1533. Зигмунд Фрейд

[Частный корреспондент]

http://www.chaskor.ru/article/psihoa...za_hvost_17078

Глеб Давыдов пятница, 6 мая 2011 года, 08.18

Психоанализ, кусающий собственный хвост
6 мая исполняется 155 лет со дня рождения Зигмунда Фрейда

// Reuters

Фрейд поначалу был крайне неудобен людям — ни научному сообществу, ни широким массам. Он был невыгоден. Люди совсем не хотели перемещать в область сознания свои глубоко загнанные в подполье проблемы. Они привыкли жить так, как жили уже не одну сотню лет до этого.

Великолепное одиночество

Человек склонен к неведению. Оставаться в неведении насчёт истин и фактов, знание которых может нарушить привычный и комфортный ход жизни, выгодно и приятно человеку. Нет, я, конечно, не говорю за каждого, бывают и исключения. Но о большинстве людей, о массах можно уверенно сказать: люди не любят перемен. Потому что перемены (особенно резкие перемены вроде революций) всегда приводят к ломке привычного миропорядка — давно усвоенных и уже таких родных представлений. Как спел в своём перестроечном гимне Виктор Цой, «сигареты в руках, чай на столе, так замыкается круг, и вдруг нам становится страшно что-то менять».

Художник, пытаясь обменять выпущенные им на свободу творческие энергии на энергоноситель этого мира — деньги, сталкивается с проблемой конвертации небывалых и незнакомых этому миру образов в формы осмысленного, окультуренного сообщения.
Неснятые сны Федерико Феллини

Вот с таким как раз страхом перемен столкнулся сорокалетний Зигмунд Фрейд в 1896 году, прочитав в Венском психиатрическом и нейрологическом обществе доклад, в котором сообщил о результатах своих исследований.

Результаты эти показались слушателям совершенно неприемлемыми. Фрейд — спокойно, без истерик и революционного пафоса — осмелился утверждать, что в основе невротических расстройств всегда лежат сексуальные желания. А точнее, нереализованные сексуальные желания. И не просто сексуальные, но сексуальные желания, возникшие у человека ещё в период детства.

Детства? Это было уже слишком.

Если о роли сексуальности в душевной жизни человека многие коллеги Фрейда ещё кое-как догадывались (хотя в большинстве своём и не отваживались говорить о ней вслух, да ещё и в контексте научного доклада), то о детской, или инфантильной сексуальности тогда просто не могло быть и речи… Ребёнок официально считался кем-то вроде ангела, и подозревать у него наличие «всех этих низменных взрослых инстинктов» было равносильно тому, чтобы совершить смертный грех или как минимум громко богохульствовать в Доме Божием… Это сейчас о существовании детской сексуальности знает каждый третий пользователь интернета, а в конце XIX века, когда Фрейд творил психоанализ, это было делом неслыханным.

Но утверждения доктора Фрейда не были голословными: прежде чем озвучить свои открытия, он несколько лет, жертвуя врачебной популярностью, настойчиво и последовательно докапывался до самых глубоких причин заболеваний своих пациентов. И только когда получил множество несомненных доказательств того, что причины эти носят сексуальный характер и коренятся в детстве, решил по этому поводу выступить. То есть он был непоколебимо уверен в своих выводах. И, может быть, только это позволило ему не сломаться, когда всё венское научное сообщество, в смущении выслушав, поглядело на него коллективной букой. Как на опасного чудака, вдруг поднявшего табуированную тему. «Я понял, что с этого момента я принадлежу к числу тех, кто, по выражению Геббеля, «потревожил дремоту мира», и не мог ожидать объективности и понимания. Поскольку моя убеждённость в принципиальной правильности моих наблюдений и выводов укреплялась и моя вера в собственные суждения, равно как и моё моральное мужество, отнюдь не падала, исход этой ситуации не вызывал сомнений. Я стал думать, что мне выпало счастье обнаружить явления особой значимости, и почувствовал готовность встретить судьбу, которая связана с подобной находкой» («К истории психоаналитического движения», 1914 год).

Фрейд готов уже был смириться с участью непонятого гения, слишком опередившего своё время. Труды этого гения случайно обнаружат через несколько десятков лет, когда уже кто-то другой, возможно, откроет для мира все эти «несвоевременные ныне предметы, добьётся их признания» и хотя бы реабилитирует его, Фрейда, как своего предшественника…

Он ещё не знал, что подобное непризнание на самом деле очень плодотворно скажется на развитии психоанализа. Потому что, во-первых, сложившаяся ситуация позволит ему, ни на что постороннее не отвлекаясь, ещё глубже окунуться в разработку своих открытий. А во-вторых, это сопротивление научного сообщества станет одним из самых ясных подтверждений его теории вытеснения и сопротивления (мы ещё поговорим об этом).

«Оглядываясь среди современной смуты и тревог на те одинокие годы, я склонен видеть в них прекрасное, героическое время; у этого великолепного одиночества, как говорят англичане, были свои привлекательные стороны».

Катарсис

Так, приемля равнодушно и хулу, и похвалу (которой почти не было), Фрейд продолжал работу. Впрочем, не настолько равнодушно, чтобы попутно не проанализировать ситуацию и не вскрыть настоящие причины, по которым его открытие не нашло никакого отклика (или нашло негативный отклик) у современников.

Но чтобы вместе с Фрейдом прояснить эти причины, мы сперва должны чуть подробнее (хотя и в самых общих чертах) рассказать о психоанализе.

Дело ведь не просто в упомянутой уже ключевой роли сексуальных желаний (в стремлении к удовольствию, в либидо). А в том, что эти желания могут вытесняться из сознания в область, которую Фрейд назвал бессознательным. Вытесняться (под влиянием запретов взрослых, например, или по каким-то другим социальным, морально-этическим причинам), но там не исчезать, а сохранять свою силу, и потом уже во взрослом человеке давать о себе знать в виде симптомов болезни. Причём симптомы эти будут относиться к вытесненным желаниям примерно так, как намёк относится к предмету, на который намекают. То есть отнюдь не прямо. Или (известное сравнение Фрейда) как памятники (мемориалы) относятся к тем событиям, в честь которых они были установлены. Ведь если не знать наверняка о том, в честь чего возведён тот или иной монумент, то можно об этом так и не догадаться. То же самое и с симптомами болезней…

Фрейд обнаружил это, когда занимался лечением лиц, страдающих истерией. Оказалось, что все они, образно говоря, страдают воспоминаниями. А точнее, своего рода внутренними монументами, о причинах возникновения которых они даже не догадываются. А причины эти, как правило, кроются в следующем: то или иное желание такого пациента было вытеснено в бессознательное. Потому что желание это шло вразрез с принятыми в окружении пациента морально-этическими нормами, и осуществление такого желания или даже просто допущение каких-либо мыслей о нём было слишком болезненным, неудобным, некомфортным, несовместимым с контекстом существования этого человека. Поэтому произошло вытеснение. Но не до конца. Кое-что всё-таки вылезло наружу.

Фрейд приводит по этому поводу наглядный пример: нарушитель тишины и порядка в аудитории во время лекции. Студенты, которым этот нарушитель мешает слушать лекцию, берут его под руки и выставляют за дверь (из сознания, то есть аудитории, в бессознательное, то есть за дверь). Производят вытеснение. И пододвигают стулья к двери, чтобы её не так легко было открыть. Это называется сопротивление. Но нарушитель не успокаивается, а начинает что есть силы колотить в дверь, создавая шум ещё больший, чем до этого. И от этого становится совсем уж невозможно слушать лекцию. Это уже симптом. Нужно договариваться. Этим и занимаются психоаналитики.

Для того чтобы, минуя сопротивление, добраться до истинных причин симптомов, Фрейд поначалу использовал гипноз. Будучи погружённым в это сумеречное состояние, пациент легко мог обнаружить связь своей болезни с событиями прошлого, в ходе которых случилось вытеснение и какое-то не очень удобное желание было замещено. (Гипноз был необходим, потому что в нормальном, бодрствующем состоянии пациент из-за силы сопротивления никак не мог вспомнить ничего подобного.) Пережив под гипнозом свои тайные желания, пациент излечивался, переживая состояние катарсиса, сродни тому, которое переживали зрители древнегреческих трагедий. Фрейд назвал это «катарсическим лечением».

