*258. Равенство не значит справедливость

[Владислав Иноземцев]

https://www.gazeta.ru/column/vladisl...10898948.shtml
21.09.2017, 08:06
О том, где государство будет искать деньги в новом году

Владимир Любаров, «Зал ожидания», 1998 lubarov.ru

Только 46,7% работающих россиян представляют цели и смысл экономической политики, которая проводится государством, сообщают социологи Центра социально-политического мониторинга ИОН РАНХиГС. По другим опросам, 80% россиян оценивают состояние экономики как среднее или ниже среднего. Суммируя опросы, напрашивается вывод, что люди если не головным, то спинным мозгом чуют: им придется нелегко. И интуиция их не обманывает...

В начале недели в прессу просочились сведения о том, что власти задумались о дополнительных сборах, которые позволят профинансировать инфраструктурные проекты в Крыму и Калининградской области. Учитывая, что предполагается реконструировать и достроить крупные дороги, отчасти логично, что расходы решено компенсировать за счет роста акцизов на бензин (на 50 коп./литр с 1 января 2018 года и еще на 50 коп./литр с 1 июля).

Принимая во внимание необходимость строительства оптоволоконной линии по дну Балтийского моря из Питера в Калининградскую область (договариваться с Литвой о ее проведении в Кремле, видимо, считают ниже собственного достоинства), столь же логичным является предложение собрать средства с абонентов сотовой связи за счет повышения отчислений в т.н. «резерв универсального обслуживания», куда сейчас операторы направляют 1,2% выручки, а могли бы и больше.

Правда, для этого потребовалось бы учреждать новый сбор, что, видимо, в условиях нашей бюрократизации слишком сложно.

Чем обусловлен именно такой выбор источников поступлений? На мой взгляд, целым рядом обстоятельств.

Во-первых, цена на бензин так или иначе уплачивается каждым россиянином: если даже у него нет автомобиля, издержки все равно включатся в стоимость транспортных услуг, которые в той или иной мере присутствуют в цене реализации любого товара или услуги.

Сотовой связью пользуются все без исключения граждане, разве что не дети ясельного возраста.

Мысль о том, что платить должны все, в принципе соответствует главному замыслу властей: изобразить новые платежи как своего рода всероссийский «налог солидарности» для развития отдаленных территорий.

Во-вторых, оба вида сборов хороши (прошу простить за тавтологию) простотой собираемости и тем, что их, по сути, будут рассчитывать и вносить в бюджет сами компании-производители нефтепродуктов или сотовые операторы. Государство очевидно не хочет связываться ни с базовыми отраслями промышленности, которые сейчас показывают не слишком хорошие финансовые результаты; ни с госкомпаниями, которым обычно удается успешно отражать «излишние» притязания.

В данном же случае все лежит на поверхности: обложить дополнительными платежами предполагается отрасли, де факто действующие в самых конкурентных средах из всех, которые имеют место в российской экономике. И это тоже понятно –

бюджет на следующий год верстается «здесь и сейчас», время уходит, и возможностей для изобретения сложных схем уже не осталось.

В-третьих, впечатляет и размер суммы – необходимо найти 165 млрд руб. (1% всех расходов бюджета), и я подозреваю, что менее «противоречивых» источников средств попросту нет. Даже повышение акцизов (между прочим, противоречащее Налоговому кодексу, допускающему их повышение только на уровень инфляции, но в итоге получится в три раза выше) даст, по словам Антона Силуанова, всего 40 млрд руб., а сборы с сотовиков – не более 10 млрд.

Поэтому, мне кажется, процесс вряд ли ограничится только этими двумя новациями; будут попытки найти дополнительные доходы и иным образом – либо же рост ставок окажется в итоге существенно выше ожидаемого.

В-четвертых, оба направления сбора средств предполагают «отсылку» к любимому в узких кругах европейскому опыту. Сегодня бензин почти нигде у наших соседей не стоит так дешево, как в России (от 58 руб./литр на Украине и 77 руб./литр в Литве до 96 руб./литр в Финляндии), и всегда можно сказать, что ни Америка, ни даже Азербайджан (где цены совпадают с российскими), нам не указ.

В еще большей степени этот довод относится к мобильной связи, которая в России в разы дешевле, чем в любой европейской стране. Таким образом, правительство всегда сможет сказать, что речь идет всего лишь о небольшой ценовой корректировке, а никак не о «наступлении на права граждан» в наиболее чувствительных сегментах потребительского рынка.

В общем и целом следует признать, что «точка входа» в карман россиян определена достаточно профессионально.

Чем обусловлен объявленный выбор направлений расходования? Мне кажется, также довольно очевидными факторами.

Правительство дает чёткую отсылку к новому, «геополитическому», времени — мало кто из комментаторов отметил, что речь в решении правительства идет не только о Крыме и Калининградской области, но и о Дальнем Востоке.

Совершенно понятно, почему без новых дорог или оптоволокна могут обойтись в Омске или Воронеже: все силы сегодня должны быть сконцентрированы на наших форпостах, обращенных к враждебному миру – на Тихом океане, на Черном море или на Балтике.

И неважно, что разместить флоты в Крыму и Калининграде – значит идеально заблокировать их выход в открытый океан в случае крупного военного конфликта с НАТО; о таких вещах налогоплательщикам думать не положено.

Как и о том, например, что многие проблемы той же Калининградской области создали сами российские власти. Может, перед тем как прокладывать оптоволоконный кабель, стоило хотя бы отменить двойное таможенное оформление грузов, отправляемых по тому же маршруту между Питером и Калининградом, которое сегодня проводится даже в случае, если судно не заходит ни в один иностранный порт?

И можно быть уверенным в том, что если подобные планы анонсируются за полгода до президентских выборов, это указывает на общий тренд, который будет характеризовать действия нового (старого) правительства и после 2018 года.

