*3912. Философия марксизма

[Русская историческая библиотека]

http://rushist.com/index.php/philoso...ks-i-fejerbakh
Главное, что в наибольшей степени устанавливает чуждость Маркса Гегелю, есть то, что Маркс в начале 40-х годов, вскоре после окончания им университета, несомненно оказывается фейербахианцем, усвоившим учение Фейербаха о человекобожестве, а Фейербах в этом учении уже совершенно отдаляется и противопоставляется Гегелю; быть же фейербахианцем это уже, во всяком случае, значит не быть гегельянцем. Нужно отметить, однако, что в диссертации Маркса о «Различии философии природы у Демокрита и Эпикура», написанной в 40-х годах и доставившей Марксу степень доктора философии, есть некоторые, хотя и неопределенные указания на его идеалистический в то время образ мыслей. Судя по посвящению этой диссертации своему будущему тестю, он является здесь приверженцем идеализма, хотя и не ясно, какого именно.

Что касается фейербахианства Карла Маркса, то оно может быть установлено документально по статьям его 40-х годов, которые изданы Мерингом в сборнике статей под общим заглавием «Из литературного наследия Маркса, Энгельса, Лассаля и других». «Сущность христианства» Фейербаха вышла к 1841 г. и тогда произвела, по свидетельству Энгельса, огромное впечатление и на Маркса, и на семью Энгельса, а в 1844 г. Маркс издает журнал «Немецко-французский ежегодник». Раньше, чем Маркс становится социалистом и экономическим материалистом, мы находим в двух статьях Маркса полное, можно сказать, ортодоксальное фейербахианство.

Статьи эти следующие: «К критике гегелевской философии права» и «О еврейском вопросе». В первой из этих статей Карл Маркс выступает со следующим заявлением: «Для Германии критика религии в существе закончена (т. е., конечно, закончена в Фейербахе), а критика религии есть предположение всякой критики. Основание нерелигиозной критики таково: человек делает религию, а не религия делает человека. Именно религия есть самосознание и самочувствие человека, который или не нашел себя или же снова себя потерял. Но человек не есть абстрактное, вне мира стоящее, существо. Человек – это есть мир людей, государство, общество. Это государство, это общество производят религию, извращенное сознание мира, потому что они сами представляют извращенный мир. Религия есть общая теория этого мира, ее энциклопедический компендиум, ее логика в популярной форме, ее спиритуалистический point d'honneur (вопрос чести), ее энтузиазм, ее моральная санкция, ее торжественное воспоминание, ее всеобщее основание для утешения и оправдания... Она, – продолжает Маркс, – есть фантастическое осуществление человеческой сущности, ибо человеческая сущность не обладает истинной действительностью. Борьба против религии есть, стало быть, опосредованно и борьба против того мира, духовным ароматом которого она является. Религиозное оскудение в одних есть выражение действительного оскудения в других, есть протест против действительного оскудения. Религия есть вздох утесненного создания, настроение бессердечного мира, а также дух бездушной эпохи. Она есть опиум для народа». Если, прочитав эти фразы Маркса, вспомнить соответствующие страницы Фейербаха, то легко увидеть, что это есть транскрипция идей Фейербаха. «Уничтожение религии как иллюзорного счастья народа есть требование его действительного счастья. Требование устранения иллюзий относительно своего существования есть требование устранения такого состояния, которое требует иллюзий. Таким образом, критика иллюзий в существе дела есть критика юдоли скорби, в которой призраком святости является религия. Критика сорвала с цепей воображаемые цветы не затем, чтобы человек нес лишенные фантазии утешения цепи, но затем, чтобы он сбросил цепи и стал срывать живые цветы. Критика религии разочаровывает человека, чтобы он думал, действовал, определяя окружающую действительность, как разочарованный, образа лишившийся человек, чтобы он двигался около самого себя, следовательно, около действительного своего солнца». До сих пор все это Фейербах, а дальше Фейербах восполняется некоторыми революционными приложениями, принадлежащими самому Марксу. «Критика неба, – говорит Маркс, – превращается в критику земли, критика религии – в критику права, критика теологии – в критику политики... Оружие критики, конечно, не может заменить критики оружия, материальная сила должна быть свергнута материальной силой, но и теория становится материальной силой, раз она охватывает массы. Теория способна охватить массы, если она способна демонстрировать ad hominem (т. е. разъяснять кому-нибудь положение, уже сделавшееся для других ясным и понятным), а она способна демонстрировать ad hominem, если она радикальна. Быть же радикальным значит брать дело в корне. Корнем же для человека является сам человек. Очевидным доказательством радикализма для немецкой теории, стало быть, и для ее практической энергии, является ее отправление от решительного положительного устранения религии. Критика религии кончает учением, что человек есть высшее существо для человека, следовательно, категорическим императивом опрокидывать все условия, в которых человек является униженным, окованным, покинутым, презренным существом». Далее Маркс прибавляет следующее: «Единственное практически возможное освобождение Германии есть освобождение с точки зрения теории, которая объявляет человека высшим существом для человека (т. е. учение Фейербаха). Эмансипация немца есть эмансипация человека. Голова этой эмансипации есть философия, ее сердце – пролетариат. Философия не может быть осуществлена без устранения пролетариата, пролетариат не может устраниться без осуществления философии». Опять-таки нужно разуметь: философии Фейербаха. Другими словами, то дело философии, которое ставится ей Фейербахом, именно теоретическое освобождение человечества от религии, ее критика, сведение ее к антропологии, Маркс поручает исторической миссии пролетариата. Если этот последний отрывок прочитать вне связи с общим конспектом философских суждений и если не иметь в виду тождественные мысли, развиваемые Фейербахом, и его влияние на Маркса, то можно подумать, что здесь под философией разумеется классический идеализм, можно подумать, что здесь разумеется философия Канта, Гегеля, тех мыслителей, имена которых Энгельс написал на своем портрете, но в действительности это есть только Фейербах.

Далее в этой статье Карл Маркс развивает мысль о связи политической и экономической эмансипации с религиозной, с эмансипацией от религии, причем его мысль сводится к тому, что эмансипация от религии может быть осуществлена в такой мере, в какой будет осуществлена эмансипация политическая и экономическая.

Дальнейшие занятия Маркса все больше и больше отклоняли его от философии в область политики и политической экономии и, хотя Энгельс упоминает, что в числе других многочисленных планов и работ Маркса есть проект написать историю философии, но, кроме этого единственного упоминания, совершенно нет свидетельств, это подтверждающих, и скорее можно думать, что те философские основы, которые Маркс получил в раннее время, для него остались неизменными и позже.

[Русская историческая библиотека]

http://rushist.com/index.php/philoso...i-karla-marksa
Экономический материализм как философия истории Маркса

Философия истории Карла Маркса носит название экономического материализма. Мы имеем мало положительных указаний относительно истории этого учения, относительного того, под каким философским и научным влиянием оно складывалось. В сочинениях Маркса мы не находим ни последовательного его развития, ни систематического его изложения. Марксистская философия истории выражена там в виде нескольких парадоксов, отрывочных суждений, которые все можно собрать на двух-трех страницах, потому отнюдь не представляет в изложении самого Маркса законченной, выработанной теории. По-видимому, на его возникновение влияли не новые философские исследования. Учение экономического материализма по отношению к старому фейербахианству Маркса является не пересмотром, а лишь воспоминанием.

Идея экономического материализма, по-видимому, явилась у Карла Маркса как интуиция, известная догадка или впечатление, с одной стороны, от той экономической действительности, которая его окружала, а с другой стороны, от углубленных занятий политической экономией. Что же представляет собой для Маркса экономический материализм, – есть ли это теория выяснения исторических событий в их эмпирической связи или же это есть учение об исторической сущности в том смысле, в каком, например, гегелевская философия истории есть именно учение об исторической сущности? – Для Гегеля «дух», «понятие», есть истинная реальность в истории, все же остальное есть лишь форма проявления для этой субстанции, все это несамостоятельно, иллюзорно, все это есть надстройка. Поэтому философия истории у Гегеля есть метафизика истории, несмотря на то, что она выражается в изложении конкретных исторических фактов. Если бы написать историю какого угодно государства по Гегелю, то в основу всех исторических фактов, исторических зависимостей и реальностей нужно положить саморазвивающееся понятие. Экономический материализм понимается в настоящее время нередко просто как учение, отмечающее чрезвычайную важность экономических факторов, в этом смысле он не имеет ничего специфического.

Но у Маркса, по его глубочайшей идее, экономический материализм имеет совсем не это значение или, по крайней мере, это есть лишь нечто производное. У Карла Маркса экономический материализм имеет все признаки метафизики истории, не эмпирического (основанного на опыте), но метафизического (основанного на постулируемой без доказательств догме) учения. Это есть учение о сущности истории, совершенно аналогичное по духу тем заведомо метафизическим учениям, которые мы имеем у Фихте, Гегеля и некоторых других. Но если у Гегеля сущность истории сводится к развитию понятий или движению мирового духа, то у Маркса сущность истории сводится к закономерному развитию экономического базиса. По отношению к этой единственной реальности, субстрату истории, все ее проявления, все стороны исторической жизни оказываются надстройкой или идеологией. Это не значит, чтобы их не существовало в эмпирическом смысле (например, религия, литература, мораль признаются как факт, но объявляются надстройкой), но это значит, что их существование в метафизическом смысле иллюзорно, несамостоятельно, они есть надстройка в том смысле, что не им принадлежит действительная, самобытная реальность в истории, а принадлежит она лишь экономическим факторам.

В этом смысле экономический материализм, каким он представляется в философии Маркса, несомненно есть метафизическое учение, но метафизика его уже не идеалистическая, а материалистическая. По форме своей это метафизическое учение принадлежит к числу догматических (в противоположность критическим), т. к. не сопровождается предварительным критическим исследованием самой возможности метафизики истории. Это различие между экономическим материализмом как метафизикой истории и экономическим истолкованием истории как простым приемом исследования не только не всегда строго проводится, но чаще всего даже вовсе упускается из виду. Между тем в действительности, если где и есть некоторое сближение Маркса с Гегелем, то это именно здесь, в концепции философии истории как метафизики истории.

О подробностях трактовки хода истории в экономическом (или историческом) материализме Карла Маркса – см. в статье Маркс об общественно-экономических формациях.

Маркс, Энгельс и дочери Маркса

Маркс о свободе и необходимости в истории

Рассмотрим теперь, как разрешается в философии истории Маркса проблема свободы и необходимости, проблема сочетания индивидуальной деятельности и закономерной связи. Один из предшественников Карла Маркса, «утопический социалист» Оуэн, провёл в своей философии исторический детерминизм до полного уничтожения личности, объявив ее безответственной. Это та самая проблема, которую разрабатывает немецкий идеализм в своем развитии, отстаивая, с одной стороны, права свободной личности, указывая ей идеальные задачи, апеллируя к ее свободе, а с другой – устанавливая закономерность, цельность исторического хода развития. Метафизический фатализм особенно выразительно сказался у Гегеля, учившего о «лукавстве разума» («List der Vernunft»), т. е., о том, как разум обманывает людей, пользуется их кажущейся свободой, идеями, желаниями, страстями для своих собственных целей.

