https://www.mk.ru/culture/2010/10/06...-optimist.html
Сегодня знаменитому телеведущему Владимиру Молчанову — 60!
06.10.2010 17:10
Его крестными были сама Ольга Книппер-Чехова и двоюродная сестра Рахманинова. Отец — знаменитый композитор, мать — актриса. Так что Владимиру Молчанову на роду написано быть аристократом. И интеллигентом вдобавок. Сам он вроде бы к этим понятиям относится легко и несерьезно, но, по сути, Молчанов именно аристократ и есть. А кто же еще? Только вот вопрос: может ли такой человек работать на современном ТВ, совместимы ли они в принципе? В день своего юбилея Владимир Кириллович об этом обязательно расскажет.
Трагический оптимист С внуком Митей.
— Больше 20 лет вы уже на ТВ. Можете объективно сравнить то телевидение и нынешнее?
— Когда я пришел 3 января 87-го года на ТВ, перестройкой там и не пахло. Меня взяли в программу “Время”, а это нечто особенное. Дня через три-четыре ко мне подошел один из уже давно работающих там директоров-международников и в курилке начал объяснять, что “Время” показывает именно то, что происходит в мире. Я решил, что меня проверяют. Наверное, думаю, подставить хотят, все-таки далеко не все были рады моему приходу на ТВ сразу в международные комментаторы. Но потом я понял, что многие так думали на самом деле.
Со съемочной группой “До и после”.
— Неужели было столько наивных?
— Они были так воспитаны. Но программа “Время” — это даже не газета “Правда” была. “Правду” можно было не читать, а от “Времени” в девять вечера никуда не денешься. Там работала одна потрясающая режиссерша, недавно ушедшая из жизни, Лена Поздняк. Она была знаменита тем, что помнила все чистые произношения букв Леонидом Ильичом, и в последние годы, когда он половину из них произносить не мог, всё точно исправляла.
— Да, были же профессионалы.
— Первая наша программа “До и после” вышла в эфир 7 марта 87-го года. Уже через два месяца стало понятно, что она единственная в своем роде, и мы, что называется, стали гулять по буфету, совершенно не обращая внимания на все запреты.
— То есть пролезли между струйками?
— Да, тогда уже все стало меняться. После, когда я стал вести программу “Время”, всегда готовился в кабинете зам. главного директора Ольвара Какучая, моего старшего товарища. А там вертушка. 15 минут до эфира, звонит Лигачев и в грубой форме приказывает говорить что-то именно так, а не иначе. А через три минуты звонит Яковлев: “Ничего подобного, всё давайте наоборот”. Главный редактор программы “Время” пачками глотал валидол, я его успокаивал, шел в эфир и чего-то свое нес. Мы очень этим пользовались.
— Сейчас на ТВ что-то похожее?
— Ну я же отношу себя к цеху, хотя всегда был сам по себе. Считаю совершенно неприличными новости, идущие у нас на всех федеральных каналах без исключения. Что это за новости, которые в течение десяти лет ни разу не говорят ни слова критики в адрес президента и премьера. Такого нет ни в одной цивилизованной стране.
— И в телеакадемии один скандал за другим.
— Я не люблю плохо говорить о коллегах. В самом начале нас, академиков, было двенадцать. А сейчас я пришел голосовать в номинации просветительских, исторических программ, рядом со мной сидит дочь Андроникова, слева замечательный журналист, мой друг Саша Динес — самый интеллигентный и культурный журналист Саратова. Но я знаю только 25% из тех, кто сидит в зале гостиницы, где мы голосуем, и понимаю, что я не у дел. Я не знаю, кто эти люди и никто их не знает. То ли менеджеры, то ли администраторы.
— А вы самый интеллигентный и культурный журналист в России.
— Вы еще скажите, что я последний интеллигент России! Но действительно, на телевидении интеллигентных людей мало. Но есть такие. Сергей Петрович Капица, например, Лев Николаев, Николай Николаевич Дроздов — просто умница, потрясающий человек. Я до сих пор считаю интеллигентом, восторгаюсь Володей Познером. Наверное, я единственный, который называет его Володей, потому что он меня знает с трехлетнего возраста. Его первая жена Валя Чемберджи и моя сестра Анна Дмитриева были очень близкими подругами. Дочь Познера и Вали — знаменитый авангардный композитор Катя Познер-Чемберджи, которую я наблюдал со дня ее рождения. Познер жил с нами в соседнем подъезде. Его жена написала потрясающую книгу “Дом, в котором жила муза”. Она была единственная, кого допустил до себя Рихтер за полтора года до смерти. А ведь он вообще не общался с журналистами. Знал меня с рождения, но ни разу не согласился прийти ко мне в “До и после полуночи”.
Оставшиеся ТВ-интеллигенты. С Николаем Дроздовым. Фото Владимира Чистякова.
— Но если мы до Познера дошли, то хочется понять, что же такое интеллигент в вашем понимании? Вообще, совместимы ли истинный интеллигент и наше ТВ?
— Я не знаю, что такое интеллигент, хотя в жизни я их встречал даже у себя дома. Абсолютным интеллигентом был…
— Ваш отец, знаменитый композитор Кирилл Молчанов?