Особенность российской экономики – и в данном случае она подчеркнута как нельзя лучше – состоит в том, что государство патологически не считает «настоящим» богатством то, чем располагают его граждане. Оно не хочет стимулировать их инициативу и пытаться «раскрутить» на инвестиции и предпринимательство (в любом другом случае, по крайней мере, канализацию в Симферополе можно реконструировать на коммерческой основе, так как за жилищно-коммунальные услуги народ исправно платит, и за несколько лет вложения окупились бы).

Власть не хочет ни концессий, ни льготных условий для бизнеса, ни соглашений о разделе продукции – она желает только собирать деньги в казну (от нефтяной сверхприбыли, импортных пошлин, или просто «потому что хочется мне кушать»), и тратить их либо на себя, либо на проекты, в которых смогут поучаствовать её «доверенные лица».

Не нужно было быть слишком уж проницательным, чтобы заметить такую склонность и пять, и десять лет тому назад – просто сегодня в верхах в полной мере осознали, что никакого (даже экономического) сопротивления народ оказывать не собирается. И стали действовать так, как раньше все же побаивались.

Долгое время политологи (как «придворные», так и независимые) говорили о некоем «общественном консенсусе», заключавшемся в сделке по «размену» политической пассивности населения на повышение уровня его благосостояния. Сегодня всё отчетливее видно, что никакой такой «сделки» власть в виду никогда и не имела. Речь изначально шла о том, что она укрепляла позиции в управлении национальным достоянием, получая в своё распоряжение всё большие средства и расширяя присутствие во всех сегментах экономики.

Все, что доставалось населению, было тем, что власти не успевали «переварить» сами, но никак не более.

Часть неожиданно свалившихся на Кремль «излишков» направлялась в Резерный фонд, а часть трансформировалась в растущие зарплаты, пенсии и пособия просто потому, что не повышать их при тех темпах роста, которые наблюдались в 2000-е годы, было бы просто странно. Однако это была скорее такая типично русская «широта души», а вовсе не обязывающий контракт между властью и обществом.

Когда в 2008-2009 годах появились первые сомнения в том, что процветание пришло навсегда, правительство стало тратить резервные фонды, но всё же продолжило и индексирование пенсий, и повышение зарплат. Но как только в 2014-2016 годах стало ясно, что резервы исчерпаемы, а ухудшению внешних условий функционирования отечественной экономики не видно конца, то «молодецкая удаль» поутихла. А отношение к народу вернулось к тому, каким оно всегда было на Руси: в праздник можно налить подданным водки, но в целом-то они должны работать, платить оброк и не бунтовать.

Наивным людям могло показаться, что страна движется в правильном направлении, и жить будет становиться только лучше. Однако сейчас наша история 2000-х и даже начала 2010-х годов напоминает историю стада, которое перегоняют по тучным лугам какого-нибудь Горного Алтая в загон, где баранов и овец ждут заготовители шерсти с их импортными машинками для стрижки.

Особо стоит отметить, что пастухи были и остаются людьми гуманными: с завидной периодичностью они пересчитывают стадо по головам и проводят опросы относительно того, хочет ли оно продолжать свой путь – и стадо неизменно отвечает «да!»

То, что происходит сегодня, показывает: луга пройдены, впереди показались широко распахнутые ворота загона. Осталось только еще раз сказать «да» – и начнется время большой стрижки. Самое парадоксальное, что даже сомневаться в том, что это «да» прозвучит, совершенно не приходится…

[Владислав Иноземцев]

http://echo.msk.ru/blog/v_inozemcev/2059508-echo/
12:29 , 21 сентября 2017
АВТОР
д.э.н, директор Центра исследований постиндустриального общества

Успех команды Д.Гудкова на выборах в Москве – каким бы ограниченным он ни являлся – стал весьма символическим (и был воспринят в мире именно так). И хотя разные комментаторы делали акцент на разных элементах кампании (от «политического Uber'а» до важности победы «демократов» именно в столице), практически все признали, что недовольство режимом в России принимает разнообразные формы, а у протеста оказывается много узнаваемых лиц. Последнее могло стать откровением разве что для неспециалистов – но я бы добавил к этому, что после московских выборов в стране очевидно существуют три оппозиции.

Первая – это оппозиция, группирующаяся вокруг А.Навального, которая выбрала чёткую повестку дня; сформировала формальные структуры в регионах, ориентированные на поддержку своего лидера; и не попыталась при этом высказаться вразрез с общественными настроениями по весьма значимым для обывателей проблемам (миграция, Крым, и т.д.). Эта оппозиция ориентирована на персональный клинч своего кандидата с президентом Путиным (или же его преемником), уповая на преимущества харизмы молодого и нового на политической сцене радикала над харизмой стареющего политика, уже успевшего пообtщать всё всем, и многого не сделать. В демократической стране с сильной центральной властью у такого претендента было бы немало шансов – но Россию (на президентском уровне) электоральной демократией я считать не могу: ещё ни разу наша высшая власть не сменилась неконтролируемым ею демократическим образом без разрушения самой страны (что имело место в период крушения СССР).

Вторая – это оппозиция, представленная системными партиями (в данном случае – «Яблоком», находя¬щимся в российской политике с появления Российской Федерации), которые, исходя из их прежнего политического опыта, ориентированы прежде всего на парламентскую работу и на общефедеральные выборы. Опыт недавнего прошлого показал, что создать новые массовые партии невозможно – и только это поддерживает спрос на традиционный российский фрукт. Перед этими партиями стоит дилемма: на федеральном уровне их «потолок» ограничен несколькими процентами голосов; для продвижения на региональном им очевидно не хватает опыта работы «на земле» (за исключением отдельных мест типа Санкт-Петербурга или Пскова). При этом все крупные российские партии являются столь же авто¬ритарными, как и российская власть – и именно это затрудняет им мобилизацию новых сторонников.