В отношении к проблеме свободы и необходимости философия истории Карла Маркса является последовательным детерминизмом; она рассматривает поступки и действия людей как причинно обусловленные, как необходимые следствия предшествующих причин. Такое механическое воззрение на человеческую волю исключает ее свободу и личную ответственность. При таком понимании в философии Маркса человека и человеческого общества весьма трудно избежать фатализма – воззрения, по которому человеческая личность является безответственной и, следовательно, пассивной игрушкой обстоятельств. Но наряду с этим марксизм есть боевая социалистическая доктрина, которая имеет в виду призывать людей к действию, воспитывать их в известном мировоззрении, подчинять известному идеалу. Удовольствоваться лишь, так сказать, изъявительным наклонением, т. е. только установлением связи причин и следствий, по самой своей природе марксизм не может; он нуждается и в повелительном наклонении. То же самое философское противоречие можно видеть и у Оуэна. И Оуэн устанавливает теорию последовательного детерминизма, а наряду с тем апеллирует к человеческой воле.

Этот вопрос о свободе и необходимости совершенно не вмещается в философии марксизма, и философский кризис марксизма, отчасти и в русской литературе, раньше всего начался именно с этой проблемы: как соединить идеи о свободе и необходимости.

Иногда отвечают на этот вопрос так, что свобода есть осознанная необходимость; этот ответ мы встречаем у представителей марксизма и иногда у самого Карла Маркса. Это есть по недоразумению повторяемая формула Гегеля, у которого она имеет содержание совершенно иное, нежели в марксизме. На метафизическом языке Гегеля это значит, что понятие, проходя последовательные стадии своего развития, через внешнюю природу, представляющую у Гегеля «инобытие духа», бессознательный его фазис, развивается до свободы, т. е. самосознания. Вот что значит это у Гегеля, но что это значит на языке экономического материализма Карла Маркса?

Вообще говоря, свобода и необходимость сливаются неразличимо только для такого существа, для которого бытие и воля есть одно и то же. Такое существо может мыслиться только как абсолютное, как Божество; для всех же ограниченных существ необходимость есть только необходимость, и сознанная необходимость не только не становится свободой, а иногда испытывается как настоящее рабство или иго.

Маркс о классовой борьбе

Следующая оригинальная особенность философии истории Карла Маркса есть теория классовой борьбы, учение об историческом процессе как о борьбе классов.

Для правильного понимания этого учения нужно прежде всего указать на его философскую связь с мыслителем Иеремией Бентамом и бентамизмом. Правда, Маркс резко отзывается лично о Бентаме, но, тем не менее, в существе дела учение о классовой борьбе есть не что иное, как социальный или классовый бентамизм.

Бентамизм рассматривает человеческую личность и человеческое общество как арифметику интересов. Философия Карла Маркса делает еще один шаг и прибавляет, что эта арифметика интересов приводит к образованию групп с одинаковыми интересами или общественных классов, так что марксизм есть как бы арифметика классовых интересов. В этом смысле идейная преемственность между английской классической политической экономией и марксизмом есть факт, твердо установленный.

Для философии истории марксизма характерно утверждение не о том, что в истории вообще наблюдается борьба классов, а то, что история есть только борьба классов, и экономическая борьба классов есть истинная цель исторического процесса. Что касается самого понятия класса, то у Маркса оно остается совершенно невыясненным и неопределенным, но можно заключить, что класс есть группа лиц, имеющих одинаковые интересы, с одной стороны, а с другой стороны, класс есть группа лиц, выражающих известную тенденцию или сторону в развитии производительных сил в данной организации производства.

Что касается до общей идеи классового истолкования Карлом Марксом истории, положительная сторона ее в том, что она обращает внимание историков на социальную сторону исторических событий, но при этом она страдает той же слабостью, какой страдает вообще детерминистическая массовая концепция истории; она совершенно стирает личность, поглощает, растворяет ее в классовой психологии. Между тем всякая общественная группа состоит из живых личностей, которые, даже имея общие интересы, все-таки реагируют на них как личности, как живые люди. Указывая на определяющее значение в истории борьбы классов, классовых интересов, Маркс является, как его характеризует Зомбарт с этой стороны, так сказать, историческим пессимистом; он ищет объяснение истории исключительно в низших ее сторонах. Нельзя не отметить при этом в самом Марксе странного и поразительного даже контраста между этим его пессимизмом настоящего и оптимизмом будущего. Все прошлое истории и все настоящее истории для него представляются как борьба классов, заводящей пружиной которой являются личные интересы, между тем для будущего государства им предвидится полная гармонизация этих интересов, как бы нейтрализация их.

У Маркса нет определенного понятия, что такое развитие производительных сил, нет определенного термина. Для философии Карла Маркса с её механическим пониманием и общества, и экономических отношений развитие производительных сил есть что-то вроде самого материального процесса производства благ или вроде того, что Адам Смит разумел под производительным трудом, т. е. трудом, в результате которого непосредственно получаются материальные блага. Между тем развитие производительных сил связано вообще с исторической жизнью человечества и прежде всего с духовной жизнью самого человека, и в этом смысле оно есть результат столько же экономической жизни, сколько и духовной. Это есть общее выражение мощи человечества, достигнутой им в области материальной жизни в связи с его духовным творчеством; между духовным творчеством и материальным производительным процессом, вопреки мнению Карла Маркса, не существует непроницаемой перегородки.

При написании статьи использованы работы крупнейшего русского философа С. Н. Булгакова

[Русская историческая библиотека]

http://rushist.com/index.php/philoso...onomiya-marksa
Метод марксистской политэкономии

Весь строй политической экономии Маркса так же, как и его социально-философских идей, дан впервые не в научных его трудах, представляющих результат долголетнего изучения, но в произведении, которое хронологически предшествует этому изучению и в то же время заранее формулирует уже все основные его выводы – в «Коммунистическом манифесте». Эта характерная особенность развития научных идей марксизма заставляет нас установить на дальнейшие экономические исследования Маркса такую точку зрения, что они являются лишь попыткой позднейшего, апостериорного, индуктивного подтверждения идей и тезисов, полученных до этих исследований путем спекулятивным, априорным, философским. Если мы будем обозревать совокупность политико-экономических идей, развитых во всех сочинениях Маркса, то это станет еще очевиднее.

Хотя «Коммунистический манифест» формулирует все основные экономические идеи системы Карла Маркса, но развиваются они подробнее в его главном экономическом труде «Капитале», который, несмотря на огромные размеры, представляет собой как бы один трехтомный силлогизм, весьма последовательно развитый и логически разработанный. «Капитал» Маркса представляет собой одну логическую схему, в которой теоретические положения отчасти подтверждаются, отчасти иллюстрируются фактическим материалом, собранным Марксом во время его занятий в Британском музее. Метод Маркса есть дедуктивный и априорный (то есть, он лишь развивает частные выводы из заранее провозглашённого до всякого научного исследования догматического постулата). Иллюзорность индуктивного характера политэкономических (да и всяких других) выводов Маркса лучше всего опровергается сличением соответствующих положений «Капитала» с положениями «Коммунистического манифеста», где те же положения высказаны ранее фактического обоснования. Это весьма важно для общей характеристики научного творчества Маркса. Благодаря внешней манере его изложения, может создаться впечатление, что те или иные положения выводятся из силы фактов, что они приходят после долговременной работы, фактического исследования и изучения как его результат или итог. Однако на деле это далеко не так.

Метод Маркса в основных теоретических вопросах политэкономии есть старый метод Рикардо со всеми его достоинствами и недостатками. Маркс отличается от Рикардо и вообще от классической школы экономистов только большей мудреностью, в особенности в тех частях своего изложения, где проявляется то, что он сам назвал «кокетством с Гегелем», и нужно сказать, что это «кокетство» встречается как раз в тех местах, где сама по себе мысль наиболее проста. Иллюстрирующим примером может послужить параграф первого тома «Капитала» – «О форме стоимости». Совершенно простая, можно сказать, даже тривиальная мысль, в сущности, без всякой нужды закутывается таким количеством мудреных гегелевских выражений, что трудно даже понять, зачем это нужно, если, в сущности, можно без этого обойтись, как свидетельствует об этом популярное изложение самого Маркса для неподготовленного читателя.

В отличие от Рикардо, априорные выводы у Маркса иллюстрируются фактическим историческим материалом. Однако материал этот располагается по схемам наперед теоретически выработанным и представляет собой или доказательства, или хорошие иллюстрации, и лишь сравнительно немногие страницы и главы носят характер более или менее чистого исторического исследования. К числу таких глав относится, например, знаменитая глава «О первоначальном накоплении» (1-й том), где дана историческая картина происхождения капитализма в Англии.

Говоря об изложении «Капитала», в особенности 1-го тома, следует упомянуть о библиографическом аппарате. Работая в Британском музее, Маркс сделался одним из первых, может быть, даже первым знатоком старой политэкономической литературы, преимущественно английской, и на эту литературу и делаются обильные ссылки. Другим материалом являются официальные парламентские исследования, главным образом 1830-х годов, отчеты фабричных инспекторов. Главный фактический материал «Капитала» относится собственно к экономической истории Англии 1820-х, 1830-х и 1840-х годов и потому носит на себе черты этой эпохи, которыми она отличается в общей истории капитализма. Конечно, приравнивать эту определенную и своеобразную страницу истории Англии к истории капитализма вообще, как это до известной степени делает сам Маркс, в настоящее время, когда перед нами лежит развернутой целая история капитализма разных стран в XIX-XX веков, мы, разумеется, уже не можем.

Ещё одной особенностью изложения Маркса является его пристрастие к алгебраическим и математическим формулам; это иногда помогает изложению, а иногда служит скорей препятствием к пониманию и без того простых мыслей. Особенно много таких, нередко излишних формул и математических исчислений во II томе «Капитала», в котором изучается обращение капитала; он представляет собой почти сплошь математические исчисления; немало таких иллюстраций и в III томе, гораздо меньше в 1-ом, и здесь злоупотребление ими менее заметно. Нужно добавить, однако, что только 1-й том был издан самим Марксом (а второй и третий – уже после его смерти Энгельсом). Потому эти излишества математического изложения были бы, может быть, устранены самим автором, если бы он готовил сам свой труд в печать.

Общая политэкономия капитализма у Маркса чрезвычайно приближается к той, какую мы имеем и у Родбертуса. Общее знакомство с этой концепцией, хотя бы в абрисе, и затем сопоставление ее с концепцией Родбертуса дает некоторые интересные результаты.

Трудовая теория стоимости у Маркса

Маркс начинает свой «Капитал» изложением трудовой теории стоимости. В общем это изложение представляет собой воспроизведение идей Рикардо и даже Адама Смита, но сделанное с большей логической отчетливостью. Благодаря этому оно воспроизводит и все трудности, и слабые стороны их тоже с большей ясностью. Родбертус начинает свою политэкономическую систему установлением общего принципа, что все хозяйственные блага являются продуктами труда, но что трудовая теория стоимости применима лишь ко всему народному хозяйству, но не по отношению к отдельным меновым сделкам и не к отдельным капиталистическим предприятиям, вообще трудовая стоимость есть только идея, а не факт. Напротив, Маркс начинает свой полиэкономический анализ, исходя именно из вопроса о стоимости отдельного товара и об отдельных меновых сделках, так что его метод при этом характеризуется последовательным переходом от отдельного товара к отдельному хозяйству, а от него ко всей совокупности капиталистического обращения. Он ставит вопрос относительно меновой стоимости, которая, по его определению, является прежде всего количественным отношением, в котором потребительные стоимости одного рода обмениваются на потребительные стоимости другого рода; значит, вопрос, им решаемый, таков: как определяются отдельные стоимости, по каким пропорциям они обмениваются со всеми другими товарами? – Маркс в своей политэкономии отвечает на это так, как отвечал ранее Рикардо и даже Смит в том смысле, что стоимость эта определяется трудом.