От гипноза к толкованию сновидений

Однако Фрейду гипноз казался слишком «капризным и мистическим средством», поэтому он решил от него отказаться. И постепенно разработал новый метод, который и лёг в основу деятельности психоаналитиков всех времён и народов. Метод свободных ассоциаций. Пациенту предлагается подумать о своей проблеме, а затем, без утаиваний и сомнений, сообщать врачу всё, что первым делом приходит по этому поводу в голову. Врач внимательно слушает, задаёт уточняющие вопросы, анализирует слова пациента, и постепенно разговор выруливает на то самое переживание, которое и привело к вытеснению, повлёкшему за собой симптом.

Как правило, самая первая мысль является намёком на вытесненное, то есть таким же «заместителем» вытесненного, как и сам симптом. Главное, чтобы пациент ничего не утаивал: «Он должен говорить всё, совершенно отказавшись от критического выбора, всё, что приходит ему в голову, даже если он считает это неправильным, не относящимся к делу, бессмысленным. И особенно в том случае, если ему неприятно занимать своё мышление подобной мыслью. Следуя этому правилу, мы обеспечиваем себя материалом, который наведёт нас на след вытесненных комплексов. Этот материал из мыслей, которые больной не ценит и отбрасывает от себя, если он находится под влиянием сопротивления, а не врача, представляет собой для психоаналитика руду, из которой он с помощью простого искусства толкования может извлечь драгоценный металл».

Тогда же Фрейд приходит и к толкованию сновидений, разделяя явное содержание сновидения и скрытые мысли сновидения. «При образовании сновидения имеет место та же борьба душевных сил, что и при образовании симптомов. Явное содержание сновидений есть искажённый заместитель бессознательных мыслей, и это самое искажение и есть дело защитных сил Я, то есть тех сопротивлений, которые в бодрствующем состоянии вообще не допускают вытесненные желания в область сознания. Во время же ослабления сознания в состоянии сна эти сопротивления всё-таки настолько сильны, что обусловливают маскировку бессознательных мыслей. Видящий сон благодаря этому так же мало узнаёт его смысл, как истерик — взаимоотношение и значение своих симптомов». Но сон можно истолковать. Делается это примерно так же, как и толкование свободных ассоциаций во время психоаналитического сеанса.

Тут мы прекратим излагать основы, потому что иначе статья уже превратится в учебник. В конце концов, если вас интересуют подробности, лучше ознакомьтесь с лекциями «О психоанализе», прочитанными Фрейдом в США в годы своего первого триумфа в 1911 году. Заметим только, что мы вплотную подошли к главному выводу Фрейда, к выводу, который и позволяет говорить о психоанализе не только как об одном из медицинских средств для лечения невротиков, но и как о мировоззренческом инструменте, оказавшем влияние на всю последующую человеческую культуру. Сны видят не только больные, но и здоровые.

Толкование сновидений — это, как говорил Фрейд, королевская дорога к познанию бессознательного. Которое составляет, разумеется, неотъемлемую часть психики не только невротика, но и любого человека.

Неудобная литература и научные ереси

Итак, мы оставили Зигмунда Фрейда в 1896 году, в его великолепном одиночестве. Он размышляет над причинами того, почему его важнейшее открытие не было принято современниками. Впрочем, долго размышлять не пришлось. «Психоаналитическая теория давала мне возможность оценить такое отношение окружающих, как необходимое следствие психоаналитических посылок, — не без удовлетворения сообщает Фрейд. — Если верно, что раскрытые мной взаимосвязи изолируются от сознания больных людей внутренним аффективным сопротивлением, то такое же сопротивление должно было возникать и у здоровых, когда вытесненный материал поступал к ним в виде информации извне». Иначе говоря, Фрейд увидел в поведении своих коллег яркий пример вытеснения. Информация, которой он с ними поделился, была попросту неудобна им, не нужна. Так как опрокидывала их картину мира и не позволяла им продолжать спокойно, старыми методами пытаться лечить людей, да и вообще требовала слишком много работать над собой, развиваться. Требовала перемен. И к тому же противоречила устоявшемуся общественному мнению и актуальной морали.

Продолжая сравнивать этих консервативных врачей с больными, Фрейд говорит: «Разница лишь в том, что с больными можно было пользоваться средствами принуждения, чтобы заставить их осознать и преодолеть сопротивления. Тем же, кто считает себя здоровым, так не поможешь. Каким образом добиться от этих здоровых трезвого, научно объективного подхода, оставалось нерешённой проблемой, которую разумнее всего было предоставить времени. История науки даёт много примеров тому, как положение, вначале вызывавшее только возражение, через некоторое время получало признание, не имея новых доводов в свою пользу».

Наука и сейчас знает много примеров подобного рода.

Любой учёный-визионер всегда сталкивается с предвзятым отношением к своим идеям и открытиям. Но где была бы сейчас наука и технологии без этих «безумных учёных», мечтателей и «научных еретиков»?
В защиту визионерства

То, что угрожает сложившимся стереотипам, а уж тем более попахивает революцией и деформацией культурных норм, всегда сначала отторгается обществом. Как нечто ненужное, неактуальное, неудобное. Не совместимое с нормальной жизнью.

Например, у произведения искусства, которое несёт с собой нечто для культуры новое и революционное, поначалу всегда очень мало шансов на популярность. Практически никаких. Ведь такое произведение угрожает самостоянию существующего душевного строя общества. Поэтому и появляются такие явления, как «Неудобная литература», неудобные научные теории (которые физик Фримен Дайсон метко назвал «научными ересями») и прочие неудобные (до поры до времени) проявления интеллектуальной и духовной деятельности отдельных — слишком выходящих за рамки существующих представлений — творчески одарённых личностей.

С другой стороны, те, например, литературные или музыкальные произведения, которые постигает мгновенный и достаточно массовый успех, всегда угождают актуальным культурным стереотипам и запросам публики. Что называется, «отражают дух времени». (На этом, собственно, строится целиком и полностью вся поп-культура, она же массовая культура.)

Фрейд поначалу был крайне неудобен людям — ни научному сообществу, ни широким массам. Он был невыгоден. Люди совсем не хотели перемещать в область сознания свои глубоко загнанные в подполье проблемы. Они привыкли жить так, как жили уже не одну сотню лет до этого.

Но… к счастью, у социума (как у всякого живого организма) есть живительная способность к усвоению и «перевариванию» поначалу неудобоваримых идей («человек, подлец, ко всему привыкает»). Поэтому вирусные идеи Фрейда, имея под собой абсолютно реальную основу, постепенно (в течение двух-трёх десятилетий) сформировали спрос и сделались до такой степени мейнстримом, что отрицание их стало гораздо большей нелепостью, чем было их высказывание в момент их зарождения…

Психоанализ в массы!

И вот Фрейда признали. Он стал популярен. По всему миру создавались психоаналитические общества, основатель выступал с лекциями в Америке, и, по сути, при жизни получил все подтверждения того, что его открытия не просто нужны человечеству, но стали частью новой культуры и новой цивилизации. Время наконец сумело угнаться за ним.

Настроения, чаяния масс и основы психоанализа совпали.

Великий поп-артист Сальвадор Дали приезжает на поклон к мэтру и рисует его портрет на салфетке. Великий поп-артист и основатель поп-арта Энди Уорхолл включает его портрет в свой знаменитый цикл «10 портретов евреев XX века». Великий поп-артист Джим Моррисон излагает основы эдипова комплекса в своей знаменитой песне The end и заявляет, что хочет стереть все границы между сознанием и бессознательным (очевидно, ничего не понимая в психоанализе)…

Очень интересно наблюдать за тем, как передовые научные идеи становятся частью массовой культуры. Это неизбежное и вполне естественное явление выглядит столь же забавно, сколько и трагично. Потому что сами авторы этих идей либо совсем не доживают до этого момента, либо, если доживают, ужасаются тому, насколько массы извращают их идеи… Искажают или в лучшем случае просто недопонимают. Ведь ассимилируя революционные, авангардные идеи, делая их своей частью, культура (а в частности и в особенности — массовая культура) всегда огрубляет их, упрощает и даже сводит к какой-то пошлой пародии на самих себя.