Третья – это «технологическая» оппозиция Д.Гудкова, которая имеет как сильные (отличные организа-ционные возможности и отсутствие выпячиваемых лидером собственных амбиций), так и слабые сто-роны (далеко не всегда она может обеспечить высокие управленческие качества кандидатов или быть гарантирована от части «примазавшихся»). Эта часть оппозиции привлекает прежде всего тем, что она предлагает своим сторонникам достижимые цели – которые при этом способны постепенно менять облик страны. Скорее всего, ни Д.Гудков, ни его коллега-оппонент С.Митрохин не окажутся в бюллетене на выборах мэра Москвы в следующем году (по той же причине, что А.Навальный не будет допущен до президентской кампании – слишком велик риск выступить неубедительно для представителей власти) – но использованный в Москве метод будет наверняка реплицирован в других регионах и к 2024 г. в стране может появиться много молодых (по опыту участия, не обязательно по возрасту) политиков, которые смогут серьёзно влиять на ситуацию.

Особенность трёх российских оппозиций состоит в том, что на самом деле они практически совпадают по кругу граждан, готовых голосовать за их кандидатов (хотя во втором и третьем кейсах лидеры куда более избирательны в своих лозунгах, касающихся, например, национализма и имперскости). Однако базовый электорат этих групп очень концентрирован. И тут мы приходим к самому важному, на мой взгляд, моменту. Первая и вторая оппозиции не имеют шанса на успех потому, что протестный электо-рат крайне концентрирован – не обязательно в Москве, но в крупных городах и даже отдельных их районах. Поэтому даже в столице центру пока вряд ли удастся одолеть окраины, а уж в стране в целом голоса сторонников перемен останутся в явном меньшинстве. Технология Д.Гудкова идеальна не тем, что он предложил Uber, а тем, что он разделил внешне гармоничную кривую на массу «ступенечек», некоторые их которых можно из неё «выбить», хотя общий контур пока изменить не получится. И это, мне кажется, преобразует всё — или очень многое – по мере приближения «значимого» 2024 года.

Потому что к этому времени у третьей оппозиции будет масса работающих на местах сторонников, в то время как у второй так и останется знамя с изображением фрукта, давно ассоциирующегося с совсем другой компанией, а у первой – только имя и лицо её единственного «прирождённого лидера»…

[Владислав Иноземцев]

https://www.gazeta.ru/column/vladisl...10913888.shtml
03.10.2017, 08:04
О том, что отличает российско-украинскую ситуацию от испано-каталонской

Главный тренер «Манчестер Сити» Хосеп Гвардиола поддержал проведение референдума о независимости...
Emilio Morenatti/AP

В воскресенье произошло событие, осмысливать которое специалистам по политической теории, историкам и этнографам придется еще долго. Референдум в Каталонии о независимости этого региона от Испании стал, видимо, рубежным событием в истории многовековой испанской государственности – и мне кажется, с особым вниманием к происходящему следовало бы отнестись именно россиянам.

Россия и Испания, как ни странно, похожие страны.

В XVI-XVIII веках они были самыми большими империями на планете – и только волна движений за независимость в Латинской Америке позволила России навсегда остаться самым крупным в истории человечества государством — если учитывать как масштабы территории, так и продолжительность контроля над ними.

В истории наших стран хронологически и идейно много общего. Многие столетия назад варварские правители (вестготы на Пиренейском полуострове и викинги на Руси) искали свою идентичность в наследии разных ветвей единой римской цивилизации. Чуть позже развитие обеих держав, которые постепенно становились европейскими, было радикально нарушено внешним вторжением и иноземным игом: мусульманским в Испании и монгольским – в России; обе страны освободились от него практически одновременно, в самом конце XV века – и тут же начали собственную безудержную экспансию на Запад и на Восток.

Можно вспомнить и схожее героическое сопротивление наших народов наполеоновскому вторжению, и почти одновременный «срыв» в тоталитаризм в первой половине ХХ века.

Так что чем внимательнее посмотришь на российскую и испанскую историю, тем больше увидишь удивительных сходств между нашими странами. В наши дни, на мой взгляд, к этим историческим близостям добавляется ещё одна – также обусловленная историей, но уже вполне современная.

Когда в V веке нашей эры вестготы, разоряя западные провинции Римской империи, осели на Пиренейском полуострове и оттеснили вандалов и аланов в Северную Африку, король Атаульф сделал своей столицей прекрасно расположенную на побережье Средиземного моря Барселону – своего рода испанский Киев, игравший особенную роль в жизни государства вплоть до нашествия мавров.

Примечательно, что уже в ранний период Реконкисты, в X веке, Каталония была отвоевана у арабов, и в 1137 году вошла в королевство Арагон, на протяжении последующих столетий оставаясь в орбите европейских политики и культуры. В какой-то мере все это напоминало развитие и западной части Руси, которая на несколько веков оказалась частью Великого княжества Литовского, пока северо-восточная Русь успешно усваивала социальные «технологии» монгольской империи.

Еще больше сходств приходится на позднейший период, когда объединившееся в борьбе с завоевателями испанское королевство (возглавляемое «христианнейшими» властителями), инкорпорировало в свой состав, в том числе, и графство Барселонское с сохранением элементов независимости. А в январе 1716 года одним из так называемых декретов Нуэво-Планта, инициированных Филиппом V, полностью ликвидировало все политические структуры Каталонии, а позднее даже запретило каталонский язык как официальный.

Думаю, тут излишне напоминать о процессах, протекавших на территории нынешней Украины с 1654 года до отмены вольностей Запорожской Сечи в 1775-м (да и в более позднее время, отмеченное последовательной и настоятельной русификацией).

Российская и испанская империи во многом состоялись после объединения исторических источников и политических основ своей государственности и были прочны не столько успешными завоеваниями периферийных земель, сколько этим своим внутренним единством.

Оно пришло к концу также практически одновременно, в последние годы ХХ века. В Испании после свержения диктатуры правительство в Мадриде в 1978 году закрепило в Конституции создание ряда автономных регионов. В Советском Союзе дезинтеграция приняла гораздо более решительные формы, и бывшие республики добились полной независимости.