Однако ввиду того, что труд имеет различную потребительную оболочку, для приведения разных видов труда к соизмеримости, должно быть найдено что-то третье, tertium comparationis (третье сравниваемое), что-то общее, какая-то общая единица, которая делает их сопоставимыми. Это есть идея о приведении всякого определенного вида труда к затрате рабочей силы вообще, так что при этом рассмотрении продукты труда рассматриваются просто как сгустки (Gallerte) безразличного человеческого труда. «Все эти предметы, – пишет Маркс, – не выражают ничего больше, кроме того, что на их производство была потрачена человеческая рабочая сила, что в них накоплен человеческий труд. Как кристаллы такой общей им всем общественной субстанции, они представляют стоимости». Следовательно, здесь Маркс доводит идею трудовой теории стоимости до такой степени абстракции, до какой не доводил ранее ни один из сторонников ее. В сущности, что представляют собой эти сгустки труда, эта отвлеченная идея политэкономии, которой не соответствует никакая непосредственная реальность? Каким образом можно фактически установить эти равноколичественные сгустки труда относительно работы кузнеца, плотника, машиниста, кочегара и т. д.? – В действительности таких методов для измерения этой затраты труда не существует, и потому эта идея сгустков труда есть голая абстракция. Уже Смит и затем Рикардо натолкнулись на ту же трудность при развитии теории стоимости. При дальнейшем развитии своей политэкономической мысли Маркс ставит вопрос о величине этих стоимостей. Величина эта измеряется, по Марксу, количеством содержащейся в ней субстанции, созидающей стоимости; количество затраченного труда («сгусток его») измеряется его продолжительностью, рабочее же время измеряется, в свою очередь, определенными долями времени, часами, днями и т. д. Однако измерить единицами времени труд несуществующий, отвлеченные сгустки труда, нельзя, потому что они вообще не поддаются измерению, временем измеряется только определенный, конкретный труд, а не абстрактный.

Однако допустим, что и он измерим, и измеряется рабочее время, дальше является трудность, которая в политэкономии Маркса формулируется с особенной отчетливостью. Маркс сам задает себе следующий вопрос: «Можно вообразить, что если стоимость товара определяется количеством труда, потраченного в продолжение его производства, то, чем человек ленивее или чем он менее искусен, тем большею стоимостью обладает его товар, так как тем больше рабочего времени требуется ему для его изготовления, но тот труд, который образует сущность стоимости товара, есть одинаковый человеческий труд, трата одинаковой человеческой рабочей силы. Вся сумма рабочей силы общества, выражающаяся в стоимости всех товаров, принимается при этом в расчет как одна и та же человеческая рабочая сила, хотя она и состоит из бесчисленных единичных рабочих сил. Каждая из таких единичных рабочих сил – такая же человеческая рабочая сила, как и другая, насколько она обладает характером средней общественной рабочей силы и действует как таковая, если, стало быть, при производстве товара требуют только среднего или общественно-необходимого рабочего времени. Общественно-необходимое рабочее время есть такое, которое требуется для производства какой-нибудь потребительной стоимости, какого-нибудь товара, при данных общественно-нормальных условиях производства и при общественно-средней степени искусства и напряженности труда».

Таким образом, рабочее время измеряется в политэкономии Маркса как общественно-необходимое рабочее время. Но, спрашивается, как же определяется само общественно-необходимое рабочее время, где оно устанавливается, где тот признак, по которому данная степень способности труда рабочего признается соответствующей общественно-необходимой, и где тот признак, по которому она не признается? – Когда Оуэн устроил рабочий банк, где попытался ввести рабочие деньги, то оказалось большой, почти непреодолимой трудностью установить это общественно-необходимое время. Политэкономия Маркса дает на этот вопрос такой ответ: «Общественно-необходимое рабочее время есть такое, которое требуется для производства какой-нибудь потребительной стоимости, какого-нибудь товара, при данных общественно-нормальных условиях производства и при общественно-средней степени искусства и напряженности труда». Кто же определяет это рабочее время? – Рынок. Как же он определяет? – Путем рыночного обмена. – Получается логический круг (circulus vitiosus).

В дальнейшем развитии теории трудовой стоимости у Маркса новые трудности обнаруживаются, когда он вводит понятие различной интенсивности труда. Количество затраченного труда не может быть измерено точно не только потому, что эти «сгустки» абстрактного труда вообще неизмеримы, и не только потому, что общественно-необходимый труд может быть определен не иначе, как через посредство рынка, но еще и потому, что в равные времена может быть затрачено неравное количество труда, работа может иметь различную интенсивность; следовательно, нужно установить еще такую единицу средней интенсивности труда в данный промежуток времени. Маркс, не колеблясь, вводит в своей политэкономии понятие средней напряженности труда; следовательно, то, что выше этой средней напряженности или что ниже, является, соответственно, большей или меньшей стоимостью. Но опять-таки для определения этой степени интенсивности труда рыночной практике не дается никакого средства, кроме как тот же рынок. Таким образом, и здесь мы вернулись к тому же рынку, – еще более яркое подтверждение мысли, что трудовая теория стоимости вращается здесь в замкнутом круге.

Наконец, Маркс устанавливает еще, что разные виды труда имеют способность создавать разные стоимости в равные единицы времени. Маркс заявляет здесь так «Сложный искусный труд есть только более высокая степень простого труда, труда чернорабочего; так что меньшее количество сложного труда равняется большему количеству простого». – «Опыт показывает, – прибавляет Маркс дальше, – что такое приведение сложного труда к простому происходит постоянно. Даже и тогда, когда товар есть продукт труда наиболее сложного, стоимость его сводит его в каком-либо отношении к продукту простого труда. Различные соотношения, в которых различные виды труда приводятся к простому труду как к своей единице измерения устанавливаются каким-то общественным процессом без ведома, за плечами производителей, а потому представляются им существующими по обычаю. Из этого следует, что при анализе стоимости каждый род труда надо рассматривать как простой труд, это избавит нас от лишней работы сведения сложного труда к простому». Но в том и заключается дело, что если избавить себя от лишней работы сведения сложного труда к простому, то это просто значит признать проблему неразрешимой.

Но в особенности поразительно здесь то, что для ее осуществления в политэкономии Маркса опять-таки делаются ссылки на практику рынка. Таким образом, получается, что стоимость товара определяется трудом, но при измерении этого труда может быть определено общественно-необходимое время, определена средняя интенсивность труда, определена степень квалифицированности труда. Все эти важнейшие моменты определения количества труда, все эти единицы измерения устанавливаются рынком. Теория, поставившая себе задачей объяснить практику рынка, постоянно для этого объяснения ссылается на эту же самую практику. Как раньше у Адама Смита и Рикардо, трудовая теория стоимости и у Маркса наталкивается на то же препятствие, до известной степени непреодолимое. Все эти трудности были уже формулированы Адамом Смитом, и в этом отношении политэкономия Карла Маркса не вносит новых моментов в проблему.

Этот тезис, что стоимость определяется трудом и что, следовательно, меновые пропорции определяются количеством труда, затраченным на их приготовление, и рабочего времени Маркс считает доказанным и, считая доказанным, развивает целую экономическую систему и в том числе теорию капитала. Исходя из анализа товарного обмена, он развивает теорию денег и устанавливает роль денег в производстве; это учение о деньгах принадлежит к числу наиболее ценных и наиболее бесспорных экономических учений «Капитала». Вводя деньги, он дальше исследует в своей политэкономии процесс производства капитала, превращение денег в капитал. Как известно, это превращение Маркс объясняет тем, что деньги, затраченные на средства производства и на рабочую силу, дают прирост в виде прибавочной стоимости, благодаря наличию неоплаченного труда. Если рабочий расходует труда больше, нежели это соответствует стоимости его заработной платы, этим создается прибавочная стоимость. Все построение «Капитала» исходит из предположения соответствия трудовой теории стоимости действительности. Весь первый том «Капитала» представляет собой не что иное, как исследование производства прибавочной стоимости и тех способов увеличения ее количества, к которым прибегает капитализм. С этой точки зрения в «Капитале» исследуются формы заработной платы, продолжительность рабочего дня. Одним словом, всего 1-го тома совершенно нельзя понять, если не исходить из предположения о том, что стоимость определяется трудом и что трудовая теория стоимости есть факт.

При развитии этой полиэкономической теории в 1-м томе «Капитала» оказалась та же своеобразная трудность, с которой столкнулся и Родбертус; трудность эта создается при точном применении трудовой теории стоимости, как это делается у Маркса. Именно: равные капиталы в неравной пропорции распадаются на постоянный капитал и переменный капитал, т. е. на ту часть, которая затрачивается на орудия производства, и ту часть, которая затрачивается на заработную плату. Но прибавочная стоимость создается только той частью, которая затрачивается на заработную плату; равные капиталы, затрачивающие неравные части на заработную плату, будут поэтому получать неравные количества прибавочной стоимости. При равной общей затрате капитала тот капиталист, который занимает 10 рабочих, имел бы гораздо меньше, чем тот капиталист, который занимает 20 рабочих; одним словом, равные капиталы будут иметь неравные прибыли, благодаря неравенству их состава. Это заключение, логически вытекающее из всего 1-го тома «Капитала», противоречит практике рынка, и это несоответствие между равенством прибылей и между выводами трудовой теории стоимости и составляло то, что у Маркса называлось «загадкою сфинкса». Каким образом объяснить при соблюдении трудовой теории стоимости равенство нормы прибыли? – Много экономистов обломало зубы над этой загадкой, и много предлагалось разных решений. Энгельс не раз обещал разрешение этой загадки, но лишь в 1894 г., следовательно, через 27 лет после первого издания 1-го тома «Капитала», вышел III-й том «Капитала», в котором раскрывался секрет. Но, к великому разочарованию ожидавших разрешения этого вопроса по существу, оказалось разрешение разгадки состоит просто в том, что нет никакой загадки. Маркс развивает здесь очень сложную теорию, по которой цены не определяются стоимостями, рыночный обмен совершенно не соответствует трудовой стоимости. В таком случае является уже загадка совершенно другого содержания, загадка психологическая, именно: каким образом можно было написать весь I-й том «Капитала», построить всю теорию капиталистического производства, исходя из предположения, что цены определяются стоимостями, зная наперед, что эта предпосылка не только не соответствует действительности, но прямо противоположна ей и в конце концов отвергается и в самой теории? – Общее разрешение этого вопроса в политэкономии Маркса приблизительно совпадает с тем, что имеется у Родбертуса. Уже Рикардо совершенно ясно и решительно перечислил ряд ограничений, которые вносятся в трудовую теорию стоимости. Эту же идею формулировал и Родбертус. Преимущество политэкономии Родбертуса перед Марксом состоит при этом в том, что Родбертус исходит из предположения, что трудовая стоимость имеет силу лишь для всего народного хозяйства, но не для отдельного частного хозяйства, т. е. он начинает тем, чем кончает Маркс. Между тем Маркс развивает теорию трудовой стоимости, именно отправляясь от отдельных обменов и от отдельных хозяйств, причем стоимость эта получает значение не идеи, но непосредственного факта.

Он исходит из отдельного товара, а не из всего народного хозяйства. Таким образом, трудовая теория стоимости с III-м томом «Капитала» завершила свой цикл; насколько можно судить по литературному развитию, она уже не подвергается дальнейшей разработке.

Итак, в теоретической части своей политэкономической системы Маркс, в сущности, воспроизводит Рикардо со всеми трудностями, которые связаны с его теорией. Мы остаемся здесь в кругу идей классической политической экономии, воспроизводимых отчасти и Родбертусом.