Прозревая будущее своих открытий, Фрейд говорил, что они пригодятся не только медицине и помогут человеку стать свободнее. Но он был прав лишь отчасти. Большинство людей и сейчас имеют очень смутное представление, например, о бессознательном (хотя, безусловно, какое-то уже имеют) и механизмах вытеснения и сопротивления. Людям всё ещё удобно думать, что всё — под контролем сознания. Так уж оно всё-таки проще… И психоанализ по-прежнему даже в своих основах очень мало знаком широкой публике.

Механизм сопротивления оказался не просто силён, он оказался, по-видимому, такой частью человеческой природы, от которой невозможно отделаться. Из любой попытки всегда будет получаться змея, кусающая себя за хвост. Сколько бы человек ни пытался «освободить» своё Я, содержания бессознательного всегда будут в той или иной мере оставаться неосознанными и найдут способ неожиданно проявить себя.

Конечно, как писал Томас Манн, «аналитическое знание изменяет мир; оно приносит в мир весёлую недоверчивость, разоблачающую подозрительность по отношению к тайникам и махинациям души, подозрительность, которая, однажды пробудившись, уже никогда не исчезнет в мире». Но идут эти перемены очень медленно, незаметно и постепенно. И ещё неизвестно, придут ли когда-нибудь к своему намеченному Фрейдом результату. Да и нужно ли это человечеству?
Ответить с цитированием

[Политический журнал]

http://www.politjournal.ru/index.php...8823&issue=231
Олег Давыдов

Сон среди океана

В сентябре 1909 года Зигмунд Фрейд и Карл Юнг, учитель и ученик, основавшие две разные школы исследования человеческой психики, читали лекции в университете Кларка в Америке. На обратном пути, на борту парохода среди океана, Юнгу приснился судьбоносный сон: он в незнакомом двухэтажном доме, который тем не менее его дом. Верхний этаж обставлен прекрасной мебелью в стиле рококо. Юнг спускается на первый этаж, там – средневековая обстановка. Дальше он видит дверь, за ней лестницу, ведущую в подвал, спускается в него и понимает, что это римское время. Наконец, обнаруживает еще один спуск и попадает в пещеру с низким сводом. Там кости и черепки – остатки примитивной культуры. «Я нашел там два очень древних полуистлевших человеческих черепа – и в этот момент проснулся».

Психоаналитики в этом долгом плавании понемногу анализировали друг друга. Юнг рассказал это сон Фрейду, и тот «больше всего заинтересовался двумя черепами. Он постоянно возвращался к ним, уверяя, что я должен обнаружить связанное с ними желание. Что я о них думаю? Чьи они?» Юнг раздражен вопросами учителя, говорит, что понимает, куда он клонит с этими вопросами к тому, что Юнг кому-то должен желать смерти. Толкование, которое он сам дает своему сну, отсылает в подземелье бессознательного.

Во второй половине 1909 года, после возвращения из Америки, переписка Фрейда и Юнга наполняется мифологическими сюжетами. Юнг начнет писать книгу «Метаморфозы и символы либидо» и по мере писания все глубже погружается в глубинные слои бессознательного, которые выражаются в сознании в виде мифологических сюжетов. Отправной точкой «Метаморфоз» стали сны и фантазии американской студентки мисс Миллер, которая переживала довольно невинные эротические приключения, которые потом отражались в ее снах, мечтаниях, стихах и комментариях к ним. Анализируя фантазии мисс Миллер, Юнг все глубже вникал в мифологические сюжеты, а толкуя их с точки зрения психоанализа, все дальше отходил от изначальной концепции Фрейда.

Духи и аналитики

Зигмунд Фрейд с сыновьями
Собственно, между ними и изначально была пропасть. Фрейд был твердым позитивистом, а Юнг верил в духов. Еще в юности он имел опыт общения с ними. Защищенная им в Цюрихском университете диссертация называлась «К психологии и патологии так называемых оккультных феноменов». Но сами эти феномены для него не были вовсе «так называемыми», для него они были реальностью. В его биографической книге «Воспоминания, сновидения, размышления» есть эпизод, относящийся к концу марта 1909 года, когда Юнг был в Вене в гостях у Фрейда. Юнг спросил мнение Фрейда об экстрасенсорном восприятии и парапсихологии. Фрейд заявил, что эти вопросы бессмысленны. При этом проявил такой поверхностный позитивизм, что Юнг едва сдержался. Дальше:

«Но в тот момент, когда я выслушивал его аргументы, у меня возникло странное ощущение, будто моя диафрагма вдруг сделалась железной и раскалилась докрасна, она, как мне показалось, даже стала светиться. И в этот миг из находившегося рядом книжного шкафа раздался страшный грохот. Мы оба в испуге отскочили — показалось, что шкаф вот-вот опрокинется на нас. Я, опомнившись, сказал Фрейду: «Вот вам пример так называемой каталитической экстериоризации». «Оставьте, – разозлился он, – это совершеннейшая чушь». «Нет, профессор, – воскликнул я, – вы ошибаетесь! И я это вам докажу: сейчас вы услышите точно такой же грохот!» И действительно, как только я произнес эти слова, из шкафа снова раздался грохот. До сих пор не понимаю, откуда взялась моя уверенность. Но я был убежден, что это произойдет. Фрейд ошеломленно посмотрел на меня».

Этот случай весьма впечатлил Фрейда. Через несколько дней он пишет Юнгу письмо, в котором рассказывает, что после его ухода обследовал все шкафы и нашел, что в одной комнате «треск раздается беспрерывно, там, на дубовых полках книжного шкафа, стоят две тяжелые египетские стелы, и с этим, следовательно, все ясно. Во второй, где мы с Вами все это слышали, потрескивания очень редки». Что было «ясно» Фрейду, не очень понятно. Но он замечает, что сперва «хотел увидеть в этом доказательство того, что частые шумы слышатся только в Вашем присутствии». А дальше все сводит на шутку: его доверчивость исчезла вместе с волшебством присутствия Юнга. «Лишенная нечистой силы мебель предстает моим глазам, как когда-то, после ухода богов Греции, поэту предстала обез-боженная природа».

Продолжая письмо, Фрейд вдруг углубляется в кабалистику цифровых совпадений, которая мучила его после того, как он в 1899 году закончил свою этапную книгу «Толкование сновидений». Он тогда думал, что должен умереть в 61 или 62 года (умрет в 83), и эти цифры ему все время навязчиво подвертывались. Прежде чем дать рациональное объяснение этому, Фрейд замечает: «Вы снова найдете подтверждение еврейской природы моей мистики». А может, действительно в этой природе все дело.

Карл Юнг
Юнг вспоминает такой случай: «Фрейд сказал мне: «Мой дорогой Юнг, обещайте мне, что вы никогда не откажетесь от сексуальной теории. Это превыше всего. Понимаете, мы должны сделать из нее догму, неприступный бастион». Он произнес это со страстью, тоном отца, наставляющего сына: «Мой дорогой сын, ты должен пообещать мне, что будешь каждое воскресенье ходить в церковь». Скрывая удивление, я спросил его: «Бастион – против кого?» – «Против потока черной грязи, – на мгновение Фрейд запнулся и добавил, – оккультизма». Я был не на шутку встревожен – эти слова «бастион» и «догма», ведь догма – неоспоримое знание, такое, которое устанавливается раз и навсегда и не допускает сомнений. Но о какой науке тогда может идти речь, ведь это не более чем личный диктат».

Это было уже в 1910 году, когда Юнг, работая над «Метаморфозами», с головой погрузился в оккультизм всемирной мифологии. Он говорит: «К «оккультизму» Фрейд, по-видимому, относил абсолютно все, что философия, религия и возникшая уже в наши дни парапсихология знали о человеческой душе. Для меня же и сексуальная теория была таким же «оккультизмом», то есть не более чем недоказанной гипотезой». И признается: «Многое еще не было доступно моему пониманию, но я отметил у Фрейда нечто похожее на вмешательство неких подсознательных религиозных факторов».