— Нет, не думаю, что мой папа был большим интеллигентом. Но отец моей жены Хосе Сегура, которого сюда привезли в 13 лет из Испании во время Гражданской войны, в моем представлении был абсолютно интеллигентным человеком. Вы знаете, когда я понял, что он настоящий интеллигент? Как-то мы сидели, выпивали, я еще был совсем молоденький (мы же с Консуэло, его дочерью, с 18 лет женаты). К тому же я был еще очень советским человеком, пока первый раз не поехал в Голландию.
— Что значит в вашем понимании “очень советским”?
— Я знал, что моего дедушку расстреляли, бабушку отправили в ссылку, маму выгнали из театрального училища. Знал, что Сталин — сволочь. Но я-то жил в другое время, когда вроде уже не расстреливали. Так вот, Хосе рассказал мне, что посадили какого-то нашего шпиона. А я ему: “Это они шпионы, а наши — разведчики”. Тут он впервые в жизни в присутствии моей жены покрыл меня матом и прочитал мне лекцию. После этого я понял, что он очень интеллигентный человек.
Молчанов в детстве.
— Но вы же не смогли удержаться на большом ТВ. И никогда не сможете вести политическую программу вместо Петра Толстого.
— Я не могу вести политические программы, потому что у меня учителя были хорошие. Например, Василь Быков, про которого мы снимали фильм. Я приехал к нему в Германию, так как в Белоруссии из-за Лукашенко он жить не мог. Он все время говорил, что художник должен стремиться уходить от власти. Я, хоть и не художник, отлично это для себя понял.
— Но и Василь Быков подписывал в газете “Правда” коллективное письмо против Сахарова.
— А он сказал мне, что ему не удавалось жить не по лжи. И еще я делал фильм о Майе Михайловне Плисецкой, которая знала меня с рождения. Она мне несколько раз говорила фразу: “Голову гнуть не хочу и не буду”. Это тоже учеба.
— Поэтому, если что не так, тут же уходили. Первый раз положили заявление на стол еще до путча в 91-м, когда ТВ возглавил Кравченко.
— Я был политическим обозревателем Гостелерадио СССР, а дальше уже не растут. Леониду Петровичу Кравченко я написал: “Прошу уволить меня с Гостелерадио в связи с нежеланием соучаствовать в вашей деятельности”. После этого сюжеты “До и после” были уничтожены, кроме тех, которые я украл. Потом, уже в 98-м, находясь в Сан-Франциско у своего ближайшего друга-эмигранта, я увидел половину одной из своих программ по местному русскому телевидению. Из чего сделал вывод, что уничтожили, но не всё, и чуть-чуть продали.
— Последний раз вы появились на большом канале в развлекательной утренней программе. Зачем вам это было нужно?
— Я делал эту передачу с дочкой моего кумира Гедеона Кремера. А до этого никогда не вел ток-шоу. Я не умею только играть и юмором заниматься, а уж насчет потрепаться и выведать что-нибудь сокровенное — всегда готов. Если я у Ива Монтана умудрился что-то выведать… Потом это тренинг, а журналист должен всегда быть в тонусе, а не уходить на многие годы в скит и не принимать обет молчания. Я не считаю, что это черная страница в моей биографии. Были какие-то ошибки, но с точки зрения репутации провалов у меня не было. А ведь репутацию можно потерять даже не за один год, а просто за один эфир. И навсегда. Я видел, как журналисты, гораздо более талантливые, чем я, но по-другому воспитанные и беспринципные, теряли репутацию так, что их потом на десять лет закрывали и лишали эфира.
За фильм “Мелодии рижского гетто” Молчанов получил награду “Еврей года”. Фото Михаила Ковалева.
— А сейчас все наоборот: чем хуже у тебя репутация, тем чаще ты в эфире.
— Но я думаю, кое-что еще вернется хорошее в нашу профессию. Знаете, я трагический оптимист. Помню в 75-м году, когда было знаменитое совещание ООН в Хельсинки о разоружении, я подумал: вот родится у меня ребенок, и он будет жить в настоящей свободной стране. Дочка родилась в 81-м. Я долго-долго на это дело смотрел и подумал: что-то не получается это счастье обрести. Потом вроде как чуть-чуть обрели. Но когда шесть лет назад у меня родился внук, я понял, что опять что-то не стыкуется. Понял, что надо дожить для того, чтобы не пустить его в армию на всякий случай, чтобы у него не отбили почки. Ну такая судьба у страны, ничего не поделаешь. У телевидения судьба точно такая же. Сейчас принято наше ТВ ругать, но оно, по-моему, у нас вполне нормальное, и я еще на нем что-нибудь сделаю.
— А вы бы не хотели поруководить каким-нибудь каналом?
— Сколько раз мне предлагали где-то чем-то поруководить. Но я не могу. У меня есть пример моего папы, которого в 50 лет позвали на работу в первый раз в жизни, правда, на должность директора Большого театра. Он вернулся домой после назначения и сообщил маме: “Дают кремлевскую больницу, паек, вертушку и дачу”. “Значит так, поликлинику оставь, все остальное на фиг”, — ответила мама. “Почему?” — недоуменно спросил отец. “Тебя выгонят очень скоро, а привыкать нельзя”. Папу выгнали через 2 года 8 месяцев. Так что лучше не привыкать.
7130. Владимир Молчанов: до и после
Линейный вид