Политэкономия капитализма у Маркса

Основные идеи капитализма у Маркса таковы: Маркс в своей политэкономии рассматривает процесс капиталистического производства как процесс внутренне противоречивый; причем с развитием процесса противоречия назревают, делаются все нестерпимее и неустранимее. Эти противоречия развиваются и в области производства и рынка, и в отношениях социальных. Основное производственное противоречие выражается в том, что капитализм, организуя производство как процесс общественный, отдает его ведение в руки частных лиц. Назревание этого противоречия выражается в том, что количество этих частных лиц, представителей производства, все уменьшается, а степень обобществления производства увеличивается; следовательно, заключительная стадия, к которой приводит это развитие, – это когда совсем малое число частных производителей организует весь процесс производства, тогда это несоответствие становится настолько ясно и невыносимо, что оболочка разрывается сама собой, как говорится в последней странице 1-го тома «Капитала» – «бьет час капитализма, экспроприаторы экспроприируются». Это предположение политэкономии Маркса о том, что число капиталистов, дольщиков капитала, непрерывно уменьшается, трудно поддерживать в настоящее время на основании всего, что мы знаем относительно новейшего развития капитализма. Что касается уменьшения числа капиталистов, концентрации капитала, то насколько у нас имеется статистических данных (см., например, данные, сопоставляемые Зомбартом в его лекции о социализме.), они свидетельствуют не об уменьшении числа капиталистов, а скорее об их увеличении, и во всяком случае такого прямолинейного прогресса в аккумуляции капитала не замечается. С другой стороны, самая степень противоречивости между общественным характером производства и индивидуальным его ведением ослабляется тем, что силою вещей создается целый ряд предприятий характера общественного, однако в то же время развивающихся еще в сфере капиталистического товарного обмена. Сюда относятся, например, кооперативы, предприятия муниципальные, государственные; затем более или менее широко организованные предприятия, ведущиеся акционерным путем.

Затем, что касается назревания противоречий капитализма, с точки зрения рынка, то здесь в основу политэкономической теории Маркса положена мысль, близкая до известной степени Родбертусу. Подобно Родбертусу, Маркс в III-м томе «Капитала» высказывает иногда мысль о том, что доля заработной платы понижается, вследствие этого понижается и участие рабочих в потреблении; таким образом, капитализм приходит к своему концу вследствие невозможности дальнейшего расширения рынка. Но у самого Маркса во II-м томе «Капитала» при анализе процесса его оборота указана возможность ответа на этот вопрос и до известной степени устранена эта принципиальная трудность. Именно там анализируется, каким образом две большие категории, два основных подразделения всего общественного производства, – именно: производства средств производства и средств потребления обмениваются между собой. При этом размножаются, находят сбыт и «рынок» все элементы капитала независимо от того, как велика в их составе доля заработной платы. Несомненно, затруднения для капиталистического развития, связанные с рынком, бесспорны, как на это указывается и многими экономистами и до Маркса, и после Маркса. О том, приведут ли эти затруднения к острому кризису и внезапному краху или же раньше острого кризиса капитализма почувствуется экономическая депрессия, которая заставит искать коренных средств излечения, об этом судить еще рано.

Одновременно с этими экономическими противоречиями, которые развиваются в капиталистическом производстве, созревают, согласно Марксу, и социальные, именно обострение, напряжение классовой борьбы. В основе этого утверждения лежит так называемая теория обнищания, пессимистическая теория капиталистического распределения, согласно которой на одной стороне все усиливается бедность, озлобление, а на другой возрастает роскошь, богатство и т. д.

Марксистская теория обнищания ни в малейшей степени не выдержала проверки временем и теперь устранена из программ почти всех левых европейских партий. То, что мы знаем об истории социального развития в передовых странах капитализма, как, например, в Англии или США, далеко не подтверждает этой теории. Между тем теория обнищания играет существенную роль в марксовом прогнозе относительно будущего общественного катаклизма, революционного взрыва, который «экспроприирует экспроприаторов».

При написании статьи использованы работы крупнейшего русского философа С. Н. Булгакова

[Filosof.historic.ru]

http://filosof.historic.ru/books/ite...05/st138.shtml
Сложность и особый интерес к философии К. Маркса определены тем обстоятельством, что существовал и существует марксизм — массовая идеология, сыгравшая огромную роль в XIX-XX вв. Как и всякая другая, эта идеология вобрала в себя значительные идейные фрагменты философско-мировоззренческого порядка, причем их авторство с известной долей справедливости обычно приписывали Марксу. Найти в этом переплетении чисто философское содержание, различить Маркса-философа и Маркса-идеолога было и остается непростой задачей. Философское творчество Маркса, независимо ни от каких обстоятельств, обладает историко-философской ценностью и тем самым требует изучения в русле истории немецкой философской мысли XIX в. В последние годы в нашей стране от официально неумеренного восхищения творчеством Маркса перешли к резко негативным оценкам, что объясняется, конечно, общей политико-идеологической ситуацией. Историку философии, однако, не пристало разделять и пафос былых восторгов, и энтузиазм продолжающихся проклятий. Авторитет Маркса-философа основан на несомненности оригинального вклада в гегелевское движение, В области философии Маркс сам всегда считал себя учеником и последователем Гегеля, претендуя лишь на относительную самостоятельность, и это тот именно случай, когда нужно прислушаться к авторской самооценке. Принадлежность Маркса-философа к гегелевской школе не вызывает сомнений. С университетских лет Маркс близко контактировал с наиболее видными гегельянцами — Б. Бауэром, Ф. Кеппеном, затем с А. Руге, М. Гессом, Ф. Энгельсом, состоял в переписке с Л. Фейербахом. Маркс участвовал в гегельянских периодических изданиях, был в 1842-1843 гг. редактором «Новой Рейнской газеты», преимущественно младогегельянского органа. Вместе с другими членами школы Маркс постепенно перешел от увлечения "философией самосознания" Б. Бауэра к гуманистической антропологии Л. Фейербаха, когда в школе шла "смена лидера". Некоторые тексты молодого Маркса написаны в сотрудничестве с Б. Бауэром, А. Руге, Ф. Энгельсом, М. Гессом. В то же время Маркс-гегельянец проявил высокую степень самостоятельности, что в итоге только обогатило достижения школы. Вступив в движение позже других, Маркс смог более критически подойти к гегелевской традиции. Он по-своему оригинально реализовал некоторые потенции антропологии Л. Фейербаха. Так, Маркс принял фейербаховское толкование принципа тождества бытия и мышления, но конкретизировал абстрактный философский принцип первичности бытия, обратив внимание на социальное бытие, на историю человечества. Своеобразным развитием фейербаховской концепции религии как иллюзорного самосознания стало у Маркса истолкование идеологии как ложного, превращенного сознания, выражающего реальность в "перевернутом" виде. Маркс, сочетая гегельянский критицизм с его гегелевским прообразом, сформировал оригинальный метод интерпретации социальной истории. Называя этот метод диалектическим, Маркс отдавал пальму первенства Гегелю, оставляя за собой приоритет лишь в приспособлении метода для своих, по преимуществу социально-философских и социально-экономических исследовательских задач. Наиболее оригинальны, влиятельны и интересны идеи Маркса, развитые в сфере философии истории и философской антропологии.

[Filosof.historic.ru]

http://filosof.historic.ru/books/ite...05/st139.shtml

Интерес к философской антропологии Маркса в нашем веке возник после 1932 г., когда были опубликованы «Экономическо-философские рукописи 1844 г.» Обнаружилось, что Маркс усиленно работал над фундаментальными проблемами сущности и существования человека, его свободы и рабства, отчуждения и преодоления отчужденных сил, смысла истории. В трактовке этих проблем Маркс проявил себя как творчески мыслящий гегельянец. Заметна его установка на критический синтез многих гегельянских идей. Наиболее же показательны для философско-антропологических взглядов Маркса труды 1845-1848 гг., в которых молодой автор стремился критически переосмыслить и развить фейербаховские представления о человеке, учитывая при этом идеи А. Цешковского, М. Гесса и в особенности М. Штирнера. Главное, что внес Маркс в понимание человека, — это концепция социального отчуждения человеческой сущностной природы. Мысль о социальной природе человека у Маркса встречается чуть ли не с первых его шагов на философском поприще.

В полной мере она выражена в «Тезисах о Фейербахе», где Маркс говорит о сущности человека как "ансамбле общественных отношений". Положения «Тезисов» были развиты Марксом в «Немецкой идеологии», где полемика с Фейербахом осложнена спором с М. Штирнером. Согласно Фейербаху, человек выразил свои сущностные свойства в идее Бога, наделив объективированный образ Бога предикатами любви, мудрости, силы. Это отношение нужно "перевернуть" — человек осознает свою природу в божественных свойствах и тем самым "присваивает" их себе, таким образом освобождаясь от религиозного отчуждения. Человек сам божественен, т.е. добр, могуч, мудр, доброжелателен. Сущность человека — в этих моральных качествах. Штирнер критически отнесся к фейербаховскому образу человека, доказав, что все его моральные характеристики содержательно идентичны стандартным христианским ценностям и потому остаются отчужденными, враждебными людям как индивидам. По Штирнеру, моральное отчуждение имеет столь же репрессивную природу, как и отчуждение религиозное. И то и другое призвано лишь к подавлению отдельных Я. Индивидуальную же природу Штирнер считал эгоистической, антиморальной, даже анти социальной, если речь идет о стандартах жизни и деятельности в гражданском обществе и государстве.

Обе эти позиции Маркс преодолевает, но частично использует их идеи. Его понимание природы человека как социальной включает в себя объяснение причин и идеальных, позитивных представлений о человеке, и эгоистических характеристик индивидуального сознания и праксиса. При этом также используется понятие отчуждения. Согласно Марксу, в человеке все его основные (чувственно-эмоциональные, телесные и интеллектуальные) характеристики не суть нечто природное, натуральное или как-то заданное извне. В человеке все "очеловечено", поскольку человек как индивид существует в связях и отношениях с другими людьми. Исторические традиции, обычаи, культурные схематизмы и стереотипы, унаследованные поведением и мышлением, активно воздействуют на любого индивида. Глубинные, "родовые" характеристики человека—а это и есть его "сущность" — составляют, по Марксу, итог мировой истории, результат социальных воздействий. "Человек как таковой" — только абстракция, фиксирующая эту бесконечность качеств, вложенных в каждого индивида социумом. Равным образом, Я — индивид как таковой — тоже абстракция; Я есть микрокосм, в котором "...история отдельного индивида отнюдь не может быть оторвана от истории предшествовавших ему или современных индивидов, а определяется ею". Таким образом, добро и зло в человеческой природе, любовь или эгоизм Маркс объясняет не самой этой природой, а социальными обстоятельствами, или, как он выражается, "предпосылками", наделяющими индивидов теми или иными качествами. Обстоятельства вовсе не однозначны, т.е. стимулируют либо "добро", либо "эгоизм". Они историчны, т.е. изменчивы в социальном времени. Они рукотворны, ибо сам человек или сами индивиды создают свои собственные социальные обстоятельства в ходе смены поколений. Они еще и широко вариативны. Характеристики социального бытия — язык, половозрастные роли, семейные отношения, виды жизнеобеспечения и трудовой деятельности — многообразны. Поэтому социальная детерминация личностного Я человека всегда наличествует, но вовсе не становится, по Марксу, столь же стопроцентной, как детерминация природная. В современном ему обществе Маркс видел узкий выход из сферы социального детерминизма в полосе социально случайного. Индивид в этом смысле обладает свободой и выбором, может встать на сторону "добра" или на сторону "зла", приблизиться к гуманистическому идеалу (по Фейербаху) или отклониться в сторону штирнеровского "эгоиста".