Что за «религиозные факторы»? Юнг делает вид, что не понимает. А между тем учитель выражается ясно: сексуальная теория – бастион против оккультизма, то есть – языческой нечисти, которая может захлестнуть мир иудеохристианской культуры. Фрейда, конечно, трудно заподозрить в какой-либо ортодоксии, но то, что он всю жизнь оставался в лоне иудеохристианской культуры, – это факт. Юнг другое дело. Ему еще в детстве было видение, что Бог испражняется на церковь («поток черной грязи»), и кусок фекалий проламывает ее крышу. Бог, который испражняется на церковь (здание, но и учреждение), – это, конечно, не иудеохристианский Бог, это какой-то похабник языческий.

Бог Отец и Бог Мать

Но именно с ним имел дело Юнг, человек, в котором Фрейд видел своего сына, продолжателя своего дела. И обманулся. Когда в 1911 году он прочел первую часть «Метаморфоз и символов», он рассердился, но пытался еще делать вид, что ничего особенного не случилось.

Но когда осенью 1912 года вышла вторая часть «Метаморфоз», Фрейд испытал культурный шок. И дело тут, конечно, не просто в сексуальной теории, дело в понимании божества. Обобщенно говоря, для Фрейда Бог – это отец, для Юнга же – мать. Отсюда и все противоречия. Ведь мать – это жизнь, которая все породила. Но эта богиня в иудеохристианской культуре подавлена (как и сексуальность). Конечно, мы ей все поклоняемся. И Фрейд тоже: его поиск подавленной сексуальности, высвобождение и переключение ее на себя (перенос) – это заклинание Песни песней: «Встань возлюбленная моя, прекрасная моя, выйди!» Но все-таки для еврея, выросшего в традиционной семье, Бог Мать – это уж слишком.

Как раз в то время, когда Юнг писал свои «Метаморфозы», Фрейд писал книгу «Тотем и табу» (вышла в 1913 году). Там, как известно, Фрейд фантазирует о том, что религия пошла оттого, что сыновья жестокого ревнивого отца, присвоившего себе всех женщин племени, однажды собрались, убили и съели его, а женщин (матерей) поделили по определенному закону. Вывод такой: «В Эдиповском комплексе совпадает начало религии, нравственности, общественности и искусства в полном согласии с данными психоанализа, по которым этот комплекс составляет ядро всех неврозов, поскольку они до сих пор оказались доступными нашему пониманию. Мне кажется чрезвычайно удивительным, что и эта проблема душевной жизни народов может быть разрешена, если исходить из одного только конкретного пункта, каким является отношение к отцу».

Фрейд и Юнг в университете Кларка
Можно сказать, сравнительно традиционный взгляд. А у Юнга в «Метаморфозах» (глава «Жертва») читаем: «Человек оставляет мать, источник libido, побуждаемый вечной жаждой вновь отыскать ее и через нее получить обновление; таким образом он совершает круговорот свой, чтобы вновь вернуться в лоно матери. Всякое препятствие на пути его жизни, угрожающее его подъему, обладает призрачными чертами страшной матери, парализующей его жизненную бодрость изнуряющим ядом тайно оглядывающейся тоски; каждый раз, как ему удается превозмочь эту тоску, – он обретает вновь улыбающуюся мать, дарующую ему любовь и жизнь; это картины, созданные предугадывающей глубиной человеческого чувства, но они до неузнаваемости искажены постоянно движущимся вперед поверхностным развитием человеческого духа».

Собственно, это комментарий на вагнеровскую интерпретацию истории Зигфрида, пораженного копьем Хагена («Превратившееся в бога смерти старое солнце, одноглазый Вотан убивает сына; и снова подымается солнце, вечно обновляясь»). А вот митраистские и христианские аспекты того же самого: «Представляется весьма вероятным, что жертва быком в культе Митры означает также жертву, приносимую матери, посылающей смертельный страх. Так как и в этом случае противоположный смысл слов «убивай умирая» является действительным, то жертва есть оплодотворение матери; хтонический демон-змея пьет кровь, то есть libido (семя) героя, совершающего кровосмешение. Этим поддерживается бессмертие жизни, ибо она, подобно солнцу, вновь порождает и героя. Теперь уже нетрудно, благодаря всему вышеизложенному, увидать и в христианской мистерии человеческую жертву или жертву сына матери».

Национальность невроза

После выхода «Метаморфоз» Юнг в кругу Фрейда был объявлен сумасшедшим и антисемитом. Ну сумасшедший – понятно, а антисемит почему? Скорей всего потому, что в этом кругу к вопросам национальности относились почти невротически. Тут были всякие фантазии. Например, венгерский психоаналитик Шандор Ференци (его настоящая фамилия Френкель) в письме к своему учителю Фрейду говорит (намекая на Юнга), что шизофрения «очевидно, является нормальным состоянием нордического человека, который еще не сумел до конца перерасти последнюю фазу Ледникового периода». О, как приложил. В общем, Юнга немного притравливали, и это его доставало. 10 ноября 1913 года в письме к шведскому аналитику Паулю Бьеру он написал: «До сих пор я не был антисемитом, но отныне я им стану, я уверен». Но, кажется, так и не стал. Трудно стать явным антисемитом, когда твои начинания финансируют представители семейства Рокфеллеров, как это было в случае Юнга.

Психоанализ возник в еврейской среде. Это медицинский факт. И сам основатель, и большая часть его пациентов и учеников – интеллигентные евреи, которые претерпевали кризис идентичности в условиях ассимиляции европейской культурой. Разрыв с традицией выражался в болезненных состояниях, всякого рода неврозах. И Фрейд нашел язык для разговора об иудеохристианском Боге в ситуации, когда люди в него уже не верили, а Бог все еще продолжал действовать изнутри потерявшего веру человека. Психоанализ – это своего рода богословие. Но и сакральная процедура: исповедь пациента и последующее объяснение аналитиком того, что происходит с человеком, в котором действует Бог его предков. Происходит примерно то же самое, что происходило с Иовом: он мучается, не понимая – почему. И вот эти мучения (скажем, невроз) Фрейд старался снять, находя корень проблемы в душе пациента, доводя до сознания причину его страданий.

Но Фрейд прекрасно понимал, что в любой момент кто-нибудь может сказать, что он лечит еврея, а не человека вообще, что он имеет дело со специфически еврейскими проблемами. Вот почему он так дорожил учениками-арийцами вроде Юнга. И так бесился, когда тот придумал какой-то свой психоанализ. 8 июня 1913 года Фрейд написал Ференци: «По поводу семитизма: действительно, имеются существенные отличия от арийского духа. Мы убеждаемся в этом каждый день. Да, у них вполне могут быть различные мировоззрения и различное искусство. Но не должно быть особой арийской или еврейской науки. Результаты должны быть одинаковыми». И дальше возмущается: «Вы слышали, что в Америке Юнг провозгласил, что психоанализ является религией, а не наукой. Это отражает наше глобальное различие. Но в данном пункте еврейский дух, к сожалению, не может к нему присоединиться».

Ну не может и не надо. В конце концов, если человек объявляет свой метод ненаучным, о чем тут спорить. Хотя справедливости ради стоит признать, что, благодаря своим новым методам (пусть ненаучным), Юнг достиг понимания многих вещей, которые так и остались недоступны классическому фрейдовскому психоанализу. Но достиг он этого несколько позже. А в 1913 году – да, были некоторые основания считать его сумасшедшим. Ибо «Метаморфозы» все-таки довольно невнятная книга. В ней Юнг собрал множество сюжетов и откомментировал их с точки зрения своего модифицированного психоанализа, но – он еще не имел метода, который впоследствии свяжут с его именем.

Гости из бессознательного

Старец Филемон. Рисунок Карла Юнга
Работая над своими «Метаморфозами», Юнг, по всей видимости, потревожил какие-то существенные слои бессознательного. И вот началось… Разрыв с Фрейдом в начале 1913 года, уход из университета (а еще раньше из клиники). Три года он не мог читать научные книги, не мог заниматься наукой (но принимал пациентов). Его все время преследовали кошмарные сны и видения наяву. Например, в октябре 1913 года он увидел поток, захлестнувший Европу, и трупы в нем, потом все это превратилось в море крови. Видение длилось около часа. Юнг вспоминает: «Мне стало дурно, и я стыдился». Через две недели видение повторилось, и голос сказал: «Смотри, так будет». В дальнейшем кошмар повторялся в разных вариантах, пока не началась Первая мировая война.

