Он не идет далее монопантеизма.

Этот монопантеизм, или монозевсизм, отразился и в художественно-мифологическом мировоззрении как составной части античной парафилософии - в древнегреческих трагедиях. У Эсхила в "Гелиадах" сказано: "Зевс есть эфир, и небо - Зевс, и Зевс - земля. Зевс - все на свете". Естественно предположить, что такой полизевсизм Эсхила - результат влияния орфиков.

[Открытая реальность]

http://openreality.ru/school/philoso...tique/ferekid/
К орфической космотеогонии примыкает мировоззрение Ферекида. Его мифология - плод сознательного мифотворчества. Родина Ферекида - небольшой остров Сирос, расположенный неподалеку от Делоса - центра общегреческого культа Аполлона. Ферекид жил то ли в середине 7 в. до н. э., то ли в начале 6 в. до н. э.

Ферекид прославился предсказаниями падения города Мессения в войне, кораблекрушения и особенно землетрясения. Якобы он мог предсказать землетрясение за три дня по вкусу воды из глубокого колодца (недавно было открыто, что перед землетрясением в подземных водах действительно изменяется концентрация газов и изотопный состав химических элементов).

Ферекид первым в Элладе стал писать прозой. Его труд назывался "Гептамихос". Oт этого труда сохранились лишь небольшие фрагменты. Ферекид принял за первоначала Зевса, которого он называет Засом, Хтонию и Хроноса. Ферекид пытается осмыслить имена богов, а также упростить мифологическую картину мира путем отождествления некоторых богов. Именуя Зевса Засом, Ферекид сводил Зевса к земле, ведь на Кипре божество земли Гея (у Ферекида - Ге) именовалось "За". Гею же Ферекид связал с Хтонией.

У Ферекида Хтония - девичье имя Геи. Осмысливая имя Кроноса, Ферекид превратил Кроноса в Хроноса (время). Зас становится Зевсом в качестве жениха Хтонии, которая в качестве невесты Зевса приобретает имя Геи. Отсюда другое название того же труда Ферекида - "Смешение богов". У Ферекида боги утрачивают свои четкие контуры и начинают смешиваться друг с другом. Это говорит о кризисе антропоморфического, мифологического мировоззрения.

Три первоначала Ферекида близки к естественным явлениям. Поздний античный философ - христианин Эрмий (Гермий) не без основания увидел в Засе Ферекида творческую силу огня (эфира), в Хтонии - землю как пассивный предмет труда, а в Хроносе - время, в котором все происходит.

Зевс создал землю и океан (Ферекид называет его Огеном), вышивая их на свадебном покрывале (в те времена существовал обычай: невеста обменивала свое свадебное покрывало на покрывало, вышитое ее женихом). Далее Хронос производит воздух (пневму), огонь и воду из своего семени. Вода, воздух, огонь у Ферекида уже естественные стихии. Но земля все еще мифологически зашифрована в образе Геи-Хтонии.

Земля, вода, воздух и огонь распадаются, далее, на пять частей, из которых возникают, однако, не естественные виды, а сверхъестественные существа. Это Океаниды, Офиониды, Крониды, полубоги-герои и духи-демоны. Офиониды олицетворяли темные хтонические силы. Их возглавляет змий Офионей. Они выступают против Зевса, который после жестокой космической войны свергает их в Тартар. В этой борьбе Зевса поддерживали Крониды, т. е. титаны во главе с Кроном. Ферекид провозгласил вечность первоначал мироздания.

[Открытая реальность]

http://openreality.ru/school/philoso.../antique/7old/

Большую роль в подготовке античной философии сыграли "семь мудрецов". Слова "семь мудрецов" ставят в кавычки, потому что этих мудрецов было больше; существовали различные списки мудрецов, но в каждом списке их было обязательно семь. Это говорит, о том, что здесь проявлялась характерная для предфилосфского сознания магия чисел, которую мы находим и у Гесиода, поэтому его поэма называлась "Труды и дни", ибо в конце поэмы Гесиод рассказывает о том, какие дни месяца благоприятны или неблагоприятны для тех или иных дел.

Разные источники определяют состав "семи мудрецов" неоднозначно. Самый ранний из дошедших до нас списков принадлежит Платону. Это уже 4 в. до н. э. В диалоге Платона "Протагор" о мудрецах сказано: "К таким людям принадлежали и Фалес Милотский, и Питтак Митиленский, и Биант из Приены, и наш Солон, и Клеобул Линдийский, и Мисон Хенейский, а седьмым между ними считался лаконец Хилон" (343 А).