Тем не менее Маркс вовсе не старался возвыситься над вековой схваткой добра и зла, "самоотверженности" и "эгоизма". Если ни о человеческом роде, ни об отдельном индивиде не следует выражаться в этих морально-философских категориях, то все же можно оценивать и квалифицировать эпохи, нравы, социальные параметры "обстоятельств" жизни людей. И диагностировать этим большую или меньшую степень тяготения людей к тому или иному полюсу. Социальный диагноз у Маркса становится основой морально-философских оценок человеческой жизни, сознания и праксиса. Маркс многократно подчеркивал, что не следует верить "словам эпохи о себе самой", что судить о людях нужно по делам, а не по словам. Мораль, даже в философском изображении, лишь манифестирует, да и то однобоко, глубинные течения и движения в социальной реальности. Поэтому-то Маркса и, не устраивала фейербаховская идея о единстве сущности человека и его существования. Он расценивал ее как прекраснодушие — чаще всего люди как раз живут в весьма неблагоприятных для "человеческого" начала условиях и обстоятельствах. Равным образом, Маркс видел в штирнеровском образе "человека-эгоиста" такую же однобокую философскую символизацию всех реальных вариаций связей между людьми в условиях господства товарно-денежных отношений. Хотя эти отношения Маркс считал господствующими в современном ему обществе, а всякое индивидуальное человеческое существо так или иначе вследствие этого господства оказывается искаженным, "одномерным" (как выразился в наше время Г. Маркузе), но это не исключает и возможности иного пути. Реальность, определяющую "человеческое" и "античеловеческое" в человеке, Маркс судит строго, поскольку в ней царит отчуждение. "Примирение с действительностью" в гегелевском духе Маркс отвергает. Это позиция гуманизма, поскольку, по Марксу, в современном ему обществе стало наглядно явственным положение, когда "...собственное деяние человека становится для него чуждой, противостоящей ему силой, которая угнетает его, вместо того, чтобы он господствовал над нею". Такое положение квалифицируется как социальное отчуждение (Entfremdung); этим понятием Маркс пользуется для оценки всей социальной реальности. В наибольшей степени отчуждение, по Марксу, тяготеет над людьми наемного физического труда (пролетариями), однако то же самое, в несколько иной степени, можно сказать о любом человеке. Отчужден мир человека — отчужден и сам человек в своем мире. Но если у Фейербаха отчуждение человека концентрировалось в Боге и ликвидация отчуждения означала обратное "присвоение" человеком всех божественных качеств, — то у Маркса человек должен присвоить себе обратно весь социальный мир, сделать его своим, т.е. превратиться в ' "целостного", "универсального", "тотального" индивида. В состоянии ли он это сделать? По Марксу, — в состоянии, поскольку по своей сущности человек не только социальное, но и практическое существо. Эту мысль, известную по «Тезисам о Фейербахе», Маркс также разделяет с другими гегельянцами — А. Цешковским, М. Гессом, — но интерпретирует по-своему. Согласно Марксу, устойчивые формы практической деятельности задают пределы развитию человека: каков праксис, таков и человек. Существующие формы практики достаточно инерционны, поэтому и люди в истории соединяются в типические социальные группы, характеристики которых повторяются. Человек, созидая предметы (опредмечивание) — нечто иное, чем он сам, — тем самым реализует себя в природе, превращает ее в очеловеченную природу. Но природа вовсе не пластична, поэтому преобразование ее в человеческую не просто. На протяжении большей части человеческой истории оно выступает как движимое нуждой. Это необходимость, которая для отдельного частного индивида представлена в виде давления внешних условий и обстоятельств жизни. Человек "живет природой", человек сам природное существо — это означает, что для Маркса нет природы вне человека, нет разрыва между человеком и "внешней средой". Вообще-то для Маркса довольно долгое время были безразличны проблемы антропогенеза, и уж совсем чужды космогонические интересы и размышления об устройстве мира, о месте человека во Вселенной. Маркс — социальный философ по преимуществу, его размышления о человеческом праксисе имеют общим основанием тезис о единстве "природы и истории" (своеобразное развитие гегелевско-шеллинговского единства духа и бытия). В крайне редких высказываниях можно найти мысль о материи как "абсолютной предпосылке" человеческого бытия, но в этом качестве она Маркса особо не интересует. Напротив, мыслей о неразрывности истории человеческого рода и истории природы немало (в полемике с Л. Фейербахом, Б. Бауэром и в некоторых других аспектах содержания «Немецкой идеологии»).

Итак, природа служит "великой мастерской" для человека. Человек вынужден постоянно и непрерывно создавать себе возможности для жизнеобеспечения и тем самым опредмечивать самого себя, практически реализовывать свои потенции в предметном мире. Одно нельзя оторвать от другого: создавая предметы, преодолевая внешние обстоятельства или приспосабливаясь к ним, производя, реализуя в предметной среде свою сущность, человек одновременно изменяет самого себя. Нет человеческого праксиса без самоизменения человека — это важнейшая характеристика праксиса как субстанции в Марксовой философии. Или, иначе говоря, праксис у Маркса можно понимать по аналогии с гегелевской субстанцией-субъектом (некое порождающее и независимое начало, которое само себя одухотворяет в ходе собственной порождающей деятельности). Для оценки марксовского понимания праксиса важно иметь в виду, какие представления об этом были в немецкой философии раньше: и у современников, и особенно у Фейербаха. В 1844 г., приступив к освоению экономической литературы, Маркс оценил историческое значение труда — как самопорождающего начала для человеческого рода (и подобное понимание с радостью обнаружил он у Гегеля). Но труд в мире отчуждения человеческой сущности есть нечто иное. Поэтому немецкая философская традиция, вплоть до современников Маркса, нисколько не обольщалась значением труда, справедливо отрицала его конкретные античеловеческие формы. Гегельянцам потому и казалось нужным создать "практическую философию", ввести философию "в каждый дом", что мнения их о человеческом праксисе были весьма негативны. В их отношении к праксису был как бы генетически закодирован страх людей духовного, теоретического труда перед грубостью и жестокостью житейского обихода, политических и культурных нравов Германии. Англо-американского личностного активизма, приятия практической жизни и себя в ней немецкая философия не знала. И потому максимум вовлечения в практические дела (себя — как философа) без ущерба для философии она видела в фейербаховской программе "единения с природой", чувственного контакта с натурой и любовных отношений с другими, т.е. с иным Я (под чем Фейербах понимал семейные отношения и праксис со всей немецкой основательностью и трезвостью).

Особенно же сильно философская вражда к "практическому" проявлялась в неприятии столь всесильной в сфере поступков и общественных отношений власти материальных интересов, эгоизма, отношений купли-продажи, взаимной эксплуатации людей, принципу полезности. Во всех этих образах так или иначе фиксируется социальная жизнь с ее суровыми реальностями, среди которых практичность — синоним практического успеха, богатства, жизненной удачи. Это чуждо философам, и Фейербах вполне последовательно — в «Сущности христианства» — поддержал традиционно протестантское неприятие "торгашески-практического" начала в жизни. Для понимания Марксовой концепции человеческого праксиса важно то, что фундаментальнейшим уровнем социальной жизни Маркс считает производство. Это, так сказать, "самый" субстанциональный уровень самой субстанции. Ошибочным было (и у приверженцев, и у противников Маркса) мнение, будто Маркс некритически и простодушно видит человеческий праксис в какой-то степени развития промышленности, той или иной исторической форме производственной деятельности. Напротив, Маркс толкует производство весьма обобщенно, причем сам указывает на отличие философского подхода от всякого более конкретного: "Промышленность можно рассматривать как великую мастерскую, в которой человек впервые присваивает себе свои собственные силы и силы природы, опредмечивает себя, создает себе условия для человеческой жизни. Когда промышленность рассматривают таким образом, то абстрагируются от тех обстоятельств, в рамках которых она не действует как промышленность; в этом случае стоят уже не в промышленной эпохе, а над нею; рассматривают промышленность не по тому, чем она ныне является для человека, а по тому, чем нынешний человек является для человеческой истории, чем он является исторически; оценивают не промышленность как таковую, не ее нынешнее существование, а напротив, ту силу, которая заключается в промышленности помимо ее сознания и против ее воли и которая уничтожает ее и создает для человеческого существования". В промышленности, таким образом, Маркс видит общую субстанцию человеческого рода — праксис; или, иначе, осмысливает промышленность скорее на философском, чем на социологическом уровне.

В исторических же формах промышленности — до современной включительно — Маркс видит господствующим труд в его отчуждении; таков же его оценочный подход к историческому прошлому промышленности и бывшим в прошлом формам труда. Наделение человека или людей рангом самостоятельной суверенности, т.е. статусом субъекта социальной истории, и расшифровка, раскрытие этих положений в понятии производящего праксиса (или "производства", "промышленности") — все эти Марксовы идеи имеют далеко идущий философский смысл. Прежде всего бросается в глаза некая двойственная, но и очевидная интенция к "снятию" наиболее могучих "ограничителей" человеческой активности — Бога и природы. Кажется, что Маркс исключает саму идею трансцендентного и абсолютного; социум, общественная реальность приобретают у Маркса некий фундаментальный, конечный онтологический смысл. В абстрактном философском "пределе" у Маркса отношения между людьми, между человеком и природой, между человеком внешним и внутренним должны быть чисты и прозрачны. Универсальный индивид, универсальная деятельность, универсальная гармония! Смысл существования богов и природы снят, они не нужны и забыты. В реальном праксисе — лишь частичное приобщение, лишь начало подлинной истории, а потому господствует предыстория, нечто иное, оборотное, что лишь когда-то в будущем можно будет сбросить, как старую кожу. Мир наличный, мир сегодняшнего бытия всегда есть мир зла и отчуждения.

Итак, Марксова антропология рисует образ человека как некоего потенциального сгустка социальной активности; однако противоречие в том, что бытие человека трактуется как мир отчуждения; праксис людей тесно ограничен наличными предпосылками, обстоятельствами, т.е. отчужденными формами, "окаменелыми" результатами их деятельности. Оценка человеческой активности как всесильной и наличного бытия как "предыстории" становится ключом к пониманию некоторых утопических прогнозов и проектов, встречающихся в текстах Маркса (преобразование всех основ социального универсума, ликвидация семьи, государства, появление всемирного языка или концепция личностной универсальности). Ясно, что антропология Маркса создавалась с целью служить обоснованием радикалистских программ и движений. Считалось, что в мире человеческого праксиса все можно и должно переделать, включая и самого человека.

[Filosof.historic.ru]

http://filosof.historic.ru/books/ite...05/st141.shtml
Философию истории Маркса вычленить из целостной идеологии марксизма еще труднее, чем его антропологические идеи. И это не случайно. Дело в том, что Маркс сам стремился к действенности своих идей и сознательно приспосабливал их для восприятия возможными последователями в социально-политической практике. А это означает, что Маркс-идеолог иногда подавлял философско-критическое начало, принося теоретическую беспристрастность в жертву идеологическому эффекту. Наиболее известные тексты Маркса, легшие в основу партийных программ социал-демократического движения XIX в., нуждаются в этом отношении в наиболее осторожном подходе. Философское их прочтение требует привлечения большинства оригинальных текстов необозримого Марксова наследия. Вообще можно отметить, что искажений философии Маркса существует очень много, а серьезных марксоведческих исследовании очень мало. Долгое время критическое марксоведение в нашей стране — по тем же идеологическим причинам — было невозможно. Философско-исторические взгляды Маркса, как и его антропология, основываются на понятиях "отчуждение" (Entausserung, Entfremdung) и "присвоение" (Aneignung). При этом истолкование "сущности человека" и "сущности истории" служит для взаимного их обоснования, что затрудняет разграничение антропологического и философско-исторического аспектов Марксовой философии.