Когда накатят такие видения, поневоле задумаешься над тем, как это возможно. Юнг знал, что видения приходят из глубин подсознания, которое наполнено мифологическими образами, и хотел понять мир, из которого они являются. Собственно, у него и не было другого выхода, поскольку он чувствовал, что сходит с ума. Для начала он попытался найти в своем детстве причину того, что с ним происходило теперь. Но это ничего не дало. И тогда он сказал себе: «Раз уж я ничего не знаю, все, что мне остается, – это просто наблюдать за происходящим со мной». То есть дал полную свободу своим бессознательным импульсам. Стал, как в детстве, играть в кубики, строил дома из песка. Прерывался только на сон, еду и прием пациентов.

Из его «Воспоминаний» не очень ясна последовательность событий, но можно понять, что во время игры мысли Юнга прояснялись, затем возникал поток фантазий, которые он тщательно записывал, не понимая их смысла. В сущности, он ставил над собой эксперимент и в его ходе использовал технику «активного воображения».

Иначе говоря, Юнг позволял содержаниям бессознательного, лежащим сразу же под порогом сознания, проникать в сознание. Не препятствовал видениям, как бы они ни были нелепы и ужасны, свободно разворачиваться, следил за ними, все записывал, даже не понимая их смысла. А параллельно все-таки толковал их, хотя и не всегда удачно. В общем, это был рискованный опыт, напоминающий какой-то психоз. Поначалу Юнг побаивался приходящих фантазий, поскольку как врач знал, что дело может обернуться полным безумием. На всякий случай держал под рукой заряженный револьвер, чтобы покончить с собой в случае, если почувствует, что уже безвозвратно сходит с ума.

Но вскоре у Юнга появляется гуру. Симпатичный старик с рогами быка и крыльями зимородка. Он впервые явился во сне. Юнг назвал его Филемоном. Он научил Юнга важным вещам: «Филемон и другие образы фантазий помогли мне осознать, что они, возникнув в моей психике, созданы тем не менее не мной, а появились сами по себе и живут своей собственной жизнью. Филемон представлял некую силу, не тождественную мне. Я вел с ним воображаемые беседы. Мой фантом говорил о вещах, которые мне никогда не пришли бы в голову. Я понимал, что это произносит он, а не я. Он объяснил, что мне не следует относиться к своим мыслям так, будто они порождены мной. «Мысли, – утверждал он, – живут своей жизнью, как звери в лесу, птицы в небе или люди в некой комнате. Увидев таких людей, ты же не заявляешь, что создал их или что отвечаешь за их поступки». Именно Филемон научил меня относиться к своей психике объективно, как к некой реальности».

В ходе этого эксперимента Юнг понял, что образы, являющиеся из бессознательного, не зависят от «я» человека, которому они являются. С ними можно обращаться как с существами, обладающими собственной субъективностью. Отсюда и вытекают открытия, которые сделал Юнг. Если в период писания «Метаморфоз» он обращался с материалом бессознательного скорей теоретически, имел дело с чужими описаниями (мифами, фантазиями пациентов), то теперь он на собственном опыте пережил вторжение бессознательного. И не только не был им поглощен (как, скажем, Ницше), но в какой-то степени сам им овладел и стал различать его структуру. Именно в эти годы появляются термины: «личное бессознательное» и «коллективное бессознательное». А также – представления об «аниме», «тени», «персоне», «Самости», «архетипах». Все это было пока еще смутно, но это было именно то, что отличает аналитическую психологию Юнга от психоанализа Фрейда.

Метаморфоза Зигфрида

12 декабря 1913 года, в самом начале эксперимента, в декабре, когда давление бессознательного стало нарастать, Юнгу приснилось, что он погружается в темные глубины, путешествует по ним, находит камень, приподнимает его, видит труп белокурого юноши с окровавленной головой и скарабея, потом из воды поднимается солнце. Сновидец хочет положить камень на место, но не успевает: поток прорывается наружу и это – кровь. Тут очевидны солярные символы «Метаморфоз», но главное – снята какая-то пробка. Упругая струя бьет из щели, Юнгу тошно. А 18 декабря ему снится следующее:

«Я оказался где-то в горах с незнакомым темнокожим юношей, по-видимому, дикарем. Солнце еще не взошло, но на востоке уже посветлело, и звезд не было видно. Внезапно раздался звук трубы – это был рог Зигфрида, и я знал, что мы должны убить его. Как только он появился из-за поворота, мы выстрелили – и он упал лицом вниз – навстречу смерти. Мучимый раскаянием и отвращением к себе – ведь я погубил нечто столь величественное и прекрасное, – я бросился бежать. Мною двигал страх, что убийство раскроется. И тут обрушился ливень, и я понял, что он уничтожит следы преступления. Итак, я спасен, и жизнь продолжается. Но невыносимое чувство вины осталось».

Проснувшийся Юнг пытается понять, что это значит, но не может. Хочет заснуть и слышит голос: «Ты должен понять это, должен объяснить это прямо сейчас!» Впадает в панику. Голос произносит: «Если ты не разгадаешь сон, тебе придется застрелиться!» Револьвер в ящике, но стреляться страшно. «Лихорадочно перебирая в уме все детали сна, я вдруг понял его смысл. Он был о событиях, происходивших в мире. Зигфрид, думалось мне, является воплощением всего того, чего хотела достичь Германия, – навязать миру свою волю, свой героический идеал — «Воля пролагает путь». Таков был и мой идеал. Сейчас он рушился. Сон ясно показывал, что героическая установка более недопустима, и Зигфрид должен быть убит».

Юнг толкует этот сон как «сознательный отказ от героической идеализации». Это, может, и верно, но, во-первых, как мы ниже увидим, убить в себе белокурую бестию не так уж легко. А, во-вторых, тут есть еще одно интересное обстоятельство. Дело в том, что первой пациенткой Юнга, которую он лечил методом психоанализа, была девушка из Ростова-на-Дону Сабина Штильрейн. Начал в августе 1904 года, еще до знакомства с Фрейдом, потом консультировался с ним. Сабина, как водится при анализе, влюбилась в своего врача. Еще неопытный Юнг вступил с ней в связь, что привело к скандалу, разразившемуся как раз перед поездкой Юнга и Фрейда в Америку, с которой начинается настоящий текст. Собственно, этот скандал и был первой трещиной в отношениях двух аналитиков.

Сабина хотела родить от Юнга ребенка. Но не простого. Их сын должен был стать спасителем человечества, поскольку соединил бы в себе лучшие черты арийцев и евреев. После скандала 1909 года любовные отношения вроде прекратились. Девушка окончила университет, сблизилась с Фрейдом, стала членом Венского психоаналитического общества. В 1911 году написала статью с характерным названием «Разрушение как причина становления» и послала ее Юнгу со словами: «Дорогой мой! Получи дитя нашей любви, статью, которая и есть твой маленький сын Зигфрид». Когда летом 1912 года она вышла замуж за русского врача Павла Шефтеля, Фрейд сказал: «Теперь я могу вам признаться, что мне вовсе не нравилась ваша фантазия родить нового Спасителя от смешанного арийско-семитского союза. Во время своей антисемитской фазы Господь не случайно дал ему родиться от благородной еврейской расы». А когда Сабина забеременела, написал: «Если ребенок окажется мальчиком, пожалуй, я бы хотел, чтобы он превратился в стойкого сиониста. В любом случае он должен быть темноволосым, хватит с нас блондинов».

Сабина родила девочку. Это случилось 17 декабря 1913 года. А в ночь на 18 декабря Юнг убил блондина Зигфрида. Кажется, еще никто не обратил внимания на это значимое совпадение. Или – синхронию, как будет впоследствии называть такие знаковые события Юнг. Интересно, что в одном из своих последних писем к Сабине он написал: «Любовь С. к Ю. дала возможность последнему осознать то, что ранее он лишь смутно подозревал, – силу бессознательного, которая формирует судьбу, силу, ведущую к событиям величайшего значения». Сабина будет расстреляна нацистами в августе 1942 года в Ростове. Она как бы предчувствовала свой трагический конец, когда создавала статью «Разрушение как причина становления» и писала о ней Юнгу: «Мне было трудно, но нет ничего невозможного, если это делается ради Зигфрида… Это исследование значит для меня много больше, чем жизнь, поэтому я так боюсь».