Примечательно, что доли Украинской ССР в населении и экономике Советского Союза (15,3 и 18,4%) практически полностью совпадают с показателями современных Каталонии и Испании (16,0 и 18,9%)

Отделение Украины в 1991 году произвело значительное впечатление на россиян и Россию – но, мне кажется, тогда большинство восприняли его не более серьезно, чем значительная часть испанцев воспринимала автономистские устремления Каталонии в 2010-х годах. Однако реальный уход Украины в европейском направлении, оформившийся в 2004-2014 годах, вызвал катастрофическую реакцию бывшей метрополии, наконец, осознавшей масштаб удара по собственному имперскому сознанию. И крайне похожий удар был нанесен другой бывшей империи в прошлый уикэнд на улицах Барселоны.

Станет ли Каталония для Испании тем же, чем стала Украина для России – последним напоминанием того, что империи не вечны, и что давно присоединенные территории, с которыми доминирующая нация уже успела сжиться, всё же являются ничем не менее значимыми субъектами исторического процесса, чем их бывшие имперские правители? Я думаю, что наиболее вероятным ответом на этот вопрос является «да» – хотя последствия обретения Каталонией независимости практически несравнимы с теми драматическими событиями, которые спровоцировал – и еще спровоцирует – прозападный дрейф Украины.

Стремление Каталонии (Украины, Шотландии etc.) к реальной независимости, а не к автономии (или статусу «суверенной», но не независимой страны) совершенно объяснимо.

Какой бы совершенной ни была сейчас их уния с метрополией, какими бы правами самоуправления они ни пользовались, все это не может перевесить ни исторической памяти о ранее утраченной государственности, ни груза накопленных за столетия обид.

И здесь нельзя не задуматься о том, что сегодня принципиально отличает российско-украинскую ситуацию от испано-каталонской. Основная разница состоит в том, что Россия столкнулась с «украинским вопросом» задолго до того, как она серьезно изжила в себе имперские комплексы. И, скорее, даже до того, как она задумалась о необходимости распрощаться с имперскими амбициями.

Раскол между Москвой и Киевом воспринимается столь болезненно потому, что он представляется не только руководителям страны, но и большинству грезящих по империи россиян «потерей» части своей бывшей империи в пользу другой, по определению враждебной, атлантической.

В испанском случае ситуация выглядит иначе. Сама Испания вот уже почти 40 лет состоит членом Европейского Союза – не «союза» бывшей метрополии и бывших колоний, каким является мертворожденный СНГ, а союзом держав, ранее составлявших центры имперских цивилизаций: от Рима до Лондона, от Берлина до Мадрида, от Вены до Вильнюса, от Парижа до Стокгольма.

Современная Европа выступает своеобразным «плавильным котлом империй», и она продвинулась далеко в искоренении ментальной имперской заразы, десятки раз ввергавшей континент в кровавые братоубийственные войны.

И именно успех Европейского Союза и является во многом причиной тех движений, которые разворачиваются сегодня в Шотландии и в Каталонии, на Корсике или в Стране Басков.

В отличие от сецессионистов в самых разных регионах мира – от Судана до бывшей Югославии, от Абхазии до Восточного Тимора – каталонцы и шотландцы не собираются отгораживаться стеной от своих метрополий, если им удастся выделиться из их состава.

И испанцы, и каталонцы чувствуют себя европейцами и не собираются переставать ими быть, какие бы границы ни были проведены между ними.

Успех Европейского Союза в создании общего наднационального пространства естественным образом оборачивается стремлением автономий повысить свой статус до полноправных членов этого пространства – и в этом нет ничего противоестественного.

Здесь можно вспомнить иной процесс, который сегодня почти забыт: обновление Советского Союза во времена перестройки вызвало волну крайне похожих – и почти шаблонных – решений Верховных Советов автономных образований в составе союзных республик о преобразовании их в новые ССР. История не знает сослагательного наклонения, но, быть может, если бы переформатирование Советского Союза пошло с учетом этого тренда, судьба того единого государства была бы менее трагичной.

Сегодня в Каталонии и Шотландии мы видим именно это – не попытку разорвать единую ткань возникающего европейского супергосударства, а стремление войти в него на правах равного stakeholder'а, а не в виде части бывшей метрополии.

Поэтому ключ к решению проблемы Каталонии – этой «европейской Украины» – лежит не в Барселоне или Мадриде, а скорее в Брюсселе.

Мы видим, к сожалению, что бывшая империя – сколь бы свободной и демократичной она ни была – не имеет в своем арсенале ничего, кроме держиморд и насилия, если вопрос заходит о восстановлении исторической справедливости ее ныне составной частью, а в далеком прошлом – по сути ее собственной метрополией и предшественницей.

И если каталонцы смогут отстоять свое право на независимость и провести цивилизованный «развод» с Испанией, оставшись в рамках единой Европы в качестве полноправного члена, это станет критически важным для Европы прецедентом мирной постимперской сецессии, который в будущем сможет изменить не столько политический облик Старого Света, сколько общественное сознание и культурный психотип большинства его обитателей.

На мой взгляд, в мире XXI века у империй, созданных много столетий назад, не остается будущего. И проблема их окончательного демонтажа в равной степени остро стоит сегодня перед многими бывшими метрополиями.

Испания и Россия здесь не менее похожи, чем в элементах истории их имперского прошлого – и вопрос состоит только в том, какие системы внешних и внутренних сдержек отрыжек умирающей имперскости остаются сегодня в распоряжении народов, которые выбрали для себя новый политический, но вовсе не исторический или культурный путь…

[Владислав Иноземцев]

http://www.kasparov.ru/material.php?id=59BA1E1C40879
14-09-2017 (09:31)

О действительном положении дел в самой большой по числу занятых российской госкомпании

! Орфография и стилистика автора сохранены

Несколько дней назад некто М.М.Лунев, начальник департамента корпоративных коммуникаций ОАО "РЖД", обвинил меня в том, что мой текст про "успехи" его корпорации в последние годы (см.https://slavainozemtsev.livejournal.com/364.html) является "ничем иным, как ангажированной компиляцией" и "вводит читателей в заблуждение относительно действительного положения дел в компании". Учитывая, какое сопротивление встретил данный текст при моих попытках опубликовать его в различных российских СМИ (в том числе и тех, которые я ошибочно считал независимыми и свободомыслящими), а также то, что усилиями РЖД он оказался снят сначала с сайта интернет-издания СНОБ, а затем новостного портала Regnum, я решил продолжить знакомить читателей – в данном случае подписчиков и посетителей моей ленты – с "действительным положением дел" в самой большой по числу занятых российской госкомпании.