Как уже говорилось, в основание родовой жизни человечества Маркс помещает праксис — активность преследующего свои цели человека. Действуя, созидая и разрушая, люди творят мировую историю. Жесткие скрепы и ограничения в достижении этих целей созданы самими же людьми — это приобретшие самостоятельность, отчужденные и овеществленные результаты человеческой активности.

Они не носят трансцендентного или сверхъестественного характера. Для Маркса вообще чужда мысль о каких бы то ни было внечеловеческих факторах истории. Концепция мирового духа (Weltgeist) у Гегеля или гипотеза о божественном предопределении в религиозном сознании — все это для Маркса не более чем философско-религиозные метафоры, выражающие сложность человеческого праксиса, сочетание в нем величайшей свободы творящего человека и непреодолимых сил создаваемого им же отчуждения. И все же отчуждение Маркс понимает как социальное, историческое. Это значит, что субстанция творящей активности, конечно, способна преодолевать все наличные формы отчуждения, как бы растворять их. "Застывшие формы" человеческого отчуждения временны, относительны, историчны, их преходящий характер для Маркса не подлежит сомнению. Можно отметить, что ближе к концу жизни это понимание временной ограниченности исторических форм социального отчуждения у Маркса даже усилилось (что было связано, скорее всего, с исследованиями по всемирной истории) и привело к презрительному отношению к современному ему (затем и нам) "капиталистическому" строю (...если рассматривать его исключительно с точки зрения возможного времени существования, его вряд ли стоит принимать в расчет в жизни общества).

В сочинениях Маркса в различных вариантах повторяется единая философско-историческая (историософская) схематика, согласно которой вся история человеческого отчуждения и его ликвидация укладываются в три ступени. Первая ступень — отношения "личной зависимости", при которых социальное отчуждение огромно и всесильно. Индивид здесь либо лично полностью зависим, либо целиком ограничен узкими рамками господствующих над ним социальных общностей. Это — ранние фазы истории- когда нет единства человечества и "производительность людей развивается лишь в незначительном объеме и в изолированных пунктах"11. Вся история традиционных обществ до появления современного индустриального общества подпадает у Маркса под данную категорию. Вторая ступень — отношения "личной независимости" ("...вторая крупная форма, при которой образуется система универсального общественного обмена веществ, универсальных отношений, всеобщих потребностей и универсальных потенций". Это современное Марксу (и нам) общество индустриального типа, с мировым информационным и финансовым рынками, наемным трудом и правовым обеспечением личной свободы индивида. Господство социального отчуждения на второй стадии мировой истории наиболее наглядно воплощено в деньгах. ("Свою общественную власть, как и свою связь с обществом, Индивид носит с собой в кармане"). Деньги — вещь, или вещная форма социального отчуждения. Поэтому у Маркса в характеристике второй исторической ступени постоянно встречается указание на сочетание личной независимости с вещной зависимостью, "овеществлением" (Verdinglichung), причем речь идет часто не только о деньгах, но и о других социальных феноменах. На второй ступени человечество накапливает силы для перехода к третьей ступени, к стадии "присвоения" человеком всех накопленных человечеством сил и потенций. Марксово понятие "присвоение", "делание своим" (Aneignung) на русском языке не привилось, ибо звучит плохо, неудобно. Дело в том, что и в немецком, и в русском языках в словах "получение в собственность", "делание своим", "присвоение" равно соединены меркантильный и личностно-индивидуальный смыслы понятия "собственность". У Маркса речь идет о превращении человека из подчиненного отчужденным результатам собственной деятельности в господина, властвующего над этими результатами. Не человек должен подчиняться отчужденным сущностям (разделению труда, государственным институтам, деньгам, репрессивной морали, религиозным фетишам, идеологическим иллюзиям), а наоборот, все это должно быть преобразовано и поставлено на службу человеку, индивидам, людям в их личностной уникальности. Вместо "частичного", "абстрактного" индивида, изуродованного существующим социальным отчуждением (наиболее действенным на индивидуальном уровне в форме разделения труда), должен развиваться человек-индивид "универсальных потенций", воплощающий в себе все накопленные культурные творческие потенции рода, его умения, знания, таланты. Для общества это — будущее, которое подготавливается уже на второй ступени развития человечества. "Свободная индивидуальность, основанная на универсальном развитии индивидов и на превращении их коллективной, общественной производительности в их общественное достояние", — так характеризует Маркс третью ступень, которая должна стать концом "предыстории" человечества.

Основной конструктивный принцип, который Маркс использовал для создания своей философской концепции истории, широко известен: это гегельянское "отрицание отрицания". Но Маркс вовсе не старается ученически применять "отрицание отрицания", а строит несколько измененную философскую конструкцию. Как известно, главное в "отрицании отрицания" — это идея самодвижущегося и самопреобразующегося в этом движении объекта (неважно какого — от зерна до универсума и мирового духа). А затем — триадический ритм, хотя последнее уже менее принципиально, так как Гегель иной раз отказывался от педантической триады и строил "четверицы". Эти два момента присутствуют в Марксовой конструкции истории. В праксисе человек (люди, .индивиды) является своего рода "самодвигателем". Не признавая, как мы говорили, никаких внешних "движущих" сил, Маркс полностью отдает приоритет активности людей, практически действующих и тем самым как бы толкающих вперед человечество, преодолевая его относительно стационарные, косные или закрепленные формы. Место, прежде отводимое Богу или мировому духу, функцию энергийного импульса в историческом движении теперь получают люди, "эмпирические индивиды". Они — то, что философы именуют субъектами истории, хотя Маркс несколько двойственно изображает (или выражает в философских абстракциях) данный субъект: это и "человечество вообще", и даже просто категория "Человек", и разработанная в полемике со Штирнером категория "эмпирические индивиды". Мысль об активности и первичности праксиса в равной мере обосновывается Марксом на всех этих уровнях, иногда даже с учетом стандартной для гегелевской школы диалектики единичного и всеобщего.

Итак, люди и их праксис выполняют у Маркса философскую роль того, что Гегель называл "принципом отрицательности" в истории. Их история, их преобразующий праксис проходят последовательно по трем ступеням или трем фундаментальным историческим формам. ("Форма" и "формация" иногда у Маркса различаются, иногда используются как синонимы.) Люди, по Марксу, становятся людьми, как только они начинают практически выделять себя из природы, т. е. когда они начинают "производить собственные условия жизни". Производящий праксис, по сути, начинается с "инструментальной деятельности" (по выражению Ю. Хабермаса), что сопровождается выделением семьи и, следовательно, разделением труда между полами и затем выделением особой формы деятельности — духовной. Очевидно, что мы имеем дело с довольно условно намеченной границей между уходящей в даль "древностью" как предысторией, а исторически — с крайне неопределенно намеченным "началом" первой для Маркса исторической формы общества. Немудрено, что с развитием этнологии Марксовы представления оказались неверными, а пределами Марксовой филрсофско-исторической конструкции оказался целый мир — родовой, общинный, племенной жизни-человечества.

Заключительный член триады еще более разомкнут и открыт содержательным истолкованиям и уточнениям. Речь идет о будущем. Его пока нет, и Марксовы размышления в 1844 г. об "общественном" человечестве, о мире "без отчуждения" — без собственности, без денег, без "труда", а только с досугом, "свободным временем" как единственным мерилом человечности, без социального разделения труда — носили столь же неопределенный характер, что и суждения о неизвестном прошлом. Таковыми же они остаются и в конце XX в., почему Марксову философию не без оснований упрекают в утопизме. Итак, начало и конец триады у Маркса только формально "закруглены", как того требует гегелевская традиция, а на самом деле они разомкнуты, уходят к убегающим горизонтам неизвестного "доисторического" бытия людей. Поскольку "начало" и "конец" триады у Маркса разомкнуты во времени, неопределенны и как бы оставлены на доработку, то основное внимание уделено "середине" — живой и известной истории человечества, от первых письменных памятников до современности. Методологически это отвечает традиции, ибо середина — "средний термин" по аристотелевской силлогистике, учтенной и в гегелевской триаде, — истина крайних. Мир отчуждения, или реальная история, у Маркса также разбит на триады. Речь идет о глобальной триаде: "античность-феодализмкапитализм", ограниченной, с одной стороны, предысторией, а с другой — постисторией человечества. В теоретическом отношении эта триада объединена общей основой — частной собственностью, или социальным отчуждением. Движение собственности, ее изменения в процессе исторического времени — то, что различает предшествующие и последующие формы общества. (А преобразующий праксис, его внутренние силы или, точнее, деятельность "эмпирических индивидов" — источник движения, энергийный импульс, как и во всей истории.) Получается, что люди, совершенствуя свой праксис, свою производящую деятельность, волей-неволей вынуждены совершенствовать и свои отношения, "формы общения", изменять традиционные схемы разделения труда и создавать некие инновационные типы собственности.

Это механизм смены общественных форм. Сама "смена" понимается по схематизму человеческого отрицания, как мы уже говорили, но, поскольку речь идет о социуме, Маркс чаще всего оперирует термином "социальная революция". Несомненно, правы те наблюдатели, которые указывают на исходную базу для суждения по аналогии, — для людей поколения Маркса таковой базой были исторически свежие знания о Французской революции конца XVIII в. В то же время эти представления вовсе не подходят для характеристики смены "рабовладельческой" и "феодальной" форм. Равным образом переход от "феодализма" к "капитализму" в XIX-XX вв. дал многообразие вариантов, далеко уводящее от исходного прообраза (Французской революции). Главная ограниченность Марксовой концепции философии истории — в абстрактности, односторонности, в принципиальной неполноте. Бесконечность исторического бытия человечества (сколь бы конечными ни были время и пространство существования рода человеческого) являет свое всесилие по отношению к любым интерпретациям — и в данном случае это именно так. Разнообразие материала, долженствующего быть "подведенным" под Марксовы категории "феодализм", "капитализм", потребовало структурной организации, иначе история этих общественных форм выглядела бы набором исключений из истории, "внеисторических" случаев. Поэтому в текстах Маркса (и Энгельса), начиная с 1845 г. до конца жизни, повторяется как заклинание мысль о том, что всю мировую историю нужно изучать и писать заново — исходя из достигнутого Марксом общефилософского подхода, общего взгляда на историю человечества. Но, конечно, даже реализация данной установки привела бы только к тому же самому итогу, к демонстрации несовместимости эмпирии исторического бытия и философско-исторических схематизмов.

В массовое сознание, как это нередко бывает, вошел наиболее идеологизированный вариант Марксовой философии истории. Для него характерны представления о материальном, промышленном производстве как субстанции истории, об эксплуатации как эквиваленте социального отчуждения, о более дробной иерархии исторических форм на необходимом пути к бесклассовому обществу, о классовой борьбе как движущей силе истории. Хотя этот вариант родствен исходным идеям Маркса об отчуждении и эмансипации человечества, но более близок к обыденному сознанию и политическому праксису XIX—XX вв. Некритичность и позитивизм традиционных марксистких представлений — что было источниками их долгой популярности и влияния, а затем и разочарования в марксизме, — состоит в примирении с наличными типами социального радикализма. Маркс (а еще более — его последователи) доходят до наделения их некоей суперисторической силой и эффективностью. Но таковы ли они? Мобилизационная действенность марксистского идеологического выражения радикалистских реальностей XIX-XX вв. (движение пролетариата) оказалась достаточно высокой. Например, концепция исторических формаций и по сей день привлекательна для части массового сознания. Абстракции "капитализм", "социализм" и др. еще и сейчас используются для введения в политический праксис эффективных ценностных ориентации. Однако характер общества меняется, устаревает и идеология. Впрочем, на этом уровне рассмотрения философии истории Маркса мы уже выходим за пределы собственно философского знания; это должно быть изучаемо в рамках истории массовых идеологий.