Одержимость Вотаном

Вотан
Проведя себя через опыт, описанный выше (в главке «Гости из бессознательного»), Юнг нашел способ понимать массовые социально-политические процессы, которые были столь характерны для ХХ века. Откроем, например, его статью 1936 года «Вотан». Начало идиллическое: немецкая молодежь с рюкзаками, костры в день летнего солнцестояния, дионисическое опьянение, поэзия Ницше, пробуждение национального духа. С поражением в мировой войне все это мутирует в толпы голодных, странствующих по Германии в поисках работы. И вот явление Гитлера: тысячи марширующих, одержимых божеством, которого Юнг идентифицирует как Вотана. При этом отмечает, что «надо было бы вместо Вотана сказать о furor teutonicus («бешенстве тевтонов»)». Но в таком случае получится, что эти «люди находятся в состоянии «помешательства». А так мы можем упустить ценную характеристику феномена в целом, т. е. драматический аспект Одержащего и Одержимого, что является наиболее выразительной частью немецкого феномена».

Это будет ясней, если иметь в виду, что Вотан не просто какое-то околонаучное понятие, но буквально дух, который является примерно как духи во время спиритических сеансов, а также тех опытов с «активным воображением», о которых речь была выше. Просвещенческая наука, на которую опирается Фрейд, конечно, не может допустить никаких духов, ну и что? Духи все равно действуют в нас и через нас. А когда дух овладевает массами, его действие становится подчас чудовищным. Русская революция это уже показала, теперь Юнг наблюдает нечто похожее в Германии, где народ одержим Вотаном.

«Вотан — это основополагающая характеристика немецкой души, иррациональный, психический ее фактор, действующий как циклон на высокое давление цивилизации и сметающий ее прочь. Почитатели Вотана, несмотря на всю их эксцентричность и причуды, похоже, оценивали эмпирические факты более верно, чем поклонники разума. По-видимому, все до одного забыли, что Вотан представляет первобытный немецкий фактор и что он – самое точное выражение и неподражаемая персонификация основного человеческого качества, которое особенно характеризует немца». Словом, «можно говорить о некоем архетипе «Вотана». Как автономный психический фактор Вотан порождает эффекты коллективной жизни людей и в соответствии с этим также раскрывает свой характер».

А сконцентрирован этот характер в вожде. Через два года после выхода «Вотана» Юнг даст интервью американскому журналисту Никербокеру, которое называется «Диагностируя диктаторов». О Гитлере там сказано: «Для всякого немца Гитлер является зеркалом его бессознательного... Он рупор, настолько усиливающий неясный шепот немецкой души, что его может расслышать ухо ее бессознательного. Он первый человек, который поведал каждому немцу, какой тот все время представляет и видит в своем бессознательном судьбу Германии… Власть Гитлера не политическая, она магическая».

В свое время Юнг позволил бессознательному овладеть собой в лабораторных, так сказать, условиях. Почувствовал на себе силу архетипов, понял их как потоки, которые подхватывают человека и несут к неким целям. Среди прочего он осознал в себе специ-фическую архетипику немецкого народа и попытался ее преодолеть. Юнг думал, что убил в себе Зигфрида. В этом можно усомниться (архетипы не умирают), но во всяком случае он лучше многих других понял немцев вообще и в частности – Гитлера. Стоит послушать, что Юнг о нем говорит: «Он подобен человеку, который внимательно прислушивается к потоку внушений, нашептываемых голосом из таинственного источника, и затем действует в соответствии с ним… Его голос есть не что иное, как его собственное бессознательное, в которое немцы спроецировали самих себя; это бессознательное семидесяти восьми миллионов немцев. Это то, что делает его могущественным».

Направление на Восток

Итак, мы выслушали Юнга. А теперь послушаем Вотана. В конце интервью Юнг вдруг говорит: «Но теперь оставим это в стороне, и позвольте мне объяснить, в чем заключается мое лечение... Когда мой пациент действует под властью высшей силы, силы в нем самом, подобно голосу Гитлера, я не рискую приказывать ему не подчиняться своему голосу. Он не послушает меня, если я рискну приказать… Единственное, что я могу предпринять, это попытаться, интерпретируя голос, побудить больного вести себя с меньшей для него самого и общества опасностью… Поэтому я полагаю, что в этой ситуации единственный путь спасти демократию на Западе… не пытаться остановить Гитлера… Его голос говорит ему объединить всех немцев и вести их к лучшему будущему... Невозможно удержать его от осуществления этих намерений. Остается лишь надеяться повлиять на направление его экспансии. Я предлагаю направить его на Восток… Послать его в Россию. Это логичный курс лечения для Гитлера».

Не слишком ли дорогой курс? А как быть с миллионами русских, которые погибнут в этой войне? Обратим внимание: с того момента, как Юнг начинает объяснять курс лечения, он будто преображается, с ним явно что-то происходит. Что именно? Аналитику ясно, что в коллегу вселился Вотан. Юнг теперь одержим не хуже Гитлера: ясновидит и бредит. Он уже выше сообщил Никербокеру свое идиотское убеждение, что ленивый славянский мужик не встает по утрам, спит весь день. Но теперь, целиком проникшись Вотаном, доктор вещает что-то совсем уже людоедское. И как в воду глядит: нездоровая жажда натравить Гитлера на мужика (навязчивая идея Юнга напасть на Россию) будет в точности удовлетворена через три года (конечно, в день летнего солнцестояния).

Кушетка, на которой Фрейд анализировал своих пациентов
Вряд ли какой-нибудь Черчилль читал это интервью, но ведь и он тоже видел спасение Запада в направлении Гитлера на Советский Союз. И, конечно, работал над этим. Европа не раз применяла юнговский «курс лечения», поскольку он вытекает из содержимого коллективного бессознательного Запада. Мы знаем примеры крестовых походов, нашествия поляков в Смутное время, нашествия Наполеона. И идеологии здесь ни при чем. В бессознательном нет идеологий, там есть только так или иначе оформленное либидо, психическая энергия, которую надо направить на Восток, чтобы она не взорвала Европу. Вотан все повторяет устами Юнга: «Я предложил бы послать его в Россию. Там много земли».

Будучи одержим, Юнг не видит Вотана в себе. Но прекрасно видит его в других. Сразу после окончания войны появилось интервью, в котором Юнг говорит: «Для психолога ясно одно, а именно – то, что он не должен следовать широко распространенному сентиментальному разделению на нацистов и противников режима. У меня лечатся два больных, явные антинацисты, и тем не менее их сны показывают, что за всей их благопристойностью до сих пор жива резко выраженная нацистская психология со всем ее насилием и жестокостью».

Юнг явно хочет внушить победителям, что он не такой, что он еще накануне Первой мировой войны убил в себе Зигфрида, что в его снах нет ни капли Вотана. Но мы знаем, что это не так. Раз побежденные демоны могут вернуться. Никто никогда и ни от чего не застрахован.
337

[live-imho]

23 октября, 12:00

Занятная история приключилась с Зигмундом Фрейдом в 1938 году.

Когда произошел знаменитый аншлюс и Австрия была присоединена к нацистской Германии, доктор Фрейд за свои запрещенные труды....

должен был попасть в концлагерь, но его выкупило Международное психоаналитическое общество.

Выпуская Фрейда на свободу, нацисты потребовали от него написать заявление, что в гестапо с ним хорошо обращались.

Тогда он и обронил эту историческую фразу:

" Нельзя ли добавить, что я могу каждому сердечно рекомендовать гестапо?"

[Историческая правда]

http://www.istpravda.ru/chronograph/3290/
Зигмунд Фрейд родился в моравском городе Фрейбурге, в семье торговца шерстью. В 1860 году его семья переезжает в Вену, где Зигмунд с отличием оканчивает гимназию и становится студентом медицинского факультета Венского университета.

Он входит в студенческий союз, где активно изучает историю, политику и философию. Карьеру врача-психиатра Зигмунд Фрейд начал в психиатрической клинике Вены, где за годы врачебной практики поднялся от простого ассистента до профессора психиатрии. Его наставниками были врачи Иосиф Брейер и Жан-Мартен Шарко – успешно занимающиеся лечением неврологических больных с помощью гипноза. А их работы явились катализатором фрейдовской идеи о том, что причина душевных болезней кроется не столько в мозге, сколько в человеческом сознании.

