*7015. СТО ДНЕЙ ОДНОГО ВЕКА

[Семен Липкин]

МЕДАЛЬ "За оборону Сталинграда" названа так не совсем точно: мы Сталинград не обороняли, а отвоевывали. В этом городе, вытянувшемся вдоль правого берега Волги, нам принадлежали уже только два небольших полукруга вдоль реки, в разных концах города.

Я служил в Волжской военной флотилии. Должность - писатель. В труднейшую пору Сталинградской битвы находился на борту канонерской лодки "Усыскин" (впоследствии погибшей). Мне приходилось на бронекатерах переправляться на правый берег, в эти два полукруга - к полковнику Горохову и в родимцевский штаб в трубе: с этими двумя частями взаимодействовал огонь "Усыскина". Я не могу о себе сказать, что рвался в бой: просто подчинялся приказам. Однажды комиссар "Усыскина" Семен Гриценко предложил мне пойти вместе с ним и двумя матросами по обстреливаемому немцами волжскому льду, чтобы передать письма, водку и еду повкуснее нашим морякам. Они установили наблюдательный пункт на чердаке одного из сталинградских домов, на улице, занятой немцами, и с этого чердака корректировали огонь нашей канонерки.

Комиссар мне только предложил, не приказал, он не был моим начальником, и, если бы не стыд, я бы отказался.

Нижняя часть дома была пуста, лестницы на чердак не было, спускались и поднимались по канату: внизу был наш гальюн.

Моряки-корректировщики нам обрадовались, но радость была недолгой: неожиданно нижнюю часть дома заняли солдаты и лошади. Снизу были слышны ржание лошадей и людские голоса. Говорили не по-немецки, я бы понял, скорее всего, как мне показалось, внизу были румыны. Четыре дня мы молча и недвижно провели на чердаке. Нам было не очень весело и тяжело дышалось. На пятый день румыны и лошади ушли, мы с комиссаром ночью спустились вниз и отправились по обстреливаемому с обеих сторон льду к себе, на свою канонерку.

В ноябре 1942 года меня навестил мой друг Василий Семенович Гроссман. Он, тогда сотрудник главной военной газеты "Красная Звезда", знал, что я нахожусь близко от него. К тому же он хотел побеседовать с волжскими моряками. Мы выпили в каюте, которую я делил с начальником БЧ-5 (машинное отделение), потом сошли на берег, чтобы поговорить по душам. Я, чтобы развеселить друга, сказал, что у нас есть командир бронекатера, еврей с громкой фамилией - Каутский. Гроссман ответил укоризненно: "Анекдоты, анекдоты, а люди гибнут, и какие прекрасные люди. Но здесь будет начало нашей победы. Вы согласны со мной?"

Мой ответ: "В военных делах разбираюсь плохо, на все воля Божья".

Гроссман сказал, что идет война между интернационализмом и фашизмом. Партия, ее Цека, рядовые коммунисты в этих боях организовали боевую и моральную силу армии. Я отвечал, что немцы дошли до Сталинграда, как в прошлом веке французы вошли в Москву, коммунистической партии тогда не было, победила французов Россия, и сейчас немцев победит Россия, Бог на ее стороне. Гроссману тогда мой ответ не понравился. Но впоследствии его взгляды резко изменились, что хорошо известно читателям его романа "Жизнь и судьба".

После победы Сталин произнес странную фразу: "Приятно и радостно знать, что кровь, обильно пролитая нашим народом, не прошла даром".

Да, обильной была кровь, пролитая воинами Сталинграда. Сталину это было приятно и радостно знать. Он не любил людей.