[Вanauka.ru]

http://banauka.ru/4244.html

Марксистская философия, безусловно, важный этап в развитии мировой философии. В процессе самостоятельной работы целесообразно ознакомиться с биографическими моментами жизни и деятельности Карла Маркса /1818-1883 гг./ и Фридриха Энгельса /1820-1895 гг./, которые дают представление об основных направлениях творческой и общественно-политической деятельности учредителей качественно новой философии, нового образа мышления. Маркс и Энгельс неоднократно упоминали: что их мировоззрение формировалось под огромным влиянием Гегеля, Фейербаха, Этот фактор особенно важен для понимания процесса становления проблематики идей, которые разрабатывали Маркс и Энгельс. Наилучшее представление о содержании марксистской философии дает ознакомления непосредственно с первоисточниками.
1932 года, почти через полвека после смерти Маркса, были впервые напечатаны "Экономическо-философские рукописи 1844 гг. Эта работа имеет огромное значение для понимания гуманистических идей и вообще комплекса идей Маркса, что продуцируют принципиально новые подходы к пониманию человека и общества. Основываясь на идеях Фихте и Гегеля о активную деятельность субъекта, Маркс впервые выдвигает идею деятельности как материально-преобразовательной общественной практики. Именно таким образом разворачивается взгляд на человека как продукт саморазвития природы и общества, в основе которого лежит человеческий труд. Рукописи проникнуты гуманистическими умами, анализом причин дегуманизации буржуазного общества. Идея отчуждения человека в обществе, где господствует частная собственность,- главная в этой работе Маркса. Он доказывает, что в основе любого отчуждения лежит отчуждения в материальной, экономической сфере. Это уже противоположная гегелевской точка зрения, поскольку она носит материалистический характер. Маркс обвиняет частную собственность в том, что она в конечном счете порождает все формы отчуждения, поэтому он занимает позицию отрицания частной собственности, но не такого возражения, когда вместо многих ВЛАДЕЛЬЦЕВ возникает один собственник - государство, которое эксплуатирует и порабощает человека. Маркс утверждает идею о необходимости преобразования "частной собственности" в реальную собственность каждого индивида, а вместо этого - в реальное "присвоение человеком» отчужденного от нее богатства", речь идет о все богатство - материальное и духовное, поэтому человек свободного общества, где ликвидированы отчужденность, - это человек богат, богат разнообразными потребностями; интеллектуально, морально и физически развита. То есть это универсальная человек, живущий в согласии с обществом и природой. Маркс остро критикует так называемый "казарменный коммунизм", который унифицирует человека, упрощает ее потребности, ведет к уравниловке, не дает условий для всестороннего развития личности.
Новая концепция общественно-исторической практики, предложенная Марксом, раскрыта в его "Тезисах о Фейербахе". Сущность материалистического понимания истории изложены в первом разделе "Немецкой идеологии" Маркса и Энгельса. Благодаря этому был сформулирован принцип, что дает возможность научного решения вопросов развития общества. Принцип материалистического понимания истории опирается на признание самого факта существования простых, ясных, очевидных каждому человеку предпосылок ее жизни. Ими являются материальные предпосылки, которые создают индивиды, которые созданные предыдущими поколениями людей. Таким образом складывается целостная концепция общества, основой которого является непосредственный процесс производства общественной жизни, связанных с ним форм человеческого общения» порожденных базисом политической надстройки и различных форм общественного сознания.
Концепция практики как основы и главного содержания человеческой жизни дает основание Марксу для острой критики всего предыдущего материализма, как метафизического, созерцательного, как такого, что рассматривает человека вне социальными условиями его жизни. Принцип революционно-перетворювальчої практики требовал адекватного метода познания - диалектики. Подчеркивая огромное значение гегелевской диалектики, ее революционную сущность, Маркс отмечает, что эту диалектику надо "поставить на ноги", то есть наполнить материалистическим содержанием. Основные положения диалектического метода раскрыты Энгельсом в его трудах "Диалектика природы" и "Анти-Дюринг".
Марксизм как определенная философия и общественно-политическая доктрина быстро приобрел последователей и популяризаторов в Европе, Америке. В Германии - это Й.Діцген /1828-1888 гг./ и Ф.Меринг /1845-1919рр./, во Франции - П.Лафарг /1842-1911 гг./, в Италии - А.Лабріола /1843-1904 гг./, в России - Г.В.Плеханов /1856-1918 гг./, М.и.зибер /1844-1888 гг./ - в Украине.
Г .В. Плеханов написал много сочинений по истории философии, истории религии и атеизма, экономической мысли, рабочего движения, по теории искусства и литературы, в которых разрабатывал и обосновывал идеи марксизма. Имея редкую эрудицию, Плеханов в увлекательной и доступной форме разъяснял самые сложные философские вопросы, приводил яркие примеры из разных областей жизни. Говоря о различии между диалектикой Маркса и Гегеля, Плеханов подчеркивал, что "Карл Маркс сказал о себе с полным правом, что его метод представляет собой полную противоположность метода Гегеля", что гегелевская диалектика носила непоследовательный характер, поскольку признавала развитие лишь в прошлом. Он глубоко разъяснял положения о вечности материи, основные формы ее существования, об движение, пространство и время, познаваемость мира. Особенно большое внимание уделял выкладке материалистического понимания истории, материалистическом толкованию процесса возникновения общественных идей и их роли. На богатом историческом материале исследовал роль выдающихся лиц в историческом процессе, критиковал культ знаменитости.
М.и.зибер, преподаватель Киевского университета, был лично знаком с Марксом и Энгельсом. Высоко ценил экономическое учение Маркса и приложил много усилий для его популяризации, горячо защищал диалектический метод. В Ш79 г. опубликовал в журнале "Слово" статью "Диалектика и ее применении к науке", где изложил философскую более частую труда Энгельса "Анти-Дюринг". Под влиянием марксизм ученый отстаивал положение о решающей роли материального производства в обществе, о закономерный характер его развития.
Большую роль в развитии марксизма отыграл В.и.ленин /1870-1924 гг./, выдающийся российский политический деятель, революционер, философ. Основные философские произведения - "Материализм и эмпириокритицизм", "Философские тетради", "О значении воинствующего материализма", "Государство и революция", "Три источника и три составные части марксизма" и другие. Рассматривал вопрос о материи, движение, пространство и время, обосновал различие между философским и естественным понимание материи. Значительное внимание уделил проблеме истины, ее объективности, абсолютности и относительности, конкретности. Большое значение придавал правильному пониманию диалектического метода, закона единства и борьбы противоположностей. В работе "К вопросу о диалектике" рассмотрел сущность диалектики как всесторонней теории развития, противоположность диалектики и метафизики. Диалектика, подчеркивал Ленин, это и есть теория познания, поскольку познание противоречивый, сложный процесс, поэтому сознательное использование диалектики чрезвычайно важное в познании истины.
Обратите внимание на работы Ленина, посвященные государстве, революции, классовой борьбе, в которых с позиций того времени анализируются и истолковываются сложные общественные проблемы. Нельзя не отметить, что большинство его работ написаны в острой полемической манере, в духе нетерпимости к любым отклонениям от марксистских положений. Выступая против ревизии марксизма, Ленин считал возможным сойти от ортодоксальных положений, мотивируя это изменением исторических обстоятельств. Так возникла тезис о возможности победы социалистической революции в одной отдельно взятой стране - России - фактически крестьянской по своему социальному составу, политика нэпа.
С возникновением СССР и преобразованием марксизма в господствующую идеологию и углубился процесс его превращения в догматическую схему. После смерти Ленина этот процесс завершился канонизацией всех составных частей, в том числе его философской части - диалектического и исторического материализма. Этому способствовал выход в свет так называемого "Кратного курса истории ВКП/б/", который лично редактировал И.сталин. Раздел о диалектический и исторический материализм был фактически объявлен ^непревзойденным образцом творческого марксизма" и положен в основу Его преподавания. Он составлял чрезвычайно упрощенную схему марксистской философии, отклонение от которой было очень опасным и строго определялось идеологическим отделом партии. Философия превратилась в идеологическую прислужницю партийной политики, апологетическое орудия его решений. Ситуация относительно этого изменилась во времена так называемой "хрущевской оттепели", но общая схема, основные философские положения оставались незыблемыми. Безусловно, творческий процесс невозможно остановить совсем, поэтому обратите внимание на то, что и в области марксистской философии работало много действительно талантливых, плодотворных ученых, таких как, например, П.В.Копнін, Е.В.Ільєнков, В.Ф.Асмус, В.О.Лекторський и другие.
Радикальные изменения экономического и политического характера в странах бывшего СССР не могли не привести к переоценке марксистской философии. Критически оценивая догматизм, самовозвеличивания "единственно научной" философии, опасную претензию на монополию истины, нельзя, однако, не согласиться, что в марксистской философии, как и в каждой философии, положительные, рациональные моменты, которые не стоит игнорировать. Несмотря на трудности, которые выпали на долю советского периода, эта философия сделала значительный вклад в философские вопросы естествознания, логики, истории философии и культуры, антропологии и экологии, который нашел достойное признание мировой философской мысли, их надо изучать, отделять истину от ошибок.

[Вanauka.ru]

http://banauka.ru/2540.html
В середине 19 в. произошло резкое обострение борьбы между пролетариатом и буржуазией. Это вызвало появление новой политической идеологии - социализма, с почти одновременным появлением в ней двух ответвлений - марксизма и социал-демократизма. Основатель марксистского крыла социалистической идеологии К. Магжс, как и его последователи Ф. Энгельс, Г. Плеханов, В. Ленин, И. Сталин и другие, исходили из того, что решения основных общественных проблем напрямую связано с построением более справедливого по сравнению с капитализмом социалистического общества.

Идейной основой создания марксизма стали: немецкая классическая философия; английская политическая экономия и французский утопический социализм.

Базовыми ценностями марксизма является общественная собственность на средства производства, равенство, народовластие, интернационализм.

В основу марксизма возложены следующие постулаты:

Социализм выше по сравнению с капитализмом форме общественной организации, переход к которой возможен только путем революции.
Построение социально справедливого общества невозможна без уничтожения частной собственности на средства производства.
Путь к социализму пролегает через замену буржуазного парламентаризма диктатурой пролетариата. Поэтому марксизм особенно много внимания уделял разработке теории диктатуры пролетариата, стратегии и тактики революционного рабочего движения.

Неслучайно в 19 в. марксистское учение особое внимание уделяло именно революционным методам перехода от капитализма к социализму, обоснованию необходимости диктатуры пролетариата, разработке стратегии и тактики революционной борьбы.