И начнем мы этот цикл с ведомства самого М.М.Лунева. Помнится, в советские времена мы все подтрунивали над рекламой "Летайте самолётами 'Аэрофлота'" – просто потому, что ничем иным летать не представлялось возможным. Собственно, то же самое относится сегодня и к РЖД и ее многочисленным дочкам. Однако на рекламу того, чему нет альтернативы (при, вероятно, всём богатстве выбора) РЖД потратила в 2014-2015 гг. 17 млрд. рублей (из них 13,8 млрд. – на "повышение имиджа и узнаваемости бренда"), что вызвало недавно недоумение даже Счетной палаты, прямо указавшей на то, что в компании "не были разработаны документы, связывающие запланированные рекламные кампании, предусмотренные на них средства и оценку их результатов" и "отсутствуют обоснования закупок на проведение перечисляемых в концепциях рекламных кампаний".

Безусловно, за такие деньги можно и вообще перекрыть попадание в прессу любой объективной информации об РЖД – и останется еще не на один мундир начальника департамента корпоративных коммуникаций, который представляет собой нечто среднее между новогодней елкой и парадной формой фельдмаршала армии Свазиленда (см фото).

Чуть раньше на непомерные траты на саморекламу (в том числе о 147 млн. рублей, выделенных своей же дочке на рассказы о "созидающей роли холдинга РЖД") обращал внимание Общероссийский народный фронт. Уже в этом году почти миллиард рублей был выделен на "международное PR-сопровождение РЖД".

Ну и так далее. Повторю: за десятую часть этих средств можно установить полный блок на любые объективные новости об РЖД на всей 1/7 части суши, где ведёт бизнес эта 100%-ная госкомпания.

Однако еще пару слов для понимания масштабов суммы. В 2016 г. дочка РЖД, АО "ФПК" выручила от перевозки пассажиров 180,1 млрд. рублей, сработав в операционный убыток на 5,9 млрд. И это значит, что без "раскутки бренда" билеты могли бы быть дешевле почти на 5% (либо компания могла быть прибыльной при существующих ценах). Общая прибыль монополии по итогам этого года ожидается на уровне 3 млрд. рублей – почти в три раза (!) меньше рекламного бюджета на любой из трёх последних лет.

Возникает вопрос: россияне действительно не знают, что такое РЖД? Или в компании просто не считают необходимым считать деньги, раз правительство и дотирует многие виды перевозок, и периодически вносит дополнительные миллиарды в уставный фонд компании? Прошу меня понять: я совершенно не против того, чтобы г-н М.М.Лунев жил в достатке и благосостоянии (об одноименном пенсионном фонде ОАО "РЖД" мы еще поговорим) – но мне просто кажется, что в России сегодня достаточно и государственной цензуры, чтобы за счёт пассажиров и грузоперевозчиков вводить еще и корпоративную.
Сверим часы и до скорых встреч!

[Владислав Иноземцев]

http://www.kasparov.ru/material.php?id=59BC069AC108A
15-09-2017 (20:09)

Россия сформировала собственную идентичность в виде бес*предельной экспансии

! Орфография и стилистика автора сохранены

Как уже говорилось, Россия является самой большой империей, какую только знала ис*тория, если учитывать как размер контролировавшихся из Москвы или Петербурга территорий, так и продолжительность управления ими. Это "величие", а точнее – масштаб определили то имперское проклятие, последствия которого мы все наблюдаем сегодня (и, думаю, перестанем ещё не скоро).

Причинами возникновения этого проклятия выступали три фактора, и каждый из них сейчас "рикошетит" по российскому обществу с разной силой, но в практически одинаковой степени заводит его в тупик.

Во-первых, это фактор времени. Если считать началом "имперского строительства" постепенную колонизацию Киевским государством Северо-Вос*точной Руси, процесс насчитывает более тысячи лет; если вести счёт с нача*ла XVI века – то не менее пятисот. Даже второй срок выглядит по историче*ским меркам невиданным: если не вспоминать Египет или Ассирию – древ*ние царства, не отличавшиеся особой экспансивностью, – то в пятьсот лет с небольшим лет умещается вся история Рима от победы в Третьей пунической войне до раз*дела империи сыновьями Феодосия.

При этом расширение территории было практически постоянным, и ни разу серьёзно не прерывалось: Россию минула и участь проигрывать в серьёзных стокновениях колонизируемым народам (в её истории нет аналога неприятностей, случившихся с Квинтилием Варом в Тевтобургском лесу), и необходимость на новом этапе экспансии выстраивать отношения с бывшими колониями, уже превосходящими по мощи метрополию (как у Великобритании с США или у Португалии с Бразилией в начале ХХ века).

Поэтому не столько размеры территории, сколько бесконечный характер её увеличения были визитной карточкой России. В истории большинства других империй время шло как бы в разные стороны: приращения в одних местах компенсировались отло*жением территорий в других – и только Россия никогда не могла представить себе чего-то подобного, поэтому постимперский синдром выглядит се*годня столь жестоким и тяжёлым. Мне даже кажется, что это не однознач*ная российская специфика: любая из успешных имперских держав, поставленная в подобную ситуацию, могла бы действовать столь же неадекватно: достаточно вспомнить, как французы просили США ударить по Вьетнаму ядерным оружием после поражения под Дьенбьенфу и хотели сами его применить в дни суэцкого кризиса.