Позднее у Диогена Лаэрция место малоизвестного Мисона с большим на то правом занимает Периандр - коринфский тиран. Полагают, что Платон вывел Периандра из состава "семи" из-за своей ненависти к тирании и тиранам. Были и другие списки. Но во всех семерках неизменно присутствовало четыре имени: Фалес, Солон, Биант и Питтак. Со временем имена мудрецов были окружены легендами. Например, Плутарх в своем произведении "Пир семи мудрецов" описал явно вымышленную их встречу в Коринфе у Периандра.

Время деятельности "семи мудрецов" - конец 7 и начало 6 в. до н. э. Это конец четвертого (после Эгейского неолита, Критской и Микеиской Греции и "гомеровской" Греции) периода в истории Эгейского мира - периода архаической Греции (8 - 7 вв. до н. э.) и начало пятого периода. В 6 в. до н. э. Эллада вступает в век железа.

На основе отделения ремесла от земледелия расцветает античный полис - город-государство, в котором входящие в полис сельские местности экономически и политически подчинены городу. Развиваются товарно-денежные, вещные отношения между людьми. Начинается чеканка монеты. Власть евпатридов, "благородных", ведущих свой род от родоначальников полубогов-героев, а тем самым идеологически обосновывающих свое право на господство, в ряде наиболее передовых полисов свергается.

На ее место ставится тирания. Тираническая антиаристократическая форма правления устанавливается в Мегаре во второй половине 7 в. до н. э., в Коринфе, Милете и в Эфесе - в конце 7 в. до н. э., в Сикионе и в Афинах - в начале 6 в. до н. э. В начале 6 в. до н. э. в Афинах была проведена реформа Солона. Отныне основой социального статуса там стало не происхождение, а имущественное положение.

Мифологическое сознание уступает место осмысленному обыденному сознанию в афоризмах, в которых нет ничего от сверхъестественного мира. Это чисто житейская практическая мудрость, но достигшая своего атомарного обобщения в сжатых мудрых изречениях. Такие афоризмы, или гномы, имели форму всеобщности. Изречения "ничего сверх меры" и "познай самого себя" были даже высечены над входом в дельфийский храм Аполлона. Диоген Лаэрций сообщает, что имена "семи мудрецов" были официально провозглашены в Афинах при архонте Дамасии (582 г. до н. э.).

В основе складывающихся этических норм лежал один важнейший принцип. Он был четко выражен уже Гесиодом: "Меру во всем соблюдай!" Поэтому зло было понято как безмерность, а благо - как умеренность. Нравственную безмерность греки называли "гюбрис" - наглость, нахальство, дерзость, грубость, глумление.

Отсюда такие гномы, как изречение Солона "Ничего сверх меры!" и изречение Клеобула "Мера - наилучшее". В этом же роде и более конкретные изречения, например советы Бианта - "Говори к месту", Хилона - "Не позволяй своему языку опережать твой разум", Питтака - "Знай свое время" и т. д. Все эти гномы служили проповеди гармонизации отношений между людьми путем их самоограничения.

К этим гномам примыкала гномическая (назидательная) поэзия Феогнида Мегарского и других поэтов-моралистов. Среди них мы снова находим некоторых из "семи "мудрецов". Хилону приписано двести стихов, Питтаку - шестьсот и Клеобулу - три тысячи. Выдающимся поэтом был мудрец и законодатель Солон.

Еще один вид - это гномы Фалеса. Фалес - первый во всех списках "семи". Он же первый древнегреческий, древнезападный философ. Фалесу приписаны такие мудрые мировоззренческие изречения: "Больше всего пространство, потому что оно все в себе содержит", "Быстрее всего ум, потому что он все обегает", "Сильнее всего необходимость, ибо она имеет над всем власть", "Мудрее всего время, потому что оно все открывает" и некоторые другие.

Поскольку многие исследователи считают, что деятельность Фалеса как основателя милетской школы относится к следующему этапу развития античной философии, большей частью труды Фалеса мы относим к досократическому периоду философии.

[С. В. Перевезенцев]

http://www.portal-slovo.ru/history/35514.php
Гомер считается автором двух поэм - "Илиады" и "Одиссеи", хотя в современной науке до сих пор не решен вопрос жил ли Гомер на самом деле или же он является легендарной личностью. "Илиада" и "Одиссея" - произведения прежде всего художественные, это древнегреческий эпос. Однако, при анализе текста поэм, мы можем найти немало сюжетов, раскрывающих суть мифологического мировоззрения древних греков.

Космическими родоначальниками Вселенной, по Гомеру, была сверхъестественная супружеская пара - бог Океан и богиня Тефия (Тефида). Океан - "прародитель богов", представляющий собой некую глубоководную реку, из которой "текут все реки и все море, и все источники, и глубокие колодцы". Океан опоясывает Землю и от его брака с Тефией происходят все боги, вся Вселенная.