В 20 в. учение марксизма было развито в трудах В. Ленина. Именно это коммунистическое учение было названо "марксизмом-ленинизмом", согласно которому социалистическая идея осуществлялась через массовое социальное насилие, полный запрет частной собственности, рыночных отношений, политической и духовной оппозиции. Все это привело в конце концов к краху так называемого социализма (СССР, страны Центральной и Восточной Европы), или до глубокого кризиса (Куба, Северная Корея), или до рыночного реформирования (Китай, Вьетнам). В свою очередь, это негативно сказалось на самом представлении о социализме как о политическую идеологию, повлекло ее кризис. Поэтому есть все основания считать, что опыт, накопленный марксизмом-ленинизмом, не только не оправдал надежд ее идеологов, но и трагически сказалось на всем жизни народов, которые руководствовались этим учением и которым пришлось пожить несколько десятилетий по его жестокими законами.

[Новая философская энциклопедия]

http://iphlib.ru/greenstone3/library...96bcbeaeb3e060
«АНТИ-ДЮРИНГ» – название, под которым вышло русское издание произведения Ф.Энгельса «Переворот в науке, произведенный господином Евгением Дюрингом» («Herrn Eugen Duehring's Umwaelzung der Wissenschaft». Lpz., 1878). Первоначально публиковалась в виде серии статей в немецкой социал-демократической газете «Vorwaerts» с января 1877 по июль 1878.

Книга написана в форме критического анализа воззрений немецкого философа Дюринга, получивших некоторое распространение в рядах германской социал-демократии, с целью показать несостоятельность его претензий на якобы совершенный им переворот в философии и науке и его выступлений против марксизма. Полемика с «незначительным противником» позволила Энгельсу систематически изложить марксистские взгляды, основанные на последовательном проведении линии материализма и диалектики при решении проблем бытия и познания природы, общества и человека. В книге три отдела: философия, политическая экономия, социализм. Им предпослано введение, посвященное истории возникновения научного социализма. Прежде всего Энгельс отмечает ущербность метода, используемого Дюрингом, – метода мысленного конструирования действительности из априорно принятых принципов. Выведение действительности из понятия Энгельс называет идеологией, противостоящей науке, для которой принципиален результат, а не исходный пункт исследования. Мир един не потому, что его мыслят единым. Его единство объективно и состоит в его материальности, что доказывается длительной историей развития философии и естествознания. Исходя из данных истории философии и современного ему естествознания, Энгельс дает диалектико-материалистическую трактовку категорий пространства, времени, движения, защищает науку, в частности теорию Ч.Дарвина, от ретроградной критики Дюринга. Он показывает, что в своем движении наука все более полно раскрывает объективную диалектику природы, что диалектика не навязывается ей философией, а вытекает из данных самой науки. Энгельс убежден, что именно диалектическое мышление соответствует естествознанию того времени, что вечных, твердо установленных истин, на которые ориентирован Дюринг, не так уж много в науке. По его мнению, наука в основном оперирует относительными истинами. Тем более это касается наук об обществе, отражающих изменчивую историческую реальность, взаимоотношение и борьбу общественных классов. В подходе к общественным процессам Энгельс противопоставляет априоризму Дюринга принцип историзма, применив его непосредственно к анализу морали и права. В классовом обществе сосуществуют кодексы морали разных классов. Но та мораль более «истинна» и прогрессивна, которой принадлежит будущее. Идея равенства в буржуазном праве выражала требование уничтожения классовых привилегий, идея пролетарского равенства – уничтожение самих классов. Признание относительной истинности научного знания не преуменьшает его значения. Лишь руководствуясь знанием о мире, его законах, человек может овладеть им. Свобода есть познанная необходимость и деятельность на основе этого познания. Отдел философии в «Анти-Дюринге» заканчивается характеристикой общих законов диалектики и принципов их применения: они служат методом исследования, а не средством доказательства тех или иных выводов. Прогресс научного познания мира делает излишним какую-то особую систему философии (натурфилософию), оставляя на ее долю теоретико-методологические проблемы. Но опора философии на науку остается, что явствует из самой книги Энгельса.

Во втором отделе «Анти-Дюринга» наряду с разъяснением основных понятий и проблем политической экономии излагается и отстаивается материалистическое понимание соотношения экономики и политики, роли насилия в истории, происхождения классов. Дюринг считал насилие источником экономического неравенства и обосновывал это положение априорной «логической схемой» взаимоотношений двух изолированных индивидов, один из которых с помощью насилия порабощает другого. Энгельс показал, что «робинзонада» не дает адекватного объяснения. Порабощение возникает на определенном уровне развития производства, когда оно становится экономически выгодным. Для появления частной собственности требуются экономические предпосылки, которые создаются не насилием, а развитием производства. Возможности имеющихся в обществе средств насилия также зависят от развитости производства, что наиболее наглядно видно на примере оснащения современных армий. Классы исторически возникали не только путем завоеваний, превращения пленных в рабов, но и в результате разложения первобытной общины, когда люди, выполнявшие определенные функции в органах родового строя, превращали последние в органы политического господства, а сами становились правящим классом. Так что именно экономика является фундаментом политического насилия.

Завершает работу отдел, посвященный истории возникновения и характеристике теоретических принципов научного социализма (коммунизма). Переход от утопического социализма к научному был подготовлен теоретически К.Марксом и произведен на основе созданных им материалистической диалектики, материалистического понимания истории и теории прибавочной стоимости. Было доказано, что социализм есть продукт противоречий капитализма, который в ходе своего развития накапливает элементы собственного отрицания в виде мощных производительных сил, делающих излишними эксплуатацию и разделение общества на классы, и пролетариата – класса, способного осуществить исторически назревшую задачу смены капитализма социализмом. Новый общественный строй соответствует достигнутому уровню развития производства, устраняет классы и социальные антагонизмы и открывает возможность научного управления общественными отношениями. Переход к социализму – скачок из царства необходимости в царство свободы. Социализм представляется Энгельсу таким общественным укладом, в котором анархия производства сменится планомерностью, нивелируется противоположность города и деревни, умственного и физического труда, труд превратится в первую жизненную потребность, политика – в управление вещами и производственными процессами, произойдет отмирание государства, будет обеспечено всестороннее развитие личности и т.д. В творческом наследии Маркса и Энгельса данная работа является единственным систематическим изложением всех трех составных частей марксизма.

В.Ж.Келле

[Great_philosophers]

http://great_philosophers.academic.r...80%D0%B8%D1%85

Энгельс Фридрих
(1820-1895) -немецкий философ, один из основателей марксизма. Родился в богатой семье текстильного фабриканта. В 16 лет оставил школу, чтобы заниматься делами семейной фирмы, однако интересовался не столько коммерцией, сколько литературой, искусством, иностранными языками, спортом.

В юношеские годы его привлекали политические идеи либерализма, не находившие одобрения в его семье. В 18 лет он уже выступает как социальный критик. В «Письмах из Вупперталя» (1839) он подвергает критике фабрикантов за лицемерное изображение себя добрыми христианами, в то время как они жили за счет эксплуатации рабочих. Он живо описал исключительную бедность и слабое здоровье последних.

Философские взгляды Энгельса прошли сложный путь развития. Он испытал влияние мистического философа Беме, был увлечен Штраусом, Шлейермахером, поклонялся Гегелю, о котором говорил, что его «Философия истории» как бы вычитана из его души, был одним из младогегельянцев, испытал влияние Фейербаха. К 1842 г. у Энгельса начинают постепенно формироваться материалистические и социалистические воззрения.

Находясь в Манчестере по коммерческим делам своего отца, Энгельс тесно сошелся с деятелями чартистского и социалистического движения. В 1845 г. в Германии публикуется труд Энгельса «Положение рабочего класса в Англии», в котором дается описание ужасающего положения промышленных рабочих в Манчестере. Впоследствии он писал, что в Манчестере он, «что называется, носом натолкнулся на то, что экономические факты, которые до сих пор в исторических сочинениях не играют никакой роли или играют жалкую роль, представляют, по крайней мере для современного мира, решающую историческую силу; что они образуют основу, на которой возникают современные классовые противоположности» [Маркс К.., Энгельс Ф. Соч. Т. 21. С. 220].

С 1844 г. началась дружба Энгельса с Марксом, продолжавшаяся всю жизнь. В 1845 г. они совместно выпускают работу «Святое семейство», политическую сатиру на младогегельянцев, в которой формулируют зачатки своего материалистического понимания истории, а в 1845-1846 гг. работают над «Немецкой идеологией» (опубликована в 1932 г.), где дают развернутое изложение исторического материализма. Материалистическое понимание истории состоит, по словам Маркса, в том, что «способ производства материальной жизни обусловливает социальный, политический и духовный процессы жизни вообще. Не сознание людей определяет их бытие, а наоборот, их общественное бытие определяет их сознание» [Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 13. С. 71.

Вместе с Марксом они также создают «Манифест Коммунистической партии» (1848).

В это время Энгельс стал работать как партнер в манчестерской торговой фирме «Эрмен и Энгельс», оказывая постоянную материальную поддержку Марксу в его работе над «Капиталом».

Во второй половине жизни Энгельс написал свои главные философские произведения: «Анти-Дюринг» (1877-1878), «Диалектика природы» (опубликована в 1923 г.), «Происхождение семьи, частной собственности и государства» (1884), «Людвиг Фейербах и конец классической немецкой философии» (1888).

В «Анти-Дюринге» Энгельс, дав критику воззрений Дюринга (Дюринг был немецким философом, взгляды которого по самым различным вопросам политэкономии и права получили распространение среди немецкой социал-демократии), изложил в систематической форме философию марксизма. Он пишет, что сознание это отражение материального мира в форме идеального, что законы мышления и законы природы согласуются между собой, что человеческое познание безгранично по своим возможностям. Единство мира состоит в его материальности. Основные формы бытия пространство и время. Мир бесконечен во времени и пространстве, материя и движение связаны между собой неразрывно и не могут существовать друг без друга. Движение есть способ существования материи. Диалектика представляет собой науку, исследующую всеобщие законы развития природы, общества и мышления. Основные законы диалектики: взаимопроникновение и единство противоположностей, переход количества в качество и отрицание отрицания. В «Анти-Дюринге» Энгельс также указывает, что Марксом сделано великое открытие: разгадана тайна прибавочной стоимости.

В работе «Людвиг Фейербах и конец классической немецкой философии» Энгельс дает характеристику гегелевской философии как одного из источников марксизма, вычленяет основной вопрос философии, состоящий в отношении бытия и сознания и имеющий две стороны - первичность бытия и познаваемость мира, осуществляет разделение философии на два больших лагеря (материализм и идеализм), критикует агностицизм, подчеркивает роль практики в процессе познания. В этой работе он также излагает основные положения диалектического материализма и материалистическое понимание истории. Энгельс показывает, что предметная деятельность людей лежит в основе общественного развития, говорит, что за идеальными побуждениями людей скрываются материальные движущие силы общества. Энгельс излагает марксистское понимание соотношения экономики и политики, базиса и надстройки.

Философские разработки Энгельса продолжены в «Диалектике природы», незаконченном произведении, состоящем из заметок и отдельных глав. В нем представлено понимание природы с точки зрения марксизма. Энгельс описывает историческое развитие естествознания в его неразрывной связи с философией, процесс проникновения диалектики в естествознание и говорит, что «диалектические законы являются действительными законами развития природы». В работе дается классификация форм движения материи и в соответствии с ней классификация наук. Этими формами являются: механическая, физическая, химическая, биологическая, мышление. Каждая высшая форма движения материи содержит в себе в снятом (подчиненном) виде низшую форму, но не сводится к ней.

Роль Энгельса в формировании философии марксизма необычайно велика.

Согласно воле Энгельса, после смерти он был кремирован, а урна с его прахом была опущена в море близ Истборна (Англия) любимого места отдыха Энгельса.

Великие философы: учебный словарь-справочник. — М.: Логос. Л. В. Блинников. 1999.