Во-вторых, это фактор направления. Если взглянуть на историю больших империй, окажется, что относительно устойчивыми (в случае быстрого расширения) оставались в той или иной степени "морские" империи – от Ри*ма до Британии. Напротив, континентальные империи – от Египта до Китая – могли существовать тысячелетиями, но в относительно устойчивых границах. Быстрое расширение – от Александра до Чингисхана и Великих Моголов – никогда не приводило к созданию стабильных и долговечных государств. Россия и здесь является исключением; позаимствовав многие монго*льские практики освоения пространства, она расширялась именно за счёт территорий, находившихся вдали от судоходных морей.

Идеи "хартленда", которые британские геостратеги разрабатывали, но которых британские политики никогда не придерживались, обуревают кремлёвских руководителей до сих пор – хотя сегодня около 70% глобального валового продукта создаётся на территориях, отстоящих от морских побережий менее чем на 100 миль и составляющих менее 10% всей поверхности суши (характерно в этой связи, что первыми из СССР вышли и наихудшие отношения с Россией имеют сейчас прибрежные государства – от Прибалтики через Украину к Грузии, – а в ЕАЭС вошли только те страны, которые не имеют выходов к океанам – от Белоруссии и Армении до Казахстана и Киргизии).

По сути, по*мимо того, что Россия сформировала собственную идентичность в виде бес*предельной экспансии, направила таковую в наименее пригодные для освоения территории; потеряла на этом пути огромное количество человеческих и материальных ресурсов и сегодня по-прежнему убеждена, что миссия её состоит в том, чтобы бороться с природой, а не учитывать её особен*ности. Помимо поражения в одной "холодной войне" – с Западом, страна проиграла и другую – банальную войну с холодом, построив предприятия и горо*да в совершенно непригодных для этого местах и обрекши себя на безысходную неэффективность. Направленные вглубь Евразии основные вектора территориальной экспансии и идеологической памяти делают Рос*сию совершенно несовременной страной, которая вряд ли может быть подвержена какому-либо реформированию.

В-третьих, это оценка значимости территориальных приобретений и потерь на фоне всего прочего. Ввиду первого из указанных обстоятельств цена обретения территории в российской ментальной парадигме в принципе не может быть предметом обсуждения. Стремясь захватить Прибалтику и вернуть часть польских земель, Сталин пошёл на сговор с Гитлером и фактически предопределил провальное начало Великой Отечественной войны. Я не говорю про финскую кампанию 1939-1940 гг. или про цену желания как можно дальше пройти на Запад в 1944-1945 гг. Цена, уплаченная за аннексию Крыма – с точки зрения утраченного роста, упавшей капитализации рын*ка, обесценившейся валюты, утраченных возможностей технологической модер*низации, ухудшившейся структуры потребления населения и т.д. – во много раз превосходит цену всех физических активов, обретённых Россией после оккупации полуострова, которые Москва могла скупить, не изменяя его формальной принадлежности. Нежелание закрыть конфликт с Японией передачей нескольких имеющих чисто символическое значение скал в обмен на десятки, если не сотни миллиардов долларов инвестиций и превращение страны в поистине тихоокеанскую экономику, а не в сателлита Китая – из того же круга проблем.

Политиков и народ в России не интересо*вало и не интересует, какими окажутся экономические и политические потери от очередного расширения страны – ради такой цели здесь почти все готовы практически на всё. В той же степени никто не будет делать расчёта итогов потери отдельных владений: даже если их отложение было или было бы безусловно выгодным (как в реальном случае с Таджикистаном или гипотетическом – с Чечнёй), их потеря будет считаться национальным предательст*вом, а удержание – славным подвигом во имя Отечества. Этот иррациона*лизм позволял и будет позволять любой власти манипулировать российс*ким обществом как ей заблагорассудится.

Исходя из сказанного, я рискнул бы сделать довольно неожиданный вывод: у России нет шансов перерасти свою имперскую сущность и превратиться в "нормальную" страну, каким бы желательным ни казался данный ва*риант для современно мыслящих людей в стране и за её пределами. Однако следует заметить, что эпохи империй (или определённой консолидации) и периоды более слабых объединений (или разрозненности) имеют свойство сменять друг друга в течение истории человечества.

Это означает, что даже если Россия не будет изменять свой "имперской" позиции, в определённый момент времени она может оказаться относительно востребованной, а сама страна – вновь попасть "в струю" глобальной истории. В конце концов, даже сломанные часы два раза в сутки показывают правильное время – и вопрос заключается в том, появится ли в мире потребность в России и либо готовность взаимодействовать с ней, не "перековывая" её позиций, либо – что более вероятно – использовать её в тех или иных целях, делая вид, что её политические интересы полностью соблюдены, а её идеология остаётся совершенно неизменной. Иначе говоря, он состоит в том, насколько способен современный мир измениться, чтобы Россия перестала быть в нём чужой, и какие конкретные условия могли бы потребоваться для подобной трансформации.

Но об этом – в следующей статье…

[Владислав Иноземцев]

http://www.kasparov.ru/material.php?id=59EF694EB3564
24-10-2017 (19:32)
Видимо, мы вступаем в эпоху постмодернистских предвыборных кампаний

! Орфография и стилистика автора сохранены

Уважаемые друзья и читатели моей ленты!

Я с большим интересом читал в последние дни сообщения прессы о том, что я пишу экономическую программу для Ксении Собчак. С не меньшим интересом я прослушал ее пресс-конференцию, в ходе которой она сообщила залу, что с удовольствием читает мои статьи, но не смогла правильно назвать моего имени (как ранее - фамилии другого своего потенциального экономического консультанта).

Я позитивно отнёсся к большинству того, что Ксения Анатольевна сказала сегодня на "Дожде" - но хочу заметить, что ни она сама, ни кто-либо из презентованных в качестве участников её штаба людей (даже сам "муж Божены Рынски") ко мне ни с какими предложениями не обращался - и тем более никаких положительных ответов на них не получал.

Видимо, мы вступаем в эпоху постмодернистских предвыборных кампаний, где ничего такого не требуется - есть телепатия, что ли. Но телепаты бывают опасны - мы видели это вчера в редакции "Эха Москвы"... В общем, новый мир, похоже, уже на пороге.