Само мироздание состоит из трех частей: "медное небо", которое подпирают столбы, охраняемые титаном Атлантом; "кормообильная Земля", представляющая собой круглую неподвижную плоскость; подземелье, состоящее из Эреба (Мрака), Аида и глубочайшей части - "туманного Тартара". Пространство между небом и землей заполнено в верхней части эфиром (божественным воздухом), а в нижней - воздухом, которым дышат люди.

Гомеровские боги полностью человекообразны (антропоморфны), хотя некоторые из них и могут обращаться в различных животных. Они телесны, их даже можно ранить, но тем не менее они обладают вечной молодостью и бессмертием. Боги - это мифологические личности, находящиеся в кровном родстве. Их отношения между собой напоминают отношения между людьми, со всеми положительными и отрицательными качествами этих отношений. В поэмах Гомера мы можем найти основные идеи олимпийской религии - официальной религии древних греков. Название этой религии происходит от горы Олимп, на которой, по преданиям, и жили боги. Главным олимпийским богом был Зевс, которого боялся даже Океан. К олимпийским богам причислялись также один из братьев Зевса бог воды Посейдон, сестры Зевса - богиня домашнего очага Гестия, богиня земного плодородия Деметра, сестра-жена Зевса Гера и дети Зевса: Афина, Афродита, Аполлон, Гефест, Гермес, Арес, Геба. Аид, бог подземного царства и другой брат Зевса, в число олимпийцев не входил, потому что не бывал на Олимпе.

Люди, в отличии от богов, смертны и зависимы от высших сил. Люди должны поклоняться богам, приносить им жертвы, искать у них заступничества. При этом боги сами решают принять того или иного человека под свое покровительство или нет. Нередко разные боги поддерживают разных людей и тогда вражда между людьми сказывается на отношениях и богов между собой.

Для людей довольно-таки обыденны прямые контакты с богами. В поэмах Гомера боги неоднократно являются на поле битвы, при этом кто-то из богов помогает троянцам, а кто-то ахейцам. Да и Троянская война началась из-за того, что сын троянского царя Парис самой красивой среди трех богинь - Геры, Афины и Афродиты - выбрал Афродиту, страшно обидев двух других. Присутствуют и богоборческие настроения - так, богоборец Диомед, стремясь сравняться с богами ранит Афродиту.

Вообще, несколько отвлекаясь от сюжетов собственно "Илиады" И "Одиссеи" необходимо заметить, что взаимоотношения между людьми и богами в древнегреческой мифологии нередко имели и сексуально-брачный характер. В результате таких браков рождаются как люди, обладающие, правда, необыкновенными качествами, так и боги. Например, от связи богини Деметры и Иадиоса родился бог Плутос, а от богини Фетиды и Пелея - герой Ахиллес. От связи Зевса и простой женщины Семелы родился Дионис, впоследствии ставший богом, а от Зевса и Алкмены - герой Геракл.

Поэмы Гомера сыграли выдающуюся роль в развитии античной культуры, в художественной форме выразив мифологическое мировоззрение древних греков.

ФРАГМЕНТЫ ИЗ "ИЛИАДЫ" И "ОДИССЕИ"

Публикуется по: Фрагменты ранних греческих философов. Ч.1. М.,1989. С.33-34. Перевод А.В. Лебедева.

[Гера говорит Афродите]

Дай же мне любовь и вожделение, которым

Ты укрощаешь всех бессмертных [богов] и смертных людей,

Ибо я отправляюсь к крайним пределам кормообильной Земли,

навестить

Океана, прародителя богов, и матерь Тефию.

Это они добросердечно воспитывали и холили меня в своем доме,

Приняв из рук Реи, когда громозвучный Зевс

Низверг Крона под Землю и под неистощимое море.

Их я отправляюсь навестить и прекратить их нескончаемые ссоры

Вот уже долгое время, как они сторонятся друг друга

И воздерживаются от [супружеского] ложа и от люви,

ибо злоба нашла им на сердце

<...>

[Сон, брат смерти, говорит Гере]

Кого-нибудь другого из вечносущих богов

Я бы легко усыпил, будь это даже потоки реки

Океана, который всем - прародитель.

Но к Зевсу, Кронову сыну, я не смею ни приблизиться,

Ни усыпить его, - разве только когда он сам велит.

[...]

И [Зевс] сбросил бы меня с эфирной выси в море, и я пропал без вести,

Если бы не спасла меня Ночь, укротительница богов и людей

У нее я нашел прибежище, а [Зевс] отстал, хотя и гневался:
Он боялся, как бы не причинить неудовольствие быстрой Ночи.

<...>

Нет! Нельзя бороться с Зевсом, Кроновым сыном.

С ним не равняются ни Ахелой,

Ни даже великая мощь глубоководного Океана,

Из которого текут все реки и все море,

И все источники, и глубокие колодцы.