Ранние труды Фрейда посвящены локализации мозговых функций и другим проблемам физиологии и анатомии головного мозга, афазиям, детскому параличу и т.п. Под влиянием французской школы психотерапии, с начала 1890-х годов Зигмунд занимался проблемами неврозов (особенно истерии) как заболеваний. В работе «Я и Оно» Фрейд выделил в структуре психики три компонента – Оно (Ид), Я (Эго) и Сверх-Я (Суперэго). «Оно» представляет бессознательные влечения, «Я» – принцип реальности, «Сверх-Я» формируется в процессе усвоения человеком социальных норм, господство которых над психикой также становится бессознательным, приводит к возникновению совести и неосознанного чувства вины. Идею иерархической структуры психики он последовательно развивает и в последующих своих работах: «Толкование сновидений» (1900), «Психопатология обыденной жизни» (1904), «Лекции по введению в психоанализ» (1910) и других.

В 1933 году, когда к власти пришли фашисты, и Австрия была присоединена к Германии, Фрейд покинул Вену и остаток своей жизни провел в Англии.

Умер основатель психоанализа Зигмунд Фрейд 23 сентября 1939 года в Хэмпстеде, близ Лондона.

Источник: calend.ru

[Правда.ру]

http://www.pravda.ru/society/family/...d_lovestory-0/

"Отец психоанализа" Зигмунд Фрейд не очень-то любил распространяться о своей личной жизни. Как говорится, на всякий случай… Мало ли к каким выводам придут его ученики?! Однако история большой любви Фрейда все же достаточно известна. Из-за любви к красавице Марте Зигмунд Фрейд перешагнул и через комплексы, и через сомнения, и через предрассудки.

В апрельский вечер 1882 года Шломо Сигизмунд Фройд, предпочитавший называть себя на немецкий лад Зигмунд Фройд (Sigmund Freud) (или в традиционной русской транскрипции Фрейд), застал дома гостей. Соломоном, то есть Шломо, назвал его папа в честь своего покойного отца. Сигизмундом окрестила мать. В 17-летнем возрасте юноша изменил свое имя на тевтонское Зигмунд и крайне не любил, когда его называли именем, которое дала ему мать. В то время в Австро-Венгрии Сигизмундом называли героя антисемитских анекдотов, но Фрейд вообще стыдился своего еврейства и никогда в их доме не было его ровесников-немцев. Сиги, как ласково звала его мать, было стыдно, что она крайне плохо владеет немецким.

Вот и на этот раз, когда Зигмунд вернулся с работы, на кухне сидела, судя по наряду, парочка религиозных ортодоксов. Со скептической ухмылкой поприветствовав фрау Эммелин Бёрнейс и ее сына Эли, взгляд Зигмунда невольно задержался на подруге его сестры Анны, которую звали Марта Бёрнейс (Martha Bernays). От ступора молодой человек вышел, когда всех позвали к столу, а до того неотрывно смотрел, как ловко девушка чистит яблоко… За обедом Фрейд задал ей несколько вопросов, но из-за легкого головокружения ответов не расслышал или не понял. Той же ночью, мучительно стараясь уснуть, юноша-девственник решил для себя, что Марта обязана стать его женой. Ничего, что девушка выросла в "отсталой", на его взгляд, религиозной семье, он-то сумеет ее перевоспитать на правильный лад без "еврейских суеверий и предрассудков".

Автор биографии-компиляции Фрейда израильский журналист Петр Люкимсон пишет: "Дальше события развивались поистине стремительно. Никогда до того не ухаживавший за девушками Фрейд напросился в гости к Бёрнейсам. Потом осмелел настолько, что предложил Марте, семья которой за 11 лет до того перебралась в Вену из Гамбурга, показать ей "настоящую Вену и ее красоты". Фрау Эммелин Бёрнейс милостиво согласилась на эти свидания, оговорив, что, как и предписывает еврейская традиция, молодые люди будут гулять не одни, а в сопровождении Минны — младшей сестры Марты".

Разговоры о литературе и искусстве перемежались вуайеризмом со стороны будущего творца психоанализа. Красавица-еврейка время от времени останавливалась, отходила к скамейке и, высоко задрав подол платья, поправляла съехавшие чулки на изящной ножке. Зигмунд старательно пытался в эти минуты не смотреть на эротическое действо, но взгляд предательски скользил по открывшимся ему стройным формам. И тогда Фрейд дал себе клятву ежедневно посылать Марте розу. Несмотря на скудный доход, он исполнил свой обет.

Чувство ревности Фрейд пережил уже в первое же лето их знакомства. Однажды он застал Марту за перепиской нотного альбома для ее кузена Макса Мейера. Браки между двоюродными родственниками среди евреев в те времена были не редкостью. И как же повел себя наш влюбленный? На другой день он позвал Марту на романтическую прогулку в парк. Она согласилась и Зигмунд был на седьмом небе от счастья. Без пяти минут профессор вел себя как мальчишка и читал на память стихи. Потом нагнулся, чуть порылся в траве и выудил оттуда сдвоенный миндаль. Вручив плод девушке, Фрейд присовокупил что-то насчет тайных знаков свыше.

Спустя два дня наступил ответный ход Марты. Домовитая девушка своими руками испекла пирог и приложила к нему записку. В шутливом тоне там было написано, что Фрейд препарирует различные органы и поэтому она посылает ему на препарирование свое изделие. Интересно, как бы проанализировал этот случай сам доктор Фрейд? Изобретатель бесед на кушетке сам не жаловал, когда его расспрашивают об интимных подробностях его частной жизни. Мало ли к каким выводам придут его ученики?!

Летом 1882 года Зигмунду удалось тайком пожать руку Марты, заглянувшей к Фрейдам на огонек. "Нужно быть евреем, чтобы понять весь напряженный эротизм этого момента, — отмечает в своей книге Петр Люкимсон. — Еврейский закон, которому тогда следовала Марта, запрещает юноше и девушке каким бы то ни было образом касаться друг друга, и правило это распространяется также на жениха и невесту до момента их свадьбы. Поэтому рукопожатие для религиозной еврейки Марты было куда более смелым и "развратным" жестом, чем страстный поцелуй в губы для француженки".

Этот french kiss по-еврейски обернулся еще и еврейским "брудершафтом" — Зигмунд письменно попросил свою герл-френд перейти на "ты". Марта сделала и этот шаг. Знал бы герр Фрейд русский язык, непременно бы продекламировал пушкинские строки:

"Пустое вы сердечным ты.

Она, обмолвясь, заменила.

И все счастливые мечты.

В душе влюбленной возбудила".

17 июня Зигмунд сделал Марте предложение и получил утвердительный ответ. Сугубо земной человек, материалист до мозга костей Фрейд впал в иудейский мистицизм. Число "17" соответствует на иврите слову "навсегда", "постоянно". Символично, решил Фрейд, значит мы будем вместе навсегда. И знаете ли, он не ошибся.

В знак любви Марта подарила Зигмунду кольцо своего деда, раввина Исаака Бёрнейса, а Фрейд, чтобы в ее семье не заметили пропажу, заказал точную копию этого кольца, только чуть меньшего размера, чтобы надеть его на пальчик супруги. Талисман и мистический день годятся разве что для романтиков и влюбленных, но, даже будучи влюбленным, Фрейд видел не только "алые паруса", но и любовную лодку, которая может разбиться о быт. Вечный вопрос молодых людей, пытающихся свить свое любовное гнездышко: на какие шиши кормить семью и снимать угол?

Кстати, за четыре года до свадьбы Зигмунд Фрейд написал своей любимой около 900 писем.

Игорь Буккер

[Лентa.Ru]

https://lenta.ru/news/2016/10/11/orgasm/
18:44, 11 октября 2016

Фото: imago stock&people / Globallookpress.com

Группа ученых под руководством нейробиолога Николь Праус (Nicole Prause) опровергла теорию Зигмунда Фрейда о связи различных типов оргазма с психологическим благополучием и качеством сексуальных отношений. Об этом сообщает The Independent.