Обо всем это поговорим вскоре на "Свободе" с восхитительным Михаилом Соколовым!

[Владислав Иноземцев]

http://www.kasparov.ru/material.php?id=5A035B5188CA9
08-11-2017 (22:41)
Проблема - понять вместе с Западом, как остановить эпидемию постправды

! Орфография и стилистика автора сохранены

После долгого перерыва было очень интересно прочесть новый текст Суркова Владислава Юрьевича о "кризисе лицемерия". Хорошо написанный и демонстрирующий широкий кругозор автора (в котором всегда сложно было сомневаться), он в целом совершенно правдиво описывает происходящее в современном мире, когда политический дискурс, его акценты и язык, намёки и полутона все меньше и меньше отражают меняющуюся реальность.

Я не вполне согласен с тем, что спасением станет "твёрдая рука" (но нужно отдать Владиславу Юрьевичу должное, он говорит об этом как об одном из вариантов), но вполне согласен с тем, что дальнейшее погружение в современные формы дискурса представляется путём тупиковым.

Единственная проблема, о которой умалчивается (или, может быть, заявляется настолько громко, что это проходит для неискушённого читателя незаметно) в этой статье, состоит в том, что на самом деле уже даже не двое-, а, как отмечает автор, троемыслие, охватило не только Запад, но и весь мир. И Россия в этом отношении совершенно не выглядит исключением (и, скорее всего, не может им быть, так как мне хорошо помнятся слова Владислава Юрьевича, всегда настаивавшего на её отнесении к европейской цивилизации). Поэтому настоящая проблема состоит не только в том, чтобы обличить Запад (или даже просто констатировать его "заражённость" всеми отмеченными недугами), а в том, чтобы попытаться вместе с ним понять, какими путями можно остановить распространяющуюся эпидемию постправды, политкорректности и недоговоренности.

Собственно говоря, в этом могла бы в какой-то мере состоять и позитивная миссия России в осмыслении реалий современного мира. Могла бы - если бы предварительно наша страна не сделала бы всё, что от неё зависело, для того, чтобы никем и нигде не быть услышанной. К сожалению, несомненный интеллектуал Сурков приложил к этому очень большие усилия. О чем лично я исключительно и искренне сожалею...

[Владислав Иноземцев]

https://www.gazeta.ru/column/vladisl...10984094.shtml
16.11.2017, 10:20
О том, почему государство становится большим и дорогим анахронизмом

Гурбуз Эксиоглу/gurbuz-de.com

Носителем суверенитета и единственным источником власти в Российской Федерации является её многонациональный народ (Конституция РФ, ст.3, п.1)

Любой, кто взглянет на этот эпиграф, сочтёт, что его ожидает статья с массой критических замечаний в адрес существующего режима. И ошибётся. Вопрос, который мне хотелось бы сегодня поднять, состоит совершенно в другом.

Мы привыкли, что сувереном является народ (граждане, избиратели) – в общем, люди. Эти люди голосованием (или безмолвным одобрением) выбирают своих правителей (или соглашаются с их назначением). Они на свои налоги содержат правительство и своим именем передают ему полномочия по установлению и поддержке «общественного порядка». Эти люди, если того потребуют обстоятельства, поднимаются на защиту страны и порой жертвуют своими жизнями ради этого святого дела.

Конечно, далеко не всегда эта конструкция действует идеально, но мало у кого возникают сегодня сомнения в том, что современное общество должно быть построено именно таким образом. Данный принцип заложен в конституциях; признаётся в международном праве; он определяет сакральное значение демократии и народного волеизъявления.

Хотя сейчас подобная конструкция выглядит естественной и очевидной, она была такой далеко не всегда.

Вплоть до нескольких последних столетий власть считалась исходящей от Бога, передавалась по наследству, и сувереном были отнюдь не люди (во множественном числе), а человек (в единственном). Его власть могла ограничиваться законом – но именно ограничиваться, а не вытекать из него. Этот суверен определял религию подданных, устанавливал правовые нормы, решал вопросы войны и мира.

Подданные отнюдь не всегда были бесправны, но они не образовывали того «народа», который мог считаться носителем суверенных прав.

Повторю: подобная система правления существовала на протяжении большей части истории человечества в большинстве имевших место на Земле государств.

[Владислав Иноземцев]

https://snob.ru/selected/entry/98957/

Считается общим местом, что российский президент Владимир Путин — мастер тонкого политического расчета, почти гениальный тактик, но в то же время также и человек, который не имеет долгосрочной стратегии развития собственной страны. Постоянно меняя повестку дня (хотя и ратуя за стаби*льность), он не формирует политического и экономического образа России, который хотел бы воплотить в жизнь к тому времени, когда завершится его собственный земной путь. В разных формулировках такие тезисы повторяют практически все — и в России, и за ее пределами, — кто хоть сколько-ни*будь критично относится к фигуре кремлевского лидера.
На мой взгляд, все не так просто. Чем более динамичной становится деятельность российского президента, тем больше появляется оснований пола*гать, что за ней скрыта довольно четкая стратегическая линия. Не претендуя на абсолютную истину, я попытаюсь ее реконструировать.
В. Путин неоднократно называл себя консерватором — но его консерватизм весьма особого рода; он скорее может быть назван консерваторством (от сло*ва «консервировать»). Президент считает пресловутую стабильность не аналогом европейского sustainable development, а скорее синонимом неразвития (non-development) — стояния на месте, или, в лучшем случае, незначительных чисто количественных перемен. Любые перемены воспринимаются им как источник угрозы: от «упаднических» гомосексуальных увлечений в Европе (против которых нужно принять соответствующие законы) до распростра*нения интернета (и потому стоит закупить для администрации пишущие машинки и поменьше заглядывать во всемирную сеть). Он считает объединенную Европу потерявшей любое политическое значение, а информаци*онную революцию неспособной подорвать безудержный рост потребности развитых экономик в сырье. Он видит в православии основную социальную «ск*репу» и, похоже, не сомневается в скором возвращении цен на нефть к от*метке в $100/баррель и выше.
На самом деле подобный подход вовсе не должен считаться аномальным. В истории общественной мысли имелся продолжительный период, на протяже*нии которого такие концепции были не только широко распрост*ране*ны, но даже и доминировали. Во времена высокой античности представле*ния о цикличности были очень привычными. Платон называл наиболее совершенным развитие, «повторяющее круговое движение неба» и «происходящее вокруг какого-то центра» (Платон. Законы, 898 с, а). Полибий писал о «поpяд*ке пpиpоды, cоглаcно котоpому фоpмы пpавления меняютcя, пеpе*xо*дят од*на в дpугую и cнова возвpащаютcя — [вследствие чего] легко пpедcка*зать будущее на оcновании пpошлого» (Полибий. Вcеобщая иcтоpия, VII, 9 (10–11) и VI, 3 (2–3). Ему вторил Тацит: «Вcему cущему cвойcтвенно кpуговое дви*жение, и как возвpащаютcя вpемена года, так обcтоит дело и c нpа*ва*ми». Плотин, основатель школы неоплатоников, позже писал: «Единое еcть вcе и ничто, ибо начало вcего не еcть вcе, но вcе — его, ибо вcе как бы возвpаща*етcя к нему, веpнее, как бы еще не еcть, но будет» (Плотин. Эннеады V, 2, 1). Впоследствие эта версия истории была заменена прогрессистской, но, види*мо, прежние воззрения далеко еще не изжиты.