Даже он боится перуна великого Зевса

И страшного грома, когда тот громыхнет с неба.

<...>

[Гефест творит щит Ахилла]

Он сотворил на нем землю, небо и море,

Неутомимое солнце и полную луну,

Сотворил все звезды, которыми увенчано небо,

Плеяды, Гиады и мощь Ориона,

И Медведицу, которую нарекают также Возом

И которая поворачивается на месте, глядя на Ориона,

Она единственная не купается в водах Океана.

. . .

Он расположил на нем великую мощь реки Океана,

По крайнему ободу крепкозданного щита.

<...>

[Калипсо]

Дочь злокозненного Атласа, которому ведомы

Глубины всего моря; а еще он сторожит

Длинные колонны, которые держат врозь землю и небо.

<...>

[Зевс грозит богам-ослушникам]

А не то возьму да брошу его в Тартар туманный.

Далеко-предалеко, где под землей глубочайшая пропасть,

Где железные ворота и медный порог,

Настолько далеко под Аидом, насколько небо - от земли.

[Новая философская энциклопедия]

http://iphlib.ru/greenstone3/library...2f%2f1004.html
ДОКСОГРАФЫ (новолат. Doxographi, от греч. δόξα – мнение, воззрение и γράφω – описываю) – термин, введенный в сер. 19 в. Г.Узенером для обозначения древних авторов, работавших не в жанре «жизнеописаний» (биографы), а в жанре «взглядоописаний» философов, и закрепившийся в науке благодаря классическому труду Г.Дильса «Греческие доксографы» (1879), в котором сохранившиеся (в основном фрагментарно) образцы доксографической литературы были впервые собраны и критически изданы. Доксографами в собственном смысле называют только авторов сборников типа Δόξαι (лат. Placita), в которых «мнения» философов группировались по тематическим рубрикам и излагались в проблемно-систематическом порядке, противопоставляя их прежде всего авторам «Преемств» (греч. Διαδοχαί, лат. Successiones), т.е. историй философских школ, дававших наряду с биографиями целостные описания отдельных философских систем. Но поскольку авторы «Преемств» пользовались первоисточниками доксографов, такие описания называют также «доксографией». Термин «доксография» шире, чем термин «доксографы»: напр., можно говорить о «доксографии» у Аристотеля, но неправильно называть его «доксографом». Наконец, доксографию как описание взглядов какого-либо философа (часто в терминах другой философской системы) противопоставляют дословным цитатам из его сочинений – фрагментам, вместе они составляют два основных класса источников для реконструкции учений тех философов, сочинения которых утрачены. Термин «свидетельства» (testimonia) часто употребляется для обозначения косвенных свидетельств – совокупности доксографических и биографических сообщений, и в этом смысле противопоставляется фрагментам.

Систематическая доксография зародилась в 4 в. до н.э. в Ликее (так же, как и биография, – Аристоксен); ее теоретической основой было методологическое требование Аристотеля предпосылать собственному исследованию предмета изложение и критику «мнений предшественников». Теофраст составил первый доксографический компендий – «Физические мнения» были если не единственным (вопреки Дильсу), то все же основным источником по досократовской мысли для последующих доксографов. В 1 в. до н.э. материал Теофраста был использован в «Мнениях философов» (Placita philosophirum, т.н. Аэтий) – единственном (не считая зависящей от него «Истории философии» Псевдо-Галена) сохранившемся доксографическом компендии. Помимо фрагментов «Физических мнений» Теофраста и компендия т.н. Аэтия в корпус «Греческих доксографов» входят: эксцерпты из 1-й книги «О природе богов» и 1-й книги «О благочестии» Филодема; 1-я книга «Опровержения всех ересей» («Философумены», до сер. 19 в. неправильно приписывались Оригену) епископа Ипполита Римского (170–236); сохраненный Евсевием отрывок из «Стромат» Псевдо-Плутарха (ок. 150) и др.

Доксография имеет важное значение для реконструкции досократовской, в меньшей мере – эллинистической философии (напр., Милетская школа известна только из доксографии). Часто это не просто описание, а перевод на язык той философской школы, к которой принадлежат доксографы.

Литература:

1. Diels H. Doxographi Graeci. В., 1929 (на русском языке краткое изложение теории Дильса в кн.: Таннери П. Первые шаги древнегреческой науки. СПб., 1902, с. 19–30);

2. Маковельский А.О. Досократовская философия, ч. 1: Обзор источников. Казань, 1918;

3. McDiarmid J.В. Theophrastus on the presocratic causes. – «Harvard Studies in Classical Philology», 1953, 61, p. 85–156;

4. Giusta M. I dossografi di etica. Torino, 1964.

А.В.Лебедев