В исследовании приняли участие 88 женщин в возрасте от 18 до 53 лет. Добровольцы заполняли анкеты, в которых сообщали, как часто они страдают от депрессии и других психологических расстройств. Кроме этого, они указывали, оргазм какого типа они чаще всего испытывают.

После опроса участниц попросили посмотреть серию эротических и нейтральных видеороликов продолжительностью 20 секунд. Во время просмотра эротических видео женщины должны были сознательно уменьшить или увеличить уровень своего сексуального возбуждения.

Установлено, что женщины, которые испытывают чаще всего клиторальный оргазм, легче возбуждаются и испытывают повышенное половое влечение. Такие результаты противоречат концепции Фрейда, развитой учеными Стюартом Броуди (Stuart Brody) и Руи Мигелем Коста (Rui Miguel Costa). По их мнению, женщина, которая испытывает невагинальный оргазм, сексуально неудовлетворена и имеет психологические проблемы.

[Игорь Буккер]

https://www.pravda.ru/society/family...d_lovestory-0/
05 апр 2014 в 16:00

Общество » Семья » Житейские истории

"Отец психоанализа" Зигмунд Фрейд не очень-то любил распространяться о своей личной жизни. Как говорится, на всякий случай… Мало ли к каким выводам придут его ученики?! Однако история большой любви Фрейда все же достаточно известна. Из-за любви к красавице Марте Зигмунд Фрейд перешагнул и через комплексы, и через сомнения, и через предрассудки.

В апрельский вечер 1882 года Шломо Сигизмунд Фройд, предпочитавший называть себя на немецкий лад Зигмунд Фройд (Sigmund Freud) (или в традиционной русской транскрипции Фрейд), застал дома гостей. Соломоном, то есть Шломо, назвал его папа в честь своего покойного отца. Сигизмундом окрестила мать. В 17-летнем возрасте юноша изменил свое имя на тевтонское Зигмунд и крайне не любил, когда его называли именем, которое дала ему мать. В то время в Австро-Венгрии Сигизмундом называли героя антисемитских анекдотов, но Фрейд вообще стыдился своего еврейства и никогда в их доме не было его ровесников-немцев. Сиги, как ласково звала его мать, было стыдно, что она крайне плохо владеет немецким.

Вот и на этот раз, когда Зигмунд вернулся с работы, на кухне сидела, судя по наряду, парочка религиозных ортодоксов. Со скептической ухмылкой поприветствовав фрау Эммелин Бёрнейс и ее сына Эли, взгляд Зигмунда невольно задержался на подруге его сестры Анны, которую звали Марта Бёрнейс (Martha Bernays). От ступора молодой человек вышел, когда всех позвали к столу, а до того неотрывно смотрел, как ловко девушка чистит яблоко… За обедом Фрейд задал ей несколько вопросов, но из-за легкого головокружения ответов не расслышал или не понял. Той же ночью, мучительно стараясь уснуть, юноша-девственник решил для себя, что Марта обязана стать его женой. Ничего, что девушка выросла в "отсталой", на его взгляд, религиозной семье, он-то сумеет ее перевоспитать на правильный лад без "еврейских суеверий и предрассудков".

Автор биографии-компиляции Фрейда израильский журналист Петр Люкимсон пишет: "Дальше события развивались поистине стремительно. Никогда до того не ухаживавший за девушками Фрейд напросился в гости к Бёрнейсам. Потом осмелел настолько, что предложил Марте, семья которой за 11 лет до того перебралась в Вену из Гамбурга, показать ей "настоящую Вену и ее красоты". Фрау Эммелин Бёрнейс милостиво согласилась на эти свидания, оговорив, что, как и предписывает еврейская традиция, молодые люди будут гулять не одни, а в сопровождении Минны — младшей сестры Марты".

Разговоры о литературе и искусстве перемежались вуайеризмом со стороны будущего творца психоанализа. Красавица-еврейка время от времени останавливалась, отходила к скамейке и, высоко задрав подол платья, поправляла съехавшие чулки на изящной ножке. Зигмунд старательно пытался в эти минуты не смотреть на эротическое действо, но взгляд предательски скользил по открывшимся ему стройным формам. И тогда Фрейд дал себе клятву ежедневно посылать Марте розу. Несмотря на скудный доход, он исполнил свой обет.

Чувство ревности Фрейд пережил уже в первое же лето их знакомства. Однажды он застал Марту за перепиской нотного альбома для ее кузена Макса Мейера. Браки между двоюродными родственниками среди евреев в те времена были не редкостью. И как же повел себя наш влюбленный? На другой день он позвал Марту на романтическую прогулку в парк. Она согласилась и Зигмунд был на седьмом небе от счастья. Без пяти минут профессор вел себя как мальчишка и читал на память стихи. Потом нагнулся, чуть порылся в траве и выудил оттуда сдвоенный миндаль. Вручив плод девушке, Фрейд присовокупил что-то насчет тайных знаков свыше.

Спустя два дня наступил ответный ход Марты. Домовитая девушка своими руками испекла пирог и приложила к нему записку. В шутливом тоне там было написано, что Фрейд препарирует различные органы и поэтому она посылает ему на препарирование свое изделие. Интересно, как бы проанализировал этот случай сам доктор Фрейд? Изобретатель бесед на кушетке сам не жаловал, когда его расспрашивают об интимных подробностях его частной жизни. Мало ли к каким выводам придут его ученики?!

Летом 1882 года Зигмунду удалось тайком пожать руку Марты, заглянувшей к Фрейдам на огонек. "Нужно быть евреем, чтобы понять весь напряженный эротизм этого момента, — отмечает в своей книге Петр Люкимсон. — Еврейский закон, которому тогда следовала Марта, запрещает юноше и девушке каким бы то ни было образом касаться друг друга, и правило это распространяется также на жениха и невесту до момента их свадьбы. Поэтому рукопожатие для религиозной еврейки Марты было куда более смелым и "развратным" жестом, чем страстный поцелуй в губы для француженки".

Этот french kiss по-еврейски обернулся еще и еврейским "брудершафтом" — Зигмунд письменно попросил свою герл-френд перейти на "ты". Марта сделала и этот шаг. Знал бы герр Фрейд русский язык, непременно бы продекламировал пушкинские строки:

"Пустое вы сердечным ты.

Она, обмолвясь, заменила.

И все счастливые мечты.

В душе влюбленной возбудила".

17 июня Зигмунд сделал Марте предложение и получил утвердительный ответ. Сугубо земной человек, материалист до мозга костей Фрейд впал в иудейский мистицизм. Число "17" соответствует на иврите слову "навсегда", "постоянно". Символично, решил Фрейд, значит мы будем вместе навсегда. И знаете ли, он не ошибся.

В знак любви Марта подарила Зигмунду кольцо своего деда, раввина Исаака Бёрнейса, а Фрейд, чтобы в ее семье не заметили пропажу, заказал точную копию этого кольца, только чуть меньшего размера, чтобы надеть его на пальчик супруги. Талисман и мистический день годятся разве что для романтиков и влюбленных, но, даже будучи влюбленным, Фрейд видел не только "алые паруса", но и любовную лодку, которая может разбиться о быт. Вечный вопрос молодых людей, пытающихся свить свое любовное гнездышко: на какие шиши кормить семью и снимать угол?

Кстати, за четыре года до свадьбы Зигмунд Фрейд написал своей любимой около 900 писем.

[Зигмунд Фрейд]

[ЭКСМО]

https://eksmo.ru/interview/15-tsitat...yda-ID5875672/

Если ты не понимаешь книги, то невежда ты, а не автор

25 октября, 2018
Без фундаментальных работ Зигмунда Фрейда (1856 — 1939) развитие психиатрии, психологии и искусства пошло бы по принципиально иному пути. Его книги повлияли не только на таких видных ученых и мыслителей, как Эрих Фромм и Виктор Франкл, но и на писателей, поэтов и художников, среди которых: Джеймс Джойс, Томас Манн, Джером Дэвид Сэлинджер, Генри Миллер, Сальвадор Дали и многие другие. Теория психоанализа, предложенная Фрейдом, перевернула представление человека о самом себе.

[Зигмунд Фрейд]

Массы никогда не знали жажды истины. Они требуют иллюзий, без которых они не могут жить.

«Психология масс и анализ человеческого „Я“»