Мне кажется, что стратегия российского президента основывается именно на циклической трактовке глобальной динамики. Можно вспомнить, как у нас упорно отрицае*тся сама идея о «конце истории» — и с какими пиететом рассуждают о ее «возвращении». Стремительная архаизация нашей идеоло*гии и подмена ее православной этической доктриной также имеет свое основание лишь в том случае, если ожидают обратного колебания «маятника безнравственнос*ти». Я не говорю о практической экономической политике, которая, похо*же, сродни курсу секты «свидетелей высоких цен на нефть» в относи*тельно недалеком будущем.

Выражусь конкретнее. Путинская доктрина «стабильности» и «консерва*тизма» может рассматриваться как рациональная лишь в одной ситуации — в случае, если мы принимаем все происходящее в мире в последние несколь*ко десятилетий как гигантскую девиацию, как масштабное (но, безусловно, временное) отклонение от нормы. Только если исходить из того, что крах и распад Советского Союза был временной ошибкой; что «нравы возвра*ща*ю*тся, как времена года»; что демократия — это недолговечное и неустойчивое состояние общества между имперскими периодами его истории; что мирное сосуществование и глубокая экономическая интеграция — не более чем прелюдия к эпохе новых Версалей и Потсдамов, действия Владимира Путина выглядят воплощением поистине стратегического мышления. Зада*ча велико*го политика в таком случае — не пытаться кого-то догонять или искать правильную нишу для ускоренного развития; в любой из данных ситуаций существует большой риск попасть не в такт, ошибиться, просчитаться или быть застигнутым врасплох.
Настоящая стратегия в таких условиях — стратегия неизменности. Нуж*но заморозить страну, обездвижить ее, сделать воплощением исконной нравст*венной чистоты и самых традиционных экономических форм; быть готовым к новым переделам мира, не заморачиваться условностями международного права; почаще сверять свои действия не с какими-то Декларациями прав человека, а непосредственно с богом. Это в некотором смысле напоминает стремление быть погребенным на Восточном кладбище в Иерусалиме, ведь в миг прихода Мессии счастливчики воскреснут первыми. То же самое и с Россией — если она в наибольшей мере будет соответствовать абстрактным стандартам того старо*го мира, который «ненадолго вышел», но «вот-вот вер*нется», ей будет легко и просто не только встроиться в него, но и стать его несомненным лидером.
Мне искренне хотелось бы ошибиться, но сложно отделаться от мысли о том, что во главе российского государства стоит человек, который действи*тельно, как сказала о нем Ангела Меркель, «живет в другом мире» — причем мы даже не представляем себе, в насколько непохожем на реальный. В этом мире главной стратегией является попытка любым образом обеспечить отсутствие перемен: постоянно отвлекать внимание людей, переключая его с одного бессмысленного сюжета на другой; допускать отток квалифицированных и самостоятельных граждан, способных потребовать реформ и изменений; раз за разом торпедировать модернизацию, чтобы сохранить эта*тистскую экономику, способную реагировать только на приказы, отдаваемые монархом. Эта стратегия ориентирована на «дожитие» — на своего рода телепортацию страны и общества из хронологической точки «а» в точку «б», в которой вся турбулентность останется позади и откроются перспективы «доброго старого мира» XIX столетия. В рамках такого подхода абсолютно все поступки российского президента выглядят последовательными и раци*она*льными — но только в них.
Однако главным остается вопрос о том, «повернется» ли Земля (или иная планета) правильной стороной к тому гигантскому кораблю, команда кото*рого погружена в глубокую летаргию — и если да, то через сколько лет (десятилетий, веков)? Все помнят, что даже великие философы бывали слишком самоуверенны (в отличие от того, что заявлял, например, Фридрих Ниц*ше, умер не бог, а он сам), и тогда что же говорить о политиках? Когда-то настанет день, в который глаза Владимира Путина не откроются навстре*чу утреннему свету, но продолжающий свою стремительную жизнь пост*мо*дер**нистский мир, боюсь, даже не сбавит темпов своего обновления. Что же станет в этом случае с «криогенизированной» страной; как и кому удастся (да и удастся ли) ее оживить?
Похоже, один из фантастических сюжетов, которые обыгрывались в массе наивных книг и фильмов, воплощается в реальной политике, проводимой в склонной к экспериментам стране ее «замороженным» лидером. И, видимо, итога этой очередной попытки осчастливить и российский народ, и весь мир придется ждать довольно долго. Потому что, судя по всему, это вовсе не прихоть дилетанта, а самый что ни на есть стратегический курс.